Александра Федоровна —
принцесса Фредерика Луиза Шарлотта Вильгельмина Прусская
[12 июля (по новому стилю) 1798 года — 19 октября 1860 года],
супруга великого князя Николая Павловича (с 1 июля 1817 года),
позднее императора Николая I
Фредерика Луиза Шарлотта Вильгельмина Прусская, дочь короля Фридриха Вильгельма III и королевы Луизы Августы Вильгельмины, родилась в сложное для детей коронованных особ Германии время. Прусскую принцессу должна была ждать полная страданий юность. Пруссия, правда, после Базельского сепаратного мира 1795 года в течение 10 лет не принимала участия в коалиционных войнах против Франции, однако скрытая угроза войны сохранялась, да и внутри самой Пруссии имелись серьезные силы, которые стремились выступить против Наполеона. Битва под Аустерлицем в декабре 1805 года, несмотря на все политические виражи прусского королевского дома, привела к решению. Прусская «партия войны» под решительным руководством королевы Луизы настаивала на вооруженном противостоянии с Наполеоном, убежденная в непреодолимой силе армии Фридриха. В сентябре 1806 года Фридрих Вильгельм III направил Наполеону имевший тяжкие последствия ультиматум, а 14 октября 1806 года Пруссия потерпела сокрушительное поражение в двойной битве под Йеной и Ауэрштедтом. Крепости и гарнизоны капитулировали, 27 октября 1806 года Наполеон вступил в Берлин.
Для королевской семьи оставалось только бегство. Сначала она отправилась в Штеттин, затем в Кенигсберг и, наконец, в Мемель. Для оккупированной, исключенной из Рейнского союза и вынужденной держать сторону Наполеона Пруссии наступили трудные времена. Страна в большей или меньшей степени опустилась до состояния игрушки великих держав. Сопротивление этому или воля к реформам обновления государства нарастали очень медленно, находясь под отрицательным влиянием слабого на решения короля. Только продвижение союзников в 1813 году вызвало освободительную войну, открыло ворота политическим и социальным реформам. Пруссия очень быстро вновь добилась роли ведущей и объединяющей силы в образованном на Венском конгрессе Германском союзе.
Прусско-русские отношения в период между 1806 и 1815 годами имели особый характер. Многочисленные немецкие политики и офицеры поступили на русскую службу. Для Пруссии Россия была единственной континентальной силой, на которую можно было надеяться для защиты от Наполеона. Германские князья смотрели на русского императора как на освободителя Европы. В конце XVIII века дом Романовых — Гольштейн-Готторпов начал распространять свои династические связи на Центральную и Западную Европу в неслыханных до сих пор масштабах. Анхальт-Цербст, Гольштейн, Вюртемберг, Гессен-Дармштадт, Брауншвейг-Вольфенбюттель, Саксен-Кобург, Саксен-Веймар и Мекленбург-Шверин были втянуты в систему династических отношений. И хотя король Пруссии Фридрих II принимал активное участие в отправке в Россию будущих императриц Екатерины II и Елизаветы, семьи Гогенцоллернов и Романовых не были связаны друг с другом по прямой линии.
Во время войн против Наполеона император России Александр I поддерживал сердечные отношения с прусской королевой Луизой. Обязательства Александра перед Пруссией при дворе оспаривались и наталкивались на резкую критику со стороны «ответственной» за брачную политику вдовствующей императрицы Марии Федоровны. После войн Пруссия с новыми притязаниями вернулась в круг континентальных держав. Русский императорский дом считал настоятельно необходимым включение Пруссии в сферу своих династических интересов и в последующие годы с различных сторон разрешал проблему. Свою роль играло и то, что родившийся в 1796 году Николай Павлович достиг брачного возраста.
Николай был третьим сыном Павла 1. Отец придавал большое значение приучению своих детей к военной дисциплине. Николай был воспитан так же, как и его браться Александр и Константин. Тем не менее имелись два различия: на его вое питание и образование больше не оказывала влияния просвещенная бабка Екатерина II, и Николай не был подготовлен к роли наследника престола.
Он редко появлялся в обществе. Не много известно о его детских годах: они проходили без особых волнений, за исключением недоверия, с которым Павел относился ко всей семье, и того факта, что в 1801 года отец был убит. Николай был настолько в тени, что неизвестно даже, как он, тогда пятилетний, реагировал на внезапную смерть отца. Воздействие не было особенно глубоким. Свидетели того времени сообщают, что маленький Николай был трусливым и коварным, а иногда разражался немотивированными и агрессивными приступами гнева. Он не обладал чутким или восприимчивым характером, которому смерть Павла I могла причинить серьезный ущерб.
После смерти отца мальчик целиком находился под влиянием своей матери Марии Федоровны. Она определяла его воспитание. Александр 1 не заботился о младшем брате. Николай был почти на 20 лет моложе его. Наследие Павла сильно сказывалось, вдобавок это были годы, когда брат-император находился на поля сражений Европы, а Россия участвовала в коалиционных войнах против Наполеона. В стране царило патриотическое настроение, и царская семья не была исключением. Николай не получил ни основательного общего образования, ни специальной подготовки к государственной службе. Уровень его знаний был ужасающе низок.
Заграничные визиты должны были расширить его горизонт и помочь выбрать невесту. Он объехал Германию, Швейцарию и некоторые части Франции. Дыхание истории повлияло на юного Николая неожиданным для него самого образом. Поскольку визиты не были связаны с военными спектаклями, они его не интересовали. Николай любил армию на парадах и во время маневров. Солдат — это был порядок, дисциплина и патриотически-патетическая любовь к Отечеству.
Николай посетил также Потсдам и Пруссию. Там он встретил прелестную Шарлотту, с которой Александр I уже познакомился во время своих посещений прусского правящего дома. Шарлотта обладала шармом своей покойной матери Луизы. Несмотря на горький опыт войны и унижения, которые испытала прусская королевская семья, она была прекрасно воспитана и образована. Следуя веянию времени и традициям европейской аристократии, Шарлотта имела хорошие познания в истории, литературе и искусстве, а также в тех областях домашнего хозяйства, которые должна знать управительница аристократической семьи, мать детей, которые должны занять и наследовать монарший трон. Правда, биографы Шарлотты довольствовались общими упоминаниями этих положительных предпосылок и ограничивали исходящее от нее влияние на русский императорский двор ролью преданной супруги, заботливой матери и благотворительной монархини, которая высказывалась в защиту своего правящего супруга по всем государственно-политическим проблемам. Так выглядел идеал русской историографии в XIX веке, и Шарлотта во всей своей красоте и скромности соответствовала этому идеалу.
Прусская принцесса привыкает к России
Мария Федоровна всегда скептически относилась к тесным связям Александра с Пруссией, хотя она их первой и инициировала. С Шарлоттой она вела себя иначе. Она сразу же одобрила ее вступление в семью. Так и были обручены «самый красивый принц во всей Европе» и сверх всякой меры прекрасная Шарлотта. Оба были совершенно поглощены своей симпатией и любовью. Не только прусская принцесса, но и Николай, который в семейном кругу считался холодным, надменным, язвительным и жестоким, сочетал в отношении к своей невесте приятные манеры с сердечностью и весельем — в полной противоположности со своим фанатизмом в военной службе. Там он никогда не признавал своих ошибок, никогда не понимал шуток. Павел I любил жену и детей. Александр I превратился в обаятельного любовника. Константин был циничен. Николай долго оставался ребенком, скованным и жестоким в обществе, но беззаветно нежным со своей невестой и, позднее, в семейной жизни.
1 июля 1817 года, после того как Шарлотта перешла в православие и приняла имя Александра Федоровна, в Петербурге состоялась торжественная свадебная церемония, все участники которой стремились осуществить очень разные желания. После свадьбы пара поехала на зиму в Москву. Александра под руководством поэта Жуковского усиленно учила русский язык, правда, не достигла в нем особого спеха. Это не было виной Жуковского, а, скорее, обусловливалось способностями Александры. Императрица также мало понимала творчество поэта, но она настолько боготворила Жуковского как сильную и одухотворенную личность, что не могла представить лучшего учителя и воспитателя для своих детей. В апреле 1818 года точно в срок на свет появился Александр Николаевич — первый сын и будущий император Александр II; Жуковский стал одним из основных его воспитателей. Поэт был пленен юной великой княгиней и ее грацией и красотой. Он написал стихотворение «Лалла Рук». Первоначально так назывался костюм, который носила на маскараде в Берлине героиня стихотворения Томаса Мура. В России «Лалла Рук» благодаря стихотворению Жуковского стало поэтическим прозвищем Александры Федоровны. Пушкин использовал тему в наброске к поэтическому роману «Евгений Онегин»:
К сожалению, этот гимн не вошел в окончательную редакцию «Евгения Онегина». Но в ссылке Пушкин не имел особого повода льстить великому князю и царю. Александра Федоровна, возможно, никогда не читала эти прекрасные строки. Однако она и без того была сильно занята. Богатый урожай на детей не прекращался. До вступления в 1825 году Николая на престол на свет появились три дочери: Мария (в 1819 году), Ольга (в 1822 году) и Александра (в 1825 году). Затем последовали три сына: Константин, Николай и Михаил. Для Александры Федоровны годы до 1825 были временем семейного счастья, заботы о детях и неомраченной гармонии с супругом. Юная великая княгиня могла отдаваться литературным занятиям и художественным склонностям, жила относительно беззаботно, вела обширную переписку с друзьями и знакомыми и выполняла возложенные на нее обязанности по укреплению династических связей с Пруссией и Германией. Там после карлсбадских решений 1817 года наступило время реакции, когда Пруссия вступила в борьбу за политическое доминирование в Германии, когда усилились противоречия с тенденциями экономического и демократического прогресса. У царского двора было полно дел, родственники в Берлине, Штутгарте, Веймаре, Шверине или в других малых германских государствах полагались на ведущую роль России в «Священном союзе». Александра Федоровна прилагала все усилия, чтобы выполнить возложенные на нее ожидания, однако не каждому могла угодить. Она не была блестящей личностью. Поэтому традиционная антипатия к Пруссии и к «немцам» сосредотачивалась и на ее персоне. Некоторые русские считали ее холодной, высокомерной и замкнутой. Соглашались с тем, что она была образцовой матерью и женой, но «истинно русской» она никогда не стала бы. В сущности, критики использовали те же аргументы, какие десятилетия спустя приводились в отношении второй Александры Федоровны, супруги императора Николая II: немецкие женщины на русском престоле, вероятно, важны для династии, для народа они остаются нелюбимыми иностранками. Различие между первой и второй Александрами Федоровнами состояло в особых исторических условиях. В начале XIX века Пруссию и Россию связывал переменчивый союз. В начале XX века Германская и Российская империи противостояли друг другу во враждебных блоках. Было и субъективное различие: прусская принцесса Шарлотта пользовалась протекцией почти всесильной вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Гессенская принцесса Аликс не могла быть уверена даже в преданности чудо-целителя Распутина.
Очень скоро первая Александра Федоровна столкнулась с вопросом возможного наследования ее супругом престола. Великий князь Константин торжественно заверил в своем отказе от престола. Николай сочетался браком с Шарлоттой, потому что Александр I принимал в расчет возможность наследования престола братом Николаем. По меньшей мере он должен был как-то заявить об этом Гогенцоллернам, так как это засвидетельствовал принц Фридрих Вильгельм Прусский. Если Александра Федоровна после рождения первого сына, Александра Николаевича, вздохнула, что-де невозможно даже в воображении «увидеть в этом маленьком ребенке императора России», то это, разумеется, не было косвенным доказательством решения Александра I. А поскольку от этого брака, как и ранее, не появлялось наследника престола, казалось только естественным, что сын Николая однажды смог бы достичь престола.
«Великодушный спор»
В 1819 году Александр I высказался определенно. В январе в Вюртемберге умерла его сестра Екатерина. Александр хотел отречься от престола и заставил себя принять решение. Он посетил брата Николая и Александру Федоровну летом в Красном Селе под Санкт-Петербургом. Там стоял Измайловский гвардейский полк, которым командовал Николай. Александр похвалил брата за понимание своего долга, «поскольку однажды на него ляжет бремя ответственности». Александра Федоровна запечатлела эту сцену: «Он считает его (Николая) человеком, который должен стать его преемником. Это произойдет гораздо быстрее, чем кто-либо может себе сегодня представить, поскольку наступит еще при его жизни. Мы сидели, как две статуи, с открытым ртом и совершенно оглушенные. Император продолжал: «Вам кажется удивительным, но позвольте мне вам объяснить, что мой брат Константин, который не беспокоится о престоле, твердо решил отказаться от него, поэтому он готов передать свои права брату Николаю и его детям. Что касается меня, то я решился сложить с себя обязанности и удалиться от мира…» Когда он увидел, что у нас близки слезы, он попытался нас утешить и заверил, что это произойдет не тотчас же и продлится, возможно, еще несколько лет, прежде чем он осуществит свой план. Затем он оставил нас одних, и можно себе вообразить, в каком душевном состоянии мы находились».
У молодой пары оставалось еще достаточно времени освоиться в новой ситуации. В 1820 году Константин развелся, его супруга Анна вернулась в Германию, а он женился в Варшаве на графине Иоанне Грудзиньской. Николай медленно свыкался со своей новой ролью. Императрица Елизавета отмечала в те дни, что у него в голове не было других мыслей, кроме «править». В январе 1822 года Александр получил от Константина письмо с заявлением, что он «отказывается от положения, право на которое он имел по рождению». Император не торопился. Только более чем через полтора года он составил бумагу. В ней были закреплены добровольный отказ Константина от престола и законное наследование престола Николаем. Хотя бумага держалась в строгой тайне и была передана на хранение митрополиту Московскому, очевидно, все причастные к этому в основных чертах были в курсе решения.
Известие о смерти Александра 1 в Таганроге 1 декабря 1825 года достигло Петербурга через неделю. Семья как раз была в часовне Зимнего дворца, когда прибыл курьер. Сразу же возникла сумятица, а вдовствующая императрица Мария Федоровна лишилась чувств. Николай быстро взял себя в руки. При содействии священника он тут же принес присягу верности Константину как новому императору. Формально он действовал логично. Александр говорил о наследовании престола Николаем. Тайная бумага не была публично представлена, и Константин сделал официальное заявление только Александру. В день прибытия новости из Таганрога на руках у Николая не было письменного документа о наследовании престола. По всему, что известно о характере Николая, не следует допускать, что скорым принесением присяги он стремился уклониться от ответственности правителя. Он был военным и, как и его отец, подчинялся дисциплине. Еще одна точка зрения может быть более вероятной: отец был убит в результате заговора военных. Николая в армии ненавидели. В те годы для сопротивления самодержавию сформировалась группа офицеров — «декабристы». Было неизвестно, знал ли он об этой группе в день принесения присяги. Но тем не менее страх перед мятежом, вероятно, был одним из мотивов его действий.
За принесением присяги последовал возглас пришедшей в себя Марии Федоровны: «Но, Ники, что ты наделал? Ты же знаешь, что ты наследник нашего ангела…» Николай возбужденно отреагировал: «Мы все знаем, что мой брат Константин — наш повелитель, наш законный суверен. Мы исполнили наш долг, пусть будет, что будет». Тем самым Константин пока официально считался русским императором. Николай защищался от потока упреков. Он оправдывался, приводя официальную точку зрения, и сделал только одну оговорку: он готов носить корону в случае, если Константин отречется от престола. Курьеры поспешили в Варшаву и доставили ответ Константина, он не может отречься от престола, так как он заявил о своем отказе и не был императором. «Великодушный спор» принял гротескные формы. Николай распорядился о приведении к присяге государственных чиновников, но затем аннулировал приказ до возвращения Константина из Варшавы: «Я ожидаю, что он сразу же покинет Польшу». Константин не думал о возвращении на родину. Пересланные ему государственные бумаги нераспечатанными возвращались в Петербург. Он писал, что это была воля Александра — посадить Николая на престол, и так и должно произойти. Три недели сохранялось междуцарствие. Развязало узел радикальное событие. Офицеры-декабристы воспользовались неразберихой вокруг престола для восстания. Утверждают, что Николай получил информацию о планировавшейся акции. Он подозревал офицерский заговор, которого и опасался. Его охватил смертельный страх. Но Николай не был трусом. В одном из офицерских собраний он без пафоса заявил: «Если я хотя бы час был императором, я проявил бы себя достойным этой чести». Он пошел в Сенат и глухим голосом объявил, что принимает престол.
14 декабря 1825 года чиновники, Сенат и гвардия должны были присягнуть в верности императору Николаю I. Этот день декабристы выбрали для восстания. Молодые идеалисты, воодушевленные прошедшими революциями в Испании, Италии и Греции, требовали для России конституционной монархии. Организация была малочисленной, не имелось и социальной базы для восстания. Лишь немногие умные головы, как поэт Рылеев, формулировали стратегические цели. 14 декабря восставшие полки выстроились на Сенатской площади Санкт-Петербурга и отказались приносить присягу на верность императору Николаю. Они требовали не конституции, а Константина!
Николай находился в расположенном рядом Зимнем дворце и верхом поехал на Сенатскую площадь. Он велел верным присяге полкам построиться. Его жизнь была под угрозой, восставшие уже застрелили генерала Милорадовича. Николай был спокоен и не отступил с площади. Только когда он увидел, что другого пути нет, он приказал ввести в действие артиллерию. Нескольких залпов было достаточно, и восставшие разбежались во все стороны.
Восстание было первым в России заговором офицеров, которые стремились не только заменить одного правителя другим. Восстание было направлено против самодержавия как политического принципа. Для Николая здесь не было разницы. Он вернулся в Зимний дворец внутренне собранным, хотя колени у него дрожали. Император Николай выдержал первое испытание своего правления. Супруга своей уверенностью и прекрасной прусской дисциплиной укрепила его уверенность в себе.
Вопреки настоятельным просьбам супруги Николай сам проводил допросы декабристов. Он не пытал, но его настроение было таким же, как у Петра Великого во время казни стрельцов. Оно колебалось между бешенством и жестокостью. Тяжелейшим шоком для него был тот факт, что заговорщики почти исключительно принадлежали к высшей знати. Страх перед новыми заговорами и революционными идеями точил его изнутри, стал определяющим для всего правления. Первоначально царь приказал назначить тяжкие наказания. В исполнение были приведены пять смертных приговоров, сотни человек на десятилетия отправились в ссылку. Кроме этого Николай велел тщательно изучить политическое содержание материалов участников восстания. Созданием «Комитета 6 декабря» (1826 года) он даже стремился устранить ставшие заметными недостатки.
Николай закрыл являющие опасность военные поселения. Он уволил резко консервативных политиков в сфере образования и инициировал проведение законодательной и правовой реформы. — Александру Пушкину разрешили вернуться из ссылки. Николая упрекают в том, что он, несмотря на эти меры, несмотря на свою почти образцовую семейную жизнь, несмотря на необъятный объем работы и несмотря на свою военную прямолинейность, с самого начала обнаруживал черты ограниченного деспота. В доказательство приводят такие высказывания: «Я никому не могу позволить оказывать сопротивление моим желаниям, если таковые известны». Он был самодержцем — не менее, чем Екатерина II, Павел I или брат Александр I. Если Николай навязывал всем чиновникам униформу, то он следовал примеру своего отца. Если он разрешал бороды только духовенству, торговцам и крестьянам — это соответствовало методам Петра Великого! Различие заключалось в том, что он копировал самодержавно-деспотические методы от Петра I до Александра I по мере надобности и не привносил в эту деятельность для России собственных идей.
Благотворительность —
старые задачи новой императрицы
В эту картину гармонично вписывалось развитие Александры Федоровны. И для императрицы жизнь переменилась. Внезапно умер не только Александр I. Смерть его супруги Елизаветы последовала столь же неожиданно. Вдовствующая императрица Мария Федоровна заметно постарела после смерти Александра. Ответственность за целую сеть дворянских благотворительных организаций и учреждений, на протяжении многих лет создававшуюся и постоянно расширявшуюся, должна была принять на себя Александра Федоровна. Политическое развитие в «Священном союзе» и в Германии вынуждало урожденную прусскую принцессу действовать не напрямую. Непосредственно после смерти Александра в Петербурге состоялось семейное совещание Романовых с участием представителей всех зависимых княжеств Западной Европы. Семейные встречи повторялись и в последующие годы и сопровождали политическое развитие Пруссии, Австрии и Германского союза так же, как и самой России. На внешней арене императрица Александра Федоровна не выступала. Это была обязанность ее супруга. В этом отдельном случае императрица безусловно подчинялась основным принципам действий императора.
Женщины императорской семьи предоставили государственную политику, международную дипломатию и ведение войн мужчинам, однако со своей стороны предпринимали не меньшие усилия по укреплению позиций империи в «Священном союзе». Двустороннее согласование касалось даже деталей. Наследная герцогиня Саксен-Веймарская Мария Павловна организовала и проводила в великом герцогстве целую систему княжеской благотворительности через основанный в 1817 году «Патриотический институт женских союзов». Патриотические и благотворительные женские институты были и в России той организационной формой, за счет которой императрица распределяла финансовые поступления на благо нуждающихся. После вступления на престол Александра взяла на себя покровительство и над отдельными благотворительными учреждениями, например в 1827 году в Полтаве. С кончиной в декабре 1828 года Марии Федоровны императрица несла единоличную самодержавную ответственность за всю организационную сеть в России. Это была всеобъемлющая и напряженная деятельность, поскольку руководство и контроль над многочисленными учреждениями и союзами нужно было осуществлять сравнительно небольшими вспомогательными силами. Финансовые средства из частных доходов династии и тех государств, которые имели родственные связи с Российской империей, поступали в благотворительные учреждения. В России к ним относились общество по воспитанию благородных девиц, воспитательные дома в обеих столицах со всеми приданными им учреждениями, Екатерининский институт, Александровское училище в Москве, школа для девочек при доме сирот войны, институт благородных девиц в Харькове, школа дочерей солдат лейб-гвардейских полков, петербургские и московские коммерческие училища, а также многочисленные больницы, дома для престарелых и т. д.
Императрица приказала государственному секретарю регулярно сообщать ей обо всех текущих делах и сама насколько могла часто посещала различные благотворительные учреждения. Она любила принимать экзамены в учебных заведениях и тщательно проверяла соблюдение уставов. Внимание к образованию женской части дворянской молодежи и благотворительность по отношению к нуждающимся было важной ролью, которую она должна была играть и которую добросовестно выполняла служившая ей примером Мария Федоровна. Однако ее яркой индивидуальностью Александра не обладала.
Следуя традиции, император предоставил супруге в этом направлении свободу действий, но, правда, из-за своего тяжелого характера и политических целей не сделал ее жизнь более легкой. Для Николая выдающимися примерами были Петр I и Екатерина II, потому что они получили Балтийское море и начали завоевание Черного моря. Он стремился прославиться в истории благодаря расширению границ империи. В 1826 году Персия вторглась в Закавказье. Поход (Русско-персидская война 1826–1828. — Прим. ред.). правда, закончился успехом для России, но Николай предавался большим иллюзиям относительно русских сил. Объединенные Персией закавказские народы объявили России «священную войну». Одновременно в 1828 году император отважился на войну с Турцией. Она закончилась миром в Адрианополе. Николай продолжил восточную политику своей бабки. Война против Турции протекала благоприятно для России, хотя состояние русских войск вызывало беспокойство. Позднее, в 1833 году, благодаря Ункяр-Искелесийскому договору удалось даже укрепить позиции России на Балканах.
В июле 1830 года во Франции разразилась революция. Бурбонов свергли. Царскую семью возмутило это разрушение династических традиций. Революционная волна достигла Голландии. Николай I приказал великому князю Константину направить в Нидерланды польских рекрутов. В польском подполье образовалось «патриотическое движение». При первом известии о принудительном призыве оно поднялось. Мятеж (Польское восстание 1830–1831 годов. — Прим. ред.) превратился в охватившее всю страну восстание против русского господства. В октябре 1830 года генерал Дибич направил против Варшавы 80 000 человек. Двумя месяцами позже сейм объявил Николая «узурпатором польской короны» и провозгласил Польшу независимой республикой, было создано правительство во главе с Адамом Чарторыйским.
Русское наступление было отбито польскими войсками. Между тем великий князь и наместник Царства Польского Константин Павлович умер от холеры. Николай откомандировал генерала Паскевича. В декабре 1831 года русские взяли Варшаву. Восстание продолжалось уже долго, на польской стороне не было единства, и силы были раздроблены. Николай мстил. Не счесть было мертвых и депортированных в Сибирь. Польша превратилась в русскую колонию (конституция 1815 года была ликвидирована, был провозглашен органический статут Королевства Польского. — Прим. ред.).
В пределах России император Николай I работал много и усердно. Он создал административный аппарат для претворения собственных представлений о правлении: за счет создания императорской личной канцелярии («Его Императорского Величества собственная канцелярия») он сконцентрировал все дела правления в своих руках. Образование Третьего отделения и усиление цензуры должны были подавить в зародыше все проявления, которые ставили под сомнение самодержавное правление. После Французской революции 1830 года из германских государств поступали тревожные известия об обостряющихся противоречиях между либеральными и стремящимися к реставрации политическими силами. Пруссия наращивала усилия по включению германских малых государств в национальный и экономический блок под своим руководством. Однако несмотря на все усилия, нельзя было поддаться иллюзии того, что Николай действительно распознал механизмы государственного управления. Прямолинейный монарх также не смог ликвидировать коррупцию своих чиновников.
Императрица разделяла взгляды супруга на самодержавие и поддерживала их. Были даже сферы за рамками семьи и официального представительства, где император и императрица дополняли друг друга. Число образовательных учреждений во многих необходимых областях во время их правления существенно выросло. Но они были подчинены строгому государственному и самодержавному контролю и ограничивались защитой от наступления любой либеральной идеи на ценности государственной идеологии: «Самодержавие, православие, народность». Распространение образования шло параллельно с усилиями по углублению определяющих государство ценностей. В этом политическом контексте выросло и значение православной церкви. Она превратилась в духовную защиту самодержавия.
Императрица проявляла интерес ко всем этим внутренним и внешним проблемам. Однако пережитые в детстве военные годы, восстание декабристов, многочисленные роды и сложное душевное состояние императора оказали отрицательное воздействие на здоровье императрицы. Ее способность к действию вновь и вновь прерывалась необходимым по рекомендациями врачей пребыванием на курорте. Ее общее состояние здоровья очень заметно ухудшилось где-то с середины 30-х годов. В 1837 году она полгода провела в Крыму. В 1840 году она вынуждена была посетить курорт Бад Эмс. Путешествия по Италии были так приятны, а Италия в середине XIX века была подлинной Меккой для людей со всей Европы, интересующихся культурой и историей, что Александра Федоровна в 1845–1846 годах в Италии и прежде всего на Сицилии пыталась восстановить свое здоровье. Однако же усилия приносили не радикальное улучшение, а лишь временное облегчение. По этим причинам императрица не принимала активного участия в решающих помыслах и действиях своего супруга.
Возможно, это были усилия императора по стабилизации внутреннего положения империи, которые порой едва ли встречали понимание и симпатию в народе. В его деспотическом поведении после войны было что-то успокаивающее, что нравилось русским. Император обладал харизматическим даром, который давал русским ощущение стойкости и величия нации. Он усердно занимался мелкими тяготами жизни. Кроме того, он был красив и вел добропорядочную и образцовую семейную жизнь, причем здесь он мог быть уверен в полной поддержке и помощи Александры Федоровны. Прусская принцесса объединила позитивные традиции Марии Федоровны в сфере образования и благотворительности с интересами императрицы Елизаветы в области искусства и литературы и добавила сюда получившие распространение уже при Павле I идеи прусского почитания семьи. Все эти положительные явления были поставлены на службу правящей династии и преследовали многочисленные цели, причем политический смысл в любом случае был очевиден.
В одном пункте Николай и Александра отошли от традиций русских правителей: никто не мог упрекнуть их в какой-либо супружеской неверности или разных постыдных любовных отношениях. Правда, шептались, если император проявлял пристрастие к посещению пансионов для девочек или балетные школы. Но он делал это по согласованию или даже по поручению супруги. Что вообще предосудительного, если проникшийся своей исторической миссией монарх окружает себя красивыми женщинами? Кроме того, Николай слишком любил обвенчанную с ним императрицу, скрупулезно следил за скромностью в личной жизни и, сверх того, не имел времени заниматься разорительными историями. Он охотнее заботился о чистых воротничках своих служащих или о насущно необходимом образовании своего поместного дворянства. Разумеется, Николай тревожился и о Европе.
Россия и Европа — в те десятилетия эта тема широко обсуждалась. Александр I во время Наполеоновских войн установил между Западной и Восточной Европой обширные, как никогда до сих пор в истории, связи. Дом Романовых под давлением Наполеона успешно осуществлял династическое наступление невиданного ранее масштаба. Это продолжили Николай и Александра. Возможно, для императора абстрактное видение «Священного союза» было не столь важно. Но он вошел в урезанную Меттернихом конструкцию. Николая упрекали в отсутствии концепции во внешней политике. Это, наверное, не было ошибочно. Николай продвигался обходными путями для осуществления своих основных принципов: «Верховенство над Босфором должно принадлежать мне…» Чтобы добиться дружественных отношений с Англией, император в 1844 году отправился на Британские острова. Визит был неудачным. Несмотря на то что Николай хотел отдать англичанам Дарданеллы, его план по разделу Турции отклонили как нереалистичный.
Россия находилась в изоляции. Даже с Пруссией, родиной императрицы Александры, росла дистанция. Чем опаснее усиливались в германских государствах либеральные и демократические течения и чем активнее призывали к новому общественному прорыву, тем более назидательно действовал Николай. Он ругал правительства и менторски добавлял: «При мне такая опасность никогда не наступит». Императрица Александра была слишком занята, слишком больна и недостаточно сильна характером для того, чтобы призвать супруга к здравому смыслу. Под консервативным нажимом из Санкт-Петербурга со временем расшатались отношения с «материнским домом» даже живших в государствах Германского союза великих княгинь и близких родственников. Посещения и семейные встречи происходили все реже. В Веймаре сестра Мария Павловна, при всем уважении традиций династической солидарности, много раз отклоняла предписания и правила петербуржцев. Пруссия на пути к национальному доминированию и без того не позволяла себе указывать, как действовать, и сама была достаточно консервативной.
Когда в 1848 году во Франции разразилась революция, русский императорский дом пришел в ужас. Монарх предпринял многочисленные репрессивные меры против собственных интеллектуалов. Проблема революции представлялась в Петербурге чисто властно-политической. Находившийся в Европе в изоляции император стремился продемонстрировать прочность русского самодержавия. Никто другой не обрисовал с такой точностью точку зрения императора, как тогдашний цензор русского Министерства иностранных дел Тютчев: «Уже давно в Европе есть только два настоящих силовых центра — Россия и революция… Между ними невозможны никакие переговоры, никакие договоры, существование одной одновременно означает смертный приговор для другой». Вторжение России в 1849 году в Венгрию и союз Австрии, Пруссии и России для освобождения Польши, казалось, еще раз возвратили дух «Священного союза», но в действительности нанесли ему окончательный смертельный удар, потому что еще более углубили могилу западноевропейских конституционных государств. Даже в Пруссии король в 1848 году вынужден был снимать шляпу перед павшими на баррикадах в дни Мартовской революции, а в герцогстве Саксен-Веймар-Айзенахском великая княгиня Мария Павловна прятала от собственной полиции разыскивавшегося композитора Рихарда Вагнера.
В России, напротив, началось «мрачное семилетие» — семь лет, до смерти Николая I, в которые было задушено общественное мнение. Это годы чрезвычайно отчетливо продемонстрировали общественно-политическую дистанцию между склонными к парламентаризму западноевропейскими нациями и самодержавными государствами Восточной Европы. Они подчеркнули намечающуюся слабость самодержавной системы как целого.
Но самую низшую точку правления Николая I характеризует Крымская война. В войне речь шла о господстве над проливами и старой русской мечте — убрать Турцию с политической карты. У западных держав антитурецкие планы Николая нашли немного сочувствия. В 1853 году Россия заняла княжества Молдавию и Валахию, Турция выразила протест, и Россия объявила Блистательной Порте войну. После первых боев в ноябре 1853 года на помощь султану поспешили Англия и Франция. Отчаяние Николая было глубоким. Ни одно европейское государство не поддержало священный «русский крестовый поход» против «неверных». Поражение следовало за поражением. Русский император не видел выхода. Он сам привел страну к безысходности.
Прекрасная незаметная императрица
В конце 1854 года Николай в состоянии растерянности отправился в Гатчину. Он приехал совсем один в уединенный замок — место его собственной изоляции. Еще однажды он побывал в Петербурге, а 18 февраля 1855 года умер. Никаких страданий, никакой болезни, никаких исполненных предчувствия видений, никакого спора за наследование престола. Сын Александр Николаевич вступил на престол как Александр II. Хотя Александра Федоровна уже много лет была больна и слаба и никогда не была той сильной, оформившейся и неудобной личностью, какую представляла собой ее свекровь Мария Федоровна, она была искренне привязана к своему супругу. Внезапная и одинокая смерть Николая I еще более пошатнула ее здоровье. Необходимы были новые поездки на мягкий юг на отдых. Зиму 1857 года императорская вдова провела в Ницце и Риме. Двумя годами позже она отправилась на курорты в Бад Эмс и Швейцарию.
Все было бесполезно. 19 октября 1860 года Александра Федоровна спокойно уснула в Царском Селе. С ней умерла терпеливая, без политических амбиций, мать. Жизнь Александры Федоровны подтвердила наметившуюся тенденцию: после великих женщин-правительниц XVIII века Мария Федоровна доказала государственно-политическую компетентность и открыла для династии ворота в немецкие и западноевропейские дворы шире, чем это когда-либо удавалось Екатерине II. Ее дочери Мария и Екатерина активно развивали эту политику. Вдовствующая императрица Мария Федоровна добилась того, чего не был в состоянии добиться Павел I. В династическом отношении она действовала политически грамотно. Елизавета и Александра оставили как есть факт существующих династических отношений. Они возвратились к сфере семьи, отведенных им задач в образовании и благотворительности, к искусству, культуре и литературе, а также к необходимым представительским обязанностям. Они исполняли свои обязанности незаметно, дисциплинированно, самоотверженно и одновременно ангажированно. Ни Елизавета, ни Александра не были личностями ранга Екатерины II или Марии Федоровны. Александра никогда не противоречила мужу и считала правильным то, что он делал. Создавалось по меньшей мере впечатление, что ее личность полностью растворилась в супруге.
Когда Николай умер, дочь Мария плакала, а императрица утешала ее: «Господь взял твоего отца к себе и избавил его от ужасного будущего». Перед лицом поражения России в Крымской войне это замечание свидетельствовало о глубоком политическом понимании момента. Александра никогда не забывала об унижениях, которые причинили Пруссии и ее королевскому дому Франция и Наполеон. В ее присутствии нельзя было говорить на французском языке. Николай I любил жену. Однако деспотический император любил в ней верное эхо, которым он сделал ее на протяжении лет, хотя она и была надменной прусской принцессой.