Ревенант подумал, что произошедшее было самым лучшим сексом в его жизни. Ему всегда нравилось трахаться так, будто он на поле боя; грязно, без каких-либо ограничений, и это определённо было тем самым случаем. Стол Блэсфим пересёк всю комнату и упёрся в картотеку, а по её шее стекала кровь. Когда он вышел из неё, его семя вырвалось, отметив её своим ароматом. Обычно, сейчас был тот самый момент, когда он застёгивал ширинку и оставлял женщину удовлетворённой и сонной, чтобы найти следующую.

Но он не хотел другую. И не хотел уходить. Он не хотел случайного, пустого секса с женщиной, имени которой не знал или не мог вспомнить через десять минут.

Это не имело смысла. Хорошо, имело бы, если бы Блас применила свои силы Неистинного Ангела, но он наблюдал, ожидая, когда она использует чары или афродизиак, но ничего не происходило. Она просила его о сексе, не соблазняя и не желая просто хорошо провести время с ближайшим членом. Она нуждалась в нем, обнажившись, дала ему доступ к её телу и душе. На протяжении тысяч лет никто не поступал так, и его сердце трепетало, наполненное новыми ощущениями. Все это заставляло его чувствовать себя так, словно он выпил дюжину бутылок лучшего французского шампанского.

Дерьмо. У него появились настоящие чувства к ней, не так ли? И, черт побери, разве это не самое неподходящее время для такого момента? Даже, если бы Небеса и Шеул не дышали ему в спину, он не хотел осложнений, которые влекут за собой эмоциональные привязанности. Нет, вся эта неразбериха закручивалась реально быстро, его отношения с Ривером уже доказали это.　

Спрятав клыки, он лизнул место укуса на шее Блэсфим, задержавшись немного дольше, чем это было необходимо, ловя каждую каплю её сладкой крови. Блас вздрогнула, когда он отстранился и осторожно отпустил, чтобы она не упала. Она тут же ухватилась за стол, чтобы удержаться на трясущихся ногах. Он знал это чувство. Его собственные ноги были ватными от испытанной страсти. Конечно, в прошлом он трахался ещё жёстче и дольше, но каким-то образом, в этой короткой, интенсивной встрече с Блэсфим, его ум и тело отдали больше, чем когда-либо.

Отступив назад, он мысленно почистил себя, засунул свой полутвёрдый член в штаны и застегнул молнию. Другой ментальной командой он привёл в порядок Блэсфим, а затем наклонился, чтобы собрать её одежду.

— Теперь нам надо отправиться к Гэтель, — сказал он деловым тоном, оставляя все это эмоциональное дерьмо позади.

Он бросил медицинскую форму, халат и стетоскоп на стол… и, непринуждённо, сунул в карман её разорванные трусики. Он не был больным придурком, который хранит сувениры своих завоеваний, но почему-то не смог отпустить часть Блэсфим. Он подумал, что, возможно, сохранённая вещь сможет ему помочь. Да, это какое-то нелепое объяснение. Береги вещь, которая принадлежит женщине, которую необходимо отпустить. Это поможет тебе забыть.

Раздражение над собственной тупостью сделало его голос грубее, чем хотелось, и он рявкнул:

— Пойдём. Гэтель не становится менее беременной.

Плечи Блэсфим напряглись, и она издала звук, который заставил его замереть.

— Блэсфим? — Она снова издала этот звук, и тревога пронзила его. — Ты в порядке?

— Да, — прохрипела она. Затем: — Нет.

Внезапно рыдание сокрушили её тело, она рухнула на пол, спрятав лицо в ладонях, она плакала.

Эмоции захватили Рева, его внутренности скрутило в тугой узел, а лёгкие горели огнём. Он не мог вынести вида плачущей женщины. Он опустился на колени перед Блэсфим от настигших его воспоминаний о матери, свернувшейся калачиком в углу клетки, покачивающейся взад-вперёд со слезами на глазах. Очень осторожно он притянул её к себе и использовал своё тело, чтобы сдержать буйные всхлипывания. Он ничего не сказал; что можно было сказать? Он даже не был полностью уверен, что случилось. Он лишь знал, что ей больно, и он не мог ничего сделать.

После того, что показалось часами, её плач немного утих, что позволило ему добраться до стола и поискать упаковку салфеток. Он обнаружил на столе клочок бумаги с каким-то загадочным письмом, а затем его пальцы нашли то, что он искал.

Он вложил в её ладонь салфетки.　

— Подожди секунду, хорошо?

Она кивнула и отвернулась, чтобы высморкать нос. Он встал и собрал её одежду, засунул лист бумаги и сотовый телефон в её сумку, а затем взял её на руки и переместил их обоих в свою спальню. Он ожидал, что она будет спорить, когда он осторожно укладывал её в постель, но она была словно варёная макаронина, что свидетельствовало об её истощении.

— Извини, — тихо прошептала она в подушку. — Обычно у меня не бывает таких срывов.

— Все в порядке. — Он забрался в постель и притянул её к себе, её рыдания превратились во всхлипывания, и, наконец, она затихла, послышалось мягкое сопение. Закрыв глаза, он расслабился. Впервые по-настоящему расслабился за… он не мог вспомнить. Но знал, что все эти ощущения были правильными, как бы он ни старался убедить себя в обратном. И когда крылья на спине начали зудеть, у него снова возникло самое странное желание.

И тогда это произошло. Его крылья начали раскрываться из щелей возле лопаток. Левое крыло, прижатое к матрасу, было бесполезно. Но правое раскрылось во всей свой чёрной, серебряной и золотой красе. Не сражаясь с инстинктом, он заключил тело Блэсфим в защитный кокон своих перьев. Он подарил ей Объятия Ангела, акт привязанности, обещания… или любви.

Боже, он был дураком.

Блэсфим разбудил аппетитный аромат жареного мяса. Она открыла опухшие глаза, вздрагивая от боли в горле, последствия своей истерики. Казалось странным, что избыток слез может вызвать ощущения пустыни во рту. Стоп… она рыдала в своём кабинете. Перед Ревенантом. Она застонала и накрыла голову одеялом.

Одеялом, которое пахло Ревенантом.

Боже, как она могла вот так сорваться? Она даже не знала, что именно заставило её сломаться, но знала, что это больше не повториться. Она была сильнее. Должна быть, чтобы прожить так долго.

— Привет. — Его голос, дымный и звучный, ворвался в её мысли, но она не была уверенна, хорошо это или плохо. — У меня есть еда.

Она высунула голову из-под одеяла и посмотрела на него, когда он вошёл в спальню с коричневым бумажным пакетом.

— Еда?

Он поднял пакет, покрытый жирными пятнами.　

— Свежая доставка из моего любимого подземного паба.

Голод вытеснил смущение, и она села, осознав в последнюю секунду, что голая. Спешно, она натянула на себя одеяло. Не то, чтобы Ревенант не видел каждый дюйм её тела прежде. Тем не менее, быть обнажённой во время секса не то же самое, что голой и эмоционально открытой сейчас. Ей казалось, что он видел не только её тело, но и мысли.

Что-то блестящее привлекло её внимание, и она потянулась через бледно-голубое одеяло, её пальцы нащупали самое изысканное перо. Размером примерно с хвостовое перо лысого орла оно было роскошным сине-черным сатином с вкраплениями золота и серебристым наконечником.

— Вау, — сказала она. — Твоё?

Ревенант покраснел. Она понятия не имела почему. Если бы её перья выглядели так, она бы все время показывала их. К сожалению, у неё были полупрозрачные с розоватым мерцанием, которые были присущи всем Неистинным Ангелам, и, они выглядели экзотическими издалека, но вблизи были тонкими, как лист бумаги и были предназначены только для шоу. Не то, чтобы она жаловалась. Она понятия не имела, как выглядят её настоящие крылья, и не хотела этого знать. Знание означало, что её прикрытие Неистинного Ангела исчезло, и она, скорее всего, умрёт, прежде чем сможет свыкнуться со своими настоящими крыльями.

— О… да. Это моё. — Ревенант опустился на кровать и вытащил из сумки четыре контейнера, а также салфетки и пластиковую посуду. — Там копчёные ребра, фрикадельки в соусе и отбивные.

— Никаких овощей, да?

Он открыл последнюю коробку, чтобы показать хрустящую, золотистую картошку фри.　

— Вуаля. Овощи.

— Как врач, я собираюсь уступить. — Осторожно отложив перо, она протянулась к коробке, полной обугленных рёбер, но отдёрнула руку назад в последнюю секунду. — Смею спросить, что это за мясо.

Он повёл плечом ленивым движением.　

— Не знаю. Насколько крепок твой желудок?

У неё было чувство, что он дразнит её, но она не собиралась проверять эту теорию. Она ткнула фрикадельку пластмассовой вилкой и съела её за два укуса. Затем она накинулась на рёбрышки, не заботясь о том, что Ревенант наблюдал за ней с самодовольной ухмылкой на лице.

— Что? — пробормотала она набитым картошкой ртом. — Никогда не видел, как кто-то ест?

— Мне нравится смотреть, как ты ешь. Я бы сам хотел приготовить еду, но не хотел оставлять тебя одну, пока охочусь.

— Очень заботливо с твоей стороны, — сказала она, задаваясь вопросом, как часто он готовил для женщин. — Но я точно не собираюсь спрашивать, на кого ты собирался охотиться.

— Наверное, это мудро.

Они закончили, есть в удивительно комфортной тишине, и когда она проглотила последний кусочек, Ревенант исчез в ванной. Он вернулся с мокрым полотенцем и заставил её ошеломлённо замолчать, когда очень нежно начал протирать её лицо, прикасаясь к глазам с величайшей осторожностью. Затем он двинулся к её рту и рукам, ловя каждый кусочек липкого соуса и масла.

У неё возникло чувство, что он уже заботился о ком-то так прежде. Трудно было представить, что этот большой и плохой Сумеречный Ангел мог быть настолько нежным и заботливым.

Когда она закончил, она поймала его руку.

— Кем она была?

Он знал, что она имела в виду, в его глазах заплясали тени.　

— Моя мать, — тихо сказал он.

И затем, словно его ударили раскалённой кочергой в задницу, он вскочил на ноги и бросил тряпку в кучу одежды в углу. Затем вытащил из ящика футболку Guns N’ Roses и протянул ей.

— У меня нет белья, которое тебе подойдёт, но есть пара спортивных штанов, если хорошенько их стянуть на талии, они могут подойти. Очень сильно стянуть.

— Все в порядке. Я могу надеть униформу. В любом случае мне пора идти.

— Куда? В больницу, где тебя отстранили?

Его слова ранили… потому что он был прав. Её жизнь вышла из-под контроля, и отстранение стало последней каплей. Ангелы преследовали её, чары Неистинного Ангела развеивались, мать пропала, и она потеряла работу. Вдобавок у неё была превосходный секс с Ревенантом, что помогло почувствовать себя нормальной.

Её эмоции были на пределе, но по какой-то причине, здесь, в логове Ревенанта, было легко послать все к черту.

— Ревенант? Почему ты принёс меня сюда?

— Ты была расстроена. — Он собрал коробки и мусор в пакет, с которым пришёл. — Ты должна быть в безопасности. А это самое безопасное место для тебя.

— Но почему? В госпитале я тоже была в безопасности.

— Таково… правило.

Она поднялась с кровати и стала одеваться.　

— Правило?

Он кивнул.　

— Когда женщина в беде, ты должен позаботиться о ней. — Он, казалось, обдумывал сказанное. — Если она не пытается убить тебя. В таком случае, это честная игра.

Блэсфим быстро натянула штаны. Что с ним и его правилами? Когда они впервые занялись сексом, он соблюдал её строгое условие «не прикасайся ко мне». Вначале она подумала, что это довольно странно, но потом списала все на то, что Ревенант не хотел терять контроль. Но казалось, что это было что-то совсем другое.

— Итак… ты следуешь всем правилам?

— Правила существуют не без причины, — ответил он грубо, будто она вовсе не должна ставить данный вопрос под сомнения.

— Что если они глупые?

— Это не имеет значения. Закон есть закон.

Она закатила глаза, натягивая футболку.

— Я как-то читала, что в Калифорнии есть закон, запрещающий пылесосить мебель в грязном белье. И ты утверждаешь, что действительно считаешь, что нужно арестовывать людей за уборку в грязных трусах?

— Нет. Это идиотский закон, и люди не должны сидеть в тюрьме за это. — При её триумфальной усмешке он поднял руку. — Но если это, по сути, закон, люди не должны злиться за то, что их арестовали, потому что они нарушили его. Глупый или нет, это закон. — Он нажал на что-то на стене, и скрытая панель отъехала в сторону, открыв вид на лес из корявых деревьев и кустов с шипами размером с её руку. — Но честно, я бы убил всех, кто тёрся своим грязным бельём о мою мебель. Ебать, противно.

Он бросил мешок с мусором и остатками еды наружу, и почти мгновенно дюжина пушистых тварей, которых она могла описать только, как енота-пауки,　сбежались и уничтожили пакет и все содержимое. Панель снова скользнула, и Блас могла лишь покачать головой на странность, которая была так нормальна для него. Ей так повезло, что мать приняла решение растить её в человеческом мире, где сравнительно немногое было жутким.

— Ревенант?

Он повернулся к ней.

— Что?

— Почему ты такой приверженец правил? Я имею в виду, я знаю, что ты технически ангел, но ты живёшь и работаешь в Шеуле. Ты был воспитан здесь. Шеул — царство хаоса и беззакония. Так почему правила так важны для тебя?

Он с трудом сглотнул, его кадык подпрыгнул вверх и вниз, и она внезапно поняла, что это связано с его адским детством.

— Все в порядке, — сказала она. — Ты не обязан мне говорить.

— Нет. — Он снова сглотнул. — Я… хочу. Я не знаю почему, но хочу.　

Он направился быстрыми шагами к мини-бару в углу, но не успел дойти. На полпути он опустил голову, будто не мог сделать следующий шаг.　

— Твоя магия Неистинного Ангела действует на меня? Поэтому у меня внезапно возникло жгучее желание довериться тебе?

— Что? Нет. Конечно, нет. Это просто я. Никакая ни магия.

— Но ты же Неистинный Ангел. Это твоя природа — очаровывать и обманывать.

У него был пунктик на природе Неистинного Ангела, но она понятия не имела, как убедить его в том, что она не использует никаких способностей. Черт, она не знала, может ли она вообще их использовать.

— Как Неистинный Ангел, — она чувствовала себя не комфортно, говоря об этом. — Я могу выбирать, когда использовать силы. Я клянусь тебе, что не применяю их.

Он посмотрел на неё, и она отчаянно желала, чтобы он ей поверил. Доверился ей. И в то же время, её грудь сдавило от стыда, потому что она хотела, чтобы он верил в ложь.

Как она так облажалась?

И тогда истина происходящего врезалась в неё словно экспресс, она почти сделала шаг назад. Она запала на него. Запала на мужчину, который признался в убийстве вирма. Разве это не идеальное завершение эпически дерьмового дня.

— Я верю тебе на слово, Блэсфим. — сказал Ревенант. — Я никогда не делал этого прежде, поэтому не заставляй меня сожалеть об этом.　- Прежде, чем её мозг смог сформулировать ответ, он продолжил. — Правила, — сказал он, к счастью, возвращаясь к нужной теме, — важны, потому что их нарушение всегда ведёт к серьёзным последствиям. Моя мать научила меня этому.

— Ты хорошо её знал? — Блас предположила, что он воспитывался в одиночестве в той камере, о которой упоминал на днях.

— Она… решила остаться со мной после того, как Ривера забрали, — сказал он. — Она говорила мне, что законы должны создаваться рационально, потому что нарушение закона, даже такого, который кажется незначительным или глупым, имеет последствия. Но я не слушал. Я был мятежным ребёнком с кровью сатаны, бурлящей во мне. Моей детской площадкой была камера пыток, а лучшие друзья охранники, которые пытали меня.

Блэсфим уставилась в ужасе. Она думала, что её детство в бегах было ужасным, она больше не будет жаловаться. Никогда.

— Ревенант, мне так…

Он отрезал её жестом «пожалуйста, не надо». Она поняла его — она тоже ненавидела жалость.

— Итак, моя мать пыталась меня предупредить. Умоляла меня следовать указаниям демонов и никогда не нарушать их законов. Конечно, я делал все возможное, чтобы попасть в неприятности. Мне было плевать, что они избивали меня. — Он сунул руки в карманы и потупил взор, сгорбившись.　- Мне не приходило в голову, что мама должна была наблюдать за этим. Так как для меня это было неизвестным, я продолжал нарушать правила. Потом, однажды, они избивали её, а я смотрел. После этого я не хотел нарушать правила, но иногда… бля.

Рев провёл рукой по лицу, он выглядел уставшим, когда закончил. Побеждённым. Сердце Блэсфим обливалось кровью. Она даже не могла представить себе, какой ужас он почувствовал, наблюдая за тем, как его мать подвергается насилию за то, что он сделал. Чувство вины должны быть сжирало его, как кислота. Умирая от желания утешить его любым способом, она двинулась вперёд, но он отступил, явно не желая, чтобы его трогали прямо сейчас.

— Как долго ты вынужден жить с этим? — Боже, её голос дрожал, эмоции были на пределе. Она хотела заплакать. Кричать в негодовании. Убить ублюдков, которые сделали это с ним и его матерью.

— Они забрали меня у неё, когда мне было десять, — сказал он. — Отправили в шахту добывать кристаллы магмы.

Кристаллы магмы, найденные только в Шеуле, были редкими и драгоценными, желанными некромантами для использования в мощных заклинаниях. По общему мнению, добыча их была настолько опасна, что никто не вызвался это сделать. Рабский труд был единственным способом добыть их.

— Я пытался убежать, — продолжал он сдержанным, мучительным голосом. — В течение десяти лет я пытался найти способ вернуться к матери. Я не знал, что каждый раз, когда я нарушал правила, она страдала. Её насиловали. Все обычные вещи, которые они делают с женщинами. Так что, да. Ты соблюдаешь, чёртовы правила, что бы ни случилось, потому что если ты этого не сделаешь, произойдёт дерьмо.

Горло Блэсфим саднило, как будто она поделилась этой ужасной историей. Разделила крики, которые, несомненно, разрывали его.

— Ревенант, — прошептала она.

Он поднял голову.　

— Не надо.

Игнорируя его, она двинулась вперёд, и снова, он попятился. Но на этот раз она не остановилась, пока он не упёрся в стену и снова зарычал, оскалив клыки. Как раненое животное, его поведение было оборонительным, не агрессивным, и она знала инстинктивно, что он не причинит ей вреда.

— Полегче. — Очень медленно, она обхватила его лицо ладонями и встретила пристальный взгляд. — Спасибо, что рассказал. Ты не должен больше ничего говорить. Но если хочешь, я здесь ради тебя.

Взгляд его темных глаз бродил по её лицу, как ей казалось, ища искренность. Постепенно последние следы сопротивления исчезли, и он подтащил её к себе. Обнял сильными руками, но Блас чувствовала, что это она держит его, когда он прижимал её, зарывшись лицом в волосах.

Они долго стояли вот так, пока он, наконец, не прошептал:　

— Ты реальна, Блэсфим?

Она отстранилась, встретилась взглядом с его бездонными черными глазами.　

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду, что дерьмо напирает на меня со всех сторон… от моего брата, с Небес, от Шеула. Ты единственная, кто имеет смысл сейчас. Я не выдержу, если ты тоже обрушишься на меня.

Как странно было, что они оба находились в очень похожих ситуациях, и это заставило её чувствовать себя виноватой за то, что лгала ему. Может, она должна сказать ему правду. Или хотя бы полуправду, чтобы увидеть, как он отнесётся… к чему? К тому, что переспал с вирмом? Исповедался в своих грехах перед тем, кто врал о том, кто он есть на самом деле?

Даже если бы он не захотел её убивать за то, что она вирм, вероятно, убьёт за то, что она врала ему. Наконец, она нашла ответ, который был на 100 % правдивым.　

— Я бы никогда не навредила тебе. Пожалуйста, верь мне, когда я говорю это.

Ревенант открыл рот, чтобы что-то сказать, но приглушенный гул привлёк внимание обоих к её сумке на полу.

— Я не думала, что здесь берет связь.

Он пожал плечами.　

— Демоны-техники могут творить невозможное. — Он указал на сумку. — Иди, ответь. Нам все равно пора выдвигаться. Гэтель ждёт.

Напоминание заставило её застонать. Стон был прерван чётким звуком пришедшего сообщения от матери. Она вытащила телефон из сумки, когда Ревенант оставил её одну в спальне. Экран засветился, и появился аватарка котёнка Девы. Её мать любила кошек. Практически жила ради кошек в субботу на сайте Chive.

«Милая, ты здесь?»

Блэсфим напечатала ответ одним пальцем.

«Я тут, мам. А где ты? Ты в безопасности? Как ты себя чувствуешь?»

«Ок. Да. Ты?»

Черт, она ненавидела эти долбаные сокращения. Она поставила перед собой задачу написать все грамотно, даже если на это потребуется в миллион раз больше времени.　

«Прекрасно. Почему ты сбежала?»

«Мужчина в клинике. О нём я говорила».

Блэсфим нахмурилась.

«О чём ты мне говорила?»

Наступила пауза, которая затянулась слишком долго. Достаточно долго, чтобы Блас седлала четыре круга по спальне, прежде чем телефон, наконец, завибрировал в руке. Когда она посмотрела вниз, её сердце замерло от увиденного.

«Истребитель. Блэсфим, падший ангел в клинике… он Истребитель. Тот самый ублюдок, который убил твоего отца».