— Восемь лет назад я жил при дворе в Альбиции. — Нехотя начал герцог, разрезая для нее еще одну ледяную дыню, и неожиданно сморщился — это брызги ментолового фрукта попали ему в глаз.

— У меня были шикарные покои, прямо на одном этаже с царствовавшим королем, приходившимся мне близким родственником. Мы часто ездили с ним на охоту с борзыми, ибо оба были азартны и предпочитали быструю езду. Вечерами мы играли в эритринские нарды — этой игре Брига Мудрого когда-то научил мой отец, герцог Эриринский, и она сразу же пришлась монарху по вкусу. А через стену от меня, в не менее шикарных покоях недавно поселился побочный отпрыск королевы-матери шалунишка-Гельне. Он, кстати, никогда не присоединялся к нам с королем в наших забавах.

Тут Матей усмехнулся, одновременно силясь протереть глаз от капли ледяного сока.

— Представьте, графиня, как он бесился, когда его так звала королева-мать на людях! «Шалунишка-Гельне»! Помнится, слуги придумали насчет этого какой-то анекдот.

— Какой же? — Полюбопытствовала Като, проглотив очередной кусочек лакомства.

Матей смутился, почему-то покосился на лежавшего рядом Гарда. Наверное, анекдот был не таким, который прилично было рассказывать в обществе девушки.

Они немного помолчали, пока Като не спросила:

— Почему она называла его шалунишкой?

— Да, ему всего-то было двенадцать, — герцог обрадовался, что не придется пересказывать пошлый анекдот. — А Бриг, напротив, был уже довольно стар и слеп на один глаз… Приболел он тогда серьезно. Обращался к разным врачам, но лекарства ему совсем не помогали, и становилось только хуже. И вот настал момент, когда светила медицины перестали собирать консилиумы у королевских покоев. Вместо них у ворот дворца толпились уличные гадалки, ведьмы, цыганки, и все, кто не побрезгует и своровать что-нибудь. Король смотрел на них с балкона, качал головой и не решился пускать их во дворец. Только когда однажды его совсем прихватило, он велел привести самую лучшую колдунью. Ту, что сумеет поставить его на ноги.

Матей прервал свой рассказ, потому что у него пересохло в горле, и он откусил ледяной дыни.

— И как же он узнал, кто из них лучше? — Нетерпеливо спросила Като.

— Сказал, что только та будет достойна лечить его, что сможет совершить чудо.

У него побывала не одна сотня гадалок. Они брали его высохшую руку, говорили ему в мельчайших подробностях, что с ним было и когда. Цыганки также раскладывали перед ним колоды карт, рассказывая ему такие подробности его жизни, о которых знал только он. Но короля это не впечатляло, он говорил им всем, что и его придворные дамы умеют раскладывать пасьянс.

И вот однажды, когда мы уже отчаялись найти ему настоящую колдунью, она явилась к нам сама.

Я плохо помню, как она тогда выглядела, и во что была одета, но до сих пор вспоминаю, что она в те времена — до своего путешествия по Мраку — она словно вся светилась изнутри. И этот свет озарял также все, до чего она дотрагивалась. Переступив порог королевских покоев, она направилась прямиком к королю, но он жестом остановил ее.

— Мы бы хотели сначала удостовериться, что ты настоящая колдунья, — слабеющим голосом произнес король, полулежа на ворохе подушек. Вместо одеяла на нем была накинута моя горностаевая мантия.

Колдунья остановилась на полпути и звонким голосом ответила:

— Если вы, ваше величество, желаете посмотреть представление, то лучше бы вам позвать вашего шута.

Что тогда было! Придворные никогда еще не слышали, чтобы кто-нибудь так дерзко обращался к королю. Он тогда тоже рассвирепел и хотел уже ее заточить в тюрьму, но она заговорила первой:

— Я вижу, ваш камин потух, ваше величество, а вам следует оставаться в тепле.

После этого она подошла к камину и просто развела перед ним руки в стороны. И Като, можешь мне не верить, но в камине затрещал настоящий огонь.

Король сразу понял, что это и была самая настоящая колдунья из всех, что приходили к нему, и на радостях решил не казнить ее за дерзость. Он даже позволил ей приблизиться, дабы узнать причину его болезни. Колдунья подошла к нему так близко, что свет, который она излучала, упал и на изможденный недугом монарший лик.

— Ваше величество, — начала она. — не мудрено, что вас точит болезнь; Вы подле себя держите змею, что своим ядом загонит вас в могилу.

Признаться, я тогда подумал, что это она так — про королеву-мать. Змеюка стояла в тот момент по левую руку от меня и все время подавала своему прихвостню, первому советнику, какие-то знаки.

Король задумался, но пожелал узнать, как же ему вылечиться.

— Если вы останетесь во дворце до утра, то навряд ли ваш народ еще увидит вас живым, ваше величество.

Придворные громко зашептались, но король терпеливо слушал, что колдунья скажет дальше.

— Вас спасет только вода из озера, что лежит в кратере потухшего вулкана, на Юго-Восток от Альбиции. Его еще зовут озером Духов.

Не сказав больше ни слова, колдунья вышла из зала, причем никто не видел, куда она пошла, она словно испарилась.

Король приказал немедленно собираться и выезжать к этому таинственному озеру. Он спрашивал «который час» у каждого, кто проходил мимо. И вот, когда все уже было готово к отбытию, королева-мать каким-то образом убедила его, что это все выдумки колдуньи. Не знаю, как она ему это доказала, наверное, ее очень задело, что та сравнила ее с ядовитой змеей. Солнце село, и король остался во дворце.

Рано утром уже пол-Альбиции знало, что Бриг Мудрый почил. Я проснулся от того, что по коридору беспрестанно топали туда-сюда сотни ног. Я, неумытый и в одном шелковом халате, выглянул в коридор. Давным-давно рассвело, а никто даже не потрудился затушить свечи, дымившие в подсвечниках под потолком. Мимо моей двери пронеслось с десяток фрейлин, щебетавших, как целый птичник. Как я понял, они искали траурное платье для королевы. Надо сказать, они его нашли довольно быстро, потому что королева велела его втайне сшить, едва монарх занемог. От фрейлин я тогда не добился ни слова, и они унеслись так же быстро, как пугливые птицы. Следом за ними куда-то торопился старый конюх с ворохом черных перьев; мой давний друг, который научил меня отличать худого коня от доброго, и которому я доверял свои юношеские тайны.

Лицо Матея слегка порозовело то ли от воспоминаний, то ли от пригубленного им заморского портвейна, привезенного из своих личных запасов в «Золотой клен».

— Когда я окликнул конюха, он остановился. Как вкопанный. Бухнувшись в поклон до самой земли, сказал: «Да здравствует король Сеймурии! Ваше величество, не угодно ли вам облачиться в ВАШУ горностаевую мантию? Коронация состоится в Тронном зале».

— Подождите, — Като перебила герцога. — Как же это вы могли быть королем Сеймурии, если вы не были принцем?

Матей вздохнул с таким видом, словно она спрашивала о чем-то очевидном.

— В Сеймурии королем может быть только совершеннолетний ближайший родственник короля. Дети Брига, равно как и мой отец погибли в битве с демонами и кочевниками при Горэйле, когда я был совсем маленьким, так что единственным наследником был я.

Уверенный, что мой звездный час настал, я направился тогда в Тронный зал, рассчитывая раздать указания к церемонии моей коронации. Я шел как есть, в шелковом халате, занятый мыслями о короне и горностаевой мантии, в которую меня вот-вот должны были торжественно облачить.

Поэтому первым, что мне бросилось в глаза в зале — была великолепная расшитая золотом мантия, струившаяся тяжелыми складками с резного трона Сеймурии. Уже после я обратил внимание, что собравшиеся в Тронном зале все, как один, держали руки у пояса, где подвешено оружие, и пристально следили за мной, слишком пристально, ожидая, когда я приближусь к ним. Я взглянул в глаза вдовствующей королеве и понял, что просто так престол она не отдаст, и остановился в нерешительности, застывший, как памятник Первому королю во дворе у фонтана.

— Что же вы медлите, герцог Эритринский? — Обратилась она ко мне, не замечая, что вопреки закону назвала меня герцогом. — Все уже приготовлено к церемонии.

Я в нерешительности топтался на месте, краем сознания понимая, что меня ждет. Проблема была в том, что я никогда не сталкивался ни с чем подобным, с изменой и предательством, строго говоря, я вообще жил при дворе словно у короля за пазухой, пестуемый им взамен всех его погибших при Горэйле детей. Наконец, я самонадеянно решил, что никто и ничто не может мне помешать получить мантию престолонаследника, и я двинулся за ней.

Я скорее чувствовал, чем видел, как меня медленно окружали со всех сторон. Звенели мечи, вытаскиваемые из ножен, лица их обладателей принимали жестокое и циничное выражение. Краем глаза я заметил, что они ходят и выстраиваются на шахматном полу дворца, как пешки. И лишь королева оставалась на своем месте, словно ферзь, ждущая своего хода, чтобы нанести решающий удар противнику.

Я ринулся к дверям, надеясь спастись бегством. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы прыжками преодолеть парадный коридор и достичь главной лестницы. Я бежал так, как не бегал никогда в жизни, понимая, что от этого зависит моя жизнь. Одним прыжком я перемахнул через полпролета, но тут же заметил, что навстречу мне неслась дюжина вооруженных стрельцов из королевской охраны. По иронии судьбы они сейчас занимались противоречащим своим прямым обязанностям делом.

Я повернул обратно, хотя и оттуда слышался топот моих преследователей. Наконец, настал момент, когда я очутился прямо в центре узкого коридора, а справа и слева ко мне приближались гвардейцы. Я в ужасе заметался в поисках выхода. Мне казалось, все, я загнан в угол и участь моя предрешена. Но выход все же был. И я воспользовался им, выпрыгнув из окна третьего этажа.

Като от удивления пролила на себя остатки отвара.

— Как же вы ничего не сломали? — спросила она, энергично растирая пятно салфеткой со стола.

— У жены трактирщика есть чистая одежда, графиня…

— Я бы хотела послушать, что случилось дальше, — ответила Като, бросив салфетку.

— А дальше мне просто повезло. Если бы я упал на спину, то неминуемо повредил бы хребет, а гвардейцы прирезали бы меня в том кусте гортензии, как поросенка для праздника Урожая. Но, как я уже говорил, мне посчастливилось упасть на руку, которую я тут же и сломал.

Като хмыкнула.

— Невелико счастье.

Герцог почти сердито посмотрел на нее.

— Нужно благодарить судьбу за то, что не случилось чего-то худшего, а не сетовать на нее, за то, что жизнь не постелька с розами. — Матей явно смотрел на мир иначе, чем Като. Помолчав немного, он продолжил.

— Радуясь, что так легко отделался, я подвелся на ноги и узрел откуда-то взявшегося взнузданного и оседланного пасущегося скакуна, прямо под окнами покоев, на королевской клумбе. Думаю, его предусмотрительно оставил там для меня мой старый мудрый конюх. Вскочил я тогда на коня как раз вовремя: гвардейцы едва не настигли меня, когда я на полном скаку пронесся мимо.

Не зря говорят, что у страха глаза велики. Сколько мы скакали по городу, столько мне казалось, что за мной гонятся. И даже когда мы свернули в лес на окраине Альбиции, мне чудился стук копыт позади. Нервы мои окончательно сдали, я и не замечал, что постоянно подстегиваю скакуна, заставляя его нестись все быстрее и быстрее. Мы не доехали даже до первого хребта северных отрогов Ульмских гор, и бедное животное пало от изнеможения. Мне ничего другого не оставалось, как бросить загнанную лошадь и продолжить свой путь пешком, одному, в мрачном лесу без оружия. Я не захватил даже перочинного ножа, а со всех сторон до меня доносился вой и крики диких зверей, вышедших на охоту. Но тогда я боялся встречи с гвардейцами больше, чем с самым свирепым хищником.

Я шел сколько мог, есть хотелось неимоверно, и как назло я не нашел в лесном дерне ни одной ягодки. Хотя, думаю, они бы только раздразнили мое чувство голода. Усталость тоже взяла свое, и я опустился под ближайшим деревом, потому что ноги мои подкосились. Вокруг ползали муравьи, дождевые черви и какие-то жуки. Помнится, я смотрел на них и гадал, такие же они гадкие на вкус, как и их вид, или нет. Спать не хотелось. Так я и просидел до утра, размышляя о том, куда мне идти и к кому податься. Вспомнив, что до Совитабра должно быть меньше дня пути верхом, я решил идти в этом направлении. Я надеялся обратиться к главе города, наивно думал, что он поможет мне вернуть законный престол. А сейчас мне смешно, когда я вспоминаю подобные мысли. Уж кто-кто, а главы этого городишки всегда умели остаться при своем и не перечить Первопрестольной.

Но тогда я полагал, что глава с радостью отдаст мне все войско Совитабра, чтобы с ним я обрушил свой гнев на столицу-Альбицию. Да он бы даже не стал меня слушать, тем более что на город постоянно нападали.

— Волколаки?

— Тогда еще нет. Проигравшие битву при Горэйле пустынные народы. — Матей заметил, что Като не понимает, кто такие пустынные народы. — Дикари настоящие. Заходят иногда в Ульмские горы, чтобы поохотиться. Но это настоящие дикари. Никаких благ цивилизации.

Като слабо улыбнулась. Что Матей мог знать о благах цивилизации?

— Нападали регулярно, — продолжил он. — А теперь о них ни слуху, ни духу. Что-то у них стряслось, а что, никто в Сеймурии толком не знает.

Но речь сейчас не об этом. Спустя какое-то время я достиг южных отрогов Ульмских гор.

В тот день я не встретил никого в лесу, и подумал, что действительно был на много миль один. Я с трудом нашел реку Эвстен, так как хотел искупаться в ней и предстать перед главой города в чистом виде. Эвстен — горная река, вода в ней холодна, как полярная ночь, и не согревается даже под палящим июльским солнцем. Но это меня не остановило, и, скользя по камням на дне, я вошел в реку. От холода у меня зуб на зуб не попадал, но я старался как можно тщательнее смыть дорожную пыль и грязь. Можете представить себе мое удивление, когда меня окликнули по имени. Я оступился и нахлебался воды, представляя, что это гвардейцы настигли меня. Но когда я вынырнул, то обнаружил, что это всего-навсего та самая ведьма, что развела огонь в очаге королевских покоев. Она сидела прямо на берегу и задумчиво бросала камешки в воду, подперев голову рукой. Но как только я вознамерился выйти из воды, она проворно вскочила и не появлялась, пока я не оделся. Думаю, она все равно подглядывала за мной, спрятавшись за деревом, потому что когда она, наконец, появилась, на ее лице играла странная улыбка.

— И угораздило же тебя родиться герцогом, — вздохнула она с таким видом, словно сей факт расстраивал какие-то ее личные планы.

Отвернувшись от меня, она снова повторила свой колдовской фокус, и на берегу закружились, засвистели языки пламени. Правда, все остальное она делала своими руками, как и все женщины. Колдунья достала из своего мешка что-то похожее на котелок, наполнила его до краев водой и повесила над костром. Затем из ее мешка появился копченый окорок, который она, не колеблясь, весь отдала мне. А я был так голоден, что обглодал его в мгновение ока. Колдунья наблюдала за мной, как за животным в зверинце. В ее глазах плясали искорки смеха, но голос ее был серьезен, когда она ко мне обратилась.

— Куда путь держишь, герцог?

Я не стал от нее ничего утаивать и рассказал, что направляюсь в Совитабр за помощью. Когда я сказал ей это, она взглянула на меня, как на неразумное дитя.

— Нужно идти на Хиль-де-Винтер, — сказала она тоном, не терпящим возражений.

Признаться честно, никто еще не смел вот так просто указывать мне, герцогу, Эритринскому, что делать, а что нет. Тогда это меня сильно задело, но я промолчал. Она это заметила и усмехнулась.

— Ты еще молод, герцог, — услышал я от нее. — Кто знает, как дальше сложится твоя жизнь, а замок, твой наследный Хиль-де-Винтер Эритринский — может стать твоим оплотом и несокрушимой твердыней, для какого бы ни было врага.

— Даю голову на отсечение, что замок уже стерегут люди королевы. Она знает, что это единственное мое законное владение, и без боя Хиль-де-Винтер не отдаст.

— А ты все-таки умеешь мыслить, герцог, — неожиданно засмеялась она. — А я уж думала, что при дворе это совсем не принято.

Она снова вывела меня из себя. На этот раз мне потребовалось гораздо больше усилий, чтобы сдержаться.

— Хиль-де-Винтер нужно брать, — задумчиво проговорила она, бросая в закипающую воду в котелке пучки душицы.

— Может быть, у тебя имеется войско? — Саркастично поинтересовался я.

— У меня есть сила, — ответила она тихо. — Помрачать людские умы.

Думаю, мой ум она точно помрачила. Иначе как бы ей удалось убедить меня идти на замок, пока мы пили чай?

Колдунья попросила меня рассказать об устройстве замка. Для наглядности я даже сделал его план из речных камней, обозначая посты часовых пучками травы. Все это время, пока я рассказывал, она ни разу не перебила меня. А только внимательно слушала, так и не сказав, как она собирается без войска брать замок, огромный и неприступный, скалой высившийся на острове посреди моря Кэтлей.

— Завтра выступаем, — небрежно кинула она мне и легла спать прямо на траву, я последовал ее примеру, подложив под голову ее походный мешок.

Когда я проснулся, меня уже ждала моя порция завтрака, состоящая из свежезажаренной рыбы, заветрившего куска хлеба и травяного чая. Это был настоящий крестьянский завтрак, о котором мы при дворе не имели ни малейшего понятия, и мне первый раз в жизни довелось отведать такую скромную пищу.

Сама колдунья куда-то отлучилась, но остался ее мешок. Меня раздирало любопытство, очень хотелось узнать, что настоящие колдуньи используют в работе. Но в тот момент меня неожиданно больше заинтересовало другое: моя сломанная рука перестала болеть и двигалась вполне нормально. Наверное, она каким-то образом вылечила перелом, пока я спал. Все-таки она очень наблюдательна, если заметила, что я не левша, а ел и пил с помощью левой руки. Это было еще одним проявлением ее силы, и я поймал себя на мысли, что опасаюсь ее.

Мои тревожные мысли прервало ее появление. Она что-то мурлыкала себе под нос, и весь ее вид выражал беззаботную радость. Это никак не вязалось с тем, что она в одиночку собиралась захватить замок. Я напрямик спросил ее об этом.

— И чего ты беспокоишься? — Удивилась она.

— И все-таки я до сих пор не понимаю, как мы сможем это провернуть, — настаивал я, требуя объяснений.

— Это не твои заботы, — отрезала она. — Но если у меня все получится, ты мне кое в чем поможешь.

Я почувствовал, как у меня в груди екнуло сердце. Я уже представил себе, как она сделает из меня своего подопытного кролика и будет испытывать на мне страшные заклинания.

Внезапно налетевший сквозняк, оглушительно захлопнувший двери и окна самого просторного номера «Золотого клена», очень кстати позволил герцогу прервать свой рассказ. Гард тихо застонал, и Като, поднявшись, для того, чтобы дать ему попить колодезной воды, отметила, что все еще проваливается во Мрак, когда совершает резкие движения.

— Думаю, мне стоит поторопиться со своим рассказом, я и так уже слишком долго перенапрягаю вас, графиня.

Като помолчала, удобнее усаживаясь в кресле и прикладывая к горящему, как ей казалось, лбу, графин с ледяной водой.

— Больше всех нетерпения в день похищения шерла выказывал Айрек. Я заметил также, что Филиале неприятно, что ее помощник ведет себя подобным образом, поэтому счел нужным осадить его вместо моей дамы.

— Не кипятись, сынок, — Айрек в тот момент едва сдержался. Все-таки я имел право говорить ему такие вещи, потому что…

Герцог снова прервал свою речь, подав нашей графине новую порцию успокаивающего зелья, заметив, что она зеленеет на глазах в тон лаймам из корзинки с ледяными дынями.

— Может быть, закончить в другой раз?

Като махнула на него рукой.

— Нет, нет, очень интересно, продолжайте.

— Ну что ж, — сокрушенно вздохнул владелец Хиль-де-Винтера.

Пока мы с Айреком смотрели друг другу прямо в глаза, как два мартовских кота, в ожидании, кто же первым отведет взгляд, Филиала помогала Энсете чертить пентаграмму. Нам нужна была огромная фигура, чтобы вместить нас всех, да еще и лошадей, а Энсета своими трясущимися от старческих болезней ручками в одиночку вряд ли способна была сотворить фигуру величиною с целое поле.

— Все готово, — неслышно подошла к нам Филлиала. — Айрек, помоги МАСТЕРУ с заклинаниями. Ты это уже умеешь.

Она говорила о нем, как учитель начальных классов о своем подопечном: «Вот, пожалуйста, полюбуйтесь! Мы уже кое-что выучили!» Такой тон задел его неимоверно, но когда он обернулся за разъяснениями к Филлиале, она прильнула ко мне и у него на глазах поцеловала со всей страстью, на которую была только способна.

Гард в этот момент через силу усмехнулся, что Матей не мог не заметить.

— Так вот, — продолжил Матей, делая вид, что не замечает гардовского саркастичного смешка. — Айрек скорчил физиономию разъяренного хорька и ошибся в заклинании, перепутав строку, за что получил еще и нагоняй от Энсеты. Самое смешное, что возразить ей он не мог, иначе вместо него быстро нашли бы кого-нибудь другого. Пожалуй, когда в деле участвовали три мастера, четвертым мог быть кто угодно, даже попугай, лишь бы он повторял за всеми слова заклинаний. И думаю, он был бы лучшей кандидатурой, ему бы никогда не взбрело в его птичью голову стащить у нас из под носа камень. Признаться честно, это был самый большой позор не только в моей жизни, но и в памяти Энсеты, как она теперь говорит. Филиала же подобными подробностями с нами не делилась, а мы не спрашивали.

Перед тем, как вызвать этих абисских чудовищ, мы решили как можно веселее провести день. Мы прекрасно понимали, что если хоть кто-нибудь из нас хотя бы запнется во время вызова, мы можем все расстаться с жизнью. Единственное, мы не позволили себе выпить ни капли спиртного, потому что они этого не любят, эти кони. А так хотелось уединиться с графином какого-нибудь кроваво-красного шато и забыть обо всем: о риске, на который мы шли, об этом камне, из-за которого так круто изменились наши жизни. Права была Энсета, когда говорила, что простому смертному нельзя приближаться к таким вещам. Этого мы не учли.

Тянуло выпить нестерпимо. Особенно, когда в сознании то и дело проносились мысли о смерти. И я не выдержал.

Но как только я откупорил пробку, в моем чулане появилась Филиала, она вырвала у меня из рук бокал, но не удержала, и он разбился о пол, разлив свое содержимое. Багряное шато плохим предзнаменованием разлилось по паркету, в нем отражалось взволнованное до невозможности лицо Филиалы.

— Ты хочешь нас всех угробить? — Голос ее дрожал, а на лице заблестели большие, как ее глаза-изумруды, слезы.

— Иди сюда, успокойся, — я усадил ее рядом с собой.

Она прильнула ко мне, и больше уже мы с ней не говорили о том, что нас ждет…

Энсета закончила все приготовления, это дело мы доверили ей вовсе не потому, что нам самим было лень этим заниматься. Просто она все это умела и знала лучше нас. Айрек помогал ей, и она послала его за нами, сказать, что все готово. Можно представить себе его чувства и эмоции, когда он нашел нас в разгар наших утех. Филиале, по-моему, было почему-то особенно приятно мстить ему таким образом за что-то. Но за что — я так и не успел ее спросить. Направляясь к двери, которую Айрек совершенно бестактно оставил распахнутой, она задержалась на секунду, и ее взгляд на мгновенье остановился на моем лице, словно она хотела запомнить его получше перед долгой разлукой. Мне хотелось, чтобы с ней остались не только воспоминания о проведенных вместе со мной безоблачных днях, но и что-то, что напоминало бы ей обо мне. И тут я вспомнил, что в моей комнате все еще находилась эта странная шкатулка, привезенная однажды рыбаками с острова Жертв, родины Филли. Не сказав ей ни слова, я взял ее за руку и повел в свою комнату, банально пообещав «сюрприз». Мы долго шли по мрачным, величественным дворцовым переходам, опоясанным высокими каменными колоннами, петляли, взбираясь по бесконечным узким винтовым лестницам, по которым я долгие годы ходил бок о бок только со своим одиночеством. А теперь, вернее, тогда, у меня была она. И я не хотел ее терять, за те чувства, что, мне казалось, она мне дарила, я готов был отдать все, что имел, включая этот замок, пустой и мрачный, такой же, как и я сам.

Но что я мог сделать, чтобы задержать ее? Продлить хоть на несколько мгновений то время, что судьба отвела нам? Тогда мне казалось, что в жизни ничего более счастливого и теплого у меня больше не будет, и я так и сказал ей. А она рассмеялась, когда я с этими словами подарил ей шкатулку. Ее бездонные, как хаос, глаза при этом заблестели, и я понял, что она встречалась со шкатулкой раньше или, по крайней мере, знает ее предназначение. Мне так хотелось спросить ее об этом, но нас снова нашел ее ученик. Он нашел нас не совсем обычным способом, использовав свои магические способности, но Филиала предвидела это и успела скрыть от него шкатулку под своим крылом.

После этого у нас больше не было возможности поговорить наедине. А если бы и была — я не знал бы, с чего начать. Слишком многим хотелось поделиться с ней. Но такова жизнь: счастье всегда имеет обыкновение заканчиваться так неожиданно.

Голос Энсеты неожиданно вырвал меня из раздумий:

— Мы теряем время. Пора начинать.

Какое это все-таки глупое выражение — терять время. Как можно терять время, находясь рядом с любимой? По-моему, потерей времени была вся эта пустая затея с кражей камня. Но понял я это в последний момент, когда поздно было что-то менять и отказываться. В конце концов, я не мог подвести Энсету, я слишком многим был ей обязан.

Меня охватило знакомое головокружение и тошнота, к которым я так и не привык, несмотря на все старания Энсеты. Поэтому, когда мы достигли Цитадели, я приходил в себя настолько медленно, что ей опять пришлось применить одно из лечебных заклинаний. Если честно, я был признателен ей за это, потому что вовсе не хотел свисать с седла в полуобмороке на глазах у Айрека и Филлиалы.

Сквозь постепенно исчезавшие радужные круги, плывшие у меня перед глазами я, наконец, смог рассмотреть то, ради чего мы все это затеяли — на постаменте из грубо обтесанного песчаника светился Шерл. Как раз вовремя тошнота прошла, я еле смог удержаться в седле, потому что конь Мрака подо мной взвился на дыбы, неестественно долго зависнув в воздухе. Краем глаза я увидел, что нас теперь окружала стена из настоящего огня. После того, как мне удалось успокоить нервного демона, я запрокинул голову вверх и не смог разглядеть, какой высоты была стена из трепетавших на пустынном ветру язычков пламени. Наверное, она заканчивалась далеко за облаками, а может, еще дальше.

Филиала вытащила откуда-то горсть прибрежного песка и бросила в пламя движением, напомнившем мне сеятеля газонов. Ее старания не увенчались успехом. Стена оставалась такой же неприступной, самые мощные заклинания не могли ее укротить. Тогда она взмахнула крылом и, выкрикнув какое-то странное слово, обрушила на стену пламени грохочущий водопад. Сначала мне показалось, что ей частично удалось потушить огненную стену, но, присмотревшись, я понял, что стена только ближе подползала к нам. Сирена тоже, видимо, это заметила, потому что оставила попытки сломить ее магически и сказала:

— Нужно брать камень и уходить. Чего мы ждем?

— Как только ты возьмешь камень, Филиала, связь разрушится, — менторским тоном заметила Энсета. — И никто не знает, где мы все окажемся.

И не успела она это договорить, как Айрек рывком заставил своего коня подвинуться ближе к постаменту с камнем. Мы подумали, что его конь сам прыгнул в центр круга, испугавшись наступавшей на нас огненной стены, но мы ошибались. С быстротой молнии он схватил камень и так же быстро исчез.

В тот момент мне показалось, что кто-то опустил мне на плечи весь земной шар, и я безвольно повис в седле, потеряв сознание.

Очнулся я только на следующее утро посреди Белой пустыни. Ветер и песок еще не успели скрыть следы вороного коня, которому, наконец, удалось сбросить мое бесчувственное тело и вернуться в Абисс. В двух шагах от того места, где я лежал, в песке остались углубления от его копыт, а дальше след неестественно обрывался. Видно, почувствовав свободу, конь сразу же перенесся в Третий мир, хотя мог достигнуть Абисса и обычным путем — на горизонте земля была покрыта густым туманом, а скользкий влажный воздух клубился над ней волнообразно, как бушующее море — там начинался Предел.

Голова моя раскалывалась так, что я с трудом понимал, где я и что я здесь делаю. Я еще все не мог поверить, что Айреку удалось обмануть нас всех и выйти сухим из воды, вернее — невредимым из огня. Если я не выдержал напора огненной стены, то Филиала и Энсета вполне могли погнаться за ним и настичь, вернуть камень. Поэтому, не обращая внимания на дикую жажду и палящее солнце, я сосредоточился на заклинании обнаружения следов. Язык мой заплетался, когда я читал простенькое заклинание, и выбери я что-нибудь посложнее — кто знает, чем бы все закончилось, может быть, отправился бы в Путь через Абисс.

Сделав ставку на простоту, я не прогадал — в нескольких километрах от меня находилось само Святилище, а у его подножия — следы двух лошадей. Они вели в одном направлении, но скоро обрывались. Оставалось только гадать, кто преследовал Айрека (первый след, несомненно, принадлежал его лошади), Филиала или Энсета? Еще один абисский конь, как видно, перенесся сразу в Мрачный предел, ибо следов его я не обнаружил. Кто же, будучи на его иссохшей спине, последовал в Пределы Мрачного Безумия — ведьма, учившая меня искусству, или моя демоница?

Силы мои были на исходе, я падал от охватившей меня слабости, поэтому добрался до Хиль-де-Винтера не многим меньше десяти дней. За это время я не использовал ни одного заклинания, даже костер в лесу развел собственноручно, лишь бы поскорее прийти в себя. Вся эта история с камнями вымотала меня и морально, и физически.

Когда я, наконец, добрался до замка, я сразу же принялся разыскивать своих вчерашних соратников. На поиски Айрека, разумеется, даже не стоило тратить сил и времени: с помощью Шерла он стал недосягаем. След Энсеты обрывался где-то в Абиссе, я был уверен, что ей не удалось выбраться оттуда живой, мне не раз приходилось слышать от нее истории о людях, побывавших там. По ее словам, никто еще не вернулся из Третьего мира живым и в полной мере здоровым, если сумел вернуться вообще.

А вот Филиалу я искал не один месяц, и даже год. Я искал ее здесь, в Сеймурии, потому что знал — она ни за что не появится на вашей земле — там она слишком необычный персонаж, как она любила говорить. Я прочесывал Ульмский лес и горы всеми заклятиями, которые мне удавалось вспомнить, я часами просиживал перед кристаллом в библиотеке, пытаясь уловить в его дымке знакомый силуэт с крыльями — все без толку. За несколько лет я исследовал всю Сеймурию — можете мне поверить, никто не знает нашу небольшую землю лучше меня, но так и не нашел ее. Конечно, для крылатого существа воздух — тоже место обитания, но там искать практически бесполезно, также, как и под водой, и я утешился мыслью, что она находилась в одной из этих двух стихий. Страшно было подумать, что с ней что-то произошло или Айрек расправился с ней. Поэтому скоро я перестал называть ее имя, когда раскладывал подаренный ею пасьянс и переключился на поиски Айрека, хотя заранее знал, что это все равно, что с закрытыми глазами искать иголку в стоге сена.

И вот, спустя столько лет, мою демоницу привозят на лодке в Хиль-де-Винтер, на продажу, выставив ее нагой, на всеобщее обозрение, на невольничьем рынке. Офицеры, вознамерившиеся заполучить деньги за сирену, объяснили свои действия так — крылатая женщина крала у капитанов из разных стран золото и драгоценности, иногда монеты большого достоинства — для этого она, завидев торговый корабль, бросалась неподалеку от него в воду с расчетом, чтобы ее «спасли» и взяли на борт. А там, как оказалось, демоница всегда действовала по одному сценарию — кутила с капитаном корабля.

Матей несколько раз глубоко вздохнул и выдохнул.

— К чему вам все эти подробности, графиня?

— Никакая я не графиня, — начала было Като.

Герцог Эритринский властным жестом призвал ее к молчанию.

— Прекратите говорить глупости. Я уже вижу, что утомил вас долгим рассказом, да и вашему другу не мешало бы отдыхать и набираться сил. Энсета скоро подменит меня и наверняка сварит какое-нибудь чудодейственное зелье, о котором я и не слыхивал. Мой вам совет — устраивайтесь поудобнее и вздремните хоть часок, вы слишком многое слышали и видели за последнее время. Вот так, давайте я прикрою окно. Спите спокойно. А рассказы о Хиль-де-Винтере никуда от вас не денутся, они будут ждать своего часа.