Прошло полчаса, и амбровый кит снова появился на поверхности воды, но он больше не шевелился. Кашалот был мертв.

- Теперь он наш! - Сказал я Бэби, взял веревку, сел на спину медведицы и поплыл к туше кашалота.

Двадцатиметровое чудовище и мертвое вызвало страх. Большинство клыков кашалота было длиной шестнадцать сантиметров, то есть длиннее, чем у крупнейшего дикого кабана, ширина их - восемь сантиметров, и гладкие они, как слоновая кость. Самая ценная часть кашалота - голова. Именно в ней, между костями и кожей, в своеобразных углублениях содержится драгоценный жир. Но голову я оставил напоследок. Важнее было разобрать его тушу, так, как если бы прошел хоть один день, кашалот начал бы гнить и так вонять, что близко к нему и не подступишься. Я привязал амбрового кита веревкой под челюстью и с помощью Бэби извлек тушу на скалистое побережье. Здесь было легче разбирать её.

Прежде я распорол шкуру. Сдирать ее мне помогала Бэби. Шкура пригодится для шатра. Подходит она и для подошв на сапоги. Под шкурой была тоненькая, как шелк, пленка. Из нее в Гренландии изготавливают рубашки для девушек. Сворачивая эту пленку в свитки, я вспомнил о своей невесте. Будет и ей из чего шить белье.

Потом начали снимать сало. Оно покрывает спину кашалота десяти-двадцатисантиметровым слоем. Я срезал его широкими ломтями и бросал прямо в воду. Оттуда я легко его смогу выловить, когда оно мне потребуется. Под салом был костяной панцирь, которым покрыто тело кашалота и который нелегко врубить даже топором. Под панцирем содержится красное мясо (мясо обычного кита - черный). Это уже добыча Бэби. Для нее такая добыча то же, что Калифорния для искателей золота. На радостях она забыла и о своей зимней спячке.

Потом дошла очередь и до головы кашалота. Но перед тем как открыть углубления в костях, где содержится спермацет, необходимо было позаботиться о мехах для жира. Для мехов можно было использовать желудок и кишки кашалота. А добраться до его нутра было не трудно. Ворота же открыты - пасть кашалота разинута так, что возом можно проехать. Нижняя челюсть длинная, ровная, как доска: из нее в сторону торчат зубы. На челюсти лежит длинный красный язык. Язык - вкусное блюдо, только надо его покрошить, засолить и закоптить. Но всему свой черед, а сейчас надо разбирать кашалота.

Во рту кашалота человек может стать во весь рост. Небо животные покрыто щетиной. Ноздри. Что снаружи образуют одно отверстие, соединены прямо с легкими. Хрящевидное горло ведет к мышцам, похожим на каучук. Именно с их помощью кашалот и ревет, когда дерется или, когда бывает влюблен.

А может ли амбровый кит любить? Еще как! У него сердце шириной с мои плечи.

Из пасти через глотку в первую брюшную полость ведет отверстие, через которое можно пройти только нагнувшись. Амбровый кит имеет четыре желудка. Первый из них полный желез, которые выделяют сок, которым размягчается проглоченная пища. Приходилось не раз видеть, как кашалот срыгивает проглоченную добычу, потом еще раз жует ее и снова глотает. Китоловы замечали, как кашалот выбрасывал проглоченную акулу и тут же снова поглощал ее.

В первом желудка кашалота температура была плюс 58 градусов по Фаренгейту. Желудок оказался совершенно пустым. Как видно, кашалот давно гонялся за китом и не имел времени охотиться на меньших рыб.

Из первого желудка во второй ведет узенькая щель, сквозь которую можно только пролезть.

На дне другого желудка я находил маленькие каракатицы и кости раньше проглоченных акул, которые не размякли еще так, чтобы могли пройти в третий желудок, непосредственно связанный с печенью. (Этот кит не имеет отдельных желчных пузырей). Третий желудок самый маленький из всех желудков кашалота. Это настоящая машина. Его стены вокруг проросли костями, между которыми, как между жерновами, перемалывается пища.

Когда я заглянул туда, то, признаться, испугался и сразу отпрянул.

Воздух внутри кашалота вообще был не очень приятным. С этого же желудка тянуло запахом, напоминающий запах неприятных лекарств, и я должен прекратить свою путешествие. Третий желудок работал полным ходом. Большое количество нервов и жилок еще двигались, между костями-жерновами еще оборачивался какой-то большой неуклюжий клубок. Когда я сокрушил и вытащил через горло чудовища друг за другом желудки, то в клубке с третьего желудка узнал огромного осьминога - чудовища морей, которое способно своими щупальцами задушить и человека. Но кашалот смог проглотить и этого неприступного хищника.

Проглотить осьминога кашалоту легко, но переварить гораздо труднее. Некоторые части тела осьминога никакой желудок не переварит. А какая от него ужасная вонь! Я не мог работать дальше, пока не наполнил этот желудок камнями и не пустил его на дно озера.

Вслед за желудком я пустил в воду сердце и селезенку, как никому не нужные. Но почки кашалота, по форме похожие на гроздь винограда, я взял, потому что они - лакомство. Печень взял также, потому что где-то читал, что благодаря печени с какой-то большой рыбы было возвращено зрение слепому. Возможно, и я воспользуюсь печенью как лечебным средством для моих первобытных людей.

Четвертый желудок кашалота самый просторный. Стены вполне ровные и скользкие. Этот желудок - цех химического распределения продовольствия, откуда вода и твердые вещества идут своими отдельными путями.

В брюхе кашалота есть еще один продукт. Это амбра. Она образуется только в желудке амбровый кита. Амбра - ценная сырье для парфюмерии и медикаментов. В Англии за одну унцию амбры платят восемь фунтов стерлингов. А я нашел в животе забитого кита кусок в полцентнера. Амбра была завернута в тонкую оболочку и приросла к стенам живота. Я думаю, что в брюхе кашалота амбра образуется из частей огромной каракатицы, которые амбровый кит не может переварить. Эта мысль подтверждается тем, что сырая амбра имеет запах, похожий на запах каракатицы. Этот кусок амбры (стоимость которого до шести тысяч фунтов стерлингов) я положил сушиться на скалу. Из длинных и толстых кишок я изготовил мехи для жира. Из жил сделал веревки.

Когда нутро кашалота было вычищено, я осветил это огромное сводчатое помещение и признал, что в нем действительно можно устроить жилье.

Очистка нутра кашалота заняла много часов. (Не говорю - дней, потому что здесь такого распределения времени нет).

Пока я возился с кашалотом, большой кит, как обычно, приплыл кормить своего малыша. Почему он не испугался, увидев, какой работой я занят, меня не удивило. Кит плохо видит, еще хуже слышит, а органа обоняния не имеет вовсе. Он, вероятно, и забыл о кашалоте. Память у него очень короткая - в очень большой голове мозга не больше, чем в вола.

Поэтому я совершенно спокойно мог наполнять жиром меха, изготовленные из кишок кашалота. Черпал я его из углублений в черепе, которые, казалось, были бездонными. Когда я опорожнил их, то через шесть часов они снова наполнились. Это произошло, вероятно, потому, что из головы кашалота идет длинный канал по всему телу, а жир выделяется в каждой мышце и стекает к черепу.

Из черепа надо было еще вынуть глаза. Они больше, чем у великого кита, по размеру напоминают ядро большой пушки. Из них у меня будут такие две чаши для молока, которых не увидишь и на барском столе. Вытащил я из воды обе челюсти кашалота, так как догадался, что ими можно воспользоваться как лестницей с двадцатью четырьмя ступенями, когда я буду выбираться из щели, в которую спустился.

Пока я возился, Бэби устроила для себя настоящий праздник. Она не слезла со спины кашалота, пока не захотела пить. Тогда она поплыла под скалу к источнику, а напившись, вернулась вновь. Бэби кашалота хватило бы на целый год. Правда, меня бы это не очень устраивал, потому что кашалот уже начинал вонять. Но когда с туши было снято сало и выбран весь жидкий жир, тяжелые остатки начали погружаться в воду. И, к удивлению Бэби, мясной остров вдруг утонул. Однако медведица наелась уже на целый месяц. И ее вес теперь была не менее двух центнеров. И горючего у меня теперь было достаточно. Кроме жидкого жира, я мог вытопить еще сала по меньшей мере сорок тонн. Жаль, что у меня не хватало пустой посуды, и мои принадлежности для вытопки жира были очень примитивными. Для этого я нашел на берегу яму, из которой, как желоб к озеру, сходила узкая щель. В яме я развел костер из мелких кусков шкуры кашалота и набросал на огонь больших кусков сала. Медленно костер разгорелся. О, это было феерическое освещение! К счастью, в пятидесятиметровом куполе было где развеяться дыму. Иначе я задохнулся бы. Пламя носилось до потолка, клубы дыма вверху вспыхивали вновь. Растопленный жир ручьем стекал на поверхность озера.

Я догадался не собирать его горячим. Ведь известно, что жир никуда не денется, потому-то я и оставил его остывать в воде. Затем на изготовленном из кожи кашалота плоту я мог выплыть в озеро и собрать жир, который покрыл всю поверхность, в свою посуду. Вода уже не поднималась рябью - озеро было тихое и спокойное, как поверхность большой бочки с застывшим жиром.

Меня интересовало, как поведет себя кит-самка, когда вернется сюда. Не испугается ли она большого костра и китового жира? Нет, мой кит совсем не испугался и освещение не поразило его, разве только он решил: «Вот как хорошо стали видеть мои глаза!» А жир пришелся ему по душе. Кит, видимо, подумал: «Вкусный бульон» - и начал с наслаждением лакать. Еще и малого принца угощал. Жир, конечно, для меня пропал, но он был возмещен молоком. За это в первое же доение кит дал мне целых двадцать семь литров молока, а я сразу же переделал его на сыр и в свою тетрадь для хозяйственных заметок записал: «Если хочешь, чтобы кит давал много молока, корми его китовым жиром!»

От очага я имел еще и другую пользу: необычно большая пещера так нагрелась, что, наконец, температура в этой огромной комнате поднялась до 16 ° по Реомюру. Для меня этого достаточно. Набросав сала в огонь и не имея другой работы, я взял тоненькую пленку с кашалота, рассек ее и пошил красивое женское платье.

Когда человек долгое время работает только иглой, то у него рождаются смелые, дерзкие мысли.