Однажды, въ полдень, вскорѣ послѣ знаменитаго бала у Килькорановъ, капитанъ Морвиль шелъ пѣшкомъ въ Гольуэль. Подъ вліяніемъ какихъ то мыслей, сильно его волновавшихъ, онъ ускорялъ шагъ по мѣрѣ приближенія къ дому. Дѣло въ томъ, что онъ не могъ, до сихъ поръ, уяснить себѣ загадочныхъ словъ Чарльза; Гэй еще былъ ребенокъ, конечно, но тѣмъ не менѣе намекъ на его любовь къ Лорѣ долженъ же былъ имѣть какое нибудь основаніе.

— Онъ ее сдѣлаетъ несчастной, — думалъ Филиппъ, шагая съ ожесточеніемъ по пыльной дорогѣ. Развѣ можно на него положиться? Правда, ему ничего не стоитъ вскружить голову молодой дѣвушкѣ; онъ молодъ, красивъ собою, ловокъ, музыкантъ — да еще поэть, какъ я недавно узналъ. При томъ онъ такой древней, знатной фамиліи, все это невольно раздражаетъ воображеніе. А тутъ еще въ одномъ домѣ съ нимъ живетъ, бѣда да и только! Нѣтъ, я долженъ защитить Лору. Вѣдь дядя — въ семьѣ ровно ничего не значитъ; тетка сама отъ него безъ ума, а Чарльзъ въ грошъ меня не ставитъ, онъ не послушаетъ моего совѣта. Нужно дѣйствовать рѣшительно. Но тутъ же Филиппъ вспомнилъ, что въ это самое утро, онъ получилъ изъ полковой канцеляріи увѣдомленіе, что въ скоромъ времени имѣетъ быть большой полковой смотръ съ освященіемъ знаменъ. Полковнику Дэну предстояло много хлопотъ, и офицерамъ на время прекращались всѣ отпуски. Смотръ, по обыкновенію, долженъ былъ кончиться полковымъ баломъ — и вмѣстѣ съ нимъ должна была возобновиться та пытка, отъ которой бѣдный Филиппъ до сихъ поръ не могъ опомниться. Раздраженный еще сильнѣе предстоящей непріятностью, капитанъ Морвиль, измученный, покрытый пылью, съ отрадою вступилъ въ тѣнистую аллею, ведущую къ крыльцу дома Гольуэль. Въ воздухѣ все притихло отъ полуденной жары, тучи мошекъ продолжали однѣ кружиться вокругъ усталаго путешественника, Въ домѣ были открыты всѣ двери и окна; коровы искали убѣжища подъ тѣнью густыхъ деревьевъ; понни паслись, точно сонные, понуривъ головы; листья и цвѣты грустно опустились на стебляхъ, сгарая отъ жажды. Буянъ лежалъ растянувшись на каменной террасѣ передъ домомъ. Тяжело дыша раскрытымъ ртомъ и высунувъ горячій языкъ, бѣдная собака не двигалась, помахивая только изрѣдка хвостомъ; но, увидавъ знакомаго гостя, она заложила уши назадъ и опустила голову на лапы, какъ бы привѣтствуя его. Въ комнаты неслись полные звуки груднаго мужскаго голоса. Гэй пѣлъ:

   Любовь разлуки не боится,    Отъ горя крѣпнетъ лишь она. [2]

Ему вторилъ другой женскій голосъ:

   Въ любви кто горя не страшится,    Тому вся жизнь любви полна. [3]

Войдя въ гостиную, гдѣ было очень прохладно отъ опущенныхъ венеціанскихъ жалюзи, Филиппъ увидѣлъ слѣдующую картину: за роялемъ, на табуретѣ, сидѣлъ Гэй, въ охотничьемъ короткомъ, коричневомъ пальто и легонькомъ галстукѣ; словомъ, въ самомъ домашнемъ костюмѣ. Рядомъ съ нимъ, въ очень близкомъ разстояніи, стояла Лора, облокотившись на рояль.

Всякій на мѣстѣ Филиппа не выдержалъ бы, но онъ совершенно спокойно пожалъ имъ руки обоимъ и замѣтилъ, что на дворѣ невыносимо жарко.

Лора отвѣтила, что дѣйствительно тепло, и пригласила Филиппа пойдти освѣжиться на лугъ. Сама же она отправилась за своимъ зонтикомъ, между тѣмъ какъ Гэй побѣжалъ за ея складнымъ стуломъ. Оставшись одинъ, Филиппъ на свободѣ просмотрѣлъ дуэтъ, который они пѣли. Слова дуэта были написаны рукою Лоры съ поправками Гэя. Пока Филиппъ задумчиво разбиралъ четыре строфы очень сантиментальныхъ стиховъ, Гэй и Лора вернулись.

— Это переводъ нѣмецкой пѣсни Чэзи: «Beharre», я перевела ее прозой, а Гэй переложилъ въ стихи, — сказала молодая дѣвушка.

— Духъ самыхъ стиховъ переданъ очень вѣрно, замѣтилъ Филиппъ: но риѳмы погрѣшимы.

— Я знаю, что въ стихахъ повторенія не годятся, прервалъ его Гэй:- но сочиняя романсъ, я какъ то невольно вспомнилъ Беренса, который употребилъ тотъ же оборотъ повторенія:

   «Не люби они другъ друга нѣжно,    Не люби они другъ друга слѣпо,    Не встрѣться они здѣсь для разлуки,    Не разбилось бы сердце ихъ бѣдное.» [4]

Шарлотта, прибѣжавшая узнать, неужели Лора съ Гэемъ будутъ пѣть до обѣда, прервала ихъ разговоръ. Они всѣ отправились въ лавровую, исторія которой пришлась очень не по вкусу подозрительному Филиппу. Заговорили о балѣ.

— А-а! замѣтилъ онъ:- у васъ, видно, балы въ ходу. Эмми (онъ обратился ко второй кузинѣ: его тянуло къ ней сегодня больше, чѣмъ къ другимъ), что вы скажете о балѣ, который нашъ полкъ собирается дать для васъ?

— Какъ? такъ это правда, что вамъ пожаловали новое знамя? Неужели у васъ, по этому случаю, будетъ балъ? — просила она съ одушевленіемъ.

— Вотъ весело то будетъ! воскликнулъ Гэй. — Воображаю, какъ важничаетъ Морицъ де-Курси!

— Онъ поѣхалъ въ Аплобэй, — замѣтилъ Филиппъ:- чтобы увѣдомить своихъ о балѣ. Ему хочется убѣдить отца, отложить поѣздку въ Брайтонъ. Какъ вы думаете, удастся ему это сдѣлать?

— Едвали, — сказала Лора:- бѣдная лэди Килькоранъ измучилась вслѣдствіе ихъ послѣдняго бала: ей необходимо нуженъ морской воздухъ. Мама, нужно непремѣнно пригласить Эву къ намъ погостить.

— Пожалуй, — отвѣчала мать: — это очень легко сдѣлать. Она страшная охотница до баловъ.

Филиппъ скрылъ свою досаду и спокойно разсуждалъ со всѣми о различныхъ приготовленіяхъ, дѣлаемыхъ для военнаго праздника. Онъ остался даже обѣдать, и улучивъ минуту, когда старшіе пошли одѣваться, подошелъ къ Шарлоттѣ и съ видомъ полнѣйшаго равнодушія спросилъ ее.

— А, что Шарлотта'? вамъ удалось выпросить у Гэя позволеніе прочитать его стихи?

— Еще бы! возразила дѣвочка, принимая важный видъ.

— Чтожъ! понравились они вамъ? для кого они написаны?

— Этого не могу сказать. Знаю, что стихи очень хорошенькіе, а кому они посвящены — не скажу. Я дала слово молчать.

— Это справедливо! замѣтилъ Филиппъ. — Я не смѣю и спрашивать.

— Да и напрасно бы спрашивать! — сказала дѣвочка, мотнувъ головой и какъ бы ожидая, что Филиппъ на этомъ не остановится. Послѣ обѣда ему не удалось поговорить съ Лорой наединѣ, дядя увелъ его въ кабинетъ разсматривать планы имѣнія, лежащаго близъ Рэдклифа, которое мистеръ Эдмонстонъ собирался пріобрѣсти для Гэя. Въ обыкновенное время такого рода занятіе было бы очень интересно для Филиппа; но въ этотъ день оно было для него хуже ножа, потому что Гэй впродолженіе всего времени ходилъ взадъ и впередъ по терассѣ подъ окнами, вмѣстѣ съ Эмми и Лорой, и до Филиппа долетали отрывки какихъ-то стиховъ.

Гэй говорилъ ихъ безподобно. Читать вслухъ онъ не умѣлъ; быстрота его мысли перегоняла языкъ и рѣчь выходила скомканная, сбитая; но, зная твердо наизусть какой нибудь отрывокъ, или стихотвореніе, Гэй произносилъ его великолѣпно; онъ употреблялъ на то все искусство своего гибкаго голоса и придавалъ каждому слову именно то выраженіе, которое слѣдовало. Казалось, что онъ переливалъ всю свою душу въ поэтическій ритмъ. Въ эту минуту онъ читалъ поэму Соути Гласона, и кузины слушали его съ наслажденіемъ. Въ девять часовъ ихъ всѣхъ позвали къ чаю, послѣ котораго Филиппъ вернулся въ Броадстонъ, мрачнѣе чѣмъ когда либо. Трудно ему было нести тяжкія служебныя обязанности впродолженіи двухъ недѣль. Онъ долго боролся съ своимъ сердцемъ и наконецъ рѣшился смѣло обсудить свои чувства и разрѣшить вопросъ, любитъ онъ Лору или нѣтъ?

Потерять ее — было бы для него горемъ немыслимымъ; но между тѣмъ для ея счастія онъ готовъ былъ пожертвовать самимъ собою, готовъ былъ молча отказаться отъ нея; конечно Гэю, менѣе чѣмъ кому другому, онъ решился бы довѣрить ея судьбу. Вѣроятно, она увлеклась безсознательно, думалъ Филиппъ, она не любитъ его, она только желаетъ нравиться. Если это такъ, я предостерегу ее. Съ самаго дѣтства я былъ ее другомъ и руководителемъ, неужели я не имѣю на это права?

За три дня до смотра ему удалось поймать нѣсколько свободныхъ часовъ и онъ отправился пѣшкомъ въ Гольуэль. Не рѣшась еще дѣйствовать смѣло, онъ все-таки намѣревался разспросить обо всемъ Лору и дать ей, въ случаѣ нужды, совѣтъ. Проходя мимо одного забора, мили въ полуторѣ отъ Гольуэля, Филипгіъ увидалъ молодую дѣвушку, сидящую на древесномъ пнѣ съ портфелемъ на колѣняхъ. Это была Лора; она рисовала, пока прочая семья отправилась за грибами въ близъ лежащую рощу. Лора съ радостной улыбкой поклонилась капитану и не замедлила спросить его о чемъ-то, касающемся ея красокъ. Тому было не до красокъ, онъ положительно сконфузился отъ неожиданной встрѣчи съ ней.

— Какъ я васъ давно не видалъ! сказалъ онъ.

— Богъ знаетъ, съ которыхъ поръ! отвѣчала Лора.

— Какъ мы давно не разговаривали съ вами!

— Правда; съ тѣхъ поръ, какъ помните, у насъ былъ сѣнокосъ и Гэй пріѣхалъ. Но мы такъ суетились въ послѣднее время, что опомниться, право, не могли. Гэй находитъ, что мы начинаемъ дурно себя вести.

— Ага! значитъ ваши уроки нѣмецкаго языка, танцы, музыка далеко не такъ полезны для головы, какъ серьезныя науки, — спросилъ Филиппъ.

— Музыка? о! нѣтъ! съ улыбкой возразила Лора: — она мнѣ не помѣха. Но позаняться серьезно я бы не прочь. Мнѣ надобно вертѣться на паркетѣ.

— Не сердитесь на мое замѣчаніе, Лора; я очень уважаю музыку, но не считаю ее безопаснымъ занятіемъ для женщины. По моему, она часто служитъ причиною слишкомъ тѣсныхъ сближеній съ людьми, на которыхъ безъ музыки вы не обратили бы вниманія.

— Конечно! разсѣянно отвѣтила Лора, выслушивая эти слова, какъ мораль.

— Лора, вотъ вы сейчасъ пожаловались, что разсѣянная жизнь вамъ надоѣла. Не есть ли это доказательство, что вы созданы для высшихъ занятій, чѣмъ изящныя искусства, — продолжалъ Филиппъ.

— Но чтоже мнѣ дѣлать? Я стараюсь заниматься по утрамъ и даже ночью, — сказала Лора:- но я вѣдь не могу запретить всѣмъ своимъ веселиться. Мнѣ этого не хотѣлось бы. Наши удовольствія такъ невинны. За то, никогда не проводили мы такого пріятнаго лѣта, какъ въ нынѣшнемъ году. Даже Чарльзъ чувствуетъ себя лучше, и мама стала очень покойна на счетъ его здоровья. Пусть же всѣмъ имъ хорошо живется, не бѣда, если я нѣсколько времени потеряю этой жизнью.

— Положимъ, удовольствія ваши очень невинны, вреда другимъ онѣ не дѣлаютъ, а напротивъ, можетъ быть, и пользу приносятъ, но вы то не рождены для этой праздной жизни. Лора, я одного боюсь! Не погубило бы васъ нынѣшнее лѣто, не принесло бы оно вамъ несчастія. Берегитесь, умоляю васъ, подумайте, что вы дѣлаете!

— Что я такое дѣлаю? спросила Лора съ выраженіемъ удивленія на лицѣ. — Видя, что Лора не понимаетъ его намековъ, Филиппъ собрался съ духомъ и проговорилъ:

— Я вижу, что долженъ высказаться, потому что все молчитъ: подумали ли вы, чѣмъ могутъ кончиться ваши отношенія къ Гэю? Эти дуэты, эти стихи, это постоянное присутствіе посторонняго человѣка въ вашемъ тѣсномъ, семейномъ кругу, куда это все приведетъ?

Лора поняла, наконецъ, въ чемъ дѣло и опустила голову. Филиппъ дорого бы заплатилъ за возможность заглянуть подъ широкія поля ея шляпы, скрывшей ея пылающія щеки. Волненіе душило его, но онъ медленно продолжалъ: Лора, я бы ни слова не сказалъ вамъ, но подумайте, что въ моей семьѣ уже случилась одна исторія неудачныхъ браковъ. Мнѣ не пережить другой. Голосъ его дрожалъ, лицо измѣнилось. У Лоры радостно забилось сердце при мысли, что она для него дороже, чѣмъ сестра Маргарита, на бракъ которой онъ намекалъ. Она посрѣшила успокоить Филиппа.

— Не бойтесь, — сказала она: — я не прочу Гэя себѣ въ женихи. Увѣряю васъ, что и онъ обо мнѣ не думаетъ. Она вся вспыхнула, взглянувъ на Филиппа.

— Онъ меня и сестру любитъ одинаково. Это такой еще ребенокъ, — заключила она.

— Я знаю, что дѣло не дошло до конца, — прервалъ ее Филиптъ, стараясь говорить спокойно. — Я только хотѣлъ заранѣе васъ предупредить. Вы можете далеко зайдти, можете полюбить, сами того не замѣчая. Вамъ нужно быть осторожнѣе.

— Никогда! воскликнула Лора. — Я никогда не думала о Гэѣ, какъ о женихѣ. Я его очень люблю; думаю о немъ гораздо лучше, чѣмъ вы, но чтобы любить его больше всѣхъ на свѣтѣ — никогда! Какъ могло это придти вамъ въ голову, Филиппъ?

— Можетъ быть, я слишкомъ строгъ къ вамъ, Лора…. И это оттого, что, потерявъ Фанни и Mapгариту, я сосредоточилъ въ васъ весь мой міръ. Милая вы моя! (въ голосѣ его зазвучала нѣжность), въ силахъ ли я уступить васъ другому? Мнѣ ли перенести вашу холодность? Жизнь моя! радость моя!… На этотъ разъ Лора не отвернулась. Поворотивъ медленно голову, она взглянула прямо на Филиппа, и слезы блеснули у нея на глазахъ.

— Не смѣйте говорить, что я охладѣла къ вамъ, — сказала она съ улыбкой. — Я не въ состояніи измѣниться. Если есть во мнѣ что-нибудь хорошее, я всѣмъ этимъ обязана вамъ.

Лучшаго отвѣта онъ не могъ получить. Лицо Лоры свѣтилось любовью. Прочь всѣ сомнѣнія! Филиппъ молча не сводилъ съ нея глазъ и, нагнувшись, тихо поцѣловалъ ея руку. Но въ это самое мгновеніе мысль: что я надѣлалъ! какъ молнія пробѣжала въ его головѣ.

— Я увлекся дальше, чѣмъ нужно было, — думалъ онъ:- я просто признался ей въ любви; чѣмъ же это кончится? Мнѣ запретятъ съ ней видѣться, семья придетъ въ негодованіе. Мистеръ Эдмонстонъ возстанетъ противъ смѣлости нищаго офицера. Все мое вліяніе на нее, наши прежнія отношенія, все разрушится! Впрочемъ, Филиппъ былъ дотого счастливъ, что черныя мысли не могли уничтожить настоящей его радости. Онъ рѣшился быть только осторожнѣе.

— Лора моя! (какъ отрадно было ей слышать это выраженіе)! ты меня съума свела отъ счастія. Мы узнали теперь другъ друга и будемъ вѣрить нашей любви.

— Да, да! твердила молодая дѣвушка. — Насъ ничто не заставитъ перемѣниться!

— Мы на вѣки останемся вѣрны другъ другу. Но не лучше ли скрыть отъ другихъ наше счастіе? Не лучше ли до времени никому не передавать нашего сегодняшняго разговора. Какъ ты думаешь?

Лору очень удивили эти слова. Она вообще считала свои чувства слишкомъ священными, чтобы отдавать ихъ на судъ постороннихъ людей. Она не ожидала, что Филиппъ думалъ иначе.

— Я никогда и ни съ кѣмъ въ жизни не говорю о своемъ счастьѣ! сказала она и вскочила съ мѣста, складывая портфель:- наши идутъ, — шепнула она.

Бѣдная мистриссъ Эдмонстонъ, возращаясь съ корзинкою грибовъ изъ рощи, и не подозрѣвала, что судьба ея дочери рѣшилась на этомъ мѣстѣ, что ея любимый достойный племянникъ обманулъ ея довѣріе.

Когда мать и дѣти подошли ближе, Филиппъ, чтобы дать Лорѣ время оправиться, заговорилъ съ ними о какихъ-то пустякахъ. Его начали приглашать въ Гольуэль, но онъ отказался, говоря, что ему некогда, простился съ семьей и ушелъ, нѣжно пожавъ руку Лоры, отчего та не выдержала и покраснѣла до ушей.

Возвращаясь домой, капитанъ Морвиль началъ серьезно вдумываться въ настоящее свое положеніе.

— Я признался ей въ любви — это несомнѣнно, — разсуждалъ онъ про себя. — Мы теперь съ ней тѣсно связаны, а главное связаны тайно. Впрочемъ, это еще не обязываетъ меня жениться; притомъ въ настоящее время я положительно жениться не могу. Буду ждать главное, чтобы меня съ нею не разлучали. Я знаю, что ея родители откажутъ мнѣ въ ея рукѣ и откажутъ ради моей бѣдности. Зачѣмъ же мнѣ и настаивать, чтобы она шла за нищаго? Лора можетъ повременить, пока мои дѣла устроятся. Я твердо вѣрю, что испытанная любовь надежнѣе, чѣмъ увлеченіе молодости. Теперь ужъ она не поддастся Гэю, и ее не соблазнятъ никакія преимущества его богатства и общественнаго положенія. Она останется мнѣ вѣрна. Одно только дурно, зачѣмъ мы все это тайно сдѣлали? Да какъ же было и дѣйствовать иначе? Филиппъ разсуждалъ такъ хладнокровно потому, что любовь его была очень спокойная, хотя твердая и надежная. Ему хотѣлось сберечь Лору для себя и совѣсть грызла его только въ томъ отношеніи, что онъ выбралъ не прямую дорогу, а пошелъ окольнымъ путемъ. Его точно кольнуло что-то, когда онъ встрѣтилъ Гэя, ѣдущаго верхомъ отъ своего учителя. Тотъ остановился и началъ толковать о приготовленіяхъ, дѣлаемыхъ въ Броадстонѣ, гдѣ оні видѣлся съ Морицомъ де-Курси и вмѣстѣ съ ними слушалъ полковую музыку.

— Хороша ли она? разсѣянно спросилъ Филиппъ.

— Имъ слѣдовало бы держать лучше тактъ! замѣтилъ Гэй. — Ахъ! Филиппъ, есть тамъ одинъ болванъ трубачъ, я бы его каждый день палками дулъ! И онъ скорчилъ гримасу.

Какъ иногда пустыя слова могутъ измѣнять ходъ мыслей.

Оркестръ былъ подъ вѣдѣніемъ Филиппа. Онъ не могъ выносить, чтобы о немъ говорили дурно, и потому возразилъ Гэю, что, по мнѣнію многихъ, именно этотъ-то трубачъ и лучше всѣхъ играетъ.

Гэй расхохотался и, пожимая плечами, сказалъ:

— Ну, такъ ужъ мнѣ придется уши зажать отъ остальныхъ. Прощайте!

— Какъ этому мальчишкѣ надули въ уши, что у него слухъ хорошъ! подумалъ Филиппъ. — Поменьше бы онъ толковалъ о музыкѣ, хоть ради того, чтобы не напоминать о своемъ происхожденіи.