В 1890 году Лев Толстой говорил Г. Русанову:

— Много ли у нас великих писателей? Пушкин, Гоголь, Лермонтов, Герцен, Достоевский, ну и я (без ложной скромности). Некоторые прибавляют Тургенева и Гончарова. Ну вот и все.

В другой связи, говоря только об А. И. Герцене, Толстой заметил:

— Ведь ежели бы выразить значение русских писателей процентно, в цифрах, Пушкину надо бы отвести 30%, Гоголю 15%, Тургеневу 10%, Григоровичу и всем остальным около 20%. Все же остальное принадлежит Герцену. Он изумительный писатель. Он глубок, блестящ и проницателен.

Таким образом, Л. Н. Толстой Герцена поставил на второе место после Пушкина!

12 октября 1905 года в тишине своего дома в Ясной Поляне Л. Н. Толстой записывает в дневнике о Герцене: «Герцен уже ожидает своих читателей впереди. И далеко над головами теперешней толпы передает свои мысли тем, которые будут в состоянии понять их».

25 августа 1852 года Герцен уезжает на несколько недель в Лондон. И остается там на долгие годы! Вместе с Н. П. Огаревым он основал Вольную русскую типографию в Лондоне, издавал альманах «Полярная звезда» и газету «Колокол». Издания его буквально расхватывают! А в 1860 году Герцен переиздает комплекты за 1857—1859 годы. Русская интеллигенция жила, дышала под звуки «Колокола». Его читают даже царские сановники, получает его и сам император Александр П.

Вдалеке от недремлющего ока цензуры Герцен проявил свой исключительный талант революционного публициста. Вершиной этой его деятельности стала книга «Былое и думы».

Эта книга и сегодня является энциклопедией многих исторических событий, рассказов о судьбах людей, целых народов. Она рассказывает не только о личной семейной драме автора, но и о величии и падении идей. Она полна восторгов, но содержит и горечь разочарования. «Былое и думы» не только драматическая исповедь одного человека, но и грандиозная панорама века.

«У никого другого я не встречал позже такого редкого сочинения глубины с блеском мысли», — писал о Герцене Л. Толстой.

А Белинский шутливо напишет Герцену: «У тебя страшно много ума, так много, что я не знаю, зачем его столько одному человеку».

«Былое и думы» Герцена — огромное разнообразие и богатство художественных и жанровых форм, гигантская эпопея русской и европейской жизни. Здесь мы встретим и декабристов, прочтем о большом мыслителе Чаадаеве, узнаем многое и о многом. Книга — словно законченная героическая симфония, которая пьянит звуками, рассказывает нам, как Герцен жил, мыслил, боролся.

С непостижимой силой и остроумием со страниц книги звучит слово Герцена. Отдельные мысли воспринимаются как очень точные афоризмы. Смех, ирония, содержащиеся в них, направлены против всего самодержавно-царского и реакционного старого мира. Ко этот смех отличается элегантностью, изящным стилем и блеском. Этот смех имеет свою градацию, свои кульминационные вершины. Мы читаем строки, пропитанные клокочущим сарказмом и презрением, чередующиеся со строками, исполненными гнева и смеха. Эти строки будто стальные рапиры, которые смертельно ранят врага.

Именно подобную книгу имел в виду Белинский, когда говорил: «Кто знает, может быть, история станет художественным произведением и заменит роман, так же как роман заменил эпопею?»

До частичной амнистии в августе 1856 года дожило 42 бывших декабриста, разбросанных по всей России (в Петербурге и Москве им запрещалось жить). И где бы ни жили декабристы, их духовный престиж стал явлением, которое имело влияние на всю общественную и культурную жизнь 50—70-х годов XIX века в России. Даже возникли разговоры о новом «декабре» в общественной борьбе, в которую вновь деятельно включились вернувшиеся из сибирских снежных пустынь декабристы.

Большой политический резонанс имело появление значительного числа их мемуаров, стихов, писем как на страницах некоторых русских прогрессивных изданий («День», «Русский вестник», «Отечественные записки», «Библиотека для чтения» и других), так и в вольных (бесцензурных) изданиях Герцена.

Значительный интерес проявлялся и к материалам, написанным людьми, разговаривавшими с декабристами, записывавшими их мысли и воспоминания («написано не декабристами»). Целая плеяда новых общественных деятелей, историков и публицистов посвящают себя политической жизни в России: М. Семевский, П. Ефремов, А. Афанасьев, В. Касаткин, Н. Гербель. И особенно выделялся среди них младший сын декабриста Ивана Якушкина, будущий ученый Евгений Иванович Якушкин, который неутомимо отправлял Герцену в Лондон новые письма, данные, факты и воспоминания декабристов.

С воодушевлением занимался деятельностью в этом направлении русский эмигрант — князь Петр Владимирович Долгоруков. Он происходил из знатного княжеского рода, был прямым потомком древнего русского князя Михаила Черниговского, причисленного православной церковью к лику русских святых.

Петр Долгоруков не только примечательная, но и своеобразная личность в русской истории. Будучи более знатного рода, чем даже царская семья, он смотрел на них надменно и с презрением. В сердце его наслаивались волны гнева, обид, честолюбия и, может быть, больше всего — свободолюбия. Словом, вроде князя-чудака, enfant terrible — «дурного дитя» самой знатной княжеской русской фамилии. Свое «политическое» вольнодумство он проявил, еще будучи ребенком, — показал язык во дворце, и его изгнали из камер-пажей. Долгоруков досаждал всем своими чудачествами и дерзостью. Но ему все прощали. В 1840 году он написал «Родословную книгу России», которая и поныне не утратила своей ценности. Это не просто книга о древнейших русских семьях и фамилиях, их родословных. С некоей буйной страстью и увлечением он собирал различные документы, записывал рассказы именитых мужей, посещал стариков и старух в их княжеских имениях. Он записывал и слухи, сверял, уточнял… Под видом генеалогических исследований князь Долгоруков копается в самых потаенных рукописях, хранящихся за семью печатями, изучает дневники, семейные архивы.

В 1840 году Долгоруков составил необыкновенный документ. Всего 12 листов — густо испещренные трудно разбираемым почерком и озаглавленные «Нотати». Они содержат заметки о декабристах.

В них не только список осужденных, но указано точное место, кто и куда отправлен в заключение. Даны географические сведения о сибирских селах, хронология перемещения декабристов из одной тюрьмы в другую, отправки их в этапном порядке в другие районы Сибири, а также на Кавказ.

В 1925 году, уже при Советской власти, эти данные, имеющие большую научную ценность, были опубликованы учеными В. Модзалевским и А. Сиверсом… Но рукопись князя Долгорукова (которая хранится теперь в

Центральном государственном архиве Октябрьской революции, высших органов государственной власти и государственного управления СССР) имеет дату — 1840 год! То есть спустя лишь 15 лет после декабристского восстания Долгоруков располагал уже самыми секретными сведениями. А эти сведения содержались лишь в папках Третьего отделения Бенкендорфа! В том самом Третьем отделении, которое князь Долгоруков называл «Всероссийской шпионницей». Именно в этот адрес и изливал он потоки иронии и гнева.

Долгоруков успел рассориться со всеми. И однажды с поклажей своих богатств и сундуками с секретными документами и рукописями он отправился за границу.

Герцен опубликовал в своем «Колоколе» в Лондоне ряд писем из переписки между царским правительством и Долгоруковым. Переписка эта велась в связи с решением правительства любой ценой вернуть в Россию бунтующего князя, который успел издать за границей книгу «Правда о России».

На бланке Русского генерального консульства в Великобритании под № 497 от 10 мая 1860 года написано следующее письмо князю: «Нижеподписавшийся управляющий генерального консульства имеет честь передать князю Долгорукову один официальный документ, и прошу оказать мне честь явиться в консульство в следующий четверг, в два или три часа пополудни. Ф. Грот».

На это письмо Долгоруков также письменно ответил: «Если господин управляющий генерального консульства имеет мне передать какой-то документ, то прошу оказать мне честь и прибыть ко мне в отель „Клариджес“ в пятницу, 13 мая, в 2 часа после обеда. Петр Долгоруков».

Следует новое письмо от консула:

«Нижеподписавшийся управляющий генерального консульства имеет поручение пригласить князя Долгорукова незамедлительно возвратиться в Россию по Высочайшей воле. Нижеподписавшийся просит князя Долгорукова уведомить его о получении сего сообщения. Ф. Грот».

Князь Долгоруков отправил в Россию следующее письмо новому начальнику Третьего отделения, своему родственнику В. А. Долгорукову: «Уважаемый князь Василий Андреевич, Вы меня зовете в Россию, но мне кажется, что, зная меня с детства, Вы бы могли догадаться, что я не настолько глуп, что явлюсь по этому требованию. Впрочем, чтобы доставить Вам удовольствие меня видеть, посылаю Вам свою фотографию, которая очень похожа на меня. Эту фотографию можете отправить в Вятку или в Нерчинск, по Вашему выбору, а сам я, Вы уж меня извините, в руки Вашей полиции не собираюсь попадаться, и она не в силах меня схватить! Князь Петр Долгоруков».

Князь оказался поистине крепким орешком для Третьего отделения. Специальным царским указом он был объявлен изменником. В ответ Долгоруков с сарказмом писал: «Родился и жил подобно всем русским дворянам, со званием привилегированного раба, в стране всеобщего рабства».

Князь Долгоруков как бельмо в глазу самодержавия. Родовитый дворянин, обладающий несметными богатствами, деньгами и недвижимым имуществом, он и владелец сундуков с документами — разоблачительными материалами об истории России и царской фамилии…

В 1861 году Долгоруков написал следующие слова:

«Всем известен высокий ум А. Герцена, его блестящее остроумие, его красноречие и замечательные способности Н. Огарева… Мы не разделяем политических мнений господ Герцена и Огарева: они принадлежат к партии социалистов, а мы принадлежим к партии приверженцев конституционной монархии. Но мы от всего сердца любим и глубоко уважаем Александра Ивановича и Николая Платоновича за их благородный характер, за их благонамеренность, за их высокое бескорыстие, такое редкое в наш корыстолюбивый век».

В. И. Ленин дал исчерпывающую и точную периодизацию русского освободительного движения, подчеркивая роль и значение декабристов.

»…Мы видим ясно три поколения, три класса, действовавшие в русской революции. Сначала — дворяне и помещики, декабристы и Герцен. Узок круг этих революционеров. Страшно далеки они от народа. Но их дело не пропало. Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию».

В. И. Ленин писал также: «Крепостная Россия забита и неподвижна. Протестует ничтожное меньшинство дворян, бессильных без поддержки народа».

Но то, что декабристы не обращаются за помощью к народу, совсем не означает, что им чужды его страдания и неволя. Именно потому, что им не безразлична судьба русского народа, потому что они патриоты и вольнолюбцы, они идут на штурм устоев самодержавия. Как мы уже говорили, и к ним можно отнести слова Герцена — «молодые штурманы будущей бури».

В 1912 году в статье «Памяти Герцена» В. И. Ленин писал: «Но это не была еще сама буря.

Буря, — это движение самих масс. Пролетариат, единственный до конца революционный класс, поднялся во главе их и впервые поднял к открытой революционной борьбе миллионы крестьян. Первый натиск бури был в 1905 году. Следующий начинает расти на наших глазах».

Об их любви, отношении к русскому народу можно прочитать в показаниях В. К. Кюхельбекера, других декабристов, написанных в мрачных катакомбах каменной крепости.

Здесь уместно привести следующие слова В. К. Кюхельбекера: «…Взирая на блистательные качества, которыми бог одарил народ русский, народ первый в свете по славе и могуществу своему, звучному, богатому, мощному языку, коему в Европе нет подобного, наконец, по радушию, мягкосердию, остроумию и непамятозлобию, ему пред всеми свойственному, я душою скорбел, что все это подавляется, все это вянет и, быть может, опадет, не принесши никакого плода в нравственном мире! Да отпустит мне бог за скорбь сию часть прегрешений моих… в которые вовлекла слепая, может быть, недальновидная, но беспритворная любовь к отечеству».

Во имя народа поднимаются и идут «молодые штурманы». Но они и боятся стихии народного гнева. Их пугает эта стихия народного бунта. Они убеждены, что необходима некая «этапность» в просветительной деятельности среди народа. Народу они отдают только любовь свою! Но не делятся с ним своими революционными планами. Они верят, что во имя народа, но без его участия они сами разорвут рабские оковы.

В огромном множестве собственноручно написанных показаний Следственному комитету открывается богатейший, неисчерпаемый источник политического и идеологического кредо декабристов. И увы, именно тогда, после подавления восстания, когда, закованные в цепи, они заточены в казематы Петропавловской крепости, мы прочтем о новом подходе к старым истинам.

Павел Пестель напишет в своих показаниях: «Мне казалось, что главное стремление нынешнего века состоит в борьбе между массами народными и аристокрациями всякого рода…»

Н. А. Бестужев заявит: «До сих пор история писала только о царях и героях… О народе и его нуждах, его счастье или бедствиях мы ничего не ведали. Нынешний только век понял, что сила государства составляется из народа».

Декабрист Н. Крюков, близкий друг Пестеля, запишет в дневнике своем поздно постигнутую им истину: «С народом все можно, без народа ничего нельзя».

Но вернемся к показаниям Пестеля. Говорят, что его пытали, истязали, на лице его видели следы от зубцов и обручей. Именно тогда, в том аду душевных и физических мук, он пишет пламенные слова любви к русскому народу! Пестель непрерывно вызывается на очные ставки; его поносят, унижают. Он переживает и глубоко личное разочарование: ближайшие его товарищи выдают, обвиняют его, раскрывают все из их великого и святого дела…

А Пестель находит силы и пишет хладнокровно, умно, с железной логикой. На вопрос, как распространялись в стране революционные мысли, он отвечает следователям: «Каждый век имеет свою отличительную черту. Нынешний ознаменовывается революционными мыслями… Дух преобразования заставляет, так сказать, везде умы клокотать».

Либеральные иллюзии декабристов потерпели крах задолго до восстания. Доказательством тому служит тот факт, что они понимали, что крестьянам никто не подарит свободу. Что эту свободу нужно завоевывать политической деятельностью, в рамках тайного, конспиративного общества.

Историческое значение декабризма состоит не только в высшем политическом акте — восстании 14 декабря 1825 года на Сенатской площади. Декабризм выработал свое понимание культуры. Он имел свою мораль, свою этику, свои литературные концепции. Разумеется, декабристы создают и специфическую, так сказать «декабристскую», литературу. Но Тайное общество провело неизгладимую духовную черту в жизни и мыслях всех людей того времени. Оно оказало существенное влияние на общее развитие всей русской культуры.

Декабристами были писатели К. Рылеев, В. Кюхельбекер, А. Одоевский, А. Бестужев-Марлинский, П. Катенин, Ф. Глинка, В. Раевский, Н. Бестужев… К декабристам близки Пушкин и Грибоедов. В этом революционном движении участвовали Н. Тургенев, Г. Батеньков, М. Орлов, Н. Муравьев, А. Корнилович, В. Штейнгель. С ними были связаны О. Сомов и П. Чаадаев… Все это — видные критики, журналисты, историки, экономисты, философы. Декабристы отнюдь не «горстка» офицеров, замысливших военный переворот во имя народа. Это — «мыслящая Россия»!

Они обладают не только «божьей искрой» таланта писателей. Они располагают своими писательскими легальными организациями, даже своими печатными журналами. Они используют все возможные формы легальной борьбы. Воюют против рогаток и засилья цензуры. И часто побеждают, побеждает их ум, их дерзость.

Вспомним литературный кружок «Зеленая лампа», в который входил Пушкин. Или «Вольное общество любителей российской словесности». Литературным органом тайного Северного общества был альманах К. Рылеева и А. Бестужева «Полярная звезда». В своей «Мнемозине» В.Кюхельбекер и В. Одоевский проводят идеи декабризма. Даже «Русская старина» А. Корниловича стала трибуной декабризма.

Литература — не пустословие и пасторальный гимн какому-то лакированному, вымышленному миру. Для декабристов литература является могучим средством патриотического и нравственного воспитания, трибуной распространения самых передовых идей века.

В уставе декабристы так формулируют свой литературный долг: «Убеждать, что сила и прелесть стихотворений состоит не в созвучии слов, не в высокопарности мыслей, не в непонятности изложения, но в ясности писаний, в приличии выражений, а более всего в непритворном изложении чувств высоких и к добру увлекающих; что описание предмета или изложение чувств, не возбуждающего, но ослабляющего высокие помышления, как бы оно прелестно ни было, всегда недостойно дара поэзии».

Это новое понимание роли литературы, новая революционная эстетика и определенный воинственный антипод существовавшей тогда официальной литературе, развивавшейся лишь в угоду дворянству. Декабристы впервые пропагандируют и возводят в закон идею тесной связи политики с литературой. Они вырабатывают понимание гражданского призвания писателя.

Никита Муравьев написал свой «Катехизис». Сергей Муравьев-Апостол пишет «Краткие наставления» с революционным содержанием, но которые имитируют набожные «священные писания».

Кондратий Рылеев и Александр Бестужев пишут песни в «простонародном» стиле, имитируют русский народный говор, упрощают понятия. Их стихи распространяются и переписываются солдатами. Поэзия стала выполнять роль политической агитации среди народных масс.

Вот одна из песен:

Декабристы разрывают сковывавший литературу обруч романтизма. Они пишут революционные песни для народа, ведут агитацию. Подобно вулканам, извергают кипящую, огненную политическую страсть. Теперь только с решительным «Третий нож на царя» они выражают мощь своего политического кредо.

14 декабря 1825 года — не только памятная дата восстания, это и страшный день расправы с «мыслящей Россией». Однако ни виселицы, ни рудники Сибири не могут сломить писателей-декабристов. Продолжали творить и Кюхельбекер, и Одоевский, и Раевский, и братья Бестужевы. Кюхельбекер в крепости, а позже в заточении и в Сибири пишет стихи и драматические произведения, которые по своей художественной силе много выше всего, что он написал до восстания.

Потерпевшие неудачу декабристы сохраняют верность своим идеалам. Кюхельбекер, уже полуслепой, после долгих лет страданий в подземелье крепости, с гордостью напишет о декабристе Якубовиче:

Он был из первых в стае той орлиной, Которой ведь и я принадлежал…

На послание Пушкина поэт Одоевский ответил стихами… Именно из них В. И. Ленин взял строку «Из искры возгорится пламя» в качестве эпиграфа для газеты «Искра».

Декабристы вдохновили Герцена на борьбу против самодержавия. Не случайно он назвал свой печатный орган «Полярная звезда» и поместил на его обложке профили пятерых казненных декабристов. Тем самым Герцен стремился показать «непрерывность предания, преемственность труда, внутреннюю связь и кровное родство», которые связывали его с первым поколением дворянских революционеров.

«С высоты евсих виселиц, — писал Герцен о подвиге декабристов, — эти люди разбудили душу нового поколения. Повязка пала с глаз».