Для потомков князь Потемкин стал чем-то вроде барона Мюнхгаузена. Даже в этом сравнении отчетливо просматриваются характерные признаки эпохи Просвещения. Истории барона Мюнхгаузена могли появиться только в это время. Они считались синонимом веры в творческую фантазию одаренного человека, энергия которого не знает никаких границ. Тот факт, что русский пример Мюнхгаузена связывался непосредственно с Петербургским двором, с Потемкиным и русско-турецкой войной, говорит сам за себя.

Успехи Потемкина в Новороссии не имеют ничего общего с литературным произведением — невероятными приключениями барона Мюнхгаузена. Потемкин выполнял свои задачи с тщательностью, верой и необычным организаторским талантом. Он совсем не был бедовым парнем, приводимым в движение жаждой приключений. Во всех вопросах, которыми он занимался, он проявлял необычайную серьезность. Вопреки военной необходимости, медленно, осторожно, а иногда даже боязливо князь занимался поселенной политикой, переселяя целые этнические группы, пытаясь избежать применения казавшихся естественными вынужденных мер. Лейтмотивом всех его действий было желание услужить Отечеству. Отечеством была для Потемкина императрица Екатерина, и для него было честью служить ей и быть достойным ее милости.

В 1787 году был апогей их отношений: состоялось большое путешествие Екатерины II на юг, в Новороссию и Крым. Политическая демонстрация и желание достичь политической цели по отношению к Турции и Европе, подобно той, что Петр Великий добился на севере победой над Швецией: распахнуть ворота к Средиземному морю и готовиться к походу на Константинополь. Для выполнения этой миссии был избран Потемкин, к которому, как и прежде, императрица чувствовала дружеское расположение, которого она продолжала любить, необходимый и талантливый исполнитель.

Екатерина писала Потемкину на обратном пути из Крыма поздним летом 1787 года: «Твои мысли и чувства очень дороги для меня, так как я очень люблю Тебя и Твою службу, которую ты выполняешь безукоризненно, с усердием, и Тебе нет цены. Об этом я говорю и думаю ежедневно». Она еще более точно выражала свою мысль, когда писала ему: «Между тобою и мною, мой друг, дело в кратких словах: ты мне служишь, а я признательна». Ничего от пылких страстей!

Захват Крыма, подчинение мятежных казаков и война против турок требовали государственно-политической мудрости и решительных действий многих участников. Поэтому он соглашался с тоном и содержанием писем императрицы. Он писал Екатерине: «Ты являешься мне больше, чем настоящей матерью, так как Твоя забота о моем благополучии — это порыв выбора. Здесь нет слепой участи. Как много я задолжал Тебе; сколько наград Ты даешь мне;…однако, самое большое — это то, что чужую злость и зависть по отношению ко мне Ты не воспринимаешь, и коварство не может иметь успеха. Это редко в мире: только Тебе доступна такая стойкость». Он оставался честным в любом случае.

Путешествие Екатерины II летом 1787 года фактически было увертюрой ко второй войне с Турцией. Война началась в том же самом году. Эта поездка была оклеветана не только злопыхателями Потемкина и его мнимых фальсификаций в виде «потемкинских деревень» из числа зарубежных дипломатов, но и императором Иосифом II, который сопровождал императрицу в части этой поездки. Здесь должна была проявиться восточная политика Екатерины, инициатором которой рассматривался Потемкин. Князь убедил свою госпожу в успехах поселения в Новороссии. Апогеем визита стал — организованный Потемкиным — парад Черноморского флота в рейде Севастополя.

Никакая биографическая работа о Екатерине II, о ее политике и отношении к князю Потемкину не может обойтись без описания поездки на юг. Это касается также и биографии Потемкина, так как именно он инсценировал, организовал и контролировал это большое путешествие.

Екатерина путешествовала всегда охотно и много. Она всегда была любопытна по отношению к управляемой ею чужой стране. Поездки и широкое мировоззрение — это соответствовало самопониманию просвещенного монарха. Общение с народом должно было подтверждать, как мудро и хорошо управляет императрица, как хорошо подданным в стране под ее материнской рукой. Созданный Екатериной имидж бескорыстной благодетельницы России бросался в глаза при всех ее поездках.

В 1764 году, после того как власть консолидировалась, Екатерина пошла по стопам Петра Великого и посетила «окно в Европу» — Балтийские провинции — своеобразный мостик между старой и новой родиной… Порядок, чистота и дисциплина балтийских городов и деревень привлекали ее особое внимание и признание. Балтийские провинции представляли прямо-таки фантастическое наглядное пособие для спроектированных и уже пущенных в ход просвещено-гуманистических нововведений.

Через три года, в 1767 году, Екатерина нанесла визит в Казань, город, который Иван Грозный в 1552 году присоединил к русскому государству, увеличив территорию великого княжества Московского. Екатерина жила в доме купеческой фамилии, которая разбогатела благодаря операциям по освоению Сибири . Визит в Казань происходил накануне первой войны против турок и — против татар. Императрица доказывала стиль и смысл драматургически эффектных инсценировок.

В 1785 году Екатерина осматривала Вышневолоцкие водные каналы. Система каналов связывала Неву с Волгой и образовывала часть фарватера между обеими русскими столицами. Екатерину сопровождали послы Англии, Франции и Австрии. В преддверии приближающейся новой турецкой войны для императрицы представлялось важным убедить правительства этих трех европейских великих держав, по-разному относившихся к восточной политике Екатерины, в величии России, ее богатстве, просвещенности и миролюбии. Французский посланник граф де Сегюр описывал предложенные ему «идиллии». Крестьяне подбегали доверчиво, как дети, к императрице, они называли ее «матушка», играли на балалайке и пели в сумерках свои грустные песни о бескрайних лесах и степях. Императрица, которую так любил ее народ, просто должна была быть доброй и миролюбивой!

Потемкин многократно просил Екатерину посетить Новороссию. Поездка должна была явиться частью «Греческого проекта». Тем не менее ей показалось рациональным поехать к князю лишь тогда, когда его усилия по колонизации юга достигнут таких масштабов, что их можно связать с сильной антитурецкой демонстрацией власти. Наступил необходимый момент: поездка должна была иметь в прямом смысле эпохальный характер. Дипломатов Англии, Франции и Австрии теперь можно было отправлять совершенно безобидно в багаж: они исполнили свою роль. Разумеется, никто из посланников не был настолько наивным, чтобы поверить тому, что его взяли за красивые глаза. В 1785 году они сопровождали миролюбивую Екатерину. Теперь на повестке дня была военная мощь России! Потемкин подготовил концепцию убедительно и с политической компетентностью. Его идея имела ясную форму: Европу нужно приобщить, она должна обратить внимание, что императрица собирается проехать по цветущему южному региону. Европа должна была увидеть, какой богатой и сильной стала Россия.

Потемкин надеялся на далеко идущие последствия для укрепления ведущей позиции России в Европе, если он оформит эту поездку во всем великолепии. Он наметил встречу с польским королем Станиславом Августом Понятовским, а также с императором Иосифом II.

Султан вздрогнет в Константинополе от великолепно-могущественной картины! Деньги, издержки? Князь составил смету на десять миллионов рублей. Эти деньги, конечно, не были выброшены на ветер, как часто бывало в других случаях. К радости руководителя финансового ведомства, сумма в конечном итоге оказалась меньше!

Со времени посещения России Иосифом II в 1780 году Потемкин вынашивал план ответного визита. Он не упускал из виду, что перед реализацией этого плана необходимо убрать с пути значительные препятствия. Когда в 1783 году Крым был захвачен и венок поселений, портов и городов стал проступать отчетливее, князь начал принимать конкретные меры по подготовке поездки.

Планы поездки предусматривали гигантскую программу новостроек и оздоровления региона. Возводились дворцы и дома, тенистые аллеи обрамляли улицы, почтовые станции росли, как грибы после дождя, на складах запасалось продовольствие. Роскошные праздники, приемы и фейерверки предназначались для развлечений после длинных дней поездок в жестких каретах по пыльным дорогам и т. д. Потемкин лично заботился о мельчайших деталях: поездка должна была стать политической демонстрацией. Прежде всего — политическим успехом для императрицы, государства и автора проекта! Нужны были факты, и только факты.

На Днепре Потемкин распорядился возвести верфи для строительства военных кораблей. Корабельные плотники, парусных дел мастера, многие другие специалисты создали целый флот великолепных галер, на которых императрица и ее свита должны были путешествовать на юг. Осенью 1784 года концепция мероприятия была готова! Потемкин владел современными методами менеджмента и маркетинга. Он велел отпечатать для императрицы путеводитель, из которого она получала исчерпывающую информацию обо всех посещаемых ею регионах, городах и деревнях с точными и необходимыми сведениями о каждой маленькой детали. Дополнительный информационный бюллетень содержал возможные изменения и новости. В 1786 году книга была издана. С помощью ее императрица могла спланировать каждый свой день. Она знала, какие расстояния необходимо проехать, какие транспортные средства будут использоваться и какие мероприятия ее ожидают.

Летом того же года она официально пригласила Иосифа II присоединиться к ее путешествию, чтобы вместе насладиться величием России и продемонстрировать политическое единодушие в восточном вопросе. Идея показалась австрийскому двору подозрительной. Приглашение Екатерины не понравилось императору Иосифу II: якобы из-за его небрежной формы — Потемкин приложил руку к игре. Но умный австрийский канцлер Кауниц сгладил острые углы, и Иосиф II согласился на участие в политическом спектакле. Любопытство проявили и другие европейские державы. Никто не хотел упускать предстоящее грандиозное шоу. Потемкин велел даже итальянскому музыканту специально сочинить гимн поездки.

Конечно, местные высокопоставленные чиновники и князья церкви получили точные инструкции, как им приветствовать Ее Императорское Величество. В конце 1786 года Потемкин еще раз поехал на юг и скрупулезно проконтролировал каждый важный пункт остановки и уровень подготовки всех существенных политических демонстраций на маршруте.

Императрица Екатерина II ждала поездку с нетерпением. Она могла быть вполне уверенной, что Потемкин подготовил большой праздник согласно их политическим и духовным идеалам. Императорский новогодний прием 1787 года проводился под знаком предстоящего путешествия. Затем она отправилась в Царское Село. 18 января 1787 года, посреди холодной северной зимы, происходил отъезд на солнечный юг — в волшебную страну Потемкина, поближе к будущему военному противнику.

Четырнадцать больших, сто двадцать четыре малых и сорок резервных саней образовали блестящую кавалькаду. На каждой станции их ждали 560 лошадей подмены и колонны мастеров, которые могли выполнять любой, самый мелкий или самый сложный ремонт. Сани императрицы демонстрировали имперское величие. Большие, как жилой дом, их тянули тридцать лошадей по глубокому снегу. Четыре помещения (кабинет, библиотека, спальня и гардеробная) делила императрица со своей придворной дамой, фрейлиной Протасовой, и тогдашним любовником Мамоновым . Все важные придворные, сановники и дипломаты сопровождали императрицу. Они путешествовали также в великолепных санях.

Среди иностранных гостей особо важная роль отводилась представителям Англии, Франции и Австрии. Они считались не только занимательными и образованными людьми, они умели и развеселить императрицу. Тем не менее их главная задача состояла в немедленном и подробном информировании своих правительств обо всех происшествиях во время путешествия по Российской империи. Кроме того, стилем жизни всех этих людей была переписка со всем миром — и они должны были делать это в изобилии: вся Европа должна была узнать как можно скорее, что государство Екатерины является самым лучшим на континенте.

Императрица обеспечила все остальное: она снабжала дипломатов темами и сведениями, которые были для нее особенно приятными и важными — все о доброй императрице! Наконец, мир должен был познакомиться не только с сильными сторонами России. Императрица была твердо убеждена в своей выдающейся роли в укреплении могущества страны. Ничего другого не нужно было и представлять.

Этот возвышенный принцип стал причиной того, что наследник престола не поехал в путешествие. Это единственное, что омрачало изысканную программу. Екатерина сознательно оставила его со всей семьей дома. Он не мог оказаться ни в блеске славы своей матери и Потемкина, ни инспектировать свою будущую империю, ни руководить империей в ее отсутствие.

Понятно, что ненависть Павла к матери еще больше усилилась. Официальный наследник престола не мог участвовать в самом сенсационном мероприятии, которое императрица проводила во время своего правления!

Едва ли можно было придумать более глубокое унижение для Павла. Большинство русских царей и императоров тщательно соблюдали традицию постепенно привлекать наследников престола к исполнению высших государственных обязанностей. Они осознавали свою ответственность за будущее государства. Только в отдельных случаях между монархом и цесаревичем возникали недоразумения, конфликты и взаимная антипатия. Иван IV убил своего сына Ивана в 1581 году в приступе гнева. По воле Петра I его сын Алексей в 1718 году умер в камере пыток. Александр III из принципа отказался от реформ Александра I. Но ревнивая и длительная непреклонность Екатерины по устранению наследника от трона не имеет себе равных в русской истории. Павел остался дома дрожать от ярости и возмущения.

Маршрут поездки проходил через Смоленск и Киев. Там ждал роскошный флот галер, который должен был сопровождать кортеж вниз по Днепру — в империю Потемкина. В Киеве предполагалась длительная остановка. Но до Киева путь лежал по заснеженной России. Петербургская колонна саней соблюдала строгий порядок и следовала правилам, установленным Потемкиным.

Императрица вставала около 6 часов утра и работала, как было заведено в Петербурге. Она принимала своих министров и дипломатов. В два часа был обильный обед. Около семи часов вечера поезд саней достигал, как правило, следующего пункта назначения — изо дня вдень, с точностью часового механизма. Так как русские зимние ночи очень темные, путь освещали с помощью факелов. Потемкин выбирал станции таким образом, чтобы ночи можно было проводить в губернаторском дворце или, по меньшей мере, в добротных зданиях. Иногда случалось, что при ежедневном перегоне в 150 километров на пути не встречалось крупных поселений. Потемкин нашел и здесь решение: в таких пунктах он велел строить добротные красивые дома, которые были оснащены всем необходимым для ночлега. Кроме того, само собой разумеется, что во всех населенных пунктах, которые проезжала императрица на своем пути, проводились праздничные приемы.

9 февраля 1787 года санный поезд достиг Киева. Екатерина хотела провести несколько месяцев в этом почтенном русско-украинском городе и подождать до тех пор, пока Днепр не освободится ото льда и снова не станет судоходным. Вызывает вопрос, зачем нужно было спешить в январе из Санкт-Петербурга в Киев и сидеть там несколько месяцев? Этот вопрос остается без ответа. Хотела ли императрица продемонстрировать, что она рассматривает Киев в качестве третьей столицы своей империи? Или она вспомнила свою первую поездку по России, когда вместе с императрицей Елизаветой в 1744 году посетила этот город?

Мы знаем лишь, что в 1787 году Киев чистили для длительного пребывания императрицы как столицу империи. Потемкин принял все меры, чтобы каждый был размещен согласно его положению, чтобы каждый дипломат и сановник смог оптимально выполнять свою миссию. Для генерал-губернатора Киев был калиткой в его Новоросскую империю. Ничто не мешало подготовиться к событиям здесь, в Киеве — «матери городов русских».

Каждый официальный иностранный гость получил собственный дворец, где можно было разместиться со свитой, слугами, каретами и лошадьми — дипломатическую резиденцию, которая полагалась только высоким и высшим государственным гостям. Было не случайным и то, что австрийский посланник, граф Кобенцль, получил самый большой из всех «дипломатических» дворцов. Австрия должна была сыграть значительную роль в будущей войне против Турции и выступала как самый тесный союзник России. Поэтому и было необходимо, чтобы император Иосиф II присоединился к путешественникам! Привилегированные апартаменты для австрийцев соответствовали хорошо продуманной режиссуре.

В этом Cafe de l’Europe, как Екатерина называла дворец, все иностранные гости встречались для ежедневных обсуждений, праздников и развлечений. Императрица также посещала его, чтобы провести там переговоры со всеми необходимыми людьми. Потемкину представился блестящий случай, чтобы понаблюдать за присутствующими. Киев был определенен как место сбора для всех иностранцев, которые боялись трудного перехода из Петербурга, не могли или не хотели приезжать раньше. К знаменитостям, которые украшали императорскую кавалькаду, принадлежали также принц де Линь, принц Нассау-Зиген. Как известные полководцы, они хорошо подходили находящемуся в свите генералу Суворову. В ходе дальнейшей поездки было достаточно демонстрации военной силы.

Всем руководил князь Потемкин. Для себя он выбрал особенно красивое место. В центре Киева находились дворцы, в которых размещались резиденции императрицы и ее свиты. Иностранцы имели свой великолепный «клуб». Потемкин обосновался вне города — в Киево-Печерской лавре. Тот, кто хотел посетить Потемкина или посмотреть на него, должен был покорно совершить паломничество в монастырь. В этом святом месте князь управлял своим блестящим спектаклем.

Французский посланник Сегюр описывал впечатляющие декорации, правда, немного тщеславными и необдуманными словами: «После того как один или два раза появился при полном параде в форме маршала со знаками отличия и бриллиантами, тесьмами и шитьем, завитый и напудренный, как один из самых старых придворных, этот могущественный, капризный фаворит Екатерины по свойственной от природы инертности или на основании умно назначенной надменности, обычно носил утренний халат; шея оставалась свободной, его ноги были полуголые, ступни в больших шлепанцах, в то время как волосы были плохо причесаны. Он валялся на широкой кушетке, окруженный офицерами и высшими сановниками государства. Редко он предлагал им сесть и всегда утверждал, что занят игрой в шахматы, чтобы привлечь внимание русских и иностранцев, которые появлялись в салоне.

Мне были известны его странности, но едва ли кто-нибудь знал об интимных связях, которые были между этим странным министром и мной.

Чтобы не быть неправильно понятым, я вел себя следующим образом: когда я прибывал в монастырь и о моем визите докладывали, я шел, и когда видел, что князь не обращал никакого внимания, сердечно обнимал его и садился рядом с ним на диване. В те дни, когда у князя не было общественных встреч, я наносил ему частный визит, так как он был окружен его красивыми племянницами и немногими друзьями. В те мгновения он был совсем другим человеком; всегда оригинальный, остроумный и всегда готов любому разговору придать неповторимую окраску».

Как бы забавно ни описывал Сегюр эти сцены своему начальству в Париже, они могут затушевать тот факт, что Потемкин выполнил гигантскую работу для этой поездки. Он ни в коем случае целыми днями не лежал на диване и не проводил время в поцелуях со своими племянницами или разгуливал в парадном мундире, расшитом бриллиантами. На нем лежала вся ответственность за императорское великолепие, и он должен был заботиться также о дальнейшей части поездки. На «его» земле не должно было произойти изменение стиля.

Лавра приравнивалась к штаб-квартире, в которую постоянно прибывали и из которой уезжали и где происходило руководство всеми мероприятиями. Даже при самом хорошем планировании оставалась возможность риска, непредвиденных ситуаций и коварства. Противники Потемкина только и ждали повода.

На Потемкина легла колоссальная нагрузка. Те сцены, которые описал Сегюр, были теми редкими исключениями, которые соответствовали его общему образу жизни, но также служили и определенным средством защиты. Императрица сказала однажды: «Князь подкрадывается как волк». На самом деле он создал себе угрожающий и пугающий облик, перед которым дрожал каждый. Только таким образом он мог отражать надоедливых бездельников и болтунов, которые добивались его милости. Он должен был выполнить задачу, и она не исчерпывалась организацией банкетов, балов и приемов. Он думал и действовал в политических интересах своей императрицы. Ни на мгновение князь не забывал о смысле поездки: величие России проявится после посещения юга и похода на Константинополь!

Потемкин поддерживал постоянную связь с посланником Булгаковым, который должен был постоянно информировать о том, как султан реагировал на поездку. Следующие действия в значительной части зависели от реакции Турции. Императрица и Россия должны были вызывать страх! Все казалось подготовленным — но нельзя было исключать импровизацию и мелочи.

1 мая 1787 года прощались с Киевом. Это была великолепная картина: семь красных галер, расписанных золотом, двигались торжественным строем во главе армады из восьмидесяти кораблей. Три тысячи матросов гребли во славу их императрицы. Во главе шел корабль, управляемый Екатериной. На следующем устроились австрийский и английский посланники. Галера с Сегюром и принцем де Линем следовала в кильватере. Особенно пикантным было обстоятельство, что четвертая галера была предоставлена князю Потемкину с его красавицами племянницами.

Флот был так великолепен и о нем так много говорилось, что не было необходимости собирать зрителей. Чтобы произвести впечатление, даже если нечего было осматривать, корабли швартовались к берегу. Французский посланник отмечал с вежливой и дипломатической чрезмерностью: «Города и деревни, поместья и избы крестьян были украшены цветочными гирляндами и элегантными архитектурными отделками, вычищены и производили великолепное впечатление, словно это было произведение рук волшебника».

Государственный визит тех времен не отличался от протокольных традиций следующих поколений. И тот факт, что вблизи крупных городов подразделения проходили торжественным маршем, соответствовал реальной цели поездки. Не было ни деревень-призраков, ни дворцов из гипса. Не существовало также необходимости переодевать крестьян и сгонять их к пути следования кортежа. Но разве есть в истории примеры, когда при официальных государственных визитах не старались показать лучшие стороны жизни! Не было никаких «потемкинских деревень», по меньшей мере в том смысле, как это восприняло будущее поколение. Противникам князя не удалось дискредитировать его таким образом. Они даже не решились при жизни князя запускать в обращение эту злонамеренную легенду в Европе. Тем не менее в жизни часто происходит так, что клевете больше верят, чем правде.

Екатерина была слепо влюблена в Потемкина в первые годы своего царствования. Когда она инспектировала в 1787 году юг, слепая влюбленность уступила место критически-деловому взгляду. Она слишком хорошо знала Потемкина, чтобы он мог надеяться провести ее. Они вместе разрабатывали цели и ход поездки. На карту было поставлено слишком много, чтобы ставить под сомнение успех поездки картонными постройками и макетами. Потемкин был последним человеком, который мог сделать посмешищем императорскую восточную политику.

После своего возвращения с юга Екатерина взяла перо и написала клеветникам: «Города Москва и Петербург и еще больше иностранные журналисты получили много во время нашей поездки. Теперь мы на очереди: если приезжают издалека, лгать легко. Здесь перечень того, что я буду говорить людям. Я считаю необходимым информировать тех, то путешествовал со мной, не только для того, чтобы получать их согласие, но и чтобы узнать их собственное мнение.

Сначала я увидела, как Таврическая гора тяжелой походкой подошла к нам, и с тоской на лице поклонилась. Те, которые не верят, могут пойти и посмотреть новые улицы, которые там проложены; они увидят, что крутые склоны были превращены в холмы, куда легко взойти». Ирония императрицы оказалась немного искусственной, а вербальный вал защиты для Потемкина несколько хрупким. Екатерина не была превосходным мастером пера, вопреки горам исписанной ею бумаги. Но она говорила правду.

С равной энергией Потемкин и императрица выступали против слухов о якобы ненужных чрезмерных тратах во время поездки. Данные о расходах на путешествие колебались между тремя и десятью миллионами рублей. По бюджету на 1784 год правительство выделяло три миллиона. До начала 1787 года государственная казна направила Потемкину миллион из этой суммы. Обвинения, что он якобы при этой поездке положил себе в карман огромные суммы от казенных средств, нуждаются в доказательстве. Поездка Екатерины II продемонстрировала не призрачную власть, а реальную силу России.

Потемкин продумал все пожелания своей госпожи. Вблизи Переяславля императрица встретилась со своим бывшим возлюбленным, по ее милости ставшим польским королем, Станиславом Августом Понятовским. Встреча состоялась в Каневе, непосредственно у русско-польской границы. Это место позволяло королю Станиславу обойти ограничения польской конституции, которая запрещала ему покидать территорию страны без согласия Сейма.

Потемкин подготовил Польшу к переговорам и смог установить хорошие личные отношения с Понятовским. Правда, ввиду трудной международной ситуации это еще не гарантировало добрососедских отношений. Исход встречи Понятовского с императрицей не мог быть однозначно прогнозируем как успешный и благоприятный.

Когда Понятовский подплывал на лодке к императорской галере, начался дождь и он промок, что несколько испортило встречу. Унизительное начало, которое соответствовало результату. Екатерина уединялась с королем в своей каюте. Никто посторонний не принимал участия в их беседе. Когда оба монарха появились снова, Екатерина и Станислав выглядели отчужденными, рассеянными и разочарованными. Их любовь принадлежала прошлому. Понятовский сыграл свою роль. Как король, он оставался слабым и покорным. Русско-польские отношения обострились, и Понятовский не мог предотвратить этого. Интерес императрицы к нему исчез.

Потемкин оказывал Понятовскому всяческие любезности. Ничто не помогало. Императрица не появилась на балу, который он дал, и на следующий день велела поднимать якоря. Не попрощавшись, она ехала дальше. Григорий Потемкин был взбешен, обрушился на своего польского родственника — мужа племянницы — Браницкого, на которого жаловался польский король, — и тем самым, наконец, порадовал своих критиков. Больше ничего не произошло. Понятовский уехал без блеска и не попрощавшись.

Далее кортеж отправился вниз по Днепру. Достигли Кременчуга, одной из штаб-квартир Потемкина. Под Кайдаком флотилия подошла к одному из днепровских порогов. Французский посланник снова умилялся поющими крестьянами, но не забывал и действительность: «Когда Россия в 1774 году приняла эту провинцию, там проживало лишь 204 000 жителей; при его правлении за несколько лет население увеличилось до 800 000… Француз, который живет здесь уже 3 года, сообщил мне, что во время своих ежегодных поездок по провинции он видел цветущие деревни там, где раньше ничего не было. Между Кайдаком и Херсоном простирается огромная зеленая территория, на которой пасут стада крупного рогатого скота, лошадей и овец». И ни слова о картонных деревнях!

После неудачной встречи с Понятовским императрицу ожидал настоящий апогей поездки. В Кайдаке она узнала, что император Иосиф II прибыл в Херсон и ехал навстречу ей по проселочной дороге. Они встретились, и император Священной Римской империи стал свидетелем того, как русская императрица заложила камень для уже запланированного Потемкиным Екатеринославского собора. Император мог убедиться в величии России, хотя и не скрывал своего скептицизма относительно потемкинских творений.

Однако поездка продолжалась. Через несколько дней в Херсоне осматривали потемкинские новостройки и удивлялись богатому предложению товаров в магазинах. Екатерина сообщала своему западноевропейскому «пресс-атташе» Гримму: «Своими стараниями князь Потемкин сделал из этого города и этой области, где был единственный металлургический завод, действительно цветущую землю и цветущий город, и с каждым годом здесь будет лучше и лучше». На это надеялся также и император Австрии Иосиф II. Но к его надеждам примешивалась зависть, злость, подчинение и чувство реальности, когда он беседовал с французским посланником: «Все кажется легким, если обходиться с деньгами и людьми расточительно. Мы в Германии и Франции не можем позволить себе то, на что решаются здесь. Властитель приказывает, и орды рабов повинуются. Им платят скудно или вообще не платят, их плохо кормят, но они не решаются протестовать. Я знаю, что за три года пятьдесят тысяч человек погибли здесь от тяжелой работы или отравившись метаном, но никто не подал жалобы или факт был предан огласке». Император не представил доказательств или источников такой информации, но довольно беглый взгляд на русскую историю позволяет предположить, что нет дыма без огня. При всем этом Иосиф II был ворчливым и скептически настроенным монархом, который не выносил внешний блеск. Если Потемкин появлялся при полном параде, увешанный драгоценными камнями, золотом и настоящей мишурой, то император появлялся в скромном костюме и демонстрировал, что его интересуют политические решения, а не внешние проявления власти. Личное участие в поездке казалось ему достаточной демонстрацией.

Князь Потемкин, в отличие от эйфории своей императрицы, не скрывал, что город Херсон располагался посреди болотистой местности и что только незначительная глубина реки препятствует судостроению. Но высокие гости сразу же вспомнили о собственных целях. Когда императрица должна была осматривать русскую крепость Кинбурн в устье Днепра, возникло препятствие. Появилась турецкая эскадра и направилась к возвышающейся на противоположном берегу крепости Очаков. Для Иосифа II инцидент подтверждал собственный скепсис, и он отчетливо видел приближающуюся войну. Но даже император не мог отказаться в конечном счете от блестящего спектакля, который организовал Потемкин. Он понимал, что даже самая солидная политика нуждалась в упаковке, в которой можно было выгодно продать…

Затем прибыли в живописный Крым. Екатерина спускалась с Иосифом II на берег в Бахчисарае. Императрица удивлялась, что ее двор разместится во дворце последнего крымского хана. Она окунулась в другой мир. Потемкин с давних пор проявлял склонность к восточному великолепию. На юге он столкнулся с этим миром непосредственно, и теперь он демонстрировал его своей императрице. Екатерина впервые воспринимала флюиды того государства, которое она хотела захватить. После первой турецкой войны оказавшимися в подданстве России татарами и турками управляли из Москвы. Но теперь это было кое-что совершенно другое. Теперь императрица оказалась в мире ислама. Дворцы Бахчисарая были подготовлены для приема: минареты, фонтаны, тенистые внутренние дворы, бассейны и ковры создавали впечатление сказочного мира из «Тысячи и одной ночи» для людей, которые пришли из темной страны, из холодной России.

Эти люди отправились в далекую поездку не для того, чтобы лишь восхищаться знаменитыми бахчисарайскими фонтанами. Императрица хотела добиться господства на Юге и приступала к прыжку через Черное море. Верноподданные делегации исламских властителей, которые она принимала в Крыму, не создали ощущения счастья обладания этим чудесным краем, но объявили и собственную цель: неверный враг, который закрывал России южный путь на запад, должен был пасть. Все мечты о новой Греческой империи переместились в еще более отдаленное будущее. Князь Потемкин сделал все. Как она могла не оказать ему свою высочайшую милость? Тем не менее апогей визита еще предстоял.

Севастополь представлял собой образец великолепия. Свиты отправились в Инкерман, расположенный на крутом берегу западного побережья Крыма. Потемкин велел построить в этом месте новый дворец. Там состоялся большой банкет. По знаку князя занавеси на окнах были подняты. Открылся вид на Севастопольский залив. Сорок мощных военных кораблей проходили торжественным маршем под полными парусами в кильватерной колонне. В честь императрицы они палили из пушек. России было чем теперь гордиться и на Черном море! Екатерина II достигла цели своей поездки. Они еще не успели отойти от благоговейного удивления, как перед их глазами на площадь перед дворцом вступили пестро одетые татарские полки и выразили почтение императрице. Потемкин не только колонизировал страну, он привел ее население к покорности своей госпоже. Во время первой турецкой войны татары сражались против России, теперь их можно было без опаски вооружать и даже заставить маршировать перед императрицей. Это представлялось Екатерине поистине историческим успехом.

Потемкин пригласил всех на борт военного корабля, и императрица вместе с Иосифом II приняла парад русского Черноморского флота. Когда русские матросы на линкорах и фрегатах точно ставили паруса и вели стрельбу, Иосиф II и Сегюр стали выглядеть более задумчивыми. Осмотр гавани и складов укрепил их во мнении, что русский Черноморский флот еще находился в зачаточном состоянии, но он существует и готов к применению — пока что на параде. На морских волнах качались не картонные постройки. Злобные слухи, что Потемкин якобы представлял царице раскрашенные карточные деревни в степи и крестьян, которые приветствовали возгласами ликования императрицу, якобы перегоняли от деревни к деревне, на фоне армады, идущей под парусами, казались еще менее правдоподобными.

Десять дней продолжалось пребывание в Крыму. По сравнению со всей поездкой это было довольно немного. Но эти дни изобиловали впечатлениями. Каждый участник мог увериться в действительном существовании Севастополя с его сильной базой и флотом. В течение трех лет Потемкин создал бастион, который никто не может утопить в разглагольствованиях. Цель поездки была достигнута: знамя Екатерины развевалось на Северном побережье Черного моря. Она могла возвращаться домой со спокойной совестью. Турция приняла и поняла сигнал! Императрица ехала с Иосифом II до Борислава. Они сердечно попрощались. Иосиф II видел не только блестящие спектакли, он вел серьезные политические переговоры с Екатериной и Потемкиным. Союз ждал первых испытаний.

Императрица России возвращалась в Петербург. Потемкин организовал другой маршрут отъезда. И он готовил следующий политический и военный апогей: Полтава! Русская победа Петра Великого над Швецией в 1709 году относилась к звездным часам русской национальной истории. Потемкин собрал на поле Полтавского сражения армию из пятидесяти тысяч человек, которая представила зрителям картину той исторической битвы. Императрица видела себя настоящей наследницей Петра I. Она поняла, что ее армия готова к победам. Полтава не была эпилогом морского парада на рейде перед Севастополем. Оба события образовывали убедительное единство.

В Харькове Екатерина и Потемкин расстались. Она засыпала князя и организаторов поездки почестями. Общее времяпрепровождение углубило их личные отношения. Остаток поездки проходил относительно бесцветно. В Москве дворянство принимало Екатерину прохладно и беспристрастно. Императрица вздохнула, когда она прибыла в Петербург. Но на каждой станции она писала Потемкину письма. Он отвечал на них даже. Все напряжение их впечатлений и отношений было выражено в письме, которое Потемкин написал 17 июля 1787 года: «Матушка Государыня! Я получил Ваше милостивое послание из Твери. Сколь мне чувствительны оного изъявления, то Богу известно. Ты мне паче родной матери, ибо попечение твое о благосостоянии моем есть движение по избранию уединения, Тут не слепой жребий. Сколько я тебе должен. Сколь много ты зделала мне отличностей. Как далеко ты простерла свои милости на принадлежащих мне. Но всего больше, что никогда злоба и зависть не могли мне причинить у тебя зла и все коварства не могли иметь успеху. Вот что редко в свете… Здешний край не забудет своего счастия. Он тебя зрит присно у себя, ибо почитает себя твоею вотчиною и крепко надеется на твою милость… Прости, моя благодетельница и мать, дай Боже мне возможность доказать всему свету, сколько я тебе обязан, будучи по смерть». Это было не прощальное письмо, не завещание, это была его готовность выполнить новую задачу.