Свой восемьдесят восьмой день рождения Анжела Джиаматти отмечала точно так же, как делала это вот уже десять лет, с тех пор как умерла ее лучшая подруга Грейс, то есть в своей квартирке на Уоллнат-стрит, в полном одиночестве, если не считать собаки — миниатюрного карликового пуделя Трикси, несколько дней назад отпраздновавшей свое семнадцатилетие. Впрочем, миссис Джиаматти знала, что дочери не забудут ее поздравить.

Старшая, Мария, проживавшая в Таксоне вместе с мужем и двумя детьми, позвонила около полудня, чтобы поздравить мать с днем рождения и узнать, как у нее дела. Мария постоянно предлагала матери приехать и помочь с устройством праздника, но миссис Джиаматти упорно отвечала отказом.

Тина, младшая дочь, обычно звонила по вечерам. Она работала в Сиэттле в филиале фирмы «Майкрософт».

— Они договариваются друг с другом, — объяснила миссис Джиаматти. — Одна звонит мне утром, вторая вечером, чтобы я не чувствовала себя одинокой. Думают, я не догадаюсь.

Судя по фотографиям, выставленным в гостиной на полированном столе из красного дерева, миссис Джиаматти и Трикси не разлучались уже много лет. На самых ранних снимках миссис Джиаматти была тоненькой, как спичка, брюнеткой с огоньком во взгляде, а Трикси — элегантной собачкой с кудрявой белой шерстью и прической в стиле «девушка из Джерси» — пышная шевелюра, схвачена голубой лентой, завязанной бантом над ухом.

Однако время не пощадило обеих. Миссис Джиаматти перенесла две операции на тазобедренном суставе и теперь принимала гору таблеток от артрита, диабета и высокого давления. Она выглядела нездоровой и немного сутулилась, но по-прежнему тщательно следила за собой. Голубоватый оттенок белоснежных волос оттенял аквамариновый брючный костюм, дополненный маленьким золотым распятием.

Трикси уже несколько лет страдала болезнью почек, а недавно у нее обнаружили рак желудка. Собачка выглядела тощей и изможденной, шерсть свалялась и пожелтела, глаза слезились, зубы покрылись темным налетом. Большую часть дня она лежала на круглой подстилке в гостиной рядом с любимым зеленым креслом миссис Джиаматти.

— Мы всегда отлично ладили друг с другом, у меня никогда не было с ней проблем, — с горечью заметила Анжела. — А теперь мы обе вынуждены проводить полжизни в кабинетах у врачей.

Каждый поход с Трикси к ветеринару становился серьезным испытанием для почти девяностолетней дамы с больными ногами; миссис Джиаматти извлекала из стенного шкафа картонный ящик («контейнеры для перевозки слишком тяжелы, к тому же Трикси их терпеть не может»), вызывала такси и доплачивала водителю за то, что он относил Трикси в машину, а затем в кабинет врача. По окончании визита процесс повторялся в обратном порядке. Соседи порекомендовали ей ветеринара, выезжавшего на дом, но его услуги оказались миссис Джиаматти не по карману. Кроме того, Трикси всегда лечилась у д-ра Бренды Кинг.

И все же это было непросто. Трикси, заметно ослабевшая от болезни, без всякого восторга относилась к перспективе сидеть в картонном ящике, да еще терпеть прикосновения посторонних людей. Еще несколько лет назад она могла «наделать дырок в том, кто попытался бы вынести ее из дома», — сказала Анжела. Но это относилось к прежней Трикси, молодой и энергичной; теперешняя Трикси уже не могла причинить неприятностей.

Последние два дня собака ничего не ела и едва держалась на ногах, отказываясь выйти на прогулку даже ненадолго. Впрочем, д-р Кинг заранее предупредила о таких переменах.

Миссис Джиаматти записала Трикси на прием, — ее ждали в клинике завтра, к восьми утра. Анжела предчувствовала, что домой вернется одна.

Как видно, час Трикси пробил.

Еще год назад, когда Трикси могла вспрыгивать на широкий подоконник, они подолгу смотрели в окно, за которым проезжали автомобили, соседи выгуливали своих собак, а возле здания муниципалитета сновали деловые люди.

Неподалеку от пятиэтажного кирпичного дома, в котором жила миссис Джиаматти, находились городской торговый центр и супермаркет, а также два крошечных сквера, которых было вполне достаточно для прогулок с маленькой собачкой, — ей хватало места, чтобы побегать и сделать свои дела. Судя по всему, реконструкцию здания уже запланировали, чтобы затем привлечь сюда более состоятельных жителей, преимущественно тех, кто еще не обзавелся семьей. А в настоящее время здесь проживали пенсионеры. Для молодых профессионалов дом был слишком ветхим, а для семей среднего класса — слишком тесным, зато вполне устраивал представителей старшего поколения, которые не хотели уезжать из города и считали, что в состоянии обходиться без посторонней помощи, во всяком случае, пока.

Миссис Джиаматти пользовалась двумя комнатами — просторной гостиной и спальней — хотя в квартире было еще три: кухня, оборудованная в стиле пятидесятых годов, вторая спальня, которую занимали дочери, когда приезжали навестить мать, и столовая. Миссис Джиаматти редко заходила туда, хотя стены и украшали фотографии домочадцев.

Никто из них не знал о предстоящем визите к ветеринару. Миссис Джиаматти не сказала Марии о том, что Трикси стало хуже. С этим можно подождать: Анжела предполагала, что дочь будет переживать. Кроме того, она считала, что это сугубо личная проблема, касающаяся только ее и Трикси.

— Мария так любила собачку, — вспоминала миссис Джиаматти. — Когда у нее были неприятности с мужем, она приезжала ко мне и целую неделю буквально не спускала Трикси с рук. — После того как семейные проблемы счастливо разрешились, они обе не могли избавиться от ощущения, что благополучный исход во многом объясняется присутствием этой крошки.

Кроме того, Мария начнет еще сильнее беспокоиться о матери, зная, что та осталась совсем одна. Мысль о том, что Трикси осталась с матерью, когда все остальные разъехались, притупляла чувство вины, мучившее дочерей миссис Джиаматти, сознававших, что слишком отдалились от нее. Миссис Джиаматти не винила дочерей, понимая, что в наши дни дети, как правило, разлучаются с родителями и никто не в силах повлиять на эту печальную тенденцию.

— Тут уж ничего не поделаешь.

Однако миссис Джиаматти понимала и то, что с уходом Трикси ее ждут неизбежные перемены. Она лишится последнего предлога, позволявшего ей не расставаться с привычной обстановкой.

— В каком-то смысле, я уже готова к этому, — вздохнула она, — хотя сомнения еще остались. — Она хотела все обдумать сама, а уж потом заводить серьезный разговор с родней. Трикси была последним бастионом, отделяющим ее от этого разговора.

Когда я пришел к ним в первый раз, Трикси поднялась с подстилки, обошла вокруг меня, тявкнула один раз, после чего вернулась на свое место и снова погрузилась в тяжелый беспокойный сон. Наблюдая за этими проявлениями бдительности, свойственной прежней Трикси, миссис Джиаматти улыбнулась.

Маленькие собаки обладают странной особенностью: они удивительно бесстрашны, словно не отдают себе отчета в своей слабости и считают себя хозяевами положения. В результате окружающие, в том числе и другие собаки, невольно проникаются их уверенностью. Мне нередко приходилось наблюдать, как мопс или бишон фризе помыкают ротвейлером или немецкой овчаркой. Трикси, даже ослабленная болезнью, держалась с королевским достоинством и снисходительно гавкала, заслышав рокот проезжающего автомобиля или чьи-нибудь шаги на лестничной площадке.

До недавнего времени Трикси проводила большую часть дня на коленях у миссис Анжелы, бдительно следя со своего поста за окружающей обстановкой. Миссис Джиаматти договорилась с детьми из своего церковного прихода, что они будут выводить Трикси на прогулки утром и вечером, особенно в дождь или снегопад, когда выбираться на улицу ей особенно трудно. Однако в теплые солнечные деньки, когда обе компаньонки чувствовали себя сносно и ноги миссис Джиаматти болели не слишком сильно, они с Трикси спускались на лифте и направлялись в небольшой парк, где могли посидеть на скамейке, подышать воздухом, поболтать с кем-нибудь из приятельниц миссис Джиаматти. К сожалению, почти никого из них уже не осталось.

— Все мои подруги ушли из жизни или переселились в дома престарелых, — миссис Джиаматти покачала головой. — Почти никого не осталось, к тому же мы редко выходим из дома. — Подруги Анжелы да и она сама не имели привычки «висеть на телефоне», что только усугубляло чувство одиночества. Однако присутствие Трикси во многом меняло дело.

Традиции, в которых была воспитана Анжела Джиаматти, не позволяют излишне проявлять чувства — хоть к людям, хоть к собакам, — но женщины все равно любят поворковать над своими детишками. При упоминании о дочерях или внуках миссис Джиаматти заметно оживилась и, просияв, разложила передо мной семейные фотографии.

— Что осталось человеку, дожившему до моих лет? — Миссис Джиаматти отхлебнула крепкого чаю, который пила без молока и сахара. — В таком возрасте вечно то слишком жарко, то слишком холодно, то вдруг навалится болезнь или усталость, поэтому у стариков достаточно времени, чтобы оглянуться назад и понять, что жизнь осталась в прошлом, а впереди ничего уже нет. Смерть меня не пугает.

Что же я вижу, оглядываясь назад? Свою семью. Я вижу своих родных. И Трикси — она ведь тоже часть семьи, которая столько лет жила в этом доме; она — все, что у меня осталось. Я очень люблю своих детей, но у них своя жизнь, — да так и должно быть. А у меня есть Трикси, да благословит ее Господь.

Анжела не любила жаловаться. Каждому приходится решать свои проблемы, и многим — гораздо более серьезные; проблемы вообще являются неотъемлемой частью нашей жизни, поэтому она благодарила судьбу за то, что имела.

Миссис Джиаматти родилась в Ньюарке, — так же, как и ее муж, Винсент, который уже в тридцати пятилетнем возрасте возглавил в Монтклере Департамент общественных работ. Она считала, что обязана посвятить себя семье, и не работала до тех пор, пока дочери не окончили школу, а затем поступила на должность секретаря в местную школу. Выйдя на пенсию, они с Винсентом переехали в этот дом — вместе с Трикси, которую Винсент тоже обожал. Вскоре муж скончался от болезни почек.

Будучи глубоко религиозным человеком, Анжела не пропускала ни одной воскресной службы, пока не случилось несчастье с ногами. Теперь миссис Джиаматти ходит к мессе не чаще одного раза в месяц.

— Но ведь можно молиться и дома, — заметила она, указывая на изображение Иисуса, висящее на стене гостиной. Да и отец Джозеф частенько заходит меня проведать, я очень благодарна ему за доброту.

Она ужасно скучала по дочерям, но никогда не говорила им об этом, — они и так чувствовали свою вину из-за того, что им пришлось уехать.

— Ни одна мать не могла бы пожелать большего. Слава Богу, у каждой отличный муж с хорошим заработком, прекрасные дети, красивый дом. Господь услышал мои молитвы, жаль только, что Винсент не дожил до рождения внуков.

Внуков было четверо. Бесчисленные снимки, запечатлевшие различные стадии их взросления, смотрели на меня отовсюду — младенцы на пляже, дети, празднующие очередной день рождения, подростки в Диснейленде. Пусть Мария с Тиной не могли часто навещать свою мать, но они, по крайней мере, позаботились о том, чтобы она была в курсе всех важных событий их жизни.

Уйдя на покой, миссис Джиаматти не отказалась от привычного образа жизни — даже после смерти Винсента — и неотъемлемой частью этого образа жизни была Трикси. Три раза в день Анджела обязательно выходила на прогулку, участвовала в благотворительной работе церковного прихода, встречалась с друзьями. Иногда она предпринимала вылазки в Атлантик-Сити (до всей этой истории с ногами), чтобы просадить пять долларов в игровых автоматах, и два — три раза в год отправлялась навестить дочерей, подгадав свой визит к их отпуску, — на это время Трикси оставалась в гостинице для собак у доктора Кинг. В каком-то смысле это были беззаботные годы.

Трикси всегда была рядом и, судя по снимкам, участвовала во всех самых важных событиях.

Миссис Джиаматти не забыла о том, как Трикси ждала ее дома, когда в больнице ей сказали о смерти Винсента. Она помнила, как Трикси поддержала ее, когда Мария, а следом за ней и Тина, переехали на Запад. И никогда не забудет о том, какое терпение проявляла Трикси, когда ее хозяйка начала ходить после операции, как они гуляли вдвоем… А потом еще и лучшая подруга Грейс умерла от рака яичников.

Собака стала важной частью ее жизни, хотя миссис Джиаматти принадлежала к поколению, представители которого неодобрительно относятся к тенденции очеловечивать животных. О Трикси она говорила по-другому, не так, как о дочерях или внуках, и не пыталась угадать, о чем думает ее собака и думает ли она вообще.

Она не разговаривала с Трикси, — по крайней мере, вслух — и не обсуждала с ней своих проблем.

Такое нежелание видеть в собаке человека не говорило о том, что миссис Джиаматти не была к ней привязана, не боялась ее потерять или кормила объедками. Трикси ела два раза в день: по утрам она получала маленькую баночку консервированного корма, а перед сном ей в широком ассортименте предлагались блюда итальянской кухни в домашнем исполнении, — больше всего ей нравились спагетти.

К тому времени я уже понимал, что люди любят собак по самым разным причинам: Роб обожал своего молчаливого Чероки не меньше, чем Сандра — маленького шпица, подарившего ей возможность проявить материнские чувства. Миссис Джиаматти видела в своей собаке не суррогат, восполняющий ей общество ее близких, а отрезок жизненного пути, с которым она была неразрывно связана. Трикси была звеном в цепи: глядя на нее, миссис Джиаматти видела не только любимую собаку, но и своего мужа, детей, всю свою жизнь, представавшую перед ней в виде белого полотна, на котором картины прошлого сменяли друг друга.

Альберт и Балкрофт, в 1988 году опубликовавшие свое исследование о влиянии домашних животных на семью, утверждают, что среди владельцев животных сравнительно немного людей, лишившихся своего спутника жизни. Этот феномен объясняется целым рядом причин: проблемы со здоровьем, расходы, ограничения, связанные с жилищными условиями, стремление к независимости. Пенсионеры из Монтклера не раз говорили мне, что не хотят заводить собаку, поскольку она почти наверняка переживет их.

Но для тех одиноких или осиротевших людей, у которых уже имелось животное в доме, оно может стать важным источником любви и дружбы. «Будучи объектом и источником любви, — отмечают Альберт и Балкрофт, — животные оказывают моральную поддержку людям, лишившимся семьи или живущим в окружении, неспособном оказать такую поддержку». Как выяснили исследователи, такое умение присуще именно собакам.

Я прочитал этот отрывок Анжеле Джиаматти. Она с улыбкой покачала головой. Миссис Джиаматти понятия не имела о том, что имеют в виду авторы, говоря о «моральной поддержке» и, судя по всему, не собиралась углубляться в эти проблемы.

— С Трикси мне не так одиноко, благодаря ей я чувствую себя при деле, — пояснила она.

— Когда умер Винсент, мы остались с Трикси вдвоем, и отлично справлялись. Она хороший компаньон и вообще хорошая девочка. Эй, Трикси? — Услышав призыв, Трикси с трудом поднялась с подстилки, подошла и, вильнув хвостом, села у ног миссис Джиаматти. Посидев, она ушла обратно и снова улеглась. Она выглядела неважно.

Если бы не Трикси, миссис Джиаматти, вероятно, уступила бы просьбам дочерей: еще два года назад, когда ее проблемы со здоровьем усугубились, они настаивали на том, чтобы мать переехала в дом престарелых при католической церкви.

Миссис Джиаматти знала о том, как Марию и Тину беспокоит ее одиночество. Ей и самой было нелегко. С каждым днем любой пустяк давался ей все труднее. Она понимала, что не сможет долго обходиться без посторонней помощи да еще и заботиться о старой собаке. Но ей не хотелось уезжать из Монтклера, а о том, чтобы расстаться с Трикси, не было и речи. Миссис Джиаматти не хотела усыплять собаку прежде, чем пробьет ее час.

Мне неоднократно приходилось слышать от ветеринаров Монтклера о том, каким страданиям подвергают своих собак хозяева, отказывающиеся их усыпить, но миссис Джиаматти была реалисткой. Она не хотела обрекать собаку на мучения и, если Трикси больше не сможет есть спагетти или ходить… Д-р Кинг обсудила с ней, что придется сделать, когда настанет время. «Иногда истинная любовь заключается в том, чтобы не заставлять собаку жить дальше», — произнесла она, цитируя ветеринара. Она была согласна с этим утверждением.

Однако я не был уверен в том, что миссис Джиаматти понимает, как трудно ей придется в первые недели и даже месяцы.

Психиатрам, как отмечает Кеннет Кедди в «British Journal of Psychiatry», хорошо известна реакция людей на смерть близких друзей или родственников, тогда как влияние гибели домашнего животного на психическое здоровье человека во многом еще остается белым пятном. Однако Кедди обнаружил, что смерть кошки или собаки порой оказывается не меньшим потрясением, чем тяжелая инвалидность или потеря собственного дома, и вызывает острые депрессивные состояния, возбуждение или другие проявления психических расстройств.

Наступил четверг. Утро обещало превратиться в ясный ветреный весенний день. Миссис Джиаматти проснулась рано, оделась, постояла перед изображением Иисуса, склонив голову в молитве, затем поставила кофейник на плиту и стала собираться на прогулку с Трикси.

С трудом наклонившись, она пристегнула поводок. Трикси, которая послушно подошла на зов, стояла неподвижно, словно в оцепенении.

Они медленно прошли по коридору, вошли в лифт и спустились на первый этаж.

Дойдя до треугольного газона у парадного входа, Трикси остановилась и легла на землю.

— Пойдем девочка, нужно идти. Давай постараемся. — В последнее время, когда шел дождь или они с Трикси чувствовали себя особенно неважно, миссис Джиаматти расстилала на кухне газеты для Трикси. Наконец, Трикси пописала в кустиках и они вернулись к себе.

В половине восьмого у подъезда остановилось такси. Огромный старый «шевроле», коричневый с белым, выглядел таким потрепанным, как будто отмахал целый миллион миль. Из-за собаки транспортная компания увеличивала счет на пять долларов. Выскочив из кабины, водитель поднялся в квартиру миссис Джиаматти и помог ей вынести картонную коробку с собакой. Трикси не протестовала. Миссис Джиаматти с трудом забралась в машину, то и дело тяжело приваливаясь к дверце или опираясь на руку водителя.

В этот день Анжела надела темно-коричневое платье и жакет, так она обычно ходила в церковь, и — хотя ноги болели немилосердно, — коричневые лодочки. В руках у нее была хозяйственная сумка.

Через несколько минут такси остановилось перед клиникой доктора Кинг, — я следовал за ними в своей машине. С помощью водителя миссис Джиаматти выбралась из автомобиля и с трудом поднялась по ступенькам. Коробку с Трикси нес помощник ветеринара. Добравшись до смотровой, миссис Джиаматти с Трикси тревожно переглянулись.

Д-р Кинг осмотрела почти бесчувственную собаку, заглянула ей в глаза, прослушала сердце, измерила температуру. Проделав все необходимые манипуляции, она закрыла дверь, чтобы побеседовать с миссис Джиаматти наедине.

Прошло около десяти минут, и дверь снова открылась. Покопавшись в сумке, миссис Джиаматти вынула фотографии своего мужа, двух дочерей и четырех внуков. Еще она захватила снимок — он был у нее единственным, — на котором Трикси была запечатлена вместе со всей семьей. Они сфотографировались, когда семейство в последний раз собиралось вместе.

Миссис Джиаматти пыталась взять себя в руки:

— Я пережила не одни похороны и не собираюсь распускаться.

— Не на людях. Не в ветеринарной клинике.

— Доктор Кинг сказала, что время пришло. — Доктор Кинг, уважаемый местный ветеринар, мрачно кивнула. Она сказала, что у собаки прогрессирует почечная недостаточность, к тому же она все равно скоро умрет от рака. Кинг считала, что истинно любящие хозяева понимают, что порой принять решение об усыплении необходимо. Она относилась к ним с уважением и старалась действовать оперативно, без лишних слов.

Миссис Джиаматти поставила фотографию на край смотрового стола, чтобы Трикси могла видеть людей, которые ее любили.

Собака, лежавшая почти без сознания, подползла поближе к старой женщине, лизнула ее руку и закрыла глаза. Доктор Кинг спросила, не хочет ли миссис Джиаматти побыть минутку наедине с Трикси. Она отказалась, но поднесла к губам распятие и положила ладонь на голову Трикси. Д-р Кинг ввела анестетик, а затем, через несколько минут, сделала вторую инъекцию, от которой сердце собаки мгновенно остановилось.

Все произошло за считанные минуты. Трикси лежала неподвижно и, приложив к ее груди стетоскоп, д-р Кинг покачала головой. Все было кончено.

Она выразила миссис Джиаматти соболезнование и, похлопав ее по руке, вышла из кабинета. У миссис Джиаматти на глазах выступили слезы. Она попросила, чтобы собаку кремировали и отдали ей пепел, хотя не очень представляла, что будет делать с урной. Вернувшись домой, она позвонит Марии и Тине и сообщит им о том, что произошло. Или, может быть, позвонит им завтра. Анжела Джиаматти выглядела усталой.

Она собрала фотографии, сложила их в сумку и обернулась к Трикси, застывшей на смотровом столе.

— Прощай, девочка, — сказала она и вышла из кабинета.

Миссис Джиаматти забыла оплатить процедуру, но д-р Кинг шепнула помощнику, чтобы тот не беспокоился на этот счет.

Я проводил Анжелу к церкви Пресвятой Девы, — по дороге она не проронила ни слова, — и подождал на улице, пока она разговаривала с отцом Джозефом. Он вышел вместе с ней, пообещав навестить ее на следующий день, и выразил свои соболезнования.

Анжела сказала мне, что поставила свечку и прочитала молитву за упокой преданной любящей души.

— И за себя тоже, — негромко добавила она. Миссис Джиаматти не сомневалась в том, что им с Трикси суждено встретиться, и отец Джозеф был с ней вполне согласен.

Вернувшись на Уоллнат-стрит, миссис Джиаматти с трудом выбралась из машины и, опираясь на мою руку, медленно вошла в вестибюль. Она кивнула соседу, вызвала лифт, тяжело ступая прошла по коридору, вставила ключ в дверной замок и замерла. Но, помедлив, все-таки открыла дверь.

Она повесила жакет на плечики и пошла в кухню, чтобы согреть чаю. Наконец, вода закипела, миссис Джиаматти опустилась в любимое кресло, обитое зеленой тканью. Она выглядела спокойной и собранной, но донельзя измученной. Оглядевшись вокруг, она взглянула на собачью подстилку.

Иногда смерть собаки становится для людей настоящим горем. Некоторые стыдятся слишком откровенно оплакивать животное и предпочитают сдерживать свои эмоции. Очевидно, миссис Джиаматти относилась к этой категории.

Многие из тех, кому пришлось пережить смерть любимой собаки, признаются в том, что спустя недели или даже месяцы подсознательно ожидают увидеть ее на привычном месте; наверное, и миссис Джиаматти будет некоторое время заново переживать свою потерю каждый раз, когда опустит глаза и не увидит рядом Трикси.

Она сказала, что не будет торопиться и выбросит подстилку только через несколько дней. Потом она выбросит корм, поводок и игрушки. А потом соберется с духом и позвонит дочерям, а там — будь что будет.