Увеличивать свой контейнер

Один из величайших мастеров Дзэн нашего времени, девяностопятилетний Роси Дженпо, говорил о «калитке без калитки» и отмечал, что на самом деле не существует калитки, через которую нужно пройти, чтобы понять, что такое жизнь. И тем не менее, говорил он, с точки зрения практики, мы должны пройти через калитку – калитку своей собственной гордости. С тех пор как мы проснулись сегодня утром, мы только тем и занимаемся, что удовлетворяем свою гордость. Это делает каждый. Для того чтобы пройти через калитку, которая не является калиткой, нам придется пройти через калитку своей собственной гордости.

Например, сейчас дитя гордости разгневалось. Под состоянием гнева я понимаю любые формы «срывов», такие как раздражение, возмущение, зависть. Я так много говорю о гневе и о том, как с ним работать, потому, что понять, как практиковать с чувством гнева – значит понять, как приблизиться к «калитке без калитки».

В повседневной жизни мы понимаем, что значит посмотреть на проблему со стороны. Например, я внимательно наблюдаю, как Лаура составляет прекрасный букет: она суетится и вертит в руках цветы, потом она отходит в сторону и смотрит, чтобы увидеть, что еще нужно сделать и как уравновесить букет. Если вы шьете платье, сначала вы его кроите, наметываете и сшиваете, но потом становитесь перед зеркалом, чтобы посмотреть, как оно выглядит. Не широко ли в плечах? Как оно подрублено? К лицу ли оно вам? Вы смотрите со стороны. Точно так же мы смотрим со стороны на свою жизнь, когда хотим представить ее себе в перспективе.

Так вот, такой отстраненный взгляд и есть практика Дзэн. Она развивает способность смотреть со стороны. Возьмем конкретный пример, скажем ссору. Основную роль в любой ссоре играет гордость. Предположим, я замужем и я поссорилась со своим мужем. Он сделал что-то такое, что мне не нравится: допустим, он потратил семейные сбережения на новую машину, а я считаю, что у нас и так была прекрасная машина. И я думаю – фактически я знаю, – что я права. Я рассержена, взбешена. Мне хочется кричать. Что же я могу сделать со своей злостью? Что полезное я могу сделать? Сначала я думаю, что лучше всего отступиться: делать и говорить как можно меньше. Если я хоть чуточку отступлю, я могу напомнить себе, что то, чего я действительно хочу, это быть тем, что можно назвать Большим Контейнером. (Другими словами, я должна практиковать свой БК.) Сделать это – это шаг в другое измерение, в духовное измерение, если мы обязательно хотим дать ему название.

Давайте посмотрим на ряд практических шагов. Понятно, что в пылу гнева, когда разворачивается драма, большинство из нас не способны заниматься практикой. Но давайте попробуем отстраниться, делать и говорить как можно меньше, уйти. Потом, когда вы останетесь одни, сесть и наблюдать. Что я подразумеваю под «наблюдением»? Наблюдать мыльную оперу, разворачивающуюся в мозгу: что он сказал, что он сделал, что я должна сказать обо всем этом, что я должна со всем этим делать… все это фантазии. Это вовсе не то, что происходит на самом деле. Если вы можете (это очень трудно делать, когда вы рассержены), отмечайте эти мысли. Почему это трудно? Когда нами владеет злость, возникает огромный блок, который препятствует практике: мы не хотим заниматься практикой, мы предпочитаем тешить свою гордость, приводить «правильные» аргументы, добиваться «правильных» результатов. («Не ищите Правды – просто перестаньте дорожить мнениями».) Вот почему первый шаг состоит в том, чтобы отступить. Могут пройти недели упорной практики прежде, чем мы поймем, что то, чего мы хотим, это не быть правым, а быть Большим Контейнером, БК. Отстранитесь и понаблюдайте. Отмечайте мысли, которые сопровождают драматическое событие: да, он не должен был этого делать; да, я не могу выдержать того, что он делает; да, я должна найти какой-то способ изменить это – все, что происходит на поверхностном уровне. Но это всего лишь мыльная опера.

Если вы по-настоящему отстранитесь и понаблюдаете – а, как я уже говорила, это крайне трудно сделать, когда вы злитесь, – вы сможете со временем видеть мысли просто как мысли (нереальные), а не как истину. Иногда мне приходилось проходить через этот процесс десять, двадцать, тридцать раз прежде, чем мысли, наконец, успокаивались. Когда мне удается это сделать, с чем я остаюсь? Я остаюсь с непосредственным переживанием физической реакции в своем теле, так сказать, с остатком. Когда я непосредственно переживаю этот остаток (как напряжение, сжатие), когда в этом непосредственном переживании отсутствует раздвоенность, я постепенно вхожу в измерение (самадхи), которое знает, какие действия предпринять. Оно знает, какое действие является самым лучшим, и не только для меня, но и для других. Прямой результат образования Большего Контейнера – ощущение «единства».

Мы можем рассуждать о «единстве» до захода солнца, но как мы на самом деле отделяем себя от других? Как? Гордость, в результате которой рождается гнев – вот что отделяет нас. И решение этой проблемы – практика, во время которой мы переживаем эту разделяющую эмоцию как вполне определенное состояние тела. Когда мы это делаем, появляется Больший Контейнер.

То, что появляется и начинает расти в нас, – это та часть жизни, которую я могу провести так, чтобы она не расстраивала меня, не господствовала надо мной. Сначала это пространство крайне ограниченно, потом оно становится чуточку больше, потом еще больше. И никогда нельзя прекращать его рост. Состояние просветления – это и есть огромное сочувствующее пространство. Но сколько бы мы ни жили, мы обнаруживаем, что размеры нашего контейнера имеют пределы. Это именно те моменты, которым следует посвящать свою практику. А как же мы можем узнать, где находятся эти ограничивающие точки? Когда мы расстраиваемся или злимся, пусть даже не очень сильно, мы находимся в этой точке. Здесь нет ничего таинственного. Эффективность практики состоит в том, насколько большой контейнер будет создан.

Занимаясь практикой, мы должны быть снисходительны к себе. Мы должны понимать, когда не расположены делать это. Нет человека, у которого всегда было бы желание этим заниматься. И ничего страшного, если иногда мы этого не делаем. Мы всегда делаем то, что действительно делаем.

Практика создания Большего Контейнера – духовная практика по самой своей сути, потому что этот контейнер по существу-ничто. Больший Контейнер – это не вещь, осознание – не вещь, свидетель – не вещь. И не человек. Нет никого, кто играл бы роль свидетеля. И тем не менее то, что может быть свидетелем для моего ума и моего тела, должно быть чем-то другим, чем мои ум и тело. Когда я могу в состоянии гнева наблюдать свои ум и тело, кто это «я», которое ведет наблюдение? Оно показывает, что я – это нечто другое, чем мой гнев, нечто большее, чем мой гнев, и это знание дает возможность строить Больший Контейнер, расти. То, что должно увеличиваться, – это способность наблюдать. А то, что именно мы наблюдаем, – всегда вторично. Не важно, что мы расстроены, важна способность наблюдать это состояние расстройства.

Когда растет способность, во-первых, наблюдать, а во-вторых, переживать, развиваются одновременно два фактора: способность быть свидетелем, способность наблюдать жизнь такой, как она есть (а не такой, как мне хотелось бы, чтобы она была), и сочувствие, естественная реакция, которая возникает в результате того, что мы видим жизнь такой, как она есть. Мы не можем сочувствовать никому и ничему, если в нашу встречу с этим замешана гордость или гнев. Тогда это сразу становится невозможным. По мере создания Большего Контейнера растет и сочувствие.

Занимаясь практикой, мы глубже проникаем в собственную жизнь, такую, какой должны ее знать. Но для каждого это происходит по-своему. Для некоторых этот процесс может проходить гладко, что определяется их психологическим состоянием и тем, как они прожили свою жизнь, и реализация их будет медленной. Для других он проходит в виде волн, огромных эмоциональных волн. Это похоже на прорыв плотины. Мы боимся, что нас затопит и мы погибнем. Это как если бы вы перегородили часть океана и, когда дамбу прорвало, вода опять соединяется с тем, что она на самом деле собой представляет, и наступает облегчение, потому что теперь она может течь вместе со всеми остальными течениями и во всю ширь океана.

И тем не менее я считаю, что в этом процессе очень важно, чтобы он не протекал слишком быстро. Если все происходит столь быстро, я думаю, процесс следует замедлить. Слезы, припадки, потрясения – это нежелательно. Вода начинает прорывать дамбу, но нет необходимости в том, чтобы прорыв был слишком стремительным. Лучше его замедлить. Но если он все же произойдет быстро, это тоже прекрасно – значит, он должен был произойти именно так. Иногда кажется, что все мы одинаковы. Но чем тежелее было детство и чем больше нас в детстве подавляли, тем, по-видимому, важнее, чтобы прорыв происходил медленно. Но независимо от того, насколько гладкой была наша жизнь, всегда существует дамба, которую в определенный момент необходимо разрушить.

При этом помните, что не так уж плохо относиться к этому с юмором. По существу, мы никогда ни от чего не избавляемся. Мы не должны стараться избавиться от всех своих невротических склонностей: то, что мы делаем, – это видим, до чего они на самом деле смешные. И часто становятся просто предметом для шуток других людей. Это чистое безумие. И это же, конечно, относится и к нам самим. Но по-настоящему мы никогда не видим, что мы безумны, – это и есть гордость. Конечно, я не безумна, ведь я учитель!

 

Открыть ящик пандоры

Качество практики всегда отражается на качестве жизни. Если мы но-настоящему занимаемся практикой, все время что-то меняется. Одна из- иллюзий, которую мы можем питать относительно практики, – это то, что практика должна все сделать более удобным, ясным, легким, спокойным и т. д. Ничто не может быть дальше от истины. Сегодня утром, когда я пила кофе, я внезапно вспомнила две сказки. И я подумала, что без причины ничто не происходит. Сказки имеют под собой какую-то основу, они опираются на истинные факты, связанные с какими-то людьми, и именно поэтому они так долго живут.

Первая сказка, которая пришла мне в голову, – это сказка о принцессе на горошине. В давние времена для того, чтобы проверить, настоящая ли это принцесса, ее укладывали спать на тридцати матрасах и она должна была почувствовать горошину, которую подкладывали под самый нижний из них. Теперь мы можем сказать, что практика превращает нас в принцесс: мы становимся более чувствительными. Мы узнаем о себе и о других то, чего не знали раньше. Мы становимся значительно более чувствительными, но иногда мы становимся и более раздражительными.

Вторая сказка – это сказка о ящике Пандоры. Вы помните – кое-кому настолько хотелось узнать, что находится в этом таинственном ящике, что он наконец открыл его – и все его отвратительное содержимое высыпалось наружу, создав полный хаос. Такой иногда бывает практика: она открывает ящик Пандоры.

Каждый чувствует, что он отделен от жизни. Нам кажется, что мы окружены огромной стеной. Эта стена может быть не слишком заметной, она может быть вообще невидимой – но она существует. Пока мы чувствуем себя отделенными от жизни, мы ощущаем эту стену. Для просветленного человека стены не существует. Но мне ни разу не довелось встретить кого бы то ни было, кто полностью был бы отнес свободен. Тем не менее по мере продвижения практики стена становится все более тонкой и прозрачной.

Эта стена мешает понимать. Мы можем гневаться, нас могут взволновать какие-то мысли, но стена мешает это осознать. Но когда вы начинаете заниматься практикой (и многие из вас хорошо это знают), в стене начинают образовываться отверстия. Раньше она была похожа на толстую доску, которая перекрывает бьющую ключом воду. Но теперь, по мере того как благодаря практике мы становимся более подготовленными и чувствительными, в этой доске начинают образовываться отверстия. Даже тридцать минут неподвижного сидения чему-нибудь да учат. И когда эти тридцать минут повторяются изо дня в день, мы учимся все больше и больше. Нравится нам это или нет, но мы учимся.

Куски доски могут отваливаться. И тогда через отверстия и щели начинает сочиться вода. Конечно, то, что было закрыто, – это то, чего мы не хотели о себе знать. И когда оно пробивается наружу (что происходит, если мы занимаемся практикой), это похоже на открытие ящика Пандоры. Идеальное течение практики – когда ящик не открывается фазу слишком сильно. Но так как реализация никогда не является полностью предсказуемой, возможны сюрпризы, и даже несчастные случаи. Иногда срывается крышка и вырывается все, чего мы никогда не хотели о себе знать, – и вместо того, чтобы чувствовать себя лучше, мы чувствуем себя хуже.

Ящик Пандоры – это все наши эгоцентрические действия и те эмоции, которые они вызывают. Даже если практика проходит хорошо, бывают периоды (не для каждого, но для некоторых), когда кажется, что бочка взорвется – и внезапно проносится ураган эмоций. Большинство не любят сидеть, когда это случается. Но те, для кого взрыв проходит легче всего, – это как раз и есть те люди, которые никогда не прекращают сидения, независимо от того, хочется им этого или нет. У меня реализация прошла довольно незаметно, вероятно, потому, что я очень много сидела и посещала очень много сесинов.

Мне постоянно приходится видеть, как по мере того, как практика в Центре достигает зрелости, жизнь студента преобразуется. Это не означает, что ящик Пандоры не открывается. И то и другое происходит одновременно – преобразование и дискомфорт. Иногда, когда ящик начинает открываться, наступает очень мучительное время. Например, может внезапно возникнуть неожиданное крайнее раздражение (только, пожалуйста, не пытайтесь при этом отыграться на ком-то другом). Так что, если у вас есть иллюзия, что практика всегда сопровождается миром и любовью, то это совсем не так. То, что открывается ящик Пандоры, – совершенно нормально и необходимо. Это и не хорошо и не плохо, это именно то, что должно случиться, если мы хотим обрести равновесие в жизни и, насколько это возможно, освободиться от реактивного способа существования. Ни один из этих процессов не является нежелательным. И если с ними работать соответствующим образом, то они вполне желательны. Но решающим моментом является именно то, как мы будем продолжать практику в случае такого прорыва.

Практика – нелегкая вещь. Она должна преобразовать жизнь. Но если вы наивно считаете, что можно добиться такого преобразования, не заплатив за него, вы обманываете себя. Не приступайте к практике, пока не почувствуете, что нет больше ничего на свете, чем бы вы хотели заняться. Вместо этого расширяйте свои занятия серфингом, физикой или музыкой. Если вас это удовлетворяет, продолжайте этим заниматься. Не приступайте к практике, пока не почувствуете, что должны это сделать. Настоящая практика требует огромного мужества. Вы должны столкнуться лицом к лицу со всем тем, что спрятано в ящике Пандоры, включая некоторые неприятные вещи, о которых вам не хотелось бы знать.

Чтобы заниматься практикой Дзэн, должна возникнуть потребность в определенном образе жизни. Если пользоваться привычной терминологией, это жизнь, в которой принесенные клятвы берут верх над обычными личными соображениями. Мы должны ясно понять, что наша жизнь совершенствует всю окружающую среду точно так же, как это делает жизнь любого другого человека. Если вы находитесь на том этапе своей жизни (не плохом и не хорошем, а просто на конкретном этапе), когда единственное, что имеет значение, это то, как вы себя чувствуете и что вы желаете, практика будет слишком трудным занятием. Очевидно, вам стоит повременить. Я, как учитель, могу, конечно, облегчить практику и поддержать ваши усилия. Но я никому не могу дать начальной решимости, а именно она должна поддерживать вас в практике.

Итак, ящик, который прямо сейчас открывают некоторые из нас, как с ним работать? Именно об этой фазе практики, которая выводит из состояния душевного равновесия, необходимо кое-что знать. Первое – для тех, кто идет по этому пути, – это нормально, фактически необходимо. Второе – это неприятное состояние не остается навсегда. И третье – в это время мы больше, чем в любое другое, нуждаемся в том, чтобы понимать практику и знать, что она такое. И, в частности, это время для сесина. Если вы сидите уже двадцать, тридцать лет, тогда для вас не так важно, посещаете вы сесины или нет. Но в определенные годы их посещение жизненно важно, и это нужно делать настолько часто, насколько позволяют обстоятельства. Чтобы последовать этому совету, нужно быть настойчивым и поддерживать достаточно интенсивный уровень практики. Но если вам не хочется настолько посвящать себя практике, это не значит, что это плохо. Я хочу обязательно это подчеркнуть. Иногда нужно еще лет десять побездельничать, когда жизнь продолжает преподносить уроки, прежде, чем созреть для интенсивной практики.

Так что ящик Пандоры – то, что нас беспокоит, выводит из душевного равновесия, – это проявление (иногда в виде потопа) того, чего мы не осознавали прежде: нашего недовольства жизнью. Рано или поздно оно все равно должно прорваться. Это наше эго, наш гнев по поводу того, что жизнь идет не так, как хотелось бы. «Такая жизнь меня не устраивает! Она не дает мне того, чего я хочу! Я хочу, чтобы моя жизнь была более приятной!» Это просто ярость по поводу того, что люди или события, с которыми мы сталкиваемся, не соответствуют нашим требованиям.

Может быть, именно сейчас ваш ящик Пандоры наполовину открылся. В какой-то момент мне, так же как и вам, хотелось с кем-то поделиться тем, что в это время я нашла в своей практике. Ученик может в некотором смысле оказаться полезнее для других учеников, чем человек типа меня, который с трудом вспоминает этот этап. Я очень хорошо понимаю сам конфликт, но настоящее представление о том» как трудно мне было, уже сгладилось из памяти. Это одна из важнейших особенностей сангхи: (Сообщество или союз тех, чьи личные интересы и чье учение едино. – Прим. Перев.)это группа людей, объединенных общей практикой. В сангхе мы можем быть абсолютно честными, нет необходимости прятать или скрывать свою борьбу. Наиболее мучительна та мысль, что со мной что-то не так, что больше ни у кого нет таких трудностей. Но это, конечно же, не так.

 

«Не гневайтесь»

Когда я веду беседу, я всеми доступными мне средствами стараюсь разъяснить, чем для меня является жизнь и чем она может стать для любого из вас в противоположность тем иллюзиям, которые вы сейчас питаете. Говорить об этом очень трудно. Я никогда не стала бы вести дхармические (Дхарма – здесь: мерило истины, правило или закон деятельности. – Прим. перев.) разговоры о том, что я не испытываю ненависти, потому что здесь никогда нельзя быть абсолютно точным. Меня всегда тянет чуть-чуть в ту или иную сторону, или я использую не те слова и могу кого-нибудь сбить с толку… но опять-таки, это часть обучения. Дхармические разговоры – это совсем не обязательно что-то такое, что нужно понять до конца. Если они будоражат и приводят в замешательство, то иногда это как раз то, что нужно. Например, вы можете заявить, что в этот конкретный момент каждый человек во всей Вселенной поступает наилучшим для себя образом. Но слово «наилучшим» вызывает беспокойство. С тем же препятствием мы сталкиваемся, произнося фразу: «Все совершенно именно такое, какое оно существует». Совершенно? Поступает наилучшим образом? Вы считаете, что кто-то, кто творит ужасные вещи, поступает наилучшим образом? Пользуясь словами, мы получаем ужасную неразбериху в жизни и в практике.

В действительности, жизнь усложняется потому, что мы путаем свои концепции (которые сами по себе абсолютно необходимы) с реальностью. Дхармические разговоры ставят под сомнение наши привычные концепции. И используя слова в некотором конкретном смысле, мы добавляем множество сложностей, но именно это как раз и хорошо. Сегодня я собираюсь добавить их еще. Я хочу рассказать небольшую историю, а затем направить внимание в другом направлении и посмотреть, что из этого получится. В Центре мы не слишком много говорим о заповедях или восьмеричном пути. Причина этого проста: люди неправильно понимают заповеди, которые преподносятся в виде запретов, вроде «ты не должен». И это действительно совсем не то, чем они вообще являются. Тем не менее сегодня я собираюсь вести разговор о заповеди: «Не гневайся». Мне не хотелось бы упоминать ее опять, но разговор пойдет именно об этом: «Не гневайся».

Представьте себе, что вы плывете в маленькой лодке по озеру и над озером лежит легкий туман – не все окутано туманом, а именно легкий туман лежит над озером – и вы медленно гребете вдоль берега, наслаждаясь прогулкой. А потом, внезапно, выйдя из тумана, вы видите другую лодку, которая направляется прямо на вас. И…удар! В течение какой-нибудь секунды вы действительно возмущены – что этот идиот делает? Я только что покрасил свою лодку, а тут является он и врезается прямо в нее! А потом вы вдруг замечаете, что лодка пуста. Что происходит с вашим гневом? Гнев сразу пропадает… Мне опять придется красить свою лодку, вот и все. Но как вы будете реагировать, если в лодке, которая столкнулась с вашей, находится другой человек? Вы хорошо себе представляете, что может произойти в этом случае! Так вот, наши столкновения с жизнью, с другими людьми и событиями подобны столкновениям с пустой лодкой. Но мы воспринимаем жизнь совсем иначе. Мы воспринимаем ее так, как будто в этой второй лодке есть люди, которые на нас нападают. Что я имею в виду, когда говорю, что вся наша жизнь – столкновение с пустой лодкой? Что это значит?

Оставим на минуту этот вопрос. Люди часто спрашивают: «Что мне даст практика?» «Что станет иначе?» «Что измененится?» Практика дзэн – это очень тяжелая работа. Она ограничительна и трудна. Что мы в результате получаем? Люди обычно думают: «Я стану лучше, я стану совершеннее. У меня так легко портится настроение, может быть, сидение поможет мне от этого избавиться». Или: «Если быть честной, я не слишком добра. Может быть, в результате сидения я стану очень добрым человеком». Но это совсем не так. Чтобы вам стало немного понятнее, я расскажу вам несколько случаев.

Я хочу рассказать вам о миске для мытья посуды в том доме, где живем мы с Элизабет. Теперь, когда я оставила работу, я большую часть дня провожу дома. После того как я ополаскиваю раковину, я ставлю в нее миску, чтобы, если в течение дня появится грязная чашка, я могла поставить ее в эту миску. Мне нравится так использовать миску, и это правильно, не так ли? Но когда Элизабет моет посуду, она ополаскивает миску и переворачивает ее, чтобы она высохла. В первую половину дня я дома одна. Но я знаю, что в пять часов вернется Элизабет. И я думаю: «Ну, хорошо, человек я или какая-нибудь крыса? Что мне делать с этой миской? Ставить мне ее так, как нравится Элизабет?» Итак, что я делаю? На самом деле, я обычно забываю об этом и ставлю ее так, как привыкла это делать.

А вот еще один пример с Элизабет. Я живу с ней, и она замечательный человек. Но трудно себе представить двух людей, которые были бы меньше похожи друг на друга. Для меня величайшей радостью в жизни является найти какую-то вещь в чулане, которую можно выбросить. О! Это великолепно? Но Элизабет предпочитает иметь все в трех экземплярах и не хочет ничего выбрасывать. Поэтому, когда я что-нибудь хочу найти, я не могу этого найти потому, что выбросила, а когда она хочет что-то найти, она не может этого найти потому, что у нее так много вещей, что в них трудно разобраться.

Еще один пример, и мы поставим точку. Я расскажу вам, как я хожу в кино со своей дочерью. «Знаешь, мам, у тебя ужасный вкус, что за фильмы ты выбираешь!» На что я отвечаю: «Ну хороню, вспомни хотя бы один, на который мы пошли, потому что ты хотела его посмотреть! О чем он?» Так, пререкаясь, мы наконец отправляемся на фильм, который может быть… каким угодно.

В чем смысл этих историй? В сущности, меня меньше всего интересует миска для мытья посуды. Практикуя, мы не должны упускать никаких небольших невротических причуд. Ни меня, ни мою дочь на самом деле не волнует фильм, но эти мелкие пререкания – это и есть то, из чего состоит наша жизнь. Именно в этом ее забавная сторона. Вы меня понимаете? Не нужно ее анализировать, препарировать, или с кем-то обсуждать. Чудо жить, не придавая ничему значения, состоит в… чем? В том, что жизнь совершенна именно такая, какая есть.

Вы, конечно, можете сказать, что на этом, довольно тривиальном, уровне все обстоит хорошо. Но как быть с более серьезными проблемами, например такими, как горе и страдания? На это я могу ответить, что никакой разницы нет. Если умирает близкий человек, значит, чудо жизни состоит в том, чтобы самим стать своим горем, чтобы быть тем, что вы есть. И быть со своим горем так, как только вы можете с ним быть, это ваш путь, не мой. Практика как раз и состоит в том, чтобы пожелать быть с ним, когда оно есть. Даже, пожалуй, «желание» – не совсем то слово. Большую часть того, из чего состоит жизнь, как вы можете судить по историям, которые я рассказала, можно назвать просто смешным. Вот и все, что вы можете об этом сказать. Но мы не считаем жизнь смешной. Мы думаем, что другие люди должны отличаться от нас: «Они должны быть такими, какими я думаю, что они должны быть». Мы не можем назвать смешными «критические» моменты жизни, я этого не говорю, но они все равно есть то, что они есть. Они все равно совершенны.

Теперь я хочу остановиться еще на одном моменте: я считаю, что практика, доведенная до высокого уровня совершенства, это способность быть вместе с жизнью и быть в ней такой, как она есть. Это не значит, что вы не должны иметь собственных соображений, всей той чепухи, которую можете о ней сказать. Пожалуйста! Речь не об этом. Но это воспринимается совсем иначе. И вся практика состоит в движении к тому, что я называю точкой отсечения, так чтобы можно было воспринимать все больше и больше именно так. Сначала мы сможем так воспринимать только некоторые вещи. И может быть в течение шести месяцев практики так восприниматься будут только эти вещи. Может быть, так будет целый год. Может быть, десять лет. У каждого есть эта точка. Пока мы живы, мы идем к ней.

Когда практика становится более утонченной, мы начинаем ощущать ужасную свою неполноценность, ужасное бессердечие. Мы начинаем замечать такие вещи в жизни, которым не хотим уделять внимание, вещи, которых нам хотелось бы, чтобы не было, которые мы ненавидим, вещи, которых мы не в состоянии выдержать. И если мы долго занимаемся практикой, это очень огорчает. Но при этом мы не замечаем, что область практики растет – та область, в которой мы можем, сочувствовать жизни, именно такой, как она есть. Ощущение изумления тому, что Элизабет есть Элизабет. Это не значит, что она должна стать другой: она совершенна именно такая, какая есть. И я сама. И вы. Каждый. Эта область расширяется, но всегда есть точка, в которой мы не можем видеть совершенства, и именно в этой точке протекает практика. Если вы сидите недавно, она здесь, и это хорошо – почему ей быть где-то еще? С течением жизни точка отсечения смещается, но никогда не исчезает. Эта точка существует всегда. И поэтому вот что мы здесь делаем: сидим, как мы сидим, предоставляя возможность возникнуть всему, что в нас возникает, побыть здесь и умереть. Возникнуть, побыть здесь и умереть. Но когда мы приходим к точке отсечения, мы не в состоянии помнить об этом! Потому что очень трудно находиться в этой точке. Практика – нелегкое занятие.

Мелочи жизни не слишком беспокоят меня. Я наслаждаюсь мелочами, которые продолжают идти своим чередом. Они забавны! Я наслаждаюсь легкими перебранками с дочерью. «Мам, прошло столько лет, а ты так и не научилась справляться с привязными ремнями?» «Что ж, не научилась». Это забавно, забавно быть с другим человеком. Но что можно сказать о точке отсечения? Она там, где есть практика. И понять это и работать с ней, помня также о том, что большую часть времени мы очень не хотим работать с ней – это тоже практика. Мы вовсе не пытаемся стать святыми, мы стремимся быть реальными людьми со всеми мелочами, которые происходят в жизни. И сохранить это право за всеми остальными. И когда мы не можем делать этого, мы знаем: сигнал дан – время приступать к практике. Я, например, знаю – я прошла через эту точку на прошлой неделе. Это было нелегко. И, тем не менее, я прошла через нее и теперь ожидаю следующей точки. Она должна прийти. Это и есть моя практика.

Когда мы становимся более чувствительными к жизни и к тому, что она есть на самом деле, мы уже не можем убежать. Мы можем попытаться сделать это на время, и большинство пытается делать это, пока удается. Но невозможно все время убегать. И если мы будем сидеть в течение нескольких лет, убежать будет все труднее и труднее. Поэтому я хочу, чтобы вы оценили свое сидение и оценили свою жизнь и жизни друг друга. Вот о чем идет речь. Никаких фантазий. Осознайте точку отсечения. Она есть у каждого. Вы можете отвернуться от нее и отказываться ее замечать, но если вы это сделаете, вы не будете расти и жизнь вокруг тоже не будет расти. Но, скорее всего вы не сможете убегать от этого слишком долго.

СТУДЕНТ: Иногда, когда я читаю о Дзэн, мне кажется, что вы просто наблюдатели.

ЙОКО: Нет-нет, вообще не наблюдатели. Дзэн – это действие.

СТУДЕНТ: Мне кажется, что это связано с точкой отсечения. Когда вы находитесь в точке отсечения, действия, которые вы предпринимаете, не кажутся столь мудрыми, как должны были бы быть…

ЙОКО: Давайте вернемся к лодке. Например, те, кто имел дело с маленькими детьми, наверняка замечали, что, что бы они ни делали – даже если они подходят к вам и дают вам пинок, – это просто пустая лодка, не так ли? Это именно тот случай. Будда сказал: «Весь мир – мои дети». Суть в том, чтобы двигаться к точке отсечения: мы должны практиковать каждый раз, когда не можем считать «весь мир своими детьми». Я думаю, что речь идет именно об этом.

СТУДЕНТ: А если продолжить эту аналогию еще на один шаг: сказать, что ребенок не дает вам пинка, а поджигает дом?

ЙОКО: Что ж, остановите его! Заберите спички! Но он делает это потому, что у него для этого есть какая-то причина. Попытайтесь помочь ему разобраться в этом инциденте.

СТУДЕНТ: Но если вы просто остановите его, в чем будет разница в вашем поведении по сравнению с тем, если бы вы почувствовали, что на вас нападают?

ЙОКО: Что ж, давайте, рассмотрим это. Если речь идет о детях, мы часто действительно воспринимаем это, как личное оскорбление, не так ли? Но стоит задуматься секунд на десять, и мы обычно понимаем, как реагировать на его поведение. Ведь это ребенок, И мы можем поступать так, пока не почувствуем, что то, что делает ребенок, угрожает нашему эго. И это уже НЕ пустая лодка. Такая реакция время от времени бывает у всех родителей. Мы хотим, чтобы наши дети были совершенством. Они должны быть примером для других, иначе некоторые люди могут начать критиковать их. И, тем не менее, дети – это просто дети. Мы не совершенны, и они тоже не совершенны.

СТУДЕНТ: Вы сказали: «Не гневайтесь». В связи с этим я хочу задать вопрос. Вы говорите, что когда возникает чувство гнева, пусть возникает – будьте здесь и дайте ему пройти. Но если я привык подолгу выражать свой гнев в ответ на какое-нибудь событие, как я могу дать ему пройти?

ЙОКО: Переживая гнев не с помощью слов, а физически. Вы не можете заставить его пройти, но вы обязательно должны не позволить ему перейти на других.

СТУДЕНТ: Я хочу продолжить аналогию с лодкой: если я вижу, что на меня плывет лодка и в ней кто-то есть, я, вероятно, начну кричать «Остановитесь и Держитесь подальше!» Если же лодка окажется пустой, я возьму весло и оттолкну ее в сторону, чтобы она не столкнулась с моей.

ЙОКО: Правильно, мы предпримем соответствующие действия.

СТУДЕНТ: Но часто мы кричим в любом случае, даже если это пустая лодка, наш путь во Вселенной или что бы то ни было еще!

ЙОКО: Да, это похоже на пример с миской для мытья посуды. Вы можете кричать, но есть разница между мгновенной реакцией и тем, чтобы думать об этом на протяжении следующих десяти миль.

СТУДЕНТ: Но даже если вокруг никого нет, мы привыкли думать, что Вселенная что-то делает с нами. Даже если лодка действительно пустая, мы помещаем в нее человека.

ЙОКО: Да, правильно. Что ж, лодка всегда пуста. Опять-таки, дело в том, что чем больше мы практикуем, тем реже возникает гнев. Не потому, что мы говорим: «Я не буду гневаться» – это как раз не та реакция, которая возникает. Мы чувствуем иначе и даже не знаем почему.

СТУДЕНТ: А если вы все же испытываете приступ гнева, то это верный знак, что вы находитесь в точке отсечения?

ЙОКО: Да, именно поэтому я назвала тему этого разговора Не гневайтесь. Но опять-таки, важно понять, что практика подразумевает под гневом; это не простой запрет, который всегда бесполезен.

СТУДЕНТ: Хорошо, я, конечно же, буду продолжать практиковать еще какое-то время. Что произойдет со мной, если случится какая-нибудь трагедия: «Я этого не заслуживаю», «Мой друг этого не заслуживает», «Как это могло произойти?» Я буду воспринимать это как несправедливость и начну отгораживаться от нее.

ЙОКО: Правильно. Это очень трудно. Очень-очень трудно. И тем не менее это возможность для практики.

СТУДЕНТ: Меня всегда приводят в замешательство известия о внезапном просветлении. Если это процесс, как можно установить точный момент просветления?

ЙОКО: Я и не говорила, что оно было – как единое событие! Но пережить просветление – вдруг увидеть действительность такой, как она есть, – это как раз и означает, что на мгновение все представления о жизни исчезли. На мгновение он увидел Вселенную. Проблема в большинстве случаев переживания просветления состоит в том, что человек держится за него, оберегает его и в результате оно становится препятствием. Вопрос не в переживании – оно возникает в течение нашей жизни. И ценность этого переживания внутри нас: не нужно беспокоиться об этом. Потому что для большинства лодка всегда полна людей – она очень редко бывает пустой. Так что… точка отсечения здесь, мы работаем именно там, где находимся. Вспомните два стихотворения Пятого Патриарха – одно о бесконечном полировании зеркала, а другое о том, чтобы увидеть, что с самого начала не было никакого зеркала, которое нужно полировать. Большинство людей считают, что поскольку второе понимание – правильное, то первое было бесполезным. Но это не так, практика парадоксальным образом является именно первым. Полировкой зеркала. Точка отсечения там, где вы полируете зеркало. Это абсолютно необходимо. Потому что, только делая это, мы постепенно начинаем видеть совершенство всего вокруг, именно такого, как оно есть. Мы не можем увидеть этого, пока не пройдем через суровую, строгую практику.

СТУДЕНТ: Так что, гневаться – это хорошо?

ЙОКО: Если это чему-то учит. Я ничего не говорила о том, чтобы распространять гнев на других. Это совсем другое дело. Иногда мы это делаем. Я не говорю, что мы не должны этого делать, хотя от этого мало толку. Переживание гнева очень тихое. Вообще не должно быть никакого шумного выражения.

СТУДЕНТ: Мне кажется, возникает проблема, когда вы говорите: «Не гневайтесь», а потом заявляете: «Гневайтесь».

ЙОКО: Здесь нужно быть осторожным… Я говорю, что если гнев – это то, что вы есть, испытывайте его. В конце концов, это реальность момента. Так что, если вы притворяетесь, что не испытываете гнева и прикрываетесь при этом заявлением типа «Не гневайся», у вас нет шансов узнать, что такое на самом деле гнев. Другая сторона гнева, если вы испытаете его пустоту и пройдете через нее, это всегда сострадание. Если мы действительно пройдем через это.

 

Ложный страх

Люди стремятся создавать ложные проблемы. Проблема существует потому, что у нас нет другого выбора, кроме как пережить ее, основываясь на индивидуальном, свойственном только нам разуме. Наш способ мышления отличается от способа мышления кошки, лошади или даже дельфина. В связи с тем, что мы неправильно используем ум, мы путаем два вида страха. Один вид страха – обычный страх: это реакция на физическую угрозу. Мы реагируем на нее действием – убегаем, боремся, вызываем полицию. Обязательно что-то делаем – это обычный, естественный страх. Но большинство наших жизненных тревог основано не на нем, они основаны на ложном страхе.

Ложный страх существует потому, что мы неправильно используем свой ум. Потому что мы видим свое «я» как отдельную сущность. Мы постоянно строим всевозможные фразы, в которых «я» – это подлежащее. Фразы о том, что случилось с «я» или что с ним может случиться, или как можно проанализировать или проконтролировать то, что с ним случится, – эта почти непрерывная умственная активность влечет за собой постоянную оценку самих себя и всех остальных.

И благодаря страху, который возникает на основании этой ложной картины, мы не можем действовать сколько бы то ни было разумно: нами манипулирует страх. Когда мы «составили мнение» о ситуации или человеке, действия основываются на ошибочном суждении – на ложном представлении, что существует «я», отдельное от действия. При этом мы думаем что-нибудь вроде: «Я могу не оценивать», «Я могу не быть впечатлительным», «Я могу прекратить это, ничего не требуя», «Я слишком много значу, чтобы заниматься мытьем посуды». Из такого я-думания вырастает специфическая система оценок. Мы стремимся ценить только тех людей или те события, которые, как мы надеемся, будут поддерживать или способствовать спокойной и безопасной жизни «я». Мы разрабатываем различные стратегии, чтобы сохранить «я». Если исходить из психологии, популярной в Южной Калифорнии, то можно сказать: «Я вынужден любить себя». Но кто кого любит? Как «я» умудряется любить «себя»? Возникает чувство, что «Я вынужден любить себя», «Я вынужден быть хорошим по отношению к себе», «Я вынужден быть хорошим по отношению к вам». В основе этих суждений лежит ужасный страх, страх, что ничего этого не будет. Мы обладаем ложным «я», которое пытаемся любить и защищать. Мы тратим большую часть жизни, играя в эту бесполезную игру. «Что должно случиться? Как это будет? Смогу я с этим что-нибудь сделать?» Я, я, я – иллюзорная игра ума. Мы теряемся в ней.

Можно предположить, что стоит увидеть, что это игра, и с ней будет покончено – но нет. Это все равно, что убеждать пьяного не быть пьяным. Мы пьяны постоянно. Но нет никакой пользы в том, чтобы запугивать или увещевать себя. «Я не собираюсь быть таким» – это не решение вопроса. Так в чем же решение? Мы должны посмотреть на эту проблему под другим углом, войти через заднюю дверь. Прежде всего мы должны осознать свои иллюзии, свое пьянство. Древние тексты учат: озарите ум, дайте свет, будьте внимательны. Это не то же самое, что самоусовершенствование, попытка организовать свою жизнь. Это шикан – просто сидеть, просто переживать, просто знать, что все это иллюзии (все предложения с «я» в качестве подлежащего).

Это не те «я», которые слушают птиц, они действительно слушают птиц. Позволяйте себе видеть, слышать, думать. Именно это и есть сидение. Фальшивое «я» подменяет чудо постоянным желанием думать о «я». И именно тогда, когда происходит чудо: поют птицы, проезжают машины, продолжаются ощущения тела, сердце бьется… Каждая секунда жизни – это чудо. Но думая о я, мы упускаем его. Так что давайте сидеть с тем, что может показаться неразберихой. Чувствовать это, быть этим, ценить это. И тогда мы чаще начнем рассеивать ложные мечты, которые затмевают жизнь. И вот, что это?

 

Надежда

Несколько дней назад я узнала о самоубийстве моего знакомого. Я не видела его лет десять. Даже тогда самоубийство было единственным, о чем он мог говорить. Поэтому эта новость меня не удивила. Я не считаю, что смерть – это трагедия. Все умирают – это не трагедия. Возможно, ничто нельзя считать трагедией, но, я думаю, мы можем утверждать, что жить, не ценя эту жизнь, по меньшей мере, стыдно.

Мы имеем драгоценную возможность жить как человеческие существа. Можно сказать, что шанс получить жизнь человека равен шансу найти конкретную песчинку на песчаном берегу. Это очень редкий шанс. Но при этом почему-то, как в случае моего друга, возникает какая-то ошибка. Какая-то из таких ошибок присутствует в каждом – мы не ценим по-настоящему того, что имеем, просто будучи живыми существами.

Так что сегодня я хотела бы поговорить о тех, у кого нет надежды. Звучит страшно, не правда ли? На самом деле ничего страшного в этом нет. Жизнь, прожитая без надежды, – это спокойная, радостная, сострадательная жизнь. До тех пор пока мы отождествляем себя с умом и телом – а мы все делаем это, – мы надеемся. Мы надеемся на успех. Мы надеемся на здоровье. Мы надеемся на просветление. У каждого есть масса надежд. Все надежды, конечно, определяются прошлым и распространяются на будущее.

Каждый, кто долго практикует сидение, видит, что никакого прошлого и будущего не существует, оно есть только в уме. Нет ничего, кроме собственного я, а оно всегда здесь, всегда в настоящем. Оно не прячется. А мы рыщем вокруг, как сумасшедшие, пытаясь найти что-то, что называется «я». Это удивительное скрытое «я». Где же оно прячется? Мы надеемся на что-то, что возьмет на себя заботу об этом маленьком я, потому что мы не осознаем, что сами и есть это «я». Вокруг нет ничего, что бы ни было нашим собственным я. Что же мы ищем?

Недавно студент принес мне книгу Догена Дзэньи, которая называется «Тендзо Киокун». В ней автор описывает свои представления о том, каким должен быть тендзо, главный повар, – качества, которыми должен обладать тендзо у его жизнь.

С точки зрения Догена Дзэньи, тендзо должен быть одним из самых зрелых и дотошных учеников в монастыре. Если его практика не будет такой, какой должна быть практика тендзо, от этого, по мнению Догена Дзэньи, пострадает жизнь всего монастыря. Но совершенно очевидно, что Доген Дзэньи, описывая качества тендзо и давая указания, как он должен работать, имеет в виду вовсе не тендзо. Он говорит о жизни любого ученика дзэн, любого бодхисаттвы. И поэтому это очень поучительное и уместное чтение.

Что же мы находим в описании жизни этого просветленного тендзо? Какое-нибудь мистическое видение? Какое-нибудь восторженное состояние? Ничего подобного. Многие главы посвящены тому, как отделять песок от риса или рис от песка. Это описывается очень-очень подробно. Ничто, что связано с ведением кухни, не остается в стороне: Доген Дзэньи пишет о том, как класть черпак, как вешать черпак и так далее.

Разрешите мне зачитать вам один параграф. «Вы не должны небрежно выливать воду, которая осталась после мытья риса. В былые времена использовался матерчатый мешок для того, чтобы профильтровать воду, прежде чем вылить ее. Когда рис промыт, положите его в котелок. Позаботьтесь о том, чтобы в него случайно не попала мышь. Ни в коем случае не позволяйте никому, кто случайно проходит через кухню, совать всюду свои пальцы или заглядывать в котелок».

О чем говорит Доген Дзэньи? Он пишет это не для тендзо. Чему он учит?

Доген Дзэньи пересказывает известную историю. Если мы поймем эту историю, мы по-настоящему поймем, что же такое практика дзэн. Будучи юношей, Доген Дзэньи отправился в Китай, чтобы посетить монастыри и пройти обучение. И однажды в одном из них, в очень жаркий июньский полдень, он наблюдал, как упорно работал пожилой тендзо, разбрасывая по соломенному мату морские водоросли, чтобы высушить их на солнце.

Он держал в руках бамбуковую палку. Его голова была не покрыта. Солнце палило так нещадно, что камни, которыми была выложена тропа, обжигали его ноги. [Он] работал, и весь был в поту. Я ничем не мог помочь ему, но я чувствовал, как тяжела его работа. Кожа на его согнутой спине была туго натянута, длинные брови были белыми, как у журавля.

Я подошел к нему и спросил, сколько ему лет. Он ответил, что ему шестьдесят восемь. Тогда я спросил, почему он пе воспользуется ничьей помощью.

– Другие люди – это не я, – ответил он.

– Ты прав, – сказал я, – я вижу, что твой труд – это дхарма Будды, но зачем ты так тяжело работаешь на палящем солнце?

– Если я не сделаю этого сейчас, когда еще я смогу это сделать? – ответил он.

Больше мне нечего было сказать. Продолжая свой путь, я начал в душе ощущать истинный смысл роли тендзо.

Пожилой тендзо сказал: «Другие люди – это не я». Давайте рассмотрим это утверждение. Смысл того, что он сказал, – «моя жизнь абсолютна». Никто другой не может прожить ее за меня. Никто другой не может прочувствовать ее за меня. Никто другой не может отслужить ее за меня. Моя работа, мои страдания, моя радость – абсолютны. Невозможно заставить вас почувствовать боль в моем пальце, или меня – почувствовать боль в вашем пальце. Это невозможно. Вы не можете сделать глоток вместо меня. Вы не можете спать вместо меня. И в этом и состоит парадокс: если моя боль, моя радость, ответственность за мою жизнь полностью принадлежат мне – если я это ясно понимаю – значит, я свободна. У меня нет надежды, у меня нет потребности в чем бы то ни было еще.

Но мы обычно живем с тщетной надеждой на что-то или накого-то, кто сделает нашу жизнь более легкой, более приятной. Мы тратим большую часть своего времени, пытаясь наладить жизнь так, чтобы она была правильной, в то время как наоборот, радость нашей жизни как раз и состоит в том, чтобы постоянно делать и выносить именно то, что мы должны вынести, делать именно то, что мы должны сделать. Это даже не то, что мы вынуждены делать: существует то, что должно быть сделано, вот мы его и делаем.

Доген Дзэньи говорит о естественной настройке себя на себя. Что он под этим понимает? Под этим подразумевается, что только вы сами можете испытать свою собственную боль, свою собственную радость. Если существует хотя бы одно впечатление, которое вошло в вашу жизнь и осталось невоспринятым, значит, в эту секунду вы чуть-чуть приблизились к смерти (что-то в вас умерло). Никто из нас полностью не живет так, но по крайней мере не стоит терять девяносто процентов опыта своей жизни.

«Если я не сделаю этого сейчас, когда еще я смогу это сделать?» Только я могу заботиться о себе с утра и до вечера. Только я могу воспринимать свою жизнь. И это именно тот контакт, секунда за секундой, о котором говорит Доген Дзэньи, описывая день из жизни тендзо. Заботиться об этом. Заботиться о том, о сем. Не просто вымыть рис, а сделать это тщательно, зернышко за зернышком. Не просто выплеснуть воду. О каждом кусочке своей пищи. О каждом сказанном слове. О каждом слове, которое, вы произносите. О каждой неожиданной встрече, о каждой секунде. Вот что это такое. Не занимайте при этом свой ум чем-нибудь еще: не мойте посуду наполовину, не делайте наполовину ничего.

Я помню, было время, когда я могла предаваться мечтам в буквальном смысле слова по четыре-пять часов в сутки. И сейчас я с грустью могу сказать, что многие люди, предаваясь мечтам, не замечают своей жизни. Часто мужчина или женщина мечтает об идеальном партнере – они мечтают и мечтают. Но когда жизнь проходит в мечтах и надеждах, что жизнь может предложить нам, тому мужчине или женщине, которые сидят рядом – обычным, ничем не примечательным, – кроме удивления по поводу того, что жизнь уходит, потому что мы надеемся на что-то особенное, на какой-то идеал. Доген Дзэньи как раз и говорит нам о том, что настоящая практика не имеет с этим ничего общего.

И еще раз мы можем сказать, что сидение, дзадзэн – это есть просветление. Почему? Потому что, когда мы сидим, секунда за секундой, это оно и есть. Старый тендзо, разбрасывающий морские водоросли, – это и есть полная страсти жизнь, жизнь, посвященная приготовлению пищи для других людей. По сути все мы постоянно готовим пищу для других. Этой «пищей» может быть печатание на пишущей машинке; это может быть занятие математикой или физикой; это может быть забота о детях. Но проживаем ли мы жизнь именно с такой оценкой своей работы? Или мы постоянно лелеем надежду: «О, что-то должно стать лучше, чем это?» Да, все мы постоянно на что-то надеемся.

Но мы не только питаем надежду, мы, по сути, отдаем свою жизнь этой надежде, этим напрасным мыслям и фантазиям. И если они не «сбываются», мы испытываем беспокойство, даже отчаяние…

Один из моих учеников недавно рассказал мне хорошую историю. Она о человеке, который сидел на крыше, потому что приливная волна проходила через его поселок. Вода доходила уже до крыши, когда появилась спасательная бригада на шлюпках. Они с трудом добрались до него и закричали: «Иди сюда! Садись в лодку!» Но он ответил: «Нет-нет. Меня спасет Бог». Вода поднималась все выше и выше, и он все выше и выше взбирался на крышу. Поток был бурным, но еще одной шлюпке удалось пробраться к нему. Опять его уговаривали сесть в лодку, опять предлагали ему спасение. И опять он ответил: «Нет-нет-нет. Меня спасет Бог! Я молюсь. Бог спасет меня!» Наконец, вода накрыла его почти с головой. Тогда прилетел вертолет. Оттуда позвали: «Иди сюда. Это твой последний шанс! Скорее сюда!» И он снова сказал: «Нет-нет-нет. Меня спасет Бог!» Наконец, вода накрыла его с головой, и он утонул. Он попал на небеса и спросил у Бога с упреком: «Боже, почему ты не попытался спасти меня?» И Бог ответил: «Я пытался. Я послал тебе две шлюпки и вертолет».

Мы тратим массу времени на поиски того, что могли бы назвать настоящим. Но ничего подобного не существует, за исключением каждой секунды, каждого действия, которое мы совершаем в своей жизни. Но тщетная надежда мешает воспринимать и правильно оценивать то, что есть именно здесь и именно сейчас. Так что же для сесина, для дзадзэна означает «не иметь надежды»?

Это означает, конечно, по-настоящему делать дзадзэн, по-настоящему «сидеть». Нет ничего плохого в мечтах и фантазиях. Просто не нужно держаться за них, нужно уметь видеть их нереальность и вовремя отвернуться. Оставайтесь только с тем, что действительно реально: ощущением дыхания, тела, того, что вас окружает.

Никто не хочет отказываться от своих надежд. И, надо быть честным, никто и не собирается отказываться от них от всех сразу. Но могут быть периоды, когда в течение нескольких минут или нескольких часов все остается таким, как оно есть, все течет так, как оно течет. И мы ближе соприкасаемся с тем единственным, что есть всегда, – со своей собственной жизнью.

Итак, если практика проходит таким образом, какое вознаграждение мы получаем? Если практика действительно такова, она охватывает все, что у нас есть. Что мы получаем в результате? Ответ один: ничего. Так что, оставьте надежды. Мы ничего не хотим получить. Мы получим, конечно, собственную жизнь, но мы ее уже получили. Так что не уподобляйтесь моему знакомому, который не смог оценить жизнь и практику. Эта жизнь и есть нирвана. А где же, по вашему мнению, она находится?

Вспомните старого тендзо. Если практика состоит в том, чтобы разбрасывать морские водоросли, значит, никакого другого вознаграждения за это быть не может.

 

Любовь

Любовь – это слово, которое не слишком часто упоминается в буддийских текстах. И любовь (сострадание), о которой они говорят, – это не эмоция, по крайней мере, не то, что мы обычно подразумеваем под эмоцией. Это, конечно же, не то, что мы называем «романтической» любовью, которая имеет очень мало отношения к любви. Полезно исследовать, что же такое любовь и как она связана с практикой, поскольку два плода практики – мудрость и сострадание.

Мендзан Дзэньи (1683–1769 г.) был одним из величайших знатоков Сото дзэн. Больше чем просто одним из старейших мастеров – он придал ясность практике. Иногда мы читаем старинные тексты и выстраиваем картину практики, которая не имеет никакой связи с покупкой хлеба в бакалейной лавке. Слова Мендзан Дзэньи просты и понятны. Он говорит: «Когда благодаря практике вы до конца поймете реальность дзадзэн, застывший блок эмоции-мысли расплавится сам по себе». Однако он продолжает: «Если вы думаете, что вы сможете отсечь иллюзорную мысль вместо того, чтобы понять, как плавится эмоция-мысль, эмоция-мысль вернется, как если бы вы отрезали стебель былинки или ствол дерева и оставили живым корень». Многие люди неправильно понимают практику, как отсечение иллюзорных мыслей. Конечно, мысли иллюзорны. Но, как он говорит, если вы отсечете их, вместо того чтобы «понять как плавится эмоция-мысль», вы мало чему научитесь. Многие люди обладают небольшим опытом просветления, но так как они не поняли, как плавится эмоция-мысль, их повседневной пищей будут кислые плоды эмоции-мысли. Он пишет: «Эмоция-мысль является корнем заблуждений, упорной привязанности к одностороннему мнению, созданному нашим обусловленным восприятием».

Большая часть практики в Центре посвящена пониманию того, как плавится эмоция-мысль. Прежде всего, мы должны увидеть, что это такое. Это эмоциональные, сконцентрированные на себе мысли, которые мы все время плавим. Их отсутствие, утверждает он, и есть состояние просветления. Все без исключения, мы захвачены эмоциями-мыслями, но степень этой захваченное™ может быть очень разной. Существует большая разница между тем, кто захвачен ими девяносто пять процентов времени, и тем, кто захвачен пять процентов времени.

Строго говоря, взаимоотношения существуют со всем – с чашкой, с пледом, с горами, с людьми. Но сегодня мы будем говорить о взаимоотношениях с людьми, потому что, похоже, они вызывают больше всего трудностей. И, если только мы не скрывались в течение двадцати лет в пещере, у всех нас есть взаимоотношения с кем-нибудь. В этих взаимоотношениях всегда есть немного искренней любви и немного ложной. Насколько искренна наша любовь, зависит от того, как проходила наша практика с ложной любовью, которая вскармливает эмоцию-мысль ожиданий, надежд и стремлений к улучшению. Когда мы не видим пустоты эмоции-мысли, мы ждем от взаимоотношений, что они помогут нам чувствовать себя лучше. До тех пор пока наши взаимоотношения питают наше представление о том, каким должно быть положение вещей, мы думаем, что это прекрасные взаимоотношения.

Когда мы живем рядом с кем-нибудь, таким мечтам остается не слишком много шансов. Проходят месяцы, и под давлением реальности мечта рушится. Оказывается, что мы не можем больше сохранять свое милое представление о себе или о своем партнере. Конечно, нам нравится сохранять идеальное представление о себе. Мне нравится верить, что я хорошая мать: терпеливая, понимающая, мудрая. (Если мои дети будут соглашаться со мной, я буду очень милой!) И, тем не менее, бессмыслица эмоции-мысли доминирует в жизни.

В частности, если говорить о романтической любви, эмоции-мысли просто отбиваются от рук. Я ожидаю от своего партнера, что он будет поддерживать мое идеализированное представление о себе. И когда он перестает это делать (что рано или поздно обязательно произойдет), я говорю: «Медовый месяц кончился. Что с ним случилось? Я не могу выносить того, что он делает». И я начинаю удивляться, почему я так несчастна. Мой партнер больше меня не удовлетворяет, он не отражает моего надуманного представления о себе, он не способствует моему комфорту и удовольствию. Ни одно из этих эмоциональных требований не имеет ничего общего с любовью. Когда картина разрушается – а это всегда происходит при более близких взаимоотношениях, – такая «любовь» обращается во враждебность и ссоры.

Итак, если мы вступаем в близкие взаимоотношения, время от времени мы должны быть готовы испытывать боль, потому что никакие взаимоотношения не удовлетворяют нас полностью. Нет никого, кто бы доставлял нам все те удовольствия, которые нам хочется получить. Что же делать в случае такого разочарования? Направлять практику на то, чтобы подходить ближе и ближе к переживанию своей боли, разочарования, разбитых надежд и разрушенных представлений. И это переживание абсолютно невыразимо словами. Мы должны наблюдать за содержанием мысли до тех пор, пока оно не станет настолько нейтральным, что мы сможем войти в прямое и невербальное переживание разочарования и страдания. Когда мы переживаем страдание непосредственно, начинается плавление ложной эмоции и возникает настоящее сострадание.

Выполнять обещания – это единственное, что мы можем делать для других. Чем дольше длится практика, тем более открытой и любящей становится душа. Когда развитие завершено (что означает, что в этом мире нет ничего, что вы взялись бы осуждать), это и есть состояние просветления и сострадания. Цена, которую мы должны за это заплатить, – это практика в течение всей жизни со своей привязанностью к эмоции-мысли – препятствию для любви и сострадания.