Существуют такие личности, которые в состоянии «неплохо устроиться» где угодно — даже в концлагере. И обычно остальные отчаянно завидуют «ловкачам» и «везункам»: вот, мол, умеют же люди! Фартит же некоторым! А на самом деле подобные таланты — как и любые другие таланты — чреваты «побочным эффектом». Мы уже писали о тех, кого стимулирует невыносимость окружающего, о тех, кому несовместимые с жизнью условия поистине полезны — благодаря всяческому измывательству они довольно скоро осознают, что пора приниматься за дело, за самое главное дело в мире. Нет, не за выживание. За изменение образа жизни — на тот, при котором человек не выживает, а живет. Если же ты засела в «зоне невезения», будто ржавый гвоздь в мореном дубе, ты автоматически лишаешься возможности изменить свою жизнь на более приемлемую.

Положение усугубляется тем, что в российском менталитете присутствует колоссальное количество «исторических причин» для примирения всех и каждого с общими и личными неудачами. Так же, как российская интеллигенция — совсем не то, что западные интеллектуалы, российский «поиск себя» существенно отличается от «самореализации» в западном стиле. Разница примерно та же, что между религиозным орденом и научной комиссией: одному опорой вера, другому — рациональное мышление. Наши соотечественники предпочитают верить, как сказал Михаил Жванецкий: «Не, здесь будет лучше. Станет быть будет лучше. Будет станет лучше» — и далее по кругу до полного истечения веры и уверенности. А там, глядишь, наступит второе дыхание. Или двадцать второе.

Вера, конечно, важна и нужна. Но не в качестве замены для всего прочего — для мышления, для действия, для интуиции. Тем более, что попытки обойтись верой в победу вместо реального решения проблемы затягивают. В окружении виртуальных благ можно провести годы и годы, словно Жан-Батист Гренуй из романа Патрика Зюскинда, или приснопамятный Горлум: ползать в гнилой тьме пещер, питаясь подножным кормом и воображая себя властелином мира, предметом всенародного обожания. Чем, собственно, и занимается изрядное количество людей. Этим бедолагам кажется, что судьба к ним недостаточно щедра и благосклонна. Справиться с такой напастью они не в силах, значит, необходимо забыть. Обо всем — и в первую очередь о себе, ужасно маленьком, и о реальном мире, ужасно жестоком. А взамен создается воображаемый Эдем, в котором тебе рады несказанно, потому что ты и сам здесь чудо как хорош: в плечах косая сажень, семь пядей во лбу и ниже тоже красота. Для особ женского пола предлагается стандарт 90-60-90, каскад блестящих и послушных волос, докторская степень и легкая пресыщенность обожанием со стороны сильного пола.

А пока новоиспеченный Горлум Гренуй воздвигает свои спелеосады в духе злодея Черномора, реальность предъявляет ему счета, счета, счета. Море счетов. Их надо как-то оплачивать, не то тебя выдернут из нирваны и заставят кирзу хавать. Что ж, человечество упорно трудится над решением этой задачи, совершенствует приемы, с помощью которых насущные потребности и претензии окружающего мира удовлетворяются кое-как — на грани бесцеремонного пренебрежения, а тщательно взлелеянная вдали от действия солипсическая самовлюбленность компенсирует неутешительные последствия подобного «мироздания». К тому же есть несколько весьма распространенных способов более ли менее с комфортом «обустроиться» прямо посреди полосы невезения.

Первый способ можно назвать… «сослагательным наклонением». Его основа — декларированное бездействие. И правда — кто не работает, тот не ошибается. Человек, вошедший «в препорцию», все свои деяния излагает в сослагательном наклонении — «я бы создал… изучил… построил… заработал… Я бы… я бы… кабы не бабы…» Ему главное — не замараться ошибкой или неудачей, неизбежной для всякого деятеля, экспериментатора, создателя. Ведь чем удачнее был предыдущий ход, тем больнее промахиваться впоследствии. А какой чаячий ор поднимают критики, едва вчерашний созидатель, обласканный публикой, сделает что-нибудь не столь успешное! Настоящий птичий базар: чайки, гагары, глупый пингвин и гордый буревестник. Все присутствуют и вовсю демонстрируют нетерпеливый сарказм в адрес промахнувшегося и провалившегося. Любой, кто знает об успехе не понаслышке, знает и то, что успех — величина непостоянная. И даже не величина, а величины. Успехов может быть два, пять, десять, сорок — и все разные, как романы Казановы. Что достойнее: одно великое свершение, вошедшее в мировую культуру, или полсотни бурных, но кратковременных всплесков любви народной? К чему разбираться в подобных вопросах тому, кто занят делом? И вообще — кубки особенно рьяно начинают полировать тогда, когда новых уже не предвидится.

Зачем же «человеку в сослагательном наклонении» подобные треволнения? Да еще такому, который страдает максималистскими закидонами в тяжелой форме: вот если бы я это сделал, вышло бы куда презентабельнее — лучше всех сделал бы! Он вообще часто употребляет это «если бы». Некая дама, проживающая именно в «сослагательном мире», сказала автору этой книги: «Веришь ли, но если бы я стала писать книги, я рынок популярной литературы бестселлерами завалила бы!» Увы, но в подобной ситуации единственный ответ «еслибисту»: «Попробуй». Причем заранее можно предвидеть: попыток не будет. Ни первой, ни второй, ни третьей. «Генерировать идеи» и «разрабатывать проект» — разная работа. Помни: коли в твоем мозгу и родилась какая неподражаемая мысль, ей предстоит испытать множество метаморфоз, прежде чем она воплотится в жизнь. Не считай, что сделала все и даже больше, подкинув свое беспомощное детище другому, более заботливому и упорному. Обычно тот, кто фонтанирует идеями, разбрасывая их на головы окружающих, потом дожидаясь похвал и благодарностей, сам-то предпочитает работу попроще. И выбирает чаще всего участок безопасный, не требующий больших умственных усилий. Потом радостно кичится: как я хорошо клею марки, мою посуду, кормлю собаку и т. д.

Так и существует в виртуальном измерении, гений чистого познания: всем дает советы насчет того, чего сам никогда не пробовал — сам же наверняка делать никогда ничего не будет. Человек из сослагательного наклонения любит навязывать свои советы, просишь его об этом или не просишь. Твои потребности не имеют значения, он просто не может не указать: а я на твоем месте сделал бы вот что. «Еслибиста», как правило, легко распознать уже по тому, с каким апломбом он всегда говорит и какой безапеляционный тон имеет.

В общении с ним единственно верная тактика — не следовать никаким исходящим от «сослагательного» типа советам. Никаким. Хотя бы потому, что он сам плохо представляет, что советует. А уж насчет воплощения на практике и своих собственных идей — не говоря уже о чьих-то чужих проектах — здесь любитель всяческих «если бы» пасует и перекладывает всю черновую работу и всю ответственность на тех, кто не спрятался — а он не виноват! Он никогда и ни в чем не виноват, поскольку просто ничего не делает. Пока «еслибиста» не раскусили, его репутация крепка, а положение кажется незыблемым. Достаточное и необходимое условие стабильного и комфортного существования в сослагательном наклонении — простодушие окружающих.

Очень удобно проводить подобную «сослагательную» политику в кругу семьи — авось любящие близкие не заметят некоторых несоответствий между реалиями и прожектами их драгоценного вундеркинда. Впрочем, не только дети — родители тоже не прочь повысить свое реноме. Только они чаще описывают не будущие подвиги, а славные «минувшие дни». Трудно удержаться от соблазна, рассказывая какую-нибудь поучительную историю, и не приукрасить свою роль. К подобным боевым вракам стоит отнестись снисходительно. Неизвестно, как ты сама со временем будешь «приподнимать» себя в глазах младшего поколения — а оно, к сожалению, имеет инфантильную манеру самоутверждения путем понижения самооценки собеседника — хвастаться, представляться или давить авторитетом. Но бога ради не впадай в «еслибизм»! Из него нет исхода. Он — трясина, зыбучие пески, грязевая лавина. Затянет и не спасешься.

Хотя и другие приемы из серии «грамматика в жизни» не менее опасны. Они в равной степени подменяют живое дело, яркие чувства, заметные результаты липкой, словно паутина, болтовней на тему несбыточного и несбывшегося. Из ловчих сетей выход найти нелегко. Во всяком случае, придется перестать «еслибыкать». А еще поучиться обыкновенной радости. Это редкое умение — сегодня его ценят наравне с высоким профессионализмом. Например, в США чрезвычайно популярны люди, чье присутствие делает вечеринку веселой — не приглашенные звезды и не оркестр, бодро лабающий румбу, а такие же гости, как и весь «контингент». Просто контингент занят тем, что хлещет хозяйские запасы, бахвалится, сплетничает и жалуется, постепенно скисая от скуки. Чтобы придать этим нехитрым занятиям остроту и блеск, нужен особый собеседник — либо с врожденным умением «учить плохому», либо с мощным тренированным обаянием. В любом случае, заставлять веселиться других — нелегкий труд. Но и радовать себя нелегко. Вот почему многие люди предпочитают, «чем кумушек считать трудиться», глубже погрузиться в пучину уныния и воспринимать все кармически.

Такой метод можно охарактеризовать как «страдательный залог». Жизнь в страдательном залоге, конечно, не сахар. И даже не говядина. Максимум — столовый уксус. Каждый «страдатель» исподволь готовит себя к неудачам: я же говорил, что не получится, что все пойдет не в ту сторону, что все будет плохо — пожалуйте, так оно и есть! Пророчества, как ты наверняка замечала, захватывают читателя прямо пропорционально тому, насколько устрашающие бедствия в них описаны. Бог знает почему, но человек почти ждет вселенских катастроф, охотно смотрит передачи о том, какие еще кони бледные и гигантские метеориты подстерегают род людской буквально в ближайшее (от ста до ста миллионов лет) время. Видимо, по сравнению с катаклизмами такого масштаба его собственные проблемы представляются кукольным домиком с кукольными страстишками. И можно воспринимать свои неудачи, драмы и обломы как умилительные, в духе блоковского «Балаганчика»: «Страшный чорт ухватил карапузика, и стекает клюквенный сок» — как тут не возрыдать сладкими обильными слезами — «Заплакали девочка и мальчик, и закрылся веселый балаганчик».

«Страдатель» вообще плачет много и с удовольствием, ценит все, что приносит новые поводы для слез — например, сентиментальную литературу, особливо ту, где страдают невинные малютки. А повесть Николая Короленко «Дети подземелья» даже охотно пересказывает — в общих чертах — как свою автобиографию. Он панически боится признаков счастья и удачи в собственной жизни. И другим счастья не прощает. Разве можно сохранить духовность, если жить, действовать, радоваться удачам и — вот ужас-то! — не осмысливать собственную персону как игрушку в руках судьбы? Да люди подобного склада позорят русскую душу! Это постыдное подражание Западу! Фальшивые улыбки на холеных лицах самодовольных яппи — страшная альтернатива плаксивой гримасе на истинно русской небритой харе! Честно говоря, мы и сами не в восторге от улыбки, которая больше напоминает спазм лицевых мышц. К тому же уши вечно в помаде… Улыбаться — равно как и рыдать — удобнее всего тогда, когда хочется. Когда есть из-за чего. Тогда ни слезы, ни смех не девальвируют, их ценность остается высокой и стабильной, выражаясь языком фондовой биржи. А попытка с помощью кислой (или бодряческой) мимики продемонстрировать глубину, широту, долготу и многогранность собственной индивидуальности — и вовсе дело дохлое. Для такой цели существует самореализация и самовыражение.

Самовыражение как образ жизни, безусловно, принадлежит к действительному залогу. Можно, конечно, размахнуться сплеча — и угодить в… словом, не в ту степь, в которую намечалось. Но в целом личность, предпочитающая действительный залог, имеет равные шансы и на удачу, и на промах. И, как сказал Тристан в пьесе «Собака на сене»: «Ведь кто играет, тот всегда возьмет свое то с тех, то с этих». Поэтому возникающее после неудачи состояние пассивности, более известное как «безнадега», довольно быстро проходит у того, кто предвкушает новые игры и новые свершения. Но в действенный залог «страдатель» не переходит никогда. Что бы он стал делать там, в мире энергичных людей, сменяющих друг друга проектов, конкретных результатов… «Страдателю» здесь не место. К тому же существует весьма обширный круг тех, кто провел жизнь в страдательном залоге и извлек своеобразную пользу из декларативного ничегонеделания и хронического нытья.

Один из героев «Жизни Клима Самгина» называл эту категорию особ женского пола «несъедобными девушками». В качестве варианта можно употребить нехитрое выражение «дура набитая». Глупость, как мы неоднократно писали, многолика. Ее не интересует самореализация. Ее предел — самодемонстрация. В процессе показа себя глупость ничем не брезгует и ничего не уважает. Высокие идеалы сгодятся как декоративный прием, чтобы подать себя поинтересней. Идеализм может сочетаться с освоением больших пластов информации — но не для работы, не для исследования, не для развития идеи, а просто для трюка. Ак-кробатический номер-р! Только сегодня и только у нас! Хомо эрудитус, котор-рый вовсю цитир-рует Канта, Конта и Комдессю!

Вот уж поистине «из пушек по воробьям». На мизерную действительную цель — преподнести себя публике как человека глубокого ума и высокой души, после чего максимально долгое время удерживать аудиторию в этом заблуждении — налагается мнимая сверхзадача — спасти мир (в крайнем случае, Россию-матушку) от засилья бездуховности, глобализма, коммерциализма, компьютеризации и гигиены. Сие есть вариант для патриота-прогрессофоба: западные ноу-хау тащить и не пущать, зато при всяком случае поминать добром национальные достижения вроде смазных сапогов, баранок и самовара. На простодушные вопросы типа: как же так, не мывшись, без интернета сидеть? — отвечать внушительным голосом что, дескать, терпите, аки заповедано. Человеку образованному и любящему родину, мать его, страдать приходится. Страданиями душа совершенствуется. Папенька из «Формулы любви» говорил, «одни только радости вкушать недостойно». Правда, всегда найдется молодой-горячий, который, так же, как в «Формуле любви», отмахнувшись, крикнет: «Да пропади он пропадом, папенька ваш с советами своими!» — и пойдет другим путем. Но это ничего. Его и там поджидают.

Кто поджидает? Да варианты для продвинутых западников. Не одна только уваровская триада «православие-самодержавие-народность» канифолит мозги сегодняшнему обществу. В числе последних рыночных предложений также имеются: погоня за новыми формами и трактовками старых, если не сказать древних памятников мировой культуры; подмена авторской мысли собственным выпендрежем с оповещением о сем всех, кого удастся отловить и удержать. Формы идей и вещей, обильно изукрашенные рюшками и оборками, должны своей «удивительностью» компенсировать если не тривиальное, то по крайней мере, несколько заезженное содержимое. Что поделать! Оригинальные явления, достойные внимания, к сожалению, рождаются на свет чрезвычайно редко. Приходится обходиться классикой — перекраивать, пересматривать, привносить ноту современности и т. п. Эти рокировки, реконструкции и рекомбинации — суть золотая жила, из которой можно черпать и черпать «рабочие места» для тех, кому не под силу создать нечто новое и — главное — нечто самостоятельное. Удобно! Выгодно! Надежно! Общество выражает всемерную признательность и горячую благодарность всему, что поддерживает его культурные иллюзии и необоснованные амбиции.

Конечно, выдуманные идеалы не имеют ничего общего с истинными высотами духа. Зато у них другая задача и другой положительный эффект, который трудно переоценить: выдуманные идеалы застят реальность! Они маскируют реальные проблемы и насущные потребности, словно искусно задрапированные ткани — ветхий фанерный помост. И получается шикарный пьедестал. Счастье, если пьедестальчик не провалится прямо под ногами того, кого собираются на него возвести и чествовать, чествовать…

Представляешь, какая это ценность: действительность предъявляет человеку требования и заставляет принимать решения — а он спокойно себе отлынивает, укрывшись за вселенскими вопросами. Прямо как в анекдоте о том, кто все решает в доме. Англичанка призналась, что все решает она и только она, а муж предпочитает наблюдать. Француженка сказала, что они с мужем обычно устраивают семейный совет, на котором и обсуждают любую проблему — даже самую незначительную. А русская задумалась: «Самые серьезные проблемы — голод в Африке, конфликт с Ираком, экстрадиция террористов, международные соглашения — решает муж. А всякие мелочи — что купить, куда в отпуск ехать, в какую школу детей отдать — это все на мне».

Естественно, удобно спрятаться от конкретной ответственности и необходимого выбора за мировыми — то есть не зависящими именно от тебя и практически неразрешимыми — вопросами. Чем они и хороши для обычного человека, которому нисколечко не хочется браться за дело. Бесконечно медитировать в тумане рассуждений — куда более увлекательное занятие. В целом сообщества людей, объединенных подобной медитацией, не редкость. Это своего рода клубы анонимных… нет, не алкоголиков, а «многоглаголиков». То есть людей, которые заняты, как говорилось в старину, многоглаголанием — вместо того, чтобы пережить свою неудачу, превратить ее в жизненный опыт, использовать полученный опыт во благо — и жить дальше. Долго и счастливо. Удивительно! Ведь невооруженным глазом видно, какой подход позитивнее и плодотворнее — отчего же, спрашивается, многие предпочитают не позитивный, а негативный подход? Зачем это нужно — взращивать в душе надрывы и позывы, толочь воду в ступе, тащиться за семь верст киселя хлебать и трепотней небо конопатить?