1

Теория доктора Влаха

Принимаю слугу

Случай с вором

Доктор Влах рассуждает о здравом рассудке, о предостерегающих таблицах и о Пифагоре 

Хотя я не люблю всякие сравнения и притчи, которыми доктор Влах украшает свою весьма темпераментную речь, всё же не могу не признать, что в приведенном им наглядном примере поведения человека в кафе, когда перед ним стоит блюдо с пончиками, кое-что есть. Во всяком случае, этот пример позволяет составить хотя бы приблизительное представление о том, что за человек Сатурнин.

По словам доктора Влаха всех людей можно разделить на три группы в зависимости от того, как они себя ведут в полупустом кафе, если перед ними стоит блюдо c пончиками. Представьте себе, что действие происходит в первоклассном кафе в первой половине воскресного дня. Погода чудесная, и посетителей в кафе мало. Вы уже позавтракали, прочитали все газеты и сейчас, удобно расположившись в мягком кресле, задумчиво глядите на блюдо с пончиками. Скука медленно расползается по всем углам кафе.

Тут-то именно и можно определить, к какой группе согласно теории доктора Влаха вы принадлежите. Если вы лишены фантазии, недостаточно предприимчивы и не обладаете чувством юмора, вы будете тупо и бессмысленно вплоть до самого полудня взирать на эти пончики, потом подниметесь и отправитесь обедать.

У меня есть серьезное подозрение, что к этой группе доктор Влах относит и меня. Но я думаю, что он не прав. О юморе и предприимчивости мы здесь распространяться не станем, но почему он сомневается в наличии у меня фантазии, хотя ему известно, что мне удалось правильно заполнить налоговую декларацию, этого мне не понять. Но дело не в этом. Я даже готов скорее принадлежать к людям этого сорта, чем входить во вторую группу, представители которой, смотря на пончики, развлекаются тем, что рисуют себе в уме картину, что произошло бы, если бы кто-нибудь ни с того ни с сего, без всякого предупреждения, стал швырять этими пончиками в остальных посетителей.

Я не понимаю, как может взрослый и разумный человек думать о таких вещах. Но при этом я полностью согласен с тем, что доктор Влах, как он сам утверждает, принадлежит к этой группе. По какой-то непонятной причине он гордится этим. Он считает, что этот сорт людей духовно более развит. Мне непонятно, какое отношение к духовному развитию имеет фантазирование о пончиках, расплющивающихся о головы ничего не подозревающих посетителей кафе. Я не могу этого понять, но давайте не будем об этом спорить. Дело в том, что у меня уже сложилось определенное мнение о дебатах с доктором Влахом. Всякий раз, когда я пускался в такие дебаты, я всегда чувствовал себя человеком, безрассудно пробивающим головой корпус плотины.

Если бы судьба не столкнула меня с Сатурниным, я никогда бы не поверил, что существует еще третий сорт людей — эдакие, знаете ли, белые вороны. Я говорю о таких людях, которых настолько соблазняет представление о пончиках, со свистом мелькающих в воздухе, что они встают и фантазию превращают в действительность.

Такие личности пользуются полным уважением доктора Влаха. Он утверждает, что у таких людей должно быть не только точно определившееся мнение о комизме, но они должны обладать отвагой, темпераментом и я не знаю чем еще.

По-моему для этого надо быть настолько сумасшедшим, что человеку остается только удивляться, каким образом подобные люди могут существовать за пределами соответствующих лечебниц. К сожалению, мне суждено было воочию убедиться, что такие люди действительно существуют и что их личная свобода никоим образом не ограничена. Сатурнин как раз и был таким человеком.

Оглядываясь назад и вспоминая недавний короткий период моей жизни, мне приходится удивляться многим вещам. Например, тому, чего только не произошло за это время! События сменялись с такой быстротой, что я едва поспевал следить за ними. Я походил на человека, который, спускаясь с покрытой снегом горки, попал на скользкую ледяную дорожку, невидимую под снегом. Мне кажется, что во время моего скольжения по такой дорожке вниз я держал себя не Бог весть, с каким достоинством. Думаю, что удивляться тут нечему, да и вряд ли найдется человек, который вздумал бы упрекать меня за это. Посоветовать сойти со скользкой дорожки мог бы только тот, кто не знает, какого напряжения всех сил требуется скользящему вниз человеку для сохранения последних остатков равновесия. В конце концов, я не могу сказать, что это было как-нибудь очень уж неприятно и даже считаю, что эта игра стоила свеч. Хотя я давно уже утратил мальчишеские мечты о приключениях и люблю спокойную и размеренную жизнь, я все-таки считаю, что освежающий душ необычайных событий никому не повредит. Под дождем еще никто не утонул, и о неприятных вещах человек забывает. Мучительное путешествие в снежную метель спустя некоторое время покажется нам вполне интересным приключением.

По-видимому, человеку холостому и сравнительно молодому, каким я был тогда, не стоило нанимать слугу. Это имело оттенок какой-то эксцентричности и казалось чем-то, что встречается только в романах. Без всякого сомнения, в Чехии найдется очень мало молодых людей, у которых имеется собственный слуга, и при моем спокойствии и консервативном характере воспоминание о том, что я сделал нечто столь необычное, мне становится не по себе.

Сатурнин поместил объявление в газету о том, что он ищет место слуги на условиях, которые я мог принять. Кроме того, у него было очень много хороших рекомендаций. Его вид и корректные манеры очень мне понравились. Позднее я убедился, что он глубоко и систематически образован. Его фамилия, несколько необычная, показалась мне знакомой, но только недавно я установил, почему она застряла у меня в памяти. Мне попался в руки номер старой, два года тому назад вышедшей газеты, со статьей о попытке грабежа в особняке профессора Луды, и я вспомнил, что мы тогда беседовали с друзьями в кафе об этом происшествии. Сатурнин тогда стал героем дня, и более серьезные читатели газеты покачивали головами по поводу его действий. Вот эта статья:

УДИВИТЕЛЬНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ С ГРАБИТЕЛЕМ.

В ночь на воскресенье 6-го августа в особняк профессора исторических наук и коллекционера профессора Луды проник грабитель и попытался взломать сейф, в котором профессор Луда хранит ценные старинные ювелирные изделия. Прежде чем грабителю удалось открыть сейф, его обнаружил слуга профессора г. Сатурнин. Что произошло между обоими мужчинами, подлежит расследованию. Дело в том, что когда полиция, вызванная по телефону, прибыла на место преступления, она нашла грабителя в глубоком обмороке с большой рваной раной на голове. Показания господина Сатурнина были не совсем обычны. Он утверждал, что грабитель ранил себя сам старинным цепом, принадлежащим к коллекции оружия профессора Луды. Он упорно настаивал на своем показании. Грабитель пришел в себя в больнице, но утверждает, что он забыл, как его зовут. Согласно предварительному расследованию можно предположить, что события развернулись следующим образом: потревоженный грабитель попытался напугать г. Сатурнина заряженным револьвером. Господин Сатурнин выбил у него револьвер из рук и выбросил его из окна в сад, где он потом и был найден. Затем г. Сатурнин произнес довольно длинную речь, в которой он пытался объяснить грабителю, что борьба между двумя неравно вооруженными соперниками лишена благородства. Он заставил грабителя снять со стены оружие, которое грабитель описывает как палку с прикрепленным к ней на цепи шаром, и сам взял такое же. Затем, после некоторых довольно бестолковых формальностей начался бой, во время которого грабитель был ранен. Интересно, что раненый не исключает возможности того, что он сам себя ранил в голову. Он рассказывает, что никак не мог овладеть странным оружием и несколько раз едва увернулся от своего собственного вертящегося шара. Кроме того мол он во время дуэли очень боялся разбить люстру. В общем он очень доволен, что все кончилось таким образом. После окончания расследования мы представим нашим читателям подробный отчет.

Я сказал уже, что с доктором Влахом невозможно спорить. Во-первых он изливает на вас поток слов, и так как мысли его в этот момент обычно скачут на манер заяца, он тут-же выступает с пламенной филиппикой против чего-нибудь совершенно не касающегося темы спора. Это обстоятельство не может не оказать влияния на связность моего повествования, но тут я не в силах ничего поделать. Неожиданные припадки красноречия доктора Влаха являются иногда причиной того, что беседа, начавшаяся с рассуждения о криминалистике, заканчивается рассуждением о криминалистике, хотя в ней почти все время речь шла о ловле рыбы. Доктор Влах уж таков, и пятидесятилетнего человека трудно переделать.

Когда я однажды спросил его, что может подумать здравомыслящий человек о событии, описанном в цитированной газетной статье, он ответил, что это трудно установить, так как в наше время уже нету здравомыслящих людей. Все мы предоставили свои мозги в распоряжение своим узко специализированным профессиям и изо всех сил стараемся, чтобы остальные наши мозговые клетки отмерли. Когда этого нам удается добиться, наше начальство начинает на нас обращать внимание, и мы делаем карьеру. Просто, мол, удивительно, насколько обыкновенные и несложные мысли уже находятся вне округа деятельности мозга большнства людей.

Доктор Влах рассуждал в том же духе в течение часа с четвертью, только сейчас я уже не совсем помню, о чем собственно шла речь. Он закончил ее тем, что с похвалой отозвался о Пифагоре. Я не спорил с ним об этом, но что касается его утверждения, будто в наше время нет здравомыслящих людей, то, по-моему, ему следовало бы говорить только о себе. 

 

2

Тихий старый дом

Принципиально не пользуюсь пословицами

Эксцентричность Сатурнина

Мы живем на судне

Я соглашаюсь поймать Марка Аврелия

Ни один мужчина не стерпит, чтобы сомневались в его храбрости

Я хотел бы, чтобы вы представили себе, насколько спокойно я жил до того, как Сатурнин сделался моим слугой. Я занимал небольшую квартиру в одном из тех старых городских домов, особое очарование которых на меня всегда действовало. Я чувствовал себя там очень хорошо. Атмосфера этих домов с оштукатуренными фасадами, с протоптанными ступенями лестниц, интимным полумраком в коридорах и высокими старинными дверьми мне гораздо милее, чем атмосфера стандартных современных зданий. Мне кажется, что уюту человеческого жилья способствует приятный и успокаивающий полумрак.

Доктор Влах говорит, что это чувство унаследовано нами от наших предков, живущих в пещерах. Вообще он весьма отрицательно отозвался о моей квартире. Он удивлялся, как я могу жить в этом доме. По его словам, как только он попадает туда, у него сжимается сердце, и в голову закрадываются гнетущие мысли о разыгривающихся здесь человеческих трагедиях. Все люди, мол, живущие там, в течение долгих лет, унесли с собой свое счастье, а тоску, горе и отчаяние оставили. Он утверждал, что весь дом пропитан слезами, пролитыми во время горестных ночей, после которых уже никогда не наступало утро. Короче говоря, доктор Влах утверждал, что там видимо, происходили ужасные события, и что у него такое чувство, будто стены рушатся на него.

Насколько мне известно, ничего страшного там не случилось, только раз обрушились подвесные леса, но упали они отнюдь не на доктора Влаха, а на двор. При этом никто не пострадал, и, следовательно, нет никакой причины приходить в уныние. Доктор Влах заявил, что лучше уж пусть на него свалится несчастье, чем подвесные леса. Он всегда умеет увернуться от серьезного спора.

Итак, я жил в небольшой тихой квартире, стены которой были обклеены выцветшими обоями и украшены картинами в широких старинных рамах. Маятниковые часы мирно отмеряли время, когда я тихими вечерами отдыхал в большом вольтеровском кресле.

Да, я довольно часто бываю дома один. Особенно, если на дворе скверная погода. Темными осенними ночами, когда небеса низвергают на землю потоки дождя, когда холодный ветер срывает с деревьев листья, завывает в развалинах старых замков, и его вой сливается с криком вспугнутых ворон, когда одинокие всадники скачут по разъезженным дорогам, преследуя преступную цель, — в такие ночи я часами просиживал у печки за чтением творений Вацлава БенешаТршебизского. Потом я ложился спать, и мне снилось, что я слышу рыдания возлюбленной, треск горящей кровли и клятвы мести, а утром я бывал до крайности удивлен тем, что по пражским улицам ходят трамваи. Меня изумляло, что кофе, принесенное на завтрак госпожой Суханковой, не было отравлено.

Госпожа Суханкова была пожилая женщина с черными волосами, разделенными на пробор, и она заботилась обо мне совсем по-матерински. Я не чувствовал ни в чем недостатка, и мне не на что было жаловаться. И вот, пожалуй, это как раз мне не нравилось. На этот счет имеется одна подходящая пословица, но я принципиально не пользуюсь пословицами и поговорками. Мне это донельзя противно. Когда вы познакомитесь с тетей Катериной, вы поймете почему.

Так вот, в эту спокойную атмосферу ворвался однажды Сатурнин, считавший своей обязанностью сделать мою жизнь настолько тревожной, насколько это вообще возможно. Вы сами увидите, что это ему удалось.

Чтобы было ясно: я не собираюсь утверждать, что Сатурнин не был хорошим слугой. Он обладал всеми качествами хорошего слуги. Это был красивый, светловолосый человек, честный, надежный и очень умный. Я всегда считал, что он мог бы с таким же успехом быть директором какого-нибудь международного концерна, как и домашним слугой. Само собой разумеется, он не мог бы так часто менять директорские места как он менял места, будучи слугой.

Когда он представил мне свои бумаги, я обнаружил, что недостает рекомендации от его последнего хозяина. Позднее я узнал, почему у него не могло быть этой рекомендации. Он ушел со своего места после происшествия почти невероятного. Дело в том, что с ним случился какой-то припадок, нечто вроде амока. Это произошло в тот момент, когда он решил, что больше не может выносить поведения своей хозяйки. В исступлении, в непритворности которого у меня есть причины сомневаться, он повредил непростительным образом обстановку квартиры, затем бросил свою изумленную хозяйку в бассейн фонтана, находящийся в саду замка, и только после этого пришел в себя. Я не буду называть фамилии дамы, подвергнувшейся этой операции, хотя я ее очень хорошо знаю, но мне хотелось бы заметить, что имея определенный опыт в общении с ней, я в какой-то степени могу объяснить себе и даже оправдать поведение Сатурнина. Это я говорю потому, что я знаком со многими людьми, которые с удовольствием бросили бы ее в этот фонтан. Однако, никто из них не закончил бы эту сцену таким образом, как это сделал Сатурнин. Дело в том, что когда упомянутая дама вынырнула по пояс из воды, и устремила на виновника этого происшествия совершенно недоумевающий взгляд, Сатурнин деревянно поклонился и заявил, что обед подан. После этого он удалился, чтобы упаковать свои вещи.

Гораздо позднее мне пришлось убедиться, что его страстью является создавать такие положения. Этим я не хочу сказать, что он позволил себе совершить нечто подобное в отношении меня. Во-первых, моя комплекция заставляет учитывать тот факт, что события могут развернуться несколько иначе, чем ему хотелось бы, а во-вторых, его обуздывает мое прирожденное достоинство. И все-таки с тех пор, как он стал моим слугой, не проходило ни дня, ни часа, когда бы я не опасался, что мне придется искать выхода из совершенно нелепого, из ряда вон выходящего, и уж конечно не особенно приятного положения.

Началось все с того, что разговаривая обо мне с госпожой Суханковой, он награждал меня самыми невероятными титулами, как сэр, Его светлость, сагиб или благородие, в зависимости от того, какую книгу он в данный момент читал. Кроме того он натаскал в мою квартиру всевозможные охотничьи трофеи, а именно рога буйвола, слоновьи клыки, различные меха и тому подобное. Позднее я установил, что все эти вещи он брал напрокат у реквизитора нашего лучшего театра. Очевидно во время моего отсутствия он рассказывал моим друзьям всякие вымышленные охотничьи истории, героем которых якобы был я. Только таким образом я могу объяснить себе, почему несколько знакомых дам неожиданно обратилось ко мне в кафе с просьбой рассказать им, как я убил акулу штативом фотоаппарата. Естественно, я уверил их, что я никогда ничего подобного не делал, и с тех пор я слыву чрезмерно скромным героем.

Я тщетно старался понять, зачем Сатурнин все это делает. Сперва я думал, что он одержим болезненной манией стать слугой какого-нибудь авантюриста-джентльмена, и что за неимением на примете такового, он окружает мою прозаическую личность ореолом героя. Позднее я пришел к убеждению, что все это он делает только ради забавы. Однажды он объяснил мне какую-то весьма запутанную теорию шуток, называемых канадскими. Поскольку я его понял, вся соль этих шуток заключается в том, что под конец где-нибудь сгорает дом, или кто-нибудь оказывается тяжело раненым. Не могу сказать, чтобы мне это особенно нравилось.

Приблизительно спустя пол года Сатурнин стал упорно уверять меня, что квартира, в которой мы до сих пор спокойно жили, для нас мала. В общем он был прав. Сначала, правда, она меня вполне удовлетворяла, но если вы когда-нибудь видели рога буйвола… Но это слишком длинная история. Само собой разумеется, доктор Влах Сатурнина поддерживал. Он говорил, что мне давно следовало выселиться из этой квартиры, и пускался даже в рассуждения о том, что у меня слабое здоровье и что квартира сырая. Все это сплошные выдумки. Во-первых квартира вовсе не была сырая, а во-вторых о моем здоровье доктор Влах не имел ни малейшего представления. В последний раз он лечил меня, когда мне было лет десять, и я болел корью.

Все это кончилось тем, что однажды, в послеобеденную пору, Сатурнин отыскал меня в кругу моих знакомых и тихо сообщил мне, что мы переселились. Он добавил, что мы живем на реке недалеко от цепного моста.

Очевидно он был бы вполне удовлетворен, если бы при этом известии я упал в обморок. Однако, соблюдая полное спокойствие, я продолжал играть в карты. Только вечером я выпил несколько рюмок коньяку и отправился на старую квартиру. Она действительно была пуста, и у госпожи Суханковой были заплаканные глаза. По тому, как меня встретил хозяин дома, я понял, что не стоит слишком интересоваться подробностями переселения.

Потом я пошел к этому самому цепному мосту. Это, конечно, было нелепо, но куда-то же надо было себя девать. Сатурнин встретил меня на набережной. На голове у него была морская фуражка, и он называл меня капитаном.

С тех пор мы жили в плавучем доме, и я не могу сказать, что это было так уж плохо. Правда, не прошло и недели, как однажды наше судно сорвалось с якоря и съехало с плотины. Это было неприятно особенно потому, что вокруг царила непроглядная тьма. Сперва и подумал, что Сатурнин утонул, так как все мои попытки найти его на борту оказались тщетными. Позднее все объяснилось. Оказывается он спал в это время в сторожевой будке. Однако, надо сказать, что не будь этого неприятного приключения, мне грех было бы жаловаться на свое новое жилище. В жизни приходится со многим мириться.

Это не значит, что я безропотно соглашался со всеми выдумками Сатурнина. Я не мог этого делать хотя бы по той причине, что мне не безразлична моя репутация, которая благодаря его сумасбродству оказалась несколько подмоченной. Меня стали считать неимоверно отважным и эксцентричным человеком. Кем-то вроде Гарри Пиля. Однажды в газетах появилась заметка о нашем судне, в которой обо мне говорилось как о „нашем известном спортсмене“. На следующий день я случайно подслушал разговор Сатурнина с нашим поставщиком топлива. Сатурнин возмущался, что в заметке не напечатали „охотник на хищных зверей“, хотя он сам дал такое указание редактору.

Эта ничем не заслуженная и лично меня мало радовавшая репутация эксцентричного мужчины имела весьма неприятные последствия. Например, однажды ночью меня разбудил человек в форменной фуражке, который сообщил мне, что моя помощь крайне необходима. Используя почти всю свою способность логически мыслить, из бестолковой болтовни этого человека я понял, что какой-то сумасшедший, вообразив себя Марком Аврелием, бежал из-под надзора, и управление лечебницы полагает, что для такого человека как я поймать указанного господина шуточное дело.

Надежды, возлагаемые на вас обществом, обычно хочется оправдать. Поэтому я встал и быстро оделся. Человек в форменной фуражке сказал, что ему приказано попросить меня взять с собой ружье. У меня никакого ружья нет, и поэтому я замял этот разговор. Я сказал, что оно мне не понадобится, после чего человек в форменной фуражке посмотрел на меня с нескрываемым уважением.

Я дал соответствующие распоряжения Сатурнину на случай, если я не вернусь, и пошел вместе с гостем навстречу дождю и непогоде. Только из разговора, который мы вели по пути, выяснилось, что он служащий зоопарка, и что Марк Аврелий — это лев.

Безусловно я принадлежу к категории по крайней мере средне храбрых мужчин, но можете представить себе, каково мне было. Я не люблю об этом вспоминать. Но в конце концов все кончилось благополучно. Дело в том, что служащим зоопарка удалось льва поймать, когда он уснул, устав от тщетных атак на моторный вагон трамвая номер 12. Мое вмешательство оказалось ненужным, однако управляющий зоопарком несмотря на это горячо поблагодарил меня за готовность прийти на помощь находящимся в опасности жителям города и выразил надежду, что в следующий раз мне посчастливится собственноручно поймать какого-нибудь хищного зверя за уши.

Очевидно он вообразил, что я Бог весть как мечтаю об этом.

На следующий день в газетах была заметка, в которой говорилось, что я с исключительной охотой принял участие в поимке несчастного Марка Аврелия. Можете представить себе, насколько это пришлось по вкусу Сатурнину.

Когда я беседовал об этом происшествии с доктором Влахом, он неожиданно высказал предположение такого рода, что я почти обиделся. Ему кажется, заявил он, что легенда, созданная обо мне Сатурниным, вполне меня устраивает. Иначе он никак не может объяснить себе мое желание охотиться ночью на львов в зоопарке в пражском квартале Троя.

Я всегда считал, то способность расценивать человеческие характеры должна быть врожденной. Это уменье нельзя приобрести с годами, и как видно на примере доктора Влаха, опыт тут тоже не причем. Как ему вообще могла прийти в голову такая мысль! Каким самолюбивым дураком он меня считает! Если бы я мечтал о репутации авантюриста, я сумел бы приобрести ее сам и не ждал бы, пока мне ее создаст слуга. Нельзя не учитывать того, что благодаря обстоятельствам я попадал в такие положения, когда трудно было решать чем руководствоваться — здравым рассудком, или прирожденным самолюбием.

Если вы спокойно живете как нормальный и рассудительный гражданин, то у ваших знакомых и друзей нет причины раздумывать о том, как бы вы повели себя, если бы на вас напал рассвирепевший буйвол. Попробуйте представить себе кого-либо из окружающих вас людей в таком положении, и вы увидите, насколько это бессмысленно. А теперь допустите, что благодаря выдумкам Сатурнина мои друзья прямо-таки подпадали под соблазн предаться таким размышлениям. Моя храбрость подвергалась таким образом испытаниям как какой-нибудь подопытный кролик.

Я, например, никогда не рассказывал эту галиматью об акуле и штативе фотоаппарата, однако представьте себе каково вам будет, если самый прекрасный девичий рот слегка искривится в недоверчивую усмешку и скажет: „Вы и акула?“ — Вполне понятно, что некоторые мои решения вытекали из желания получить когда-нибудь возможность ответить: „Да, мадемуазель Барбора, я и акула, я и лев, я и любая опасность в мире!“

 

3 

Мадемуазель Барбора

Проигрываю три сета в теннис

Сатурнин строит тренировочную стенку

Необычное соглашение с владельцем судна

Доктор Влах произносит речь об упадке ремесел

С мадемуазель Барборой Тэребовой я познакомился на теннисном корте. Она была звездой пригородного теннисного клуба, членом которого был и я. Я смотрел на нее, когда она, прекрасная и недоступная, приходила тренироваться со своим тренером, или с каким-нибудь выдающимся игроком. Я могу поблагодарить Пепика за то, что наше знакомство зашло за пределы моих любезных приветствий и ее любезных, но холодных ответов.

Разрешите представить вам этого Пепика. Он является неотъемлемой частью клубного инвентаря, ему двенадцать лет, он собирает мячи, забытые ракетки, курит и отлынивает от посещения школы. Несмотря на свою молодость, он слывет знатоком женских ног, которые он старательно рассматривает во время исполнения своих обязанностей. Он категоричен в своих суждениях, и всем известно, что единственные ноги, выдержавшие его критику — это ноги мадемуазель Барборы.

Представители мужского пола среди членов клуба надрывались со смеху, когда Пепик разглагольствовал в их кругу. По-моему такого рода забава крайне безвкусна. Даже если не принимать во внимание крайнюю молодость Пепика, остается тот факт, что благовоспитанный молодой человек не станет рассматривать дамские ноги. Даже, если ему представится для этого удобный случай.

За пол часа до того, как я познакомился с мадемуазель Барборой, мне как раз такой случай представился. Я сидел в шезлонге перед зданием клуба, а мадемуазель Барбора стояла на открытой веранде. Она поджидала тренера и часто поглядывала на часы. Мой шезлонг увенчивал полотняный козырек, который защищал меня от солнца и одновременно мешал видеть верхнюю половину фигуры мадемуазель Барборы, так что я мог спокойно рассматривать ее ноги, не подвергаясь опасности быть замеченным при такой нетактичности.

Я невольно подумал, как благодарны были бы некоторые члены за такой случай. С каким удовольствием они рассматривали бы эти точеные загорелые ноги с тонкими щиколотками, стройные голени и округлые икры, девичьи колени и крепкие бедра, вытренированные спортом, на которых солнце образовало волнующую черту загара в том месте, где они исчезали в ослепительно белых шортах. Они заметили бы небольшой шрамик на левом колене и догадались бы, что это память о прошлогоднем падении на лыжах. В общем они были бы весьма благодарны за такой случай и даже не подумали бы продолжать читать газету, как это сделал я. 

Мадемуазель Барбора так и не дождалась тренера и была этим, по-видимому, раздосадована. Она о чем-то спросила Пепика, который пожал плечами и ткнул пальцем в мою сторону. Потом он подошел ко мне и спросил, не хочу ли я сыграть с мадемуазель Барборой. Я сказал, что это доставит мне огромное удовольствие, однако он передал мои слова мадемуазель Барборе таким образом, что только посмотрел по направлению к веранде, и сказал: „Идет“.

Мадемуазель Барбора улыбнулась мне, и тут я должен кое-что сказать вам: что у нее красивые ноги, это еще не все — у многих женщин красивые ноги, но такого рта как у нее я еще никогда не видел. Все ее очарование заключается в этих замечательных устах. Даже когда я уже давно был с ней знаком, я не был уверен в цвете ее глаз, потому что когда бы я с ней ни говорил, я всегда смотрел на ее рот.

Я сыграл с ней три сета и все проиграл. Это было мне не особенно приятно, но в душе я утешал себя тем, что она подумает, будто я это делаю из-за рыцарских чувств. Однако, как ни странно, она этого не подумала, а после игры сказала, что еще не видела, чтобы кто-нибудь колотил мячи справа также плохо как я. Еще более отрицательно она выразилась и моей подаче. Она заявила, что я подаю как бабушка. Не люблю, когда молодая дама выражается подобным образом. Не подумайте, конечно, что я защитник салонной пустой болтовни и что мне было бы приятнее, если бы после состязания, в котором моя роль была столь незавидна, я услышал от мадемуазель Барборы такие, например слова:

„О, вы играете бесподобно! Давно уже я не играла с таким удовольствием. Вы любите теннис?“

Этого я решительно не хотел бы. Но зачем употреблять такие нелитературные выражения как „Вы подаете как бабушка“. Я люблю, когда люди искренни, но это не значит, что они должны так выражаться. Всякую мысль можно выразить так, как это принято в приличном обществе. Я прочитал где-то, что дипломат никогда не скажет о ком-нибудь, что он лжет. Эту мысль он выразит фразой: „Я полагаю, что в правдивости вашего сообщения можно было бы не без оснований сомневаться.“ И все.

Не знаю, откуда Сатурнин узнал, что я не оказался равноценным противником мадемуазель Барборы. У него был подавленный вид, и я полагаю, что мой неуспех его лично затронул. Весь следующий день он мастерил на палубе нашего судна нечто вроде деревянного забора, и у меня не хватило духу спросить, для чего он это делает. Вечером он провел на нем черту на высоте теннисной сетки и заявил, что это тренировочная стенка. Он посоветовал мне ежедневно упражняться на ней в ударах, особенно в ударе справа.

Затем он показал мне несколько таких сильных ударов, что продолжай он в том же духе некоторое время, стенка безусловно развалилась бы. Я спросил его, где он этому научился, и он ответил, что долгое время был тренером в Ницце.

Меня, пожалуй, не удивило бы, если бы я узнал, что он был одним из участников кубка Дэйвиса. Потренировавшись согласно его инструкциям приблизительно с пол часа, я убедился, что он построил стенку и боковые заграждения очень остроумно, так что лишь немного мячей падало в Влтаву.

Следовательно, к различным изменениям, усовершенствованиям и дополнениям, которые Сатурнин провел на лодке, прибавилась еще и тренировочная стенка, и я решил уж лучше совсем не думать о том, что скажет на это владелец судна.

Дело в том, что Сатурнин с самого начала вел себя так, как-будто это судно принадлежало нам. Это вызывало у меня серьезные опасения, так как я полагал, что владелец не будет в восторге от проведенных нами изменений. Во всяком случае я не мог себе представить, чтобы он согласился с ними. Пока что, однако, мне не представился случай узнать, каково его мнение о поведении Сатурнина. Лично я с ним еще не встречался и нисколько не жаждал этого. Сатурнин, который нанимал это судно, описал мне его как маленького, неимоверно толстого господина.

Если я говорю, что Сатурнин нанял это судно, вы не должны подумать, что он сделал это обычным способом: что он договорился о размерах арендной платы, сроке отказа от найма, что он подписал договор или что-нибудь в этом роде. Таким обычным и неромантическим способом Сатурнин действовать не мог. Он сказал мне тогда, что судно предоставлено нам бесплатно сроком на пятьдесят лет. Потом он добавил что-то в роде того, что он рассказал его владельцу, будто мы готовимся предпринять полярную экспедицию и что нигде в округе нет более подходящего для этой цели корабля, чем его. А для него, владельца судна, это большая честь, что его корабль однажды прославится как некогда „Фрам“ — и тому подобные небылицы.

Владелец со всем этим согласился при условии, что мы назовем корабль Лили, Фифи, или как-то в этом роде, не могу точно вспомнить. Помню только, что это было ужасное имя, и что какую-нибудь открытую нами землю мы должны будем назвать его именем. Сатурнин обещал ему это, но забыл спросить как его зовут. Он не вспомнил об этом даже во время следующей встречи, когда этот господин отыскал его, чтобы сообщить, что он разошелся с этой Лили или Фифи и что он хотел бы, чтобы судно называлось Клео.

Я не знаю, откуда берут люди такие безвкусные имена. Как будто в мире нет прекрасных женских имен. Я все время думал о том, что если я как следует выучусь удару справа и подаче, то хорошо было бы назвать судно БАРБОРА.

Вечером нас посетил доктор Влах. Он осмотрел работу Сатурнина и воспользовался этим случаем, чтобы произнести длинную речь об упадке ремесел.

Как сейчас помню мы сидели на деревянных палубных стульчиках, и доктор Влах ораторствовал. Был теплый вечер, на небе появились первые звезды, и наша беседа проходила под негромкие звуки, доносившиеся с берега — под отдаленный шум города, гудки автомобилей, звонки трамваев и тихие всплески реки.

Когда разглагольствования доктора Влаха не касаются лично меня, я слушаю его с удовольствием.. Он рассказывает очень живо, умеет имитировать манеры различных людей, о которых он рассказывает, и обычно при этом так искренне возмущается, что это бывает очень забавно. Становилось все темнее и в паузах между тирадами доктора Влаха загорался огонек его сигареты.

Бывали времена, рассуждал он, когда человек, который шил обувь, называл себя сапожником. И не только называл себя так, но и писал это на вывеске, где рядом с рисунком высокого дамского ботинка на шнурках было написано допустим: Алоис Кратки, сапожник. И этот самый господин Кратки, мастер сапожного дела, сиживал по вечерам за кружкой пива и вел следующий разговор: „Голубчик, если я сошью вам новые ботинки, вы можете пешком совершить в них паломничество на Святую Гору и вернуться обратно в один день, и когда вы вернетесь, то не поленитесь и придете меня поблагодарить, даже если это будет в десять часов вечера. Вот какие я шью ботинки“.

Как вы знаете, продолжал Доктор Влах, сапожники вымерли. Это произошло не от того, что их скосила какая-нибудь болезнь, или что их уничтожил обувной завод „Батя“. Произошла более страшная катастрофа. Сейчас по каким-то совершенно непонятным причинам сапожник стал стыдиться того, что он сапожник, столяр, что он столяр, слесарь, что он слесарь.

Сын мастера сапожных дел Краткого работает на отцовском треногом табурете в той же самой мастерской, но на вывеске у него написано: Производство обуви. Я уверен, возмущался доктор Влах, что если бы его папаша восстал из мертвых, он собственноручно снял бы эту вывеску и сказал бы сыну: „Так ты стыдишься отцовского ремесла? Разве ты какое-то там производство обуви? Ты сапожник! Ведь это ужас что такое! Человек глядит на вывески и ничего не понимает. А этот Волек, что живет напротив? Тот тоже как-то заважничал. У него на вывеске написано: Фабричный склад мебели. Разве у него есть фабрика?“ Сын благосклонно стал бы объяснять, что у Волека нет фабрики, что это дескать только такая реклама, понимаешь? „Реклама?“ — взорвался бы старик, — „По-моему это не реклама, а ложь, обман и дурацкая спесь. Реклама по-моему — это хорошо сделанный ботинок или шкаф“.

Доктор Влах сказал, что старика бы все это выводило из себя, но мы уже к таким вещам привыкли. Прочтя название фирмы мы тут же мысленно переводим его на простой язык. Салон мужской моды — да ведь это портной, проекты, оформление квартир и интерьеры — это маляр, производство железных конструкций — это слесарь с одним подмастерьем, а если бы слесарей было двое, они тут-же назвали бы себя Объединенные машиностроительные заводы или как-нибудь в этом духе. Фабрика дегтярных изделий — над этим названием уж вы бы поломали голову. Но не давайте себя сбить с толку, ведь это никто иной как наш старый знакомый кровельщик, а толь, который ему нужен для работы, он спокойно покупает на какой-нибудь фабрике. Я его случайно знаю.

Большинство теперешних ремесленников стыдится за свое ремесло, в то время как теперешние изделия стыдятся за своих изготовителей. Они сейчас существуют только для того, чтобы за них была заплачена соответствующая цена, но упорно отказываются служить своему назначению. И не старайтесь убедить меня, продолжал доктор Влах, что я на все смотрю слишком пессимистически. И сейчас существуют еще ремесленники, которые делают хорошие и долговечные вещи, и в наше время можно еще достать, например, мебель, сделанную так, что сердце на нее радуется, такие буфеты, которые как ни странно, открываются без чрезмерных усилий, такие книжные шкафы, в которых стекла передвигаются легко, в общем такую мебель, которая не утратит своих отменных свойств в течение долгих лет.

Меня это радует, но учитывая стоимость такой мебели, большинству людей это не приносит никакой пользы. Я подразумеваю то подавляющее большинство людей, для которых 50 000 крон представляют все их сбережения, а не мебель одной комнаты. Эти люди в большинстве смирились со своим жизненным стандартом, но естественно они требуют, чтобы их шкафы открывались, стекла в шкафах передвигались и чтобы им не приходилось, несмотря на то, что они небогаты, покупать каждых три года новую мебель.

Мои родители, продолжал доктор Влах, тоже были небогаты, а вы подите и поглядите на наши старые дубовые шкафы!

Более сносным было бы, если бы теперешние ремесленники компенсировали свое недостаточное мастерство любезностью. Но теперь это как раз наоборот. Раньше сапожник Кратки приносил вам новые штиблеты прямо на квартиру. Но ведь вы не можете требовать, чтобы вас посетило лично производство обуви.

Когда мы, еще будучи детьми, что-нибудь дома сломали, папа обращался к столяру на нашей улице: „Маэстро, мне нужно починить то-то и то-то". Столяр поблагодарил за заказ и обещал, что сию минуту прибудет Пепик с тележкой. Вот вам случай в наше время совершенно невероятный: не прошло и минуты, как этот самый Пепик прибежал с тележкой — честное слово, можете спросить кого хотите.

У моей дочери, продолжал доктор, дома есть загородка для ребенка, с вертикальными перекладинами. Недавно одна перекладина треснула, расщепленный кусок дерева угрожающе торчал вверх, и все мы только даром волновались, что случится, если малыш, ползающий за перегородкой, наткнется на этот кусок дерева.

Я решил, что постараюсь привести все в надлежащий порядок, чтобы мальчонок знал, для чего у него дедушка. Так как, имея уже опыт в сношениях с ремесленниками, я стал очень покладистым, и мне даже в голову не пришло действовать по примеру покойного папы. Я схватил загородку в охапку и сам отнес ее к ближайшему фабриканту мебели.

Я, конечно не ждал, что он встретит меня также как встретил бы человека с заказом на обстановку для столовых стоимостью в миллион крон, но и не ломал себе дорогой голову над тем, хорошо ли выспался фабрикант, и не помешаю ли я ему. Мне нужно было починить загородку, и я готов был заплатить за это не торгуясь.

Я прошел через проезд, затем через грязный двор и вошел на завод, состоящий из одного небольшого помещения и грязного малюсенького склада. Я поздоровался как подобает воспитанному человеку и объяснил господину фабриканту, что мне нужно.

На приветствие я не получил ответа, и владелец предприятия посмотрел на меня так нелюбезно и враждебно, что я стал запинаться. Не успел я договорить, как господин фабрикант покинул помещение, хлопнув дверью.

Два подмастерья растерянно посмотрели друг на друга, потом на меня, и пожали плечами. В эту минуту дверь, за которой скрылся хозяин, приоткрылась, и он с величайшим раздражением прокричал мне: „С такими вещами у нас нет времени возиться!“ После этого он хлопнул дверью еще сильнее, чем в первый раз. Я думаю, что приди кто-нибудь в деревообрабатывающий комбинат и попроси починить ему деревянную лестницу, и то с ним говорили бы вежливее.

Я не желаю никому ничего плохого, закончил доктор, и мои нервы не требуют никаких возбуждающих зрелищ, но если бы я узнал, что на основе совершенно зря забытого обычая времен правления блаженной памяти Карла IV, этого самого столярных дел мастера в назидание будут погружать в корзине в Влтаву, я бы пошел туда еще рано утром, чтобы занять место на этот спектакль у самых перил моста.

 

4 

Тетя Катерина и Милоуш

Заботы о будущем Милоуша

Воспоминания о дяде Франтишеке

Открытия в области химии на уровне учебной программы низших

классов средних школ

Семейные распри из-за дедушки

Неожиданные гости, курить воспрещается и другие события

По-моему я уже говорил, что у меня есть тетя по имени Катерина. Беда не по лесу ходит, а по людям. У тети Катерины есть сын. Ему 18 лет и зовут его Милоуш. Беда никогда в одиночку не ходит. Тетя Катерина вдова, а Милоуш сирота, потому что дядя Франтишек умер десять лет тому назад. Он наверное не жалеет, что сделал это. Всю жизнь слушать пословицы, поговорки и всякие присказки, это не фунт изюма.

Тетя Катерина женщина не первой молодости, но не желает смириться с этим фактом. Одевается она так, как будто она невесть какая молодая, носит потрясающие шляпки и красится обильно, но не искусно. Походка у нее особенная — подпрыгивающая. Губки она складывает бантиком. Часто случается, что ее вид настолько приводит в удивление какого-нибудь встречного мужчину, что тот смотрит на нее вытаращив глаза. Тогда тетя неподражаемым образом кривит лицо, чем дает понять, что она еле-еле сдерживает улыбку, и пройдя несколько шагов небрежно роняет: „Какой нахал!“

Потом она долго бросает на него взгляды через плечо, делая это хотя и незаметно, но все же не настолько, чтобы не возбуждать опасения прохожих, что она налетит на фонарь. В кафе она рассказывает всем знакомым дамам, что на улице ее преследовал какой-то молодой человек и что ей это было очень неприятно. Она, мол, понимает, что она уже не молоденькая, так что пускай этот юноша лучше найдет себе молодую девушку, а не заглядывается на нее. Тетя Катерина всегда так говорит, но ничего не поделаешь — мужчины все равно продолжают пялить на нее глаза.

Милоуш невероятно глупый и тщеславный юнец. Тетя его балует и постоянно о нем говорит: „Уж этот наш Милоуш…“ Она утверждает, что он так необычайно талантлив, что все удивляются этому. Кто именно удивляется, мне так ни разу и не удалось установить. Однажды тетя сказала мне, что способности Милоуша так подействовали на его учителей, что они решили определить молодого гения в особую школу. Позднее кто-то говорил мне, что эта особая школа называется вспомогательной и что в ней обучаются дети, не способные учиться в нормальной школе. Я не знаю, правда ли это и упоминаю об этом без злорадства.

Хотя я не чувствую к тете Катерине особых симпатий, но в этом отношении мне ее жаль.

Дело в том, что по моему мнению виды на будущее ее сына весьма печальны. Капитал, доставшийся ему в наследство после смерти дяди, постепенно сходит на нет, и я думаю, что скоро Милоушу придется искать работу.

Когда я тетю спросил, думала ли она о том, кем станет Милоуш, она сначала дала мне понять, что это не моя забота, а потом примирительно сообщила, что Милоуш прекрасно катается на коньках. Посмотрел бы я на выписываемые им фигуры — ну это что-то феноменальное. Такой ответ мне показался странным. Даже если это правда, то что же все-таки остается ему делать летом?

Потом тетя переменила тему разговора и предалась воспоминаниям о своем покойном муже. Она рассказывала мне о нем так, как будто я никогда в жизни его не видел, но я его очень хорошо помню.

Это был удивительный человечек. Он постоянно менял профессию, так как считал ниже своего достоинства кого-нибудь слушаться. Тетя это называет прирожденной гордостью. О положении, которого он в конце концов добился, мнения расходятся.

Тетя Катерина говорит, что он был научным работником. Я придерживаюсь того мнения, что он был владельцем небольшого завода каких-то заменителей мыла, Сатурнин же однажды сказал, что если учесть то, что он слышал, то это был завод катастроф. Мне кажется, что все мы отчасти правы.

Утверждение Сатурнина, как всегда, несколько преувеличено, но нельзя не согласиться с тем, что на дядином заводе действительно было несколько аварий и невероятно, как это никто при них не лишился жизни. Это и подразумевал Сатурнин, когда заявил, что у дяди был завод катастроф. По крайней мере я полагаю, что из этого он исходил, так как заменители мыла, которые изготовлял дядя, были хотя очень скверные, но все же называть их катастрофами всё-таки невозможно.

Утверждение тети Катерины, что дядя был научным работником, тоже нельзя полностью отринуть. В определенном смысле слова он был человеком, который изобрел целый ряд химических формул и самых разнообразных правил. Все эти правила были уже открыты до него, но дяде об этом ничего не было известно и поэтому его заслугами не следует пренебрегать.

Так как в химии он ничего не смыслил, его путь к открытиям был тернист и проделан им в поте лица, но зато тем больше была его радость над приобретенным опытом. Нельзя не согласиться с тем, что в нем был боевой дух. Он походил на человека, который, усвоив таблицу умножения, заявил своим учителям: „Больше мне ничего не говорите. Я не желаю слышать о том, что господа Пифагор, Евдокс, Евклид, Архимед и другие сделали какие- то открытия. Я не хочу пользоваться открытиями других. Дайте мне бумагу, карандаш и циркуль и оставьте меня в покое. До всего остального я додумаюсь сам“.

И дядя действительно додумался до многих вещей. Например, во время опыта, протекавшего весьма бурно, он открыл, что лить воду в кислоту просто глупо, и его нисколько не интересовало, что с этой истиной, выраженной более конкретно, он мог познакомиться в учебнике химии для низших классов средней школы, не обжигая пальцев и не портя почти новой жилетки.

Химия была для него целинной землей, крутящимся ветряным замком с бесчисленным количеством дверей, открывающихся при помощи таинственных формул. Он не был знаком с химическими названиями, пренебрегал валентностью и поражался, когда в пробирках и ретортах бурно протекали химические реакции.

Подобно средневековому алхимику он стремился к несбыточному, падал, снова поднимался, но в конце его пути сияло не философский камень, а универсальное мыло. Мыло, изготовленное из бесценной чепуховины с незначительными производственными расходами. Зато полученный результат — жемчужина.

На алтарь этой своей мечты дядя Франтишек приносил жертвы в форме самых разнообразных ранений, ожогов, разбитых стекол в окнах лаборатории и опасных аварий на заводе. Однажды даже он был избит рассвирепевшими рабочими, смешавшими по его приказу два вещества и потом еле успевшими выпрыгнуть из окна.

Из-за этих частых происшествий персонал находился в постоянном страхе. Вследствие этого, однажды на заводе возникла паника. Рабочие мешали в чане какую-то странную смесь, и цеховой мастер спросил дядю Франтишека, что собственно из этого получится. Дядя в припадке непонятного оптимизма ответил ему: „Будет взрыв аплодисментов!“ Он был очень удивлен, когда после этого ответа его сотрудников охватила паника и они обратились в бегство. Они не расслышали конца фразы и слово „взрыв“ вызвало эту реакцию.

Сатурнин утверждает, будто пожилые рабочие говорили, что у них есть обязанности по отношению к женам и детям и покидали дядин завод, чтобы поступить на менее опасную работу на завод взрывчаток.

После каждого происшествия дядя ложился на старинный плюшевый зеленый диван и тихо стонал. Тогда его посещали друзья и знакомые, укоризненно восклицали: „Господин фабрикант!“ или „Дорогой друг!“, усаживались в плетеные камышовые кресла и спрашивали, что собственно произошло.

Дядя усталым голосом сообщал, что он проводил опыт исключительной важности. При этом он с небрежностью специалиста, говорящего с дилетантом, нес с химической точки зрения совершенную околесицу. Перед уходом знакомые пожимали его руку и высказывали уверенность, что в ближайшее время все опять образуется. Спускаясь по скрипящей деревянной лестнице они восклицали: «Какой замечательный человек!“

После обеда заботу о дяде брала на себя прислуга Лида, а тетя, горя от нетерпения, подпрыгивающей походкой направлялась в кафе. Она складывала губки бантиком, и мужчины на нее таращили глаза. В кафе она рассказывала знакомым дамам, какое несчастье постигло дядю. Наука, говорила она, возвышенна и прекрасна, но иногда бывает жестока к своим любимцам.

Между тем любимец науки засыпал беспокойным сном на плюшевом диване, и ему снилось, что он изобрел мыло — туалетное и косметическое, лучшее мыло в мире. Он готовил его из бесценных отбросов, но в результате получил — жемчужину.

После смерти дяди я встречал тетю редко. Наши взаимные чувства мы выражали с той сдержанной любезностью, с какой общаются люди, не преисполненные восторга из-за того, что они родственники. Когда нам приходилось встречаться на каких-нибудь семейных торжествах, тетя настолько явно показывала незаинтересованность в моей личной жизни, что это наполняло меня радостью, которую я отнюдь не пытался скрыть.

К сожалению это отсутствие интереса было притворным. Позднее мне приходилось узнавать, что каждый без исключения мой поступок, каждая произнесенная мной фраза, подвергались строжайшей критике со стороны тети Катерины. Все оказывается было плохим. Начиная с галстука и кончая характером.

Я думаю, что и остальные мои родственники не судили обо мне лучше. Дело в том, что среди членов нашей семьи существует тихая, но упорная борьба. Она началась лет десять тому назад и ее целью является добиться того, чтобы дедушка не чувствовал расположения к тому из нас, кто этого недостоин. Люди злы, а дедушка такой неопытный! Его легко можно обмануть, и он мог бы завещать свое имущество кому-нибудь, кто обратит его, как говорит тетя Катерина, в ничто.

Остальные родственники язвительно замечают, что тетя Катерина рассуждает так на основе личного опыта, так как она уже одно имущество обратила в ничто.

Я подозреваю, что дедушку развлекает эта некрасивая семейная борьба всех со всеми. По-моему он даже недоволен, что я не участвую в этой борьбе за его расположение, но тут я ничего не могу поделать. Нельзя сказать, что я совершенно не заинтересован в его наследстве. Такие люди, которым безразлично, есть ли у них миллион, или нет, существуют только в романах, точно также как и такие сказочные существа, которые живут счастливо только до тех пор, пока у них нет денег даже на хлеб насущный, и которые, неожиданно разбогатев, по каким-то совершенно бессмысленным причинам становятся безысходно несчастными и утешаются только снова потеряв это богатство. Все это тряпичные куклы, из которых труха сыплется.

По совести я действительно не могу сказать, что мне совершенно ни к чему наследство, но в то же время я не в состоянии добиваться его таким способом, каким это делается в нашей семье. За всю жизнь я ни разу не пытался обмануть людей, ожидающих в приемной врача, утверждая, что мне только нужна подпись доктора для какой-то справки, и никогда не пытался купить билет на поезд, пробравшись к кассе с другой стороны, у почтового окошечка никогда не старался втиснуться в очередь впереди людей, пришедших раньше меня. Я совершенно этим не хвастаюсь, а просто хочу сказать, что эта черта характера не позволяет мне пользоваться локтями в целях приобретения дедушкиного имущества. Интересно, что несмотря на это, родственники часто считают меня опасным фаворитом. Бог весть откуда они это взяли.

Вполне понято, что при таком положении вещей, я был очень удивлен, когда однажды вечером, поднявшись как обычно на палубу нашего плавучего дома, я увидел тетю Катерину, которая с распростертыми объятиями бросилась мне навстречу. У нее был такой вид, как будто она ждала, что ее присутствие будет встречено мной с бурным восторгом. Она мило щебетала и как обычно сыпала одной пословицей за другой. Среди прочих была и „Нам каждый гость дарован Богом“.

Когда, наконец, я пришел в себя и попытался воспользоваться небольшой паузой, сделанной тетей, чтобы самому что-нибудь сказать, я увидел на пороге своей каюты Милоуша, одетого в пижаму, и с сигаретой в зубах. Не знаю, какой у меня был в этот момент вид, но я совершенно забыл, что собственно я хотел сказать. Тетя Катерина с какой-то поспешностью стала объяснять мне, что Милоуш болен. Врач, дескать, прописал ему свежий воздух. Так как средства не позволяют ей послать его на курорт, она просто не знала, как ей быть. Я могу представить себе, чего она только не перечувствовала: всю ночь она проплакала. Да, она не стыдится признаться в этом — она всю ночь проплакала.

Однако, как ни старалась она придумать что-нибудь, она не смогла найти выхода, хотя это так просто. Это Милоушу пришла в голову счастливая мысль провести время, необходимое для поправки здоровья у меня на корабле. Ум хорошо, а два лучше, четыре глаза видят больше двух. По-моему тетя хотела еще сказать какую-то поговорку, но я поторопился сказать „много собак — зайцу смерть“, и она посмотрела на меня недоумевающе. За это время Милоуш доплелся к нам и сказал: „Здравствуй, старик!“ Я не люблю, когда меня кто-нибудь называет стариком, и как раз намеревался с полной определенностью сказать об этом Милоушу, как в разговор вмешался Сатурнин: „Мальчик“, — сказал он Милоушу — „здесь нельзя курить“.

Это была неправда, мы курили на палубе каждый вечер, но я чувствовал, что выпад Сатурнина был ответом на „старика“ и не без удовольствия заметил, что Милоуш покраснел. Потом он произнес такое, что как нельзя лучше показало насколько он глуп.

„Я ни о чем не спрашивал вас, слуга“, — заявил он Сатурнину.

„Ох, простите, молодой человек, я нисколько не хотел вас обидеть“ — покорно извинился Сатурнин, вырывая сигаретку изо рта Милоуша и бросая ее в Влтаву.

Разница между почтительными словами Сатурнина и его непочтительным действием настолько огорошила тетю Катерину и Милоуша, что Сатурнин успел с величественным видом удалиться, прежде чем кто-либо открыл рот.

Только после этого Милоуш воскликнул тонким голосом, что это нахальство, и убежал — очевидно за новой сигареткой. Тетя заявила, что у моего слуги странные манеры, и что она поражается, как я могу выносить такого человека.

Если вы заметили, я всегда относился к Сатурнину критически, но сейчас я видел в нем человека, поспешившего мне на помощь в тяжелую для меня минуту.

Тетя уселась, с вашего разрешения, на табуретку и собралась было продолжить разговор о слабом здоровье Милоуша, когда Сатурнин, делая вид, что у него здесь какая-то работа, снова приблизился. Тетя потребовала, чтобы я отослал его прочь. Я холодно ответил, что как она сама должно быть заметила, лодка невелика, и я не могу приказать ему броситься в воду.

Тогда она сказала, что у нее такое впечатление, будто ей здесь не очень рады и что она до некоторой степени это предчувствовала. Если бы только речь не шла о здоровье ее ребенка, ее ноги никогда бы не было на этом судне. Она, дескать не пришла попрошайничать, так как по ее мнению семья обязана что-нибудь сделать для этого мальчика. Пока жив был ее муж, дядя Франтишек, она приносила пользу всей семье, снабжая ее мастикой для паркета. Если теперь семья дуется на нее, тогда она заявляет, что у нее всегда были самые хорошие умыслы и что ни она, ни эта пресловутая мастика не виноваты, что дядя Михаил сломал на натертых ею паркетах ногу и что из-за этого потом были такие неприятности.

Мне хотелось бы знать, лжет ли тетя Катерина намеренно, или она действительно не знает, что тогда произошло. А дело в том, что дядя Михаил сломал ногу совсем не на паркетном полу, а при столкновении с каким-то велосипедистом, а с мастикой неприятности были из-за того, что натертые ею полы совершенно почернели и в них образовалось огромное количество дыр. Когда владельцы квартир это увидели, их чуть не хватил удар. Я очень хорошо помню, что тогда на дядю Франтишека, как на изготовителя этой мастики, подало в суд примерно 140 человек.

Чем дольше тетя Катерина болтала, тем яснее для меня становилось, что она решила остаться с Милоушем на лодке до тех пор, пока найдет это нужным, и что в общем мне нечего в это вмешиваться. В конце концов она заявила, что без хорошей хозяйки нет настоящего домашнего очага, и что даже такой морской волк как я нуждается в помощи заботливых женских рук. Вот только тогда я по-настоящему пойму всю глубину правдивости поговорки, что всюду хорошо, а дома лучше. Она, мол, осуждала эту сумасшедшую идею жить на корабле, но теперь видит, как это романтично, и чувствует, что о чем-то подобном она давно уже мечтала. В заключение она с энтузиазмом провозгласила, что намеревается починить наш парус.

Я уже раньше отметил, что Сатурнин обычно ведет себя совершенно корректно. Например, он никогда не вмешивается в разговор пока к нему не обратятся с вопросом, и тому подобное. Однако, казалось, что он не собирается придерживаться этого правила в отношении к тете Катерине и Милоушу, и я должен признаться, что не сделал ему в связи с этим никакого замечания.

Когда он услыхал тетино заявление, что она будет пришивать заплаты на наш парус, он сказал, что у нас никакого паруса нет. Тетя отрезала, что, следовательно, парус будет куплен. Сатурнин спросил ее, что мы будем с ним делать. Он упомянул о том, что наше судно не имеет мачты и что для его перемещения, если это нужно будет, у нас имеется двигатель с гребным винтом и что покупка паруса в таком случае не имеет никакого смысла. Он сказал еще, что если бы я, его господин, по какой-то причине все же решил купить парус, то купил бы новый, а не старый парус, и тогда не было бы никакой необходимости ставить на него заплаты. Должен сознаться, что бывают моменты, когда логика Сатурнина мне приходится по вкусу.

 

5 

Теряю крышу над головой

Еще воспоминания о дяде Франтишеке

Боевой план Сатурнина

Микулаш и черт

Тетя уходит, и Сатурнин готовит черный кофе

Курить разрешается

Доктор Влах считает, что из всех видов рассеянности самая преступная та, когда человек забывает радоваться жизни и принимает дары судьбы как должное. Если человек просыпается утром свежим и здоровым, в чистой кровати и с уверенностью, что его ждет горячий завтрак — это веская причина для того, чтобы встать и запеть благодарственную песню, или написать оду на красоту жизни.

Доктор Влах утверждает, что если мы долгое время находимся в идиллическом состоянии, мы перестаем это состояние осознавать, и судьба окажет нам неоценимую услугу, схватив нас за шиворот и вышвырнув на мороз. Тогда мы не будем вспоминать о том, что печь немного дымила, а о том, что она давала нам тепло. И о том, что, в конце концов, в наших силах было заставить ее только давать тепло.

Судьба схватила меня за шиворот и вышвырнула меня из каюты на палубу. Жаль, что я не могу сказать, что она вышвырнула меня на мороз. Это произвело бы большее впечатление. Однако, я очень хорошо помню, что это произошло в первых числах июля, и была дикая жара.

Судьбу в данном случае представляла тетя Катерина, которая вместе с Милоушем, с вашего разрешения, поселилась в моей каюте. Как только закончился разговор тети и Сатурнина о том, следует ли покупать парус, чтобы тете было что чинить и латать, я остался наедине со своими невеселыми мыслями. Тетя заявила,что она смертельно устала. При этом у нее очаровательным образом подкосились ноги, чего вполне достаточно было, чтобы наглядно показать эту самую смертельную усталость. Потом она удалилась, подпрыгивая на ходу, в мою каюту.

Сатурнин посмотрел на меня соболезнующе и тоже ушел. Вскоре я увидел его на набережной. Он сел в трамвай и уехал. Я понятия не имел, куда он отправился. Я сел в шезлонг и по инерции вынул портсигар. Но еще до того, как закурить, я из чувства солидарности к Сатурнину, заявившему, что здесь, на корабле, курить воспрещается, засунул сигарету обратно в портсигар. Да, пока здесь будет прогуливаться и валяться этот придурок Милоуш, курить здесь воспрещается!

Я поймал себя на мысли, что с чувством ехидного злорадства вспоминаю тот момент, когда Милоушина сигарета полетела за борт. В глубине души я назвал себя бесчувственным за то, что все еще не принял во внимание болезнь мальчика. Единственное обстоятельство, несколько извинявшее меня, было то, что у Милоуша был прекрасный вид как никогда. И в конце концов я сказал себе: раз он болен, ему только на пользу пойдет, если он бросит курить.

Если бы жил его отец, дядя Франтишек, он безусловно запретил бы ему курить. Сам он не курил и никогда не брал в рот спиртного. Он верил, что этим он продлит свою жизнь. Он говорил, что не будь спиртного, еще жил бы во здравии его дядя, умерший преждевременно от алкоголя, не дожив до шестидесяти лет.

Дядя Франтишек всегда так говорил, так как он был заядлый враг спиртного. Я помню, как он рассвирепел однажды, когда случайно раскусил шоколадную конфету, а в ней оказался ликер. Он подозревал, что кто-то ему нарочно подсунул эту конфету.

Благодаря такому строгому режиму и систематическим дыхательным упражнениям он до самой смерти был удивительно бодр, о чем свидетельствует тот факт, что он умер в промежуток времени между двумя отжиманиями на руках от пола, достигнув возраста 48 лет.

„Как это странно“ — сказал однажды кто-то тете Катерине — „что дядя Франтишек умер сравнительно молодым, хотя он не пил, в то время как его дядя выпивал по тридцать кружек пива в день и дожил почти до шестидесяти лет“.

По мнению тети Катерины этот факт ничего не доказывает, потому что если бы дядя Франтишек взял пример со своего дяди, он очевидно умер бы еще раньше.

Защитник спиртного спросил, думает ли тетя Катерина, что дядя Франтишек, выпивая, допустим, тридцать кружек пива в сутки, умер бы двухлетним ребенком. Тетя Катерина обиделась.

До самого возвращения Сатурнина я размышлял о невеселых перспективах в ближайшем будущем. Солнце помаленьку садилось и с ним исчезала и моя надежда на какое-нибудь неожиданное происшествие, заставившее бы тетю Катерину изменить свое решение и уйти.

Мне очень не хотелось бы, чтобы вы подумали, что гостеприимство чуждо моей натуре. Это отнюдь не так, но если бы вы знали тетю Катерину так, как я ее знаю, вы бы поняли мои чувства. Уже не раз случалось, что она ни с того ни с сего вселялась к кому-нибудь из родственников, и все пострадавшие позднее утверждали, что в таком случае человеку ничего другого не остается делать, как сказать себе: „Пришло стихийное бедствие, и я потерял квартиру со всем ее устройством и вообще все, что у меня было. Это скверно, но со мной могло приключиться нечто и похуже этого. Главное, что я выкарабкался из всего этого живым и здоровым. У меня здоровые руки, светлая голова, и мир велик. Сколько времени надо ждать пока тебе выдадут загранпаспорт?“

Это, правда, легко сказать, но не легко сделать. Отправиться в путешествие по белу свету с пустыми руками не легкое дело. Отвага прекрасная вещь, но все надо делать с толком. То, что дедушкин брат на чужбине разбогател в течение десяти лет еще не значит, что ему надо подражать.

Впрочем, я думаю, что столь длительный отпуск мне и не дали бы. Учреждение не базар. Но перейдем к делу, как говорится на суде.

К моим невеселым мыслям присоединялось еще неприятное чувство, что я обманулся в Сатурнине. Может быть вам покажется, что я зря обижаю его, и что он старался изо всех сил намекнуть гостям, что они нежелательны. Но, как вы сами знаете, он не добился ничего. Я всегда был уверен, что Сатурнин может делать самые невероятные вещи. А теперь нам обоим придется беспомощно глядеть, как тетя Катерина устраивается в моей каюте, как будто она собирается вместе с нами принять участие в этой выдуманной полярной экспедиции.

Я никогда не был в восторге от эксцентричных проделок Сатурнина. Однако иногда мне приходила в голову мысль, что я могу попасть в положение, в котором его странные свойства пришлись бы мне весьма кстати. Обычно Сатурнин проделывал такие штучки, от которых становилось темно в глазах. Благодаря ему люди попадали в самые нелепые положения, и человеку часто приходилось вести себя так, как ему вовсе не хотелось и смиряться с фактами, которые нельзя было уже изменить. А сейчас предстояло сделать такую простую вещь, как уговорить тетю Катерину отправиться ночевать в свою квартиру, и господин Сатурнин оказался на мели.

Я сказал себе, что если слуга не знает как помочь делу, то это еще не значит, что его господин должен сидеть опустив руки. На противоположный берег Влтавы постепенно ложились мягкие лиловые тени, и в моей бедной голове вертелись мысли, как избавиться от тети Катерины. Я решил, что при помощи доктора Влаха и Сатурнина можно будет сыграть комедию, что на судне вспыхнула какая-нибудь ужасная заразная болезнь.

Или устроить так, чтобы тете Катерине с Милоушем пришлось в какой-то день уйти в город. Во время их отсутствия мы включим двигатель и поплывем несколько километров против течения. Потом вернемся и будем поджидать их на набережной в изрядно вымокшей одежде и скажем, что наше судно потонуло после столкновения с пароходом. Или можно было бы еще… Короче говоря я выдумал с десяток планов, из которых некоторые граничили с уголовным кодексом.

Сатурнин вернулся около половины девятого и принес небольшой пакетик. Затем он спросил меня, желаю ли я выслушать несколько информаций, которые по его мнению представят для меня интерес. Но ему хотелось бы, до того, как он начнет рассказывать, задать лично мне один вопрос. Вместе с тем он не уверен, может ли он себе это позволить ввиду своего подчиненного по отношению ко мне положения.

Тогда я сказал ему, чтобы он излишне не церемонился. По его словам у него создалось впечатление, что я почувствую определенное облегчение в случае, если мадам и ее сыночек покинут наше судно. Ему хотелось бы знать, так ли это на самом деле. Я ответил, что его впечатление совершенно правильное и я действительно почувствую определенное облегчение в случае, если мадам и ее сыночек покинут наше судно.

Затем Сатурнин сообщил, что согласно полученным им информациям, господин Милоуш здоров как бык. Он отнюдь не хочет сказать, что, рассказывая о своих побуждениях, явившихся причиной того, что мадам решила провести некоторое время на моем судне, она лгала. Просто она считала, что нет необходимости сообщать мне истинные доводы своего решения. Это вполне понятно, так как упомянутые доводы оказались для мадам несколько унизительными. После каких-то дворовых скандалов, причины которых не совсем ясны, все остальные дамы, живущие в многоэтажном доме, сомкнулись в едином строю против мадам и запретили ей входить в дом под угрозой весьма чувствительного телесного наказания.

Правда, сегодня после обеда мадам сделала попытку пробраться в свою квартиру, но была вынуждена отступить перед толпой разъяренных женщин. По мнению Сатурнина было бы несправедливо, чтобы я страдал из-за каких-то разногласий между мадам с одной стороны и остальными жительницами дома с другой.

Далее он считает, что практически невозможно в течение всей ночи препятствовать мадам войти в дом, не говоря уж о том, что мадам может призвать на помощь полицию. Из этого по его мнению вытекает следующее:

1. Господин Милоуш здоров и можно обращаться с ним как с таковым.

2. Для достижения своей цели мадам прибегла к обману и, следовательно, по всем правилам мы можем воспользоваться тем же оружием по отношению к ней.

3. Так как мадам поселилась в каюте на носу судна весьма бесцеремонно и даже не поинтересовалась, где и как будет ночевать бывший обитатель каюты, она должна быть готова к тому, что с ней будут обращаться подобным образом.

4. Не нужно опасаться, что мадам останется без крыши над головой. Она легко может устроить все так, чтобы не нанеся своему здоровью ущерба добраться до своей квартиры, и, наконец

5. Даже если ей не удастся избежать обещанного наказания, она не может ни в чем упрекнуть нас. Дело в том, что мстительные дамы весьма точно объяснили, что именно они намерены сделать с определенной частью тела мадам, а на этой части трудно причинить серьезный ущерб и в нормальных случаях, а уж при пропорциях мадам нечего и говорить об этом.

Сатурнин спросил меня, согласен ли я с тем, чтобы он сделал попытку уговорить мадам изменить свою точку зрения. Я, конечно, согласился, однако не затаил свои сомнения на счет того, что это ему удастся. Вместо ответа Сатурнин констатировал, что сейчас ровно девять часов и что в четверть десятого будет каюта на носу судна снова свободна.

Затем он развязал пакет, который он принес из города, и к моему чрезвычайному удивлению вынул из него маски святого Микулаша и черта. При этом он сказал, что из всех работ, которые ему пришлось выполнять в жизни, самой трудной оказалась покупка в июле месяце маски Микулаша. Он с с видимым удовольствием погладил белую бороду, приклеенную к румяному лицу доброго святого, а на маске черта поправил красный плюшевый высунутый язык. Затем он попросил меня, в случае если он не вернется, помнить, что он умер на службе у меня, поискать какую-нибудь красивую девушку, на которой примерно он мог бы жениться, и позаботиться о ней как о его вдове.

Все это сбило меня с толку, и я смотрел Сатурнину вслед с целым рядом невысказанных вопросов.

Зачем он ради всего святого купил эти маски?

И что он болтал об этой девушке?

Я не мог представить себе, что будет происходить дальше и признаюсь, слегка волновался. Я ожидал, что из каюты послышится испуганный крик тетушки, или до меня донесется громкая ссора. Ничего подобного не случилось, и стрелка моих часов показывала, что уже шесть минут прошло с тех пор, как Сатурнин вошел в каюту, держа в каждой руке маску.

Наступили сумерки, хотя высоко в небе, в сферической пыли, было еще масса солнечного света. Я откинулся на шезлонге назад и почувствовал себя вдруг удивительно легко и свободно, как-будто вся эта история меня ничуть не касалась. На набережной зажглись фонари, и я чувствовал себя зрителем в театре, где только-что засветилась рампа и постепенно поднимается занавес. В этой удивительной смеси угасающего дня и зажженных дуговых ламп, все вокруг представлялось театральной декорацией, плоской и ненастоящей, но прекрасной как никогда.

Белая дверь каюты, освещенная косыми лучами электрического света, приковывала мой взгляд, и я чувствовал, что она станет центром предстоящей сцены. Внезапно дверь распахнулась, и вошел первый актер. Это был красивый светловолосый мужчина, державший в руках маски черта и Микулаша. Казалось он решает, какую из этих двух ролей ему сыграть. Потом он грустно посмотрел на дверь каюты, как-будто боялся чего-то неизбежного. Он вздрогнул, когда появилась королева в дорожном костюме, сопровождаемая принцем. Он сделал движение, как-будто хотел задержать их, но затем в отчаянии опустил руки. Маски упали на пол, открыв пустоту своей внутренней стороны. Только горестная маска на лице мужчины была настоящей. Королева, подпрыгивая, направилась к мостику, соединяющему судно с набережной, и принц поспешно следовал за ней. Когда на набережной затихли шаги уходящих, мужчина поднял голову и сказал: „Ровно четверть десятого. Дело сделано.“

Долго я не мог добиться, что собственно тогда произошло в каюте. Сатурнин сказал, что все это выеденного яйца не стоит, и что ему не хочется об этом говорить по эстетическим причинам. Действительно, вся история имела жутковатый оттенок, и поэтому я упомяну о ней вскользь. Сатурнин сообщил тете Катерине и Милоушу, что он купил для них маски и рекомендовал им надеть их на ночь на лицо.

Естественно, они подумали, что Сатурнин сошел с ума. Они спросили его с какой стати им надо делать такие глупости, и Сатурнин ответил, что им наверное известно, что на кораблях невозможно истребить неприятных грызунов, которые, как говорится, первыми покидают тонущий корабль. Он добавил, что в этом отношении у нас уже имеется опыт. Очень неприятно, когда такое животное ночью бегает по незащищенному лицу. Тетя сказала — собственно она ничего не сказала и стала быстро собирать свои вещи.

Река потемнела, и на судне стало тихо и спокойно. С другого берега доносились голоса, и запоздавшая лодка заплывала в док. Сатурнин на минутку исчез и появился со свежесваренным кофе. Я предложил ему сигарету и указал на свободный палубный стульчик. Небо совсем потемнело и воздух приятно охладился.

 

6 

Едем в отпуск

Дедушка пригласил мадемуазель Барбору

Неделя жизни

Сатурнин не поздоровался с тетей Катериной

Тайная прогулка на автомобиле

Сатурнин учит дедушку джиу-джитсу

У дедушки, конечно, нет карманных часов, которые шли бы при помощи электричества. Такую ерунду может выдумать только Сатурнин. Видимо он хотел этим символически намекнуть, что у дедушки в доме все на что вы не посмотрите, работает при помощи электрического тока. Открытие двери, отопление, готовка пищи, проветривание, освещение, бритье и зажигание сигарет.

Дедушка крупный старик с седыми волосами и веселыми глазами. Цвет лица у него багровый. Он долгие годы работал директором городской электростанции, был старостой общества электротехников, председателем областного союза электростанций, членом правления совета электропредприятий и вообще членом всех коопераций, в названии которых имеются такие слова как электрический, электротехнический, электричество и тому подобное.

Всю жизнь он пропагандировал электричество, и о нем слыла молва, что когда-то он разработал план электрификации побережья Эльбы, и по всей длине верхнего течения реки спроектировал столько электростанций, что попробуй кто-нибудь реализовать его проекты, тот израсходовал бы всю воду в Эльбе, и ее пришлось бы наливать в бочки и посылать в Гамбург по железной дороге. Это, конечно, была только шутка, но когда люди ее рассказывали, в их голосе звучала доброжелательная нотка к дедушке. Тоже самое можно сказать и про Сатурнина. Я даже думаю, что они с дедушкой прекрасно понимали друг друга с того самого момента, когда Сатурнин впервые представился дедушке, стоя перед ним навытяжку.

Я приехал тогда, приблизительно в середине августа, в деревню, чтобы бездельничая провести у дедушки в доме три недели отпуска. Сатурнин сопровождал меня. Сначала я колебался, брать ли с собой Сатурнина, или предоставить ему отпуск и поехать одному. Мне было известно, что тетя Катерина позаботилась о том, чтобы довести до слуха дедушки, насколько эксцентричен его внук. Молодой человек и не может обойтись без слуги! Так и слышу ее слова. В конце концов я решил взять Сатурнина с собой.

Дедушка воспринял это как нечто само собой разумеющееся. Он осмотрел Сатурнина, щелкнувшего перед ним каблуками, с головы до ног и, казалось, остался доволен. Потом он повернулся в мою сторону и сказал то, что он говорит каждый раз, когда я приезжаю к нему: он надеется, что мне понравится жизнь в его уединенном доме и рекомендует мне часто ходить в лес. Потом он добавил, что этим летом он ожидает еще несколько гостей. Через неделю приедет доктор Влах. Он уже две недели находится в своем срубе в горах, и обещал сойти сюда вниз и пожить среди людей. Из Праги приедет внучка дедушкина старого друга инженера Тэребы.

Мне кажется, что в эту минуту я покраснел, но дедушка ничего не заметил. У Сатурнина тоже был вид, как-будто он не расслышал фамилии. Я не слыхал больше ни одного слова из того, что дедушка еще говорил и опомнился только тогда, когда он в шутливом тоне спросил меня, почему я не приплыл по реке на своем судне. Я хотел ответить, что этому воспрепятствовали плотины многочисленных электростанций, но потом раздумал. Он собственно не ждал никакого ответа и глядел на меня с довольной улыбкой. Затем он плутовски сощурил глаза и внезапно ударил меня по спине, удовлетворенно посмеиваясь.

Вечером я сидел в своей комнате и размышлял о том, как легко можно ошибиться в своих суждениях о людях вообще и о родственниках в частности. До сих пор я считал дедушку старым ворчуном, несколько злопамятным и эгоистичным. Теперь я увидел, что обижал старика. Загадкой конечно оставалось, откуда он знает о том, что я интересуюсь мадемуазель Барборой, но это не столь важно. Главное, что он пригласил ее, и что меня ждал самый замечательный отпуск в моей жизни.

Я жалел лишь того, что мадемуазель Барбора приедет только через неделю. Листая в своем карманном календаре я размышлял о том, что я готов отдать взамен за получение возможности вычеркнуть, вырвать, перепрыгнуть через эту неделю, отделяющую меня от встречи. Как бы мне хотелось проснуться завтра и знать, что меня ждет прогулка по лесу бок о бок с Барборой! Но потом восторжествовало столь свойственное мне трезвое мышление. Неделя жизни! Я даже ужаснулся этой цены. Неделя молодой жизни, неделя, о которой я не знаю, сколько прекрасного она принесет мне. Неделю жить, бродить по лесу, вдыхать аромат мяты душистой, слышать всплески реки, удить рыбу, греться после купания на песке под небольшой скалой. Как это замечательно!

Я решил не вычеркивать этой недели, а сделать интересный эксперимент. Все, что случится в течение этой недели, записать в этот самый карманный календарь, чтобы в будущую субботу взвесить все хорошее и плохое и снова сказать себе, что неделя жизни имеет слишком высокую цену.

Сейчас, когда я гляжу назад, я вижу, что никакой необходимости писать какой-то дневник не было. Нагрянувшие события имели такой характер, что я запомнил бы их в любом случае. Посудите сами.

Утро следующего воскресного дня было прекрасное. Я лежал еще в кровати и вдыхал свежий воздух, струившийся ко мне из сада через открытое окно. После жизни на корабле я с наслаждением вкушал пребывание в солидном доме своего деда. Мною постепенно овладевало приятное чувство безопасности и уверенности в том, что с палубы не раздастся тревожный крик Сатурнина, чтобы я держался, так как мимо нас проходит теплоход „Прага“. При этом я размышлял о том, что мне придется серьезно поговорить с Сатурниным. Дело в том, что на нашем судне доктор Влах иногда выражался о дедушке с определенным сарказмом, и Сатурнин слушал эти разговоры с нескрываемым удовольствием. Я боялся, как бы у Сатурнина таким образом не возникло чувство непочтительности к дедушке, и ругал себя за то, что не препятствовал этим разговорам.

Я отнюдь не хочу сказать, что доктор Влах сплетничал о дедушке. Такие вещи он говорит ему и в глаза. Однажды, когда дедушка сказал, что видимо дни его сочтены, доктор Влах заметил: „Я представляю себе это так, что вы тихо отправитесь на тот свет, в то время как присутствующие при этом родственники будут колотить вас чем-нибудь твердым по голове, потому что иначе вы бы вообще не умерли!“ Дедушка смеялся над этим целых пол года.

Я подготовил торжественную речь, в которой хотел рассказать в кратком жизнеописании дедушки о его заслугах в ознакомлении нашей страны с идеей электрификации, и закончить ее возвышенной тирадой о положительных свойствах этой исключительной личности.

Я как раз решил встать с кровати, когда раздался почтительный стук в дверь, и вошел Сатурнин. Он пожелал мне доброго утра и сказал: „Какая пташка раньше проснулась, та скорее и корму нашла, лето пролежать, зимой с сумой побежать“. Затем он сообщил, что погода хорошая, но хвали утро днем, и день вечером, от судьбы не уйдешь и где черт не сумеет, туда бабу пошлет.

Вы не привыкли к особенностям разговорной речи Сатурнина, но я сразу понял, что приехала тетя Катерина. Я не могу сказать, что это меня обрадовало. Тетя Катерина безусловно не входила в мои мечты об отпуске. Она была для меня символом самых разнообразных неприятностей.

Мои предчувствия оправдались еще в то же утро. Тетя Катерина устроила сцену, пожаловавшись дедушке, что Сатурнин с ней не поздоровался, а Милоуша прямо-таки обидел.

Сатурнин учтиво отрицал этот факт, утверждая, что у него и в мыслях не было молодого человека обидеть, а с мадам он поздоровался совершенно определенно. Он даже помнит, какими словами он приветствовал ее. Он сказал „Здравствуйте“.

Тетя воскликнула, что это дерзкая ложь. Сатурнин нарочно искажает факты, и она не повредилась в уме. Когда он ее увидел, он состроил гримасу и сказал: „Вот так здрасьте!“ По ее мнению это не приветствие. Она была весьма рассержена, но это были пустяки по сравнению с Милоушем. Не успел он забыть случая с сигаретой, как Сатурнин снова обидел его до глубины души. Целый месяц Милоуш растил свои усики, состоявшие приблизительно из одиннадцати вкривь и вкось торчащих волосков, и обида, которую ему пришлось вынести, касалась этого мужественного украшения.

Дело в том, что когда Милоуш, верный своему намерению не обращать на Сатурнина никакого внимания, с самолюбивым выражением лица проходил мимо него, Сатурнин преградил ему путь и, глядя на его верхнюю губу с притворным испугом, воскликнул: „Что с вами случилось?“ Милоуш был настолько этим огорошен, что глупо спросил: „Когда?“, затем бросился бежать и заперся в своей комнате. Дедушка сделал Сатурнину замечание, но после его ухода сказал тете Кате, что Милоушу следовало бы при общении с людьми закрывать нижнюю часть лица чистым носовым платком, раз уж у него на губе выросла такая штука.

После обеда пошел дождь. Мы играли с дедушкой в шахматы, и я систематически проигрывал. Дедушка меня разбил наголову. Если принять во внимание его возраст, то играет он замечательно. После пятой партии он снисходительно улыбнулся и предложил заняться чем-нибудь другим. Потом он рассказал мне интересную историю, происшедшую с ним в молодости, когда он служил солдатом в Италии, и в него влюбилась графиня. Милый старик.

Как только стемнело, я ушел в свою комнату, так как мне не хотелось играть с тетей Катей в джокера.

В понедельник была опять дождливая погода. Дедушка был не в духе, потому что его мучила подагра. Он бранился как гусар, но это понятно. Когда у него ничего не болит, он мил и весел и готов любого человека вызвать на классическую борьбу. Но об этом разговор еще будет. День отчаянно тянулся, и только к вечеру боли у дедушки утихли. Затем мне пришлось выслушать историю о том, как дедушка служил солдатом в Италии и как в него влюбилась какая-то графиня.

Я слушал его невнимательно, так как ту же историю дедушка рассказал мне в предыдущий день. Про себя я думал о том, как это странно, что прошли два дня, а Сатурнин еще не выкинул никакой штучки. Я постучал по дереву, и дедушка рассеянно сказал: „Войдите!“ Потом он продолжал рассказывать.

Зато на следующий день Сатурнин вознаградил себя за все упущенное. Он уверил дедушку, что умеет управлять машиной. Дедушка радостно приветствовал это известие и пожелал прокатиться в стареньком Форде, уже десятки лет ржавевшем в гараже. Сатурнин достал где-то бачок с бензином, и около десяти часов они тайно выехали. Никто из нас об этом ничего не ведал, и переполох настал только тогда, когда дедушка не явился к обеду.

Приблизительно в три часа приехал Сатурнин на велосипеде, а дедушку привез извозчик. Я ни малейшего понятия не имел о том, что произошло. Дедушка не переставал дрожать в течение всего дня и время от времени тихо восклицал: „Господи Боже мой, Господи Боже мой!“ Сатурнин снова куда-то уехал.

Тетя Катерина требовала рассказать ей, что собственно случилось. Однако о происшествии я знал также мало, как и она. Потом она принялась болтать о каких-то нетерпеливых наследниках и о покушении. В конце концов, она сказала: „Не рой другому яму, сам в нее попадешь. Черт во что ни нарядится, все чертом останется“.

Всю среду лил дождь. Тетя Катерина меня не пустила к дедушке, так что я занялся чтением. Я прочитал книгу Почкование, — не помню точно, как эта книга называлась. Написал ее какой-то профессор, и я испортил себе этим чтением весь день. Вечером дедушка приказал позвать меня и рассказал мне о том, как он служил солдатом в Италии. Тут уж ничего не поделаешь — я его туда не посылал. Перед сном я думал о том, какими прекрасными могли быть эти дождливые дни, если бы я проводил их в обществе мадемуазель Барборы.

В четверг дедушке стало гораздо лучше, и он захотел сыграть со мной в шахматы. Меня это не обрадовало, так как на дворе как раз не на долго перестал идти дождь, и мне хотелось сходить к реке, но потом я сказал себе, что по отношению к дедушке это мой долг. В конце концов, Сатурнин ведь мой слуга, и, следовательно, я отвечаю за его поступки. Тетя удивилась, как это дедушка на меня не обиделся, сочла это старческой переменчивостью и заметила, что конь бывает один раз жеребенком, а человек дважды бывает ребенком. И так, я пошел играть с дедушкой в шахматы.

Как я ни старался, добром это не кончилось. Я, правда, игрок посредственный, но все же я не мог не заметить, что дедушка в одной партии делал рокировку трижды, всякий раз в другую сторону. Когда я обратил на это его внимание, он ужасно рассердился и сказал, что не мне его учить. Он, мол, играет в шахматы уже сто лет. Отпуская меня, он глядел очень неприветливо.

Когда я выходил из комнаты я заметил, что тетя Катя широко раскрыла рот, а это значило, что она собирается разразиться какой-нибудь пословицей. Мне удалось закрыть дверь, прежде чем она успела вымолвить слово.

В пятницу настроение у дедушки было очень хорошее, и он даже поинтересовался, где Сатурнин. Сатурнин явился и отдал

дедушке по-военному рапорт. Он заявил, что все в полном порядке, газетный киоск водворен на свое место, а автомашина отправлена в ремонтную мастерскую. Однако механик настоятельно требует какую-нибудь фотокарточку машины, чтобы иметь представление о том, как собственно она раньше выглядела. Он спрашивает также, не осталась ли одна дверца этой машины в гараже. Сатурнин уже искал ее там, но не нашел. Он собирается навести справки в газетном киоске, нет ли ее там.

Вообще же авария, мол, не имела серьезных последствий. Правда, владелец киоска пережил нервный шок, однако это случилось с ним не во время аварии, а после возвращения с обеда, когда он обнаружил, что киоск исчез. Дедушка рассмеялся, предложил Сатурнину сигару, и после этого они забавлялись вдвоем до самого вечера. Тетя Катя утверждала даже, что они занимались гимнастикой. Мне об этом ничего неизвестно, так как все это время я провел в своей комнате.

После обеда дедушка предложил мне рассказать об Италии и о графине, но я попросил его заняться чем-нибудь другим. С моей стороны это было весьма безрассудно, однако кто мог предположить, во что все это обратится. Дедушка сообщил, что Сатурнин научил его некоторым приемам джиу-джитсу, и он предлагает научить им и меня.

То, что произошло потом, вам покажется невероятным. Прошу вас не забывать, что я был далек от того, чтобы драться с пожилым человеком. Я принял его шутливый выпад пассивно, и это оказалось ошибкой. Его первый прием, при помощи которого он пытался сбить меня с ног, вызвал на моих губах снисходительную усмешку и усыпил мою бдительность. Вдруг дедушка отпрянул в сторону и неожиданно, с невероятной силой, налетел на меня сбоку.

Последствия были ужасны. Я полетел через всю комнату по паркетному полу и упал на расстоянии примерно четырех метров от того места, где я прежде стоял. Когда я попробовал встать, у меня потемнело в глазах от дикой боли в щиколотке правой ноги. Когда Сатурнин с прислугой Марией вели меня в мою комнату, дедушка все еще смеялся, и кричал мне в вдогонку, что это пройдет.

Меня уложили в кровать и послали в город за врачом. Не знаю, для чего собственно существуют врачи, но безусловно не для того, что он со мной проделывал. Щиколотка и так болела у меня изрядно, и совершенно не обязательно было выворачивать мою ногу кверху пяткой. Потом он мрачно заявил, что придется послать меня на рентген и что завтра он вышлет за мной машину скорой помощи. Завтра утром — это как раз тогда, когда, наконец, должна приехать мадемуазель Барбора. Вы догадываетесь, каково мне было и, надеюсь, извините меня за то, что я наотрез отказался от предложения дедушки рассказать мне о своей службе в Италии.

Когда в субботу утром за мной закрылась дверца машины скорой помощи, я увидел, как по садовой дорожке приближается белый „Рапид“, а за рулем его сидит мадемуазель Барбора. На ней была хорошенькая спортивная шляпка и выглядела она прелестно.

 

7 

Меня везут в больницу

Дождь, проливной дождь, ливень, наводнение

Доктор Заичек

Больница в качестве ловушки

У управляющего имеются свои инструкции

Мадемуазель Барбора находит выход из положения

Случайно мы не утонули

Доктор Влах

Я лежал на носилках, и машина скорой помощи медленно спускалась по дороге к реке. Снова пошел мелкий дождик. Сатурнин сидел рядом с водителем, и в тот момент, когда мы въехали на деревянный мостик, перекинутый через реку, он указал на зловеще вздутые волны реки. Мутная вода неслась под мостиком на расстоянии не более метра от его поверхности. Кусок соснового дерева молниеносно исчез под мостом и вынырнул с другой стороны на гребне желтой волны.

Я с опаской посмотрел по направлению затянутых низкими облаками гор. Вода лилась с деревьев, скользила по набухшему мху, падала с каменистых склонов холмов и журчала в ущельях. Она неслась по направлению к реке и по мере того, как она собиралась с силами и становилась все могущественнее, она захватывала с собой хвою, глину, подмывала крутые скалы, сносила заготовки леса, подрывала берега и уносила с собой огромные стволы деревьев.

Я обрадовался, когда мы благополучно миновали мостик. Всю дорогу в больницу я представлял себе, в какое незавидное положение я попаду, если разлившаяся река унесет мостик, единственное связующее звено между дедушкиным особняком и остальным миром.

По-моему я еще не описал особенности того места, где находится дедушкин дом. Он стоит под горами у подножья горы Градова, и участок, на котором он расположен, образует продолговатый треугольник между двумя речками. Доктор Влах говорит, что это место более пригодно для электростанции, чем для жилого дома, но доктор Влах всегда вносит такие-нибудь замечания. На мой взгляд, это самый чудесный уголок в мире, из тех, что я видел. Некоторые люди, вещи или ландшафты вызывают у человека особое чувство безопасности. Есть люди, вместе с которыми вы готовы броситься в рискованное предприятие, есть вещи, которым вы доверяете, и есть места на земле, где вы чувствуете себя защищенными от любой опасности. Вот таким местом и является дедушкин треугольник между двух рек с молчаливой горой Градова за спиной.

В маленький городок с железнодорожной станцией можно добраться только используя частный дедушкин мост.

Думая о том, что наводнение могло бы прервать связь между жителями дедушкина дома и остальным миром, я опасался не транспортной неурядицы, а возможности оказаться с Барборой на разных берегах. Мои мечты об отпуске имели совершенно другой характер.

Машина скорой помощи миновала городок и завернула в черешневую аллею, ведущую в больницу. Мелкий дождь прекратился и было невыносимо душно. Я живо представил себе, как сильно жжется над тучами, втиснутыми в ущелье, августовское солнце. Где-то вдалеке загремел гром.

Машина остановилась перед небольшим зданием, и Сатурнин с шофером хотели отнести меня туда на носилках. От этого я отказался, и, стараясь наступать как можно меньше на больную ногу, с их помощью добрался до амбулатории сам. Они посадили меня на выкрашенную в белый цвет скамейку, и шофер пошел куда-то сообщить о нашем прибытии. Мы остались с Сатурниным одни и оба молчали. У Сатурнина была не совсем чиста совесть, и он, вполне естественно, чувствовал себя несколько виноватым в моем ранении. Он рассматривал врачебные инструменты, находящиеся в стеклянном шкафу, с таким интересом, что меня это стало немного беспокоить.

Воздух был насыщен запахом какого-то дезинфицирующего средства, и большие круглые часы тикали так странно, как будто каплет вода в умывальник. В коридоре послышались шаги, шофер приоткрыл дверь, оглядел амбулаторию, как будто искал кого-то, воскликнул „Черт побери…“ и опять исчез. Снова наступила однообразная тишина, и мной стала овладевать приятная сонливость.

Я закрыл глаза и тут-же увидел массу мутных волн, бросающих стволы деревьев на опоры моста как страшные тараны. Вдруг мне пришла в голову мысль, полностью меня разбудившая. „Сатурнин“, спросил я, „вы думаете, что в Праге тоже наводнение?“ „Обязательно!“, сказал Сатурнин. Я снова закрыл глаза и увидел огромную водяную массу, на которой качается наше судно, еле еле держащееся на коротком канате якоря, в то время как на набережной беснуется ее маленький толстый хозяин.

Мои невеселые мысли были прерваны приходом медсестры, которая сообщила, что главврача еще здесь нет. Она взяла из шкафа несколько термометров и снова ушла. Сатурнин, как бы читая мои мысли, сказал, что не нужно опасаться за наш плавучий дом. Перед отъездом он уговорил владельца застраховать его на значительную сумму. Он добавил, что мое имущество, находящееся в доме, он позволил себе застраховать сам.

Я был совершенно ошеломлен и спросил его, где он взял деньги для оплаты страховки. Он ответил, что в деле страхования он выступал в качестве представителя страхового общества, и комиссионные, принадлежащие ему, он использовал для оплаты годичного взноса за страховку моего имущества. По его мнению мне совершенно не нужно из-за этого беспокоиться, так как заботы о безопасности имущества господина принадлежат к обязанностям хорошего слуги. Наш отъезд был поспешный из-за того, что до последней минуты я не знал точной даты моего отпуска, и поэтому, мол, он не успел разъяснить мне преимущества страховки и спросить моего согласия. Сумма, которую он заплатил страховому обществу от моего имени невелика, и если я согласен с его действием, я могу ее вернуть ему вместе с очередной зарплатой. Я кивнул головой, и между нами снова воцарилось молчание.

Приблизительно через пол часа появилась медсестра и сообщила нам, что главврач уже пришел и делает обход. Это займет минут двадцать.

Через сорок минут медсестра снова появилась, положила в шкаф термометры и сказала, что к сожалению главврач уже ушел. Это уж было чересчур. Я вскочил, но острая боль в щиколотке заставила меня снова сесть.

Я спросил медсестру, почему главврач ушел, раз он знал, что мы ждем его здесь уже полтора часа. Она выразила предположение, что может быть, он забыл про нас. Я спросил ее, имеется ли здесь другой врач, способный сделать рентгеновский снимок. Ее удивило, что речь идет всего лишь о рентгеновском снимке. У нее был такой вид, как будто она думала, что я нахожусь здесь, по меньшей мере, из-за ампутации ноги. С ее слов снимок может сделать доктор Заичек. Я с ней согласился и спросил, когда доктор Заичек придет, на что она ответила, что доктор Заичек находится здесь с самого утра. Сатурнин спросил ее куда доктор Заичек спрятался. Рассмеявшись, она сказала, что доктор Заичек никуда не прятался. Он находится в инспекционной комнате. Это нас очень обрадовало. Сатурнин поинтересовался, появится ли доктор в случае, если здесь начнется стрельба. Это ее несколько смутило, но все же она ответила, что в таком случае доктор непременно появится. Сатурнин спросил, можно ли устроить так, чтобы он явился без стрельбы. Она ответила, что можно просто позвать его. Сатурнин сказал, что это, пожалуй, будет самый лучший вариант — пускай она просто позовет его.

Доктор Заичек пришел, но был слегка растрепан, а на щеке у него красовался отпечаток губной помады. Он был рассеян и спросив меня четыре раза какая нога у меня болит, сделал рентгеновский снимок здоровой ноги. Когда я сказал ему, что травма на правой ноге, он взглянул на меня с таким недоверием, как-будто я показал ему какой- нибудь фокус. Потом он задумался, сосредоточенно глядя на мои ноги и мне казалось, что он их считает. Наконец он решился, сделал снимок правой щиколотки и ушел в темную камеру.

Вернувшись через пол часа он заявил, что ничего серьезного он не обнаружил и порекомендовал класть на больное место компрессы из свинцовой примочки и не натруждать ногу. Попрощавшись с нами, как совершенно нормальный человек, он удалился.

Я очень был доволен, что вся эта история уже была позади и с помощью Сатурнина заковылял к выходу. Машина скорой помощи стояла на дворе, а шофер лежал на нарах в швейцарской и спал. Швейцар сидел за столиком, положив голову рядом с телефоном на согнутую руку и тоже спал. Все это походило на сцену из Спящей Красавицы.

Усадив меня на скамейку, Сатурнин осторожно разбудил шофера. Он сообщил ему, что мы уезжаем. Этот добрый человек ответил, что для этого незачем было его будить. Он пожелал нам счастливого пути и собрался продолжить прерванный сон. Проснувшийся между тем швейцар глядел на нас с недоумением. Сатурнин добросердечно сказал шоферу, что мы хотим уехать на его машине. Нам правда очень жаль будить его, но это действительно необходимо.

Шофер встал и спросил нас, есть ли у нас приказ к выезду. Письменный приказ от администратора больницы. Мы сказали, что ничего такого у нас нет, но утром у нас тоже ничего не было, и, однако, он нас привез сюда. Он ответил, что хотя это и правда, но утром приказ был у него, и он тут-же вытащил его из потертого бумажника. А приказ был выдан только на один рейс, а именно в больницу и отнюдь не из больницы. Мы должны вручить ему такую зелененькую бумажку от администратора, иначе он не может ехать.

Сатурнин спросил, будет ли сейчас, в обеденное время, кто-нибудь в бюро администрации. Швейцар ответил, что по его мнению администратор еще не ушел, и он может позвонить туда по телефону. Мы попросили его сделать это. Администратор там оказался, и Сатурнин взял от швейцара трубку. Он узнал, что пользоваться машиной скорой помощи для выезда из больницы строго воспрещается. Машина предназначена исключительно для быстрого транспорта больных в больницу, и то только в случаях серьезных, когда имеется опасность от промедления. При выезде из больницы спешить нет надобности. Администратор был удивлен, как это разрешили воспользоваться машиной при такой незначительной травме как растяжение сухожилия.

Сатурнин осмелился сказать, что я ведь никак не мог с такой травмой два часа идти пешком. С этим администратор согласился, но заявил, что он обязан соблюдать инструкции. Он рекомендовал нам позвонить господину Пиводе и нанять у него частную автомашину. Сатурнин его поблагодарил и принялся звонить господину Пиводе. Ему было сказано, что господин Пивода уехал на своей машине в Пильзень и вернется завтра вечером.

Сатурнин снова позвонил администратору и разъяснил ему, в каком незавидном положении мы оказались. Он сказал, что я абсолютно лишен возможности ходить, не говоря уж о том, что врач запретил мне больную ногу натруждать. Владелец наёмной машины господин Пивода отсутствует и вернется только завтра. Машина скорой помощи нас сюда привезла, стоит здесь без дела, и дорога под Градову и обратно займет не более получаса. Его хозяин готов заплатить сверх тарифа.

Добросовестный чиновник ему ответил, что это совершенно исключено. Ему пришлось бы записать в книгу этот выезд как новый, то есть сделать вид, что машина пустой выехала из больницы и с больным вернулась обратно. Сатурнин попросил его так и сделать, но он сказал, что Сатурнин его обижает, требуя, чтобы он обошел инструкции, не говоря уж о том, что это невозможно сделать по той простой причине, что тогда в больнице будет недоставать одного больного, и в случае ревизии этот выезд будет подлежать расследованию и тогда ему придется заплатить его из своего кармана. Сатурнин ответил, что не придется, так как мы оплатим сами этот выезд и даже готовы сейчас же оставить деньги в администрации. Администратор сказал, что это невозможно, так как согласно инструкциям оплачивать вперед езду недозволенно. Сатурнин тогда предложил заплатить потом. Администратор сказал, что согласно инструкциям…

В эту минуту поведение Сатурнина неожиданно резко изменилось. Без малейшего перехода он вместо учтивых разъяснений и переговоров стал так грубить, что я остолбенел.

Помимо прочего он сказал, что рекомендует господину администратору лечь в отделении для душевно больных и там представлять того больного, которого бы при ревизии не хватало. Он советует записать в книгу, что машина выехала пустой, и вернулась пустой, тогда это будет соответствовать инструкциям. А если за транспорт нельзя платить ни вперед, ни после, тогда оплату следует произвести во время пути.

Затем он густо выругал господ, разработавших эти инструкции. Он заявил, что мы поедем на машине без его согласия, и посоветовал ему не препятствовать нам в этом. Еще он сказал, что если только здесь появится кто-нибудь, хотя бы отдаленно напоминающий администратора этого сумасшедшего дома, Сатурнин ударит его по голове резиновым шлангом. Надо сказать, что резинового шланга у нас не было, и я не знаю, откуда Сатурнин раздобыл бы его. Но в эту минуту я не думал об этом, так как увидел то, что явилось причиной такой внезапной перемены в поведении Сатурнина. Перед больницей стоял белый Рапид мадемуазель Барборы, а его владелица как раз входила в зал. Она улыбнулась и когда направилась к нам, ее бархатистый голос приглушенно доносился до нас из зала. Совершенно не обращая внимания на оцепеневших шофера и швейцара, она спросила нас, что с нами произошло, и почему мы до сих пор не вернулись домой. Сняв шоферскую замшевую перчатку, она протянула руку мне и Сатурнину.

Вскоре мы сидели в машине, и мадемуазель Барбора полным ходом мчалась по черешневой аллее. Не оглядываясь назад, она сообщила нам, что вода все время поднимается, так что неизвестно, доберемся ли мы до дому. Хотя было приблизительно половина первого, было так темно, что почти не виден был циферблат часов. Когда мадемуазель Барбора остановилась у бензоколонки и выключила двигатель, наступила подавляющая тишина. С утра имея уже некоторый опыт, я был удивлен, что обслуживающий бензоколонку человек сразу явился.

Тяжелые черные тучи спускались все ниже и все больше темнело. Я заметил, что все мы инстинктивно съежились. Мадемуазель Барбора заплатила за бензин, нажала на стартер и через десять метров перевела двигатель на третью скорость. Мы помчались через город, и мадемуазель Барбора включила фары. В полдень фары! Я смотрел вперед в напряженном ожидании того пекла, которое вот-вот разразится вокруг нас. У Сатурнина странно блестели глаза, и мне казалось, что он очень доволен происходящим, а также поведением мадемуазель Барборы. Она великолепно управляла машиной и прибавляла ходу с легкомыслием человека, ни разу не разбившего автомобиль.

Когда мы приблизились к реке, мадемуазель Барбора сказала, что по ее мнению вода течет уже над поверхностью моста, но мост еще держится. Она слегка замедлила ход машины и спросила: „Ну что, поехали?“ Это было совершенное безумие, но я в эту минуту вспомнил, как ее красивый рот искривился, когда она спросила меня: „Вы и акула?“, и я твердо сказал: „Поехали!“

Сатурнин посмотрел на меня с восхищением и одобрительно кивнул головой. Мадемуазель Барбора тоже кивнула, крепче схватилась за руль и надавила до отказа на педаль. В эту секунду между полями ее спортивной шляпки и головой Сатурнина я увидел такую картину, что у меня застыла кровь в жилах. Поверхность моста вся была под водой, и определить на десять ли, или на пятьдесят сантиметров было невозможно. Из мутных стремительных волн выглядывали только перила на обеих сторонах моста, но они качались под ударами воды, как будто вот-вот собрались улететь.

Белый Рапид влетел сумасшедшим темпом между перила, и я с ужасом увидел, как в последнюю секунду мадемуазель Барбора рванула руль направо. Мне казалось, что мы влетели прямо в реку. Потоки воды обрушились на окна машины со всех сторон, и машина задрожала. Мотор ревел, и казалось, что колеса вращаются на месте. Не знаю, сколько времени это продолжалось, но вдруг мы оказались за мостом, мадемуазель Барбора включила стеклоочиститель, и поехала дальше по направлению к дедушкину дому. Она сказала только: „Хорошо, что в воде у нас не заглох мотор.“ Я оглянулся на реку, на то место, где я пережил самый опасный момент в своей жизни и был разочарован, что мост не рухнул сразу после того, как мы проехали. Однако перила все еще торчали из воды и качались под ее напором. Мне пришлось довольствоваться тем, что мост рухнул только два часа спустя. Когда мы находились на расстоянии метров пятидесяти от крытого въезда в дедушкин дом, началось столпотворение.

Мне часто приходилось видеть грозу в горах, но ни с чем подобным я в жизни не встречался. Ослепительные молнии сверкали почти непрерывно, гром гремел с перерывами в несколько секунд, все пространство было заполнено оглушительным треском, мадемуазель Барбора что-то кричала, но ничего не было слышно, Сатурнин повернулся и пытался мне что-то сказать, но ничего нельзя было разобрать, я их о чем-то спрашивал, и тоже никто из них ничего не слышал. Потом мы все стали безудержно хохотать. Мы въехали под прикрытие въезда и долго не выходили из машины из-за этого хохота. Это была какая-то реакция на происшедшее. Мне казалось, что я сошел с ума, но и это было смешно.

Когда Сатурнин вел меня через холл, раздался ужасный удар, и мне показалось, что молния ударила прямо в дом. На большом дедушкином распределительном щите что-то затрещало и Сатурнин испуганно вздрогнул. После этого мы снова принялись хохотать.

Через полированные перила деревянной лестницы нагнулась какая-то фигура, и знакомый глубокий голос произнес: „Припадкам истерического хохота как реакции на действительную или мнимую опасность часто подвергаются люди с низким интеллектом“. Сами понимаете — доктор Влах.

 

8 

На дворе бушует стихия

Размышление о современных девушках

Милоуш в роли соблазнителя женщин

Возмутительное пари

Сатурнин откапывает топор войны с Милоушем

Кухарка и прислуга Мария исчезли

Тетя кутает дедушку в одеяло

Наводнение сорвало мост

Дедушкин дом сотрясался от крыши до фундамента. Я сидел в глубоком кресле, наблюдая, как гостиная то освещается фиолетовым светом, то утопает в синеватых сумерках. По стеклам окон текли ручьи воды. Тетя Катерина крестилась после каждой молнии, озабоченно поглядывала в сторону окна и снова принималась бормотать: „Трудно поверить, что в его возрасте можно быть таким неразумным. Ведь это вопрос жизни и смерти. Это добром не кончится. Повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сломить. Для такого старого человека достаточно простудиться и конец. Разве кто-нибудь слыхал нечто подобное? Само собой разумеется, у него своя голова на плечах, как у всех мужчин. Как будто их убудет, если они послушаются женщину“.

Я слушал тетю Катерину как во сне и думал о других, более приятных вещах. То, что мадемуазель Барбора ждала моего возвращения из больницы, и когда я долго не возвращался, вскочила в машину и поехала за мной, было настолько замечательным, что я мысленно возвращался к этому снова и снова. Достаточно было зажмуриться, чтобы увидеть ее, с сияющей улыбкой на губах входящую в вестибюль больницы и по-дружески спрашивающую, куда мы пропали.

Я удивляюсь людям, которые недовольны современными девушками и постоянно ищут в них недостатки. С пренебрежением они говорят, что современные молодые дамы интересуются только спортом, кафе, кинотеатром, автомобилями и сигаретами, но кастрюлю держат в руках вверх дном. От спорта они огрубели и лишились всякой женственности. При ходьбе они делают длинные шаги вместо того, чтобы очаровательно семенить ножками.

Я не согласен с тем, что спорт лишает женщин их очарования, и мадемуазель Барбора является наглядным доказательством этого. Женщину как друга жизни я могу очень хорошо представить себе без кокетливой беспомощности, без визга при виде мыши и без вечных обмороков. Если кто-нибудь считает, что женщина станет плохой матерью из-за того, что умеет управлять машиной и что в двадцать лет она взяла приз за альпийскую комбинацию на лыжах, тот наверное в жизни не видел молодую мать у колыбели. Разве можно сравнивать мировые рекорды с новорожденным ребеночком!

Может быть кто-нибудь возразит, что имеются случаи, когда материнская любовь не в состоянии заглушить всякие другие интересы, которые молодая женщина приносит с собой в супружескую жизнь и из-за которых она забрасывает своего ребенка. Да, такие случаи бывают, но бывает и такое, что мать убивает своего ребенка. Но это явления исключительные, они встречаются всегда и везде, и о них нельзя говорить как о свойствах поколения.

На дворе загремел гром, и тетя Катерина вскрикнула. Потом она заявила, что всякий совет к разуму хорош. Она его предостерегала, но куда там — он как маленький ребенок. Пусть кто-нибудь объяснит ей в чем тут смысл. Целыми днями он сидит дома, а как только начнется такое столпотворение, ему как раз нужно выйти.

Все эти разговоры касались дедушки. Дело в том, что дедушка обожает грозу, и как только на дворе начинает грохотать гром, никто его дома не удержит. Он надевает резиновый дождевик, специальную для дождя шляпу с полями, и в джутовых сапогах бродит под дождем до тех пор, пока этот фейерверк не прекратится. Доктор Влах считает, что это профессиональный комплекс и что дедушка любит наблюдать за производством электричества у фирмы-конкурента.

В конце концов, тетя сказала, что от такого и удар может хватить и что пора обедать. Дедушку ждать не будем, кто опаздывает, тот косточки обгладывает. Она ушла на кухню, чтобы распорядиться на счет обеда. В комнате наступила приятная тишина, и мне очень хотелось, чтобы дверь открылась и вошла мадемуазель Барбора.

Дверь действительно открылась, и вошел Милоуш. Он был в халате ярко желтого цвета, и изо рта у него как всегда торчала сигарета. Когда он меня увидел, он приподнял немного правую бровь и сказал мне „Привет!“ Бог знает, кто научит этого оболтуса приличным манерам.

Он сел в противоположное кресло и заявил, что все это наводит на него жуткую скуку. Пусть никто не воображает, что он будет здесь в течение трех недель смотреть из окна на то, как дождь идет. Он безусловно возвращается в Прагу. После обеда он попросит Барбору, чтобы она отвезла его на вокзал. Он надеется, что мост до тех пор продержится.

Я спросил его, кого он собирается просить, и он повторил, что Барбору. На мой вопрос, позволила ли ему мадемуазель Тэребова называть ее так, он снисходительно посмотрел на меня, улыбнулся как в кинотеатре и посоветовал мне не быть дураком. Он дал мне понять, что у него имеются свои намерения на счет мадемуазель Барборы и пустился в весьма непринужденные рассуждения о ее физических достоинствах.

Заметив мое возмущение, он с видимым интересом прищурил один глаз и принялся двумя пальцами поглаживать верхнюю губу. Этим жестом он хотел напомнить мне о наличии своих усиков. Он мол никак не подозревал, что в моем возрасте я тоже могу интересоваться мадемуазель Барборой.

Чтобы ясно было, мне тридцать лет. Милоуш придерживается какой-то нелепой теории, согласно которой мой жизненный путь уже пройден. Он заявил, что теперь, пожалуй, жизнь в этом гнезде не будет такой скучной как казалось и предложил мне заключить пари, кто из нас раньше добьется благосклонности мадемуазель Барборы. Я смотрел на этого самонадеянного восемнадцатилетнего мальчишку, изображающего из себя видавшего виды бонвивана, и мне стало физически не по себе.

Милоуш не обратил на это внимания и по-моему даже принял за тихое согласие тот факт, что я не способен был вымолвить ни слова. Он заявил, что не хочет хвастаться, но судя по поведению мадемуазель Барборы у него больше шансов на успех чем у любого другого. Чтобы сравнять этот хендикэп он ставит два очка против одного, то есть свои две тысячи против моей одной тысячи. При этом он ознакомил меня с целью, которой следует достигнуть. Я не дал ему времени закончить фразу.

Я никогда не любил Милоуша, но в эту минуту я чувствовал, что моим единственным желанием является убить, уничтожить, раздавить, растерзать на куски и растоптать этого самодовольного слизняка. Я вскочил и как сумасшедший бросился на него.

К сожалению мне не удалось его наказать. Мой выпад закончился на полпути между креслом и Милоушем, так как я уже во второй раз забыл о своей больной ноге.

Позеленевший от боли и злости я сидел на ковре и чувствовал, что лоб у меня покрылся испариной. Нога болела так, что я чуть-чуть не закричал. В течение этого короткого времени выражение лица Милоуша дважды изменилось. Самонадеянную улыбку завоевателя женских сердец в момент моей атаки сменило выражение испуганного кролика, причем от ужаса Милоуш даже как-то странно пискнул. Когда я беспомощно свалился на ковер, он быстро нацепил свою первоначальную маску и сказал, что мой темперамент его по меньшей мере удивляет, и теперь все будет еще интереснее. Он добавил, что вышлет ко мне Сатурнина, который поможет мне встать, и удалился небрежной походкой. Сатурнин прибежал и помог мне снова добраться до моего кресла. Видно было, что он никак не может понять, почему я очутился на ковре и почему Милоуш сам не помог мне встать, но он был слишком благовоспитанным слугой, чтобы расспрашивать. Он считал, что в таких случаях имеются два варианта. Или господин хочет, чтобы слуга узнал о случившемся, тогда он сам ему все расскажет. Если же господину приятнее не говорить об инциденте, тогда всякие вопросы будут не на месте.

Я попросил Сатурнина сесть в противоположное кресло и спросил его, доволен ли он у меня на службе. Он ответил, что весьма доволен. Я спросил его, как бы он поступил, получив от меня приказ несколько необычного характера. Он просиял и сказал, что всегда мечтал получить приказ необычного характера, но до сих пор этого не случилось.

Я хотел знать, будет ли его грызть совесть, если он моего двоюродного братца по имени Милоуш где-нибудь за углом угостит хорошей оплеухой.

Он ответил, что в таком случае совесть безусловно его будет грызть, потому что если бы такой случай представился, то одной оплеухой он был бы безрассудно упущен. Он удивил меня продуманным планом всего того, что в таком случае он с Милоушем проделал бы. Было ясно, что у Сатурнина с Милоушем имеются какие-то личные счеты, но я не хотел его расспрашивать.

Потом я обязал Сатурнина торжественной клятвой беспощадно преследовать Милоуша на суше, в воде и в воздухе до тех пор, пока я не смогу встать на ноги и наказывать его собственноручно. Для этого он должен воспользоваться любым представившимся случаем, всем своим остроумием и любой лестью. Он обязан позаботиться о том, чтобы для этого утонченного соблазнителя женщин жизнь в дедушкином доме стала сплошным конфузом вперемешку с неприятностями. Он обязан стеречь каждый его шаг, и любую назойливость к мадемуазель Барборе наказать хорошей поркой. Он обязан… я уже не помню, что еще он был обязан, но помню, что это была клятва ужасной мести за то, как Милоуш выразился о мадемуазель Барборе.

Сатурнин под впечатлением торжественной и незабываемой минуты встал с кресла и повторил медленно и отчетливо все то, к чему он обязал себя. К его словам присоединился грохот удаляющейся грозы, и я не выдержал и тоже встал. Я, правда, стоял только на одной ноге, но зато в позиции „смирно“.

Священная минута была прервана появлением тети Катерины. И надо сказать, появление это было суматошное. Нормальные люди так в комнату не входят. Дверь распахнулась с таким треском, как будто за ней взорвалась граната, и тетя буквально ввалилась в комнату. Закричав что-то совершенно непонятное, она упала в кресло.

Сатурнин позволил себе сказать, что это невозможно. Тетя ответила, что к сожалению это так. Сатурнин выразил мнение, что безусловно все объяснится. Тетя воскликнула, что нынче сны ее были к худу. Сатурнин на это прореагировал словами, пошла ли дочь на запруду. Тетя посмотрела на него с недоумением и спросила, какая дочь. Вместо ответа Сатурнин хотел знать, господину Милоушу дома ли не сидится, на запруду ли он не стремится. Тетя спросила, говорил ли Милоуш нечто в этом духе и где находится эта запруда. У меня было впечатление, что они оба сошли с ума. Я спросил Сатурнина, что собственно тетю возмутило и что такое она кричала, когда ворвалась в комнату. Сатурнин ответил, что не имеет ни малейшего понятия, потому что не разобрал ни единого слова из того, что она кричала. Я схватился за голову и спросил, о чем же он в таком случае с тетей разговаривал. Он ответил, что ни о чем, просто он воспользовался методом, которым обычно пользуются для успокоения взволнованных лиц.

Тетя вскочила и заявила, что для нас она никакое не лицо. Я успокоил ее и затем спросил, что собственно произошло. Тут на ее лице опять появилось выражение страха, и она оглядела комнату с таким видом, как будто ожидала увидеть привидение. Потом она прошептала, что кухарка и прислуга Мария исчезли.

Признаюсь, что в первую минуту я был растерян, но в этом был виноват испуганный вид тети Катерины и то, что она недостаточно точно выразилась. Если кто-нибудь заявляет, что кухарка исчезла, я представляю себе это событие как трюк салонного фокусника, или явление, связанное с оккультизмом. Лишение собственного тела, или как это там называют. Кухарка бледнеет, теряет форму, становится прозрачной, тает на глазах и, в конце концов, улетает через вентилятор в звездное небо. Тогда вполне понятно, что свидетель такого жуткого явления прибегает в комнату и в ужасе кричит, что кухарка исчезла.

Однако ничего такого не приключилось, и весь переполох был совершенно лишним. Просто тетя не нашла на кухне ни кухарки, ни прислуги Марии, и не понимаю, почему это ее так взволновало.

В эту минуту вошел в гостиную доктор Влах и вскоре после него мадемуазель Барбора. Тетя бросилась к ним с вопросом, не видали ли они исчезнувших женщин. Потом приплелся Милоуш и таким образом дедушка, вернувшийся с прогулки, нашел нас всех в купе, спорящих о том, куда же девались кухарка с прислугой.

Доктор Влах как раз говорил, что его даже не столь интересует судьба кухарки, сколько вопрос, что будет с обедом, когда вошел дедушка. Тетя Катерина с криком бросилась его встречать и стала нежно укорять его за отсутствие, чтобы все видели, насколько сильно она волновалась об его здоровье. Она старалась закутать его в одеяло из верблюжьей шерсти, несмотря на то, что на нем все еще был мокрый дождевик. Этого ей не следовало делать. Не говоря уж о том, что кутать человека со шляпой на голове в одеяло просто глупо, и вдобавок дедушка этого вообще не любит. Он гордится своим здоровьем и выносливостью и ужасно сердится, когда кто-нибудь через-чур заботится о нем.

Что ни говорила потом тетя Катерина, все равно то, что после этого случилось, произошло по ее вине, а именно из-за ее чрезмерной и показной заботы о дедушке. Может быть, дедушка и не рассердился бы так, если бы не было затронуто его самолюбие, да еще при свидетелях. Он чувствовал устремленный на себя взгляд всех присутствующих. Единственно Милоуш, стоявший за его плечом, более интересовался коленями мадемуазель Барборы, чем трогательной заботой тети о дедушке. Изо рта у него торчала сигарета, и он делал вид, как будто щурится из-за ее дыма, но меня не обманешь.

Не знаю, довелось ли вам когда-нибудь задумать желание, которое тут же исполнилось бы. То есть совершенно как в сказке. Допустим, кто-нибудь рассердил вас, и вы подумали: „Провались он сквозь землю!“ И в ту же секунду так и случилось бы. В тот раз мое желание тоже исполнилось. Я помню, как мне ужасно захотелось наградить Милоуша оплеухой, и вдруг произошло следующее: дедушка что-то проворчал и внезапно раскинул руки, чтобы избавиться от одеяла, в которое его тетя кутала. При этом он кистью руки ударил Милоуша по лицу и приплюснул остаток горящей сигареты к тому самому месту, которое Милоуш называл усами. Милоуш завопил, а дедушка вскрикнул, потому что обжегся и одновременно испугался. Молниеносно повернувшись он влепил Милоушу оплеуху. Прежде чем кто-либо успел опомниться, вмешался Сатурнин. Он испуганно вскрикнул, вырвал у тети Кати из рук одеяло, бросил его Милоушу на голову, свалил Милоуша с ног и прижимая изо всей силы одеяло к его лицу закричал: „Усы горят!“

Дедушка снова испугался, а все общество ошеломленно глядело на Сатурнина. Тетя истерически кричала: „Принесите воду!“ Сатурнин орал: „Не воду, а песок!“, а доктор Влах про себя ворчал: „Усы горят, ну и слава Богу.“

Когда наконец Сатурнин отпустил Милоуша, нам показалось, что среди нас находится умалишенный. Взгляд Милоуша блуждал по нашим лицам с таким выражением, как будто мы представляли собой какие-то привидения, или людей давно умерших. Было ясно, что он совершенно не понимает, что собственно произошло. Затем он лихорадочно стал что-то искать в карманах, но вскоре прекратил это. Он вертел головой во все стороны, потом вдруг закинул голову назад, и мне показалось, что он вот-вот закукурекает. Тетя бросилась к нему, спрашивая, что с ним случилось. Она усадила его в кресло и собралась было закутать его в одеяло как прежде дедушку. По моему мнению попади кому-нибудь соринка в глаз, тетя закутает его в одеяло. Это ее такой универсальный метод. Однако с Милоушем ей этого проделать не удалось, и я думаю этого не удалось бы никому в мире. Как только Милоуш увидел одеяло, он заверещал и выбежал из комнаты.Тетя побежала за ним.

Некоторое время царила тишина, а затем доктор Влах выразил надежду, что молодому человеку не придется усики ампутировать. Барбора закрыла рот носовым платком, и мне показалось, что она тихо смеется. Дедушка снял дождевик и шляпу и сказал, что у него имеются для нас два серьезных сообщения.

Дело в том, что десять минут назад вода сорвала мост, соединявший нас с остальным миром, и кухарка с прислугой Марией остались на другом берегу. Утром они на велосипедах поехали в городок за покупками, и в момент, когда мост рушился, они беспомощно стояли на противоположном берегу и спрашивали дедушку, что же им теперь делать. Дедушка добавил, что обе они живут в близкой деревне, и очевидно они вернулись домой. В ближайшее время мы не можем рассчитывать на их возвращение, так как путь к Белому Седлу, где река берет начало, и спуск через Градову потребовал бы не менее двух дней, даже если бы они отважились предпринять такой поход, не взирая на погоду. Потом он сказал, что он рад отсутствию тети Катерины, так как теперь мы сможем посоветоваться о том, как помешать ей готовить пищу. Если тетя Катерина возьмет в свои руки кухонные бразды правления, ему придется, несмотря на свой возраст, попытаться переплыть реку. Затем он спросил мадемуазель Барбору, готова ли она спасти нас.

Барбора кивнула головой совершенно также как тогда, когда решила въехать на машине на затопленный мост. Дедушка сказал горячо, что он никогда об этом не забудет. Он ведь знает, что она иначе представляла себе свой отпуск и попробует вознаградить ее за все. Господин Сатурнин будет столь любезен и поможет ей хотя бы подавать на стол. Сатурнин встал на вытяжку и щелкнул каблуками.

Мадемуазель Барбора отправилась на кухню, чтобы осмотреть запасы и попытаться приготовить что-нибудь на скорую руку. Все мы уже проголодались. Потом дедушка удивил меня тем, что извинился за мое ранение и спросил, что сказали врачи в больнице. Он очень обрадовался, когда узнал, что ничего серьезного не было обнаружено, и пожелал мне скорого выздоровления, так как он опасается, что запасы продуктов у нас невелики и вполне возможно придется во время нашей изоляции от окружающего мира добывать пищу охотой. Тогда каждый здоровый мужчина придется ко двору.

Доктор Влах нашел такую перспективу весьма забавной, но я вспомнил, как во время прошлого отпуска я не попал в косулю с трех шагов, и мои мысли становились все мрачнее.

Мадемуазель Барбора вернулась из кухни и произнесла популярную фразу пражских водителей трамваев, что нет тока. Дедушка нахмурился, проверил выключатель, и сообщение мадемуазель Барборы оказалось правильным. Это была почти катастрофа.

Я говорил уже, что всё в дедушкином доме действовало при помощи электричества. Любой другой человек, кроме дедушки, помнил бы, что иногда простая печка бывает лучше электрической печки без тока. Однако перед дедушкой ни о чем подобном даже заикнуться нельзя было. Таким образом мы оказались в положении, когда мы не могли сварить себе даже чашки чая. Мы походили на группу людей, потерпевших кораблекрушение. В отличие от них у нас была хоть крыша над головой. В состав группы входили: временами раздражительный и инфантильный дедушка, доктор Влах со своими ехидными замечаниями, спокойная, улыбающаяся и прекрасная до умопомрачения мадемуазель Барбора, аффектированная, вечно сыплющая поговорки тетя Катерина со своим восемнадцатилетним донжуаном, я со своей выведенной из строя ногой и, наконец, небезопасный Сатурнин.

Вспоминая о событиях прошлой недели, я вынужден был согласиться с тем, что Сатурнин не бездельничал. Он сломал старый дедушкин автомобиль, повредил при этом газетный киоск, научил дедушку джиу-джитсу, стал виновником моей травмы, без которой не было бы фантастического путешествия с мадемуазель Барборой через затопленный мост. Я подозреваю, что в отсутствии кухарки и прислуги Марии он тоже сыграл определенную роль. Думаю, что в наводнении он виноват не был, хотя и в этом я не совсем уверен.

 

9 

Сура коровы

Милоуша послали собирать червяков

Мадемуазель Барбора готовит свой первый обед

Обязательный вечерний рассказ

Тетя предлагает дедушке разные вкусные кушанья

Возвращение Милоуша

„И вот сказал Муса своему народу: „Вот, Аллах приказывает вам заколоть корову“. Они сказали: „Не обращаешь ли ты нас в насмешку?“ Он сказал: к Аллаху я прибегаю, чтобы не оказатьcя глупцом!“ Они сказали: „Призови для нас твоего Господа, чтобы Он разъяснил нам, какова она“. Он сказал: „Вот Он говорит: „Она — корова не старая и не телка, средняя по возрасту между этим“. Делайте же то, что вам приказано“. Они сказали: „Призови для нас твоего Господа, чтобы он разъяснил нам, каков ее цвет“. Он сказал: „Вот, Он говорит: „Она — корова желтая, светел цвет ее, радует она смотрящих“. Они сказали: «Призови для нас твоего Господа, чтобы он разъяснил нам, какова она: ведь коровы похожи для нас одна на другую, и мы будем, если пожелает Аллах, на верном пути.“ Он сказал: „Вот Он говорит: „Она — корова не укрощенная, которая пашет землю, и не орошает пашню, она сохранена в целости, нет отметины на ней“. Они сказали: „Теперь ты доставил истину“. И они закололи ее, хотя готовы были не сделать этого.“

Ваш дедушка просил вас взять какую-нибудь жестянку и набрать в нее червяков, потому что он собирается утром удить рыбу. Вы меня спрашиваете, какую жестянку, где ее взять, каких червяков, сколько их надо набрать и нельзя ли это сделать потом. Господин директор не дал мне подробных инструкций, и, следовательно, я могу ответить только на один из ваших вопросов, а именно касающийся жестянки. Вы спрашиваете, какую жестянку, а я помню, что господин директор совершенно ясно сказал жестяную. Он не говорил, что готов дать вам массу разъяснений. Я считаю, что лучше бы вам не задавать ему столько лишних вопросов, Думаю, что у него не будет столько терпения по отношению к вам как у Бога с этой коровой. Вы не читаете Коран?

Милоуш делал вид, что слова Сатурнина его не интересуют. Потом он спросил его, всегда ли он так много говорит, Сатурнин ответил, что это зависит от обстоятельств. При общении с интеллигентными и понятливыми людьми можно быть кратким, в иных случаях приходится тратить массу слов и пользоваться различными сравнениями, пока в головке слушателя не зажжется лампочка. Но бывают и такие случаи, когда он вообще не говорит, а вместо этого быстро действует. Таким образом он помог многим людям, и ему жаль, что приходится об этом напоминать человеку, которому он вчера так энергично спас жизнь.

Милоуш потрогал свои потерпевшие крушение усики, обиженно тряхнул головой и ушел. Я спросил Сатурнина, действительно ли дедушка хотел, чтобы Милоуш набрал червяков. Сатурнин ответил, что хотя ясного приказания от дедушки он не получал, но таким людям как Милоуш безделье приносит вред.

Я так и думал. Я не мог представить себе, как дедушка будет удить рыбу в разлившейся реке. Я сказал Сатурнину, что опасаюсь, как бы дедушка не рассердился, узнав, что приказ был отдан от его имени. По мнению Сатурнина дедушка безусловно не рассердился бы, и кроме того он уверен, что Милоуш никаких червяков не найдет и будет доволен, если этот вопрос не будут поднимать.

Он отослал Милоуша главным образом из-за мадемуазель Барборы. Мадемуазель Тэребова хотела воспользоваться тем, что наконец дождь прекратился, и сходить к речке. Господи Милоуш настойчиво предлагал пойти вместе с ней и даже надел для этого крикливый элегантный костюм. Можно надеяться, сказал Сатурнин, что приказ набрать червяков в ржавую жестянку несколько расстроит его планы. Мадемуазель Барбора безусловно вздохнет свободно.

Про себя я подумал, что и я вздохну свободно, но Сатурнину я ничего не сказал. Сменив компресс на распухшей щиколотке, я уютно устроился в глубоком кресле. Мы пережили бурное утро.

Тетя Катерина была уязвлена тем, что дедушка просил мадемуазель Барбору заботиться о нашем питании. Узнав об этом, она сделала вид, что это ее рассмешило. Она просила нас снова повторить, что готовить должна эта девица с накрашенными ногтями. После этого она буквально стала корчиться от смеха.

Я был взбешен. Не только из-за того, что тетя пыталась высмеять мадемуазель Барбору, но и потому, что это была самая скверная подделка одного из прекраснейших звуков, подарка, который Бог из всех творений дал только человеку — веселого сердечного смеха.

Тетя Катерина смеялась, но в глазах ее горели злые огоньки, и этот язвительный смех она выдавливала из себя таким образом, как будто ей кто-то наступил на живот и топчет его ногами. Потом она еще некоторое время кривила лицо, показывая нам, что с припадком смеха она уже справилась, и заявила, что, безусловно, дедушка сказал это не всерьез. После этого она удалилась на кухню.

Я был доволен, что мадемуазель Барборы не было при этой сцене. Ее присутствие никоим образом не заставило бы тетю отказаться от своего эффектного выступления, а наоборот позволило бы ей еще более эффектно закончить его. Так и слышу, как тетя называет мадемуазель Барбору милой девочкой и с притворной добросердечностью советует ей поупражняться на рояле, поиграть в бридж или в теннис, зажечь сигарету, накрасить ногти, или поговорить об искусстве, только ради Бога предоставить заботу о кухне им, женщинам старшего поколения. В общем, как я уже сказал: хорошо, что мадемуазель Барборы при этом не было.

После ухода тети Катерины мы, то есть дедушка, доктор Влах и я молча сидели и каждый думал о своем. Доктор Влах наверно про себя удивлялся, как это дедушка, так сильно боявшийся тетиной кухни, не воспользовался своим авторитетом, чтобы заставить тетю выполнить его приказ и предоставить кухню мадемуазель Барборе. Однако, я знаю тетю Катерину лучше, и поэтому меня дедушкино бездействие не удивляет. Тетя принадлежит к людям, которых вы можете презирать, можете их даже ненавидеть, но несмотря на это они влияют на ваши решения путем легкого, но постоянного давления. В один прекрасный день вы с ужасом замечаете, что вы у них на поводу.

Каким-то шестым чувством тетя угадывает, когда не следует дедушке противоречить, однако это же чувство совершенно точно подсказывает ей, когда дедушке нужен покой, когда он не хочет вступать в прения и когда в общем ему все безразлично. Вот тогда она переходит в наступление. Она достаточно умна для того, чтобы не зайти слишком далеко, но те кусочки почвы, которые она добывает, дедушка теряет навсегда.

Обнаружив это дедушка приходит в бешенство и затем в течение целого ряда дней он неприступен как крепость. И как ни странно, все эти дни тетя не делает попыток повлиять на него. Когда бдительность старика ослабевает, тетя Катерина появляется снова. Она гримасничает, ведет ангельские речи, ставит дьявольские ловушки, словом кончается все это тем, что дедушка устало махнув рукой, снова уступает ей маленький кусочек. Тетя Катерина считает, что вода и землю точит и камень долбит, но скажи ей что тоже самое она проделывает с дедушкой, она обидится.

Через несколько минут тетя Катерина вернулась из кухни и сообщила дедушке, что нет тока. Дедушка проворчал, что это нам известно со вчерашнего дня. Тетя спросила, как же ей тогда готовить. Дедушка ответил, что никто ее не просил готовить. Тетя сказала, что хотя это и правда, но это позор. В нормальной приличной семье к ней обратились бы с просьбой взять на себя кухонные обязанности и никто не обижал бы ее, поручив это дело молодой девушке, которая и картошку почистить не умеет.

Потом она с вздохом заявила, что это ее не удивляет, так как она давно уже привыкла к тому, как семья с ней обращается. Дедушка спросил, является ли он этой семьей. Тетя замяла разговор, но затем, внезапно рассмеявшись, сказала, что она только теперь поняла, почему мадемуазель Барборе было поручено готовить. Это замечательный трюк! Подача тока прекращена, во всем доме нет никакой другой плиты кроме электрической, и, следовательно, кухарка с накрашенными ногтями совершенно безвредна.

Затем тетя серьезно спросила, чем же мы все-таки будем питаться. Дедушка посоветовал ей посидеть у моря да подождать погоды. Тетя нахмурилась. Она не любит, когда кто-нибудь отделывается поговоркой. Сама она пользуется пословицами и поговорками так часто, что, услышав поговорку от другого, она подозревает, что он насмехается над ней. Заявив иронически, что ей любопытно, чего собственно она дождется, и взяв в руки какой-то женский роман, она села в кресло. Приблизительно в половине двенадцатого она не выдержала и пошла на кухню. Видя, что мадемуазель Барборы там нет, она успокоилась, но стала еще более язвительной.

Приблизительно в пять минут первого вошел Сатурнин и сообщил, что обед подан. Тетя побледнела и первой помчалась в столовую. Дедушка с доктором Влахом следовали за ней, а за ними шел я, поддерживаемый Сатурниным. Должен сказать, что Барбора отличилась. Отсутствие тока не помешало ей энергично и с остроумием взяться за дело. С рутиной старого солдата она на лугу, в нескольких шагах от дедушкина дома, построила полевую кухню. В окно мы видели, как она с естественной грацией ходит между двумя кострами и заканчивает обед, первое блюдо которого Сатурнин подавал на стол. Это был овощной суп. Затем следовали сосиски из консервы с картофельным пюре, блинчики с вареньем и черный кофе. Мои чувства к мадемуазель Барборе таковы, что даже тартинку, обжаренную ею, я готов провозгласить самым вкусным кушаньем в мире. Но на этот раз, поверьте мне, обед был действительно отменный, и дедушка сказал, что он давно не ел с таким аппетитом.

Доктор Влах несколько раз обращался к тете Катерине с вопросом, нравится ли ей то или иное блюдо, и всякий раз она холодно отвечала: „Да, нравится.“ Милоуш на подобный вопрос ответил: „Ничего себе.“ Однако, было видно, что тетя Катерина дрожит как перегретый котел и только и ждет момента, чтобы показать себя. Наконец она дождалась. На одном из блинчиков оказался маленький кусочек пепла. Если учесть, что мадемуазель Барбора готовила блинчики на костре, тут нечему удивляться. Вообще же я не знаю, у кого испортился бы аппетит из-за того, что на печеной картошке у него на зубах оказался бы кусочек пепла.

Когда это произошло с тетей Катериной, она сначала окаменела, потом на ее губах появилась злобная усмешка. Прикрыв рот платком и с полным ртом она вышла из-за стола. Вскоре она вернулась и очень долго вытирала рот платком. Потом она заявила, что если кому-нибудь это нравится — пожалуйста. Но она этого не перенесет. Дедушка посоветовал ей в таком случае переменить ресторан.

Не знаю, каков бы был ее ответ, так как в эту минуту вошла мадемуазель Барбора. Дедушка с доктором Влахом тут же принялись ее восторженно хвалить. Я тоже к ним присоединился, и мадемуазель Барбора все порозовела от удовольствия. Потом она сказала, что неизвестно, будем ли мы также довольны ее стряпней и позднее. В кладовой, правда, еще имеются кое-какие консервы, но не в большом количестве. Последнее молоко она израсходовала на блинчики, а хлеба вообще больше нет.

Дедушка сказал, что с голоду помереть она, безусловно, нам не даст, и что после такого замечательного обеда его доверие к ней не имеет границ. Он усадил ее в кресло и спросил ее, не забыла ли она в заботах о нас также о себе. Я смотрел на мадемуазель Барбору и радовался ее успеху. В этот миг она казалась мне еще прекрасней, чем раньше. Волосы ее слегка растрепались, глаза блестели, и от нее приятно пахло дымком. Она весело болтала с дедушкой, а потом повернулась ко мне и спросила, болит ли еще у меня нога, и приготовил ли я рассказ на вечер.

Дело в том, что в прошлый вечер доктор Влах внес предложение всем нам по очереди рассказать какую-нибудь интересную историю, раз уж нам приходится проводить вечера в темноте. Я должен был рассказывать первым, так как я нахожусь весь день в вынужденном бездействии и, следовательно, мне легче подготовить какой-нибудь рассказ.

Я выразил надежду, что до вечера мне что-нибудь придет в голову, и сразу мне стало стыдно. В действительности еще утром я подготовил свой рассказ и постоянно мысленно повторял его, искал подходящие выражения, взвешивал слова и шлифовал стиль. Это была незатейливая история, но я надеялся заинтересовать слушателей занимательным повествованием ее. 

Дедушка посоветовал мне поразмышлять об этом, так как история моя должна быть особо интересной в знак благодарности к мадемуазель Тэребовой за сегодняшний обед. Мы провели вторую половину дня очень приятно в дружеской беседе, и мадемуазель Барбора совершенно забыла о том, что она намеревалась прогуляться к реке. Нельзя сказать, что нам недоставало Милоуша, который очевидно где-то собирал червяков. Наше настроение не испортила даже тетя Катерина, появившаяся около пяти часов в столовой, чтобы спросить дедушку, какое кушанье ей для него приготовить.

Дедушка сказал, что он вполне наелся за обедом и до ужина есть не собирается. В ответ на это тетя Катерина заявила, пусть он говорит что хочет, но хотя бы малость съесть он обязан. Пусть никто ей не морочит голову, что пожилому человеку может пойти впрок такая цыганская пища, приготовленная на костре. Она, мол, долго молчала, но заигрывать со своим здоровьем ему не позволит..

Затем каждых десять минут она появлялась в комнате с самыми разнообразными лакомствами, от которых дедушка упорно отказывался. Тетя упрямо приходила и уходила и, входя, каждый раз восклицала: „Я принесла тебе гоголь-моголь. Я принесла тебе мед. Я принесла тебе варенье. Я принесла тебе сыр.“ Когда она появилась в четвертый раз, дедушка в бешенстве вскочил и тете пришлось быстро удалиться. Как только дедушка снова уселся в кресло, дверь опять открылась, и вошел Милоуш с ржавой банкой в руках. Он сказал дедушке: „Я принес тебе червяков“. Дедушка вытаращил глаза и затем с невероятным воплем выгнал Милоуша из комнаты.

Остаток дня прошел спокойно, и когда мы после ужина уселись в кружок, мы почувствовали, что отпуск не так уж плох. Потом мадемуазель Барбора подошла к моему креслу и с каким-то таинственным видом попросила у меня сигарету. Боже, какие простые вещи могут иногда у человека вызвать сердцебиение! Постепенно темнело, и я принялся рассказывать свою историю.

 

10 

Рассказываю историю

Романтичный ночлег

Ночной гость

Следы на снегу

В каждом домике кто-то живет

Господин Брудильник ушел и снова вернулся

Господин Брудильник ушел окончательно

Неприятный сон

Завтра рассказывает дедушка

Будучи еще мальчишкой я мечтал очутиться на большом корабле, где кроме меня никого не было бы и где бы я мог самостоятельно все обследовать, побродить по палубе, зайти в машинное отделение, поразмышлять о том, для чего здесь находятся все эти устройства и потом затопить под котлом и попробовать пустить корабль в плавание. Я не умел представить себе ничего лучшего. Совершенно один в незнакомой среде, не зная, что скрывается за первой попавшейся дверью — все это меня манило больше чем допустим жизнь на необитаемом острове. Как многие мальчишеские мечты эта мечта осталась неисполненной, и я вспомнил о ней в связи с одной историей, к сожалению менее романтичной.

Тогда я провел ночь совершенно один в чужой квартире. Я приехал в город средней Моравии, в кармане шубы у меня лежали ключи, которые всучил мне мой друг Отто Янисек со словами: „Не дури, зачем тебе ночевать в гостинице, когда у меня там есть совершенно пустой домик.“ Напрасно я разуверял его, говоря, что приеду поздно и мне трудно будет в затемненном городе искать его домик среди сотни других точно таких же домиков. Он уверял меня, что я не могу ошибиться. Достаточно отсчитать третью улицу снизу и седьмой домик справа, Найти его будет легко.

Ну, должен признаться, что это было не особенно легко. Я приехал туда поздно ночью, тьма была кромешная, и вдобавок густо валил снег. Но, в конце концов, я дом нашел. Хуже было, когда я очутился внутри дома. Янисек просил меня сначала тщательно затемнить окна и только после этого зажечь свет. Не знаю, довелось ли вам побывать в кромешной тьме в чужой квартире, но уверяю вас, что это не шутка. Ни карманного фонарика, ни спичек у меня не было, так что мне очень долго не удавалось затемнить окна так, чтобы при этом что-нибудь не опрокинуть или разбить.

Потом уже все пошло как по маслу. Янисек сказал, что выключатель находится налево от двери. Действительно, находился. В печке уже были приготовлены дрова и уголь, достаточно черкнуть спичкой. Я сказал себе: отлично, но где спички? Через минуту я нашел их, и после этого печка весело загудела, и я согласно инструкциям товарища стал искать чай, что было, не так уж важно, и сливовицу, что было очень важно. Я все нашел и затем провел приятный вечер в кресле у печки с книгой, чаем, сливовицей и сигаретами. Сигареты Янисека имели особый, очень приятный вкус, общий для всех сигарет, купленных не тобой, а кем-то другим.

Приблизительно в двенадцать часов я пошел спать, опять же придерживаясь инструкций. Я все нашел на своих местах, постельное белье в ящике под диваном, будильник на столе, а в выдвижном ящике специальную усыпляющую литературу. Она подействовала так быстро, что я даже не знаю, когда я уснул.

Мне казалось, что я сплю недолго, как вдруг меня разбудил резкий звонок. Если вы ночуете у себя дома, в квартире, в которой вы живете уже много лет, и из самого глубокого сна вас разбудит резкий звонок, может случиться, что ваш покой, равновесие и способности к суждению будут в предельной степени нарушены. Может быть, вы в сонном состоянии станете нести околесицу, за которую будете сами перед собой стыдиться. Вы станете быстро одеваться способом, который при полном сознании вы назвали бы бестолковым. Ваши мысли будут крутиться как на карусели вокруг возникнувшего вопроса, кто же собственно вас будит в столь нелепый час. Вы придете к заключению, что посещение страхового агента, пришедшего для того, чтобы рассказать вам о всех преимуществах пожизненного страхования, исключено, и вы начнете перечислять все другие возможности, какими являются например пожар, лопнувший водопровод или убийство.

Если же резкий звонок разбудит вас в темноте, да еще в незнакомом месте, тут путаница в вашей голове достигнет колоссальных размеров. Проснувшись, вы соскочите с кровати и в темноте помчитесь к выключателю, вернее в том направлении, где выключатель находится у вас дома. Что вы не дома, вы поймете после того, как несколько раз больно ушибетесь, натолкнувшись на предметы, находящиеся на совершенно неожиданных местах. Потом вы застынете на месте и постараетесь придти в себя. Для этого вам нужно спокойствие, но в этот момент звонок раздастся вторично и на этот раз решительнее, чем в первый раз.

При непрекращающемся звуке звонка я снова попытался найти выключатель. Здесь мне хотелось бы отметить, что, по-моему, кактус к роли цветка в квартире совершенно непригоден. Наконец я опомнился настолько, что стал действовать методически. Осторожно продвигаясь вперед, я ощупью добрался до стены, обошел всю комнату держась за нее и, в конце концов, после нескольких неудач, выключатель я все-таки нашел. Я зажег свет, надел на пижаму пальто и пошел посмотреть на нарушителя ночного покоя.

У двери дома стоял мужчина. Его покрытая снегом шляпа был надета набекрень, так что сразу ясно стало, что количество отметок, сделанных официантом карандашом на его блюдце из-под пивной кружки, было немалое. Ночной посетитель махал в такт пухлой рукой и при этом ворчал что-то о глухом официанте и пустом стакане. Я спросил его, что ему угодно и почему он, черт возьми, звонит в два часа ночи.

„Простите, я не могу найти свой дом. Я не понимаю, что произошло. В каждом доме кто-то живет.“

Не знаю, какой у меня был вид в эту минуту, но полагаю, что выражение моего лица было не особенно интеллигентным. Я никак не мог понять, откуда этот человечек набрался храбрости. Дело в том, что на свежевыпавшем снегу я увидел целую цепочку его следов, которая, извиваясь, тянулась по всей улице от двери одного дома к двери другого. Целым легионам спящих пришлось покинуть теплую кровать также как и мне, чтобы выслушать жалобы на безответственный дом, не пожелавший остаться на своем месте. Удивительно, что на человечке не было видно никаких следов насилия. Очевидно, все разбуженные прониклись состраданием к этому человеку, потерянному в море одинаковых, похожих на коробки домиков.

„Вы здесь живете?“ спросил он меня с глупейшим видом, и этим вопросом привел меня в смущение. Когда мне приходится разговаривать с человеком, мысли которого плавают в тумане из-за выпитого спиртного, я подбираю короткие и ясные фразы и решительно избегаю всего, что требует подробного разъяснения. Но на этот раз не было другого выхода. Когда я не сразу ответил, его пьяненькие глазки победоносно блеснули. Очевидно я был первым человеком, не ответившим на невинный вопрос ругательствами, и он воскликнул: „Вы здесь не живете! Очевидно здесь живу я.“ „Это не так, гражданин,“ ответил я. Это квартира моего приятеля господина Янисека.“ „Ну, тогда я не знаю, где я живу,“ произнес он беспомощно.

У него был такой жалкий вид, что мне пришлось побороть в себе желание пригласить его в дом и предложить переночевать вместе со мной. Но я быстро отверг эту мысль. Я все-таки был не в своей квартире, и, кроме того, с людьми в таком состоянии всегда бывают неприятности.

„Меня зовут Брудильник,“ добавил он неизвестно почему. Если учесть, сколько народу этот милейший человек согнал с постели, ему бы следовало называться Будильником, с тем, что звук ррр… он издавал бы сам. Некоторое время мы молчали. Вдруг он засунул руку в карман и вытащил оттуда керамическую пепельницу, из таких, какие обычно бывают в ресторанах. Казалось, это его очень удивило, и он глубоко задумался. Я начинал дрожать от холода и поэтому очень обрадовался, когда он снова засунул пепельницу в карман и сказал: „Раз вы говорите, что здесь живет ваш друг, я пойду. Спокойной ночи.“

Я смотрел ему вслед и видел, как он направляется к двери следующего домика. Затем я закрыл дверь. В комнате я выпил стакан сливовицы, чтобы согреться, и снова приготовился лечь, когда опять раздался звонок. Это снова был Брудильник. Я не очень приветливо спросил его, что еще ему угодно. Прежде чем он успел ответить, я услышал, как открывается дверь соседнего дома, где Брудильник видимо только что звонил, и хриплый мужской голос прервал ночную тишину: „Эй, это вы звонили?“ спросил он угрожающе. Брудильник посмотрел на него через плечо, махнул рукой и с непоколебимым спокойствием сказал: „Да. Подождите, я сейчас приду.“ Мужчина из соседнего домика выругался и с шумом захлопнул дверь. Брудильник повернулся ко мне и сказал:

„Что это я хотел? Ах, да: как этот ваш друг, этот господин Янисек, как он выглядит?“ Иногда человек бывает удивительно покладистым, и это как раз был один и таких случаев. Вместо того, чтобы заорать, я по мере своих способностей описал ему Отто Янисека, как человека среднего роста, кареглазого и с каштановыми волосами.

„А мы не похожи друг на друга?“ спросил господин Брудильник.

„Нет.“

„А может, вы меня с ним спутали?“

Я был настолько потрясен ходом его мыслей, что ничего не ответил, После этого он ушел.

Лежа в кровати, я думал о случившемся, и когда я уснул, мне снилось, что я живу в городе, где все дома одинаковые, где все люди одинаково одеты и живут в комнатах со стандартной мебелью. Это был один из самых страшных снов, какие мне довелось видеть, потому что все жители этого города были похожи друг на друга как две капли воды, у них были одинаковые фигуры, лица, глаза и волосы. Это было настолько жутко, что я вспотел от ужаса. Я искал среди этих лиц черты моего друга Янисека, но все эти лица глядели на меня с выражением бесконечно повторяющейся маски.

Когда я утром вышел на мороз, следы заблудившегося странника были почти занесены снегом. „Интересно было бы узнать, где закончилось его странствование“, подумал я. Когда я запирал входную дверь, мне сделалось дурно. На двери была металлическая табличка, и на ней было написано:

АЛОИС БРУДИЛЬНИК

Я закончил свое повествование и вскоре после этого мы отправились спать. Слушатели были вполне довольны, особенно Барборе мой рассказ понравился. А мне больше ничего и не нужно было. Дедушка обещал завтра вечером рассказать о том, как он служил под генералом Радецким в Италии и как там в него влюбилась прекрасная графиня.

Подумав, что в конце концов с нами могло случиться нечто и похуже этого, я пришел к выводу, что дедушкин рассказ нам придется как-нибудь перенести. Я знал эту историю наизусть. Впервые я слышал ее давным давно, когда я был маленьким мальчиком, и мне казалось, что нечто в том-же духе я уже читал в каком-то календаре. Естественно, я могу и ошибаться, и мне не хотелось бы дедушку обидеть.

Мадемуазель Барбора, прощаясь, пожала мне руку и потом мы все, спотыкаясь в темноте, разбрелись по своим комнатам. Я открыл окно и закурил сигарету. Лес на Градовой шумел, и в моменты, когда он стихал, было слышно журчание реки. Звезды светили и была теплая ночь. Мимо моего окна пролетела летучая мышь.

 

11 

На дворе чудесная погода, и нога больше не болит

Мадемуазель Барбора не может найти косулю

Тетя Катерина утверждает, что я веду себя как мальчишка

Мадемуазель Барбора ломает за меня копье

На этот раз исчез Сатурнин

Милоуш в роли узника

Счастливый жребий

Ищем грибы

Жизнь прекрасна

Я проснулся рано и обрадовался, что щиколотка почти не болит. Пройдясь несколько раз туда и обратно по комнате, я убедился, что боль почти исчезла. На дворе была замечательная погода, и солнышко, светившее в окно, уже приятно припекало. Я тщательно побрился и, пройдя по тихому еще дому, осторожно вышел на двор, чтобы поглядеть на вчерашний костер мадемуазель Барборы.

Я сел на плоский камень и, вдыхая ароматный и свежий утренний воздух, размышлял, не бросить ли в окно мадемуазель Барборы камешек. Воздух был прозрачный, и горы, казалось, стояли гораздо ближе, чем на самом деле, В косых лучах утреннего солнца на склонах гор видна была каждая мелочь: обнаженные отроги скал, тропинки, белевшие по краям вырубки и исчезавшие между стволами елей, и срубленные и очищенные от коры стволы деревьев, напоминавшие разбросанные спички. А на большой вырубке, приблизительно в середине горы «Святой», я даже увидел косулю. Я пожалел, что не взял бинокль.

Потом я больше уже на косулю не глядел, так как из дома вышла мадемуазель Барбора. Я радостно ее приветствовал, а она обрадовалась, что я уже хожу. Потрогав ладошкой траву и убедившись, что солнышко ее уже высушило, она уселась на землю. Я предложил ей сигарету, а потом мы болтали о том, как здесь хорошо. Я показал ей косулю, но она никак не могла ее найти, хотя я и говорил ей, что косуля находится прямо за верхушкой той высокой ели на краю леса. Барбора сказала, что со своего места она видит все иначе, и попробовала посмотреть с того же места, где находилась моя голова. Я обнаружил, что показывать таким образом что-нибудь девушке, присутствие которой вызывает у вас сердцебиение, очень приятно, и мне было жаль, что в конце концов она косулю все-таки увидела. Не совсем удачно я предложил показать ей еще одну косулю, но улыбнувшись она ответила, что одной косули вполне достаточно.

Затем Барбора попросила меня помочь ей очистить оба места для костра и приготовить новые поленья. Хотя она могла предоставить мне заботу об одном костре, а сама заниматься вторым, она пошла к моему костру и мило мне мешала. Я пожалел, что таких костров не десять, пятьдесят, тысяча.

Не успели мы закончить нашу работу, как из дома вышла тетя Катя. Оглядевшись по сторонам, она, подпрыгивая, направилась к нам. Ее губы были сжаты, и вид у нее был воинственный. Не ответив на наше приветствие, она потребовала, чтобы я сейчас-же вернул ей ключ.

Я спросил, какой ключ, и она, гневно топнув ногой, попросила меня не притворяться. Ее мнение обо мне, мол, никогда не было высоким, однако то, что я сделал, перешло все границы. Тут уж я действительно отличился и повел себя как мальчишка.

Я рассердился не на шутку и запретил ей разговаривать со мной таким тоном, так как я не привык, чтобы со мной так обходились. Я понятия не имею, в чем дело и не намерен продолжать этот дурацкий разговор. С этими словами я повернулся и снова занялся костром.

Тетя обратилась к мадемуазель Барборе с сообщением, что кто-то запер Милоуша в его комнате, и унес ключ. Такую шутку может выкинуть только мальчишка. Барбора сказала, что в таком случае Милоуш заперся сам, потому что среди нас больше никаких мальчишек нет. Теперь рассердилась тетя. Она заявила, что, во-первых, Милоуш никакой не мальчишка, и, кроме того, он заперт в комнате и, следовательно, не мог ключ унести. Она добавила еще, что видимо кто-то избрал Милоуша мишенью для глупых шуток, и она не намерена это терпеть. Вообще в нынешнем году здесь происходят странные вещи, и дедушке следовало бы осторожнее выбирать гостей.

Это уже была настоящая грубость по отношению к мадемуазель Барборе, и меня это просто взорвало. Я даже забыл о своем намерении больше с тетей не разговаривать, и сказал ей, что дедушка выбирал своих гостей весьма тщательно, поскольку он их вообще пригласил. К сожалению, здесь имеются и такие гости, которые явились без приглашения. Они только и говорят о каких-то обязанностях семьи по отношению к ним, врываются в чужие квартиры как ураган, не заботясь о том, желательны ли они или нет, требуют особого внимания к своей персоне, но сами ведут себя весьма неотесанно. Этому трудно было бы поверить, если бы у меня не был свой личный опыт на этот счет. Недавно я пережил такой визит на своем судне. Впрочем, я позабочусь о том, чтобы тете была предоставлена возможность объяснить дедушке, что она собственно подразумевала под словами „осторожнее выбирать гостей.“

Пока я вел эту беседу с тетей,мадемуазель Барбора отошла к более отдаленному костру. Некоторое время тетя злобно глядела на меня, а потом заявила, что лучше всех смеется тот, кто смеется последним. Я ответил ей, что и не думаю смеяться, и что я сыт по горло ее поговорками.

Вдруг тетя вздрогнула и запрыгала по направлению к дому. Дело в том, что она увидела дедушку, шагавшего вместе с доктором Влахом по направлению к нам, и очевидно хотела поговорить с ними прежде меня. Она вернулась вместе с ними, быстро рассказывая что-то дедушке. Дедушка слушал ее рассеянно, улыбнулся мадемуазель Барборе и приветливо помахал ей рукой. Когда они подошли к нам, дедушка как раз говорил, что вряд ли такое возможно и спрашивал, где же все-таки находится ключ.

Тетя сказала, что в этом-то и есть вся загвоздка — ключ исчез. Дедушка вспомнил какой-то детский стишок и продекламировал: „Я у Бога сирота, отворяю ворота ключиком-замочком, шелковым платочком“. Потом он сказал, что как только спадет вода и будет построен новый мост, он позовет слесаря. До тех пор Милоушу придется как-нибудь потерпеть..

Тетя сделала кислую мину и преподнесла нам поговорку: „Всяк хлопочет, кто лучшего хочет“. Она посмотрела на меня с упрямым видом, как будто хотела сказать, что будет изрекать столько поговорок, сколько ей вздумается. И добавила еще: Коль горе нагрянет и слезы польются, тот друг, кто заплачет с тобой. Поэтому она требует, чтобы мы сразу же предприняли что-нибудь для спасения Милоуша. Дедушка ответил, что он опять-таки руководствуется поговоркой Что тебя не жжет, того не туши. Он надеется, что тетя не попросит его взломать дверь или приказать Милоушу выпрыгнуть из окна с тем, что дедушка будет ловить его в простыню. В конце концов, он посоветовал тете обратиться за помощью к Сатурнину, потому что это дельный мужик.

Тетя удалилась, и я как раз собрался рассказать дедушке об отвратительной сцене, разыгравшейся здесь до его прихода, но когда я посмотрел в сторону мадемуазель Барборы, я увидел, что она за спиной доктора Влаха и дедушки умоляюще смотрит на меня и трет ладошками друг о дружку. Она была в этот миг настолько очаровательна, что я не смог отказать ей, хотя и был здорово зол на тетю Катерину.

Дедушка с доктором Влахом сели на траву и принялись расспрашивать нашу очаровательную хозяйку, чем она собирается угостить нас на завтрак. Барбора ответила, что готовит печеную картошку и черный кофе“. По способу официантов она извинилась, что выбор невелик и этим рассмешила дедушку и доктора Влаха. Правда, в кладовой есть еще кусок копченого сала, но мы не знаем, сколько времени нам придется играть в робинзонов, и сало можно будет использовать для какого-нибудь обеда. Потом она зажгла костры, и дедушка с доктором Влахом взяли на себя заботу об одном из них.

Вскоре появилась тетя и сообщила, что Сатурнин пропал. Дедушка посоветовал ей не пользоваться такими выражениями, пригодными больше для романов. По мнению доктора Влаха слово „пропадать“ облюбовали авторы детективов для того, чтобы заинтриговать читателя. По истечении нескольких дней пропавшего без вести находят на отдаленном месте с признаками многократного убийства. Если же кто-либо исчезает в обыденной жизни, то он скоро возвращается и сообщает, что он прогуливался на свежем воздухе, или относил письмо на почту. Так как в нашем положении исключено, чтобы Сатурнин пошел на почту, следовательно, он по всей вероятности пошел прогуляться. Доктор Влах сказал, что пришел к этому заключению на основании высоты солнца, направления ветра, а также того факта, что Сатурнин как раз к нам приближается.

Сатурнин пришел со стороны леса с корзинкой в руке. Он пожелал нам доброго утра и приятно удивил нас десятком хороших белых грибов. Барбора всячески его благословляла и предложила пойти всем нам в лес и действовать по примеру Сатурнина. А на ужин будут жареные грибы. Все, кроме тети Катерины, были согласны принять участие в походе.

Затем в ожидании печеной картошки мы все растянулись на траве. Солнышко припекало, и я заметил, что у Барборы загорел носик. После завтрака у меня была возможность поговорить с Сатурниным с глазу на глаз. Я сообщил ему, что кто-то запер Милоуша в его комнате, и Сатурнин ответил, что это ему известно. На мой вопрос, откуда ему это известно, Сатурнин сказал, что он прекрасно помнит, как сам запирал Милоуша. Он заметил, что этим самым он только выполняет клятву, которой он обязался наказывать Милоуша при каждом подвернувшемся случае.

Я полагал, что он сделал это ночью, однако это произошло еще вечером. Сатурнин был не совсем уверен, желает ли мадемуазель Тэребова, чтобы он рассказал мне об этом инциденте, но поскольку она ничего ему не запрещала, он решил не утаить передо мной ни одной подробности случившегося. Затем он рассказал мне следующее: когда мадемуазель Тэребова вошла вечером в свою комнату, она нашла там господина Милоуша. Сначала она подумала, что он в темноте ошибся дверью, и предложила ему выйти. Господин Милоуш отказался выйти и принялся мадемуазель Тэребовой совершенно недопустимым образом объясняться в любви. Мадемуазель Тэребова тотчас вышла из своей комнаты и попросила Сатурнина, который случайно проходил мимо, помочь ей. Затем Сатурнин отвел Милоуша в его собственную комнату, настоятельно посоветовав ему впредь не ошибаться дверью.

Я спросил Сатурнина, каким образом он отвел Милоуша в его комнату, и Сатурнин ответил, что схватил его за ухо и отвел. Ввиду того, что господин Милоуш не хотел слушаться хороших советов и показал свой строптивый характер, появилась опасность, что он снова попытается беспокоить мадемуазель Тэребову хотя бы стуком в дверь ее комнаты, где она заперлась. Поэтому Сатурнин принял меры безопасности. Он запер Милоуша в комнате, а ключ спрятал. К сожалению, он не помнит точно, куда он вечером положил его, и ему придется его поискать. Он полагает, что Милоушу придется в своей тюрьме пробыть часов до семи вечера, так как до этого времени Сатурнин будет занят другими, более важными делами, чем искать ключ.

Следовательно, мне пришлось принять к сведению, что Милоуш весь день будет заперт, и я не могу сказать, что это отрицательно отразилось на моем хорошем настроении. Между тем тетя бродила по всему дому как привидение и пыталась всеми возможными ключами отпереть дверь комнаты Милоуша. Она швыряла об пол всеми предметами, попадавшими ей под руку. Потом она заявила, что в этом доме ноги ее больше не будет.

Когда мы после обеда уходили в лес — дедушка, доктор Влах, Барбора и я — тетя стояла на террасе и пыталась попасть в открытое окно Милоуша печеной картошкой. Действительно это ей удалось, но Милоуш испортил ей удовольствие, появившись у окна и выбросив небрежным движением картошку вон.

На опушке леса дедушка предложил нам разделиться на две группы. Таким образом мы найдем больше грибов, чем нашли бы оставшись в купе. Доктор Влах с улыбкой сказал, что это добром не кончится, потому что все мы перессоримся из-за того, кто пойдет с мадемуазель Барборой. По мнению дедушки, это могло бы кончиться даже хуже. Ведь на свете были уже войны из-за женщин, по красоте не годившихся Барборе и в подметки. В конце концов, мы решили метать жребий.

Сначала мы обдумывали, каким образом это сделать, и Барбора сообщила, что у нее есть спички. Она повернулась к нам спиной, и было слышно, как она отламывает головки спичек. Потом она сказала, что те, которые вытащат спичку без головки, пойдут вместе, а те, что с головкой — тоже пойдут вместе. Спички будем тянуть по старшинству.

Дедушка некоторое время притворялся, что никак не может решиться, а потом вытащил спичку без головки. Когда тащил спичку доктор Влах, я изо всех сил старался внушить ему вытащить такую же спичку как у дедушки, Я так усиленно об этом думал, что это было написано у меня на лице. Дедушка на меня посмотрел и рассмеялся. Доктор Влах закрыл глаза и вслепую схватил одну спичку, потом, как будто раздумав, выпустил ее и схватил другую. Она тоже была без головки. Мое желание исполнилось, и продолжать жеребьевку не имело больше смысла. Потом мы распрощались. Дедушка с доктором Влахом пошли по направлению к „Святому“, а мы с Барборой направились к нависшей скале, называющейся Балкон. Через несколько мгновений оба старика исчезли с глаз.

В первый раз мы были одни. Мы молча шли лесом, и мной овладевало какое-то смущение. Я не мог избавиться от мысли, что мадемуазель Барбора не в восторге от результата жеребьевки. Может быть ей приятнее было бы пойти с дедушкой или с доктором Влахом. Естественно, это меня огорчало. Я объяснял себе это тем, что у нее уже был плохой опыт с назойливым Милоушем, но ведь со мной ей нечего было бояться. Она ведь знала, что вести себя как победитель женских сердец типа Милоуша я не был способен.

Мы шли медленно, чтобы не натруждать мою не совсем еще поправившуюся ногу. После дождей лес был полон влаги, свежести и благоухания. мы поднимались через небольшие, нагретые солнцем вырубки и время от времени поворачивались, чтобы поглядеть, виден ли еще дедушкин дом. Потом Барбора нашла первый гриб и совсем по-детски обрадовалась ему. Она разговорилась и снова стала такой же милой как утром.

Мы отошли друг от друга на расстояние приблизительно двадцати шагов и веселым ауканьем сообщали друг другу о находке гриба. Потом, на краю небольшой поляны, я нашел целую семейку примерно пятнадцати белых грибов. Я хотел было издать победоносный крик, но потом, с великодушием всех влюбленных, решил умолчать о находке и устроить так, чтобы весь этот грибной клад нашла мадемуазель Барбора. Я представлял себе, как она обрадуется. Сев на пенёк я закричал в её сторону, что у меня болит нога, и я не могу идти дальше.

Она прибежала с озабоченным видом, предложила отдохнуть и извинилась за то, что забыла про мою ногу и шла слишком быстро. В эту минуту мне было стыдно, что я так обманываю её. Она села на мох и посмотрела в ту сторону, где находились грибы. Радостного крика не последовало. Вместо того она пытливо посмотрела на меня и спросила, как я себя чувствую. Я не мог понять, как это она не видела грибов. Мы посидели еще некоторое время, потом она поднялась, и сказала, что надо идти дальше. На грибы не обратила ни малейшего внимания, и я не знал, что делать. Барбора смотрела на меня, и в глазах ее мелькали плутовские зеленые огоньки. Потом она попросила меня самому собрать грибы. Рассмеявшись, мы вдвоем бросились собирать их. Корзина была почти доверху полной, и мадемуазель Барбора предложила по-настоящему отдохнуть на полянке, не притворяясь, что нога болит.

Это было чудесное залитое солнцем местечко, где росла низкая трава, такая, какая бывает на горных лужайках. Мы долго лежали и прислушивались к звукам леса. С неуверенностью городских жителей мы пытались отгадать названия птиц, поющих и кричащих на косогорах. Мне кажется, что нам удалось правильно назвать только кукушку. Она куковала долго, и мадемуазель Барбора очень мило подражала ей. Потом она легла на спину, закрыла глаза, и я мог досыта любоваться ею. И вдруг я увидел нечто, наполнившее моё сердце безумной радостью. Кармашек на её юбке образовал маленькое углубление, в котором было светло, потому что солнце освещало его через ткань. И там, внутри, освещенные мягким светом, уютно лежали две спички, оставшиеся у мадемуазель Барборы после жеребьёвки. У них не было головок. Милая, хорошая Барбора! Она отломила головку у всех спичек, и дедушка с доктором Влахом не имели выбора. Они должны были идти вместе, сколько бы ни тянули спичек, потому что мадемуазель Барбора хотела идти со мной. Боже, как хорошо жить на свете!

В эту мадемуазель минуту Барбора открыла глаза, чтобы посмотреть, почему я так долго молчу. Она увидела, что я смотрю на спички, и вмиг сообразила, что я раскрыл ее маленький обман. Она порозовела до ушей, и я погладил ее по волосам. Она подняла глаза и мило улыбнулась мне. Потом она вскочила и сказала: „А теперь домой!“

Мы возвращались теплым летним вечером, совместно неся нашу корзину с грибами. Почти всю дорогу мы молчали, и это-то как раз было замечательно. На опушке леса мы остановились. Некоторое время мы смотрели друг на друга и я, глядя на нее, протянул руку кверху ладонью. Секунду она смотрела мне в глаза, а потом, с легким смущением, подала мне эти две спички. Я спрятал их на память.

 

12 

Тетя Катерина обидела дедушку

Доктор Влах глумится над пословицами

Как вести себя на похоронах

Недооцененные пословицы

Мадемуазель Барбора и я смотрим на звезды

Пожалуйста, не разговаривайте

Опять Сатурнин

Что же собственно произошло

Дедушка в этот вечер не рассказывал своей истории. После ужина он ушел в свою комнату, потому что тетя Катерина его обидела. Характерно было то, что она сделала это при помощи какой-то пословицы. Это и явилось причиной того, что доктор Влах, не взирая на присутствие тети Катерины, произнес речь против пословиц.

В нашем мире, сказал он, всё очень хорошо устроено. Люди, жившие до нас и живущие в наше время, позаботились о том, чтобы мы жили с комфортом и не должны были чересчур напрягаться. Например, вы можете не ходить пешком, железная дорога довезет вас, куда вы ни захотите. Вам не нужно карабкаться на горные вершины, вас отвезет туда фуникулер. Нет надобности читать книги, издаваемые в наше время, редактор культурной полосы вашей газеты не только расскажет вам их краткое содержание, но еще проанализирует их и укажет на все ошибки автора. Вам останется только выучить наизусть третью фразу с конца этой рецензии. В ней бывает подведен итог, в форме я бы сказал экстракта всей статьи, и если вы сумеете повторять эту фразу без заикания, сидя за столиком в кафе, вас будут считать опасным критиком.

Вообще же вам совершенно не нужно быть остроумным, мудрым и разговорчивым, потому что об этом за вас позаботились другие. Целыми веками эти люди сочиняли для вас пословицы, поговорки, готовили обороты речи, так что теперь достаточно засунуть руку в карман, вытащить то, что нужно, и вы можете остроумно прокомментировать любую ситуацию.

Однако, надо избегать таких пословиц, которые или непригодны для данного положения, или, наоборот, действуют подобно удару обухом по голове. Это во-первых может оказаться смешным, а во-вторых даже опасным. Например, не стоить говорить человеку, у которого умерли жена и дети, и молния зажгла незастрахованную ригу: „Каждый человек кузнец своего счастья“. Это может сказать только круглый идиот, потому что за такую мудрость этот судьбой преследуемый человек может ему и голову проломить. Очевидно, в таком случае лучше было бы воспользоваться поговоркой „Кого Бог любит, того и наказует.“ Таким уверением вы, безусловно, утешите несчастного. Точно также не стоит говорить человеку, в течение пятнадцати лет ожидающему повышения по службе, которого снова обошли, что „терпение и труд все перетрут“. Сюда видимо лучше годится поговорка „сколько кувшин по воду ни ходит, все равно разобьется“.

Прекрасный случай блеснуть совершенно новыми пословицами представляется на похоронах какого-нибудь знакомого. Здесь вы можете утешить скорбящих родственников, сказав им: „Молодые по выбору мрут, а старые поголовно“. Или остроумно добавить : „Двух смертей не бывать, а одной не миновать.“ Еще лучше громко заявить: „И то будет, что нас не будет.“ За такое неожиданное сообщение вам будут родственники умершего весьма благодарны, и вы безусловно их утешите. Тем более, что не только вы, но и другие будут повторять эти замечательные фразы, так что случайный свидетель вообразит, что все присутствующие — иностранцы, научившиеся языку по разговорнику, где в разделе „На похоронах“ приведены эти жемчужины светского разговора.

Однако, в жизни бывают такие случаи и положения, что тут никакая поговорка не поможет. Плохо будет тюремному надзирателю, если он, руководствуясь пословицей „помоги каждому кто просит“ станет выпускать на свободу всех заключенных. Или еще случай: до вас дошли слухи, что ваш знакомый господин Матоуш работал кассиром какого-то общества и был арестован за растрату. Вы будете по меньшей мере удивлены. Вы всегда полагали, что господин Матоуш честный человек, руководствующийся пословицей „береги платье снову, а честь смолоду“. И тут вы встречаете другого знакомого господина Марека, который буквально клянется, что знаком с господином Матоушем чуть ли не с детства, что всё это клевета и он никогда не был арестован. Так что был, или не был? Вы начинаете сомневаться, и тут вам на помощь приходит пословица „нет дыма без огня, нет слуха без доли правды“. Из этого вытекает, что какая-то доля господина Матоуша всё же была арестована.

Позднее вы узнаете, что всё это получилось из-за плохо понятой пословицы. Несколько лет тому назад господин Матоуш сказал маленькому мальчику Яну Лукашу, что детей приносит аист. В течение дальнейшей жизни мальчик убедился, что господин Матоуш лгал. И через несколько лет господина Матоуша несправедливо обвинили в растрате исходя из блестящей и логичной поговорки „кто лжет, тот и крадет“.

Поговорку „кто в тебя камнем бросит, в того ты хлебом бросай“ тоже не следует применять в практической жизни. Ещё в библии можно найти пример, когда великан Голиаф даже хлебом не смог бросить в одного юношу по имени Давид, потому что на месте скончался. Грош цена такому совету, и это известно даже сопливым мальчишкам. Их битвы камнями построены на совершенно другой основе.

Отсюда вытекает, что не всё золото, что блестит. Или возьмите поговорку „опаздывать себя наказывать“. Мне известен случай, когда группа туристов опоздала на поезд, столкнувшийся затем под городом Пардубице со скорым поездом. Однажды я аукал в лесу. Случайно в лесу находился лесничий. Он разозлился на меня за то, что я пугаю зверей, и на мое ауканье откликнулся такими словами, что я их здесь не могу повторить. Безусловно, в поговорке „как аукнется, так и откликнется“ ничего разумного нет. Я ведь аукался вполне прилично.

В поговорке „с сыном бранись, за печку держись, с зятем бранись за дверь держись" по-моему нет никакого смысла. Какой дурак, ругая сына, будет хвататься за печку, когда лучше схватить хворостину и как следует ею сынишку поподчивать. А с зятем лучше вообще не браниться, а если уж до того дело дошло, лучше не держаться за дверь, а, наоборот, открыть её настежь и уйти от греха подальше, или, если зятёк не верзила какой-нибудь, вышвырнуть его самого на улицу. Идея добровольных пожарных основана на полном отрицании поговорки „что тебя не жжет, того не туши“. Так как работу пожарных никак нельзя назвать ненужной, выходит, что сама поговорка не нужна.

Естественно, для опровержения правдивости такой общепринятой фразы, какой является поговорка, нужна определенная душевная сила. В этом убедился один мужчина, все костюмы которого были порваны и сам он несколько раз побывал в институте имени Пастэра, так как упрямо настаивал на том, что собака, которая лает, не кусается. Кусались все.

Невозможно не удивляться буйной фантазии людей, выдумывающих пословицы и поговорки. Возьмём к примеру поговорку „корове зайца не догнать“. Это хотя и правда, но ужасно трудно представить себе корову, которая гонится за зайцем. Посудите сами: зачем ей это делать? Такой коровы не найдешь, хоть ты тресни.

Существуют, однако, и такие поговорки, которые до сих пор не нашли признания. Если учесть, что бодрое настроение — пол здоровья, а чистота — залог здоровья, то та и другая пословицы вместе взятые обеспечат полное здоровье. В таком случае почему врачи до сих пор не пользуются этими пословицами для массового лечения больных?

Хотя пословиц у нас столько, что ими хоть пруд пруди, всё же есть люди, которым всё кажется, что их мало. Поэтому они время от времени, среди беседы, дополняют их собственными изречениями вроде того, как „Я считаю, что…“ Их друзья и знакомые бывают ошеломлены тем, чего только они не считают…

Ни в коем случае не надо понимать пословицы буквально. Всем известно, что синица в руке ничуть не лучше журавля в небе. Толку от нее мало и ничего разумного с синицей в руке предпринять невозможно. Точно также не надо дословно верить тому, что „каждая лиса о своем хвосте заботится“. Я спросил об этом лесничего из села Тулешице и получил категорически отрицательный ответ. О хвосте заботится меховщик, продающий вам лису.

Пословицу „сытый голодному не верит“ нужно понимать так, что сытый не верит голодному, что он голоден. Это не значит, что он не должен поверить голодному, что на станции Чешска Тршебова ему следует пересесть на другой поезд, или что прикасаться к проводу, упавшему на землю, опасно для жизни. Уж этому он поверит непременно и не будет провод трогать. В противном случае он доказал бы правдивость изречения „всякий совет к разуму хорош“.

Многим не совсем ясен смысл поговорки „если бы да кабы росли во рту бобы“. Эта поговорка возникла в насмешку людям, которые „после драки кулаками машут“ и при этом говорят: „Если бы да кабы…“ Не принимайте всерьез первую половину поговорки. Во рту никогда бобы не растут, потому что "тогда это был бы не рот, а целый огород“.

Не знаю, предполагал ли доктор Влах последней фразой закончить свой монолог, или намеревался продолжать, как в комнату вошел Милоуш. Фактом остается, что он замолчал и затем пробурчал про себя что-то об узнике на Бездезе. Тетя бросилась к Милоушу, засыпала его вопросами, касающимися его личных переживаний и здоровья и потом побежала в кладовую с явным намерением опустошить её.

Доктор Влах,мадемуазель Барбора, Сатурнин и я вели затем разговор о том, почему в доме до сих пор не возобновилась подача электричества. Мы старались угадать, что собственно произошло. Так как дедушки при разговоре не было, мы выражались весьма профессионально, разобрали все возможные дефекты, начиная со сгоревших предохранителей и кончая электростанцией, смытой наводнением. Мы говорили о том, что из-за многократных попыток зажечь свет мы давно потеряли представление о том, какие лампы и электроприборы включены, а какие нет.

Когда мы уходили из гостиной, тетя Катерина пыталась завернуть Милоуша в одеяло, несмотря на то, что был теплый летний вечер. Милоуш воспринимал все это пассивно и с жадностью глотал пищу, которую тетя ему принесла. В холле Сатурнин спросил, нуждаемся ли мы в чем-нибудь, пожелал нам спокойной ночи и ушел в свою комнату. Мы поднимались по темной лестнице на второй этаж, слушая поучения доктора Влаха о глазной болезни, называемой куриная слепота. Затем доктор ни с того ни с сего продекламировал нам стихи о темноте, спавшей на мраморных столбах и о короле Саламоне. Потом о заявил, что будь он молод, он непременно пошел бы с нами на террасу, но пожилым людям это вредно. Он поклонился на манер дворянина и попытался в стихах пожелать нам спокойной ночи. Потом он исчез в своей комнате.

У нас, правда, не было никакого намерения идти на террасу, пока доктор Влах не надоумил нас. Я безусловно не решился бы пригласить мадемуазель Барбору на терраску, но теперь мне это показалось совсем нетрудным и естественным. Таким образом мы с мадемуазель Барборой почти целый час смотрели на звезды и большей частью молчали.

Мадемуазель Барбора уже пошла спать, дом затих, и за окном шумел лес. Я лежал в кровати и спать мне не хотелось. Я курил сигарету, глядел в темноту и думал о мадемуазель Барборе, о себе и о том, правильно ли я вел себя на террасе. Иногда мне кажется, что в сношениях с женщинами я веду себя как безнадежный дурак. Я представил себе, что сказал бы Милоуш, если бы узнал, что в течение часа я смотрел на звезды с девушкой, которую я люблю, и даже не попытался ее поцеловать.

Это не значит, что мнение Милоуша меня как-то особо интересовало. Гораздо больше меня интересовало мнение мадемуазель Барборы на этот счет. Когда-то, еще будучи студентом, я потерял девушку, которая мне очень нравилась. Это была красивая и милая девушка, но она была разочарована моим слишком корректным поведением. Я был очень огорчен из-за этого и с юношеской искренностью решил перемениться, однако не переменился. О любви у меня имеются свои понятия и мечты, и я слишком долго ждал исполнения их, чтобы от них отказаться.

Может быть это наивно, но про себя я решил, что когда я найду девушку, которую я буду любить и которая полюбит меня, мы не будем говорить о нашей любви. Всякие разговоры здесь лишние, а молчать так хорошо! Слишком часто об этом говорилось, и слова поэтов утеряли свое значение в устах брачных аферистов

Парикмахер с нашей улицы и одновременно актер-любитель стоит на коленях перед супругой директора школы и говорит: „Я люблю вас, madame", произнося в конце слова „е“. Супруга директора в парике, надетом вкривь и вкось, потеет, вздыхает и заявляет в сторону публики: „И я вас, месье, люблю“ — точно таким тоном, как-будто она говорит: „До чего же здесь жарко!“

В моей часовне любви висит табличка: „Пожалуйста, не разговаривайте!“

Делайте глупости, плачьте и сходите с ума от радости, страдайте и умирайте от любви, но не разговаривайте.

Так что не знаю, вел ли я себя правильно на террасе, но я знал, что никогда не сумел бы украсть у мадемуазель Барборы поцелуй. Когда настанет та минута, о которой я мечтаю, я не поцелую ее, а мы с ней поцелуемся.

Темнота в комнате сменилась лиловым светом молнии, и внезапно, со скоростью обычной только в горах, на дворе разразилась гроза, Я закрыл окно и слушал, как дождь барабанит по стеклу. Думая обо всем, что произошло с момента моей первой встречи с мадемуазель Барборой на теннисной площадке, я Бог знает почему вдруг вспомнил о чем-то, что впоследствии оказало решающее влияние на дальнейший ход событий этой бурной ночи.

Когда я в мыслях добрался до воспоминаний о нашей, полной приключений, поездке на автомобиле через затопленный мост и о разбушевавшейся вскоре после этого грозе, у меня как при взмахе волшебной палочки вдруг возникла перед глазами картина вместе с маленькой деталью, которая тогда ускользнула от моего внимая и о которой я ни разу потом не вспомнил. Это настолько меня взволновало, что я сел.

Да, без сомнения я вспомнил все совершенно ясно. На дворе тогда бушевала гроза точно также как сейчас. Под прикрытием въезда мы выходим из машины — я медленно и с трудом, потому что у меня повреждена щиколотка, Сатурнин помогает мне, берет меня под руку с правой стороны, мадемуазель Барбора запирает машину и затем по-дружески поддерживает меня с левой стороны. Все мы хохочем под гул грома и медленно входим в холл, минуя распределительный щит с массой предохранителей, как вдруг раздается оглушительный раскат грома, и из щита вылетают искры. Сатурнин от испуга вздрагивает, и мы снова начинаем хохотать. Со второго этажа раздается голос доктора Влаха.Я слушаю, что он говорит, но одновременно краешком глаза вижу, как Сатурнин правой свободной рукой выключает главный выключатель на распределительном щите.

Потом эта, с первого взгляда незначительная, подробность погружается на самое дно памяти, и воспоминание о ней не отзывается даже тогда, когда мадемуазель Барбора заявляет, что тока нет. Я не вспомнил об этом даже сегодня вечером, когда мы задавали себе вопрос, почему до сих пор не возобновилась подача электричества.

Если мое предположение правильно, тогда все ясно. Удивительно, как дедушка не догадался в чем дело. Сатурнин из предосторожности, а может быть невзначай выключил электричество во всем доме. Потом он или забыл про это, или нарочно оставил нас в таком затруднительном положении. Тогда все трудности, связанные с полевой кухней и спотыкания на неосвещенной лестнице падут на его голову.

Меня редко осеняет хорошая идея, но если такое случится, у меня появляется навязчивое желание проверить, правильна ли она. Таким образом я сделал то, чего не надо было делать. Я надел халат и отправился включать электричество.

 

13 

Раздается звонок

Переполох на втором этаже

У меня нет зонта

Стрельба как на ярмарке

На меня напали

Сатурнин лжет

Кто это разговаривает по-испански?

Я встал и тихонько вышел из комнаты. В коридоре вспышки молний чередовались с абсолютной темнотой. До распределительного щита в холле я мог добраться двумя путями. Пойти направо и спуститься по парадной лестнице, или свернуть налево и сойти по черной, винтовой лестнице. Этот способ показался мне более подходящим по двум причинам. Во-первых, парадная лестница была деревянная и иногда очень скрипела. Во-вторых, мне пришлось бы по пути к ней миновать спальни остальных гостей, в то время как винтовой лестницы я мог достигнуть без труда, а расстояние к холлу преодолеть на первом этаже, минуя кухню, кладовую и другие помещения, ночью пустующие.

Я выбрал второй путь и беспрепятственно добрался до распределительного щита. Подождав несколько секунд пока молния не осветила предохранители, счетчик и главный контакт, я положил руку на рычаг.

Вспоминая об этом сейчас, я задаю себе вопрос, почему я лучше не остался в кровати. Я отчетливо представляю себе, чего всего я мог избежать, если бы включил ток утром после завтрака. До чего безрассудны люди, пытающиеся взглянуть за туманную завесу будущего. Ведь им не дано знать даже того, что ждет нас в ближайшие секунды.

„Вы будете счастливы в браке и на старости лет будете страдать от болезни печени“, говорит ясновидящий и не знает,что через час его самого задавит автобус.

Когда я повернул рычаг главного выключателя, зажглись все лампы в холле и в ту же секунду на весь дом пронзительно заверещал звонок. От испуга я не мог перехватить дыхание. Я молниеносно снова выключил электричество, холл погрузился в темноту и звонок умолк. Наступила глубокая тишина, и мне казалось, будто я слышу биение своего сердца, старавшегося наверстать потерянное в момент испуга.

Некоторое время все было спокойно, и у меня появилась надежда, что я могу вернуться в свою комнату, и мне не придется объяснять перепуганной компании, что собственно произошло, но вдруг я услышал, как наверху открываются двери, и до меня донеслись встревоженные голоса. Первый план отступления, возникший у меня в голове, был неплох, и я не виноват в том, что не смог его осуществить. Я хотел было убежать в коридор, ведущий мимо кухни и комнаты Сатурнина к винтовой лестнице и подождать там пока перепуганный народ не разбредется по комнатам, или не спустится в холл, а затем незаметно добраться до своей комнаты.

Остальные события развернулись с такой быстротой, что описание их безусловно займет больше времени, чем заняли они сами. Мой план отступления по черной лестнице развалился как карточный домик в момент, когда раздался звук открывающейся двери комнаты Сатурнина. Если бы Сатурнин знал, что происходит, он безусловно помог бы мне в отступлении, но теперь не было ни малейшей возможности что-либо объяснить ему. Кроме того я неясно чувствовал, что попытайся я прорваться во тьме мимо Сатурнина, не миновать мне прямого удара в подбородок.

Я услыхал голоса доктора Влаха, Милоуша и тети Катерины. Казалось огромное количество людей собралось в верхней части парадной лестницы. Прошло несколько драгоценных секунд, и затем я рывком добрался до окна, выходящего из холла на газон перед входом в дом, и с размаху открыл его. Не успел я выпрыгнуть из окна, как в лицо мне подул холодный ветер и на голову обрушился такой водопад воды, что я чуть не задохся. На дворе лил проливной дождь, и у меня, естественно, не было зонта.

В ту же секунду небо засветилось от новой молнии, и группа людей, собравшихся на верхнем конце лестницы, увидела темный силуэт на фоне освещенного окна. Тетя Катерина от ужаса завопила, а доктор Влах попытался зажечь спичку. Она почти тотчас-же погасла на сквозняке, возникшем из-за открытого окна, но успела осветить то, от чего у меня застыла кровь в жилах. У Милоуша в руках была дедушкина двустволка, и он как раз заряжал ее патронами.

Я согласен с тем, что в продолжении всего этого времени я вел себя неразумно. Я мог в самом начале крикнуть, что ничего не случилось, что очевидно дефект в электропроводе починили, и на звонке образовалось короткое замыкание и что утром во всем разберемся. Глупо, что человек часто бывает задним умом крепок. Хоть бы я закрыл окно!

На дворе снова сверкнула молния, и я отпрянул от окна, чтобы не сделаться мишенью для Милоуша. Кажется в этот самый момент Милоуш стал медленно спускаться с лестницы с заряженным ружьем в руках и держа палец на курке. В темноте я услышал шарканье его ног, и у меня мелькнула мысль, что он не лишен определенной храбрости. По-видимому, подумал я, он хочет отличиться перед мадемуазель Барборой. Дальнейшие события показали, что Милоуш был вне себя от страха, и тем более удивительно было, что несмотря на это он спускался в кромешной темноте в холл, хотя и предполагал, что внизу притаился грабитель или убийца.

В ближайшую секунду тишину прервала целая лавина звуков. Удары следовали друг за другом с такой быстротой, что уследить за ними было почти невозможно. Сначала все небо озарила молния, гром загремел где-то совсем близко от дома, по холлу пробежала холодная струя воздуха, и открытое окно из-за сквозняка само захлопнулось с такой силой, что все стекла со звоном посыпались на пол. Тетя Катерина взвизгнула, кто-то с грохотом скатился с лестницы, в темноте блеснул огонь, и выстрел из Милоушиного ружья загремел по всему дому с такой силой, что на несколько секунд я был совершенно оглушен.

„Вы что, с ума сошли?“ раздался дедушкин голос на лестнице, и прежде чем кто-либо успел ему ответить, в темноте загремел второй выстрел. Мне показалось, что кто-то дунул мне в лицо, и целая стайка дроби врезалась в штукатурку над моей головой со звуком, похожим на свист бича. Я не мог понять, во что Милоуш стреляет, так как тьма была кромешная, и Милоуш ничего не мог видеть. Я чувствовал, что дело зашло слишком далеко и решил снова включить электричество, что бы ни случилось. Правда, Милоуш уже выстрелил из обоих стволов, но я не мог знать, нет ли у него еще патронов в кармане пижамы. Я сделал два шага по направлению к распределительному щиту, как вдруг из темноты на меня набросилось какое-то чудовище, и спустя несколько секунд мы оба валялись на полу в холле. Я говорю чудовище, потому что нападение было ужасным, и сначала я и понятия не имел о том, что это Сатурнин. Только после того, как он стал обрабатывать меня согласно классическим правилам джиу-джитсу, мне удалось с трудом прохрипеть:

„Это вы, Сатурнин?“

„Да, господин,“ сказал он смущенно и отпустил меня.

Поднявшись с большим трудом я сделал в темноте несколько шагов по направлению к распределительному щиту и только тогда, когда я налетел на плетеное кресло, я понял, что нахожусь на противоположной стороне холла. Между тем Сатурнин, руководствуясь своим безошибочным инстинктом, нашел то, что я искал, и повернул рычаг главного выключателя. Холл заполнился ярким светом и общество, собравшееся на лестнице, спускалось вниз при непрекращающемся пронзительном звуке звонка. Это было похоже на пародию торжественного шествия придворных в какой-то плохой опере. Лица всех выражали смятение, только одна Барбора еле-еле держалась, чтобы не рассмеяться. У Милоуша на лбу красовалась огромная шишка и казалось, что он хромает. Звонок дребезжал без всякого смысла. Надо сказать, что я не совсем уверен, есть ли в звонке, когда он молчит, какой-нибудь смысл.

„Кто это звонит, черт побери?“ вскричал дедушка, и взор всех устремился на входную дверь, как-будто там вот-вот появится Ринальдо Ринальдини. Сатурнин подошел к двери, открыл ее, выглянул наружу и недоумевающе завертел головой. Потом нас всех удивила мадемуазель Барбора.

Она сказала Сатурнину: „Разрешите пройти“, вышла на улицу, и звонок тут-же замолчал. Она вернулась со словами: „Я думаю, что весь этот переполох произошел по моей вине, но мне и в голову не пришло, что господин Милоуш станет палить именно в звонок.“

Милоуш проворчал в ответ, что он не стрелял в звонок, а дедушка подтвердил его слова, сказав, что Милоуш явно стрелял в стенку. На полу валялась растоптанная ногами штукатурка, и воздух был полон запаха пороха. Затем дедушка спросил мадемуазель Барбору, что она подразумевала под словами, что весь этот переполох произошел по ее вине. Она показала ему спичку, срезанную с одного конца, сказав, что этой спичкой она хотела предупредить нас о том, что подача тока возобновилась. Для этого она нажала на звонок и вставила в него клин из спички. Это она сделала потому, что мы слишком часто пытались установить, действует ли электричество, и теперь не знаем, какие электроприборы включены, а какие нет. Следовало бы сразу проверить, включены ли электроприборы, печки и тому подобное, чтобы предотвратить пожар. Дедушка сказал, что это весьма предусмотрительно, однако для него остается загадкой, кто собственно выключил главный выключатель после того, как зазвонил звонок, кто выбил окно и почему я дрался с Сатурниным. Прежде чем я успел ответить, отозвался Сатурнин. Он заявил, что это сделал он сам. Окно было плохо закрыто и от ветра хлопало. Тогда Сатурнин встал и пошел его закрыть. И в этот момент, когда он этим занимался, вдруг зажегся свет и одновременно зазвонил звонок.Так как на дворе не было ни души, Сатурнин подумал, что где-то произошло короткое замыкание, и поэтому он выключил главный выключатель с тем, чтобы утром осмотреть проводку. Потом он вернулся к открытому окну, и из-за ветра и грома не услышал голосов и хлопанья дверей во втором этаже. Он закрыл окно и в эту минуту, когда он хотел отправиться спать, прогремел выстрел господина Милоуша. Затем к нему донесся голос господина директора и сразу после этого господин Милоуш выстрелил во второй раз.

Он слегка испугался и прежде чем успел опомниться, на него неожиданно напал его господин, который видимо спустился по черной лестнице, чтобы голыми руками обезвредить мнимого грабителя.

Не в моем интересе было перечить Сатурнину, так как здесь была опасность еще больше запутать всю эту историю. Мне только хочется сказать, что я в жизни не встречал человека, умеющего так виртуозно врать как Сатурнин.

Мадемуазель Барбора посмотрела на меня с нескрываемым интересом и потом заявила, что у меня все волосы в штукатурке. Этим самым внимание всех было направлено на строптивого волшебного стрелка и наконец было установлено, что Милоуш вообще не собирался стрелять, и уж совсем не в стенку. В первый раз он выстрелил, когда поскользнулся и покатился вниз по лестнице. Потом ружье зацепилось за перила, и когда он попытался его вытащить, ружье само выстрелило, хотя он даже не дотронулся до курка.

Теперь все стало ясно, однако тетя Катерина продолжала сидеть на ступеньке, испуганно глядела по сторонам и бормотала: „Не морочьте мне голову, я в жизни этому не поверю.“ Мы пожали плечами и почувствовали, что сказать тут больше нечего.

Ненадолго воцарилась тишина, а потом мы с ужасом посмотрели друг на друга. Из гостиной доносились незнакомые голоса. Тетя Катерина завопила , что она так и знала, чем все это кончится, и доктор Влах попросил ее замолчать.

В гостиной приглушенно бранились двое мужчин. Я не понял ни слова из их страстного разговора, но присутствие чужих людей в дедушкином доме меня обеспокоило. Мадемуазель Барбора внимательно прислушалась и потом прошептала: „Они говорят по-испански.“

„А не стоит ли выключить радио?“ спросил доктор Влах.

Мы все удивленно посмотрели на него, и Сатурнин отправился в гостиную выключать радио. Нам было немножко стыдно за наш испуг, и дедушка поставил точку за событиями этой ночи словами: „Сейчас же спать!“

 

14 

Приятное пробуждение

В ожидании нового моста

Тетя делает попытки помириться с дедушкой

Старые, хорошие времена

Воспоминания старого солдата

Дедушка и дворянин в историческом костюме

Седой генерал

Дедушка забыл рассказать о графине

Утром, после ночи, полной сумбурных событий, меня разбудил звук камешков, падающих на пол моей спальни. Под окном стояла мадемуазель Барбора, и когда я выглянул в окно, она как раз искала новый камешек. На безоблачном небе сияло солнце, и было жаль каждой минуты, проведенной в комнате.

Мадемуазель Барбора спросила меня, не собираюсь ли я проспать до обеда. Все остальные уже позавтракали, а дедушка вот-вот вернется с утренней прогулки. Я быстро оделся и встретился с Барборой в гостиной, чтобы выпить чашку почти остывшего кофе.

От Сатурнина я узнал, что дедушка ушел в лес очевидно для того, чтобы не встречаться с тетей Катериной. Было ясно, что он все еще сердится на нее.

Мадемуазель Барбора сообщила мне, что запасы продуктов заметно уменьшились, и ей неизвестно, что мы будем делать, когда съедим последнюю картошку. По ее словам тетя Катерина вчера разгромила кладовую потрясающим образом, и господин Милоуш проглотил такое количество пищи, как-будто он сидел взаперти и голодал не сутки, а по крайней мере неделю. Она спросила меня, каково мое мнение на счет того, если кто-нибудь переплывет реку и попытается принести из города пищу.

Вообще-то переплыть реку было не так уж трудно. Трудно было переправить на другой берег одежду, без которой появиться в городе тому, кто рискнет предпринять это путешествие, невозможно. Доставка же купленных продуктов через реку тоже была нелегким делом.

В самый разгар нашей беседы вернулся дедушка, выразивший надежду, что ничего такого предпринимать не придется. Четыре года назад был мост сорван наводнением, и тогда он договорился с городским строителем, что при повторении такой аварии последний приступит к постройке нового моста не дожидаясь, пока дедушка переплывет реку, посетит его в бюро и попросит составить смету строительных работ. А так как вода в реке почти спала, то можно предположить, что вскоре на противоположном берегу появятся рабочие господина Новотного и начнут работать. Дедушка даже видел прошлым летом на открытом складе господина Новотного деревянный материал, предназначенный для этой работы. Тогда он еще в шутку предложил предпринимателю заключить пари о том, будет ли вообще дерево использовано для этой цели, или сгниет на дворе.

Затем дедушка обратился к Барборе с вопросом, сколько дней мы сможем продержаться, и она ответила, что если будем питаться экономно, то дня четыре. Через минуту пришла тетя Катерина, но дедушка даже не посмотрел на нее. Это ее нисколько не обескуражило, и весь день прошел в ее попытках примириться с дедом.

Я никогда не понимал тетю Катерину, и если бы я не знал ее, я никогда бы не поверил, что один и тот же человек может показывать себя в столь различных обликах. Она могла быть слащавой и вкрадчивой, а затем, внезапно, невероятно жестокой, высокомерной и мятежной, потом вдруг становилась заискивающей, излишне предупредительной, или прямой до грубости. Она лихорадочно жаждала денег, и когда они у нее появлялись, она тратила их молниеносно и я бы сказал просто по-идиотски, если бы мое хорошее воспитание позволило так выражаться. Чтобы добиться дедушкиного прощения она вела себя просто невыносимо и испортила этим весь дедушкин вечерний рассказ.

Когда мы после ужина сели в кружок в гостиной, и дедушка приготовился поделиться с нами своим воспоминанием о молодости, тетя Катерина уселась прямо против него и в течение всего рассказа говорила почти одновременно с дедушкой. Она прерывала его возгласами восхищения, громко высказывала свой страх за него, когда он рассказывал о грозившей ему опасности, радовалась его успехам, и мы все удивлялись, почему дедушка не попросил ее выйти из комнаты. Этому нашлось бы только одно объяснение. Я уже упоминал здесь, что дедушка забавляется тем, как его родственники изо всех сил стараются добиться его расположения. Очевидно судорожные усилия тети Катерины его тоже забавляли. Во всяком случае он все это стерпел и довел свой рассказ до конца.

Он был хороший рассказчик и умел создавать какую-то особую ностальгическую атмосферу, возникающую при воспоминаниях стариков о давно ушедшей молодости. Да, хорошие были тогда времена! Раньше я думал, что хорошие времена были когда-то в конце прошлого века, и именно тогда хорошо жилось на свете. Потом я убедился, что дедушкины хорошие времена были совершенно в другое время, чем хорошие времена моего отца. Я встречался также с относительно молодыми людьми, которые утверждали, что хорошие времена были не так уж давно, и я их сам помню. Это казалось каким-то запутанным и противоречивым. Позднее я понял, что хорошие времена были тогда, когда человек, рассказывающий о них, был молод. Это значит, что хорошие времена переживает сейчас наше поколение. Удивительно!

Итак, дедушка рассказывал, а мы слушали, Это были времена, когда многих из нас еще и на свете не было. Мы гадали, каким собственно был королевский мундир и никак не могли установить, сколько стоил в пересчете на наши деньги один золотой и двадцать грошей. Тетя тихо свистнула, покачала головой и сказала, что в те времена это были большие деньги.

Дедушка рассказывал о том, как он пошел на войну, и как войско двинулось в поход в чудесную страну, где цветут лимоны. Мир был огромный и прекрасный, небо было голубое, у женщин были манящие глаза, и дедушка был центром вселенной. Всё ему удавалось.

Еще бы, воскликнула тетя Катерина, тебе всегда всё удавалось, и это хорошо! Затем дедушка рассказывал о генералах, и нам казалось, что генералы тогда подразделялись на две группы: на генералов чужих, которые ходили по белу свету только для того, чтобы дедушка мог их взять в плен вместе со всем их штабом, и на генералов своих, которые здесь были для того, чтобы похвалить дедушку за удаль перед лицом всего войска. Графини сидели в своих белых, окруженных пиниями, замках и только и мечтали о том, как бы на смерть влюбиться в дедушку. Судьба не уставала придумывать события и невероятные случайности, в которых дедушка играл всегда блестящую роль. Он был в чине всего лишь сержанта, но все знали, какая сила в нем скрывается. У него были воинственные усы и сверкающие глаза и женщины… Ах, что тут вспоминать!

Тетя попыталась плутовски сощурить глаза и поинтересовалась, было ли обо всём это известно бабушке. А вино! продолжал дедушка, Боже, сколько там было вина! Оно тоже сыграло немалую роль в той истории, когда дедушка спас жизнь генералу и когда в него влюбилась графиня. В дедушку, конечно, не в генерала.

Ночь была замечательная, майская, легкий ветерок шелестел в рощах, и дедушка почти в одиночку, героически добыл пустое село. Над селом, на небольшой горке, возвышался опустевший замок, и его погреба были полны вина. Подъехал адъютант и вскоре после него сам генерал со своей свитой. А, старый знакомый, — сказал он дедушке и назвал его по имени. Затем он вошел в замок. Дедушка, хотя весь день провел в седле, бродил вокруг кипарисовых рощ и прислушивался к звукам южной ночи. Всюду было как-то уж слишком спокойно, и это дедушке не нравилось. Врага не следует недооценивать.

В эту минуту дедушка отвлекся и стал рассказывать о кознях и происках врага, о хитрых ловушках, о случайных и счастливых внушениях, спасших массу жизней. Всюду были потайные двери, полы, которые проваливались под ногами, погреба, заполненные от отказа бочками с порохом. Всюду подстерегала смерть. (Тетя Катерина дрожала за дедушкину жизнь, и доктор Влах предложил ей закутаться в одеяло).

Опасно было глядеть в сверкающие глаза женщин, так как они играли с вами игру, похожую на ту, что сыграла Шарка с Цтирадом. Дедушка больше любил грохот битвы, чем подозрительную тишину, которой суждено было внезапно прерваться от выстрела из-под укрытия.

Дедушкин рассказ был очень увлекательный, и мы все испугались, когда при слове „выстрел“ тетя Катерина взвизгнула. Не хочу преувеличивать, но по-моему испугался и дедушка. Он слегка нахмурился, но потом продолжал рассказывать.

Было что-то трогательное в этом рассказе старого солдата. Когда он вспоминал названия мест, деревень и городов, названия и даты битв, его глаза блестели и невзначай он пользовался военными терминами пятидесятилетней давности. Казалось, будто в комнате тихо звучит марш Радецкого.

Так вот, была прекрасная и тихая ночь. Даже чересчур тихая. Солдаты отдыхали у гаснувших костров, кипарисовые рощи благоухали, и лошади время от времени ржали. С картины в потемневшей раме на офицеров, ужинавших в зале за длинным дубовым столом, задумчиво глядел дворянин в средневековой одежде. Пламя горящих свечей плясало и отражалось в бокалах, в которые наливали вино. Офицеры не пили, так как первым должен был поднять бокал генерал. Но в те времена нехорошо было пить первым тому, чья жизнь была самая ценная. Это было опасно.И так как опасность была именно здесь, дедушка уже не бродил по темным кипарисовым и пиниевым рощам, а стоял тут, рядом, готовый задержать руку генерала, подносящего бокал к устам. Слишком много вина было отравлено, и поэтому дедушка был первым, кто выпил бокал вина за здравие генерала. Бог знает, кто выпил последний бокал, их было несметное количество.

Свечи таяли, полыхали, и старый дворянин задумчиво глядел с картины. Вино заглушало тоску по родине, глаза офицеров блестели от вина, а из уст вырывались слова песен о новых победах. Засветились и глаза генерала под седыми бровями, и щеки покрылись легким румянцем. Вино разогнало кровь в членах, одеревеневших за день, проведенный в седле. Старик с удовольствием глядел на своих офицеров. Он любил их всех так, как только старый человек может любить молодых, полных жизни людей, в которых он верит, как верит в то, что они поднимут стяг, когда он по воле Божьей выпадет из его рук.

Солдаты носили вино, ставили новые свечи, а старый дворянин задумчиво глядел с картины. Вино текло, и ночь убывала. От виноградной лозы заплетались языки и мысли путались в заколдованном круге. Сладкая усталость разливалась по жилам, и члены налились свинцом от вина и прошедшего трудного дня. Бесконечной казалась дорога, белая пыль которой попадала в глаза и застревала в горле. Бесконечная дорога, окаймленная пыльными деревьями и одинокими колодцами, к которым может быть ходили за водой библейские женщины, Но нужно было ехать всё дальше, до темноты, прямо сюда.

Вино сполоснуло пыль с горла и взывало ко сну. Лица, обожженные солнцем, склонялись на холодную доску дубового стола, в бокалах стояло недопитое вино, свечи догорали. Старый генерал сидел прямо на почетном месте у стола, его глаза блестели под седыми бровями и ободряюще смотрели на тех, кто не поддавались ни вину, ни усталости.

Бледный дворянин в средневековой одежде тихо глядел с картины. Он смотрел на всех, на него не смотрел никто. Никто кроме дедушки. Дедушке не нравилось его средневековое лицо с задумчивыми глазами и не нравилась жесткая черта вокруг рта. Это наверное был злой человек и хорошо, что он спит где-то в церковной крипте под тяжелой мраморной плитой. Он наверное давно уже истлел в могиле, а душу унес дьявол в ад. Это уж наверняка, голубчик, как ни вертись и будь ты при жизни хоть членом святой инквизиции. Там, на том берегу, это недействительно. Как посмотришь, у тебя все равно вид человека, способного хладнокровно наблюдать за тем, как осужденного сжигают на костре.

Дедушка поправил фитиль и направился к генералу, чтобы долить ему вина в бокал. Вернувшись на свое место у двери он ругал себя за то, что из-за этого паршивца на портрете он оскандалился и разлил вино. Я же не пьяный, рассуждал про себя дедушка, однако я не могу вынести взгляда его мерзких глаз. Смотрит и смотрит, и мне придется его убить. Злость в перемешку с предчувствием чего-то нехорошего возрастала в его груди и ледяной рукой сжимала горло. Свечи горят, вино искрится, смерть бродит вокруг. В эту секунду дедушка выхватил пистолет и выстрелил. Пуля пробила дырку на гордом челе дворянина, и вслед за этим картина упала со стены, а за ней упал мужчина.Ну да, за картиной была ниша, а в ней враг, поджидавший, когда вино сделает то, чего не смогло сделать его оружие. Офицеры, проснувшиеся от выстрела, спокойный и решительный генерал, крики стражи, замок, окруженный врагами, и дикая битва на саблях под оливами, мертвые товарищи, символически падающие с коней в лавровые кусты — ход всех этих событий в устах дедушки все ускорялся. Старик слегка запыхался, и рассказ становился все путанее. Например, сначала он рассказал, что трубач протрубил „На коней!“, а потом „С коней!“, так как он позабыл протрубить „Седлать!“ Так что снова пришлось протрубить „На коней!“ Они долго бешено скакали , пока снова не очутились на пыльной белой дороге, обрамленной библейскими колодцами. И тогда, перед целым войском, генерал подошел к дедушке и…

Дедушка совершенно позабыл рассказать о том, как в него влюбилась графиня.

 

15 

Сближение с мадемуазель Барборой

Заколдованный шезлонг

Милоушины злоключения

Тетя Катерина мечтает о карьере писательницы и рассказывает сюжет романа о „Цветике Марте“

Милоуш тоже мог бы стать литератором, недостает только одного.

Мадемуазель Барбора переселилась с готовкой на кухню. Она призналась, что ей не особенно хотелось, так как на дворе готовить было даже интересно. Я не удивляюсь. После проливных дождей на дворе стояла солнечная погода.

Дни проходили в приятной атмосфере, и для многих ничего особенного не происходило. Но для меня это были замечательные дни. Я понимаю, что остальные не могли чувствовать того же что я, потому что всё замечательное касалось только меня и мадемуазель Барборы. С каждым днем наша дружба крепла, и нам доставляло радость хотя бы мелочами напоминать об этом друг другу. Конечно, только тогда, когда поблизости никого не было. У нас были общие сигареты, мы откусывали куски от одного и того же яблока и обменивались вещами. Я носил на шее ее красный платок, у нее в кармане спортивного костюма лежали мои портсигар, зажигалка и карманный ножик. Я носил ее металлическое зеркальце, и у нас было всегда масса причин искать друг друга: мне хотелось закурить, а мадемуазель Барборе до зарезу нужно было зеркальце.

Мы вместе просматривали книги в дедушкиной библиотеке, и всегда нам хотелось прочесть одну и ту же книгу. И как ни странно, это нам очень хорошо удавалось. Наши молчаливые свидания на террасе прекратились из-за того, что теплые вечера привлекали на террасу все наше общество, и сеансы с обязательными рассказами состоялись там. У каждого был свой шезлонг, и Сатурнин расставлял их каждый вечер таким образом, чтобы нам с мадемуазель Барборой не беспокоиться о том, будем ли мы сидеть рядом.

Сатурнин вообще человек очень сообразительный. До сих пор мне непонятно, как это получалось, что Милоушин шезлонг ни с того ни с сего в середине рассказа складывался, и светский денди оказывался на полу. Когда это произошло в первый раз, мы все испугались, и Сатурнин услужливо принес Милоушу другой шезлонг. Через десять минут, и он сложился, и Милоуш снова очутился на полу. Это уж дедушке показалось чересчур, и он закричал на Милоуша: „Что ты там вытворяешь, дуралей, ты что, не умеешь сидеть, как следует?“ Милоуш обиделся и ушел.

Вообще Сатурнин выполнял свое обязательство честно, и я думаю, Милоуш еще долго будет помнить дни, проведенные в дедушкином доме. Стараниями Сатурнина он стал действующим лицом какой-то кинокомедии, водевиля, набитого дьявольскими совпадениями и невероятными происшествиями. Удивительно было то, что он упорно молчал и не выдал Сатурнина. Какая-то причина здесь видимо была, Сатурнину же любой труд был нипочем, и мне самому пришлось бы потратить много сил, чтобы рассказать обо всём, чем он потчевал Милоуша. Я помню, как мой драгоценный двоюродный братец бесновался, когда обнаружил, что вместо березовой воды он полил волосы керосином, оказавшемся в бутылке из-под березовой воды, как он чертыхался, и поднял на ноги весь дом, когда, войдя вечером в спальню в полной темноте, поскольку света еще не было, он определил, что в комнате кто-то переставил всю мебель, как он стал сомневаться в своем здравом уме, когда, читая, свои детективы, издаваемые в тетрадях, он никак не мог разобраться в бессмыслицах, возникающих перед его глазами на листах бумаги, так как Сатурнин перемешал все листы отдельных тетрадей, оставив при этом последовательную нумерацию страниц. Интересно, что первый, переделанный таким образом роман, Милоуш прочитал, и ничего не заметил. Он, кажется, даже собирался эту историю рассказать, когда до него дойдет очередь в наших вечерних сеансах. Дело в том, что дедушка настаивал на продолжении наших рассказов, не взирая на электрический свет. Тетя Катерина выразила с ним бурное согласие и принялась рассказывать.

По ее словам я и дедушка рассказывали о событиях, действительно происшедших с нами в жизни, но она не может этого сделать. Ее жизнь была тяжелой и будничной, на ее долю достались только труд и самоотречение, и когда дядя Франтишек умер, она пожертвовала собой ради своего ребенка, Милоуша. Она ни разу плохого слова не сказала в адрес своего умершего мужа и не хочет поминать его лихом, уже ради того, что он был дедушкиным сыном, а дедушку она уважает больше всех людей в мире, но все же не надо забывать того, что семью он не обеспечил в материальном отношении так, как следовало бы. 

Дедушка нетерпеливо задвигался в кресле, и тетя быстро добавила, что она, конечно, сознает, что после мужа осталась фабрика и кое-какие деньжата наличными, но Милоушу надо было дать образование. Дедушка посмотрел на Милоуша как человек, до слуха которого дошла совершенно новая весть. Он недоверчиво завертел головой, но тете Катерине это нисколько не помешало продолжить рассказ.

Она заявила, что даже если семья придерживается иного мнения, ей не за что стыдиться. Фабрика была маленькая, а производство расширилось. Во что бы то ни стало, нужно было прикупить соседнее здание. Из-за этого тетя задолжалась, и после этого пришлось фабрику продать вместе с этим самым соседним зданием. Все непредвзятые люди говорят, что только чудом она так долго держалась над водой, и бремя забот ее не сломило. Естественно, она не могла вести себя как мужчина. Она всего лишь слабая женщина, и никто не заступился за нее. Милоуш был слишком мал для того, чтобы стать ее защитником и опорой. Кроме того она не создана для практической жизни.

Она никогда об этом не говорила, но чем дальше, тем больше она отдает себе отчет в том, что она пошла по неправильному пути, и ее настоящее призвание — это искусство. Она не имела права зарывать свой талант в землю. Еще в школе учителя восхищались ее стилистическими упражнениями и говорили, что у нее незаурядный талант. Ну что ж, видимо этому не суждено было осуществиться. Всю свою жизнь она посвятила другим, и никому и в голову не приходило, что она способна видеть всю глубину человеческих сердец, недоступную для других, и что она живет мечтой описать пером для будущих поколений все то, что так прекрасно звучит в ее душе. Она хотела писать главным образом для женщин, так как только женщина может понять женщину. Может быть читательницы поняли бы ее лучше, чем те люди, с которыми она прожила свою жизнь. Никто не понял ее. Только раз в жизни мимо нее прошла любовь, большая и чистая как горный ручеек, но она была замужем и сказала ему, что они не могут идти рука об руку по жизненному пути.

Часто она размышляла о том, имела ли она право вырвать любовь из своего сердца и разъединить двух людей, связанных святым чувством, но здесь был ребенок, и это ее оправдывает. Он с грустью ушел из ее жизни, и она больше никогда не видела его. Ей страшно подумать, не вогнала ли она его в холодные объятия смерти. Он слишком сильно ее любил.

Потом она старалась забыть. Она склонила голову, не жаловалась на судьбу и терпеливо несла свой крест. Она молчала в ответ на оскорбления, которыми осыпали ее родственники, так как слишком горда для того, чтобы опровергнуть эти сплетни, поскольку они касались лично ее.Но когда сплетничали на его счет, они, которые в подметки ему не годились, тут она не смогла больше молчать. Особенно, когда они говорили, что кроме разбитого сердца он унес с собой ее золотые часы и какие-то серебряные ложки. Знаете,сплетня, это ужасная вещь. О, людская злоба! Но собачий лай луне не вредит. В ее воспоминаниях его имя незапятнанно. Очевидно он эти часы оставил себе на память, или купил за них (тут тетя растроганно помолчала) револьвер. Ну, что ж, зря об этом вспоминать. Она похоронила обе свои любви — его и литературу. Затем тетя предложила рассказать нам сюжет романа, который она хотела написать. Вот что она рассказала нам:

Ее называли Цветик Марта. Она стояла за прилавком среди букетов роз, гвоздик и сирени и упаковывала цветы в шелковую бумагу. Затем она с несмелой улыбкой подавала их элегантным мужчинам, уносившим эти цветы другим женщинам. У нее были глаза как фиалки, ее кожа напоминала лилию, уста были алые как цвет мака, а зубки — белые как подснежники. Кроме того она обладала глубокой душой, и за ней ухаживал с серьезными намерениями молодой человек. Павел не был таким элегантным как мужчины, покупавшие корзины с цветами для оперных певиц, он был простым шахтером. Днем он работал в шахте, а вечером поджидал цветика Марту на углу Водичковой улицы и Вацлавской площади.Они горячо любили друг друга чистой как хрустальный родничок любовью. Марте не мешало, что его костюм хотя и был чист, но сильно поношен. Она искренне любила этого большого сероглазого юношу, жившего только для нее и не боявшегося никакой жертвы, лишь бы она была счастлива. Но, как говорится, из-за привратности судьбы Мартин сон о любви растворился, разлетелся на куски благодаря коварству и фальши, о которых девичья доверчивая душа Марты и понятия не имела.

По воле судьбы она встретилась со своей первой любовью еще со времен посещения училища, с демоническим и циничным Оскаром. Он одурманил ее страстными словами, дьявольски притворился, что с детства ее образ царил в его сердце, обещал ей вечную и верную любовь до могилы. Человек хрупок, но Марта долго не поддавалась на удочку его фальшивых фраз. В конце концов ей пришлось уступить. Она была так молода и неопытна, и нельзя осуждать ее, ибо написано есть „кто из вас без греха, первый нанеси удар“.

После своего безрассудного увлечения по молодости лет она безусловно вернулась бы к своему любимому Павлу, так как он был солнцем ее жизни, но судьба решила иначе. Однажды, когда она вместе с Оскаром выходила из его студенческой квартиры, их увидел Павел. Марта побледнела, и ноги у нее подкосились. Она хотела позвать удаляющегося Павла, но острая боль сдавила ей горло, и все вокруг нее закачалось. Мечта ее жизни лежала в развалинах, и она чувствовала, что ей незачем больше жить на белом свете. Безусловно она упала бы в обморок, если бы Оскар не подхватил ее. Цветочек Марта задрожала от отвращения, ударила соблазнителя кулаком по лицу и убежала.

Долго бродила она по пустым улицам, и сердце ее разрывалось при виде знакомых мест, свидетелей ее встреч в Павлом и их совместного счастья. Только набережной она избегала, так как не уверена была, устоит ли перед зовом реки, манившей ее в свои объятья.

Между тем Павел сидел в своей комнате, подперев голову руками и никак не мог поверить в то, что видел. Ему казалось, что все это был страшный сон и что вот-вот он проснется. Его Марта, его цветик Марта забыла про их любовь, и ему оставалось только принять этот удар судьбы.

Потом он встал и с каменным лицом сжег письма, фотографии и все воспоминания, столь дорогие ему раньше. Только образ Марты он не мог вырвать из своего сердца. Проходили месяца, прошел год и второй, но рана в душе Павла не заживала. Он гулял в одиночку с подавленным видом по улицам города, и друзья не узнавали его. Вечера он проводил со своей домохозяйкой, мудрой старушкой из народа, любившей его как сына. Она утешала его как могла и рассказывала ему содержания прочитанных ею романов, в которых любящие сердца в конце концов воссоединялись и достигали тихого счастья, но Павел грустно улыбался и говорил, что жизнь не роман. Но все же слова мудрой женщины запали в его душу, и он понял наконец, что вел себя неправильно и что его долгом было простить. Только так он мог доказать глубину своих чувств и правдивость своей любви. Собственно говоря во всем была виновата его проклятая страсть в шахматам. Почему он не уделял больше внимания Марте, почему по четвергам оставлял ее одну и спешил в кафе для того, чтобы сыграть несколько шахматных партий? Со стыдом он вспоминал о своей пагубной страсти, пробуждавшейся в нем как только он садился за шахматный столик. В такие минуты, прости Господи, пропавшая пешка была ему дороже Марты. Почему раз в неделю оставлял он Марту одну и этим вогнал ее в объятия Оскара? Да, так это было, и не иначе! В эту минуту Павел более не колебался и решил простить Марту. Ведь домохозяйка была права, говоря, что „один раз, Боже мой, это же не всё время“.

Но жизнь не ждала. Поздно, Павел, слишком поздно ты понял, что было твоим долгом! И таким образом получилось, что Павел тщетно искал цветика Марту в магазине, где она два года назад работала и не нашел ее даже в квартире, где она тогда жила. Он был в отчаянии. Но судьба преподала ему еще один хороший урок, направив его шаги к Старогородской ратуше в тот момент, когда бледная и грустная Марта выходила из зала бракосочетаний бок о бок с мужчиной, которого Павел до этого ни разу не видел. В эту минуту Павел потерял сознание, и его светлое пальто запачкалось от грязи мостовой.

Марта не была счастлива в браке. Она не любила своего мужа, и только надежда на ребенка, ясные глазки которого избавили бы ее от душевной боли, придавала ей силы нести свой крест. Но ее надежды не оправдали себя. Шли месяца, и Марта не чувствовала себя матерью. Единственной ее радостью была музыка. Она сочиняла грустные песни и писала длинные письма Жану Христофу, известному композитору.

Ее супруг любил ее, но он был слишком зауряден для того, чтобы понять всю глубину и сложность ее чувствительной души. Казалось, что счастье Марты потеряно навсегда, но само провидение сняло с нее оковы. Ее супруг заболел и вскоре после этого умер. Перед Мартой, которая искренне грустила из-за его кончины, все-же сверкнул неясный луч надежды, что может быть еще не все потеряно.

Она чувствовала, что Павел все еще любит ее и надеялась, что за деньги, которые оставил ей муж, она сможет помочь Павлу в его трудной жизни шахтера. Она снова стала перечитывать его письма, которые тайно хранила, и пытливо глядела на себя в зеркало с немым вопросом: буду ли я еще нравиться Павлу? Сколько планов и маленьких интрижек она придумала, чтобы встретиться с ним, и не знала, что эта встреча будет одной из самых горьких.

Однажды она зашла в парк имени Кинского, куда они раньше вместе ходили. И там она увидела Павла. Он стоял перед ней на дорожке, побледневший от неожиданной встречи, и тихо смотрел на Марту. Он долго молчал, и тогда Марта тихим голосом стала рассказывать ему о себе, о своем супружестве, и о том, что она никогда не забывала его и что теперь она свободна. Павел задумчиво слушал ее, а потом произнес фразу, навек похоронившую все надежды Марты. Голосом, дрожащим от отчаяния, он сказал: „Я женат“.

Марта глядела в направлении одноэтажного здания, в котором помещался отдел сельскохозяйственного музея, и по щекам ее текли слезы. Потом она тихо спросила: „Ты счастлив?“ Он ответил не сразу, но потом сказал, что супружество без любви не может быть счастливым. Он любил всего лишь раз в жизни. Но сейчас он почти доволен. У него хорошая жена и маленькая очаровательная дочка. Старая рана почти зажила и не стоит вспоминать о том, что безвозвратно ушло. Слишком дорого заплатил он за свое спокойствие.

Когда Марта возвращалась домой, она почти не видела дороги, так как ее глаза были полны слез. И таким образом случилось, что шикарный двенадцатицилиндровый автомобиль зацепил ее и волочил по мостовой несколько метров, отбросив затем на тротуар. Из автомобиля выскочил пожилой мужчина в спортивном костюме и склонился над ее телом, но этого Марта уже не видела. Она пришла в себя в роскошно убранной больничной палате частного санатория. Постепенно перед ней стали всплывать события этого дня. Как в тумане она увидела большой синий лимузин, в последнюю секунду появившийся перед ее затуманенным от слез взором, и затем в ее памяти осталось лишь серое пятно.

Она с интересом осматривала белое помещение, в котором она находилась, как вдруг раздался тактичный стук в дверь, и вошел пожилой седовласый мужчина величавой осанки. Он представился ей как фабрикант Скáла и выразил сочувствие по поводу травмы, нанесенной ей его автомашиной. К счастью ранение не тяжелое, и по мнению главврача останется без последствий. Он попросил Марту не волноваться и обещал прислать ей книги, вино и фрукты. Если ей придется по душе дружеская беседа, он с удовольствием будет посещать ее ежедневно. Он конечно считает своим долгом оплатить все расходы, связанные с лечением, и надеется, что после выздоровления Марта не откажется отдохнуть в его доме на берегу реки Сазавы.

При нормальных условиях Марта не приняла бы его приглашения, но после ударов судьбы она мечтала отдохнуть от городского шума и попытаться в девственной природе найти утерянный покой. Она приняла приглашение, и таким образом случилось, что пол года спустя в общественной рубрике всех газет появилось сообщение о бракосочетании фабриканта Скáлы и Марты. По иронии судьбы в тот же день газеты сообщили о смерти жены Павла. Перед свадьбой фабрикант Скала сказал Марте, что он вполне сознает, что мог бы быть ее отцом, но у него есть веская причина для того, чтобы просить ее руки.

Он сообщил, что страдает тяжелой болезнью печени и полагает, что рано или поздно умрет. Он будет счастлив, провести последний период своей жизни бок о бок с любимой женщиной и не заботиться о том, как, не имея наследников, распорядиться о своем значительном имуществе. Марта не могла поверить, что он болен. Несмотря на возраст, он выглядел прекрасно. Она старалась рассеять его опасения, и надо сказать, ей это почти удалось, особенно когда через год она подарила ему сына. Фабрикант Скáла чувствовал себя счастливым и помолодевшим. Казалось, он совсем забыл о своей болезни.

Он забыл, но болезнь не забыла. Фабрикант Скáла умер как и предсказал. После его смерти оказалось, что он был гораздо богаче, чем Марта предполагала. Она почти испугалась суммы, названной нотариусом, и долго не могла поверить, что все это огромное состояние принадлежит ей. Теперь она с маленьким Миланом могла жить не опасаясь будущего и даже время от времени кое-что выделять на благотворительные пожертвования.

Марта часто вспоминала Павла и спрашивала себя, не бедствует ли он. При роскоши, которая ее окружала, мысль, что единственный мужчина, которого она любила и любит до сих пор, зарабатывает на хлеб насущный работой шахтера, приводила ее в уныние. Может быть страдает и его ребенок. С тех пор, как она прочитала в газете объявление о смерти его супруги, она не имела о нем вестей. Она решила посетить директора шахты, где работал Павел, и попытаться помочь ему, но сделать это так, чтобы он понятия не имел о ее помощи. Она легко могла осуществить свою идею, так как директор Горына часто бывал в гостях у фабриканта Скáлы, и она, следовательно, могла обратиться к нему как к хорошему знакомому. Как она решила, так и сделала. Приказав приготовить синий лимузин и поручив маленького Милана заботливой няне, она поехала в Прагу.

В первый раз в жизни она посетила бюро директора и попросила секретаря заявить о себе. Директор Горына сразу ее принял, и она тут-же приступила к делу. Сперва Горына был полон внимания и услужливости. Потом его лицо выразило удивление, а затем на губах появилась улыбка. Он попросил Марту снова повторить фамилию Павла и спросил, не шутит ли она. Потом он сообщил, что на шахте нет рабочего с такой фамилией, и что господин Павел Кршиж, о котором упоминает мадам, является владельцем этой шахты и, следовательно, его начальником. При таком положении он, будучи сам служащим, никоим образом не может повысить господину Кршижу зарплату. Зиночка сразу поняла, что Павел нарочно представился ей постым шахтером, чтобы испытать ее любовь. Она была тронута до слез. Не успела она опомниться, как дверь отворилась и вошел Павел. Директор Горына почтительно поздоровался с ним и тактично вышел из помещения. Будем же и мы тактичны и опустим занавес, оставив наедине два любящих сердца, нашедших друг друга несмотря на все превратности судьбы, чтобы соединиться в тихом гармоничном счастье супружеской жизни. Когда, вскоре после этого, цветик Марта и ее любимый Павел подходили к алтарю, за ними шагали, любовно держась за руки, их очаровательные дети.

Окончив свой рассказ тетя Катерина умолкла и принялась задумчиво разглядывать узор ковра. Потом она сказала, что один известный писатель, фамилию которого она не будет упоминать, был в восторге от этого сюжета и горячо советовал ей не богохульствовать и не зарывать свой талант в землю. Тетя считает, что еще не поздно начать писать и что редактор одного журнала для женщин ее весьма поощрял. Но это можно осуществить только в том случае — тут тетя со значением посмотрела на дедушку — если она будет материально обеспечена, и ей не придется отвлекаться от творческого труда заботой о будущем Милоуша. Ух! Вот когда она могла бы начать писать! По ее мнению и Милоуш мог бы найти свое место на литературном поприще. Он сочинил несколько очень милых стихотворений, и издательство молодых авторов обещало их напечатать. Иными словами: талант налицо, не хватает только материального обеспечения.

 

16 

Назойливый вопрос доктора Влаха

О романах для женщин

История нумерованных поклонников

Не вступайте в брак с помешанными людьми

Доктор Влах становится на кресло и клянется

Кончаются запасы продуктов

План спасения

Дедушка в роли дракона

Тетя умолкла, и казалось, что дедушка глубоко задумался над ее словами, но потом мы увидели, что он просто дремлет. Доктор Влах спросил тетю Катерину: „А что бы сделала Марта, если бы этот самый Павел между тем вторично женился?“ Тетя Катерина отрезала, что таким образом можно высмеять любое литературное произведение. Затем она задала доктору Влаху иронический вопрос, что бы он сделал, если бы умер раньше чем добился звания врача. Доктор Влах ответил, что он бы спокойно лег в могилу и предоставил бы людям размышлять о том, кем он мог стать. Тетя встала и вышла из комнаты в сопровождении скучающего наследника престола. Дедушка сразу перестал дремать и весь остаток вечера у него был вполне бодрый вид. Потом доктор Влах принялся разглагольствовать о том, сколько бумаги было исписано на тему пагубного влияния недоброкачественной приключенческой литературы на несовершеннолетнюю молодежь. Однако, статью против так называемых женских романов ему довелось читать редко. По его же весьма скромному мнению именно эти романы могут иметь последствия более катастрофические чем копеечные романы об убийствах.

Даже самому глупому мальчишке понятно, что на полицейского на Вацлавской площади не накинешь лассо и стрельба из пистолета в противника не приносит прибыли. Гораздо опаснее внушать нашим дорогим читательницам, что супружество вещь шаткая, что оно представляет всего лишь одну из возможностей разбогатеть, что никогда не поздно избавиться от супружеских оковов и пойти на зов своего сердца, навстречу счастливым дням. Легче доказать малолетнему мальчишке, что он не кровожадный пират, чем воспрепятствовать мало интеллигентной читательнице искать параллель между судьбой героини романа и своей собственной судьбой и делать из-за этого глупости.

Молодым девушкам внушают, что фабриканты, помещики, банкиры и вообще миллионеры, принципиально женятся на бедных портнихах, телефонистках и продавщицах. Кто этого не сделает, будет в супружестве несчастлив и после развода с покаянием вернется в объятия бедной, но любимой девушки. Иногда же случается, что героиня романа влюбляется в бедного, доброго юношу, допустим в кондуктора, но в конце концов оказывается, что молодой человек работал кондуктором только ради удовольствия, а на самом деле он владелец государственной железной дороги. „Ну то-то же,“ — скажут читательницы и чувствуют себя вполне удовлетворенными. Иначе откуда взяться блаженному чувству, возникающему при чтении последних страниц. „Ведь мой муж тоже железнодорожник, и радости от этого, поверьте мне, мало“.

Влияние этого сорта печати на огромную часть женского поколения неоспоримо. Лет пять тому назад — сказал доктор Влах — я лечил одного молодого человека, попытавшегося покончить собой из-за того, что его подруга и даже уже невеста нашла себе другого. В этом нет ничего особенного, таких случаев масса, но поведение этой девушки было странное. Она продолжала дружить со своим женихом и, встречаясь с ним уверяла его, что ее сердце мечется между любовью к жениху номер один и жениху номер два. Она рассказывала ему о своих встречах с тем вторым и просила его не сдаваться и бороться за нее.

Юноша совсем растерялся, перестал спать, страдал и, наконец, попытался застрелиться. Его подружка навещала его, плакала и казалось, что, прострелив себе легкое, он одержал победу. Однако, видя, что он поправляется, она успокоилась, и все началось сначала. И вот юноша с доверием, весьма меня тронувшим, обратился ко мне с вопросом, что же ему делать. В течение его болезни я стал вроде как бы его духовным отцом, и теперь мне следовало дать ему совет.

Я посоветовал ему найти себе другую девушку, но сами понимаете, разве в таком деле можно приказывать. Только эту хочу и точка. Он ушел совсем расстроенный, и мне оставалось только ждать, когда меня вызовут к осмотру его трупа. Вместо этого, приблизительно через неделю, он явился снова и принес какой-то женский журнал. Он раскрыл его посередине и попросил меня прочесть. Мне очень хотелось выпроводить его вон, но в конце концов я сделал то, о чем он меня просил.

Это был отрывок какого-то романа, печатавшегося по частям под названием „Между двумя мужчинами“, или что-то в этом роде. В части, прочитанной мною, девица по имени Алиса предлагала какому-то Петру разойтись, так как она любит Павла. Петр побледнел и сказал: продолжение следует.

Я закрыл журнал и спросил, зачем мне надо было его читать. Мой больной встал и воскликнул: „Она изображает эту Алису!“ Потом он снова сел и заявил, что теперь все кончено. Он давно уже заметил, что его подруга находится под каким-то влиянием. Ее речь изменилась, она стала бросаться напыщенными фразами, полными таких слов и выражений, как „сердце, святые чувства, глубина души, ты меня не можешь понять, высшие цели“ и так далее. Сперва он думал, что этому ее учит тот второй, но однажды в кафе ему попался в руки этот дурацкий журнал, и он был потрясен, когда прочитал в нем ту же самую фразу, которую слышал из ее уст два часа тому назад. Точка в точку, слово в слово.

В первую минуту он подумал, что его любимая сама пишет этот роман и ищет вдохновение в своих собственных чувствах к обоим юношам, но вскоре отверг эту мысль. Ему стало ясно, что его подруга воспринимает роман как действительность. Он сам представляет Петра, а тот второй — Павла. Он раздобыл все предшествующие номера этого журнала и старательно изучил печатаемый в нем роман „Между двумя мужчинами“. Все совпадает, никаких сомнений не может быть. Он старался отгадать, чем кончится эта история, чтобы знать, каковы его шансы по сравнению с соперником. К сожалению остается загадкой, за кого выйдет эта сумасшедшая Алиса.

Он попытался разузнать об этом в редакции журнала, но там сказали ему, что автор поставляет роман по частям и очевидно сам не знает, чем все кончится. Этот номер только что вышел, и его подружка его еще не прочла, но безусловно как только она это сделает, то станет настаивать на том, чтобы разойтись.

Мне казалось, что я попал в сумасшедший дом. Я пытался доказать ему абсурдность такой мысли, но все было напрасно. Наконец мы разошлись с тем, что подождем и посмотрим, как будет мамзель действовать после прочтения последней части.

На следующий день он ворвался в мою амбулаторию как ураган, бросился в кресло и воскликнул: „Что я говорил! Все так и есть. Она даже по ошибке второго жениха назвала Павлом, хотя его зовут Франтишек. Теперь все кончено.“

Он был в таком горе, что мне стало его жаль. Я рассказал ему о медицинских принципах, отвергающих брак с помешанными людьми, и снова посоветовал ему не бороться со своим соперником за весьма сомнительную честь открыть дома санаторий.

Он ушел, и я долго о нем ничего не слышал. Я встретился с ним, когда он уже был женат и уезжал со своей супругой заграницу. Я не хотел спрашивать, женился ли он на этой дурочке, но он сам сообщил мне об этом. Да, это была она, и все было в полном порядке, надо быть умным. Раздобыв адрес писательницы романа „Между двумя мужчинами“ он написал ей письмо, в котором рассказал о своем несчастью. Он уверил ее,что все зависит от того, чем кончится ее роман и умолял ее выдать Алису замуж за Петра. Писательницу тронул его рассказ, и она охотно выполнила его желание. В конце концов, сказала она, Алиса должна за кого-нибудь выйти замуж, и она не видит никаких препятствий тому, чтобы счастливым женихом стал Петр. В следующем номере у Алисы спала пелена с глаз, она увидела, что Павел двуличный человек и поняла, что ее сердце бьется только для Петра.

Тут все перевернулось. Поведение девицы сразу изменилось и вскоре она вышла замуж за Петра. Однако счастье его омрачали мысли о том, что случится, если в журнале начнет выходить роман, в котором замужняя женщина почувствует, что ее брак оказался ошибкой и так далее. Редакция не захотела дать обещание, что такого романа она не будет печатать. Но и тут молодой человек не растерялся. Он установил, в каких странах журнал издается и уехал с женой в ту страну, которая не оказалась в этом списке.

Когда доктор Влах закончил свое повествование, мы все выразили подозрение, что эту историю он сам придумал, но он встал на кресло, поднял три пальца и громогласно поклялся в правдивости своих слов. В эту минуту у него был вид пророка, и мадемуазель Барбора громко рассмеялась. Тогда его восторг несколько поубавился. Он слез с кресла и сообщил, что он голоден. Это не удивительно. Мадемуазель Барбора распределила продукты таким образом, чтобы мы продержались еще три дня, и пайки были невелики. Мы пустились в дебаты о том, что произойдет, если завтра или хотя бы послезавтра не появятся рабочие фирмы Новотного и не восстановят мост.

Доктор Влах сообщил, что в срубе у него есть кое-какие припасы, и предложил одному из нас отправиться туда за ними. По его мнению, мы могли бы все продержаться с этими продуктами хотя бы один день. Мадемуазель Барбора возразила, что это не выход из положения. Как только запасы будут съедены, мы снова будем без пищи. Может быть господин Новотны и не знает вообще, что мост был сорван, и нам все равно придется что-нибудь придумать для решения этой проблемы. Дедушка согласился с мадемуазель Барборой.

Мы чувствовали себя сторожами маяка, напрасно ожидающими корабля с припасами, полярной экспедицией с последними остатками продуктов или дивизией, находящейся в окружении в голодающем городе и я не знаю кем еще, но, во всяком случае, все это имело приключенческий характер. Мы придумали массу самых разнообразных мероприятий, целью которых было добраться до городка и купить новые припасы.

В конце концов доктор Влах выступил с вполне приемлемым планом. Он предложил подождать еще два дня прихода рабочих. Затем взять с собой пищу на последний день и отправиться к его срубу. Это прекрасный и не трудный туристический поход, и если мы выйдем утром около восьми часов, мы доберемся до сруба вскоре после полудня. Для ночевки там места достаточно. Конечно, там нет таких удобств как здесь, но нам ничего другого не остается. На следующий день, ранним утром, мы отправимся к Белому Седлу, обойдем исток реки, через Вересковые Родники спустимся в ущелье и попытаемся в тот же день добраться до города. Это будет нелегко, но все же это выполнимо. В городе мы атакой возьмем гостиницу, наедимся вдоволь и еще ночью вытащим господина Новотного из кровати и заставим его приняться за постройку моста.

Дедушка заявил, что это предложение вполне разумно и что его интересует особенно последняя фаза похода. Голосование прошло без оппозиции, и доктор Влах выразил надежду, что и мадам Катерина согласится с нашим планом. Дедушка сказал, что это не столь важно, кто не хочет идти, пусть остается здесь без пищи. После возвращения мы его похороним.

Затем он принес карту, в которую при содействии доктора Влаха он зарисовал нашу предполагаемую трассу. После этого мы советовались, что взять с собой. Доктор Влах считал, что необходимо взять одеяла на случай, если кто-нибудь устанет, и мы не сможем осуществить вторую часть экспедиции в один день. Достаточно будет взять два или три одеяла, остальное возьмем в срубе.

Дедушка сказал, что это совершенно исключено. Тащиться с одеялами! Это только задержит нас. До города надо добраться, во что бы то ни стало. Мы находимся в таком положении, когда любая сентиментальность может только повредить нам. Кто не сможет идти дальше, тот будет предоставлен своей судьбе. В этот вечер дедушка был явно настроен по-спартански. Я все ждал, когда он внесет предложение убить более слабых членов еще до начала похода. Я высказался в этом духе, и казалось дедушка всерьёз размышляет об этом, но затем он отказался от такого варианта. Очевидно, ему не совсем ясно было, в какую группу он попадет.

Долго до ночи мы беседовали о нашем походе, и нас охватило какое-то странное волнение, хотя причин волноваться не было никаких. При нормальных условиях мы, наверное, тоже предприняли бы такую экскурсию просто ради развлечения, и нам и в голову не пришло бы из-за этого волноваться. Но один только факт, что мы по принуждению предпринимаем этот поход, а именно из-за недостатка пищи, нас заставлял глядеть на все иными глазами. Жизнь или смерть! Кто упадет, тот погибнет. Вперед, вперед, спасайся кто можешь. Я полагаю, что все мы в эту ночь ложились с тайной мечтой, чтобы строитель Новотны не испортил все дело. Раз уж он до сих пор мост не возобновил, пусть все так и остается. Теперь нам его мост уже не нужен! Вот это будет лакомый кусочек для Сатурнина, подумал я прежде чем уснуть.

 

 17

Очередь в миллион человек

Милоуш не желает рассказывать

Сумасшедшая история Сатурнина

Неприличное поведение дубового шкафа

Начальник пожарных и доспехи ХIV века

Бальтазар Крис мечтает о спокойной жизни

Сатурнин на службе у частного детектива

Мы хотим умереть с достоинством

Следующий день прошел без особых происшествий. Рабочие фирмы Новотного не появились, Сатурнин, как я и предполагал, был в восторге от предстоящего путешествия и назвал его „голодный поход“. По его мнению, такие вещи происходят в Китае, но в более крупных масштабах. Там в такой поход пускается, допустим, миллион людей. Дедушка сказал, что это бессмыслица. Если один миллион людей встанет в очередь, они могут передавать друг другу продукты из города до нашего дома. Сатурнин возразил, что все эти люди должны питаться, и если каждый из них откусит хотя бы кусочек, мы помрем здесь с голоду.

Само собой разумеется, в спор ввязался доктор Влах и стал вычислять, что получится, если каждый человек в очереди сначала сам наестся и только после того, как будет сыт, передаст пищу соседу. Терпеть этого не могу. Они всегда затеют какой-нибудь разговор, который сначала кажется разумным, однако чем дольше они беседуют, тем меньше в разговоре смысла. Если бы хоть знать, что они шутят, но они говорят совершенно серьезно. Иногда даже такая беседа кончается ссорой. Это касается дедушки и доктора Влаха. Сатурнин конечно никогда не ссорится, но всегда дает к этому повод.

После обеда мы с мадемуазель Барборой отправились за ежевикой, но никакой не нашли. Какие-то колючие кусты там правда были, но мы не были уверены, растет ли на них ежевика. Кстати никакой ежевики там и не было. Когда мы вернулись с пустыми кружками, дедушка сказал, что он это предчувствовал. Эту парочку посылать за чем-нибудь не стоит, так как она все равно ничего не найдет. Мадемуазель Барбора покраснела, и дедушка над ней смеялся.

Вечером мы сидели на террасе, и тетя Катерина принуждала Милоуша рассказать что-нибудь, так как, мол, его очередь. Милоуш заявил, что это его нисколько не интересует. Пусть рассказывает кто-нибудь другой. Ну, посмотрите, сказала тетя Катерина, он такой застенчивый! Он всегда таким был, а теперь он наверное стесняется из-за мадемуазель Барборы. Тете кажется, что мадемуазель Барбора вскружила ему голову.

Барбора резко отвергла предположение, что она кому бы то ни было вскружила голову, но потом запнулась. Я думаю, что она вспомнила обо мне. Тетя воскликнула, что это была лишь шутка, но я ее не слушал. Я смотрел на мадемуазель Барбору в ожидании, посмотрит ли она на меня. Посмотрела. Она поняла, почему я улыбаюсь. Мне по собственному опыту известно, что это неправда. Кому-то она все-таки голову вскружила. Она вся порозовела, но глаз не опустила, и в них горели веселые огоньки.

Потом дедушка обратился к Сатурнину с просьбой рассказать что-нибудь. В связи со слухами, дошедшими до него, жизнь Сатурнина видимо была полна приключений, и он хотел бы послушать о них.

Сатурнин сказал, что он с удовольствием выполнит желание господина директора, однако в его жизни было мало приключений. Это весьма его огорчает, потому что он всегда мечтал находиться там, где происходят необычные, полные опасности события, но ему этого не было дано. Он часто завидовал своим коллегам, которым была предоставлена возможность вместе со своими господами пережить незабываемые моменты. А они обычно не ценили этого и мечтали о такой службе, где ничего не случается. Этого он никогда не мог понять.

Несколько лет тому назад он служил у одного весьма трезвого и прозаичного джентльмена, однажды показавшего ему письмо. Это письмо написал ему его бывший слуга, и оно является ярким доказательством того, что некоторые люди нисколько не нуждаются ни в каких чрезвычайных ситуациях. Вот содержание этого письма:

Уважаемый господин!

Когда я несколько лет назад попросил Вас освободить меня от обязанностей слуги и ушел к другому хозяину, мне и в голову не пришло, что я поступаю опрометчиво и что меня ждут большие неприятности. Правда, господин Густин предложил мне больше денег, чем я получал у Вас, но то, что я пережил на службе у него невозможно заплатить никакими деньгами.

Может быть, события развивались бы иначе, если бы господин Густин остался в Праге и продолжал служить на государственной службе. Иными словами, если бы он не получил наследство после умершего дяди, составляющее такую сумму, что он мог стать материально независимым человеком. Короче говоря первое разочарование пришло, когда я узнал, что его зовут Августином. Августин Густин! Может быть вы считаете это пустяком, но я полагаю, что для мужчины, занимающего определенное положение в обществе не вполне резонно называться так, как-будто кто-то изображает из себя эхо.

Еще меньше мне понравилось то, что после необходимых формальностей, касающихся наследства, первой покупкой господина Густина была покупка замка. Мне очень трудно, уважаемый господин, рассказывать Вам о событиях, в правдивости которых Вы будете сомневаться, но уверяю Вас, что все это чистая правда. Я никогда и представить себе не мог, чтобы частное лицо, и вдобавок еще господин с отличным воспитанием, ни с того ни с сего купил замок. Я всегда считал, что старинные замки являются всенародным достоянием. Единственным приемлемым владельцем такого здания могло бы быть, допустим, Общество чешских туристов, но никоим образом не частное лицо, и особенно не человек типа господина Густина.

Дело в том, что мой хозяин — человек весьма эмоциональный, и атмосфера огромных залов замка оказывает на него особое воздействие. Иначе я не могу объяснить, откуда у него появлялись столь необычные идеи, непрерывно ставившие меня в неловкое положение. Мне известно, что к обязанностям хорошего слуги принадлежит точное выполнение всех приказаний хозяина, но, конечно, при условии, что они не превышают его физических возможностей. Извините меня за то, что я несколько выведен из равновесия, но посудите сами: каким образом я мог для него достать такую нелепую штуку как привидение? Он вбил себе в голову, что когда наступает время осенних туманов, когда в каминах сводчатых залов потрескивают дрова и по тихим коридорам раздается завывание ветра, на человека находит такое настроение, которое необходимо дополнить крепкими спиртными напитками и привидением. Он приказал мне тотчас раздобыть для него коньяк и привидение. При этом он сказал, что если мне удобнее, я могу достать эти вещи в обратном порядке — сперва привидение, а затем, после испуга, коньяк.

После этого разговорам о привидении не было конца, и остальные слуги вообразили, что в главной башне действительно живет привидение. В результате этого привидение стало приобретать все более конкретную форму. В части замка, занимаемой прислугой, уже стало известно, как выглядит привидение, чем оно пугает людей и в котором часу оно появляется и в котором часу исчезает.

Потом произошел этот нелепый случай, когда было повреждено устройство угловой комнаты на втором этаже. Мне об этом, в общем, ничего неизвестно, и я не знаю, откуда остальные слуги получили эти сведения. К сожалению я не исключаю и того, что историю об этом рассказал им сам господин Густин. Итак, согласно голосу народа в людской, произошло следующее:

Поздно ночью господин Густин сидел у камина и попивал какой-то подозрительный напиток, полагая, что он пьет коньяк. Ровно в полночь в зале появилось привидение. Оно было одето в исторический костюм. Головы на плечах не было, она находилась у него подмышкой. Привидение село в кресло напротив господина Густина, и положило голову не колени.

Мой хозяин хладнокровно предложил привидению напиток и принялся рассказывать ему какие-то охотничьи рассказы. Временами он прерывал рассказ, во-первых, из-за того, что его язык под влиянием спиртного стал заплетаться и во-вторых из-за того, что привидение лило коньяк в рот головы, которая находилась у него на коленях. Это слегка выводило господина Густина из равновесия, что, в конце концов, вполне понятно. Несмотря на это он продолжал рассказывать в течение целого часа, не обращая внимания на то, что привидение, опьяневшее от спиртного, начало пугать его с потрясающей силой, используя при этом ужасающие эффекты. Даже старый дубовый шкаф заверещал от ужаса и, выбежав из комнаты, заперся в погребе.

Разрешите снова подчеркнуть, что я рассказываю только о том, о чем слышал, и не могу ручаться за то, что события развернулись именно так, а не иначе. Я также не могу согласиться с грубыми выражениями, которыми привидение в бессильной злобе потчевало моего господина, и привожу их всего лишь в дополнение к сказанному. Дело в том, что когда все старания обезглавленного дворянина напугать господина Густина оказались напрасными, и мой хозяин продолжал монотонно рассказывать, а вскоре просто бормотать что-то себе под нос, доведенное до отчаяния привидение, мол, заявило нечто вроде того, что пугать такого болвана — это каторжная работа, и произвело ужасающий взрыв.

Уважаемый господин, Вы, наверное, помните, что философское направление, лучше всего отвечающее моему характеру, это скептицизм. Следовательно, я не могу допустить существования таких бессмысленных явлений, какими являются привидения, голова на коленях и убегающий шкаф, однако позвольте мне сказать Вам, что на второй день после этого события мне пришлось констатировать наличие некоторых фактов, заставивших меня глубоко задуматься. Комната, в которой произошло это происшествие, была действительно наполовину разрушена, и мне не удалось даже приблизительно установить причину этого разгрома. Старого дубового шкафа, заполненного до отказа тяжелыми книгами, в комнате не оказалось, и позднее я сам нашел его в винном погребе. В погреб мне пришлось проникнуть через окошечко, так как дверь была изнутри заперта. Господин Густин исчез и был найден в охотничьем замке в лесу на так называемой Горке. Позвольте заметить, что на велосипеде до него можно добраться через несколько часов, и у меня нет ни малейшего представления, каким образом господин Густин очутился там. Он был в халате и домашних туфлях, был еще не совсем трезв и нес какую-то околесицу о том, что ему непонятно, как может привидение так испугаться самого себя.

Ремонт разрушенной комнаты обошелся в немалую сумму, и мой работодатель, раздосадованный этим лишним расходом, запретил все разговоры о привидении. Я обрадовался, так как мне казалось, что сейчас наступят более спокойные времена. Но я был обманут в своих надеждах. Дело в том, что недавно скончался младший брат господина Густина, оставив сиротой своего восьмилетнего сына. Мой господин взял мальчика на свое попечение и привез его к нам в дом. У этого мальчика оказались необыкновенные способности к созиданию драматических положений, так что все мы, не исключая моего господина, вспоминаем о царствовании привидения как об идиллически спокойном времени. Господин Густин заявил, что с тех пор, как он ушел с государственной службы, ему ни разу не удалось, как следует отоспаться.

Господин Ксавериус, этот самый молодой человек, утверждает, что господин Густин преувеличивает. Например, когда он запер гувернантку в голодную тюрьму, дядюшка спал таким крепким сном, что даже не слыхал криков начальника пожарных, упавшего с лестницы и сломавшего ногу из-за того, что за ним гнались доспехи четырнадцатого века. Я прекрасно помню, что это был за переполох. Никто из нас не мог понять, что собственно происходит. Согласно словам господина Ксавериуса библиотека в башне загорелась сама по себе, и он всего лишь хотел помогать пожарным. Доспехи он надел для защиты от огня. Почему начальник пожарных бежал от него, ему неизвестно.

После этого господин Густин так долго бродил для успокоения нервов вокруг зубчатой башни, пока у него не закружилась голова. При этом он восклицал, что предпочел бы десять привидений вместо одного такого мальчишки. Под мальчишкой он подразумевал господина Ксавериуса.

Может быть Вам, уважаемый господин, покажется, что я преувеличиваю, но уверяю Вас, что таких и тому подобных происшествий я мог бы Вам описать очень много. Среди них рассказанная мною история была не из самых худших. После нее мы сравнительно быстро пришли в себя, кроме начальника пожарных и мадемуазель Пуасон. Это была та самая гувернантка, которую господин Ксавериус запер в голодной тюрьме. Туда до нее доносились разные тревожные звуки, например крики, звуки пожарной трубы и тому подобное. Это довело ее до такого состояния, что позднее ей пришлось за счет господина Густина лечиться в санатории для нервно больных.

Может быть Вы спросите, зачем я все это Вам рассказываю. Я хотел бы, чтобы Вы представили себе, в какой обстановке мне приходится работать. Уважаемый господин, уверяю Вас, что я сумею оценить тишину и спокойствие в случае, если Вы удовлетворите мою покорную просьбу и снова примете меня на службу.

С глубоким уважением,

Бальтазар Крис

Сатурнин пожалел, что ему никогда не представился случай занимать подобное место. Однажды он был слугой частного сыщика. Он надеялся, что его жизнь приобретет новый ритм, и что бок о бок с новым хозяином он будет противостоять опасностям и внесет свою лепту в раскрытие самых разнообразных загадок.

К сожалению, он увидел, что жизнь его господина более прозаична, чем жизнь вагоновожатого трамвая или экзекутора, и единственной загадкой для него было, зачем собственно этот господин его нанял. Он жил в гостинице, питался в ресторане и был катастрофически мало занят. И слава Богу. Дело в том, что результаты его розысков приносили ему массу неприятностей, и обычно всё кончалось тем, что мнимые и им уличенные преступники обращались в суд с жалобой на него. Работа Сатурнина состояла в том, что он ходил по судам с уведомлением, что его господин не может явиться на судебное разбирательство, так как внезапно заболел. Вообще же он целый день был свободен за исключением пятницы после обеда, когда в его обязанность входило сходить в городскую библиотеку и принести оттуда своему господину новый запас детективных романов.

Вот видите, сказал доктор Влах, а в конце концов вы все-таки попали на службу к авантюристу, который живет на судне, ночью в зоопарке на территории пражского района Троя охотится на львов и предпринимает безумные поездки на автомобиле, управляемом безответственными молодыми особами. И вдобавок вместе с ним вы умрете от голода на этом негостеприимном острове.

Со временем, сказал Сатурнин, слово авантюрист приобрело несколько оскорбительный оттенок. По мнению же Сатурнина его господина, то есть меня, никак нельзя назвать авантюристом. Сатурнин считает, что более подходящим словом в данном случае является „джентльмен, любящий приключения и спорт“. Он полностью отдает себе отчет в том, что место, занимаемое им сейчас, самое лучшее из всех предыдущих. Он надеется, что его господин подтвердит, насколько высоко он это ценит. По его мнению, доктор Влах несколько преувеличивает опасность голодной смерти. Однако, если так случится, он найдет в себе столько мужества, чтобы умереть достойно.

Тетя Катерина побледнела и спросила, действительно ли дела наши так плохи. Доктор Влах пытался ее успокоить, говоря, что, во всяком случае, некоторые из нас, безусловно, спасутся. К сожалению, наша выносливость несколько понижена из-за сокращения пайков за последние дни, и это может оказаться для некоторых из нас роковым, но мы не должны терять надежду. Непоколебимая вера в то, что нам удастся добраться до городка раньше, чем окажется поздно, является первой гарантией спасения. Однако нет смысла утаивать серьезность нашего положения. Голодная смерть тяжела, и он решил в случае, если не будет другого выхода, воспользоваться своим револьвером, чтобы сократить длительные страдания.

Очевидно, последняя фраза доктора Влаха прозвучала недостаточно серьезно, или он зашел слишком далеко, так как тетя бросила на него испытующий взгляд и заявила, что она идет спать. Она пожелала нам спокойной ночи и удалилась. Ночью разразилась гроза, но утром на небе не было ни облачка. Горы величаво стояли, озаренные солнцем, и в свежем воздухе чувствовался запах озона.

 

18 

Часть последних припасов исчезла

Тетя Катерина слишком деликатна

Сатурнин не отвечает

Мы вели себя не так, как были обязаны

Милоуш нас удивил

Доктор Влах весьма сбивчиво рассказывает о душевном здоровье

Последний день, проведенный в дедушкином доме, мы посвятили подготовке к нашему спасательному походу. Огромное количество вещей мы упаковали в рюкзаки и снова их из рюкзаков вынули, так как нести такую тяжесть невозможно было даже в течение одного часа. Дедушка взял на себя роль командующего и держал себя подобно генералу перед битвой. Он приказал принести все продукты. И тут мадемуазель Барбора обнаружила, что исчезла часть припасов, которая еще вчера была в кладовой. Дедушка спросил ее, уверена ли она в этом. Она сказала, что уверена. С тех пор, как пищу пришлось разделить на пайки, она составила список всех припасов. Дедушка сказал, что дело принимает весьма серьезный оборот. Он никак не ожидал, что среди нас найдется человек, утерявший всякое чувство солидарности.

Потом он поочередно спросил всех нас, не взяли ли мы продукты из кладовой. Он начал с тети Катерины, которая тут же обиделась. По ее словам это типично для того, как здесь с ней обращаются. Поэтому ей первой задают этот вопрос. Дедушка сказал, что с кого-то он начать должен, и из-за этого нечего обижаться. Он снова спросил ее, и получил театральный ответ „Нет!“ Потом он спросил доктора Влаха, меня, Милоуша и мадемуазель Барбору и от всех получил отрицательный ответ.

Единственный, кто отсутствовал, был Сатурнин. До этого дедушка попросил его сходить к реке и посмотреть, не появились ли на другом берегу рабочие фирмы Новотного. Я чувствовал себя неловко, хотя и был уверен, что Сатурнин не способен был ничего такого сделать. Но заявить об этом вслух я не мог из-за остальных присутствующих. Ведь кто-то взял продукты, и тогда получилось бы, что я кого-то из них, хотя и косвенно, обвиняю во лжи.

Дедушка сказал, что он сам спросит Сатурнина, как только тот вернется. На это тетя Катерина заявила, что вовлекать в эту грязную историю слуг просто нетактично. Лучше ничего не говорить ему.

Против этого я запротестовал. Я сказал, что из-за отрицательных ответов всех присутствующих подозрение падает на Сатурнина. Весьма несправедливо было бы молчать об этом и не дать ему возможности защищаться.

Тетя сказала, что Сатурнина никто не подозревает, и вообще вся эта история выеденного яйца не стоит, и незачем раздувать ее. Если кто-нибудь и взял эти продукты, он сделал это потому, что был голоден, и говорить об этом просто безвкусно. У нее нет возражений против сокращения пайков для всех, и она предлагает закончить эту нелепую игру в судебное следствие.

Дедушка выступил с протестом и заявил, что он вполне согласен с моей точкой зрения. По отношению к Сатурнину это было бы несправедливо, и поэтому он твердо решил задать и ему тот же вопрос, который он задал всем нам. Тетя Катя заявила, что она уже привыкла к тому, что ее желания здесь никогда не выполняются и поэтому она уступает нашим требованиям.

После этого мы все замолчали, только тетя ходила по комнате и всячески выражала свое презрение к нам. Время от времени она вертела головой, глядела в потолок и вполголоса бормотала нечто в таком духе: безвкусица, я и смотреть на это не хочу, фу, какая гадость, стыд и срам, трудно и поверить, толстокожие, и тому подобное. Дедушка спросил ее, не собирается ли она прекратить это представление, но она безнадежно махнула рукой.

Когда вошел в комнату Сатурнин, он почувствовал на себе взгляд всех нас, но очевидно принял это за немой вопрос, что он увидел на реке. И в этот самый момент у меня мелькнула в голове мысль, не взял ли он эти продукты для меня и мадемуазель Барборы. У меня часто бывало такое чувство, что ради меня он способен действовать бесцеремонно. Меня тут же покинуло мое спокойствие, и мне захотелось выйти из комнаты.

Сатурнин стоял перед дедушкой, и его загорелое лицо выражало полное спокойствие. Он рапортовал дедушке, что на другом берегу никого нет, рабочие не появились. Дедушка рассеянно сказал, что он так и думал. Потом в нескольких словах он объяснил Сатурнину, что произошло. Он спросил его, не взял ли Сатурнин продукты. Вместо того, чтобы энергично воскликнуть „Нет!“ Сатурнин молчал. Он смотрел на дедушку не отвечая на заданный вопрос и казалось о чем-то думал. Все это продолжалось довольно долго и неприятное чувство во мне росло. Сатурнин продолжал молчать. Тетя подошла к нему и резко сказала: „Можете идти!“

Дедушка попросил ее не вмешиваться не в свое дело и спросил Сатурнина, понял ли он вопрос. Сатурнин кивнул. Потом он попросил дедушку извинить его, так как он намерен сейчас удалиться. Он полагает, что мадам захочет сказать господину директору несколько слов. Если нужно будет, господин директор может снова задать ему тот же вопрос. Сатурнин поклонился и вышел. Снова наступила гнетущая тишина.

Потом тетя Катерина сказала, что ей хотелось бы поговорить с дедушкой с глазу на глаз. Дедушка с яростью отказался от любого личного разговора, так как дело касается нас всех, и поэтому он не собирается беседовать с ней за закрытой дверью. Он спросил тетю, что ей собственно надо. Тетя обиженно заявила, что в таком случае ничего. Дедушка выругался и приказал Милоушу позвать Сатурнина. Тетя, подумав немного, энергично остановила Милоуша движением руки и сказала, что решила сказать все что хотела. Продукты из кладовой взял Сатурнин. Он сделал это по ее приказу и отнес их на кухню. Оттуда их тетя взяла сама. Сатурнин полагал, что из них будет сделан ужин, или что они будут упакованы в рюкзаки, и следовательно он ни в чем не виноват. Она никогда не предполагала, что в этом доме каждый продукт, съедаемый отдельными гостями, на учете. Ни разу в жизни она не была так унижена. Она взяла эти продукты для себя и Милоуша и сделала это потому, что мужская часть нашего общества не вела себя достойным образом. В любом другом месте, когда цивилизированные люди попадают в беду, сразу вступает в силу неписаный закон, согласно которому в первую очередь спасают женщин и детей.

Однако здесь вместо этого проповедуются правила весьма жестокие: членов, которые не смогут дальше идти, собираются бросить на произвол судьбы, не исключая женщин и детей. Видно со времен Титаника всё изменилось. Естественные права женщин и детей втоптаны в грязь. Тетя несколько раз слегка топнула ногой, чтоб наглядно показать, как это делается. Если кто-нибудь из присутствующих „джентльменов“ огрубел настолько, что потребует с нее возвращения этих продуктов, она заявляет, что они с Милоушем их съели. Оба они настолько изголодались, что она стала серьезно опасаться за благополучный для них исход путешествия. Если кто-либо намерен критиковать ее за ее поступок, пожалуйста, пусть критикует. Она сделала это потому, что люди нашего времени забыли о своих святых обязанностях. Затем она иронически с нами попрощалась и вышла из комнаты.

Некоторое время царило неловкое молчание, и было слышно, как тикают дедушкины маятниковые часы. Первым заговорил Милоуш и всех нас при этом удивил. Он сказал, что он и понятия не имел, откуда мама принесла вечером эти продукты. Ему очень жаль, что он их съел. Он не считает себя маленьким и отказывается от любых выгод даже в случае, если кто-нибудь будет ему эти выгоды навязывать. Он отказывается также от завтрашнего пайка и просит нас больше не говорить о том, что сделала его мама.

Хотя я и не люблю Милоуша, все же мне пришлось согласиться с тем, что его слова не были лишь красивым жестом, как это часто бывало у тети Катерины, и я даже почувствовал к нему нечто вроде симпатии. Доктор Влах ответил ему в том духе, что нет никакой надобности отказываться от своего пайка, потому что запасов в срубе более чем достаточно на целых два дня. По его мнению, все произошло по нашей вине. Вчера вечером мы сильно преувеличили грозящую нам опасность, и тетя не поняла, что это была всего лишь шутка.

Милоуш сказал, что если мама действительно поверила в нависшую над нами опасность, то поступок ее еще хуже. Доктор Влах напомнил Милоушу, что он сам не хотел говорить больше об этом. Что касается нас, то и нам очень хочется переменить тему разговора.

Затем он спросил нас, в порядке ли наша обувь. Двухдневный поход, это не прогулка по асфальту. Кроме того, он посоветовал нам заранее приготовить все на завтрашний день, так как нам придется выйти рано утром, чтобы самую большую часть подъема преодолеть до наступления жары.

Таким образом, уже около трех часов пополудни мы все были так хорошо подготовлены, что способны были выйти через пол часа, а не завтра утром. Так как нам нечего было делать, мы сели на террасу. Милоуш с тетей остались в своих комнатах, и мы не удержались, чтобы немного о них не поболтать. Все мы в один голос пришли к выводу, что искреннее сожаление Милоуша по поводу эгоизма тети Катерины нас удивило, и мы этого не ждали.

Доктор Влах заявил, что суждение о ближних никогда не должно быть окончательным. Человек слишком сложен, и людей невозможно причесать под одну гребенку. Не исключено, что при других обстоятельствах тетя Катерина согласилась бы пожертвовать за кого-нибудь жизнью и наоборот, любой из нас способен был бы совершить такое, что только диву даешься. Человек часто сам себя не понимает, как же ему тогда понять других.

Потом он рассказал нам несколько интересных случаев из практики своих коллег психиатров. Душевному здоровью принято уделять гораздо меньше внимания, чем здоровью физическому. Если человеку внезапно станет плохо, или он потеряет сознание, он не удовлетворится тем, что ему полегчало, или что сознание вернулось к нему. Он сходит к врачу для подробного обследования. Вместе с тем среди нас находятся душевно больные люди, которые обиделись бы, если бы вы посоветовали им лечиться. Никто не обидится, если ему скажут, что у него плохое кровообращение, и он должен в связи с этим делать то-то и то-то. Дело в том, что люди часто путают понятия „психически нездоровый“ и „сумасшедший“. Это грубая ошибка. Сумасшествие — это уже душевная смерть, и только в таких случаях признавать, что не все в порядке — это бессмыслица.

Другой нелепостью является наличие какого-то непонятного стыда, если душевной или нервной болезнью заболевает сравнительно молодой человек. Доктор Влах помнит случай, когда начальник одного управления отказался предоставить отпуск молодому сотруднику сказав ему при этом: „Неврастения в вашем возрасте? Как вам не стыдно!“ Этому господину и в голову не пришло бы кому-нибудь сказать: „Аппендицит в вашем возрасте? Как вам не стыдно!“ И все же оба вопроса одинаково глупы.

Доктор Влах закончил свою речь и спросил, когда будет ужин. В этот день мы отправились спать непривычно рано.

 

19 

Экспедиция двигается в поход

Сатурнин в роли составителя хроники

Сруб доктора Влаха

Мадемуазель Барбора читает письмо

Доисторический человек лазил по деревьям

Необычное место для укрытия ключа

Купаться в горном омуте полезно для здоровья

Делайте и вы то же самое

Этот четверг 26-го августа ничем не отличался от остальных дней и ничего не предвещало того, что он станет поворотным пунктом в нашей жизни, что жребий брошен, Рубикон перейден и якорь поднят. Ничего подобного.

Солнышко взошло как всегда, горы продолжали стоять на своих местах как ни в чем не бывало. Дедушка нарядился в туристический костюм времен, когда в состав Клуба чешских туристов входило 110 членов и не больше, а тетю Катерину видели поутру у речки. Она обмывала икры холодной водой и время от времени приседала, вытягивая вперед руки. При этом она что-то напевала, и Сатурнин с доктором Влахом спорили о том, какую песню она поет. Доктор считал, что это была песня «Раз пошли на дело, выпить захотелось», а Сатурнин совершенно определенно узнал псалом тринадцатого века о том, как Иоанн Креститель поливал себя холодной водой в реке.

Я лично считаю мнение Сатурнина более правдоподобным, так как псалом скорее отвечал характеру обряда обмывания, чем песня о том, как кому-то захотелось выпить. Тетя всегда считала себя хорошо воспитанной и вряд ли она поутру запела бы дворовую песню, отнюдь не отвечающую ее мировоззрению.

Мадемуазель Барбора появилась в спортивном костюме и своим видом соперничала со свежестью утра. Казалось, что она отнюдь не собирается в двухдневный поход, а всего лишь зайти на полчасика в лес. Руки она засунула в карманы, голова была непокрытой. Она спросила, нет ли у меня сигареты и стоит ли взять из гостиной гитару. У нее был такой радостный и сияющий вид, что у нас у всех поднялось настроение.

Между тем возвратился Милоуш, которого дедушка еще раз послал посмотреть, не появились ли рабочие фирмы Новотного. Было решено через двадцать минут покинуть гостеприимный дедушкин дом. Потом мы помогли дедушке запереть ставни и входные двери, белый автомобиль мадемуазель Барборы затолкали в гараж, пустующий со дня происшествия с дедушкиным стареньким Фордом, и в двенадцать с половиной минут седьмого мы вышли по направлению Градова. Так это записано в толстой тетради, которую Сатурнин Бог знает где раздобыл и в которую аккуратно записывал всякую чушь, происшедшую с нами во время пути. Он называл ее палубным дневником. На первых страницах он перечислил всех участников, нарисовал наши карикатуры и попросил нас подписаться под рисунками этих незнакомцев. Наш поход он назвал экспедицией, дедушкин дом исходной базой, сруб доктора Влаха первой поступательной целью, погоду атмосферическими условиями, и тому подобное. Доктор Влах его конечно во всем поддерживал и помогал ему все эти глупости выдумывать.

Мы поднимались медленно по каменистой горной тропе, окаймленной травянистыми косогорами. Стройные сосны образовывали почти сплошную стену с обеих сторон, и в тени все еще было прохладно. На безоблачном небе сияло солнце, отражавшееся в каплях росы, и все вокруг дышало свежестью и жизнерадостностью.

Идти нам было легко, в наших котомках было мало продуктов, и количество их с течением времени все уменьшалось. Сначала мы шли все вместе, однако позднее наш караван растянулся. Первыми шли дедушка с тетей, и шли они так быстро, что остальные еле поспевали за ними. Тетя даже в гору поднималась подпрыгивая на ходу и непрерывно болтая. Она восторгалась дедушкиной выносливостью и его молодой походкой и находила это замечательным. Дедушка молчал и прибавлял шагу. То ли он хотел удивить тетю еще больше, то ли хотел от нее избавиться.

Во второй группе шли доктор Влах, Милоуш и Сатурнин, все время о чем-то спорившие. Мне кажется, это было связано с верхним течением реки Амазонки, но я не вполне в этом уверен. Мы с мадемуазель Барборой шли последними. В лесу пахло смолой и грибами, обросшие мхом стволы деревьев напоминали бесчисленные столбы храма. Барбора весело щебетала и время от времени отбрасывала ногой валяющиеся вокруг сосновые шишки.

Вы наверное по собственному опыту убедились, что иногда время жутко тянется, иногда же мчится как сумасшедшее. Когда я нахожусь в обществе мадемуазель Барборы, часы мне кажутся бессмысленно короткими, а день проносится как сон. Не успели мы досыта наговориться, как каменистая тропа кончилась, бронзовые стволы сосен расступились, и мы увидели сруб доктора Влаха. Он стоял под высокими соснами и оказался больше и шикарнее, чем я предполагал. С небольшой полянки перед ним открывался очаровательный вид вниз до самого ущелья, в котором в полуденном солнце тихо блестела река. Совсем близко, под самой полянкой шумел поток, как бы подчеркивая восхитительную тишину гор. Остальные члены нашей группы уже вошли в сруб, открыли ставни и окна и приветствовали нас вопросом, куда мы пропали, хотя мы стояли прямо перед ними. В доме царила приятная прохлада. Доктор Влах принял на себя роль хозяина, и обед, приготовленный им с помощью мадемуазель Барборы и Сатурнина, превзошел все наши ожидания. После обеда весь наш поход показался приятной прогулкой по лесу, и чтение не совсем обычного письма, которое доктор Влах вытащил из своего архива, отнюдь не испортило нашего хорошего настроения. Мы сидели в примитивных, но весьма удобных креслах, и по просьбе доктора Влаха мадемуазель Барбора приступила к чтению письма. Закройте глаза и слушайте:

Дорогой доктор!

Моя одежда всё еще пахнет хвоей, мои руки еще покрыты царапинами от шипов ежевики, и подошвы моих ботинок блестят как начищенные от ходьбы по горной траве. Сажусь за письмо, чтобы поблагодарить Вас и одновременно выругать. Поблагодарить за лучший отпуск в моей жизни и выругать за злорадство, сопровождающее все Ваши поступки, даже самые благородные.

Когда я месяц тому назад обратился к Вам с просьбой полечить меня, Вы прочли мне лекцию о возвращении к природе и о жизни доисторического человека. В ответ на это я спросил Вас, не сводится ли Ваша речь к тому, чтоб предложить мне лазить по деревьям. Это было замечание по существу, и мне не понравилась Ваша реакция на него. Я вспоминаю, как у Вас злорадно заблестели глаза, когда Вы, осматривая мою фигуру, заявили, что безусловно это мне не повредило бы. Я уже собирался ответить Вам на это соответствующим образом, но не успел и рта открыть, как Вы неожиданно великодушно предложили мне провести отпуск в Вашем срубе в горах. Какую удивительную смесь испанского гранда и злорадного сатира Вы представляете! Я размышлял о том, исходило ли Ваше предложение из нашей старой дружбы, или из Вашего злорадства, из-за которого мне пришлось преодолеть высоту в семьсот метров над уровнем моря с рюкзаком на спине.

Как видите, я недооценил ни Вашей дружбы, ни Вашего злорадства. Чего только человек не сделает для своего здоровья. Я проделал всё точно в соответствии с Вашими инструкциями. Я даже купил все те книги, которые Вы рекомендовали мне приобрести, хотя фамилии авторов и их названия были мне неизвестны. Сейчас я уже знаю, что поступил правильно, но позвольте мне сказать Вам: Книги, доктор, вещь прекрасная, но знаете ли Вы, сколько в них весу? Вам известно, что я тащил эту тяжесть как осел, и когда я добрался до середины гор, мне вдруг пришла в голову мысль, что Вас не так уж интересовала моя духовная пища во время моего отпуска (тем более, что это несовместимо с Вашим доисторическим человеком), сколько Вам просто хотелось заставить меня тащить в гору ношу весом в пол центнера. В том-то и загвоздка, что у Вас никогда неизвестно, где правда, а где ложь. Я стиснул зубы и шаг за шагом преодолевал свой тернистый путь. Только мысль о том, что скоро я доберусь до сруба, где Вы предложите мне соответственно приятный напиток, придавала мне силу индейского носильщика тяжестей.

Я предполагал, что Вы задержитесь в срубе до понедельника и был очень удивлен, когда увидел приколотую на двери записку с кратким сообщением, что Вам срочно пришлось вернуться в Прагу, и что ключ висит на первой сосне вправо. До чего неразумно оставлять ключ на таком легко доступном месте, — подумал я. 

Когда же я обнаружил, что ключ висит на высоте семи метров, я был потрясен. Я долго искал какую-нибудь лестницу, но потом внезапно передо мной всплыло Ваше лицо со злорадной улыбкой, когда мы говорили о вашем предложении лазить по деревьям. И тут я выругался. До чего это было похоже на Вас! Вспоминая сейчас об этом я сознаю, что мое положение даже не лишено было юмора, но тогда о юморе и речи не могло быть. Единственное чувство, охватившее меня, было бешенство. Первой мыслью было повернуться и уйти, возвратиться на вокзал и уехать в Прагу. Потом послать Вам письмо с язвительной благодарностью за гостеприимство. Может быть я поступил бы таким образом, если бы сумерки в ущельях не напомнили мне, что скоро наступит ночь. Потом мне пришло в голову поискать в сарае топор и попробовать срубить сосну.

Воображаю, какова будет Ваша реакция на эту фразу! Можете прочитать мне нотацию по поводу того, что я утратил все свои жизненные способности, раз я готов был приступить к многочасовой работе с инструментом, который я очевидно и в руках никогда не держал, вместо того, чтобы попробовать по-мальчишески взобраться на дерево на высоту каких-то там пяти метров. Позвольте на это ответить Вам, доктор: семи, семи метров, а то может быть и выше! Разрешите прервать Вас и приостановить Ваше речеизлияние о рассвирепевшем быке, единственно который видимо пробудил бы во мне способности, унаследованные от предков — быстро вскарабкаться на дерево.

То, что я решился взобраться на дерево только тогда, когда другого выхода не было, вполне понятно. Это было из упрямства, чтобы вышло не по-Вашему. Чтобы при Вашем извращенном чувстве юмора не лишить Вас удовольствия, сознаюсь, что в конце концов я на эту сосну залез. Смейтесь сколько хотите и знайте, что первую сумасшедшую попытку добраться до ключа я совершил в подбитых подковами сапогах и с жутко тяжелым рюкзаком на спине. Развлекайтесь и хохочите, представляйте себе как я без пиджака и босиком преодолел этих семь метров и завладел ключом. Это была самая тяжелая работа в моей жизни и одновременно первая и последняя неприятность моего отпуска.

Всё остальное было замечательно. Я прекрасно выспался уже в первую ночь и, проснувшись, полностью насладился прекрасным свежим горным утром. Это было мое первое утро в горах, и за ним следовало еще двадцать, одно прекраснее другого. Жизнь протекала очень приятно, и я не знал, чем восторгаться: оригинальной и удобной обстановкой Вашего сруба, красавицами соснами и романтической дикой природой вокруг лесного омута, или авторами книг, которыми я запасся по Вашему совету. Я собирал малину и грибы и отдыхал лежа на лужайке. Часами я любовался видом в ущелье и размышлял о прочитанных книгах. Теплые вечера с лиловыми тенями, утренняя роса и благоухающие смолой дни, заходы солнца — все эти прелести моего отпуска удивительным образом смешались во мне со страницами прочитанных книг, и я уверен, что годами буду помнить, какую главу я читал на косогоре под Вашим срубом, а какую рядом с омутом. Долго не забуду запаха дерева Вашего сруба и шума дождя, барабанившего по крыше. Не знаю, жил ли я жизнью доисторического человека, но я жил прекрасно.

Примерно в середине отпуска я пришел к выводу, что Ваши разговоры о прелестях ловли форели на блесну принадлежат к тем очаровательным сумасбродствам, которыми Вы угощаете своих ближних и общим признаком которых является эксцентричная неправдоподобность. Короче говоря я не поймал ни одной форели, и уверяю Вас, что в мире нет человека, которому это удалось бы. Я вернул рыболовные принадлежности на место и в омуте продолжал только купаться. Ежедневно. Честное слово. Представляю себе, как Вы недоверчиво качаете головой, но это действительно правда, и Вы не поверите, насколько это поправило мое здоровье. С каждым днем я чувствовал себя бодрее. И не думайте, что я только полоскался в холодной воде, побрызгав спину и смочив ноги. Это я не называю купанием. Я нырял на самое дно омута!

Я готов забыть о том, что совет лазить по деревьям не был советом врача и друга, а советом саркастического остряка, и отплачу Вам поговоркой „кто в тебя камнем, ты в того хлебом“: доктор, следуйте моему примеру, и Ваш горный омут сделает из Вас победителя олимпийских игр. Еще раз благодарю Вас за гостеприимство и желаю весело нырять. Ключ от сруба находится в омуте.

Ваш Корейс

 

20 

Вечер в горах

Холодно, и вода тоже холодная

А что произойдет, если я буду смотреть в колодец через бинокль?

Цезарь не носил фланелевых рубашек

Дедушка ораторствует с катастрофическими последствиями

Небо на западе горело всеми красками. Кайма на облаках, плывущих в сияющем пространстве, казалась сделанной из расплавленного золота. Вся эта потрясающая красота была похожа на всплеск разноцветного фонтана, оргию безумного художника, плавающие в собственном соку золотые апельсины, открытый горн, в котором горела радуга, но больше всего она походила на заход солнца в горах. Все это было замечательно красиво. Однако, мадемуазель Барбора тоже была красива. Она сидела рядом со мной на цоколе сруба доктора Влаха, смотрела на небо, и ее глаза были полны света.

Через открытое окно было слышно, как хлопают карты об стол. Дедушка, доктор Влах и Сатурнин играли в марьяж. Время от времени они громко выкрикивали слова, обычно произносимые игроками за карточным столом. Поток шумел, и от омута доносились отрывки приглушенного спора между тетей Катериной и Милоушем. Тетя обмывала икры холодной водой и пыталась уговорить Милоуша сделать тоже самое. Несмотря на то, что вокруг было так красиво, и мадемуазель Барбора сидела рядом со мной, я чувствовал какую-то подавленность. Я думал о том, что вскоре мой отпуск кончится, и с ним безвозвратно исчезнут дни, которые я мог с утра до вечера проводить с мадемуазель Барборой. Мысленно я представлял себе Прагу городом, полным ослепительно красивых молодых мужчин, обладающих теми свойствами, которых у меня не было. Помимо прочего их подача была сногсшибательна, а уж мячи справа они отбивали просто образцово. Все маленькие и обнадеживающие победы, которыми я добился дружбы и расположения мадемуазель Барборы, могли стать весьма недолговечными. Меня удручала мысль, что от всех этих прекрасных дней у меня останутся только воспоминания и две спички без головок.

„Семерка горит!!“  - кричал дедушка внутри сруба. Барбора по-мальчишески рассмеялась, приложила к губам сжатую в кулак руку и как трубач протрубила кварту пожарных «Пожар!». Она вытянула вперед ноги в солидных туристических ботинках, руки засунула в карманы своей юбки и прислонилась к стене сруба. Иногда у нее были немножко мальчишеские движения и тогда она походила на неуклюжего медвежонка. Глаза ее при этом блестели, и я чуть с ума не сошел, до того мне это нравилось. От потока по косогору поднималась тетя Катерина. Ее подпрыгивающая походка не гармонировала с сердитым выражением лица. Она прошла мимо нас, не обратив на нас внимания, и исчезла в срубе. Из открытого окна донесся голос доктора Влаха: „Держите шляпы, едем с горы!“

Солнце уже исчезло с горизонта, и облака на западной стороне внезапно почернели. Краски на небе менялись с каждой секундой, и в тот момент, когда дедушка угрожал какому-то королю: „Вот как я хлопну его десяткой!“, небо было бледно-зеленым. С покрытых лесом косогоров поднимался легкий туман. Воздух в ущельях был еще прозрачным, но постепенно приобретал цвет налёта на спелых сливах. Вскоре после этого холмы над нами утонули во мраке. Милоуш поднимался по косогору, и было слышно, как за ним катятся камни. На небе появились первые звезды.

Утром мы поднялись еще до рассвета. Все мы были заспанные, и всем было холодно. Я сворачивал одеяла, под которыми я спал, и от холода у меня зуб на зуб не попадал. Доктор Влах включил электрическую плитку и поставил на нее большой котел с таким огромным количеством воды, что закипеть она по-моему не могла никогда. Дедушка обувался и тихонько что-то насвистывал, пока не разорвался шнурок. После этого он тихо ругался. Было слышно, что дамы в мансарде тоже встают. Тетя усиленно напевала, думая очевидно, что этим она согреется. Сатурнин пришел со двора с полотенцем на шее. Он пожелал нам доброго утра, состроил веселую мину и сообщил, что погода будет отменная. Откуда он это взял, не знаю. Вид из окна, наоборот, предвещал ноябрьский дождливый день и казалось, что если дождь прекратится, то непременно начнется снегопад.

Мысль о том, что надо идти к потоку, чтобы помыться, меня отнюдь не приводила в восторг. Однако, имеются определенные принципы, которыми хорошо воспитанному мужчине пренебрегать нельзя. Кстати, Сатурнин уже подавал мне зубную щетку, пасту и чистое полотенце.

Я выбежал из дома с желанием покончить со всем этим как можно скорее. Природа безмолвно, затаив дыхание, ожидала восхода солнца, и я эту величественную тишину нарушил своими окованными сапогами и шумом камней, катившихся за мной, когда я бегом спускался по каменистому косогору по направлению к омуту.

Советую Вам никогда этого не делать. Никогда не спускайтесь бегом в окованных сапогах по крутому косогору, покрытому камнями, особенно не делайте этого по-утру, когда камни мокрые. Не впадайте в заблуждение из-за того, что я не убился, ибо такие невероятные случаи тоже происходят. Я летел вниз по косогору способом, сильно напоминающим стихийное бедствие. Я скользил по камням, которые, как только я наступал на них, тотчас откатывались в сторону, и мои отчаянные попытки остановиться к сожалению имели обратное действие. С сумасшедшей быстротой я мчался к деревьям, окружающим поток.

Не знаю, как получилось, что я не столкнул мадемуазель Барбору в омут. Во всяком случае это была не моя заслуга. Я увидел ее в последнюю секунду. У нее был полон рот зубной пасты, глаза ее были широко раскрыты, и она с нескрываемым удивлением глядела на меня. Я промчался мимо нее, сопровождаемый невероятным шумом и целой лавиной камней, влетел в самую середину омута, и вода сомкнулась надо мной.

По рассказу мадемуазель Барборы вряд ли что-либо могло бултыхнуться в воду, наделав при этом больше шуму, чем я. 

Когда я вынырнул, выплевывая воду во все стороны, эта девушка спокойно спросила меня: „Вас послали за ключом, или вы таким образом освежаетесь каждое утро?“ Я выкарабкался на берег и сказал: „Есть люди, которые бросаются в воду как только ее увидят. Ничто не может помешать им это сделать. Даже то обстоятельство, что в данный момент они сидят в автомобиле. Они въезжают в воду вместе с машиной“. Я не буду подробно описывать какой у меня был вид. Я, конечно, пробыл в воде недолго и не задержался там ни секундой дольше, чем нужно было. Однако и этого вполне хватило. С удивлением я заметил, что у мадемуазель Барборы вид ничуть не лучше моего. Она была вся мокрая — с ног до головы, и объяснила это тем, что у меня совершенно невозможный стиль прыжка в воду. Её вообще очень удивило, что кое-какая вода в омуте все-таки осталась. Большая же часть ее выплеснулась наружу и обрызгала всё в округе пятидесяти метров. С какой стати она должна остаться сухой, когда все деревья вокруг совершенно мокрые как после дождя. По ее мнению нам следует поскорее уйти отсюда, пока не упала та часть воды, которая была выброшена вверх. Я тоже считал, что оставаться там зря не стоит. Я дрожал от холода и предполагаю, что мадемуазель Барборе тоже не было тепло. Мы вскарабкались наверх и вошли в сруб. Мадемуазель Барбора побежала на чердак в мансарду, а я вошел в общую комнату. Все присутствующие умолкли и с удивлением глядели на меня. Доктор Влах сказал: „Вот тебе раз!“ Никто меня не спросил, что со мной произошло, и я был рад. Не переношу людей, которые считают своим долгом задать человеку, упавшему на льду, вопрос: „Что вы вытворяете?“

Если Сатурнин в роли слуги не всегда был первоклассен, все же нельзя не признать одного: он обладал какой-то удивительной способностью предвидеть почти все аварии, которые могли бы случится с его господином, и всегда был готов противостоять им. Допустим, я буду смотреть в колодец через бинокль. Я понимаю, что это нелепость, но я говорю „допустим“. И допустим, этот бинокль упадет в колодец. Сатурнин тотчас подаст мне новый бинокль, вынув его из кармана элегантным движением салонного иллюзиониста. Естественно, это удивит меня и даже немного испугает.

Я приму эту вещь из его рук с чувством, что форма бинокля отнюдь не должна быть окончательной, и что он может превратиться в кролика или в цветок. Может быть я даже произнесу какие-нибудь заклинания против нечистой силы и снова брошу заколдованный бинокль в колодец. Тогда Сатурнин спокойно заметит, что, естественно, это не тот же самый бинокль, который только-что туда упал. Из его дальнейших слов выяснится следующее: падение бинокля в колодец настолько частое и обычное явление, что его обязанностью является предвидеть его, Для подтверждения своих слов он приведет несколько статистических данных, касающихся числа биноклей, упавших в колодец со времен крестовых походов с учетом числа вероятности.

Благодаря этому свойству Сатурнина я не заболел воспалением легких. Это не связано с биноклем, конечно, а с мокрой одеждой. Он попросил меня сразу переодеться и вынул из своего рюкзака такое количество моего сухого белья и верхней одежды, что я остолбенел. Безусловно он уже вчера точно знал, что я где-нибудь да упаду в воду. Единственно, чего в рюкзаке не было, это запасных ботинок, и это предоставило ему возможность похвастаться еще одним из своих фокусов. То, что он проделал с моими ботинками, нельзя назвать иначе. При помощи нескольких фланелевых тряпок и щетки он высушил их, и никто бы не поверил, что всего лишь несколько минут назад я прыгал в них в омут. Весьма полезный мужик. В его рюкзаке нашлась также плоская бутылка с коньяком и он принудил меня выпить ее значительную часть. Надо сказать, он мне здорово помог. Тонкий на вкус, однако достаточно крепкий, он быстро поднял мое настроение. Этот коньяк, конечно, хотя о Сатурнине можно сказать тоже самое.

В ту самую минуту, когда доктор Влах закончил приготовление чая, взошло солнце и появилась мадемуазель Барбора. Оказалось, что я обрызгал ее не так уж сильно, так что я вздохнул свободно. До этого единственно только мысль о ней мешала мне смотреть на всю эту историю с юмором. Я рассмеялся, но этого пожалуй мне делать не надо было. Дедушка с доктором Влахом до этого момента вели себя весьма тактично и не воспользовались случившимся для того, чтобы подтрунивать надо мной. Однако, как только мое нахмуренное выражение лица сменилось улыбкой, они перешли в атаку и в течение всего завтрака угощали меня разными замечаниями в мой адрес и ироническими вопросами. Мне кажется, что я оборонялся вполне сносно, но когда к ним присоединилась и мадемуазель Барбора, я понял, почему Цезарь закрыл лицо тогой и скончался. Я этого сделать не мог, так как наша одежда не приспособлена к таким действиям. Каждый непредвзятый человек должен согласиться с тем, что закрыть лицо фланелевой рубашкой невозможно, тем более в присутствии дам. Сатурнин, конечно, воздержался от любых замечаний, зато прилежно записывал и рисовал что-то в свой дурацкий палубный дневник. Затем он тихо беседовал с доктором Влахом. Он собрал все одеяла, находящиеся в срубе, тщательно сложил их и запихнул в свой рюкзак. С этой минуты я был уверен, что мы безусловно попадем в ситуацию, в которой нам без одеял не обойтись. Милоуш нервно потрогал свои усики. Тетя Катерина была очень нетерпелива и заявила, что ей необходимо глотнуть свежего воздуха. Дедушка проворчал, что, черт побери, она наглотается его вдоволь в пути. Тетя тряхнула головой и пошла глотать.

Доктор Влах распределил между нами продукты и после этого мы отправились в столь памятный для нас путь. Мы заперли ставни и дверь сруба, и доктор Влах засунул ключ в карман. То, что он не повесил его на сосну и не бросил в омут, свидетельствует о том, что сумасбродства имеют свой предел. Мы отправились по направлению к Белому Седлу.

Не знаю, записывал ли Сатурнин в свою толстую тетрад приключения, происшедшие с нами во время пути, но если он это делал, то спокойно мог события этого дня выразить одной короткой фразой: „Все в порядке“. Мы чувствовали себя великолепно, и настроение у всех было приподнятое. Белые песчаные скалы над истоком реки были нашей первой целью, и мы заметно к ним приближались. На вырубках и просеках перед нами открывался новый вид, горизонт расширялся, и ландшафт опускался в прозрачную глубину. Солнце сияло и наши лица потемнели от загара. Мадемуазель Барбора надела большие темные очки и походила на иллюстрацию к детской книжке „Светлячки“. Около одного часа пополудни мы добрались до истока реки, и через десять минут после этого Сатурнин мог написать в тетрадь следующее: „Все в порядке кроме дедушки“. Все могло быть в наилучшем порядке, включая и дедушку, если бы последний не решил выступить с речью. Я никогда не был любителем многословия и часто желал ораторам, чтобы с ними произошло то, что случилось с дедушкой на Белом Седле: чтобы под ними рухнула трибуна, чтобы их унес ветер, чтобы они провалились сквозь землю.

Я не утверждаю, что все это именно произошло с дедушкой. Я только хочу сказать, что не питаю симпатии к людям, которые, воспользовавшись обстоятельством, что то или иное событие произошло ровно пятьдесят или сто лет назад, обращаются к народу с речью о том, что мост построен для того, чтобы по нему ходили, деревья посажены для того, чтобы расти и давать тень, или приносить плоды в случае, если страну не постигла катастрофическая засуха.

Когда мы обошли истоки реки и достигли места, откуда нам предстояло спускаться, дедушка взобрался на огромную кучу камней и произнес шуточную речь, полную неожиданных открытий. Например, он говорил о том, что нас семь человек, что обстоятельства заставили нас предпринять то, чем мы в данную минуту занимаемся, что мы находимся наверху и сейчас спустимся вниз, и что в городе нас ждет сытный ужин. И вдруг Сатурнин как сумасшедший заорал во все горло, так что все испугались, а дедушка стал заикаться. Позднее Сатурнин утверждал, что он кричал „Ура!“, но никто ему не поверил. Поскольку мне известно, „Ура“ кричат совсем не так. Но размышлять об этом нам не пришлось, так как дедушка не предоставил нам возможности это сделать. Стоя на круглой глыбе он вдруг сделал несколько совершенно диких движений, затем замахал руками как будто хотел улететь в ущелье, после чего с грохотом свалился и исчез за огромным камнем. Сначала мы буквально остолбенели, но вскоре дедушкины ругательства нас вывели из оцепенения. Мы стремительно обежали всю эту груду камней и нашли дедушку втиснутым между двумя валунами и ругающимся на всех языках мира.

Следующие минуты были посвящены спасательным работам. Мы изо всех сил старались вытащить дедушку из этого каменного капкана, и каждый из нас это делал по-своему. Мы тащили его за руки и за ноги и были не на шутку испуганы его непрерывными проклятиями. „Пошли направо!“ — советовал Сатурнин Милоушу. „Пошли налево“ — кричал на меня доктор Влах. „Пошли вы к черту, ведь вы меня разорвете на куски!“- орал дедушка. Когда, наконец дедушку вытащили, он сел на траву, и на наши вопросы, что у него болит, отвечал со злостью, всячески давая нам понять, что лучше было нам не вмешиваться и предоставить ему встать самому. В следующий раз он запрещает кому бы-то ни-было спасать его. Потом тетя Катерина непредусмотрительно спросила его, зачем собственно он прыгал вниз. Дедушка зарычал на нее так свирепо, что мы инстинктивно отсели от него подальше. Хотя небо сияло незапятнанной синевой, мы чувствовали, что над нашей экспедицией нависли тучи.

 

21 

Ночь в лесу

Дежурю до одиннадцати часов

О том, что случилось

Милоуш меня удивляет

Мне бы следовало побриться

Идет дождь

Мы похожи на бродяг

Краткое рассуждение о приключениях

Конец пути

Таким образом получилось, что спуск с Белого Седла мы до смерти не забудем. Дедушка, поддерживаемый Сатурниным с одной стороны и мной с другой стороны, на каждом шагу стискивал зубы от боли, и настроение наше совсем испортилось. Гора была крутая и спускаться с нее трудно было и здоровому человеку. Не прошло и получаса, как нам всем стало ясно, что если кто-нибудь и доберется сегодня вечером до гостиницы „У голубого шара“, то это будем не мы. Под палящими лучами солнца мы шли, спотыкаясь о корни и камни, и мне вспомнились дедушкины жесткие слова о том, что кто не сможет идти, будет предоставлен своей судьбе. Я конечно понимал, что это было сказано в шутку, и мне и в голову не приходило напоминать об этом дедушке, однако я подумал, насколько легко вести подобные разговоры, сидя после сытного ужина в шезлонге на террасе. Мы спускались шаг за шагом и время от времени дедушке приходилось отдыхать.

Я размышлял о том, не лучше ли остаться мне и Сатурнину с дедушкой, а остальным попытаться добраться до городка. То есть доктору Влаху, тете Катерине и Милоушу. Мадемуазель Барбора могла бы остаться с нами. По-моему это будет лучший вариант, но я не отважился предложить его.

Мы прошли примерно одну четверть пути и около шести часов добрались до маленькой лужайки. Дедушка несмело предложил остаться здесь. По его мнению провести ночь под открытым небом было бы весьма романтичной. Мы можем разложить костер, который защитит нас от холода. Он сильно устал и с опаской поглядывал на нас. Мне было искренне жаль его, и по-моему все остальные чувствовали тоже самое. По мнению доктора Влаха это самое разумное, что при данных обстоятельствах можно было сделать. Всем ясно, что до города нам сегодня не добраться, и если нам суждено провести эту ночь под открытым небом, то надо к этому приготовиться. Придется собрать хворосту в достаточном количестве и попытаться уснуть поскорее, чтобы отоспаться как следует с вечера, так как к утру сильно похолодает. Кроме того на каменистых косогорах, которые нам предстоит еще преодолеть, мы с трудом найдем такое хорошее место для ночлега, как эта лужайка.

Мы все согласились с этим предложением. Я был доволен во-первых из-за дедушки, и во-вторых из-за того, что сам здорово устал. Дедушка весьма крупный мужчина, и поддерживать его при спуске с крутых косогоров не шутка. Все тело у меня болело и мне казалось,что я больше никогда не смогу выпрямиться. Через час была приготовлена целая куча хвороста и на костре лежали дрова, которые только и ждали того момента, когда их кто-нибудь подожжет. Были распределены продукты, и Сатурнин раздал одеяла.

Несмотря на то, что с нами приключилось, должен сказать, что это был приятный вечер. Дедушка успокоился и только изредка жаловался на боли в пояснице. Барбора принесла ему горсть ежевики, и потом мы закурили. Когда солнце торжественно закатилось, и Сатурнин готовился зажечь костер, доктор Влах спросил дедушку, не намерен ли он воспользоваться этим случаем, чтобы произнести речь. Дедушка что-то проворчал в ответ,завернулся в одеяло и вскоре уснул.

Был тихий вечер, дым костра поднимался вверх и только высоко над нами отклонялся в сторону, тянулся по направлению к Градове и постепенно рассеивался. Откуда-то из ущелья доносилось меканье косули и потом снова стало тихо, если не считать тихого похрапывания, свидетельствующего о том, что тетя Катерина тоже уснула. Доктор Влах тихо подбрасывал дрова в огонь и задумчиво глядел на пламя. Барбора рассказывала мне о спальных мешках, в которых говорят можно спать даже на снегу. Что касается моей персоны, должен сказать, что я бы даже и не пытался этого делать. Достаточно было с меня этой августовской ночи под Белым Седлом. Доктор Влах обошел костер, подсел к нам и вполголоса сообщил, что он говорил с Сатурниным и Милоушем и что нам придется чередоваться в дежурстве у костра. Кто будет дежурить с вечера, тому не придется особенно выспаться, потому что к утру видимо будет так холодно, что спать не будет никто из нас. Сатурнин, правда, предлагал дежурить всю ночь, но с этим нельзя было согласиться. Порядок дежурства был установлен жребием, и я должен дежурить до одиннадцати часов. В случае, если мне удобнее дежурить после полуночи, Сатурнин готов поменяться со мной дежурством, а именно с часу до трех. С одиннадцати до часу будет поддерживать огонь Милоуш, а с трех до пяти доктор Влах.

Я сказал, что все равно не усну до одиннадцати часов и что я согласен дежурить по жребию. Доктор Влах попросил меня в одиннадцать часов разбудить Милоуша. Потом он пожелал нам спокойной ночи и вернулся на свое место. Огонь тихонько потрескивал, и горы обрисовывались на ночном небе — темные и могучие как тысячу лет назад. Наша земля спала. Я был утомлен, однако присутствие девушки, которую я любил, меня приятно волновало и не давало мне уснуть. Еще долго мы с мадемуазель Барборой тихо разговаривали, в то время как звезды на темном небе медленно передвигались. Все вокруг спало, а мы вдвоем сторожили костер высоко в горах и глядели на ночные тени. Хотя я с удовольствием провел бы таким образом всю ночь, я все-таки посоветовал Барборе попробовать заснуть. Она послушно ответила „Хорошо“, потом сказала „Спокойной ночи“ и с очаровательной непринужденностью подставила мне губы для поцелуя.

Это было прекраснее, чем я мог себе представить.Я накрыл ее одеялом, погладил по волосам и потом бодрствовал в одиночку. Я подбросил немного хворосту в огонь, и потом мной всецело овладело чувство, которое так редко бывает в жизни человека, чувство бесконечного счастья. В эту минуту мне казалось, что все в мире находится в идеальном порядке и что жизнь замечательна.Не знаю, сколько времени я так сидел и глядел на раскаленные угли, так что мой костер чуть-чуть не погас. Я встал, чтобы подбросить хворосту. Когда я посмотрел на всех закутанных в одеяла спящих, я обнаружил, что Милоуш дрожит. Я подумал, что ему холодно, но потом понял, что он плачет. Я и понятия не имел, что с ним произошло. Я положил руку на его плечо, и он поднял на меня заплаканное лицо. Я ничего не спросил, он заговорил сам: „Я все видел“, сказал он и отвернулся. Тут я понял, что он говорит о нашем с Барборой поцелуе на сон грядущий. Я был ошеломлен тем, что Милоуш оказался совсем другим человеком, чем я думал. Передо мной лежал тот самый циничный соблазнитель женских сердец, нахал, предложивший мне возмутительное пари, лев салонов, хвастающийся своими победами, и плакал, потому что видел, как я поцеловал женщину, о которой он выражался с непринужденностью торговца „белым мясом“.

Я не знал, что ответить. Подбросив хворосту в костер я вернулся на свое место. Досадно было, что поцелуй мадемуазель Барборы был теперь связан с воспоминанием о Милоушиных слезах. Хотя вся эта история была не особенно приятной, все же я почувствовал к этому новому Милоушу больше симпатий. Хорошо было бы, если бы в этих слезах утонула его дурацкая напыщенность. Такие лекции иногда приносят людям пользу. В одиннадцать часов Милоуш спал как убитый. Сказались усталость и плач. Я не решился разбудить его. Сев на траву рядом с Барборой я смотрел на спящую. Свет костра беспокойно блуждал по ее лицу и волосам. Я накрыл ее еще своим одеялом и слегка поцеловал в щеку. Она чуть-чуть приоткрыла глаза, улыбнулась и прошептала: „Вам бы следовало побриться“. Потом я сел к костру, чтобы дежурить за Милоуша.

Перед рассветом пошел мелкий дождик. Мы постепенно просыпались замерзшие, усталые и в скверном настроении. Одеяло, которое оставил мне Сатурнин, принимая от меня дежурство, оказалось коротким, и в эти холодные часы я сообразил, что не только из-за покорности поэт может пожелать «стать маленьким, и еще уменьшиться, пока не сделается всех меньше в мире этом». Холод и короткое одеяло могут совершенно неожиданно повлиять на желания человека. Дождь вскоре прекратился, но и той дозы, которую мы получили, было вполне достаточно. Огонь шипел, и от едкого дыма слезились глаза. Наша одежда вся смялась, и у мужчин за ночь выросла колючая борода. Мы мрачно жевали сухари, которыми нас вчера оделил доктор Влах, и меланхолически глядели на лес, подернутый легким туманом. Мадемуазель Барбора подсела ко мне и вполголоса спросила меня, собираюсь ли я сегодня купаться. Я ответил, что не собираюсь и бриться тоже не собираюсь. Она слегка покраснела, но глаза ее весело блестели. Не представляю, что должно стрястись, чтобы у этой девушки испортилось настроение. Дедушка сидел завернутый в одеяло и мрачно глядел вперед. Когда доктор Влах спросил его, поспал ли он хоть немного, дедушка только махнул рукой. Он весь как-то съёжился и со вчерашнего дня как-бы постарел лет на двадцать. Сатурнин вытащил откуда-то бутылку коньяку и протянул ее дедушке. Доктор Влах постучал пальцем по лбу и удивился, как это ему не пришло в голову взять из сруба свою бутылку коньяка той-же марки. Сатурнин сухо сказал, что это и есть та самая бутылка и принялся складывать одеяла. Доктор Влах ответил, что тогда значит всё в полном порядке. Я полагал, что это не так. Сатурнину нечего было брать что-либо без ведома хозяина. Я как раз собирался сказать это вслух, но не успел, так как между тем бутылка обошла всех присутствующих и дошла до меня. Я решил промолчать, так как не люблю ссориться и люблю коньяк, особенно в таких случаях, когда человеку до зарезу нужно согреться. Бутылка возвратилась к дедушке, и все мы почувствовали, что погода явно улучшилась. Дедушка меланхолически глотнул из бутылки и снова послал коньяк в круговую. Между тем костер разгорелся, и дым перестал лезть в глаза. Да и сухари доктора Влаха в конце концов не были такими уж безвкусными как нам казалось раньше, а туман, расстилавшийся над лесом, собственно говоря был весьма колоритный. Всё вокруг дышало свежестью, и утренний дождик лесу ничуть не повредил, а наоборот. Небо на востоке светлело с каждой минутой, и мы чувствовали, что солнце стоит за кулисами гор и готово по мановению руки небесного режиссера выйти на сцену во всей своей ослепительной красоте. Полупустая бутылка была спрятана, и Барбора находчиво и умело потушила костер. Дедушка с трудом поднялся и смущенно посмотрел на меня и Сатурнина. Мы встали на свои места, чтобы поддерживать его в пути, и караван двинулся. Казалось дедушка шагает бодрее чем вчера, но это было лишь вначале. Он очень быстро устал, и мы спускались еще медленнее чем в прошедший день. Однако теперь это нас не столь волновало, так как в нашем распоряжении был целый день. Даже таким медленным темпом мы сегодня доберемся до городка. Только бы дедушка вообще был способен идти. Около девяти часов дедушка потребовал привала. Мы сидели под группой сосен и смотрели вниз на речку. Утреннего тумана и в помине не было, небо было безоблачным. Солнце опять припекало. Из-за бессонной ночи, тишины гор, жары, усталости и утренней дозы коньяка нам ужасно хотелось спать. Когда позднее мы вспоминали об этом пути, нам казался он полным приключений, но на самом деле ничего приключенческого в нем не было. Скорее он был полон мелких неприятностей. Я никому не намерен навязывать свою точку зрения, так как слово „приключение“ можно понять по-разному. Вы, я и много других людей могут считать, что дальнее плавание представляет собой невесть какое приключение, но капитан трансокеанского корабля очевидно придерживается другого мнения. Вполне вероятно он развлекается во время пути ничуть не больше, чем проводник поезда Прага-Брно, и оба они одинаково счастливы, когда их рейс подходит к концу. Когда шестнадцатилетний юноша мечтает о приключениях, его голова забита пальмами, джунглями и пустынями. Мне не кажется пальма более волнующей чем допустим сосна, и необыкновенные события могут происходить скорее в пражском районе Смихов или Радлице, чем на каучуковых плантациях острова Суматры. Поскольку мне известно, в тропиках можно пережить столько приключений, что белые чиновники там сходят с ума от скуки. Я отказываюсь называть травмы, бедствия и неприятности приключением. Если вы будете ночью разбужены мяуканьем кошек, бегающих по крышам домов Малой Страны, это никак нельзя считать приключением. А если вас разбудит рев тигров, то это уже приключение. Мне это непонятно. Очевидно вся загвоздка в том, что тигров гораздо меньше, чем кошек. В таком случае если вас разбудит архиепископ Остравский, можете считать, хоть это и полная бессмыслица, что вы пережили самое замечательное приключение в мире, ибо такой архиепископ вовсе не существует. Таким образом мы ни до чего не доберемся и поэтому давайте вернемся к описанию нашего пути.

Когда мы отдыхали минут десять, ко мне подошел Милоуш и мрачно спросил меня, почему я ночью не разбудил его для дежурства. Я ответил, что мне не хотелось спать. Он сказал, что не желает, чтобы с ним обращались как с маленьким мальчиком и не нуждается ни в каком особом внимании к себе. Я ответил, что в будущем буду этим руководствоваться, но теперь не стоит об этом говорить. Все равно никто ничего не заметил. Он с подозрением посмотрел на меня и ушел, не сказав ни слова. Тетя Катерина занималась дыхательной гимнастикой и десять раз в минуту восклицала: „Ах, какой воздух, ах, какой воздух!“ А потом для разнообразия заявила: „Вот это благоухание воздусьев!“ Дедушка немного разговорился, показал нам в ущелье место, где река образовала извилину, и рассказал нам какую-то историю. Мне ужасно хотелось спать, так что я запомнил из его рассказа только его самого, затем удочку и невероятное количество форелей. Этим, конечно, не мог не воспользоваться доктор Влах. Он стал рассказывать о своем горном омуте и о том, что в нем водится очень много форели. Барбора выразила сомнение по этому поводу, потому что по ее словам я вчера утром тщательно обследовал омут и ни о каких форелях не упоминал, хотя видеть их я должен был. Потом я услышал голос доктора Влаха, но он раздавался как-будто издалека, и затем я уснул. Не знаю, долго ли я спал, но думаю, что всего лишь несколько минут. Мне снилось, что я поддерживаю дедушку и осторожно, вместе с Сатурниным, шаг за шагом, подвожу его к омуту. У дедушки были огромные усы, и он щекотал ими меня в лицо. Потом я проснулся и увидел, что Барбора смеясь наклоняется надо мной, и в руке у нее стебелек луговика. И снова мы пустились в путь по каменистой, размытой водой дороге. Дедушке становилось все хуже и хуже. Он тяжело дышал, охал и дрожал от усталости. Меня это нисколько не удивило, все мы шли из последних сил. Моя щиколотка, недавно зажившая, тоже стала отзываться. К вечеру мы увидели городскую церковную башню, и она показалась нам такой далекой, что мы не надеялись до нее вскоре добраться. И тут дедушка заявил, что дальше он идти не может. Доктор Влах вынул карту, и мы стали советоваться, что нам делать. Мы обнаружили, что до города еще далеко, дальше, чем мы думали, так как полевые тропинки, по которым нам предстояло идти, всячески извивались и крутились. Тогда мы решили идти вдоль реки по берегу до тех пор, пока не дойдем до шоссе, на которое выходил дедушкин сорванный мост. Затем мы разделимся. Те, кто будут в силах, отправятся в городок, возьмут там извозчика и вышлют его за дедушкой и остатком нашего каравана. Дедушка согласился с этим планом, мы с трудом поднялись и спотыкаясь, продолжали наш путь. Около шести часов мы увидели на другом берегу реки дедушкин пустующий дом, и сразу после этого доктор Влах ужасно выругался. Мы посмотрели туда, куда смотрел он вытаращив глаза, и в эту секунду наше трехдневное, полное всяких лишений путешествие, представилось нам как самое дурацкое мероприятие в мире. Оба берега соединял новый мост, свежее дерево которого сияло новизной в лучах вечернего солнца.

 

22

Пользуемся благами цивилизации

Тетя ухаживает за дедушкой

Дедушка сошел с ума

Тете бы очень хотелось поглядеть на такого смельчака

Давайте Эриде коньяк

Проснувшись на следующее утро в нормальной кровати и с наслаждением потягиваясь, я вспомнил следующие слова доктора Влаха: „Если мы долгое время находимся в идиллическом состоянии, мы перестаем это состояние воспринимать, и судьба окажет нам неоценимую услугу, схватив нас за шиворот и вышвырнув нас на мороз“. Я думаю, что с нами произошло нечто подобное, и не случись ранения дедушки, я согласился бы с соломоновским изречением тети Катерины, что нет худа без добра. Я вспомнил о конце нашего трехдневного пути и рассмеялся. Когда мы перешли через мост и добрались до дедушкиного дома, кухарка с прислугой Марией сидели на ступеньках перед дверью. У стены стояли их велосипеды, нагруженные сумками и разными покупками. Эти женщины и понятия не имели о том, откуда мы появились, и их лица выражали опасение и удивление по поводу нашего не совсем опрятного вида. Затем они с инстинктом простых людей сделали то, что было важнее всего, а именно — быстро приготовили для нас сытный ужин.

Дедушку уложили в кровать, и тетя Катерина принялась ухаживать за ним. Я полагаю, что это ему не особенно пришлось по вкусу, но он настолько ослабел, что даже не попробовал сопротивляться.

Я как раз думал о том, что надо будет пойти посмотреть на него и спросить, как он себя чувствует, когда раздался стук в дверь и вошел Сатурнин. Он пожелал мне доброго утра, приготовил для меня серый выходной костюм и сообщил, что мадемуазель Барбора спрашивает, не собираюсь ли я после завтрака отправиться в город за покупками.

Потом Сатурнин спросил, не хочу ли я выкупаться. Мне не совсем было ясно, что он под этим подразумевает, однако, судя по выражению его лица, своим вопросом он никоим образом не намекал на мой прыжок в омут, и я кивнул. На мой вопрос, каково состояние дедушки он ответил, что, по словам госпожи Катерины он серьезно болен. Мадам запретила беспокоить его и даже отказалась впустить к нему доктора Влаха. Доктор рассердился и с вопросом: „Кто в конце концов врач, я или вы?“ вошел к дедушке, не обращая внимания на ее протесты. Со слов доктора Влаха старик страдает от боли, нервничает, и просил его не впускать к нему тетю Катерину. По мнению Сатурнина между доктором Влахом и мадам видимо произойдет столкновение.

Спроси меня кто-нибудь, каково мое мнение о результате такого столкновения, я предсказал бы победу доктора Влаха, и позднее был весьма удивлен известием, что мой фаворит был разбит на голову. В последующие дни тетя Катерина овладела полем битвы, а доктор Влах, расположившись на террасе, задумчиво курил свои виргинские сигары. Не знаю, почему он сдался. Очевидно, виною было естественное отвращение мужчин к скандалам , а может быть, он надеялся, что дедушка взбунтуется сам и укажет ей на дверь. Как бы то ни было, мне стало ясно, что мужчина, даже самый энергичный, при столкновении с истеричкой не имеет шансов. Я был этим разочарован, но я не мог доктору Влаху этого ставить в вину. Зная, какие последствия для дедушки будет иметь ухаживание за ним тети Катерины, доктор безусловно боролся бы настойчивее.

Выкупанный, побритый и одетый в серый выходной костюм я спустился к завтраку. Через час я сидел в белом рапиде рядом с мадемуазель Барборой и изучал длинный список вещей, которые нужно было купить в городе. В магазинах называли мадемуазель Барбору „мадам“ и видимо считали нас супругами. Что касается меня, то эта ошибка была мне по сердцу, и мадемуазель Барбора тоже не протестовала. Мы вернулись к обеду и после обеда пошли купаться.

В течение нескольких последующих дней в доме дедушки царила какая-то странная тишина. Наша компания распалась, и каждый занимался своим делом. Дедушка был прикован к кровати, и тетя почти не выходила из его комнаты. Милоуш впал в депрессию, а затем начал интересоваться прислугой Марией. Доктор Влах удил рыбу, а мы с Барборой купались, или бродили по лесу. Сатурнин все свое свободное время проводил в дедушкиной библиотеке. Во всем доме царило сонное спокойствие, однако все мы чувствовали приближение какого-то события. Но такого не ожидал никто из нас.

Все началось с того, что в один прекрасный день тетя Катерина обнаружила на двери дедушкиной комнаты табличку с надписью, довольно глупо подражающей надписи на металлических табличках марки „САМО“, которые обычно помещаются на автоматически закрывающихся входных дверях. Я понимаю, что тетя удивилась и никак не могла сообразить что это значит. Она сама нам рассказала, что чувствовала себя как во сне, когда прочитала на табличке:

Не входите, входит само!

Никогда не забуду испуганной физиономии тети Катерины, вбежавшей к нам в гостиную с просьбой пойти кому-нибудь из нас к дедушке. Мы были этим очень удивлены. До этого тетя никого к дедушке не пускала. Мы испугались, что дедушке стало хуже, и доктор Влах спросил тетю, что случилось. Он взял из ее рук табличку, которую она нашла на ручке двери дедушкиной спальни, прочитал ее и пошел к дедушке. Тетя нам сообщила, что она, естественно, вошла в дедушкину комнату, не взирая на табличку. Старик глядел на нее свирепо и внезапно поднявшись на кровати стал кричать, требуя, чтобы тетя объяснила ему, почему конь Шемик мчался по направленю Радотина, в то время как Горимир мчался по направлению Неуметелы. После этого он швырнул в тетю подушкой. Она слыхала его крик даже тогда, когда бежала вниз по лестнице. Я не понимаю, почему дедушка интересовался именно Горимиром. Признаюсь, я сам не помню, куда кто собственно мчался после этого знаменитого прыжка. Сатурнин заявил, что это всего лишь предание, которое с исторической точки зрения проверить невозможно. По его мнению все было наоборот: конь Шемик мчался по направлению Неуметелы, а Горимир к Радотину. Кроме того Сатурнин попытался уточнить, куда мчались оруженосцы, которым было поручено сторожить мятежного владыку, и в конце концов так все запутал, что по его словам единственный, кто никуда не мчался, был старый славный Вышеград.

Доктор Влах вернулся с озабоченным лицом и сообщил, что дедушка называл его „Святым отцом“. Я спросил, нет ли у дедушки температуры, но доктор Влах покачал головой. Сначала я думал, что дедушка решил таким не совсем обычным способом избавиться от тети Катерины, однако в течение нескольких ближайших дней мне пришлось констатировать, что старик просто сошел с ума. Он выкрикивал какие-то бессмысленные фразы и задавал нам вопросы, явно свидетельствующие о том, что его дух помутился. Нашим обществом овладело весьма мрачное настроение. Каким странным, неожиданным и грустным оказалось окончание нашего отпуска! Сатурнину пришлось сменить тетю Катерину у ложа больного, потому что дедушка при ее появлении впадал в бешенство. Интереснее всего было то, что сама тетя Катерина, единственная среди нас, упорно отрицала тот факт, что дедушка временно лишился рассудка. „Ума у него больше чем у нас всех вместе взятых. Вы его слова намеренно извращаете. Вполне понятно, что он раздражен, но ведь это пожилой и больной человек“, говорила тетя Катерина.

Ссориться с тетей Катериной не имело никакого смысла, но по моему мнению для каждого разумного человека ситуация была ясна. Однажды, например, дедушка спросил, который час. Получив ответ, он заявил, что скоро мы будем в городе Пардубице. Такую штуку невозможно объяснить раздражением. Старику видимо казалось, что он едет в поезде.

По-моему немедленно надо было приступить к лечению, и мне не нравилось, что доктор Влах не предпринимал никаких шагов в этом направлении. Я высказал ему свое мнение, и он мне ответил, что лучшим лечением является покой. Дедушкино душевное равновесие мол было нарушено во-первых из-за тягот нашего трехдневного путешествия и во-вторых из-за ухаживания за ним тети Катерины. Спуск с Белого Седла подорвал выносливость дедушкиного организма, а об остальном позаботилась тетя Катерина и сделала это в рекордно короткий срок. Я не член семьи, сказал доктор Влах, и постоянные ядовитые нападения мадам мне весьма неприятны. Поэтому я не пытался препятствовать ей входить к больному. Она ухаживала за ним доселе не виданным мной способом. Я не знаю, делала ли она это по религиозным причинам, или другим, но фактом остается, что она несколько раз в день напоминала больному о возможности близкой смерти, и однажды я застал ее плачущей и с простертыми к нему руками ползущей на коленях к его кровати. Я не знаю, зачем она это делала, и рассказываю здесь об этом для того, чтобы вы поняли, что иначе это кончиться не могло. От таких сцен может повредиться и здоровый человек, не то, что больной старик. Так как сейчас больной находится в покое, и ухаживает за ним господин Сатурнин, есть надежда, что в скором времени его состояние улучшится. Затем доктор Влах дал нам понять, что он угадал, почему тетя Катерина утверждает, что дедушка вполне владеет своим рассудком. Ему не хочется распространяться об этом, однако если его подозрение подтвердится, он выступит против тети Катерины со всей решительностью.

Не знаю, что подразумевал доктор Влах под этими словами, и никаких дальнейших подробностей узнать мне не удалось, так как наша беседа был прервана приходом дедушки. Мы были удивлены, что он встал. Казалось, что у него ничего не болит, и у меня даже появилась надежда, что сейчас он скажет нам одну из своих любимых шуток, в которой и следа не будет от недавнего бреда. Он был в халате из верблюжьей шерсти, и было видно, что он несколько дней не брился. Выражение лица у него было грустное, и все мои надежды рухнули после первой же его фразы. Он сказал: „К сожалению, господа, все одноместные номера заняты“. Потом его лицо приняло сосредоточенное выражение, и он стал глядеть куда-то в пространство за нами. Мы посмотрели в ту сторону и увидели тетю Катерину. Я говорил уже о не совсем обычной походке тети. Она не ходит, а как бы подпрыгивает. Может быть на это намекал дедушка, когда он поднял кверху свой указательный палец и тыкнув им по направлению тети Катерины воскликнул: „Прыгуна, если он жив, забирает детектив. Пусть он прав или не прав, а придется платить штраф!“

Тетя удивилась и спросила: „В чем дело?“ Дедушка сжал кулаки, положил их себе на грудь и в свою очередь спросил: „Вы готовы?“ Выражение лица у тети было совершенно недоумевающее и она вскричала: „Почему?“ „Смирно!“ — закричал дедушка, в то время как тетя испуганно озиралась вокруг. „Вперед!“ — заорал старик и держа кулаки на груди побежал в свою комнату.

Когда я впоследствии рассказал об этом событии Барборе, она прищурила глаза, и спросила: „Когда был дедушка в последний раз в Праге?“ Я ответил, что два года назад и спросил: „А что?“ „Я думала, что он ездит только в машине“, сказала Барбора и больше этой темы не касалась. Некоторое время я размышлял о том, уж не заразны ли дедушкины бессмысленные фразы и таинственные вопросы и тут же вспомнил, что доктор Влах, после того как дедушка покинул помещение, обратился к тете Катерине со словами: „Quо usquе tаndеm, Саtilinа?“ По-моему это какая-то латинская фраза, но понятия не имею, что это такое. Тетя Катерина от злости позеленела, однако овладела собой и сладким голосом сказала, что она не помнит, когда разрешила доктору называть ее по имени“. Доктор Влах расхохотался и пошел за дедушкой.

На следующий день дедушка снова лежал в постели. Когда мы все остальные встретились за обеденным столом, доктор Влах сообщил нам, что дедушка выразил желание написать завещание. „Вот это славно, когда старый и больной человек своевременно приводит в порядок свои дела!“ – воскликнула тетя Катерина, и глаза ее заблестели. Она отнюдь не намекает на то, что дедушка скоро умрет, наоборот, она желает ему доброго здоровья и долгих лет жизни. Но все мы знаем, что молодые по выбору мрут, а старые поголовно, и не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня. Дедушка всегда здраво рассуждал, и за это она его уважает.

Доктор помолчал немного, а потом заявил, что по его мнению все это вздор. Из того, что все мы видели в последний период, можно сделать вывод: дедушкино душевное состояние не указывает на то, что он способен разумно обойтись со своим имуществом. Это очень грустно, но нам придется смириться с этим фактом. Кстати сказать, дедушкино последнее завещание, составленное три года назад, лежит у нотариуса Врбы. Как ни решил тогда старый джентльмен о своем имуществе, ясно, что он сделал это в здравом уме.

„Да неужели? Вот это интересно!“ — с ядовитой усмешкой сказала тетя Катерина. Теперь она понимает, почему в последнее время мы все делаем вид, что дедушка повредился в уме. Она никак не могла догадаться, какую цель мы преследуем, но теперь ей все ясно. „Что касается лично меня, то я заявляю, что дедушка вполне нормален, и попробуй кто-нибудь при помощи интриг и заговора посягнуть на дедушкину свободу действий. Тогда я буду вынуждена обратиться к своему адвокату“. Тут доктор Влах сдался. Он мол только выразил свою точку зрения. Он готов представить свидетельство о странном душевном состоянии дедушки в настоящее время любому родственнику дедушки, не согласному с составленным сегодня завещанием. Тетя притворилась, что она не может скрыть улыбку. Ей бы, мол, очень хотелось поглядеть на того смельчака, который отважился бы своими протестами неуважительно отнестись к самому старому члену семьи и сомневаться в его здравом уме! Затем доктор Влах попросил Барбору и меня присутствовать в качестве свидетелей при составлении завещания, и мы втроем отправились в комнату к дедушке.

Старик сидел на кровати, обложенный подушками, и казалось чувствовал себя вполне хорошо. Сатурнин как раз убирал поднос, на котором больной обедал. Когда мы подошли к его постели, он спросил нас какое сегодня число. Доктор Влах ему ответил: „Третьего.“ Тогда дедушка поднял указательный палец и провозгласил: «Третий трамвай должен снова стоять, это как пятью пять – двадцать пять».

Я в смущении посмотрел на доктора Влаха. Мне непонятно было, каким образом при таких обстоятельствах можно заниматься таким серьезным делом как составление завещания. Доктор отвел глаза, а когда я посмотрел на мадемуазель Барбору, я увидел, что она улыбаясь смотрит дедушке в глаза. Дедушка тер ладошкой свой небритый подбородок и тоже улыбался. Потом он взял с ночного столика золотой портсигар и предложил мадемуазель Барборе сигарету. Такая галантность со стороны человека, лишившегося здравого рассудка, меня растрогала до слез. Между тем доктор Влах что-то говорил, но я слушал его невнимательно. Я очнулся только тогда, когда он заявил, что никакое завещание мы составлять не будем, и что позднее он все объяснит. В ответ на это мадемуазель Барбора сказала, что она так и думала, и это уж совсем вывело меня из равновесия. Не знаю, как другие, но я терпеть не могу, когда люди выражаются как пригородные гадалки какими-то намеками и обиняками, а потом кто-то добавляет, что ему все ясно и что он так и думал. От своего имени заявляю, что я ничего подобного не думал, и мне в голову не пришло, с какой стати доктор Влах все это выдумал. Поскольку я правильно осведомлен, после всего этого произошло следующее.

Приблизительно через час доктор Влах пошел в гостиную, где ждала тетя Катерина, бросился в кресло и заявил, что все исполнено. Он сказал, что все прошло без пинка, без задоринки, и дедушкино решение хотя и явилось сюрпризом, но, безусловно, было мудрое. Доктор Влах полагает, что исходя из того, что материально все обеспечены, со стороны родственников не будет никаких возражений. У тети Катерины был изумленный вид, и она сказала, что обеспечены не все. Дедушка, мол, не мог этого забыть. Он всегда был благородный человек, и безусловно это благородство отразилось в завещании. В конце концов нет никакой необходимости взывать к благородству, так как имеются определенные моральные обязанности, от которых такой человек как дедушка уклоняться не станет. Если у дедушки нет никаких обязанностей по отношению к ней и Милоушу, тогда – извините меня — тетя Катерина не знает, существуют ли вообще какие-нибудь обязанности.

Доктор Влах ответил, что у дедушки на этот счет видимо другой взгляд. В этом нет ничего странного, ведь мнения часто расходятся. Что касается благородства, то своим завещанием старый джентльмен доказал, что этого-то у него имеется более чем достаточно. Потом он добавил, что все свое имущество дедушка завещал благотворительным обществам. Позднее доктор Влах рассказывал, что во всей своей медицинской практике он ни разу не видел, чтобы кто-нибудь побледнел так, как тетя Катерина. Потом ее лицо искривилось, губы сжались, а глаза стали узкими. Когда она заговорила, ее голос дрожал от ненависти. Она заявила, что в таком случае она признает свою ошибку. Она действительно ошибалась, думая, что дедушка нормальный. Такую жестокость может совершить только человек, страдающий размягчением мозга. „Я бы сказал наоборот“ — ответил доктор Влах — „я не вижу никакой жестокости в том, что человек завещает свое имущество благотворительным обществам.“ Тетя сказала ледяным голосом, что с ним она спорить на эту тему не намерена и что она тотчас уезжает, чтобы посоветоваться со своим адвокатом. Она твердо решила пригласить врача-психиатра для обследования дедушки, и она нажмет на все педали, чтобы это слабоумное завещание не вступило в силу. Доктор Влах встал и с нескрываемой иронией повторил тетины слова, сказанные ею всего лишь час тому назад, а именно, что ему очень хотелось бы поглядеть на того смельчака, который отважился бы своими протестами неуважительно отнестись к самому старому члену семьи и сомневаться в его здравом уме. Он добавил, что более бесхарактерного человека, чем мадам он еще не видел, и вышел из комнаты.

В коридоре он встретил прислугу Марию и в шутливом тоне сказал: „Геба, Эрида плохо себя чувствует. Давайте ей по две столовых ложки коньяку в минуту и осторожно подготовьте остальных к тому, что примерно через час она будет пьяна“. „Как?“ — спросила ничего не понявшая девушка. „Вдребезги!“ — ответил доктор Влах и с удовлетворенной улыбкой закурил сигару.

 

23

Конец отпуска

Мадемуазель Барбора мыслит самостоятельно

Воспоминание о мужчине, который не умел рассказывать

Завтра у национального театра

Деревеньки с красными черепичными крышами были похожи на бусинки, нанизанные на бело-серую нитку шоссе, по которому мадемуазель Барбора с уверенностью заправского водителя вела свою машину. Большая реклама с изображением шины появилась на обочине шоссе и быстро исчезла за нами. Могучие липы, окаймлявшие дорогу, размеренно проплывали мимо нас. Шшш…шшш…шшш… Искаженные изображения деревьев и облаков мелькали в кривом зеркале хромированных параболоидов, покрывающих фары машины. На один миг послышался лай собаки, который прекратился, как только исчезло с глаз несколько одиноких хижин.

Конец отпуска. Всегда в нем есть какая-то тоскливая нотка. Хотя, должен сказать, именно этот конец был лучше всего. После внезапного отъезда тети Катерины в горах стало на много лучше дышать, а мадемуазель Барбора была так мила, что кортовские красавцы со своими сногсшибательными подачами меня почти перестали навещать во сне. Постепенно я пришел к выводу, что я обладаю некоторыми свойствами, полностью искупающими мои недостатки и, следовательно, я не вижу препятствий тому, чтобы изредка с мадемуазель Барборой видеться в Праге. И не только на корте. Она сказала, что любит театр. Если я корректно приглашу ее в театр, может быть она не откажется.

Я удобно расположился на сидении, и предался воспоминаниям, в то время как кулисы ландшафта размеренно чередовались и уносились назад. Я чувствовал, что долго буду вспоминать об ушедших трех неделях, об обедах, приготовленных на костре, о двух спичках без головок, об утреннем купании в горном омуте, о ночи, проведенной в горах под Белым Седлом, и, не без злорадства, о моральной порке, доставшейся тете Катерине. Однако, хорошее расположение духа портила мысль о том, что приключилось с дедушкой.

„Бедный дедушка!“ сказал я громко.

„Почему?“ спросила мадемуазель Барбора. „Могло случиться, что вместо вас у него был бы другой внук, похуже вас“.

„Я не намерен подвергать критике дедушкиных внуков. Я говорю о его душевном расстройстве.“

„Вы что, это серьезно говорите?“ воскликнула мадемуазель Барбора. „Я не разделяю взглядов вашей тети, однако с ее заявлением, что ума у него больше чем у всех нас вместе взятых, я вполне согласна. Допускаю, что в последнее время он несколько необычно забавлялся на наш счет, но на этом все кончается. В конце концов у него могла быть для этого какая-нибудь причина.“

„Вы хотите сказать, что дедушка притворялся сумасшедшим?“ спросил я с удивлением.

„Конечно,“ сказала Барбора. „Подумайте обо всем этом хотя бы минутку, и вы придете к такому же выводу. Помните, как я спросила вас, когда ваш дедушка был в последний раз в Праге? Вы сказали, что два года назад. Чем объяснить тогда, что этот милый старик в течение нескольких дней ошеломлял нас различными прибаутками, наклеенными на окнах пражских трамваев всего несколько недель тому назад. Кто научил его этим прибауткам? Если память мне не изменяет, вы вместе со мной рассматривали табличку с надписью „Не входите, входит само». Наверное вы сразу догадались, что дедушка не мог написать эту надпись. Человек, у которого дрожит рука, не может писать плакатным пером. Когда мы сегодня утром укладывали чемоданы, вы не могли найти крышку от коробки для ботинок. Я сказала, что знаю, где она, и вы подумали, что я шучу. Я не шутила. Ваш Сатурнин сделал из нее ту самую табличку и написал на нее текст плакатным пером толщиной в два с половиной миллиметра. Тем самым пером, которым он написал заглавие дневника нашего путешествия на Белое Седло. У вашего слуги своеобразный юмор, и если ваш дедушка назвал вашу напичканную поговорками тетю „подпрыгивающей словесной мудростью славянского народа“ то позвольте мне при всем моем уважении к вашему дедушке уверить вас, что эта идея принадлежала Сатурнину. Впрочем, ваш дедушка знает, что я не верю в его помешательство. Я догадалась об этом по выражению его глаз, когда он провозгласил „Третий трамвай должен снова стоять, это как пятью пять“ и не смогла скрыть улыбку. Сигарета, которую он мне предложил, это была взятка за то, что я не порчу ему развлечения.“

„Боже мой!“ сказал я „Этого мне и в голову не пришло, а вместе с тем все это так просто! То есть теперь, когда вы об этом рассказываете, это кажется простым. Я восторгаюсь вашей сообразительностью. По-моему вам бы следовало поступить на службу в полицию. А теперь убавьте скорость: когда велосипедист едет в гору, он часто виляет то туда то сюда и может въехать прямо под машину. Вы не представляете себе, как вы меня обрадовали. Если дедушка здоров, тогда значит все в полном порядке и все замечательно!“

„Здоров“, сказала Барбора, „и вообще ваш дедушка замечательный. Я люблю его“.

Я немного помолчал, а потом сказал: „Но он очень плохо подает мячи“.

Барбора улыбнулась и спокойно сказала: „И все-таки я люблю его“.

Липы вдоль шоссе сменились тополями и слева зеркально заблестели обширные пруды. Короткий подъезд под железной дорогой зашумел в ушах и выбросил нас на ровную, прямую линию шоссе. Женщина, работающая в поле, махнула нам загорелой рукой, а маленький ребенок сделал то же самое, но с опозданием. Большой грузовик с мебелью, пыхтя, миновал нас. Бензоколонка заблестела на фоне зеленых лугов, и обслуживающий ее человек сделал нам под козырек. Прага 75 км. Другой дорожный предупреждающий знак: поворот. Шины завизжали, и снова мы едем по ровному шоссе.

Я думал о том, что даже тот, кто не влюблен в Барбору, должен признать, что у нее есть чувство юмора. Жаль, что в те вечера, когда мы сидели в темноте, мы не уговорили ее тоже что-нибудь рассказать.Она отговаривалась тем, что не умеет рассказывать, но безусловно это было не так. Очень мало людей совершенно не умеет рассказывать. Сам я с таким человеком встретился всего раз в жизни. Это было зимой, и я ночевал в турбазе для лыжников. В углу, на койке, сидел мужчина с лицом, опаленным ветром, и курил трубку. Не знаю, кто он был, но по внешнему виду это был типичный герой из фильма о лыжниках. У него был настолько внушительный вид, что кто-то из нас попросил его рассказать что-нибудь. Мы ждали рассказа о лавинах и альпийских спасательных экспедициях, но дождались мы чего-то совершенно другого. Он сказал, что очень любит рассказывать, но терпеть не может, когда его перебивают. Если мы обещаем, что не будем этого делать, он расскажет нам историю об интересном недоразумении между ним, одним его товарищем и девицей Верой, той, которая позднее из-за этого недоразумения вышла замуж за какого-то комиссионера вместо того, чтобы выйти за его товарища, любившего ее с детства, в то время как она думала, что он любит ее младшую сестру. Позднее она говорила, что действительно это так казалось, и она часто из-за этого плакала и затем вышла за этого самого комиссионера только для того, чтобы уступить его своей более счастливой сестре, особенно после того, как она убедилась, что с молодостью бесполезно бороться. Ее сестре было семнадцать лет, а ей уже минуло восемнадцать. При этом она полагала, что замужество с комиссионером по крайней мере столь же романтично, как жизнь в монастыре, потому что она была уверена, что комиссионеры и комиссионерши занимаются тем, что проповедуют веру каннибалам и в конце концов гибнут смертью мучеников. От загорелого мужчины с трубкой мы узнали, что по словам его товарища в жизни ничего более запутанного не существовало и что вся эта история еще сложнее той загадки с красными и черными шляпами в темной комнате, и что Вера всегда была сумасбродная девчонка, уж он-то, ее брат, это знает лучше всех.

Нас это удивило, и мы спросили загорелого мужчину, является ли он этим самым братом Веры. Он был просто поражен тем, как это нам могло придти в голову и сказал, что его товарищ и есть брат девицы Веры. Тогда мы спросили, сколько у него товарищей — один или два. Он ответил, что три и в свою очередь спросил нас, почему нас это так интересует. Мы ответили, что правильно сделали, спросив его, так как мы сразу почувствовали, что в своем рассказе он упомянул о двух из них. Он сказал, что ему незачем было упоминать о третьем, потому что тот живет в Пильзене и никак не связан с его рассказом. Мы, конечно, не настаивали на том, чтобы он о нем упоминал, но нам было ясно, что его товарищ, который был братом девицы Веры, не мог быть тождественным с его товарищем, ухаживающим за Верой, и нам хотелось разъяснить ему это. Нашим желанием было отличить друг от друга его товарищей. Мы допустили, что один из них будет товарищем Икс“. Он спросил, кого мы подразумеваем под этим товарищем Икс — Карла? Мы ответили, что подразумеваем именно Карла и спросили его, был ли Карл влюблен в Веру. Он сказал, что этого он не знает, но думает, что не был, так как он с Верой незнаком. На всякий случай мы спросили, знакома ли Вера со своим братом, и это его рассердило. Мы клялись, что и не думали издеваться над ним, но, судя по всему, раз этот Карл не брат Веры, и не влюблен в нее, значит, он и есть тот, который живет в Пильзене. Он сказал, что Карл не живет в Пильзене, а в Праге в районе Высочаны и добавил, что больше он ничего рассказывать не будет.

Я имею прекрасное представление о людях, не умеющих рассказывать, и как ни старайся, не могу сказать, что мадемуазель Барбора к ним принадлежит. Я наблюдал за ней, когда она вела машину без малейшего признака усталости, и размышлял о том, что она сказала мне о дедушке и Сатурнине. Я отдавал себе отчет в том, что в последнее время произошло весьма мало таких событий, за которыми бы не стоял мой сумасбродный слуга, и меня даже почти радовало, что я возвращаюсь в Прагу без него. Дело в том, что со слов доктора Влаха дедушка привык к услугам Сатурнина и поэтому доктор просил меня оставить Сатурнина у дедушки хотя бы до тех пор, пока дедушка окончательно не поправится.

На губах Барборы появилась легкая усмешка, и я спросил ее, почему она улыбается. Она ответила, что представила себе, как я буду один хозяйничать на своей шхуне и мне бы следовало пригласить тетю Катерину. Признаться, я тоже об этом думал. Конечно, не о приглашении тети Катерины, для этого сперва надо было бы сойти с ума. Но я думал о том, что не очень-то приятно будет жить на судне одному как на необитаемом острове. Мне даже пришла в голову мысль спросить госпожу Суханкову, не свободна ли моя старая квартира.

На горизонте появились пражские башни, и наш путь помаленьку подходил к концу. Мной овладела легкая подавленность. Еще час назад мне всё было совершенно ясно. Я поблагодарю мадемуазель Барбору за то, что она подвезла меня и договорюсь с ней о свидании. Спокойно и непринужденно, ведь я не мальчишка. Некоторые вещи кажутся более легкими чем они есть на самом деле. Примерно такое же чувство вас охватывает, когда вы наблюдаете за гимнастом, проделывающим упражнения на гимнастических снарядах. Боже мой, думаете вы, да ведь это совсем не трудно! Но попробуйте сами это сделать. Я думал о нашем предстоящем прощании с мадемуазель Барборой. Я предчувствовал, что все обдуманные и тщательно подготовленные слова перепутаются у меня в голове, и на меня смешно будет глядеть. Я выйду из машины, поблагодарю за приятное путешествие, произнесу какую-нибудь нелепую фразу, мадемуазель Барбора с улыбкой махнет рукой в знак того, что не за что благодарить, подаст мне руку, скажет „до свидания“, нажмет на педаль сцепления, и мой заикающийся голос, предлагающий вскоре встретиться замрет в грохоте уезжающего Рапида...

У меня настолько живо возникла перед глазами эта картина, что я уже вперед обдумывал, что я буду делать, если во время прощания не найду в себе мужества попросить у нее свидания. В голове у меня возникали разные мысли: я могу с ней как бы случайно встретиться в теннисном клубе, или же послать ей письмо через собирателя мячей Пепика, и предоставить этим самым остальным членам на целую неделю тему для разговора.

Красный свет, стой! Мадемуазель Барбора затормозила, и я обнаружил, что мы находимся уже в центре Праги. Двигатель Рапида тихо ворчал, поток автомобилей, трамваев и пешеходов перекрещивал нам путь, потом загорелся желтый, за ним зеленый свет, и мы снова поехали. На набережной мадемуазель Барбора остановила машину и с улыбкой рассматривала мое судно. Я вылез из машины и с облегчением вздохнул, так как вспомнил, что эта девушка не может просто так взять и уехать — в ее машине находится несколько моих чемоданов. Когда я с трудом вынимал первый из них, рядом со мной появился какой-то мужчина, обратившийся ко мне со словами: „А что, может вам что отнести, господин начальник?“

Пока этот человек уносил мои чемоданы, я нервно зажигал сигарету, а мадемуазель Барбора испытующе смотрела на меня. Думаю, что я немного покраснел и быстро раскрыл перед ней свой портсигар. Она зажгла сигарету, но при этом все время подолжала все также смотреть на меня. Я не знаю, сколько имеется на свете галантных способов пригласить девушку на свидание. Способ, которым воспользовался я, безусловно к ним не принадлежал.

„Не хотите ли со мной встретиться?“ спросил я, и мой голос никак нельзя было назвать громким и спокойным.

„Хочу,“ сказала мадемуазель Барбора и продолжала все также смотреть на меня.

„Когда?“ спросил я, израсходовав на это слово последний остаток воздуха в легких.

„Когда угодно,“ ответила мадемуазель Барбора, нисколько не стараясь помочь мне вылезти из этого дурацкого положения.

Я посмотрел на часы и сказал: „Завтра в тот же час я буду в Национальном театре“.

Барбора сморщила брови и спросила: „Выступать?“

„Да нет же, не выступать,“ сказал я „Буду ждать вас у кассы“.

„Договорились!“ весело сказала мадемуазель Барбора, „по моему мы можем перейти на ты. Хочешь?“

Таким образом получилось, что несколько мгновений спустя носильщик моих чемоданов усомнился в моем здравом рассудке. Я дал ему такие чаевые, как будто только что узнал, что выиграл миллион.  

 

24

Дедушкино письмо

Как тетя Катерина ухаживала за дедушкой

Объявление священной войны романистам

Дедушкина просьба, первая за двадцать восемь лет

Кафе тихо жужжало от говора, а на улице непрерывно шел дождь. Зонтики спешащих пешеходов отражались в мокром асфальте, колеса автомобилей веером разбрызгивали огромное количество воды, а черный вощеный плащ полицейского блестел как лакированный. Девушки, волнуясь за свои чулки, обегали лужи и прятались перед приближающимися автомобилями в подъездах домов.

Кафе было пропитано запахом кофе и сигарет. Передо мной, на мраморном столике, лежали два полученных мною письма, и мне все не хотелось их распечатывать. Не то, чтобы я боялся неприятных вестей, просто я люблю посидеть в раздумье над нераспечатанным письмом. Оба конверта были одинакового формата, и на обоих был один и тот же почтовый штемпель. Адрес на одном из них был написан, хотя и дрожащей рукой, но все же красивым дедушкиным почерком, на втором был написан Сатурниным.

Я размышлял о содержании этих писем и пришел к выводу, что дедушка видимо, не нуждается более в услугах Сатурнина, а Сатурнин очевидно сообщает мне о своем возвращении.

Заказав кофе, я вскрыл оба письма. Дедушкино письмо начиналось с обращения, которое я не намерен здесь приводить. Не из-за того, что это обращение какое-нибудь нехорошее, просто дедушка назвал меня по прозвищу с детских лет, и я полагаю, что это прозвище не совсем подходит к взрослому и серьезному мужчине, которым я себя считаю. Каждый раз, когда дедушка меня так называет, я чувствую себя приблизительно так же, как хорошенькая восемнадцатилетняя девушка, когда посетителю мужского пола показывают ее фотокарточки тех времен, когда она не могла протестовать против того, чтобы ее увековечили валяющейся в голом виде на тигровой шкуре.

Предположим, что в заглавии письма стояло: „Дорогой внук!“ Остальной текст оставляю без изменений.

Дорогой внук!

Когда Тебе будет столько же лет, сколько мне сейчас, Тебе тоже будет почти все равно, что о Тебе люди думают. Это касается и родственников. И все-таки мысль о том, что Ты может быть считаешь меня действительно сошедшим с ума, мне не особенно приятна. Я чувствую, что мне придется объяснить Тебе, почему в последние дни, проведенные Тобой в моем доме, я вел себя так, что Ты стал сомневаться в моем здравом рассудке. Я все объясню Тебе, а Ты попробуй слушать меня также внимательно, как Ты слушал меня, когда я рассказывал Тебе сказки. Между прочим, я рассказывал их настолько плохо, что Ты, в конце концов, все перепутал, считая, что Красная шапочка была на самом деле заколдованной принцессой, превращенной в волка в пряничном домике. Но Ты, наверное, этого уже не помнишь. Однако, приступим к делу.

Очень жаль, что мне приходится начинать именно с Твоей тетки и моей невестки Катерины. Не знаю, представляешь ли Ты себе, что для этой нашей родственницы значат деньги. Если бы я хотел быть резким, я бы сказал, что ради денег она способна на все. Безусловно, я не обижу ее, сказав, что ради денег она способна на такие поступки, которые приличному человеку претили бы. 

Те дни, когда она после нашего возвращения с Белого Седла ухаживала за мной, принадлежат к самым худшим в моей жизни. От полученных ушибов у меня сильно болела спина, и дорогая Катерина решила, что дни мои сочтены. Весьма тактично, как она полагала, она давала мне понять, что мне пора упорядочить свои дела. Сам по себе этот факт нисколько меня не волнует. Я человек пожилой и знаю, что вечно не буду украшать поверхность нашей планеты. Несмотря на то, что жизнь мне еще не опротивела и мне хотелось бы некоторое время еще здесь задержаться, все же мысль о смерти не приводит меня в ужас, и я готов спокойно и по возможности с достоинством перейти через завесу теней в тот другой, говорят лучший мир, когда дорогие мне голоса тех, которые ушли туда раньше, позовут меня.

К сожалению, противный голос, посылающий меня туда, принадлежал твоей тетке Катерине. Как я уже сказал, мне претило не то, что она считала своей обязанностью напомнить мне о необходимости своевременно распорядиться о своем имуществе. Гораздо хуже было то, что она старалась внушить мне как это сделать. О том, каким образом она пыталась повлиять на меня, я не собираюсь здесь распространяться. За всю свою жизнь я не видел столько отвратительных сцен, истерических взрывов, противного подлизывания и наигранной обидчивости, драматических выходов, похожих на какие-то сумрачные обряды и гипнотизм, сколько я их видел во время ее ухаживания за мной. Сколько раз она стояла надо мной в позе героини греческой трагедии то плача, то выступая с пламенной речью, сколько раз она стояла на коленях, ломая руки.

Однажды она заставила стать на колени и Милоуша. Единственным утешением среди этой кучи гадости был вид Милоуша. Этот мальчик, подталкиваемый сзади Катериной, с явной неохотой встал на колени. В эти дни я был совершенно беззащитный. Катерина изолировала меня от всех вас, и даже доктору Влаху не удалось оправдать те надежды, которые я на него возлагал. Однажды, когда я почувствовал, что больше мне этого не вынести, я сказал Катерине, что я завещаю ей все, что у меня есть, пусть только она, ради Бога, оставит меня в покое. На это она ответила, что обещанного три года ждут, и потребовала тут же вызвать нотариуса.

Само собой разумеется, я этого не сделал, но тот момент, когда я, мечтая о покое, вскричал, что согласен дать ей все, чего она ни пожелает, сделался для меня так называемым моментом психологическим. С этой минуты я больше не верил, что смогу оказать сопротивление непрерывному давлению с ее стороны и, между прочим, я не был уверен, не умру ли вскоре. Может быть, Тебе будет непонятно мое душевное состояние в то время. Слава Богу, теперь мне самому оно кажется не совсем понятным. Но уверяю Тебя, что тогда я был почти в отчаянии. Мне казалось, что мне придется Катерину убить, иначе я сойду с ума, и все равно убью ее после этого.

В конце концов я вышел из положения притворившись, что действительно сошел с ума. Я не утверждаю, что это была моя идея, и в глубине души я благодарен судьбе за то, что Твой Сатурнин проводил свободное от работы время в библиотеке и слышал столько из деятельности Катерины, которую она называла уход за больным, что решил действовать. Я уверен, что это он внушил доктору Влаху мысль сделать вид, будто я написал новое завещание и таким образом избавил меня от Катерины навсегда.

В те дни я мог прекратить эту игру в прятки и таким образом избежать обязанности писать настоящее письмо, (знаешь, как я не люблю писать). Но я продолжал играть в эту игру, потому что мне это нравилось, хотя Ты был единственный, кого я мог обмануть. Как доктор Влах, так и мадемуазель Барбора с самого начала разоблачили меня, но Ты ничего не заметил, так как в то время Ты вокруг себя вообще ничего не видел кроме прекрасной Барборы. Я не удивляюсь и с некоторым удовлетворением вспоминаю о том, как уже много лет назад я утверждал, что у Тебя отменный вкус.

И, наконец, у меня к Тебе просьба. Мне хотелось бы заполучить от Тебя Твоего слугу Сатурнина.

Может быть Тебе будет казаться, что мне он не нужен, раз у меня есть кухарка и прислуга Мария и раз я так долго обходился без него. Так вот, он мне нужен! Моя душа и мой ум, уставший от излишнего профессионализма, нуждаются в нем. В безумных идеях этого молодчика есть доля поэзии, и его юмор близок моему сердцу. Его фантазия и удивительный перемежающийся ход мысли способны сделать детектив из расписания поездов, и человеку кажется, что не забудь он детских игр, он не постарел бы так. Я развлекаюсь как никогда в жизни. Несколько дней тому назад мы ополчились против писателей, ворвались в библиотеку и переводим романы в трезвую действительность.

Когда мы покончим с этим, мы напишем книгу о том, насколько романтична действительность. Кстати, прочитай письмо Сатурнина.

Твой удивительный слуга согласен остаться в моем доме, если Ты не имеешь против этого возражений, и я надеюсь, что Ты их не имеешь.

Очень прошу Тебя об этом, и это моя первая просьба к Тебе за тридцать лет Твоей жизни, если не считать ту, с которой я обратился к Тебе двадцать восемь лет тому назад. Тогда я просил Тебя перестать колотить деревянной лошадкой по шляпной коробке, потому что мне хотелось немного соснуть после обеда.

Твой старый дед

Я отложил в сторону дедушкино письмо и выпил свой остывший за это время кофе. Кафе жужжало от тихого говора, а на дворе непрерывно шел дождь. Впрочем, об этом вы можете прочитать в начале настоящей главы. Капли дождя стекали по стеклу больших окон кафе, и я взялся за письмо Сатурнина.  

 

25 

Письмо Сатурнина

«Бог даст от жажды не погибнем!»

Отрывок из современного бытового романа

Как это было на самом деле

Господин Даль, покер и что из этого вышло

Горе писателям

Уважаемый господин!

Ваш дедушка попросил меня написать Вам более подробно о работе, за которую мы с ним взялись, и позвольте мне, следовательно, вместо введения, сказать несколько слов.

Вам наверное наша идея покажется безрассудной, и Вы спросите, зачем собственно мы это делаем. Я могу ответить Вам, что мы делаем это в интересах человечества и культуры, но это будет звучать как избитая высокопарная фраза, во имя которой уже было сделано много зла. Я объясню Вам это иначе.

Вам наверное знакомо чувство возмущения, охватывающее человека, когда кто нибудь рассказывает о событиях не так, как они произошли, а так, как это его устраивает, нахально предполагая при этом, что Вы ему поверите. Именно это чувство переполнило чашу нашего терпения и принудило нас, то есть Вашего дедушку и меня, вступить в борьбу с писателями.

Когда-то, еще будучи маленьким мальчиком, я читал приключенческую книжку для молодежи, и моя детская доверчивость и вера в правдивость рассказа подверглась тяжелому испытанию. Я читал о кораблекрушении, во время которого несколько пассажиров спаслось на маленьком острове. С ними был ребенок в возрасте приблизительно шести лет. С самого начала у них возникло подозрение, что на острове не окажется питьевой воды. Ими овладело уныние, и вдруг дитя произнесло фразу, прочитав которую я пришел к выводу, что это самое замечательное место во всей книге. Дело в том, что дитя сказало: „Бог даст от жажды не погибнем!“

Имеются две возможности: или писатель эту фразу придумал, что совершенно невероятно, или дитя действительно эту фразу произнесло, что еще более невероятно.

Шестилетний ребенок, восклицающий „Бог даст…" и т.д., представляет собой явление из царства привидений, похуже рыцаря без головы, Привидения женщины в белом, или Баскервильской собаки. Я уверен, что только то обстоятельство, что все это происходило на малюсеньком острове, воспрепятствовало остальным потерпевшим крушение разбежаться от ребеночка во все стороны, крича от ужаса.

Тогда я в первый раз перестал верить в правдивость автора этой истории, и в течение дальнейших лет я пришел к заключению, что утверждения, содержащиеся в романах, новеллах и рассказах, необходимо воспринимать весьма скептически. Начиная с крупных концепций и кончая мелкими деталями.

Вы наверное обратили внимание на то, как часто в романах молодые мужчины, а иногда и энергичные девушки воинственно выдвигают вперед подбородок. Предлагаю любому из тысячи читателей подойти к зеркалу и выдвинуть вперед подбородок. То, что они увидят в зеркале отнюдь не будет молодой человек с воинственным выражением лица, а какая-то придурковатая обезьяна. Из этого вытекает, что выдвижение подбородка вперед — это полная ерунда, и слава Богу в действительности этого никто не делает.

Авторы часто утверждают такие вещи, которые здравомыслящий человек не может считать правдоподобными, однако в книге это как говорится, написано черным по белому и точка. Мы с Вашим дедушкой нашли такое положение невыносимым, и чтобы воспрепятствовать безответственному извращению фактов, вошедшему в привычку господ писателей, мы открыли „Бюро по презентации романов в истинном свете“. Наше учреждение работает следующим образом: читатель, сомневающийся (и обычно по праву) в каком-нибудь изречении автора, посылает в адрес нашего бюро соответствующий текст и в ответ получает совершенно точные и правдивые сведения о том, каким образом событие, описываемое в тексте, происходило на самом деле. Разрешите представить Вам отрывок из известного современного бытового романа, который мы подвергли расследованию:

Фабрикант Дубски сидел в своем роскошном кабинете и бухгалтера Сламу встретил холодно. Его круглые глазки глядели на чиновника спокойно и время от времени поглядывали на циферблат мраморных часов на письменном столе.

На пепельнице лежала зажженная сигара, и синеватая струйка дыма в нагретом воздухе спокойно поднималась вверх к потолку. В эту минуту вся фигура фабриканта Дубского выражала спокойствие.

Зато бухгалтер Слама был взволнован до предела. Кровь стучала у него в висках, и он дрожал всем телом. Он только что узнал, что фабрикант собирается выдать свою дочь замуж за банкира Вильда, и это его настолько вывело из себя, что он даже боялся начать разговор. Он чувствовал, что не сумеет связать пару слов. Ему хотелось ударить фабриканта по его спокойной физиономии, рисующейся за струйкой дыма, кричать, высказать наконец все, что накопилось в его голове.

Дубски сидел с видом человека, ничего не ведающего о буре, свирепствующей в сердце Ивана Сламы. Некоторое время царила гнетущая тишина, которую прервало восклицание бухгалтера:

„Негодяй!“

Фабрикант медленно поднялся и ледяным голосом спросил: „Что вы сказали?“

„Негодяй!“ снова воскликнул Иван и этим восклицанием как бы прорвалась плотина всего, что накопилось в его душе. Он бросал в лицо Дубскому резкие слова быстро и страстно, как будто боялся, что его заставят замолчать прежде, чем он выскажет все, что ему хочется сказать. Поток слов ударил по струйке дыма, которая испуганно заметалась, разорвалась и превратилась в маленькие сероватые облачка.

„Вы гнусный властелин! Ваша дочь любит меня, а вы хотите выдать ее замуж только для того, чтобы при помощи денег банкира Вильда спасти фабрику, которую вы своей расточительностью довели до полного краха. Вы хотите принести в жертву свое дитя, но я вам этого не позволю! Слышите, не позволю!“ — воскликнул Иван и ударил кулаком по письменному столу фабриканта с такой силой, что мраморные часы подпрыгнули. Фабрикант Дубски побледнел. Ничего подобного ему еще никто не говорил.

У нас появились сомнения на счет того, каким собственно образом происходила описанная в романе сцена между фабрикантом Дубским и бухгалтером Сламой. Наше „Бюро по презентации романов в истинном свете“ установило следующее:

Фабриканта звали совсем не Дубски, а Микулька. Бог знает почему в романах некоторых авторов выступают сплошные Дубские, Янские, Скальские и Липские. Они наверное с ума бы сошли, если бы их герой назывался допустим Слепичка. Это правда, что фабрикант принял бухгалтера холодно, и ничего сверхъестественного в этом мы не находим. Обычно работодатель, встречающийся со своим бухгалтером по несколько раз в день, при виде его не восклицает в порыве восторга: „Да не может быть, кого я вижу! Какой приятный сюрприз! Дорогой друг, добро пожаловать! Какими ветрами занесло вас к нам?“ и тому подобное.

Правда и то, что бухгалтер Слама был очень взволнован, но на этом правдивость информации кончается, и в действительности все происходило совершенно иначе.

Опасения Ивана Сламы, что он не сможет пару слов связно сказать, были справедливы. Еще в детстве, стоило ему разволноваться, он тут же путал слова и плел всякую околесицу. В школе,о которой он не любил вспоминать, когда его вызывали, он от волнения коверкал слова, путал имена правителей, извращал летосчисления и химические соединения называл так, что весь класс вместе с учителем хохотал до слез.

В тот день волнение тоже совершенно лишило его способности выражаться, так что к ужасу фабриканта Микульки он заорал во все горло: „Генодяй!“

После этого слова шеф поднялся со стула и удивленно спросил: „Что вы сказали?“

Бухгалтер, покрасневший от волнения и от бессильной ярости из-за своего неповоротливого языка кричал: „Генодяй! Властный гнустелин!“

Фабрикант действительно побледнел. Ничего подобного ему еще никто не говорил. Он правда знал, что бухгалтер человек сумасбродный, но он никак не ожидал, что у него бывают такого рода припадки. Он подумал даже, не вызвать ли карету скорой помощи. Потом он попытался сам успокоить Ивана Сламу, и это ему удалось до такой степени, что возмущенный бухгалтер перестал неистовствовать и разразился слезами. В конце концов все кончилось монологом господина Микульки, в котором он разъяснил Ивану, что у него две дочери. Старшая Ольга действительно собирается выйти замуж за банкира Вильда, однако не по принуждению отца, а по своему собственному решению, которое вполне понятно, если принять во внимание, что господин Ладислав Вильд молодой и красивый мужчина.

Младшая же дочь Либуша не собирается выходить замуж, и фабриканту Микульке ничего неизвестно о том, что у нее появился претендент на ее руку. Он считает, что господин бухгалтер слишком самонадеян, воображая, что Либуша его любит. Он не собирается вмешиваться в дела своих дочерей, касающиеся выбора супруга. Однако сведение о том, что его зятем мог бы стать человек, подвергающийся таким театральным припадкам и вдобавок отличающийся полным отсутствием выдержки как бухгалтер Соломин, он принял бы безусловно с оговоркой.

„Бюро по презентации романов в истинном свете“ добавляет, что ему не удалось установить, действительно ли во время ссоры, происшедшей между обоими мужчинами, поток слов ударил по струйке дыма, которая испуганно заметалась, разорвалась и превратилась в маленькие сероватые облачка. Вполне возможно так оно и было.

Вышеупомянутое бюро обращает Ваше внимание на то, что описанное происшествие является одним из бесчисленных случаев, когда автор переворачивает действительность вверх тормашками. Будьте любезны и заметьте, что сцена, происходившая между фабрикантом и бухгалтером, представлена в таком свете, как будто Иван Слама фабриканта морально изничтожил, в то время как в действительности бухгалтер является героем весьма сомнительным, человеком сумасбродным, даже можно сказать слегка тронутым.

Примером еще более ярко выраженной несерьезности является следующий отрывок из романа о Диком западе:

Когда Дэйл ногой опрокинул игорный стол, бросив в лицо остальным игрокам обвинение в шулерстве, и выхватил свои кольты, он похолодел от ужаса, так как вспомнил, что после перестрелки в каньоне забыл снова зарядить оружие.

Теперь он стоял против пяти головорезов, включая стрелка Стоуна, с незаряженными револьверами и старался определить, какое расстояние отделяет его от открытой двери, через которую видна была его лошадь, привязанная к перилам веранды. Краешком глаза он видел единственного дружески настроенного человека, готового поддержать его при отступлении, а именно старика Джесси.

Между тем Джим Стоун медленно приближался к Дэйлу с явным намерением его убить. Толстые пальцы его волосатых лап сгибались и разгибались, и прищуренные глаза в упор глядели на его горло.

„А ну поднимите руки вверх“, с ледяным спокойствием приказал Дэйл. На губах Стоуна появилась презрительная усмешка, и Дэйл понял, что его врагу известно, что револьверы, в дула которых он глядел, незаражены. В эту самую секунду старый Джесси откинулся немного назад, и тотчас же страшный удар сбил Стоуна с ног.

„Бегите!“ воскликнул Джесси, выскакивая через открытое окно на противоположной стороне салона. Дэйл прореагировал молниеносно. Он стрелой выбежал из двери с кольтами в руках, вскочил на коня и исчез в облаке пыли раньше, чем кто-либо успел помешать ему. Мужчины в салоне разочарованно загалдели.

„Бюро по презентации романов в истинном свете“ замечает, что на основе экспертизы происшествия, а также показаний очевидцев, и других данных все произошло по-иному.

Господин Дэйл проиграл значительную сумму не потому, что остальные игроки были шулерами, а потому, что в покер играл очень плохо. Он отлично знал, что не прав, обвиняя игроков в шулерстве, и безусловно ему не избежать было чувствительного наказания, если бы обстоятельства сложились не так, а по-другому.

Господину Джиму Стоуну действительно было известно, что револьверы господина Дэйла разряжены. Кстати, это было известно всем присутствующим. В те времена уже редко кто из мужчин носил при себе огнестрельное оружие, и, согласно неписаному закону салона Пира, каждый, кто был при оружии, был обязан опорожнить барабан револьвера и сдать патроны на сохранение бармену, а потом, если угодно, хоть колоть пустыми револьверами орехи. Владельцу салона пришлось принять такие меры после того, как однажды молодчики, забавляясь, попали пулей в бутылку вишневой наливки, стоявшей на полке.

Ситуация, следовательно, возникла в связи с двумя весьма серьезными обстоятельствами: господин Дэйл нанес оскорбление честным мужчинам, и после этого целился в них разряженными револьверами. Старик Джесси знал, что господин Дэйл неправ, но так как с малых лет Дэйла он был его нянькой, его расположение к нему было настолько велико, что он решил спасти господина Дэйла от взбучки.

Однако Джим Стоун был опытный драчун, и когда он увидел, что старый Джесси незаметно наклоняется назад, он сообразил, что старик готовится к удару. Таким образом получилось, что в ту секунду, когда кулак старика должен был коснуться его челюсти, Стоун молниеносно отвел голову в сторону, и бедняга старый Джесси с такой силой ударил кулаком по столбу, подпиравшему потолок салона, что у него потемнело в глазах.

В эту секунду господин Дэйл выбежал из двери, и никто не помешал ему, потому что все мужчины в баре, за исключением господина Джесси, валились на стулья, держались друг за друга, или за край стола, покатываясь со смеху.

Таким образом получилось, что сенсационный отъезд господина Дэйла видели всего лишь два человека: господин Джим Стоун, который в это время уже стоял у двери салона, и веснушчатый мальчишка, пытавшийся металлической пуговицей обмануть автомат для шоколадок, который стоял перед салоном Пира.

Оба в один голос утверждали, что ничего подобного они в жизни не видели. Дэйл с двумя револьверами в руках каким-то совершенно диким, позаимствованным видимо из кинофильмов прыжком, вскочил в седло и вонзил шпоры в бока лошади. Остальные показания были несколько сбивчивы.

Мальчик утверждал, что лошадь с Дэйлом попыталась взобраться на крышу трактира и при этом невероятно ржала. Дэйл вылетел из седла, головой отшиб перила веранды, согнул железную рекламу швейных машин Зингера, свалился на землю и остался лежать как „совершенно убитый“.

Мальчик заявил, что одичавшая лошадь затем убежала по направлению к железнодорожной станции и что это была очень злая лошадь, такое чудовище он ни за что не хотел бы получить в подарок, честное слово, ни за что.

По мнению Джима Стоуна это хорошая лошадь, гораздо лучше, чем Дэйл заслуживает. Конь побежал на железнодорожную станцию очевидно для того, чтобы как можно дальше уехать от своего хозяина. Затем Стоун добавил, что тот, кто с двумя револьверами в руках вскакивает на коня и вонзает в него шпоры, не отвязав предварительно животное от веранды, набитый дурак, и его дурацкую голову следовало бы вообще снести с плеч.

„Бюро по презентации романов в истинном свете“ не может согласиться с грубоватыми выражениями господина Джима Стоуна, однако допускает, что господин Дэйл Дорсон вел себя несколько необычно и, главное, совершенно не так, как было указано в романе.

Уважаемый господин! Ваш дедушка и я уверены, что приведенные выдержки из текста убедили Вас в том, что именно сейчас настало время для создания „Бюро по презентации романов в истинном свете“. Нас ждет гигантский труд, но мы приступаем к нему с восторгом. Ничто не скроется от нашего бдительного взора, и все грехи будут наказаны.

Мы будем регулярно сообщать Вам о результатах нашей работы и уверяем Вас, что Вы будете удивлены. Вы узнаете, что трех мушкетеров было не четыре, а два. Мы с точностью проинформируем вас о том, что произошло, когда наступил Сезон дождей  (в данный момент кажется, что вся сенсация состоит в том, что шел дождь). Вы сами убедитесь, что остров не был таинственным, а если и был, то всего лишь в продолжении пяти недель, и то не на воздушном шаре. Мы откроем тайну, почему в книге „Трое в одной лодке, не считая собаки" не упоминалось о собаке и докажем Вам, что нет такой ладони, на которой поместился бы городок, даже если это сказала мама.

Прежде чем закончить мое письмо, мне хотелось бы Вам, уважаемый господин, сказать следующее: за все время моей службы у Вас из Ваших уст я слышал единственный упрек. Он касался того, что на нашем судне я веду себя так, как будто оно нам принадлежит. Вы выразили опасение, что владелец судна не будет согласен со сделанными мной на корабле изменениями. Прошу Вас не беспокоиться больше об этом и простить меня за то, что я слегка обманул Вас. Дело в том, что судно принадлежит мне.

Я был бы неблагодарным за приятные дни, проведенные на службе у Вас, говоря, что это воспоминание о „лучших временах“. Поэтому прошу Вас удовлетвориться моим уверением, что я купил его лет шесть тому назад. Мне будет очень приятно, если Вы решите остаться на нем. Прошу Вас разрешить мне вернуться к Вам на службу как только Ваш дедушка перестанет нуждаться во мне.

С истинным уважением к Вам Ваш слуга Сатурнин

 

26 

 Так уж принято, что большинство рассказов и повествований заканчивается свадьбой. Поэтому я очень доволен, что в этом столь важном пункте не обману читателя. Вскоре после описанных событий в храме святой Людмилы в Праге на Виноградах состоялась пышная и богатая свадьба. Тетя Катерина снова вышла замуж.