Он возвращался от лодки-хижины и, отдавшись неторопливому бегу жеребца, чувствовал, как все его тело охватывает усталость.
– Гай! – позвал его кто-то хриплым шепотом, полным боли.
Он осадил серого и оглянулся:
– Фиби! Что случилось, детка?
– Масса Кил… – простонала она. – Он… он пытался… масса Гай. А когда я стала сопротивляться, взялся за хлыст и…
Гай соскочил с лошади и обнял Фиби. Он увидел большие багровые полосы, идущие через плечи крест-накрест. Когда он сильнее сжал ее талию, она коротко вскрикнула.
– Спина! – прошептала она. – На ней живого места нет, масса Гай.
– Ублюдок! – скрипнул зубами Гай. – Подожди, я еще доберусь до этого вонючего хорька!
– Нет, – устало усмехнулась Фиби, – он в своем праве, масса Гай. Ведь хозяин всегда может отстегать своего раба…
– Плевать мне на это! – выкрикнул Гай в ярости. – Он сам у меня попробует хлыста! Пойдем со мной в дом, Бесс приведет тебя в порядок, а потом…
– Нет, – повторила она. – Нельзя, масса Гай. Самого худшего-то вы еще не знаете…
– А разве было что-то еще хуже?
– Было. Масса Алан выбежал на шум. А масса Кил сказал, что я… что я…
Она разразилась рыданиями.
– Успокойся, девочка, – сказал Гай ласково. – Теперь-то все будет хорошо.
– Нет! Не видать добра, если у тебя черная кожа или хотя бы только бабушка-негритянка! А теперь и вовсе все пропало!
– Что же все-таки произошло? Расскажи толком, Фиби.
– Массе Килу надо было как-то выпутаться, вот он и сказал, будто я с ним заигрывала, и это, мол, так его взбесило, что он отстегал меня кнутом.
– И Алан Мэллори поверил?
– Нет, конечно. Не такой он дурак. Только мне-то что с того? Об их семье и так идет дурная молва из-за шашней с черными девушками. Вот он и отправил массу Кила в Дьердр, на плантацию, что выше по реке. А там, дескать, домашний учитель засадит его за книги и продержит до самого дня рождения Джо Энн. А со мной он так решил: послал человека сказать работорговцу, чтобы тот пришел к ним в Мэллори-хилл завтра. Он… он собирается продать меня еще дальше на Юг, масса Гай! Мне теперь только бежать остается!
– Ну ты пока не очень-то далеко убежала! Давай отвезу тебя к Ричардсонам. А потом попрошу денег у отца и отправлю тебя на Север.
– Нет, – сказала Фиби. – Если меня найдут у Ричардсонов, у них будет куча неприятностей. А ведь они мне друзья…
«Да, – подумал Гай, – она права. Если ночные патрули, которые рыскают по полям и дорогам, выслеживая беглых негров, найдут ее в лодке-домике, Ричардсоны попадут в беду. Содействие и помощь беглецу – одно из самых серьезных преступлений. – Он стоял и думал нахмурившись: – Есть только одно мало-мальски надежное место – хижина. Ведь не ходят же отец с Речел туда каждую ночь… Только вот в чем загвоздка: а вдруг они договорились встретиться там нынче? И все-таки придется воспользоваться хижиной. Больше спрятаться негде».
– Послушай, Фиби, – сказал он. – Я отвезу тебя в старую развалюху в лесу. Там ты будешь в безопасности. – Он посмотрел на нее в раздумье. – Услышишь храп коней – прячься в лесу. Но не слишком пугайся, если кто-то появится. Это скорее всего будет мой отец… или миссис Речел…
Фиби нашла в себе силы улыбнуться.
– Вы можете довериться мне, масса Гай, – сказала она.
– Знаю. Поэтому и рассказал тебе о хижине. Пробудешь там сегодняшний вечер и завтрашний день. Я принесу тебе еды, платье и шляпу, какие носят белые девушки. Кэти даст что-нибудь из своих вещей. У нее сейчас одежды много. Переоденешься и, может, проскочишь. У многих белых кожа ничуть не светлее твоей. А я возьму у отца деньги на пароход до Цинциннати. Ты знаешь толк в шитье, в рукоделии – значит, работу найти себе сможешь…
– Спасибо вам, масса Гай, – прошептала Фиби. – А ведь я оказалась права. Вы как раз такой, как я и думала: хороший и добрый, настоящий джентльмен…
– Вовсе нет, – отрезал Гай. – Скорее такой же ублюдок, как и все кругом. Но есть вещи, которых я не выношу. Ну ладно, пора трогаться в путь…
Взять деньги у отца казалось делом нетрудным: Вэс Фолкс был человеком щедрым. Кроме того, Гай точно знал, как подойти к нему с этой просьбой: отцовская сущность была его собственной сущностью, они и в самом деле ничем не отличались один от другого, разве что Гай был выдержаннее и не впадал так легко, как Вэс, в неистовство и ярость – даже в шестнадцать лет он был больше мужчиной и меньше ребенком, чем его отец.
– Это долг чести, папа, – сказал он. – Я побился об заклад с Килом на пятьдесят долларов, что мы свалим всех буль-мастиффов одним залпом, и проиграл. Ты всегда говорил, что слово Фолкса свято. И пока я не отдам ему деньги, не буду чувствовать себя спокойно…
– Боже милосердный! – рассердился Вэс. – Ты что же думаешь, парень, деньги на деревьях растут? Я тебе одно скажу: правильно, если мужчина платит долг чести сразу. Пусть люди знают: его слово – закон. Но именно поэтому он прежде всего должен избегать азартных игр и всяких там пари, чтобы не попадать в такие ситуации…
– Да, папа, – ухмыльнулся Гай, – уж ты-то никогда в них не попадал…
Вэсу пришлось улыбнуться. Он положил руку на плечо сына.
– Тут ты меня поймал, – сказал он. – Скажу тебе еще: твой отец, к примеру, живет в жестокой бедности. Так вот, сынок. Умному человеку незачем делать ошибки, чтобы потом учиться на них. Ему достаточно помнить то, чему его учила в детстве мать, немного сообразительности да простого здравого смысла, наконец, – и не будешь обжигаться сам: умный человек учится на чужих ошибках. Твой отец, сынок, в погоне за удовольствиями лишил тебя того, что положено тебе по праву рождения и…
– Нет, – сказал Гай. – Не ты, папа, а Джерри украл у нас это право.
Вэс удивленно воззрился на сына.
– Кто тебе это сказал? – прорычал он.
– Кил. Мистер Мэллори считает, что Джерри подделал подпись дедушки под новым завещанием или изменил старое. И, зная Джерри, молено сказать, что это похоже на правду.
Вэс покачал головой:
– Если б я мог доказать это, я бы давно так и сделал, а сплетням верить не надо, сынок. Они не могут ничем помочь, даже если в них есть доля правды. Сейчас уже не докажешь, так было дело или иначе. Все это случилось семнадцать лет назад и…
– Папа, тебе никогда не приходило в голову съездить в окружной суд и посмотреть на утвержденную копию завещания?
Вэс некоторое время молча глядел на сына.
– Гай, – сказал он наконец. – Ты мое единственное утешение за все несчастья, а иначе какой, к дьяволу, был бы смысл во всем, – ведь я был всего лишь юным повесой, прославившимся своим буйным поведением. Не помню, видел ли я отцовскую подпись хоть раз в жизни. Никогда не интересовался счетоводством и тому подобным. Кстати, бухгалтерские книги вел Уилл Стивенс. И как же, черт возьми, – его голос сорвался от едва сдерживаемой ярости, – как бы я мог сказать, что Джерри подделал подпись старика, и доказать подделку, если бы даже знал это наверняка?
– Не мог бы ты найти какое-нибудь старое письмо дедушки, чтобы сличить почерки? – спросил Гай. – Тогда мы сумели бы…
– Вряд ли. Папа в жизни не писал писем. Единственным его родственником был брат, Брайтон, а он жил здесь. Видимо, они были сиротами. По крайней мере, ни тот ни другой никогда не писали писем в Англию, а ведь они родились там…
– Тогда дело плохо. А как насчет денег, папа?
– Ладно, ладно. Но никогда больше так не делай, сынок! Вы, молодые, вечно вляпаетесь в историю. Как твой дружок Кил…
У Гая перехватило дыхание.
– А что Кил, папа? – спросил он.
– Эл его поймал на шашнях с негритянкой. Совсем стыд потерял. Отослал его на плантацию выше по реке, а девку продал на Юг. Торговец из Натчеза забрал ее сегодня утром.
– Так, значит, – прошептал Гай, – работорговец увел… ее… утром?
– Ну да. Пыталась сбежать прошлой ночью, но патруль ее поймал. Она бродила по тому выжженному участку леса…
– Папа, – спросил Гай, чувствуя страшную горечь, – ты ведь вернулся домой поздно прошлой ночью, верно?
Вэстли Фолкс уставился на сына.
– Что, черт возьми, ты имеешь в виду? – рявкнул он.
– Ничего. Но деньги ты можешь оставить себе, папа. Они мне уже не нужны.
Лицо Вэса стало чернее тучи.
– Ты, – сказал он, – ты хотел помочь бежать этой цветной!
– Да, папа, – признался Гай.
– Послушай, сынок, – тихо сказал Вэс. – Это мне очень не нравится. Вот уж не думал, что ты можешь спутаться с черной или цветной девчонкой. Мы ведь не Мэллори. А уж Фолксы уважают себя настолько, чтобы держаться подальше от негритянских лачуг. А потом родит такая, и сын, твоя плоть и кровь, будет полунегром и рабом. Это не должно случиться с человеком, в жилах которого течет кровь Фолксов: мы не должны смешивать ее с негритянской и обрекать ребенка – это при нашей-то фамильной гордости, силе духа, высокомерии даже – на жалкую участь быть чьей-то собственностью, которую можно продать, как лошадь…
– А можно ли вообще продавать ребенка любой крови, папа? – тихо спросил Гай.
– Проклятие! – взревел Вэс. – Не смей говорить со мной на языке этих чертовых аболиционистов!
– Нет, папа, – возразил Гай. – Если их освободить, куда они пойдут? Что они умеют делать? Если мы не будем о них заботиться, они через месяц умрут с голоду. Я совсем о другом говорю. Ведь все то, что мы делали и делаем, – страшная несправедливость. И это понял любой из нас, кому достает мужества взглянуть правде в глаза. Но мы слишком глубоко увязли. Наверно, грехи отцов не дают нам вырваться…
– Боже милосердный! – воскликнул Вэс. – Вот уж не думал, что шашни с цветной девчонкой так задурят голову моему сыну! Я тебе так скажу…
– Нет, я скажу тебе, папа… У меня никогда не было с Фиби ничего такого, что ты имеешь в виду. Я ей просто благодарен за то, что она спасла мне жизнь. Раньше я об этом тебе никогда не говорил: ведь это она нашла меня в лесу, перевязала руку и отвела в домик-лодку Ричардсонов. Если бы я помог ей бежать, прежде чем ее продадут, чтобы греть постель какому-нибудь старику, это было бы хоть малой платой за все, что она для меня сделала.
Вэс сидел молча, его голова склонилась под грузом тяжелых раздумий.
– Очень жаль, – сказал он наконец. – Ты прав, сынок. Только ты взялся за дело не с того конца. Надо было мне сказать, и я бы ее выкупил у Алана Мэллори и отправил на Север с письменным пропуском. Все по закону. Что обидно: ты мне недостаточно доверяешь и не рассказываешь все начистоту…
– Дело не в этом, папа. Я просто как следует не подумал.