Пространство, через которое меня мчал мой верный скакун, тоже очень изменилось. Ледовые поля набухли, и наш путь пересекла широкая полоса воды. Мы должны были переплыть ее, а дальше опять пришлось карабкаться по ледяным заторам, которых раньше здесь не было. Вдруг я увидел перед собой корабль.

«Тегетгоф» стоял перед нами на расстоянии двух выстрелов из винтовки. Кажется, что он отдыхал на тех же льдинах, на которых мы его и оставили.

Но какой гам, какая жизнь бурлила на корабле! И в счастливые свои времена не слышал «Тегетгоф» такого шума. Тысячи альбатросов, зимородков, пингвинов укрыли его палубу, расселись длинными рядами на реях мачт, гоняли по бортам, выглядывали из иллюминаторов, качались на корабельных канатах. Эти создания завладели всем кораблем.

Но как попал «Тегетгоф» на сушу?

А он и не попадал! Суша сама подползла под корабль.

Взрыв вулкана и большой подземной нефтяной массы высоко подбросил часть суши, которая плыла на льду. Суша сместилась на несколько миль, подплыла под пробки ледового поля, на которых стоял «Тегетгоф», и подняла их. Одновременно суша оторвалась и от ледового континента, а морское течение и ветра понесли ее дальше на север.

Ледовый затор, на котором когда-то застрял «Тегетгоф», намного уменьшился. Получается, лед тает. В пробке видны глубокие ямы, которые вымыла вода. Вода, вытекающая из-под ледяных заторов, между льдинами и скалами суши создала целое озеро, вернее - залив.

Вот на этом озере и кишели разные водяные птицы.

Когда я снова попал на палубу «Тегетгофа», то, припав к ней, целовал ее, как будто нашел свой родной край. Я обнимал мачты, трубы, как родных братьев.

Кроме птиц, на нашем корабле не было ни одного живого существа. Медведей либо прогнал, либо уничтожил взрыв газов.

Только птицы остались и расквартировались на корабле. Птицы севера такие добрые и безобидные, что их можно ловить руками. Они нашли убежище на этом большом сооружении и гнездились между парусами. В чехлах я нашел гусиные яйца и набрал их полные корзины.

Моей Нагами, видимо, здесь очень понравится. Для нее я приготовил каюту капитана.

Осмотрев корабль, я нашел теплую одежду. Она очень нужен тем, кого я оставил в катакомбах. Для Нагами я позаботился и о другом наряде. Правда, на «Тегетгофе» женских костюмов не было, но зачем теперь нужны на корабле всевозможных цветов флаги? Моряки возят за собой флаги разных стран, чтобы при встречах приветствовать иностранные корабли. Теперь эти флаги понадобятся моей жене. С общего флага австро-венгерской монархии я сошью хорошую юбку - такую и в парижских ателье не придумают. Тунику сделаю из испанского флага - на этом флаге пятнадцать цветов, малый орел и большой орел, гриф, львы, лежащие, и стоящие, полосы, стяжки, квадратики, лилии, шары и звезды - лучшего образца для платья не может желать и взыскательному женщина, с британского флага получится замечательная кацавейка, а датский флаг - готовый башлык. Клянусь, что драгоценнее наряда никто в мире еще не имел. Ой, как обрадуется всему этому моя маленькая женщина!

Не успел я снова отправиться в путь, чтобы привести сюда свою жену, как на корабле кто-то начал говорить ко мне.

А кто бы здесь мог разговаривать?

Сам «Тегетгоф»! Корабль. И его речь очень странная!

Громкий треск вдоль корабельных балок, звон между железными обручами, скрежет по железу корабельного дна, плачи и скрип в шпунтах. Таким языком говорил мне корабль.

А что я понял из его речи? То, что этот корабль, и всех, кто поселился на нем, ждет злая судьба. Ледяные заторы, подняли корабль, подмыли снизу водой. Судьба «Тегетгофа» такова: ледяной затор рассыплется, корабль полетит в бездну, и его привалят окружающие ледовые скалы.

Это немедленно надо как-то предотвратить!

Я составил план.

Корма «Тегетгофа» поднялась теперь высоко, а нос вклинился в талый лед.

Если бы я мог отделить тот ледяной затор, в который корабль вклинился носом, то «Тегетгоф» своим весом сполз бы с тающей ледяной горы. Возможно, он застрял бы между льдинами в глубине, и тогда ледовые скалы подвинулись бы за ним и, вероятно, похоронили бы его навеки. И может случиться и такое, что корабль проложит себе путь к той ледовой башне, образующей побережье упомянутого мной залива. Здесь корабль еще ждет одно опасное испытание. «Тегетгоф» должен скользнуть по высокой, десятиметровой ледовой стене. Возможно, он разобьется, но когда сползет неповрежденным, то в свободном заливе не грозит ему уже никакая опасность.

Я решил, что стоит пойти на такой риск.

Приспособления я имел. На корабле были торпеды. Я знал, как ими пользоваться - разложил их в щели между льдинами, а затем электрической искрой в один миг привел их в действие.

В первую минуту после взрыва «Тегетгоф» очень тряхнуло, а шум и скрип смешались с треском льдин. Корабль пополз вниз. А когда он двинулся, остановить было уже его невозможно. Острый киль «Тегетгофа» со скрежетом прорезал себе путь между льдами, и с нарастающей скоростью тяжелый корабль мчался с вершины затора на ледяное побережье залива. Отпала необходимость прибегать к новой торпеды, чтобы преодолеть эту последнюю преграду.

Во время этого полета испуганная Бэби куда-то спряталась. Но я в эти критические минуты должен был твердо стоять на ногах. Я бросился к штурвальному колесу и привязал себя к скамье. Если корабль не разобьется, а прыгнет с ледовой стены в залив носом вперед, то он, вероятно, погрузится до дна. Это еще не велика беда. Амбразуры, иллюминаторы и люки закрыты, следовательно, мы не утонем. Если и затечет немного воды, то выкачаем ее корабельными насосами. Но может случиться и такое, что после разгона «Тегетгоф» поплывет в таком направлении, которое отведет его далеко и от залива, и от суши. Счастье, что я остался на корабле. Если бы он сбежал от меня, то я не смог бы добраться до него в открытом море. А если я переживу эту катастрофу, если не поломаю себе костей, не утону в воде, то должен следить! Как только «Тегетгоф» начнет свободно плыть в заливе, я должен сразу же взяться за штурвальное колесо, чтобы направить корабль на запад.

Вдруг страшной силы толчок потряс корабль, и целые ледовые башни упали на «Тегетгоф» с обеих сторон. Мгновенно на палубе забушевали волны. Я видел, как по обе стороны возвышались величественные прозрачные зеленые горы воды, которые сливались надо мной в сплошной свод. «Тегетгоф» погрузился в воду.

Что приказывает первый инстинкт человеку, который ушел под воду? Освободить руки и ноги и плыть! Но мои ноги привязаны к кораблю, и я не могу плыть, да еще и должен под водой управлять кораблем.

Я не выпускал из рук штурвального колеса и считал секунды. Насчитал около ста двадцати секунд. Дольше в воде не выдержит и лучший пловец. Я начал задыхаться. Пришло время освободить ноги и спасаться. Но я не буду убегать! Лучше погибну, а «Тегетгоф» не оставлю. Наша судьба общая. Выживем или погибнем, но быть нам вместе!

Уже теряя сознание, я почувствовал, что водяной потолок надо мной начала светлеть, а через две минуты я увидел небо, но уже не синее, а красное. «Тегетгоф» быстро плыл в тумане на восток. Надо было его вернуть назад. Указателем мне было зарево, пробивавшееся сквозь туман. Надо лучше использовать время, пока корабль от большого толчка плыл сам. Каждую минуту его скорость замедлялась, а когда «Тегетгоф» доплыл до берегов новой залива, то погрузился носом в ил. Я для предостережения спустил еще и малый якорь, чтобы защитить корабль от всевозможных неожиданностей. Если, суша действительно стала плавучей, то она понесет с собой и корабль. А когда горячий уголь и нефть растопят льдины под ней и суша начнет тонуть, мы на «Тегетгофе» спасемся.

Корабль не получил больших повреждений лишь на носу кое-где стерлись украшения.

Я позвал Бэби, которая до сих пор не оставляла своего убежища. Она очень радовалась с того, что «Тегетгоф» освободился, и от радости даже искупалась в ледяной воде новой залива.