Все вниз и вниз по улице, следом за теми, кто так же, как и они, не успел к началу празднества.

Скоро провожатые им не потребовались — они с Гардом вышли на площадь на окраине города, в центре которой высились недавно возведенные трибуны, окруженные со всех сторон толпами людей. И все они желали пробиться туда, на эти трибуны, где судя по доносившимся оттуда одобрительным крикам, уже происходило какое-то действо.

— Что дают? — Обратился кот к какому-то мужчине, как и он, протискивающемуся ко входу, у которого начиналась настоящая давка.

— Так праздник Урожая же, — удивился невежеству кота мужчина. — Молодое вино и старый добрый самогон!

Получив этот исчерпывающий ответ, кот решил, что пробиваться на трибуны все-таки стоит, хотя только на задние лапы ему уже наступили по меньшей мере раз шесть.

Получилось так, что Като присоединилась к какой-то даме бальзаковского возраста с пухлыми дочурками, потому что их толкали меньше всего. Черт знает, кому они приходились родственниками, но их повели к другому входу, и Като надеялась, что проскочит вместе с ними.

Кот же тем временем, осознал, что штурмом вместе с обнаглевшей чернью ворота им не взять, и к вечеру вряд ли дойдет до него очередь, чтобы попасть, наконец, на трибуны. Оставалось одно — поискать другие ходы-выходы. К тому же эта самонадеянная ведьма успела пропасть куда-то, и теперь придется искать еще и ее.

Кот сунулся в одни ворота — на него замахнулся копьем гвардеец — «а ну пошел отсюда, котяра». Сунулся в другие — получил по морде веером от какой-то пухлой девушки с сестрами, не замедлившую бухнуться в обморок при виде хищника. Ох и большие же эти трибуны, может, с другой стороны есть вход? Так и есть. Ход открыт! В него впускают всех желающих, только раздают еще номерки. Это, наверное, места.

Где же Като?

В свою очередь, наша лучница, изображая прислугу и стараясь держаться как можно ближе к упавшей в обморок девчушке, уже протискивалась на трибуны.

— Като! Като, стой! — внезапно появившийся орущий человеческим голосом кот довел до обморока еще и мамашу семейства — она крикнула «говорящий кот» и так же, как и дочурка, была внесена на трибуну без чувств.

— Ты представляешь, там у нас шестой номер, наверное, это места в первом ряду, — едва они вошли в найденную Гардом лазейку, небольшие воротца за ними захлопнулись, и очутились они вовсе не на трибунах, а в небольшом загоне. Впереди также были ворота, побольше, видимо, ведущие на арену, но они были заперты. Утешало только то, что наша заблудившаяся парочка была здесь не в одиночестве — а в компании нескольких всадников и служащих. Конные воины с серьезными, насупленными лицами поправляли упряжь и особенно подпруги. Служащие нервно прохаживались взад и вперед, прислушиваясь к звукам, доносившимся с арены.

И надо сказать, звуки эти были пугающими. Сквозь крики многотысячной толпы время от времени прорывалось испуганное ржание лошади и какой-то специфический, ревущий храп.

— А что там происхо… — Като заговорила одновременно со служащим, спросившим «это вы шестыми будете?»

— Да, — ответил за нее кот. — Там уже началось, вы нас пустите, да?

Служащий засмеялся.

— Да успеете вы, что вы так торопитесь.

Като и Гард переглянулись.

— А там без нас все не выпьют? — протянул кот.

Новый приступ хохота у служащего.

— Раньше, чем все закончится, ничего не начнется. — Он развернулся и, бряцая длинным-длинным ножом, как у мясника, зашагал прочь.

— Раньше, чем все закончится, ничего не начнется, закончится — начнется…начнется-закончится… — Гард лихорадочно искал здравый смысл в сказанном служащим.

— Ты прекратишь разговаривать сам с собой? — Шикнула на него Като. — Эй! — Она помахала рукой служащим, но те сделали вид, что не слышат ее.

— Скажите, а… — Като обратилась к ближайшему всаднику.

— Сейчас мой выход, леди, — бесцеремонно оборвал он ее, вскакивая в седло. — Поболтаем в другой раз.

На трибунах раздался свист. Служащие в момент вскочили и отворили ворота. Под всеобщие крики негодования с арены на взмыленной лошади вылетел вооруженный луком молодой человек, мокрый от пота и трясущийся от страха или же волнения. За место него на арену тут же выпустили неразговорчивого всадника, да закрыли за ним ворота. Молодому человеку с луком подали кружку спиртного, и он опорожнил ее залпом, затем вскочил на коня и потребовал выпустить его из загона на улицу.

— Что там происходит? — Крикнула ему Като.

— О да, он жуткий. — Невпопад ответил всадник. — Мне не хватило стрел. Да они и бесполезны. — Крикнул он, уносясь прочь от загона по мощеной брусчаткой улице. Като так и осталась стоять перед выходом наружу, который тут же закрыли на засов. А когда, наконец, вдалеке затих стук копыт лучниковского коня, она резко обернулась к Гарду.

— Ты мне скажешь, что происходит, или мы так и будем здесь торчать?

Гард виновато съежился.

— Но Като…я же не знал, что это…

— Что — это?

— Мы с тобой записаны в участники соревнований.

Глаза Като округлились, как блюдца.

— Каких-таких соревнований?

Кот замялся.

— Там на арене зверь… нет, не хищник, нет, — поспешил добавить он, увидев выражение лица Като. — И нужно будет с ним бороться.

— Что значит бороться? — Ахнула Като. — Ты с ума сошел?

— Я же не знал…

— Все, с меня хватит! — Като повернулась к воротам и забарабанила по ним. — Выпустите меня отсюда!

На ее крик вальяжно притопал все тот же служащий с мясницким ножом.

— Успокойтесь, дамочка, никто вас выпускать никуда не будет. — Видя, что у Като сжимаются кулаки, и она становится похожей на разъяренную фурию, служащий сменил тактику. — Во-первых, вы уже заявлены на участие в состязаниях. Как вам известно, победитель получит шкуру фаэрино, пять сотен золотых, а имя его будет записано в городской летописи.

— Да я не…

— И во-вторых, — невозмутимо продолжал загонщик. — Во-вторых, вполне возможно, что кто-нибудь, — широким жестом он обвел всадников в загоне. — Кто-нибудь из этих смелых молодых людей убьет чудище до вас, и вы преспокойненько, без позора, выйдете из загона к началу празднования.

— А выпивка? — Тихо спросил кот. Като метнула на него колючий взгляд.

— Там какой-то зверь на арене, с которым, может, нам придется драться, а ты все про выпивку.

Служащий усмехнулся.

— Будет вам выпивка, после того, как кто-то одолеет огненного рино.

— Огненного рино? — Като прислушалась к звукам с арены, надеясь различить, что это за зверь такой. — Что он из себя представляет?

— Вы не видели раньше огненного рино? И не слышали о нем? — мужчина с ножом тут же спохватился. — Раз в году, на праздник Урожая устраивается турнир против огненного рино, это же известный вредитель. Если он разъярится, он может спалить целое поле, да даже и не одно, пшеницы. Ох, как она хорошо горит, эта пшеница, — отвлекся он на какие-то личные воспоминания.

— Так на кого он похож? — Не унималась Като.

— Он похож на большого кабана, нет, бычка. Только у него оленьи рога на темени и еще один рог на носу. — Служащий рукой изобразил на себе этот рог, чтобы Като могла яснее представить зверя. Вместо этого она смотрела на него, как на сумасшедшего.

— То есть это не лев, не тигр, просто небольшой бык, как я поняла? Нечто, похожее на маленькую метаку? — Уточнила она.

Служащий закивал головой.

— Да, но еще его шкура…

— Шкура — это не главное. — Оборвала его Като. — Главное, если это всего-навсего небольшой бычок, мы с Гардом как-нибудь одолеем его вдвоем.

— Так уж и быть. — Согласился служащий. — Дамы много лет не выходили на это состязание наравне с мужчинами. Вот мы и сделаем вам небольшую поблажку — возьмете с собой вашего кота.

Като ухмыльнулась; служащий думал только о том, что, возможно, кот отвлечет на себя чудовище, пока девушка будет бежать с арены обратно в загон.

Внезапно на трибунах послышались истеричные крики. Следующий всадник, вооруженный мечом, приготовился выехать на арену. Дозорные сверху с трибун что-то крикнули служащим в загоне, те открыли на миг ворота, сразу же захлопнув их за следующим участником. А предыдущий охотник за славой ввалился в загон грязный, оборванный, какой-то закопченный и без коня.

— Коня, коня, — хныкал он, пока ему наливали дежурную кружку.

— Это не его он сейчас там топчет? — Участливо поинтересовался служащий, вслушиваясь в рев чудовища на арене.

— Как вы можете так говорить? — Парень рыдал навзрыд, сокрушенно взлохмачивая себе волосы. — Он проткнул моего верного скакуна рогом! — и ткнул вперед пальцем, изображая рино.

— Ну ничего, посиди тут, выпей, успокойся, — служащий похлопал его по плечу.

Като и Гард переглянулись.

— Ты не знаешь, почему я оставила лошадь? — Стиснула она зубы и ударила ладонью по стене загона.

— «Въезд верхом в центр запрещен, сегодня праздник» — передразнил он постового с Булочной улицы.

— И как я там буду без лошади? — Тихо проговорила Като, усевшись на землю и обняв колени, раскачиваясь взад-вперед. — Я не хочу, чтобы меня проткнуло это чудовище.

Всаднику с мечом повезло не так сильно, как парню, оставшемуся без коня. Служащие, заслышав крик стражников с арены, выпили залпом по рюмке, вскочили на двух молодых смирных метак и выехали за ворота. Обратно они вернулись со всадником, раненным и в ожогах, а перед ними в загон вбежал его обезумевший от страха конь. Жеребец сразу же заметался, вздымая клубы песка и пыли в воздух, его дикое, отчаянное ржание резало слух.

Взгляд Като был прикован к израненному всаднику. Ей вовсе не хотелось оказаться на его месте. Кажется, у него бок ранен. Так и есть. Ужас, на него вылили чистый спирт, а он даже не вскрикнул. Откуда у него этот ожог на руке? Перед выходом на арену, кажется, с рукой у него было все в порядке. Странный малый. На ногах не стоит, а спрашивает, где его меч.

Следующий желающий потягаться с рино выехал на арену не сразу. Ему стало явно не по себе, когда он увидел парня, которого вынесли с поля. Так что можно было не рассчитывать, что он надолго задержится на арене.

— Като, подойди к коню, — шепнул ей Гард, глядя, как животное без всадника носится взад-вперед по загону.

— Это не мой конь. — Краем глаза девушка все еще наблюдала за пострадавшим в схватке со зверем хозяином коня. — Хорошо, он ему сейчас не нужен, но ведь конь взбесился, как на него забраться?

— Эй, загонщики, пристрелите коня, что он мечется, сейчас налетит на кого-нибудь, — услышала она голос дозорного с трибун.

Служащий с мясницким ножом бросил тряпки, которыми обвязывали раненного, и потянулся за стоявшим неподалеку арбалетом.

— Не надо! — Като вскочила на ноги. Она вовсе не хотела быть свидетелем убийства благородного животного. — Он же просто напуган…

— «Просто напуган», — передразнил ее служащий. — Попробуй, подойди.

Като нерешительно потопталась на месте. Взбесившийся конь сделал изящный разворот и пронесся мимо, едва не сбив ее на скаку.

— Страшно? — Усмехнулся служащий. — На, держи веревку.

Като попробовала завязать скользящий узел, создав нечто вроде аркана. Она пыталась незаметно подкрасться к коню, только тот каждый раз шарахался, отбегая в противоположную сторону загона, и там и останавливался, прижимая уши и опасливо посматривая на нее красными воспаленными глазами.

— Почему у него на боку шерсть бурая? А? — В наступившей тишине голос Гарда зазвенел на весь загон. Конь испугался, взбрыкнул, снова заметался от стены к стене.

— Ну вот кто тебя просил пугать его! — Вскинулась Като.

— Скорее всего, это ожог, — ответил на вопрос кота служащий.

— О, бедолага, — протянула Като, опустив руку с арканом.

Служащий притащил полное ведро воды и стал терпеливо ждать своего часа. И как только жеребец в очередной раз пронесся мимо него на полном скаку, выплеснул на него воду. Конь громко заржал, остановился, как вкопанный, и потянулся к обожженному боку. Служащий быстро, но осторожно подкрался к нему и схватил под уздцы. Напуганный конь пробовал взвиться свечой, но загонщик удержал его и набросил поводья на крюк на воротах. Жеребец нервно шарахнулся от человека, а тот лишь попытался успокоить и напоить раненное животное, а затем накинул ему на морду тряпку, завязал ее на подбородке коня и на затылке, таким образом совершенно лишив его возможности видеть.

— Это еще зачем? — Скептически промолвил кот, наблюдая за всей этой операцией.

— Лучше ему будет не видеть огненного рино во второй раз, — отозвался служащий, потрепав коня по шее. — Если еще как-то выедешь на нем на арену, то дальше не надейся на него. — Посоветовал он Като, продолжая голосом и легким оглаживанием успокаивать животное. — А еще лучше — сразу возвращайся.

— Спасибо, — поблагодарила Като мужчину с мясницким ножом, принимая поводья и ласково похлопывая животное, ибо жеребца вдруг пробила мелкая дрожь.

— Неужели этот зверь такой страшный? Страшнее, чем ваши мифические волколаки? — Не поверил кот, наблюдая за нервным тиком коня.

— Для коня, может быть, и страшнее, — резонно заметил служащий, почесывая подбородок. — Чует мое сердце, этот, последний перед вами, недолго там еще продержится. Помни, лучница, — выедешь на поле, покружи и назад. Опасно это все, — добавил он, косясь в сторону мужчины с проткнутым рино боком.

* * *

Как только Като въехала на арену с рино, Матей, увидев ее, чуть не пролил на себя вино и вынужден был водрузить кубок обратно на поднос. Он восседал в центральной ложе по левую сторону от королевской четы, в то время как Рокберн вальяжно развалился по правую руку от монарха. Он не мог не заметить удивления герцога при виде девушки на арене, так как следил за ним вполглаза с самого начала праздника. Первая леди откровенно скучала, прореживая кисть винограда и глядя в одну точку перед собой, и Рокберн воспользовался случаем, чтобы подсесть к ней и развлечь ее каким-то анекдотом, но на самом деле таким образом он пересел ближе к герцогу Эритринскому.

Матей, не отрывая глаз, следил за ходом поединка. Конь под Като упрямился, пытался сбросить всадницу, не желая и за версту больше подходить к огненному чудовищу. Но она тоже хороша — зачем выехала на коне предыдущего бойца? Еще и завязала на голове животного нечто вроде женской сельской косынки. Чем теперь конь должен был смотреть? Положение спасал только огромный рыжеватый кот, пытавшийся всецело завладеть вниманием рино, как мать отвлекает непослушного малыша, дабы втиснуть исподтишка ему порцию каши. Рино же графиня готовилась потчевать знатным, хотя и коротковатым для таких дел клинком дамасской стали с эфесом в лазуритах.

Едва рино оказывался в опасной близости от миледи, ее дрессированный охотничий кот любыми способами заставлял чудовище развернуться в свою сторону, отвлекая его от своей хозяйки. Фаэрино умом не отличался, к тому же был грузным и неповоротливым даже в сравнении с раненным жеребцом в косынке, так что если так и дальше пойдет, ни питомцу графини, ни ей самой ничего не угрожало.

— Кто же эта храбрая девушка там, на арене? — Задал вопрос Рокберн, подчеркнуто громко, чтобы Матей его расслышал. Глава Совитабра лично откупорил бутыль вина для королевы, но герцог-то знал, что вопрос был адресован вовсе не ей. И он сделал вид, что отвечает какому-то министру позади себя:

— Хотел бы я видеть таких смелых девушек у себя в замке, — сидевшие рядом с ним захохотали его шутке, но тут же осеклись, заметив, что внимание монарха приковано к ним. Гельне Второму не пришлась по вкусу шутка про опальный замок. Король вопросительно глянул на своего первого секретаря, прожженного старца, пережившего всех монархов, каких можно, и при этом всегда занимая ключевые посты при Дворе. Старец с длинными, завязанными в хвост седыми волосами, но все еще сухой и подтянутый, кивнул Рокберну и Матею, и те вынуждены были встать и проследовать за ним в просторную карету у выхода с арены.

Старец расположился на одном сидении с Рокберном, напротив Матея, и впавшему в паранойю герцогу это показалось недобрым знаком.

— Итак, — дребезжащим старческим голосом начал тот, развернув пару длинных свитков на своих острых торчащих коленках. — Мы уполномочены, Маттеус Верлус Эритринский, герцог Эритринии и Мраморных островов, снять с вас все обвинения и дальнейшие преследования со стороны властей, в виду вашей состоявшейся казни. — Рокберн, погруженный в свои мысли, но всецело обратившийся в слух, не пропускал ни слова из сказанного секретарем. — Вам возвращен ваш кровный титул, о чем и говорится в указе Его Величества.

Старец вручил Матею верхний свиток, в котором говорилось, что все обвинения с него сняты. Все то время, пока он пробегал глазами содержимое свитка, старец и Рокберн молча смотрели на него. А когда он вышел из кареты, задернули штору и занялись какими-то своими секретными делами.

Теперь даже солнце ярче светило у Матея Эритринского над головой, и все встречавшиеся ему по пути на арену также казались веселее и беззаботнее. О благодать, не нужно больше ни от кого прятаться, съезжать с дороги при виде стражи, опасаться, что в любую минуту могут прийти штурмом в фамильный замок Хиль-де-Винтер…

Разом смахнув стопку абсента в попавшемся по пути импровизированном баре, герцог поднялся обратно в королевскую ложу. Первая чета Сеймурии пила вино за чье-то здоровье, а все остальные, находившиеся в ложе, вытаращились на арену.

— Что я пропустил? — Спросил герцог своего соседа слева, владельца каких-то рудников на Севере.

Но тот не ответил. Матей проследил за его взглядом и увидел следующее.

Доведенный до белого каления фаэрино метался из одного конца арены в другой, от его горящей пламенем шкуры сыпались тучи искр, а сам он походил уже на лесной пожар, с трудом можно было различить, где у чудовища голова, а где ноги и хвост — он весь был объят пламенем. Като давно уже спешилась, и обезумевший конь ее бегал кругами и тряс головой, все еще безуспешно пытаясь освободиться из косынки. Рино преследовал кота, у которого передние лапы были обожжены, и из белых превратились в коричневые, в тон всей его шкуры. Зверь вот-вот должен был навздеть кота на гигантский рог, ему это почти удалось, как вдруг дорогу ему преградила миледи со своим лазуритовым клинком. Трибуны ахнули, многие повставали, чтобы лучше видеть происходящее на арене, где-то заплакал испуганный ребенок. И огненное чудовище, уже подмявшее под себя кота, остановилось, воинственно задрав хвост кверху. Бросив кота, огненный носорог взревел и, взрывая копытом землю, приготовился к атаке на девушку. Однако же ее верный питомец не отбежал в сторону, на безопасное расстояние, как она рассчитывала. Вместо этого он бросился чудовищу на ухо, и тут же с кошачьим визгом выпустил его из пасти — оно ведь тоже было объято пламенем, подобно всей его шкуре, и больно обожгло язык. Рино отбросил кота мордой, лишь чудом не задев рогом, и снова двинулся на него, забыв о графине Камрези.

— Гард! — крикнула она и бросилась на помощь своему коту.

Миоеди ударила рино с размаху ножом в его толстую шею, видимо, рассчитывая достать сонную артерию. Но только клинок вошел в огненную шкуру, девушка вскрикнула и отдернула руку — а наземь упал оплавленный, потерявший форму кусок железа — огненная шкура рино попросту расплавила лезвие. Она осталась безоружной.

Рино бросил топтать каракала, каким-то чудом уворачивающегося в самый последний момент, и снова повернулся к девушке. Та зачем-то сунула в карман теперь уже бесполезный клинок и схватилась рукой за висевший на шее серебряный крест.

— Самое время помолиться, — услышал Матей чей-то злорадный шепот у себя за спиной. Он обернулся и таким суровым взглядом смерил всех сидевших за ним министров, что те до конца боя хранили молчание.

Рино тяжелой рысцой пошел в атаку. А нашей лучнице оставалось только терпеливо ждать момента, когда нужно сделать шаг в сторону, чтобы неповоротливый чудовищный носорог сослепу пронесся мимо, задев ее космами огненной шерсти. Рука ее мелькнула возле головы чудища, и, не удержав равновесия, графиня все же упала в песок, которым была посыпана арена. А фаэрино резко встал, замотал головой, заревел и поднялся на дыбы, затем рухнул на бок и больше не шевелился.

Теперь уже все трибуны поднялись, желая узнать, как же хрупкой девушке удалось одолеть непобедимого огненного зверя. Подоспевшие охранники извлекли из головы рино тот самый крест, что герцог когда-то подарил ей в лесу — хитроумная графиня воткнула его в единственное место на голове чудовища, где не росли огненные волосы — прямо в налившийся кровью глаз.

Трибуны разразились одобрительными криками и аплодисментами. Матей свистнул и продолжал аплодировать стоя, хотя в ложе, где он сидел, немногие подняли свои зады, большинство министров продолжало сидеть и поглощать кулинарные изыски и дорогие вина, без устали работая двойными подбородками.

Като была первой девушкой за последние годы, вышедшей на арену, и первой в истории праздника, победившей грозное чудовище. В награду ей полагалось море выпивки, деньги и, конечно же, шкура фаэрино, обладавшая магической способностью испепелять оружие; той стороной, где среди шерсти даже после смерти чудовища пылали язычки пламени.