Не то чтобы Гард и раньше не бывал в хижине по несколько дней, но в этот раз он запропастился более, чем на целую неделю.

И у Като перед глазами все чаще появлялась вот такая картинка: где-то в сердце Ульмского леса кота окружают чудовища-волколаки, разбирают по косточкам — да и это в скором времени разносят по своим неряшливым гнездам черные вороны.

Вечерами девушка жгла найденную в хижине свечу и подолгу сидела у окна, вглядываясь в сизо-синий Мрак за стеклом. Чистила ли она оружие, или же меняла пух на новый в ветхой подушке — едва до нее доносился волчий вой, она вздрагивала, бросала свое занятие и подходила к двери, открывала ее настежь и так стояла, пока страх перед ночной чащобой не загонял ее обратно в хижину.

Не в силах больше ждать и беспокоиться, Като подкинула дров в очаг и, накрывшись овчиной, приготовилась ко сну. Она задумчиво следила, как языки пламени лижут сырые дрова, а те шипят и пенятся.

Внезапно кто-то толкнул дверь. Но та не поддалась, запертая на засов. Като вздрогнула. Неужели волки? В дверь заскреблись, и еще она услышала громкое мяуканье, каким кошка просит пустить ее со двора.

Улыбаясь до ушей, она в момент вскочила с нагретого местечка и бросилась отпирать дверь.

— Гард! — Като в последний момент подавила желание обнять и расцеловать кота, настолько ее извело ожидание. — Где ты был?

Густо припорошенный дорожной пылью вперемешку с песком, хлюпая по полу мокрыми лапами, Гард протиснулся в хижину. Он не притронулся ни к еде, ни к питью, с порога направившись на свое местечко у очага.

— Временами, Като, ты напоминаешь мне мою мать. Она тоже всегда лезла не в свое дело. — Гард говорил устало и раздраженно, это было ему настолько несвойственно, что Като опешила. — Продолжай в том же духе, и скоро ждать тебе будет некого.

— Я уже думала, что ты пропал насовсем, что тебя загрызли волколаки!

— А если бы ты знала, где я, и что со мной, ты бы вовремя успела выбежать и — Пиу! Пиу! — перестреляла бы своих выдуманных волколаков?

Гард впервые, за все время их знакомства, повысил на нее голос. Изредка его потряхивало, будто судорогой, и на лапах непроизвольно появлялись острые, как кинжалы, когти.

— Если бы я знала, что с тобой все в порядке, я бы меньше беспокоилась. — Като снова заперла дверь на засов и вернулась в кровать, затушив по пути свечу. — У тебя все время сплошные недомолвки, ты все время что-то скрываешь.

Като продолжала свою речь, не давая Гарду даже рта открыть. Она видела только, как в темноте сверкают кошачьи глаза, словно угольки из очага.

— Я вообще ничего о тебе не знаю. Кто ты?

— Боишься, что спишь в одной комнате с сексуальным маньяком в кошачьем обличье? — Язвительно хмыкнул Гард.

— Кем ты был в Н-ске? — Продолжала свой допрос Като. — Сколько тебе хотя бы лет?

— Я выглядел старше, — отозвался насмешливо Гард. Голос его мало-помалу становился обычным, без нот крайнего раздражения.

— Ты хоть школу-то закончил?

— Угу, — ответил он с нескрываемым сарказмом. — С медалью золотой. И еще Гарвад с Оксфордом.

— Чем ты занимался после школы?

— Я же рассказывал тебе, что была у меня ювелирная мастерская, пока твоя сестрица не нашла меня с вашими чертовыми шерлами и отморозками у нее на хвосте!

— И все-таки у меня впечатление, что ты что-то скрываешь от меня. Ты ведь не всегда стирал пыль с дамских колечек, верно?

Гард не счел необходимым отвечать ей — в ночной тиши слышно было только потрескивание дров в очаге и его мерное дыхание. Возможно, он заснул, но спустя несколько минут Като показалось, что кошачьи глаза все еще поблескивают в темноте.

Внезапно лошадь на заднем дворе всхрапнула и испугано заржала.

Като мгновенно отбросила овчинное одеяло и кинулась к окну. Ничего и никого.

— Пусто, — заключила она, отправляясь обратно в постель.

— Зажги лучше свечку, — подал голос, как оказалось, бодрствовавший кот.

Като вздрогнула от неожиданности, но исполнила его просьбу.

При свете разгоравшегося фитиля она видела — уши кота ходили ходуном; он напряженно прислушивался. Все его кошачье тело было напряжено.

— Мы ждем кого-то? — Като не заметила, что от страха повысила голос.

В дверь заскреблись и притворно, человечьим голосом мяукнули.

Увидев за окном мелькнувшую волчью морду, Като охнула. Кот, напротив, тихонько подкрался и прильнул к стеклу. Зверь по ту сторону сделал то же самое, и некоторое время они оба смотрели друг другу в звериные глаза, кот и волк — оборотни.

Волколак за окном первый отвел взгляд, затем разбежался и со страшным звоном вдребезги разнес разделявшее их стекло.

Осколки, как блестящий водопад, посыпались вниз, и огромный мощный зверь, окруженный ими, влетел в крошечную комнату. Острыми гранями ему изрезало морду, он взвизгнул, но тут же поднялся, готовый к атаке.

И не он отскочить, как кот вихрем налетел на него и впился в щеку. Хищник зарычал, исступленно заметался, пытаясь сбросить с себя противника.

А в это время еще два волколака проникли в хижину через окно. Один из них схватил Гарда за загривок и одним махом отшвырнул в другой конец хижины. Кот сжался, выставил вперед лапу с острыми когтями и приготовился к обороне.

Като, понимая, что не время бездействовать, обмотала руку своим плащом и выхватила из очага горящее полено. Волколаки, все, как один, замерли на месте, в ожидании — что же она собирается делать с горящей головешкой? Девушка медленно, не сводя с них глаз, прошла мимо Гарда, дотянулась до оружия на стене, сняла клинок. Она не собиралась просто так сдаваться и безропотно ждать, пока ее разберут на косточки, медленно надвигаясь на волков — в одной руке полено, в другой — острый кинжал, а по правую сторону от нее наступал кот.

Оборотни решили, что рисковать незачем и, развернувшись, выпрыгнули в окно, обратно во Тьму.

* * *

Хижина больше не могла считаться безопасным пристанищем; а Гард больше не отпускал шуточек о волках-оборотнях. Да и стоило ему попробовать возразить Като — мол, на кого лешего им тащиться в Совитабр? Он ведь еще помнил, как стражник с башни пустил ему вдогонку стрелу, приняв за дикого хищного зверя. Но девчонка и слушать ничего не хотела — сказала: «хочешь, оставайся здесь со своими волколаками, если все еще считаешь их моим вымыслом».

Порывы ветра взъерошивали шерсть на кошачьем теле Гарда, доносили до его ноздрей едва различимый солоноватый привкус моря Кэтлей, поднимали в воздух клубы песка и дорожной пыли, не давая разглядеть причудливые надписи на воротах Совитабра.

Снова, как и в первый раз, когда Като довелось увидеть сказочный город, перед воротами растянулся караван верблюдов, груженных товарами с юга, из Замии. Враждебного государства, как-никак — вот караван и проверяли с особой тщательностью. Но, похоже, все-таки пропустили — кому не хочется видеть на своем столе мяса тамошних диковинных зверей, выпечки с замийской ванилью и сладких цветов из пустыни? Да и женушка какого-нибудь стражника наверняка заказала себе в подарок клатч или туфельки из замийских питонов — чуткие уши Гарда расслышали каждое слово недовольного ворчания замийцев — о том, что въезд в город обошелся им дорого, и пришлось рассчитаться частью привезенных на продажу шкурок рептилий.

При подъезде к городским воротам Като изо всех сил сжала поводья — напрасно, ее лошадь отреагировала на замийских верблюдов на удивление спокойно, словно не раз с ними встречалась.

На воротах — тот же самый стражник, который пропустил ее когда-то в город. Вероятно, не стоит, как тогда, представляться графиней Камбрези, ибо на этот раз она ведь одна и без свиты, да еще и с хищным зверем собирается въехать в город.

Стражник молчал, щуря выцветшую пару глаз и разглядывая ее с головы до ног, ожидая, пока она сама не представится и не расскажет о цели своего визита в город.

— Вот, еду … в Альбицию, — неуверенно начала Като, остановив лошадь в нескольких метрах от вооруженной до зубов стражи.

— Ко Двору? — Вопрос прозвучал столь сурово, что Като ненароком вздрогнула. Как на допросе.

Стражник, не переставая разглядывать ее со всех сторон, ловко перехватил арбалет, словно предупреждая — если что пойдет не так — стрела в лоб обеспечена. И это-то метров с трех. Завещание составить не успеешь — подумалось Като. Даже в устной форме.

— Ну да, — натянуто согласилась наша мнимая графиня, вспотевшими руками сжимая кожаные поводья. — Вот, везу ручного каракала.

Гард в подтверждение ее слов, подошел к «хозяйке» ближе, и, мурлыча, стал тереться ухом о ее ступню в стремени — выше он попросту не доставал.

— Ути, кисюля, — засмеялась Като, и наклонившись в седле, почесала Гарда за ухом, стараясь, чтобы это как можно более походило на тисканье обычного домашнего кота. Как ей показалось, Гард блаженно сощурился.

— Да уж, — натянуто улыбнулся стражник, наблюдая за развернувшейся перед ним умильной сценой. — «Кисюля»-то без ошейника.

Гард как минимум осуждающе взглянул на воина. Разные колкости вертелись у него на языке, но он дал Като обещание вести себя хорошо на въезде и особенно — молчать, будто он — самый обычный зверь.

— Драконы, я слышал, тоже мурлычут после сытного обеда человечинкой. — холодно заметил стражник. — Статут 45, пункт «б», о провозе особо опасных зверей и хищников более полуметра: «въезд в строгом ошейнике, хозяин или сопровождающее лицо подписывают бумагу об ответственности за любой причиненный зверем ущерб».

Като сглотнула. Стрела в голову последует?

— Ты бы еще волколака в город на бельевой веревке привезла, — суровый исполнитель закона неожиданно расхохотался, его обветрившие брыла затряслись от смеха, заклацали плохенькие доспехи, не везде должно обшитые кожей.

Като покраснела. Сказать ему, что Гард — не зверь? Не поверит. Или того хуже — пристрелит обоих.

— С тебя три золотника. — Воин порылся в каком-то мешке и бросил к ногам ее лошади старую ржавую цепь.

— Не дороговато ли за ржавую железку?

— В острог не хочешь? — в тон ей ответил стражник.

Пока Като сокрушенно выгребала золото герцогского кошеля, оставленного ей когда-то хиль-де-винтеровскими слугами, Гард обреченно подал ей в пасти стражниковскую цепь с ошейником. Не вылезая из седла, девушка нагнулась к «кисюле» и осторожно одела ему на мохнатую шею строгий ошейник с шипами вовнутрь. Во время этой операции Гард молчал и не дергался, как и было оговорено. Но в его взгляде читался немой укор.

Когда Като подписала все необходимые бумаги и, наконец, въехали в Совитабр, Гард и тогда не проронил ни слова. Нервно постегивая бедра хвостом, он обегал лошадь спереди, заходя справа налево, то слева направо, так что цепь путалась у кобылы под ногами, и Като вынуждена была прикрикнуть на него. Тогда кот пристроился где-то сзади, стараясь как можно громче на бегу звенеть цепью, этим отчаянным звяканьем пытаясь пробудить в ней совесть.

А Като одновременно было и жалко его, и смешно. Все-таки как тут не улыбнуться — за тобой бежит парень на цепи, пусть и в кошачьем обличье. Гард эту улыбку понял по-своему.

— Ты никогда раньше не замечала за собой садо-мазохистких наклонностей? — Только и мог въедливо спросить он, когда, наконец, свернули в ближайший проулок, и Като освободила его, деловито смотав цепь.

— Я не люблю, когда издеваются над животными, если ты об этом. — Задумчиво отозвалась Като.

— Животными? — Только и смог сказать Гард, вне себя от негодования. Оскорбленный кот и не разговаривал с ней еще целых три улицы. Три, потому что на пересечении Белокаменной и улицы Булочной их снова остановили и потребовали поставить лошадь в платную конюшню — мол, сегодня праздник, и в центр верхом можно только госслужащим.

— Что это за праздник такой, что мы еще ничего не видели и не слышали, а уже заплатили и золотом, и серебром? — Проворчал Гард, когда ему наступили на лапу. — Да что они там столпились, там что, деньги с неба сыплются?

— Похоже, что так, — в силу своего роста Като, естественно, могла увидеть больше, чем кот.

На другом конце улицы показалась процессия во главе с особой в пурпуре и цветах. Должно быть, это был сам король Сеймурии, ибо такого надменного взгляда Като ранее не приходилось видеть. Молодой государь ехал в открытой карете, увитой розами и лавровыми ветками, почему-то больше походившей на пышно украшенную телегу. Ее с трудом волокли диковинные антилопы с рогами острыми, как шпага гвардейца, и одна ломовая лошадь, замаскированная под пустынную диковинку — ее «загримировали» пестрой попоной и парой увитых плетями цветов бумажных рожек.

По левую руку от монаршей особы восседала грудастая девушка в шелковом фуксиновом платье, расшитым золотом, с розой в пышной блондинистой прическе. Просторное платье не скрывало, что они с королем ждут наследника, а впрочем, об этом можно было догадаться по ее самодовольному виду и улыбке, не сходившей с лица. Королева-будущая-мать хотела любовно, по-домашнему, взять супруга под руку, но он смерил ее быстрым осуждающе-холодным взглядом, и белозубая красавица оставила попытки изобразить счастливую семейную пару.

По сторонам от королевской кареты скакал целый легион всадников, растянувшись на всю ширину улицы. Они делали вид, что высматривают в толпе тех, кто попытается сорвать пышную церемонию, и их красно-черные гвардейские плащи развевались, как флаги над пешей толпой. Ближе к карете степенно и с достоинством ехали приближенные, облаченные в роскошные пурпурные одежды, расшитые золотом и драгоценными камнями, а длинноногие скакуны под ними ступали по мостовой, усыпанной лепестками роз и дикими лилиями. Ведь шествие предваряла повозка, в которой сидели музыканты и два маленьких пажа. Они то и дело ныряли в огромные торбы у пояса и осыпали улицу их содержимым: цветами и мелкими монетами. Последнее, видимо, и стало причиной давки, учиненной толпой.

— Может, и мне пойти пособирать? — Предложил Гард, намереваясь залезть в самую гущу толпы. — Окупим затраты на твою клячу и бдсм-развлечения.

— Смотри, чтобы мне потом не пришлось соскребать твои останки с мостовой, — мрачно пошутила Като. Кот оценивающе взглянул на учиненную толпой давку и благоразумно остался на месте.

— Черт, да они сейчас передавят друг друга за эти копейки, — тихо и грустно усмехнулся кот, и Като расслышала лишь часть его слов. «Передавят друг друга», — машинально повторила она про себя, разглядывая лица членов монаршей свиты. Она спросила у рядом стоявших, что это за всадник едет на скакуне в целиком золотой упряжи, и получила ответ, что это глава города, назначенный королем — Рокберн, граф Глас-Норд-Вэйский.

Этот Рокберн был выше большинства всадников, но выделялся и без этого. Горделивая осанка и знамя с гербом Совитабра, которое он нес, словно Совитабр был его собственностью; скуластое бледное лицо с ухоженной кожей в обрамлении темной копны жестких волос и манера подолгу задерживать взгляд на чем-либо, без всяких эмоций — таким он запомнился Като.

Процессия надвигалась на них; часть горожан отступила в проулки, чтобы освободить проезд. Като хотела было последовать их примеру, однако же еще один всадник привлек ее внимание. Из всей королевской свиты он один был облачен не в пурпурный, а в бело-золотой плащ. Он был примерно того же роста, что и Рокберн, и на этом сходство заканчивалось. Соломенная копна волос, лицо с аристократичными, утонченно-удлиненными чертами и характерный надменный и отрешенный взгляд. Като узнала как его самого, так и темно-серого, похожего на гору коня под ним. Без сомнения, это был Матей, герцог Эритринский, восседавший на своем неизменном любимце Дыме.

— Герцог? — Ошарашенно вымолвила она, не замечая, что оказалась на пути у процессии и красно-черные гвардейцы теснят ее.

Внезапно она почувствовала, как кто-то настойчиво тянет ее за подол платья в сторону проулка.

— Като, тебе на ухо, случайно, не наступили? Ты меня не слышишь, что ли? — Донеслось до нее низкое недовольное рычание.

— Куда ты меня тянешь, Гард? — Она посмотрела вниз и обнаружила, что это были проделки кота. — Ты не понимаешь, я только что видела герцога!

Гард вприщур глядел на Като, в нервном возбуждении, с горящими глазами рвущуюся в самую гущу толпы, и словно не узнавал ее.

— Того самого герцога, что при тебе убил человека? Не отрицай, ты сама говорила, что видела человека, а никаких волколаков нет и не бывает, сказочница. Так его же, ты говоришь, казнили, твоего герцога! Ты обозналась, Като, это какой-нибудь его троюродный брат или тебе просто показалось.

— Ничего мне не показалось, — огрызнулась девушка, не оставляя попыток протиснуться ближе к королевской карете и сопровождавшей ее свите.

Гард еще более настойчиво, чем минутой ранее, потянул ее в направлении ближайшего паба.

Пивная выглядела дешево, даже убого, особенно от того, что владельцы заведения ничего не предприняли, чтобы она так не выглядела. Обшарпанные деревянные стойки, похожие на полки, снятые со старого шкафа, пара прописавшихся там пьяниц в углах и вечно занятый бармен — вот и все, что можно было сказать о пивной.

— Зачем ты меня сюда притащил? — Недовольно спросила Като, плащом вытирая пыльную поцарапанную столешницу перед собой.

— Если уж тебе начал мерещиться твой дружок, герцог, которого казнили, нужно хотя бы напиться для начала, прежде чем узреть такое, — Гард пропустил ее вопрос мимо ушей.

— Не мерещиться, а по правде…

— Като, люди, которых казнили, обычно не разъезжают по городу, и в особенности в свите короля, раз уж они вне закона, ужели не понятно тебе? — Гард рявкнул на нее, надеясь, что от этого у Като в голове, наконец-то, проясниться.

— Ну так он не умер, наверное…

Гард опасливо покосился на Като и крикнул официанту, чтобы принес два пива.

Пока нерасторопный официант изволил нести заказ, Като молчала, и Гард также не открывал рта, ожидая от нее объяснений.

— Я ведь рассказывала тебе уже, — медленно начала Като, вертя в руках поданный ей граненый бокал. — Что его схватили стражники в лесу. Они сказали, что герцога казнят. А что было дальше, я не знаю, я поехала в Совитабр, а его увезли куда-то в пустыню.

— Тогда это не казнь, а экскурсия какая-то, — рассудительно заметил Гард.

— В пустыне водится много всяких хищников и еще эти, как их, гулы. Может, они просто связали и оставили его им на съедение, а он спасся.

— Ты рассказывала мне о них, — с притворным согласием закивал Гард. — Как и о своих сказочных волколаках.

— Я и не думала, что когда-нибудь снова увижу его, — вздохнула Като, думая о своем и уже совершенно не слушая кота.

Гард закатил глаза.

— Я смотрю, это прямо любовь какая-то. Отчего же не поехала за своим ненаглядным на казнь?

Като залпом допила пиво.

— Интересно, как же ему удалось выкрутиться, — вслух продолжала свои размышления девушка.

— Деньги ему помогли выкрутиться, твоему герцогу, — рыкнул с нескрываемым цинизмом кот. — Деньги правят миром, а не все эти идиотские должности и титулы.

— С помощью одних только денег высоко не заберешься, — возразила Като, навалившись на столешницу и от скуки ногтем постукивая по пустому бокалу.

— Конечно, нет! Но тут просто повезло твоему герцогу — он еще только в пеленках пищал, а его уже ждала эта куча денег и огромный замок в придачу.

— Тебе-то что с того?

Гард чуть не сказал, что она уделяет так много внимания герцогу только из-за его титула и денег, но вовремя сдержался.

— Мне — ничего. Все, что мне досталось — это кошачья шкура.

— Есть те, кто ничего не имеют. — Като с головой ушла в какие-то свои раздумья и, похоже, не слишком-то вникала в детали их философского диспута.

Гард нечаянно перевернул свой бокал, разлив по столу остатки пива.

Он по-собачьи шумно отряхнулся и направился к выходу.

— Пошли отсюда, — поторопил он Като, замешкавшуюся в поисках мелочи. — Зря что ли отдали три золотника да два серебряника, так и не посмотрев на этот праздник Урожая.