— Начинается! подумалъ Гэй, отпустивъ кэбъ и медленно поднимаясь по стуиенямъ гостиницы въ Лондонѣ, куда онъ пріѣхалъ въ назначенный день, для свиданія съ опекуномъ. — Господи! дай мнѣ силу выдержать!…

Дверь одного нумера отворилась, онъ увидѣлъ мистера Эдмонстона, Мэркгама и дядю Диксона! Всѣ трое кинулись Гэю на встрѣчу, а мистеръ Эдмонстонъ, схвативъ его за обѣ руки, началъ съ жаромъ трясти ихъ и весело закричалъ:

— Вотъ онъ на лицо! Гэй, голубчикъ, вѣдь ты великодушнѣйшее созданіе въ мірѣ! Мы непозволительно съ тобой обращались! Я жалѣю, что мнѣ не отрѣзали правой руки прежде, чѣмъ я рѣшился написать къ тебѣ это несчастное письмо. Хорошо, что все теперь уладилось. Забудь и прости! а? что скажешь? Мы сегодня же отправимся вмѣстѣ въ Гольуэль, а завтра пошлемъ за Делореномъ. Говори, желаешь?

Гэй чуть не одурѣлъ отъ изумленія. Онъ крѣпко пожалъ руку опекуну и закрылъ на минуту глаза.

— Что это? сонъ? проговорилъ онъ слабо. — Вы сказали, что все уладилось? какимъ образомъ?

— Да очень просто, — отвѣчалъ мистеръ Эдмонстонъ. — Я теперь знаю, куда ты употребилъ деньги, и глубоко уважаю тебя за это, а вотъ тебѣ на лицо человѣкъ, который объяснилъ мнѣ все дѣло. Недаромъ говорилъ я своимъ, что тутъ кроется какая-нибудь проклятая сплетня. Всю эту кутерьму надѣлала маленькая Маріанна!…

Гэй съ удивленіенъ взглянулъ на дядю Диксона: тотъ только и ждалъ, чтобы Гэй обратилъ на него внимаіне.

— Повѣрьте мнѣ, - сказалъ онъ взволнованнымъ голосомтъ:- я только сегодня утромъ узналъ, какое страшное подозрѣніе я на васъ навлекъ. Не грѣхъ ли вамъ было скрывать все это отъ меня?

— Неужели вы разсказали? началъ Гэй.

— Исторію о чекѣ? прервалъ его опекунъ:- какъ же, онъ все передалъ, все, даже подробно разсказалъ намъ о твоемъ поступкѣ съ его малюткой. Какъ это ты изворачивался, чтобы платить за ея воспитаніе? А мистеръ Филиппъ еще проповѣдуетъ, что ты будто бы всегда безъ денегъ. Не мудрено!…

— Знай я только, что вы себя обрѣзываете во всемъ, — замѣтилъ Диксонъ:- я бы ни за какія блага въ мірѣ не рѣшился васъ безпокоить….

— Дайте мнѣ опомниться! проговорилъ Гэй, схватившись за стулъ. — Мэркгамъ! скажите, Бога-ради, оправданъ я или нѣтъ? Дѣйствительно ли мистеръ Эдмонстонъ примирился со мною, или это шутка?

— Будьте покойны, сэръ, — отвѣчалъ старикъ управляющій. Мистеръ Диксонъ представилъ намъ росписку въ тридцати-фунтовомъ чекѣ, выданномъ на ваше имя, и по этому пункту вы окончательно оправданы.

Гэй глубоко вздохнулъ, у него точно спалъ камень съ сердца.

— Не знаю, право, какъ мнѣ и благодарить васъ, — сказалъ онъ, обращаясь къ дядѣ, а потомъ къ опекуну. — Скажите, лучше ли Чарльзу? спросилъ онъ у послѣдняго.

— Лучше, гораздо лучше, ты его увидишь завтра, — отвѣчалъ мистеръ Эдмонстонъ. — Такъ-то, мой милый, теперь все дѣло ясно.

— Но я все-таки не могу вамъ объяснить, для какого употребленія мнѣ были нужны именно тысяча фунтовъ стерлинговъ, — возразилъ Гэй.

— Какія тутъ объясненія, тебѣ денегъ не выдавали, значитъ отъ тебя и отчета нельзя требовать.

— Но неужели вы согласились простить меня даже за тѣ дерзкія слова, которыя я нозволилъ себѣ сказать на вашъ счетъ? спросилъ Гэй тронутымъ голосомъ.

— Вотъ пустяки-то! воскликнулъ опекунъ. — Если ты назвалъ Филиппа фатомъ, который вмѣшивается туда, куда его не спрашиваютъ, ты сказалъ истинную правду. А я былъ сущій дуракъ, что допустилъ его обсѣдлать меня и, послушавшись его, написалъ къ тебѣ такое нелѣпое письмо.

— Нѣтъ, вы поступили по чувству долга, — возразилъ Гэй:- вы не виноваты, если всѣ обстоятельства были противъ меня. Теперь все кончено, не правда ли? Надѣюсь, что мы будемъ въ прежнихъ отношеніяхъ съ вами.

— Еще бы! Кончено! только дѣло въ томъ, что мы еще болѣе теперь тебя цѣнимъ, любезный мой. Давай руку! Всѣ наши непріятности забыты и мы сейчасъ отправимся домой, — говорилъ мистеръ Эдмонстонъ, внѣ себя отъ восторга.

У Гэя блеснули слезы на глазахъ.

— Дядя! сказалъ онъ, обращаясь къ Диксону: растолкуйте, пожалуйста, какимъ образомъ вы узнали, что присутствіе ваше необходимо для моего полнаго оправданія!

— Мистеръ Мэркгамъ открылъ мнѣ эту тайну, — отвѣчалъ артистъ. — Сэръ! прошу васъ, вѣрьте, я душевно страдалъ, узнавъ, что ваше великодушіе….

— Дѣло было вотъ какъ, — прервалъ его Мэркгамъ. — Я, по вашему приказанію, отправился въ С.-Мильдредъ къ миссъ Уэльвудъ. Начальницы школы я не засталъ дома и, въ ожиданіи ея, вступилъ въ разговоръ съ миссъ Дженъ. Та передала мнѣ, что маленькая ихъ воспитанница, дочь мистера Диксона, постоянно толкуетъ о добромъ сэръ Морвилѣ, кототорый помогъ ея отцу въ какомъ-то несчастіи. Я смекнулъ, что тутъ что-нибудь да кроется, отыскалъ сегодня утромъ мистера Диксона, и вотъ вамъ результатъ этого свиданѣя.

Долго длились ихъ объясненія. Старикъ Диксонъ началъ было уже впадать въ свой обычный театральный тонъ, такъ сильно не нравившійся Гэю. Но мистеръ Эдмонстонъ положилъ конецъ драматической сценѣ тѣмъ, что обнялъ Гэя и весело замѣтилъ старику артисту:

— Ну, довольно ораторствовать! Что прошло, того не воротишь, нечего потрясать воздухъ понапрасну. Мистеръ Диксонъ, вотъ вамъ газеты, позаймитесь-ка ими, пока мы подпишемъ отчеты по опекѣ. Вы отобѣдаете вмѣстѣ съ нами, не правда ли? и мы выпьемъ за здоровье вашего племянника, хотя день его рожденія уже и прошелъ.

Гэю очень понравилось радушіе опекуна и почтительное обращеніе Мэркгама съ его дядей. Самъ же Диксонъ, считавшій до сихъ поръ опекуна Гэя и всѣхъ его окружающихъ своими личными врагами, сконфузился отъ тэкой любезности и, заикаясь отъ восхищенія, началъ благодарить мистера Эдмонстона, но отъ обѣда отказался, ссылаясь на множество занятій, по случаю предстоящаго концерта, на который онъ усердно приглашалъ пожаловать. Гэй увлекся восторженными описаніями программы концерта и уже не прочь былъ немедленно отправиться послушать хорошихъ артистовъ, но опекунъ и Мэркгамъ отговорили его, опираясь на то, что имъ времени терять нельзя, а дѣла еще пропасть впереди. Гэй, впрочемъ, сейчасъ же охладѣлъ къ этому плану; для него добродушная, веселая физіономія мистера Эдмонстона и оригинальныя его восклицанія: «Э, что? Такъ что ли, Гэй?» напоминавшія милое прошлое, были дороже и пріятнѣе всѣхъ концертовъ въ свѣтѣ.

Онъ, однако, провелъ дядю Диксона до крыльца гостиницы, гдѣ пламенный артистъ, забывъ обо всемъ окружающемъ, только и толковалъ, что о музыкѣ и пѣніи; вмѣсто того, чтобы при прощаніи поблагодарить Гэя за оказанныя имъ благодѣянія, онъ прожужжалъ ему всѣ уши, расхваливая какого-то мѣстнаго тенора. Гэй задумчиво вернулся назадъ; впечатлѣнія этого утра были дотого сильны, что голова его была въ туманѣ; онъ не вѣрилъ своему счастію.

Опекунъ встрѣтилъ его у дверей нумера съ новыми изліяніями нѣжности.

— А-а! вернулся-таки! закричалъ онъ весело:- а я было думалъ, что онъ утащитъ тебя въ концертъ. Впрочемъ, тебѣ не до него. А не то, Гэй, не остаться ли намъ еще на денекъ въ Лондонѣ, если хочешь? Э? какъ ты думаешь?

И мистеръ Эдмонстонъ засмѣялся, потрепалъ Гэя по плечу и значительно переглянулся съ Мэркгамомъ,

— Старикъ-то болѣе джентльмэнъ, чѣмъ я думалъ, — продолжалъ онъ, намекая на Диксона. — Добрый малый, какъ видно. Онъ не на шутку струсилъ, когда узналъ, что ты попалъ въ бѣду.

— Ахъ! у него преблагородная натура, — замѣтилъ Гэй:

— Ну, благородной-то ее назвать нельзя, — проворчалъ про себя Мэркгамъ. — Онъ совсѣмъ опустился съ тѣхъ поръ, какъ я его видѣлъ у вашего отца. Хорошо еще, что у него хватило на столько честности, чтобы васъ не развратить, и за то спасибо!

— Онъ чрезвычайно чувствителенъ, — сказалъ Гэй. — это его слабая струна. Однако, Мэркгамъ, — продолжалъ онъ, быстро перемѣняя разговоръ:- что это вамъ такое Маріанна разсказывала, я не совсѣмъ хорошо понялъ.

— Ко мнѣ прежде не сама малютка вышла, а меньшая сестра миссъ Уэльвудъ, — отвѣчалъ Мэркгамъ. — Я отъ нея только узналъ, что вы были очень внимательны къ семейству вашего дяди; Маріанна же сама разсказывала въ школѣ дѣтямъ, какъ вы разъ утромъ пришли къ нимъ съ своей собакой и застали мать ея въ слезахъ; какъ отецъ ея дома не ночевалъ; какъ его хотѣли вести въ тюрьму, а вы пришли и спасли его. Мнѣ всѣ это и передали.

— Да, это было такъ, — сказалъ Гэй.

— Ну-съ. Тутъ мнѣ пришло въ голову, что вы мнѣ какъ-то намекали, что непріятности между вами и мистеромъ Эдмонстономъ начались по поводу какого то векселя. Вотъ я и сообразилъ, нѣтъ ли въ разсказѣ ребенка какой-нибудь связи съ вашими словами. Я просилъ привести ко мнѣ Маріанну. Входитъ этакая крошка, ну, живая копія покойной вашей матушки. Умненькая такая дѣвочка, ей и въ голову не пришло стыдиться поступковъ своего отца. Она преспокойно разсказала мнѣ, какъ имъ было дурно жить отъ долговъ и какъ вы спасли отца отъ тюрьмы, подаривъ имъ что-то. Я спросилъ, не деньги ли? Нѣтъ, говоритъ, бумажку. Я показалъ вексель и спрашиваю: такую ли? Да, говоритъ, такую. Вотъ я разспросилъ у нея, гдѣ живетъ отецъ, и отправился искать его по адресу. Отыскалъ я его очень скоро и сейчасъ же выпыталъ отъ него всю истину. Когда старикъ услыхалъ, что на васъ пало тяжкое подозрѣніе, по милости его долга, онъ началъ неистовствовать, какъ трагическій актеръ, и клялся, что лично явится къ вашему опекуну и объяснитъ ему все дѣло. Услыхавъ это намѣреніе, я подхватилъ его съ собою, посадилъ въ кэбъ, привезъ сюда и вы застали его здѣсь въ нумерѣ, въ ту минуту, когда онъ кончалъ свою длинную повѣсть.

— Тысячу разъ благодарю васъ, Мэркгамъ, — сказалъ Гэй съ чувотвомъ.

— Не за что. Мнѣ не впервые выручать вашъ родъ изъ затрудненій. Сорокъ лѣтъ этимъ занимаюсь, слава Богу. Счастіе было бы устроивать такія дѣла, какъ теперешнее; горе мое въ томъ, что до сихъ поръ выручать-то мнѣ приходилось все бѣдовыхъ людей, не то что васъ. Однако, я заболтался, пора намъ и за дѣло взяться.

Они принялись всѣ трое за отчеты по имѣнію. Хотя Гэй, вслѣдствіе завѣщанія дѣда, до 25-ти лѣтъ не имѣлъ права вступать въ безотчетное управленіе имѣніемъ, но, безъ его совѣта все-таки не предпринимали никакого распоряженія. Онъ очень спокойно, съ большимъ достоинствомъ, разсматривалъ приходы и расходы и тутъ же привелъ въ порядокъ дѣла по имѣнію Кулебъ-пріоръ, приготовивъ всѣ нужныя бумаги для устройства тамъ викаріата. У него былъ давно въ виду кандидатъ на это. Онъ мѣтилъ на своего пріятеля, мистера Уэльвуда. Писать въ Гольуэль было не къ чему; по правдѣ сказать, мистеръ Эдмонстонъ дотого засуетился, что даже забылъ о письмахъ, но онъ утѣшался мыслью, что отъ радости не умираютъ, и потому не бѣда, если они явятся съ своимъ сюрпризомъ.

Домашніе, однако, думали иначе, Утромъ, вся семья была въ волненіи, ожидая почты. Каково же было мистриссъ Эдмонстонъ, Чарльзу, а главное Эмми, когда роковая вѣсть — нѣтъ писемъ, разрушила въ одинъ мигъ всѣ ихъ надежды. На бѣду, по личному распоряженію мистера Эдмоистона, имѣвшаго искусство дѣлать все некстати, въ этотъ злополучный четвергъ, назначенъ былъ званный обѣдъ. Четырехчасовой поѣздъ не привезъ мистера Эдмонстона, значитъ его слѣдовало ждать въ 7 часовъ, когда всѣ гости соберутся. До разспросовъ ли тутъ будетъ?

Лора сама одѣла сестру, убрала ей волосы цвѣтами и, цѣлуя ее, пожалѣла, что для нея сегодня насталъ день испытаній.

— Только бы мнѣ надежды не лишиться! говорила Эмми, обнимая съ нѣжностью старшую сестру.

Та мысленно была убѣждена, что надежда на Гэя давно ужъ потеряна, и потому, чтобы не огорчать Эмми, она смолчала. Больнаго Чарльза уложили внизу, въ гостиной, на диванѣ; подлѣ него, на низенькой скамеечкѣ усѣлась Эмми съ вязаньемъ. Она работала, не поднимая головы. Каждая карета, подкатывавшаяся къ крыльцу, заставляла ее вздрагивать. Пріѣхала между прочимъ и семья Браунлау. Разговаривая съ одной изъ барышень, Эмми вдругъ услышала шумъ, какія-то восклицанія, обернулась, — и что же? — отецъ ея раскланивается съ гостями и извиняется, что опоздалъ, а мать крѣпко жметъ руку Гэя.

— Что это, сонъ? подумала Эмми, и закрыла глаза рукою. Гэй вѣжливо прошелъ мимо нея, поклонился, едва дотронулся до ея руки и, нагнувшись нѣжно надъ Чарльзомъ, съ любовью произнесъ:

— Чарльзъ! какъ ты себя чувствуешь?

— Нѣтъ, это на яву, это его голосъ! твердила, обезумѣвшая отъ радости. молодая дѣвушка. Въ это же время къ ней подошелъ отецъ, взглянулъ ей прямо въ глаза, поцѣловалъ въ обѣ щеки, и спросилъ, здорова ли она? Въ тонѣ его голоса слышалось какое-то особенное выраженіе. Эмми не выдержала, все, что было въ комнатѣ, закружилось въ ея глазахъ, и она убѣжала. Въ передней раздавался говоръ пріѣзжающихъ; дворецкій проговорилъ очень отчетливо: «Вещи сэръ Гэя, отнести въ его комнату!» Эмми потерялась отъ радости; наткнувшись нечаянно на Мэри Россъ и ея отца, идущихъ по лѣстницѣ, она сдѣлала какое-то неумѣстное замѣчаніе и утащила Мэри къ себѣ въ спальню.

— Эмми, душа моя, ты точно помѣшанная? что это съ тобой? спросила миссъ Россъ.

— Папа вернулся и…

Эмми запнулась и вспыхнула, какъ пунцовая камелія, украшавшая ея волосы.

— Ну, что-жъ дальше? и тайна объяснилась, такъ что ли? спросила Мэри.

— Не знаю, право; они только что пріѣхали, а я, глупая, убѣжала, сама не понимаю, что со мной сдѣлалось! сказала задыхаясь Эмми.

— Они пріѣхали, — подумала Мэри. — А-а, милая Эмми, теперь я поняла, въ чемъ дѣло.

Она довольно долго развязывала шляпу, оправляла кружева на платьѣ, а Эмми все время металась по комнатѣ, не зная какъ и за что взяться. Кто-то быстро взбѣжалъ по лѣстницѣ и поспѣшно прошелъ по корридору. Мэри искоса взглянула на свою подругу и замѣтила, что у нея щеки и шея покраснѣли, какъ кумачъ. Минуту спустя, обѣ пріятельницы отправились внизъ.

Мистриссъ Эдмонстонъ, горя желаніемъ поскорѣе разузнать всѣ подробности, волей или неволей должна была сохранять приличіе, но ее безпокоило одно, чтобы волненіе Эмми не выдало ихъ семейной тайны. Вотъ почему она чрезвычайно обрадовалась, когда увидѣла, что дочь ея держитъ себя очень естественно. Проходя мимо брата, Эмми почувствовала, что онъ тихо дернулъ ее за руку, и она поспѣшно скрылась за Мэри. Лора выручила ихъ всѣхъ, любезно разговаривая съ каждымъ гостемъ. Гэй явился въ гостиную очень скоро. Убѣдившись, что Эмми тутъ на лицо, онъ ужъ не обратилъ на нее вниманія, и по старому облокотился на спинку дивана Чарльза и началъ вполголоса разговаривать съ нимъ. Больной не спускалъ съ него глазъ и совсѣмъ забылъ о существованіи мистриссъ Браунлау, которую онъ за минуту увѣрялъ, будто бы онъ вернулся самъ изъ Лондона только что утромъ, въ этотъ день. Мистеръ Эдмонстонъ влетѣлъ въ гостимую въ полномъ нарядѣ, и дворецкій доложилъ, что обѣдъ поданъ.

— Если бы вы пріѣхали часами двумя раньше, — сказала тихо хозяйка дома Гэю: — я бы позволила вамъ держать себя безъ церемоніи. Но теперь вы почетный гость и должны вести меня къ столу. Надо намъ поберечь Эмми.

Гэй покорно усѣлся между нею и мистриссъ Грэгамъ и употреблялъ страшныя усилія, чтобы быть любезнымъ съ послѣдней. Мистриссъ Эдмонстонъ изподтишка смѣялась, видя, какъ онъ хлопочетъ, ухаживая за своей сосѣдкой. Эмми сидѣла на противоположномъ концѣ стола, рядомъ съ мистеромъ Россомъ, который, догадавшись, отчасти, въ чемъ дѣло, оставилъ ее въ покоѣ, въ прололженіе всего обѣда.

Чарльзъ досыта наговорился съ Шарлоттою, пока дамы не вернулись въ гостиную. Тогда ралзоворъ сдѣлался общимъ. Вскорѣ пришли и джентльмэны, громко требуя музыки. Лора и Эмми съиграли что-то въ четыре руки. Публика неудовольствовалась этимъ и потребовала пѣнія. У Эмми захватило дыханіе отъ робости. Какъ ее Лора ни уговаривала выбрать тотъ или другой дуэтъ, она не могла рѣшиться открыть ротъ. Вдругъ, чья-то знакомая рука, перелистовавъ тетрадь, раскрыла ее на дуэтѣ тенора и сопрано. Когда-то, Гэй пѣлъ этотъ романсъ вмѣстѣ съ Эмми, и партія сопрано была такъ легка. что ее можно было пѣть шутя. Громкій, звучный теноръ Гэя раздался, наконецъ, среди общаго молчанія Эмми оторопѣла отъ счаитія и, упиваясь звуками его голоса, стояла все время не шевелясь.

— Простите меня, Лора, — сказалъ Гэй, кончивъ романсъ. — Я чувствую, что дурно спѣлъ. практики не было.

Мистриссъ Браунлау не успокоилась. Она приставала къ Гэю съ новыми просьбами спѣть еще что-нибудь съ миссъ Лорой, и Эмми, довольная, что о ней забыли, сошла со сцены. Долго длился концертъ. Лора вспомнила, что Гэй не охотникъ, чтобы его принуждали пѣть въ обществѣ, и потому, улучивъ удобную минуту, она шепнула ему.

— Воображаю, какъ все это вамъ надоѣло!

— Напротивъ, — отвѣчалъ Гэй. — Мнѣ сегодня пріятнѣе пѣть, чѣмъ разговаривать.

Наконецъ, гости начали разъѣзжаться. Мэри, прощаясь съ мистриссъ Эдмонстонъ, сказала ей вполголоса.

— Какъ вы рады, я думаю, что избавитесь отъ насъ!

Та молча улыбнулась и одобренная Мэри прибавила:

— А вѣдь Эмми отлично выдержала роль!

Эмми, съ своей стороны, до конца сохранила приличіе. Когда послѣдняя карета отъѣхала отъ дому, она пожелала всѣмъ покойной ночи, пожала руку Гэю, слегка отвернувъ отъ него голову, чтобы скрыть свое смущеніе, и поспѣшно удалилась въ свою комнату. Прочая семья пришла въ сильное смущеніе. Мистеръ Эдмонстонъ молча потиралъ руки, Лора зажигала свѣчи, Шарлотта начала спрашивать Гэя о здоровьѣ Буяна, а Чарльзъ, съ трудомъ ухватившись за спинку дивана, старался усѣсться половчѣе.

— Не помочь ли тебѣ? спросилъ Гэй.

— Нѣтъ, спасибо, я еще не готовъ. Вѣдь меня переносятъ, какъ бревно, вмѣстѣ съ диваномъ, тебѣ не нужно ужъ хлопотать, нести меня на рукахъ. Лучше бы тебѣ уйдти съ мама потолковать, а меня не бойся, я и дверей своихъ не отопру, ничего не услышу.

— Да, да, конечно, поговори съ мама, дѣлать нечего, если Эмми убѣжала, — сказалъ мистеръ Эдмонстонъ.

Гэй и тетка его переглянулись съ улыбкой, простились со всѣмъ обществомъ и исчезли. По уходѣ ихъ, всѣ остальные въ одинъ голосъ закричали: ну, папа, разсказывайте.

— Что тутъ толковать, — сказалъ мистеръ Эдмонстонъ. — Всему виною сплетни. Гэй оказался благороднѣйшимъ малымъ, какъ я и прежде говорилъ, а я вышелъ старый дуракъ, который повѣрилъ глупой клеветѣ, взведенной на него добрыми людьми.

— Ур-р-ра! крикнулъ Чарльзъ, барабаня по дивану. — Разскажите намъ, какъ это вы все вывели на чистую воду? Кто виноватъ? спросилъ онъ у отца.

— Всему виною Диксонъ. Гэй осыпалъ его своими благодѣяніями, воспитывалъ его дочь на свой счетъ, платилъ его карточные долги и на это требовалъ отъ меня денегъ. Чекъ въ 30 фунтовъ былъ выданъ ему же.

— А! а! вотъ каково! сказалъ весело Чарльзъ.

— Да, вы подумайте, каково мнѣ-то? Дѣвочка разсказала все это Мэркгаму, а Мэркгамъ привелъ ко мнѣ на лицо отца. Я просто бѣшусь, думая о томъ, какъ это я рѣшился повѣрить тѣмъ нелѣпымъ выдумкамъ, которыми Филиппъ меня угощалъ.

— Что я говорилъ? вскричалъ Чарльзъ. — Я развѣ не твердилъ вамъ, что Гэй дотого выше насъ, вообще, что его достоинствамъ никто вѣрить не хочетъ. Оправданъ! Оправданъ! какъ я радъ!…

Шарлотта, какъ безумная, принялась кружиться вокругъ дивана, гдѣ лежалъ больной.

— И я точно также былъ въ немъ увѣренъ, — сказалъ мистеръ Эдмонстонъ. — Я въ немъ ни на минуту не усомнился бы, если бы Филиппъ не старался меня убѣдить, что бѣлое сдѣлалось чернымъ.

— Вольно же вамъ вѣрить ему на слово! возразилъ Чарльзъ. — Всѣ эти сплетни никогда не возбуждали моего довѣрія, особенно въ послѣднее время, когда я замѣтилъ явное недоброжелательство со стороны Филиппа къ Гэю.

— Les absents ont toujours tort, — прервала его Лора и зауѣмъ, спохватившись, сказала сестрѣ: Шарлотта! пойдемъ спать, уже поздно.

— Я первая разскажу все Эмми! воскликнула Шарлотта. — Папа, прощайте. Чарльзъ! желаю тебѣ покойной ночи! сказала она и бросилась на верхъ, боясь, чтобы ее не предупредили.

Лора осталась внизу одна съ тѣмъ, чтобы убирать книги. Съ тяжелымъ чувствомъ на сердцѣ думала она о томъ, что всѣ предостереженія Филиппа пропали даромъ и что судьбой ея сестры распорядились иначе, чѣмъ онъ совѣтовалъ. Ей было жаль Эмми, она твердо вѣрила въ непогрѣшимость сужденій Филиппа и, не смотря на явную свою симнатію къ Гэю, до сихъ поръ сомнѣвалась въ его невинности. Ей все казалось, что Эмми жертва самолюбія родителей; она рѣшилась во чтобы то ни стало откровенно переговорить съ сестрой и убѣдиться лично, на сколько она любитъ Гэя. Но въ этотъ вечеръ Шарлотта уложила въ лоскъ бѣдную Эмми. Лорѣ оставалось одно — приласкать какъ можно нѣжнѣе сестру и увести Шарлотту. Мистриссъ Эдмонстонъ отправилась въ завѣтную свою уборную, вмѣстѣ съ Гэемъ. Не безъ волненія усѣлась она на диванъ и пристально взглянула на Гэя, устроившагося въ любимомъ своемъ уголкѣ подлѣ камина. Онъ ей показался не тѣмъ, чѣмъ былъ прежде. Загорѣлый цвѣтъ лица замѣнилъ у него дѣтскую нѣжность кожи; глаза были грустны и томны; на лбу лежала глубокая складка; но всему было видно, что это ужъ не ребенокъ, а человѣкъ, выстрадавшій не мало горя. Ей стало дотого его жаль, что она чуть не заплакала. Видя, что онъ молчитъ, мистриссъ Эдмонстонъ заговорила первая:

— Какъ я рада, — сказала она: — что вы опять у насъ!

Онъ слегка улыбнулся и спросилъ:

— Можно мнѣ теперь вамъ все разсказать?

— Сядьте подлѣ меня; отвѣчала она ласково. — Я готова слушать. Воображаю, что вы перенесли во все это время.

— Да, я не мало перенесъ, — замѣтилъ онъ грустно.

— Теперь вашему горю конецъ, — сказала мистриссъ Эдмонстонъ. — Я мужа такъ мало видѣла, что не уепѣла отъ него хорошенько узнать, какъ это вы съ нимъ объяснились. Онъ сказалъ только, что вполнѣ удовлетворенъ окончаніемъ дѣла, но мнѣ бы хотѣлось лично отъ васъ слышать подробности вашего свиданія съ нимъ. — Гэй въ точности передалъ ей все случившееся утромъ.

— Не знаю, право, какъ мнѣ выразить свою благодарность мистеру Эдмонстонъ, — заключилъ онъ:- мнѣ цѣлой жизни мало для того, чтобы искупить свою дерзость въ отношеніи его, а онъ простилъ меня такъ скоро.

— Послушали бы вы, что сказалъ объ этомъ Чарльзъ, — возразила съ улыбкой мистриссъ Эдмонстонъ. — Онъ сказалъ, что вспышка вашего гнѣва можетъ быть вполнѣ оправдана оскорбленіемъ, нанесеннымъ вамъ незаслуженными подозрѣніями.

— Слава Богу, что я поборолъ въ себѣ духъ злобы, — продолжалъ Гэй: — иначе, увѣряю васъ, я погибъ бы непремѣнно. Теперь, я имѣю право открыть свою тайну Филиппу, и я ему немедленно напишу. Вы представить себѣ не можете, что за блаженство получить обратно потерянное счастіе, постарому сидѣть тутъ съ вами — голосъ его дрогнулъ и слезы навернулись на глазахъ, — видѣть ее опять, имѣть право любоваться ею, чувствовать себя въ своей семьѣ. Боже мой! Да я на всѣхъ васъ не могу наглядѣться досыта, такъ трудно вѣрится мнѣ, что это не соить!

И Гэй засмѣялся.

— Вы себя оба держали очень хорошо, сегодня вечеромъ, — съ улыбкой замѣтила мистриссъ Эдмонстонъ. Эмми провела эту зиму безукоризненно и была все время покойна.

— Ну, а теперь, — тревожно спросилъ Гэй:- не находите ли вы, что мое присутствіе ей непріятно?

— Милый Гэй, завтра утромъ вы переговорите лично съ Эмми, — весело отвѣчала мать: — мое мнѣніе на счетъ вашего брака вамъ извѣстно. Улаживайте вопросъ, какъ умѣете, а теперь пора спать. Вы слышите звонокъ, всѣ наши расходятся. Покойной ночи вамъ желаю!

— Прощайте! проговорилъ Гэй, держа ее за руку: — какъ мнѣ пріятно слышать вашъ голосъ. Мнѣ ужъ такъ давно никто не желалъ покойной ночи. Прощайте, maman!

Гэй побѣжалъ внизъ, помогать переносить Чарльза съ его постелью, а мать, взволнованная до глубины души, завернула въ комнату Эмми, чтобы посмотрѣть, какъ та укладывается спать.

Эмми потушила у себя свѣчку и лежала уже въ своей бѣленькой постели, вся облитая мягкими лучами мѣсяца. Услыхавъ, что дверь отворилась, она вскочила.

— Мама! это вы? сказала она. — Спасибо, что зашли.

— Я на минуту, Эмми, — отвѣчала мать. — Папа ужъ идетъ на верхъ, но я не могла выдержать, чтобы не зайдти къ тебѣ и не передать, что у меня сейчасъ Гэй сидѣлъ. Онъ совершенно оправданъ и папа очень имъ доволенъ. Спи же, милое дитя, будь покойна, не думай ни о чемъ, иначе завтра ты занеможешь и не будешь въ состояніи переговорить сама съ Гэемъ.

Мать подошла къ постели и сѣла подлѣ Эмми. Та нѣжно обвила ее шею руками и принала головой къ ея плечу.

— Значитъ, онъ теперь счастливъ? прошеитала она. — Какъ бы я желала узнать все подробно!

— Завтра, душа моя, онъ самъ тебѣ всѣ разскажетъ. А теперь, прощай, Богъ съ тобой. Ложись!

Эмми послушно опустила голову на подушки.

— Merci, душка, мама, что вы пришли, — сказала она съ нѣжностью. Я такъ теперь счастлива, такъ рада, прощайте!…

Она закрыла глаза, но мать посидѣла еще нѣсколько минутъ, любуясь на хорошенькую, кудрявую головку дочери, тонувшую въ мягкой подушкѣ. Слабые лучи мѣсяца придавали всей картинѣ какой-то серебристый оттѣнокъ. Когда мистриссъ Эдмонстонъ осторожно встала и заперла за собою двери, ангелъ сна осѣнилъ уже своими крыльями ложе спящей молодой дѣвушки и навѣялъ на нее цѣлый рой отрадныхъ сновидѣній. Кроткая улыбка мелькала на ея губахъ, а ровное дыханіе напоминало мирный сонъ младенца.