ГЛАВА I

ВНУЧКА ПРОФЕССОРА

Профессор Кремлёв сидел в своём кабинете в тревожном раздумье. Анализы кратногаза дали двоякие результаты. Большое содержание детонирующих компонентов открывало новые возможности для ракетной техники, а содержание мельчайшей кристаллической пыли, даже в таких микроскопических дозах, какие были обнаружены при анализах — одна десятитысячная грамма в литре газа — вызывало серьёзные опасения. Проникновение в организм человека одной пятидесятитысячной грамма этого вещества может привести к потере зрения, вкусовых ощущений, обоняния. Возможны и более серьёзные последствия: образование язвенных явлений на дыхательных путях и в лёгких, а у людей с повышенным кровяным давлением — активное развитие тромбофлебита. Нужно было как-то обезвредить действие газа.

Погружённый в свои мысли, профессор не слышал, как скрипнула дверь кабинета, не видел, что на пороге появилась внучка. Прокравшись на цыпочках к столу, она остановилась за спиной деда, который упорно её не замечал. Тогда Светлана осторожно потянула деда за полу халата и довела до его сведения:

— Это, дедуся, я пришла.

— Не мешай, проказница.

— Я не буду мешать. Только ты скажи: разве у нас здесь страшно?

Профессор обернулся. «Может, что-нибудь случилось?» — подумал он. Но взглянув на весёлое, беззаботное выражение лица внучки, отбросил эту мысль.

В памяти всплыли отрывки из недавней беседы с генералом Галаджи, его дружеское напутствие: «Будьте осторожны, профессор, за вашими трудами и за вами охотятся…»

Но откуда об этом знать ребёнку? Может, в школе что-нибудь услышала? Он встал с кресла, поднял шалунью на руки и сел с ней на диван.

— Страшно, говоришь? Ну, что же тут страшного?..

— Ничего и не страшно, — лукаво поглядывая в глаза деду, затараторила Светлана.

— А что может быть страшного? Лес какой красивый, ежевика, грибы…

— Э, дедуся, я не про то говорю…

— Тогда о чём же?

— А если не страшно, тогда зачем вокруг дачи натягивают колючую проволоку?

— А ты и это уже заметила?

— Угу. Значит, всё-таки страшно… Да?

— Нет, Светочка, это так… как бы тебе сказать… ну, на всякий случай.

— На всякий случай? Чтобы волки и медведи не смогли попасть во двор? Да?

Профессор ухватился за эту мысль.

— Вот-вот! Ведь тут, среди леса, возможны разные хищные звери…

— Ой, а вдруг они всё-таки нападут… — забеспокоилась девочка. — Много, много волков и медведей. Таки страшно… А эти дяди ночью тоже, наверное, боятся. Да?

— Какие дяди?

— Да те, что стоят на мосту у речки и здесь, на даче, у ворот.

— Ну, эти дяди, Светочка, уже ко всему привыкли.

— Я тоже привыкну и совсем не буду бояться. Буду гулять в лесу и рисовать эти самые… пейзажи.

— Какие пейзажи? — насторожился ещё больше профессор.

— Ну, всякие. Ведь тут у нас лучшие в природе пейзажи.

— Кто это тебе сказал?

— Наш учитель рисования Сергей Станиславович. Он ещё сказал, что у меня чувствуется дарование большого художника.

— Постой, постой. Дарование, говоришь… Так он тебе и сказал: дарование большого художника?

— Да. Даже несколько раз так говорил. Все в школе: и девочки, и мальчики — теперь завидуют мне.

— Ну, и какие пейзажи посоветовал он тебе рисовать?

— Всё, что мне понравится. Например, закат солнца из своей спальни, виды окрестностей с балкона…

— Откуда же он знает, что у нас есть балкон?

— Он, дедушка, всё знает. Я ему много рассказывала. Даже рассказала, какой хитрый замок ты придумал к калитке. Всё, всё! Он такой добрый… Когда ходим за город, он учит меня рисовать деревья. Он даже обещал отправить мои картины на большую выставку.

— Какие картины?

— А те, которые я нарисую за лето.

Внучка продолжала рассказывать с присущим её возрасту детским пылом. Учёный слушал её, согласно кивал головой, а самому мерещилось, что где-то по лесной тропе к его трудам — сокровищу всей его жизни, крадутся враги. Он не раз порывался встать, чтобы немедленно позвонить, но каждый раз останавливал себя трезвой мыслью: «Нельзя этого делать. От детской впечатлительной натуры своего волнения не скроешь. Нет, не нужно давать никакого повода», — решил он.

Погрузившись в эти тревожные размышления, он не заметил, как в кабинет вошёл Владимир Петрович. Большую часть рассказа дочери Владимир Петрович прослушал, стоя у порога. А когда она умолкла, стукнул нарочито дверью и вышел из-за портьеры.

— Вот вы где! А я вас ищу. Думал, гулять ушли.

— Проходи, проходи, Володя, присаживайся. Мы тут неожиданно расфантазировались. Ты иди, Светочка, к маме. Иди, родная…

Убедившись, что дочурка ушла, Владимир Петрович закрыл плотнее дверь и вопросительно посмотрел на отца. Потом, опустившись в кресло, заговорил взволнованно:

— Я слышал ваш разговор. Светкины откровения не лишены кое-какого интереса.

— Да, да. Ты прав, Володя. Надо сейчас же позвонить генералу… Как ты думаешь?

— Непременно… Он сейчас на заводе нитрокрасок. Но тут расстояние небольшое. Через полчаса будет здесь. А пока, может, скажем нашему капитану-дачнику?

Профессор изумлённо хлопнул себя ладонями по бёдрам и легко поднялся.

— А я совсем и забыл, что «скорая помощь» совсем рядом, можно сказать, за стеной. Идём к нему. Расскажем о всех наших подозрениях. Как-никак, он здесь глаза и уши генерала.

Сняв пропитанную специальным раствором накидку, Пётр Кузьмич направился вслед за сыном к выходу. В коридоре они встретились с генералом Галаджи. Профессор потянул его в свой кабинет, всё рассказал.

Разговор с Галаджи успокоил профессора.

— Хитро, осмелюсь заметить, хитро! Значит, дача в Капках переоборудуется под нашу. Там тоже хвойные леса. Все заняты работой в городе, но дачу в Капках посещаем, иногда собираемся на выходной все. Держу пари: внучка не заметит этой подтасовки. Ох, и наделает же она им хлопот со своими пейзажами. Идея, Сильвестр Антонович, прекрасная идея!.. Да, совсем забыл, нас ведь ждёт отменный обед.

— Я сыт, Пётр Кузьмич…

— Ничего, ничего. Подкрепиться на дорогу полезно и вам.

— Ну, хорошо — уговорили, — согласился Галаджи, зная настойчивый нрав профессора, — только минут через десять. Мне необходимо поговорить с вашим капитаном-дачником.

— Вот и отлично. Ждём через десять минут.

 

ГЛАВА II

ГОВОРИТ КАСКАД

Начальник охраны объекта «ЛАК-2», как условно называлась лаборатория профессора Кремлёва, капитан Трусов сидел у своего телевизора, переключая его с передатчика контрольных постов на передатчик. За матовым стеклом щитка вспыхнул зелёный глазок, а на большом экране отчётливо выступила лесная дорога. Из-за поворота на дорогу выскочила рыжая лисица. Торопливо посмотрела по сторонам и, припадая к земле, пошла обочиной.

«Верный признак, что поблизости нет человека», — подумал капитан и переключил экран на соседнюю лесную просеку. Через две-три секунды на экране обозначилась прямая, как стрела, линия телеграфных столбов. Вдоль них, по песчаной дорожке важно расхаживали вороны, склёвывая свисающие низко к земле ягоды шиповника.

Капитан включил следующий объект. На экране возникли перила деревянного моста, покоившегося на высоких сваях над узкой, но быстрой и глубокой рекой. Рядом, в тени развесистой ели, неподвижно стоял часовой со вскинутым на изготовку автоматом. Осмотрев всевидящими глазами телевизионных экранов каждый уголок леса, каждую тропинку, капитан включил плёночные телеаппараты на запись. Кто бы теперь ни появился на лесных дорогах, ведущих к охраняемой даче, он будет отмечен на плёнке. Появится в поле телеобъектива новый предмет: выйдет волк из леса, сядет на ветку сорока, пролетит тяжёлый глухарь — аппарат автоматически его фиксирует на плёнку. Если новый предмет находится в поле зрения объектива больше минуты, аппарат делает три кадра и автоматически сигнализирует. В этих случаях в аппаратной у капитана Трусова загорается общий экран, раздаётся сигнал электросирены — «Тревога!»

Переговорив с третьим постом зоны, капитан Трусов заметил на щитке позывные и перевёл рычаг в положение двухсторонней связи. Включив настольный микрофон, он сказал вполголоса:

— Центральный у аппарата…

— Говорит Второй каскад. К вам выехал «Скорый».

В коридоре послышались шаги. Капитан нажал в полу педаль. Он был верен своему правилу: кто бы ни шёл — осторожность прежде всего.

Бесшумно опустился маскировочный щит матового стекла, и комната приняла обычный жилой вид. Справа у кушетки овальный стол. На нём ваза с полевыми цветами, коробка папирос, пепельница, спички. Прямо у окна письменный стол, кресло, этажерка. В открытую дверь соседней комнаты виднелось изголовье кровати, тумбочка.

Только когда поднимался щит и были видны настольный автоматический коммутатор внутренних телефонов и телеэкраны постов секретной охраны, можно было угадать, что здесь не столько квартира, сколько служебный кабинет.

Капитан откатился с креслом к кушетке, закурил папиросу и, приняв непринуждённую позу, стал ждать. На лестнице смолкли шаги, щёлкнул замок и в открытой двери показался генерал Галаджи. Капитан порывисто встал. Генерал дружелюбно протянул руку, снял фуражку и устало опустился в кресло.

— А ну, Алёша, покажи свои владения!

Капитан повернул металлический стержень одного из выключателей и, когда стена поднялась, включил телеэкран. По матовому стеклу снова побежали кадры лесных дорог, просек, тропинки, переправы. На деревянный мост выбежал старый заяц-русак, привстал на задние лапы, обнюхал воздух, поводя большими ушами. Стоявший под елью автоматчик, искусно подражая лаю охотничьей собаки, крикнул:

— Гав, ав, ав!

Заяц метнулся в сторону и, не рассчитав прыжка, свалился с моста в речку. Генерал и капитан рассмеялись.

— Довольно, капитан, — сказал Галаджи. — Вызывай главную квартиру!

Чуть слышно щёлкнул аппарат, издавая низкие подвывающие тона. Затем вспыхнул красный глазок, означавший, что автомат-искатель встал на заданное деление.

— «Зимовка»! «Зимовка»!

— Я «Зимовка»!

— Говорит «Центральный Каскад…»

— «Зимовка» слушает…

Генерал придвинулся к переговорочному пульту.

— У аппарата «Скорый».

— Жду приказаний.

— Подключите Кузьму Егорыча.

В аппарате что-то щёлкнуло. Чиркнула спичка и новый голос сообщил:

— Я вас слушаю…

— Полковник Вересаев?

— Так точно.

— Кузьма Егорыч, передайте правому соседу: внучка Кузьмича готовится подражать полотнам Шишкина. Вы не баловались в молодости за мольбертом?

— Было немножко…

— А не помните, какому мастеру кисти принадлежат инициалы С. С. Ш.?

— Помню…

— Вот и прекрасно. Приеду — доложите.

Выключив аппарат, капитан пошёл на пруд освежиться. А генерал направился в столовую, отдать дань гостеприимным хозяевам.

После обеда Галаджи встретился с Вересаевым. Полковник доложил ему о «любителе пейзажей» и его связях. Галаджи выслушал молча. Закончив доклад, Вересаев закрыл папку и спросил:

— Ваше мнение, генерал?

— Думаю, торопиться не стоит…

— Да, важнее раскрыть и обезвредить резидентуру. А «любитель пейзажей» — это лишь один из подручных.

— Правильно, полковник… держите его в поле зрения и следите, куда ведут следы. На работы профессора Кремлёва, видимо, нацелены разветвлённые щупальцы разведцентра «ОСТ». Кто координирует, направляет эти щупальцы и откуда? Резидент действует где-то поблизости, может, даже в Самгуни. Вы обратили внимание, насколько быстро переориентируются разведчики?

— Конечно… Я убеждён, что резидент действует здесь, в Самгуни.

— Именно, в Самгуни. Сообщения «Местной почты» наталкивают на такую мысль… Кстати, какие виды на будущее у этого «Аспиранта»?..

— На-днях решается вопрос о предоставлении ему научной командировки в район «Лесной каравеллы». Едет по заданию разведцентра «ОСТ» для организации слежки за бароном фон Бретт.

— Ну, а что предпринимаете вы?

— Намерены использовать поездку Ярусова и в наших интересах.

— Правильно… но будьте осмотрительнее…

Зазвонил телефон. Галаджи взял трубку.

— Хорошо, сейчас приеду, — ответил он, поднялся, закрыл стол, сейф и направился к двери, бросив на ходу: — Внеочередное бюро… Вечером приезжайте на дачу, поговорим подробнее… Жду в 19 часов.

— Есть в 19 часов!..

 

ГЛАВА III

ВАЖНЫЙ РАЗГОВОР

Поднявшись по лестнице, покрытой ковровой дорожкой, Споряну осторожно постучал в дверь и вошёл. Профессор и генерал Прозоров стояли у географической карты. Чуть в сторонке, у выходящего во двор окна сидел генерал Галаджи.

Споряну поздоровался, сел.

Пётр Кузьмич умолк, собираясь с мыслями. Затем сказал:

— Интересно, на какое расстояние хватит этих осадков?

— А сколько было запущено снарядов, профессор? — поинтересовался Споряну.

— Вашей конструкции всего пять, но и они оказались с капризами. — Много лучше действуют улучшенные конструкторским бюро по вашим чертежам. На высоту десяти, двадцати тысяч метров послали по пять снарядов и три, в порядке эксперимента, на предельную дистанцию.

— Ну и как?

— Приборы показывают, что снаряды-разведчики достигли потолка в 25 километров. Интересен ещё один факт: когда спустились облака паров, вызванные разрядами газов, над Самгунью пронёсся град не крупнее горошины. Град захватил полосу километра три в ширину и прошёл на протяжении 40—50 километров.

Профессор замолчал, но через минуту заговорил снова:

— Вы спросите: каковы причины появления града? Полагаю, это вызвано тем, что снаряды-разведчики, поднявшись в холодные слои атмосферы, взрывом горячих газов вызвали образование паров. Но так как площадь высоких температур была невелика, то наступило быстрое охлаждение, и пары, соединившись в капли воды, устремились через толщу холодного воздуха к земле, где и были зарегистрированы в виде града…

Пётр Кузьмич вновь обернулся к окну и движением руки пригласил собеседников.

— Смотрите. Остались одни туманности, — удивлённо проговорил Галаджи.

— Естественное течение реакции, — пояснил Пётр Кузьмич. — Воздушная буря, вызванная взрывами, пришла в равновесие с течением воздушных потоков. После выпадения дождей в этих искусственных облаках остались наиболее лёгкие частицы, которые, постепенно соединяясь, будут ещё накрапывать где-то, а затем окончательно рассеются.

Профессор указал на часы:

— Видали! Сейчас 19 часов. Запуск производили в семь тридцать утра. Значит, реакция продолжается уже двенадцатый час. Великолепно!..

— А как ведут себя двигатели летающих снарядов? — обратился к Споряну Галаджи.

— Вполне удовлетворительно. Но по одному запуску нельзя судить об их качестве. Будущее покажет все подстерегающие нас изъяны. Но уже и теперь ясно, что все взрывы происходят на заданной дистанции.

— Корпуса снарядов сгорают полностью?

— Пока точно неизвестно. Собираем данные. Нет ещё ни одного сообщения о падении осколков на землю, даже в зоне взрывов. Видимо, формула металлической смеси вполне правильна.

Пётр Кузьмич будто не слушал их. Медленно перемещая окуляры бинокля, он следил за поведением растворяющихся туманностей. Затем молча протянул бинокль Споряну. Тот просмотрел горизонт с севера на юг, опустил бинокль и вздохнул с понятным для всех радостным облегчением.

Молчание длилось не более двух-трёх секунд, после чего Галаджи начал говорить об интересе шпионов к открытиям Кремлёва и Споряну.

— Точно установлено, — сказал он, — что чертежи инженера Споряну были сфотографированы…

— Устанавливаете, — перебил его Кремлёв, — но не принимаете никаких мер.

Галаджи замолчал. Видно было, что упрёк его обидел, но он уклонился от прямого ответа, перевёл взгляд на Прозорова, прошёлся по кабинету и пригласил жестом руки всех к дивану. Присев рядом с профессором, заговорил скупо, взвешивая каждое слово:

— Работа разведки многим непонятна. Не обо всём мы можем откровенничать. Например, чертежи Споряну были сфотографированы в библиотеке института…

— Библиотекарем? — удивился Прозоров.

— Трудно сказать… Во всяком случае её родственники связаны с иностранцами… Время покажет, куда ведёт эта «ниточка». Пока к «Лесной каравелле». Но не в этом дело. Цель нашей сегодняшней беседы — уточнить некоторые детали, интересующие и нас, и вас, а в целом касающиеся не практической деятельности коллектива лаборатории, а последующих широких производственных испытаний. Органы должны о них всё знать, чтобы обезопасить район испытаний от любых случайностей.

Они разместились поудобнее на мягком диване. Галаджи предложил папиросы. Генерал Прозоров сделал глубокую затяжку и начал излагать задачи, которые должны были сопутствовать предстоящим испытаниям по дождеванию больших площадей. Беседа продолжалась почти три часа. Задачи, выдвинутые генералом Прозоровым и профессором Кремлёвым, были основой того, что впоследствии привело в недоумение не только многие разведки, но и учёных ряда стран.

 

ГЛАВА IV

«ТУРИСТ» В САМГУНИ

В тот день, когда генерал Галаджи имел столь серьёзную беседу с Прозоровым, Кремлёвым и Споряну, к станции Самгунь в «Голубом экспрессе» подъезжала группа иностранных журналистов. Среди них был и очередной шпион адмирала Ландэ, известный читателю «Турист». Разведцентр снабдил его документами научного работника, приехавшего ознакомиться с новинками и методами гибридизации, проводимой научно-исследовательским институтом субтропиков — «НИИ Главцитрус».

Подъезжая к Самгуни, «Турист» обдумывал, как установить контакт со связным шпионом «Брюнетом-прима» и цитрусоводом Таберидзе. Карьеристское нутро «Туриста» никак не могло смириться с тем, что он не первая фигура в Самгуни, а рядовой шпион — чернорабочий разведки.

«Ничего, мы ещё посмотрим, — утешал он себя, — прикинем на весах истории, кто чего стоит. Таберидзе можно приручить шантажом, а «Брюнет-прима»… присмотрюсь, авось что-нибудь удастся… Будет неподатлив, устрою провал».

Приехав в Самгунь, «Турист» с первых же дней начал слежку за квартирой Таберидзе. «Видимо, работает в разные руки», — не без зависти предположил «Турист» и начал разрабатывать план подчинения преуспевающего соперника. Он решил, что сделает всё чужими руками, пусть даже придётся шагать через трупы.

«Любопытно, — думал «Турист», — какова подоплёка научной «командировки» Русселя в «Лесную каравеллу»? Чего здесь больше: дел аспирантуры института или особых поручений адмирала Ландэ?.. Видимо, Руссель находится на особом счету, раз ему доверена поездка в вотчину барона фон Бретт. Надо ходить за ним по пятам. Не мешало бы провалить его в первую очередь, а потом сообщить: «вот, мол, вам и немецкая кровь…»

Установив связи с «Консулом» — резидентом разведцентра «ОСТ» в Самгуни — и «Брюнетом-прима», «Турист» начал действовать, стараясь обратить на себя внимание адмирала Ландэ.

Приблизиться к самому профессору Кремлёву или инженеру Споряну шпионы не решались. Это повело бы к явному провалу. Им было хорошо известно, насколько зорка охрана. Нужно было искать посредника, который имел бы доступ в лабораторию. Но такой «фигуры» не мог назвать ни один из шпионов. Правда, было решено использовать резерв — Сергея Станиславовича Шпангель, преподававшего рисование в школе, где училась внучка профессора.

Но это был слишком дальний маневр, явно не устраивавший адмирала Ландэ. К тому же Шпангель, отсиживавшийся в СССР больше десяти лет, оказался не только малоизобретательным, но ещё и трусом, избегающим смелых комбинаций.

Но разведцентр продолжал торопить своих подручных, и «Турист» решил пойти на авантюру — похитить дочь профессора, через неё проникнуть в существо работ и профессора Кремлёва, и инженера Споряну. Такую операцию облегчало то обстоятельство, что Зинаида Кремлёва работала в лаборатории, подчинённой главному цитрусоводу Таберидзе.

Однажды «Турист» навестил Таберидзе в его служебном кабинете. Начало разговора носило обычный деловой характер о работах Научно-исследовательского института «Главцитрус». Потом за бокалом шампанского собеседники начали разговор о своих «особых» делах. Таберидзе выразил удивление:

— Не понимаю, что привлекает вас в этих метеорологических изменениях? Ну, необычные для здешних мест грозы. И что из этого? Чем это может заинтересовать разведку?..

— Очень многим…

— Поясните, если не секрет.

— Настанет время — узнаете. А пока нужна ваша помощь по отбору метеонаблюдений. Тем более что для вас это ничего не составляет. Вполне достаточно данных с метеопунктов вашего института.

«Турист» уже направился к двери, но вдруг обернулся и, широко улыбаясь, начал развязным тоном:

— Чуть-чуть не забыл об одном поручении… Сюда приехал мой коллега по колледжу. Ему нужно составить хорошую партию. Обязательно нужно! — Он поднял кверху указательный палец. — От его мнения зависит наша с вами карьера.

— Что нужно коллеге?

— Как зовут эту красивую женщину, которая заведует химической лабораторией вашей опытной станции?

— Зинаида Петровна…

— А фамилий?

— Кремлёва.

— Хорошо с ней знакомы?

Цитрусовод неопределённо развёл руками, стараясь улыбнуться.

— Есть ли у неё рыцарь сердца?

— Она жена инженера Споряну.

— Тем лучше… Значит, вы с ней хорошо знакомы?

— Да-а-а, знаком…

— Вижу, вижу. Вы, так сказать, недурной объект. — «Турист» оценивающе осмотрел собеседника. — Привлекательный кабальеро. Может, её сердце принадлежит также и вам?

— Ну, нет! Помилуйте. Я с ней даже не осмеливаюсь вести подобные разговоры.

— Стесняетесь?

— Да нет! Уж чересчур гордо она держится: не даёт повода даже для лёгкого флирта. Мне иногда кажется, что если у меня сорвётся с языка какой-нибудь намёк, я немедленно буду «одарён» хорошей пощёчиной. Так что приходится вообще держаться на почтительном расстоянии…

— Ну, хорошо! — перебил «Турист» разоткровенничавшегося «цитрусовода». — Раз не выходит у вас, то вы тем более не будете огорчаться, если за ней поухаживает другой.

— Кто?.. Вы?

— Нет, мой друг и… шеф!

— Так, так, — проговорил «цитрусовод», шагая от окна к столу. Потом поднял глаза на наблюдавшего за ним собеседника: — Что же вы предлагаете? Какой должна быть моя роль?

— Роль дипломата…

— Точнее…

— Через несколько дней, я позднее сообщу когда, вы должны пригласить её в театр. После первого акта все столики в верхнем буфете будут заняты. Направляйтесь к правой нише, где будет два свободных места. Там и познакомимся. Из театра поедем в ресторан. Понятно?

— Да, но она может отказаться идти в театр.

— Ваше дело уговорить. А остальное мы возьмём на себя.

«Турист» подал руку, небрежно бросил на голову шляпу и удалился.

 

ГЛАВА V

В ПУТИ

Однажды вечером к генералу Галаджи пришёл майор Ярусов, чтобы выслушать последние напутствия перед отъездом в «Лесную каравеллу».

Генерал Галаджи достал из сейфа коробку, вынул из неё специальный фотоаппарат для съёмок в любое время суток и вручил его Ярусову. Потом вкратце познакомил с правилами обращения и, повторив ещё раз, в чём главная задача предстоящей поездки, улыбнулся.

— Не забывайте главного, — наставлял генерал, — а именно: кто они? Нет ли среди них «старых знакомых»? Чем заняты Энрике Томмах и Назыр Мамедов? Каковы связи или хотя бы намёки на связи Юлиана Тамманиса со шпионами и разведчиками, работающими где-то здесь, вокруг Самгуньской долины.

— Постараюсь, товарищ генерал!..

— Юлиан Тамманис — редактор одной из газет, — пояснил Галаджи. — Ну а всё, что происходит в Самгуньской долине: в промышленности, в культуре, в сельском хозяйстве — он узнаёт из каких-то неведомых нам источников… Чувствуется «почерк» барона фон Бретт.

— Они знают о работах профессора? — понизив голос, спросил Ярусов.

— Не думаю. Сведения об этом в печать не проникали. Но… — генерал развёл руками, — трудно дать гарантию… ваша задача отыскать нити, которые ведут от Тамманиса и барона к нам. А там и весь клубок размотаем. Юлиан Тамманис периодически посещает «Лесную каравеллу». Важно выяснить его ближайшее окружение и попытаться приоткрыть занавес над его связями с Самгуньской долиной.

— Постараюсь, товарищ генерал!..

— Ну, желаю успехов. Помните: в этой «прогулке» вы не одиноки… явки, шифры, адреса и прочие детали уточнит Вересаев. — И добавил тихо: — установлено точно, что в похищении участвовал агроном Таберидзе. Поезд подходит к станции «Дальняя». Надо перехватить до границы. Догоните самолётом.

Когда Ярусов вошёл в купе, в нём уже был пассажир. Он спал, свернувшись калачиком.

Устроившись поудобнее, Ярусов взял книгу, лёг. Минуты через две лежавший молча пассажир резко повернулся, свесил ноги и сказал вкрадчивым голосом:

— Далеко ли путь держите, Николай Руссель?..

Ярусов схватился за пистолет. До боли сжалось сердце. Кровь хлынула к вискам, свинцом наливая голову.

— Бросьте эту игрушку. Лучше поговорим, — спокойно сказал пассажир.

— Кто вы такой? — осторожно спросил Ярусов, сжимая пистолет.

— Из того же гнёздышка птенец, что и вы.

Блеснула мысль: не очередной ли это проверочный приём полковника Вересаева? Не перестал колебаться он и тогда, когда новый пассажир назвал пароль явки к резиденту. Но всё же положил пистолет, настороженно наблюдая за собеседником.

— Значит, в научную командировку, в «Лесную каравеллу»? Прекрасные места. Когда «Консул» показал мне ориентировку адмирала Ландэ о вашей «научной командировке», я даже в душе позавидовал…

Вскоре на одной из станций пассажир решил сделать остановку. На прощанье он сказал Ярусову:

— В поезде едет интересная парочка. Нашли игрушку и послали в турне с нашим человеком для отвода глаз Галаджи. Так-то… Да, запомните Пауля Митчелл, — заключил он и вышел.

Оставшись один, Ярусов начал обдумывать возможные последствия этой неожиданной встречи. Вспомнились месяцы шпионской подготовки в «Колледж Экономик». Вспомнилась Агнесса Краус, фотокарточку которой он выдрал из рекламного альбома в пансионе и хранит до сих пор. «До чего ж мила, — размышлял он, вспоминая встречи с ней, — недаром барон решил именно её допустить так близко к себе… Конечно, если бы не коварство разведки, вербующей красавиц для приманки, Агнесса никогда бы не пошла по такому пути. Но всё равно душа её чиста!»

Устав думать, Ярусов пошёл в вагон-ресторан. Заняв удобное место за столиком, он просидел там весь вечер, наблюдая за сменявшейся, как на перекрёстке улиц большого города, публикой. За столом Ярусова сменилось несколько пар, и, наконец, он остался один, наблюдая, как напротив компания бородачей неистово пьёт чай и потеет, обтирая открытые груди полотенцами.

— Сибиряки, — отметил про себя Ярусов.

Часов около одиннадцати в ресторане появился щеголевато одетый брюнет, с правильными кавказскими чертами лица, в обществе молодой, изящно одетой дамы. Ярусов узнал Таберидзе. Кавказец, заметив пустые стулья у стола, за которым сидел в одиночестве Ярусов, подошёл к нему и любезно попросил разрешения занять места.

— Пожалуйста, пожалуйста! — торопливо проговорил Ярусов, не отрываясь от газеты.

Кавказец легонько постучал о стоявший на столе стеклянный сифон с крюшоном. Через минуту Ярусов услышал голос официанта, обращавшегося к сидевшей напротив паре:

— Что прикажете?

Женщина не ответила. Кавказец, нарочито долго раскуривавший папиросу, казалось, тоже не спешил заказывать. Лишь после того, как официант повторил свой вопрос, кавказец процедил сквозь зубы:

— Шампанского полусухого пару бутылок, две порции фазана, фрукты.

— Прошу извинить, фазанов нет. Разрешите заменить куропаткой, кекликами?..

— Пару кекликов в сметане.

— Сей момент, — привычно ответил официант и, бесшумно повернувшись на одной ноге, исчез в коридоре.

Ярусов, наблюдавший за жеманно кривлявшимся перед красивой женщиной кавказцем, невольно подумал не совсем лестно об этой дорожной парочке. На щеках женщины пылал широкий естественный румянец, отчётливо видимый даже сквозь низко опущенную вуалетку и выдававший её смущение. Густые каштановые волосы были уложены в причудливой причёске, свисавшей над левым ухом, точно маленькая, плетёная замысловатой вязью шапочка. Её голубые глаза поминутно останавливались на газете, скрывавшей от неё Ярусова. Женщина, видимо, чувствовала себя неловко в ресторанной обстановке. На вопросы дорожного поклонника она отвечала лёгким кивком головы или только прикрывала глаза. Когда официант подал шампанское, Ярусов услышал её голос.

— Гога, я не могу пить такое холодное…

Кавказец попросил официанта заменить одну из бутылок. Когда были налиты бокалы, хозяин стола шутливо обратился к Ярусову.

— Молодой человек! Дайте отдых газете. Составьте нам компанию…

Ярусов опустил газету и уже приготовился ответить что-то далеко не любезное, но его опередила женщина:

— Я вижу, вам неприятна эта непосредственность. Нет, нет, не возражайте! Скучно в дороге. Надо же как-то убить время.

— Мы ведь не знакомы, — ответил Ярусов в тон даме.

— Тем лучше, молодой человек, — сказал кавказец, поднимая бокал. — За наше знакомство!

Встретившись с приветливым взглядом женщины, Ярусов улыбнулся и тоже поднял бокал. Под звон хрусталя каждый назвал себя.

— Таберидзе, агроном-цитрусовод…

— Наталья Ивановна…

— Руссель, — произнёс с расстановкой их собеседник, наблюдая, какое впечатление произведёт на Таберидзе его имя.

Но у Таберидзе не дрогнул ни один мускул. Он так же шутил, пытаясь казаться беззаботно весёлым. И только на какой-то один миг Ярусов уловил его взгляд, хорошо понятный разведчику.

После второго бокала начались общие разговоры, в которых Ярусов старался больше слушать, чем говорить. Он с напускной весёлостью поддакивал, смеялся, а про себя думал: «Эта женщина очень похожа на Зинаиду Кремлёву. Но где же сама Зина? Куда её упрятал Таберидзе?»

Возвратившись в купе, Ярусов лёг на мягкое сидение, заложив руки под голову, закрыл глаза. Он старался проверить свои подозрения, вспоминая скользнувший по нему взгляд «цитрусовода». «Может, это плод моего воображения? — разубеждал себя Ярусов. — Может, и не было ничего настороженного в этом взгляде?». Он был прав. Таберидзе мог бросить этот взгляд из чувства ревности хотя бы потому, что его спутница уделяла слишком много внимания Ярусову, не лишённому внешней обаятельности.

«Допустим, это так, — думал Ярусов, — но почему Таберидзе постарался скрыть этот взгляд от женщины, тогда как наоборот, он должен был именно таким коротким взглядом в упор дать ей понять, что ему не нравится её перестрелка взглядами с ним, Ярусовым…»

— Нет, тут что-то не то, — сказал Ярусов вслух и поднялся, обдумывая, как решить эту сложную задачу.

Логика вещей подсказывала ему, что нужно на первой станции вызвать оберуполномоченного и арестовать шпиона Таберидзе. Но с ним не Зина Кремлёва, значит, можно испортить всё дело: раскрыть себя и насторожить вражескую разведку, а нитей к дочери профессора не получить. Допрос Таберидзе ничего не даст. Цитрусовод может и не знать, куда исчезла Зина Кремлёва… А может, после театра с ней просто что-нибудь случилось?..

Продолжая обдумывать сложившуюся обстановку, Ярусов пришёл к твёрдому убеждению, что изолировать Таберидзе пока нет ни смысла, ни необходимости. «А вот их билеты, — решил Ярусов, — проверить, пожалуй, следует. Будет ясно, до какой станции они едут».

Он вышел в коридор, разговорился с проводником соседнего вагона и под предлогом дорожных ухаживаний выведал, откуда и куда едет дама под вуалью.

Вернувшись в своё купе, Ярусов начал размышлять над тем, что может скрываться за этой ситуацией: из театра Таберидзе увёз Зину Кремлёву, а едет с другой женщиной, двойником Зины… Ярусова занимал теперь главный вопрос: кто эта женщина? Какие намерения разведцентра могут быть прикрыты поразительным внешним сходством этой незнакомки с дочерью профессора Кремлёва?

Он припоминал одну за другой черты Зинаиды Кремлёвой. Тот же овал лица, такие же открытые голубые глаза, миниатюрный, чуть вздёрнутый носик, одинаковый рисунок губ, цвет волос, разлёт бровей, жемчуг зубов. «Неужели это родство, — думал Ярусов, — ускользнуло из поля зрения полковника Вересаева и его работников?.. Может, забыли сообщить мне?»

Ярусов снова вернулся в вагон-ресторан. Таберидзе со своей спутницей был ещё там. Заказав бутылку шампанского и выпив бокала два, Ярусов стал изображать опьянение и вполголоса запел любимую песенку Зинаиды Кремлёвой: «Я вернусь к тебе, черёмуха, весной…» Но Наталья Ивановна не обратила никакого внимания на эту песню. «Нет, это не сестра и не родственница Зинаиды Кремлёвой», — решил Ярусов. Он старался шутить, казаться весёлым. Вскоре под боковыми бра, вместо обычного матового, вспыхнул зелёный свет — сигнал на отдых. Ярусов поблагодарил собеседников за компанию и вышел.

Вернувшись в купе, он вновь стал искать ответ на мучивший его вопрос: «Кто эта дама, какие цели разведцентра могут скрываться за её личностью? А что если шпионы решили воспользоваться её внешним сходством с Зинаидой Кремлёвой и попытаться замести следы дочери профессора — увести генерала Галаджи по ложному следу?»

Через полчаса в головном вагоне поезда, по соседству с купе, в котором играла радиола, наполнявшая вагоны состава лёгкой музыкой, застучал ключ радиотелеграфа, отбивая обыденные фразы «деловой» телеграммы Ярусова. В шифровке было всего несколько слов:

«…С Таберидзе едет не Зинаида Кремлёва, но очень похожая на неё женщина, назвавшая себя Натальей Ивановной. — Ярусов».

Отправив шифровку, Ярусов снова погрузился в размышления. Он ничего не знал об этой женщине, и это мешало ориентироваться, могло увести его мысль в ложном направлении. Несмотря на свой опыт, он не мог предположить, кому нужны были услуги этой дамы, интересует ли вообще она какую-нибудь разведку.

Ярусов лежал, глядя в потолок, припоминая мельчайшие детали разговора с дамой под вуалью. А в это время в купе соседнего вагона Наталья Ивановна вела опасную, рискованную игру с Таберидзе.

Цитрусовод был раздосадован тем, что не может найти пути к сердцу женщины, и становился всё назойливее и назойливее. Но Наталья Ивановна искусно уклонялась от прямолинейных объяснений, стараясь удержать Таберидзе на почтительном расстоянии и вместе с тем не оттолкнуть. Но когда он начал выходить за рамки приличия, Наталья Ивановна решительно оборвала разговор и попросила освободить купе. Таберидзе неохотно поднялся, протянул руку и вопросительно посмотрел на её вспыхнувшие неприветливым огоньком глаза:

— Надеюсь…

Наталья Ивановна не дала ему договорить.

— Надежда и самонадеянность — понятия разные.

— Надеюсь завтра встретиться, — повторил Таберидзе, стараясь быть как можно любезнее.

— Утро вечера мудренее… и если будете поскромнее.

Таберидзе раскланялся и удалился.

Проводив его, Наталья Ивановна прилегла на диван, задумалась. Ей вспомнился первый разговор с полковником Вересаевым. Вспомнилось, как она сама взялась за опасное поручение и как с тех пор самозабвенно служила этому делу.

Начинающая балерина Наташа пришла на этот тернистый путь по велению сердца. Вращаясь среди поклонников балета, она заметила однажды молодого человека, упорно искавшего знакомства с семьёй профессора Кремлёва. Это и привело её к полковнику Вересаеву — отцу её школьной подруги. Он внимательно выслушал Наташу, но не поверил в её предположения.

— Должен огорчить вас, Наташа, — сказал он. — Ваши подозрения построены на песке. Шерлока Холмса из вас пока не вышло.

Наталья Ивановна ушла от полковника удручённая. «Не может быть, чтобы я ошиблась, — думала она. — Возможно, я не сумела объяснить всего того, что приходилось наблюдать. Многих деталей совсем не рассказала…»

И она не перестала наблюдать за молодым человеком. Постаралась войти в его общество, пристально присматривалась ко всему вокруг.

Прошло некоторое время. Балерина уже стала соглашаться с мыслью, что она действительно ошиблась в своих предположениях. Но однажды она невольно подслушала разговор, происходивший за кулисами Самгуньского театра между художником и тем же молодым человеком. Не дожидаясь конца спектакля, в котором она не была занята, Наташа сослалась на болезнь и уехала.

Вересаев встретил её приветливо. Внимательно выслушал. Извинившись за свою рассеянность, попросил повторить детали разговора. Когда она начала рассказывать вторично и более уверенно, её тонкий музыкальный слух уловил какие-то звуки, напоминающие резонанс своего дыхания в микрофон при разговоре по телефону. Она не придала этому значения, но позднее догадалась, что где-то среди настольных фигур или деталей массивного чернильного прибора был микрофон магнитофона, записавшего её рассказ.

Когда она окончила, Вересаев поднялся, обошёл вокруг стола и сказал, не оборачиваясь к ней, будто спрашивая самого себя:

— Значит, их интересует дача… внучка профессора…

Помолчав несколько мгновений, словно припоминая что-то, он подошёл вплотную к балерине, пристально взглянул ей в глаза и строго спросил:

— Вы не ослышались? Он сказал: «Брюнет-прима»?

— Помню точно. Да, «Брюнет-прима» ждёт зарисовки дачи профессора. А передать просил через какого-то Галкина.

— Имя художника вам известно?

— Сергей Станиславович.

— Фамилия?

— Фамилии не знаю.

— Та-а-ак… Ну, благодарю вас, Наташа. Факты любопытны. Но об этом никому ни слова. Если будет удобно, наблюдайте, запоминайте, с кем встречаются художник и этот молодой человек. Неплохо было бы ближе познакомиться с ним.

— Мы немного знакомы.

— Очень хорошо. Но будьте осторожны. Не слишком назойливы в наблюдениях. Нам не звоните, не заходите. Мы найдём возможность видеть вас…

Вспоминая этот разговор, Наталья Ивановна мысленно перескакивала от одного эпизода своей жизни к другому, с теплотой думала о полковнике Вересаеве, который, как ей казалось, заменил ей отца.

 

ГЛАВА VI

В ТЕНИ КИПАРИСОВ

Инженер Ярусов, как было условлено, остановился на пару дней в городке «Н». Получив номер в гостинице, он решил прогуляться — ознакомиться с городом, зайти на почтамт. Но прогуляться не удалось. Сменив дорожный костюм, он остановился перед зеркалом. Прихорашиваясь, невольно стал прислушиваться к монотонному голосу диктора, повторявшего объявления. Закончив передачу рекламных объявлений, диктор повысил голос:

— Внимание! Внимание! На главном почтамте поступили до востребования молнии: писателю Хусейну Заде, туристам Антони Браун, инженеру Русселю…»

Дальше Ярусов не слышал. Минут через десять он уже был на почтамте. Дождавшись своей очереди, подал в окно паспорт. Расписался, развернул телеграмму, беглым взглядом пробежал текст:

«Самолёт изменил курс. Вынужденная посадка городе «Красного Камня». Переводчица ждёт, волнуется. Ускорьте выезд. Управляющий «Сампроекта» Трусов».

Ярусов, отлично владевший искусством дешифровки, без труда прочёл скрытый смысл «молнии», не торопясь положил телеграмму и паспорт в карман, вышел на улицу, обдумывая содержание шифровки.

«Значит, Энрике Томмах в городе «Красного Камня», — думал он, шагая по аллее сквера. — Хорошо. Поищем случая поговорить…»

Возвратившись в гостиницу, Ярусов вызвал такси. Через три часа он уже был на освещенном луной, асфальтированном проспекте города, указанного в телеграмме. Спал он не более трёх часов. А утром, в 8 часов, уже сидел в холле первого этажа гостиницы с журналом, наблюдая за выходящей и входящей публикой. Наконец, он услышал знакомый мужской голос. Ярусов осторожно посмотрел из-за журнала и вздрогнул. У окошка дежурного стоял тот самый «загадочный пассажир», назвавший себя Паулем Митчелл.

Ярусов почувствовал, как холодеют пальцы рук. Гулко застучало сердце. Одна за другой в сознании проносились догадки: «Слежка за мной… Адмирал Ландэ узнал о встречах с Вересаевым… А может, это вересаевский хвост, приставленный ко мне?..» Глаза начал застилать туман, Ярусов стиснул застучавшие мелкой дробью зубы. Пока Пауль Митчелл получал номер, Ярусов пережил не менее тревожные минуты, чем при встрече в поезде. Собственно говоря, вся жизнь Николая Русселя за последние несколько лет была испытанием нервов. Он стал замечать, что после таких треволнений начинаются сильные головные боли, наступает бессонница, нервные толчки во сне.

Наконец Митчелл вошёл в лифт, не заметив сидевшего в холле Ярусова. Когда лифт ушёл вверх, Ярусов вышел на улицу, прошёл по бульвару, надеясь встретиться с Энрике Томмахом. «Может, он ещё не приехал из «Лесной каравеллы»? — предположил Ярусов. — Как совместить два дела: не попасть на глаза Митчеллу и разыскать Энрике?.. От него, из переписки барона, можно будет установить, что за птица Митчелл, чьи вожжи правят им?»

Ярусов прошёл тенистой аллеей бульвара, укрываясь от лишних глаз, и зашёл в магазин, чтобы сменить шляпу, галстук, купить тёмные очки. Приближаясь к галантерейному отделу, он невольно вздрогнул: у прилавка стоял Энрике Томмах. Ярусов дождался, пока тот сделает покупки, купил сам, что нужно, и догнал его на улице. Поравнявшись, незаметно задел локтем и тихо сказал:

— Продаются апельсины…

Ярусов заметил, что юноша вздрогнул, и пошёл рядом, ожидая ответа. Энрике не спеша достал портсигар, взял сигарету и, повернувшись к Ярусову, сказал:

— Разрешите прикурить… — Пока Ярусов зажигал спичку, Энрике добавил полушёпотом. — Завтра в одиннадцать, в кафе «Гранатовые соки», — прикурил и свернул за угол.

Ярусов пошёл в косметический магазин-ателье изменить причёску, брови.

А в это время Пауль Митчелл шёл на междугородную телефонную станцию, чтобы позвонить в «Лесную каравеллу», заказать номер. «Руссель, видимо, уже там, — думал он, — надо не спускать с него глаз… На нём можно прилично заработать». Когда открылось окошко, Митчелл не поверил своим глазам. Строгие, тонкие черты лица, огромные, чёрные глаза — всё не оставляло сомнений в том, что это именно она, Агнесса Краус. Но как она попала сюда — видимо, перетянул с собой барон… Непонятно, для чего адмирал утаил этот факт от меня? Сидевшая у окошка девушка заметила его замешательство, улыбнулась:

— Я вас слушаю…

— Простите, пожалуйста, — подчёркнуто любезно ответил Митчелл, — растерялся от неожиданности. Вы напомнили мне одного близкого человека. Мне нужно было связаться с «Лесной каравеллой», заказать номер в гостинице. Но теперь не могу выехать, не поговорив с вами. Можно ли на это рассчитывать?..

Девушка покраснела. Она не узнала Митчелла не только потому, что он внешне был совершенно не похож на того Пауля, которого она мимолётом знала в пансионе «Колледж Экономик», но и голос, золотые зубы, картавая речь и манера держаться, бабочка усов, сильно выдернутые брови — настолько преобразили Митчелла, что он, действительно, даже отдалённо не походил на себя в прошлом. Заметив неловкость девушки, Митчелл продолжал:

— Вы не думайте ничего плохого. Мне только необходимо с вами поговорить. Пять минут, без свидетелей. А завтра я уеду по своим делам…

— Молодой человек, не задерживайте, — услышал Митчелл за спиной женский голос.

— Видите, я занята, — чуть слышно ответила девушка.

— Я зайду к концу работы. Когда? — так же тихо спросил Митчелл, заметив, что её щёки вспыхнули румянцем.

Девушка не подняла головы, перебирая на столе бумаги. Но Митчелл ясно слышал шёпот: «В пять часов» — и отошёл от окна, уступив место нетерпеливой даме.

Оказавшись на улице, он остановился, широко улыбаясь созревшей в его голове сенсационной для разведки крупной провокации, на волнах которой можно будет высоко прыгнуть по служебной лестнице, не говоря уже о крупном бизнесе. Он прошёл по бульвару, занял столик в открытом кафе, чтобы можно было наблюдать за движением на аллеях, заказал коктейль и начал обдумывать детали проведения операции.

«Можно ударить по самым потаённым струнам разведцентра «ОСТ», — с восхищением думал он, — переполошить адмирала и солидно выслужиться. А сделать это можно довольно просто. Похитить Агнессу Краус, перебросить её на территорию СССР, сочинить историю её давней, известной Ландэ, связи с Русселем, уличить в хищении документов об инженере Споряну — дальше всё пойдёт своим ходом. — Он отпил полбокала, закусил апельсином, закурил, продолжая обдумывать последствия родившейся в его голове провокации. — А что, если одним махом убить несколько зайцев? Сюжет готов: барон фон Бретт через Агнессу Краус связан с русским шпионом Николаем Русселем. Этим путём материалы о Споряну попали в руки русской разведки… А сейчас Агнесса Краус при помощи специально приехавшего сюда Русселя переправлена на территорию СССР со всеми шифрами и кодами разведцентра «ОСТ»… Можно в эту чертовски занятную историю вплести и Энрике Томмаха… А там полетят резиденты в Самгуни и ещё кое-где… Может, адмирал даже поручит мне убрать их…» — Митчелл в восхищении потёр руки, допил бокал и пошёл готовиться к задуманному им «блестящему делу».

В пять часов, как было условлено, он пришёл на междугородную, постучал в знакомое окошко. Та же черноглазая девушка встретила его улыбкой и, придвинувшись ближе к окну, торопливо проговорила:

— Сегодня не могу, оставили на вторую смену. Завтра в 12 часов в кипарисовой аллее парка.

Она уже хотела закрыть окно, но Пауль положил руку в притвор.

— Скажите хотя бы ваше имя.

— Агнесса…

Пауль Митчелл не спеша убрал руку, не спуская глаз с девушки. Он хотел сказать ещё что-то, но не успел: щёлкнула задвижка — перед ним уже было матовое стекло. «Неужели не узнаёт… или хочет заманить в ловушку барона?.. Не потому ли откладывает встречу?.. Ну что ж, пусть «познакомит» с бароном, посмеёмся…» И всё же, сколько ни успокаивал он себя, мучительно долго тянулось время ожидания. Ещё мучительнее — неизвестность того, согласится ли она добровольно ехать в СССР или придётся применить силу… Как сложатся дела дальше, удастся ли задуманная операция?..

Он пошёл в ресторан, обдумывая дальнейшую линию своего поведения. Утром Пауль Митчелл с десяти часов стал посматривать на часы. Ему казалось, что их стрелки перемещаются слишком медленно.

А в это время в кафе «Гранатовые соки» сидел Ярусов и тоже поминутно поглядывал на часы. Ровно в одиннадцать в кафе появился Энрике Томмах. Заказал какао, пирожное и незаметно передал Ярусову конверт, сказав полушёпотом:

— Адреса, явки резидента и связного в Самгуни… копии трёх радиошифровок. Барон работает на два фронта… Мне больше оставаться здесь нельзя. Появился Пауль Митчелл, следит за бароном. Всё остальное послезавтра за «Лесной каравеллой», у водопада…

Ярусов молча кивнул, думая: «Митчелл, видимо, прибыл с особым заданием адмирала. Неужели и меня заподозрили в двойной игре?..» Он повернулся, чтобы позвать официанта. Взгляд упал на дорожку, по которой в сторону аллеи кипарисов торопливо шёл Митчелл.

Митчелл вышел на кипарисовую аллею ровно в полдень. В конце парка, где кроны старых кипарисов стояли сплошной высокой стеной, создавая полумрак и прохладу, он заметил в скрываемой диким плющом беседке Агнессу. Пауль смело подошёл и протянул руку:

— Здравствуйте, Агнесса!..

— Здравствуйте, — приветливо ответила девушка. — Садитесь, рассказывайте — чей, откуда, зачем я вам нужна.

— Антон. Можно и проще — Тоня. Из Советского Союза. В командировке.

Девушка вдруг изменилась в лице. Сдвинула брови и, глубоко вздохнув, повторила:

— Зачем я вам нужна?.. Я вас совсем не знаю…

— Зато я вас хорошо помню. Вы работали у «профессора»… Ландэ!..

Девушка отшатнулась, изменилась в лице, часто-часто замигала глазами.

— Вы не бойтесь, — старался убедить её Пауль, — я вас не выдам. Но помочь вы мне должны… Ведь вы работаете для барона фон Бретт?

Девушка утвердительно кивнула головой.

Мысль Пауля работала лихорадочно. Он понял, что находится у цели, и старался сдержать своё волнение, не выдать себя. Его больше всего тревожила мысль, что за ними следят и могут сорвать операцию. Стараясь принять как можно более непринуждённый вид, он сказал:

— Да-а… Ну, а где ваш ментор — барон фон Бретт?.. — Заметив её испуганный взгляд, Пауль поспешил успокоить: — Я всё знаю. И даже то, как вы сюда попали. Мы вас давно ищем, чтобы помочь вам… Знаете что? Давайте вместе встретимся с Энрике Томмахом, поговорим… Я помогу вам обоим вырваться из лап барона.

— Нет, это невозможно сделать, — девушка огорчённо покачала головой. — Барон запретил мне встречаться с Энрике, следит за мной, дважды в день приходит…

— Тогда слушайте меня. Если вам удалось, не вызвав подозрений, изъять из архивов разведцентра «ОСТ» важный документ, то моя просьба — мелочь по сравнению с той операцией… Вы согласны?

— Что вы хотите?..

— Очень немногого. Достаньте или перепишите у барона шифры, адреса и девизы шпионов, работающих по его заданиям в СССР. Вот и всё… Агнесса Краус, если память не изменяет.

— Это невозможно сделать за короткое время.

— А я не тороплюсь. Подожду. Только не вздумайте наводить на меня барона. Я не один, а пуля — дура, не разбирает, какая перед ней голова: мужская или женская.

— Адреса, девизы шпионов и явки?..

— Да, и шифры.

— Не думайте только, что я сделаю это ради денег. Вам не понять. Теперь я вас тоже хорошо вспомнила, хамелеон: ни родины, ни чести, ни морали. То одной разведке продаётесь, то другой…

— Думайте, что хотите, Агнесса. Вам меня тоже не понять…

— Пойму, если вы выполните мою маленькую просьбу.

— В чём же она состоит?

Девушка пристально посмотрела на Пауля, поправила упавшие на глаза волосы, вздохнула и сказала:

— Переправьте в СССР.

Пауль с трудом проглотил слюну, не веря своим ушам.

— Это, пожалуй, стоящее дело, — отозвался он, — если не шутите.

— Нет, даже не думаю… Там мне есть что рассказать…

— Согласен, Агнесса. Но… такую операцию надо проделать тонко.

Они договорились о следующей встрече и разошлись. Митчелл занялся изучением наиболее верных путей перехода границы. Через несколько дней они встретились в той же аллее. Агнесса передала ему список шпионов с адресами и явками и шепнула: «Шифры не успела переписать, в следующий раз. Постараюсь закончить до…»

Она умолкла, заметив приближение посторонних. Пауль хотел что-то сказать, но Агнесса сжала ему руку:

— Т-с-с! Могут подслушать. Нам лучше разойтись. — Она быстро поднялась со скамейки. — Идите, нам нельзя вместе. Завтра жду в десять вечера.

— Хорошо. Только будьте осторожны…

— Не беспокойтесь, — шепнула она и скрылась в боковой аллее.

…В десять часов вечера Пауль подошёл к знакомому окну. Дождавшись своей очереди, он сказал нарочито громко:

— Примите срочный заказ. «Лесная каравелла», директора отеля.

— Сколько минут? — обычным тоном спросила Агнесса.

— Пять.

Она оторвала квитанцию и, надписав что-то на обороте, подала Паулю. Обменявшись понимающими улыбками, они молча расстались. На улице Пауль взглянул на надпись и улыбнулся. С трудом скоротав ночь, в семь утра он поехал к условленному месту, к старой мечети. Машина остановилась возле трансформаторной будки. В ту же минуту из переулка вышла женщина в паранже. Пауль узнал её по туфелькам, распахнул дверцу машины и, осмотревшись по сторонам, сел рядом с шофёром, оглянулся. Агнесса приподняла уголок волосяного покрывала. Встретившись с ней взглядом, он кивнул.

Когда машина вышла на загородное шоссе, Пауль наклонился к шофёру и сказал коротко:

— В ущелье.

— Это будет дальше, вдвое дальше — дороже.

Пауль достал из кармана несколько бумажек и, не глядя, протянул шофёру, добавив:

— Только быстрее.

Тот молча улыбнулся и прибавил скорость.

Он то и дело торопил шофёра, думая об одном: «Барон спохватится, позвонит на заставу… хотя бы успеть». Через несколько минут вдали показался полосатый шлагбаум и часовой рядом с ним. Завидев машину, часовой просигналил. На дорогу вышел офицер. Шофёр лихо подъехал — офицер даже посторонился от неожиданности. Пауль, не открывая дверцы машины, нетерпеливо отчеканил:

— Шамал тау!..

Офицер суетливо козырнул, что-то крикнул часовому. Поднялся шлагбаум, машина рванулась вперёд. Пауль оглянулся. Офицер все ещё стоял у дороги с поднятой для приветствия рукой. «Пронесло», — подумал Пауль и улыбнулся.

А на другой день Пауль и его спутница уже мчались на катере по реке Самгунь. Когда катер прошёл опасную зону, где река подходит одной из своих петель к границе, Пауль взял девушку за руку, посмотрел ей в глаза и рассмеялся:

— Ну вот, Агнесса, теперь вы и на свободе!..

— Пауль, родной мой, — прошептала девушка и обняла Митчелла. — Как же это я не разглядела тебя раньше?..

Пауль Митчелл погладил её по голове, а про себя подумал: «Попала мышка в когти льва.. Кое-что я подработаю на твоей голове… потом провалю или уберу со своей дороги…» Он привлёк её к себе и шепнул: «Я скоро выйду на берег, а тебя катер доставит в пригород. На дачном доедешь до Самгуни. Вот тебе ключ от моей квартиры — Студенческая улица, дом 5, квартира 12, второй этаж. Жди меня, никуда не ходи. Завтра вечером увидимся…»

Ничего не подозревая о его замыслах, девушка кивнула в знак согласия и благодарно улыбнулась.

 

ГЛАВА VII

НА ТЕЛЕФОННОЙ СТАНЦИИ

— Метеостанция?..

— …

— Самгунь просит начальника бюро погоды…

— …

— Самгунь, говорите!..

Телефонистка включила аппарат на двухстороннюю связь, проверила слышимость, выключила контрольный микрофон и обернулась к соседке, обслуживающей служебный передатчик.

— Фу-у-у, совсем запарилась. И о чём это Дмитрий Дмитриевич сегодня говорит? Перезвонил уже всему свету. А тут ещё какой-то цитрусовод как с ума сошёл: звонит и звонит без конца…

— Видно, дела есть, — равнодушно заметила, соседка — старшая телефонистка. — Ну и дождь!

— Дождичек таки небывалый, — согласилась девушка.

Оттолкнувшись ногами, она быстро закружилась на вращающемся кресле, подымаясь всё выше и выше. Заметив падающее через окно отражение косой полосы дождя, оттенённой упавшими в разрыв туч солнечными лучами, Алла резко повернулась к окну и протянула нараспев:

— Какая красота! Нет, ты только взгляни на эту картину! Не дождь, а поток бриллиантов чистейшей голубой воды!

— Ой, и правда, красиво… Я ещё никогда не видела такой картины.

Подруги умолкли, любуясь редким преломлением солнечных лучей в мириадах капель воды.

Потом Алла торопливо обернулась и включилась во внутреннюю сеть. Когда на сигнальном щитке вспыхнул зелёный глазок, она включила звук.

— Техническая слушает, — раздался голос.

— Говорит девятая-дальняя. Мне нужен дежурный инженер.

— Переключаю…

— Константин Борисович? — певучим голоском затараторила Алла. — На южном направлении большие помехи, падает слышимость. Абоненты недовольны… Зайдите, пожалуйста…

— Хорошо, сейчас подымусь, — раздалось в микрофоне.

Алла начала налаживать связь для «воздуха». Сменный инженер Константин Борисович Егоров появился минуты через две. Он поздоровался, тщательно прослушал аппараты южного и северного направления. Подрегулировал преобразователи и сел к контрольному щиту.

— Включите юг! — строго сказал он.

Алла, всё время не сводившая с инженера глаз, кокетливо улыбнулась и перевела регулятор. Инженер проверил передачу, приём, включил конечные станции на двустороннюю связь и дал предупреждение: «Проверка, проверка… Как слышимость?» И услышал в ответ отчётливо, со звоном: «Приём и передача проходят нормально, усиление среднее».

— Продолжайте работу, — дважды повторил инженер и, выключив контрольный аппарат, поднялся. Алла повернулась на стуле, провожая его взглядом. Не заметив, а скорее почувствовав её взгляд, Константин Борисович обернулся.

— Вы хотели мне что-то сказать? — спросил он, глядя в упор на девушку.

— Нет… Я ничего… Я так, — опустив глаза, проговорила смутившаяся телефонистка.

— Тогда я вам должен кое-что сказать, и не совсем приятное, — подчёркнуто официально добавил он и подошёл поближе к Алле. С минуту инженер стоял молча, потом проговорил наставительно: — Правда, не моё право вмешиваться в личные дела, но было бы лучше, если бы вы больше интересовались не своим внешним видом, а порученной работой.

Он резко обернулся и, не дожидаясь ответа, вышел. Девушки замолчали, думая о том, почему инженер сегодня не в духе. На щитке перед Аллой вспыхнул красный зрачок.

— Ой, — спохватилась она, — меня опять вызывают.

Только она успела перевести рычаг, как из микрофона послышался строгий голос:

— Почему так медленно реагируете на сигнал? Кто дежурит у щита?

— Алла Газенко, — робко ответила девушка.

Закончив разговор, Алла облегчённо вздохнула и, повернувшись к соседке, затараторила:

— И чего только наш инженер всё время ко мне придирается, — сыпала она словами, — даже поговорить некогда. Ой, а ты знаешь, я вчера на танцах познакомилась с очень интересным человеком. Такой, знаешь, представительный, предупредительный. И девушка с ним, тоже ему под стать, чернявенькая, тоненькая, нежная. Такое интересное знакомство! Закончился вальс, я отошла. Осматриваюсь и вдруг встречаюсь взглядом с этим симпатичным брюнетом. Никогда я его раньше не видела. Приезжий, думаю. А он смотрит, улыбается и испытывающе смотрит: дескать, можно с вами познакомиться?

— Откуда ты знаешь, что он именно это думал?..

— Ну, я уже с одного взгляда понимаю, что к чему. Так вот, он смотрит, кивает, а я улыбнулась. Он взял под руку эту чёрненькую, с которой танцевал, и подошёл ко мне. «Разрешите, — говорит, — познакомиться». — Ну, я назвала себя. Его зовут Антон, он почти инженер. Закончил МИИТ. Приехал сюда с двоюродной сестрой, к дяде — её отцу. А его сестра говорит:

«Может, мы с Вами, Аллочка, и подружим. Меня зовут Агнесса. Хорошо было бы составить весёлую компанию. Мой брат большой весельчак».

Алла глубоко вздохнула, переводя дух после длинной словесно-автоматной очереди. Соединила абонента и прищёлкнула языком.

— Пошли в ресторан. До звонка танцевали, пили шампанское, ели шоколад, смеялись до упаду…

 

ГЛАВА VIII

ГРОЗА НАД САМГУНЬЮ

С самого утра дождь лил, как из ведра. Непрерывные потоки воды ошлифовали асфальт улиц до блеска. С кроны огромной ели, заслонившей венецианское окно гостиной, сыпал на землю причудливый каскад тонких ручейков, создавая иллюзию вращающегося фонтана.

Споряну стоял у окна, задумавшись: «Что же всё-таки могло случиться с Зиной? Почему она до сих пор не возвратилась из командировки? И, главное, не даёт о себе знать…»

Он вышел в гостиную, чтобы ещё раз позвонить на опытную станцию. «Может, там, — думал он, — известно что-нибудь?» Но дозвониться не смог. Тогда он закурил, подошёл снова к окну, задумался. Подошла Елена Савельевна, постояла рядом, подбирая слова, которые могли бы утешить брата.

— Тоня, ты не расстраивайся, — сказала она тихо, дотрагиваясь до его плеча. — Ну, мало ли что может случиться в командировке! Задержалась дольше, чем нужно. А погода видишь какая. А может, провода повреждены — позвонить нельзя…

— Я уже всё передумал, Ленуца. Но сердце предчувствует недоброе.

— Может, приболела… Но тогда прислала бы телеграмму…

— Ой, Ленуца, непонятно всё это, загадочно. В голову лезет разная чепуха. Временами готов поверить в любое предположение.

Они замолчали. Елена Савельевна сама понимала, что такое длительное отсутствие Зины трудно объяснить. «Может, попала в аварию?» Эта мысль становилась всё навязчивее. Елена Савельевна старалась отогнать её, но другие предположения казались настолько несостоятельными, что отпадали сами собой.

— Может, попросить Дмитрия Дмитриевича связаться с Первомайском?

— Конечно, Тоня. И как ты раньше об этом не подумал?

Антон Савельевич позвонил Вахрушеву. Но его на месте не оказалось. Ответила секретарь:

— Обычной связи с Первомайском нет. А по особой линии без Дмитрия Дмитриевича не смогу вас соединить. Он скоро приедет. Приезжайте и вы к нам. Отсюда и поговорите, а ваш телефон переключить на особую линию нельзя.

Через полчаса позвонил Вахрушев.

— Вы спрашивали меня, Антон Савельевич?

— Да, Дмитрий Дмитриевич. Понимаете, Зина уехала в Первомайск в командировку. Должна была вернуться ещё в воскресенье, и нет до сих пор. Волнуюсь, хотел попросить Вас связаться с Первомайском по особой линии.

Дмитрию Дмитриевичу было известно об исчезновении Зинаиды Споряну. Ему сообщил об этом Галаджи. Пока Споряну излагал причины своего беспокойства, Вахрушев напряжённо думал: «Что ему ответить? Да ещё так, чтобы прозвучало правдоподобно?..» — Он выслушал Споряну и неожиданно для себя нашёл выход.

— Антон Савельевич, одну минуточку — звонят. — Он зажал в ладони трубку телефона, чтобы не слышал Споряну, и снял трубку «вертушки». — Начальника КГБ… Сильвестр Антонович?.. Здравствуйте. Ну, как поиски Зинаиды Петровны?.. Да-а-а. Споряну волнуется, видимо, сердце подсказывает неладное. Просит связаться с Первомайском… Неприятная история… Отвечать придётся, генерал, нам обоим… А спрашивать за такой промах будут круто… действуйте энергичнее… Хорошо, до свидания. — Он положил трубку «вертушки» и вернулся к разговору со Споряну: — Антон Савельевич, подождите минутку, я позвоню в Первомайск… Соедините Первомайск, — сказал он, не поднимая трубки телефона особой линии… Почему не работает?.. Что?.. На другой линии? Когда устраните повреждение, позвоните. — Он поднял и положил обратно трубку одного из телефонов, чтобы создать впечатление состоявшегося разговора. И Споряну поверил. Стукнув погромче трубкой, Вахрушев сказал: — Антон Савельевич, повреждение на линии.

— Я слышал, Дмитрий Дмитриевич.

— Вы не волнуйтесь. Устранят повреждение — я выясню, где Зинаида Петровна, и позвоню вам.

Вахрушев положил трубку и задумался… Споряну вернулся в свою комнату, взял книгу, прилёг на тахту.

Город казался вымершим. Жители отсиживались дома, пережидая непогоду. Да и рискованно было во время бури появляться на улице: порывами ветра человека сбивало с ног. Время от времени проплывёт на малой скорости по асфальту одинокая машина, и вновь та же косая пелена дождя, отклоняемая стремительным порывом ветра, и снопы брызг, бросаемых в окна. В комнате гнетущая тишина, в которой звонко отдаются удары маятника стенных часов.

Антон Споряну так углубился в чтение, так увлёкся смелым полётом фантазии автора «холодного двигателя», что забыл обо всём на свете. Шум за окном ему казался тем естественным состоянием, при котором он мысленно плыл сейчас высоко в стратосфере. Оказавшись в плену фантазии, он забывал про отложенную папиросу и закуривал новую. В пепельнице рос ворох недокуренных папирос и сожжённых спичек.

Младшая сестра Ира, воспользовавшись дурной погодой, писала подругам письма. Елена Савельевна читала. Лукерья Ивановна гремела на кухне посудой.

Часы пробили без четверти двенадцать. Никто не заметил остановившейся у подъезда машины.

Неожиданный звонок заставил всех вздрогнуть. Ира вскочила.

— У подъезда машина!

Открыв дверь, она смерила незнакомца пристальным взглядом и строго спросила:

— Вам кого, гражданин?

— Можно видеть инженера Споряну? Ему личный пакет.

— Инженера Споряну просят, — громко сказала Ира и вежливо предложила: — Войдите.

Сорвав сургучную печать, Антон вынул из конверта сложенную вчетверо записку. Текст гласил:

«Ждём на даче с часу до двух. Непременно приезжайте. Машина в вашем распоряжении. — Галаджи».

— Разрешите обождать? — негромко спросил незнакомец.

Споряну резко обернулся и только тут заметил выглянувшие из-под плаща канты офицерской формы. Посмотрев на незнакомца в упор, Антон шагнул к нему.

— Ваши документы?

Капитан медленно расстегнул плащ и, улыбаясь, протянул удостоверение личности.

— Надеюсь, вам подпись на документе знакома так же, как и шофёр, который приехал со мной.

— Вполне возможно, — отрезал Споряну, возвратив удостоверение, быстрыми шагами направился к двери, сказав на ходу: — Подождите меня здесь! — Он вышел к машине и, узнав шофёра, молча вернулся в столовую. — Мама, мне нужно ехать, вызывает генерал Галаджи. — Заметив тревогу на лице матери, он подошёл к ней. — Ты, мамочка, не волнуйся! Ничего особенного. Обычная деловая беседа. Я скоро вернусь.

— Как скоро?

— Ну, во всяком случае, сегодня. Видите, как разыгралась непогода, может, дороги… Если задержусь до завтра, извещу.

Он накинул на плечи плащ и поднял капюшон. Через несколько минут машина развернулась и растаяла в пелене набежавшей полосы дождя. Часы пробили двенадцать.

Шофёр вёл машину на второй скорости, то и дело нажимая тормоза. И Споряну, и капитан сидели молча, думая каждый о своём. Иногда, когда сильные порывы ветра бросали машину из стороны в сторону, они невольно хватались за опорные никелированные скобы.

За городом на гравийном полотне шофёр прибавил скорость. Порывы ветра стали ощущаться меньше, а километров через 10 почти прекратились совсем. Скоро миновали и пелену дождя. А ещё через пять-десять минут пошло сухое шоссе, где пыль была чуть прибита редкими дождевыми каплями. Споряну, заметив это, заинтересовался.

— Граница грозового циклона… Остановите-ка машину, посмотрим…

— Не опоздаем? — не спросил, а скорее предупредил сопровождающий его капитан.

— Одну-две минуты. Очень любопытно.

Оставшаяся позади полоса дождя тянулась непрерывной завесой с северо-востока на юго-запад. Края её скрывались где-то вдали, за горизонтом, а отвесная стена дождя, освещаемая солнцем, казалась гигантской, разноцветной, как радуга, кончающейся у земли пышными кружевами испарений.

— Странно, — громко сказал Споряну. — Обычно грозовые тучи идут фронтом высоких кучевых облаков. А тут, вместо кучевых шапок, пелена туманностей.

— Какие там туманы, — возразил шофёр. — На заре так полоснула молния да прогрохотал на своей колеснице Илья-пророк, что у меня минут двадцать в голове шумело.

— Где это? — с интересом спросил инженер. — Что-то не помню никакого грома. Когда я проснулся, дождя ещё не было, только было темно от пыли и душно.

— А у нас было светло, как перед прожектором, — сказал шофёр. — Молния прямо пробороздила землю огненными полосами.

— И гром был?

— Ещё какой! Я никогда ещё не видел, чтобы в машине так дрожали стёкла, а тут даже жуть взяла.

* * *

Ещё у ворот лаборатории Споряну догадался, что произошло что-то серьёзное. Вместо одного постового стояли два автоматчика. На шоссе от Кедровой горы показались две машины скорой помощи. Генерал Галаджи, нервно переступая с ноги на ногу, говорил по телефону с городом. «Видно, катастрофа при испытаниях, — подумал Споряну. — Неужели кто-нибудь погиб?..» — Он выскочил, не ожидая полной остановки машины.

Заложив руки за спину и не замечая входивших людей, по кабинету молча ходил профессор. Споряну переглянулся с Прозоровым и опустился на диван, рядом с Владимиром Петровичем.

— Что-нибудь серьёзное? — спросил он тихо.

Владимир Петрович утвердительно кивнул головой и пояснил шёпотом:

— Восемь человек погибло…

Вошёл Галаджи. Плотнее закрыл за собой дверь. Профессор обернулся, подняв на Галаджи вопросительный взгляд.

— Шесть человек погибло… сгорели, — пояснил Галаджи. — Двое без сознания, ожоги последней степени… Надежды тоже мало.

— Какая уж тут надежда, — развёл руками профессор… — Мгновенная смерть… Как же это могло произойти? Как? — повторял он, нервно шагая по кабинету, — в чём секрет такой неожиданной реакции… неужели просмотр в лаборатории?..

— Приняты меры, профессор, — сказал Галаджи, — расследуем самым тщательным образом.

— Не знаю, генерал, где искать причины. Боюсь, не моя ли вина… воспылал проблемой, а мог проглядеть мелочи… Как ваше мнение, инженеры? — остановился он перед Владимиром Петровичем и Антоном.

— Я ещё не в курсе дела, Пётр Кузьмич, — отозвался Споряну, — не знаю обстоятельств, подробностей.

— Всё произошло в мгновение ока, — заметил Прозоров. — Три установки должны были послать на определённые высоты, со строгими интервалами 30 воздушных торпед. После залпа первой установки, точнее, в самый момент вспышки, произошло совершенно непонятное: заряды во всех воздушных торпедах, находившихся на направляющих механизмах, самовоспламенились, скользнули в высоту, как кометы, вызвав большим отделением газов и высоких температур детонирующий взрыв, уничтоживший всё, что было на поверхности в радиусе трёх километров… Спаслись только три человека, оказавшиеся в это время в укрытии — в блиндаже.

— Теперь понятно, — вставил Споряну, — чем был вызван такой ураган в городе.

— Ураган, говорите? — насторожился профессор. — Большая буря в городе?..

— Не волнуйтесь, профессор, — успокоил его Галаджи. — Особых происшествий в городе нет. Снесло несколько крыш, кое-где стёкла выбило.

— Особых происшествий нет, — тихо повторил профессор. — А люди погибли… Наземная детонация…

Профессор искал причины катастрофы в свойствах кратногаза, а Споряну ломал голову, стараясь найти ошибки в расчётах рабочих чертежей двигателя.

Зазвонил телефон. Галаджи взял трубку.

— Да, я… сейчас будем… — Он положил трубку и подошёл к профессору: — Пётр Кузьмич! Уже можно в зону… Посмотрим.

— Очень хорошо. Поехали. Надо самим видеть всё до мелочей.

Когда Споряну подъехал к черте зоны, Пётр Кузьмич уже стоял у сгоревших установок. От них остались лишь металлические основания, деформированные не только воздействием высокой температуры, но и взрывной волной. Ни на одной из машин не было капотов: они или сгорели, или были снесены. Сгорели радиаторы, стёкла фар, электропроводка.

Пётр Кузьмич подошёл, пощупал изуродованный направляющий механизм одной из машин и покачал головой. Потом прошёлся по поляне, покрытой сгоревшими и рассыпавшимися камнями, воткнутыми в землю вершинами обгоревших деревьев.

— Здесь был лес? — спросил он начальника охраны зоны.

— Нет, товарищ профессор, на поляне был только кустарник. Он сгорел. А эти деревья появились после взрыва…

— Да-а, — произнёс задумчиво профессор, обводя взглядом поляну… — Но как же устояли на месте установки?

— Они были закреплены тросами, для безопасности. Тросы стальные — выдержали.

— Володя! Непременно исследуй тросы… и металл направляющих механизмов… Это очень важно.

Они обошли поляну, проверили, насколько глубоко проникла в почву высокая температура, на какое расстояние переброшены вековые деревья, поделились впечатлениями. Усаживаясь в машину, профессор сказал:

— Завтра, Антон Савельевич, к десяти жду в лаборатории… — Он кивнул в сторону пепелища и добавил: — Посмотрим, сколько неизвестных у этого уравнения…

 

ГЛАВА IX

ДОКЛАД ГЕНЕРАЛА ПРОЗОРОВА

Профессор Кремлёв отпивал небольшими глотками горячий чай, прислушиваясь к разговору начальника ЦАВИ и инженера Споряну. Они обменивались мнениями по содержанию доклада, с которым генерал Прозоров должен выступить на заседании бюро обкома.

— Заслуг у нас ещё слишком мало, генерал, — заметил профессор, — хвалиться пока нечем. А вот за ошибку, за гибель людей спросят… Надо выкладывать всё начистоту.

— Ну, что поделаешь, Пётр Кузьмич. Так сказать, дань научному эксперименту…

— Хорош научный эксперимент — отправлять людей на тот свет!..

— Знаю, Пётр Кузьмич. Но Споряну это сделал, стремясь уменьшить, даже исключить вероятность поражения населения, животных падающими осколками.

— Согласен!.. Но к чему привело это? К катастрофам, к человеческим жертвам. Инженер Споряну преследовал гуманные цели. Свёл на нет возможность поражения осколками… Но он никого не поставил об этом в известность. А я усугубил его эксперимент. Повысил реакцию сгорания корпусов воздушных торпед. Тоже преследовал гуманные цели. А в сумме получилось уголовное дело…

— Мне понятно ваше самоосуждение, профессор. Мы не должны допускать подобную несогласованность даже в мелочах… Но заключение группы учёных говорит несколько о другом… Вы не могли предвидеть…

— Не могли, но должны были…

— Ведь комиссия установила, что в лабораторных условиях газ не даёт реакции на детонацию. Она наступает только при достижении определённого критического объёма и притом при известной силе давления и внешней температуре.

Профессор отодвинул стакан, поднялся:

— Может, и не во всём мы виноваты, но оправдываться не к лицу, тем более нам.

— А вы слышали, Пётр Кузьмич, — спросил Споряну, — какой вывод сделал профессор Хрусталёв?

— Слышал, оправдывает нас с вами…

Он замолчал, думая о том, какие неведомые свойства придаёт газу сжижение… Не появляется ли радиоактивный распад?.. «Надо будет ещё и ещё раз проверить составные части газа, установить, смеси каких пропорций вызывают катастрофическую детонацию…» — Он постоял в раздумье, потом продолжил мысль о докладе:

— Меньше, как можно меньше, Алексей Никитич, специальных терминов и оправданий. Никаких скидок на издержки производства… Как-никак, это не диссертация, где почему-то принято применять не только клей и ножницы, но и весьма туманные термины. Лучше, чтобы всё было просто, понятно и, главное, коротко.

— Понятно, Пётр Кузьмич. А как вы думаете, не следует ли выступить Антону Савельевичу? Мне кажется, небезынтересно посоветоваться на бюро о перспективах его замыслов.

— Идея похвальная, генерал. Но что он может добавить к вашему докладу?.. Разве из области личной фантазии, мечты об отдалённых перспективах.

— Помечтать тоже можно…

— Я не возражаю, генерал… Пусть выступит.

Дмитрий Дмитриевич встретил их в приёмной:

— Здравствуйте. Заходите.

Он взял профессора под руку и повёл его вдоль коридора, с увлечением что-то рассказывая.

Войдя в уютно обставленный мягкой мебелью овальный зал, Пётр Кузьмич и Споряну уселись на одиноко стоявших креслах справа от стола. Дмитрий Дмитриевич занял председательское место, встряхнув по привычке колокольчик.

— Члены комиссии в сборе. Докладчик и авторы изобретения прибыли. Разрешите открыть заседание. Возражений нет?.. Слово для доклада предоставляется начальнику ЦАВИ генерал-майору Прозорову. Прошу, Алексей Никитич.

— Товарищи! Наша страна ныне занята большой созидательной работой, — начал Прозоров. — Всё твёрже, всё увереннее она идёт к коммунизму, творит на благо мира во всём мире.

Когда утихли аплодисменты, Прозоров продолжал:

— Наш народ расправляет свои богатырские плечи: в нём пробудился новый творческий порыв, порыв трудового героизма, героизма мирного созидания. Люди физического и умственного труда — весь советский народ вносит свой вклад в дело ещё более мощного расцвета нашей великой Родины. Переход от лабораторных опытов к созданию экспериментальных станций искусственного дождевания — это практический вклад нашей науки в дело реализации величайших идей преобразования природы и управления ею…

Генерал Прозоров говорил почти час. И никто не нарушил тишины. Затем он не менее получаса отвечал на вопросы.

После небольшого перерыва выступил Пётр Кузьмич.

— Народохозяйственное значение искусственного дождевания бесспорно. Наличие сырья для производства нового вида горючего не ограничено. При некоторых затратах его производство можно довести до двух-трёх тонн в день. Все затраты по созданию такого завода окупятся в течение очень короткого времени — меньше чем за год.

— Можно ли рассчитывать на развёртывание искусственного дождевания на больших площадях? — спросил один из членов комиссии.

— Данные первых опытов дают положительный ответ на этот вопрос. Один кубический сантиметр «Кратногаза-200» при взрыве и вторичной детонации даёт до пятисот кубических сантиметров раскалённых паров. Нетрудно представить себе размеры орошаемой площади. А если принять во внимание возможность посылки в стратосферу таких снарядов сериями, скажем, по 100—200 единиц, то результаты становятся ещё более внушительными. У нас возникла мысль использовать для этих целей установки реактивных миномётов типа «Катюш». Пять-десять таких машин могут обслуживать территорию области. Удобство состоит в том, что эта машина через 5—6 часов может достигнуть любого пункта, чтобы подвергнуть «бомбардировке» проходящие облака. Её устройство позволяет, во-первых, придать снарядам нужный угол рассеивания, во-вторых, запускать снаряды с одной точки в любом направлении по всему замкнутому кругу. Потолок возможного полёта снарядов в стратосферу открывает широкие возможности для маневрирования. Но главное в том, что при желании можно вызвать обильное выпадение осадков в любое время, когда это нужно, и там, где они необходимы. Если нужен дождь завтра, он будет завтра, даже если над головой ясное небо.

Члены комиссии внимательно выслушали речь профессора, проводили его аплодисментами.

— Ну, а теперь, — сказал Дмитрий Дмитриевич, — есть предложение послушать молодого изобретателя.

Споряну вышел к трибуне и, преодолев волнение, начал:

— Из докладов генерала и профессора вам известен целый ряд экономических данных. Я разделяю их на две категории: народнохозяйственные и оборонные. Значение данных первой категории ценно тем, что, вооружив наши земельные органы на местах мобильными станциями искусственного дождевания, мы совершаем новый скачок в поднятии урожайности — превращении бесплодных пустынь в долины плодородия. А может, достигнем и того, что будем прогонять тучи, не допускать их в район, где они не нужны.

Зазвонил телефон вертушки. Вахрушев взял трубку, кивнул генералу Галаджи на дверь комнаты отдыха и сказал:

— Продолжайте, Антон Савельевич.

Споряну стал говорить о путях и возможностях вмешательства науки в управление погодой.

 

ГЛАВА X

ВСТРЕЧА НА НАБЕРЕЖНОЙ

Вечером в субботу к Агнессе Краус, сидевшей с подругами в беседке парка, подошёл элегантно одетый мужчина. Приподняв шляпу, с улыбкой протянул конверт, учтиво добавив:

— Прошу прощения. Это Агнессе Краус.

Он снова раскланялся и скрылся в аллее. Агнесса удивлённо пожала плечами. «Неужели объяснение в любви?» — подумала она. Одна из подруг спросила:

— Ты его знаешь?

— Кого?

— Ну, этого мужчину.

Агнесса отрицательно покачала головой.

Девушки начали строить догадки о том, что бы это могло значить. А Агнесса, опомнившись от неожиданности, вскрыла конверт и, развернув вчетверо сложенный листок, застыла в недоумении. В записке было всего несколько слов:

«Выйди сейчас же на набережную. Друг Пауля».

Агнесса поспешно встала и проговорила чужим голосом:

— Мне назначили свидание. Я быстро…

Подруги недоуменно переглянулись. Одна из них высказала предположение:

— Может, у неё какая-нибудь любовная тайна, которую она скрывает от нас. Идёмте, посмотрим.

Девушки поднялись и пошли по соседней аллее, не упуская из виду Агнессу. На набережной она осмотрелась и не спеша направилась в нижнюю часть сквера. У газона с ней поравнялся среднего роста мужчина в очках и светлосером спортивном костюме. Издалека трудно было определить его возраст. Стройная фигура, прекрасная осанка, подвижность — всё говорило о том, что он ещё молод. Но когда, здороваясь с Агнессой, он повернулся в профиль и снял на мгновение шляпу, впечатление резко изменилось. Сильно полысевшая голова, серебрившиеся виски и, точно приклеенная под носом, «бабочка» усов — не оставляли сомнений в том, что незнакомцу давно перевалило за сорок.

Поздоровавшись, он взял девушку за локоть, и они медленно пошли по тенистой аллее парка. Агнесса шла молча, словно нехотя, не поднимая на собеседника глаз. А он доказывал ей что-то, порывисто жестикулируя. В самом конце парка они вошли в беседку, сели. Приникнув к стенке беседки, подруги стали прислушиваться.

— Написать, — говорил незнакомец, — нужно всего несколько слов: «Барон фон Бретт связан с советской разведкой через Николая Русселя. Нахожусь в Самгуни под замком. Руссель выпытывает явки людей разведцентра. Угрожает выдать».

— Но ведь это ложь… Я приехала сюда сама. Русселя не видела ни разу.

— Ты ничего не понимаешь, — сердито перебил незнакомец. — Так нужно для нас… Для тебя самой…

— Я не хочу даже слышать об этом, — Агнесса в упор взглянула на незнакомца.. — Почему Пауль не пришёл? И не смотрите на меня так зло, вы ничего не посмеете сделать — кругом люди.

— Я не убийца. Я только хочу тебя образумить.

— Ничего мне от вас не нужно…

— Напрасно, напрасно упрямишься. Если этот снимок попадёт в руки КГБ, тебе не сдобровать.

Агнесса вырвала из его рук снимок, разорвала его на клочки.

— Не горячись, дорогая, — примирительно заговорил незнакомец. — Негатив-то цел, он у нас…

— Негодяй, — выкрикнула Агнесса, вскакивая.

— Дура, — незнакомец спокойно поднялся. — Подумай лучше.

Агнесса презрительно посмотрела на него и произнесла с ненавистью:

— Жалею только об одном: что не догадалась раньше о ваших замыслах. — Она сжала кулаки и почти крикнула: — Своими бы руками задушила… предатели!..

Заметив приближающихся военных, Агнесса хотела крикнуть, но, увидев блеснувший пистолет, устало опустилась на скамейку и тихо заплакала. Незнакомец присел рядом, достал носовой платок и начал обтирать её лицо. Минуты через две Агнесса склонила голову ему на колени. Ещё через минуту послышался скрипучий голос незнакомца:

— Ну, ты отдохни, успокойся, а я схожу за мороженым.

Переждав, пока незнакомец скрылся за зеленью верхней террасы, девушки проскользнули в беседку. Агнесса лежала неподвижно.

— Агнесса! — тормошили её подруги. Но она не подавала голоса. — Обморок, — решили девушки и побежали за «скорой помощью».

Осмотрев девушку, врач многозначительно сказал:

— Морфий. Большая доза. Нужна клиническая помощь.

Дня через три Агнесса получила по почте письмо.

«Хочу с тобой встретиться. Скоро уезжаю. Если согласна — выходи восьмого утром на дачную пристань. Тот мерзавец всё перепутал. — Пауль».

За эти дни она много передумала и прониклась к Паулю ещё большей ненавистью. Но в то же время она боялась его мстительной, ничего не признающей натуры. Положив голову на руки, она долго думала, как ей быть, и, наконец, приняв решение, пошла к подруге.

— А-а, Агнесса, — приветливо защебетала Алла. — Заходи, заходи. А я собиралась к тебе. Пойдём, покатаемся на катере.

— Не могу, Аллочка, работаю во второй смене.

Подруга хитро подмигнула, погрозила кокетливо пальчиком и многозначительно заметила:

— Так уж и из-за работы! Небось, встретила парня по душе?

— Не знаю, — уклончиво ответила Агнесса. — Парень, вроде, неплохой. Посмотрю, познакомлюсь поближе. Надоело одной — скучно.

— То-то же. А я тебе что говорила? Букой будешь — так и умрёшь старой девой.

— Ну, пойдём, проводишь.

Алла всю дорогу без умолку рассказывала о своих поклонниках и, когда Агнесса остановилась, удивлённо спросила:

— Уже пришли? Ах, как время летит! Не заметишь, как и жизнь промчится.

— Всего хорошего, — сказала Агнесса, поднимаясь на парадное. — Заходи завтра под вечер ко мне. Поедем на яхтах кататься.

— С кем? — сгорая от любопытства, поинтересовалась Алла.

— Найдутся.

— Хорошо, приду, — и каблучки Аллы застучали по каменной мостовой.

Когда сдавшая смену девушка ушла, Агнесса подошла к телефону. Вспыхнул зелёный глазок.

— Полковника, — сказала она решительно.

— Говорит Агнесса Краус. Срочно нужны люди… — И тут же положила трубку.

Минут через десять вошёл дежурный техник и сказал вполголоса:

— Вас просят…

Агнесса молча встала. В коридоре её ждал широкоплечий капитан.

— Приглашает хозяин, — сказал он улыбаясь.

Они спустились во внутренний двор, сели в машину и через несколько минут были в кабинете генерала Галаджи.

Выслушав её, генерал снял трубку телефона.

— Вересаев? Зайдите ко мне…

Он посмотрел на собеседницу и твёрдо сказал:

— Ничего не бойтесь. Возвращайтесь на работу. А завтра спокойно идите в условленное место. Пистолет вам не нужен — лишняя улика. Около вас этих игрушек будет вполне достаточно, и притом они будут в более опытных руках…

Вошёл Вересаев.

Генерал кратко рассказал ему о приключениях Агнессы Краус, о её встречах с неизвестным, об истории с морфием, о записках и встал:

— Поручаю это дело вам, полковник.

— Слушаюсь…

— Ну, вот, — сказал генерал, протягивая руку Агнессе, — пока всё.

— До свидания. Скорого…

Агнесса широко улыбнулась, тряхнула головой, поправляя причёску, и уверенной походкой вышла из кабинета. Когда за ней закрылась дверь, генерал подошёл к окну, распахнул створки и сказал вполголоса:

— Конец ниточки, кажется, всплыл на поверхность, но тот ли?

 

ГЛАВА XI

ДЕВУШКА В БЕЛОМ БЕРЕТЕ

Алла пришла в воскресенье в четыре часа, и комната сразу же заполнилась острым запахом дорогих духов, болтовнёй, девичьим смехом.

— Не терпится, не могу дождаться вечера, сгораю от любопытства, — тараторила Алла, поминутно поглядывая в зеркало, поправляя причёску, блузку, позируя перед зеркалом. — Ой, знаешь, Агнесса, до чего интересно первое свидание! Я уже выработала свою тактику.

— Любопытно.

— Вначале я была такой глупой, как и ты. Приходила на свидание тютелька в тютельку, а то и раньше. Стеснялась, стыдилась поцелуя… О-хо-хо-нюшки! И, конечно, сразу попадала под пяту.

— А теперь?

— Ну, теперь я искусная покорительница сердец! Ха-ха-ха!.. — Алла подбоченилась, повела многозначительно бровью, игриво блеснула глазками и произнесла нараспев:

— Сначала заигрываю, потом забираю покрепче вожжи в свои руки и командую, как хочу. Допустим, ты — паренёк, которого я взяла на мушку. — Она чуть-чуть вскинула голову и медленно прошла мимо подруги, поигрывая стройной фигурой, не обращая внимания на воображаемого молодого человека и, уже почти поравнявшись с Агнессой, бросила томный, мимолётный взгляд.

— Да-а-а, — рассмеялась подруга. — Перед таким коварством вряд ли кто-нибудь устоит, тем более, если оно сочетается с такой внешностью.

— Ну ещё бы! Уж чего-чего, а ухажоров — хоть отбавляй.

— Ну, хватит, что ли. Садись лучше к столу, сейчас пирог принесу, перекусим немного.

Выпив по стакану какао с вишнёвым пирогом, подруги вышли на улицу. Алла без умолку хохотала, рассказывая подруге разные истории из своих любовных приключений и, вопреки приписываемому себе правилу — не засматриваться на прохожих — провожала пристальным взглядом каждого молодого человека. Агнесса заметила это и сказала, что на улице девушке неприлично так себя вести.

— Ты опять со своей моралью, — сердито огрызнулась Алла. — Не учи, пожалуйста. Я сама знаю, как себя вести в обществе.

Следующий квартал они прошли молча. В воротах парка Алла дёрнула подругу за рукав и шепнула:

— За нами наблюдают двое! Наверное, твой с товарищем.

Агнесса опасливо взглянула в ту сторону, пожала плечами и ответила так же шёпотом:

— Не знаю. Совсем не знакомые. — На аллее нижней террасы они остановились у беседки, густо увитой хмелем.

— Посидим здесь, Алла.

— А когда на яхте кататься? — и, догадавшись, добавила оживлённо: — А, свидание назначено здесь. Да? Ну что ж, посидим, подождём.

Они присели на скамейку. В то же время, в одну из беседок неподалёку от них вошли те двое мужчин, которых Алла приметила ещё у ворот парка. Один из них, раздвинув ветки, толкнул локтем товарища:

— Вон та, чёрненькая, в белом берете…

— Вижу, а другая?

— Наверно, подруга… Ты тут понаблюдай, Коля, а я схожу предупредить капитана. Их ведь ждут около водной станции.

Проводив товарища взглядом до набережной, Николай закурил и стал наблюдать за беседкой, в которой сидели Агнесса с Аллой. Минуты через две вдали показались две мужские фигуры. Одна свернула к набережной, другая остановилась около беседки, приветствуя девушек. Вскоре вернулся товарищ Николая.

— Всё в порядке. Глиссер готов. Аня и Валя ждут, — сообщил он.

— Минут десять тому назад, — сказал Николай, — в беседку вошёл неизвестный. На Митчелла не похож.

Пока они разговаривали, из беседки вышла Агнесса. Заметив её уже внизу, на набережной, Николай дёрнул товарища за рукав.

— Смотри: прозевали!

— Тихо, без паники. Наблюдай за беседкой.

Белый берет Агнессы промелькнул за высоким конусом цветочной клумбы и скрылся в тенистой аллее, идущей к ресторану водной станции.

— Пошли. Этого субъекта нужно взять, до выяснения.

— А Краус?

— Она уже в поле зрения капитана. Вон Валя и Аня идут сюда. Значит, всё в порядке: Агнесса Краус зашла в ресторан.

Они вышли из беседки, закурили и направились навстречу приближающимся девушками. У беседки, в которой сидели неизвестный и Алла, загородили дорогу Вале и Ане.

— Скучаете, девушки? — осведомился Николай.

— А вам какое дело? — отрезала Валя, смерив его недовольным взглядом. — Идите своей дорогой.

— Идёмте отсюда, — шепнула Алла незнакомцу. — Они такие приставалы. Я уж знаю.

Заметив, что Алла и незнакомец поднялись, Аня потянула Валю за руку к освобождающейся беседке. Николай с товарищем направились за ними, приглашая покататься на глиссере. Поравнявшись с вышедшим из беседки незнакомцем, товарищ Николая загородил ему дорогу и бросил отрывисто:

— Ваши документы!

— Я… я ничего… Я первый раз её вижу, — растерянно проговорил незнакомец. Он посмотрел на направленные в его сторону пистолеты и медленно поднял руки. Николай быстрыми движениями обыскал его и, убедившись, что оружия нет, сказал коротко:

— Идите к выходу. Не оглядываться!

Когда незнакомец удалился в сопровождении молодых людей, Алла проговорила растерянно:

— И что им нужно от человека?..

— Вы его знаете? — спросила Валя.

— Откуда? Первый раз вижу. Принёс Агнессе записку. Ну, и разговорился со мной. Агнесса ушла на свидание. А мы сидели, поджидали её. И вдруг эти…

— А где же Агнесса?

В эту минуту в другом конце парка раздался выстрел, второй, третий. Послышался повелительный окрик: «Стой!..»

Подошла Агнесса, бледная, молчаливая. Алла бросилась к ней:

— Что случилось? Почему ты так побледнела?

— Ничего. В меня стрелял… Тяжело ранил капитана… Сбежал, негодяй…

Алла словно онемела от неожиданности. Она с усилием проглотила слюну, не сводя мигающих глаз с подруги. Потом произнесла приглушенным голосом:

— Боже мой, всё перепуталось в моей головушке — ничегошеньки не понимаю.

Агнесса взяла её под руку.

— Пойдём, Алла. Освежимся.

Они спустились по ступенькам набережной и скрылись за бетонной стеной.

На другой день Агнесса Краус не вышла на работу. Пережитое накануне нервное потрясение дало себя знать. Утром поднялась температура. Решила пойти к врачу. Возвратившись из поликлиники, легла в постель, приняла порошки и вскоре уснула.

К вечеру пришла её навестить Алла. Постучав в дверь, Алла не вошла, а ворвалась в комнату, наполнив её своим звонким голосом.

— Едва скоротала день, считала минуты. Кончила работу и сразу к тебе. Ты заболела, Агнесса?..

Услышав позади себя за шкафом движение, Алла обернулась. В притворе мелькнула пола серого плаща. Кто-то снаружи повернул ключ в двери. Алла пожала плечами. Осторожно шагнула вглубь комнаты, заглянула за ширму и дико закричала:

— А-а-а!

На кровати с запрокинутой головой, в луже ещё не остывшей крови лежала Агнесса. На простыне, одеяле — всюду следы крови. Алла не помнила, как она бросилась к двери, как кричала душераздирающим голосом. На крик сбежались соседи, открыли дверь. Но убийцы уже и след простыл…

 

ГЛАВА XII

ПОВЕЛИТЕЛЬ ТУЧ

— С новостями? — сухо спросил Галаджи вошедшего полковника Вересаева.

— И весьма любопытными…

— Днём в пионерском саду дети заметили щегла, запутавшегося в ветвях акации. К ноге была привязана записка. Вот она.

Генерал внимательно прочёл содержание:

«Нахожусь нижнем этаже. Из окна сквозь световую рекламу вижу половину креста собора. Зинаида Кремлёва».

— Где, по-вашему?

— Рядом со зданием института «Главцитруса».

— Какие меры приняты?

— Установлено наблюдение. Готовимся к операции.

— Хорошо. Продумайте детали операции.

— Есть продумать детали.

— Майор Споряну, — доложил адъютант.

— Просите. А вы, Вересаев, торопитесь, но учтите всю щепетильность проведения операции. Надо проделать тонко, деликатно… Заходите, заходите, Антон Савельевич. Мы уже закончили. Ну, здравствуйте. Как дела?

— Вам, товарищ генерал, должно быть понятно мое состояние.

— Знаю. Рассказывайте, что вам известно?

Генерал Галаджи внимательно выслушал Споряну и успокаивающе сказал:

— Нет, вы думаете не то. Их интересует не красивая женщина, а дочь учёного, вернее, сам секрет изобретения. Тут даже к Зосиму Лукичу уже подкатывались, но этот слабонервный прибежал, а сказать толком ничего не может. Не помнит ни лица человека, ни его внешних признаков. Забыл даже, во что тот был одет… В общем не тужите, Антон Савельевич.

— Не тужить… Разве вам, Сильвестр Антонович, не понятно мое состояние?..

— Понятно, Антон Савельевич, но возьмите себя в руки.

И Галаджи посвятил Споряну в последние новости, имевшие непосредственное отношение к Зинаиде Кремлёвой.

— Очень топорно задуманное дело. Организовали поездку Таберидзе с женщиной, как две капли воды, похожей на Зинаиду Петровну. Рассчитывали провести нас — увлечь по ложному следу, но Ярусов разоблачил их приём и пролил кое-какой свет на дела «цитрусовода» Таберидзе.

Генерал был в хорошем расположении духа, явно старался развлечь Споряну, ободрить его.

— Завтра-послезавтра получишь приятное известие. О Зинаиде Петровне не печалься — найдём. Таберидзе будет арестован, когда того потребует обстановка.

— А почему не сейчас?

— Важно, чтобы он обнаружил остальные хвосты.

Генерал закрыл поплотнее дверь, ведущую из комнаты отдыха в служебный кабинет, и тихо спросил:

— Ты не помнишь любимые песенки жены?

— Конечно, помню. Она больше всего любит: «Я вернусь к тебе, черёмуха, весной…»

— «Когда снова ты распустишь свой наряд», — пропел генерал.

— Верно…

— Отлично, — пророкотал генерал, потирая руки. — Отлично!

Споряну вышел от Галаджи несколько успокоенный. Решил заехать к Петру Кузьмичу, успокоить и его. Но профессор и без того был в приподнятом настроении:

— Всё проясняется… Вы поистине два сапога — пара. Она, видите ли, вместо того, чтобы взять такси, решила прокатиться в машине главного цитрусовода. Да и ты не лучше. Доверился телефонному звонку…

Заметив недовольный взгляд Споряну, профессор взял его под руку. — Сердиться, Антон, не нужно. Думаешь, я не переволновался… Были бы поменьше, берёзовой кашей бы вас обоих… Ну, ладно. Потом разберёмся. А сейчас идём в лабораторию. Я кое-что нащупал, преинтересное.

Закрыв за собой дверь, профессор включил вакуумные установки и начал объяснять:

— Профессор Хрусталёв сделал правильную поправку. Первый тёплый пояс земной атмосферы начинается в пределах 40 километров… Это озоновый слой, рождаемый и питаемый солнечной энергией.

Профессор умолк, думая о том, до чего же легко дышится, когда воздух насыщен озоном. А Споряну, наблюдая за экраном главного вакуума, думал: «Почему озон, рождаемый электрическими разрядами грозы, в наземных слоях атмосферы так быстро улетучивается?.. Нельзя ли найти пути для постоянного пополнения воздуха озоном, хотя бы над ограниченными районами, скажем, над Донбассом, промышленным Уралом, над Москвой?..

— Да, Антон Савельевич, — продолжал Кремлёв, — озон — это броня для всего живого на нашей планете, защита от губительного воздействия ультрафиолетовых лучей. Наукой уже доказано: уничтожь озоновый слой — в течение нескольких минут Земля превратится в выжженную пустыню. — Он немного помолчал, обдумывая что-то, затем, повернувшись к Споряну, мечтательно сказал:

— Вот если бы забраться на Луну, создать вокруг неё озоновую оболочку… Ведь это жизнь, это — база для возникновения живых существ.

Споряну слушал профессора, а думал о своём. Думал о том, что может произойти, если в секреты разрушения озоновой оболочки проникнут не учёные-гуманисты, а воинствующие человеконенавистники?.. Ведь достаточно разорвать, разрушить эту оболочку над каким-нибудь районом всего на несколько минут — и всё живое будет предано праху… Это куда страшнее атомных бомб… Солнце — источник жизни, но оно же и источник смерти.

— Как вы думаете, — прервал размышление Споряну профессор, — можно получить искусственным путём озон?.. Ведь озона в атмосфере жалкие крохи. Если собрать с земной атмосферы его весь и разместить в один слой по поверхности земли, его толщина не превысит трёх миллиметров… Солнечные лучи дробят молекулы кислорода на атомы, которые затем снова соединяются, но уже не парно, а по три. Так рождается озон. Часть его распадается, образуя молекулы кислорода. А Солнце вновь производит из кислорода озон. Так сохраняется неизменный озоновый слой — бронированная оболочка Земли.

— Значит, его можно создавать искусственно, — заметил Споряну.

— Выходит, можно, но осторожно, — ответил профессор. — Мы ещё не знаем, какое воздействие окажет на живые существа больший или меньший, по сравнению с существующим, озоновый панцырь.

— Теперь мы уже кое-что знаем о причинах детонации и опасной энергии при наземных взрывах самолётов-снарядов, — продолжал он. — Посмотрите на пятый квадрат микроэкрана.

Споряну придвинулся к приборам, навёл линзу микроэкрана на нужный квадрат.

— Настроились?

— Да.

Профессор включил ток. Доведя напряжение до нужной силы, открыл автоматический регулятор газа. Споряну обернулся:

— Камень превратился в песок…

— В этом-то и сила, погубившая людей при испытаниях. Прямо ядерная реакция в миниатюре. Всё дело, Антон Савельевич, в том, что естественный газ содержит мельчайшие частицы кристаллической пыли. И чем выше её процент, тем активнее газ, тем опаснее при взрывах. Но что представляют собой частицы этой кристаллической пыли, каков их химический состав, что они вносят в ускорение реакции взрыва — надо ещё найти… Ну, теперь уже найдём.

Профессор выключил приборы и поднялся со стула.

— Но самое важное, пожалуй, в том, — сказал он после паузы, — что эта кристаллическая пыль при воспламенении и соединении с кислородом воздуха вызывает повторную детонацию значительно большей силы и радиуса, чем искусственный кратногаз.

— Это очень хорошо, Пётр Кузьмич. Очень хорошо. Это стимул для полётов на новые высоты. И, кроме того, гроза против гроз, повелитель и укротитель туч… А каким газом наполнены баллоны двигателей на «Гремучем поезде»?.. Как бы не искусственным…

Профессор непонимающе посмотрел на Споряну.

— Поезд — наземный вид транспорта. И, естественно, такая новинка привлечёт к железнодорожному полотну толпы любопытных. А если газ с кристаллической пылью…

— Да, да, Антон Савельевич. Я отвлёкся и вначале не понял вашего вопроса… Я всё поручу перепроверить. Могли по ошибке наполнить баллоны не из того резервуара или дать в смеси. А это абсолютно недопустимо… Поезд отправляют послезавтра?..

— В понедельник.

Профессор снял трубку, попросил соединить с генералом Прозоровым.

— Алексей Никитич?.. Говорит Кремлёв. Прикажите проверить самым тщательным образом, каким газом заправлены баллоны для опытного локомотива… Только естественным из белого резервуара… Из синего — ни в коем случае, под строжайшую ответственность… Да, да. Лабораторные исследования показали совершенно иную картину… Если сомневаются, лучше заполнить новые баллоны и заменить… Даже лучше — заменить без всяких разговоров.

Он положил трубку, резко поднялся, заходил по комнате.

— Хорошо, что я поговорил с вами, Антон Савельевич. А то не миновать бы происшествий. Да, вы знакомились с работой двигателей локомотива?

— Да, Пётр Кузьмич, знакомился. Внушительная картина. Правильно сделали, решив пропускать поезд в условиях военного карантина.

— Ну, а как двигатели?.. Не шалят?

— Работают ритмично. Но испытания покажут. Измерительная аппаратура зарегистрирует все отклонения… Люди едут опытные.

Проводив Споряну до двери, профессор вернулся к своим приборам.

 

ГЛАВА XIII

ОСИНОЕ ГНЕЗДО

Набежавшее облако бросило тень на фасад тёмносерого здания. Это придавало таинственность всему, что скрывалось за дверью старинного особняка, некогда принадлежавшего иностранной фирме.

Неизвестный мужчина, в бежевого цвета макинтоше и такой же шляпе, не глядя на особняк и больше интересуясь противоположной стороной улицы, неторопливо шествовал вдоль ограды. Дойдя до угла, он так же не спеша повернул в переулок. На какое-то мгновение показалось, что незнакомец украдкой посмотрел в ту сторону, откуда шёл. Однако это могло и показаться…

Когда он поравнялся с углом здания, бесшумно отворилась боковая дверь и, пропустив внутрь бежевый макинтош, так же тихо закрылась. Всё это произошло так неожиданно и быстро, что казалось, незнакомец, так невозмутимо вышагивавший по тротуару, исчез, сквозь землю провалился. Но это тоже только казалось…

Поднявшись по покрытым толстой дорожкой ступенькам лестницы, незнакомец привычным движением открыл дверь и оказался в небольшой квадратной комнате с широким окном, выходившим во двор. Справа от двери, в углу, стояла круглая вешалка. Посредине комнаты — овальный стол, на котором лежала открытая коробка сигарет, пепельница и электрический прибор-зажигалка. Около стола массивные кресла под белоснежными полотняными чехлами.

Сняв макинтош и шляпу, незнакомец небрежно бросил их на вешалку. Потом опустился в кресло, придвинул один из телефонов и, не снимая трубки, набрал 03. Вспыхнули зелёные глаза настольной лампы-совы. Послышалось гудение электромотора. Массивный сейф, расположенный в углублении внутренней стены, медленно повернулся на 180 градусов. Его задняя стенка открылась, и из сейфа вышел стройный молодой человек в сером спортивном костюме.

— Садитесь, Пауль… Рассказывайте, как вам удалось уйти из ловушки в ресторане. Не оставили никаких следов у трупа Агнессы?

Пауль неторопливо опустился в одно из стоящих перед столом кресел, начал припоминать, как ему удалось ускользнуть из рук чекистов. Незнакомец не спеша раскурил сигарету, затянулся, пропустив между плотно сжатых губ тоненькую струйку дыма.

— У вас нет никаких вопросов ко мне, Пауль? — спросил он после небольшой паузы.

— Я хотел спросить, господин Кинг, как быть с той северной красавицей. Молчит и всё. Причём очень похоже, что она ничего не знает о работах отца.

— А я полагаю другое, Пауль…

— Если не секрет…

— Нет, какой же может быть секрет или новость в том, что офицер разведки, имея такие же человеческие пороки, как и все люди, вдруг влюбился.

Пауль непонимающе посмотрел на шефа.

— Простите, господин Кинг, я не понимаю намёка.

— Не понимаете, как влюбились в северную красавицу? — с расстановкой проговорил Кинг. — Что же тут непонятного? Женщина больше чем обаятельной внешности, стройна, как дикая лань, умна, как сто чертей, а глаза… ох, эти глаза, как море, голубые и расплавили ваше восковое сердце.

Пауль стоял в растерянности. На его щеках исчез румянец, проступила мертвенная бледность. Он с трудом понимал, что говорил ему Кинг, думая больше о том, что его ожидает. Он знал, что судьба многих, чересчур осведомлённых и ставших неугодными разведчиков кончалась без крика и выстрела где-то там, в глубине стального цилиндра, заменяющего потайной ход. Через него можно войти и выйти. Но с таким же успехом можно оказаться где-то под землёй. Пауль со всей ясностью представлял себе, как поворачивается сейф лифта, служивший потайной дверью подземного хода, как начинается плавный спуск пробкового круга по цилиндру трубы, и достаточно Кингу повернуть ноль на диске телефона до отказа, как этот пробковый круг уйдёт из-под ног, и Пауль с быстротой камня понесётся в глубину колодца. По телу Пауля пробежала нервная дрожь.

— Что же вы молчите, Пауль?

— Я, господин Кинг, далёк от любовных идиллий, когда исполняю долг службы. Вы это хорошо знаете…

— Отлично знаю, потому и откровенен с вами, больше обусловленных рамок. Успокойтесь, Пауль. Садитесь и рассказывайте подробно, как эта Зинаида, если не ошибаюсь…

— Зинаида Петровна…

— Как Зинаида Петровна ведёт себя, как её самочувствие, настроение?

Пауль присел на край дивана и, попросив разрешения, закурил. Собравшись с мыслями, он начал рассказывать о допросах похищенной разведчиками дочери профессора Кремлёва — Зинаиды Петровны.

— А телеграмма о Споряну её не взволновала?

— Читая телеграмму, она изменилась в лице, потом посмотрела на меня так, что у меня мурашки по спине побежали, скомкала телеграмму и бросила прямо в лицо, проговорив только: «Негодяи!» Долго сидела молча, потом тревожно так, тихо говорит: «Где же сейчас Тоня? Может, его тоже похитили?»

— А вы что ответили?

— Я сказал, что нас интересует не инженер Споряну, а профессор Кремлёв, и пояснил, что Споряну сейчас развлекается с прелестной гречанкой.

— Как она на это реагировала?

— Ещё раз назвала негодяем.

— А всё-таки поездка двойника Кремлёвой с Таберидзе уведёт в сторону зоркое око Галаджи… Адмиралу понравился такой ход.

Кинг остановил на Пауле немигающий взгляд. После минутного молчания сказал с нотками похвалы в голосе:

— За оригинальную находку, эту самую Наталью Ивановну, вас, Пауль, ждёт поощрение. Адмирал Ландэ просил поздравить вас с успешным началом. Он в восторге от такой выдумки. — Кинг прошёлся по кабинету, остановился около окна и, не оборачиваясь, спросил: — Ваша Наташа не родственница Кремлёвых? Кстати, где вы её нашли?

— Никаких намёков даже на дальнее родство. Я встретил её на палубе парохода, ещё во время разработки плана похищения дочери профессора. И, признаюсь, сам принял это прелестное создание за Зинаиду Кремлёву.

— Будет ли она, Пауль, работать на нас? Не Галаджи ли подставил нам этот дубликат дочери профессора?

— Не думаю. Она слишком, на мой взгляд, ветрена для того, чтобы её услуги принял Галаджи.

— Посмотрим, как она поведёт себя дальше. Таберидзе умеет наблюдать.

— Да, он на своём месте…

— Кто же она всё-таки?

— Блестящая истеричка, я бы сказал. Отец крупный специалист по пушнине. Баловал с детства. Она бросила школу, не окончив восьмого класса. Поступила в балетную школу. Металась всю жизнь, себя искала. Да так и не нашла…

Кинг возвратился к разговору о Зинаиде Петровне.

— А как ест наша прелестная пленница?

— Вполне обычно для женщины. Даже требует по своему вкусу то или иное блюдо.

— Как она реагирует на своё похищение?

— Совершенно спокойна. «Напрасная трата времени, — говорит. — Ну, зачем я вам нужна, если я абсолютно ничего не знаю о делах отца?»

— Да, но у нас есть сведения, что она помогала отцу в домашней лаборатории, была, по существу, его ассистенткой. И наивно для химички делать вид, что она не знает, над чем работает отец. Плохо допрашиваете, Пауль, неумело… Она жила вместе с отцом?

— Нет, работала заведующей лабораторией опытной станции, в 40 километрах от города. А жила в квартире отца в Самгуни. Но он дома почти не бывает.

— А среди сотрудников учёного нет ещё нашего человека?

— Нет. Все попытки кончались провалом. Был в коллективе у него один подающий надежды человек, некий Зосим Лукич Щербня, но и его убрали оттуда. Видимо, сочли ненадёжным.

— Так, так. А где теперь этот Зосим Лукич?

— Заведует базой коопторга в Самгуни.

— Вы встречались с ним?

— Да. Три раза, и всё безрезультатно. Однажды я заговорил осторожно о его работе в лаборатории «ЦНИИСТ»-а, но он вытаращил глаза, схватил свою кепку и буквально убежал.

— Занимались его биографией?..

— Да, самым подробным образом.

— Деньги любит?

— Неравнодушен. Однако у него в коопторге в этом не встречается особых затруднений.

— Надо подставить ему соблазнительную женщину и запутать в подлогах и растратах, а затем «выручить»…

— Попробуем и это.

— И покопайтесь ещё в его прошлом. Помню, вы говорили, что он старый большевик.

— Понятно.

— Кстати, Таберидзе вчера вернулся из поездки… Да, так вы верите в то, что она не знает о работах своего отца?

— Пока нет оснований ей верить, но и нет аргументов, говорящих о том, что она что-либо знает.

— Как обращение с ней, обслуживание?

— Строгое, но внимательное. Сказала, что обожает комнатных птиц. Майор приказал купить клетку щеглов.

— Что? Птиц! Да вы с ума сошли! Провал… Эх, болваны…

Кинг поднялся, подошёл к столу и повернул выключатель настольной лампы. Послышалось приглушенное гудение, и за портьерой входной двери плавно опустились стальные гофрированные жалюзи.

— Ну, пойдём, Пауль, побеседуем по душам с этой красавицей.

Кинг первым вошёл в открытую дверь сейфа. За ним почти вплотную втиснулся Пауль. Щёлкнул выключатель, и они стали бесшумно спускаться к подземному ходу.

 

ГЛАВА XIV

ЗНАКОМЫЙ ГОЛОС

Споряну сидел у стола, положив голову на руки. Лукерья Ивановна, посмотрев на сына, сокрушённо покачала головой. Заметив прошедшего под окнами почтальона, она позвала дочь:

— Ира, там газеты принесли.

Ира быстро выбежала и через минуту вернулась с газетами. Присев на диван, бегло просмотрела их и вдруг порывисто вскочила.

— Мамочка, Ленуца, Тоня, — слушайте! За успешное выполнение особого правительственного задания наградить инженера Споряну Антона Сав…

Споряну выхватил газету из рук сестры и, пробежав взглядом по тексту Указа, добавил к сказанному сестрой:

— Орденом Трудового Красного знамени…

Старшая сестра и мать вместе прочитали Указ ещё раз и стали радостно поздравлять Антона. Больше всех тараторила Ира:

— Ну что же ты стоишь, как вкопанный? Радоваться надо, а он стоит…

— Ира, перестань, — прикрикнула Лукерья Ивановна.

— Пусть шумит, мама. Ведь она — вестник радости. Потом мы с ней отправимся в город. Придётся за такую новость сделать ей подарок.

— Не потом, а сейчас. Одевайся, идём, пока не передумал…

— А что бы ты хотела, Ира?

— Майор должен угадывать желания девушек…

— Ну и бессовестная же ты, Ирка, — рассердилась мать. — И откуда в тебе это?

— Понятия не имею…

— Идём, идём, ёрш. Одевайся скорее, — сказал Антон Савельевич, накидывая на плечи лёгкий плащ… — Мама, Ленуца, вы приготовьте что-нибудь к ужину. Вдруг кто-нибудь придёт…

— Я уже готова, — крикнула Ира из коридора.

— Я тоже. Ну, пошли.

Почти три квартала брат и сестра шли молча. Ира заметила, что за ними следом идёт незнакомый ей человек. Когда они поравнялись с универмагом, брат спросил:

— Сюда?

Ира молча кивнула головой. Они переходили с этажа на этаж, из отдела в отдел. Но трудно было понять, что же она хочет в подарок. Ире нравились и небольшие сумочки с никелированными замками, и перчатки, и вышитые блузки. Дважды Антон спросил её об этом и оба раза в ответ услышал:

— Сам догадайся… — Переходя к другому прилавку, она оглянулась и шепнула: — Тоня, какой-то мужчина всё время идёт за нами.

— Ничего, ничего, Ирочка, так нужно. — Угадав, наконец, мысли сестры, Антон сказал:

— Ира, посиди на диване. Я иду покупать. А что, узнаешь дома.

Ира охотно согласилась. Через несколько минут Антон подошёл к ней с большой коробкой, перевязанной яркой лентой.

— Интересно, что же ты выбрал, — Ира старалась по весу коробки определить, что в ней.

— Ну, это не дело. Откроешь дома, тогда и скажешь — угадал я твоё желание или нет.

Весело разговаривая, они вышли из магазина и медленно направились к дому. У переулка, над которым висела огромная афиша «Сегодня опера «Демон», Антон остановился. «Где же Зина, что с ней?» — подумал он с болью. Пройдя несколько шагов молча, он глубоко вздохнул и рассеянно сказал:

— Может, сходим в театр?

— Ой, конечно, Тоня, — обрадовалась Ира.

— Маму возьмём с собой, Лену.

— Ну нет. Не театр будет, а панихида. Начнут морали читать. Туда не ходи, здесь не стой, не оглядывайся и т. д. и т. п. Пойдём лучше вдвоём.

В эту минуту мимо них промчалась легковая машина с зашторенными боковыми стёклами. Споряну показалось, что в машине крикнула Зина. Он торопливо передал сестре коробку и стал нетерпеливо что-то искать в карманах.

— Тоня, что с тобой? — спросила испуганно сестра. — Ты бледный-бледный.

— Иди домой и никому ни слова. Я скоро вернусь, — и, подняв руку, он выскочил на мостовую, наперерез шедшей легковой машине. Машина с визгом затормозила. Из открывшейся дверцы высунулась голова в шляпе и, с досадой выругавшись, сказала:

— Жизнь вам надоела, что ли? Я спешу на совещание!

Не обращая внимания на ворчание пассажира, сопровождавший Споряну человек раскрыл перед глазами шофёра красную книжечку. Антон распахнул дверцы машины и, тронув шофёра за плечо, сказал тоном, не допускающим возражений:

— В центр! Прошу прощения, гражданин. Вы уж не обижайтесь. Долг службы обязывает. Подбросьте меня до угла проспекта и вы свободны.

…Споряну не вошёл, а ворвался в кабинет генерала. Галаджи и два майора, сидевшие у стола, резко обернулись, прервав разговор.

— Разрешите доложить, товарищ генерал! — не своим голосом выкрикнул Споряну.

Галаджи кивнул головой на дверь. Когда майоры вышли, Споряну кратко изложил существо дела и высказал предположение, что узницу куда-то увезли.

Генерал спокойно снял трубку внутреннего телефона:

— Седьмой!.. Вересаев? Ко мне! — и, повернувшись, добавил вошедшему адъютанту: — Оперативные машины к подъезду.

Генерал стал необычайно подвижен. Распахнув дверь большого сейфа, он достал объёмистую папку с планами, фотоснимками отдельных домов города и, раскрыв на нужной странице, ткнул в фотоснимок пальцем.

— Этот?

— Так точно. Только отсюда крест собора…

— По вашему приказанию прибыл, — отрапортовал вошедший Вересаев.

— Садитесь. Нашли ещё один след дочери старика. Споряну, объясните.

Через две минуты Березин и Мухин, ознакомившись со зданием, изложили свой план. Генерал решительно запротестовал.

— Не годится! Операцию в здании отставить… Повременим. А вы, Вересаев, немедленно на аэродром. Разберитесь в обстановке и примите меры… Осматривать все самолёты и, может, сопровождать их до границы.

Когда все вышли, генерал спросил Споряну:

— Старику докладывал о подготовке зоны к испытаниям?

— Нет, я ещё нигде не был. Звонил — нет дома.

— Я понимаю, майор, ваше состояние, но надо взять себя в руки. Чувствую, верю, что всё кончится хорошо. Найдём.

— Я тоже верю в это.

— Вот и отлично. Поедем, успокоим старика. Он у себя на даче. Попутно поговорим о новостях, которые прислал Ярусов. Да, плёнка со снимками зоны уже проявлена. Снимки изумительно отчётливы. Вот в этой папке, заберите.

Генерал поднял трубку оперативного телефона.

— Я буду у старика… Вот, вот, держите меня в курсе дел.

Он положил трубку и взял Споряну под руку.

— Ну, идём, прогуляемся по свежему воздуху.

— Домой нужно позвонить. А то я сестрёнку так поспешно покинул, беспокоиться будут.

— Не звони. Заедем лучше. Ведь нам по пути.

— Да, так будет лучше.

* * *

Споряну вернулся от Петра Кузьмича поздно и долго не мог уснуть. Он был удручён тем, что операция в квартале и доме, на который указывалось в записке, отложена. Весь вечер и добрую половину ночи Антон Савельевич думал только об одном: «Где Зина?» В сознании громоздились самые невероятные предположения.

Так он ворочался с боку на бок, пока не забрезжил рассвет. Когда косые лучи восходящего солнца заглянули в окна, Лукерья Ивановна неслышно вошла в комнату сына и потихоньку опустила плотные шторы. В коридоре её встретила Ира:

— Тоня встал?

— Нет, спит. Плохие сны, видно, снятся. Весь лоб потный.

Ира потихоньку прикрыла дверь, боясь разбудить брата. Семья, по случаю воскресенья, была вся в сборе. В девять часов утра Юрий Капустин и Елена Савельевна ушли на рынок, а Ира убирала в комнате. Зазвонил телефон. Ира взяла трубку.

— Он ещё спит, — ответила она кому-то. — Хорошо, как проснётся — скажу.

— Я не сплю, — раздалось над самым ухом у Иры. От неожиданности она отшатнулась, передала трубку брату.

— Какие новости? Бегу, сейчас же бегу…

Он положил трубку и крикнул нетерпеливо:

— Ира! Стакан молока и пару пирожков. Я сейчас еду.

— Куда, Тоня? Опять на весь день?

— Не знаю, генерал с новостями ждёт.

 

ГЛАВА XV

НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА

Генерал Галаджи был весел. Не говоря ни слова, он достал из папки заполненный печатным текстом лист бумаги и протянул Споряну.

— Садись и читай.

Споряну медленно опустился в кресло, пробежал по бумаге взглядом.

— Нет, нет! Ты вслух читай, — потребовал Галаджи.

Споряну поднял улыбающееся лицо, посмотрел сияющими глазами на генерала и начал вслух:

«Во время полёта крышка одного из больших чемоданов «дипломатического багажа» начала шевелиться. Потребовалась вынужденная посадка на одном из пограничных аэродромов. В подозрительном чемодане оказалась женщина, назвавшая себя Зинаидой Петровной Кремлёвой».

Споряну замолчал, перебегая взглядом на конец сообщения.

— Читай подряд. Радоваться потом будешь, — вновь заметил генерал.

«Багаж задержан, — продолжал читать Споряну. — Сопровождающий и женщина — интернированы. Женщина утверждает, что её погрузили в чемодан силой. Для сведения сообщаю краткое содержание предварительного допроса:

— Вечером в субботу встретила в театре цитрусовода Таберидзе. В антракте он представил меня двум иностранцам…»

Генерал заметил, как Споряну изменился в лице. Исчезла улыбка, потух радостный блеск глаз. Чуть дрогнули густые брови, а удивлённо раскрытые глаза впились в текст задрожавшей в руках бумаги.

— Ну, а остальное неинтересно, — безразличным тоном сказал генерал и потянул к себе бумагу. Чувствуя, что Споряну не особенно охотно отпускает из рук документ, генерал понял, что некоторые детали документа пробудили в его сердце острое чувство ревности. Споряну в свою очередь угадал мысли генерала и усилием воли поборол себя. Когда их взгляды встретились, генерал подумал: «Молод ещё…» Однако Споряну уже светился прежней радостной улыбкой.

— А где она? Вы дали приказание доставить её сюда? — нетерпеливо спрашивал он.

— Всё сделано, Антон Савельевич. Самолёт уже на подходе. Пройдите в комнату отдыха, отдохните, успокойтесь, а я тут распоряжусь насчёт кое-каких неотложных дел, и поедем в аэропорт.

Споряну медлил уходить. В его сознании вновь мелькнула колющая сердце мысль: «в театре, с Таберидзе, уехала с ним…» На его правой щеке дрогнул мускул от сильно стиснутых зубов.

— Идите, идите, — торопил его генерал. — Время не ждёт. А то опоздаем к самолёту. Потом во всём разберёмся.

Споряну мог подумать в эти минуты всё, что угодно, но только не то, что ему приготовил Галаджи. Генерал, волнуясь, следил, как Споряну неохотно обходит вокруг стола, равнодушно направляется в комнату отдыха, медленно открывает знакомую дверь и… В тот же миг скрестились крики:

— Тоня, милый!

— Зинушка, дорогая!..

Генерал, широко улыбаясь, отошёл к окну, удовлетворённо покачал головой: «Да-а-а! Приятно всё-таки приносить радость людям…» Посмотрев на часы, он подошёл к радиоприёмнику, включил его. Комнату заполнила мелодия «Вальса цветов»…

Галаджи поспешно набросил плащ, вышел в приёмную и приказал адъютанту:

— Моя машина в распоряжении инженера Споряну. Подайте к подъезду дежурную. Буду в обкоме у товарища Вахрушева…

— Есть к подъезду дежурную…

* * *

На другой день Зина вернулась с работы весёлая, жизнерадостная. И сразу же бросилась к Лукерье Ивановне:

— Тоня ещё не пришёл?

Ласково глядя на неё, Лукерья Ивановна сказала полушёпотом:

— Пришёл, пришёл. Ждёт — не дождётся тебя.

Зина лёгким движением смахнула шляпу, положила её вместе с портфелем на столик и пошла к мужу. Антон сидел за столом с логарифмической линейкой. Услышав шаги, он отложил линейку, встал.

— А я думала, что тебя ещё нет дома, — сказала Зина, ласково улыбаясь.

— Что ты, Зинушка. Я приехал давно… Жду тебя, скучаю, будто не видел год. Ну, а как у тебя дела? Закончили анализы газа?

— Ещё нет. Папа хочет сам всё перепроверить. Просил меня приехать к нему в лабораторию на два-три дня…

— Ох, и жду же я этих анализов! Ты понимаешь, если только оправдаются теоретические выкладки Петра Кузьмича, мы заберёмся на такие высоты, что голова закружится…

— Уж не на Луну ли? — Зина не прятала лукавой улыбки.

— А хотя бы и на Луну…

— Ну и фантазёры же вы с папой, один другого лучше. И Володю совратили с пути истинного. Был инженер как инженер. Отлично знал своё дело. А теперь туда же, в изобретатели-открыватели потянулся.

— Очень хорошо… «Кто хочет, тот добьётся, кто ищет, тот всегда найдёт». А насчёт того, кто совратил, повременим делать выводы…

Они сели рядом на кушетку и начали никогда не надоедающий влюблённым разговор. Они могли часами смотреть друг на друга и говорить, говорить… Вот и сейчас, вспоминая прежние встречи, ставшие теперь памятными, они то громко смеялись, то понижали голос до шёпота.

— Я ждала тебя, ждала… Позвонила отцу. Он сказал что-то невнятное. Это ещё больше расстроило меня. Начала беспокоиться, думать, кто его знает что. А тут наши девчата стали расхваливать постановку… Настроение скверное было. Я не находила себе места. В театре встретила этого негодяя Таберидзе…

— Ты не с ним поехала в театр?

— Ну нет. Днём он приехал в лабораторию. Разговорились. Я проболталась, что собираюсь в театр. Пришла и встретила там его. Увязался провожать. С ним поехал его «друг» и я… оказалась в ловушке.

— Зина!

Он привлёк её к себе.

Выслушав историю о том, как от имени Зины послали на его имя телеграмму в «Лесную каравеллу», Антон Савельевич заметил:

— В «Лесную каравеллу», Зиночка, совсем другой человек поехал. Я и не собирался предпринимать такое путешествие.

— Ты знаешь, Тоня, эти негодяи мне сказали, что ты развлекаешься с какой-то гречанкой в городе Красного Камня. Ну, я и решила послать телеграмму. Как нехорошо. Чужой человек будет читать её.

— Ничего, Зиночка, Ярусов — хороший парень.

— Ярусов? Что-то знакомая фамилия. Да, да, мы с ним знакомы. Как-то я была с Володей в театре. Майор сидел с нами в одной ложе. Там мы с ним и познакомились.

— Так, так, интересно.

— Я встречалась с ним несколько раз и стала подозревать, что он ко мне неравнодушен. А тут эта телеграмма: «Попрежнему люблю и жду…» Боже мой, что он думает!

— Ха, ха, ха! — расхохотался Споряну. — Ну и пусть думает. Встречусь — объясню.

— Что же ты ему скажешь?

— Как что? Пусть не обольщается телеграммами, адресованными другим. А ты, Зинушка, не волнуйся. Теперь мы вместе — это главное.

 

ГЛАВА XVI

ГОСПОДИН КИНГ В УДАРЕ

Капитан Галкин стоял перед Кингом навытяжку, чувствуя, как бьёт его дрожь. Приближённый Кинга шпион Пауль Митчелл полулежал в кресле с дымящейся сигарой в руках. Сам Кинг нервно ходил по кабинету. «Ещё один такой провал, — думал он, — и сместят с должности, выгонят». Он остановился против дрожащего капитана Галкина и заговорил зло, отрывисто:

— Очередной провал. Дочь профессора… потеряли вместе с чемоданом…

Кинг ещё раз посмотрел на капитана, барабаня длинными пальцами по сукну стола. Пауль, наблюдавший за Кингом, догадался, что судьба ещё одного, ставшего непригодным и опасным шпиона решена. Капитан Галкин, не посвященный в тайны Кинга, ожидал любой кары, только не той, которая готовилась ему. Шеф медленно опустился в кресло, не спуская глаз с Галкина.

— Молчите? Нечего сказать? — всё больше свирепел он. — Для такого болвана и пули жалко. В подвал его, Пауль! И переправить в Новый свет.

Кинг нажал рычаг телефона и набрал 09. Когда в углублении стены раскрылись створки сейфа, Кинг вскочил и, указывая на них рукой, крикнул:

— Вон отсюда!

Галкин поспешно вскочил в сейф, думая: «Только бы добраться до Штатов. Там я вырвусь на волю — друзья выручат…» Но… Створки сейфа замкнулись. Кинг с силой прижал рычаг телефона, резко повернул нуль до отказа.

Из-под ног капитана Галкина выскользнул пробковый круг, и он камнем полетел вниз.

Откинувшись в кресле, Кинг несколько минут сидел неподвижно, не открывая глаз. Наконец, тряхнул головой, как бы отгоняя мысли, повернулся в сторону сидевшего напротив наиболее приближённого шпиона и сказал попрежнаму спокойно:

— Пауль! Где эта неповторимая копия дочери профессора?

— Устроена на работу к Зосиму Лукичу.

— Д-а-а. Нам помешал этот болван. Расскажи-ка подробности.

Пауль с профессиональной расторопностью изложил своему шефу тёмные пятна из жизни беспутной, по его мнению, красавицы и заключил кратко:

— Из наших рук ей не уйти. Уж очень она легкомысленна. Закрутили мы её…

— Значит, она годна, по-твоему, для этой роли?

— Я уверен, господин Кинг. Она знает, что находится в наших руках, и не посмеет ничему противиться. А если начнёт проявлять строптивость, то будет уже поздно. В Штатах её быстро уберут.

— Я полагаю, Пауль, что её нужно срочно укрыть от всевидящих глаз этого Галаджи. И, не откладывая, заняться подготовкой к переброске за границу. Нам от неё будет нужно только одно — её подтверждение, как самого близкого человека профессора Кремлёва — родной дочери, рискнувшей пойти на разрыв с отцом, что он готовит страшное оружие для уничтожения Америки.

— Понятно, господин Кинг.

— Это ещё не всё. Зинаиду Кремлёву нужно убрать, чтобы некому было опровергать всё то, что будет говорить её двойник, с паспортом на имя Зинаиды Кремлёвой. Да, паспорт вручим только в Штатах. Поедешь ты. Инструкции получишь позже. А теперь действуй.

— Понятно, господин Кинг…

— А не лучше ли, пока она не передумала, заманить сюда, спрятать, а потом переправить? Нам спешить, Пауль, надо. Над нами сгущаются тучи… Адмирал настойчиво торопит… Сумеете её сейчас вызвать?..

— Машину Таберидзе, и через несколько минут она будет здесь. — Пауль подошёл к телефону, набрал номер… — Наталья Ивановна?.. Узнаёте по голосу? Польщён… Ну, что вы! Рад приложить все усилия, чтобы вас развеселить… Как? Очень просто, прокатиться на машине к «Горному солнцу», пообедать в поплавке, послушать музыку… Не возражаете? Прекрасно. Сколько вам нужно на сборы?.. Замечательно. Через пять минут на углу остановится машина номер ЗК-10-01. С нетерпением жду. — Он положил трубку. Набрав новый номер, попросил секретаря Таберидзе послать машину на угол Крылатской и Красного Проспекта.

Потом Кинг и Пауль Митчелл опустились на диван, разговаривая о том, как лучше переправить Наталью Ивановну за границу. Вскоре вошла и она сама.

— Пожалуйста, проходите, — вскочил Пауль, — присаживайтесь. — Он поцеловал руку, проводил до дивана, познакомил с Кингом и усадил между ним и собой.

— Ну, зачем же мы будем сидеть? Поехали! — сказала она капризно. — Мне и так надоело сидеть в помещении. Хочу на воздух!..

— Скоро всё время будете наслаждаться природой, — заметил Кинг.

— Как всё время? — обернулась она. — Не понимаю…

— Шеф имеет в виду ваше путешествие за океан, — пояснил Пауль, — о котором мы с вами договорились.

— Одна я не поеду, — категорическим тоном заявила Наталья Ивановна и прикинула в уме: «Вот вы где окопались, негодяи. Если бы знала, предупредила бы полковника. Накрыл бы на месте».

— Зачем же одна? — возразил Кинг. — Вы поедете с Паулем.

— Страшно становится, когда представляю себя на пароходе, в океане, — призналась она. — Да ещё на пути в чужие края.

— Вас ждёт громкий успех, мировая известность и американский сервис, — с пафосом произнёс Кинг, наблюдая, как у Натальи Ивановны от нервного напряжения ходят на щеках мускулы, как она безотчётно передвигает молнию сумочки, как лихорадочно блестят её глаза.

У неё мелькнула мысль: «Если догадаются, могут не выпустить отсюда. Надо соглашаться… Но как предупредить Вересаева? — И она решилась.

— Поедемте к «Горному солнцу». Там и поговорим. Разрешите, я позвоню домой, предупрежу, а то будут волноваться. — Она встала и пошла к двери.

— Звоните отсюда, — сказал Пауль, резко поднявшись.

— Ну, что вы! У меня есть интимные поручения, разве я могу при мужчинах?

— А мы удалимся на минутку, — улыбнулся Кинг, подошёл к столу, перевёл какие-то рычажки. — Пожалуйста, вот аппарат. Из коридора ещё более неудобно. Там могут быть посторонние.

Кинг и Пауль пошли к выходу. Наталья Ивановна подумала: «Отсюда ещё удобнее», подошла к столу, сняла трубку и набрала номер. А Кинг в этот момент уже держал трубку внутреннего телефона, думая: «Не спутала бы аппарат». Щёлкнули контакты, он услышал её взволнованный голос: — Товарищ Вересаев?..

— Н-да! — отрывисто ответил Кинг.

Наталья Ивановна заторопилась: — Скорее на Зелёную улицу… Здесь со мной два главных… хотят увезти за границу… сейчас едем в ресторан «Горное солнце»…

— Кто говорит?… — сухо перебил Кинг, заметив, что она не назвала своего имени… — Наталья Ивановна?.. Наташа, задержитесь минут на десять — едем.

Она положила трубку, чувствуя дрожь во всём теле. «Только бы успели. Что будет, если опоздают?» — проносилось в её сознании. Вошёл Кинг, за ним Пауль.

— Ну, как — предупредили? — спросил Кинг, одевая шляпу. — Теперь можем ехать?..

— Да, предупредила… Но так разволновалась, не могу успокоиться. Моя домработница сожгла, беззаботная, утюгом самое моё лучшее платье… Дайте мне напиться.

Кинг улыбнулся, поняв её наивное стремление оттянуть отъезд. Подошёл к столу, открыл графин и пожал плечами.

— Вода испорчена… Спустимся лучше вниз, выпьем что-нибудь, съедим на дорогу по пирожному.

Пауль Митчелл понял замысел Кинга, расторопно открыл дверцы сейфа, широко улыбнулся.

— Пожалуйста, Наташа, спустимся.

— И правда, — согласилась она, думая задержаться, чего бы это ни стоило. — Лёгкий завтрак не дурно на дорогу.

Ничего не подозревая, она шагнула на площадку потайного лифта. И в то же мгновение за ней захлопнулись металлические створки. Кинг шагнул к столу, прижал рычаг телефона и с ожесточением повернул нуль до конца. Истерический крик Наташи сорвался на визг и, удаляясь, затих. Кинг отпустил рычаг и сказал со злобой:

— Всё!..

— Такой конец — делу венец! — заметил Пауль.

— Оставьте меня, Пауль. Вас ждут дела.

Пауль Митчелл вышел, отметив про себя: «И его нервы сдали».

Оставшись один, Кинг подошёл к окну, отодвинул штору и застыл, взвешивая в уме сложившуюся ситуацию. Он больше всего был огорчён тем, что не удалось переправить через границу Зинаиду Кремлёву. Всё навязчивее преследовала мысль о том, что назрела необходимость поскорее свёртывать дела и возвращаться домой, пока не поздно. «Ещё один провал, — думал он, — я сам могу оказаться в руках Галаджи». Он не услышал, а скорее почувствовал, как распахнулась дверь. Увидев на пороге побледневшего Таберидзе, Кинг внутренне содрогнулся, предчувствуя неладное. Преодолевая икоту, Таберидзе с трудом произнёс:

— С-с-сбежал Галкин!.. Женщина разбилась!..

— Ррротозей! — процедил сквозь зубы Кинг, сломав пополам оказавшийся в руках карандаш. — Когда?

— Не более десяти минут тому назад.

— Немедленно нагнать и «нечаянно» задавить. Лучше штраф, суд над шофёром, чем длинный язык в руках врага.

Таберидзе, не дослушав фразы, метнулся к стоявшей у подъезда машине. Кинг вернулся к столу, начал торопливо перебирать бумаги в ящиках стола, бросая ставшие опасными документы за решётку камина. Закончив очистку стола, Кинг скрылся за створками потайного сейфа.

Очутившись в тёмном подземном тоннеле, он включил ручной фонарик и, освещая лабиринты подземного хода, почти побежал в котельную. Около котла парового отопления он заметил копающуюся при свете свечи фигуру истопника, а рядом труп женщины.

— Что случилось? — почти крикнул Кинг.

— Короткое замыкание, господин Кинг, — вытянулся истопник.

— Обстоятельства? Время? — торопил Кинг.

— Несколько минут тому назад. Капитан Галкин, спускаясь на лифте, выстрелил из пистолета. Шальная пуля пробила кожух на предохранителях, порвала подводящий провод и замкнула цепь.

— Ну и что же?

— Упал на спирали высокого напряжения. Но тока уже не было…

— Где он?

— Как где? Полежал минуты три, затем поднялся и ушёл по своим делам. Потом вот эта, — он указал на разбившуюся женщину, — вниз головой… Насмерть…

Кинг схватился за голову, пр говаривая:

— Кончено. Всё погубили… Сожгите или закопайте труп, скорее!.. — Истопник посмотрел вслед удаляющейся пришибленной событиями фигуре Кинга, сплюнул скрипевший на зубах осадок золы и пыли, подошёл к трупу Натальи Ивановны. Взял подмышки, приподнял и потащил в дальний угол. Услышав стон, бросил её, отскочил в сторону, ища глазами какой-нибудь предмет, чтобы добить жертву. В коридоре послышались торопливые шаги. Вошёл Пауль Митчелл.

— А-а-а, Пауль, — дрожащим голосом произнёс истопник, — а я думал… в общем испугался… Она оживает… Добить надо.

Митчелл подошёл к своей жертве. Пощупал пульс, проверил дыхание и, решившись на что-то, взял Наталью Ивановну подмышки, сказав нетерпеливо истопнику:

— Помоги, скорее!.. Она ещё нам пригодится… — А про себя: «Спрячу где-нибудь. Если не пойдёт на поправку — укол, и делу конец… Попробую поднять на ноги и переправить в Новый свет».

* * *

Таберидзе вскочил на сидение рядом с шофёром. Мгновенно включив мотор и трогаясь с места, шофёр спросил вполголоса:

— Куда прикажете?

— Туда ушёл Галкин? — Таберидзе указал по направлению хода машины.

— Нет, тут он не проходил.

— Тогда назад — быстро. Догнать и задавить — отвечаю я.

Машина развернулась и понеслась в обратную сторону. Миновав вторую поперечную улицу, шофёр бросил взгляд и затормозил, поясняя:

— Кажется, он только что скрылся в калитке зелёных ворот.

— Где?

— На улице, которую миновали.

— Скорее, скорее туда!

Развернувшись, шофёр подъехал к нужным воротам, остановился и выскочил из кабины.

— Сюда, кажется…

— Держать машину наготове, я сам, — крикнул на ходу Таберидзе и скрылся во дворе.

Шофёр подошёл к багажнику, повернул ключ, приоткрыл крышку, вытянул конец шланга, чтобы при толчке не закрылся замок багажника и, незаметно наклонившись, тихо сказал:

— Тронется машина — вываливайся. Ворота с правой стороны по ходу машины.

Шофёр сел за руль, включил мотор и стал поджидать Таберидзе. Тот прибежал, запыхавшись.

— Никого нет, — отрывисто бросил он, — быстро квартала два вперёд, повернёшь направо и назад по следующей улице.

Как только машина двинулась с места, из багажника вывалился на мостовую человек. В два прыжка он скрылся за калиткой.

 

ГЛАВА XVII

ИСПОВЕДЬ ШПИОНА

— Товарищ дежурный, доложите генералу — срочное дело, — сказал майор милиции, торопливо снимая плащ.

Дежурный заметил волнение обычно невозмутимого майора и тут же исчез за дверью. Через минуту он распахнул дверь:

— Прошу, товарищ майор…

Шагнув навстречу начальнику милиции, генерал Галаджи остановился выжидательно и поднял руку, как бы предупреждая.

— Спокойно, майор, не торопитесь — докладывайте со всеми деталями.

— Необычное происшествие, товарищ генерал. Участковый милиционер шёл по Зелёной улице. Вдруг из калитки, ведущей во двор № 10, выскакивает неизвестный гражданин в разорванном костюме, перепачканный. Бросился к участковому и говорит: «Я шпион. Задержите… доставьте меня в органы безопасности. Я много знаю, я всё расскажу…»

— Дальше, майор, дальше…

— И у меня в кабинете подтвердил то же самое. О какой-то адской машине говорит, о подземных ходах и прочей чертовщине…

— Где этот гражданин?

— В горотделе…

— Как его фамилия?

— Галкин, но он утверждает, что у него совсем другая фамилия и что он её назовёт только вам.

— Немедленно доставьте его сюда.

— Есть доставить сюда, — отчеканил майор и повернулся к выходу.

— Куда вы? — остановил его генерал. — Звоните отсюда… Сильно изранен, говорите?

— Полщеки снесено кирпичом или топором, рука сломана…

— Звоните быстро… немедленно врача.

Через полчаса в кабинет генерала ввели человека с изуродованным лицом, обвязанным марлевым бинтом настолько, что из-под повязки виднелись только нижняя губа и левый с кровоподтёком глаз.

— Стенографистку, — шепнул генерал адъютанту и добавил громко: — Вересаева ко мне.

Вошёл Вересаев. В одной из ниш щёлкнул замок входной двери — стенографистка приготовилась к записи. Галаджи ещё раз пристально посмотрел на пропитанные кровью марлевые повязки, потом указал взглядом на кресло и произнёс сухо:

— Садитесь, гражданин… Говорите только самое существенное!

Поддерживаемый Вересаевым, шпион опустился в кресло, поправил взятую в лубки кисть левой руки и попросил закурить. Затянувшись, он выдохнул огромный клуб дыма, словно для того, чтобы укрыться за ним, и начал свою исповедь:

— Я шпион. Выполнял задания резидента разведцентра «ОСТ» Таберидзе. Затем Кинга. Моя настоящая фамилия Ковальчук — дезертир со Второго Украинского фронта, а потом поневоле бандеровец…

— Не припомните ли фамилии других «помощников» господина Кинга?

— Один из них — «Брюнет-прима», фамилии не знаю.

— Кого ещё знаете?

— Истопник консульства — офицер, тоже бандеровец и тоже дезертир, как и я. Есть ещё некто Пауль Митчелл. Это первое доверенное лицо Кинга.

— Что, по-вашему, самое главное в шпионской деятельности Кинга?

— Разбрасывание ампул с бактериями энцефалита и холеры.

— Где? Когда? — не выдержал Вересаев.

Генерал предупреждающе взглянул на него. Потом перевёл взгляд на Ковальчука.

— Продолжайте, продолжайте.

— Недавно прибыло три чемодана с ампулами. Они хранятся в сейфах в кабинете Таберидзе.

Генерал встретился взглядом с Вересаевым, кивнул головой. Вересаев вышел. Через минуту его место занял другой чекист. Ковальчук посмотрел на него, замолчал, переводя взгляд на Галаджи.

— Продолжайте, — нетерпеливо заметил Галаджи.

— Кинг задался целью похитить одного учёного, работающего в Самгуни. Фамилии я не знаю. Эта миссия возложена на Пауля и на неизвестного мне крупного шпиона — «Брюнета-прима».

Исповедь шпиона дала чекистам немало новых фактов. Он рассказал о том, как переправлялось из-за границы разобранное электрооборудование лифта-жаровни, о чём ему по секрету рассказал истопник, тоже начавший тяготиться своим положением крота подземелья. Потом рассказал, как вербовали Зосима Лукича, как к нему на работу подсунули некую Наташу.

Говорил он долго. Старался припомнить детали. Видно было, что он пришёл с искренним покаянием.

Заметив, что Ковальчук с трудом выговаривает слова, генерал нажал кнопку звонка. Вошёл адъютант.

— На сегодня достаточно, — сказал Галаджи. — В госпиталь!..

Ковальчук поднялся. Генерал кивнул адъютанту.

— Проводите и предупредите врача и охрану: отвечают головой.

 

ГЛАВА XVIII

«ГРЕМУЧИЙ ПОЕЗД»

Дежурный по станции сделал необходимую запись в журнале, ещё раз проверил график движения поездов на участке и подумал: «Почти час свободного времени. Нужно всё же позвонить диспетчеру», но в ту же минуту раздался резкий звонок и знакомый голос диспетчера дороги:

— Логовая?

— Логовая слушает.

— Первый Каскад?..

— Я у селектора.

— Узловая?

— Я — Узловая…

Диспетчер вызвал одну за другой станции главного направления и сказал отчётливым голосом:

— Внимание на линии! Сверьте часы. Сейчас двадцать ноль девять по московскому… В двадцать два тридцать принимаю вне графика литерный. В двадцать один сорок пять открыть «зелёную улицу». Закрыть все переезды и допуск на перрон посторонних. Пропускать литерный по второму пути. Задача ясна?

— Есть дать «зелёную улицу» литерному, — повторило в репродуктор несколько голосов.

— Вторая задача: зарегистрировать прохождение состава с точностью до секунды. Результаты немедленно телеграфировать начальнику дороги.

— Есть телеграфировать прохождение, — ответил дежурный станции «Первый Каскад» и подумал: «Скоростью интересуются. Видимо, возвращается тот самый «Гремучий поезд».

В двадцать один сорок дежурный по станции проверил по телефону готовность к приёму литерного на постах входных и выходных стрелок, приказал закрыть переезды, одел форменную фуражку с малиновым околышем и вышел на перрон.

— Товарищ Степанов, — обратился к нему дежурный по вокзалу, — прикажите включить орошение, хотя бы минут на десять. Духота невероятная. Детишки в комнате матери и ребёнка да и транзитные пассажиры в зале ожидания истомились.

Дежурный посмотрел на часы, прикидывая в уме: «До прихода литерного ещё почти полтора часа…»

— Набежит порыв ветра, — продолжал убеждать его дежурный по вокзалу, — как и в прошлый раз за этим «Гремучим поездом», поднимет пыль с путей, тогда совсем нечем будет дышать.

— Вы, пожалуй, правы, — согласился дежурный, имея в виду не ветер, а «Гремучий поезд», за которым прошлый раз пронёсся через станцию вихрь мелкого шлака, песка, пыли. Он достал из бокового кармана блокнот, написал несколько слов и подал листок со словами: — Передайте сменному инженеру.

Минут через десять со стороны депо донеслись предупредительные сигналы. Из станционных репродукторов послышался хрипловатый басок сменного инженера:

— Внимание!.. Внимание!.. Включаю орошение станции…

Между путями и вдоль цветников, отделяющих вокзал от перрона, на дорожках и вокруг беседок сквера брызнули, словно из-под земли, тонкие струйки воды и стали подниматься всё выше и выше, образуя над путями, цветниками, дорожками и беседками высокую завесу водяной пыли. Сразу же повеяло освежающей прохладой. Послышались голоса:

— Посмотрите, какие чудеса!..

— Редкое зрелище.

— Интересно, неужели столько фонтанов?

— Вот бы нам такую машину…

— В больших городах, наверное, уже есть.

— Говорят, что есть такие машины — целый город могут поливать; искусственный дождь, как из тучи, вызывают.

Над путями станции сильные струи воды поднимались на высоту второго этажа и, отражаясь в перекрещивающихся ярких лучах прожекторов, рассыпались мириадами искр. Через некоторое время водяные струйки оборвались, как будто все эти тысячи фонтанировавших отверстий разом закрыли. Стало тихо и влажно, как после дождя. Дежурный и начальник станции вышли на перрон. Вдали, на уходящей строго по прямой к горизонту железнодорожной линии блеснул ослепительный луч прожектора.

— Идёт!

Донёсся приглушённый бас электросирены поезда. Через несколько минут мимо перрона, рассекая тишину ночи глухим гулом, напоминающим рокот авиамоторов, промелькнули цельнометаллические вагоны. Дежурный, засекавший по часам точное время следования, даже не успел их сосчитать и спросил об этом начальника:

— Сколько же вагонов?

— Пять или шесть. Я только заметил, что локомотив без тендера. Любопытно, что это: дизель или электродвигатель?

— Без тендера? Я что-то не обратил внимания. По-моему, на локомотиве нет и дымогарной трубы. Вероятно, работает на электрической энергии мощной аккумуляторной станции.

Пока дежурный и начальник станции «Первый Каскад» обменивались впечатлениями, «Гремучий поезд» проследовал ещё одну станцию, оставляя позади себя струю горячего воздуха с миндальным привкусом. Утром поезд шёл уже по высокой насыпи западного Прииртышья, привлекая внимание населения своим необычным очертанием. Внешне он напоминал большую торпеду, только с более заострённой, приплюснутой к рельсам передней частью. Там, где у обычных локомотивов находится тендер и будка машиниста, у этого поезда — комфортабельный салон с широкими, почти во всю длину боковых стен, окнами и со стеклянным полукуполом на крыше, похожим на кабину самолёта.

В одном из сибирских сёл люди, видевшие близко проходивший «Гремучий поезд», утверждали, что сзади у него два пропеллера, как у двухмоторного самолёта. Эти пропеллеры и создают рокот, неизвестный наземному транспорту.

В тот момент, когда поезд пересекал Барабинскую степь, начальник ЦАВИ генерал Прозоров получил такую телеграмму:

«…Прошли 10 тысяч километров получасовой остановкой. Идём на том же малом баллоне топлива по маршруту Владивосток — Мурманск. Двигатели работают безотказно.

Сергеев».