Лукав как женщина красив как змий как идол скромен Весь в золоте всегда в кругу друзей, на лошадях, Теперь, скажите, где жен его лукавство, Где скромность идола, где змия красота? Мечты его о царстве — где? Дуб, дуб лишь — от всего Авессалома Плачь, плачь, отец, любовник старый, воин! Возничий, даже он, потупясь, плачет. О, так сломать хребет отца, И надсмеяться надо всем, над смертью! Не мог ты подождать — О, мальчик избалованный, пока состарюсь, Авессалом, мой сын, Авессалом! Корона сокращает путь к могиле. О, кудри твои, кудри, кудри! Разве Не знал, какая в них скрывается опасность? Зачем же обязательно сквозь лес? Забыл ты, что случилось с Ионатаном? И разве ты не знаешь тех деревьев? Отец любил тебя за все, чем мы не схожи — Глядите, как мужчина в дрожи весь! Ты думал, что тебе не дал я царства Печась о благоденствии народа, Иль из-за юности твоей? О, если б Могли мы говорить с тобой спокойно, Ты понял бы: уж я не тот Давид, Боль матери твоей. Я, царь усталый, Безрадостно плетущийся к могиле, Один лишь в сердце замысел таил: Хотел спасти хоть одного ребенка, Хоть одного — от войн и от венца. Хотел я, дурачок мой, лишь тебя, Тебя, Авессалом…