«Итак, снова в «Лесную каравеллу», — думал Ярусов, покачиваясь на заднем сидении быстро мчавшейся легковой машины. — Сумел ли Энрике Томмах сохранить к себе доверие, узнать людей, работающих на барона фон Бретт, каналы его связи с Самгунью? Жаль паренька, если заподозрят его в двойных связях… Да и моей карьере конец, а, может, и жизни…» Обстоятельства требовали: узнать всех людей, с которыми связан барон, кто, кроме Кинга, Таберидзе и Галкина-Ковальчука, работает на разведцентр «ОСТ»? Кому, помимо адмирала Ландэ, служит барон фон Бретт?

Последнее было срочным заданием разведцентра «ОСТ», под предлогом которого Ярусов считал вне подозрений поездку в «Лесную каравеллу» с заданием Галаджи.

Развив большую скорость, шофёр будто слился с баранкой руля. Он не отрывал взгляда от полотна шоссе, убегающего под колёса машины. И пассажир, и водитель, казалось, не замечали друг друга.

Вначале Ярусов никак не мог отделаться от ощущения возможного столкновения со встречной машиной или настигнутым на повороте фаэтоном, то и дело попадавшимися на пути. Но потом, вспомнив, что в этой маленькой стране ездят, подражая американцам, по левой стороне, успокоился.

Через три часа машина заметно увеличила скорость, начались петли спусков и подъёмов. Для того, чтобы подняться на один километр, приходится здесь огибать около 30 километров гор и проезжать несколько коротких тоннелей. Шофёр одел цепи, опробовал тормоза. Он долго ходил вокруг машины, словно не решаясь сесть за руль. Трудно сказать, что руководило его сознанием: чувство трусости или предусмотрительность. Он долго и протяжно сигналил. Наконец, сел за руль и поехал на первой скорости.

На горном плато начались густые леса. Сначала встречался клён, дуб, платан, затем пошли хвойные массивы: ель, пихта, лиственница, сосна и тысячелетние кедры-великаны. Если спилить такой кедр, то на его пне свободно уместится легковая машина. По сравнению с этими гигантскими деревьями сосны, толщиной в обхват, кажутся тоненькими прутиками.

В глубине горных дебрей шофёр остановил машину, чтобы наполнить, радиатор ключевой водой. Источник, бьющий из скалы, выточил у её подножья глубокую купальню, пополняемую водой зимой и летом, может быть, уже не одно столетие.

Кончилась живописная дубрава. Машина вошла в узкое, как колодец, ущелье. Вершины отвесно поднимающихся Базальтовых гор скрывались за пеленой седых облаков. «Чем не Дарьяльские теснины Кавказа?» — подумал Ярусов. Сгущались сумерки. Лакированный голубой лимузин нырнул в последний тоннель и через минуту-две вырвался на простор горной долины. Ещё несколько поворотов — и вырос, точно из-под земли, серый, похожий на гранитную глыбу, пятиэтажный дом. На его фасаде светились метровые неоновые буквы «Отель «Лесная каравелла».

После выполнения требуемых формальностей портье проводил Ярусова до номера.

Открыв дверь, он объявил многозначительно, с явной претензией на чаевые:

— Люкс, в современном русском стиле!

В спальне стояли две никелированные кровати. Между ними огромная шкура белого медведя с искусственными фарфоровыми зубами и зелёными глазами уральских самоцветов. Люстры, бра, графин — завода в Гусь-Хрустальном. Ленинградский приёмник. Ярусов включил его и, пройдя по шкале коротких и средних волн, отметил про себя: «Порядок».

Ярусов невольно стал обращать внимание на всё, что его окружает. Мягкий диван, кресла, буфет, стулья и письменный стол оказались работы львовских краснодеревщиков. Дверные никелированные ручки — павловских металлистов. Ковры и дорожки с характерными туркменскими узорами.

Ярусов решил прогуляться, подышать свежим воздухом. Не доходя до горячего источника, падающего с огромной высоты, он неожиданно встретил Энрике Томмаха.

Оба удивились встрече. Потом Энрике, спохватившись, отрывисто спросил:

— Какой номер?..

Услышав ответ, он стал на педаль велосипеда и умчался под гору, даже не подав руки.

Вернувшись через полтора часа в номер, Ярусов обнаружил просунутую через замочную скважину записку. Прочитав её, достал блокнот и условным шифром написал телеграмму генералу Галаджи: «Храм жёлтого дракона снова посетил адмирал вместе кривым «Бароном» тчк Знают о проекте инженера Споряну. — Ярусов».

Отправив радиограмму, Ярусов принял ванну и заказал обед.

Среди завсегдатаев «Лесной каравеллы» оказался кое-кто из старых знакомых.

Юлиан Тамманис — редактор газеты «Вестник труда» — был ещё более худ и длинен, чем на фото. Тень его фигуры, перемещавшаяся по стене, имела поразительное сходство с силуэтом костлявой смерти, какой её изображают художники в юмористических журналах. По его ссутулившейся фигуре можно было предположить, что он перенёс в молодости на своей спине не один десяток тонн грузов из пароходных трюмов.

Но нет. Юлиан Тамманис никогда не был портовым грузчиком и никогда на своём веку не поднимал ничего тяжелее биллиардного кия или бутылки шампанского. Выходец из семьи аристократа, в свои 48 лет он уже был видным прислужником капитала. Когда он стоял перед кем-нибудь из своих «хозяев», опершись на неразлучную спутницу-трость и слегка приподняв шляпу, это было неповторимое натурное изображение лакейского «чего изволите?!».

Какими заслугами Тамманис пробил себе дорогу к редакторскому креслу профсоюзной газеты — никто не знал. Об этом приходилось лишь догадываться по направлению газеты и содержанию путаных мыслей, которые время от времени редактор высказывал в своих передовицах или памфлетах то в адрес одной, то другой фирмы. Никогда не затрагивал он только одну турецкую фирму «Самсунские табаки». Это было известно всем. Его называли «Понюшкой султана Назыра» и, видимо, не без оснований. Ни христианское вероисповедание, ни подданство, ни географические расстояния не мешали Юлиану поклоняться магометанину — Назыр-бею, измерявшему дела людей долларами, к тому же по чужим прейскурантам.

Верным своим сподвижником Тамманис считал секретаря редакции Жака Кирьяпулоса.

Рядом с высоким и тощим Юлианом Кирьяпулос казался ещё более круглым, словно надутым. Его живот был настолько велик, что Кирьяпулос мог сесть к столу, только примостившись боком или держа тарелку в руке.

Здесь собрались люди всяких профессий и наций. Вокруг столиков, за приспущенными тяжёлыми портьерами в углублениях ниш сидели группы людей. Одни соревновались в рассказывании анекдотов, другие пили вино и шумно разговаривали. Зал то и дело оглашался взрывами смеха, раздававшегося то за одним, то за другим столиком.

Толстый, с раскрасневшимся от выпитого вина лицом, афганец рассказывал легенды об эфенди Насреддине. «Падишах, — величественно провозглашал афганец, — призвал однажды перед свои очи эфенди Насреддина и сказал ему: «Ты, мудрый из мудрых, должен решить одну задачу. Скажи мне, где центр земли?» Эфенди Насреддин провёл по лицу руками, по восточному обычаю, и ответил убеждённо, указывая пальцем:

«Вот тут и центр, где стоит ногой мой ишак!» «Неправду говоришь», — возразил шах. «Если не верит шах, — ответил Насреддин, — то пусть прикажет смерить вокруг землю от ноги ишака в одну и другую сторону, тогда и убедится, что именно тут центр земли».

Когда смех утих, афганец начал очередной анекдот.

Не видя ничего, заслуживающего внимания, Ярусов вышел из ресторана, решив обстоятельно осмотреть «Лесную каравеллу».

Он вошёл в лифт и поднялся на террасу, находящуюся над крышей здания.

Здание туристского отеля «Лесная каравелла» стояло на широком уступе горы и было окружено хвойными лесами. С юга перед ним поднималась стена высоких гор, закрывающая горизонт обзора. Склон горы, казалось, до самой вершины был покрыт лесом. Проплывающие по горной долине облака напоминали гигантский тент, опирающийся на вершины гор и медленно перемещающийся на запад. С северной стороны, сразу за площадкой, примыкающей к подъездам отеля, начинался обрыв, спадающий на дно ущелья. В глубине пропасти была ночь, мешавшая разглядеть что-ли бо даже отсюда, с крыши пятого этажа. За ущельем шло горное плато, всхолмлённое небольшими возвышенностями, покрытыми сплошной стеной девственных лесов. Дальше шли альпийские луга, а ещё выше лежали снега, окрашенные в розовый цвет багряным закатом солнца.

— Самое лучшее место для наблюдений, — сказал сам себе Ярусов и решил сделать несколько- пробных снимков.

Вскоре потянул ветерок, и на открытой террасе, на высоте почти трёх километров над уровнем моря, стало свежо. Ярусов вызвал лифт, чтобы вернуться вниз и проявить пробные снимки. В фойе первого этажа он обратился к швейцару:

— Скажите, пожалуйста, где у вас фотолаборатория?

— Перейдите в левый отсек. Там, рядом с кинозалом фотоателье и при нём лаборатория.

Проявив плёнку и закрыв её в камеру воздушной сушки, Ярусов стал рассматривать коллекции групповых снимков развлекающихся туристов, увеличенные крупным планом открытки, фотоэтюды и пейзажи окрестностей. На одной из витрин фотоателье он заметил в группе туристов очень знакомого офицера-иностранца. Он долго припоминал свои рискованные поездки с поручениями Ландэ, восстанавливая в памяти лица встречаемых им офицеров иностранных разведок, но никак не мог припомнить того, кто стоял перед ним на фотографии.

— Знакомого встретили? — спросил его дежурный фотограф.

Напряжённо работавшая мысль мгновенно подсказала решение.

— Да, да! — живо согласился Ярусов. — Тут два человека мне близко знакомы, даже больше чем знакомы. С одним я состою в родстве. Я бы очень хотел иметь этот снимок. Во сколько это обойдётся?

— Сущие пустяки. Три доллара, и через час у вас будет отличная копия.

— Доллара? — удивился Ярусов.

— Да, доллара. Теперь тут всё: и нефть, и министры — всё за доллары…

— Значит, вы переснимете? — переспросил сомневавшийся ещё в таком удачном обороте дела Ярусов.

— Нет, зачем переснимать. У нас есть и негативы. Я могу отпечатать нужное количество фотокопий.

Ярусов достал портмоне и протянул фотографу три бумажки, пояснив:

— Сделайте, пожалуйста, три общих групповых отпечатка, поконтрастнее, а затем увеличьте вот этих двух молодых людей в военной форме и того, в штатском, — он указал на опознанного им журналиста Юлиана.

— Сколько снимков?

— Ну… по два хватит.

— Будет сделано. Куда доставить?

— Я зайду сюда.

— Отлично!..

Насвистывая, фотограф отправился в архив отыскивать негативы. Ярусов достал из камеры высохшую плёнку, свернул в трубку и, спрятав в металлическую катушку, направился снова в ресторан, в общество шумной, беспечной компании.