– Вай, какой ты хороший гяур, Кантемир-бей! Вай, как сладко поет твой тамбур! Будто ты и не гяур, Кантемир, будто бы самый настоящий турок!..
– Двадцать два года в Стамбуле, Раис-эфенди…
– Нет, не годы делают человека человеком, Кантемир-бей! Не годы, а пытливый ум. Можно прожить в чужой стране всю жизнь и так ничего и не узнать о ней. Вот я – семь лет прожил в Персии. И что же, научился я там чему-нибудь? Нет. Выучил несколько слов – и все. Ты же в глаза не видел Персии, а читаешь наизусть Рудаки, Фирдоуси, Саади. И среди французов ты никогда нежил, и среди русских, и среди итальянцев. А языки их тебе знакомы. Сколько языков ты знаешь, Кантемир-бей?
– Много, – улыбнулся Кантемир.
– Сколько?
– Столько, сколько пальцев на обеих руках, Раис-эфенди.
– Вай, как ты усерден, Кантемир-бей! И как я ленив!.. И как ленивы мы все, османы, если докатились до того, что ты, гяур, пишешь для нас нашу историю, толкуешь нам наш Коран, играешь для нас на тамбуре и даже наши мелодии записываешь какими-то иероглифами.
Кантемир снова улыбнулся. Взглянул на высокие кипарисы, на голые скалы, синеющие между стволами деревьев, на коней, пасущихся на зеленой лужайке, и произнес:
– Я слышу лай гончих, Раис-эфенди. Судя по их лаю, охота близится к концу.
– А я ничего не слышу, кроме твоей музыки, друг.
– Если моя музыка радует твое сердце, почтенный Раис-эфенди, то и мое сердце радуется!
– Нет, дорогой друг. Твое сердце остается печальным. Это говорю тебе я, Раис-эфенди, который не очень-то умеет читать, что написано в книгах, зато хорошо читает в сердцах.
Кантемир покачал головой. Его тонкие пальцы перебирали струны тамбура, лежащего на коленях.
– Ты прав, Раис-эфенди. Мое сердце остается печальным.
– Ты думаешь об Йоване Мириче?
– Там, где скатилась с плеч его голова, в один прекрасный день может скатиться и моя.
Раис-эфенди задумался. После продолжительного молчания он проговорил:
– Это было бы непоправимой ошибкой…
Из-за скал, облитых послеполуденным солнцем, послышались звуки рога, возвещающего окончание охоты. И тотчас же на лужайку выбежали гончие, вспугнув пасущихся лошадей и дремлющих на траве слуг.
– Пора и нам собираться, – сказал Кантемир, откладывая тамбур.
Раис-эфенди задумчиво курил наргиле. Слуги за его спиной ожидали приказания убирать ковер, подушки и пустые кофейные чашки.
– Кони и мулы готовы, эфенди! – решился побеспокоить хозяина старший слуга.
– Кони и мулы еще не готовы, – небрежно бросил Раис-эфенди, выпуская через ноздри густые клубы дыма.
– Кони и мулы еще не готовы! – передавали слуги друг другу, уходя прочь.
Когда они удалились на значительное расстояние, Раис-эфенди повернулся к Кантемиру.
– Скажи, друг, – озабоченно спросил он, – чем я могу тебе помочь?
Кантемир в знак благодарности приложил руку к груди.
– Ничем!
– Как? – вспыхнул Раис-эфенди. – Я, перед кем открыты все двери во дворце султана, ничем не могу помочь тебе – своему лучшему другу?
– Ну что ж, – улыбнулся Кантемир, – если тебе так хочется мне помочь… помоги мне занять молдавский престол!
– У великих людей великие помыслы, – сказал после длительной паузы Раис-эфенди. – А великие помыслы требуют больших денег.
– Знаю. У меня их нет и не будет.
– Да… Мне очень жаль, но ты прав. Я в самом деле ничем не могу тебе помочь, – грустно произнес Раис-эфенди.
– И все-таки можешь… Если захочешь. – Кантемир обвел взглядом лужайку. Слуги убирали шелковые шатры, привязывали возбужденных собак, навьючивали на мулов охотничьи трофеи. – Скажи, вон тот человек в белом тюрбане и вишневом плаще… тот, что садится на белоногого коня… Ты его знаешь?
– Крымский хан? Как мне не знать его! Он такой же добрый мой друг, как и ты.
– И он приехал сюда из Крыма только затем, чтобы поохотиться?
– Человек, обладающий таким могуществом, может позволить себе маленькое развлечение.
– Оставь, Раис-эфенди! Не маленькие развлечения привели хана в Стамбул, а большие заботы… О будущей войне с Россией.
– Даже это известно тебе, Кантемир-бей! – покачал головой Раис-эфенди.
– Это, и не только это, – ответил Кантемир, поднимаясь с ковра, – Мне известно и то, о чем говорили вчера в диване. Весной Блистательная Порта порвет мир с Россией. Русский царь снимет осаду Риги и со всеми своими войсками двинется к Днестру. Великий везирь поведет войска султана к Дунаю. Там везирь соединится с Крымским ханом. Их объединенные силы должны составить около трехсот тысяч человек. Пушек у них будет более четырехсот. Вы говорили в диване и о лошадях, верблюдах, о повозках. Подсчитали, сколько понадобится бочек с порохом. Не забыли и о провианте для войск, о подковах и гвоздях для коней. Все вы обговорили, Раис-эфенди, кроме одного. Вы забыли, где вам придется воевать. А воевать вам придется в Молдавии. Молдавия же не готова к войне. Ее крепости разрушены. Дороги разбиты. Села обезлюдели. Крестьяне, что еще остались в селах, до нитки обобраны боярами и господарем. Маврокордат, господарь Молдавии, – грек. Пришелец, не знающий ни слова по-молдавски. О его беспримерной лени говорит весь Стамбул… Вот и скажи мне теперь, Раис-эфенди, может ли столь «достойный» правитель за столь короткий срок подготовить страну к войне?
Раис-эфенди, внимательно слушавший Кантемира, встал, посмотрел на собеседника и сказал:
– Я ошибся, Кантемир-бей! Человек с таким умом не нуждается в деньгах.
Солнце клонилось к закату. Инжирная роща погрузилась в тень. В прохладу рощи сбегала с горы дорога. Всадники, покачивавшиеся на чистокровных арабских скакунах, были оживлённы. Фазаны и куропатки, привязанные к седельным лукам, красноречиво свидетельствовали о том, что охота была поистине царской.
Только Девлет-Гирей, хан Крымский, был мрачен. Не охота была тому причиной. Рядом с ним ехал на коне Раис-эфенди, и от его слов все больше хмурилось обветренное лицо хана.
– Когда начнется война с русскими, – говорил Раис-эфенди, – они сразу двинутся на тебя, хан. На тебя и на Маврокордата. Можешь ты на него положиться?
Услышав имя Маврокордата, хан презрительно поморщился.
– Раис-эфенди! – сказал он. – Если бы Порта не рождала столь мудрых мужей, как ты, она бы давно уже стала добычей шакалов! – И, пришпорив белоногого скакуна, ускакал вперед.
Всадники поспешно освобождали дорогу Крымскому хану, сворачивая на обочину, под ветви смоковниц.
– Мы ослы! – начал хан, догнав муфтия. – Ослы, достойные презрения гяуров!..
– Почему, хан? – спросил муфтий, стряхивая дремоту.
– Вчера в диване мы полдня толковали о подковах…
– Толковали, хан. Неподкованный конь – не конь.
– И еще полдня – о гвоздях…
– Да, хан, и о гвоздях. Подкова без гвоздей – не подкова.
Тонкий, тягучий голос муфтия, его безбородое лицо раздражали хана.
– А я хочу говорить, муфтий, – сказал он нетерпеливо, – о том, о чем вчера в диване не говорилось. Я хочу говорить о…
– О том, что говорится или не говорится в диване, – прервал его муфтий, – громко не говорят. Наклонись ко мне и скажи на ухо.
Девлет-Гирей придержал норовистого коня, гневно взглянул на муфтия сверху вниз и, согнув свой мощный стан, зашептал что-то в ухо, выглядывающее из-под тюрбана.
Выслушав, муфтий кинулся догонять везиря. Приблизившись к нему, он приподнялся в седле – везирь был намного выше его.
– Без гвоздей подкова – не подкова, – зашептал он.
– Да, муфтий.
– Без подковы конь – не конь…
– Короче, муфтий…
Вдруг скакун султана перешел в галоп. Везирь пришпорил коня. Сбившись поплотнее, всадники свиты поспешили за султаном.
Дорога выбежала из инжирной рощи. Какое-то время она петляла между зубчатых скал и наконец выбралась на крутой берег Босфора. Здесь султан остановился.
– Высочайший, справедливейший и милостивейший, – приблизился к нему везирь. – Дозволь нарушить твой покой тягостными заботами о предстоящей войне…
– Заботы об этой войне слишком важны, чтобы быть нам в тягость. Говори.
– Вчера в диване мы все обсудили, о высочайший. Но об одном забыли – о Молдавии, где произойдут сражения, и о молдавском господаре Маврокордате…
– Если султан забыл о нем, значит, он человек ничтожный, – заметил Ахмет III. – Продолжай…
В это время подъехали муфтий с ханом, за ними – остальные сановники.
– Здесь слишком много ушей, – прошептал везирь.
– Скажи им, что султан хочет остаться наедине с заходящим солнцем.
– Султан желает, – прокричал везирь, – остаться с заходящим светилом наедине!
– Султан желает… – повторил муфтий.
– …остаться с заходящим светилом… – эхом прокатилось по кавалькаде.
– …наедине, – подхватил Кантемир. Он ехал в самом хвосте кавалькады.
Алый шар солнца погружался в море. Султан и везирь молча стояли над обрывом. Когда последний всадник скрылся за поворотом, султан спросил:
– Кого же на место Маврокордата?
– Об этом я еще должен подумать…
– Если бы ты еще не подумал, не обратился бы ко мне.
– Бывшего заложника от Молдавии, сына Константина Кантемира.
– Константина Кантемира? Это какого же? А-а! – вспомнил султан. – Того, что в бою под Каминицей вырвал у поляков гарем предшественника моего Мухаммеда Четвертого? Да, это был храбрый воин. И верный нам господарь. Умом он, правда, не блистал.
– Сын его человек умный.
– Умный человек на молдавском престоле был бы сейчас весьма кстати, – задумчиво произнес султан. – А деньги у него есть?
– Нет, – ответил везирь. – Но если станет господарем – будут.
– Дети?
– Две дочери и четыре сына.
– Старший сын останется заложником.