Въ воскресенье, часу въ 6-мъ вечера, Филиппъ Морвиль подъѣхалъ, наконецъ, къ давно знакомой двери гольуэльскаго дома. Человѣкъ доложилъ ему, что господъ никого дома нѣтъ, кромѣ лэди Морвиль, которая только вечеромъ сходитъ внизъ, а днемъ изрѣдка катается.

Филиппъ переступилъ черезъ порогъ гостиной, гдѣ онъ провелъ такъ много счастливыхъ часовъ. Тамъ все стояло на прежнемъ мѣстѣ. Диванъ Чарльза, маленькій его столикъ, книги, рабочіе ящики, письменный столъ и газеты, сложенныя особеннымъ образомъ мистеромъ Эдмонстонъ, — все было по старому. Только одинъ рояль былъ запертъ, а по наваленнымъ на немъ книгамъ сейчасъ можно было узнать, что его давно никто не раскрывалъ. Растенія подлѣ оконъ также нѣсколько засохли, не то что бывало, когда Эмми за ними ухаживала. Сцена съ сломанной камеліей живо представилась воображенію Филиппа. Она казалась ему предвѣщаніемъ, что онъ сломаетъ счастіе Эмми, и мысль увидѣть ее теперь вдовою, съ сиротой-ребенкомъ на рукахъ, въ томъ самомъ домѣ, гдѣ она росла беззаботною дѣвушкой — приводила его въ сильное волненіе.

Дверь отворилась, и Эмми вошла тихой, ровной поступью женщины-матери, несущей своего младенца на рукахъ. Лэди Морвиль была очень блѣдна, худа, и черное суконное платье, вмѣстѣ со вдовьимъ чепчикомъ, придавали что-то особенно грустное ея кроткому лицу. Она держала свою дочь, завернутую въ длинное бѣлое покрывало.

— Я нарочно принесла сюда мою дѣвочку, — сказала она, подавая одну руку Филиппу:- чтобы показать ее вамъ.

Онъ протянулъ обѣ руки, чтобы взять малютку, и Эмми, которая до сихъ поръ не довѣряла своего сокровища никому, кромѣ матери, немного испугалась; но, боясь оскорбить больнаго своего кузена, она безпрекословно передала ему дочь. Филиппъ бережно взялъ ее на руки, но черезъ минуту отвернулся и понесъ малютку къ окну. Когда мать взяла ее обратно, она замѣтила двѣ крупныя слезы на оборкахъ одѣяла. Молча опустилась она въ кресло и дала время Филиппу оправиться.

— Эмми! произнесъ онъ вполголоса, подходя въ ея креслу:- позвольте мнѣ отдать вашему ребенку то, что принадлежитъ ему по праву.

Лэди Морвиль безмолвно подняла на него глаза. Она видимо не понимала, что онъ хочетъ сказать.

— Я немедленно введу ее во владѣніе наслѣдствомъ.

— Напрасно! — возразила Эмми, улыбаясь своей знакомой улыбкой. — Выкиньте пожалуйста эту фантазію изъ головы, это ни къ чему не поведетъ.

Въ это время няня пришла за дѣвочкой, и они остались вдвоемъ съ Филиппомъ.

— Выслушайте меня, — нроизнесъ онъ серьезно. — Вы не имѣете никакого права лишить вашу дочь принадлежащаго ей, по закону, наслѣдства. Если имѣніе Рэдклифъ досталось мнѣ теперь, то это случилось вслѣдствіе обстоятельстить, которыми ни одинъ честный человѣкъ не рѣшился бы воспользоватьсв. Женское колѣно было устранено нашимъ дѣдомъ только потому, что онъ не желалъ передавать имѣніе старухѣ лэди Грэнаръ; не думаю, чтобы это распоряженіе касалось всей женской линіи вообще. Вы обязаны согласиться на мое предложеніе.

— Но вѣдь Рэдклифомъ владѣли постоянно представители только мужской линіи, — возразила Эмми.

— Покойникъ сэръ Гуго не могъ поступить иначе, составляя свое духовное завѣщаніе; онъ имѣлъ въ виду, что ближайшей его наслѣдницей въ то время была какая-то старая троюродная или внучатная сестра. Но мнѣ странно было бы воспользоваться этимъ правомъ, зная, что у вашего мужа осталась родная дочь.

Филиппъ говорилъ съ такой увѣренностью и такъ убѣдительно, что онъ не сомнѣвался въ согласіи Эмми, но та осталась непоколебима. — Мой мужъ предвидѣлъ всѣ эти затрудненія и сдѣлалъ надлежащую оговорку въ нашемъ брачномъ контрактѣ, - сказала она. — Притомъ, я бы не хотѣла, чтобы дочь наша сдѣлалась черезчуръ богата. Я увѣрена, что и Гэй желалъ имѣть именно дочь, а не сына, чтобы избавить меня отъ хлопотъ по управленію Рэдклифомъ. Онъ умеръ спокойно, зная, что оставилъ меня съ будущимъ ребенкомъ въ хорошихъ рукахъ. Не отрекайтесь же отъ своихъ правъ, Филипмъ! Вы помните свято все завѣщанное вамъ Гэемъ. Каково было бы нашей малюткѣ сдѣлаться вдругъ обладательницей такого громаднаго состоянія? Каково было бы всему Рэдклифу подъ управленіемъ такой неопытной опекунши, какъ я! Нѣтъ, Филиппъ, не отказывайтесь отъ наслѣдства, — заключила она:- выполните все желаніе Гэя!

Разговоръ этотъ очень раздражилъ нервы Филиппа. У него сильно разболѣлась голова, и онъ безпрестанно хватался рукою за лобъ.

— Эти боли вѣрно еще слѣдствіе горячки, — заботливо замѣтила Эмми. — Но я все-таки нахожу, что вы много поправились.

— Мнѣ лучше, — сказалъ Филиппъ:- но едва ли я окрѣпну совершенно. Мнѣ иногда сдается, имѣю ли я еще право надѣяться… — голосъ измѣнилъ ему и онъ вдругъ весь вспыхнулъ отъ волненія. — Скажите, мнѣ, Эмми, — произнесъ онъ дрожащимъ голосомъ:- здорова ли Лора.

— Слава Богу, — отвѣчала лэди Морвиль. — Только не пугайтесь, если вы замѣтите, что она очень похудѣла. Она много выстрадала изъ-за васъ.

— Такъ она, значитъ, осталась мнѣ вѣрна сердцемъ, — сказалъ Филиппъ. — Она перенесла все горе съ твердостью.

— Да, — отвѣчала Эмми, — она не измѣнилась ни въ чемъ. — И я вотъ еще что хочу вамъ сказать, Филиппъ. Папа и мама давно простили васъ; вы только должны извинить, если отецъ не заговоритъ объ этой исторіи первый: ему очень неловко начинать такого рода разговоръ, вы понимаете это, конечно, а потому постарайтесь объясниться съ нимъ сами. Теперь Лоры дома нѣтъ, она и Шарлотта ушли гулять. Сестры очень много ходятъ пѣшкомъ.

— Очень радъ это слышать, но не вредно ли для Лоры лишнее утомленіе? не похудѣла ли она отъ того, что я навязалъ на нее слишкомъ много серьезныхъ занятій?

— О нѣтъ! она любитъ трудиться, сказала Эмми. — Да вотъ и наши, кажется, я слышу стукъ кареты. Мама вернулась вмѣстѣ съ Чарльзомъ изъ Броадстона. Они думали, что вы пріѣдете со вторымъ поѣздомъ, и отправились къ вамъ навстрѣчу.

Филиппъ поднялся съ дивана. Его бросило въ жаръ, ноги у него задрожали и онъ снова опустился. Черезъ нѣсколько минутъ Чарльзъ, подъ руку съ матерью, вошелъ въ гостиную. Встрѣча ихъ съ Филиппомъ была самая дружеская. Мать и дочь вскорѣ удалились, оставивъ двухъ двоюродныхъ братьевъ tête-à-tête.

Филиппъ облокотился о каменный выступъ и стоя молчалъ. Чарльзъ медленно грѣлъ передъ огнемъ то одну, то другую руку и искоса осматривалъ своего сосѣда. Его сильно поразили блѣдность и худоба Филиппа.

— Какъ однако тебя перевернуло, — проговорилъ онъ наконецъ. — Намъ нужно тебя поберечь лучше, чѣмъ тебя берегли въ С.-Мельдредѣ. Поправляешься ли ты въ силахъ, по крайней мѣрѣ? — голосъ и слова Чарльза дышали такой добротой, что Филиппу съ трудомъ вѣрилось, чтобы это говорилъ прежній злой насмъшникъ, Чарли.

— Спасибо тебѣ, - отвѣчалъ онъ:- я чувствую себя крѣпче, но пока у меня будутъ продолжаться эти головныя боли, я ни на что не буду годиться.

— Дѣло нешуточное — перенести двѣ горячки сряду, — возразилъ Чарльзъ. — Теперь опасность миновалась; ты поживешь у насъ въ домѣ и переродишься, какъ всѣ мы переродились въ послѣднее время.

— Скажи мнѣ, пожалуйста, что говорятъ о здоровьѣ Эмми? — продолжалъ Филиппъ. — Отвѣчаютъ доктора, что она внѣ всякой опасности?

— Конечно! она отлично себя чувствуетъ. Вчера она брала молитву и очень довольна, что можетъ теперь ходить въ церковь. Вѣдь она туда не ходила съ мая мѣсяца. Эмми въ восторгѣ отъ своей дѣвочки. Ты слышалъ, какое имя ей дадутъ? спросилъ Чарльзъ.

— Да, Эмми писала мнѣ обо всемъ, — отвѣчалъ Филиппъ и глубоко задумался. — Чарли! — сказалъ онъ нѣсколько времени спустя, — помнишь, ты называлъ меня когда-то интриганомъ. Ты былъ правъ, говоря это обо мнѣ!

— Другъ! давай сюда руку! — крикнулъ Чарльзъ въ волненіи и крѣпко пожалъ ее Филиппу. Когда имъ пришлось идти одѣваться къ обѣду, Филиппъ хотѣлъ было постарому поддержать своего кузена, но тотъ довольно храбро поднялся съ помощью костылей и, боясь утомить еще слабаго Филиппа, смѣло пустился впередъ одинъ, и пройдя весь корридоръ, довелъ своего гостя до приготовленной ему комнаты. Затѣмъ Чарльзъ вернулся обратно къ себѣ.

Отецъ давно уже дожидался его въ уборной мистриссъ Эдмонстонъ, чтобы посовѣтываться съ нимъ какъ ему объясниться съ Филиппомъ.

Эмми, въ свою очередь, сидя у собя въ спальнѣ, успокоивала Лору, которая совсѣмъ растерялась отъ волненія, ожидая свиданія съ Филиппомъ. Одна Шарлотта, по обыкновенію, буянила и одѣваясь, ворчала себѣ подъ носъ, что съ Филиппомъ говорить не станетъ, что будь она на мѣстѣ Эмми, она ни за что бы не взяла его въ крестные отцы своей дочери; что конечно Лору жаль, но по-дѣломъ имъ всѣмъ за то, что они Гэя не поняли, и такъ далѣе. Пудель одинъ былъ свидѣтелемъ гнѣва Шарлотты, да и тотъ, слыша шумъ и движеніе внизу, визжа просился туда же, такъ что Шарлотта невольно должна была исполнить его просьбу. Окончивъ свой туалетъ, она явилась въ гостиную, воображая, что не найдетъ тамъ никого. Каково было ея изумленіе, когда она нашла Филиппа, сидящаго въ креслѣ передъ самымъ каминомъ, а вѣроломнаго Буяна, какъ разъ тутъ же у его ногъ. Умная собака выразительно махала хвостомъ и, положивъ морду на колѣни гостя, смотрѣла прямо ему въ глаза, точно онъ былъ ея хозяинъ. Шарлотта была побѣждена, она прямо подошла къ кузену и привѣтливо поздоровалась съ нимъ. Затѣмъ, они вдвоемъ начали ласкать милаго пуделя и разговорились какъ ни въ чемъ не бывало о будущихъ крестинахъ маленькой племянницы.

Звонокъ къ обѣду собралъ въ столовую всю семью, кромѣ Эмми, которая осталась на верху.

Разговоръ за обѣдомъ поддерживался только Чарльзомъ и мистеромъ Эдмонстономъ. Всѣ прочіе молчали. Лора съ трепетомъ пожала руку Филиппа при самомъ входѣ въ комнату и усѣлась какъ можно подальше отъ него. Только-что дессертъ поставили на столъ, она убѣжала къ сестрѣ на верхъ, и, бросившись къ ней на диванъ и заливаясь слезами, воскликнула:

— Эмми! Эмми! Видѣла ты, какъ онъ перемѣнился!

Дѣйствительно, перемѣна въ наружности Филиппа и въ самомъ его обращеніи должна была поразить каждаго, кто его долго не видалъ. Это былъ убитый горемъ и физическими страданіями человѣкъ. Блѣдный, худой, молчаливый, вслѣдствіе страшныхъ головныхъ болей, отъ которыхъ онъ никакъ не могъ отдѣлаться, Филиппъ производилъ едвали не непріятное впечатлѣніе среди веселой, цвѣтущей здоровьемъ семьи Эдмонстоновъ.

Лорѣ даже показалось, что онъ совсѣмъ охладѣлъ къ ней: такъ равнодушно, повидимому, поздоровался онъ съ ней послѣ двухъ-годовой разлуки. «Эмми счастливѣе меня», думала бѣдная молодая дѣвушка:- «она схоронила своего милаго, но знала, что онъ умеръ, любя ея!»

Лорѣ не пришлось долго посидѣть у сестры, ее скоро позвали разливать чай опять внизъ, гдѣ она по счастью не застала ни отца, ни двоюроднаго брата.

Мистеръ Эдмонстонъ и Филиппъ остались вдвоемъ въ столовой, и молча грѣлись у камина, выжидая, чтобы который нибудь изъ нихъ заговорилъ первый. Наконецъ дядя всталъ, загремѣлъ ключами и замѣтилъ:

— Намъ нужно однако перейдти въ кабинетъ. Я долженъ передать тебѣ акты Рэдклифскаго имѣнія.

— Благодарю, — отвѣчалъ Филиппъ, также вставая. Только нельзя ли это отложить до другаго дня? Я не въ состояніи заниматься сегодня.

— А что? голова вѣрно болитъ? — спросилъ мистеръ Эдмонстонъ.

— Да, немного. Но намъ нужно поговорить съ вами, прежде всего, о другомъ дѣлѣ, а потомъ уже приняться за акты, — возразилъ Филиппъ.

— Да, да, я знаю о чемъ, — заговорилъ въ смущеніи дядя, и зашагалъ по комнатѣ.

— Простите меня! Я вполнѣ сознаю, что глубоко оскорбилъ васъ! съ чувствомъ произнесъ Филиппъ.

— Хорошо, хорошо, перестанемъ объ этомъ говорить. Я все знаю, прошлаго не вернешь. Молодежь глупа; я самъ былъ молодъ, и знаю, что такое любовь.

— Значитъ, дядя, вы меня прощаете и даете свое согласіе? — спросилъ Филиппъ въ волненіи.

— Даю, даю, и надѣюсь, что это наконецъ успокоитъ нашу Лору. Четыре года любить другъ друга! воскликнулъ мистеръ Эдмонстонъ съ живостью. — Вотъ удивительное-то постоянство. Пора его вознаградить! А мы-то ломали себѣ головы, отчего вы оба такіе мрачные и молчаливые! Такъ, значитъ, сегодня бумаги по-боку, — прибавилъ онъ весело. — Конечно, гдѣ тебѣ занаматься въ такомъ положеніи! Можетъ, тебѣ съ Лорой хочется переговорить? а? спросилъ, лукаво подмигивая, добродушный старикъ.

Положеніе влюбленныхъ имѣло въ его глазахъ особенный интересъ, и потому онъ съ этой минуты забылъ всѣ объясненія, непріятности, прошедшія вины дочери и племянника, и радовался только одному — возможности видѣть ихъ счастливыми.

Послали за Лорой. Она робко появилась на порогѣ комнаты, вмѣстѣ съ матерью; но боль въ головѣ Филиппа, вслѣдствіе волненія, увеличилась дотого, что имъ обѣимъ пришлось ухаживать за нимъ въ продолженіе всего вечера. Онъ не могъ проговорить ни слова и, лежа на диванѣ, покорно принималъ всѣ ихъ услуги. Было уже поздно, когда семья начала расходиться. Мать ушла на верхъ посмотрѣть на свою внучку, а Лора осталась подлѣ дивана больнаго. Въ домѣ было очень тихо, Шарлотта улеглась спать, отецъ съ Чарльзомъ работали въ кабинетѣ. Филиппъ отнялъ руку отъ глазъ, которые онъ постоянно закрывалъ отъ свѣта, взглянулъ съ улыбкой на Лору и приподнявшись обнялъ и нѣжно поцѣловалъ въ голову.

Они поняли другъ друга безъ словъ. Такая радость освѣтила все лицо молодой дѣвушки. Она бережно уложила больнаго снова на диванъ и, держа его за руку, просидѣла такимъ образомъ все время, пока отецъ и мать не вернулись къ нимъ обратно.

Лора не легла до тѣхъ поръ спать, пока не завернула къ Эмми и не подѣлилась съ ней своими впечатлѣніями. Сестры дотого заговорились, что мать принуждена была имъ напомнить, что Эмми должна поберечь свои силы для завтрашней церомоніи крестинъ.

— Бѣдняжка! — замѣтила вздохнувъ мистриссъ Эдмонстонъ, когда Лора удалилась. — Отъ души желаю, чтобы Филиппъ поскорѣе поправился.

— А что? развѣ ему нехорошо? — спросила Эмми съ испугомъ.

— Не могу тебѣ сказать навѣрно, но онъ сегодня сильно страдалъ головой, что едва-ли имѣлъ возможность переговорить съ ней какъ слѣдуетъ. Я рада одному, что дѣло ихъ, кажется, устроилось. Папа и Чарли очень довольны Филиппомъ. Но чтожъ я тебя задерживаю, душа моя, — прибавила мама крѣпко ее цѣлуя:- пора тебѣ успокоиться. А что, дитя твое лежитъ уже, вѣрно? — спросила она. — Эмми отдернула бѣлое кисейное покрывало и показала матери свое сокровище, малютку-дочь, пріютившуюся у родной груди. Дѣвочка спала крѣпкимъ сномъ.

— Ну, Господь съ вами, мои милыя! покойной ночи вамъ желаю, — сказала мистриссъ Эдмонстонъ, съ грустной улыбкой любуясь на прекрасную картину.

Ей въ эту минуту невольно припомнилась та ночь, когда она пришла объявить Эмми, что Гэй сдѣлалъ ей предложеніе. Хорошенькая, скромная дочь ея лежала теперь на своей дѣвичьей постели уже вдовой, съ сиротой-ребенкомъ на груди. Вся обстановка комнаты мало измѣнилась противъ прежняго, только портретъ Гэя и дѣтская колыбель подлѣ кровати свидѣтельствовали о перемѣнѣ, происшедшей въ жизни Эмми Эдмонстонъ.

Недаромъ эта комната была такъ дорога для Эмми. Она составляла ея собственный маленькій мірокъ, куда она любила уединяться въ продолженіе дня, по нѣскольку разъ. Какъ ни баловали ее въ семьѣ, какъ нѣжно она ни любила всѣхъ, своихъ но съ нею дѣлался иногда такой приливъ тоски, что она спѣшила поскорѣе запереться у себя въ спальнѣ и тамъ давала волю слезамъ. Съ рожденіемъ ребенка ей стало спокойнѣе и легче. Она съ какимъ-то восторгомъ цѣловала свою дѣвочку, приговаривая:- «Папина дочка! Моего дорогаго Гэя дѣвочка!» и не разъ начинала разсказывать ребенку, что папа теперь на небѣ, что онъ молится за нихъ обѣихъ; что ей нужно вырости умной, хорошей дѣвочкой, чтобы папа тамъ радовался, глядя на нее. — Въ ночь, предшествовавшую крестинамъ, Эмми особенно усердно молилась, стараясь, по своему обыкновенію, увѣрить себя, что дочь уже понимаетъ голосъ матери: она долго объясняла ей, какое счастье ожидаетъ ее завтра. Молодая мать заснула съ молитвой на устахъ.