Как и предсказывал барон, после этого случая Лотар успокоился. Он понял, что необходимо подчиниться замковым порядкам и что угрозы, будто отец и мать отомстят за него, здесь не действуют. Но все же Лотар был мрачен, со многим не соглашался, несколько раз пытался вывести Ричарда из терпения. Но таких взрывов гнева, как в первый день, уже не бывало. С каждой неделей принц делался все более и более покладистым, но предпочитал держаться в стороне от доброго и благожелательного маленького герцога. Хотя, конечно, такому избалованному мальчику, как Лотар, сдерживаться было нелегко.

Однажды Осмонд сказал, что Лотар должен был бы остаться у них заложником на всю жизнь, это помогло бы ему стать хорошим человеком.

- Боюсь, нам придется расстаться с ним раньше, чем такое случиться, - заметил сэр Эрик.

Между тем Карломан уже никого в замке не боялся, кроме огромного пса Хардиграса. Когда собака приближалась к нему, мальчик шарахался в сторону и вздрагивал.

Но он снова подружился с Осмондом, совсем не боялся сэра Эрика, смеялся над веселыми шутками Альберика и полюбил сидеть на коленях у госпожи Астриды, слушая ее песни, в которых, впрочем, ни слова не понимал. Но главной его привязанностью и лучшим другом оставался, конечно, Ричард. Они повсюду ходили вместе, взявшись за руки. Ричард помогал Карломану взбираться по крутой лестнице, был учтив с ним и ограждал от грубых игр. Ричард предложил Карломану ходить вместе с ним на уроки отца Лукаса, которые тот давал всем детям замка каждую пятницу и субботу по вечерам. Добрый священник стоял на ступенях алтаря, а дети садились вокруг него. Здесь собирались сын и дочь оружейника, сын егеря, юный барон де Монтемар, герцог Нормандии, французский принц. Все они были равны здесь. Каждому священник объяснял самые необходимые жизненные правила. Карломан перестал удивляться, когда Ричард говорил о снисходительности к врагам. Теперь он понял, что Ричард был прав. Среди собравшихся Карломан знал меньше всех, даже меньше, чем одетый в кожаный жилет пятилетний малыш, сын егеря. Поэтому принц решил учиться старательно, чтобы догнать остальных. Как ни странно, его слабое здоровье помогло ему глубже вникнуть в то, что говорил отец Лукас. Многое оказалось ему понятнее, чем Ричарду и Альберику. Спустя некоторое время отец Лукас сказал госпоже Астриде, что Карломан - ребенок, который мыслит, как настоящий святой.

Конечно, у Карломана было больше возможностей предаваться размышлениям, ведь он не мог принимать участия в шумных играх. У него не хватало сил даже обежать вокруг двора, а от порывов ветра на стене его знобило. Когда-то давно он расплакался на слова Лотара, что из-за слабого здоровья младшему брату придется постричься и стать священником. Теперь Карломан говорил, что это самое его заветное желание, даже если доведется быть не священником, а простым монахом. Госпожа Астрида вздыхала и качала головой. Она боялась, что бедный ребенок не успеет стать в этой жизни кем бы то ни было. И раньше было ясно, что Карломан и Ричард не похожи. Теперь же это различие углубилось. Ричард был необычайно сильным для своих десяти лет, высоким, широкоплечим, ловким и проворным, в то время как Карломан, казалось, сохнет, слабеет с каждым днем, перестает расти. Глядя на это бледное лицо и впалые щеки, хотелось сравнить его с растением, лишенным солнечного света.

Барон Эрик полагал, что ежедневные телесные упражнения идут на пользу хилым детям. Лотар и вправду немного окреп. Но силы его младшего брата таяли с каждым днем. Он увядал. Подули сильные осенние ветры, и ему стало еще хуже. Почти все время он проводил у госпожи Астриды. Это даже нельзя было назвать болезнью, просто мальчик становился все слабее и слабее. У огня поставили скамью и на ней устроили мягкое ложе из теплых мехов. Карломан лежал там часами, любуясь игрой пламени. Когда приближался кто-нибудь из тех, кого он любил, он улыбался или просто смотрел с благодарностью. Карломану нравилось, когда отец Лукас приходил, чтобы прочитать с ним молитву. Больной всегда озарялся радостью при виде своего друга герцога Ричарда, который рассказывал ему о поездках верхом и об охоте с соколами. Ему хотелось побольше времени проводить с герцогом. Карломан узнавал его шаги и тихий голос даже во сне и тотчас просыпался.

Однажды в сумерках Ричард вошел в зал.

- Ричард, это ты? - спросил Карломан.

- Это я. Как ты себя чувствуешь, Карломан? Тебе лучше?

- Да, благодарю, дорогой Ричард, - ответил принц, вкладывая свои слабые пальцы в руку герцога.

- Ничего не болит?

- Нет, я просто лежу и думаю. Ричард, мне никогда не станет лучше.

- О, не говори так. Конечно, ты поправишься, как только наступит весна.

- Я предчувствую, что скоро умру,- сказал маленький мальчик. - Но не печалься, Ричард. Я не боюсь смерти. Однажды ты сказал, что там лучше, чем здесь. Теперь я знаю, что это действительно так.

- Да, наверное, там лучше. Там, где находится сейчас мой дорогой отец, - задумчиво произнес Ричард. - Но ты еще слишком молод для смерти, Карломан.

- Я не хочу жить. Этот мир страшен. Здесь люди сражаются и убивают друг друга. Здесь так много жестокости. А там - тишина и покой. Ты - сильный и храбрый, ты можешь постараться сделать так, чтобы земной мир стал хоть немного лучше. А я слабый и пугливый, я могу только вздыхать и печалиться.

- О, Карломан, Карломан! Я не могу отпустить тебя. Я люблю тебя, как брата. Ты не должен умирать. Живи! Ты должен увидеть своих отца и мать.

- Даже это меня не останавливает, - возразил ребенок. - Я встречусь со своим Отцом на Небесах. Я рад, что я здесь, Ричард. Я еще никогда не был так счастлив. Я боюсь лишь одного: умереть прежде, чем отец Лукас научит меня замаливать мои грехи. А теперь, я думаю, святые и ангелы уже ждут меня.

Он говорил очень тихо и с последними словами погрузился в сон. Когда подали ужин и зажгли светильники, госпожа Астрида заметила, что лицо мальчика очень бледно, но не стала будить его. На ночь его перенесли в постель. Он проснулся в полубессознательном состоянии и застонал. Госпожа Астрида и отец Лукас поочередно бодрствовали у его изголовья.

В полночь все были разбужены негромкими звуками, доносившимися из часовни. Это зазвонили в небольшой колокол, обычно призывавший к молитве. Теперь колокол звонил, провожая душу умирающего в загробный мир. Ричард и Лотар прибежали в комнату Карломана. Дыхание мальчика было и прерывистым, казалось странным, что такое маленькое тельце может издавать столь громкие свистящие звуки, похожие на работу кузнечных мехов. Отец Лукас читал над ним молитву. По обеим сторонам изголовья стояли зажженные свечи. Все молчали, даже мальчики не осмеливались ничего сказать. Вдруг раздался глубокий вздох, и тотчас воцарилась страшная тишина. Ребенок ушел в лучший мир, в самое прекрасное из всех царств.

Мальчики зарыдали. Лотар звал мать и причитал, что тоже умрет, если его не отпустят домой. По щекам Ричарда катились крупные слезы, грудь распирало от сдерживаемых всхлипываний.

Госпожа Астрида увела их из комнаты. Лотар был так утомлен рыданиями, что вскоре уснул. Ричард лежал без сна, погруженный в грустные думы. Он вспомнил то, что происходило при его коронации в церкви Девы Марии в Руане. С тех пор прошло два года. Все это таилось где-то в глубине его души, а теперь представилось ему со всей отчетливостью.

- В какой мир я попаду за гробом, если не буду платить Добром за Зло?-спрашивал себя маленький герцог.

Наступило утро. Горечь утраты стала еще острее. Ричард сознавал, что его маленького товарища больше нет с ним. Он не мог примириться с тем, что Карломан больше никогда не привстанет ему навстречу с улыбкой.

Но совсем иные чувства обуревали Лотара. Его терзал эгоистический страх. Он кричал, что тоже умрет, если его не освободят. Он впал в такое отчаяние, что его пришлось уложить в постель.

Набальзамированное тело маленького Карломана было отправлено на родину, чтобы упокоиться в семейном склепе в Реймсе. А Лотар продолжал в отчаянии умолять, чтобы его послали домой, хотя и понимал, что обитатели замка не вправе этого сделать.