Союз Екатерины II с Потемкиным не базировался на стремлении выставлять на показ парадную сторону. Но несомненно, пышный антураж образа жизни маскировал их государственно-политические воззрения. Но это соответствовало правилам политической игры, характерной для времени, которое принято называть русским просвещенным абсолютизмом, что также вводило в заблуждение. В сущности, этим термином описывается манера ряда монархов преподносить себя миру: Иосифа II, Фридриха Великого или Екатерины II. Понятие «просвещенный абсолютизм» включает в себя осознание культурно-исторической значимости широкого образования, поддержку и поощрение науки, искусства и культуры, терпимое отношение к религии и инакомыслию, социально ориентированные законы, эффективную структуру управления и открытость монарха гражданскому обществу. Все эти черты отчасти были присущи и царствованию Екатерины II. Императрица обладала несомненными литературными талантами, ее усилия нести идеи Просвещения в народ были столь хорошо известны на Западе, что никто не осмеливался потребовать этому доказательств. Однако личная переписка с деятелями западноевропейского Просвещения не привела к упразднению крепостного права в России. Вместо этого просвещенные умы, такие как, например, Вольтер, поддерживали экспансионистские стремления России в южном направлении — против «язычников».

Возвышение Потемкина относится ко времени, последовавшему за окончанием русско-турецкой войны 1768–1774 годов.

Было нечто символичное в том, что он получил должность генерал-губернатора Новороссийской, Азовской и Астраханской губерний (то есть южных провинций России) в тот же самый день, в который был подписан русско-турецкий Кючук-Кайнарджийский мирный договор, завершивший эту войну.

В этой связи возникает интересный вопрос, был ли князь Потемкин лишь военным и административным исполнителем монаршей воли в деле покорения южнорусских степей или он принадлежал к идейным вдохновителям и фактическим авторам великого плана создания новой русской Восточно-Римской империи. Сфера мыслей и сфера поступков были непосредственно связаны друг с другом. Создавая концепцию и проявляя активность по экономическому, военному и политическому укреплению Новороссии, Потемкин подготавливал материальную базу для осуществления идеи захвата Константинополя.

Однако ответ на вопрос, почему русское правительство решило колонизировать юг, почему оно укрепляло границы и готовилось к войне против Турции, остается неоднозначным. Многое здесь имело значение: надежда играть ведущую партию в международной политике и экономике, роль усмирителя стихийных народных выступлений, страсть к приключениям и наживе, желание иметь эффективную защиту от нападений горцев и становящихся опасными соседних государств, а также желание распространять христианство и принимать угнетаемых христианских братьев под свою защиту.

Все экономические источники обширного Российского государства, включая пограничные области, должны были быть максимально доступными и приносить пользу, не внося радикальных изменений в социальный и политический порядок в стране. Территориальные приобретения на юге не касались ни дворянства, ни крепостного права.

Екатерине II обязан своим появлением российский империализм. Потемкин в большой мере благодаря личным способностям поднялся при протекции императрицы от мелкопоместного вахмистра до одного из ведущих сановников государства. Какую иную политически важную идею государственного масштаба должен был он преследовать, как не идею своей покровительницы? Потемкин действительно верил в нее, а не только подсчитывал средства в собственном кармане. Он понимал, что, поддерживая мечты Екатерины, связанные с ее устремлениями на Ближний Восток, он должен сопровождать витиеватые слова активными действиями.

Не так уж это и важно, Григорий ли Потемкин внушил императрице мысль о необходимости второй войны против Турции, как это утверждали его критики. Эта война отвечала коренному историческому самосознанию России. Тем не менее объективно не существует противоречий в том, что все этапы турецкой войны и русская колонизация Южной Украины и Новороссии чрезвычайно активным Потемкиным были взаимосвязаны. В то же время маловероятно, чтобы для всех южных операций имелся точный поэтапный военно-политический план — концепция разгрома Высокой порты.

Была неосуществленная мечта, и в это же время сложилась подходящая политическая ситуация. В зависимости от конкретного положения вещей предпринимались конкретные шаги. Победоносная война 1768–1774 годов давала возможность расширить границы на юге — для этого Потемкин оказался подходящим человеком. Екатерина II наделила его обширными полномочиями. Он получал не только полное право на ведение военных действий, создание и руководство административными органами и проведение колонизации, но и на урегулирование всех политических вопросов, которые были связаны с русско-турецкими отношениями и в широком смысле с «Греческим проектом».

Феноменальность исторически важных заслуг Григория Потемкина состояла в его способности ускорять дело строительства новой жизни на юге и одновременно в центре сохранять все главные нити государственно-политического руководства страной в своих руках. Его власть и влияние увеличились необыкновенно. Вместе с тем росла толпа завистников и противников, которые мечтали устранить этого необыкновенного и невозможного человека. Его исторический успех заключался в способности быть дальновиднее других, думать глубже и действовать последовательнее.

Потемкин отдавал себе отчет в том, что экспансия России на юге будет иметь международные военные и политические последствия. Власть над Северным Причерноморьем, которую надо было еще вырвать у татар и турок, необходимо было рано или поздно узаконить договором с европейскими державами. Заселение новых территорий, экономическая и военная политика в этой области были неизбежно и неотделимо связаны с общеевропейской дипломатией. Только политически мыслящий ум с военными и организационными способностями мог бы решать возникающие при этом сложные задачи. Такие люди встречались редко.

Как же Потемкин справлялся с таким обширным кругом задач? Он не только редактировал и рецензировал корреспонденцию императрицы по всем животрепещущим вопросам, не только решал важные государственные дела непосредственным вмешательством в сферу деятельности различных министерств, он также все больше и больше обращал свои мысли и свою активность на юг империи. История возникновения «Греческого проекта» непосредственным образом была связана с теми идеями и теми шансами, которыми Потемкин смог воспользоваться для своего подъема.

С переориентацией русской внешней политики толпа фаворитов и политиков при Петербургском дворе также претерпела изменения. Никита Панин формально возглавлял внешнюю политику до 1781 года, но с учреждением Военной коллегии в 1768 году на него были наложены контролирующие путы . Его политическое и личностное влияние снизилось, но было, однако, компенсировано должностью советника при Павле, требующей деликатности и дипломатической сноровки. На передний план выходили люди, которые обещали императрице разработку нового государственно-политического курса. Среди них были Александр Безбородко и, конечно, Григорий Потемкин. В стратегической ориентации на восток Потемкин играл решающую роль.

Он готовил Кючук — Кайнарджийский договор, составлял проекты колонизации Новороссии, с 1776 года выступал за присоединение Крыма и за изгнание турок из последних опорных пунктов, удерживаемых ими на северном побережье Черного моря. Военная и внешнеполитическая программа Потемкина в конечном счете стала полностью соответствовать государственной политике и получила свое идеологически-пропагандистское оформление в понятии «Греческий проект».

Первые конкретные попытки по созданию новой Греческой империи при условии вытеснения турок с Балкан восходили к уже упоминавшейся переписке Екатерины с Вольтером времен первой русско-турецкой войны. В ноябре 1768 года Вольтер выразил сначала еще вполне риторическую идею о том, что Константинополь должен стать после победоносной для России войны столицей Русского государства. Вольтер развивал свою мысль во многих последующих письмах. Он умолял изгнать турок из Европы. Его страстным желанием было возведение на престол Екатерины II в Константинополе. Освобождение Греции от османов Вольтер рассматривал в качестве события культуры европейского масштаба.

Екатерина хотя и радовалась тому, что великий философ считал ее способной на такие поступки, но оставалась скептически настроенной относительно возможности их реализации. Военные цели России были существенно скромнее. Рассудочность Екатерины сердила Вольтера. Он требовал от России массированного продвижения цивилизации на Балканах. Вольтер переоценивал военные возможности России. Он не понимал, почему Австрия и Пруссия не выступали единым антимусульманским фронтом.

В июле 1769 года — в начале боевых действий — Екатерина написала Вольтеру вдохновенное письмо, в котором сообщала о русских успехах по колонизации юга, о том, что колонисты не должны бояться турок и татар, и о том, что переселенцы будут на 50 лет освобождены от всяких государственных налогов. На самом деле она создавала там «потемкинские деревни», или, правильнее было бы сказать, «екатерининские деревни». В начале первой турецкой войны существовал такой проект колонизации, который Потемкин осуществлял скорее как голубую мечту императрицы.

В связи с успехами русской армии в 1769 и 1770 годах надежды Вольтера возросли. Он испрашивал позволения поздравить императрицу с ее победами в Яссах, Адрианополе или Константинополе. Екатерине нравилась эта эйфория. В августе 1770 года, после победы русского флота в Чесменской бухте, она писала с чрезмерным воодушевлением о том, что, пожалуй, настало время учить греческий язык, а в России уже пора переводить произведения Гомера. Екатерина предвидела приближающийся конец власти турецкого султана. Даже прусский король, вопреки своему недоверию к русским военным успехам, аплодировал и хвалил цивилизаторские заслуги Екатерины. После победы русских при Чесме Фридрих II уже видел Средиземное море, заполненное русскими кораблями, и русские знамена на руинах Спарты и Афин. В Константинополе уже трепетали перед русским флотом.

Но с наступлением 1770 года апогей русских успехов прошел. Война текла еле-еле. В России усилились кризисные явления, прежде всего из-за того, что военная кампания поглощала огромные финансовые средства. Вольтер реагировал нетерпеливо. В сентябре 1772 года он писал Екатерине: «Постепенно я отказываюсь от прекрасных надежд увидеть мусульман, изгнанных из Европы, и пережить возрождение эпохи красноречия, поэзии, музыки, живописи и скульптуры в Афинах. Ни Вы, ни кайзер  не хотите поспешить к Босфору».

Громом среди ясного неба прозвучал для Вольтера откровенный ответ короля Пруссии на его призыв в октябре 1772 года принять наконец участие в крестовом походе против «язычников»: «Ни кайзер, ни я не будут трубить сбор в крестовый поход против Полумесяца. У кого сегодня есть еще желание волочь домой реликвии из Иерусалима. Мы, напротив того, надеемся, что эта зима закончится миром». Долгожданному миру навредил Григорий Орлов.

Вольтер не сдавался. После первого раздела Польши он возымел новые надежды, что дело дойдет до европейского союза против султана. Военные успехи Румянцева в 1773 году лишили философа покоя. В конце концов русские и турки заключили мир в Кючук-Кайнарджи, победа с выгодными для России последствиями нашла одобрение в Австрии и Пруссии — но не у Вольтера.

Понятие «Греческий проект» еще не потеряло своего значения из-за войны. Императрица лелеяла мысль о захвате Константинополя и Греции как своего рода интеллектуальную игру, желая таким образом усилить значимость России в Европе. Проект не влиял на выбор непосредственных военных целей России, и ни Екатерина, ни Потемкин в это время не рассматривали серьезно эту идею как основополагающее руководство к действию. Она ждала своего времени, но даже и потом «Греческий проект» оставался скорее прекрасной мечтой и идеологической игрой ума, чем действительностью.

Доподлинно не известно, был ли предложен термин «Греческий проект» самим Потемкиным. Может быть, ставший вскоре канцлером Александр Безбородко  облек политические идейные построения Потемкина и Екатерины в единую понятийную форму и зафиксировал их письменно. «Греческий проект» не возник также за несколько дней. С 1774 года Потемкин практически подготовил новую войну против Турции. Впервые о проекте заговорили в 1779 году, когда дипломатам сообщили о крестинах в Санкт-Петербурге великого князя Константина Павловича. Константин был (после Александра) вторым сыном от брака престолонаследника Павла с великой княгиней Марией Федоровной, урожденной принцессой Софией Вюртемберг-Момпельгардской. То, что новорожденному великому князю дали при крещении имя Константин, наталкивало на мысль о Константинополе. Но тогда связь между присвоением имени и стратегической целью была скорее гипотетической. Но это было, по-видимому, легендой, что Константин получил свое имя исходя из целенаправленного политического намерения однажды на самом деле короновать его в Константинополе. Связь возникла позднее.

В последующие годы снова и снова высказывались предположения о том, что бурная активность Потемкина на юге базировалась на более или менее целенаправленно осуществляемой концепции. Туман рассеялся в 1782 году, когда Екатерина II подробно изложила в письме Иосифу II содержание проекта. Она писала, что Османское государство «терзают бичи, которые могут разрушить и куда более крепко устроенную монархию». По этой причине следовало бы устроить новый порядок для христианских народов Балканского полуострова. Россия готова изгнать турок из Европы с помощью государя Священной Римской империи. Константинополь должен стать центром новой греческой империи, олицетворяя собой второе рождение дома Романовых. Дома Габсбургов и Романовых должны заключить вечный союз друг с другом. Для того чтобы гарантировать между ними мир, необходимо было княжество Дакию, образованное из Молдавии, Валахии и Бессарабии, оставить в качестве буферного государства между обеими империями.

То, что это княжество должно было управляться Григорием Потемкиным, соответствовало личному желанию Екатерины и указывало на то, как велико было участие Потемкина в создании внешнеполитической концепции. В те годы «Греческий проект» был органически включен в дипломатические сношения между Австрией и Россией.

«Греческий проект» рассматривался руководством русского государства все же не только как абстрактная имперская идея. Одного взгляда на тогдашнее политическое закулисье было достаточно для того, чтобы понять, что эта идея не могла быть реализована. Политические реалии не могли ускользнуть от внимания Екатерины и Потемкина. Почти все великие державы находились в каких-нибудь взаимных конфликтах и не имели ни малейшего интереса коренным образом изменять положение вещей на Балканах. Хотя Россия и Австрия заключили в 1781 году соглашение о взаимной помощи в будущей войне против Турции, но надо было еще учесть желание великой державы Пруссии. Тем не менее Россия сформулировала в «Греческом проекте» принятую в качестве руководства к действию идею экспансии и этим выразила новый стиль своей государственной политики.

В этом отношении аналогия поразительна: в то время как духовно-политическая идея «Греческого проекта» развивалась в 1774–1782 годах, князь Потемкин колонизировал юг России, реформировал вооруженные силы и строил флот на Черном море, одним словом, подготавливал весь район будущего удара для реализации идей «Греческого проекта». Поскольку князь фактически также отвечал за русскую внешнюю политику в той мере, в которой она относилась к Востоку, он был хорошего мнения о шансах проекта. Тесную связь между теорией и практикой в русской государственной политике того времени нельзя было недооценивать. Остается еще возражение, что практическая военная политика под руководством Екатерины II, как правило, редко проводилась по однажды сформулированным принципам.

Усилия Потемкина развивались в самых разных направлениях; задачи князя касались внешне- и внутриполитической сфер, вооруженных сил, администрирования, политики заселения новых земель, строительства городов и многих других областей, в которых он, собственно, не имел никакой подготовки, но за которые он тем не менее брался с энергией и природной сноровкой.

Перед Потемкиным стояла задача созданием новых промышленных и торговых центров, учебных заведений и местных органов управления усилить государство в военном и культурном смысле. Вряд ли поддается измерению тот чрезвычайный азарт и непреклонное желание работать, которые проявил Потемкин в тридцатые годы между двумя турецкими войнами для того, чтобы оправдать оказанное ему доверие. Если бы не было его многочисленных писем к императрице и другим сановникам, если бы не было его проектов, директив и инструкций, которые хранятся в русских архивах и многократно переиздавались и доказывают инициативность генерал-губернатора, можно было бы склониться к мнению, что биографы преувеличивали реальные заслуги этого гениального неутомимого труженика. Однако заслуги Потемкина перед Россией отнюдь нельзя переоценить.

Довольно трудно не потерять ориентацию во многих областях его деятельности. Поэтому систематизирующая точка зрения на его поле деятельности может быть весьма полезна.

Вначале речь шла об осуществлении структурных изменений в планах «Дон» и «Сечь». Потемкин должен был ответить на вопрос, как традиционная казацкая структура на Днепре и Дону с их военно-патриархальной иерархией и организационными формами могла быть использована для русской колонизации. С XVI столетия казаки образовывали авангард медленного и систематического проникновения русских на юг, но также на восток и в просторы Сибирского края. Казаки — беглые крестьяне, солдаты и авантюристы — охотно брались за сабли, мушкеты или нагайки, если добыча казалась им достаточно крупной. Казаки создали на русских границах стихийные военно-демократические социальные формы организации, которые на смелых людей, мечтающих избежать крепостного права или давления законов в России и Польше, оказывали магическую притягательную силу.

На рубеже XVI и XVII столетий казаки обосновались в низовьях Днепра — такие же дикие, как и сам водный поток. Казаки Запорожской Сечи почитали идеалом удалую задиристость и агрессивность. Но, вынужденная подчиниться главенству Москвы, самобытная военная организация первой половины столетия начала распадаться. Повторялась старая история: старшины, атаманы и гетманы в целях личного обогащения позволили Москве себя подкупить. Они подчинились и подвергли казаков безудержной централизации. Казачья верхушка предала традиционные вольности. Простой казак постепенно был низведен до социального уровня крепостного крестьянина. Петр Великий ускорил этот процесс, когда гетман Мазепа перебежал на сторону Карла XII Шведского, и многие из его сторонников бежали в Турцию. Однако ослабление казачьей военной демократии в Запорожской Сечи еще не было ее концом. Только когда появился Потемкин и нанес казачьим вольностям смертельный удар, казакам поневоле пришлось с этим согласиться. Потемкин мастерски сумел завуалировать свои цели — хитрые запорожские казаки попались в расставленные им сети.

Очень похожая картина разворачивалась с XVI столетия и у донских казаков: социальное расслоение, возрастающая несвобода низших чинов и растущие привилегии старшин приводили к ощутимому уменьшению усердия казаков при защите юго-восточных границ.

Потемкин командовал также всеми вооруженными силами, которые не входили в регулярную армию, — иррегулярными частями. Казаки также относились к этой категории. Потемкин хотел возродить их боевую мощь, укрепить их экономическую независимость и ввести при сохранении традиционных привилегий военную организацию казаков в общую систему вооружения и обеспечения охраны границ.

В первый мирный год после Кючук-Кайнарджийского договора восстание Емельяна Пугачева потрясало империю. Мятеж давал повод укротить процесс интеграции непокорных казаков. Приобретение новых земель на Юге Украины и в Новороссии, а также военные походы против турок и татар делали решение проблемы особенно срочным. При этом надо отметить, что донские казаки в большинстве своем не сражались на стороне Пугачева. Но случай, казалось, помог правительству завершить подчинение донских казаков воинской имперской дисциплине. Южная Украина оказалась в полной зависимости от централизованной системы управления. Так же должна была быть ограничена мешающая центру автономия донских казаков.

Это стремление к автономии порождало сложные проблемы. Правительство к началу 70-х годов переселило два казачьих полка с Дона в Азов и Таганрог и поставило над буйными вояками в качестве командира «наказного атамана». Казаки взбунтовались: в 1772 году Военная коллегия была вынуждена вернуть полки обратно на Дон.

Правительство потерпело неудачу, хотя донские казаки в XVIII веке уже явно подверглись растущей социальной дифференциации своих внутренних структур. Старшина требовал таких пожизненных привилегий, которые до сих пор ему предоставлялись только на определенное время. Казачья верхушка требовала уравнивания их званий с чинами регулярной армии, а нередко она уже владела даже крепостными крестьянами. Кроме того, наряду со старшиной и обыкновенными казаками имелись атаманы, которые добивались личного могущества, лавируя между троном и казачьим войском. Правительство пыталось использовать конфликты между казаками, старшиной и атаманами в свою пользу и поставить все конфликтующие группы под властью единого государственного разума.

В этом деле организационно-политическая виртуозность Потемкина выступала на первый план. Он решал возникающие проблемы, не предоставляя преимущество одной из сторон, а достигая сбалансированного компромисса в интересах государства. Он выполнил свое первое политическое задание и открыл путь к ненасильственному покорению всего Дона.

14 февраля 1775 года императрица передала всю Донскую область Азовской губернии и ее генерал-губернатору Потемкину. Четырьмя днями позднее Потемкин отдал приказ о разделении военного и гражданского управления. Он назначил «войсковое гражданское правительство» для решения военных и гражданских задач, которые он лично формулировал. Потемкин ввел в состав этого органа наказных атаманов, двух выбранных генерал-губернатором постоянных старейшин и четырех других старейшин, которые определялись казаками на ежегодных выборах. Все чины и сословия были достойно представлены в правительстве, которое занималось наряду с финансовым управлением «отправлением остальных дел в общих государственных институтах». Это правительство ничего не решало. Правительственная канцелярия руководила его деятельностью и подчиняла ее законам и предписаниям русского государственного права. Из пяти судей генерал-губернатор назначал главного, постоянно пребывающего в должности, в то время как другие четверо судей выбирались казаками. Атаман возглавлял руководство вооруженными силами войска Донского. Его полномочия были равны полномочиям командира регулярной армии. Гражданские учреждения могли избираться казаками путем общественных выборов.

Таким образом, хитрому Потемкину удалось не только выполнить свое политическое задание, но и показать свое дипломатическое мастерство. Традиционная структура казачьих боевых частей была сохранена, так же как и социальная иерархия: атаман — старшина — казак. Общественное мнение находило свое выражение в выборах и сохранении казацких традиций, которые почитались высшей моральной заповедью, наряду с естественным долгом на службе матушке-царице приносить свою жизнь на алтарь Отечества. Казак должен был бережно хранить своего коня, саблю и нагайку. Чтобы казаки поменьше думали о своих привилегиях, Потемкин закрепил все это в правительственном уложении.

Тем не менее казаки не желали полностью воспользоваться автономией. Вопреки планам правительства, донцы, очевидно, не до конца осознавали значение своей автономии и крепко держались за сохранение «традиций». Вначале личность Потемкина гарантировала относительно прочную стабильность. До тех пор пока он был жив, созданная им система сохранялась. Но уже в 1792 году, когда через год после смерти Потемкина Екатерина приказала трем казачьим полкам отправиться на Кубань, сразу же снова вспыхнуло восстание. Императрица вынуждена была отозвать указ назад, изменить его и несколько отодвинуть срок его исполнения.

Потемкин, активно взявшись за дело, достиг в отношении донских казаков трех важных результатов. Он устранил мирным способом военно-политический фактор риска и создал дееспособную модель для всеобщей колонизации Южной Украины. Он обеспечил безопасность границ и усилил подвластные ему южнорусские области — всегда с выражением верноподданнических чувств по отношению к императрице. Не все проблемы можно было решить, используя верховную власть, так же легко. То, чего удалось достичь в отношении донских казаков, применяя достаточно «мягкое» давление, от их братьев-казаков из Запорожской Сечи приходилось добиваться только применением грубой силы.

В 1775 году центр «Запорожской республики» находился в устье реки Подпольной (на Днепре). Запорожские казаки наслаждались там своими правами и напоминали России о ее обязанностях. Они еще не достигли той меры социальной дифференциации, которая была уже привычна на Дону. Гетман, генеральный судья и генеральный писарь избирались народным собранием на год. Необузданная коллективная свобода считалась высшей заповедью. И на защиту этой свободы все были готовы встать как один в любое время. Такая дикая вольница не могла нравиться Екатерине. Потемкин знал уже с первой турецкой войны, когда он командовал как донскими, так и запорожскими казаками, что методы общения с запорожцами должны быть иными, чем такие методы по отношению к донским казакам.

С июля 1774 года он в течение целого года вел переговоры с запорожцами. Эти переговоры не привели ни к какому результату, который отвечал бы интересам империи. И тогда власти стали использовать другие средства. В июне 1775 года русские войска захватили Сечь. Удивительно, насколько просто казаки дали захватить себя врасплох и сдались без серьезного сопротивления.

Прежде чем Екатерина II в августе 1775 года официально издала приказ о ликвидации Сечи, Потемкин уже в июне запретил употреблять название Запорожская Сечь и провозгласил основание «Днепровской провинции». Он открыл казачьи области для всеобщего заселения, он позволил прогонять казаков с их земель. Большая часть казаков отошла на контролируемые татарами и турками территории, и никакие пограничные посты не смогли остановить их исход. Оставшихся казаков поселяли вдоль больших трактов или передавали в подчинение русских линейных полков. По существу, Потемкин организовал насильственную массовую депортацию казаков.

В течение следующих лет он по военно-политическим интересам предпринимал несколько попыток возвратить изгнанников на их земли. Возвращающимся тем не менее ставили такие жесткие условия, что лишь немногие соглашались вернуться. Они могли выбирать только между военной службой и крепостным правом! Только после объявленной амнистии 1784 года желающие вернуться находили в некоторой степени приемлемые условия для повторного поселения; заметьте, на своей исконной земле. Тогда речь шла уже о подготовке ко второй турецкой войне. Характерной для самодержавия того времени гибкостью было то, что тот же князь Потемкин, который в 1775 году причислял запорожцев к военным противникам, обращался в 1787 и 1789 годах к ставшим турецкими подданными запорожским казакам, убеждая, что они не должны забывать общую православную веру и должны снова возвратиться на родину. Запорожские казаки поддались уговорам и, подгоняемые тоской по родине, вернулись в далекие южнорусские степи. Потемкин был «благодарен»: они получили назад родные поля и пастбища и должны были привлекать людей для объединения в особое Черноморское казачье войско на войну против турок.

Потемкин добился уравниванием казачьих воинских званий с офицерскими чинами регулярной армии, а также причисления казачьих старшин к российскому дворянству. Этот процесс ускорил путь простых казаков в закабаление, в то время как новое казачье дворянство больше не видело причин бунтовать против центрального правительства. Но и простые казаки получили в результате большую безопасность. Свято хранимые мелкие, повседневные традиции можно было соблюдать и дальше. С экономической точки зрения казаки выигрывали. Их служба для императрицы была бесценной, и поэтому молодое казачье дворянство получило право покупать земли и крепостных. Широкие массы казаков сохраняли личную свободу и право на общинную землю. Привлечение к отбыванию трудовой повинности регулировалось по мере необходимости, оставалось гибким и шло навстречу желанию казаков. Переселение на Кубань или Терек приносило дальнейшие привилегии. Потемкин в самом деле справился со своим первым заданием. Подчинением Запорожской Сечи он в короткое время сделал второй важный шаг к захвату земель между Каспийским морем и польской границей. Затем он определил три географическо-стратегических направления, по которым хотел ускорить дальнейшее освоение территории: от Волги до Кавказа; от старых границ к Азовскому морю и вдоль Днепра на юго-запад. Он не хотел терять времени и планировал проводить экспансию одновременно во всех направлениях. Борьба против Турции была все еще на повестке дня, и России были необходимы военные базы на южных границах.

Двумя решающими действиями Россия усилила свое положение на границе Черного моря. Инженерно-саперные подразделения и гражданский мастеровой люд построили крепость Керчь, а войска под командованием Румянцева выдвинулись в 1776 году на линию от Перекопа до Ахтияра. Внимательные наблюдатели могли бы уже тогда сделать вывод о том, что присоединение заселенного и управляемого татарами Крыма для России стало реальностью.

Для обеспечения безопасности Астрахани от беспокойных кавказских народов и постоянной турецкой опасности Потемкин расположил между Кизляром и Моздоком Астраханское казачье войско, которое состояло из астраханских, хоперских и волжских казачьих полков.

На Днепре генерал-губернатор заложил крепости Херсон и Славянск. Форты, крепости и военные поселения создавали фундамент для обширной программы колонизации. Крепкий пояс оборонительных поселений возник между Моздоком на востоке и самым западным форпостом — Донское. Между крепостями, как краеугольный камень этой военизированной южной границы, располагалась более или менее плотная сеть укрепленных казачьих станиц, защищающих города, военных лагерей и постоянно патрулирующих местность казачьих отрядов.

Города Георгиевск и Ставрополь образовывали в северных предгорьях Кавказа центры развивающейся военной машины. Отсюда казаки и регулярные воинские подразделения выдвигались по степным просторам в предгорья Кавказа.

В Ставрополе находилась резиденция главнокомандующего регулярными и иррегулярными войсками (в 1783–1787 годах им был родственник князя, генерал-поручик Павел Сергеевич Потемкин). Он приказал направить все соединения Кавказской армии на строительство горных дорог и в Тифлис. Эти работы заложили фундамент известной Военно-Грузинской дороги. Была возведена крепкая стена перед исстари вольнолюбивыми чеченцами и лезгинами. Вытягивалась пограничная линия; как явный символ русской императорской власти поднялась мощная крепость Владикавказ.

Вокруг фортов, городов, укрепленных деревень и казачьих станиц селились крестьяне изо всех частей России. Они должны были не только осваивать земли, но и снабжать солдат продуктами. Гражданская сторона колонизационной политики, которую, конечно, также организовывал Потемкин, приносила с собой большие и часто неожиданные проблемы. Русским противостояло незначительное по численности местное население, настроенное к ним по большей части отрицательно или даже враждебно. Но завоевателям эти люди нужны были для обеспечения тыла войск — как строители, поставщики провианта или для пополнения подразделений, уменьшающихся по причине болезней или эпидемий. Они находили средства использовать этот потенциал: принуждением и социальными привилегиями — кнутом и пряником.

Уже тогда Екатерина II и Потемкин испробовали метод, который позже снова использовался в русской истории: более или менее добровольное переселение русских, украинцев, жителей Кавказа, а также крестьян, ремесленников и торговцев других национальностей в Новороссию. Дополнительно колонистов рекрутировали за границей — даже в Германии. Уже в 1776 году Потемкин лично интересовался поселением албанцев в Крыму и в районах вокруг Азова. Усилия не остались безуспешными. Самого сильного притока переселенцев правительству удалось достичь, однако, только в 1785–1787 годах, спустя достаточно большое время после начала кампании, непосредственно к началу второй турецкой войны.

Переселенцы прибывали, движимые нуждой, отчасти восторженным духом первооткрывателей и с несомненной жаждой приключений. В отдаленных краях они сталкивались со сложными условиями жизни. Смелость экономических начинаний часто омрачалась трагическими потерями.

В 1785 году переселенцы, например, основали недалеко от Ставрополя село Калиновку на 1517 человек. Через 7 лет там уже жило всего лишь 999 человек. Многие деревни, в которых в том числе жили и переселенцы из Германии, исчезали уже через несколько лет. Вновь прибывшим в любом случае не везло.

Медленно, но неуклонно сеть деревень распространялась. Самыми тяжелыми годами были годы между 1780 и 1785. Плодородные земли позволяли получать в течение года хорошие урожаи и этим укрепляли крестьянское самосознание. Поселенцы вскоре вознамерились уклониться от государственного налогового бремени и продавать излишки урожая на свободном рынке. Это привело к новым конфликтам с военной администрацией, ибо из-за этого армия опять оказывалась зависимой от центральных продуктовых складов в Харькове и от трудоемкого снабжения, происходящего длинными и опасными путями.

Между тем греческие коммерсанты скоро занялись оживленной торговлей новоросским зерном — к великой досаде князя Потемкина, который должен был собирать налог в пользу государства и армии. Тем не менее он не видел какого-либо способа серьезно воспрепятствовать рыночной деятельности. Советники, которых он призвал на помощь, предпочли уклониться от рекомендаций. Но самодержавная Россия в конечном счете нашла необходимые средства для наведения порядка среди свободных предпринимателей: их просто переселяли!

В предгорьях Северного Кавказа заселение не только сельских районов изначально сталкивалось с тяжелыми проблемами. Расширение старых и заселение новых городов оказывалось не менее трудным. В большинстве случаев офицеры и колонисты объединяли крепости и близлежащие деревни с городами и подчиняли эти усиленные конгломераты поселений общему русскому городскому управлению. Городские новообразования представляли собой пеструю смесь, состоящую из солдат, казаков, ремесленников и крестьян различных национальностей, образующую передовые отряды для освоения новых сельскохозяйственных площадей. Потемкин уже в 70-е годы пытался поселить в районе Моздока крестьян — подобно тому, как он делал это на Южной Украине и около Азова. Но это окончилось жестокой и принесшей большие потери борьбой.

Города развивались крайне трудно. Хотя темп преобразований на Кавказе оставался таким же медленным, как и в Северном Причерноморье, схема создания городов была принципиально одинаковой повсюду.

В 1785 году князь объявил Екатериноград столицей Кавказской губернии. И в Ставрополе, и в Георгиевске — так же как и в Херсоне — развивался тот же основной градостроительный тип: вокруг крепости группировались пригороды, разделенные по национальному признаку — русские, черкесские или армянские. Между городами разгоралась борьба за самые сильные экономические и административные позиции, которая привела к тому, что столица губернии вскоре вынуждена была уступить свою доминирующую роль Ставрополю и Владикавказу.

Григорий Потемкин жестко отслеживал все возникающие планы и виды деятельности. Ничто не ускользало от его беспощадного контроля, даже когда в 80-е годы он назначил генерала Павла Потемкина заместителем Кавказского генерал-губернатора. Конечно, приоритеты устанавливал он. Несмотря на то что колонизация Кавказа происходила по тому же образцу, что в Северном Причерноморье, для Потемкина прямой путь к Черному морю всегда был главной целью его личных устремлений.

Хотя в областях между Волгой, Доном, Днепром и Бугом Потемкин применял те же принципы своей колонизационной политики, но он находил там другие, чем на Кавказе, экономические и политические условия. Там существовали другие географические условия и иная структура поселений. Национальный состав был иным, чем на Кавказе. В то время как на Кавказе вооруженное население селилось вокруг крепостей, в Южной Украине Потемкин создавал внешний пояс крепостей и фортов, лежащих на относительном удалении друг от друга. В их глубоком тылу он создал организованную по-военному структуру поселений. При этом стирались отличия между военными и гражданскими объектами.

Для Потемкина город Херсон в низовьях Днепра являлся центральным пунктом его системы охраны западной границы. Планы строительства города и крепости возникли в 1775 году. Строительство начиналось в 1778 году. Екатерина, которую меньше интересовал восточный фланг на Кавказе, проявляла пристальное внимание к Украине. Она видела в Херсоне символ мирной колонизации и только потом пришла к мысли, что город должен стать символом русской военной мощи против угрожающей с Днепра турецкой крепости Очаков. Потемкин рассматривал вещи менее идеализированно и понимал, что не может отделять одно от другого. Херсон нуждался в адмиралтействе, верфях для военных кораблей, в полевых укреплениях для защиты от турок и татар. Он повиновался своей императрице и только в течение следующих лет смог осуществить собственную программу усиления города-крепости Херсона.

Решающий поворот произошел в 1783 году. Потемкин посетил Херсон. Он отверг первоначальные планы строительства, и Херсон с этого дня начал развиваться в мощную крепость, с помощью которой Крым мог защищать себя, а Черноморский флот получал бы необходимую экономическую базу.

Цитадель, солдатские пригороды и греческий квартал формировали картину гарнизонного города, города-крепости. Каждый район города, в том числе адмиралтейство и верфи, имели характер крепости. Гарнизонная церковь соответствовала общей картине. Там позже были похоронены многочисленные русские герои-воины, которые пали в 1788 году в время второй турецкой войны у Очакова, в том числе принц Александр Вюртембергский . Херсон являлся краеугольным камнем нарождающихся преобразований потемкинской военной и колонизационной политики. И его собственные похороны в гарнизонной церкви должны были стать больше чем символом. Херсон оставался его идеей и его творением.

Сам Потемкин обозначил губернию вокруг основанного в 1786 году Екатеринослава как военную и этим показывал, что эта область должна была стать центром обороны не только против турок, но и против Австрии, Пруссии и Польши. Обороноспособными должны были быть не только крепостные укрепления, но и крестьянские поселения. Перед покорителями юга вырастали невероятные проблемы. Только Екатеринославская губерния — ядро всей потемкинской области заселения — перенесла в 70-е годы три большие набега саранчи, периодически возвращающиеся голодные годы и не желающие кончаться эпидемии. С присоединением в 1783 году Крыма губерния получила дополнительные заботы.

Просторы степей не давали возможности для повсеместного заселения. Поселения концентрировались, прежде всего, вдоль речных низменностей с плодородными землями. Такие города, как Кременчуг, Елизаветград или Константиноград, образовывали центры кристаллизации для редкой сети сельских поселений. В их окрестностях уже существовали минимальные инфраструктурные предпосылки, на которых можно было строить целенаправленную политику. Внезапно маленькие деревни, хутора или отдельные усадьбы в пустынной степи получали военно-стратегическое значение. Таким новым городом был, например, город Павлоград на реке Волчья. К югу от этого маленького городка простирались плодородные земли запорожских казаков, что создавало хорошие предпосылки для непрерывного притока проявляющих готовность к заселению новых земель крестьян.

При общих интересах в экономическом использовании равнинных земель Херсон также не терял своей роли важного центра. Херсон являлся плавильным тиглем и перевалочным пунктом, который управлял человеческими потоками, следующими в Перекоп и Крым, в ногайскую степь и на Буг. Днепр имел шанс развиться в важную жизненную артерию для всей русской экономики. Потемкин искал решение, позволяющее обойти опасные Днепровские пороги. Он приказал провести взрывные работы и построить канал. Тем не менее проекты не привели к какому-либо удовлетворительному решению, и пороги оставались труднопреодолимым препятствием для политики заселения земель и инфраструктурного развития Южной России — во вред экономике и подготовке к войне для всего государства.

Деревни между Херсоном и Перекопом сохраняли пока еще характер настоящих степных поселений. В Алешках, на краю Днепровской низменности, разместилась резиденция правителя поселений, который распоряжался обширной местностью с маленькими деревнями колонистов. На востоке район заселения ограничивала река Молочня. На ее левом берегу селились кубанские татары, в то время как напротив них на правом берегу реки возникли первые деревни немцев-менонитов. Из-за этого ногайские татары чувствовали себя в исторически принадлежавших им просторах притесненными.

Чтобы избежать конфликтов, они вынуждены были покинуть степные районы. Их переселение на земли между Уралом и Волгой соответствовало и намерениям Потемкина. Он сконцентрировал все свое внимание на этом расположенном посередине регионе, а западной областью между реками Бугом и Ингулом он начал интересоваться значительно позже.

Он и без того страдал от избытка работы. Даже при всей своей трудоспособности князь едва ли мог достичь одинаковых результатов во всех местах сразу: в армии и на флоте, при строительстве городов и при заселении степей. Задания соответствовали склонностям Потемкина к смелым планам и проектам, однако тот, кто обладал менее значительными знаниями по истории техники, военному искусству, организации связи, архитектуре, сельскому хозяйству и другим областям знаний, смог бы оценить, каким огромным трудностям должен был противостоять гигант, чтобы суметь осуществить хотя бы долю своих планов.

В проектах Потемкина такие города, как Екатеринослав, Николаев и Херсон, рассматривались в качестве региональных центров военной и гражданской организации Новороссии. Екатеринослав должен был, согласно своему названию, восславлять императрицу Екатерину. Потемкин замыслил построить как символ превращения «бесплодных степей в цветущие сады» собор по образцу собора Святого Петра в Риме. Судебная палата должна была стать вещественным воплощением справедливости законопроектов императрицы.

Институт судебной власти как явный символ самодержавной законности! Университет, Академия искусств и музыки должны были прославлять образ просвещенной царицы по всей Новороссии.

К сожалению, многие проекты остались лишь мечтой. Екатеринослав стал текстильным и промышленным центром, но никак не южным аналогом Петербурга. Между тем военный порт Севастополь приобретал в Крыму все большее значение для имперской политики Екатерины.

Завистники Потемкина заходились в злобной эйфории, видя, что надежды в отношении Екатеринослава осуществлялись не настолько быстро, как того ожидали князь и императрица. Строительство университета и консерватории, новых дворцов и домов не могло получать достаточного финансирования за счет зарождающейся ткацкой промышленности.

Потемкин тем не менее не отказывал себе в удовольствии изысканно выражаться. С первым тюком шелка он писал своей императрице: «Вы отдали приказ червям, чтобы они работали для людей. Результатов их усилий достаточно, чтобы сшить платье. Если молитвы будут услышаны и Бог подарит Вам такую долгую жизнь, что, Вы, милостивая матушка, однажды посетите те области, за которыми я слежу, Ваш путь будет устлан шелком».

В 1786 году Потемкин заложил фундамент Екатеринослава. Для его строительства имелись благоприятные географические и сельскохозяйственные предпосылки. Честолюбивые планы Потемкина в этом городе рушились под действием реальных обстоятельств.

Имя Потемкина в связи с Екатеринославом могло стать синонимом подтасовки фактов. Тем не менее это было несправедливо.

Через год после закладки города началась вторая война с Турцией, и это помешало расширению города. Екатеринослав явился первым вкладом в создание удивительной, а позже такой настойчивой легенды о «потемкинских деревнях».

Другая судьба была у города Херсона. Во времена Потемкина в крепости на 5000 жителей приходилось примерно 25 000 солдат. Город жил морской торговлей. И жизнь в городе бурлила благодаря Потемкину. В годы его жизни город оставался узловым пунктом для ведения военных действий, колонизации территорий и торговли. Позже город уступил свою роль Одессе и Николаеву.

В период строительства города здесь появлялось много персон, которые желали увидеть чудо потемкинской колониальной политики. Кирилл Разумовский, брат фаворита императрицы Елизаветы, также был среди них. Он писал, воодушевленный увиденным:

«Что касается Херсона, то представьте себе — если смотреть на него с знаменитого, прелестного Днепра, северный берег которого предполагается быстро заселить — массу каменных зданий, которые разрастаются с каждым часом, крепостную стену, которая окружает цитадель, и самые прекрасные дома. Адмиралтейство с уже завершенными и еще строящимися кораблями, большой пригород, который населен торговцами и горожанами разных национальностей с одной стороны, и с другой стороны казарма, где размещаются 10 000 солдат. Не забудьте граничащий с городом прелестный остров с карантинной службой, греческими торговыми кораблями и проложенные для них каналы. Представьте себе все это, и тогда Вы не удивитесь, если я скажу Вам, что я сам не вполне еще отошел от неожиданности, вызванной во мне удивительно быстрым развитием того места, где до недавнего времени не было ничего, кроме изб».

Разумовский изложил на бумаге общепринятое мнение, которое противоречило более поздним легендам о «потемкинских деревнях». Конечно, такое положительное мнение подвергалось различным оценкам.

Николаев был обязан своим основанием судостроению. Город принадлежал к потемкинским творениям 80-х годов. В отличие от Херсона, он развивался непрерывно. Внешним признаком его подъема служил перевод сюда адмиралтейства из Херсона и нацеленность на строительстве больших боевых кораблей для Черноморского флота. Потемкин повелел строить в Николаеве военный порт, а также перевести сюда морской кадетский корпус из Херсона. Николаев демонстрировал в отличие от Херсона новое качество потемкинской имперской политики. Крепость и город Херсон, сотрясаемые лихорадкой первооткрывательства, представляли собой исходный пункт для войны и колонизации. Николаев олицетворял новый этап систематического и стратегического планирования, практическое воплощение которого, скорее всего, могло растянуться на долгие годы.

Критики и противники вновь упрекали князя Потемкина в том, что он придумывает смелые планы, которые могут быть выполнены лишь частично или не выполнены вовсе. Не всегда эти утверждения были полностью несправедливыми, но критики совершали свои нападки вне зависимости от проблем, возникающих при освоении Южной Украины.

Николаев доказывал, что у Потемкина слова не расходились с делом. В городе расселили всех ремесленников, необходимых для строительства военных кораблей. Развитие Николаева символизировало сложность заданий Потемкина. Николаев утверждал его как основателя и инициатора современного русского Черноморского флота. В Николаеве Потемкин следовал по стопам Петра Великого: он конструировал этот город. Регулярные жилые кварталы с каменными домами, церкви, ратуша — все получало вполне продуманное, определенное место. Потемкин был создателем произведения искусства, славу завоевали его последователи.

Строительство Херсона, Екатеринослава и Николаева как центров военного укрепления южных границ, управления войсками и ведения войны, а также центров судостроения не означало, что другие места или районы были забыты. Названия таких важных городов, как Азов, Керчь, Еникале, Мариуполь или Нахичевань, свидетельствуют о том, что Потемкин умело использовал здесь самые разные интересы и способности греков, армян и представителей других национальностей для расширения ремесел и торговли.

Но во главе всех территориальных и национальных проблем оставался Крым. Здесь сталкивались друг с другом исторические, национальные, экономические и государственные спорные вопросы в особенно концентрированной форме. Русское правительство сосредотачивало в Крыму все свои усилия по борьбе за господство над югом России. Потемкин образно сравнивал Крым с «бородавкой на носу» России.

Крым в истории человеческого общества всегда был вожделенным и спорным полуостровом. Киммерийцы, скифы, греки, готы, герулы, гунны, хазары, половцы, а с XIII века татары захватывали, заселяли и владели по очереди плодородным и живописным полуостровом на северном побережье Черного моря.

Крымское ханство, возникшее около 1440 года, в 1478 году признало над собой власть Османского государства. Иван IV Грозный в XVI веке подчинил Казанское и Астраханское ханства власти Москвы, но добиться подчинения крымских татар ему не удалось. Расширяющееся Русское государство всегда стремилось к политическому подчинению Крыма. В 1774 году — с заключением Кючук-Кайнарджийского мира — закончилась турецкая эра. Крымское ханство официально стало самостоятельным и независимым. То, что Россия сразу после заключения мирного договора стала активно вмешиваться во внутренние конфликты в Крыму, должно было действовать на Высокую Порту раздражающе и провоцировать войну. Прорусски настроенный претендент на ханский престол Шагин-Гирей находился в украинской ссылке. Российские власти видели его правителем Крымского ханства.

Осенью 1776 года русские войска вступили в Крым. Они возвели Шагин-Гирея на ханский трон в Бахчисарае. Годом позже татары снова восстали. В ходе массированной кампании русские войска подавили восстание до наступления 1778 года. Действия и реакция на них подталкивали все ближе к началу новой войны с Турцией. В связи с неспокойной обстановкой вокруг Шагин-Гирея Потемкин составил докладную записку, в которой изложил свое видение проблем на Черном море.

«Крым положением своим разрывает наши границы. Нужна ли осторожность с турками по Бугу или с стороной Кубанской, в обоих сих случаях и Крым на руках… Презирайте зависть, которая Вам препятствовать не в силах. Вы обязаны возвышать славу России. Посмотрите, кому оспорили, кто что приобрел. Франция взяла Корсику. Цесарцы без войны у турков в Молдавии взяли больше, нежели мы. Нет державы в Европе, чтобы не поделили между собою Азии, Африки, Америки. Приобретение Крыма ни усилить, ни обогатить Вас не может, а только покой доставить… С Крымом достанете и господство в Черном море. От Вас зависеть будет запирать ход туркам и кормить их или морить с голоду… Сколько славно приобретение, столько Вам будет стыда и укоризны от потомства, которое при каждых хлопотах так скажет: вот она могла, да не хотела или упустила».

Последняя фраза успокоила совесть Екатерины. Вероятно, она и сама думала так же. Она обсуждала эту проблему со своим генерал-губернатором как в личных беседах, так и в нескольких письмах. В декабре 1782 года она подписала «строго секретную» директиву в которой Потемкин получал приказ окончательно покорить Крым при первом удобном случае.

Это решение находилось в тесной связи с политической ситуацией в Центральной Европе. Когда русские войска в 1776 и 1778 годах вступили в Крым, Турция по причине ослабления своей армии не осмелилась на контратаку. В конце 1778 года между Австрией и Пруссией разгорелись споры о порядке наследования освободившегося баварского трона. Первый раздел Польши в 1772 году выявил тесную взаимосвязь между русско-турецкой войной и военно-политическими намерениями Пруссии и Австрии. Спор о Баварском наследстве нарушил баланс сил в Европе. Как просто оказалось Россию, связанную взаимными договорами с Пруссией, втянуть в конфликт! В этом султан увидел шанс усилить свое давление на Крым и пересмотреть условия Кючук-Кайнарджийского мира в свою пользу. Екатерина II внимательно следила за развитием дел в Европе и на Ближнем Востоке. Она повелела форсировать усилия по окончательному присоединению Крыма силой русской армии.

Между тем Потемкин предпринял для захвата Крыма еще один комплекс мер. Население полуострова не было этнически однородным. Со времен Средневековья татары-мусульмане владели Крымом, где они составляли большую часть населения. Кроме того, имелись поселения христианских меньшинств, прежде всего греков, армян и грузин. Многонациональное кавказское население занимало главенствующие позиции в плодоводстве и виноградарстве, в то время как греки благодаря своим обширным связям в Эгейском и Средиземном морях занимались заморской торговлей.

Потемкин выработал концепцию по выселению христианских меньшинств. Он хотел достичь сразу двух целей. Татарское государство должно было так ослабнуть, чтобы быть готовым к «добровольному» присоединению к России без массированного применения войск. Князь надеялся на то, что греков, армян и грузин как усердных, осмотрительных и обдуманно действующих людей можно с большой пользой переселить в новые города и поселки Юга России.

Потемкин направил командующего войсками на Перекопском перешейке, князя Прозоровского, в Крым. Генерал должен был убедить духовных руководителей христианских меньшинств в полезности массового переселения. На практике для успеха предприятия очень хорошо могли подойти разные аргументы: военное давление русских, страх перед мусульманами, обещания экономических преимуществ и готовность греков и армян сделать что-нибудь полезное для свободы их родины в случае, если они последуют за желаниями России. На деле Крым покинули 20 000 греков. За ними последовало большое количество армян, а также представителей меньшей по численности грузинской этнической группы.

Несмотря на заранее проведенное планирование, акция проходила в спешке, организационно плохо продуманно и, можно сказать, хаотично. Очень быстро стало ясно, что русские недостаточно соблюдали свои обещания. Но переселенцы в предвкушении новых богатств продали свое имущество намного ниже его реальной стоимости. Теперь они не знали, куда должны были идти, и терпели нужду. Начались эпидемии, и общее недовольство опасно возросло. Возвращаться назад было слишком поздно. В то время как греки направились в основанные недавно и старые города, такие как Таганрог или Мариуполь, армяне и грузины расселились по сельским районам колонизированных Потемкиным территорий. В то время как следы армян и грузин по причине большого распыления в мгновение ока затерялись в степи, греки с прилежной деловитостью основательно закреплялись на местах и увеличивали свое имущество. За греческими торговцами и предпринимателями потянулись их земляки, и скоро в процессе организации хозяйства они завоевали доминирующее положение — к большому неудовольствию русских.

Генерал-губернатор весной 1783 года совершил путешествие по югу России и принял на себя личное командование армией, предназначенной для захвата Крыма. В Крыму, кроме всего прочего, разгорелась эпидемия чумы. Потемкин отправился в Херсон ждать, когда крымский хан сам попросит о передаче полуострова в подданство России. Пока Потемкин более или менее терпеливо ждал своего шанса, императрица осердилась на задержку. Она дала волю своей досаде и 15 июля 1783 года написала Потемкину без дальнейших околичностей:

«Ты не можешь себе представить, в каком я должна быть беспокойстве, не имея от тебя более пяти недель ни строки. Сверх того здесь слухи бывают ложны, кои опровергнуть нечем. Я ждала занятия Крыма, по крайнем сроке, в половине мая, а теперь и половина июля, а я о том не более знаю, как и Папа Римский. Сие неминуемо производит толки всякие, кои мне отнюдь не приятны. Я тебя прошу всячески: уведомляй меня почаще. Частым уведомлением успокоишь мой дух… Иного писать не имею: ни я и никто не знает, где ты. Наугад посылаю в Херсон».

Екатерина хотела побыстрее получить что-нибудь окончательно, а не заниматься полумерами. Она страстно жаждала успеха. Но как уже неоднократно происходило в их совместной жизни, Потемкин и на этот раз проигнорировал послание своей госпожи с напоминанием. Да и что он мог сообщить ей положительного относительно исполнения поручения? Повседневные заботы и без того не давали ей покоя. Тем не менее императрица дразнила его. Она снабжала его всеми столичными новостями и просила у него совета. Даже и это он выполнял точно крайне редко. С самого начала их любви его нервировали бесконечные и порой болтливые послания Екатерины. Он не только относился к письмам императрицы небрежно, легкомысленно набивая ими все свои карманы. После прочтения этих писем он еще и крайне редко отвечал на них. У него просто было слишком много дел и слишком широкая натура — даже в отношении чувств других людей. Екатерина знала это, и ей это никогда не нравилось.

Крым занимал его беспрерывно. Он настойчиво искал быстрое и по возможности наиболее безболезненное решение. Решение пришло, как это часто случается в истории, неожиданно и не оттуда, откуда его ждали: 6000 черкесов вторглись в Крым. Потемкин тут же привел свои подразделения в полную боевую готовность и выступил в поход. За короткое время он остановил черкесов, взял их в плен, захватил весь Крым и заставил черкесов принести клятву верности Екатерине II. Но таким простым, как это может показаться на первый взгляд, поход, конечно, не был.

Сам Потемкин заболел малярией и должен был снова быстро покинуть полуостров. Он еще не мог предвидеть, что эта болезнь окажет на всю его дальнейшую жизнь самые роковые последствия. Чума по-прежнему бушевала в Крыму, и у командующего войсками генерала Игельстрёма  было через край забот по защите собственных солдат, тем более что крымские татары не собирались сдаваться без сопротивления. Но кто же считается с потерями? 21 июля 1783 года Екатерина II провозгласила официальное присоединение полуострова Таврия к империи. Потемкин и победоносные войска были засыпаны почестями.

Господство над Крымом означало власть над большой частью Черного моря и представляло для Турции постоянную угрозу. Разумеется, включение Крыма в общую политику колонизации оставалось исключительно трудным делом. Сначала генерал-губернатор подумывал о заселении здешних мест британскими каторжниками. Однако русский посол в Лондоне граф Семен Воронцов  категорически отверг этот план. Он обратился с просьбой к императрице и Александру Безбородко унять энергичного Потемкина.

При этом идея колонизации с помощью каторжников в России была не нова — в Сибири также применяли этот метод. Удалось по крайней мере добыть некоторое количество безупречных британских крестьян для подъема сельского хозяйства. Британские каторжники в Крыму, чего доброго, могли чрезмерно увеличить влияние Англии на Черном море и повредить длительным усилиям по заключению основополагающих соглашений между Россией и Англией.

Кроме того, крымские татары оказывали активное сопротивление завоевателям. Даже после обеих волн заселения в 1778 и 1783 годах их волнения не стали меньше. Они возмущались тем, что их земли и недра предоставлялись в виде привилегий высокопоставленным сановникам империи, людям, которые палец о палец не ударили для умножения своего благосостояния.

Крым оставался постоянным очагом волнений. Турки также заботились об этом. Несмотря на благоприятные климатические условия, уже давно доходили сообщения о том, что количество желающих переселиться было не столь велико, как ожидал Потемкин. При высоком риске для личной безопасности в такой взрывоопасной зоне это не должно было удивлять. Иностранные колонисты по политическим причинам и в целях безопасности допускались в Крым в весьма ограниченном количестве. В этих условиях правительство должно было понимать, что преимущественно русское заселение будет иметь скорее характер временного или вспомогательного решения, чем характер систематической колонизации. В Крыму по обусловленным войной причинам военные и экономические аспекты тем не менее переплетались особенно тесно.

Поэтому после присоединения Крыма Потемкин значительно усилил темпы русской колонизации. Четыре года он посвящал себя этой проблеме с неослабевающим вниманием. В южных степях губернатор понял очень быстро, что программа колонизации может занять времени гораздо больше, чем время жизни одного поколения.

По русскому плану проникновение в Крым должно было идти быстро — прежде чем начнется новая война с Турцией. Потемкин ускорил заселение, отправив часть русских солдат, которые были отпущены из Крымского корпуса, на плодородные земли, и повелел строить там новые деревни. Его план предусматривал стягивание в Крым священнослужителей из всех русских губерний и связывание ими, как некими спицами идеологического корсета, регулярные казачьи общины в военных поселениях. Точно не известно, был ли реализован, и если был, то каким способом, этот чудесный проект. Идея имела практический умысел. В основу войны с Турцией должна была лечь идея «святого крестового похода» христианских народов против «язычников». С этой целью Потемкин формировал из людей различных направлений христианства и национальностей целые воинские соединения.

В мае 1777 года, задолго до захвата Крыма, он приказал создать «сербский» полк и объяснял это так: «Пожалуйста, наберите новый полк исключительно из сербов. С этой целью вы можете изымать мужчин этой национальности также из других полков, если там таковые окажутся. Я желаю, чтобы остальные полки были также составлены из мужчин, связанных происхождением, что не должно в случае молдаван, валахов и болгар вызвать каких-либо затруднений». Вместе с тем сербами в широком смысле он считал всех славян, которые жили вне России.

Потемкин приказал также создать специальный еврейский полк. Евреи, как, саркастически размышляя, полагал генерал-губернатор, должны были бы иметь особенный интерес в освобождении Иерусалима от «язычников». Он считал евреев источником постоянного раздражения, однако придерживался того мнения, что от них позже можно будет освободиться очень полезным способом: расселив их на Святой земле после захвата Османской империи. На эту область они имеют законные исторические права. На Святой земле они затем были бы вынуждены с оружием в руках защищать свои права от арабов. Поэтому нельзя было достаточно рано начинать их военное образование.

Под командованием герцога Фердинанда Брауншвейгского ортодоксальные евреи сформировали первый эскадрон под названием «Израилевский». Это была живописная картина, когда они отправлялись на маневры: в своей традиционной одежде, с длинными бородами и пейсами, они по-казацки восседали верхом на лошадях и размахивали огромными пиками, когда шли в атаку. Со временем из этого эскадрона сформировался боеспособный и внушающий страх полк.

По образцу этого соединения польские повстанцы в 1794 году набрали еврейский полк, который позже успешно сражался во время наполеоновских войн — но тогда, однако, уже против России.

Потемкинская колонизационная политика состояла из многих структурных элементов и была многогранной. Только рассмотрение ее в целом объясняет содержание и метод организации власти и управления. Образ действий Потемкина в Крыму можно было принять за образцовый. Потемкин не хотел ни рассматривать Крым как захваченную вражескую территорию, ни вмешиваться слишком радикально в сформировавшийся политический и социальный порядок. Хотя он и заменил хана русским губернатором, но русским солдатам запрещалось грабить или оскорблять местное население. Иногда они даже выполняли этот приказ.

Татарское население было формально свободно выбирать, оставаться на месте или покинуть Крым и эмигрировать в Турцию. Большая часть татар использовала эту последнюю возможность. На самом деле эмиграция отвечала особенностям их натуры. После греков, армян и грузин уехали татары и своим исходом ускорили экономический упадок полуострова. России нужны были — не считая расширения военного порта Севастополя — несколько поколений людей, чтобы снова заселить Крым и усилить эффективное хозяйство плодоводством и виноградарством. Этот факт находился в противоречии с усилиями Потемкина по интеграции Крыма в состав Российского государства. Он хотел как можно лучше сохранить обычаи и привычный уклад жизни, опираясь на местные реалии. Русские законы должны были вступать в силу неспешно и постепенно. Но решить проблему административно было не так-то просто. Идея была хорошо задумана, однако вступала в противоречия с повседневной реальностью. При всех хороших намерениях Потемкина, он присоединил Крым насильственным образом в интересах Российской империи.

Правительство приравняло в социальной иерархии татарскую элиту к русскому дворянству и тем довольно быстро достигло ее русификации. Личные привилегии и права зависели от готовности к работе на благо империи, в противном случае социальное падение было неизбежным. Расслоение между элитой и низшими слоями населения очень скоро грозило стать непреодолимым. Для простого татарина путь на турецкую родину — в отличие от представителя высшей знати — не имел никакой альтернативы. Он предпочитал эмиграцию русификации как меньшее из двух зол.

Передающееся из поколения в поколение традиционное мышление исконных жителей Крыма русские чиновники понять не могли. Они не знали, как решать проблемы. Русское начальство просто по-новому перераспределило страну — даже Потемкин был здесь бессилен. Новый слой русских землевладельцев привносил опыт своих собственных форм хозяйствования, однако недостаточно учитывал имеющиеся климатические условия и сельскохозяйственные традиции. Во всем этом татарские крестьяне находили еще одну причину для иммиграции. Они не желали подчиняться этим невежественным новым господам.

Попытки Григория Потемкина наладить виноградарство и шелководство с помощью иностранцев тоже не приносили желаемых результатов. Но опытных в этих вопросах грузин и армян он также не хотел возвращать в Крым. Генерал-губернатору нравилось пространственное разделение различных национальных групп.

Старые крымские города приходили в упадок. Смешение народов, которое имелось там издревле, принесло бы ему пользу при сооружении новых городов. Вместо этого Потемкин повелел, например, город Феодосию заселить чисто христианским населением, в том числе прежде всего армянами. И наоборот, он объявил старую столицу Бахчисарай татарским городом. Даже в Симферополе, в 1784 году объявленном столицей «управления Таврической области», квартал русских правительственных зданий явно отличался от татарского старого города. Правда, общение представителей разных национальностей друг с другом было относительно свободным и без националистической агрессивности. В таком смешении народов русские колонисты не знали еще никаких проблем, отягчающих жизнь национальных меньшинств. Господствовал дух, знакомый колонистам американского запада — вопреки факту, что в Южной России все действия Потемкина следовали самодержавной программе.

Русские усилия вокруг интеграции Крыма в состав империи концентрировались на единственном географическом пункте: на Севастополе. Морская крепость считалась центром общей южной системы укреплений. Севастополь строился как истинно военное учреждение. Город с самого начала состоял из казарм, складов, госпиталей, адмиралтейства, арсеналов, верфей, гавани — и дворца Екатерины II. На том месте, где Потемкин повелел создать Севастополь, в древние времена существовало античное поселение Херсонес. В 1783 году началось строительство целого города, названного вначале Ахтиаром. Только годом позже его переименовали в Севастополь.

Хотя до окончательного открытия военного порта в 1804 году прошло немало времени, однако создаваемый город с самого своего основания носил характер кузницы и базы морского судостроения. Севастополь оставался для Потемкина самой важной целью в Крыму.

С начала строительства Севастополя Потемкин и императрица находились в тесном контакте относительно всех связанных с этим вопросов. Речь шла о сути русской имперской политики. Когда Потемкин просил для морской крепости отборных офицеров и солдат, он писал императрице: «Соблаговолите повелеть прислать хороших воинов, ибо какой прок отправлять на новое место кучу отбросов? Я должен просить Вас, мадам, рассматривать это место как одно из тех мест, которые только увеличивают Вашу славу и в которых Вы не делите ее ни с одним из предшественников. Здесь Вы не следуете по стопам кого-либо другого».

Потемкин открывал перед своей императрицей перспективу еще большей славы, чем та, которой пользовался так сильно уважаемый ею Петр I. Екатерина могла распахнуть ворота в Средиземное море! В полном соответствии с этим Потемкин окрестил первый сошедший со стапелей корабль, созданный под его руководством, под именем «Слава Екатерины» — Екатеринослав — и писал императрице: «Это название я смогу оправдать, ежели это от меня потребуется». Всегда заботящаяся о своем авторитете императрица предусмотрительно смягчала слова смелого судостроителя: «Лучше быть, чем слыть». Долгожданная цель была еще впереди, и кто тогда знал, как может закончиться надвигающаяся война против Османского государства. Но, честно говоря, императрица совсем не хотела делать выговор Потемкину, так как она не ограничивала его в том, под каким именем он должен был крестить корабли.

Большое значение Севастополя выражалось также в найме иностранных кораблестроителей. Всемирно известные мастера этого искусства спешили в Россию. Нужно было построить совсем новый флот — какая задача! Главным среди принятых на службу специалистов был сэр Самуэль Бентам. Он объехал в течение 1780–1782 годов в качестве натуралиста Сибирь и весьма тонко разбирался в технических возможностях России. Потемкин назначил британского инженера верховным смотрителем надо всеми судостроительными верфями в Южной России. Бентам получал от своего брата Иеремии, известного экономиста, философа и социолога, активную теоретическую и практическую помощь. Бентамы привели за собой целую толпу видных британских судостроителей и адмиралов, которые поступили на русскую службу и должны были под руководством Потемкина добывать Екатерине славу на Черном море.

Генерал-губернатор Новороссии не только определял места для поселения в приграничных районах Кавказа, Северном Причерноморье и в Крыму. Он не только устанавливал точные места и города, которые должны были служить пунктами сосредоточения учреждений военного режима, управления и заселения сельских районов. Потемкин составлял планы поселений и городов, проектировал церкви, ратуши и дворцы. Кроме того, он должен был заботиться о необходимых капиталах и с помощью колонизации приобретать финансовые средства для грядущей войны против Турции. В финансовой политике он проявлял не меньшую гибкость, чем при сооружении новых городов и сел.

Финансовая сторона проблемы имела сильные региональные, а также социальные и национальные различия. Остается поистине замечательным, насколько хорошо князь Потемкин знал все связанные с этим проблемы и даже отчасти решал их.

Из всех групп переселенцев выделялся в качестве самой важной социальной силы российский государственный крестьянин. Он заселял Новороссию на тех же финансовых условиях, какие были ему знакомы по прежней родине. Он получал льготы лишь в том случае, если его подушная подать за первый год поселения могла быть оплачена на старом месте жительства — если община деревни была согласна с этим. Чтобы повысить количество русских крестьян, Потемкин использовал запрет на возвращение беглых крепостных. Запрет привел к значительному притоку энергичных обедневших крестьян. Правительство скупало в некоторых областях уже заселенные помещичьи земли и передавало их государственным крестьянам. Они могли добиться определенного освобождения от налогов на первые 1,5 года, поскольку общины тех сел, из которых они происходили, брали уплату налогов на себя. Это относилось не только к подушной подати.

Генерал-губернатор предоставлял нуждающимся поселенцам в степных селах определенные дотации для сооружения нового жилья и для приобретения необходимого посевного зерна. Кроме того, многочисленные особые предписания регламентировали интересы крестьян, которые приезжали, находясь в самом разном зависимом положении на Волгу и Дон или на Кубань и на Кавказ.

Это касалось — с существенными отличиями — также Екатеринославской губернии. Здесь Потемкин использовал проживающих «русских бедняков», которые должны были уплачивать подушную подать менее 10 копеек и налог (оброк) менее 8 руб. Он возводил их, не применяя особенно энергичных мер принуждения, в статус переселенцев — с этим была связана отмена небольших свобод. Рука Потемкина была так же тверда, если речь заходила о статусе «военных поселений» или о работе с иностранцами. Новые поселения, правда, с самого начала имели явный военный характер, но только непосредственно перед второй турецкой войной Потемкин расширил их военные задачи. В 1787 году он лично старался, чтобы из самых разных типов поселений возникали чисто военные лагеря. Связанные с этим структурные и финансовые задачи сводились к тому, чтобы наполнять при помощи поселений воинские подразделения или вообще создавать новые. Так, например, Екатеринославская губерния должна была набрать 9 полков в легкую кавалерию. Государство взимало с каждого крестьянского двора рубль поземельного налога и 15 копеек подушной подати. Кроме того, отдельные деревни и дворы должны были предоставлять солдат.

Потемкин ввел единую территориальную структурную систему: он разделил заселенные области на районы, а те в свою очередь на так называемые номера по 30 душ в каждом. Каждый номер, основу которого образовывал союз семей, должен был выделить минимум одного солдата — даже требующиеся рост и возраст предопределялись властями. Если после избрания солдата в номере оставался последний полноценный работник мужского пола, общее собрание соответствующей деревенской общины, а именно семьи, могло принять решение о конкретном лице, которое должно было идти в армию, — в самом положении дел при этом ничего не менялось. Вопрос, служил ли такой способ интересам избираемых людей, можно поставить под сомнение, безымянны и неизвестны, канули они в пучинах истории.

Князь Потемкин комбинировал полезные для России преимущества этой системы ликвидации рекрутов с определенными традициями казаков. Казаки обладали благодаря своей сильной воинской организации обороноспособными военными поселениями. Обе формы, крестьянские хутора и казачьи станицы, порождали, взаимно дополняя друг друга, новый тип групп поселений народного ополчения. С одной стороны, они походили по построению, структуре и личному составу на классический казачий корпус, с другой стороны, включали тем не менее неказацких переселенцев, которые выпадали из обычной системы сборов налогов с крестьян и подтверждали, что при создании поселений военная цель была на переднем плане. Потемкин формулировал это недвусмысленно: «Необходимо принять за общее правило, что пограничные поселения должны быть военными».

В органах управления никто не обращал серьезного внимания на то, какого состояния были прибывавшие переселенцы и из каких мест они были родом. Пестрая смесь наполняла регион: наряду с государственными крестьянами там жили священнослужители, бездомные бродяги, иностранцы, а также крепостные крестьяне и образованные ремесленники. Россия нуждалась в каждой паре рук и использовала эти руки. Сам Петр Великий не делал по-другому.

Степень полезности определяли также способы для разных колонизационных условий. В то время как государственные крестьяне пользовались при переселении только ограниченными льготными условиями, священнослужители могли наслаждаться четырехлетним или даже пожизненным освобождением от налогов. К священнослужителям относились как православные священники и их дети, так и староверы, и члены различных религиозных общин.

Мотивы и способы предоставления им привилегий недоступны однозначному пониманию. Тем не менее достоверным является факт: Потемкин обращал внимание при поселениях и в региональных русских объединениях на людей с сильной религиозной мотивацией. Они должны были придерживаться его взглядов на религию и считались при этом как дисциплинированными работниками, так и духовным бастионом против татар-мусульман и польских католиков.

Колонизация, военное охранение и христианизация шли рука об руку. Генерал-губернатор чувствовал себя лично ответственным за строительство церквей и монастырей и воспринимал эту ответственность с истинным воодушевлением. Кроме того, в южнорусских местностях собралась такая пестрая смесь из человеческих рас, национальностей, религий и профессий, что собственно колонизаторская и военная цели без некоего минимума терпимости друг к другу не могли быть достигнуты. Не представляли ли Екатерину II по всей Европе образцом просвещенной благотворительности?

После основательной подготовки в 1783 году Потемкин сформировал из всех этих различных групп регулярную армию. Кроме этого, он распространил сферу своей власти еще на несколько провинций. Он стал генерал-губернатором и вице-королем четырех самых больших губерний России . В этой области, за которую он нес ответственность, он действовал быстро, решительно и последовательно.

В противоположность русификации Новороссии и заселению русскими новых земель приток иностранных переселенцев оставался при жизни Потемкина незначительным. Первые иностранцы прибыли в страну только в 1784 году — через 10 лет после начала колонизации. Уже издревле различные нерусские нации, проживающие в этом регионе, знавали иное обращение, чем иммигранты из Западной Европы.

С началом второй турецкой войны в 1787 году, прежде всего, снова закончился медленный прирост иностранцев. При этом Потемкин прилагал большие личные усилия в этом направлении. Он непременно хотел иметь в особенности для Таврии, но также и для Кавказа, западноевропейских крестьян и ремесленников. Им предоставлялись выгодные условия на начальном этапе и для дальнейшего проживания: им предлагались свобода вероисповедания, право возвращения на родину, предоставлялись хорошие плодородные земли, а также безвозмездно передавались лошади и крупный рогатый скот. Кроме того, иностранные колонисты получали материалы для строительства домов, достаточное количество посевного зерна, денежные подарки и приличные ссуды.

Тем не менее успехи пропагандистской кампании оказались незначительными. Первое немецкое поселение менонитов возникло только в 1787 году. Они, наконец, сдались, несмотря на многочисленные попытки отговорить их от этого шага. Самой важной причиной неудачи долгосрочных иностранных поселений была сама война с Турцией. Прежде всего, война парализовала после 1787 года какую-либо систематическую колонизационную политику.

Разумеется, привилегии для иностранцев сохранялись в укрепленных городах также и во время войны. «Масса» иностранных переселенцев состояла из греков, болгар, молдаван и жителей Валахии — людей, которые традиционно исторически компактно проживали на колонизуемых территориях. Новые поселенцы прибывали также из регионов, которые располагались непосредственно на театре разыгрывающихся русско-турецких конфликтов. Немецкие колонисты встречались редко, еще реже, чем польские евреи. Возобновление усилий Петра Великого по приглашению в страну голландцев ограничивалось немногими единичными случаями.

Тем не менее стоит задержаться на проблеме иностранных поселенцев. Правительство России видело в поселенцах не просто чрезвычайно удачный символ для императрицы в ее открытом обращении к Европе. Поселенцы должны были укреплять экономическую мощь в южнорусских областях, исполнять службу по охране границ и таким образом освобождать русскую армию от экономических задач по самообеспечению.

Сначала Потемкину удалось заполучить «албанцев» — средиземноморских греков, которые после 1770 года откликнулись на призывы Алексея Орлова к восстанию против турок и которые теперь опасались их мести. Они получили в районе Керчи и Еникале территорию под собственные военизированные колонии, в которых они формировались в регулярные воинские соединения. Эти национальные соединения сохраняли свою самостоятельность на протяжении многих десятилетий и отличались живописным обликом и национальной форменной одеждой.

За «албанцами» последовали представители других средиземноморских народов, однако их численность оставалась гораздо ниже той, на которую рассчитывали русские. Если «албанцы» не оставались в своих национальных воинских соединениях, они распространились относительно быстро по всей области колонизации, поселялись в городах и обогащали благодаря своей находчивости торговлю, ремесло и даже администрирование.

Екатерина II и Потемкин надеялись на то, что выходцев из Балканских стран можно будет использовать для русских политических целей. Если «Греческий проект» не был только стратегической идеей, а должен был служить будущим военно-политическим целям в Средиземноморье, переселенцы из областей, занятых турками, могли быть важным политическим инструментом для России. На этом фоне в центре внимания Потемкина находилось стремление с помощью иностранцев достичь быстрого и полного успеха в экономико-политической области.

На самом деле в течение последующих лет имелось мало возможностей воспользоваться услугами иностранцев с островов Средиземного моря. Но для развития экономики России в северном Причерноморье приезжие люди оставались так же важны, как и для военного похода против Турции.

Кроме того, иностранцы вызывали социально-политический эффект. Россия расселяла на Украине еще до Екатерины II людей других наций. Они содействовали как экономическому взлету обширной страны, так и уничтожению казачьих вольностей.

Екатерина и Потемкин вели дело систематически. Агрессивная внешняя политика по отношению к Польше и Турции сочеталась с пренебрежением к правам украинского населения, касающихся их языка, религии или народных обычаев, хотя Потемкин неоднократно подчеркивал свое внимательное отношение к региональным традициям. Украина должна была вносить свой экономический вклад в интересах всего государства и в интересах ведения войны против Турции и Польши. Тут могли быть полезны привилегированные иностранные поселенцы без дорогостоящих национальных эмоций.

В этом смысле Потемкин включал все территории Малороссии и Новороссии (т. е. украинских областей, лежащих по правому и левому берегу Днепра) в русскую систему управления и таким образом форсировал социальную интеграцию иностранцев. К этому его также принуждали непосредственные экономические причины. Поселение иностранцев требовало вначале очень высоких инвестиций, которые могли принести прибыль только в будущем. Поэтому постепенно стали отказываться от системы военных колоний и национальных воинских соединений, даже при сохранении внешних атрибутов, и все больше включали их в регулярные вооруженные силы русской армии.

Потемкин основывал и строил города, заселял целые местности, формировал армии и расселял иностранцев. Он колонизировал весь регион, военизировал его и цивилизовал. Это была его заслуга, что украинско-южнорусские просторы были включены в русскую экономическую систему и смогли развиться в важнейший базис для русского экспорта зерна. При таком гигантском предприятии возникает неотступный вопрос, какие материальные и финансовые средства поглотила эта огромная энергичная сила?

Эта проблема требует тем более срочного разъяснения, что Потемкина всегда упрекали и современники и потомки в почти невообразимой расточительности в своих личных интересах и в создании роскошных государственных строений. Меткое словцо «потемкинские деревни» требует прямо-таки досконального подсчета доходов и издержек, так как оно не содержит ничего другого, кроме упрека; Потемкин не тратил имеющиеся в его распоряжении средства до такой степени, что оставались только лишь деньги для показного строительства из картона и фанеры.

Конечно, Новороссия поглощала миллионы рублей из государственного бюджета. Императрица поддерживала, санкционировала и финансировала проект. Тем не менее со стороны центральной администрации господствовал строгий и жестко контролируемый режим экономии. Старая русская традиция противостояла ему: отпускаемые в Петербурге средства не поступали на юг совсем или выплачивались с большой задержкой. Начавшаяся в 1787 году война полностью остановила платежи. Россия была самодержавной монархией, европейский уровень которой измерялся в том числе и роскошью. Славе Екатерины требовались южные провинции, которые отвечали стандартам ее двора и проявлению силы. В этом отношении нельзя было упрекать Потемкина в том, что казалось его императрице правильным и дешевым. Финансы империи не подлежали ни парламентскому, ни общественному контролю. Взгляд на финансовое расточительство, коррупцию, бесхозяйственность и потерю доверия со стороны налогоплательщиков, подобный тому, какой вскрывается из года в год в современной парламентской демократии счетными палатами, парламентскими комиссиями или средствами массовой информации, позволяет очень приблизительно судить о том, какие возможности субъективной финансовой политики находились в распоряжении абсолютистского или вообще самодержавного правящего государственного аппарата.

Тем удивительнее кажется то, какими незначительными средствами из государственной казны должно было обходиться строительство южных городов. В 1787 году, например, правительство предоставило почти 3 миллиона рублей для Екатеринослава и Таврической губернии: из этой суммы в действительности не было выплачено ни копейки. Изобретательность, самофинансирование и суровая эксплуатация поселенцев оставались непосредственными источниками, из которых Потемкин черпал необходимые средства. То, что при этом некоторая надежда витала в воздухе, не должно удивлять. Даже при таких гигантских предприятиях всякого рода колонизационные и военные спекулянты чувствовали себя весьма неплохо. Коррупция и взяточничество процветали необычайно ярко. Пожалуй, не существовало никакого баланса издержек и выгод, который бы мог представить реальное положение дел. Трудно сравнимые друг с другом фрагменты отдельных бюджетов скорее запутывали положение, чем давали в итоге реальную картину.

Даже из фрагментов было отчетливо видно: князь Потемкин жил на юге также весьма и весьма роскошно. Он не наживался лично на деньгах императрицы и казны. Согласно господствующему в те времена праву он не был ни взяточником, ни преступником. Он выступал как абсолютный самодержец на службе у своей императрицы. Потемкину не было нужды утаивать деньги. Кроме того, он даже не помышлял об этом. Личные и государственные средства — для него в этих понятиях не существовало формального различия. Поэтому подсчет предоставленных Советом при Высочайшем дворе средств ничего не дает. Секретарь Попов пытался после смерти Потемкина подвергнуть ревизии книги домашних расходов князя. Он натолкнулся на ужасную неразбериху и разочаровался в задании. Император Александр I через несколько лет точно так же смирился и, в конце концов, приказал списать расходы Потемкина как часть оставленных Екатериной II государственных долгов. Путаница в финансах Потемкина была слишком большой. Даже император Павел I, который не упускал ни одного случая обнаружить ошибки у своей матери, не смог на этот раз ничего изменить.

Так что легенды о финансовой расточительности Потемкина остаются в подвешенном состоянии. Поскольку финансовые проблемы Потемкина были непосредственно связаны с проблемами Великой Екатерины, русская имперская историография не имела ни малейшего интереса проливать слишком яркий свет на сей темный вопрос. Так как в России даже через 200 лет простились с самодержавной системой управления только во внешних ее проявлениях и методах, то продолжали восхвалять императрицу и Потемкина, но не требовали никаких разъяснений относительно того факта, что царица и ее первый государственный деятель проявили себя в роли расточителей народного достояния. Светлейший князь Григорий Потемкин достиг феноменальных личных успехов в колонизации Юга России, Южной Украины, Крыма и Северного Кавказа, подобных которым трудно найти у выдающихся государственных мужей. Жестокая агрессия и захват территорий тем не менее оставались реальностью. Возникшие в конце XX столетия независимые государства (например, Республика Украина) в виду особенностей национального исторического развития должны были бы ощущать относительно небольшой интерес к воспеванию русской аннексии в XVIII веке.