Склонившись над темной конской шеей, я пожелал, чтоб лошади были крылатыми. Предводитель выбрал нам девять самых сильных и среди них тех, на которых скакали всадники Вальдраку и Морлана. Но это были обычные лошади, а совсем не сказочные кони о восьми ногах либо летающие кони с крыльями.

Прошло два дня после нападения лже-Кенси на Скайа-клан. А путь из Кабаньего ущелья в Баур-Кенси было не одолеть и за три дня, как бы жестоко мы ни гнали коней и как бы ни мучили себя.

Моей единственной надеждой было то, что Астор Скайа не станет нападать на Кенси очертя голову. Он слыл человеком, который все заранее обдумывает до мельчайших подробностей, даже самую обычную охоту. Может, чтобы обдумать нападение на Баур-Кенси, потребуется более пяти дней?

Против моей воли нас было много – девять человек. Я хотел было помчаться один, но Предводитель и слышать об этом не желал.

– Слишком опасно, – сказал он. – А что, если на тебя нападут? А что, если конь угодит копытом в кротовью нору? Нет, мы помчимся быстро, но накрепко будем держаться друг друга.

Теперь в нашем отряде были Дина, Роза, Пороховая Гузка и я, сам Предводитель с тремя из его ратников и… Морлан.

– Он будет нашим доказательством, – объяснил Предводитель. – Скайа не поверит нам на слово.

И вот теперь Морлан скакал вплотную следом за ним. Руки его были привязаны к луке седла, а веревка от ноги к ноге тянулась под брюхом лошади. Если его лошадь попадет копытом в кротовью нору, я недорого дал бы за его руки и ноги. Но как раз его горе и радость ныне не особо беспокоили меня.

Сутки без передышки мы скакали, поднимаясь выше и выше, и остановились, когда все Высокогорье расстилалось под копытами наших коней. К счастью, в ту первую ночь светил месяц, так что мы могли бы некоторое время продолжать путь, но наконец Предводитель велел сделать привал.

– А не то мы загоним лошадей! – сказал он.

Мы не могли проделать весь путь галопом. Порой подъемы были очень круты и высоки, а тропы изобиловали камнями, которые норовили выскользнуть из-под копыт. К тому же нам приходилось беречь лошадей. Я изо всех сил сдерживал нетерпение и твердил себе, что Предводитель лучше знает, как нам сберечь животных и сохранить свои силы.

– Иной раз нужно торопиться не спеша! Тише едешь – дальше будешь! – ответил он, когда я, не сдержавшись, спросил, почему мы не торопимся. —

Что пользы пускаться в путь, если твой конь падет на полдороге?

Ведь я прекрасно знал, что он прав, но перед глазами вставало одно и то же: пепелище на том месте, где стоял наш старый дом в Березках, убитые животные! Порушенный колодец!.. Теперь вместо старого у нас был новый дом, и не только убитые животные виделись мне там. Матушка! Мелли, Мауди! Да я беспокоился даже о Нико. Если они явятся, чтобы убить его, он лишь глянет на них и скажет: «Какое мне дело до меча!»

Назавтра мы скакали намного быстрее, ведь самые трудные подъемы остались позади. Однако же Предводитель настоял на том, чтобы мы отдыхали всю ночь. Я лежал между Диной и Пороховой Гузкой, глядя ввысь, в ночное небо, и слышал, как он болтает во сне. Но теперь ему снились не пироги с черникой.

– Гасите огонь! – внезапно вскричал он, и я понял, что его кошмар схож с моим.

– Ты спишь? – шепнула Дина.

– Нет, – ответил я.

– И я тоже, – сказала она. – Я страшно измотана, но спать не могу.

– Мы справимся и с этим, – успокаивал я ее.

– Ты ведь не знаешь, как все будет, – ответила она. – Ты просто надеешься!

– Да, – пробормотал я. – Но что вообще остается делать?

В конце концов я все же уснул, и думаю, что Дина уснула тоже. Мы жутко устали и не могли пролежать всю ночь без сна. А на рассвете мы задали корм нашим беднягам лошадям, почистили их и подготовили к еще одному дню адской скачки.

* * *

То было вскоре после полудня. Когда мы услыхали этот шум и грохот, я подумал сначала, что идет гроза. Но даже если дул сильный ветер, а тучи все тяжелели, молний было не видно. И тут я услыхал вопли. Они не были похожи на человеческие, но я все же понял, что то были голоса людей, нападавших на себе подобных.

– Скачите! – закричал я.

Раз мы были достаточно близко, чтобы услышать эти звуки, причин беречь лошадей больше не было. И мы поскакали во весь опор. До Баур-Кенси было еще полдня пути к югу, и у меня еще теплилась слабая надежда, что сражались вовсе не Скайа и Кенси. Но надежда эта немедленно угасла, когда я, пиная ногами измученную лошадь, преодолел последний склон и бросил взгляд на Скарадол.

То была широкая плоская долина, в которой обычно бродили лишь стада коров да овечьи отары. Мирная долина с веселым ручейком, с пожелтевшими зелеными травами, с островками клевера, стебли которого поднимались над вереском.

Но теперь долина была заполнена лошадьми и ратниками, над ней перекатывались шум битвы, крики, сумятица и буйство сражения, звон мечей о мечи. Я вспомнил, что некогда мне казалось, будто звук этот прекрасен. Но то было давным-давно…

Не знаю, сколько их было, сосчитать невозможно… Скажу так – их было много. И тех и других. И пора было прекратить битву. Их должен был остановить я. На земле уже лежали ратники – раненые или убитые. Скайа и Кенси сражались меж собой.

Я воткнул пятки в бока лошади. Она лениво сделала несколько неловких шагов и дозволила заставить себя перейти на рысь.

– Стоп! – закричал я из всех своих легких. – Кенси! Скайа! Стоп! Слушайте меня!

С тем же успехом я мог бы кричать буре. Они не обращали на меня внимания. Они вообще не слышали меня в шуме битвы. Они спешили убивать друг друга.

– ОСТАНОВИТЕСЬ!

То был голос Предводителя, и я никогда раньше не слышал призыва громче этого. Но даже он не мог пробиться сквозь шум. Безнадежно! Ни одному человеку не докричаться до них. Никакой обычный голос не может…

– Остановитесь!

Над долиной звучал не обычный голос.

Голос моей матери.

Ратники в долине опустили оружие.

Они опустили оружие, когда над всеми властвовало одно: убить или умереть. Казалось, будто над их головами кто-то взмахнул волшебной палочкой. Даже лошади перестали ржать, будто у них внезапно одеревенели шеи. Единственный звук, что слышался в этот миг, был свист ветра, пролетавшего над долиной и пригнувшего траву к земле.

Я хорошо знал, что моя мать однажды заставила тысячу разгоряченных людей на Арсенальном дворе в Дунарке остановиться, замолчать и прислушаться. Да и сам я минуту назад кричал сражавшимся мужам, пытаясь заставить их остановиться. У меня не было более высокого желания, нежели прекратить битву.

И все-таки нечто пугающее было в том, что это свершилось. Столь неестественно… Будто какое-то волшебство.

Я прекрасно понимал, что люди боялись моей матери.

Я прекрасно понимал, почему кое-кто называл ее ведьмой.

Но…

Меня трясло, как собаку, которую окатили водой. Если я сейчас, сию минуту, не сделаю что-то, тишине тут же настанет конец, ведь даже моя мать не может остановить сотни сражающихся более чем на миг.

– Скайа! – как можно громче воскликнул я. – Кенси! Оба ваших клана – жертвы предателей! Смотрите! У этого человека на плаще цвета Кенси-клана. Но никакой он не Кенси. Он – лже-Кенси, он из клана Морлана, и он на службе Дракана, куплен им!

Я заставил свою лошадь сделать еще несколько шагов, а рядом со мной Предводитель тянул лошадь Морлана, так что все могли видеть его. Я оглядел поле битвы, высматривая Каллана и Астора Скайа.

– Каллан! – закричал я. – Скайа! Астор Скайа! Опустите оружие и сами взгляните, правду ли я говорю.

Каллан был уже на пути ко мне, я видел, как его широкоплечая фигура раздвигает сгрудившихся бойцов. И там же, посреди вереницы черно-синих ратников, был Астор Скайа, закованный в кольчугу, отражавшую свет, как чешуя лосося, выпрыгивающего из реки.

– Мир кланам! – проревел Каллан над головами людей, что были меньше ростом, чем он сам. —

Скайа! Я хочу, чтобы кланы замирились, пока мы разбираемся во всем этом.

Астор Скайа, угрюмо кивнув, вложил меч в ножны.

– Мир кланам! – воскликнул он в ответ. – Но я предупреждаю тебя, Кенси. Если это еще один обман, через год от Кенси-клана не останется и памяти.

Казалось, мои мышцы растаяли. Я почувствовал такое облегчение, что чуть не свалился с коня.

– А где матушка? – спросил я. – Она должна помочь нам заставить их пойти на переговоры. Она это умеет!

– Твоя матушка? – удивленно спросил Предводитель. – Да ведь ее здесь нет.

Я обернулся.

Моя младшая сестренка сидела на земле, обхватив руками голову, словно боясь, что она отвалится.

– Как болит голова! Как болит! – плача, жаловалась она. – Я больше никогда этого делать не буду!

Только тогда до меня дошло: голос, что остановил битву в Скарадоле, был вовсе не голос моей матери.

То был голос Дины.

* * *

В первый раз я увидел маму в тот же вечер. И прошел еще один день, прежде чем нам удалось поговорить. Она отыскала меня на дворе возле овчарни как раз тогда, когда я засовывал меч в дерн на крыше.

– Ты прячешь его? – спросила она.

Я пожал плечами.

– Прячу и еще раз прячу! – ответил я. – Пожалуй, это самое подходящее место для него.

Она испытующе поглядела на меня.

– Я слышала, ты убил человека! – сказала она.

– Да, Вальдраку. Того, кто подстрелил тебя. Она молча постояла немного за моей спиной, а потом спросила:

– Ты можешь взглянуть на меня теперь? Или ты стыдишься этого?

Я не обернулся.

В ту самую минуту я не обернулся. Я вспомнил звук, слетевший тогда с губ Вальдраку. Глаза, что стали пустыми.

– Давин?

– Да! – Я обернулся, встретил ее взгляд. – Я не стыжусь. – Так ответил я. – Этого не стыжусь. Но мне хотелось бы обходиться без этого.

Она кивнула.

– Добро пожаловать домой! – сказала она и обняла меня так осторожно, словно не была уверена, что я этого хочу. Но я этого хотел!