В жизни и деятельности на высшем государственном посту каждого нашего героя немаловажное значение играла церковь и отношения с ней. Это неслучайно — помимо того, что всякая власть от Бога, и каждому властителю надлежит поддерживать отношения с представителями конфессий, так еще и семейная принадлежность всех трех говорила в пользу таких контактов. Иными словами, так повелось у них в семье…

Это логично, и по одной этой черте вряд и можно было бы сказать что-то о родстве или даже триединстве этих правителей, если бы не одна черта — они относились к Богу и церкви очень специфически. С одной стороны, пренебрежительно, а с другой — очень трепетно. Могли попрать сан какого-нибудь митрополита и в то же время очень дорожили тем, что сказано было в Священном Писании и что они считали непререкаемой истиной. Такое отношение свойственно только тем, кто, либо сам изобретает свою религию, либо ощущает себя посланником Бога. А последнее сыграть ох, как непросто — в это нужно искренне верить, ибо если сам не веришь, то и никого не убедишь. Что это? Годы тренировок? Игра на публику? Не думаем. Скорее всего, речь идет о некоей традиции царского рода, о порядке воспитания в строго определенных условиях и согласно строго определенным правилам. Мы видим, что детство всех троих прошло в достаточно спартанских условиях, в которых их словно бы готовили стать правителями. А сделать это без воспитания определенного, свойственного лишь правящему классу отношения к религии, до конца невозможно.

Ну да воспитания мы уже касались. Теперь же проследим, что общего было в отношениях каждого из наших героев с церковью? Были ли между ними совпадения в данной части и были ли они случайными?

Прежде всего нас интересует вопрос о взаимоотношениях наших героев с видными сановниками, патриархами и митрополитами. Ну и начнем мы с самого раннего исторического момента — с царствования господаря Влада.

Вот одним из показателей отношения Дракулы к церкви была история его и митрополита Макария. Это был непримиримый враг турков, а точнее их религии. Припомните образ какого-нибудь святого первых веков христианства — это и будет Макарий. Человек идейный, который для себя ничего не ищет: ни власти, ни почестей, ни богатства. Он перестал подчиняться Константинопольскому патриарху, когда Константинополь захватили турки.

Взбунтоваться против патриарха в такое время было очень рискованно, ведь после взятия города султан Мехмед даровал патриаршему престолу в Константинополе своё «покровительство» и сразу велел избрать нового патриарха. Конечно, избрали человека, лояльного туркам.

Если бы Макарий был властолюбив, то, отделившись от Константинополя, провозгласил бы самостоятельную Румынскую Православную Церковь, а во главе её поставил бы себя. Однако Макарий этого не сделал, а отдал себя вместе с румынским духовенством в подчинение Охридской архиепископии.

Охрид это такой город в Македонии, но в интересующие нас времена относился к Болгарии и располагался у болгаро-албанской границы. В Средние века Охрид для румын были центром святости, как второй Афон. И там, в Охриде Макарий нашёл себе единомышленников.

В Охриде в 10 веке находилась кафедра болгарского патриарха, но затем в 11 веке Византия завоевала Болгарию и патриархат упразднила, подчинив Болгарскую Церковь Константинополю. Когда Константинополь был захвачен турками в 1453 году, Охридское духовенство, как и Макарий, взбунтовалось и начало строить планы по восстановлению самостоятельной Болгарской Церкви, чтобы тоже не подчиняться «турецкому прихвостню».

Румынский митрополит Макарий считал архиепископа Охридского Дорофея почти состоявшимся патриархом, и поэтому вместе с румынским духовенством решил перейти под его власть. Не случайно Дорофей в своём письме к небезызвестному молдавскому князю Штефану называет Макария «брат наш и сослужебник», и говорит, что Румыния «и та область наша есть», т. е. подчиняющаяся Охриду.

Конечно, такая ситуация не нравилась султану Мехмеду, но приструнить духовенство в Охриде он не мог из-за албанского князя Георгия Скандербега, ведь (как уже говорилось) Охрид находился почти у самой границы с Албанией. К тому же в то время албанское духовенство подчинялись всё той же Охридской архиепископии. Получается, что албанский князь Георгий был просто обязан защищать Охрид от турецкого разорения, и он это сделать мог, поскольку неоднократно бил турков, когда они совершали очередной поход в Албанию.

Дракула, получив в 1456 году власть, оказался перед фактом — митрополит в Румынии капризный, идейный и, главное, никого не боится, потому что давно ходит по краю, испытывая терпение султана.

Тут следует пояснить кое-какие моменты, потому что при слове «митрополит» сразу возникает образ кого-то могущественного и величественного. Кажется, что румынский митрополит даже в 15-м веке это такая сила! На самом деле — нет.

Румынская (Угровлахийская) митрополия состояла всего из двух епископств (с центрами в городах, называвшихся Бузэу и Рымник). Всего два епископства, а ведь митрополия занимала значительную территорию, почти такую же, как современная Румыния!

Объяснение этой странности — количество населения, ведь в христианской церкви деление на епископства всегда происходило в соответствии с численностью прихожан, а не с размерами территории их проживания. Для сравнения, соседнее Венгерское королевство в то время делилось на 10 епископств и архиепископств!!! Румыния же делилась всего на два потому, что число румын было небольшим. Это подтверждается и подсчётами исследователя М. Казаку. Он, анализируя данные о налоговых сборах и другие документы, приходит к выводу, что в Румынии времён Дракулы проживало около 400 000 человек, а поскольку в соседнем Венгерском королевстве проживало около 4 000 000, то в Румынии, получается в 10 раз меньше. Отсюда и число епископств — их два лишь потому, что митрополия не может состоять из одного.

К этим двум епископствам относились и православные приходы в Трансильвании. В те времена Трансильвания принадлежала Венгрии, и населяли Трансильванию в основном католики, но там всё же жило заметное количество православных румын. Именно из этих румын Дракула в 1456 году набрал себе небольшую добровольческую армию, чтобы прийти в Румынию и свергнуть князя Владислава.

Важно знать, что и митрополит, и епископы иногда присутствовали на княжеском совете, и пусть в грамотах Дракулы присутствие представителей церкви не отразилось, но это не значит, что такого не было. Ведь грамот Дракулы сохранилось не так много, а вот в одной из грамот князя Раду Красивого среди «свидетелей», присутствовавших при составлении документа, указан «митрополит кир Иосиф». «Кир» это принятое в Византии вежливое обращение к представителям знати.

Когда митрополит приезжал на советы, то князь оказывал тому знаки уважения — встречал на крыльце дворца и целовал руку, а затем делал то же самое в отношении епископов, если они приезжали — сначала старшему по возрасту, затем младшему. После государя это повторяли присутствующие бояре, а уж затем все следовали в зал совета, и начиналось заседание.

Фразу «благослови, отче», которую в России обычно говорят при встрече со священниками, румынский государь не говорил, потому что просить благословения в таких случаях это русская традиция. В Румынии такой не было.

Понятно, что поведение у Дракулы не соответствовало идеалу христианской добродетели, и что Макарий не был в восторге от массовой казни бояр и других.

Не был митрополит в восторге и от того, что Дракула формально сохранял мирные отношения с Турцией и платил дань. Ведь известно, что Дракула впервые выступил против турков лишь через 4 года своего правления, в 1460-м.

Более того — ходили слухи, что Дракула не только данник, но и верный слуга турецкого султана. Дракула сам говорит об этих слухах в одном из писем, давая повеление своим людям: «Пусть один из вас отправится в Брашов, и пусть даст знать брашовянам (всю правду) о тех слухах, будто я пошёл на турецкую службу… И хотел прийти ко мне от них (брашовян) один посол, а он и есть тот самый человек, из-за которого пошли слухи, он это и наплёл. Поэтому тот (посол), кто хотел прийти, пусть придёт». Тут Дракула по своему обыкновению шутит, поскольку все мы догадываемся, чем закончился бы разговор князя с поел ом-болтуном. Именно поэтому далее в письме, рассматривая возможные варианты развития событий, Дракула, прежде всего, говорит о том, что надо делать, если посол не придёт.

В этом письме, как и в других, Дракула подтверждает свою репутацию грозного правителя, никак не вяжущуюся с христианским идеалом кротости.

Тем не менее, у Дракулы были и несомненные заслуги перед церковью, о которых мы скажем позже.

Напомним, что Дракула оказывал покровительство монастырям — в список входит Говора, Козия, Тисмана, Снагов. Были и пожертвования монастырям на Афоне, в Греции. И это всё делалось в первые 4 года правления, когда Дракула жил с турками в мире. А ведь был ещё 1461-й, уже не мирный год, когда в отношении церкви делалось ещё больше.

К тому же, если б митрополит всё-таки вздумал разговаривать с государем гневным тоном, Дракула не смутился бы. Ведь он тоже капризный, да и критику в свой адрес воспринимает плохо.

Такого накала страстей, как, например, в конфликте Ивана Грозного с митрополитом Филиппом (чуть ниже мы расскажем об этом), у Дракулы и Макария точно не было. Здесь важно понимать и то, что Дракуле, пока он сохранял с турками мир, было совсем не выгодно держать при себе митрополита, который раздражает султана. И всё-таки Дракула не сдал капризного Макария туркам, хотя, возможно, и напомнил ему, что будоражить народ антитурецкими проповедями и призывами «ополчаться против поганых» всё же не надо… пока не надо.

Через некоторое время в политике Дракулы наметился резкий поворот. Дракула порвал с султаном, сжёг турецкие крепости на Дунае и примерно тогда же состоялся знаменитый эпизод с вбиванием гвоздей в головы турецким послам.

Такой поступок неминуемо вёл к войне, а вести войну с турками можно только при поддержке церкви, ведь надо воодушевить народ, и Дракула это отлично понимал. Тогда-то и пришло время мириться с Макарием.

И он с ним примирился!

Летом 1462 года румынское народное ополчение собралось. К слову сказать, до этого всеобщая мобилизация проводилась более 40 лет назад. Последний раз её объявлял дед Дракулы, Мирча Старый. Народ уже подзабыл, что такое воевать в ополчении, и вспомнил об этом только благодаря церковным проповедям.

Воевали хорошо. Однако по ряду причин (о них поговорим в другой раз) войну с султаном проиграли. Дракула лишился власти, а митрополит Макарий тоже недолго оставался митрополитом.

Удаление Макария с должности было связано не только со сменой власти в самой Румынии, но и с изменением положения в Охридской архиепископии.

Об этом рассказывается в письме Охридского архиепископа Дорофея к молдавскому князю Штефану, позднее прозванному Великим. Штефан первый отправил послание Дорофею — там сказано, что в Молдавии умер митрополит по имени Виссарион, и князь просит прислать другого «человека». Через полгода Дорофей с прискорбием отвечает Штефану, что исполнить эту просьбу не может, потому что султан Мехмед, который только что вернулся из похода в Албанию, повелел переселить его, Дорофея, «с несколькими боярами и клириками нашей церкви» в Константинополь. Так Дорофей лишился своей должности, а на его место был назначен некий Досифей. На прощание в том же письме Дорофей лишь советует Штефану избрать митрополита из числа молдавских священнослужителей и в помощь для организации выборов пригласить румынского митрополита Макария, который пока ещё не лишился должности.

По поводу датировки этих событий исследователи расходятся. Дело в том, что в обоих письмах, обнаруженных и опубликованных русским исследователем В. И. Григоровичем, стоит неправильная дата — 1456 год, которой быть не могло, т. к. Штефан начал править только в 1457-м. Румынский исследователь И. Богдан вообще считает эти письма фальшивыми, но он в меньшинстве.

Болгарский исследователь И. Снегаров предлагает датировать письма 1466-м годом, поскольку именно в этом году Мехмед во главе 150-тысячной армии совершил поход в Албанию, но предложение по поводу 1466-го противоречит тому, что сам же Снегаров пишет в своей книге. Если Дорофей лишился должности в 1466 году, то когда же архиепископом был Досифей, ведь в 1467 году Досифей уже уступил эту должность другому назначенцу.

К тому же мы знаем, что после Макария румынским митрополитом стал некий Иосиф. Знаем мы и то, что Иосиф упоминается в грамоте князя Раду Красивого, изданной 28 октября 1464 года. Значит, в 1466 году Макарий уже не занимал свою должность, и Дорофей не мог на него ссылаться.

Остаётся 1463 год, когда Мехмед тоже совершил поход в Албанию, но с меньшей армией.

В средневековой книге «Записки янычара» этот поход описан так: «Он (султан) повернул на арбанасского князя и захватывал города один за другим очень легко, потому что пока один город хлопал глазами, захватывали другой».

Добившись некоторых успехов, хоть и не победив албанского князя Георгия Скандербега, Мехмед, суда по всему, отправился в Охрид, где формально низложил Макария.

Вот так в 1463 году был загашен очаг антитурецкого сопротивления в Охриде, после чего капризный митрополит Макарий лишился своей должности и был заменён пушистым Иосифом, беспрекословно подчинявшимся Константинополю, где сидел лояльный султану патриарх. Всё это стало хорошим подспорьем для новой протурецкой политики, которую проводил князь Раду Красивый (81).

Что же касается благоденствий церкви при Владе, то они имели место в изобилии.

Во второй половине 1456 — первой половине 1457 годов Дракула даёт деньги на отливку большого (весом около 250 кг) церковного колокола для монастыря Говора. Колокол, уже не используемый, до сих пор хранится в обители. На нём надпись: «Этот колокол был отлит во имя Господа Бога нашего и Святого Николая в 6965 (году от сотворения мира)». Поскольку в таком летоисчислении новый год отсчитывался с 1 сентября, то указанным годом (6965) охватывается период с 1 сент. 1456 по 31 авг. 1457 — как раз начало правления Дракулы. При этом большой колокол — дорогая вещь, и самим монахам такие расходы было не потянуть.

В грамоте от 22 марта 1497 года князь Раду Великий, делая дар в монастырь Говора, отмечает, что ранее «ктиторами» (главными спонсорами) этого монастыря были «благочестивые государи… дед и прадед наши», то есть отец Дракулы и дед Дракулы.

Самый младший брат Дракулы, звавшийся Влад Монах (отец Раду Великого) также очень много жаловал этому монастырю, как и сам Раду Великий. Именно поэтому монастырь считается «семейным монастырём Дракулешти».

В грамоте от 1 апреля 1551 года князь Мирна Чобанул (Пастух) рассказывает предание о том, как боярин Албу разорил монастырь Говору и устроил бунт, за что был наказан Дракулой:

«И то было во дни Влада воеводы Цепеша, а был тогда боярин, который именовался Албу Великий. И забрал боярин (у монастыря) вышеупомянутые сёла (Глодул и Хинце) своею силою и также разорил сам святой монастырь, (который стоял в запустении) до времени, когда даровал Господь Бог власть государю, родителю моему, Радулу воеводе Доброму…

А тогда, во дни Влада воеводы Цепеша тот боярин Албу Великий посягал стать государем через голову Влада воеводы Цепеша, а Влад воевода пошёл с войском прямо на него и схватил его, и отсёк главу и ему, и всем родичам его».

Весной 1457 года Дракула закрепляет за монастырем Козия село Троэнеши, ранее купленное монастырём у одного из бояр, и освобождает это село от всех повинностей и податей. Сохранилась грамота Дракулы от 16 апреля 1457 года, где это сказано.

Грамота Дракулы начинается с очень красивой речи, однако эта речь сочинена не Дракулой, а его дедом Мирней Старым, оказывавшим покровительство монастырю Козия. Речь всем так понравилась, что её стали воспроизводить в новых грамотах, относящихся к Козии, а затем и в грамотах другим монастырям: «Кого направляет Дух Божий, те и есть сыны Божьи, говорит святой апостол, а ему вторит всякий, кто ценит правду и совершает добрые дела, желая жить безупречно. Оставьте земное на земле, и воздастся вам на небе. Блаженны те, которые услышали благой глас, ибо слышат его всегда: «Придите, благословенные Отцом Моим, наследуйте Царство, уготованное вам от сотворения мира».

Кстати, в монастыре Козия князь Мирна Старый как раз и похоронен.

Далее, летом 1457 года Дракула делает пожертвование монастырю Св. Пантелеймона на Афоне (в Греции). Сохранилась грамота Дракулы от 12 июня 1457 года, где это сказано.

Сейчас монастырь Св. Пантелеймона также называется Русский, поскольку основную часть насельников составляют русские монахи, но во времена Дракулы монахи этого монастыря были в основном сербами.

Позднее, весной 1458 года Дракула закрепляет за румынским монастырем Тисмана все имения, ранее подаренные другими государями и боярами.

Во второй половине 1460 — первой половине 1461 Дракула делает пожертвование в 4000 аспр (аспра — мелкая серебряная монета) монастырю Филофей на Афоне (в Греции).

В 1461 году он же основывает монастырь под названием Комана недалеко от Джурджу. Позже — оказывает покровительство монастырю Снагов.

Это тот самый Снагов, который считается местом захоронения Дракулы, хотя раскопки, проводившиеся в монастыре в 1930-е годы, не позволили подтвердить это устоявшееся мнение.

В том же году он строит церковь близ городка Тыргшор (82).

Вывод — отношение Влада к церкви было по меньшей мере крайне уважительным. Примерно таким же было и отношение к религии его потомка, из рода Рюриковичей.

Одним из проявлений глубокой религиозности Ивана IV считаются его значительные по размеру вклады в различные монастыри. Многочисленные пожертвования на помин душ людей, убитых по его указу, не имеют аналогов не только в российской, но и в европейской истории (83). Однако современные исследователи отмечают изначальную профанацию данного списка (включение в него православных христиан не по крещальным именам, а по мирским прозвищам, а также иноверцев, «ведуньих баб» и т. и.) и считают синодик «всего лишь своеобразным залогом, при помощи которого монарх надеялся „выкупить" из лап демонов душу погибшего царевича». Кроме того, церковные историки, характеризуя личность Ивана Грозного, подчеркивают, что «судьба митрополитов после святителя Макария полностью на его совести» (все они были насильственно сведены с первосвятительского престола, а от митрополитов Афанасия, Кирилла и Антония не сохранилось даже могил) (84). Не делают чести царю также массовые казни православных священников и монахов, грабежи монастырей и уничтожение церквей в Новгородских землях и поместьях опальных бояр.

Тут надо остановиться на двух моментах. Первый — это отношения Ивана с митрополитом Филиппом Колычевым. После того как кандидат в московские митрополиты казанский архиепископ Герман, выразивший несогласие с политикой Ивана Грозного, попал в опалу, занять престол Московской митрополии предложили соловецкому игумену Филиппу. Иван IV вызвал его в Москву, и на соборе епископов 20 июля 1566 года ему было предложено принять митрополичий сан (85). Перед тем как дать согласие, Филипп поставил условием уничтожение опричнины.

Опираясь на летописи, пишет об этом Н. М. Карамзин в своей «Истории государства Российского»: «Повинуюся твоей воле; но умири же совесть мою: да не будет опричнины! да будет только единая Россия! ибо всякое разделенное Царство, по глаголу Всевышнего, запустеет. Не могу благословлять тебя искренно, видя скорбь отечества».

Царь не согласился, доказывал необходимость опричнины. Филипп возразил, но, устав от спора, царь велел ему умолкнуть. Церковные иерархи по указанию Ивана смогли уговорить Филиппа уступить царю. Он перед собором дал своё согласие на избрание, был составлен соборный приговор, в котором Филипп «дал своё слово архиепископам и епископам, что он по царскому слову и по их благословлению соглашается стать на митрополию, что в опричину и в царский домовый обиход ему не вступаться, а по поставлении из-за опричины и царского домового обихода митрополии не оставлять».

25 июля 1566 года собором всех русских епископов он был хиротонисан во епископа и поставлен на престол митрополита Московского и всея Руси.

Первые полтора года святительства Филиппа были спокойными. Георгий Федотов отмечает, что в этот период «мы не слышим о казнях в Москве. Конечно, разрушительное учреждение продолжало действовать… но наверху, в непосредственной близости к царю отдыхали от крови» (86). По этой причине Филипп не требовал от царя отмены опричнины, однако был ходатаем перед Иваном за опальных (печаловался), пытался своими наставлениями смягчить его свирепость. Крайне мало известно об административной деятельности Филиппа как митрополита Московского. Известно, что он подражал митрополиту Макарию, управляя не только Московской епархией, но всей Русской церковью. Он поставлял епископов во все епархии, наблюдал за их деятельностью, увещевал посланиями, но не имел права суда над ними, так как это была прерогатива церковного собора. В Москве Филипп построил церковь святых Зосимы и Савватия, способствовал развитию книгопечатания. Старицкий князь Владимир Андреевич освободил от пошлин и кормов все митрополичьи села и монастыри в своём уезде, а также предоставил ему право суда: «А судит их отец наш Филипп митрополит всея Русии, или его бояре».

Вернувшись зимой 1568 года из первого ливонского похода, царь начал новую волну террора. Причиной послужили перехваченные письма к московским боярам польского короля Сигизмунда и гетмана Ходкевича с предложением перейти в Литву. Начались массовые казни. Первым пострадал боярин Иван Челядин с семьёй, а затем по его изменническому делу погибли князья И. А. Куракин-Булгаков, Д. Ряполовский, трое князей Ростовских, принявшие монашество князья Щёнятев и Турунтай-Пронский.

События в 1568 году переросли в открытый конфликт между царём и духовной властью. Филипп активно выступил против опричного террора. Сначала он пытался остановить беззакония в беседах наедине с царём, просил за опальных, но Иван Грозный стал избегать встреч с митрополитом. Тогда, по словам Андрея Курбского, Филипп «начал первее молити благовременно, яко апостол великий рече, и безвременно належат и; потом претити страшным судом Христовым, заклинающе по данной ему от Бога епископской власти».

Первое открытое столкновение митрополита с царём произошло 22 марта 1568 года в Успенском соборе Кремля. Новгородский летописец сообщил об этом кратко: «Лета 7076 марта в 22 учал митрополит Филипп с государем на Москве враждовати опришнине». Подробности этого известны по житию Филиппа и рассказам иностранных наёмников на русской службе. Иван вместе с опричниками пришёл на богослужение в чёрных ризах и высоких монашеских шапках, а после литургии подошёл к Филиппу за благословением. Митрополит сделал вид, что не замечает царя, и только после просьбы бояр благословить Ивана обратился к нему с обличительной речью (по все тому же Н. М. Карамзину):

«В сем виде, в сем одеянии странном не узнаю Царя Православного; не узнаю и в делах Царства… О Государь! Мы здесь приносим жертвы Богу, а за олтарем льется невинная кровь Христианская. Отколе солнце сияет на небе, не видано, не слыхано, чтобы Цари благочестивые возмущали собственную Державу столь ужасно! В самых неверных, языческих Царствах есть закон и правда, есть милосердие к людям — а в России нет их! Достояние и жизнь граждан не имеют защиты. Везде грабежи, везде убийства и совершаются именем Царским! Ты высок на троне; но есть Всевышний, Судия наш и твой. Как предстанешь на суд Его? обагренный кровию невинных, оглушаемый воплем их муки? ибо самые камни под ногами твоими вопиют о мести!.. Государь! вещаю яко пастырь душ. Боюся Господа единого!»

Царь после речи митрополита вскипел гневом, «ударил своим жезлом оземь и сказал: „Я был слишком милостив к тебе, митрополит, к твоим сообщникам в моей стране, но я заставлю вас жаловаться"» (87).

На следующий день начались новые казни, погиб князь Василий Пронский. Бояр и служилых людей митрополичьего двора подвергли пыткам с целью выбить показания о замыслах Филиппа против царя. На самого Филиппа, по свидетельству Н. М. Карамзина, царь не решился поднять руку по причине его всенародного почитания. В знак протеста Филипп покинул свою резиденцию в Кремле, переехав в один из московских монастырей.

28 июля Филипп служил в Новодевичьем монастыре. После крестного хода по стенам монастыря он остановился у Святых врат обители и должен был читать Евангелие. Оглянувшись, он увидел одного из опричников в тафье (шапка такая), в то время как во время чтения Евангелия принято стоять с непокрытой головой. Митрополит сделал царю замечание: «так ли подобает благочестивому агарянский (мусульманский — Авт.) закон держать?», но опричник быстро снял тафью, и никто не выдал его. Иван разгневался на святителя, назвал его лжецом, мятежником, злодеем. После этого случая царь начал подготовку церковного суда над Филиппом, чтобы каноническим путём избавиться от неугодного ему иерарха.

И осудил. И сослал в Соловецкий монастырь, где вскоре и убил. Почему он так поступил при всей своей богобоязненности? А потому что помазанник Божий на земле един во всех лицах власть осуществляет, и это царь хорошо знал. Всякая власть — от Бога. И отсюда же проистекает второй момент, на который надо обратить внимание.

Опричнина учреждалась царем по образцу монашеского ордена, который ему подчинялся непосредственно. Духовным ее центром становилась Александровская слобода (Владимирская область). Идеологическим смыслом опричнины стало «просеивание русской жизни» для отделения «добрых семян православной соборности» от «плевел еретических мудрствований, чужебесия в нравах».

Первоначальная численность опричников равнялась тысяче человек. Затем штат опричников расширился, появились опричные воеводы и головы. Одеянием опричники напоминали монахов (черные скуфейки и подрясники), однако в отличие от них они имели право носить и применять оружие. Приветствием опричников был клич «гойда!». Каждый опричник приносил клятву на верность царю и обязывался не общаться с земскими. Будучи опричным «игуменом», царь исполнял ряд монашеских обязанностей. Вторым после игумена считался келарь Афанасий Вяземский. Пономарем был Малюта Скуратов. Так, в полночь все вставали на полунощницу, в четыре утра — к заутрене, в восемь начиналась обедня. Царь показывал пример благочестия: сам звонил к заутрене, пел на клиросе, усердно молился, а во время общей трапезы читал вслух Священное Писание. В целом, богослужение занимало около 9 часов в день.

Так, сменив неугодного митрополита, царь сам принял на себя полномочия духовного настоятеля для своего народа. Что ж, Божий промысел был и здесь.

И дальше — интересна эволюция — ту же традицию перенимает на себя его потомок, Сталин, но с небольшими издержками и поправками, что называется, «на время». Выпускник Тифлисской духовной семинарии, он хорошо понимает, что такое церковь и как она важна для управления государством. И потому хоть и поддерживает первоначальный ленинский курс на канонизацию советской власти и истребление влияния церкви на умы народа, а все же делает значительные послабления для церкви в период своего правления.

В 1927 году митрополит Сергий издал Послание (известное как «Декларация»), в котором признал Советский Союз гражданской родиной, призвал членов Церкви к гражданской лояльности советской власти, а также потребовал от заграничного духовенства полной политической лояльности к советскому правительству. Послание и последовавшие за ним увольнения некоторых несогласных епископов на покой привело к протестам и отказу подчинения ему со стороны ряда групп внутри Патриаршей Церкви и к образованию иных «староцерковных» организаций, не признавших законность церковной власти заместителя местоблюстителя, а также к «прекращению сношений» с Патриархией большинства русских епископов в эмиграции. Это — 1927 год, разгар правления Сталина!

По некоторым сведениям, в первые пять лет после большевистской революции было казнено 28 епископов и 1200 священников (88).

После революции, то есть с 1917 по 1922 годы! Правление Ленина, но не Сталина! В годы Сталина — ни одного!

Дальше — больше. В тяжёлые для страны годы Великой Отечественной войны произошло заметное изменение политики советского государства в отношении Патриаршей церкви, которой было отдано однозначное предпочтение перед обновленческими структурами, признанными с 1922 года государственными органами как «Православная Российская Церковь», которые полностью исчезли уже в 1946 году; Московская Патриархия была признана как единственная законная православная Церковь в СССР (за исключением Грузии) всеми прочими поместными православными Церквами.

8 сентября 1943 года Собор епископов избрал митрополита Сергия (Страгородского) на Патриарший престол; было открыто несколько богословских школ (впоследствии получивших статус семинарий и академий); тысячи храмов, открытых на территории, занятой германской армией, продолжили деятельность после её освобождения советскими войсками. В первые послевоенные годы в СССР быстро увеличивалось количество культовых зданий РПЦ. Например, в РСФСР действовало в 1946 году 2816 церквей, молельных домов и соборов, а в 1947 году их было уже 3217 (89). С 1947 года, однако, началось некоторое ужесточение антирелигиозной политики на идеологическом и пропагандистском уровне, которое распространялось также и на РПЦ.

Новая волна антирелигиозной и антицерковной политики была инициирована в период между 1959 и 1964 годом, во время нахождения во главе СССР Н. С. Хрущева.

Но не Сталина! Он относился к религии трепетнее, чем кто-либо из его коллег по цеху. Потому что единственный из них из всех происходил из семьи настоящих правителей, кровных, которые отлично понимали, как надлежит управлять государством!