ТВОРИЛ ЛИ СТАЛИН БЕЗЗАКОНИЯ?

Н.С. ХРУЩЕВ И ЕГО ПОСЛЕДОВАТЕЛИ – ДА

Г.Г. ЯГОДА - НЕТ

(Продолжение. Начало в №30, 2009 г., №№4, 8)

Протокол допроса от 19 мая 1937 года

Вопрос Вы показали, что в 1931 году присутствовали на совещании правых, на даче Томского в Болшево, на котором правые выдвинули кандидатуру Молчанова на должность нач. СПО ОГПУ. Вы не все сказали об этом совещании. Следствию известно, что на этом совещании решались и другие вопросы борьбы против партии и Советской власти.

Ответ. Я действительно был в 1931 году у Томского на даче в Болшево. Кроме меня и Томского там также был и А. Смирнов. Я уже показывал, что на этом совещании Томский и Смирнов информировали меня о намечающемся блоке между троцкистами и зиновьевцами и о необходимости активизации деятельности правых. Но я не все сказал об этом совещании. Я хочу сейчас рассказать все как было и сообщить следствию о характере моей связи с правыми. Я скажу всю правду. Мне тяжело было обо всем этом говорить, но я вижу, что наступила наконец пора выложить все. На совещании в Болшево Томский сообщил мне о готовящемся правительственном перевороте с арестом всех членов правительства и Политбюро в Кремле и об участии в этом Енукидзе.

Вопрос. Что вам говорил Томский? Изложите подробно ваш разговор с ним.

Ответ. Разговор с Томским по этому вопросу был очень короткий. Он сообщил мне, что в связи с агрессивной деятельностью троцкистов и зиновьевцев, которые в порядок дня своей борьбы против партии выставили лозунг террора и решительно стали на путь его осуществления, правые, в свою очередь, активизируют свою деятельность и намечают свержение Советской власти путем переворота в Кремле.

На мой вопрос, какими реальными возможностями правые располагают для осуществления своего плана, Томский сообщил мне, что Енукидзе с нами, что он имеет все возможности для ареста руководства партии и Советской власти, когда это будет признано необходимым. «Вам не мешает установить связь с Енукидзе, — сказал Томский, — и помочь в этом деле людьми и советом». Томский обещал переговорить об этом деле с Енукидзе и поставить его в известность о необходимости связаться со мной. Вот все, что было на этом совещании у Томского.

Вопрос. С Енукидзе вы установили связь?

Ответ. Да, но значительно позже. В конце 1932 года по каким-то служебным делам я был у Енукидзе в ЦИКе. По окончании официальных разговоров Енукидзе, обращаясь ко мне, сказал: «Я давно собираюсь поговорить с вами, Генрих Григорьевич. Вы наверно догадались, о чем?» Я ответил, что догадаться не трудно, так как Томский предупредил меня о предстоящем разговоре.

Енукидзе сказал, что о моем участии в организации правых он знал не только от Томского, но и от Рыкова, что это его страшно радует, так как в моем лице, в моей помощи он видит и реальную большую силу, прекрасное прикрытие и защиту от возможности провала.

Я заявил Енукидзе, что в силу специфики своего положения лично я не имею возможности непосредственного общения с кем-либо из участников центра правых, так как это сразу может вызвать подозрение и я могу нарваться на неприятности. В силу этих причин меня больше всего устраивает связь с ним, Енукидзе, человеком, официально ни в чем не запятнанным и, как я и сам, числившимся «проверенным». Енукидзе согласился с моими доводами, и мы условились о регулярной связи. Наша встреча закончилась обусловленной датой ближайшей встречи для более детального разговора.

Вопрос. Когда состоялась вторая ваша встреча с Енукидзе?

Ответ. Это было зимой 1932–1933 года, также в кабинете у Енукидзе. Разговор наш начался с довольно обширной информации Енукидзе о положении дела в организации. Он сообщил мне о том, что блок между троцкистами и зиновьевцами окончательно оформлен организацией общего центра, что правые также входят в этот блок, но сохраняют свою самостоятельную организацию и свою особую линию.

Вопрос. Какую свою особую линию?

Ответ. По этому вопросу мы с Енукидзе беседовали довольно долго. Я не могу, конечно, сейчас передать в деталях весь наш разговор, но общий смысл его сводится к следующему.

Троцкисты и зиновьевцы, говорил Енукидзе, слились теперь в одну организацию с единым центром и единой программой. С точки зрения конечных целей, мы, правые, ничего своего, что отделяло нас от троцкистов и зиновьевцев, не имеем. Мы так же, как и они, против генеральной линии партии. Против Сталина.

В борьбе за наши конечные цели, за их осуществление, за приход наш к власти мы признаем все средства борьбы, в том числе и террор против руководства партии и Советского правительства. На этой основе и достигнуто было соглашение правых с центром троцкистско-зиновьевского блока.

Но что отделяет нас от этого блока? В чем особенность нашей линии? Дело в том, что троцкисты и зиновьевцы, подстегиваемые находившимся в изгнании Троцким, торопят с совершением террористических актов. Троцкому за границей, наверное, несладко приходится, и он исходит злобой, брызжет слюной и жаждет крови. Он не дает опомниться своему центру в Союзе, он требует террористических актов против членов ЦК, не считаясь с общей ситуацией в стране и вне ее, не считаясь с тем, что такой оторванный от плана заговора террористический акт ничего конкретного нам не даст, а может стоить нам десятка голов наших людей.

Мы же, правые, говорил Енукидзе, не можем и не хотим пускаться на авантюрные акты, продиктованные больше жаждой мести и злобой, нежели рассудком и расчетом. Это не значит, конечно, что мы против террористических актов, что мы питаем какие-либо симпатии к Сталину и его Политбюро. Нет! Мы, как и троцкисты, полны ненависти и негодования, мы, как и они, готовы к террористическим актам, но на такие акты мы пойдем тогда, когда это совпадет с общим нашим планом. «Над нами не капает, мы не в эмиграции. Все наши люди находятся в Союзе, нас особенно не били. Мы можем хладнокровнее готовиться, готовиться всерьез к захвату власти и имеем свои планы», — закончил Енукидзе.

Вопрос. Енукидзе вас несомненно посвятил в планы организации правых. В чем они заключались?

Ответ. Планы правых в то время сводились к захвату власти путем так называемого дворцового переворота. Енукидзе говорил мне, что он лично по постановлению центра правых готовит этот переворот. По словам Енукидзе, он активно готовит людей в Кремле и в его гарнизоне (тогда еще охрана Кремля находилась в руках Енукидзе).

Вопрос. И он назвал вам своих людей в гарнизоне Кремля?

Ответ. Да, назвал. Енукидзе заявил мне, что комендант Кремля Петерсон целиком им вербован, что он посвящен в дела заговора. Петерсон занят подготовкой кадров заговорщиков-исполнителей в школе ВЦИК, расположенной в Кремле, и в командном составе Кремлевского гарнизона. «При удачной ситуации внутри страны, как и в международном положении, мы можем в один день без всякого труда поставить страну перед свершившимся фактом государственного переворота. Придется, конечно, поторговаться с троцкистами и зиновьевцами о конструкции правительства, подерутся за портфели, но диктовать условия будем мы, так как власть будет в наших руках. В наших же руках и Московский гарнизон». Я, естественно, заинтересовался у Енукидзе, как понимать его заявление о том, что и «Московский гарнизон в наших руках». Енукидзе сообщил мне, что Корк, командующий в то время Московским военным округом, целиком с нами.

Вопрос. С кем — с нами? С правыми?

Ответ. Корк являлся участником заговора правых, но имел самостоятельную, свою группу среди военных, которая объединяла и троцкистов. Я знаю, что помощник Корка по командованию Московским военным округом Горбачев тоже являлся участником заговора, хотя он и троцкист. Среди военных вообще блок троцкистов, зиновьевцев и правых был заключен на более крепкой организационной основе, и в общем заговоре против Советской власти они выступали как единая группа.

Вопрос. Кого еще из участников группы военных вы знаете?

Ответ. Лично я связи с военными не имел. Моя осведомленность о них идет от Енукидзе. Я говорил уже о Корке и Горбачеве. Я знаю, что были и другие военные, участники заговора (Примаков, Путна, Шмидт и др.), но это стало мне известно значительно позже уже по материалам следствия или от Воловича (о Примакове). Я хочу здесь заявить, что в конце 1933 года Енукидзе в одной из бесед говорил мне о Тухачевском как о человеке, на которого они ориентируются и который будет с нами. Но это был единственный разговор о Тухачевском, очень неопределенный, и я опасаюсь показывать о нем более определенно.

Вопрос. Чего вы опасаетесь? От вас требуется показывать то, что вы знаете. А то, что вы говорите о Тухачевском, нелепо и неопределенно. Что именно вам говорил Енукидзе о нем? Говорите яснее.

Ответ. В одной из бесед о военной группе нашего заговора я обратил внимание Енукидзе на то, что Корк не такая крупная и авторитетная в военном мире фигура, вокруг которой можно собрать все оппозиционные в армии группы, что следовало бы подобрать и вовлечь в это дело более авторитетную фигуру. Никого конкретно я не называл, но имел в виду Тухачевского. И вот тогда Енукидзе мне заявил, что такая фигура имеется, назвав Тухачевского. На мой вопрос, завербован ли Тухачевский, Енукидзе ответил, что это не так просто и что определенного сказать мне ничего не может, но вся военная группа ориентируется на Тухачевского как на своего будущего руководителя. Я допускаю мысль, что Енукидзе мне ничего более определенного не говорил, потому что не во всем мне доверял. Но это только мое предположение.

Вопрос. А к разговору о Тухачевском, о его роли в заговоре вы возвращались когда-либо при своих встречах с Енукидзе?

Ответ. Нет.

Вопрос. Что вам еще известно о группе военных, участниках заговора?

Ответ. Больше ничего. Я по этому вопросу сказал все, что знаю.

Вопрос. Вы, несомненно, тут не все сказали. Но оставим пока это. У нас к вам следующий вопрос. Вы все время говорите, что военная группа является составной частью общего заговора, была связана с Енукидзе. Нам не ясно, о каком общем заговоре вы говорите, и не совсем понятна роль Енукидзе. Почему военная группа, объединяющая и троцкистов и правых, была связана с Енукидзе?

Ответ. Мне понятен ваш вопрос. Я попытаюсь на него ответить подробно, так как считаю это важным не только по моему делу, но и для того, чтобы внести ясность во все дела ликвидированных отдельных центров нашего заговора. Существующее представление о том, что разгромленные центры троцкистско-зиновьевского блока, первый и второй, разгромленные нами центры правых, заговоры в НКВД и группа военных, о которой я здесь говорил, что все это разрозненные, не связанные между собой самостоятельные организации, ведшие борьбу против Советской власти, — такое представление неверное и не соответствует действительному положению вещей.

На самом деле было не так. На протяжении 1931–1933 годов внутри Советского Союза был организован единый контрреволюционный заговор против коммунистической партии и против Советской власти по общей программе борьбы за свержение Советской власти и реставрации капитализма на территории СССР.

Заговор этот объединил все антисоветские партии и группы как внутри Союза, так и вне его.

Вопрос. Какие антисоветские партии и группы вошли в этот заговор?

Ответ. В заговоре принимали участие следующие партии и группы, которые имели свои собственные организации: 1) троцкисты; 2) зиновьевцы; 3) правые; 4) группа военных; 5) организация в НКВД; 6) меньшевики; 7) эсеры.

Вопрос. Откуда это вам известно? Мы предлагаем вам подробно и детально показать по этому вопросу все, что вы знаете.

Ответ. Я понимаю всю ответственность моего заявления, и я расскажу все. Я уже говорил, что зимой 1932–1933 года Енукидзе сообщил мне об оформлении блока между троцкистами и зиновьевцами и о том, что в блок в этот вошли также правые. Мы беседовали тогда с Енукидзе о реальных наших силах и о перспективах захвата власти. Коснулись также программных и организационных вопросов будущего правительства. Тогда-то Енукидзе и информировал меня о том, что блок троцкистов и правых, по существу, охватывает собой все антисоветские силы в стране. Я помню, что Енукидзе, взяв карандаш, на листе бумаги составил перечень этих сил и разъяснил мне роль каждой из них в заговоре.

О троцкистах и зиновьевцах он говорил, что их организации почти целиком слились, что внутренние трения существуют, но в общем заговоре они выступают как единая организация, которая руководствуется указаниями Троцкого из эмиграции. Он говорил мне, что центр их блока в общем блоке заговора представлен Пятаковым и Каменевым. «Правые в данное время, — говорил Енукидзе, — наиболее сильны. У центра правых, помимо соглашения с троцкистско-зиновьевским центром, существует контакт с меньшевиками и эсерами».

С меньшевиками контакт установил Рыков (о связи Рыкова с закордонным блоком меньшевиков через Николаевского я знал до разговора с Енукидзе, и об этом я уже говорил). С эсерами контакт установил Бухарин. В центре заговора правые представлены Томским, Рыковым и самим Енукидзе. Наконец, группу военных, очень сильную группу, имеющую свой центр, представляет в центре заговора Корк.

Вопрос. А от заговора в НКВД кто входил в этот центр?

Ответ. Енукидзе предлагал мне войти в состав центра заговора, но я от этого категорически отказался. Я заявил ему, что не могу принимать участие ни в каких совещаниях, не могу встречаться ни с кем из участников центра. Я согласен включить свою организацию в этот общий заговор, но так, чтобы об этом никто не знал, кроме него (Енукидзе), а связь с центром буду осуществлять только через Енукидзе.

Вопрос. Вашими показаниями, таким образом, устанавливается, что в 1932–1933 годах в стране был организован единый заговор для свержения Советской власти, был создан центр вашего общего заговора, куда вошли: 1) Каменев, Пятаков от блока троцкистско-зиновьевской организации; 2) Рыков, Томский представляли центр организации правых, меньшевиков и эсеров; 3) Енукидзе, который представлял в этом центре правых, а также заговор в НКВД; 4) Корк, представитель заговорщической группы среди военных. Так это?

Ответ. Да, так.

Вопрос. И это вы знаете от Енукидзе?

Ответ. Да, от Енукидзе.

Вопрос. Центр этот собирался?

Ответ. Да, собирался.

Вопрос. Когда, где, сколько раз?

Ответ. Мне известно только о двух совещаниях общего центра заговора. Информировал меня о них Енукидзе.

Вопрос. Что он вам говорил? Когда?

Ответ. За месяц до начала XVII съезда партии мне позвонил Енукидзе и просил срочно к нему заехать в ЦК. Я поехал. Енукидзе сообщил мне, что вчера состоялось совещание центра заговора, на котором Рыков от имени правых внес предложение произвести государственный переворот с арестом всех делегатов XVII съезда партии и с немедленным созданием нового правительства из состава правых и троцкистско-зиновьевского блока.

Енукидзе рассказывал, что вокруг этого вопроса на совещании разгорелись большие прения. От имени троцкистско-зиновьевского блока против такого плана возражали Каменев и Пятаков. Каменев заявлял, что это неосуществимая идея, что придется столкнуться с огромным сопротивлением в стране и что это очень рискованное предложение. Енукидзе охарактеризовал поведение Каменева, как поведение болтливого труса, на словах мечущего гром и молнию, умеющего посылать убийц из-за угла, но не способного на решительные действия.

Пятаков говорил, что он не может принять участие в решении этого вопроса без соответствующих инструкций от Троцкого, а так как получение инструкций займет много времени, он отказывается от участия в осуществлении этого плана. Ввиду того, что по этому вопросу не было достигнуто общее мнение, он был снят.

Вопрос. Что вам говорил Енукидзе о плане ареста XVII съезда партии? Как конкретно это предполагалось осуществить?

Ответ. Об этом говорил Рыков, когда вносил свое предложение. Он говорил, что центр правых может осуществить арест всего съезда силами гарнизона Кремля, окружив Кремль военными частями Московского гарнизона.

Вопрос. Какое участие в осуществлении ареста состава XVII съезда партии должны были принять вы?

Ответ. Предварительной договоренности со мной не было. Енукидзе мне говорил, что если б план этот был принят, то большая работа легла бы на меня, и что об этом до совещания он имел разговор с Рыковым и Томским.

Вопрос. Значит, план свержения Советской власти путем ареста состава XVII съезда партии был принят предварительно центром правых?

Ответ. Да, несомненно. От имени центра правых Рыков и вносил это предложение на совещании центра заговора.

Вопрос. И не состоялось это только потому, что Каменев «струсил», а Пятаков не имел инструкций от Троцкого?

Ответ. Не состоялось потому, что не было достигнуто единодушия по этому вопросу. Возражали троцкисты и зиновьевцы.

Вопрос. Тут что-то неясно. Вы показываете, что план ареста XVII съезда партии был принят центром правых, что Рыков, внося это предложение на совещании центра заговора, заявил, что правые могут осуществить этот план собственными силами — гарнизоном Кремля, частями Московского военного округа при участии заговорщиков из НКВД. Почему же это не было сделано?

Ответ. Я уже говорил, что троцкисты и зиновьевцы возражали против этого плана.

Вопрос. Но правые могли это сделать сами, без троцкистов и зиновьевцев?

Ответ. В среде центра правых по этому вопросу также не было полного единодушия: был против или, вернее, колебался Бухарин. Енукидзе говорил мне, что на совещании центра правых Бухарин пытался доказать, что политическая ситуация в стране не такова, что переворот может произойти без дополнительных столкновений, и выступал против плана переворота. Возможно, что в связи с этим правые без поддержки зиновьевцев и троцкистов и без внутреннего единства сами не пошли на осуществление своего плана переворота.

Вопрос. А как лично вы относились к этому плану?

Ответ. Предварительного моего мнения никто не спрашивал. Рыков, должно быть, не сомневался, что я окажу полную поддержку этому плану. Меня об этом плане информировал Енукидзе после того, как план ареста XVII съезда партии был отвергнут центром заговора.

Вопрос. Но когда вы беседовали с Енукидзе, вы высказывали ему свое отношение к этому делу?

Ответ. Енукидзе я ничего не говорил. Но разговор этот произвел на меня большое впечатление. К этому времени в самом аппарате б. ОГПУ сколько-нибудь сильной организации у меня еще не было. Я только приступил к ее созданию. Если бы план был принят и потребовалось участие в осуществлении его, то я оказался бы в дураках и реальной силы выставить не сумел бы. Поэтому меня лично удовлетворила та информация, что до дела не дошло.

Наряду с этим меня напугало, что центр заговора реально ставит вопрос о государственном перевороте и он может быть осуществлен без меня и так, что я останусь на задних ролях. Это обстоятельство и решило вопрос о необходимости форсирования организации собственной своей силы в ОГПУ—НКВД, и с этого момента начинается создание самостоятельной заговорщической организации внутри НКВД. В разговоре с Енукидзе я ему об этом, конечно, ничего не говорил. Я заявил только, что о таких делах впредь прошу договариваться со мной предварительно и не ставить меня в известность постфактум.

Вопрос. Вы показали, что знаете о двух совещаниях центра заговора. Об одном вы уже показали. Что вам известно о другом совещании?

Ответ. Второе совещание центра заговора состоялось летом 1934 года. Незадолго до этого совещания я был у Енукидзе. Он говорил, что в ближайшие дни предстоит совещание центра заговора, на котором троцкисты и зиновьевцы потребуют утвердить их план террористических актов против членов Политбюро ЦК ВКП(б).

Я самым решительным образом заявил Енукидзе, что не допущу совершения разрозненных террористических актов против членов ЦК, что не позволю играть моей головой для удовлетворения аппетита Троцкого. Я потребовал от Енукидзе, чтобы об этом моем заявлении он довел до сведения Рыкова, Бухарина и Томского. Мой категорический тон, должно быть, подействовал на Енукидзе, и он обещал мне, что правые на совещании выступят против разрозненных террористических актов.

Мы условились с Енукидзе, что немедленно после совещания он поставит меня в известность о решении центра.

Через несколько дней я по звонку Енукидзе опять заехал к нему, и он сообщил мне, что совещание уже состоялось, что Каменев и Пятаков внесли большой план совершения террористических актов, в первую очередь над Сталиным и Ворошиловым и затем над Кировым в Ленинграде.

«С большими трудностями, — говорил Енукидзе, — правым удалось отсрочить террористические акты над Сталиным и Ворошиловым и, уступая троцкистско-зиновьевской части центра, санкционировать теракт над Кировым в Ленинграде».

Енукидзе рассказал мне, что Каменев и Пятаков предъявили совещанию требование совершения терактов над Сталиным и Ворошиловым, которое получено от Троцкого. Они заявили, что их террористические организации ведут энергичную подготовку этих актов и что они вряд ли в силах приостановить их свершение. Но, памятуя договоренность со мной, Рыков, Томский и Енукидзе активно возражали, и тогда, в виде компромисса, Каменев внес предложение немедленно санкционировать террористический акт над Кировым в Ленинграде. Он заявил, что необходимо дать выход накопившейся энергии террористических групп, которые могут загнить на корню без дела. Каменев аргументировал также тем, что если центр не утвердит ни одного теракта, то неизбежны партизанские действия отдельных террористических групп организации. И это было санкционировано. Енукидзе от имени центра заговора предложил мне не чинить препятствий этому теракту, и я обещал это сделать.

Вопрос. Вы все время твердите на допросах, что вы, как отвечающий за охрану членов правительства, были против террористических актов над членами ЦК. Как же вы пошли на то, что допустили террористический акт против Кирова?

Ответ. Киров был в Ленинграде, и теракт над ним должен был быть совершен там же. Я предполагал, что, если им даже и удастся убить Кирова, отвечать будет Медведь. А от Медведя я не прочь был избавиться. Он враждовал со мной. Всем известны были мои плохие взаимоотношения с Медведем, известно было также, что я собираюсь его снять, и это, как я думал, будет служить лишним аргументом в пользу моей невиновности и вины Медведя в плохой постановке охраны Кирова.

Вопрос. Поэтому, значит, вы приняли предложение центра заговора, которое передал вам Енукидзе: «Не чинить препятствий теракту над Кировым в Ленинграде»?

Ответ. Да.

Вопрос. И обещали это сделать?

Ответ. Да. Я вынужден был это сделать.

Вопрос. Что вы конкретно сделали?

Ответ. Я вызвал из Ленинграда Запорожца (зам. ПП), сообщил ему о возможности покушения на Кирова и предложил ему не препятствовать этому.

Вопрос. Вы предложили это Запорожцу? Почему ему? Какое он имел отношение к заговору?

Ответ. Я упустил из виду, когда называл своих соучастников, назвать в их числе и Запорожца. Завербовал я его в заговор в конце 1933 года, в один из его приездов из Ленинграда в Москву. До этого мне было известно, что Запорожец, будучи за границей, был завербован немецкой разведкой. Об этом он сам мне сказал перед своим назначением в Ленинград в 1931 году. Он говорил, что несмотря на то, что после его вербовки прошло уже много лет, с ним никто еще не связывался и он никакой работы для них не ведет.

Вопрос. При каких обстоятельствах Запорожец был завербован немецкой разведкой?

Ответ. Возможно, он мне рассказывал об этом, но я сейчас об этом не помню.

Вопрос. А при каких обстоятельствах вы его вербовали в заговор?

Ответ. Запорожец всегда был правым человеком, много лет был украинским эсером. Я использовал все это плюс его связь с немецкой разведкой и без особых усилий завербовал его. Я должен сказать, что еще в 1931 году, посылая Запорожца в Ленинград, я ему говорил, что он едет туда как мой человек, так как Медведь в Ленинграде таковым не является, и что Запорожец должен подсидеть Медведя и сесть на его место.

Вопрос. Так что же вы говорили Запорожцу в связи с решением центра заговора о террористическом акте над тов. Кировым?

Ответ. Я уже говорил, что вызвал его из Ленинграда, сообщил ему о предстоящем покушении на Кирова и предложил ему, в случае если прорвутся где-нибудь в агентурных материалах данные о подготовке теракта, не давать ходу этим материалам и сообщать мне. В подробности я его не посвящал. Запорожец мои указания принял к исполнению.

Вопрос. Но известно, что убийца Кирова Николаев за некоторое время до совершения им террористического акта над тов. Кировым был задержан Оперодом в Ленинграде. При нем были оружие и документы, изобличающие его как террориста и, несмотря на это, он был выпущен.

Ответ. Об этом мне сообщил Запорожец спустя некоторое время после освобождения Николаева.

Вопрос. Что он вам сообщил?

Ответ. Запорожец был в Москве, зашел ко мне и рассказал, что сотрудниками Оперода в Ленинграде был задержан некий Николаев, который вел наблюдение за машиной Кирова. Он был доставлен в ПП, и у него после обыска у Губина были обнаружены материалы, свидетельствующие о его террористических намерениях. Об этом доложил ему Губин, и Запорожец освободил Николаева.

Вопрос. Ваша роль в убийстве тов. Кирова не ограничивается только тем, что вы не чинили препятствий к совершению террористических актов над ним, и тем, что вы освободили задержанного сотрудниками Оперода Ленинграда убийцу. Вы приняли меры к тому, чтобы максимально ослабить физическую охрану тов. Кирова и тем самым облегчить доступ убийце.

Ответ. Я это не признаю. Никаких указаний об ослаблении физической охраны тов. Кирова я не давал. Может быть, это делал Запорожец по собственной инициативе, но мне об этом не говорил.

Вопрос. Вы не только дали распоряжение об ослаблении охраны Кирова, но и после совершения террористического акта приняли меры к устранению свидетеля. Мы говорим об убийстве сотрудника Оперода Борисова, охранявшего Кирова.

Ответ. Этого я тоже признать не могу. Я лично никаких указаний об устранении Борисова не давал. Запорожца в это время вообще в Ленинграде не было. Если здесь имело место убийство, а не несчастный случай, то это дело рук Губина, но я этого не знаю.

Вопрос. Вы говорите неправду. Вы будете уличены во лжи показаниями Запорожца и Губина. Мы предлагаем вам сейчас сказать правду о том, при каких обстоятельствах был убит Киров?

Ответ. Я ничего не скрываю. Я говорю искренне и правдиво. Добавить к своим показаниям по этому поводу ничего не могу. Я могу признать, что лично у меня после убийства Кирова была попытка, вернее, намерение, дело это «потушить» и ограничиться арестами только в Ленинграде. Но неослабный контроль со стороны ЦК и участие в следствии Ежова этому помешали. Как известно, были арестованы Зиновьев, Каменев, Бакаев и др. в Москве. Неудачной также оказалась попытка выгородить Запорожца от привлечения к ответственности по делу ленинградских чекистов, вмешался Ежов — и Запорожец был арестован.

Вопрос. К вопросу о следствии по делу быв. ленинградских чекистов мы вернемся на следующем допросе.

Записано с моих слов верно,

мною прочитано. Г. Ягода

ЦА ФСБ. Ф. Н-13614. Т. 2. Л. 146–167

  (Продолжение следует)

 

КОГО ЖАЛЕТЬ?

Владельцев роскошных автомобилей, ограбленных жуликами на московских улицах, или обывателей, за счёт которых первые возместят свои потери?

Примечательный сюжет прорезался на ТВ, я бы сказал судьбоносный! На этот раз в передаче «Специальный корреспондент» разбирались с одним из способов отъёма денег у богатеньких «буратино». Мамонтов (автор документального фильма, положенного в основу дискуссии) так и сказал, мол, пока грабили инвалидов и простачков за пределами окружной дороги, милиции было наплевать. Нынче беспокоят уважаемых, богатых, не обходят (о, ужас!) даже криминальных авторитетов. И в самом центре столицы, под стенами Кремля!

Речь шла об «интеллигентном» жульничестве с организацией инцидента на дороге для дорогих автомобилей, владельцам которых проще пожертвовать солидную сумму, нежели вступать в судебные тяжбы. Простых смертных поражают деньги, с которыми те расстаются – большинство граждан столько отродясь не видели!

В качестве представителя обиженных на мероприятии присутствовал философ и политолог Ципко. Он пострадал всего лишь на две месячные зарплаты в «Литературке». Иные лишились 20 тысяч евро, 240 тысяч долларов, миллиона с копейками рублей! Но всё равно обидно!

И у Ципко деньги не последние, но когда задействованный в передаче страховщик посмел заметить, что жертвы так легко не расставались бы с кровными, если бы те были заработаны, интеллектуал возмутился!

Бог с ним – он не чиновник и не предприниматель. Но и его, живущего отнюдь не пыльной работой, получающего столько, что хватает удовлетворить профессиональных жуликов, не жалко! Своим участием в передаче Ситтель он, поди, компенсировал потери?

В отличие от трудящихся легко достаются деньги «творческой интеллигенции» на службе режиму! Не потому ли прощаются с ними безропотно? Тот же Ципко готов согласиться, что сам виноват в потере. Сетует на несообразительность. А что говорить об утративших много больше?

Бедному Ципко приходится искать дополнительную работу, дабы компенсировать ущерб. Чиновникам и предпринимателям ничего не стоит возместить – новыми поборами, взятками, увеличением цен. Ничуть их не жалко – жалко нас! Грабят грабителей – а те и другие вместе раздевают нас!

Передача Ситтель и фильм Мамонтова – упрёк правоохранительным органам, допустившим беспредел по отношению к так называемой элите общества. На кого подняли руку обнаглевшие жулики? Или им обывателей мало?

Какая бы «крыша» ни была у 250 распоясавшихся групп автограбителей, нет сомнения, им объяснят, кого можно трогать, а кого нельзя. Вот только нам от этого легче не будет: вместо одного состоятельного в пределах Садового кольца обчистят десять обывателей за его пределами. Только и всего! Мамонтов уже сообщил, что организатора банды, пойманной благодаря телевизионному расследованию, отпустили за недоказанностью вины. Сказал и о том, что для освобождения остальных из Ташкента привезли чемодан денег! Нынче не искореняют преступления, а ограничивают определёнными рамками. Как говорится, воруй, но знай меру!

Однако более гневную передачу – поискать! Всех присутствующих задело за живое. Мамонтов горячится, что жулики зовут их кроликами. А «кролики» разъезжают на иномарках, и каждый – возможная жертва!

Обращать внимание на стенания богатых? «Богатые тоже плачут» - это мы уяснили ещё из мыльной оперы начала девяностых. Так пусть же каждый плачет по своим. Нашим слезам Москва не верит, и нам нет дела до их слёз. Жаль только, что мы в этой разборке крайние – грабят и те, и другие, и неизвестно, кто больше! Вспомним Шекспира: – «Чума на оба ваши дома»!

Одним хлеб не на что купить, у других жемчуг мелкий! Только так и не иначе можно понять передачу «Специальный корреспондент» от 6 декабря. «Ещё за минуту трудно было предположить, что столкнёшься с жуликами, обладающими искусством Вольфа Мессинга». - Авторам хотелось, чтобы мы изумлялись их искусству либо возмущались, что полуграмотные узбеки развели Ципко и ему подобных?

Ни к чему ни то, ни это! Жулики всегда готовы, что у них потребуют награбленное – лишь потому другие жулики у них отбирают. «Вор у вора дубинку украл», - иронизирует русская пословица. Но отчего же сюжет – судьбоносный? Да оттого, что власть, неспособная и себя охранить, не спасающая самых близких от издевательств и покушений, народ не сбережёт во всяком случае! Коли своих не берегут, до нас им точно нет дела.

В 1424 рубля обходится государству одна бродячая собака. Сюда включено: работа бригады по отлову, услуги ветеринара – осмотр, стерилизация, недельное содержание в питомнике, перевозка («Слобода», №43 от 28.10.09). Не поражает ли соизмеримость с минимальной пенсией и минимальной зарплатой? До сих пор сравнивали с содержанием немецких военнопленных, а не сравнить ли с собаками?

Достаточно вспомнить, сколько и чего, как «мелкий жемчуг» власть имущих покажется ничтожным в сравнении с поистине страшным положением «униженных и оскорблённых»!

Да пусть грабят их безжалостно – чем больше, тем лучше! Может, опомнятся, вспомнят о малых сих, усовестятся и подымутся к лучшему? Тогда и мы станем рядом с ними в борьбе с жуликами, охмуряющими их посреди бела дня. Но не ранее! А пока – пусть грабят! Не жалко!

Ю.М. ШАБАЛИН