Я поняла: мне от них не избавиться. По крайней мере, пока меня не осмотрит врач. Так они сказали.

— Кто-нибудь видел мальчика, с которым я была? — спросила я. — Чуть выше меня, каштановые полосы, голубые глаза.

Никто не видел.

— Он вернется, — сказал служитель, который нашел меня. — Наверно, пошел за помощью. — Он смотрел на меня с жалостью. Наверно, думал: ну и подлец этот парень, бросил свою подружку посреди темноты и удрал. Я не могла сказать ему, что Дэнни сотворил совсем другое: хуже, намного хуже.

Бесконечно хуже.

Я тряслась и не могла остановиться. Внутри меня зияла пустота. Черная, холодная пустота.

Наконец нашли врача. Женщина осмотрела меня, измерила пульс и давление, посветила мне в глаза маленьким фонариком. Я сказала ей, что нет, головой я не ударилась, и нет, мне совсем не тяжело дышать. Но все-таки я не переставала дрожать.

— Ты никогда не страдала клаустрофобией? — спросила она.

Я чуть не сказала «нет», но вовремя передумала. Она явно не намеревалась меня отпускать, пока не найдет объяснения обморока, а я не могла ей рассказать, что произошло на самом деле. Клаустрофобия вполне подойдет.

— Есть немножко, — ответила я. — Ну, совсем чуть-чуть.

Она спрятала фонарик в карман.

— Ты испугалась, когда в туннеле погас свет?

Я кивнула и отметила про себя, что это не полная ложь — я и в самом деле испугалась. Страшно испугалась, что с Дэнни что-нибудь случилось. А он все время готовился… От этой мысли внутри все сжалось, я судорожно вздохнула.

Врач погладила меня по руке.

— Не волнуйся, Вилл. Кажется, я догадываюсь, что произошло. Ты так перепугалась, что у тебя нарушилась вентиляция легких и ты потеряла сознание. Если такое случится еще раз, сосредоточься на своем дыхании. Дыши глубоко, медленно. И все будет хорошо.

— Спасибо, — поблагодарила я.

— А теперь кто-нибудь сможет отвести тебя домой? Ты еще не совсем оправилась.

В конце концов, тот же служитель вызвался подвезти меня. Когда до дома оставалось несколько кварталов, электричество снова вырубилось, и весь Хитерфилд превратился в большую гудящую пробку. Поэтому я сказала, что дальше пойду пешком. Но на самом деле я бросилась бежать. Мне нужно было заглянуть в квартиру к Дэнни. Увидеть этого двуличного воришку, заглянуть в его лживые глаза…

— Вилл!

Тарани. И Корнелия. И Ирма. И Хай Лин. Все ждут у дверей моего дома. И вид у них… очень озабоченный.

— Вилл, что случилось? Мы все… нам всем вдруг стало очень плохо. Какое-то ужасное чувство. Мы пришли сюда, но тебя не было дома. Вилл, что случилось?

Я не могла им сказать. Не хватало духу. Но это было необходимо.

— Это Дэнни, — промолвила я, и мой собственный голос показался мне безжизненным. — Он… он украл Сердце.

Корнелия приложила руку к двери в квартиру 26Б. Замок щелкнул и открылся. В этом ее особый талант — она умеет усилием воли передвигать предметы.

Мы вошли. Хай Лин обвела прихожую лучом фонарика. Никого. И ничего. Ни пальто, ни обуви. В кухне то же самое. И в гостиной тоже. Квартира была пуста. Она и раньше-то, когда в ней жил Дэнни, выглядела пустоватой. Но сейчас было ясно — он уехал. Вопрос только — куда?

— Боже мой! — изумленно ахнула Корнелия. — Смотрите!

Она указала своим фонариком туда, где когда-то была электрическая розетка. Сейчас на ее месте вздулся черными пузырями расплавленный пластик. То же самое, как мы выяснили, произошло со всеми розетками в квартире. А на голом паркетном полу в гостиной появилось большое черное пятно шириной около метра.

— Что случилось? — спросила Хай Лин. — Что он натворил?

В моем затуманенном мозгу кое-что начало проясняться. Это было не знание и не логика. Так, скорее интуиция.

— Перебои с электричеством, — проговорила я. — Их устраивал Дэнни. Не знаю, как он это делал и зачем, но это, несомненно, он. — Я вспомнила тот пугающий миг, когда вся энергия, какая была вокруг нас, вдруг скакнула в Дэнни.

— Он ушел… — послышался откуда-то тихий, робкий голосок. Но ни одна из нас не раскрывала рта.

Я подскочила. Наверно, подскочили мы все. Лучи двух имевшихся у нас фонариков лихорадочно зашарили по комнате.

— Вон там, — показала я. — На подоконнике.

Разговаривала старая транзисторная магнитола Дэнни. Маленькая, аккуратная, ярко-синяя. Как его глаза. Нет. Сейчас у меня не было никакого желания думать о его глазах.

— Ты видела, как он ушел? — спросила я.

— Даже не попрощался, — магнитола сопроводила свои слова легким треском статического электричества и печальным звучанием скрипок. — Ушел. Ушел, и все. Бросил меня. Бросил совсем одну. — Скрипки запели еще горестнее.

— Куда он ушел? — спросила Корнелия. Синяя магнитола не ответила ей, продолжая наигрывать траурную музыку. Корнелия взглянула на меня.

— Спроси ты, — сказала она. — Надо узнать.

— Пожалуйста, — взмолилась я. — Это очень важно. Скажи, куда ушел Дэнни?

— Совсем одну. А я так старалась. Но нет. Я его не устраивала! А теперь он ушел с ней! — последнее слово было так пропитано кислотой, что я встревожилась — не вытекли ли у нее батарейки.

— С ней? — спросила я, невольно ощутив укол ревности. — С кем? — С этой большой, вульгарной, грубой шумелкой, которую он недавно купил. Бум! Бах! Бум-бум-бум! Никакой тонкости. Никакой культуры. Только грохот — и ни капли вкуса. Но мужчины — они все такие.

Все ясно. Она говорит о новенькой стереосистеме для компакт-дисков. Перед моим мысленным взором померкли страшные картины того, как Дэнни хихикает у меня за спиной с похожей на модель девицей в тысячу раз красивее меня. Я готова была надавать себе пинков за то, что мне в голову лезут такие дурацкие мысли, когда на нас готовы обрушиться намного более серьезные бедствия. Впрочем, уже обрушились — Сердце-то исчезло.

— Что с ним случилось? — спросила я.

— Он превратился в свет.

— Превратился во что?! Магнитола горестно загудела.

— Да, именно так. Он подпитался, потом превратился в свет.

— Как это — подпитался?

— Из розеток, — ответила синяя магнитола, как будто речь шла о самых простых и обыденных вещах. Для нее, разумеется, так оно и было. Она тоже жила на том, что Джеймс называл «более чистыми формами энергии». Но Дэнни?…

— Ты хочешь сказать, он… питается электричеством? — переспросила я на всякий случай.

— Конечно. И какой же у мальчика аппетит!

— Если бы у магнитолы было лицо, оно бы просияло. Фоновая музыка зазвучала, сочнее, в ней появились материнские нотки, добавились фагот и другие деревянные духовые инструменты.

Мы с девчонками только стояли и переглядывались.

— Да, — еле слышно вымолвила Хай Лип. — Кем бы он ни был, он определенно не человек. И вряд ли он из нашего мира.

Мы сидели у меня в комнате, мрачно вздыхали и обдумывали, что делать дальше. Выбор был невелик.

— Надо поговорить с Оракулом, — твердо заявила Хай Лин.

Я ничего не могла возразить. Как же мне не хотелось представать перед ним и перед Советом Братства, когда все они знают, какой дурой я оказалась. Беспечной дурой. Я никуда не годная Хранительница Сердца… Мне было грустно. Тошно. Стыдно.

Вдруг что-то ткнулось мне в ладонь. Моя белка. Она свернулась у меня на коленях и тихонько лежала. Не похоже на нее. Обычно она очень бодрая и шустрая. Грызет все подряд, особенно мебель. Но сейчас этот мягкий, теплый комочек утешил меня. Я погладила нежную шерстку белки, и мне стало очень уютно.

— Обязательно надо, — повторила Хай Лин.

— Гм, — протянула Ирма. — Одна загвоздка. Как мы попадем к нему без Сердца?

Мы снова недоуменно переглянулись. Эта мысль раньше не приходила мне в голову. Ирма права. До сих пор мы путешествовали в Кондракар и другие места за пределами нашего мира лишь с помощью Сердца. Наверно, только в этот миг я осознала всю глубину несчастья, которое сама накликала. До тех пор я чувствовала себя ребенком, который сделал что-то очень плохое, но считает, что взрослые придут и все уладят. Но что предпринять, если мы не можем даже попасть к Оракулу? Что если мы никогда не получим Сердце назад? Кто мы без него? И что станет с Кондракаром? Может… может ли Дэнни (или кто он там есть на самом деле) представлять реальную угрозу для Кондракара?

— Мы теперь не можем даже колдовать как следует, — прошептала я. Что я наделала! Навредила не только себе, но и всем нам. А если Сердце пропало навсегда… Страшно подумать, что станет с равновесием Добра и Зла во Вселенной!

— Вилл… — Тарани неловко накрыла мою ладонь своей. — Не переживай так. Что-нибудь придумаем.

Мне нечасто случается плакать. Но я понимала — если я посижу еще хоть секунду рядом с Тарани, такой доброй и великодушной, то мои слезы придется вытирать шваброй. Я прижала белку к груди и встала.

— Куда ты? — спросила Ирма.

— Выпью воды, — выдавила я, задыхаясь, и на подкашивающихся ногах поплелась на кухню.

Белка запищала, и я ее выпустила. В этот миг мне не было ни до чего дела — пусть она изорвет хоть всю мебельную обивку в доме. Я набрала полную ладонь холодной воды и плеснула себе в лицо.

— Мисс Вилл!

Джеймс. Ну что ж, хоть он еще со мной разговаривает.

— Что?

— У меня на нижней полке есть шоколадное масло.

Шоколадное масло. Мое лучшее лекарство от уныния. Наверно, вид у меня действительно кошмарный, раз уж Джеймс предлагает мне столь нездоровое кушанье.

— Спасибо.

— Не хотите ли подкрепиться, мисс?

— Не сейчас, спасибо, попозже. — Мое нынешнее уныние не вылечить сахаром и насыщенными жирами. При мысли о еде меня даже немного затошнило.

Я медленно вытерла руки кухонным полотенцем. Возвращаться к остальным было страшно. Кто там сказал, что разделенное несчастье облегчается наполовину? Он не сталкивался с моими проблемами. Когда я взглянула на своих четырех подруг и осознала, что я с ними сделала, совесть принялась грызть меня вчетверо сильнее.

Джеймс прочистил горло, как вежливый дворецкий.

— Кх-гм. Мисс Вилл!

— Да, Джеймс?

— Вы не забыли, что на свете есть волшебное слово?

Какое еще волшебное слово? Я не знала никаких заклинаний, которые помогли бы мне вернуть Сердце или попасть в Кондракар. Потом я поняла, о чем он говорит.

— Ты думаешь… достаточно сказать «пожалуйста»?

Он едва заметно улыбнулся.

— Иногда помогает.

Размышляя над его предложением, я вернулась в комнату, где мои подруги сидели все в таком нее расстройстве. «Почему бы не попробовать», — сказала я себе.

— Девочки, — начала я. — Есть одна идея. Ирма и Тарани подняли глаза. Остальные даже не шелохнулись.

— Да? — спросила Тарани. — Какая же?

— Я знаю, что самим нам не попасть в Кондракар. Но можно попросить Оракула перенести нас туда. Попросить очень вежливо.

— Думаешь, он нас услышит?

— Почему бы и нет? Он, похоже, знает обо всем, что происходит в любых мирах.

Девочки задумались. — Попытка не пытка, — сказала наконец Ирма.

— А что мы должны делать? Просто… закрыть глаза и пожелать? Или как? — Хай Лин, сидевшая на моей кровати, немного приподнялась.

Я пожала плечами.

— Наверное… Может быть, взяться за руки? Всем пятерым. Действовать вместе. — Я подумала, что даже без Сердца вместе мы будем сильнее.

Хай Лин соскользнула с кровати и села, скрестив ноги, на пол рядом с Тарани.

— Давайте, — просто сказала она.

Ирма и Корнелия тоже сели. Я обвела кружок глазами. Какие мы все разные! Тарани — тихая и задумчивая, временами сильно волнуется. Ирма — живая, веселая, бесшабашная. Корнелия — самая рассудительная, скептически относится к безумным идеям. Хай Лин — такая легкая и быстрая, всегда в хорошем настроении. То есть почти всегда. Сейчас она не очень-то радуется. Когда мы собираемся вместе, мы часто веселимся и шутим, особенно Ирма, иногда поддразниваем друг друга. Много смеемся. Но теперь все было совсем по-другому. Девочки стали какие-то… не знаю, наверное, они чувствовали себя примерно как я: ощущали внутри такую же пустоту и неправильность. Но ни одна из них не сказала: «Я же тебе говорила». Или: «Ну и дура же ты». Или: «Это ты во всем виновата».

Я вступила в круг. Сомкнула руки. И закрыла глаза. «Пожалуйста, — думала я. — Пожалуйста, услышь нас. Пусть я поступала глупо и легкомысленно, но они-то ничем не заслужили этой… этой пустоты. Пожалуйста!»

Откуда-то налетел порыв ветра. Тело стало легким. Что-то явно происходило, но я не решалась открыть глаза.

Краем уха я услышала испуганное попискивание белки и тихое «Удачи, мисс Вилл!» от Джеймса. Потом утихли где-то вдалеке все обычные звуки хитерфилдской жизни: шум машин, шорохи, шаги, голоса из соседских телевизоров. Мы погрузились в тишину.

«Добро пожаловать, Стражницы».

Наконец я осмелилась открыть глаза. Я смутно осознавала, что нахожусь в огромном зале Совета, что вокруг меня тянутся колонны бесконечной высоты, а потолок уходит почти под небеса. Но по-настоящему я видела только лицо Оракула.

В его глазах не было упрека. Только безмятежность и тихое ожидание.

— Я потеряла Сердце, — с ходу выпалила я, хотя догадывалась: он, наверное, уже обо всем знает.

«Да».

— Я… я готова на все, чтобы вернуть его! «Надеюсь, не на все».

— Что?

«Надеюсь, ты сделаешь только то, что необходимо и правильно».

На миг я задумалась об этом.

— Меня… обманули, — проговорила я. И обидели. И унизили. Я не произнесла этих слов вслух, но почувствовала, что Оракул и без того услышал их, и мне стало неловко. «Да».

— Он украл сердце. Это нечестно.

«Это прискорбно. Я сочувствую твоей боли. Но в эту минуту вор находится в гораздо большей опасности, чем ты».

— Дэнни? В опасности? «Да».

— Но… почему?

«Неужели ты думаешь, Стражница, что кто-нибудь может завладеть Сердцем Кондракара и не измениться под его влиянием?»

Я вспомнила мгновение, когда впервые взяла Сердце в руки, и покачала головой. Да. Это правда. Рядом с Сердцем меняется все.

«А тот, кто владеет им не по праву, может измениться… в опасную сторону. По этой причине ты, должна вернуть Сердце».

— Но… где оно и Дэнни? Кто он?

«Узнав, кто он, ты поймешь, где он. Он на Нимбусе, в мире солнечных саламандр».

— Значит, Дэнни… саламандра? Но он выглядит как человек. Хотя иногда ведет себя не по-человечески, — в последних словах прозвучало больше горечи, чем я в них вкладывала.

«Солнечная саламандра — существо из чистой энергии, и может по своему желанию принимать любую форму».

Вдруг мне вспомнился огромный кот с синими глазами. Неужели это тоже был Дэнни? Следил за нами, шпионил… видел у меня Сердце? Строил планы, как обвести меня вокруг пальца? Делал вид, что я ему нравлюсь, а сам в это время… По щекам у меня потекли жгучие слезы, я сердито вытерла их.

— Почему он украл талисман, раз это так опасно? И как он попал в Хитерфилд? Если живет на этом… этом Нимбусе?

«Для саламандры, Сердце сияет, как небольшое солнце. Точно сорока, ворующая блестящие предметы, саламандра, почуявшая Сердце, страстно возжелает завладеть им. Думаю, дело только в этом. Надеюсь, тут не кроется ничего более серьезного. Потому что такое воровство будет считаться довольно безобидным, а Нова сумеет выжить, только если будет практически невинным. А как он попал в твой мир… Я уже сказал, что саламандры способны принимать любой облик. Некоторые из них, самые талантливые, могут совсем избавляться от тела и путешествовать в виде чистой энергии. Они переходят из одного мира в другой, как свет проникает сквозь стекло».

Я вспомнила, что сказала мне синяя магнитола: «Он превратился в свет».

— Тогда почему мы редко видим саламандр?

«Потому что они связаны Клятвой. Они обязаны защищать свой мир и его народ, служить им. Нарушив свою Клятву и придя к тебе, Нова подверг свою жизнь большой опасности, и ты должна как можно скорее найти его». Мне подумалось, что Оракул проявляет слишком много заботы о гнусном лживом воришке. Меня разобрала злость. Я хотела вернуть назад то, что принадлежало мне по праву!

— Вы отправите нас на Нимбус?

«Да».

— Как скоро?

На лице Оракула появилась улыбка. «Сейчас, мое нетерпеливое дитя. Немедленно».