При всей красоте тенистого Монтклера, невозможно оставить без внимания тот факт, что он расположен в самом сердце Нью-Джерси, подобно земле обетованной среди безбрежного океана уродливых пригородов и индустриальных пейзажей, составляющих лицо штата.

Несмотря ни на что, Монтклер по-прежнему остается оазисом старой застройки, а его улицы по-прежнему украшают гигантские дубы и клены, высаженные восемьдесят лет назад; впрочем, после каждой сильной грозы их количество заметно сокращается. Кинотеатров здесь значительно больше, чем хозяйственных магазинов, а тайские и японские рестораны встречаются чаще забегаловок «фаст фуд». Основной заботой жителей городка является воспитание и всестороннее развитие многообещающего подрастающего поколения.

Монтклер, возникший как дачная местность для состоятельных жителей Нью-Йорка, ненавязчиво отражает имущественное неравенство, ставшее отличительной чертой современной Америки. Из гостиных просторных, ухоженных особняков, венчающих гряду Ватчунг-Хиллз, открывается чудесная панорама Манхэттена. Неимущее население ютится в тесных квартирках и крошечных домишках южных окраин.

Никто уже не вспомнит, когда именно Монтклер окончательно разделился на две половины — Верхний Монтклер и Старый, или Нижний, Монтклер, расположенный на равнине. Их объединяет общая администрация, муниципальные службы и сеть учебных заведений, но Верхний Монтклер остается фешенебельным районом с торговым центром, славящимся запредельными ценами и собственным почтовым индексом.

Отчасти из-за близости к расположенным на Манхэттене очагам культуры и массовой информации в Монтклер стекаются толпы богемной публики: писатели, художники, издатели, журналисты и TV-продюсеры. Самые незначительные городские происшествия немедленно находят отражение на страницах «Нью-Йорк Таймс» — ведь здесь проживает добрая половина сотрудников газеты, во всяком случае, такое складывается впечатление.

Многие видят в Монтклере некий суррогат Манхэттена — место, где можно посмотреть очередной «бессмертный» фильм или отведать новомодное блюдо.

Столкнуться с журналистом из «Нью-Йоркера» или звездой мыльной оперы — в церкви или супермаркете, торгующем экологически чистыми продуктами, — или присутствовать при том, как Йоги Берра, легенда «Нью-Йорк Янки», получает из ремонта свой автомобиль, для здешних обитателей обычное дело.

Менее именитые жители ежедневно отправляются на службу на Манхэттен или в пригородные бизнес-комплексы, коих множество в этой местности. Однако с каждым днем все больше становится тех, кто целыми днями не встает из-за компьютера в своем домашнем кабинете, выходя во двор лишь для того, чтобы встретить почтовый фургон или грузовичок, доставляющий на дом продукты, — чьих водителей они давно знают по имени.

Новички — привлеченные реконструкцией железной дороги, постоянно возрастающей возможностью удовлетворить самые изысканные культурные потребности и общеизвестной терпимостью (все цены на недвижимость давно парят за облаками) — на всех парах мчатся сюда из Бруклина и Манхэттена, обогащая общественную жизнь города, и без того интенсивную, воинственной, политически выдержанной нотой.

Помимо всего перечисленного, Монтклер выполняет роль некоей социальной лаборатории, где каждое новое веяние проходит обкатку, прежде чем распространиться по всей стране. Матери бросают хозяйство и выходят на работу, оставив детей на попечение нянек, а отцы сидят дома; через некоторое время мамаши, расставшись с иллюзиями, возвращаются домой и вновь берутся за воспитание подрастающего поколения, — все эти пертурбации хорошо заметны каждому собаководу. Мы наблюдали и приток семей из двух отцов или двух матерей. На наших глазах Монтклер стал настоящей Меккой и для представителей смешанных браков. Укрепил свои позиции преуспевающий класс чернокожих профессионалов, — на местных Уолл-Стрит не пройти из-за их «БМВ» и «мерседесов».

Монтклер принимает все и вся. Члены местных отделений WSPAживут в относительной гармонии с евреями и черными, профессионалы с Манхэттена мирно сосуществуют с лоботрясами из Бруклина, либеральная профессура ухитряется поладить с консерваторами и республиканцами, супружеские пары голубой и розовой окраски поселяются по соседству с иммигрантами из Азии.

На 38 977 жителей в Монтклере насчитывается 23000 белых и 13000 афро-американцев. Согласно переписи 2000 года, в городе проживает 73 индейца, уроженца Аляски, 1300 азиатов и около 2000 испанцев.

Может быть, их мирное сосуществование объясняется наличием в Монтклере культа детей. Именно ради них большинство обитателей города переселилось сюда или не выехало отсюда; именно радение о благе подрастающего поколения заставляет их до хрипоты спорить на школьных собраниях и рыскать в поисках лучших учителей математики и футбольных тренеров с тем же азартом, с каким археологи просеивают песок пустынь, надеясь обнаружить кости динозавра.

День и ночь между жилыми кварталами и хоккейными площадками, секциями каратэ и студиями живописи курсируют автомобили. Перегруженным детям Монтклера редко удается провести день без пользы — с точки зрения образования или социального опыта; впрочем, едва ли им вообще выпадает такая удача.

Одну из первых строк в списке приоритетов этого городка-полиглота занимают — сразу за недвижимостью — собаки.

Откровенно говоря, Монтклер давно пора бы переименовать в Догвилль. По данным Ассоциации американских ветеринаров, Монтклер являет миру превосходный образец современного американского собаковода — образованного, состоятельного, чадолюбивого представителя крепкого среднего класса.

Любовь к собакам возрастает одновременно с ростом доходов семьи. Около 40% американских семей с годовым доходом более 60000 долларов имеет собаку, тогда как среди семей с доходом, не превышающим 25 000, таких меньше четверти.

Более 75% собаководов являются домовладельцами и, как правило, имеют образование выше среднего. Таков Монтклер.

Изо дня в день телевизионные программы убеждают нас в том, что собака стала частью американской мечты, — таким же символом счастья и процветания, как и другие ее компоненты: собственный дом с лужайкой, дети, автомобиль, или даже два. Для полноты картины к ним следует добавить бескорыстную собачью преданность.

По количеству внимания со стороны жителей Монтклера собаки почти не уступают детям, с той лишь разницей, что собаки — к счастью для них — не занимаются спортом, не берут уроков музыки и не сдают экзаменов в колледже.

Я сам — уже почти двадцать лет — выгуливаю своих собак по улицам Монтклера и его окрестностям. Сначала я бродил здесь с золотистым ретривером Кларенсом, затем с Джулиусом и Стэнли — двумя белыми лабрадорами, теперь с двумя бордер-колли, Девоном и Гомером.

Мне, так же как множеству других людей, живущих в подобных городках, приходится улаживать бесчисленные дипломатические проблемы, связанные с содержанием собак: Можно ли спустить собаку с поводка? Можно ли отпустить ее побегать в парке? Может быть, туда вообще нельзя приводить собак? Как часто собака имеет право залаять, чтобы соседи не сочли это за беспокойство? Можно ли разрешать людям заводить так называемые опасные породы, например питбулей? Что делать, если человеку хочется завести не одну, а двух или даже трех собак?

Такие вопросы стали настолько актуальны, что некое должностное лицо, уклончиво названное в одной крупной газете «полицейским чиновником высокого ранга», согласилось обсудить их со мной лишь на условиях полной анонимности. Кроме того, этот человек настоял на том, чтобы наша встреча состоялась за пределами его юрисдикции, поэтому для беседы мы выбрали ресторанчик в соседнем Вест-Орандже.

— Моя должность, — прошептал он, согнувшись как вопросительный знак над чашкой кофе, — не дает мне права высказываться о собаках публично. Каждый вызов по поводу собаки заканчивается неприятностями. Вечно оказывается, что кого-то покусали, или чья-то собака сбежала, или какие-то собаки подрались между собой, или соседская собака лаяла поздно ночью. Что бы я ни сказал, всегда найдутся те, кому это не понравится. За своих собак люди готовы стоять насмерть, не то, что за самих себя.

В 2001 году город выдал 1049 лицензий на собак, однако, по мнению властей, их требуется еще, по крайней мере, втрое больше, — по расчетам, именно такое количество граждан заводит собак без лицензии. Несмотря на то, что местные правила требуют вакцинации и лицензирования, нарушение этого предписания не считается серьезным проступком. Владельцы знают об этом и предпочитают игнорировать закон.

Разумеется, приведенные цифры колеблются. Инструкторы, приходящие помощники и собачьи парикмахеры ждут «Рождественских собак» — так называют симпатичных щенков, украшенных ленточками — которых сажают под елки в качестве подарков. Через несколько месяцев после праздников легионы этих «подарков» надежно обеспечат их бизнесу процветание.

Зарегистрированное собачье население городка не менее разношерстно, чем основные его обитатели. Лицензии по всей форме получили около 50 биглей, 150 золотистых ретриверов, 200 лабрадоров и метисов лабрадора, 20 пойнтеров и дюжина керн терьеров, а также сотни метисов и представителей неустановленных пород.

Поскольку возможность наслаждаться любовью к собакам коррелирует с классовой принадлежностью — ведь это удовольствие не из дешевых, — в Монтклере, вероятно, больше чистокровных собак, чем в других городах, — несмотря на смешанный состав, его население преимущественно относится к верхушке среднего класса. Впрочем, любовь хозяев к их подопечным не зависит от уровня доходов.

Поразительно, как изменилось отношение к собакам за последние десятилетия. Раньше человек, решивший завести себе собаку, отправлялся в питомник или брал щенка у приятеля или соседа. Владельцы чистопородных или редких собак составляли привилегированное меньшинство, а их высокородные собаки считались вызовом обществу.

Дрессировка представлялась малоизученным и не самым необходимым занятием, поскольку большая часть собак просто бродила по соседним участкам и часто не знала, что такое поводок. Время от времени детям и почтальонам приходилось залечивать укусы, но такие происшествия считались заурядными. Бойцовые породы были малоизвестной, почти неслыханной диковиной. Разумеется, хозяева любили своих собак, но, по современным стандартам, тратили на них минимум времени и денег. В этой композиции собаки образовывали задний план, на фоне которого разворачивалась другие события семейной жизни. На ночь их запирали в подвале или — что сегодня представляется немыслимым — сажали в конуру на заднем дворе; они гонялись за автомобилями и другими собаками и питались объедками с хозяйского стола.

Собаки приходили и уходили. Одни попадали под колеса автомобиля, другие убегали или погибали от хозяйской руки, если заболевали или становились слишком старыми. Когда это случалось, люди шли в питомник за очередной собакой. Они редко раскошеливались на лечение своих питомцев и ветеринарный уход, ограничиваясь начальным курсом щенячьих прививок.

Люди любили своих собак и часто вспоминали о них, но не считали членами своей семьи, — к такому выводу пришли специалисты по поведению животных, изучающие отношения между человеком и собакой. И уж, разумеется, им не устраивали праздников, которые в последнее время стали так популярны в Монтклере. В недалеком прошлом человека, рискнувшего утверждать, что общение с собакой является неотъемлемой частью его эмоционального опыта, не посчитали бы особенно умным.

Вот что вспоминают старожилы Монтклера:

— Лет тридцать назад у нас жил пес, вот в этом самом доме, — как-то после обеда рассказывал мне Ирвин, вышедший на пенсию учитель начальной школы. — Мы выпускали его по утрам, в течение дня он пару раз заглядывал домой, а потом возвращался на ночь. Мы кормили его остатками от обеда. Никто из нас понятия не имел, где наш пес шатается целыми днями. Обычно мы шутили, что у него где-то есть подружка, а может и целая семья.

Он имел привычку рыться в мусорном бачке у соседей, поэтому мне приходилось ходить туда и убирать за ним. Как-то он погнался за почтальоном, но это было в порядке вещей, я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь поднимал шум из-за собачьего укуса. Конечно, тогда здесь не было этих злобных собак, которые теперь шастают повсюду, так что никому и в голову не приходило, что собака может кого-то загрызть или изувечить. И если бы вы предложили мне расхаживать с мешочком лакомств для пса, я бы надавал вам тумаков. Собаки бегали без привязи по всему городку. А теперь в таких случаях люди звонят в полицию.

Однажды он просто вышел утром из дома и больше не вернулся. Хороший был пес.

Впрочем, если верить результатам моих исследований, такие отношения остались в прошлом. Нынешние обитатели Монтклера проявляют сознательность и, согласно утверждениям местных ветеринаров, владельцев зоомагазинов и приютов, предпочитают «спасти» собаку, а не покупать ее в питомнике или зоомагазине. У меня сложилось впечатление, что каждая вторая собака в городе — из спасенных, из тех, с кем, по выражению их новых владельцев, «плохо обращались». В последнее время популяризация идеи «спасения собак от плохого обращения» становится все более распространенным явлением.

Многих экспатриантов из Нью-Йорка увлекает идея спасения беззащитного существа, в особенности, если животное пострадало от «плохого обращения». Дрессировщики и специалисты по поведению скажут вам, что на свете существуют тысячи таких собак, однако даже самая здоровая и благополучная собака может демонстрировать те же симптомы — прятаться и дрожать от страха, — оказавшись в непривычной обстановке.

Подобная мотивация, так же, как фантазии на тему спасения, знакомы психотерапевтам: — такие проявления свойственны людям, пережившим жестокое обращение или стремящимся преодолеть одиночество и разобщенность. Иногда идея спасти кого-нибудь возникает как выход из состояния фрустрации. Проблемы наваливаются ворохом, до правительства не докричаться, законы сложны и запутаны. Поэтому многие рассуждают так же, как живущий со мной по соседству издатель: «Не уверен, что в моих силах сделать что-нибудь для своих сограждан, но, по крайней мере, я могу спасти собаку».

А кандидатов на спасение, согласно данным Общества защиты животных США, предостаточно. Ежегодно в приюты США попадает от 8 до 10 миллионов собак, из которых около 4–5 миллионов подвергают эвтаназии, — они не находят себе дома в нашей стране.

В таких городках, как Монтклер, где из всего делаются выводы, а детям постоянно прививают опыт социального взаимодействия, «спасти» собаку представляется более достойным, чем просто пойти и купить ее.

Нередко глубоко скрытая потребность вмешиваться в судьбы животных, свойственная многим американцам, заставляет их видеть в объекте спасения жертву жестокого обращения. Кто может возразить? Собаки не дадут показаний.

Не исключено, что этот эмоциональный настрой поможет нам найти ответ на вопрос: почему собак становится все больше? Номер «Вашингтон Пост» конца 1950-х свидетельствует о том, что в те годы в Америке насчитывалось 12–15 миллионов собак. В 1991 году Ассоциация американских ветеринаров сообщила о 51 миллионе. Еще через одиннадцать лет Общество защиты животных США привело новые данные — теперь количество собаководов в Америке возросло до 68 миллионов. Сорок процентов семей в США имеет по одной собаке, двадцать процентов из них взяли пса в одном из приютов для животных.

Не думаю, что расцвет телевидения и рост численности собак пришлись на одно и то же время благодаря простому совпадению.

Социологи полагают, что американцы, легко осваивающие технологические новинки, испытывают все большие затруднения, пытаясь вступить в контакт с окружающими. Традиционные места отдыха — парки отдыха, кафе и кегельбаны — переживают упадок и отошли на задний план из-за возросшей мобильности населения.

Интересно, что мой сосед Ирв, заставший совсем другое отношение к собакам, знал всех соседей по кварталу, включая детей, и мог рассказать историю каждой семьи. Теперь вы едва ли найдете человека, который назовет имена своих ближайших соседей. Мы почти не вступаем в контакт с местными властями и ходим на выборы лишь время от времени. Вечера и выходные дни проводим взаперти и без конца напоминаем детям о том, как опасно заговаривать с посторонними.

Дошло до того, что муниципалитет одного из пригородов Кливленда разработал программу, призванную помочь жителям познакомиться с соседями. Два-три вечера в неделю им предлагалось выходить на крыльцо и называть друг другу свои имена.

— Это не означает, что в обществе царит враждебность, — пояснил один из них в интервью для телевидения. — Просто мы настолько заняты на работе, что не имеем возможности встречаться.

Разобщенность становится всеобщей проблемой. Социологи Тэда Скокпол и Морис Фиорина сообщают о том, что миллионы американцев отошли от увлечения политикой и утратили социальную активность. С ними соглашается их коллега Роберт Путман, автор книги «Крах и возрождение американского общества». Он отмечает, что технологии развлечения, в частности, телевидение удерживают людей дома по вечерам и в выходные дни, препятствуя общению. В среднем современный американец проводит перед телевизором более 4 часов в день.

Другие наблюдения свидетельствуют о том, что почти все американцы, имеющие доступ к интернету, все больше времени просиживают за компьютером. В зависимости от возраста они проводят в сети от 2 до 5 часов ежедневно — с перерывом на работу.

Через сеть они ведут переписку, делают покупки, находят себе развлечения.

Тем временем Путман, Сьюзан Фат и Рассел Долтон сообщают, что в США и других демократических странах неуклонно снижается доверие к главе государства и институтам власти. Участники опросов — в частности, практически ежегодного опроса, проводимого Харрисом Поллом с 1966 года, — убеждены, что чиновникам и политикам, стоящим у рычагов управления, безразлична судьба рядовых граждан. По их представлениям, люди, облеченные властью, извлекают из нее личную выгоду, богатые становятся еще богаче, а бедные в результате еще беднее, — «наше мнение никого не интересует».

Путман и др. утверждают, что с каждым годом все чаще слышат такие ответы, — вероятно, этот факт можно считать еще одной причиной, вынуждающей людей искать общения, дружбы и ощущения стабильности.

Почти одновременно с повсеместным распространением телевизоров и компьютеров эмоциональная и семейная жизнь американцев заметно осложнилась. Большие семьи начали распадаться. Количество разводов резко подскочило и удерживается на высоком уровне. Современный прогресс медицины приводит к росту количества одиноких и беспомощных стариков. Американцы все чаще переезжают, расставаясь с привычным окружением. Увеличивается количество бездетных пар и людей, живущих в одиночку.

Радикально изменилась и природа рабочего места. За два последних десятилетия миллионы людей расстались со своей работой. Ричард Сеннет, социолог и автор книги «Коррозия личности как побочный эффект нового капитализма», утверждает, что характеристики современного рабочего места оказывает непосредственное влияние на эмоциональную жизнь человека. Борьба за выживание в условиях новой экономики выхолостили такие понятия, как лояльность, душевное спокойствие, уверенность в завтрашнем дне. Затраты на здравоохранение и пенсия стали основной финансовой проблемой для каждого из нас.

В интервью, которые я проводил с владельцами собак, речь об указанных переменах заходила снова и снова. Некоторые говорили, что относятся к своим собакам как к детям. Другие признавались, что чувствуют себя одинокими в браке или после развода и хотят иметь рядом живое существо, чтобы заботиться о нем. Третьи чувствовали себя оторванными от людей и нуждались в эмоциональной поддержке; четвертым хотелось иметь возможность выйти на прогулку в компании.

Полвека назад такие мотивы не упоминались в качестве причины, по которой люди заводят собак. У меня сложилось впечатление, что мои собеседники чувствуют себя одинокими и надеются, что собака поможет им заполнить вакуум.

Сегодня мы относимся к своим собакам совсем не так, как относились к ним наши деды и прадеды. По сообщению журнала «American Demographics», владельцы животных нередко именуют себя «мамочками» и «папочками».

Согласно анализу доходов зооиндустрии за 2001 год американцы потратили на своих питомцев 29 миллиардов долларов — против 17 миллиардов, потраченных на те же цели в 1994 году. По предварительным расчетам к 2005 году эта сумма достигнет 34 миллиардов.

Опрос, проведенный Американской Ассоциацией ветеринарных клиник, свидетельствует о том, что три четверти владельцев животных готовы влезть в долги ради благополучия своих питомцев.

Почти треть — а это примерно половина всех одиноких владельцев — заявили, что любовь и дружбу в основном адресуют домашним животным. Четыре процента считает, что животные способны на верность и преданность в большей степени, чем люди, в том числе близкие друзья опрошенных, а 2 процента доверяют животным больше, чем собственным родителям.

В ходе своих исследований этот журнал выяснил, что шестьдесят пять процентов владельцев животных по крайней мере раз в месяц берут с собой своих подопечных, отправляясь по личным делам. Двадцать восемь процентов привозят своих питомцев на работу. Пятьдесят процентов собак ночуют в спальнях своих хозяев, и половина из них — в хозяйских постелях.

А это уже новая для собак территория.

Узы, связывающие собак и людей, сформировались тысячи лет назад, в первую очередь, потому, что похожая на волка первобытная собака могла защитить человека от других хищников. Наши отношения претерпели эволюцию, и теперь между собакой и человеком установился самый тесный эмоциональный контакт. В частности, психотерапия, основанная на общении с животными, приобретает все большую популярность и успешно применяется при лечении рака и других тяжелых болезней — присутствие собаки снижает чувство страха и одиночества у пациентов.

Однако Сэйбл отмечает, что собаки оказывают психологическую поддержку и в других случаях, причем гораздо чаще, чем этого можно ожидать. С их помощью люди легче переносят утрату близких, тревожные состояния и депрессии. Она указывает, что медицинская литература уделяет недостаточно внимания психологическому аспекту общения с животными, присутствие которых «приносит радость, создает ощущение защищенности и самодостаточности, помогает преодолеть одиночество и изоляцию».

Для того чтобы наглядно проиллюстрировать свои выводы, Сэйбл приводит результаты опроса, составленного Альбертом и Балкрофтом, — впервые его данные были опубликованы в 1988 году в «Journal of Marriage and Family» — подчеркнув, что инициаторы опроса ставили себе целью выяснить, считают ли люди своих питомцев полноправными членами семьи. Как выяснилось, в подавляющем большинстве случаев ответ был утвердительным, причем на первом месте оказались собаки; кошки следовали за ними с незначительным отрывом. Ниже приведен перечень вопросов, однако вместо пропуска на бланке, в который нужно было вписать кличку животного, я подставил «Джейк». Взгляните, может быть, что-нибудь покажется вам знакомым:

1. Джейк мне ближе большинства моих друзей.

2. Я люблю Джейка потому, что его отношение ко мне не зависит от моих поступков.

3. Благодаря Джейку я чувствую себя любимым.

4. Благодаря Джейку у меня есть тема для разговоров с людьми.

5. Джейк мне ближе других членов моей семьи.

6. Благодаря Джейку я не чувствую себя одиноким.

7. Я люблю Джейка потому, что он, пожалуй, единственный среди всех, кого я знаю, способен на верность.

8. Джейк дает мне возможность заботиться о живом существе.

9. Порой у меня нет никого ближе Джейка.

Как выяснили Альберт и Балкрофт, дружбой с животными особенно дорожат одинокие, разведенные или потерявшие близких люди, а также бездетные пары, молодожены и родители, расставшиеся с выросшими детьми.

Поскольку животные дарят нам свою любовь, а не только принимают нашу, они способны превращаться в своего рода эмоциональный суррогат и помогают нам сохранять присутствие духа в борьбе с превратностями судьбы. Современный человек — живущий вдали от своей семьи, прикованный к телевизору, «зависший» в дебрях интернета, все больше чувствующий себя изолированным от общества, жизнь которого протекает на фоне постоянного внедрения новых технологий с одновременным разрушением природы рабочего места и человеческих отношений — все чаще нуждается в помощи собаки.

В тесной дружбе с собакой нет ничего предосудительного. Любовь к животному обогащает нас бесценным опытом здоровых отношений. Обращая свои чувства к животным — или отвечая на них, — человек решает собственные, весьма серьезные проблемы. Признать существование эмоциональной связи человека и собаки не значит осуждать ее. Привязанность не имеет ничего общего с патологией; она — основа отношений между людьми и представителями других видов.

Тем не менее, нам необходимо уяснить истинную картину наших отношений. Ради наших собак — и ради самих себя — мы должны понимать, какие ожидания и почему мы связываем с нашими питомцами. В противном случае эти отношения окажутся под угрозой. Поставленная перед собакой непосильная задача обречет ее на страдания. А мы в ней разочаруемся и не получим помощи, в которой нуждаемся.

Монтклер в изобилии предоставляет нам примеры новой собачьей роли. Собака помогала пожилому, не очень здоровому человеку не чувствовать себя оторванным от жизни. Помогала ребенку из бедной семьи сохранять уверенность в себе и чувство собственного достоинства. Собака помогала многим женщинам пережить последствия болезненного развода. Наполнила радостью и любовью последние дни больной, умирающей от рака. Собака стала близким товарищем немолодому адвокату, так и не нашедшему общего языка с членами своей семьи.

Эти случаи демонстрируют, что в современной драме человеческой жизни собака получила новую роль.

Иногда отношения человека с собакой просты и не связаны ни с эмоциями ни с историей каждого из наших видов. Однако часто люди приобретают и любят собак, почти не сознавая, что в своем выборе руководствовались сложными мотивами.

Они не всегда признают — да и не обязаны этого делать, — что благодаря собакам получают возможность вернуться в прошлое и решить свои старые проблемы. Как ни странно, мы редко задумываемся о том, посильна ли такая задача для собак и разумно ли возлагать ее на них. Некоторые наблюдатели усматривают в этом скрытую опасность.

В 1983 году журнал «Medicine and Low» опубликовал статью физиолога Ральфа Словенко. Исследователь утверждал, что животные все чаще помогают человеку сплотить семью, преодолеть одиночество, развлечь и занять детей, разрешить конфликты, а также все активнее вмешиваются в его семейную жизнь. Животные перестали быть просто животными, они стали членами нашей семьи. По выражению самого Словенко, животные давно переселились с заднего двора прямо к нам в спальни.

Впрочем, он предостерегает, что развитие подобной тенденции может дорого нам обойтись. Человек «бесцеремонно вмешивается в природу животных, редко позволяет им выходить на прогулки, ограничивает их сексуальное поведение».

Ученый предупреждает, что популяции домашних собак угрожает «ожирение, которым страдают их хозяева, постоянно подвергающие свое здоровье опасности», и цитирует фрагмент выступления представителя Общества защиты животных: «Мы неосознанно, но неуклонно превращаем наших животных в невротиков».

Почти через двадцать лет, а именно в 2001 году, Общество защиты животных сообщило о том, что почти 400 тысяч детей моложе четырнадцати лет, серьезно пострадавшим от укусов, была оказана медицинская помощь, притом что всего к врачам и в полицию по поводу собачьих укусов обратилось около 4 миллионов человек — цена, о которой предупреждал Словенко, выплачена сполна. Никто не сможет подсчитать, сколько укусов и травм было оставлено без внимания.

Собаки тоже платят за свою новую роль, хотя, конечно, по-другому. Ветеринарный врач из клиники, расположенной неподалеку от Монтклера, привела меня в отделение реанимации, — там, в кислородных масках, опутанные проводами, лежали четыре собаки. Четырнадцатилетний ретривер, страдающий раком, распространившимся на мозг, уже около двух недель не выходил из комы. Хозяйка была так привязана к своей собаке, что отказалась усыпить ее, несмотря на все аргументы ветеринара. Она утверждала, что собака значит для нее слишком много.

— Это самые тяжелые моменты в моей работе, — призналась врач, едва сдерживая слезы. — Мое призвание — спасать животных, а не подвергать их мучениям.

В 1995 венгерские ученые изучали эволюцию интеллекта собаки и ее способности находить решение задач. Видимо, в результате общения с нами собаки становятся заметно тупее.

Ученые выяснили, что собаки-компаньоны — особенно те из них, чьи хозяева которых склонны к антропоморфизму, то есть приписывают своим подопечным человеческие чувства и черты характера, — впадают во все более серьезную зависимость от человека. Со временем их способность к решению задач заметно снижается. Не удивительно: собакам просто не дают возможности в этом упражняться. Инструкторы, обучающие пастушьих собак, всегда просят хозяев или дрессировщиков не вмешиваться, когда собаки сталкиваются с непредвиденной ситуацией — например, если овцы разбегаются в разные стороны, — для того, чтобы собака могла самостоятельно принять решение. Немногим американским собакам, особенно, если говорить о тех, кого считают истинными членами семьи, предоставляется возможность принимать решения. Они предпочитают действовать под руководством человека.

Иногда — как в случае со стариками, одинокими людьми, инвалидами и проблемными детьми — эти отношения способны оказать людям неоценимую помощь. Но так бывает не всегда.

Я убежден в том, что теория привязанности является ключом к пониманию истоков этой постоянно усложняющейся проблемы. Эту теорию, как указала Дебра Кац в своем письме, впервые сформулировал Джон Боулби в 1969 году. Она получила широкое признание, на ее основе созданы современные методики изучения межличностных отношений через ретроспективный взгляд на раннее детство. Новые представления о роли привязанности очень важны для психологов, психиатров и психоаналитиков. Как заметил британский психиатр Питер Фонеджи, за вклад в изучение «роли личности в социальном контексте» Боулби следует поставить в один ряд с Фрейдом, Дарвином и Лоренцом.

Теория основана на изучении того, как строятся отношения ребенка с его опекуном — то есть с матерью. Когда младенец зовет мать, но та не появляется, он приходит в крайнее возбуждение, выражает криком или другими действиями свой протест. Длительное ожидание может приводить к развитию состояния, которое психологи называют «защитным безразличием». Такое отношение к матери нередко продолжается даже после ее возвращения. В дальнейшем эти дети испытывают затруднения в сложных и стрессовых ситуациях чаще прочих, поскольку не умеют сдерживаться. Боулби отмечает, что привязанность формируется в первые недели жизни, однако между четырьмя и шестью месяцами проявляется особенно ярко.

Именно в этот период закладывается программа на всю последующую жизнь. Индивидуальные особенности формирования привязанности определяют ту модель, с которой люди сверяют свои эмоции и по которой строят отношения с другими людьми (а также и с собаками). Если модель неудачна, последствия этого человеку приходится преодолевать до конца своих дней, но как правило, у него развиваются эмоциональная неустойчивость, склонность к тревогам и депрессии, возникают трудности общения.

Психиатры выделяют четыре типа младенческой привязанности и сопутствующие им особенности поведения. Первый тип — уверенные в себе, доверяющие людям дети, которые свободно исследуют окружающее пространство и обладают устойчивостью к стрессам и кризисным ситуациям. Второй — замкнутые дети, чьи матери не могут или не хотят удовлетворять их эмоциональные потребности. Такие дети знают, что должны справляться с трудностями самостоятельно, и избегают проявления чувств. Они вырастают грубыми и замкнутыми, часто неуважительно относятся к родителям и жестоко третируют собственных детей. Личный опыт научил их не возлагать на окружающих слишком серьезных надежд.

Третий тип — тревожно-амбивалентные дети; они вырастают у равнодушной кормилицы и проявляют повышенную тревожность, нервозность и раздражительность, со временем перерастающие в комплекс неполноценности.

И, наконец, четвертый тип — дезорганизованные и дезориентированные дети, демонстрирующие противоречивое поведение, особенно в отношении собственных родителей. Проявления чувств со стороны последних пугают таких детей, и в родителях они видят источник раздражения, но одновременно и комфорта.

Главное достоинство этой теории Питер Фонеджи видит в том, что она концентрирует наше внимание на наличии у ребенка потребности в прочных узах, определяющих его способность вступать в контакт с другими людьми. В отсутствие таких уз дети проявляют признаки частичной депривации (ярко выраженная потребность в любви или желание реванша одновременно с чувством вины и депрессией) либо полной депривации, характеризующейся непослушанием, безответственностью, задержкой развития или, в дальнейшей жизни, эмоциональной холодностью, неспособностью концентрировать усилия и даже склонностью к воровству.

Какое отношение все это имеет к собакам?

Я бы сказал, самое прямое. Несмотря на то, что некоторые люди заводят собак по менее серьезным причинам — для охоты или охраны имущества — теория привязанности позволяет понять, почему все чаще нами движут более серьезные мотивы и какие отношения складываются у нас с нашими подопечными. Кроме того, теория поможет нам выяснить, почему растет количество собаководов, склонных приписывать своим собакам человеческие черты характера и мотивы поведения. А поскольку собаки — так же, как люди — являются существами, испытывающими потребность в прочных узах, опираясь на теорию привязанности, мы сможем лучше их понимать.

Развивая эту идею, я решил поближе познакомиться с жизнью собак Монтклера. Я побывал дома у их хозяев и в кабинете ветеринара, посетил курсы дрессировки, зоомагазины, дворы и парки. А также обратился к источнику, которого обычно стараюсь избегать, а именно — к академическим научным трудам.

И был приятно поражен, узнав, сколько прославленных исследователей опередили меня в этом вопросе, проложив тропу, которая вывела меня в нужном направлении. На такую помощь я даже не рассчитывал.

Например, психолог Джон Арчер, статью которого в 1997 году опубликовал журнал «Evolution and Human Behavior», утверждает, что теория привязанности, возникшая из наблюдений за отношениями между ребенком и его родителями, применима также и к животным. «Существуют убедительные доказательства того, что человек имеет склонность рассматривать свои отношения с животными как вариант отношений с детьми», — пишет он. Хозяева животных видят в них детей, играют с ними, разговаривают на «детском» языке, «постоянно упоминают о «своем малыше», возятся с ними и сюсюкают как с младенцами». Помимо этого, ему приходилось наблюдать ситуации, когда животное играло роль родителей или партнера.

Часто люди выбирают собак, веря, что только собака способна подарить им такую любовь, в которой они нуждаются, и прощать их ошибки. Человек может видеть в собаке своего лучшего друга из-за того, что в детстве страдал от холодности и отчужденности отца. Нередко хозяева отвергают даже мысль о том, что собаке необходима дисциплина, — потому что в свое время их самих призывали к порядку, используя грубые и жестокие методы. Создавая мир совершенной любви для собаки, человек вновь переживает проблемы привязанности. Людям, страдающим от недостатка человеческой любви, необходима уверенность в бескорыстной любви собаки. Некоторые не могут стерилизовать своих животных, — даже в случае необходимости, — другие не в силах отказать им в лакомствах или ограничить в еде.

Те, кто в детстве пережил жестокое обращение, пытаются переписать набело историю собственной жизни, посвятив себя спасению собак, и нередко собирают у себя целые стаи животных. По мнению психиатров и психоаналитиков, потребность спасать и фантазии на тему спасения являются достаточно характерным психическим отклонением. Это касается и фантазий с участием животных, к которым обращаются одинокие люди, пытаясь обрести любовь и преданность.

Вывод, к которому пришли ученые и врачи — и давно интуитивно угаданный специалистами по дрессировке, — можно сформулировать так: связь между проблемами в формировании привязанности у человека (особенно в сложные периоды жизни) и участившимися случаями превращения собаки в источник эмоциональной поддержки и суррогатного партнера действительно существует.

Этолог Джеймс Серпелл из Пенсильванского университета обнаружил бесспорную, хотя и малоизученную корреляцию между поведением животного-компаньона и выраженностью проблем привязанности у его хозяина. Ученый считает, что дальнейшие изыскания в этой области были бы полезны «для более глубокого понимания потенциальных преимуществ общения с домашними животными, а также проблем, связанных с их утратой или отказом от животных-компаньонов».

Мне хотелось бы внести свой вклад в решение этой проблемы, но в процессе работы над книгой я понял, что, собрав множество историй, получил лишь массу вопросов, по большей части оставшихся без ответов.

Ральф Словенко оказался ясновидящим: своей склонностью очеловечивать наших животных — иногда забавной, порой раздражающей и эксплуататорской — мы сводим их с ума. Ежегодно миллионы собак попадают в приюты; помимо того, растет количество собачьих укусов и других проявлений агрессии и неврозов, что свидетельствует о вреде, причиняемом животному человеческим непониманием и завышенными ожиданиями.

Как ни грустно, в мире существует множество одиноких, неудовлетворенных людей.

Такой человек волен приписывать своей собаке любые чувства и черты характера, не прислушиваясь к ее собственному голосу или голосам тех, кто может высказаться за нее. Достаточно взглянуть на разнообразие наших представлений о собаках, часто не имеющих ничего общего с действительностью.

С одной стороны, мы то и дело слышим отовсюду ужасные истории типа недавнего случая в Сан-Франциско, когда женщина погибла, столкнувшись у двери в собственную квартиру с двумя соседскими собаками, которые просто растерзали ее. С другой стороны, всем нам знакомы героические, пусть и незатейливые персонажи диснеевских мультфильмов, Лесси и множество ей подобных собак — храбрых, умных, беззаветно преданных, способных найти дорогу домой при любых обстоятельствах.

Люди, разбирающиеся в собаках и не отрицающие их талантов, как правило, качают головами, слушая подобные истории. Они знают, что едва ли найдется пес, способный сознательно убить человека, если только его не обучили этому специально, и что ему практически не под силу найти свой дом, окажись тот на внушительном расстоянии. Как правило, в такой ситуации собаки стремятся найти источник пищи или человека, который им ее обеспечит.

Однажды в разговоре с инструктором по дрессировке я сказал, что моя собака любит меня настолько, что не сможет пережить, если со мной что-нибудь случится. Пес так предан мне, что никогда не привыкнет к новому хозяину. Инструктор рассмеялся и ответил, что за два дня и пару фунтов говяжьей печенки собака начисто забудет о моем существовании. Один приятель рассказывал, что его собака вылизывала рану у него на ноге — он порезался, когда они были в походе. Очень трогательная история. Однако не стоит забывать о том, что собака — хищник, и вкус крови ей приятен, независимо от ее источника.

Напоследок нелишне заметить, что собак-героев, — так же, как животных, опасных для человека, — следует считать отклонением, что бы ни пытались нам внушить многочисленные сообщения в прессе. Они похожи на среднестатистическую собаку не больше, чем луноход на детскую коляску.

Ежедневно во всем мире происходит множество человеческих трагедий: люди теряют работу, разводятся, болеют, страдают от одиночества и страхов. Насколько можно судить, именно эти проблемы и являются объектом современной собачьей работы, с которой наши питомцы вполне справляются.

Не исключено, что наши дни станут эпохой величайших перемен во взаимоотношениях человека с собакой, хотя большинство из нас и не задумывается над этой проблемой. Мы не только вводим животных в свой дом, делаем их членами семьи, но и связываем с ними самые серьезные надежды, — хотя зачастую не понимаем сами, почему испытываем к ним такие чувства.

Почему же люди любят своих собак?

Корни этой любви уходят в глубокую древность: судя по результатам археологических раскопок, отношения между человеком и древним представителем семейства собачьих существуют около полумиллиона лет. Вероятно, одомашнивание собаки произошло около 12000 лет назад, — об этом свидетельствует возраст останков, обнаруженных на Ближнем Востоке: пса похоронили вместе с хозяином, который и в могиле продолжал обнимать свою собаку одной рукой.

Однако с позиции теории Дарвина такая любовь представляется парадоксальной, поскольку имеет односторонний характер: мы кормим их, пускаем в свои дома, а что они делают для нас? Почему мы равнодушны к другим животным, погибающим из-за человеческой жадности, жестокости и просто отсутствия интереса к ним, но сохраняем преданность собакам?

Психолог Джон Арчер приводит три возможных объяснения. Согласно одному предположению, такие прочные узы указывают на некоторую неадекватность межличностных отношений у конкретного человека. Впрочем, учитывая тот факт, что многие ученые яростно возражают против этой гипотезы, Арчер допускает, что любовь к собакам — слишком широко распространенное явление, чтобы его можно было считать отклонением или проявлением невроза.

Такое положение вещей выгодно обоим видам — на этом мнении основана вторая гипотеза. Взаимоотношения с собакой следует считать «проявлением приспособляемости в эволюционном смысле этого слова, поскольку они позволяют индивидууму сохранить здоровье и выжить в условиях стресса и напряженного ритма современной жизни. Эти преимущества существенно перевешивают затраты на содержание животного».

Исследования, проведенное Американской медицинской ассоциацией, свидетельствуют о том, что владельцы собак значительно реже страдают сердечными заболеваниями и гипертонией, по сравнению с людьми, не имеющими собаки, а также значительно больше двигаются и в среднем живут на год дольше.

Однако третья версия, по мнению Арчера, ближе всего к истине.

Суть ее заключается в том, что собак следует считать социальными паразитами — в лучшем смысле этого слова, — поскольку они способны внедряться в социальные системы другого вида, причем не только для того, чтобы обеспечить себе выживание, но и чтобы получить возможность спать на мягкой постели и получать вкусную еду на завтрак. Не подлежит сомнению тот факт, что собаки имеют чувства — к ним можно отнести любовь, страх, возбуждение, сексуальное влечение, и это далеко не полный список. Со своей стороны, эти животные научились вызывать у нас определенные эмоциональные реакции и, соответственно, определенное отношение к себе.

Несмотря на ограниченность мышления и отсутствие речи у собак, хозяева часто ведут себя так, будто питомцы понимают их и могут ответить. Арчер приводит свои наблюдения за клиентами ветеринарной клиники: 80 процентов из них признались в том, что разговаривают со своими собаками, как с людьми. Такое же количество придерживалось убеждения, что их подопечные понимают человеческие чувства. Психологам известна тенденция — ее изучают в рамках «теорией разума» — приписывать сложные чувства и мысли другим людям, животным и даже предметам.

Как правило, собакам удается избегать элементов конфронтации, которые так усложняют человеческие взаимоотношения. Как заметил один из участников опроса: «Они любят нас даже в самом неприглядном виде». Арчер приходит к выводу, что наша любовь к собакам объясняется их умением ловко манипулировать нашими чувствами.

В прошлом году группа ученых, возглавляемая антропологом из Гарварда Брайаном Харом, выяснила, что собаки демонстрируют совсем не обычные способности — притом, гораздо чаще, чем наш ближайший родственник шимпанзе — предугадывать поведение человека, безошибочно интерпретировать его взгляд и едва заметные жесты. Хар со своими коллегами обнаружили, что эти способности стали врожденными в результате селекции, продолжавшейся тысячелетиями, в течение которых собаки живут рядом с человеком.

Однако другие исследования — да и несчастный ветеринар, показывавший мне отделение реанимации, — свидетельствуют о том, что у таланта манипулирования есть и оборотная сторона. Собачьи таланты не всегда идут им на пользу.

Не предъявляем ли мы к домашним любимцам завышенных требований? Не проецируем ли мы на них слишком сложные, не свойственные им мысли и чувства, а потом упрекаем их в том, что они не в состоянии оправдать наших ожиданий? Не делаем ли мы из них щит, за которым прячемся от своих проблем? Может быть, своим отношением к ним мы хотим показать, какого отношения сами ждем от окружающих? Одним словом — разрешаем ли мы нашим собакам оставаться собаками?

Что же можно сказать о нас и нашем обществе с точки зрения новой собачьей роли?

В мире собаководов сложилась собственная иерархия и субкультура, представленная в том числе и группой самоуверенных людей, убежденных в том, что работают лишь те собаки, которые пасут стада или охотятся на дичь — то есть занимаются делом, редко выпадающим на долю современной собаки.

Однако, если меня попросят подвести итог моего путешествия в мир людей и их питомцев, я скажу следующее: каждая собака выполняет работу. Всякая порода — даже комнатные собачки — имеет собственное предназначение. Каждый пес является потомком существа, оказавшего помощь примитивному, дрожащему от страха человеку, когда он особенно нуждался в ней. Сегодня мы уже не так примитивны, но еще не избавились от страхов, и наши собаки трудятся усерднее, чем когда-либо.