– Какого черта? Джон, ко мне! – приказал Кайл.
Девушка? Что делать девушке на его террасе, да еще в такой час?
– Не бойтесь, он ничего вам не сделает.
– Я бы не была так уверена.
Прижавшись спиной к стене и вытянув руки вперед, Элена все еще дрожала от страха.
– Я очень боюсь собак, – пролепетала она.
– Это я уже понял, но Джон вас не тронет. Если бы вы не ворвались ко мне посреди ночи без приглашения, он бы к вам не прикоснулся.
Эти слова были сказаны довольно резко, но Элена не отступила.
– Я не подозревала, что здесь кто-то живет. Мне просто хотелось побыть одной. А вам бы не помешало повесить на двери замок или хотя бы обозначить номер квартиры.
Внезапно из-за облака показалась луна. Теперь Элена могла разглядеть мужчину вблизи, рассмотреть его решительное лицо, внимательный взгляд. Его белая футболка резко выделялась в темноте. Элена подумала, что среди повседневной серости он выделяется, точно серебряный слиток в куче песка. Длинные волосы спадали на его широкие плечи, а через все лицо тянулся глубокий шрам.
И тут Элена узнала его.
– Ах, так это вы. Вы так любезно помогли мне вчера.
Да, это была та самая девушка, Кайл тоже узнал ее.
– Сюда никто не заходит. Так что до сих пор в замках не было нужды.
– Все когда-то случается впервые. Отсутствие посетителей еще не повод оставлять дверь нараспашку.
– Что правда, то правда. Всегда найдется кто-то любопытнее остальных, – Кайл немного наклонился, не спуская с Элены глаз.
Девушка нахмурилась. Дело не в любопытстве. У нее была конкретная цель.
– Позволь спросить, почему ты боишься собак?
Элена подумала, стоит ли рассказывать об этом незнакомцу. Пусть знает, что для страха у нее есть веские причины. Но взвесив все «за» и «против», она все же решила, что не должна посвящать первого встречного в свою личную жизнь.
– В детстве меня покусала собака, – сухо ответила она.
Мужчина пожал плечами:
– Вообще-то, я в этом не виноват.
Элена наконец-то решилась сделать несколько шагов вперед. Кайл стоял совсем рядом. «Какой же он высокий!» – подумала Элена. Ее била мелкая дрожь, но то был не страх: сказались неприятные воспоминания и вечерняя прохлада.
Кайл внезапно отпрянул назад. Он скрестил руки на груди и выглядел враждебно. Смутившись, Элена взглянула на него. Он что, обиделся?
– Нет, ты здесь ни при чем. И все-таки ты не отшельник и живешь в центре города, логично предположить, что рано или поздно кто-то из соседей может подняться наверх.
– Вообще-то, до недавнего времени я жил здесь один. Здесь только ты и я.
– Не может быть! – воскликнула Элена.
Кайл указал взглядом на дверь.
– Да. В этом подъезде кроме нас с тобой никто не живет.
– Ах вот оно как…
Теперь все прояснилось.
– И все-таки советую тебе поставить замок.
Кайл спокойно и внимательно смотрел на нее. Он говорил не торопясь и старательно выговаривал каждое слово. Элена вздохнула. Сегодня от него пахло немного иначе, чем в первый день встречи – теплее. Элена вдруг поняла, что разбудила соседа. Он точно подумал, что она не в себе.
– Зачем ты сюда пришла?
Такой прямой вопрос застал Элену врасплох.
– Мне хотелось взглянуть на небо, – честно ответила она, сама не зная, почему. Какое ему дело до ее состояния, до этого неясного желания затеряться в ночи, обрести покой и освободиться от навязчивых мыслей?
Пока Элена собиралась с мыслями, Кайл тоже думал о чем-то своем.
– Дай руку.
– Зачем?
– Хочу проверить, цела ли ты. Джон тебя не поцарапал?
Нет, Джон ничего ей не сделал, рука была цела. Элене стало стыдно. Пес всего лишь предупредил ее, что дальше идти не стоит, он даже не прикусил ее руки, разве что облизал. Элена поняла, что выглядит глупо, но она и правда очень боялась даже самых крошечных собачек.
– Надеюсь, ты не станешь наказывать невинное существо? – спросила она, покачав головой. – Поверь, я в порядке, он ничего мне не сделал.
– А ты довольно странная. Говоришь, что не любишь собак, и защищаешь их.
– Не то чтобы я не люблю собак, – раздраженно возразила Элена, – просто стараюсь держаться от них подальше, это не одно и то же. Как видишь, со мной все в порядке. Послушай, может быть, включим свет?
Кайл поморщился:
– Вообще-то, на звезды лучше смотреть в темноте.
– То есть как… на звезды? – удивленно пробормотала Элена. Ей показалось, что она ослышалась.
– Ты говорила, что хотела взглянуть на небо, а у меня тут есть телескоп.
«Это что, шутка? Пожалуй, мне лучше вернуться домой», – подумала Элена. Любая разумная женщина поступила бы именно так, но Элена чувствовала, что с этим человеком она в безопасности.
Звезды… О боже! Он разводит розы на крыше и смотрит в телескоп!
– Иди сюда. Конечно, аппарат не слишком хорош, но Альфу Центавра, Сириус и Альтаир видно неплохо. На самом деле их видно и невооруженным глазом, но с телескопом эффект совершенно другой.
Элена не разбиралась в таких тонкостях, ей было достаточно посмотреть вверх и увидеть бесконечную черноту, испещренную звездами, точно бриллиантами. Это вселяло в нее чувство покоя. Наблюдение за бездонным пространством увлекало и затягивало. Ей всегда были интересны люди, знавшие названия созвездий, так как ее собственные познания ограничивались Большой и Малой медведицами.
– Смотри сюда, вот так.
Кайл показал ей, куда смотреть. Завороженная, Элена не могла отвести от него глаз. Кайл подвинулся, уступая ей место, и она молча наклонилась и приникла к окуляру. В этот миг Элена погрузилась в удивительный мир: звезды блистали на небе, точно огромные камни на черном бархате, а само небо было освещено глубоким, мягким и незнакомым светом. Сердце Элены тревожно забилось, и где-то внутри зародилось странное чувство: она показалась себе такой крошечной и ничтожной. Бесконечно далекий сверкающий пояс Млечного Пути светился на расстоянии вытянутой руки. Элена с трудом оторвалась от телескопа. Незнакомец стоял рядом, на расстоянии вытянутой руки. Однако чувство неловкости от его присутствия не возникало. Наоборот: редко случалось, чтобы Элене было так спокойно в чужом присутствии. Она не привыкла разделять с кем-то свои переживания. Девушка снова склонилась к телескопу и удивилась тому, как обманчивы, огромны и загадочны звезды.
– Я даже не знаю, как тебя зовут, – сказала она через несколько минут, оторвавшись от созерцания неба.
– Ну и что? Я тоже о тебе ничего не знаю.
Так оно и было. Внезапно Элене стало смешно, она протянула руку, и ее голос нежно прозвенел в тишине:
– Элена Россини.
– Каллен Маклин. Кайл, – ответил он, пожимая ее руку. – А ты итальянка.
Это был не вопрос, а утверждение. Кайл говорил прямо, резко, и даже немного грубо.
– Да, я только что приехала в Париж. А ты?
– Что – я?
– Ты давно в Париже?
Кайл покачал головой:
– В декабре будет пять лет.
Внезапно на его лице мелькнула тень. Словно внезапная вспышка, которую Элена все же успела заметить. Она внимательно посмотрела на Кайла, но было слишком темно, чтобы прочесть в его глазах какое-то объяснение. Элена подумала, что он просто устал. Не все же страдают бессонницей.
– Извини, порой я совсем не дружу со временем, мне пора.
Кайл не стал возражать.
– Давай провожу.
Смутное разочарование заставило Элену ускорить шаг. С какой стати она решила, что он попросит ее остаться? Это просто смешно. Она инстинктивно вытянула вперед руки, опасаясь наткнуться на дверь. Ее руки встретились в темноте с мужскими руками.
– Спасибо, что снова приходишь на помощь, – тихо сказала она и немного помедлила перед дверью. – Где Джон? Я его не вижу, он что, испугался?
Кайл тихо засмеялся.
– Нет, он просто немного обиделся. Не беспокойся. Вы еще подружитесь.
«Дружить с собакой? Ни за что и никогда», – подумала Элена, но промолчала. Это «еще» вселяло надежду. Внезапно ей снова стало неловко, и она поспешила уйти: недоверие взяло верх над любопытством.
– Не думаю, что представится случай. Спасибо, и извини, что разбудила тебя. Я часто страдаю бессонницей и забываю о том, что нормальные люди по ночам спят.
– Не проблема, – тихо сказал Кайл.
– Не забудь поставить замок, – добавила Элена, выходя на площадку.
– Ладно.
– Доброй ночи и еще раз спасибо.
Кайл молчал и смотрел в сторону двери, пока Элена не скрылась и ее шаги не стихли, а затем вернулся на террасу.
– Джон, ко мне. Пойдем спать.
Через несколько дней после знаменательного ужина в ресторане «Жюль Верн» Монтьер позвонил Моник и попросил ее приехать в «Нарциссус» вместе с подругой.
– Дойдем пешком, покажу тебе дорогу, – предложила Моник.
– А это далеко? – поинтересовалась Элена, которая в последнее время быстро уставала и не была настроена на долгую прогулку.
– Примерно полчаса, до конца улицы Риволи и потом до Вандомской площади. По дороге много всего интересного.
– Ну ладно, пойдем.
Скоро Моник уже поджидала Элену у подъезда. Подруги казались задумчивыми и скованными, но очень скоро тучи рассеялись.
Улица Риволи чем-то напоминает театр – всюду шикарные витрины, здесь всегда много людей. Пока Элена шла под руку с Моник, болтая о том о сем, она совсем успокоилась и напряжение, сковавшее ее при мысли о встрече с Монтьером, исчезло. И вот наконец подруги оказались у входа в знаменитый магазин, о котором Элена столько слышала. Внушительная деревянная дверь и две длинные витрины расположились под одним из портиков каменной арки, выходящей на знаменитую площадь. Над дверью висела простая старая вывеска.
Если бы Элене нужно было выбрать цвет, чтобы охарактеризовать «Нарциссус», она бы выбрала золотой. Высокие стены, увешенные зеркалами в тяжелых дорогих рамах, прилавки из розового мрамора и сияющие стеклянные витрины подавляли входящего. Повсюду стояли хрустальные флаконы всех размеров и цветов, и простые и вычурные: некоторые с духами, другие пустые. Розовый мраморный пол блестел, отражая свет хрустальных люстр. Все здесь светилось и переливалось, все дышало роскошью и великолепием. Надежды, мечты, иллюзии, очарование, соблазн – все это воплощал собою «Нарциссус».
Однако запах этого места показался Элене слишком сильным, почти удушающим. Ей было странно, что в подобном магазине, где все было исполнено совершенства, витал такой тяжелый запах. Магазин подавлял клиента, не считаясь с его желанием найти здесь что-то уникальное, только свое.
В «Нарциссусе» все было четко, ясно, определенно. Из-за плотно заставленных духами витрин создавалось впечатление тесноты. Казалось, что здесь не предлагают, а навязывают запахи. Роскошные, великолепные, но выбранные за тебя, предрешенные раз и навсегда.
Элена почувствовала какую-то тяжесть. Все в этой обстановке соответствовало характеру Жака Монтьера. Точно магазин был вторым Жаком и служил зеркалом его взглядов, его образа жизни и его мыслей.
Неудивительно, что Моник решила порвать с этим человеком! Элена была уверена, что Моник испытывает к Жаку серьезные чувства, но не хочет, чтобы он распоряжался ею, как игрушкой. Моник такого не потерпит! Тщеславному эгоисту Монтьеру было нужно ее тело, а не душа. Он жаждал обладать, в самом широком смысле этого слова.
Элена вздохнула. Почувствовав вездесущий навязчивый запах, она пожалела о том, что выбрала Жаку духи. И дело было вовсе не в том, что ее тошнило от сильного запаха, повисшего в магазине. Скорее, Элена чувствовала себя хорошим художником, стоящим перед безвкусной картиной. Если бы это зависело от нее, Элена постаралась бы придать огромному залу как можно более общие черты, смягчить обстановку. Здесь нужна была тонкая, легкая, простая, едва уловимая нота, способная естественно встроиться в любой букет, в любую композицию, как самую нежную, так и самую яркую. Запах ее магазина ни к чему бы не обязывал. Элена привыкла намекать, предлагать, а не навязывать.
Ей захотелось поделиться своими наблюдениями с Моник, но подруга была не одна – ее сопровождал стройный элегантный мужчина с худым лицом и ускользающим взглядом. Над его натужной улыбкой красовались тонкие напомаженные усы. Волосы были того же смолистого оттенка. От него исходил сладкий сахаристый запах, которым он пытался перекрыть другой, не менее сильный. Элена сразу узнала запах аммиака. Ей показалось это очень странным, и она нахмурилась. Но это была не единственная странность Филиппа. Элена почувствовала, что он недоволен ее появлением. В обращенном к ней осторожном взгляде она уловила что-то пугающее. Казалось, что Филипп смотрит на нее с укоризной.
Элена ощутила легкое беспокойство. Она ясно поняла, что вызвала неприязнь мужчины, но ведь поводов для этого не было – Филипп видел ее первый раз в жизни.
Внезапно мужчина протянул ей руку. Его ладонь была узкой и влажной, а рукопожатие вялым. Чтобы ответить на такое рукопожатие, Элене пришлось собраться с духом. Ей не терпелось незаметно вытереть ладонь о краешек юбки.
– Очень приятно, мадемуазель.
Вблизи Филипп казался чуть более приветливым. Он улыбался, но опасения на его счет не покидали девушку.
Как хорошо, что она догадалась прилично одеться! Под руководством Моник она выбрала простое черное платье, собрала волосы, накрасилась и надела туфли на высоком каблуке. Преображенная таким образом, Элена была очень хороша. Ведь в ее новой жизни все должно быть по-новому, разве не так?
Новый сосед, Маклин, тоже привнес в ее жизнь перемены. С ним Элене было уютно, она чувствовала себя уверенно, несмотря на то, что они немного стеснялись друг друга. Она решила пока что не посвящать Моник в подробности своей личной жизни. «Позже ей расскажу», – подумала Элена. Кайл был заметным мужчиной. Немного резковатым, но, очевидно, заботливым и деликатным. Однако сейчас нужно было подумать совсем о другом. «Опять эти дурацкие фантазии», – оборвала себя Элена.
– Элена, позволь представить тебе Филиппа. Здесь все держится на нем!
Филипп наклонил голову и прикрыл глаза, точно смакуя каждое слово Моник.
– Когда женщина начинает расточать тебе комплименты, самое время насторожиться, – сказал он, обращаясь к Элене. – Я всего лишь управляющий этого магазина.
Элена вновь почувствовала сладкий запах духов, но теперь он казался почти тошнотворным. Очевидно, что Филипп не отличался искренностью, и его показная скромность только еще больше оттолкнула Элену.
– Господин Монтьер, – вот на ком держится «Нарциссус», – возразил он. – А прежде он держался на плечах его отца и деда. Вам известно, что эта компания – одна из немногих в нашей отрасли, где еще хранят семейные традиции? Магазин пережил уже несколько поколений! И всегда находился на этой площади. – В голосе Филиппа вдруг послышалось уважение, он стал серьезен и преисполнился ощущения собственной важности. Он погрузился в рассказы о великом прошлом магазина, перечисляя имена знаменитых клиентов, которые обращались к Монтьерам. Девушки молча слушали, избегая смотреть друг другу в глаза.
– Господин Монтьер любезно показал мне духи, которые вы для него выбрали. Поздравляю с прекрасным выбором, мадемуазель. Полагаю, нам будет интересно работать с таким специалистом, как вы. У вас есть определенный талант. Определенная чуткость в том, что касается парфюмерии. Надо сказать, такое встречается не часто.
Филипп произнес эту речь, выдерживая длинные паузы после каждой фразы, так что Элене показалось, что он говорил целую вечность, и она встревожилась не на шутку. Ее беспокоил его ускользающий взгляд, которым он то и дело одаривал ее, прежде чем уставиться в стену.
– Полагаю, вам известно, что здесь не только торгуют духами. В «Нарциссусе» мы сами разрабатываем новые линии, – Филипп произнес это неожиданно, словно эта мысль закралась ему в голову внезапно. – Само собой, этим занимаются соответствующие специалисты. Вам нужно лишь общаться с клиентами, записывать их пожелания и передавать парфюмерам. Поначалу вам будет немного сложно, но со временем вы привыкните.
Подруги с удивлением переглянулись. Очевидно, Монтьер не рассказал Филиппу о способностях и образовании Элены. По ее лицу прокатилась волна негодования, и она покраснела. Да, владелец «Нарциссуса» предупредил, что поначалу ей придется продавать духи, но почему он скрыл от Филиппа ее опыт? Элена была в недоумении. В ней заговорила гордость, она вспомнила о своих предках и разозлилась. Она почувствовала, что ее унизили, над ней поглумились. Слова Филиппа обрушились на нее холодным душем, она поняла, что все ее мечты беспочвенны, неосуществимы.
– Я сделаю все, что в моих силах, – проговорила она, отводя глаза.
Казалось, Филипп ничего не заметил и продолжал говорить:
– Чтобы заниматься духами, нужен огромный опыт, долгие годы учебы и труда. Эта работа требует полной самоотдачи.
Элене показалось, что над нею специально издеваются.
– Многие думают, что для того, чтобы быть парфюмером, достаточно инстинкта, импровизации. Однако это совсем не так. В наше время все возомнили себя создателями духов, и это досадно и грустно.
Он говорил ровным тихим голосом, монотонно чеканя каждое слово.
Элена едва сдерживалась, чтобы не закричать.
– Могу себе представить, – тихо сказала она.
Нахмурившись, Моник слушала Филиппа с отсутствующим видом. В ее взгляде нетрудно было заметить легкое раздражение.
Филипп продолжал говорить о том, что Элена знала с самого детства. Она старалась сдержаться, но обида все больше и больше овладевала ею. Неужели он настолько глуп, что ничего не замечает? Или он не видит, что Элена сейчас вспыхнет, как спичка? Натянутая вежливость давалась ей с невероятным трудом. Пусть Филипп воображает себя великим парфюмером, однако он не в состоянии уловить настроение человека, который стоит напротив него. Элена посмотрела ему в глаза.
– Эфирное масло и душистая вода – это совсем не одно и то же. Не буду вдаваться в детали, пока что вам не понять. Но не волнуйтесь, немного терпения, и вы все освоите.
Это ей-то не понять? Возмущение переполняло Элену, и она боялась раскрыть рот, опасаясь, что оно невзначай вырвется наружу.
Филипп по-прежнему самодовольно улыбался. Он был настолько захвачен самим собой, что негодование Элены постепенно растаяло, хотя чувство унижения и неловкости никуда не делось. «В конце концов, это ведь только на время, – уговаривала она себя, – я справлюсь. Очень скоро этот Филипп поймет, чего я стою».
– Правил у нас немного, и все они очень просты, однако не следует ими пренебрегать. – Голос Филиппа внезапно стал жестким. Он стал похож на огромного филина: глаза округлились, нос вытянулся в клюв. От его вежливости не осталось и следа.
– Я вижу, что вы разумная девушка, так что надеюсь, проблем не возникнет.
«Интересно, откуда такие выводы? Ты это понял по глазам, по выражению лица или по тому, что я всю жизнь занималась духами?» – подумала Элена. Она постаралась успокоиться. Закричи она сейчас, устрой сцену – кому от этого станет легче? Элена сжала кулаки, а затем резко разжала. В конце концов, Филипп ни в чем не виноват. Не его вина, что она решила все изменить и начала с чистого листа. Выше головы не прыгнешь, всему свое время. Она набралась терпения и продолжала слушать.
Моник отошла подальше. Элена смотрела, как она ходит между витринами с задумчивым видом. Она заметила, как Моник достает из сумки планшет, и все поняла.
– Когда я могу приступить? Сегодня вас устроит?
Филипп удивленно посмотрел на нее.
– Вообще-то, у нас так не принято.
Но Элена не собиралась сдаваться. Ей не хотелось, чтобы Моник за нее беспокоилась. Она чувствовала себя независимой и хотела действовать.
– Не беспокойтесь, я вам не помешаю. Для начала я просто посмотрю, как вы работаете. Так мне будет проще понять, как ваши продавцы общаются с клиентами.
Филипп пожал плечами.
– Неплохая мысль. Но хочу вам напомнить, что ваш контракт вступает в силу только со следующей недели, и зарплата вам будет начислена также согласно контракту. – Он замолчал и посмотрел ей в глаза. – Должен признаться, господин Монтьер был очень щедр, – ни один продавец Парижа не может даже мечтать о таком окладе, – улыбнулся Филипп.
Несмотря на накатившие эмоции, Элена по-прежнему смотрела Филиппу прямо в глаза. Она выдавила натужную улыбку.
– Да, это очень щедро, вы правы.
«У меня все получится», – подумала она.
Филипп не вызывал симпатии, но его можно просто не замечать. Элена старалась произвести на него хорошее впечатление.
– Я рад, что мы поняли друг друга. Пойду попрощаюсь с Моник. До скорой встречи.
Элена почувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Если она не научится справляться с собой, ее новая жизнь закончится, даже не начавшись, и придется возвращаться во Флоренцию. А что потом? Денег на магазин нет, Маттео тоже нет, общие друзья испарилась. Никто из них даже не позвонил и не поинтересовался, что с ней.
Ей нужно удержаться в Париже во что бы то ни стало. Как хорошо прогуляться по району Маре, подняться на Эйфелеву башню, посмотреть на звезды из телескопа, вдохнуть запах роз на террасе! Элене хотелось жить именно так, и отказываться от своих желаний она не собиралась. Ведь она только-только начала сама принимать решения!
Оставалось лишь договориться с Моник. Несмотря на то, что та утверждала, что место в «Нарциссусе» – единственная достойная Элены работа, возможно, речь Филиппа и поведение Жака заставят ее передумать.
– Не волнуйся, милая. Я позвоню другому знакомому. Тебе не придется все это терпеть, – как и подозревала Элена, Моник уже придумала новый план. – Найдем тебе кое-что получше, – заявила она.
Это оказалось последней каплей. В голосе подруги Элена услышала жалость и беспокойство. Она не могла больше сдерживаться, и ей овладела ярость.
«Я уже не ребенок и сама могу о себе позаботиться! Какого черта ты лезешь в мою жизнь? Неужели ты ничего не понимаешь?» – хотелось крикнуть Элене, но, внимательно посмотрев на подругу, она поняла, что та встревожена не на шутку. Моник побледнела, ее глаза горели, в них читались злость и ненависть. Было видно, что она жалеет о том, что связалась с Монтьером. Рано или поздно она с ним рассчитается. «Он не заслуживает такой женщины, как Моник. Не из-за него ли та в последнее время постоянно сомневается в себе? Она утратила былую самоуверенность», – подумала Элена.
– Меня все устраивает, – сказала она, изображая искреннюю радость и не обращая внимания на удивление, написанное на лице Моник.
– Ты что, шутишь? Жак не пустит тебя в лабораторию, ты слышала, что городил Филипп? Тебе придется торговать духами, точно обычной продавщице!
«Это еще бабушка надвое сказала, – подумала Элена. – Жак понятия не имеет о том, что я могу!» Она пожала плечами.
– Ты что-то имеешь против продавцов? – спросила она с улыбкой, пытаясь снять напряжение. И так как последнее слово оставалось за ней, она подтолкнула Моник к выходу. – По-моему, тебя ждет Ле Нотр!
Моник неуверенно подчинилась:
– Позвони, если возникнут проблемы.
– Иди уже! – сказала Элена, потеряв терпение. Она бросила Моник на пороге магазина и вернулась в зал, готовая сделать все, чтобы угодить Жаку, Филиппу или кому бы то ни было еще. Злость сжимала ей горло. Элена медленно вдохнула несколько раз и, немного успокоившись, подошла к Филиппу и принялась рассматривать магазин, расположение флаконов и слушать, как продавцы разговаривают с клиентами… В конце рабочего дня она уже составила себе довольно четкое представление о том, что важно и что совершенно не имеет значения в этом магазине. Домой она шла пешком.
Элена много лет помогала бабушке работать в магазине. Она привыкла сравнивать работу других с тем, к чему привыкла с детства. Но в «Нарциссусе» все было по-другому: постулаты Лючии не имели ничего общего с традициями этого места. Это раздражало Элену. Здесь было принято убеждать, развеивая сомнения, заманивать в ловушку.
Но кто она такая, чтобы оспаривать здешние порядки? Кто сказал, что нужно работать иначе? «Нарциссус» процветал, а ее лавчонка закрылась: клиентов было так мало, что она не могла оплатить даже содержание магазина. Когда бабушка заболела, на Элену свалилась куча проблем. Лючия сразу поняла, что уже не оправится, и отказалась ложиться в больницу. Элене оставалось лишь подчиниться. Через несколько месяцев болезнь стала побеждать. Лючия продолжала говорить о прошлом, о Беатриче, об идеальном аромате. Она рассказывала Элене историю семьи, снова и снова повторяла названия духов, которые сделали Россини. Она настаивала на том, чтобы Элена продолжала традицию семьи. «Следуй тропой аромата», – говорила она. Элена знала все бабушкины рассказы наизусть, но все равно внимательно слушала, не отходя от Лючии ни на шаг. У нее не было времени заниматься еще и лавкой. После смерти бабушки оставалось только закрыть ее. У Элены не было ни сил, ни желания продолжать семейное дело.
Внезапно она услышала звуки знакомой песни, разогнавшие нахлынувшие воспоминания. Элена поняла, что она почти уже дома, на углу улицы Розьер, где продавались акварели и рисунки с видами Парижа. Будь то тепло или холодно, четверг или воскресенье, старик-продавец вечно крутил одну и ту же мелодию в исполнении Эдит Пиаф:
В этих без конца повторявшихся словах смешались разочарование, сожаление и тоска по ушедшей любви… Так, по крайней мере, интерпретировала привычку старика Моник. Не слишком задумываясь о словах, Элена часто напевала этот мотив. Ей нравилась сама мелодия и глубокий, задевающий за живое голос Пиаф, переносящий слушателя в далекое прошлое. Однако теперь Элена смотрела в глаза старика и не замечала в нем никакой романтической тоски. Она увидела в его томном и хитром взгляде лишь уверенность и насмешку. Конечно, старик мог крутить эту мелодию, потому что она напоминала ему о чем-то: о прожитой жизни, о давней любви, о прекрасной женщине… А может, он просто привлекал туристов: тронутые печальной историей, они охотно покупали и увозили с собой частичку Парижа. Даже самые циничные парочки, дойдя до киоска старика, брались за руки, переставали подкалывать друг друга и уносились далеко-далеко под самую известную французскую песню, в которой пелось о том, что если смотреть на жизнь через розовые очки, она кажется совершенной. И хотя уловка старика была очевидна, все гуляли по улице и напевали эту берущую за душу мелодию. Вот и Элена каждый раз замирала у киоска, точно попав в волшебные сети.
Сегодня она прошла мимо старика, даже не взглянув на него, повернула в первый же переулок и направилась в сторону улицы Парк-Рояль. На душе было грустно и гадко: ей не нравилось, когда играют чужими чувствами. В неразберихе переживаний в сердце Элены снова зашевелилось воспоминание о Маттео. Спохватившись, она попыталась избавиться от него. И хотя было уже не так больно, как раньше, она не хотела думать о нем. Ей было грустно, вот почему воспоминания о прошедшей любви так настойчиво стучались к ней в душу. В ней загоралась глупая мечта увидеть когда-нибудь эту «vie en rose». Элена не собиралась попадаться на удочку старого мошенника, но ей очень хотелось верить, что все-таки он ставил прекрасную песню не просто так.
Элена решила думать не о прошлом, а о настоящем. У нее была хорошая работа, квартира в прекрасном районе, и целое море возможностей. Все не так уж плохо!
Шагая по двору под затихающий голос Пиаф, Элена все больше поддавалась его волшебству, а в душе раздавалось: