Кусты ракитника белеют вдоль дороги. В тумане Тель-Авив, Иерусалим плывет… Быть может, кто живой оттянет сроки, Но кто-то до весны не доживет… В сердцах людских играет кровь веками — Земля вовеки пребывает в ней. Красавицу фотографа, как камень От пули рухнувшую, видел я во сне. Она любила дюны золотые И пеликанов белых с тех земель, Что шествуют, изящно выгнув выи По заповеднику Мааган-Михаэль. Теперь она мне тучи разгоняет И сыплет телеграфные столбы — На пир небесный тропка в дымке тает И веет холодом от заводи на лбы… Увы — на лоб! Нет, я не так писал когда-то, Забросив черновик свой до зимы: Приморье волнами ракитника богато — Здесь ветер и прохлада, волны, мы… До первых холодов! Какую пору выбрал! Хотел растрогать сказкой о любви К ракитнику… Очнулся, вызов принял — Дышать и жить, слагать стихи свои. Надеялся, что красота укроет Детей и нас от снега и огня. На жар цветов, рассыпанных по кромке Тропы, рассчитывал: пусть выведет меня К единственному краю в поднебесной С ракитником, вцепившимся в песок… А красота подкралась к горлу, песней Нахлынула… И — выстрелом в висок!