Что означают «патримониализм» и «патримониальная бюрократия»?

Появление данных терминов в научной литературе связано прежде всего с разработанной М. Вебером типологией оснований легитимности политического господства.

Первый тип; патримониальное (традиционное) господство, как его осуществляли патриарх или патримониальный правитель — авторитет нравов, освященных традицией и привычной ориентацией на их соблюдение.

Второй тип: харизматическое господство — авторитет личного дара, полная личная преданность и личное доверие, вызываемое наличием особых качеств вождя.

Третьим типом господства является: рационально-легальное (оно же бюрократическое), в силу обязательности легального установления и деловой «компетентности», обоснованной рационально созданными правилами, — господство в том виде, в каком его осуществляет современный государственный служащий.

Наибольшее внимание М. Вебер при рассмотрении форм управления, предшествовавших современной рациональной бюрократии, уделил различным разновидностям патримониального (традиционного) господства.

Патриархализмом называется состояние, когда внутри некого первоначально экономического и семейного (домашнего) союза господство осуществляется по строгому праву наследования определенными отдельными лицами. При этом отсутствует какой-либо специальный управленческий аппарат, а все отношения между господином и зависимыми от него людьми регулируют обычаи и традиции.

Полное отсутствие у господина при патриархализме чисто личного («патримониального») штаба управления является определяющим. Вот почему, не имея штаба управления, господин в значительной мере зависит от верности своих подданных. Почитается не установленное правило, а господину согласно традиции, только господин строго связан ею.

Патримониализм — форма политического господства или политической власти, основанная на «личной» власти королевской (царской, императорской и т. п.) семьи.

Это довольно широкий термин, не относящийся к какому-либо определенному типу политической системы и отличающийся от любой такой системы тем, что эта власть является формально «произвольной» и что администрация находится под прямым контролем правителя, который предполагает использовать слуг, рабов, наемников, призывников, не обладающих независимой основой власти, т. е. не являющихся членами традиционной земельной аристократии.

Патримониальное господство отличается от патриархализма прежде всего тем, что в распоряжении правителя оказываются подчиненные лично ему военная сила и аппарат чиновников, позволяющие в некоторых случаях не считаться с предписаниями традиции.

М. Вебер выделяет следующие формы патримониального режима: а) патримониализм в собственном смысле слова, характеризующийся преобладанием традиции; б) султанизм, который отличает пренебрежение традицией и опора на прямую военную силу. Порой султанистская форма выглядит на первый взгляд (но никогда в действительности) полностью не связанной с традицией. Однако на деле она не рационализирована, в ней до крайности развита лишь сфера свободного произвола и милости, — этим она отличается от любой формы рационального господства.

Кроме того, существует децентрализованный вариант патримониализма — «сословное» господство, при котором у наместников на местах (их можно рассматривать в качестве чиновников) есть возможность выйти из-под контроля правителя, с присвоением своих должностей и связанных с ними доходов.

Патримониализм означает, что все государственные должности вели свое происхождение из управления хозяйством правителя и соответственно набирались из числа лично зависимых от правителя людей — родственников, челяди, вольноотпущенных, рабов, крепостных и т. д. Государственные чиновники первоначально являлись слугами правителя и вначале содержались при его дворе.

По мере увеличения управленческого аппарата, что вызывалось расширением территории государства, становилось все сложнее содержать его как часть двора правителя. В результате создавались высшие государственные должности, находившиеся под надзором высшего сановника (обычно родственника правителя). Сановник и его непосредственные подчиненные были могущественными фаворитами, пока пользовались доверием патримониального правителя.

При патримониализме назначение на государственную должность происходило по милости правителя, оказываемой преданными ему слугами. Государственный чиновник рассматривал свою должность как личную привилегию и исполнял должностные обязанности (которые, как правило, не имели четких границ), если этого не требовала традиция, по своему усмотрению. По отношению к подвластному населению чиновник действовал так же произвольно, как и правитель действовал по отношению к нему.

Право осуществлять официальные акты и действия, за которые взималась плата с населения, шедшая в казну правителя, нередко становилось патримониальной собственностью и могло быть продано, сдано в аренду или унаследовано, как любая другая собственность. Таким образом, патримониальный чиновник мог купить или арендовать это право у правителя, а затем продать его или отдать в аренду другому лицу.

Первоначально правитель противодействовал пожизненному присвоению и наследованию должностей, но коль скоро обстоятельства вынуждали его уступить контроль над ними, он стремился получить свою долю доходов от такого рода сделок. Там, где получило распространение присвоение должностей, патримониальные чиновники могли быть уволены в случае, если правитель возмещал им сумму, выплаченную за право занимать должность.

Во всех патримониальных государствах прошлого происходила децентрализация, которая была обусловлена прежде всего борьбой за власть между правителем и его чиновниками.

Из истории известно, что патримониальные чиновники, которые получали должность в результате пожалования правителя или путем выплаты ему суммы, соответствующей стоимости должности, пытались закрепить право на нее за собой и по возможности за своими потомками. Там, где их усилия оказывались успешными, возникало закрепленное в традиции разделение властей между правителем и этими чиновниками. Такая структура имела тенденцию срывать все попытки ввести более эффективные методы управления, поскольку они ставили под угрозу существовавшие возможности получения дохода этими должностными лицами.

Если патримониальный правитель расширял территориальную сферу своего господства, он был вынужден передавать часть властных полномочий чиновникам в обмен на их преданную службу в подвластных регионах, Следовательно, расширение сферы патримониального господства с необходимостью вызывало децентрализацию личной власти правителя.

При этом патримониальные чиновники могли в значительной степени ограничить суверенитет самого патримониального правителя. Если важные привилегии чиновников оказывались закрепленными в традиции данного государства, а сами чиновники образовывали сплоченную группу (обычно какое-либо тайное общество), то они могли вполне успешно противодействовать любым планам правителя, не отвечающим их собственным интересам.

Упадок центральной власти правителя мог усиливаться также в результате удаленности чиновников от столицы. Чиновники, управляющие провинциями, могли самостоятельно распоряжаться местными ресурсами, а сложности со средствами сообщения наряду с необходимостью принимать быстрые решения еще больше увеличивали их автономию. Зависимость от правителя могла стать столь номинальной, что дань или налоги часто поступали в государственную казну только благодаря периодическим военным кампаниям по принуждению местных чиновников.

М. Вебер подробно рассмотрел различные способы, с помощью которых патримониальные правители стремились укрепить свою власть, обуздать притязания чиновничества. Патримониальные правители не принимали безропотно раздробление своей власти. Обычно монарх стремился ограничить срок пребывания чиновников в определенной должности: назначал их в те регионы страны, где у них не было земельной собственности.

После смерти должностного лица правитель мог вернуть себе его земельные владения и привилегии. Наследник чиновника в большинстве случаев должен был получить подтверждение своих прав со стороны правителя. Правитель также мог лично посещать различные части своего государства на регулярной основе. В отсутствии развитых транспортных средств этот метод позволял распределять бремя содержания царского двора между различными владениями монарха. В то же время правитель мог дополнить или заменить личный надзор назначением чиновников, которые периодически объезжали его владения и осуществляли суд и управление.

Другие методы включали требования того, чтобы сыновья чиновников служили при дворе; чтобы другие их родственники также занимали важные посты; чтобы некоторые посты занимали только священнослужители, давшие обет безбрачия; чтобы чиновники находились под надзором шпионов или ревизоров из числа личных слуг правителя; чтобы чиновники с пересекающимися сферами полномочий назначались в один и тот же регион, где бы они следили друг за другом.

М. Вебер противопоставляет патримониальное чиновничество и рациональную бюрократию как два противоположных типа управления, но он не проводит между ними непреодолимые границы. Определяющим признаком патримониального управления служит личностный, а не формально-правовой характер отношений власти, поскольку правитель как глава патримониальной бюрократии не связан какими-либо формальными правилами и во многих случаях мог действовать совершенно произвольно.

Промежуточное положение в теоретических построениях М. Вебера между указанными типами государственного управления занимает патримониальная бюрократия. В отличие от традиционных управленческих структур, патримониальная бюрократия содержит некоторые рациональные элементы.

Основу власти патримониальной бюрократии образует прежде всего присвоение чиновниками должностей и связанных с ними привилегий и экономических преимуществ. Если патримониальные государства существовали повсеместно в различные исторические эпохи, развитый бюрократический аппарат сформировался в них лишь в отдельных случаях. М. Вебер приводит несколько примеров бюрократий, заключавших в себе ярко выраженные патримониальные элементы. К их числу в первую очередь он относит систему государственного управления в древнем Китае.

С тем, чтобы понять, почему М. Вебер изучал систему патримониального управления в древнем Китае, необходимо выяснить те теоретические доктрины, которые сопровождали управленческие преобразования в ранней китайской цивилизации.

 

В чем сущность доктрин конфуцианства и легизма, сложившихся в древнем Китае?

Для религиозной системы древних китайцев были характеры умеренность и рационализм, минимум мифологии и метафизики и, главное, примат этики перед мистикой, т. е. вполне сознательное подчинение религиозно-мистического начала требованиям социальной этики и административной политики, залогом чего было соединение в руках одних и тех же должностных яиц, начиная с правителей, функций чиновников и жрецов.

Такого рода особенности религиозной системы создавали своего рода вакуум в сфере веры с ее эмоциями и жертвенной самоотдачей. Этот вакуум уже в древнем Китае был заполнен культом легендарных героев и мудрецов древности, культом хорошо вознаграждаемой добродетели. Заполнялся вакуум усилиями чиновников-историографов, в чьи функции входило записывать и воспевать деяния мудрых и добродетельных. Результатом деятельности чиновников-грамотеев было создание основы для первых в Китае канонических книг — книги исторических преданий (Шуц-зин) и книги народных песен и священных гимнов (Шицзин). Эти книга заложили фундамент древнекитайской мысли, определили характер менталитета китайцев, что не замедлило сыграть свою роль.

Первой и наиболее важной для Китая системой взглядов и решения острых проблем оказалось конфуцианство, со временем во многом определившее параметры китайской цивилизации.

Конфуций (Кун-цзы, 551–479 гг. до н. э.) выдвинул в качестве социального идеала эталон благородного цзюнь-нзы, т. е. бескорыстного рыцаря безупречной морали, готового на все во имя истины, обладающего. чувством высокого долга (и), гуманности (жэнь), соблюдающего нормы взаимоотношений между людьми (принципы ли) и глубоко почитающего мудрость старших (принцип сыновней почтительности — сяо). Конфуций призвал современников следовать этому идеальному образцу.

Предложив начать моральное совершенствование с самого себя, а затем наладить должные отношения в семье («пусть отец будет отцом, а сын — сыном»), Конфуций выдвинул тезис о том, что государство — это та же семья, хотя и большая, и тем самым распространил принципы «ли», «и», «сяо» и «жэнь» на административную практику и государственную политику, в его время весьма далекие от подобных идеалов.

Конфуцию принадлежит также идея разумного управления государством, конечной целью которого он видел создание этически безупречного и социально гармоничного общества. Именно для осуществления этой идеи он и готовил в созданной им школе из своих учеников кандидатов на должности чиновников — тех самых мудрых и справедливых конфуцианских чиновников, которые были призваны помочь правителям наладить добродетельное правление и добиться гармонии.

Конфуций рассматривал процесс управления, соотнося элементы государственной структуры с элементами духовного совершенствования. Чтобы согласование произошло, нужно было провести операцию выпрямления (чжэн): «Правление — это выпрямление». Без процедуры выпрямления вся система управления рушится, поэтому во избежание этого следовало выдвигать прямых и ставить их над кривыми. Кривые выпрямляются под воздействием прямых, но само выпрямление дается только через приложение собственных усилий.

Если выпрямишь самого себя, говорил Конфуций, не будет и препятствий для осуществления правления, а если не выпрямишь, то не сможешь выпрямлять и других. Таким образом, акция выпрямления «покоится» на самосознании индивида, ориентирующегося на моральные нормы. Конфуций скрепляет ими иерархию прямых, в которых, несомненно, угадываются благородные мужи.

Правление Поднебесной передается от одного монарха к другому не по наследству, а с помощью ритуальной уступчивости: уходящий на покой царь добровольно уступает Поднебесную достойному, на которого указывает Небо и которому оно вручает свой небесный мандат (тянь мин), — отсюда управляют государством посредством ритуала. Начиная сверху, ритуал послойно пронизывает все уровни донизу. В частности, государь управляет чиновниками через ритуал, чиновники же служат ему на основе преданности.

Наряду с ритуалом на уровне социальных верхов вращаются также в качестве норм правления добродетель, человеколюбие, долг и доверие.

Конфуций возносит их туда по консолидирующей Поднебесную связи почитания родителей и старших братьев и соединяет с субъектом правления, т. е. с правителем и его ближайшими сановниками, посредством любви, той самой, которой отмечена в культуре Дао философия.

Казалось бы, конфуцианская доктрина не имела шансов на успех. Никто из правителей не принял ее всерьез, а те из учеников философа, кто добился успеха и оказался на службе, не сумели и следовать заветам учителя. Известно, что однажды разгневанный этим Конфуций был вынужден публично отречься от своего ученика Цю, ставшего министром, но не имевшего возможности вести себя так, как его учили.

Но конфуцианцы не пали духом. Взяв на себя после смерти учителя функции воспитателей, просветителей, редакторов древних текстов, включая и заповеди Конфуция, они вслед за ним и его видными последователями, как Мэн-цзы (372–289 гг. до н. э.), который выдвинул тезис о праве народа выступать против недобродетельного правителя, с течением времени все же добились того, что стали признанными выразителями древних традиций китайской культуры с ее культом этической нормы и строгим соблюдением принципов социально-семейного старшинства, верностью идеалам и готовностью защищать их до последнего.

Предтечей другого концептуального направления в осуществлении государственного управления — легизма считается видный его представитель Гуань Чжун, с именем которого связывается представление о первых серьезных реформах, направленных на укрепление власти правителей царств. К стану легистов обычно причисляют всех видных министров-реформаторов древнего Китая. Культ закона, точнее административных распоряжений, осуществляющего централизованную власть правителя, — ведущий тезис легизма. Не опора на феодальную знать, склонную к смутам и мятежам, но создание хорошо налаженной бюрократической машины — основной метод создания сильной центральной власти. Четкие предписания, выполнение которых хорошо вознаграждается, а также предостережения, невнимание к которым сурово наказывается, являлись средствами поддержания авторитета власти правителя.

Существенно также то, что легисты видели в качестве противника сильной власти не только поверженную знать, но и поднимавшего голову частного собственника, строгий контроль над деятельностью которого был едва ли не главной задачей правительства и состоявших у него на службе чиновников.

Именно легизм оказался той доктриной, которая в условиях древнего Китая наиболее последовательно выразила интересы централизованного государства. Неудивительно, что за счет усилий министров-реформаторов легистского толка, которых нанимали из числа служивых-ши (низовой слой социальных верхов, странствовавших по различным царствам и предлагавших свои услуги правителям), централизованная администрация в основных царствах древнего Китая достигла важных успехов. Усилившиеся за счет реформ легистского типа наиболее крупные царства в борьбе друг с другом практически решали задачу объединения древнего Китая.

 

Какие особенности выделял М. Вебер в формировании патримониальной бюрократии в древнем Китае?

Государственные чиновники, т. и. мандарины, образовывали правящий слой в древнем Китае более двух тысяч лет.

Мандарин — это прежде всего литературно образованный человек, совершенно не подготовленный к делам государственного управления, но хороший каллиграф, пишущий стихи, знающий литературу Китая за тысячу лет и умеющий ее толковать. Он не придавал никакого значения политическим обязанностям своей должности. Только его литературное образование служило мерой социального статуса чиновников и основным условием занятия должности.

Получившие образование пользовались высоким престижем вне зависимости от социального происхождения, хотя доступ к необходимому образованию зависел по большей части от богатства семьи. И все же древность рода не была решающей в этом отношении. Китайские мандарины во многом выделялись, по сравнению с образованными людьми в европейской цивилизации. Да и само государство древнего Китая представляло собою нечто отличное от западно-европейского государства. Все было предоставлено собственному течению: чиновники не управляли, они могли проявить себя лишь при беспорядках и из ряда вон выходящих происшествиях.

М. Вебер отметил ряд особенностей, присущих китайскому обществу. В государстве древнего Китая все основывалось на религиозно-магической вере в то, что при нормальных условиях добродетель правителя и его чиновников, совершенство их литературного образования вполне способны удержать порядок в стране.

Знание священных древних текстов, ритуальных книг, календаря, исторических летописей и положения звезд было необходимо для того, чтобы узнать волю небес. Лишь получившие образование считались компетентными в том, что касалось советов императору: как ему ритуально вести политические дела и личную жизнь. Хотя широкие слои населения с недоверием относились к чиновникам низшего ранга, в народе считалось, что литературное образование наделяло чиновников необычайными магическими силами, поэтому, если наступала засуха или другое бедствие, издавался императорский эдикт об усилении строгости при испытании в искусстве писания стихов или об ускорении делопроизводства, — в противном случае духи приходили в смятение.

В китайском социокультурном варианте общественного устройства важнейшую роль играл сакральный (священный) текст, выступающий в качестве основания задающихся людям извне норм и требований или своего рода «учебника жизни», который в руках его толкователей является источником власти, ее легитимизатором и орудием борьбы с инакомыслием. Культура этого типа формирует не личностей, а текстоидов, низведенных до уровня исполнителей уставных указаний и приказов, у которых отсутствуют механизмы нравственного оценивания собственного поведения.

Характерно, что текст при этом функционирует не в своей системной смысловой целостности, а как устройство, порождающее либо узко формальные критерии соответствия (спор из-за слова или даже способа написания слова может стать поводом для братоубийственной войны) либо, наоборот, туманные и расплывчатые абстрактные понятия, не соотносимые с фактами и потому удобные для идеологического манипулирования. Образующиеся в этих условиях структуры власти лишь по внешнему виду напоминали бюрократию, на деле являясь теократией или идеократией.

Китайские чиновники были искушенными в соблюдении непонятных простым людям церемоний и ритуалов, но они представляли собой статусную группу мирян, а не священнослужителей. Они также не являлись наследственной группой, как индийские брахманы, поскольку их положение в принципе основывалось на умении писать и знании литературы, а не на происхождении.

Парадокс заключался в том, что литературное образование чиновников не соответствовало народным представлениям об их магических качествах. Китайская система образования, согласно М. Веберу, была направлена на то, чтобы культивировать в людях «особую манеру поведения». Эта система отличалась от обучения магии и также отличалась от подготовки чиновника-специалиста, т. к. не была направлена на приобретение практически полезных знаний об управлении.

Вместо этого экзамены проверяли степень знакомства кандидата с классической литературой и соответствие его образа мыслей и поведения заданным ею образцам. В то же время китайское домашнее образование заключалось в усвоении правил самоконтроля и ритуально правильного поведения, особенно почтительности и благоговения по отношению к родителям, людям старшего возраста и начальникам.

Литературное образование также обладало рядом особенностей. Письмо и чтение, а не разговорная речь служили предметом искусства и считались соответствующими благородному человеку. Обучение способности рассуждать логически не выделялось, а география и естественные науки отсутствовали в учебной программе. Классическое китайское образование оставалось, согласно М. Веберу, ориентированным на «практические проблемы и статусные интересы патримониальной бюрократии». В качестве такового оно являлось непрофессиональным образованием, культивирующим общепринятые нормы поведения и классическую ученость.

 

Что представляла собой система отбора и подготовки аппарата чиновников в древнем Китае в период империи династий Хань и Тан?

С общим ослаблением государственной власти императоры обычно теряли контроль над ней, а то и вовсе становились игрушками в руках соперничавших друг с другом клик, прежде всего из числа временщиков, связанных с родней той или иной императрицы.

Неустойчивости власти центра способствовала и неустоявшаяся система комплектования аппарата чиновников: наряду со складывавшейся практикой выдвижения в ряды бюрократической элиты тех выпускников столичной конфуцианской школы Тай-сюэ, кто лучше других выдерживал конкурсные экзамены, существовали и иные способы. В их числе — традиционный метод выдвижения «мудрых и способных» теми из должностных лиц, кто готов был поручиться за своего протеже. Практически это вело к устройству на «теплые» местечки родственников, что тоже сказывалось на качестве управления.

Вопрос о принципах и методах комплектования штата администрации имел в Китае большее значение, чем может показаться на первый взгляд. Вспомним, какие надежды возлагал на хорошо подготовленных чиновников Конфуций, видевший в этом ключ к достижению социальной гармонии и процветающего государства. И это не было пустой утопией мечтателя.

Бюрократический аппарат, созданный со временем конфуцианством, был действительно уникальным в истории человечества. Но сложился он не сразу. Наиболее интересен в этом отношении период истории древнего Китая династии Хань (206–220 гг. н. э.). Именно с этого периода система управлением в стране прочно основывается на принципах конфуцианства. Это время, когда центростремительные силы в объединенной империи стали ослабевать и уступать центробежным силам провинциальной элиты.

Бюрократия центра старалась сохранять в своих руках контроль за администрацией по всей империи, а сильные дома, т. е. влиятельные представители местной элиты, всячески противодействовали этому. Они выдвигали своих представителей, которые стремились комплектовать низшие эшелоны власти и уездные органы управления. Местная элита выдвигала своих представителей на ту или иную должность на протяжении ряда поколений и считали эту должность уже как бы своей, с чем были не согласны соперничавшие друг с другом местные группировки аристократии. Вот почему особую остроту получил вопрос о праве на должность или, точнее, о критериях для назначения на нее.

Поскольку в самом общем виде критерий был незыблем с древности (мудрые и способные), то на передний план вышла проблема оценки кандидата на должность, для чего требовались сведения о нем, т. е. мнение о нем его соседей, знавших его людей. Так возник в ханьском Китае институт «общего мнения», просуществовавший несколько веков и базировавшийся на конфуцианских критериях оценки человека, ориентированных на социальный идеал цзюнь-цзы.

Понятно, что на местах, откуда и начиналось выдвижение кандидатов на должность, выразителями общего мнения оказывались не только в первую очередь, но практически почта всегда те самые представители местной элиты, сильных домов, которые были более других образованы, знакомы с конфуцианством. Имея возможность в хороших домашних условиях оттачивать свои добродетели и соперничая за право сделать служебную карьеру, они активно выдвигали кандидатов из своей среды на вакантные должности.

Уже в годы жизни Конфуция назначение на государственную должность в определенной степени зависело от достоинств кандидата. Принцип назначения по заслугам не отменял полностью того факта, что родство с одной из знатных семей сохраняло большое значение.

При императорах династии Хань была введена система обучения кандидатов на государственные должности. А в годы правления императорской династии Тан были основаны специальные учебные заведения для чиновников и введена тщательно разработанная система экзаменов. Отбор кандидатов давал преимущество тем, кто происходил из состоятельных семей с хорошими связями, вне зависимости от их способностей, а обучение часто оставалось на низком уровне. Тем не менее, оно включало в себя знакомство с этическими постулатами конфуцианства и вело к формированию особой корпоративной этики среди китайских чиновников.

Эти меры регулировали социальное положение образованного слоя, превратив его в статусную группу «дипломированных претендентов на должности». Чиновники рекрутировались исключительно из Этой группы, а о квалификации кандидата судили по числу сданных им экзаменов.

Благодаря экзаменам, китайское общество разделялось на ранги, что вело к конкуренции между соискателями должностей и препятствовало их объединению в феодальную аристократию. Такое положение дел, безусловно, отвечало интересам императоров. Эта система также укрепляла престиж образованных людей, которые не только были освобождены от физического труда и телесных наказаний, но и имели привилегированный доступ к должностям и сопутствующему им жалованью.

Однако предложение должностей и окладов зависело от состояния финансов государства; поэтом использовались квоты, в соответствии с которыми число кандидатов, прошедших экзамены, должно было соответствовать количеству вакансий. Это означало, что число тех, кто не смог сдать экзамены, было очень велико, а людей с литературным образованием, но без должности — тоже достаточно большое количество. Одной из причин такого положения дел являлось то, что расходы по образованию кандидата несла вся семья, которая рассчитывала покрыть убытки в случае его назначения на должность со всеми сопутствующими этому преимуществами.

Более того, правительство поощряло конкурентную борьбу за должности, а доходы от продажи должностей нередко становились важным источником денежных поступлений в казну. Таким образом, сохранялись стимулы получить образование, позволяющее претендовать на должность, несмотря на ограниченное число вакансий.

Постепенное слияние, даже фактическое сращивание местной элиты с бюрократией в условиях ослабления эффективности централизованной администрации вело к перемещению центра тяжести политической жизни страны с центра на периферию. Словом, ситуация для молодой, только складывавшейся империи была весьма затруднительной, в некоторых отношениях даже критической.

Иная картина сложилась в период царствования императорской династии Тан (619–907 гг. н. э.). Главное, что способствовало стабилизации и процветанию танского Китая, — это хорошо продуманная внутренняя политика первых правителей династии. Земельная реформа и реализация налоговой системы в рамках надельного землепользования обеспечили казну регулярным притоком дохода, а государство — необходимой рабочей силой. И то и другое способствовало укреплению инфраструктуры империи: строились дороги, каналы, дамбы, дворцы, храмы, города. Ремесло и торговля находились под строгим контролем государства, специальных чиновников, которые через глав туаней и ханов (цехов и цехогильдий) строго регулировали каждый шаг городских жителей.

При династии Тан развитие городов получило дополнительный импульс. Значительно увеличились размер и численность многих из них. Большое место среди городского населения крупных городов занимали чиновники, представители богатых сельских кланов, аристократы, монахи, армия слуг и обслуживавшего персонала, ведь города обычно бывали центрами провинций, областей и уездов.

При этом все чиновники, вплоть до уездных, всегда назначались из центра и контролировались непосредственно им, что было важной особенностью централизованной административно-бюрократической системы Китая — особенностью, придававшей этой системе немалую силу и устойчивость.

Система государственного управления страной была сложной, но достаточно стройной. При императоре существовал Государственный совет из наиболее видных сановников, включая подчас близких родственников правителя. Исполнительную власть представляли в нем обычно два канцлера (цзайсаны или чжичэны) — левый (он обычно считался старшим) и правый, каждый из которых ведал тремя из шести ведомств палаты Шаншушэн, своего рода Совета министров. К первой группе ведомств относились управления чинов (подбор кадров и назначения по всей империи), обрядов (контроль за соблюдением норм поведения, охрана общественного порядка) и налогов (учет податных, распределение наделов, сбор налогов, земельный кадастр и т. п.); ко второй — управления военными делами (содержание войск, охрана рубежей, военные поселения на границах и соответствующие назначения), наказаниями (суды, кроме уездного, где этим ведал сам уездный начальник; тюрьмы, содержание преступников) и общественными работами (реализация трудовых повинностей, строительство, включая ирригационное).

Работу исполнительных органов и всей государственной системы, прежде всего аппарата чиновников, строго контролировали цензоры-прокуроры специальной палаты Юйшитай, имевшие большие полномочия, включая право подачи докладов на высочайшее имя. Кроме того, при императорском дворе существовали две влиятельные палаты, ведавшие подготовкой императорских указов и протоколом, т. е. церемониалом. На уровне провинций были свои чиновные управы во главе с наместником-губернатором; то же, но в меньшем объеме — на уровне областей и округов различных категорий.

Обычно уезд был представлен лишь начальником, который сам комплектовал свой штат помощников из числа влиятельных местных лиц, готовых работать на общественных началах, что никак не равнозначно бескорыстной работе, и наемных служащих низшего ранга, т. е. писцов служек, стражников и т. п. Власть уездного начальника была очень большой и потому обычно контролировалась наиболее строго. Она ограничивалась как сроком (не более 3 лет на одном месте с последующим перемещением на другое), так и местом службы (ни в коем случае не там, откуда чиновник родом).

В Китае издревле существовало немало методов отбора чиновников, как общих для всего Востока и даже для всего мира (назначение близких родственников, приближенных, сподвижников правителя его личным указом; предоставление должности по праву знатности либо родственной близости; назначение по рекомендации и протекции влиятельных лиц и т. п.), так и специфически китайских.

Так, в танском Китае на первое место стал выходить конкурс, нашедший свое отражение в хорошо отлаженной системе экзаменов — в принципе той самой, что теперь благодаря китайцам хорошо известна и активно работает во всем мире: каждый в предельно объективных и равных для всех условиях демонстрирует свои знания и способности, отвечая на заранее неизвестные вопросы в устной либо письменной форме.

В танском Китае эта процедура проводилась на специальных экзаменах на степень в уездных, провинциальных и столичных центрах, под строгим надзором специальных комиссий, присланных со стороны, причем в закрытом помещении, в письменной форме, под девизом.

Для успешной сдачи экзамена следовало хорошо знать сочинения древних мудрецов, прежде всего классические конфуцианские каноны, а также уметь творчески интерпретировать сюжеты из истории, отвлеченно рассуждать на темы философских трактатов и обладать литературным вкусом, уметь сочинять стихи. Лучше других справившиеся с заданием удостаивались желанной степени и, главное, получали право сдавать экзамен на вторую степень, а обладатели двух — на третью.

Для императорского Китая характерна именно трехступенчатая структура: сдавшие экзамен трижды, на всех трех ступенях, обладатели третьей высшей ученой степени цзиньши были как раз теми хорошо подготовленными и трижды тщательно проверенными конфуцианцами, из числа которых назначались чиновники на наиболее ответственные должности, низшей из которых была должность уездного начальника (в стране было около 1,5 тыс. уездов).

Успешная сдача тройных экзаменов не была единственным путем к должности, но именно такой метод комплектования аппарата чиновников оказался наиболее выгодным для системы императорской власти: кто, как не хорошо знающий суть и принципы конфуцианства и доказавший свои знания в честном соперничестве с другими, может наилучшим образом справиться с нелегким делом управления страной на официально принятых конфуцианских основах.

При этом для системы правления как таковой было совершенно несущественно, откуда, из какого социального слоя появился способный знаток официальной доктрины. Гораздо важнее то, что это хорошо образованный и надежный человек, который с немалым трудом поднимался наверх, а, значит, он будет ценить свое место и не за страх, а за совесть и по убеждению отстаивать все заповеди официальной доктрины, положенные в основу империи. Но в большинстве случаев это были все же потомки знати и чиновников, зажиточных земледельцев, для которых хорошее воспитание в конфуцианском духе было делом семейной чести.

Положение штатного, т. е. сдавшего экзамены, получившего степени и назначенного на подобающую должность чиновника было в китайской империи необычайно престижным и предоставляло немалую реальную власть.

Формально в танское время чиновничество делилось на 9 рангов, да еще каждый из них имел две степени — основную и приравненную. Но фактически чиновником был тот, кто, пройдя конкурсный отбор, занимал высокую штатную должность и, соответственно, имел достаточно высокий ранг. Влияние и возможности такого чиновника в администрации империи была весьма велики — китайский чиновник имел под своим началом не только уездный город, но весь уезд, т. е. был в уезде и судьей, и ответственным за налоги, и любой другой властью.

При определенной эффективности и стабильности бюрократической системы Китая необходимо остановиться на кризисных зонах, которые были связаны непосредственно с бюрократией.

Первый и бесспорно самый тяжелый по своим последствиям процесс состоял в неимоверном разрастании управленческого слоя и особенно сопутствующих и обслуживающих его слоев. Само ядро управленцев — система должностных постов — оставалось достаточно стабильным: в Китае, например, число чиновников не выходило за пределы 30–40 тыс. человек. Но бюрократии, особенно нижним и местным ее уровням, свойственна тенденция использовать делегированную центром власть для обеспечения прежде всего собственных нужд, в ущерб общим государственным интересам, а то и вовлекаться в политические интриги, угрожающие самому существованию центра.

Это заставляло императоров создавать параллельные контролирующие структуры. Так возникали надзиратели для надзирателей и надзиратели за надзирателями для надзирателей. Эту роль могли выполнять военная бюрократия по отношению к бюрократии гражданской, специальные привилегированные придворные когорты, вроде евнухов в Китае, осведомительные шпионские службы.

В императорском Китае в период династии Мин (1368–1644 гг.) была сделана попытка противопоставить чиновничеству клан родичей правителя: при основателе династии он состоял из 58 человек, а к концу периода образовал слой численностью около 160 тыс. человек, на содержание которого уходило 37 % общего дохода казны. Сам же слой образованной элиты (шэныпи), составлявший вместе с членами семей 2 % населения, поглощал 25 % дохода казны.

Разбухающий аппарат чиновничьих институтов ложился тяжелым бременем на казну, давил дополнительными нерегламентированными поборами на крестьян, ремесленников и торговцев. Государство, не справляясь с обеспечением основной своей опоры — чиновничества, вынуждено было смотреть сквозь пальцы на рост коррупции, которая вела к расширению недовольства как среди трудовых слоев, так и в самом теряющем моральные устои чиновничестве.

Характерной чертой кризисных периодов в жизни бюрократической империи Китая было бурное развитие частных промыслов и торгово-предпринимательской деятельности, что имело следствием серьезные социальные потрясения традиционного строя жизни: отток крестьян в города, накопление богатства в частных руках, дифференциацию общества по не укладывающимся в традиционные рамки параметрам.

И неизменно, как хорошо видно на примере Китая, эти процессы, которые могли привести к установлению новых отношений буржуазного типа, наталкивались на идейное и практическое сопротивление чиновничества, не способного ни осмыслить ни допустить возвышение независимого от бюрократического аппарата слоя предпринимателей и богатеев.

Как правило, рецепты для выхода из кризиса, предлагавшиеся китайскими политическими мыслителями, сводились к советам — как укрепить казну, повысить содержание чиновникам, уменьшив тем самым их склонность к лихоимству, ограничить частную собственность. Их мысль вращалась в кругу привычных конфуцианских и легистских стереотипов.

В Китае были изобретены порох, бумага, книгопечатание, но китайскому гению не суждено было открыть новые источники общественной энергии. Неудивительно, что каждый новый цикл в истории Китая начинался с подавления начатков свободной инициативы, осуществляемого чиновничеством при поддержке крестьянских масс. Приходившие к власти родоначальники новых династий, обычно военачальники, имеющие опору и репрессивный инструмент в виде послушной им армии, укрепляли политический центр власти и бюрократический аппарат.

 

Какие основные классические принципы патримониальной бюрократии можно выделить в организации управления древнего Китая?

В целом к рациональным элементам патримониальной бюрократии можно отнести следующие основные принципы сложившейся системы функционирования аппарата чиновников в древнем Китае:

• система личных назначений из центра всех чиновников на все должности;

• отсутствие узкой специализации должностей;

• обучение претендентов на должности;

• карьерный рост на основе трехступенчатой сдачи экзаменов на лояльность власти;

• строгое регламентирование критериев оценки кандидата на должность;

• ранжирование должностей;

• отбор на должности строго в соответствии с освещенными конфуцианством принципами;

• наличие секретной полиции для наблюдения за чиновниками.

 

Какие особенности организации чиновничества в древних обществах рассматриваются в марксистской концепции «азиатского» способа производства?

Аналогом концепции патримоннализма М. Вебера в марксистской традиции выступает теория азиатского способа производства. Необходимо отметить, что К. Маркс не был первым, кто ввел в научный оборот понятие «азиатского» общества. Это понятие было разработано в английской политической экономии. Но именно К. Марксу принадлежит приоритет в научном обосновании концепции азиатского способа производства.

Он писал: «Если не частные земельные собственники, а государство непосредственно противостоит непосредственным производителям, как это наблюдается в Азии, в качестве земельного собственника и вместе с тем суверена, то рента и налог совпадают, или, вернее, тогда не существует никакого налога, который был бы отличен от этой формы земельной ренты. При таких обстоятельствах отношение зависимости может иметь политически и экономически не более суровую форму, чем та, которая характеризует положение всех подданных по отношению к этому государству. Государство здесь — верховный собственник земли. Суверенитет здесь — земельная собственность, сконцентрированная в национальном масштабе. Но зато в этом случае не существует никакой частной земельной собственности, хотя существует как частное, так и общинное владение и пользование землей» (Соч. 2-е изд. Т. 46. Ч. 1. С. 482.).

По идее К. Маркса, вставший над восточными общинами правитель и обслуживающий его аппарат власти, т, е. государство, — это не только символ коллектива, но и реальная власть. В условиях отсутствия частной собственности на передний план выходит государство как верховный собственник и высший суверен, т. е. как высшая абсолютная власть над подданными. Государство в этом случае становится деспотией, а правитель — восточным деспотом.

Однако К. Маркс не счел возможным рассматривать существующий в обществе данного типа управленческий аппарат в качестве господствующего класса. Следует отметить, что проблема роли государственной бюрократии в восточных обществах не подучила в классическом марксизме подробного рассмотрения.

Но важно учитывать то обстоятельство, что при жизни К. Маркса процесс бюрократизации различных, сторон общественной жизни еще не достиг такого развития, как на рубеже XIX и XX в., когда этот процесс стал предметом анализа в концепции бюрократии, разработанной М. Вебером.

 

Каковы позиции марксизма в оценке «речной» концепции Л. И. Мечникова о происхождении государственных структур в деспотиях древнего Востока?

Акцент М. Вебера на иных, а не экономических интересах, воздействовавших на процессы исторического развития человечества, вводит в искушение расценить его как теоретика, противостоящего К. Марксу. Но это было бы слишком упрощенное понимание несхожести двух подходов к вопросам формирования государств как формы управления обществом на заре развития человеческой цивилизации.

К этим выводам приводит, в частности, рассмотрение взглядов одного из основателей школы марксизма в России Г. В. Плеханова, изложенных им в опубликованном отзыве на книгу российского социолога Л. И. Мечникова «Цивилизация и великие исторические реки», получившей известность в Западной Европе в конце 80-х гг. XIX в.

В своей социологической концепции Л. И. Мечников, продолжительное время проработавший в Токийском университете, довольно подробно рассмотрел влияние «великих исторических рек» Нила, Тигра, Евфрата и Хуанхэ на развитие древних восточных цивилизаций.

Созданные каналы китайской реки Хуанхэ представляют искусно организованный совокупный труд более многочисленных поколений, чем пирамиды и храмы Египта. Малейшая небрежность в рытье того или другого рва или в поддержании какой-нибудь насыпи, эгоизм, проявляемый одним человеком или одной группой людей в деле сохранения общего водного богатства, становятся в подобной исключительной среде источником общественного бедствия, непоправимого народного несчастья. Кормилица-река под страхом смерти вынуждает: к тесной и постоянной солидарности массы прибрежного населения под руководством полновластного правителя и его слуг. Центральная власть с огромным чиновным аппаратом, заведующая ирригационной системой, приобретает огромную силу и становится деспотической.

Таким образом, по мнению Л. И. Мечникова свойства географической среды в бассейнах великих рек сделали деспотизм и бюрократическую природу его организации неизбежной и для известного времени полезной политической формой правления. Там земледелие, продолжая щедро вознаграждать усилия человека, становится немыслимым без той планомерной организации и дисциплины труда, которые, образовав древние цивилизации, создали также и древнее деспотическое государство в лице строго организованной бюрократии.

Г. В. Плеханов, поддерживая вывод социолога о том, что географическая среда влияет на формы организации общества, обратил внимание на то, что это происходит все же через возникающие под ее действием экономические отношения. По его мнению, именно здесь находится разгадка явлений, которые Л. И. Мечникову приходилось объяснять такими категориями, как простое «истощение» данного исторического народа, убыль в нем жизненного «сока» и т. п.

Г. В. Плеханов делает вывод о том, что влиянием лишь географической среды нельзя выяснить всего хода истории. Необходимо комплексное изучение всех факторов, воздействующих на политические, социальные и, главным образом, экономические отношения, с той же полнотой, как изучение географической «подкладки» всемирной истории.

 

Какие теоретические подходы к вопросам формирования бюрократии «восточных» деспотий выработала марксистская социологическая школа?

Наиболее последовательная попытка разработать марксистскую теорию бюрократии как господствующего класса применительно к обществам с азиатским типом хозяйствования была предпринята в конце 50-х гг. XX столетия немецким социологом К. Виттфогелем, известным работами о китайском обществе и книгой «Восточный деспотизм: сравнительные исследования тотальной власти».

Исходным для этой теории служит понятие «гидравлического общества». Этот термин, введенный К. Виттфогелем для азиатского общества, означает, что централизованная и деспотическая государственная власть объясняется результатом зависимости этих обществ от обширных общественных работ по строительству и содержанию ирригационных, а также противопаводковых систем. Проведение таких работ координируется деспотическим государством в лице его чиновников, которые образуют правящий класс общества. Подобный подход в определенной степени имеет схожесть с социологической «речной концепцией» Л. И. Мечникова.

К. Виттфогель обратил внимание на тот факт, что марксистская традиция обычно связывала понятие класса с обладанием собственностью, рассматривая азиатское государство как гигантского землевладельца. Тем не менее, классическая формула не является удовлетворительной, по крайней мере в одном отношении: она не принимает в расчет водные ресурсы, которые в гидравлическом обществе служат важнейшим элементом производства. Как и М. Веберу основным примером для исследования традиционного общества с развитым бюрократическим аппаратом К. Виттфогелю служил древний Китай.

В гидравлическом обществе первое крупное разделение на верхний привилегированный слой и подчиненные ему массы происходит одновременно с возвышением чрезвычайно мощного государственного аппарата. Практически во всех таких обществах он возглавляется правителем, контролирующим действия многочисленного управленческого персонала. Такая иерархия, включающая в себя монарха, высших сановников и подчиненный аппарат чиновников, характерна для всех режимов азиатского деспотизма.

«Гидравлическое общество» — не рабовладельческое, ибо основную массу непосредственных производителей составляют не рабы, а общинники. Как отмечал К. Виттфогель, особенности правящего класса, существовавшего в гидравлических обществах, проистекали прежде всего из способа его организации. Активное ядро правящего класса такого общества представляло собой жестко структурированную группу, что принципиально отличает его не только от современной буржуазии, но также и от феодального дворянства.

Чиновники гидравлического деспотизма были организованы в постоянно действующий и сильно централизованный аппарат. В отличие от буржуазного класса, не имеющего общепризнанного главы, и от феодальных сеньоров, общепризнанный глава которых был первым среди равных в чрезвычайно децентрализованной структуре, чиновники гидравлического государства признавали верховную власть правителя, который всегда определял их положение и задачи.

Вместе с тем К. Виттфогель допускал незначительную автономию чиновничьего аппарата от центральной власти. Скрытые конфликты, возникавшие между высшими сановниками и бюрократическим аппаратом, между чиновниками и личной свитой правителя — двором, как правило, касались распределения политической власти и влияния. Обе стороны конфликта стремились добиться максимального контроля над ходом делопроизводства и над персоналом в целях увеличения своей власти и доли в государственных доходах. В этой борьбе чиновники низшего ранга могли получить преимущество, благодаря их детальному знанию местных дел и служебных тайн и контролю за непосредственным осуществлением административной деятельности. Высокопоставленные чиновники могли получить преимущество в результате применения различных методов надзора и возможности назначения и смещения персонала, а в особо серьезных случаях — благодаря власти налагать разного рода взыскания.

К. Виттфогель сделал вывод о том, что в истории человеческой цивилизации до возникновения современного индустриально-бюрократического государства чиновничий аппарат гидравлических обществ являл собой единственный крупный пример правящего класса, ядро которого постоянно действовало как централизованная полувоенная организация.

Теория К. Виттфогеля сталкивается с немалыми трудностями при объяснении возникновения политических структур азиатского типа в тех странах, где никогда не существовало ирригационного земледелия. Для объяснения К. Виттфогель делает попытку путем введения сложной классификационной системы использовать понятие «гидравлического общества» для исследования истории развития и таких стран, поскольку деспотические политические структуры, по его мнению, могут заимствоваться государствами, расположенными на периферии «гидравлического» мира.

Логика приводимого К. Виттфогелем материала дает повод сделать вывод: «азиатский способ производства» возникал не только в обществах с ирригационным сельским хозяйством — это лишь частный случай. Общая же закономерность состоит в том, что тотальное огосударствление применяется для решения задач, требующих мобилизации всех сил общества. Использование этого метода — признак не прогресса, а, наоборот, свидетельство исторического тупика, хотя прибегнуть к методу тотального огосударствления можно в принципе всюду, где есть государство.

 

В чем различия марксистского и веберианского подходов к оценке бюрократии традиционных обществ?

Марксистская и веберианская теории существенно расходятся в характеристике древнекитайской бюрократии.

С точки зрения К. Виттфогеля, в Китае основной функцией чиновничества являлась координация производительного труда, связанного прежде всего со строительством и поддержанием в должном порядке ирригационных сооружений. Чиновничество изображается в качестве своего рода «менеджеров», которые, хотя и не являлись специалистами в какой-то определенной сфере, играли активную роль в руководстве различными видами производственной деятельности.

Иной подход к этой проблеме отличал М. Вебера, уделявшего основное внимание рассмотрению религиозно-этических норм и характера образования китайского чиновничества. Проведенный им анализ свидетельствует о том, что власть чиновников основывалась не столько на их роли в экономической жизни, сколько на традициях китайского общества, сформировавшихся под сильным влиянием конфуцианства.

При том, что марксистская и веберианская теории сходились в единстве мнений о бюрократическом аппарате деспотического государства как о жестко централизованной организации, К. Виттфогель, в отличие от М. Вебера, был готов допустить лишь очень незначительную степень автономии чиновников по отношению к центральной власти. В целом веберовская модель патримониального режима отличается большим динамизмом, хотя К. Виттфогель также уделял некоторое внимание конфликтам между различными группами и слоями внутри бюрократии.

Итак, веберианская и марксистская теории обращают внимание на различные аспекты деятельности древневосточных бюрократий. Однако следует отметить, что подход М. Вебера является более разносторонним в объяснении природы бюрократии, поскольку допускает возможность децентрализации политических режимов в странах Востока и не ограничивается лишь экономическим фактором в объяснении их возникновения.

 

Контрольные вопросы

1. Какие типы легитимного господства выделяет М. Вебер в различных исторических эпохах?

2. Что означает термин «патримоннализм» по М. Веберу?

3. Чем патримониальное господство отличается от патриархального господства?

4. Какие формы патримониального режима выделяет М. Вебер?

5. Каков процесс формирования патримониальной бюрократии по М. Веберу?

6. Какие способы мог использовать правитель древних государств для укрепления своей власти и ограничения власти патримониальной бюрократии?

7. В чем М. Вебер видел различие в традиционных обществах между патримониальным чиновничеством и патримониальной бюрократией в ряде древних государств?

8. Каково содержание концепции конфуцианства по управлению древнекитайским государством?

9. В чем различие конфуцианской модели управления государством и концепции легистов?

10. Каковы функциональные обязанности чиновников китайской патримониальной бюрократии — «мандаринов»?

11. Как обучались и подбирались чиновники в древнем Китае?

12. Какие способы использовали древние китайские императоры для контроля деятельности чиновников?

13. Какие основные классические принципы патримониальной бюрократии можно выделить в древнекитайской системе управления государством?

14. Какие особенности экономического способа производства выделил К. Маркс как характерную черту государственного устройства древних восточных стран?

15. Как оценил Г. В. Плеханов концепцию Л. И. Мечникова о древних речных цивилизациях?

16. В чем смысл марксистского подхода в теории «гидравлического» общества К. Виттфогеля?

17. Какие отличия можно выделить в веберианском и марксистском подходах анализа бюрократии в древних государствах?

 

Темы докладов и рефератов

1. Типы господства в политической социологии М. Вебера.

2. М. Вебер о патримониализме и патримониальной бюрократии.

3. Конфуцианство и легизм как теоретическая основа государственного устройства древнего Китая?

4. Китайское чиновничество как пример ((классической» патримониальной бюрократии.

5. Система подготовки и принципы подбора кадров чиновников в конфуцианской империи Китая династий Хань и Тан.

6. Концепции Л. И. Мечникова и К. Виттфогеля о формах управления древних восточных государств в долинах великих рек?

 

Список литературы

1. Большой социологический словарь. М., 1999.

2. Васильев Л. С. История Востока. М.: Высшая школа, 1993. Т. 1. Гл. 4, 6. Гл. 8, 9.4.2.

3. Вебер М. Аграрная история Древнего мира. М., 2001.

4. Вебер М. Политика как призвание и профессия // Избранные произведения. М.; Прогресс, 1990. С. 644–706.

5. Виттфогель К. Марксистская концепция власти бюрократии в обществах восточного деспотизма // Масловский М. Политическая социология бюрократии. М.:1996. С. 82–86.

6. Гайденко П. П., Давыдов Ю. Н. История и рациональность: Социология Макса Вебера и веберовский ренессанс. М.: Политиздат, 1991.

7. Лукьянов А. Е. Лао-цзы и Конфуций: Философия Дао. М., 2000.

8. Макаренко В. П. Анализ бюрократии классово-антагонистического общества в ралних работах Карла Маркса. Ростов-на-Дону, 1985.

9. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 46. 4.1. С. 482.

10. Масловский М. В. Веберовская концепция патримониализма и ее современные интерпретации // Социологический журнал. 1995. № 2. С. 95–109.

11. Переломов Л. С. Конфуцианство и легизм в политической истории Китая. М., 1981.

12. Переломов Л. С. Конфуций: жизнь, учение, судьба. М., 1993.

13. Плеханов Г. В. О книге Л. И. Мечникова «Цивилизация и великие исторические реки». Соч. Т.7. М., 1923, С. 16–30.