Ещё в начале месяца можно было купаться ночи напролёт. Сейчас же океан сковало холодом, а осень стремительно начала наступление.

Но вот из дома выбегает Эван с полотенцем на плечах. Бассейн закрылся в десять, но около него никого нет, так что никто не может его выгнать.

Вокруг закрытого ограждения простирается росистая трава с песком. Там же располагаются игровая площадка, клубный комплекс и беседка. Бассейн залит светом. Из-за жуткого свечения подводных огней видно любую рябь на воде. Всё же остальное окутано тьмой.

Что хорошо для Ашера. Так он может сидеть в беседке и наблюдать, оставаясь незамеченным. Просто из любопытства. Хочется увидеть Эвана в его родной стихии.

Эван зашёл за ограду, оглядываясь, и стянул футболку одним стремительным движением. У него стройное и плотное телосложение пловца. Его кожа — темнее кожи Ашера, за что стоит сказать спасибо долгим часам, проведённым в воде и на солнце. Оглянувшись в последний раз, чтобы убедиться, что никто за ним не подглядывает (его взгляд прошёл прямо над Ашером), он почти бесшумно нырнул в воду.

И Ашер, не отрываясь, смотрел на него. Это был не тот Эван, которого он знал. Этот Эван изящен, а его движения — уверенны и точны. Он хороший пловец, и он знает это. И почему Эван не всегда такой?

Бассейн не был подогрет, так что Эван выплыл из мелководья и, сделав круг, снова подплыл к трамплину, дрожа и растирая руки. Ашер представил, как тело Эвана покрывается гусиной кожей, которую подчёркивают мириады капелек воды.

Сердце Ашера пропустило удар, а дыхание перехватило.

Эван снова нырнул. И снова, и снова. Когда он, наконец, вынырнул из воды в последний раз, то развернул своё полотенце и обтёрся им. Ашер мог поаплодировать его выносливости, ведь он плавал около часа. Но нет. Он не хотел видеть, как уверенность Эвана испаряется, не хотел видеть его потрясение и смущение, вызванное тем, что кто-то следил за ним.

Эван собрал свои вещи и ушёл. Ночь снова пропиталась абсолютной тишиной, более не нарушаемой всплесками воды о стенки бассейна и длинными, равномерными рывками пловца. Ашер оставался на месте ещё долгие пятнадцать минут и только потом встал. Его тело болело оттого, что он был неподвижен в течение столь длительного времени. Он чувствовал какое-то беспокойство. Невыносимое беспокойство.

Когда он вернулся домой, холодный воздух уже остудил его. Вивиан сидела на диване и смотрела телевизор. Опять в одной из его рубашек, что за последние несколько ночей стало нормой. Она сидела, подпирая своими стройными ножками кофейный столик.

— Разве тебе не пора уже ложиться спать? — Ашер говорил и всеми силами старался не пялиться на её бёдра. Вив пододвинулась, наклонив голову набок и улыбнувшись.

— Я ждала тебя. Где ты был?

— Гулял, — лучше и безопаснее сфокусироваться на кофейном столике. — Но уже поздно. Завтра занятия.

— Конечно, — она сняла ноги со столика и встала. Подол её — его — рубашки соскользнул вниз почти до самых колен. Ашер не знал, радоваться этому или нет. — Ты же знаешь, что можешь лечь со мной. Если хочешь. Диван, должно быть, очень неудобный.

Да, Ашер скучал по возможности вытянуть ноги, но делить постель с Вив впервые с того времени, как им было двенадцать лет? Плохая, плохая идея. Он сжал челюсти, переместив взгляд с её вот-теперь-то-прикрытых ног к лицу.

— Это по твоей инициативе мы прекратили делать это, — Ашер был её лучшим другом, но ведь он же всё-таки парень. К тому же он вряд ли смог бы заснуть, если бы рядом, прижавшись к нему, лежала она.

— Что ж... — она резко наклонила свою голову и подняла ногу, чтобы почесать лодыжку. — В общем и целом, сейчас, я думаю, нам ничего не мешает.

Почему бы и нет? Потому что у неё нет парня, который мог бы вломиться в дверь? За все эти годы Вив частенько была свободна. У них было много возможностей стать друг для друга кем-то большим, нежели тем, кем они были всё это время.

Глядя на Вивиан, на то, как рубашка демонстрирует изгибы её бёдер, выпуклости грудей, он понимал, что больше всего на свете он хочет лечь с ней в постель. Обнять её. Свободно водить руками вдоль её длинных ног. И может, хотя бы ненадолго забыть, насколько ужасно он чувствовал себя, слыша крик матери Ричтера.

И это была бы кошмарная идея.

Она одна, так что внимание хоть кого-то для неё лучше, чем совсем ничего. Ашер проглотил острый приступ раздражения, ведь он не мог так использовать её. И он не дал бы ей так использовать его самого.

Он отвернулся.

— Мне и здесь хорошо.

Стаскивая куртку и скидывая ботинки, Ашер слышал беспокойные движения Вивиан. Он ждал, что она что-нибудь скажет, но когда он обернулся, увидел, что она уже направляется в спальню.

Вивиан закрыла дверь. Через минуту свет в спальне, проникающий через дверь, погас. И он, наконец, смог дышать.