Нина Ф. Москвичка. Вышла замуж в 1959 году за албанского студента. После слов «люблю» были прогулки по парку Горького, звонки из засыпанных снегом телефонных будок, всхлипы "ты меня не забудешь" и т. д. и т. д., и так до: "Гражданка Нина Ф. берет в мужья А. Д.". Затем подписи, обмен кольцами, отъезд и медовый месяц в Албании.
Теперь она лежит в гробу посреди комнаты городской квартиры, за тысячи километров от своей родины. Уже многие годы она не получала писем от родных (письма доходили редко после разрыва отношений, а в последние годы — вообще как обрезало). Она не знала точно, кто умер, а кто жив из ее семьи, так же как и они наверняка не знали, жива ли она, и вряд ли когда-нибудь узнают год ее смерти.
Вокруг гроба толпятся женщины и плачут на чужом языке. Это сестры студента, уже старухи. Из-за повязанного ей на голову цветастого платка она еще больше похожа на русскую, и от этого еще печальнее кажутся причитания на чужом языке.
Редкую женщину оплакивают ее свояченицы с таким надрывом. Это то, о чем не говорят вслух, это и так понятно. Понятна и причина: в первую очередь они оплакивают ее одиночество. И, конечно, свое собственное тоже.
Справа от гроба, за спиной у женщин, книжная полка. Среди корешков выделяются книги о разрыве отношений с Советским Союзом, в основном политические труды вождя страны. Между ними и телом лежащей в гробу — всхлипы женщин.
Приближается время погребения. В квартире происходит оживленное движение, приносят крышку гроба, с грохотом забивают в нее гвозди. Чуть погодя автобусы с печальными людьми отъезжают в сторону западного городского кладбища.
День сырой, дождливый. Но никто не отходит раньше времени от ямы. Одна женщина, член руководства местного отделения Фронта, произносит совсем короткую речь, в которой говорит, что Нина Ф. была хорошей матерью и женой и сознательной работницей и что в своей работе она всегда руководствовалась уроками Партии и ее вождя.
Ни слова о ее национальности, которая была причиной самого большого одиночества, какое только можно себе представить.
Прощай, Нина!
Это единственные нормальные слова, которые произносит активистка Фронта.
Более нормальным, чем эти слова, кажется стук комьев глины и камешков, падающих на гроб, это универсальный язык, более понятный, чем человеческий, несмотря на то, что могила эта вырыта не в бескрайней русской земле, а в скупой албанской почве, где и для своих-то могил едва хватает места.
Декабрь, 1985