Никитина встретилась с Федором в городском театре. Давали «Бесприданницу». Публика в зале была поголовно русская, потому что немцы ходили только на оперетты, не требующие знания языка.

В антракте после первого действия Федор сказал:

— Получены сведения, что через несколько дней сюда прибудет генерал фон Клейст, командующий кавказскими войсками. Он собирается проводить совещание. Вероятнее всего, здесь, в театре. Будет все высшее офицерство. Вы понимаете?

— Есть возможность рассчитаться сразу со всеми.

— Другой такой случай представится не скоро.

— Что я должна сделать?

— Связаться с кем-нибудь из работников театра.

Никитина задумалась.

— Я вас не тороплю, Екатерина Александровна. Если этот вариант не пройдет, есть в запасе и другой.

— Какой?

— Через своих людей мы свяжемся с Большой землей и вызовем авиацию. Скверно одно: в городе очень сильная противовоздушная оборона, и прорвутся ли наши, неизвестно. Поэтому я и обратился к вам.

— Ну что ж, завтра я поговорю с одним человеком, — сказала Никитина и улыбнулась: — Вы свою даму хоть фруктовой водой угостили бы.

Говоря об «одном человеке», она имела в виду Александру Павленко, или Шуру, как ее называли все. Шура работала на мотороремонтном вместе с Ниной Елистратовной и Спартаком, а сестра ее то ли заведовала реквизитом в театре, то ли была там кассиршей. К подпольной работе Шуру привлекла Бондаревская — у них у обеих мужья были кадровыми офицерами, и дружили они семьями еще до войны. По словам Нины Елистратовны, Шура была абсолютно надежным товарищем, но с одним изъяном: она не умела скрывать своей ненависти к фашистам. Ее просто трясло, когда она их видела. Зато агитатор из Шуры превосходный: работницы готовы были идти с нею хоть на баррикады.

Размашистая в движениях, стриженная под мальчишку, Шура нередко и вела себя как уличный сорванец. Однажды Рахим Махмудов по ее милости целых полчаса прогуливался в базарной толкучке с такими стихами на спине:

Люди давились от смеха, пока полицай не почуял неладное и не обнаружил на себе злополучную бумагу. Шуре же за эту выходку Нина Елистратовна задала хорошую головомойку…

Федор вернулся из буфета с двумя бокалами виноградного вина. Никитина всплеснула руками:

— Да вы просто волшебник!

— Ошибаетесь. Полицай сильнее волшебника. — Понизив голос, Федор добавил: — «Бывали хуже времена, но не было подлей». За наш успех, Екатерина Александровна…

У дома Никитиной они договорились, что Федор попробует раздобыть мины замедленного действия и для Бондаревской.

У Провала, перед Телечеевскими ваннами, остановилась легковая машина стального цвета. На борту ее был намалеван дубовый лист в белом треугольнике. Из машины вышел немецкий офицер в летной форме. Он открыл дверцу и подал руку молодой красивой женщине. Это была Вера Вайнштейн. До войны она работала маникюршей и выдавала себя то за румынку, то за мадьярку. С приходом гитлеровцев она заявила о своем немецком происхождении и стала работать в комендатуре переводчицей.

Юра Бондаревский, Витька Дурнев, Дима Корабельников и Карпуня сразу засекли машину. Они уже несколько часов вертелись на Провале, дожидаясь удобного случая. Но до сих пор им не везло. Немецкие офицеры приезжали целыми компаниями, и всегда кто-нибудь оставался в машине. Возможно, это была случайность, а может, немцы стали осторожнее? Однако вновь прибывший офицер взял с заднего сиденья какие-то бумажные свертки — наверно, с едой и выпивкой, его спутница прихватила клетчатый плед, и, чему-то смеясь, они неторопливо пошли от машины.

Когда они скрылись из виду, Юра сказал:

— Дима и Карпуня остаются для страховки. Смотреть в оба. Шагораш, ты — со мной.

— А я? — обиделся Карпуня.

— В другой раз пойдешь ты. А сейчас выполняй, что приказано.

— Тоже мне командир выискался…

Но Юра уже не слушал товарища.

— Пошли.

Они, как будто прогуливаясь, не спеша пошли по поляне. Оглянулись. Все кругом было спокойно. Ни души. И тогда они побежали. К машине. На заднем сиденье Юра увидел фотоаппарат.

— Бери, — шепнул он Витьке, а сам полез в брезентовый карман под приборной доской. В кармане лежала небольшая папка.

Юра сунул ее под мышку, и тут до него донесся отчаянный крик Карпуни:

— Ата-ас!

Оглянувшись, Юра увидел летчика, который со всех ног бежал к машине. На бегу он выхватил из кобуры пистолет.

Все решали секунды.

— Беги! — крикнул Юра Витьке. Тот уже сломя голову мчался в сторону Подкумка.

«Правильно сообразил, там кусты», — подумал Юра.

Он бежал петляя. Каждый миг офицер мог выстрелить. Вот и овраг. «Поднажми еще немного».

Юра скатился по заросшему акацией склону. Лицо и руки его были в крови. И только тогда наверху дважды тявкнул пистолет. Наверно, офицер стрелял по Витьке.

«Шагораш, миленький, спасайся», — взмолился Юра.