Родика прошла в дубовую рощицу, что была неподалеку. Обернулась, посмотрела на оставшегося позади капитана и разразилась слезами.
Илие Арборе проводил ее взглядом.
– Поимей ты жалость, капитан! – сказал он Декусарэ. – Не видишь разве, как она мучается?
– Мучается? – усмехнулся капитан. – Вот и хорошо, И я когда-то мучался. Оставь меня в покое и занимайся своим делом!
Илие Арборе сделал поворот налево кругом, подошел к колонне парней и увел их. А Декусарэ тут же направился в рощицу, к Родике.
Плечи девушки вздрагивали от рыданий. Капитан отломил ветку от дерева и кашлянул:
– Ну что? Не говорил я тебе, что никуда от меня не Денешься?
Девушка зарыдала еще горше.
– Ладно, перестань! – уже мягче сказал капитан. Наклонившись, он обнял Родику за талию. – Один поцелуй – и все пройдет!..
Родика отпрянула от него.
– Не до поцелуев мне теперь!
Капитан хотел было рассердиться но, заглянув пристальнее в глаза девушки, раздумал. Понял: дело серьезное.
– Что с тобой?
Родика спрятала лицо в ладони.
– О-о-о!..
– Что случилось? Отец тебя из дома выгнал?
– Мне стыдно… Стыдно вам говорить! – простонала Родика. – Мне стыдно смотреть людям в глаза!..
– Да что случилось-то? Скажешь ты или нет?
– Такой позор!.. Лучше умереть…
Капитан опустился на колени, погладил ее по голове.
– Ну, прошу тебя…
– Бояре… Изменники… Бежали к туркам…
– Кто?
– Мой отец среди них…
Зной не спал и с наступлением ночи. В шатре везиря было душно. Двое арапчат обмахивали Балтажи-пашу опахалами.
Йордаки Русет и Антиох Жора опустились перед везирем на колени и поцеловали полу его халата.
– Говорите! – приказал Балтажи-паша.
– Поняв, сколь вероломно поведение господаря… – начал ворник.
– Короче! – прервал его везирь. – Ибо ночи летом коротки, а дни – длинны. Завтрашний день будет длиннее всех. И тяжелее. Нужно оставить время для отдыха. Сколько вас?
– Почти половина всех бояр дивана. И около трехсот наемников.
– Хорошо! – удовлетворенно произнес везирь. – А гяуров?
– Русских? – переспросил Антиох Жора.
– Около пятидесяти тысяч, – ответил Йордаки Русет.
– Я насчитал почти сотню повозок с ранеными, – добавил Антиох Жора.
– Русские войска голодают, – сказал ворник. – К тому же утомлены переходом.
– Сколько у царя пушек?
– Пятьдесят три.
– А какие силы у Кантемира?
– В лагере шесть тысяч. Остальные разосланы по селам за провиантом.
Везирь некоторое время молчал, разглаживая седую бороду. Его острые глазки довольно поблескивали.
– И кого хотите вы вместо Кантемир-бея? – спросил он немного спустя.
Йордаки Русет опустил глаза. Антиох Жора взглянул на везиря:
– Молдавия низко склоняется перед высочайшим султаном и покорнейше просит…
– Имя?
– Великий ворник Иордаки Русет.
Русет еще ниже склонил голову.
– Достойный человек! – сказал везирь то ли с похвалой, то ли с иронией.
Он хлопнул в ладоши, и в шатер вошел чауш. Балтажи-паша шепнул ему что-то на ухо. Чауш поклонился и вышел.
– А что за человек царь? – спросил везирь бояр.
– Врага легче ругать, чем хвалить, – сказал Русет. – К великому нашему огорчению… – Он нерешительно посмотрел в глаза везиря.
– Говори, – подбодрил его Балтажи-паша.
– Нужно признать, – продолжал ворник, – что он поистине велик.
– А ты – правдив, – сказал везирь. – И заслуживаешь молдавского престола…
В глазах Русета засветился лучик надежды.
– Но прежде всего надо, – договорил везирь, – чтоб вы помирились.
В шатер вошли двое: впереди Маврокордат, за нам – Раис-эфенди.
– Добрый вечер, – сказал бывший господарь. Бояре поднялись с колен.
– Да смягчится твое сердце! – выдавил из себя Йордаки Русет. В голосе его дрожал страх. Подойдя к греку, он поцеловал его руку. – Прости мне мои прегрешения!..
– Только после того, как ты их искупишь, – ответил Маврокордат.
– Тот, кто осознал свои грехи, уже искупил их наполовину, – сказал Раис-эфенди.
– Я не назову тебя собакой, Кантемир-бей, хотя и следовало бы. Я не назову тебя подлецом, хотя ты заслуживаешь этого названия. И не напомню тебе, кому обязан ты престолом Молдавии и какое зло причинил своему другу…
Кантемир стоял перед Раисом-эфенди с непроницаемым лицом.
– У великих людей великие помыслы, – продолжал тот. – Так я говорил тебе когда-то. А теперь говорю: осуществить великие помыслы дано только трезвым людям. Очнись, Кантемир, и посмотри. Ты увидишь, как угасает завтрашний день. Это твой день угасает… Мы знаем все о войске царя. Знаем все о твоем войске…
– Но одного ты не знаешь, Раис-эфенди. Ты не знаешь, каким оружием вооружено мое войско.
– Вилами, – усмехнулся турок. – И еще. Стремлением к свободе. Но свободу не берут голыми руками.
– Берут!
В небе поднимался месяц – светлый, мирный. Лагерь спал глубоким сном.
– И это твое последнее слово?
– Да, – ответил Кантемир.
Раис-эфенди повернулся и направился к выходу из господарского шатра.
– А твое? – дрогнувшим голосом спросил Кантемир. Раис-эфенди остановился. Кинул через плечо:
– Твой сын пока еще жив… Пока еще! И он не в Стамбуле, а здесь… В нашем лагере.
Кантемир оперся руками на спинку стула. Лицо его по-прежнему ничего не выражало.
– Хочешь видеть его? – спросил турок.
– Нет, – ответил Кантемир.
Раис-эфенди молча смотрел на господаря. Сказал твердо:
– Если до рассвета ты не будешь в нашем лагере со всем своим войском, на восходе солнца голова твоего сына будет прислана тебе на подносе. Посмотрим тогда, каково будет у тебя на сердце к началу сражения!
Глаза Кантемира затуманились. Руки сильнее сжали спинку стула.
– Спокойной ночи! – Турок вышел.
Дробный топот копыт нарушил ночную тишину и стих вдали. Кантемир как подкошенный упал на софу.
– Два часа ночи! – услышал он голос караульного. – Спите спокойно, воины!
Голос другого караульного, уже ближе, повторил:
– Два часа ночи…
– …Спите спокойно, воины! – перекатывалось вокруг лагеря эхо.
– Спите спокойно!..
Кантемир протянул руку и погасил свечу.
…Светало. Небо на востоке порозовело. В молдавском лагере пропел петух. В турецком откликнулся другой. Потом снова наступила тишина.
Раис-эфенди оторвал взгляд от горизонта и посмотрел на вершину дуба, росшего неподалеку. Крона его вдруг задрожала, и дерево стало медленно клониться набок. Когда дуб рухнул, черный янычар провел ладонью по срезу, стирая выступивший сок.
Раис-эфенди повернул лицо, бледное от бессонницы, к мальчику.
Мальчик спал, свернувшись в клубок. Непокрытая голова покоилась на коленях. Розовый отсвет зари упал на тонкую шею, прочертив узкую, яркую полосу. За спиной мальчика дремали двое черных янычар. Двое белых янычар стояли возле Раиса-эфенди.
Прозвучал протяжный и чистый зов трубы. Молдавский лагерь пробудился, пришел в движение.
– Солнце взошло! – сказал Раис-эфенди.
Черные янычары очнулись от дремоты и глянули на мальчика. Мальчик поднял голову.
– Вижу, – сказал он и встал.
Раис-эфенди не спеша подошел к нему.
Мальчик смотрел в ту сторону, где находился молдавский лагерь.
– Ты был для меня сыном, – сказал Раис-эфенди. – А я для тебя – отцом. И не моя вина, что ты сейчас должен умереть. Виноват в этом твой отец, который…
Мальчик резко повернулся к Раису-эфенди, пронзил его взглядом, и тот замолчал. Потом перевел глаза на Дуб, лежавший на траве, на пень, еще сочившийся в срезе.
Подошел к пню, опустился на колени. Турки окружили его.
– Помолись своему богу, гяур! – сказал Раис-эфенди.
– Господи! – начал мальчик и тут же замолк.
– Быстрее! – торопил его Раис-эфенди.
Мальчик молчал.
– Ты что, не слышишь?
– Я забыл все молитвы.
– Все?
Янычарам не терпелось. Они уже обнажили ятаганы.
– Одну только молитву я помню, – проговорил мальчик. – Господи! Молю тебя в последний мой час: помоги моему отцу одержать победу!
Янычары вздрогнули, с ненавистью взглянули на мальчика. Один схватил его за волосы, пригнул голову к пню. Другой поднял ятаган…
– Отойдите! – вдруг приказал Раис-эфенди. – Оставьте его! – И повернулся к мальчику. – Встань!
Какое-то время мальчик не шевелился. Потом медленно поднялся на ноги, словно не веря, заглянул в глаза Раиса-эфенди. Но увидел в них не вероломство, а волнение.
– У тебя бесстрашное сердце, мальчик! – сказал Раис-эфенди. – Ты заслужил право на жизнь. Ты будешь настоящим мужчиной. Иди!
– Как…
– Иди и скажи твоему отцу: «Отец, Раис-эфенди не смог пролить невинную кровь. Солнце уже взошло, а голова моя все еще на плечах. Но солнце зайдет. И с заходом солнца падет твоя голова, отец!» Иди и скажи ему это…
Мальчик неуверенно двинулся к молдавскому лагерю. Когда он исчез из виду, из тени шатра вышел Осман-паша.
– Зачем ты это сделал? – спросил он.
– Раис-эфенди знает, что делает! – ответил сановник. И добавил: – Доброта – тоже оружие. В умелых руках она ранит сильнее, чем жестокость!..