Екатерина II Алексеевна — София Фредерика Августа,

принцесса Анхальт-Цербстская

[2 мая (новый стиль) 1729 года — 6 ноября 1796 года],

замужем с 21 августа 1745 года

за великим князем Петром Федоровичем,

позднее императором Петром III —

Карлом Петером Ульрихом Гольштейн-Готторпским

(убит 5 июля 1762 года),

императрица России

(28 июня 1762 года — 6 ноября 1796 года)

После Ивана Грозного и Петра Великого Екатерина II считается самой значительной личностью на российском престоле. Ее прославляли как выдающегося просветителя и реформатора. Ее осуждали за эгоизм, половинчатость реформ и в дальнейшем — отказ от реформаторских идеалов. Ее рассматривали как узурпаторшу на царском престоле. Она не смогла избавиться от позорного пятна убийства Петра III и Ивана VI. Ее сын Павел I, нелюбимый, унижаемый и презираемый матерью, жестоко мстил за это. Личность, которую так по-разному оценивают, должна быть интересной. В одном потомки едины: в России правили многие женщины или, в качестве регентш и царских жен, оказывали влияние на культурное и политическое развитие династии и страны в целом. Екатерина II превосходила их умом, смелостью, характером, усердием, решимостью и удачей. В ее лице представлена вершина способности женщины править в стране, где патриархальное самодержавие относилось к основным элементам традиционного понимания правления. Екатерина II как женщина и как личность была исключительным явлением на русском престоле. Великой силой и слабостью отмечен ее путь.

София Августа Фредерика Анхальт-Цербстская в юности имела мало шансов оставить заметный след в истории. Анхальт-Цербст был незначителен, отец — обычным офицером (князь Христиан Август был генералом прусской службы. — Прим. ред.). Именно из-за такого происхождения прусский король Фридрих II порекомендовал Софию русской императрице в качестве невесты наследника престола Карла Петра Ульриха Гольштейн-Готторпского.

Принцесса родилась 2 мая 1729 (21.4. 1729. — Прим. ред.) года в Штеттине. Отец Софии Христиан Август служил там в качестве прусского генерала. Князь был вынужденно бережливым. Позднее в своих мемуарах София писала, что отец ее был «бережлив», а мать — «расточительна». Христиан Август, по-видимому, отличался всеми книжными добродетелями прусского офицера: порядком, дисциплиной и благочестием. Его супруга Иоганна Елизавета была принцессой Гольштейн-Готторпского дома. Она была бедна, но Гольштейн считался знатным, потому что был связан со шведским королевским домом. Имело вес и то, что дочь Петра Великого Анна с 1725 года была замужем за Карлом Фридрихом, герцогом Гольштейн-Готторпским. От этого брака произошел российский император Петр III (Карл Петер Ульрих). София Анхальт-Цербстская была в родстве со своим будущим супругом уже тогда, когда еще не была с ним знакома.

София считалась волевой, бойкой, смышленой и уверенной в себе. Казалось, она обладала задатками для утверждающей себя личности. С малолетства она воспитывалась в условиях придворной жизни. Мать прилагала все усилия к тому, чтобы выбить из дочери упрямство, но успеха почти не имела. Большее влияние на девушку оказывала гувернантка Бабетта Кардель. Екатерина II до конца жизни с большим уважением говорила об этой дочери бежавшего в Германию французского гугенота. Бабетта Кардель раскрыла ей богатство французского языка, литературу и историю и заложила базу для позднейшей симпатии французскому Просвещению.

София была обычной маленькой девочкой, по своим внешнему виду и характеру она лучше чувствовала себя среди оборванных деревенских детей, чем среди «утонченных» отпрысков придворных особ. Отец проявлял понимание, и София могла играть на улице с себе подобными. В одном пункте и родители и воспитатели не шли на уступки: пастор Фридрих Вагнер обучил Софию в строгом соответствии с лютеранской верой, и она точно придерживалась связанных с нею манер поведения и запретов.

Так София подрастала до 10 лет, беспечно и без особых проблем и тягот. К этому первому отрезку жизни относились две характерные особенности: София была необычайно самоуверенна и располагала к себе внешней непривлекательностью. Возможно, она стыдилась своей некрасивости и развила сверх всякой меры способность к проницательности.

Бросающаяся в глаза некрасивость прошла, как только Софии исполнилось 10 лет. Она выросла в прелестную, стройную обаятельную девушку. В 1739 году родители взяли ее с собой в Киль на семейное торжество гольштинцев. Там она впервые встретила юношу, который должен был стать в будущем спутником ее жизни — Карла Петра Ульриха Гольштейн-Готторпского, одного из претендентов на шведский и русский престол. Хотя позднее, обращаясь к тому времени, она изображала своего кузена красивым, любезным и благовоспитанным, но не переоценивала его. Там, где доминировали взрослые родственники, дети, взятые с собой на смотр, солидаризировались, и София не избежала того, что ее мать и тетки шушукались о более или менее скрытых намеках на будущую связь между анхальтеринкой и гольштинцем.

София уже тогда задумывалась о своем будущем, о браке, о своем месте в обществе. Она ни в коем случае не желала опускаться до бедных сумерек угловатого провинциального двора. Почему не Карл Петр Ульрих? Королева — не самая плохая цель на земле! Мать посетила в Любеке своего брата, который был назначен воспитателем осиротевшего герцога, и когда Елизавета I Петровна в 1741 году взошла на царский престол, мать Софии вспомнила о фамильных связях. Она приложила все усилия, насколько возможно, предложить своего ребенка, не зная, будет ли оправдана ее ставка.

Иоганна Елизавета не понимала, почему императрица Елизавета Петровна ликвидировала преобладание немецких политиков при своем дворе. Для нее шло в счет только то, что вскоре после коронации Елизаветы все явные и тайные признаки говорили о том, что Карл Петр Ульрих, сын Анны Петровны, избран наследником престола. В 1742 году он переселился на Неву. Иоганна Елизавета послала портрет своей дочери в Санкт-Петербург, и София об этом знала. Надежды получили богатую пищу, когда 1 января 1744 года пришло письмо о том, что мать и дочь должны немедленно прибыть в Россию. Иоганну Елизавету охватил страх от собственной смелости, князь Христиан не хотел отпускать дочь так далеко. Решение не стало для родителей более легким, когда пришло письмо от Фридриха II Прусского, который требовал, чтобы мать предприняла все, чтобы София вышла замуж за Карла Петра Ульриха и вела в России пропрусскую политику. Для Софии проблема решалась проще, чем для ее родителей. Она стремилась стать императрицей России. Если это должно быть с Карлом Петром Ульрихом, пусть с ним.

Методы сватовства здесь отличались от способов, применявшихся позднее. Как Петр I для сына Алексея, так и императрица Елизавета подыскивали, соответственно, невесту и жениха, исходя из конкретных политических целей. Это относилось и к Софии. Пруссия нуждалась в хороших отношениях с Россией. Для этого существовало немного различных вариантов. Позднее, на рубеже XVIII и XIX веков, на передний план вышли муки выбора: царевич получал список с 10–15 именами девушек. Во время своего образовательного путешествия он посетил отмеченные дворы и принимал решение в пользу одного из предложений — или высматривал девушку, не вошедшую в предварительный выбор, тогда требовались более серьезные возможности для осуществления. В случае Карла Петра Ульриха и Софии мнения кандидатов не играли вообще никакой роли, как ни различны они были. Гольштинец с самого начала предал себя в руки судьбы, Екатерина была готова ко всему, если только это могло добыть ей корону.

София погружается в другой мир

В Берлине Фридрих II давал последние инструкции к путешествию. Фридрих обязал мать действовать в качестве тайного агента в интересах Пруссии. Для прусского короля был вопросом самого существования нейтралитет в европейском споре великого соседа на востоке. Фридрих занимался девушкой, пригласил ее за свой стол и был приятно удивлен наличием самоосознания 14-летней дамы. Ему самому было 30 лет, и он в свою очередь произвел впечатление на Софию своим шармом и грацией.

Началось путешествие без возвращения. В Штеттине отец и дочь попрощались. Генерал больше никогда не видел свое дитя, он умер в 1746 году. «Графиня Райнбек» — так, инкогнито, — с дочерью ехала на восток княгиня Иоганна Елизавета, чтобы поблагодарить русскую императрицу за оказанное благодеяние! В путь отправились из Штеттина 15 января 1744 года. Путешествие, должно быть, длилось пять недель. В Риге графини были встречены императорским камергером Семеном Нарышкиным и окружены княжеской роскошью. В спешном темпе приближались к Петербургу. Внушительный прием остался лишь эпизодом, двор находился в Москве, где должен был торжественно отмечаться день рождения великого князя Петра. 20 февраля дамы прибыли в Москву и в тот же день были приняты императрицей Елизаветой. София сильно напомнила Елизавете своего несостоявшегося жениха Карла Фридриха Гольштейн-Готторпского и тронула чувства императрицы. Потекли слезы умиления. Петр присутствовал при встрече.

София рассматривала его с двойственным чувством. София вознаградила радость Петра от того, что он нашел в ней равную по возрасту собеседницу. Но его несдержанная болтливость оттолкнула ее. Петр уже при первой встрече сообщил своей будущей жене, что влюблен во фрейлину Лопухину, но женится на Софии — так хотела царственная тетка.

София быстро вошла в свою роль. Она строго следовала наставлениям умного и терпимого духовника Симона Тодорского (архиепископ Симон, в миру Симеон Федорович Тодорский (1700–1754), был правящим архиереем Псковской и Нарвской епархии в 1745–1754. Как один из лучших богословов своего времени был определен наставником и законоучителем для великого князя Петра Федоровича и его невесты Екатерины Алексеевны. — Прим. ред.). Тодорский долго жил в Германии, знал пиетизм и не был поборником консервативного православия. София увидела, что терпимость Тодорского значительно превосходит терпимость ее лютеранина-отца. Софии нелегко далась смена веры.

С таким же усердием София занималась русским языком, историей и культурой — к радости Елизаветы и двора. Когда София, занимаясь по ночам, простудилась и тяжело заболела, императрица сама ухаживала за ней и была восхищена тем, что София потребовала к себе не протестантского пастора, а Симеона Тодорского. В этом кризисе была реальная опасность того, что трудности новой родины окажутся для девушки непосильными. Но здоровая природа Софии сопротивлялась болезни. Ее молодость и врачи сделали остальное, и на свой шестнадцатый день рождения она смогла вновь появиться перед обществом. Две недели спустя она писала отцу, что готова «…перейти в новую веру…». На 28 июня 1745 года был назначен переход в православие. София принимала религию из внутреннего убеждения и придала церемонии естественное достоинство, что вызвало одобрение императрицы и двора. С этого момента она звалась Екатериной Алексеевной и имела ранг великой княжны.

Непосредственно за этим днем последовало обручение Екатерины с великим князем Петром. Императрица Елизавета обставила блестящее торжество восточной роскошью. Мать Екатерины описывала событие очень подробно. Только обручальные кольца она оценивала в 50 000 талеров. Действительно, юная великая княгиня была завалена дорогими подарками. Елизавета отвела девушке собственный двор. И отношения с Петром вначале и правда складывались неплохо. Екатерина рассматривала Петра не только как идеального будущего супруга, она хотела формировать его по своему образу и подобию. Порой они бывали скорее товарищами по играм, чем будущими русскими правителями. Эту роль они играли и когда она вскоре после обручения с юным Петром отправилась в направлении Киева. Екатерина и Петр знакомились с широкими русскими просторами и жизнью русского народа из окна кареты и во время церковных процессий. Екатерина вбирала в себя впечатления и радовала императрицу, которая ценила юную девушку выше, чем племянника из Гольштейна.

Вскоре юное счастье встало перед первым испытанием. В декабре 1744 года по пути из Петербурга в Москву великий князь Петр заболел оспой. Императрица Елизавета самоотверженно ухаживала за наследником престола. Екатерина стояла на распутье: если бы Петр умер, она вынуждена была бы похоронить свои надежды на трон. Великий князь не умер. Тем не менее все изменилось. Болезнь обезобразила наследника престола. Екатерина пришла в ужас от его внешнего вида. Если раньше она испытывала к Петру большую симпатию, то теперь с обеих сторон началось стойкое отчуждение и последовавшая затем открытая вражда.

Екатерина смиряется с необычным браком

Елизавета чувствовала жалость, испытываемую Екатериной к самой себе, и стремилась не дать великой княгине уйти. Она осыпала ее доказательствами своей милости и укрепляла ее волю к самоутверждению. Императрица удвоила свои усилия: Петр и Екатерина как можно быстрее должны пожениться. Вопреки всем советам врачей она назначила свадьбу на 21 августа 1745 года. Престолонаследие должно быть обеспечено. Для Петра и Екатерины заключение этого брака представляло большой риск. Петр ненавидел Россию, но инстинкт самосохранения у Екатерины волшебным образом принимал странные формы приспособленчества, Анна Леопольдовна и Иван VI жили в ссылке, Елизавета была незамужней и бездетной. Что произойдет, если первое в императорской России заключение брака останется без последствий для престолонаследия? Никто летом 1745 года не отваживался задать такой вопрос.

Елизавета послала сообщение в Версаль и Дрезден, велела шить дорогие одежды, в день свадьбы обоих молодых людей, сплошь покрытых золотом, серебром, жемчугом и драгоценными камнями, вели на церемонию бракосочетания в петербургский Казанский собор. За венчанием следовал торжественный обед и бал. А императрица уже торопила молодых в отделанные бархатом и шелком спальные покои. При распутном петербургском дворе в отношении церемонии брачной ночи проявляли необычайную деликатность. Несмотря на чрезмерные затраты, юный супруг не высказывал намерения приблизиться к молодой жене. По-видимому, неискушеннаяя Екатерина не обиделась на него за это.

За ночью последовали полные радостей недели. Смеялись, танцевали, если и пили. Елизавета провозгласила тост за традиции своего отца и поездкой по Неве в собственноручно изготовленном Петром Великим боте воскресила память о наследии России. Свадьба миновала, и только теперь Екатерина заметила свое одиночество. Елизавета некоторое время ожидала плодов супружеских отношений молодых и изменила свое поведение в отношении многообещающей пары. Как бы исполнив свой долг организацией свадьбы, она окружила теперь Петра и Екатерину растущим недоверием, несправедливостью и неприязнью. Екатерина укрылась защитной оболочкой: «Я сказала себе: если ты любишь этого человека, ты будешь самым несчастным существом на земле, потому что ты требуешь взаимного расположения; этот человек почти не обращает на тебя внимания, он разговаривает с тобой, как с куклой, и оказывает любой другой женщине больше внимания, чем тебе; ты слишком горда, чтобы жаловаться, итак, сдерживай свою нежность по отношению к этому господину: подумайте о себе, мадам». Обоюдная ревность по мелочам, непонимание и доносы стали обычным явлением. В треугольник Елизавета — Петр — Екатерина закрадывалось некое отсутствие рифмы тем сильнее, чем дольше не появлялся наследник престола. И по прошествии семи лет брак не принес результатов. Во время драматического столкновения с глазу на глаз Елизавета обвинила Екатерину не только в супружеской несостоятельности, но и в шпионаже в пользу Пруссии. Екатерина ожидала даже, что императрица ее ударит. Но Елизавета предоставила делать конкретные выводы своему канцлеру — Бестужеву.

Бестужев приказал преданным ему людям наблюдать за Петром и Екатериной. С этого момента Екатериной занималась Мария Чоглокова, кузина императрицы. Ее обязанности были определены однозначно: «Ее императорское высочество было избрано быть достойной супругой нашего любимого племянника, его императорского высочества великого князя и наследника империи, та же самая (названная Екатерина) как ее императорское высочество была воспитана исключительно для этой цели: чтобы ее императорское высочество свои поведением… и добродетелями пробудила в его императорском высочестве (великом князе) искреннюю любовь, согрела его сердце так, чтобы таким образом был произведен столь страстно желаемый наследник империи и отпрыск нашего высокого дома». По этим правилам Екатерина до сих пор не оправдала ожиданий окружающих. И хотя она вынуждена была держаться на расстоянии от всех политических дел и не имела права отправить за границу ни одного письма без цензуры, в ее взглядах на жизнь ничего не изменилось. Петр Федорович также страдал от этого режима. И его тоже Бестужев считал сомнительным. Канцлер не рассматривал Екатерину как личного врага. Он только подчинил ее основным правилам своей политики и благодаря этому нашел ее симпатичной. Политические интересы Екатерины в последующие годы были постоянно связаны с личностью Бестужева. Во взлетах и падениях чувств, интригах и меняющейся политической конъюнктуре ее отношения принимали изменчивые формы. Екатерина не смогла бы найти лучшего учителя, чем Бестужев.

Ее супруг оставался в России чужаком. Екатерина, напротив, казалась беззаветно набожной и с чрезвычайной педантичностью следовала православному уставу. Она учила русский язык и историю и узнавала обычаи русского народа. Это приносило ей симпатии современников. Но Екатерина была лицемерной. Позднее она писала: «Императрица сама любила чрезмерное расточительство… и ее примеру следовали все; день был наполнен карточной игрой и переодеваниями. Я, которая принципиально хотела понравиться миру, в котором жила, приняла этот стиль жизни…» Но мнимое бесплодие Екатерины было для Елизаветы не единственным камнем преткновения. Екатерина все более и более убеждалась, что по общественному положению стоит в России на третьем месте, что она считается политической персоной, которая должна занять определенную позицию. Лишь с трудом иностранка смогла пройти через сплетение интриг и политических лагерей. Она шла своим путем осторожно, однако в целом беззаботно. Благосклонность императрицы можно было завоевать, заняв патриотическую русскую позицию. Петр был явным другом Фридриха II. Политические интересы при петербургском дворе разделились, и «иностранцы» вели борьбу с канцлером Бестужевым, который пользовался доверием императрицы, который разыгрывал австрийскую, саксонскую и английскую карты и который был умным и дальновидным русским.

Екатерина не дала опутать себя пропрусской паутиной. Она хотела жить и смеяться. Медленно просыпалось понимание ее нового положения при дворе. Может быть, она скучала, может быть, многие традиции являлись чуждыми ее природе: за годы ожидания она превратилась в целеустремленную личность. Перспектива пусть и далекого господства отодвигала все неприятности на задний план. Позднее Екатерина писала: «В течение 18 лет я вела жизнь, при которой десять других на моем месте сошли бы с ума, а двадцать других — умерли от горя». Она не стала сумасшедшей, не умерла. Она очень много бывала одна, читала бесчисленное количество книг и после многих лет верности нелюбимому человеку искала утешения в любви. По меньшей мере в этом пункте Екатерина не отличалась от своего окружения.

Сначала она читала романы. Ее интересовала жизнь французского короля Генриха IV. Она натолкнулась на работы знаменитых современников Монтескье, Вольтера и Бейля. Ее представления о будущем побуждали ее с пользой для себя читать труды о законах, морали, политике, религии, о философских мечтах просветителей. Это чтение заложило основу ее позднейшего правления. Екатерина охотно передала бы свои жизненные знания супругу, она искала партнера. Однако после десяти лет безуспешной миссионерской работы Екатерина осознала свое поражение: «Сильный человек создан не для того, чтобы помогать советами слабому, потому что тот неспособен последовать или просто одобрить то, что предлагает ему другой в соответствии со своим характером». Екатерина постепенно врастала в политические интересы. Но оставалось решающее препятствие: и после восьми лет брака наследника престола не было.

Растущее самосознание великой княгини Екатерины

Екатерина превратилась в красивую женщину, которая не только вызывала всеобщее восхищение. Она влюбилась в женатого камергера Сергея Салтыкова, которого она обожала, как самого красивого и желанного мужчину при дворе. Сергей Салтыков был повесой, циничным и тщеславным. Он хотел завоевать Екатерину. Она покорилась ему и была счастлива. Конечно, Петр сразу узнал об этой любовной связи. Он ни в коем случае не обиделся на жену за неверность, но обрадовался, что Салтыков провел супругов Чоглоковых. Салтыков опасался, что любовная связь откроется. Это был бы не первый молодой человек из окружения Екатерины и Петра, который был наказан за то, что поддерживал особые отношения с великокняжеской четой. Он мог не беспокоиться. Императрица Елизавета не хотела дольше ждать. Ей нужен был наследник престола — любой ценой. Салтыков казался надежным средством для этой цели.

Началась игра, которая в конце разрешала различные варианты появления на свет будущего императора Павла. Сергей Салтыков сблизился с прекрасной Екатериной. Одновременно кузина Елизаветы Чоглокова сосватала великому князю некую фрау Гроот, вдову художника. Екатерина забеременела. В то время как фрау Грот не смогла представить доказательств способности Петра, у Екатерины в декабре 1752 года произошел выкидыш. В своей любви к Салтыкову Екатерина сделала шаг, который имел далеко идущие последствия для ее жизни как женщины и будущей императрицы. Она попросила у Бестужева помощи и защиты для возлюбленного. Она велела сообщить Бестужеву, что недалека от его взглядов. Канцлер знал, что происходило в спальне Екатерины, и мрачно смеялся: великая княгиня и ее бывший заклятый враг оказались союзниками. Поскольку Петр оставался неспособным к зачатию, а Бестужев открыл новые симпатии, мадам Чоглокова упрашивала Екатерину усилить старание, все равно, в руках ли Сергея Салтыкова или придворного Льва Нарышкина. Великая княгиня вновь забеременела.

В июне 1753 года у нее опять произошел выкидыш. Но страсть Екатерины и усердные старания господ ее окружения привели, наконец, к успеху. В феврале 1754 года вновь ожидали наследника престола. Салтыков и Нарышкин входили в прочный круг друзей великокняжеской пары. Никто ничего не подозревал, и императрица казалась бесконечно счастливой. 20 сентября 1754 года Екатерина разрешилась от бремени мальчиком. Едва ребенок родился, его тут же унесли прочь. Императрица забрала мальчика в свои покои. Наконец империя получила нового наследника. Великий князь Петр по-прежнему был сомнительным кандидатом, и императрица сама заботилась о ребенке. Екатерину оставили лежать одну. Она выполнила свою миссию. Помимо этого Елизавета демонстрировала свое злорадство. Салтыков должен был доставить послание о наследнике престола к шведскому двору!

Екатерина после разлуки с сыном, которому при крещении было дано имя Павел, держалась спокойно. Трудно решить, в интересах ли собственных властных амбиций она отказалась от ребенка, или она была не слишком к нему расположена, или она скрепя сердце переживала свою тоску. Екатерина видела мальчика лишь спорадически. До восьми лет жизни Павел не знал родителей. Екатерина догадывалась о намерениях Елизаветы. В той же мере, в какой речь шла о Павле как претенденте, снижались шансы Екатерины на престол. Из осознания этого не могла вырасти сердечная материнская любовь.

Помимо этого начался период пренебрежения и унижения Екатерины со стороны императрицы. Обычными стали дешевые подарки и растущее неуважение. Екатерина замкнулась в себе. Она чувствовала себя отвергнутой Сергеем Салтыковым. Тем не менее по его совету она вновь появилась в обществе. Эту уступку она связывала с детским упрямством: «Я решила дать понять тем, кто часто причинял мне горе, что теперь от меня зависело, позволю ли я безнаказанно оскорблять себя». Она показала себя способной актрисой, и вдобавок унижения вызвали в ней характерные изменения.

При дворе впервые испытали страх перед Екатериной. Возможно, она могла бы быть чем-то большим, чем только супругой великого князя? Если Екатерина стремилась к новой роли, ей нужно было изменить отношения с Петром. Петр видел перемены в своей жене, но не понимал их. Он продолжал детскую игру с предоставленными ему гольштинскими гвардейцами. Пребывание этой гольштинской гвардии стало камнем преткновения. В то время как офицеры русской гвардии называли наследника престола предателем России, Екатерина считалась русской патриоткой. Она проявляла по отношению к мужу столько практического здравого смысла, что Петр ничего не замечал и за любым советом обращался к Екатерине. Она пользовалась его доверием. До сих пор Екатерина считалась добродушной, достойной любви и сдержанной женщиной. Теперь она превратилась в целеустремленную придворную интриганку, которая изучила окружающий ее мир и могла раз-зить его же оружием.

Екатерина оценивала себя вполне реально. Она знала свои сильные и слабые стороны: «Мое несчастье в том, что без любви мое сердце не может радоваться ни одного часа». Ей не нравилось, что в мире о ней существует несколько мнений. Мир — это европейские дворы. Там отношения с Салтыковым и рождение Павла создали ей репутацию женщины, которая становится жертвой привлекательности красивых мужчин и в этой связи может быть использована в политических целях.

Весной 1755 года приступил к исполнению обязанностей в России британский посол сэр Чарлз Генбюри Уильямс, который воспользовался этими особенностями Екатерины, а также ее постоянной нехваткой денег, чтобы подчинить ее интересам британской политики. Он использовал красивого польского аристократа Станислава Понятовского и добился того, что Екатерина в него влюбилась. С политической точки зрения сначала удача сэра Чарлза была невелика, так как влияние Екатерины в те годы, когда Европу волновала Семилетняя война, было очень скромным.

Станислав Понятовский происходил из древней польской аристократической семьи. Это был красивый человек, остроумный, образованный и обаятельный. Он не был ни смельчаком, ни циником, не был он и тем человеком, который обольщает женщин. Екатерина осталась единственной женщиной его жизни. Он так смотрел на любимую Екатерину: «Ее волосы были черными, лицо — ослепительно белым, колорит — очень свежий, у нее были большие говорящие синие глаза, рот, который, казалось, звал к поцелуям, великолепно вылепленные руки и кисти, гибкий стан, скорее большой, чем маленький, походка, свободная и тем не менее исполненная благородства, и смех, такой же безоблачный, как и ее настроение». Екатерина любила Понятовского, однако неизвестно, что имело для нее большую привлекательность — обаяние юного Станислава или деньги стареющего сэра Чарлза. Екатерина более конкретно оценивала свое политическое будущее, и в любви она нуждалась как в хлебе насущном. К денежным вопросам она относилась легкомысленно. Из-за любви к роскоши ее долги подскочили до астрономических высот.

Первые бои за наследование престола

В те месяцы русский двор более или менее скрытно надеялся, что Елизавета объявит юного Павла наследником престола и отошлет его родителей обратно в Германию. Екатерина защищала свою жизнь. С сентября 1756 года Россия вела войну с Пруссией. Что произошло бы, если бы Елизавета умерла и Петр добрался до престола? Бестужев был серьезно озабочен. Он побуждал Екатерину к политическим действиям. По его совету она написала тайные письма русскому маршалу Апраксину о том, что тот должен энергичнее действовать против Пруссии. Бестужев втянул Екатерину в собственные политические цели. Если Петр был не способен править, править должна Екатерина, он сам, Бестужев, намерен был довольствоваться руководством важнейшими министерствами и командованием гвардейскими полками.

Екатерина, хотя и не приняла амбиций Бестужева, тем не менее тайную переписку с Апраксиным продолжала. Как легко можно было это счесть заговором против императрицы! И действительно, она попала в ловушку: Апраксин занял Мемель и в августе 1757 года разбил пруссаков при Грос-Егерсдорфе. Затем он поспешно отступил. Скандал повлек за собой расследование. Екатерина в это время была беременной и произвела на свет девочку — Анну. Говорили, что отцом был Станислав Понятовский. И этого ребенка Елизавета взяла к себе. Екатерина опасалась осложнения своего положения в связи с делом о государственной измене вокруг генерала Апраксина. Бестужев так глубоко был вовлечен в интригу, что предстояло его свержение. 14 февраля 1758 года императрица велела его арестовать.

Екатерина ощущала растущую изоляцию. Она сторонилась двора и вынуждена была узнать, что Петр разразился тирадами ненависти против нее. Великая княгиня обратилась в бегство, она написала императрице прочувствованное письмо и потребовала, чтобы ее отпустили на родину. Она хотела бы жить в своей немецкой семье. Она догадывалась, что Елизавета не допустила бы такого скандала. Екатерина выжидала и от волнения заболела. Она велела позвать духовника, который был также и духовным отцом Елизаветы. Духовник склонил императрицу принять Екатерину. И тогда возникла ситуация, ставшая ключевой для дальнейшей жизни Екатерины. По воспоминаниям Екатерины, в ночной встрече наряду с Елизаветой принимали участие братья Александр и Петр Шуваловы, а также великий князь Петр. Екатерина встретилась лицом к лицу со своими злейшими врагами. Петр поносил жену. Екатерину упрекали во властолюбии, неверности и непокорности, сговоре с Пруссией, заговоре против императрицы и т. д. Доказательств не было. Екатерина безудержно рыдала и рассчитывала на слабость Елизаветы. В конце концов Екатерина вышла из столкновения с победой. Елизавета обещала новый разговор с глазу на глаз. Проходили недели, и Екатерина неумолимо требовала возвращения на родину. Она действовала столь умело, что Елизавета стала чувствовать себя виновной в ссоре, представила все свидетельства своего расположения и даже разрешила великой княгине доступ к детям.

Во время разговора с глазу на глаз обе дамы поклялись в своей искренности и окончательно скрепили уже давно неявно существовавший союз. Елизавета поняла невозможность совместного правления великокняжеской пары. Екатерина обладала весомым залогом. Она была матерью наследника престола Павла. Отцовство оставалось спорным. Однако все это не могло отменить решения Елизаветы относительно наследования престола Петром. Она лишь подавила заговор Апраксина-Бестужева. Принимавшие в нем участие мужчины отделались незначительным наказанием. Екатерина вновь оказалась в милости и могла посещать своих детей. Из этой истории она сделала вывод, что может быть только один путь в будущее и что она, независимо ни от кого, должна вступить на него. Она стремилась к единоличному правлению.

В те недели Екатерина искала знакомства со служившими в гвардии братьями Орловыми. Григорий Орлов выдвинулся в новые любовники. Орловы пользовались репутацией отчаянных вояк, неотесанных и необузданных. Буйство и задиристость были традицией семьи. Дед при Петре Великом служил в стрельцах и стоял в центре легендарного восстания. Свою жизнь он спас потому, что взошел на эшафот с таким бунтарским негодованием, что произвел впечатление на Петра. Его внук Григорий Орлов с отчаянной смелостью сражался против пруссаков при Цорндорфе.

Орлов видел больную императрицу и странного наследника престола — Петра. Он понимал, почему великая княгиня прилагает усилия к тому, чтобы объединить в себе дух и чувства великой России. Орловы пользовались преимуществом. Низкого происхождения, они не принадлежали к той части аристократии, которая была многочисленными нитями связана с династией, и при любом переполохе рисковали судьбой своей семьи. Лейтенанту было все равно, кто сидел на троне, если только он хорошо платил и обещал приятную жизнь. Если это к тому же была красивая женщина, полная чувственности русская патриотка, — тем лучше.

Екатерина ждала своего часа. Россия вела успешную войну, но Елизавета слабела, и ее конец явно приближался. Возникла оппозиция против великого князя Петра. Граф Никита Панин, с 1760 года гофмейстер Павла, стремился возвести его на престол, регентский совет должна была возглавить Екатерина. В армии враждебное настроение против Петра приняло угрожающие размеры. Петр хотел править и знал, что императрица точно не изменила бы порядок наследования. Он готовился принять корону, и почитаемый им Фридрих II нетерпеливо ждал смерти Елизаветы. Аристократические фамилии России — Панины, Шуваловы, Воронцовы и другие — напротив, все более и более склонялись к правлению Екатерины. Екатерина жила уединенно. Она демонстрировала, что не принимает участия ни в каких интригах и заговорах, и сумела скрыть от света свою новую беременность. Однако приближался судьбоносный день, которого столь многие ожидали и которого все боялись. В Рождественский сочельник 1761 года умерла императрица Елизавета. В четыре часа пополудни князь Никита Трубецкой объявил о смерти императрицы и начале правления императора Петра III.

Екатерина Алексеевна завоевывает престол

С этого дня между новым императором и его супругой началась упорная борьба за власть. Петр вызывал ненависть у церкви и в армии, демонстрируя симпатии ко всему прусскому. Супругу свою он намеревался отправить в монастырь и жениться на Елизавете Воронцовой. Екатерина вступила на противоположный путь. Во время траурных торжеств по Елизавете она подчеркивала свое православное благочестие и часами стояла в слезах на коленях перед открытым гробом. 11 апреля 1762 года она произвела на свет сына Алексея. Петр ничего даже не заметил. Это была только одна из многочисленных обид, которая ускорила его свержение. Решающим был тот банкет, на котором император отмечал свой союз с Пруссией. Дело дошло от открытого скандала. Петр разразился тостом за императорскую фамилию. Екатерина осталась сидеть. Петр изволил спросить, почему она не встает во время тоста. Она ответила, что как член императорской фамилии имеет право оставаться сидеть. Петр назвал ее «идиоткой»: на его взгляд, только он сам и присутствовавшие герцоги Гольштейнские в этом кругу принадлежали к императорской семье. Позднее Екатерина отмечала: «После этого я начала принимать предложения, которые мне делали после смерти императрицы». Екатерина знала, что в гвардейских полках у нее есть почитатели, готовые к свержению Петра: братья Орловы, Пассек и Бредихин стояли во главе заговора, для участия в котором можно было собрать 10 000 солдат.

28 июня 1762 года подготовка переворота вступила в последнюю фазу. Братья Орловы и княгиня Дашкова захватили инициативу. Федор Орлов информировал командира Измайловского полка Кирилла Разумовского. Тот потребовал от директора академической типографии Тауберта немедленно издать манифест, в котором торжественно объявлялось о свержении Петра и вступлении на престол Екатерины. В утренние часы 28 июня Алексей Орлов разбудил Екатерину. В карете они помчались из Петергофа в направлении Петербурга. По пути к ним присоединился Григорий Орлов. В деревне Калинкина они достигли расположения Измайловского гвардейского полка. Екатерина вышла из кареты, и офицеры преклонили колени: «Ура, матушка наша Екатерина!» Они принесли присягу верности императрице и самодержице Екатерине.

Но государственный переворот еще не свершился. Кирилл Разумовский и полковое духовенство присоединились к новой императрице, и вместе они продолжили путь. За Измайловским к мятежу примкнули Семеновский и Преображенский полки. Солдаты эскортировали вступившую в Казанский собор Екатерину. Там духовенство ожидало новую императрицу и в ходе торжественной церемонии благословило ее. Одновременно наследником престола был объявлен «царевич Павел Петрович». В этот час у Екатерины появилась новая забота. На престоле еще сидел император Петр III, а она уже была провозглашена «единоличной правительницей», тут же массы возгласами ликования уже приветствовали маленького мальчика, которого «мать-императрица» Екатерина держала за руку, как будущего императора Павла. Екатерина вынуждена была считаться и с сыном.

В целом ее позиция была слабой. Ей следовало перетянуть на свою сторону гарнизон Кронштадта, чтобы флот не мог угрожать Петербургу, она должна была изолировать дислоцированные Петром под Нарвой для похода против Дании части, разоружить гольштейнскую гвардию и разлучить Петра с его советниками. Однако проблемы в конце концов разрешились без существенных осложнений, потому что Петр беспомощно скитался по окрестностям и наконец в Ораниенбауме примирился с судьбой. Екатерина велела ему прибыть в Петергоф и затем отправила его в Ропшу, где он 6 июля был убит.

Виновна ли и насколько виновна Екатерина в насильственной смерти своего супруга, этот вопрос с неослабевающим упорством занимал современников и потомков. И она сама вновь и вновь обращалась к этой теме. Доказано не было ничего. Смерть Петра III не явилась для России и Европы препятствием для того, чтобы видеть в Екатерине «Великую». Никогда жизнь Екатерины не рассматривали, не подняв по меньшей мере вопрос о ее ответственности. Компромисс между правдой и фантазией, как кажется, заложен в формулировке, что она не отдавала приказа об убийстве.

Екатерина захватила власть. Сначала было много увлекательных идей об организации государства и общества. Екатерина в течение длительного времени самостоятельно знакомилась с проблемой правления. Ее этому не обучили. Все свои знания она приобрела самостоятельно: как Екатерина I рядом с Петром, как Софья, которая не хотела жить монахиней, как Елизавета, которая осознавала свою роль дочери Петра. Самообразование зависело от многих случайностей. В начале своего правления Екатерина II стремилась к славе, счастью, благосостоянию, справедливости и нравственному величию подданных. Но как? Екатерина намеревалась применить в России моральные принципы Просвещения. Она была против крепостного права, однако отменять его в России не хотела. Она едва ли имела реальное представление о его подлинном характере. Религиозная терпимость по отношению к нерусским, соответственно, нехристианским народам империи — это была благородная цель. Она не могла представить себе мир, в котором жили, например, коренные народы Дальнего Востока.

Пока искусства государственного управления было достаточно только для дворцовых переворотов, совершаемых с помощью гвардейских офицеров. Екатерина II управляла Российской империей. Первый и единственный раз немецкая женщина сидела на самодержавном императорском престоле России. Это осталось для России абсолютным исключением, хотя и привело к далеко идущим последствиям.

Екатерина аннулировала установления Петра 111. Церковное имущество больше не изымалось. Война против Дании не состоялась, и договор о союзе с Пруссией не был утвержден. Екатерина должна была придать своей власти абсолютный характер. Первым шагом была поспешная коронация в Успенском соборе в Москве, где венчали на царство Ивана Грозного. Коронация должна была быть настолько роскошной и впечатляющей, чтобы она продемонстрировала тождественность правительницы русской истории. Екатерина старалась доказать, что она является законной правительницей. Она вникала в любого рода государственные дела. Ее протестантская любовь к порядку и усердие без разбора перетрясали русскую систему управления — без решающего успеха. Екатерина обладала западноевропейской практической деловитостью и знала, что государственная казна не может быть наполнена призывами к гражданам о благоразумной экономии. Она пришла к заключению о новых источниках доходов. Она нуждалась в доверии к ее способности управлять страной и должна была стать кредитоспособной как правительница. Это была лучшая инвестиция на будущее. Для этого она должна была сделать первую инвестицию, например в коронационные торжества. Россия и Европа должны знать, что на царском престоле сидит молодая и красивая русская женщина, полная энергии, провозглашенная самодержицей и главой православной церкви. Никто не уклонился от блеска этого момента, и тем не менее многие аристократы смотрели на монархиню с недоверием.

Древнерусская традиция видела в ней только мать царя в качестве регентши великого князя Павла, который, собственно, и должен быть коронован. Екатерина осознавала эту проблему, однако не предавала ей сначала чрезмерного значения. Петр I оповестил о начале нового времени. Екатерина была молодой и сильной и не помышляла ни о каком отказе от власти.

Новому положению должен был соответствовать и внешний вид. Ее французский секретарь Фавье нарисовал реалистичный образ, далекий от льстивости прежних лет: «Красивой ее назвать нельзя; ее фигура стройная и породистая, но слишком прямая, манера держать себя аристократическая, но походка чопорная и лишенная грации, грудь узкая, лицо вытянутое, особенно подбородок, она непрерывно смеется, губы сжатые, нос с небольшой горбинкой, глаза маленькие, взгляд симпатичный… роста среднего и довольно худая». Частый смех как знак дружеского внимания к каждому противоречил образу русских самодержцев. Во время публичных выходов они выступали с отсутствующим видом и как посланцы Бога. Только великий Петр являлся исключением. Так шарм Екатерины проявлялся особенно выигрышно, но французский посол не был слишком несправедлив, когда писал: «Она, должно быть, чувствует себя довольно неуверенно».

Все люди в ее окружении — Воронцов ли, Бестужев, Петр Шувалов или Никита Панин — даже Орловы — преследовали корыстные интересы. Благодаря этим людям она стала императрицей, и каждый полагал, что она должна следовать его воле. Екатерина писала: «Последний гвардеец, глядя на меня, воображал, что я — дело его рук». Ее верный властный инстинкт позволил ей принять необходимые решения. Она, правда, богато вознаградила руководителей заговора деньгами и поместьями, но в то же время Екатерина отстранилась от них. Екатерина Дашкова, которая открыто хвасталась своим влиянием на императрицу, была поставлена на место. Кирилл Разумовский получил только почетный пост гетмана Украины и вынужден был двумя годами позднее сам отказаться от него.

Сложнее была проблема с Орловыми. Они мнили себя истинными господами России. Григорий верил, что Екатерина выйдет за него замуж. Братья переоценивали свое влияние на государыню. Двору они казались вездесущими. Но Екатерина не дала любовнику пасть. Десять лет она держалась Григория Орлова. Она любила его, но медленно низводила до роли подчиненного. Он стал одним из богатейших людей России. Его мечта о браке с Екатериной не исполнилась. Алексей Орлов, предполагаемый убийца Петра III, напротив, служил своей императрице верно и преданно. Он выполнял любое ее поручение и пережил ее и в политическом отношении.

Екатерина хотела осмыслить и привести в порядок множество дел. Если она оказалась Великой, то за счет осуществляемой ею практической деятельности в самых различных политических и духовных областях. Когда она взошла на престол, перед ней стояли не терпящие отлагательства вопросы: лозунгом «Империи прежде всего нужен мир» она привлекла внимание Австрии и Франции. Она не стала возобновлять военные действия, которые вела Елизавета против Пруссии. Империя должна была сосредоточиться, накопить силы и приобрести тот вид, который мысленно представляла себе Екатерина.

Упорядочить расстроенные финансы, лишить продажную бюрократию ее привилегий или реформировать налоговую и законодательную системы — многое следовало привести в порядок. Внешнюю политику после выходок Петра III следовало поставить на прочные рельсы. Екатерина стремилась все переработать и решить. Императрица привлекла на свою сторону ряд талантливых государственных деятелей. Имена князей Вяземского, Шаховского или Репнина пользовались большим уважением; вновь приобрел влияние Бестужев, но никогда императрица не выпускала из рук всю полноту власти. Следствием был поток наскоро сочиненных декретов, которые дождем обрушились на государственные учреждения и о которых в провинции мало заботились. Императрица ничего не упускала из виду: она «регулировала» дорожное строительство, образование для акушерок, структуру управления, расчеты по накладным расходам чиновников или государственную монополию на важные продукты и статьи экспорта. С аналогичной бесцеремонностью она вмешивалась в политику. Невзирая на протест немецких князей, Екатерина завладела Курляндией. Она аргументировала это тем, что Курляндией правили прежняя императрица Анна и барон Бирон. Курляндия, правителем которой был саксонский принц, без борьбы сдалась русским войскам. Екатерина смотрела на себя в свете Петра Великого: «Теперь у России в кармане триста миль балтийского побережья». Территориальное приобретение было важным, однако не настолько в сравнении с успехом, которого Екатерина добилась после смерти Августа III. В 1764 году удалось посадить на польский королевский трон Станислава-Августа Понятовского. Понятовский упирался всеми силами, но Екатерина не считалась ни с какими аргументами. Понятовский покорился и в качестве короля Станислава II Августа сослужил своей стране большую просветительско-реформаторскую службу. Его образ в истории проявился в той роли, которую он играл в польской политике Екатерины и которая привела к трем разделам Польши. Нельзя отрицать его доли объективной ответственности за это.

Императрицу занимали новые проблемы. В 1764 году произошло убийство Ивана VI. В связи с родством Ивана VI с Брауншвейгским домом Европа насторожилась. Положение Екатерины после двух лет правления было несколько сомнительным: к власти ее привел военный переворот, ее считали причастной к смерти супруга — и теперь еще в заточении умер номинальный император. Оппозиционные силы придавали убийству Ивана VI значение национальной катастрофы, угрожали узурпаторше и вели подготовку активных мер по освобождению детей и мужа Анны Леопольдовны, которые все еще жили в ссылке. Екатерина молчала, ничего не делала в этой связи и посвящала себя делам правления.

Екатерина любила великолепие, она выделяла крупные суммы на роскошь, но сама жила скромно. Ее тип роскоши отличался от елизаветинского. И при Екатерине были пышные балы, празднества и подарки. Но она вкладывала деньги в предметы искусства. Она любила книги и библиотеки: «Непросвещенная нация — стадо овец без барана-вожака». Слово было жизненной максимой и политической программой. Екатерина постоянно читала, отмечала важные мысли и сама активно писала и в различных жанрах. Самым большим богатством, которое она дала стране и людям, была ее политика в области образования. Императрица основала школы различного уровня образования и по многим профессиям. Она осознанно связала образовательную политику с общими политическими целями: военные академии подготавливали завоевание новых областей, высшие коммерческие училища усиливали европейскую интеграцию России, горные институты способствовали открытию и освоению залежей полезных ископаемых. Большое значение Екатерина придавала качественному усовершенствованию флота.

Не было ни одной области политики, экономики или морали, к которой Екатерина не приложила бы руку. Ее трудовой энтузиазм и, в паре с хитростью, способностью к управлению государством обеспечили Екатерине то выдающееся положение, которого не добивался ни один русский царь и которое позволило ей наряду с имперскими завоеваниями достичь исторического величия. Министры были хорошо оплачиваемыми советниками императрицы. Она одна руководила министерствами, Сенатом, полицией, издавала законы, строила дворцы, собирала произведения искусства и справляла пышные празднества. Она одна несла ответственность за (в основе своей лишь относительно успешные) усилия по реформированию самой сущности государства.

Просвещенная монархиня

Екатерина II вошла в историю как великая просветительница на царском престоле. Просвещенный абсолютизм имел место в тех западноевропейских государствах, где высказывание «государство — это я» наталкивалось на неприятие стремящегося к гражданским правам третьего сословия. Екатерина могла не опасаться того, что русский крестьянин или купец поймет ее филантропические представления о морали. Правда, аристократия как социальный класс мало размышляла о просвещении, но во второй половине XVIII века правление Екатерины способствовало появлению в аристократии противоречий с духовными проблемами времени. Именно женская часть аристократии открыла в философии, изобразительном и театральном искусстве и в литературе и музыке богатое поле деятельности, предоставляющее отличные возможности для эмансипации, тем более что политические сферы для нее по-прежнему оставались закрытыми. Екатерина стремилась войти в историю как просвещенная монархиня и в соответствии с этим приукрашивала свой портрет. Благодаря своей умелой тактике при дворе, аристократии и даже верхушке администрации, а также с помощью моральных и деловых качеств прибывших из-за границы масонов и отечественных литераторов Екатерина добилась необходимой внутриполитической свободы действий. «Великий наказ» и Уложенная комиссия, которые она создала в начале своего правления, должны были служить стабилизации ее правления и великим идеям реформ. Для этого императрица сосредоточила небольшую и компетентную группу аристократов, политиков и практиков в области управления, которую она поставила на службу своим целям.

Екатерина II восхищалась идеями Просвещения, в том числе и освобождения крестьян из крепостной зависимости. Когда же идеалам нужно было придать вид реформ, императрица капитулировала перед практическими проблемами. Тем не менее она хотела, чтобы на Западе ее считали Вольтером России. Ее партнер по переписке Вольтер, который издалека льстил ей, представляя ее «великим мужем, которого зовут Екатериной», хотел собственными глазами увидеть, что Екатерина сделала с просветительскими идеями при переносе их в далекую Россию. Екатерина была умна и отказалась от встречи. В России не было возвышенных идеалов, на которые следовало бы посмотреть. Крепостное право стало четко организованным, права дворянства были расширены, а самодержавие усилилось.

Так просветительские претензии Екатерины порой являлись аргументом против упреков в узурпации престола. Екатерина знала, что русских гвардейских офицеров и консервативную земельную аристократию можно удовлетворить не общечеловеческими или гражданско-конституционными поучениями, а монетой, землей и «душами». Поэтому ее портрет в истории является в виде головы Януса, лица которого смотрят и на Запад, и на Восток. Екатерина никогда не посягала на свою максиму: «Русская империя настолько обширна, что любая другая форма правления кроме самодержавия только повредила бы ей, потому что все остальные более медленные в осуществлении и содержат в себе бесчисленные различного рода пристрастия, которые приводят к разделению власти и силы, в то время как правитель, который смотрит на всеобщее благо как на свое собственное, имеет все средства для искоренения вреда».

Желание осуждать Екатерину за сохранение принципа самодержавия свидетельствовало о малом понимании русской истории. Как немка она вынуждена была особо тщательно охранять традиционные представления о правлении. Она нуждалась в просветительской тенденции для укрепления власти и использовала ее. Когда в 1765 году Екатерина своим «Великим наказом» намеревалась приступить к реформе русского законодательства, она в 635 параграфах прописала те основные правила, которые ранее сформулировал Монтескье в «De l'еsprit des lois» («Дух законов»). Граф Никита Панин прочел проект Екатерины и признал: «Это принципы, которые пригодны, чтобы разрушить стены». Этого не должно было случиться. Комиссия, созванная Екатериной для проверки документа, половину параграфов вычеркнула полностью и изменила так много, что она рассматривала свою честолюбивую бумагу только как «правила, на которых можно основывать мнение, но не как закон…». Это был скромный успех для просветительницы, когда она подвела итог: «Наставление внесло много больше единства во все правила и точки зрения, чем это было раньше. Теперь многие знали по меньшей мере волю законодателя и начали согласно ей действовать». Екатерина совершенно серьезно относилась к этому предложению.

Исправленный документ должна была обсудить и утвердить Уложенная комиссия. Около шестисот депутатов от сословий, городов, казаков и государственных крестьян совещались с 30 июля 1767 года в Московском Кремле. Длившиеся месяцами дебаты приносили императрице обширную информацию о внутреннем состоянии империи, но она должна была признать, что не таким путем следует осчастливить Россию. Более чем через год, в сентябре 1768 года, разразившаяся война против Турции дала ей благопристойный повод распустить собрание. Важный просветительский элемент ее политики потерпел поражение. К сожалению, Екатерина уже отправила свое творение для обсуждения в главные города Западной Европы. Оттуда пришел позитивный отклик. Фридрих II назвал основные принципы человечными. Представление о русской просветительнице было столь доброжелательным, что за границей никто не хотел принять к сведению конечное фиаско. Нельзя было наносить ущерб репутации русской императрицы.

Все же Екатерина была честна и писала Вольтеру из завоеванной еше Иваном IV Казани: «Те законы, о которых так много говорят, еще не составлены, и кто может поручиться за их пригодность?.. Представьте себе, что Вы должны служить Европе и Азии. Какие различия в климате, людях, обычаях, а прежде всего в понятиях. Я хотела увидеть это собственными глазами, и вот я в Азии. В этом городе проживают 20 народов, не похожих ни в чем, и, несмотря на это, для них должна быть сшита юбка, которая одинаково хорошо сидит на всех. Легко найти всеобщие правила, но детали? И какие детали? Это почти так же трудно, как создать целый мир, объединить его и сохранять».

Тем временем существовали другие законы. Члены Сената, однажды призванные Петром I для представительства, слушались все еще только приказов императрицы. Екатерина II осуществила то, чего не делал ни один другой правитель до нее — провела секуляризацию церковных владений. Государство платило духовенству, монастырские крестьяне как государственные перешли в крепостную зависимость. Любое сопротивление жестоко подавлялось. Архиепископ Ростовский Арсений Масеевич (Arseni Masejewitsch) назвал Екатерину разбойницей на престоле и возложил на нее вину за смерть Ивана VI. В 1772 году отец Арсений, как и Иван VI, окончил жизнь «безымянным заключенным» в крепости.

Однако Екатерина не рассматривала отношения в стране как неизменные. В Вольном экономическом обществе (1765 год), в создании которого она принимала участие, шло обсуждение проблем. Там возникла инициатива модификации крепостного права в интересах помещичьего хозяйства. С 1763 года в страну стали стали переселяться иностранные колонисты. Льготы для переселенцев могли толковаться как предрешение сохранения на длительный срок зависимого положения всех русских крестьян. Движимая материнской заботой, императрица в своем письме Вольтеру от июля 1769 года совершенно серьезно верила в то, о чем писала: «Впрочем, оброк у нас настолько скромный, что в России нет ни одного крестьянина, который не имел бы курицы в горшке, если ему это угодно».

Пугачевский бунт приводит

к государственному кризису

В стране же все выглядело по-другому. Крестьян, башкир, казаков, раскольников, всех недовольных сплотил слух: Екатерина приказала убить Петра III, потому что он хотел дать свободу крестьянам и всем угнетенным народам. Достаточно было искры, и разразилась гроза. Эту роль взял на себя вольный человек с Дона — Емельян Пугачев. Будучи беглым казаком, он продвигался от польской границы до Урала. Казак был уволен из армии из-за постоянных нарушений дисциплины. Пугачев знал о заботах и нуждах людей в деревнях и городах. Он умело использовал мятежный дух и ловко вошел в роль Петра III. Осенью 1773 года как счастливо воскресший царь (Петр III) Пугачев поднял восстание, которое в течение нескольких недель охватило бассейн Волги и Урал. Люди всех низших слоев бежали к нему. Он обещал каждому то, что он хотел услышать. Самара, Пенза и Саратов стали жертвами мятежников. Помещиков, офицеров и государственных чиновников убивали вместе с женами и детьми.

Екатерина был несказанно удивлена разразившимся кризисом. Чернь с убийством и пожаром проникла в светлый мир просветительских идеалов и придворных церемоний. Екатерина быстро очнулась от своих грез. Но не проблема социальной несправедливости тронула ее. Она не понимала бунта. Екатерину не интересовало то, что страна была в огне. Она была уверена, что в течение короткого времени восстание будет подавлено. Ее размышления шли в двух направлениях: как мятежники могли отважиться посягнуть на образ Екатерины как единственной хранительницы всеобщего блага? И что подумают за границей о «Семирамиде Севера»? 10 декабря 1773 года Екатерина писала близкому ей губернатору Новгорода Иоганну Якобу Сиверсу: «Два года назад я имела чуму в сердце империи, на границе у Казани я имею чуму политическую, которая загадывает нам загадку… В любом случае это закончится повешением. Но какая это перспектива для меня, которая не любит вешать. Европа в своем мнении отбросит нас во времена царя Ивана Васильевича, именно такой чести нам следует ждать от этой презренной подлости». Генерал Александр Бибиков, которому было поручено подавление восстания, получил приказ «уничтожить этих преступников, которые позорят нас перед всем миром». На запросы со «всего мира» о том, какая опасность исходит от «пугачевщины», Екатерина пыталась разыгрывать уверенность в себе: это только газеты подняли так много шума вокруг разбойников, которых ежедневно ждет веревка! Только после того как в июле 1774 года после заключения мира с Турцией в распоряжении оказались опытные части, войско «Петра III» смогло разбить восставших под Царицыном на Волге. Пугачев был выдан его же людьми. 10 января 1775 года в Москве он был публично обезглавлен.

Никто не смел больше упомянуть имени мятежника. Связанные с этими событиями места, как, например, Яицкий городок, получили новые названия (Уральск). Последовали массовые репрессии против участников восстания. После Пугачевщины Екатерина окончательно оставила свои обширные помыслы о либерально окрашенных и обязанных духу просвещения реформах. Она ограничила просвещение только собственным духовным чтением, личной ученой перепиской с европейскими просветителями и настоящим потоком бумаги, которую она исписывала более или менее блестящими мыслями. Екатерина, как и другие русские цари, имела первый период реформ, который в ее конкретном случае был тесно связан с просвещением. Этот период сменился в 1775 году консервативным правлением.

В последующие годы царица сохраняла высокую работоспособность. Ее служба России и собственному историческому величию распространялась не только на мечту о просветительской европеизации России. Ни одна дата не запечатлелась в ее сознании более отчетливо, чем 7 августа 1782 года, тот день, когда на Сенатской площади Санкт-Петербурга был снят покров с конной статуи, которую украшала программная надпись: «Petro Primo Catharina Sekunda» — «Петру Первому Екатерина Вторая». Понятие «Великая» было предложено Екатерине относительно рано, в связи с подготовкой Уложенной комиссии. Действительно великой она стала позднее. На Босфоре она открыла дверь к «язычникам», а в Польше создала европейский палисадник для русского дома. В этом она нашла самую активную поддержку просвещенных умов Европы.

Личная радость от власти и остроумного разговора, пышность и блеск, патриархальная благотворительность для русских подданных и величие империи — это были максимы Екатерины, которым подчинялось все ее правление. Империя должна была расти и выйти из изолированного положения, присоединившись к Европе. Петр I приступил к делу с традиционно древнерусской целью о побережье Балтийского моря. Екатерина по духу и воспитанию была европейкой, которая сделала традиции России своим делом и стремилась поднять Россию до уровня всеми признанной великой европейской державы. Для нее больные места на пути России в Европу находились в Польше и Турции. Оба проблемных поля оказались тесно переплетенными.

Польшу делят

На почве славянского менталитета едва ли имелся больший политический антагонизм, чем между аристократическим республиканским королевством с выборным королем и московским самодержавием. Польская аристократическая республика действовала между просвещенным монархом Фридрихом II и Екатериной II как флюгер. Национальное государственное сознание польской знати демонстрировало дегенерационные явления. Демократизация Польши достигла болезненного состояния, а автократы в Потсдаме и Санкт-Петербурге не пытались ничего изменить. В октябре 1763 года умер саксонский курфюрст и польский король Август III. Екатерина протежировала Понятовскому в качестве кандидата на польскую корону. Его сопротивление она преодолела благодаря миролюбивому согласию Фридриха II. Развертывание русских войск оказало давление, и 7 сентября 1764 года Понятовский как Станислав II взошел на польский королевский трон. Екатерина покровительствовала Понятовскому, «потому что он из всех претендентов имел наименьшие права и в дальнейшем должен был чувствовать себя больше обязанным России, чем любой другой». Понятовский проявил стойкость и мужество, когда попытался потребовать для польского короля самостоятельности. То, что Понятовский при этом не только боролся против коалиции Фридрих — Екатерина, но и бросил вызов части польской аристократии, вскоре обнаружилось.

Католическая Польша дискриминировала православных верующих всех слоев. Екатерина требовала равноправия и подкрепила свое желание приказом русским войскам под командованием князя Репнина вступить в Варшаву. В 1768 году парламент вынужденно принял требования Екатерины. Одновременно князь Кароль Радзивилл формировал в городе Бар в Подолии (ныне это Винницкая область Украины) Конфедерацию против православных. Четыре года свирепствовала в Польше гражданская война. Внутриполитическая борьба привела к вводу русских войск. Вскоре положение Польши стало настолько безнадежным, что она представляла опасность для соседей.

Екатерина стремилась подчинить всю Польшу русскому влиянию. Фридрих хотел видеть Пруссию, Бранденбург и Померанию объединенными в территориальный блок. Для этого необходимо было благосклонное отношение германского императора Иосифа II. Вскоре единство было достигнуто. Польшу следовало разделить. 5 августа 1772 года три стороны заключили в Петербурге соответствующий договор. Россия получала белорусские области восточнее Западной Двины и Днепра, Пруссия получила Западную Пруссию, а Австрия взяла себе Галицию до Вислы. Принятие столь решительных мер было обосновано угрожающей Польше анархией. И в Польше тоже бродил дух либерализма и просвещения. Но спокойствие и порядок не наступили. В последующие десятилетия Россия, Пруссия и Австрия вновь должны были заниматься Польским вопросом.

Взгляд Екатерины на Константинополь

В XVIII веке Польша и Османская империя граничили друг с другом в Бессарабии. Турецкий султан не остался равнодушен к развитию событий в Польше, тем более что Екатерина бросала взгляды на северную часть Черного моря. Его побережьем владели татары и турки. Екатерина намеревалась взять Черное море в свои руки и через Константинополь добиться доступа к Средиземному морю. Турецкий султан перехватил инициативу, чтобы остановить натиск русских на юге. В сентябре 1768 года султан Мустафа III разорвал дипломатические отношения с Россией и следующей весной велел крымским татарам совершить нападение на южные русские приграничные земли. Юная императрица пришла в замешательство, но нашла в себе мужество и вскоре в письмах вновь сыпала цветистыми словами: «Видит Бог, не я начала… Сейчас я чувствую себя хорошо, я смею делать то, что могу… Россия может многое, а Екатерина II между тем строит воздушные замки, сейчас больше нет ничего, что тормозит ее движение, и вот разбудили кошку, которая спала, теперь кошка будет охотиться на мышей…» Неуверенность оставалась и исчезла только тогда, когда она заметила, что Вольтер одобряет не только ее военные действия в Польше, но и войну против турок: «…если только турки когда-либо будут изгнаны из Европы, то, я думаю, это произойдет благодаря русским», — писал Вольтер Екатерине в ноябре 1768 года.

В распоряжении императрицы были выдающиеся военачальники, такие, как генералы Румянцев или Суворов. В 1770 году они вынудили турок отойти обратно за Дунай. Екатерина послала кронштадтскую эскадру в Средиземное море. Греки поднялись против турок. Верховное главнокомандование осуществлял адмирал Алексей Орлов — тот человек, который был ответственен за убийство Петра III. В июне 1770 года русская эскадра одержала победу над турецким флотом при Хиосе и Чесме. Екатерина была довольна успехами своего оружия. В Европе, правда, были голоса, которые с боязливой осторожностью следили за ростом власти Екатерины и приростом ее территорий, но в целом прежде всего доминировало одобрение победы над мусульманами. Гёте в «Вымысле и правде» даже торжественно заверял, что русская победа над «нехристианами» и горящие турецкие корабли в Чесменской бухте вызвали в просвещенном мире всеобщее торжество радости. Австрийское вторжение на Балканы было своевременно предотвращено первым разделом Польши.

10 июля 1774 года Кючук-Кайнарджийский мирный договор закрепил окончание Русско-турецкой войны. Россия получила Керчь в Крыму и территории между Днепром и Южным Бугом. Русские торговые суда свободно могли проходить по Черному морю, через Босфор и Дарданеллы. Крым был освобожден от турецкого господства и в 1783 году аннексирован Россией. Екатерина, исполненная гордости, писала Вольтеру: «Из каждой из своих войн Россия выходит еще более цветущей…» Этими успехами императрица была обязана в первую очередь действиям выдающихся государственных деятелей и военачальников, среди которых особую роль сыграл князь Григорий Потемкин.

Царские и императорские советники и политики со времен Михаила Федоровича и его отца патриарха Филарета всегда играли большую роль. Были времена, когда при императрицах Екатерине I, Анне или Елизавете, советники имели доминирующие функции в русской политике. Благодаря Екатерине II картина изменилась. С такими личностями, как Бестужев, Салтыков, Румянцев, Суворов, Безбородко или Потемкин, она имела в своем распоряжении людей необыкновенных способностей для осуществления имперской политики.

Князь Потемкин был человеком совершенно особых достоинств и дарований. Как военачальник он успешно сражался с турками. Государственный деятель, блестящий организатор и сведущий в вопросах хозяйства человек, он заселил южные «новорусские» области и создал там после значительных трудностей успешную хозяйственную структуру. Центрами приложения его усилий стали города Херсон, Севастополь и Екатеринослав. Он был эксцентричным человеком, которому в жизни все удавалось. Потемкин принадлежит к ряду великих личностей Европы XVIII века. Его успехи в делах были столь велики и неоспоримы, что завистникам и противникам оставалось только одно средство — создавать низменные легенды. Никогда князь Потемкин не ставил себя выше своей императрицы.

Екатерина не имела теоретически продуманной общественно-политической концепции. Она стремилась поднять международный престиж России. Но она не шла на политический риск. С князем Потемкиным связаны недобрые слова о «потемкинских деревнях». Эти слова покоятся на злостной клевете. Между 1797 и 1800 годами в Гамбурге выходил журнал «Минерва». Журнал опубликовал без указания автора статью «Потемкин Таврический». Она возродила слух, что князь Потемкин в качестве генерал-губернатора южной России велел соорудить бутафорские дома, когда императрица в 1787 году путешествовала по новым землям. Тем самым он хотел ввести правительницу в заблуждение существованием цветущего ландшафта, а она в это поверила.

Автором считался Георг фон Гельбиг, который с 1781 по 1796 год был секретарем саксонского посольства при дворе в Санкт-Петербурге. Саксонец принес легенду в Западную Европу и в значительной степени ответственен за то, что «потемкинские деревни» с началом XIX века стали нарицательными. Вскоре историческое исследование выявило, что князь Таврический и с одним глазом был лучше, чем навязанная ему репутация. Сомнительный ореол Потемкина как мастера обмана был изобретением тех русских политиков, которые осуждали восточную политику Екатерины и видели в князе Потемкине ее творца.

В действительности же Потемкин проводил в целом успешную колониальную политику. Он слегка приукрашивал несколько слабые стороны, а сильные благодаря этому представлял в тем более блестящем свете. На маршруте парада, который в 1787 году принимала царица, он велел выкрасить имеющиеся дома. Многие новые поселения в степных районах представали настолько возможно привлекательными. Императрица держала своего князя за дельного человека. «Обман», «фальсификация» — это были слова, которые не соответствовали истине, а служили политической цели. Екатерина была восхищена: «Усилия князя Потемкина превратили эту местность в цветущую страну». И если император Иосиф II в союзе с французским посланником Сегюром были настроены скептично и критично, на что у них были политические мотивы. Они придерживались мнения: «Когда Екатерина уедет, все это великолепие, украшательство и приукрашивание исчезнет. Потемкинский театральный трюк кончится, и он займется созданием других декораций — в Польше или в Турции». Польша или Турция — французский сторонник турецких интересов искал в Потемкине недостатки и указывал на нечто само собой разумеющееся, считающееся обычным для государственных визитов.

Екатерина не поддалась влиянию подозрений. Потемкин был великим и много сделал для процветания России. Нововведения, которые императрица видела в Новороссии и в Крыму, она представляла себе и по всей России под ее мудрым и благотворным руководством. Потемкин коснулся самой чувствительной струны своей госпожи, когда приказал молодому Черноморскому флоту пройти парадом перед Севастополем, и, наконец, еще и воссоздал легендарную битву под Полтавой. Иосиф II был совершенно прав, когда сообщал из Севастополя: «Императрица умирает от желания начать войну с турками». Турки сами предоставили повод. Они потребовали, чтобы Россия вновь оставила Крым. Екатерина отказалась, и появилась желанная война. Противостояние продолжалось четыре года, пока в декабре 1791 года Ясский мир не утвердил поражение Турции и владения России. Тремя годами позже Екатерина основала город Одессу — символ свободной русской торговли на Черном и Средиземном морях. Потемкин умер в 1791 году в Яссах. Цели не достиг ни он, ни его императрица: османы не были вытеснены из Европы.

Внешняя политика Екатерины служила защитой внутреннему развитию. Территориальное расширение пространства и духовно приблизило Россию к Европе. Разделение польских областей в 1772 году было в то же время и примером для внутренней губернской реформы 1775 года. Екатерина рассматривала свою внешнюю политику как общеевропейское дело. Она сама была лучшим в России и Европе интерпретатором и пропагандистом своих намерений. Семилетняя война показала военный вес ее страны. До 80-х годов Россия смогла добиться того, чтобы в европейской системе считались с ее интересами. И в дальнейшем Екатерина придерживалась достигнутых в Польше приобретений и завершила их в 1795 году. После короткой войны в 1790 году она защитила статус-кво со Швецией. В немецких делах вес России имел значение во всех спорных случаях.

Но политика Екатерины встречала растущее сопротивление, исходящее от Англии и Пруссии. Гегемонистские претензии против Турции в «Греческом проекте» переросли в концепцию христианско-европейского возрождения на Босфоре под русским управлением, которая не вдохновляла европейские державы и скорее относилась к сфере идеологической риторики, чем к области политической практики.

Литератор по собственному призванию

Такая правительница, как Екатерина II, чьи просветительские идеалы разбились о русскую действительность, чей истинный вклад в величие России заключался в войнах и завоеваниях и которая осуществляла честолюбивый план самой определять приговор истории о личности Екатерины — просвещенной абсолютной монархини, отдающей себя без остатка общему благу населения, неизбежно должна была взяться за перо. Этого требовали повседневная работа, избранный ею стиль правления и забота об имидже просветительницы. Екатерина ощущала себя поэтом, писателем и журналистом. Она не только публиковала собственные литературные произведения с пока еще не подходящими для России морально-философскими сентенциями, но и вступала в полемику со своими оппонентами.

Она оказывала протекцию журналу «Всякая всячина», для которого писала анонимные статьи по общефилантропическим вопросам. Критики, например Николай Новиков, острый на язык поместный дворянин, издававший сатирический журнал «Трутень», посмеивались над поверхностным (с точки зрения литературной и духовной) анонимом. Екатерина совершила ошибку, давая отпор острой общественной сатире с помощью принципов самодержавного государственного авторитета и попала в невыгодное положение, потому что в литературе она отличалась меньшими способностями, чем масон Новиков. Духовная свобода останавливалась перед священной особой императора. Издание «Трутня» было прекращено. Духовное, культурное и литературное многообразие простиралось в России, насколько хватало руки императрицы. Масонам, хотя и связанным с Просвещением и привезенным Екатериной в Россию, запретили деятельность лож, как только они уклонились от прямого доступа контроля.

Екатерина II написала много комедий, веселых и легкомысленных. Критики были беспощадны к пьесам. С годами легкость прошла. Пугачевский бунт всерьез обеспокоил Екатерину, сделал ее недоверчивой и обидчивой. Комедии приобрели обостренную духовную направленность и позднее были нацелены против тех сил, которые стремились избежать контроля со стороны верховного цензора — Екатерины II. Камнем преткновения вновь был Новиков. Благодаря друзьям и значительному состоянию он смог добиться того, чтобы стать относительно независимым. В 1787 год, в год своего величайшего триумфа, когда императрица на глазах Европы увеличила территории Юга России, на империю обрушился голод. Новиков начал кампанию акций помощи и подрывал тем самым в глазах Екатерины благотворительность, осуществляемую через государство. Обращение с Новиковым показало, как Екатерина обходится с непокорными умами: сначала литературная полемика, затем полицейский надзор, запрет на публикации, поиск «религиозных ересей» и «бессмысленных нововведений» в печатных работах; наконец (после разразившейся во Франции революции) в 1792 году — арест. Царица даже не знала, в чем обвинить Новикова. Она считала его «опасным преступником», которого следует приговорить к смерти. Только благодаря своему «природному человеколюбию» она ограничилась 15 годами заключения в Шлиссельбургской крепости. Четыре года провел Новиков в тюрьме, прежде чем его освободил самый рьяный противник Екатерины — ее сын Павел.

Так же, как с Новиковым, произошло и с другим дворянином — Александром Радищевым, который в 1790 году опубликовал книгу «Путешествие из Петербурга в Москву». Она была наполнена таким возмущением нетерпимым положением в крепостнической России и таким бунтом против абсолютной монархини, что Екатерина считала, что автор заслуживает смертную казнь, к которой приговорен судом, но «по милосердию и для всеобщей радости», по случаю заключения мира со Швецией, смертная казнь заменена была заменена ссылкой в Сибирь. Для императрицы тоненький томик дышал не только духом Французской революции. Она считала Радищева более опасным, чем Пугачев.

Особое разочарование Екатерине приносило не только то, что протесты служили помехой миру ее собственных представлений о России, но и то, что выразителями мятежных настроений становились представители дворянства — того сословия, которое она считала своей опорой, всеми силами содействовала и предоставляла привилегии. Дворянству служило как учрежденное в 1775 году губернское устройство, так и Жалованная грамота 1785 года. Привилегии дворянства и его влияние на местное управление усилились. Через дворянские общества оно получило право относительного сословного самоуправления. С этого времени дворяне сами определяли, кто может принадлежать к избранному сословию. Дворянское звание стало наследным, его носители не должны были платить персональных налогов и им было разрешено иметь крепостных. Дворянин мог покупать деревни, возводить фабрики, разрабатывать месторождения полезных ископаемых в своих владениях. Если он не хотел, он не обязан был служить государству. Жалованная грамота выражала лишь всеобщее моральное обязательство, что дворянин, если самодержавное государство попадет в беду, должен тотчас же и всеми силами спешить на помощь. Несмотря на то что Екатерина в том же 1785 году Жалованной грамотой ввела Городской устав, Россия под ее правлением оставалась дворянским государством, которое и дальше связывало крепостных крестьян.

Ссоры вокруг престола

Самодержавный ум Екатерины определял и императорский порядок престолонаследия. Со дня своего восшествия на престол Екатерина знала, что по достижении Павлом совершеннолетия она должна будет передать престол ему. Павел же все более и более перенимал манеру поведения Петра III, он начал ненавидеть свою мать. Екатерина, в свою очередь, обходилась с сыновьями Павла Александром и Константином так, как в свое время Елизавета с ней и Павлом. Не только при дворе поговаривали о том, что императрица исключит Павла из наследования престола в пользу Александра. С годами на Екатерину все больше давил страх перед законными притязаниями Павла на престол. Этим объясняется то, что она в своих воспоминаниях не упускала возможности внушать читателю, что Павел — сын Сергея Салтыкова и не имеет права на престол. Но императрица не приняла окончательного решения, а Александр был не готов украсть у отца корону.

В сентябре 1796 года у Екатерины случился легкий удар. Она была разочарована тем, что шведский король Густав IV отказался от брака с ее внучкой Александрой. Императрица быстро оправилась. 6 ноября 1796 года последовал второй удар — он был смертельным. Только спустя часы императрицу нашли в коридоре перед ее гардеробной. Она прожила еще несколько часов, едва приходя в сознание, и хотя каждый ждал, — решающее слово о престолонаследии больше не вырвалось из умирающих губ. Тайну своей воли она унесла с собой в могилу.

«Великий муж, которого зовут Екатериной»

Дело жизни Екатерины оспаривается по сегодняшний день. Оно не допускает никаких идеализирующих преувеличений. Остается интересным вопрос, чего в действительности для России и Европы достигла она, в отличие от других русских царей. Какое значение следует придавать тому факту, что она была женщиной, и какова ее историческая роль в соотношении с другими правившими царицами? Екатерина II была выдающейся, абсолютной и самодержавной правительницей России. Ее смерть символизировала окончание целой эпохи. Позднее тривиальная месть ее сына не умалила достижений Екатерины II. В историческом смысле она добилась державно-политического величия. Ее общественно-политические идеалы коренились в Западной Европе и были мало пригодны для России. Методы правления Екатерины не отличались от методов ее «коллег-мужчин». В противоположность столь многим царям она была энергичной и волевой личностью. Своих предшественниц на троне она превосходила, не в последнюю очередь, по вошедшему в легенды числу любовников. Она расширила принцип фаворитизма до политического размера, не подчиняя себя при этом воле своих фаворитов. По сравнению с Екатериной I, Анной Ивановной или Елизаветой Петровной Екатерина II отличалась важными личными достоинствами. Она не была игрушкой в руках жаждущих власти сановников. Не могла она и сослаться на прямые исконно русские традиции. С протестантской основательностью она подчинялась общей русской традиции правления и проводила ее с железной волей, умелой политикой в отношении персоналий и едва ли не чрезмерно преувеличенным сознанием величия своей исторической миссии. Петр I сделал возможным вхождение России в Европу. Екатерина II окончательно закрепила положение России как великой европейской державы.

На русском императорском троне Екатерина II, как обладающая индивидуальностью женщина, была единственной в своем роде. Взгляд на историю правления в России с Ивана IV объясняет один интересный феномен: начиная с регентства Софьи с перерывом на правление Петра 1, почти столетие, последовавшее затем, женщины-самодержицы по восходящей линии вносили свой вклад в реформирование, имперскую экспансию и европеизацию России. Екатерина II отметила одновременно вершину и окончание этого развития. После Екатерины II в семье Романовых больше никогда не было женщин со столь яркой индивидуальностью. Ни одна из женщин не предпринимала больше попыток дворцового переворота, чтобы самой занять престол. Никогда больше не было женщин-регентш.