Таллин — не Рим, не Москва и не Иерусалим: легендарных холмов здесь не семь, а добрых три с лишним десятка.
И хотя горожане с почтительным упрямством гордо именуют их «горами», высота даже самого внушительного из них — Ласнамяги — не превышает пятидесяти пяти метров над уровнем моря.
В семье своих сестер-братьев — естественных и рукотворных возвышенностей Таллина — Мусумяги, Поцелуева горка, не может выделиться ни размерами, ни славой, ни даже бурной биографией.
Примечательна она иным — романтическим называнием, которое в 2005 году стало официальным, но в изустной речи горожан существовало, насколько позволяют судить газеты, с тридцатых годов минувшего столетия как минимум.
* * *
Родители Поцелуевой горки — грозный бог войны Марс и вполне прозаичная городская конно-железная дорога; в просторечии — конка. Волей первого перед Вирускими воротами, защищавшими въезд в Таллин с восточной стороны, в середине семнадцатого столетия стали возводить дополнительное укрепление — Высокий бастион.
Каким бы высоким он ни был — а знакомые всякому таллинцу и гостю города две стройные башенки предвратных укреплений были скрыты за ним полностью, — спустя всего сто лет конструкция его оказалась устаревшей.
Затеяли строительство нового, Бременского бастиона. Но дальше подготовительных работ дело не пошло: грянула Северная война, таллинская торговля пришла в упадок, да и у шведских королей с финансами стало, скажем прямо, негусто.
«Недомодернизированное» фортификационное сооружение просуществовало добрых полтора столетия. После окончания Крымской войны бастион у Вируских ворот вместе с прочими крепостными укреплениями был демилитаризован и передан городу. Что с ним делать — отцы города, похоже, поначалу не знали. Если на других бастионах вскоре зашумели увеселительные парки, то горке у Вируских ворот определенно не везло: часть ее занимал частный яблоневый сад, часть — мучные склады некого Гроссмана.
Тридцать лет спустя ситуация начала стремительно меняться. В августе 1888 года в Таллине пустили конку. Трасса первого маршрута была призвана связать приморские дачи в окрестностях Кадриоргского дворца с центром города. Таковым вплоть до самого конца XIX века оставалась Ратушная площадь. На нее, правда, дребезжащие вагончики конно-железной дороги зажиточные домовладельцы не пустили, но до площади Ванна-Тург предок таллинского трамвая все-таки добрался.
Для того чтобы проложить рельсы по улице Виру, былой бастион надо было бы срыть. Но денег у акционеров конки было не много, и потому они выбрали «бюджетный вариант» — прокопали через рукотворный холм нечто вроде широкой выемки.
На северной его стороне вскоре были выстроены магазины, и часть бывшего фортификационного укрепления оказалась на их задворках. С южной стороны склон оставался незастроенным — словно бы дожидался лучших времен. Настали они спустя еще одно десятилетие: весной 1898 года в местной прессе было опубликовано решение городской Думы — превратить пустующую часть горки у Вируских ворот в общественный парк.
* * *
Подготовительные работы закончились еще в конце июля, однако открывать горку не спешили: дожидались возвращения из служебной поездки главы муниципалитета.
«Множество народа устремилось посмотреть на прекрасное местечко, преобразованное усердными руками городского садовника господина Валкера, — писал корреспондент эстонской газеты „Walgus“. — Вид отсюда — великолепен». Отмечая, что преображенная горка по праву может считаться одним из красивейших парков Таллина, корреспондент выражал опасение: поблизости — балаганы Нового рынка и распивочные рынка Русского. Не ровен час — хулиганы погубят благое начинание.
Отцы города, вероятно, предвидели подобное развитие событий. Потому в кусты сирени, высаженные по периметру парка, была запрятана ограда… из колючей проволоки. Ну, а тем, кто вздумал бы преодолеть и ее, было не избежать встречи с парковым сторожем. Специально для него была выстроена «служебная квартира»: назвать эллипсообразную в плане неоготическую башню, пристроенную к остаткам средневековых предвратных укреплений, просто «сторожкой», откровенно говоря, язык не поворачивается.
На горке у Вируских ворот были проложены гравиевые дорожки, высажены полсотни декоративных растений и пять с половиной сотен кустов. Для «уединенных разговоров» была возведена ажурная металлическая беседка, сохранившаяся поныне.
Кроме того, для облегчения подъема на горку выстроили каменные лестницы, перед наиболее эффектной из которых был установлен фонтан: три отлитые из чугуна танцующие грации украшали его. Похоже, он стал первым общественным фонтаном в центре города: до того этот элемент паркового убранства можно было встретить либо в Кадриорге, либо же в частных садах и палисадниках.
Время от времени городские власти вспоминали о благоустройстве: перед самой Первой мировой войной, например, решили срочно заменить здешние керосиновые фонари новомодными электрическими — неясно, правда, был ли реализован утвержденный проект.
* * *
Складывается неистребимое ощущение, что при всех своих достоинствах благоустроенная горка у Вируских ворот постоянно наводила таллинцев на мысль еще более «улучшить» ее — или задействовать еще более эффективно.
В начале двадцатых годов, например, городские власти обсуждали возможность оборудовать в «младшей» из башен Вируских ворот… подстанцию электрического трамвая, а в уцелевших от бастиона подземельях разместить трансформаторные будки.
Каким-то мистическим образом горка притягивала к себе доброхотов от монументальной пластики: в 1901 году автор статьи в «Ревельских известиях» предлагал строить памятник броненосцу «Русалка» не на далеком морском берегу а именно здесь — в самом центре.
В конце тридцатых годов бывший бастион определили как место возведение монумента павшим в войне за государственную независимость Эстонии: открыть его предполагалось к двадцатипятилетию начала боевых действий, в ноябре 1943 года.
Пока шло обсуждение будущего, разбитый на горке в конце девятнадцатого столетия парк медленно, но верно приходил в запустение. Пост паркового сторожа был упразднен, в его жилище-башне заработало кафе, но репутацию места оно не спасало.
Газетная хроника тридцатых годов время от времени сообщает то о грабителях, покушающихся на провинциалов, по рассеянности забравшихся на горку, то о представителях нетрадиционной сексуальной ориентации, ищущих здесь себе пару.
Удар Второй мировой по нынешней Мусумяги был нанесен точечный, но от этого — не менее болезненный. В дни обороны Таллина летом 1941 года прямым попаданием авиабомбы разрушена была псевдосредневековая башня ворот Виру.
Новые хозяева — оккупационные власти нацистской Германии — не нашли ничего лучше, как захоронить на самом высоком месте парка шестерых солдат, погибших во время штурма города. На южном склоне горки была разбита клумба в виде силуэта… танка.
Не позднее лета 1944 года оказался утрачен и фонтан: его скульптура пала жертвой кампании по сбору металла, который на оккупированных нацистами территориях принимал форму организованного грабежа культурных ценностей.
* * *
Трудно сказать, почему именно горка у Вируских ворот оказалась обласкана вниманием вернувшейся в Таллин советской власти прежде других пострадавших объектов.
Перво-наперво уже к лету 1945 года на место сгинувших «Трех граций» встали «Мальчики с рыбой»: облик их настолько «буржуазен», что заподозрить в фонтане послевоенную скульптуру с первого раза нелегко.
Следом фактически с нуля была отстроена башня-сторожка: восстановление постройки, решенной в духе неоготики, в ту пору, когда без жалости уничтожались пострадавшие в войну памятники готики подлинной, выглядит необъяснимым курьезом.
Тем более что вскоре появилась идея полностью перепланировать всю горку, по сути превратив ее в пьедестал памятника Победы. Проект так и остался на бумаге, но республиканскую доску почета у подъема со стороны улицы Валли все же открыли.
На том пафос преобразований, по счастью, и иссяк: даже плакаты с портретами вождей, устанавливавшиеся здесь в послевоенную пору к октябрьским праздникам, оказались лишь временным явлением. Горка, похоже, избавилась от совершенно несвойственной ей политической роли. Парк на ней решили сохранить, частично перепланировав, частично восстановив вымерзшие в суровые военные зимы насаждения сирени.
Такой — чуток запущенной, но от этого не менее очаровательной — запечатлена она на кинопленке: в начале семидесятых годов Георг Отс исполнил здесь «Песню о Таллине», ставшую едва ли не первым «музыкальным клипом» таллинской тематики. «…Я только в него влюблен», — каждым рефреном признавался легендарный баритон в чувствах к городу, который он, вопреки записи в метрике, по праву мог считать для себя родным.
* * *
И все же — почему именно она, Мусумяги, Поцелуева горка? Чему или кому обязана она своим романтическим именем?
Само расположение бывшего бастиона может навести на ложный след: хронист Бальтазар Руссов писал в начале XVI века о «возмутительном обычае» горожан времен католичества — встречая и расставаясь, многократно целоваться.
Обычай оказался живуч: служивший в Ревеле последней трети XVIII века домашний учитель из Веймара Христиан Шлегель отмечал, что здешние юноши, в отличие от германских сверстников, целуют своим возлюбленным при встрече не руку, а уста.
Городские ворота, конечно, для расставаний и встреч — самое подходящее место. Но топоним Мусумяги — не настолько древний. В разговорной речи таллинцев он закрепился не ранее рубежа двадцатых — тридцатых годов прошлого века.
Объяснений у названия существует два: романтическое и приземленное. Согласно первому, заросли сирени привлекали на горку влюбленных: ажурная парковая беседка стала местом первого поцелуя для поколений таллинских гимназистов и школьников.
Вторая версия гораздо циничнее: говорит она о том, что в первой половине XX века полиция — с равным рвением и царская, и эстонская — гоняла девиц легкого поведения с главной торговой артерии Старого города — улицы Виру. Не желая терять клиентуру, «ночные бабочки» при приближении постового «вспархивали» на ближайшую горку. И уже из парка посылали своим потенциальным клиентам воздушные поцелуи: отсюда, дескать, и название.
Справедливости ради стоит отметить: «улицей красных фонарей» Виру все же никогда не слыла, а уличная проституция была распространена в кварталах, примыкающих к гавани. Так что, вероятно, истина — за романтикой. Тем более что в Тарту и Вильянди Поцелуевы горки обязаны своими названиями именно влюбленной молодежи.
* * *
Где влюбленные — там, разумеется и цветы. А где цветы — там и цветочницы: никто уже и не помнит, когда первые из них обосновались в окрестностях нынешней Поцелуевой горки.
Во всяком случае, на открытках и фотографиях дореволюционного и довоенного времени на привычном месте их пока еще не видать. Но предшественник у современного цветочного рынка на улице Виру, вероятно, был.
Правда, торговали на нем не цветами, а земляникой: с тех пор как в начале тридцатых годов Таллин открыли для себя иностранные туристы, совершавшие круиз по портам Балтийского моря, они неизменно спешили за ней именно «к лестницам Вируской горки».
Можно предположить, что во второй половине сороковых годов, когда Таллинский городской рынок из-под стен театра «Эстония» был перенесен на свое нынешнее место, часть торговцев цветами решила сохранить верность центру столицы. Благо торговать ими можно было в буквальном смысле «с рук». Да и стоящие на страже принципов социалистической торговли милиционеры относились к пожилым горожанкам, предлагающим приобрести скромные букетики, достаточно снисходительно.
Импровизированный цветочный базар у северного склона Поцелуевой горки, похоже, пришелся городу и горожанам настолько по вкусу, что даже бесцеремонные кооператоры времен Перестройки стали ставить свои ларьки чуть в стороне от него.
К тому времени, впрочем, торговля цветами на улице Виру переросла в серьезный бизнес. Разномастные, выстроенные без какой-либо логики дощатые будки цветочниц облик «главного входа» в Старый город отнюдь не украшали.
В самом конце девяностых годов рынок переехал в новые помещения, удачно встроенные в склон Поцелуевой горки: тому, кто сегодня приходит на Поцелуеву горку впервые, кажется, будто цветочный ряд был здесь всегда.
Жаль только, что товар, прямиком доставленный из голландских и польских теплиц, полностью вытеснил на улице Виру цветы, выращенные непосредственно в Таллине и его окрестностях.
Неисправимым романтикам и любителям местной экзотики остается лишь порекомендовать цветочные ряды на северо-восточной оконечности площади Свободы. Тамошний товар — особенно летом и в первой половине осени — однозначно местный.
* * *
Название, не менее восьми десятилетий бывшее исключительно изустным, на карте Таллина было официально закреплено в 2001 году.
А еще через шесть лет — в мае 2007-го — романтическое название Поцелуевой горки обзавелось «материальным подтверждением»: двумя скульптурами — «Миг до поцелуя» и «Миг после поцелуя». О художественных их достоинствах, откровенно говоря, можно дискутировать. Но в городское пространство и, что, безусловно, даже еще более существенно — в мир городского фольклора, им удалось вписаться легко и непринужденно.
У молодежи есть поверье: если влюбленные, встав по разные стороны от достаточно брутальных изваяний, смогут взяться за руки и поцеловаться — роман их наверняка не останется случайным и мимолетным.
Что ж, такому «творческому переосмыслению» ставшего наконец официальным топонима Мусумяги можно только искренне порадоваться — от всего сердца.
Love street
У каждого времени — свои ритуалы и свои приметы. И неформальные названия — тоже свои, порой непонятные потомкам.
Лет сто тому назад предки нынешних таллинцев звали нынешнюю Морскую аллею парка Кадриорг аллеей Влюбленных: облик ее и впрямь располагал для прогулок счастливых парочек.
Этимологию неофициального таллинского топонима «улица Любви», или, на английский манер, Love street, отследить немудрено. Но почему он твердо закрепился за отрезком улочки Лаборатоориуми — окончательно неясно.
Еще более удивительна живучесть связанных с ним поверий: школьницы еще и в середине девяностых годов верили, что самый надежный метод «приворожить» симпатию — написать его имя на стене дома на «улице Любви».
Похоже, что «улица Любви» досталась подросткам последнего десятилетия XX века от их родителей и старших сестер-братьев: местных последователей движения хиппи, знакомых с одним из хитов группы «Doors» — песней «Love street». Англоязычное словосочетание — вкупе с изрядно полинявшим от времени знаком «пацифика» — красовалось на стене дома на углу улиц Лай и Лаборатоориуми вплоть до самой его реставрации, осуществленной на рубеже нынешнего тысячелетия.
Почему именно этот уголок Старого города таллинские последователи заморских «детей цветов» решили избрать в качестве культового места, не помнят даже те, кто активно «хипповал» в конце шестидесятых — начале семидесятых.
Один из патриархов местных хиппи вспоминает: в «довиртуальную» эпоху стены домов на окраинной улочке выполняли функцию интернет-чата — приезжающие в Таллин хиппи писали сообщения о месте возможной «вписки». Так это или не так — проверить невозможно. Но то, что «доска объявлений» адептов «свободной любви» со времен превратилась в объект паломничества для жаждущих любви верной, — примечательно.
И пусть современной таллинской молодежи топоним Love street не говорит практически ничего. Кто знает, каким смыслом наполнят улочку на окраине Старого города их дети?