После разговора с Тамура-сан Дана и Мару пошли в кофейню напротив общежития. Тем более, что Дана задолжала Мару целых три кофе, и час расплаты настал. Она пила простой чёрный, а Мару – понимая, что платит не он – заказал огромную чашку кофе мокка со взбитыми сливками, политыми шоколадным сиропом и посыпанные жареным миндалём. «Хорошо бы туда немного сливочного ликёра добавить для полного счастья», – подумала Дана. Место выбрали уютное в дальнем углу кофейни и несколько минут просто сидели молча, думая каждый о своём. Рестораны в Японии обычно заполняются, начиная с мест в углах, потом вдоль стен и у окон, а в последнюю очередь люди занимают места посередине зала. Японцы чувствуют себя неуютно в окружении посторонних людей.

Дана заговорила первой:

– Что же получается? Девушка и парень тщательно скрывают от всех, что знакомы. В один прекрасный момент она звонит ему по телефону в пять утра, он всё бросает и бежит к ней на встречу, там вонзает ей нож в горло и потом едет через весь город с криками, что «её убить за это мало», хотя он уже убил. И потом вешается сам на первом попавшемся дереве. Бред какой-то. Может быть, он действительно свихнулся от этих сливовых дождей?

– Меня больше удивляет, что человек всю ночь веселится с друзьями, играет в бильярд, не пьёт, потому как алкоголь не переносит, и это все знают; тут ему звонит, по рассказам, незнакомая девушка, он срывается с места и едет к ней, чтобы её убить. А откуда взялся нож? В бильярдной ножей нет, там только автоматы с напитками. В то, что нож нашелся в аудитории, тоже поверить трудно. Получается, либо Кояма куда-то заехал за ножом, либо у него он был с собой, приготовленный заранее. В том и другом случае получается, что он ехал в университет, чтобы убить, а это уже преднамеренное убийство, никакое не «в состоянии депрессии». Видать, сильно Аска напрягла Кояму. Потом он осознал, что натворил, и не нашел другого выхода.

– Логично, – оценила Дана ход мыслей сэмпая. – Что же сделала Аска, что её даже убить было мало? По-моему, она была милой девушкой. Нервной, нескладной, но неконфликтной.

– Знаешь, Кояма был очень хорошим парнем, даже слишком хорошим. Для друзей мог сделать всё, причём для всех друзей, понимаешь? Например, если друг просит у него ключи от его квартиры, чтобы провести время с девушкой другого его друга, Кояма, не задумываясь, их даст. Мне кажется, что он мог бы сделать нечто такое, что могло вызвать очень нехорошую реакцию со стороны кого-то из его друзей. Аска могла быть свидетелем этого и грозилась рассказать о действиях Коямы. Одним словом, шантаж. Боюсь, мы никогда не поймём, что случилось на самом деле.

– Ты прав. Скорее всего, всё так и было. Эх, найти бы телефон Коямы.

– Это точно. Да где же его теперь найдёшь, – подвел итог Мару, допив последний глоток. – Ладно, я пошёл домой, поздно.

Он отнёс свою чашку на стойку для грязной посуды и, махнув Дане рукой, вышел из кофейни. Дана допила свой кофе, подумав в очередной раз, что в России так с девушками себя не ведут, убрала со стола и пошла через дорогу в общежитие.

Через два дня должны были состояться похороны. Сама церемония была назначена на десять утра, но те, кто помогал в организации похорон, собирались к восьми. Похороны должны были проходить в городском церемониальном холле при буддийском храме с крематорием. Все отпевания в Японии проходят по буддийскому обряду с обязательной кремацией. Две основных религии, буддизм и синтоизм, мирно сосуществуют и почти поровну поделили сферы влияния, отвечая за определённые события в жизни человека. Например, ребёнка через месяц после рождения несут в синтоистский храм, чтобы получить защиту от злых духов и болезней. Когда человек женится, он также идёт в синтоистский храм или в христианский – сейчас модно устраивать церемонию по католическому обряду. А вот когда человек умирает, его несут в буддийский храм для отпевания. Там душе присваивают новое буддийское имя и готовят ее к переселению в другое тело. Надо сказать, что японцы посещают буддийские храмы в зрелые годы. Одним словом, молодых людей больше интересует, будет ли урожай или поступят ли они в какой-нибудь ВУЗ, встретят ли хорошего человека для создания семьи. С этим все идут в синтоистские храмы. А вот когда речь заходит о душе и последующих жизнях (все японцы верят в переселение душ), идут за ответами к Будде. Синтоистские храмы используют в символике белый и красный цвета, буддийские – белый и чёрный. Раньше разделения между религиями не было – буддийские и синтоистские церкви имели одно хозяйство и даже одну территорию. И только после приказа о разделении появились такие термины, как буддизм и синтоизм, а до этого были только храм и религия.

Обо всем этом поведал профессор Токунага-сан на специальном факультативном занятии за день до похорон. Дана сходила на это занятие, полагая, что будет понимать происходящее на церемонии как надо и не попадет впросак, участвуя в подготовке похорон. Церемония, должно быть, сильно отличается от нашей, хотя и тонкостей православной церемонии Дана не знала. Бабушкины похороны были четыре года назад, от слёз и горя она тогда ничего не запомнила.

После лекции Дана, как обычно, подошла к профессору. Он, не поднимая головы от материалов, улыбнулся:

– Я даже жду твоих вопросов. Что тебе непонятно, Дана?

– Сэнсэй, извините, хотела узнать, как одеться на похороны? Я могу пойти в чёрных джинсах и свитере? Просто это мои единственные чёрные вещи здесь.

– Хорошо, что ты спросила. Твоя одежда не подходит для похорон в Японии. Нужна официальная одежда, её можно купить в любом магазине деловых костюмов или в торговых центрах.

– Понятно, – кивнула Дана, – а сколько приблизительно стоит такой костюм?

– И это хороший вопрос, – грустно улыбнулся профессор, – пойдём со мной, я по дороге тебе расскажу, что знаю. Они вышли на залитую жарким солнцем улицу. Сильно парило, пахло цветами и травам.

– Видишь ли, – начал не спеша Токунага-сан, – считается, что в Японии существует два вида легального мошенничества – организация похорон и свадеб. Понимаешь почему? – Дана покачала головой. – Потому, что в этих случаях ты не можешь отказаться от определённого набора услуг и проверить, насколько адекватны цены по отношению к товару. А так как эти события бывают в жизни очень редко, то скупиться и проверять никто не будет.

– Логично.

– В это время на тебя, твою семью и дом смотрит много людей. И никому не хочется ударить в грязь лицом, чтобы потом не говорили, что ты мало любил умершего или того хуже – поскупился на похороны. Вот и получается: кто приходит на похороны, смотрит на хозяев, а хозяева – на гостей. Значит, гости должны быть одеты по всем канонам, дабы избежать осуждения. Почти у каждого японца в шкафу обязательно висит одна-две вещи для похорон. Стоит одежда эта дорого, якобы она из шелка или других дорогих тканей, и для женщин это имеет значение. Мужчины могут ограничиться чёрным или темно-синим костюмом с обязательным чёрным галстуком и белой рубашкой.

Незаметно они дошли до очень уютного района с дорогими домами, буквально утопающими в цветах, и утопали они очень аккуратно. Безупречно подстрижены были и кустарники – в общем, от всего веяло благополучием и покоем. Ну и, конечно, украшением дворов служили машины престижного класса.

– Одним словом, только моя жена сможет помочь тебе, – подвёл итог Токунага-сан, открывая калитку во двор роскошного дома. – Заходи.

Такого поворота событий Дана не ожидала. Она растерялась, не зная, как реагировать на подобное приглашение. Невежливо отказаться и неловко принять. Забылись все японские слова, разбежались мысли. Дана открыла было рот для элементарного «спасибо», но сказать его не получилось. Сэнсэй улыбнулся:

– Да не бойся ты. Жена будет рада тебя видеть, – пропустил девушку и зашёл сам.

«Что делать-то? – продвигаясь к дому, думала Дана. – Мне почему-то стыдно, будто не знакомиться с женой иду, а она меня застукала наедине с сэнсэем у себя дома. Ладно, спокойно. Захожу, веду себя прилично и ухожу при первой возможности».

Хозяин открыл незапертую дверь:

– Тадаима, я дома.

Сразу послышалось шарканье тапочек по коридору, это было проворное и деловитое шарканье. На высоком пороге дома появилась женщина средних лет, стройная и рослая для японки, с короткой стильной стрижкой и с большими раскосыми глазами, одетая в длинную чёрную юбку и красивую льняную блузу. На ней был полный набор украшений, казалось, женщина собралась куда-то пойти и её застали в последний момент. Появление гостьи наверняка было неожиданностью для хозяйки, но ничего, кроме приветливой улыбки на её лице, Дана не заметила:

– Окаэри, С возвращением.

– Знакомься, это моя ученица Дана Сутацукая, она из России, – представил Токунага-сан, почти бегло выговорив фамилию. Дана поклонилась в пояс:

– Здравствуйте. Очень приятно познакомиться.

– А это моя жена Мицуко.

– Это та самая Дана, о которой ты мне рассказывал? Как приятно, что наконец я могу познакомиться с тобой. Пожалуйста, проходите.

Хозяйка тут же бросилась к полочкам в прихожей и поставила перед Даной пару тапочек. Дану удивило то, что там стояло несколько пар практически новых тапочек одного цвета, гостевых, у хозяев дома тапочки были другого цвета.

– Пожалуйста, проходите в гостиную, я сейчас подам чай, – снова улыбнулась хозяйка.

Токунага-сан поднялся на порог, надев свои тапочки, и двинулся в гостиную. Появилась возможность улизнуть, но Дана взяла себя в руки. Пройдя через прихожую и свернув направо, Дана оказалась в просторной гостиной: у ближней стены большой телевизор на низкой полке, перед ней журнальный столик с кожаным диваном и двумя креслами, в глубине комнаты обеденный стол с шестью стульями. Одна стена комнаты была застеклена, легкий ветерок надувал прозрачные шторы. Было много света и воздуха.

Профессор сидел в кресле и уже просматривал корреспонденцию. Не поднимая глаз, произнес:

– Проходи, не стесняйся. Садись сюда, на диван.

– Спасибо.

Хозяйка внесла круглый чёрный поднос с тремя стеклянными чашечками холодного зелёного чая со льдом и тремя блюдцами сладостей. Ловко расставив всё, она присела на диван рядом с Даной:

– Дозо, пожалуйста.

– О, мои любимые! – воскликнул профессор.

– Да, мне удалось купить самые свежие, когда я зашла в лавку, Мацумото-сан их только закончил делать. Мы говорим о сладостях, Дана, – вежливо пояснила хозяйка, – муж очень любит эти сладости, и самые вкусные делают в лавке недалеко отсюда, всего через три дома, если идти к станции. А свежие – они ещё вкуснее.

Дана подняла свою чашечку.

– Итадакимас, – произнесла Дана, вспоминая всё, чему учили в доме тёти Юрико.

Чай был очень вкусным. Дана посмотрела на сладости и подумала, что сама никогда бы их не купила: на тарелке лежали два небольших выпуклых кружочка светло-розового цвета, обсыпанные сахарной пудрой и напоминающие мыло. Чтобы заставить себя это попробовать, пришлось собрать волю в кулак. Однако во рту оказалось нечто нежное, сладкое, волшебного вкуса, необъяснимое. Тем не менее, объяснение было: внутри тончайшего теста из рисовой муки с размолотыми в пыль лепестками сакуры находилась паста из сладкой фасоли. Потрясающе вкусно! Дана даже забыла, зачем пришла.

Профессор напомнил:

– Мицуко, ты знаешь, что завтра в городском церемониальном холле будут похороны убитой девочки из нашего университета?

– Да, конечно, весь город, наверное, будет на похоронах. Бедная девочка, очень жалко её. Представляю, как тяжело её матери.

– Дана-кун будет на похоронах помогать в приёме гостей. Надо подобрать ей что-нибудь подходящее, а то у неё из чёрного только джинсы и свитер.

Дана поперхнулась, услышав это. «Мы так не договаривались!» Она не для того попросила совета, чтобы его жена одалживала ей вещи и, повернувшись к хозяйке дома, собирая весь известный ей японский лексикон, постаралась объяснить, что произошла ошибка:

– Я не хочу, я куплю, я хотела просто спросить, он не понял, – выбившись из сил, Дана затихла.

Как смеётся профессор, она видела впервые. «Зато я одна из всех удостоилась более, чем улыбки Токунага», – невольно пронеслось в голове.

– Дана-чан, мы прекрасно всё понимаем, ведь купить за один день полный набор для похорон иностранному студенту слишком дорого. Мы не подумали о тебе ничего плохого, – поспешила утешить девушку хозяйка. – Пойдём наверх, я посмотрю, что могу тебе предложить.

Они вошли в комнату, выложенную татами, чисто японскую, с низеньким столиком посередине и подушками вокруг, массивным комодом красного дерева у стены и большой красивой вазой с цветами перед свитком с иероглифами на другой стене. Был здесь балкон для чайных церемоний с навесом, краником для воды и местом для разведения огня. В комнате пахло татами, старым шёлком и цветами, этот запах потом всегда ассоциировался у Даны с Японией.

Мицуко-сан раздвинула двери объёмного встроенного шкафа, окинула взглядом его содержимое, посмотрела внимательно на девушку, вынула тёмный костюм и со словами: «Это подойдёт», протянула Дане.

– Может, не надо?

– Да не волнуйся ты, это племянницы костюмчик, молодёжный, по размеру подходит. Она сейчас в Америке, так что успеешь вернуть. Он отвечает основным требованиям – рукав не короткий. Запомни ещё вот что: чулки должны быть чёрными не блестящими, туфли тоже чёрными не лакированными и без блестящих украшений. Даже часы не должны привлекать внимание. Из украшений допускается жемчуг, но не броши и серьги, а только жемчужина на цепочке или нитка жемчуга. Носовой платок лучше белый, можно светлый. Ногти без лака. Причёска не должна быть высокой, можно сделать низкий хвостик, например. И никаких косичек! Волосы не должны скрещиваться между собой, как не должны пересекаться этот мир и загробный – такова наша народная примета.

– А требования к одежде на похоронах распространяются и на детей?

– Что ты, нет, конечно. У детей есть своя официальная одежда для похорон. Малышей вообще не приводят на похороны, а те, что постарше, должны надевать парадную форму своего детского сада или школы. Как и военные, они приходят в своей парадной военной форме.

– Вот это да! – Дана даже забыла про вежливые формы речи. – А если школьная форма подразумевает белые гольфы или банты?

– Значит, надо полностью надеть всё это аккуратно и по уставу школы. Ты примерь, а я подожду тебя внизу.

Переодеваясь, Дана думала: «Странно, у меня ведь не очень хорошо с японским, почему же я понимаю всё, что говорит Мицуко-сан? Наверное, это состояние аффекта?»

Уходя из дома профессора со свертком одежды и пакетиком сладостей, Дана почувствовала любовь к этому дому и его обитателям.