Перед отъездом

В октябре 1974 года группа офицеров стояла на площадке шестого этажа в здании ГРУ и наблюдала через широкие витражи окон за подготовкой войск Московского гарнизона к параду на Красной площади.

Перед трибуной, сколоченной из досок, двигались танки, бэтээры, артиллерийские и ракетные установки. С высоты шестого этажа открывалась широкая панорама на знаменитое Ходынское поле, на котором вот уже в течение многих лет проходили тренировки войск Московского гарнизона. На несколько недель на асфальтированной площадке бывшего аэродрома развертывался временный военный лагерь: ставились палатки для личного состава участников парада, размещалась военная техника, предназначенная для прохождения по Красной площади. До парада оставалось совсем немного времени, работа на тренировочной площадке кипела, шли последние приготовления к генеральной репетиции.

Среди офицеров ГРУ был небольшого роста молодой человек в штатском, Владимир Резун, который бойко называл тактико-технические характеристики проходившей перед трибуной военной техники. Офицеры внимательно слушали, поражаясь его хорошим знаниям, задавали вопросы, на которые он охотно и обстоятельно отвечал. Большинство офицеров давно уже не служили в войсках и поэтому не очень хорошо знали новую технику. Собственно, наша техника офицерам ГРУ интересна была постольку-поскольку, разве что для общего развития и для сравнения с иностранной, которую они были обязаны знать назубок.

Старший лейтенант Резун после окончания Военно-дипломатической академии Советской армии проходил стажировку под «крышей» Государственного комитета СССР по науке и технике (ГКНТ) и некоторое время параллельно работал в 9-м Управлении информации ГРУ. В Информации он показал себя с положительной стороны. На составленные им документы обратило внимание начальство. Они отличались хорошим стилем изложения и знанием предмета.

Рядом с молодым человеком стоял вихрастый русоволосый, высокого роста офицер в штатском из оперативного управления и довольно улыбался при каждом удачном комментарии Резуна. Офицеру было чем гордиться. Ведь это он, а не кто-нибудь другой откопал в недрах Информации этого малыша-вундеркинда, на которого прицеливались многие. Целую войну пришлось провести с одним полковником, военным атташе, который, находясь в отпуске, как-то случайно заглянул в 9-е Управление и услышал Резуна, читавшего лекцию личному составу о вооруженных силах НАТО. Полковнику понравился докладчик, его поразило знание молодым офицером театра военных действий и вооружения НАТО. У него в аппарате как раз по штатному расписанию не хватало одной единицы. Полковник решил, что этот офицер смог бы наладить информационную работу его аппарата. Он обратился к начальству и попросил этого офицера в аппарат военного атташе. Но не тут-то было. Вихрастый, узнав о намерениях полковника, ни в коем случае не хотел отдавать Резуна. Он был тертый калач: несколько лет проработав за рубежом журналистом, многому научился у корифеев этой профессии.

Прежде всего нахрапистости, нахальству и очковтирательству. Оперативник быстренько взял личное дело Резуна в кадрах, изучил его, переговорил с ним лично, пообещал ему золотые горы. Военному атташе трудно было соперничать с оперативным управлением. Силы оказались неравными, да и отпуск подходил к концу, и у него почти не оставалось времени отстоять свои позиции перед начальством. Победил оперативник. Сказался богатый опыт работы. Резиденты в основной своей массе не владеют достаточно хорошо иностранными языками, хотя бывают и редкие исключения. В таких случаях для них просто находка шустрые парни, работающие под «крышей» журналисты, хорошо владеющие иностранными языками. Резиденты используют их для написания информационных телеграмм. Оперативник знал все ходы и выходы, имел массу знакомых среди нужных людей. Он опередил военного атташе, доложил своему непосредственному начальству о молодом перспективном офицере, убедив в том, что молодой старший лейтенант из Информации завалил направление ценными телеграммами из Женевы.

В то растленное нефтедолларами время, когда гулял атаман Леонид Ильич Брежнев вместе со своей командой, культ оценки в ГРУ приобрел магическое значение. Оценка стала товаром, критерием всего, отодвинув на задний план вербовку, которая всегда была для разведчиков делом чести. Не так уж важно было, как, какой ценой доставалась оценка, она была основным мерилом работы разведчика и резидентуры в целом. В этот дьявольский водоворот борьбы за высокие показатели было ввергнуто все ГРУ от рядового оперативника до высокого начальства. Время требовало лихих очковтирателей и гешефтмахеров (от немецкого «деляга»), и они нашлись. Появились такие ловкачи, которые могли состряпать ценные телеграммы, доклады из ничего, из воздуха. Партия и правительство требовали от разведки предоставлять отклики, публикуемые в различных странах, о международном коммунистическом и рабочем движении, об очередном выступлении Генерального секретаря ЦК КПСС. Информационные телеграммы готовились по принципу вольного творчества, оставляя удручающее впечатление обилием слов и скудостью мыслей у профессионалов. Нередко в них содержались льстивые реверансы в сторону руководителей партии и правительства. Направлялись «простыни» лести по десять-двенадцать страниц, из которых важная информация занимала от силы одну страницу.

Славословие и словоблудие в те времена доходили до абсурда. Комсомольский вожак Борис Пастухов, закатив глаза к небу и сверкая стеклами очков, читая свою очередную здравицу в честь верного ленинца Леонида Ильича Брежнева, в короткой речи умудрялся повторить раз двадцать имя вождя. Он был не одинок в своем рвении «почистить сапоги начальству». Лидер коммунистов Грузии Эдуард Шеварднадзе в своей верноподданнической речи в честь Леонида Ильича умудрился повернуть солнце вспять, сказав, что оно восходит для Грузии не с Востока, а с Запада, из Кремля.

В конце концов участок добился, чтобы Резун был направлен в женевскую резидентуру ГРУ под прикрытие международной организации ООН.

Спустя много лет вихрастый офицер, отобравший Резуна в загранкомандировку, станет большим начальником, генералом. Распоясавшиеся демократы напишут, что он прославился в ГРУ тем, что стал мастером липовых вербовок. В одной из бесед отставной генерал скажет: «Я еще тогда, в те далекие времена, перед направлением Резуна в длительную загранкомандировку, увидел в нем прожженного карьериста и подхалима и написал на него отрицательную характеристику. Но меня не послушали. Вот вам результат — предатель Родины».

— А как же ты тогда увидел в нем предателя? Ведь он только из академического яйца вылупился и был в то время чист, как белый лист бумаги, — спросил его один товарищ при встрече. — Да и карьерист еще не предатель. Смотри, сколько у нас карьеристов. Ничего, живут припеваючи.

— Да, во всем его поведении чувствовалось это. Он готов был лизать сапоги начальству, подонок, — буркнул отставной генерал и направился к своей иностранной машине с тонированными стеклами, ожидавшей его на улице.

Перед отъездом в командировку Резуна представили резиденту ГРУ в Женеве, который находился в то время в Москве.

Побеседовав с Резуном, опытный разведчик сразу увидел, по его словам, неподготовленность молодого офицера к работе за рубежом и якобы письменно доложил об этом руководству ГРУ, требуя отставить его от командировки. Однако с мнением генерала не посчитались и направили будущего предателя в Швейцарию.

Любопытно, что Резун в своих многочисленных интервью и книгах хвалит генерала, который возражал против его направления за рубеж. К чему бы это?!

В беседе с автором бывший начальник курса Резуна в Академии Советской армии полковник Веденеев Анатолий Андреевич сообщил, что Резун отличался замкнутостью, нелюдимостью, меркантильностью, расчетливостью и осторожностью в общении с товарищами. У него не было близких друзей. Учился он хорошо. Начальник курса, по его словам, отмечал в академических характеристиках, что требуется дальнейшее изучение Резуна, прежде чем направлять его на работу за рубеж.

Вот какие в ГРУ были провидцы, только их почему-то не слушали, таких-то людей. Вероятно, неспроста бывший оперативный офицер стал потом генералом, а затем превратился в удачливого бизнесмена. Иначе откуда появились дровишки? Неужели бабушка бриллианты оставила внуку?

Кстати, в частной беседе с одним бывшим работником ГРУ сам Резун сказал, что название «Аквариум» ему подсказал все тот же удачливый генерал-бизнесмен. В тот далекий октябрьский день 1974 года, когда группа офицеров наблюдала за подготовкой к ноябрьскому параду войск Московского гарнизона из здания ГРУ на шестом этаже, молодой человек с пышной шевелюрой русых непослушных волос произнес: «Мы смотрим отсюда на репетицию войск, как из аквариума». Резун вспомнил эти слова своего наставника и так образно назвал ГРУ. При желании генерал может подать в суд за плагиат и выиграть дело. Чем черт не шутит в наши дни!

 

Отъезд

Поздней осенью 1974 года поезд Москва — Берлин отправлялся от Белорусского вокзала. В составе поезда был один вагон «СВ» Москва — Базель, в котором ехал в свою первую загранкомандировку в Швейцарию Владимир Резун с женой Татьяной и двухлетней дочерью Оксаной.

Погода была прескверная, шел мокрый снег, дул промозглый северный ветер. Стояла та неприятная погода, которая бывает в Москве в межсезонье: еще на землю не лег снег, на улице сыро и холодно.

Большие круглые вокзальные часы при входе на перрон показывали только 17.00, но уже стемнело. До отправления поезда оставалось тридцать минут. Объявили посадку.

Перед отъездом из дома, по русскому обычаю, выпили по маленькой на посошок в узком кругу друзей. Резунов до вагона провожал только отец Владимира Богдан Васильевич, который специально приехал из Черкасс. По строгим правилам конспирации друзья не провожали. Резуны на такси подъехали к вокзалу, носильщик помог поднести к вагону их скромный багаж. Долго прощались с отцом на перроне. Наконец поезд тронулся. Можно было расслабиться, отдохнуть и прийти в себя от забот, которые свалились на голову молодым супругам перед отъездом. Столько было волнений, забот, беготни, столько надо было в короткое время переделать дел, запомнить различных наставлений и поручений. Вагон был полупустой. Кроме них было несколько иностранцев и небольшая группа соотечественников из Министерства внешней торговли СССР, ехавших в Цюрих на какие-то коммерческие переговоры. Резуны занимали отдельное купе с туалетом, умывальником, мягкими диванами, зеркалами. Все это было необычно. Они еще не привыкли к роскоши. Но надо было привыкать: в кармане лежал зеленый паспорт советского дипломата, направлявшегося на ответственную дипломатическую работу в советское представительство ООН в Женеву.

Перед отъездом, как было принято в нашей бюрократической системе, все делалось в страшной спешке. Надо было встать на голову, чтобы успеть переделать все дела, пройти бесчисленные комиссии и собеседования в различных инстанциях: на Старой площади, в ГКНТ, в управлении, в кадрах, в политотделе ГРУ, у начальника направления, в Информации; поговорить перед дорогой с самым главным человеком — с офицером участка, который в силу своих должностных обязанностей занимался отъезжающими и больше всех знал о деле. Очень важно было получить последние напутствия именно от него. Именно он рассказал Резуну о старой доброй традиции брать с собой буханку черного хлеба и селедку для товарищей. Владимир по достоинству оценит этот совет, когда на тонко нарезанные ломтики ржаного хлеба разложит кусочки жирной селедки и увидит, как засветятся глаза сослуживцев, получивших привет с родной земли. Но это будет позже.

Почему-то больше всего Резуну запомнилась беседа в политотделе ГРУ. Ему была назначена беседа с заместителем начальника политотдела по оперативной работе. Конечно, таких молодых, впервые едущих за рубеж начальник политотдела не принимал. К нему на беседу приглашались солидные персоны: резиденты, военные атташе, советники, редко заместители резидентов. В канцелярии политотдела молодой капитан, восседавший с важным видом за столом, узнав у Резуна о цели визита, попросил присесть и подождать, сказав, что Валерий Иванович, так он назвал заместителя начальника политотдела, занят — у него посетитель.

Через некоторое время между молодыми людьми завязался непринужденный разговор.

— Вы на беседу к Валерию Ивановичу перед выездом в загранкомандировку? — поинтересовался молодой капитан.

— Да, — ответил Резун.

— Не волнуйтесь, — успокоил дежурный офицер. — Валерий Иванович у нас очень хороший человек, бывший суворовец, интеллигент, любит и поддерживает молодых офицеров.

— Он суворовец? — вырвалось невольно у Резуна.

— Да, он, как и я, кадет. Окончил Воронежское суворовское военное училище. Свой парень в доску, — несколько фамильярно, по-панибратски отвечал капитан.

— Воронежское? — удивился Владимир и продолжал: — Так я тоже окончил Воронежское.

— Так ты кадет? — обрадованный капитан сразу перешел на «ты». — Тогда тебе нечего бояться, ты быстро с ним найдешь общий язык. Валерий Иванович начнет вспоминать свою кадетскую юность. Это его любимый конек. Ведь он кадет военного розлива, был сыном полка, получил во время войны медаль «За отвагу», в партизанах мальчишкой воевал, ходил в разведку. Узнав, что ты тоже кадет, да еще из Воронежского училища, он забросает тебя вопросами. У вас пойдет долгий братский разговор. А я окончил Казанское. Такты что, после «консерватории» (Военная академия Советской армии (жаре.) — Л.К.) первый раз в загранку? — поинтересовался он.

— Да, — кивнул Резун.

— Куда едешь-то?

— В Швейцарию.

— Под «крышу» или в аппарат ВАТ (аппарат военного атташе при посольстве в иностранном государстве. — А. К.)?

— Нет, под «крышу», в международную организацию при ООН.

— Это хуже, старик, — со знанием дела сказал капитан. — Я в первой командировке работал в аппарате ВАТ. Знаешь, я тебе скажу по секрету, ты поначалу не шустри, не надрывайся, хотя у тебя и диппаспорт. Попадешься, загремишь под фанфары, и никто не заступится, закончится, считай, твоя карьера в ГРУ, никому ты не будешь нужен, станешь невыездным. В аппарате ВАТ, конечно, спокойней. Сиди, стриги газеты и журналы, пописывай, да и платят больше, чем «крышевикам». Я вот посижу здесь до лета, потом махну в ВАСА и во вторую. Конечно, поеду только в аппарат военного атташе. Ты на какую должность-то едешь?

— Атташе посольства (низшая дипломатическая должность в посольстве. — А.К.), — отвечал Резун.

— Негусто после окончания «консерватории». Тебя обидели, старик, — проговорил он, скептически посмотрев на Резуна. — Это самая низкооплачиваемая должность, самый низкий дипломатический ранг. Но ничего, — утешил капитан, — потихоньку за время командировки дослужишься до третьего секретаря посольства. Вообще-то тебе и так повезло: попал в такую благодатную страну. Там житуха безбедная, все есть, валюта твердая, страна нейтральная. КРО (контрразведывательные органы. — А.К.), думаю, сквозь пальцы смотрят на мышиную возню разведок. Это не Франция, где за мной «наружка» по пятам ходила. Затылок всегда был горяч от их взглядов. Покоя не давали. Накопишь за командировку на «Волгу» и кооперативную квартиру, поди плохо. Машину-то умеешь водить?

— Обижаешь, конечно, умею, я же танкист, — ответил с гордостью Резун, задетый за живое вопросом нахального капитана. Уж в чем в чем, а в технике он считал себя специалистом.

— А ты что заканчивал, танковое училище? — продолжал лезть в душу уже порядком надоевший Резуну работник политотдела.

— Нет, я окончил КВОКУ — Киевское высшее общевойсковое командное училище, — ответил Резун.

— Не может быть! — чуть не вскричал капитан, вставая и протягивая руку. — Я тоже окончил КВОКУ. Ты когда кончал? Разведфакультет?

— Я окончил в 1968 году, разведывательного факультета тогда в училище не было, я учился на общевойсковом факультете, на Брестлитовском проспекте, 4, — ответил обрадованный Резун. Капитан уже не казался ему таким болтливым и надоедливым.

— Ну, старик, это просто здорово, — продолжал восторженно капитан. — Мы с тобой больше чем братья. У тебя тактику кто преподавал на курсе?

— Тактику майор Полянский. Классный мужик, свой в доску, кадет. Его все очень любили и уважали, пользовался у нас большим авторитетом.

— Да, хороший был мужик. Умница. Он и у нас преподавал тактику, — проговорил с грустью в голосе капитан.

— Почему был? — настороженно спросил Резун.

— А ты что, ничего о нем не знаешь? — удивился офицер. — В 1970 году, по-моему, он на занятиях по тактике в нашем учебном центре под Киевом попал в аварию. Ехал на БТР, машина перевернулась. В результате Полянский потерял зрение, ослеп на оба глаза. Недавно вышла его книга «Суворовцы». Рекомендую прочитать. А комбат у тебя случайно не подполковник Кутний был, по кличке Тупой?

— Да, подполковник Кутний, только мы его звали Зараз. Ох и хлебнули мы с ним горя. С ним связано столько различных историй. Он любил раздавать курсантам наказания. Меньше пяти нарядов вне очереди и десяти суток ареста на гауптвахте не давал. При этом всегда вставлял свое любимое словечко: «Зараз пять нарядов вне очереди!» или «Зараз десять суток гауптвахты!» Помнишь наши паркетные полы в казарме метров сто в длину. За наряды вне очереди приходилось вместо зарядки драить паркет до блеска или мыть сортиры опилками. Зараз всё грозился некоторых недисциплинированных послать после окончания училища служить туда, куда Макар телят не гонял. Бывало грозился: «Будешь в гальюн по веревке ходить».

— Он и нам устраивал веселую жизнь. Есть хочется, а он начинает издеваться, заставляет нас по подразделениям выполнять команду «вольно». Подаст сначала команду «смирно, равнение на право». А потом командует: «Рота, по разделениям „вольно“ делай „раз“». По этой команде мы должны были четко одновременно повернуть головы прямо, ну ты знаешь. А он ждёт, ходит вдоль строя, делает замечание: «Правое ухо выше левого». Затем следовала команда «два». По этой команде надо было одновременно ослабить одну ногу, и только левую. «Отставить! — кричит. — Плохо. Не одновременно ослабляете ногу. Повторим». Так он нас муштровал долго, пока не добивался чёткого исполнения команд. Мы ему тоже, правда, иногда нервы портили, устраивая «паровоз». Знаешь, что это такое?

— А как же! Мы его этим «паровозом» доводили до бешенства. В «паровозе» невозможно установить и выявить зачинщика. В этом весь фокус. Виноватых нет. Виноватые — вся рота. А всех наказать нельзя. Идет строем рота по паркетному коридору казармы на обед и в такт притопывает, например, правой ногой, да еще подкованным сапогом. Когда это делает вся рота, то действительно получается как паровоз едет, грохот стоит несусветный. Попробуй найди зачинщика. Невозможно.

Когда отсмеялись, капитан продолжал:

— Я временно здесь в политотделе, у Григория Ивановича. Сергей Иванович меня определил сюда в резерв. Здесь покантуюсь до лета, а на следующий год Сергей Иванович обещал направить учиться в «консерваторию».

— А кто это такие: Сергей Иванович и Григорий Иванович? — спросил Резун.

— Ну, ты даешь, старик! Какая ты темень. Таких людей надо знать в лицо. Сергей Иванович Изотов — начальник Управления кадров ГРУ, генерал-лейтенант, Григорий Иванович Долин — начальник политотдела ГРУ, тоже генерал-лейтенант. От них зависит наша с тобой карьера, наша судьба. Куда и кем пошлют работать. В Африку к гориллам или в Швейцарию. Разницу улавливаешь? Скоро ты это почувствуешь. Под «крышу» с синим паспортом или дипломатом с зеленым. Меня они лично знают. Я тоже, когда в первой командировке во Франции был, их никогда не забывал, во время отпусков заглядывал, докладывал обстановку. У таких людей очень цепкая память на добрые поступки. Они помнят добрые дела долго-долго и платят за них щедрой монетой. Советую с такими людьми дружить и не забывать их. Надо знать их привычки, причуды, слабости. Тебя что, плохо учили в кадетском? Помнишь «Горе от ума» Грибоедова? Там есть много достойных образов для подражания. Чего стоит, например, Молчалин. Это раньше он был отрицательный герой. А сегодня — пример, как надо делать жизнь. В Швейцарии, как и во Франции, их пруд пруди. Тебе еще предстоит столкнуться с этим и сделать самые невероятные открытия. Будешь в отпуске, найди меня. Чем черт не шутит. Может быть, и тебе при случае помогу, замолвлю словечко.

Приедешь на место, — продолжал он поучать Резуна на правах старшего и более опытного товарища, — не спеши набрасываться на всякий «секонд-хенд», как делают многие наши, хватают иностранные шмотки без разбору. Приглядись, осмотрись, слушай стариков в этих вопросах. Покупай только нужное. Ведь там тоже хватает дерьма. По дешевке покупай только то, что здесь потом можно будет выгодно толкануть. Недавно один наш политотдельский работник на дешевой ткани, купленной за бугром, такой бизнес сделал!.. Дачу себе на эти деньги в Пушкине отгрохал, закачаешься. Так что, как говорят умные люди, хочешь жить, умей вертеться. И еще, дружище. Ты говоришь, стажировался в Информации? У меня там много хороших знакомых еще по первой командировке. Советую, старик, дружить с этими парнями, они здорово могут помочь, от них многое зависит. Захочу, промолчу, захочу, дам ценную оценку. Набери себе там портфель заказов у друзей, не забывай и личные просьбы, приедешь в отпуск — одаришь нужных людей. Не жалей на это «патронов», то есть денег. Все окупится сторицей. Чем выше начальство, тем «калибр патронов» должен быть больше. Да, чуть не забыл. Привези мне швейцарские монетки, я коллекционирую.

Резун слушал и удивлялся шустрости молодого капитана. Ему подумалось, что ребята, проучившиеся в суворовских училищах только три года, как этот капитан, сильно отличались от суворовцев, которые учились от шести до десяти лет. Впечатление от общения с капитаном у Резуна осталось противоречивое. С одной стороны, капитан вызывал в нем зависть своими успехами, с другой — брезгливость: столько в нем было хвастовства и позерства. Какое чувство превалировало в душе новоиспеченного разведчика, трудно сказать. Он и сам в то время еще не все знал про себя.

То, чему учил капитан, не было для Владимира новостью. Работая в Управлении информации, Резун замечал, как ходоки из других управлений обхаживали тех офицеров, от которых зависели оценки. Он часто становился невольным свидетелем различных разговоров, похожих на торги. Некоторые совершенно не стеснялись вести такие разговоры в присутствии посторонних. По-видимому, они считали их нормой и даже гордились своим умением.

— Ты едешь в такую блатную страну, у тебя что, есть рука? — продолжал задавать свои вопросы капитан.

— Да нет. Просто повезло. Я рабоче-крестьянских кровей. Отец у меня отставной офицер, майор запаса, на пенсии.

— Значит, ты, как и я, безрукий. Я вообще из многодетной семьи, восьмой ребенок у родителей. Ты знаешь, мы с Григорием Ивановичем из одной деревни, может быть, поэтому он меня и приласкал, как ни крути, все же земляки, шабрами у нас на Волге называют таких людей. Нам надо держаться вместе, помогать друг другу, иначе лохматые задушат в зародыше и выбросят на помойку.

— Ну вот, — капитан спешно поднялся из-за стола, — я вижу, от Валерия Ивановича выходит посетитель. Сейчас пойду доложу о тебе. Шепну, что ты кадет. — Капитан скрылся за массивной дверью. Вернувшись, сказал: — Давай заходи, вперед. Ни пуха ни пера.

«К черту», — проговорил Резун про себя, открыл дверь и вошел в кабинет заместителя начальника политотдела ГРУ по оперативной работе.

Беседа с Валерием Ивановичем прошла по сценарию, нарисованному шустрым капитаном.

Валерий Иванович — любимец в ГРУ, дважды был за рубежом на оперативной работе, великолепно себя проявил. Он — настоящий толковый политработник, открытый и внимательный к людям, пользовался большим авторитетом у личного состава. К нему шли люди с самыми различными вопросами, и он детально разбирался с каждым.

Выходя из кабинета после беседы, Резун обратился к капитану:

— Мы с тобой столько болтали обо всем, а я даже не знаю, как твоя фамилия.

— Ну, старик, обижаешь, — заулыбался капитан. — Мне и в голову не пришло представиться. Меня в ГРУ каждая собака знает. Сметанин я, Геннадий Александрович. Заходи перед отъездом. Успехов. Бывай здоров.

Встретиться им больше не пришлось. В августе 1982 года после окончания Военно-дипломатической академии, куда он поступил не без помощи своих покровителей в генеральских погонах, майор Сметанин был командирована Португалию в лиссабонскую резидентуру ГРУ помощником военного атташе. По иронии судьбы или волею Всевышнего, ею в это время руководил тот самый кудлатый офицер.

Сметанин сам пришел к американцам в резидентуру ЦРУ и предложил свои услуги, которые он оценил в один миллион долларов США. Ошарашенные жадностью пришельца, американцы отказались платить такую огромную сумму. После торгов сошлись на сумме в 360 тысяч. С помощью добровольного предателя американцы завербовали и его жену Светлану, которая оказалась такой же патологически жадной, как и её муж.

Предатель вскоре был арестован и приговорен к расстрелу. Приговор приведен в исполнение. Его жена приговорена к пяти годам лишения свободы.

Резкий звук тормозов вернул Резуна к действительности. Состав ненадолго остановился около семафора, затем тронулся снова. За окном уже была ночь. Поезд шел по бескрайним просторам России и Белоруссии. Кругом снега, снега и кромешная темень за окном, хоть глаз коли. Иногда где-то далеко-далеко мелькнут слабые, чуть заметные огоньки какого-то жилья, и снова не видно ни зги.

Рано утром были уже в Бресте, где предстояло пройти последние бюрократические преграды. Таможня, паспортный контроль, пограничники. Стук в дверь купе. Резун открывает, входит пограничник, старший сержант, молодцеватый, стройный, подтянутый, в аккуратном обмундировании. Вежливо здоровается и обращается к Резуну:

— Извините, пожалуйста, можно вас побеспокоить, попросить на минуточку подняться с дивана.

Не понимая зачем, Владимир поднимается с дивана. Ловким натренированным движением пограничник приподнимает диван, заглядывает внутрь, где стоит чемодан. Затем так же ловко поднимается на какую-то приступочку, освещает фонариком пространство вверху в торце купе. Спрыгивает на пол, благодарит, желает счастливого пути и так же быстро, как появился, исчезает из купе.

В Бресте поезд простоял около двух часов. Меняли тележки вагона для перехода с советской, широкой колеи на узкую, европейскую. На советско-польской границе снова проходили таможенный и паспортный контроль. Но для советских граждан это была просто формальность. Польские чиновники с подобострастием брали в руки советские дипломатические паспорта, бегло проверяли визы, с улыбкой возвращали назад. Один из польских таможенников, судя по знакам отличия, майор, предложил купить Владимиру пачку жвачки. Резун поблагодарил и с испугом отказался. «Ничего себе, — подумал молодой дипломат, — работник таможни в открытую, никого не боясь, торгует. Ну и ну! Порядки у них здесь, в Польше. Действительно, кто Гомулка, тот и пан».

И куда у таможенников делся знаменитый польский гонор, известный во всем мире. Вот как описывал таможенных польских работников выдающийся русский духовный писатель митрополит Вениамин (Федченков): «Граница, станция Здолбунов. В купе едет какая-то интеллигентная женщина, довольно смелого характера, свободно владеющая немецким, французским, итальянским языками. Жандармы заговаривают с нею о паспорте. Она говорит на всех языках. Не понимают. Наконец, она обращается по-русски. Пан агент страшно краснеет. Оказывается, он русского языка совсем ничего-де не понимает. Раздосадованная путешественница нервничает и по-русски говорит открыто:

— Вы должны знать какой-нибудь язык, если занимаете такую должность!

— Вы слышали, прошу пане! — обращается агент к другому чиновнику. — Она нас будет учить!

Пламя из глаз пана агента перелетает на щеки других панов, контролеров и агентов. Они бледнеют как смерть, а затем вспыхивают огнем гнева. Весь ревизионный зал гудит и шипит… И вдруг раздаются эти старые, старые слова: „Пся крэв, хочешь ехать через Польшу, так сама учи польский язык. Должна знать, если хочешь ехать через Польшу…“»

И вот формальности позади. Молодая чета впервые в жизни за кордоном. Владимир и Татьяна стояли у окна в проходе вагона и с любопытством смотрели на голые поля, еще не покрытые снегом, серое низко нависшее над землей небо. Унылая картина за окном несколько омрачила настроение супругов. Поезд то и дело бросает из стороны в сторону на разбитом железнодорожном полотне без насыпи.

В Варшаве на платформе все время шныряли какие-то барыги, пытаясь что-то продать или купить. Кругом голь, хотя после войны прошло уже почти двадцать лет.

Быстро пролетела убогая бедная Польша. На границе ГДР снова пограничный и таможенный контроль. Вошли немецкие пограничники, высокие, стройные, строгие. Минувшая война, казалось, навсегда оставила о себе память. Владимир с удивлением отметил, что форма пограничников мало чем отличалась от той печально известной и хорошо знакомой русскому народу. Офицер командует: «Прошу, всем пассажирам зайти в свои купе». К советским гражданам подход был более либеральным и не таким строгим. «Нас уважают. Немцы особенно: они сами сильные и любят и уважают сильных», — думал Резун. Когда Резун шел к проводнику за чаем, он увидел, как в служебном купе почти догола раздевают трех польских монашенок немецкие женщины, служащие таможни. Что-то ищут, зная меркантильность поляков.

Когда поезд пересек границу Польши, картина за окном стала веселее, поменялись краски, они стали ярче, даже не покрытые снегом поля, несмотря на ноябрь, казались более зелеными. Хотя постройки, в основном кирпичные, в большинстве своем были серого унылого цвета.

Берлин Резуну не понравился: хмурый, казенный, серый. Немцы одеты неброско, в основном в куртки типа униформы. Хотя была и небольшая радость: читая надписи по-немецки, он почти все понял. С благодарностью вспомнил майора Шахновича.

В Западной Германии стояла золотая осень, мягкое солнце освещало убранные поля. Резуна приятно удивил господствующий повсюду, даже в самых мелочах, немецкий порядок. «А у нас в это время снег лепит в глаза», — вернулся мыслями к России Владимир.

Равнину сменили лесистые горы, поезд начал часто нырять в туннели. «Горы Шварцвальд, — Резун вспомнил занятия по страноведению, — где-то здесь гора Броккен, на которой, по древним преданиям, нечистая сила праздновала свои шабаши».

Не заметили, как оказались в Швейцарии. Горы, чистенькие, как на картинках, пейзажи, аккуратные железнодорожные станции. Он поразился разнице и вспомнил рассказ деда Василия о чудном граде Китеже. Действительно, что хорошо немцу, плохо русскому. Немец смотрит на землю, на которой твердо стоит, а русский смотрит в небо. Мечтает взлететь, попарить в небе, найти свой сказочный град Китеж. И никто не знает, сбудется ли когда-нибудь эта мечта. Резун стоял у окна, волновался, а поезд медленно приближался к перрону вокзала. Их должны встретить. Телеграммы были даны и по линии «крышевого» прикрытия, и в резидентуру. «Ну а если не встретят, на всякий случай в кармане есть немного швейцарских франков, которые выдали на дорогу. Возьму такси, адрес в Женеве есть, и вперед», — успокаивал себя Резун.

Но всё обошлось. Поезд остановился, а дальше все развивалось по заранее спланированному сценарию. Через несколько минут молодой человек из советского посольства, приехавший на вокзал встречать семью Резунов, уже вез их на машине в Женеву. «Как этот парень меня сразу узнал среди иностранцев в вагоне? Ведь мы с ним не знакомы. И я словно почувствовал в нем своего», — удивлялся Владимир. Потом, поработав несколько лет за рубежом, он научился безошибочно определять соотечественников и выделять их среди местных жителей, особенно советских женщин. По работе ему придется встречать советских людей на аэродромах, вокзалах. И он никогда не ошибался.

Погода стояла прекрасная, дорога шла по живописной местности, трава была еще по-летнему зеленой, а деревья уже меняли свой цвет. И над всем этим великолепием возвышались горы, покрытые ослепительно-белым снегом. Резуны с любопытством смотрели по сторонам: плантации виноградников, аккуратные дома под черепичными красными крышами, яркие бензоколонки с броской рекламой. Машина шла плавно, словно плыла, — ни ухабов, ни колдобин, так знакомых по российским дорогам. Бросались в глаза необычные дорожные знаки, яркие, удобные для чтения, предупреждающие водителей и дающие им всю необходимую информацию.

Товарищ из посольства неспешно рассказывал о стране, о людях, порядках, обычаях, ценах, делился своим опытом пребывания в стране, что-то ненавязчиво советовал. Молодые люди внимательно слушали.

 

«Крыша»

Через два часа езды дипломаты были уже в Женеве. Для старшего лейтенанта Резуна начиналась совершенно новая страница в его жизни. Пришло то время, о котором говорил «дядька» — наставник из «консерватории»: надо было рассчитываться с государством за долги, засучивать рукава и начинать пахать, выдавать продукцию на-гора. От этого на душе у Резуна становилось тревожно, одолевали сомнения, сумеет ли оправдать оказанное доверие.

Владимиру, безусловно, повезло: он начал свою дипломатическую карьеру в благоприятный исторический момент. Наша страна находилась на подъеме в экономике, науке, культуре. Рос международный авторитет СССР.

И нам было чем гордиться! В те времена советские люди застывали на месте в трепетном ожидании и волнении, когда вдруг на минуту, на полуслове радио замолкало и раздавалась такая знакомая всем мелодия песни «Широка страна моя родная…». Торжественный голос диктора объявлял: «Работают все радиостанции Советского Союза. Передаем важное сообщение. Новая победа советской науки в космосе. Сегодня в 8 часов 50 минут по московскому времени с космодрома „Байконур“ успешно запущен космический корабль „Союз“ с космонавтами…» Миллионы людей во всем мире обращали свои взоры к Советскому Союзу.

В успех советской науки и техники немалый вклад внесла и наша разведка. Благоприятная конъюнктура в экономике, прежде всего на нефтяном рынке, давала возможность успешно работать и нашим разведслужбам. В тот период многие иностранцы предлагали свои услуги по сотрудничеству как на идейной, так и на денежной основе. Советская внешняя разведка активно действовала и имела значительные успехи.

Конечно, кое у кого на Западе наши успехи вызывали раздражение. Эти силы выкладывали миллиарды долларов, чтобы помешать очередным победам советского общества, свести на нет наши успехи, разрушить нас изнутри. Президент США Д. Кеннеди в продолжение доктрины А. Даллеса конкретизировал внешнеполитическую задачу США следующим образом: «Русских войной взять нельзя. Их надо разлагать изнутри, и для этого надо использовать три фактора: водку, табак, разврат». Надо отдать должное, им удалось это сделать. Наше руководство на все доктрины Запада закрывало глаза, то ли по недомыслию, то ли по другой причине. Может быть, само руководство уже было пятой колонной Запада? Только в 2000 году на Московском епархиальном собрании патриарх России Алексий II публично признал, что против русского народа ведется «война на уничтожение». Эта война против России, православия, русского народа велась Западом давно. Только почему-то наша власть стеснялась об этом открыто сказать.

Эйфория экономических успехов, нефтедоллары, словно с неба свалившиеся на нас, вскружили головы недальновидному престарелому руководству СССР. Нас втягивали в гонку вооружений, но основной удар наносился на другом направлении — идеологическом: растлить, разложить, подменить наши ценности западными.

Швейцария оставалась нейтральной страной на протяжении многих лет. Однако разведки многих стран всегда проявляли здесь активность. В противоборстве сходились крупные силы международного шпионажа и политики, решались порой очень серьезные задачи.

Резун приехал в Женеву с огромным желанием показать себя в работе. Для этого у прибывшего молодого разведчика было все: хорошее образование и подготовка, солидная «крыша» чиновника международной организации ООН, хорошие жилищные и материальные условия, толковый опытный руководитель, у которого можно было многому научиться, и, наконец, дружный коллектив военных разведчиков ГРУ, готовый всегда прийти на помощь. Резидентуры советских военных разведчиков за рубежом отличались дисциплиной, профессионализмом и чувством локтя.

«Крыша» — слово очень емкое и играет большую роль в разведке. «Крыша» может быть дипломатической, коммерческой, журналистской и т. д. «Крышевое» прикрытие используется в спецслужбах внутри своей страны и за рубежом. Но «крыша» не является панацеей. Она может способствовать работе разведчика, а может и затруднять решение разведывательных задач. Хороший разведчик вербует агентуру и решает разведывательные задачи в любой стране и под любой «крышей». Это аксиома. Искусство разведчика заключается именно в том, что даже при неблагоприятном прикрытии он сам создает себе предпосылки для успешной работы.

На территории СССР КГБ имел значительное преимущество перед ГРУ в «крышевом» прикрытии своих сотрудников. КГБ располагал широкой сетью сотрудников во всех сферах деятельности. Работники КГБ и их помощники были везде. Это давало возможность успешно решать вербовочные задачи внутри страны. У военных разведчиков эти возможности были ограниченны.

Резуну с «крышей» и повезло, и не повезло. Повезло в том, что он приехал на вновь открытую должность в советское постоянное представительство в ООН в Женеве. Приехал на пустое место, не засвеченное перед контрразведкой. В тот период в Швейцарии проходили активные переговоры по разоружению ОСВ-2. Делегации стран-участниц работали в стране. Резун был подключен к работе группы по обеспечению членов советской делегации. Ему приходилось общаться с советскими специалистами, выполнять их поручения, помогать по самым разным вопросам. Однако эта работа не давала широкого выхода на иностранцев. И в этом, несомненно, был ее минус. Необходимо было самому проявлять инициативу, изобретательность и находчивость.

Первый год прошел для Резуна трудно. Многому следовало научиться и многим овладеть на практике в очень короткое время. Никакая академия не может подготовить разведчика: разведчиком становятся на практической работе «в поле». Надо было изучить город, овладеть вождением автомобиля в новых условиях, отшлифовать французский язык, освоить «крышевое» прикрытие, привыкнуть к условиям жизни за рубежом, чтобы не казаться белой вороной среди других, завести полезные знакомства, овладеть массой других умений и навыков.

Советский человек, попав впервые за рубеж, да еще в капиталистическую страну, неоднозначно воспринимал этот непривычный для него мир. Это относилось ко всем категориям граждан. Пребывание за рубежом являлось хорошей проверкой на прочность и надежность, проверкой человеческих и семейных отношений, личных качеств человека, несмотря на возраст, занимаемую должность, пол и длительность пребывания в стране. Поскольку искушение подстерегало его здесь буквально на каждом шагу, наиболее выпукло проявлялись такие отрицательные качества, как стяжательство, жадность, меркантильность, алчность. Микротрещина превращалась в трещину, некоторые незаметные на родине качества в характере становились видимыми, а иногда приобретали гипертрофированные размеры.

Условно советских людей по восприятию ими западного мира как системы, как образа жизни и поведения можно было разделить натри категории.

К первой относилось большинство советских людей, в том числе разведчики.

Ко второй категории относились люди со слабой эмоционально-волевой устойчивостью, недостаточно идейно зрелые, с узким кругом духовных интересов и запросов. К ним хорошо подходит характеристика, данная начальником управления внешней контрразведки ЦРУ США Джеймсом Энглтоном: «Они были людьми, не имевшими высоких принципов». Как правило, интересы этих людей ограничивались только материальной сферой, решением различных коммерческих вопросов в своих личных целях. Они хорошо разбирались в конъюнктуре местного рынка, знали, где, как и что можно было купить по самой низкой цене. Разведчики этой категории, проявляя удивительную активность в решении своих личных вопросов, в решении служебных задач были пассивны, безынициативны и нередко трусливы. Их профессиональная философия сводилась к простой формуле: не рисковать в работе с иностранцами. Они не боялись не выполнить задач, поставленных на командировку. «Пожурят и простят», — думали они.

Третью категорию советских граждан, работавших за рубежом, в том числе и разведчиков, составляли идейные перерожденцы, случайно попавшие за границу, аморальные, духовно бедные люди, космополитического характера, часто одержимые жаждой наживы. Они преклонялись перед буржуазной культурой, иностранщиной, спешили охаять все советское, русское. Особую опасность для безопасности страны представляли такие люди, попав в разведку.

Резун, по всей видимости, относился ко второй категории. Он робко и осторожно осваивал свое «крышевое» прикрытие, сторонился иностранцев, отсиживался в посольстве, без разрешения руководства никуда не выходил, за стенами посольства вел довольно замкнутый образ жизни, инициативу не проявлял, в гости не ходил и гостей у себя не принимал. Он выбрал удобную тактику — не высовываться.

 

Резидент

Резидент Иван Сергеевич Глотов, опытный разведчик, настоящий «слуга царю, отец солдатам», быстро разобрался в характере молодого офицера и уже после первого года пребывания Резуна в стране написал на него довольно объективную характеристику: «Весьма медленно осваивает методы разведывательной работы. Работает разбросанно и нецелеустремленно. Жизненный опыт и кругозор малы. Потребуется значительное время для преодоления этих недостатков».

Но, несмотря на столь нелестную характеристику, автор все-таки берется утверждать, что Резуну повезло с руководителем. Говорят, каков поп, таков и приход. Трудно возразить этой народной мудрости. Резидент — это как первый учитель в школе. Или он на всю жизнь привьет любовь к знаниям, или отобьет охоту учиться навсегда. От резидента очень много зависит. Иван Сергеевич был профессионалом высокого класса, имел большой опыт агентурной работы. Мог не только рассказать, как надо делать, но и показать на практике. Пожалуй, он имел самое главное для руководителя качество: был примером для своих подчиненных, идеалом во всем. Прежде всего в работе. Поэтому-то авторитет в коллективе разведчиков у него был столь высок. А без авторитета нет руководителя. Подчиненных сложно обмануть, можно только временно ввести в заблуждение, заработав дешевый авторитет. Но такой авторитет быстро проходит. В конце концов, все становится на свои места и определяется истинная цена человека-руководителя. Что значит быть примером в работе? Это значит, что руководитель должен хорошо разбираться во всех сферах деятельности своих подчиненных, на голову превосходить их в профессиональном мастерстве. Очень хорошо, если он сам прошел через все этапы разведывательной деятельности. Авторитет такого руководителя непререкаем, он всегда найдет поддержку у коллектива. Про таких руководителей подчиненные нередко слагают легенды, передающиеся из поколения в поколение. Сотрудники охотно прощают им их некоторые человеческие слабости и недостатки: грубость, резкость и т. д. Плохой руководитель наносит огромный вред делу. Чем выше пост — тем больше вред. Поэтому подбору руководителей в разведке должно уделяться первостепенное внимание. Из хорошего оперативного офицера-разведчика не обязательно выйдет хороший руководитель, но из неважного оперативника он не получится ни в коем случае.

Иван Сергеевич прошел суровую жизненную школу: ушел добровольцем на фронт в первые дни войны прямо со школьной скамьи, был ранен, имел награды. После войны стал военным разведчиком. Успешно работал за рубежом. Смелости Ивану Сергеевичу не надо было занимать. Нередко вспоминал почему-то именно 1961 год. Он работал тогда в Англии и познакомился в пивном баре «Красный лев» с одним англичанином. Он хорошо помнил этот осенний промозглый вечер в Лондоне. С Темзы дул противный холодный ветер. А в баре было уютно, тепло, пахло хорошим кофе. К нему подсел мужчина. За кружкой пива разговорились, познакомились. Иван Сергеевич быстро понял из разговора, что англичанин испытывал материальные затруднения. Разговор вертелся вокруг трудностей жизни, денег, дороговизны. Во время дальнейшего общения стало понятно: англичанин был сотрудником военной разведки, обладавшим широкими агентурными возможностями. Еще в характеристике, данной ему в Академии Советской армии, отмечалось, что Иван Сергеевич способен пойти на разумный риск. Такие оценки давали далеко не всем. И вот наступил тот самый момент, когда надо было решиться, стоит ли переходить Рубикон в разговоре с англичанином.

Интуиция подсказывала, что новый знакомый готов пойти на сотрудничество. Этот момент выбора всегда труден для разведчика, даже для опытного. Нужно, взвесив все «за» и «против», правильно оценить обстановку, решить, стоит ли делать этот рискованный шаг. Иван Сергеевич принял решение и победил. Сначала их общим увлечением стала нумизматика, но очень скоро иностранец согласился на сотрудничество с советской военной разведкой на материальной основе. Поскольку англичанин сам был разведчиком, то и работал он крайне осторожно. Быстро перешли на безличную, самую надежную связь — через тайники. Встречались редко, только при крайней необходимости. Иван Сергеевич сам тщательно подбирал тайники, разработал для агента остроумную систему связи. Раз в два месяца агент закладывал материалы в один из десяти тайников и изымал оттуда деньги за предыдущие оцененные Центром материалы. О том, какой тайник из системы загружен в данный момент, агенту сообщали посредством передаваемых по радио музыкальных произведений: «Танец с саблями» или «Подмосковные вечера»… В экстренных случаях передавалась «Дубинушка». Это означало, что контакты временно прекращаются. Связь с агентом работала надежно. Он передавал ценные материалы об американских системах наведения ракет.

В 1965 году агент неожиданно был арестован. Как потом выяснилось, причиной послужило предательство опертехника нью-йоркской резидентуры ГРУ Николая Чернова. Чернова приговорили к двадцати одному году тюремного заключения, а ельцинский режим помиловал предателя, амнистировав его после пяти лет пребывания в тюрьме. Вспоминая тот счастливый осенний день, Иван Сергеевич задавал себе вопрос: что это было? Случайность, везение? Зайти в бар, встретиться и познакомиться с будущим ценным источником?

Жизненный опыт разведчика подсказывал, что, конечно, какое-то везение было. Но оно было закономерным. Такая встреча рано или поздно должна была состояться, потому что разведчик активно искал такую встречу.

Резун хорошо помнил, как на второй день после приезда в Женеву встретился с шефом. Он много слышал о нем в Центре от направленца на участке, но лично не был с ним знаком и никогда его не видел. Не без волнения Резун открыл дверь кабинета и вошел в небольшую полутемную комнату. За столом в углу сидел крупный мужчина, уже в годах и, как показалось вошедшему, суровый и строгий.

Во время беседы резидент определил Резуну первоочередные задачи на первые три месяца: освоить «крышевое» прикрытие, изучить обстановку, город, освоить вождение автомобиля в условиях европейского города, отшлифовать разговорный иностранный язык. Никаких оперативных разведывательных задач молодому офицеру на первое время не ставилось, агентура на связь не передавалась. Резун приехал на чистое место, а для разведчика это, пожалуй, самый лучший вариант. Все можно начать самому: устанавливать знакомства, искать полезные контакты среди иностранцев и советской колонии. Резидент давал время молодому офицеру освоить сложные разведывательные задачи.

Примерно со второй половины 1976 года Резун определил для себя тематику работы. Она была связана с вопросами военной техники и вооружений армий стран НАТО. Он отслеживал материалы в открытых изданиях, покупал соответствующую литературу в книжных магазинах. Некоторые его информационные телефаммы удостаивались лестных отзывов руководства. Исполненные им документы отличались хорошим стилем изложения, военной фамотностью. Стажируясь еще в разведотделе ПриВо, а затем в 9-м Управлении информации, Резун твердо усвоил основные принципы, предъявляемые к написанию информационных документов. Пишущий должен помнить: кому пишет, зачем пишет и как пишет. Резидент быстро подметил склонность Резуна к информационной работе и широко его использовал в этих целях. Молодой офицер сам почувствовал вкус с этой работе и мог иногда из кучи, казалось, ненужных, открытых газетных, журнальных вырезок сделать интересные информационные обобщения. На эти сообщение скоро обратил внимание и Центр, дав им положительную оценку.

Однако работа «в поле» пугала Владимира. Круг знакомых иностранцев был очень мал и офаничивался в основном его «крышевым» прикрытием — официальными связями. Он боялся с иностранцами выходить за рамки официальных сообщений. Настоящий разведчик-вербовщик в какой-то степени по своей натуре должен быть авантюристом, при необходимости уметь действовать смело и решительно, оценить степень риска, интуитивно почувствовать, когда можно перейти на доверительные отношения с иностранцами. Об этом говорили многие известные разведчики. Эти качества у Резуна совершенно отсутствовали, он был в общении нерешителен, неуклюж, скован и даже труслив, сказывалось и отсутствие достаточного житейского опыта. И правильно в одном из своих выступлений бывший начальник ПГУ КГБ генерал Шебаршин отмечал, что есть такая категория разведчиков, которые просто не способны заниматься вербовочной работой, перед ними, пожалуй, такую задачу и не стоит ставить. Резун принадлежал именно к такой категории людей.

 

Проверка на вшивость

Раньше в армии регулярно проводилась проверка личного состава на «форму 20». В Советской армии строго контролировалось медицинское, продовольственное и вещевое обеспечение личного состава. Проверку эту в армии называли проверкой на вшивость. Подобные действия регулярно проводились медицинскими работниками в войсках во время и после войны. Резун хорошо помнил, как при утреннем осмотре в суворовском училище на построении роты вдруг неожиданно появлялись медики и начинали досмотр нижнего белья. Если у кого-то обнаруживали насекомых, это считалось ЧП.

В разведке проверка оперативного офицера ничего общего не имеет с гигиеной тела, скорее это проверка гигиены духа. Такому мероприятию подвергаются единицы. Разумеется, никаких регламентирующих документов по этому вопросу не существует. Просто сама жизнь, конкретные обстоятельства иногда вынуждают убедиться в честности и смелости офицера разведки. Трудно, а подчас невозможно определить: трусость или разумную осторожность проявил разведчик в тех или иных обстоятельствах. Обвинить в трусости — непростое дело. Надо иметь сто процентов доказательств. А вот с честностью дело обстоит иначе. Большинство разведчиков — люди кристально честные, но, несмотря на это, иногда возникает необходимость проверить разведчика, потому что слишком большую цену приходилось платить за нечестные поступки.

В одной из резидентур руководитель стал замечать в докладах молодого офицера отдельные, но настораживающие неточности и несоответствия. Было решено проверить подозрения. Офицеру поручили изъять из тайника материал, предварительно заложенный туда сотрудником резидентуры. Офицер не выполнил задание, сославшись на обнаруженную за ним слежку. При повторном проведении операции он вновь доложил руководителю, что за ним следили. Опасения резидента подтвердились.

 

Тайник «пень»

Заместитель резидента без стука вошел в кабинет шефа, пожал протянутую руку и устало опустился на стул. У него был тяжелый день. Проводил агентурную операцию, целый день мотался на машине по городу, проверялся, встречался с агентом. Устал физически и особенно морально.

— Вы меня вызывали, Иван Сергеевич? — спросил заместитель резидента.

— Да, Дмитрий Петрович, вызывал, — ответил генерал, открывая лежащую перед ним толстую тетрадь.

Дмитрий уже несколько лет работал заместителем резидента по оперативной работе у генерала, но все еще никак не мог научиться угадывать мысли и настроение своего шефа. Генерал сидел перед ним, как всегда, с невозмутимым выражением. У него было типично русское, на первый взгляд простоватое лицо. Однако это был человек с крутым и решительным характером.

— Вот что, Дмитрий Петрович, — начал без всякого вступления шеф, даже почему-то не поинтересовавшись, как прошла операция в городе. — Ты помнишь задание Центра по подготовке системы тайников? Срок исполнения, — шеф за глянул в тетрадь, — десятое октября сего года. Я тебе поручал эту работу.

— Да, товарищ генерал, — перешел Дмитрий на официальный тон. — Я вам докладывал по этому вопросу на прошлой неделе. Десять тайников подобраны, описаны и прошлой почтой направлены в Центр на утверждение.

— Я помню, — перебил его генерал. — Я же подписывал оперативное письмо в Центр. Пришла шифровка. Центр утвердил нашу систему, но рекомендовал еще раз все проверить и подготовиться. Подбери двух-трёх офицеров резидентуры и опробуй с ними подобранные тайники с закладкой и изъятием материалов, отработкой сигналов и всем остальным. Всё по-боевому. Закладывать и изымать будете «куклы», но исполнители не должны знать об этом. Понятно?

— Всё понятно, товарищ генерал, — отвечал Дмитрий.

Он знал, что шефу больше нравилось, когда к нему обращались не по имени и отчеству, а называя его воинское звание. Может быть, сказывалась привычка старого служаки, прошедшего войну. А может быть, такое обращение подчеркивало его исключительность. Дмитрий вспоминал свою службу на Дальнем Востоке после окончания военной академии. Командующий армией генерал-майор Петров требовал себя называть при докладах вопреки воинскому уставу внутренней службы СА только «товарищ командующий», замечая иногда, что генералов много, а командующий в армии — один. Эта черта, вероятно, присуща многим начальникам.

— Я вот что думаю, — продолжал генерал. — У Резуна в организационной, вербовочной работе результатов, как ты знаешь, кот наплакал. Он, на мой взгляд, избегает заниматься людьми, его больше тянет к ножницам. Поработай с ним, Дмитрич.

Дмитрий автоматически отметил про себя, что генерал в неплохом настроении. Обращение «Дмитрич» — верный признак этого. Генерал достал из письменного стола небольшую упаковку в виде сигаретной коробки, обернутой прозрачной водонепроницаемой бумагой, повертел ее в своих огромных ладонях, положил на стол и сказал:

— Возьми у шифровальщика описание тайника «пень». Ты этот тайник хорошо знаешь, сам подбирал. Резун не должен знать, что операция учебная. Возложи на него основную часть операции. Пусть подберет маршрут, изучит описание, подготовится к проведению закладки контейнера. Выберите подходящий день проведения операции, время, отработайте легенду и доложите мне о готовности. — Шеф посмотрел на настенный календарь и добавил: — Хорошо бы в пятницу, когда у нас в посольстве демонстрируется кинофильм. Присмотрись к Резуну, к его действиям, пора парню и «в поле» потрудиться.

В пятницу после работы в 19.00 в клубе посольства, как всегда, демонстрировался кинофильм для советской колонии. Перед сеансом кто-нибудь выступал с небольшой лекцией или докладом.

После фильма люди разъезжались по домам. Дмитрий подошел к Резуну, который копался со своей машиной «Тойота Краун», пытаясь её завести.

— Что у тебя случилось? — спросил Дмитрий.

— Искры нет, — ответил Владимир.

— Оставь её, завтра механик посмотрит. Садись в мою, подброшу тебя до дома.

Резун сел в машину, и они тронулись. Это было не случайное происшествие, а заранее спланированный маневр. Резун приехал в посольство заранее и вынул трамблер.

Операция началась. Дмитрий вел машину по выбранному маршруту. Резун исполнял роль штурмана, смотрел за обстановкой, проверялся на контрольных точках. Все детали операции были заранее обговорены и отработаны до мелочей.

— Ну, как фильм? — спросил Дмитрий.

— Ничего, мне понравился, особенно музыка, — ответил Владимир.

— Прошлый раз в пятницу я тебя что-то не видел на встрече с сыном Шаляпина.

— Вы знаете, я с презрением отношусь к людям, которые оставили Родину и уехали за границу, поэтому меня не интересуют их выступления, — ответил Резун.

— Но ведь это был сын Федора Шаляпина. Он покинул Родину с отцом маленьким мальчиком. У него не было выбора. Он так хорошо относится к нам, к СССР. Его выступление прошло с большим успехом. Ты зря не пошел.

— Ну и пусть. Думаю, немного потерял. Я таких отщепенцев не уважаю, — продолжал настаивать на своем Резун.

— Это, конечно, твое личное дело, не буду спорить, — закончил разговор руководитель операции. А про себя подумал: «Вот это патриот. Недаром его ребята называют Павликом Морозовым. Такой за Родину любому глотку перегрызет. Да и на собраниях он всегда выступает с патриотическими речами. Служака парень». Дмитрия поразило недавнее выступление Резуна в резидентуре на дне рождения шефа. Как он здорово, с выражением и так к месту прочитал наизусть отрывок из «Василия Теркина» — «Генерал». Шеф чуть не прослезился. «Далеко пойдёет», — подумал тогда Дмитрий.

На контрольных точках в городе было чисто. Слежки не было. Уже смеркалось. Рабочая неделя закончилась, начался уик-энд, много значащий для любого западного человека. Это время для них — трава не расти. Когда трудишься не покладая рук всю неделю, то хочется отключиться от всего на свете хотя бы на выходные.

Каждый раз, когда Дмитрий проводил очередную тайниковую операцию по изъятию или закладке агентурных материалов, он всегда с улыбкой вспоминал свою первую подобную операцию в Италии. До этого случая ему приходилось заниматься тайниковыми операциями только во время учебы в академии.

Стоял жаркий август. В Риме была духота, столбик термометра поднимался до сорока градусов Цельсия. В Италии в этот период все уходят в отпуск. Но в разведке не бывает отпусков, здесь работа никогда не прекращается. В этот период как раз было удобно проводить агентурные операции.

В тот жаркий августовский день, когда от солнца некуда было скрыться, заместитель резидента, опытнейший офицер, взял Дмитрия впервые на боевую операцию по изъятию секретных агентурных материалов из тайника. Он, конечно, не был посвящен в детали операции. В разведке надо знать только то, что положено знать. Поэтому перед выездом заместитель резидента объяснил Дмитрию только его задачу. Руководитель операции был опытный офицер, участник Великой Отечественной войны. Это был еще довольно молодой, красивый мужчина с черными вьющимися волосами, с добрым взглядом карих улыбчивых глаз. Он легко сходил за уроженца южной Италии.

Карабинер, дежуривший у ворот советского посольства, забился от жары в угол своей будки и дремал, дожидаясь смены, а потому не обратил внимания на выехавшую из ворот машину, не отдав, как обычно, пассажирам честь.

За рулём сидел замрезидента. Дмитрий следил за обстановкой, запоминал номера редких идущих за ними машин.

Солнце стояло в зените и нещадно палило. Жизнь, казалось, замерла. В это полуденное время многие итальянцы делают перерыв в работе, дожидаясь спада жары. К вечеру жизнь вновь войдет в свое русло и забьет ключом до поздней ночи в ресторанах и барах.

У руководителя был подобран проверочный маршрут, который давал возможность установить слежку, если бы она велась. Попетляв по городу, выехали на окружную дорогу, ведущую на автостраду Avtostrada Del Sole (дорога солнца), пересекающую Италию с севера на юг. Через несколько километров свернули направо на проселочную дорогу. Слежки не было. Проехав еще пару километров, выехали на ровное плато. Справа отвесной стеной поднимались обнаженные скалистые горы, изобиловавшие расщелинами, из которых местами пробивался редкий кустарник. Замрезидента припарковал машину на небольшой площадке, служившей, по всей видимости, в экстренных случаях для остановки. Такие площадки часто попадаются на горных дорогах. На ней едва умещалась одна машина. В гору поднималась узкая каменистая тропинка. Руководитель выключил двигатель, открыл капот, вышел из машины, пригласив Дмитрия следовать за ним. С площадки открывался прекрасный вид вниз на долину. Кругом не было ни души. Когда мужчины склонились над двигателем, руководитель сказал:

— Видишь, вон там наверху яркий оранжевый куст и серый торчащий камень рядом?

— Вижу, — ответил Дмитрий, скользя взглядом вверх по тропинке.

— Поднимешься по тропинке к кусту, — продолжал руководитель операции, — у камня расщелина, закрытая веткой кустарника. Отведешь ветку в сторону, опустишь руку и вынешь круглый серый камень. Понял?

— Понял, — ответил Дмитрий, готовый немедленно приступить к выполнению задания.

— Ну, тогда вперёд. Я буду на стрёме, — последнее выдавало в нем флотского человека. После войны он командовал эскадренным миноносцем «Бесстрашный».

Дмитрий поднялся к кусту, отвел в сторону ветку и запустил руку в расщелину. Пальцы прикоснулись к чему-то липкому, упругому, скользкому и живому. Мгновенно выдернул руку из отверстия и тут же услышал шипение. Краем глаза увидел узкую голову гадюки, высунувшуюся из расщелины и приближающуюся к его лицу. Больше он уже ничего не видел. Ноги сами понесли его подальше от этого страшного места. И он, как в детстве, с ледяной горы, на огромной скорости скатился вниз, увлекая за собой кучу мелких камней. Через мгновение Дмитрий уже сидел у заднего колеса машины. Заместитель резидента с удивлением и некоторым испугом смотрел на своего помощника.

— Что случилось? В чем дело? — произнес после некоторой паузы руководитель операции.

— Гадюка, — прошептал Дима, вставая и отряхиваясь. — В расщелине змея.

— Вот это номер, — улыбаясь, проговорил замрезидента. — Все не учтешь. Нештатная ситуация, как в космосе. Вероятно, гадюка уморилась от жары и решила вздремнуть в тенёчке. Ты не ушибся?

— Да нет, ничего. Всё в порядке.

— Найди-ка палку покрепче, а я возьму монтировку в багажнике. Пошли выполнять задание Центра.

Мужчины поднялись к камню. Пошуровали палкой в расщелине. Змеи и след простыл. Разбуженная Дмитрием, она не стала искушать судьбу и убралась восвояси. Разведчики извлекли камень-контейнер из тайника и отправились домой. Задание было выполнено.

Сгоряча Дима не заметил, как, скатываясь с каменистой горки, довольно сильно порвал свои брюки. А приехав домой, в ванне обнаружил на ягодицах красные полосы, которые потом долго саднили, и приходилось приспосабливаться, прежде чем сесть на стул.

Сейчас, через много лет, будучи сам заместителем резидента, Дмитрий Петрович ехал на тайниковую операцию в качестве руководителя с молодым офицером, чтобы передать ему свой опыт. «Правильно немцы говорят: опыт есть сумма неудач. Теория и учет других ошибок, это, конечно, все хорошо и полезно. Но пока разведчик сам себе не разобьет в кровь нос на каким-нибудь конкретном деле, он мало чему научится. Опыт других надо учитывать, но только свой личный опыт приносит зрелые плоды».

Дмитрий откинулся на спинку сиденья машины, подъезжая к светофору. Горел красный свет. Он улыбался своим мыслям-воспоминаниям.

Рядом сидел Резун, напряженный и серьезный. В его голове тоже роились мысли и воспоминания, но совершенно другого характера. Как ни странно, он тоже думал об Италии, в которой никогда не был.

Работая короткое время в 9-м Управлении информации, Резун познакомился с одним офицером, курировавшим бронетанковую технику. Юрий Кузьмич — так звали офицера — был очень интересным человеком. Бывший танкист, выпускник Военной академии бронетанковых войск, он хорошо разбирался в бронетанковой технике. А еще он был балагуром и шутником, любителем анекдотов. Офицеры очень быстро нашли общий язык. Резун часто посещал его по работе, слушал различные рассказы из войсковой практики, консультировался по вопросам техники. Поговаривали, что Кузьмич невыездной. Вскоре Резун узнал от сослуживцев «тайну» Кузьмича. После окончания Военно-дипломатической академии Советской армии Юрий поехал работать в солнечную Италию. Дела у него пошли хорошо. Он проявлял активность и изобретательность в работе. Руководство было довольно им. Но в разведке иногда случается, когда способный, перспективный разведчик по независящим от него причинам терпит жестокое поражение. Чаще всего это происходит из-за провалов и предательства.

В марте 1967 года итальянская контрразведка (СИД) арестовала тридцатидевятилетнего торговца антиквариатом Джорджо Ринальди. Ему было предъявлено обвинение в шпионаже против объектов НАТО в пользу СССР. Ринальди признался в шпионской деятельности в пользу СССР и сообщил, что работал на ГРУ с 1956 года. Кроме того, Ринальди указал местонахождение тайника, где находился секретный материал, предназначенный для его руководителя, офицера ГРУ.

Юрий в это время работал в Италии и не имел никакого представления о Ринальди. В тайниковых операциях он не участвовал, агентов на связи не имел.

В разведке многое зависит от везения. Счастливые случайности могут вознести разведчика на пьедестал славы. В случае невезения он может быть низвергнут в пропасть, в небытие. В один момент может быть разрушена не только его карьера, но и жизнь. Так и случилось с Юрием Кузьмичом. Офицер, который руководил Ринальди, был в отпуске. От агента был получен сигнал о закладке материала в тайник «лес». Резидент поручил проведение тайниковой операции Юрию Кузьмичу.

Ночью на машине Юрий вместе с женой отправился выполнять приказ. Тайник, как медведь в берлоге, был обложен контрразведкой. Офицера ждали в засаде.

Разведчик остановил машину недалеко от тайника и осторожно стал приближаться к объекту. В лесу стояла гробовая тишина, изредка нарушаемая хрустом случайно задетой ветки. Юрий не боялся темноты. Еще в детстве он на спор проходил ночью через все кладбище. Когда до тайника оставались считаные метры, нервы у темпераментных итальянцев не выдержали. Со всех сторон зажглись яркие прожекторы, застрекотали кинокамеры, засверкали вспышки фотоаппаратов, завыли сирены. Ослепленный лучами прожекторов, Кузьмич не растерялся, бросился к машине. Но ее уже окружила полиция.

Поймать с поличным разведчика не удалось, но ему пришлось срочно покинуть страну, так как на следующий день во всех средствах массовой информации появились сообщения о шпионском скандале. Сенсационные снимки замелькали в газетах и по телевидению.

Резуну вспомнился этот рассказанный кем-то в Информации случай, и ему стало страшно. Его воспаленное воображение сразу же нарисовало ужасную картину. Все это может случиться с ним через несколько минут, и даже место происшествия совпадает — тёмный лес.

Машина между тем свернула с автострады на проселочную дорогу, шла лесом в гору, преодолевая подъем на малой скорости. Через некоторое время Дмитрий остановил машину у раскидистого могучего дуба. По описанию, объект находился в тридцати шагах от дуба в глубине леса. Направление было точно указано в описании тайника.

Дмитрий повернулся к Резуну и увидел, что его напарник сидел бледный как полотно и не мог говорить. Он ничего не слышал, его охватил смертельный страх, нижняя губа у него отвисла и тряслась. На него было противно смотреть.

— Что ты испугался, бери контейнер, иди ищи тайник и закладывай, — властным голосом Дмитрий Петрович попытался вывести Резуна из оцепенения. Резун продолжал сидеть не двигаясь, молчал. Казалось, он ничего не слышал и совершенно отключился. Карта в его руках тряслась.

Заместитель резидента выругался в сердцах, вышел из машины и скрылся в кустах. Отыскал нужный пень, заложил контейнер и вернулся к машине.

Дмитрий по натуре был интеллигентный, мягкий, обходительный человек, писал удивительные по лиризму стихи о любви, о русской природе, чем-то по стилю напоминающие рубцовские. Он никогда не грубил, в общении с людьми был сдержан и корректен. А тут неведомо откуда, наверное, из глубин памяти вырвался давно забытый солдатский мат.

— Эх ты… Твоя фамилия не Резун, а Дристун, — выругался Дмитрий, сел за руль, хлопнул с силой дверцей, завел двигатель и с места рванул машину, до отказа выжав педаль газа. Машина, как ужаленная, вылетела из кустов и помчалась между деревьями.

По дороге Дмитрий Петрович не проронил ни слова. На следующий день, докладывая резиденту о ходе операции, он не стал останавливаться на деталях, но отметил, что Резун пока не готов к проведению серьезных тайниковых операций.

Умный руководитель не стал делать далеко идущие выводы из неспособности Резуна вести вербовочную работу. Он вовсю использовал его информационные возможности. Будучи сам прекрасным вербовщиком, он придерживался мнения, что есть категория разведчиков, которые не могут вести вербовочную работу. Им это просто не дано, так же как человек не может стать хорошим музыкантом без слуха. Когда в резидентуру попадает такой офицер, то умный руководитель находит ему другое применение в зависимости от его способностей. Недальновидный же резидент старается как можно быстрее отправить такого работника на Родину с отрицательной характеристикой. Офицеру, как правило, после этого ставилось клеймо на всю жизнь, и в характеристике писалось, что его нецелесообразно использовать в дальнейшем в работе за рубежом. Резун с большой охотой и даже удовольствием исполнял различные хозяйственные функции в резидентуре. Это было ему по душе. Практически он исполнял роль денщика при руководителе. И эту роль он исполнял превосходно. В результате он был повышен в дипломатическом ранге, став третьим секретарем посольства с соответствующим повышением оклада. В порядке исключения срок его командировки был продлен на один год.

Обязанности Резуна по «крыше» в основном состояли из обслуживания многочисленных советских делегаций, прибывающих в Женеву по самым различным делам. Необходимо было организовывать их встречу, устраивать в гостиницы, сопровождать на переговоры. В Женеву прибывали, как правило, важные персоны, которые требовали к себе особого подхода. Визитеры со Старой площади — высокие чиновники — имели большие связи.

Резуну особенно запомнился один крупный хозяйственник из хозяйственного отдела Управления делами ЦК КПСС. Он часто приезжал в Швейцарию по различным хозяйственным делам, и Резуну, по указанию резидента, пришлось его обслуживать: встречать на аэродроме, провожать, водить по магазинам, ночным барам. Старик очень любил стриптиз. Его звали Грант Тигранович Абрамян. Он был уже в годах, но энергия в нем била ключом. Резун хорошо помнил, что, приезжая, Абрамян в первую очередь направлялся к послу. Всегда элегантно одетый, с модным по тем временам «дипломатом» американской фирмы «Самсонайт», он двигался по коридорам посольства важно и неторопливо. По тому, как он шел и нес кейс, можно было понять, что он не был пуст. Бросалась в глаза сутулость его фигуры, которая, по всей видимости, объяснялась преклонным возрастом. Шагая, он как-то чуть заметно волочил правую ногу, слегка на нее припадая. Создавалось впечатление, что он немного хромает. Был он среднего роста, плотный, но не грузный, с уже заметной лысиной, которую неравномерно прикрывали редкие седые волосы. Большой мясистый нос нависал над его верхней губой и был, пожалуй, главным, определяющим во всей его внешности. Другой характерной чертой были небольшие, глубоко сидящие черные глаза, которые настороженно смотрели из-под густых, лохматых, с сединой бровей на одутловатом, морщинистом, с мешками под глазами лице.

В тот день, когда Резун увидел Абрамяна впервые, на нем был черный выходной импортный костюм, белая хлопчатобумажная рубашка из дорогого фирменного магазина и модные черные туфли западногерманской фирмы «Амбрассадор». Коридор, по которому он шел, был совершенно пуст. Казалось, в здании никого не было.

Потом Резунупришлосьдовольно близко познакомиться с этим непростым человеком. Во время отпуска в Москве он несколько раз посещал Абрамяна на Старой площади, выполняя различные, как правило, личные поручения высокопоставленных сотрудников посольства. Чаще всего это была передача различных сувениров, подарков, спиртных иностранных напитков по случаю каких-нибудь юбилеев и праздников, дней рождения. Новый резидент, Борис Михайлович Александров, оказался давнишним знакомым Гранта Тиграновича по Старой площади. Он предупредил Резуна о необходимости поменьше с ним болтать и стараться во всем ему помогать.

В посольстве о Гранте Тиграновиче ходили самые невероятные слухи. Его многие знали, потому что он был частым гостем в Женеве, да и сами работники посольства навещали его на Старой площади, приезжая в Москву в отпуска и командировки. Рассказывали, например, что Грант Тигранович якобы во время войны был вторым номером у самого Брежнева, когда тот на Малой Земле отстреливался из пулемета от наседавших со всех сторон фашистов. Другие утверждали, что это чушь, выдумки. Грант Тигранович никогда не воевал, всю войну просидел в тылу, на Урале, работал где-то хозяйственником или снабженцем. На Старую площадь в Управление делами попал совершенно случайно после того, как Черненко или кто-то другой из высокого начальства обратил внимание на то, как ловко Грант Тигранович открывал бутылки во время приема. Эта версия больше походила на правду, так как достоверно известно, что на Западе журналисты действительно называли Черненко мастером по открыванию бутылок для Брежнева.

Резун часто возил на своей машине Абрамяна во время его посещений Швейцарии. Возвращаясь с приемов, Грант Тигранович любил подчеркнуть свою близость к сильным мира сего. О Брежневе говорил, что тот звонит ему домой по телефону, чтобы посоветоваться. Иногда у него развязывался язык, и он в машине болтал о служебных делах, совершенно забывая, что находится за границей, а не на Старой площади в своем кабинете. Резун во время таких бесед не знал куда себя деть; отвечал односложно, старался молчать, но замечание сделать побаивался.

— Ты когда возвращаешься в Союз? — спрашивал Абрамян, развалясь на заднем сиденье. Он пребывал в хорошем настроении после очередного приёма.

— Пока точно не знаю, — неохотно отвечал Резун. — Думаю, через год, полтора.

— У тебя моя визитка есть. Там указаны телефоны. Кремлевка тебе не нужна, неоткуда по ней звонить. Когда будешь в Москве, не стесняйся, заходи. Помогу в устройстве на работу, если потребуется. Ты знаещь, сколько я своих шоферов за преданность отправил за рубеж, в посольства. Я ведь всех твоих начальников как облупленных знаю. Они у меня на Старой площади бывают. Будут проблемы, позвоню в ГРУ, и все решим, — продолжал разглагольствовать подвыпивший старик. — Да, кстати, там у вас в ГРУ работает мой племянник. — Он назвал армянскую фамилию. Резуну показалось, что, когда он работал в Информации, слышал эту фамилию. — Ты, может быть, знаешь его. Он, как и ты, молодой, по-моему, капитан или уже майор. Его к вам взяли из НИИ, раньше занимался наукой у академика Миллионщикова.

— Нет, не знаю, — тихо проговорил Резун, стараясь как-то закончить этот неприятный для него разговор о служебных делах в машине. Но Гранту Тиграновичу было море по колено. Он продолжал болтать, не обращая внимания на Резуна. Называл все новые фамилии важных должностных лиц из КГБ, МИДа, ЦК КПСС. Везде у него были друзья и хорошие знакомые.

— Кстати, — не унимался Абрамян, — когда я был торгпредом на Кипре, у меня инженером работал зять вашего партийного начальника Долина. Ты его, конечно, знаешь. Хороший мужик Григорий Иванович, заботливый и внимательный, часто своей дочке присылал гостинцы.

Что касается посылок, то это не было новостью для Резуна. Обычное дело в советских колониях за рубежом. Он сам неоднократно и получал, и отправлял посылки. Особенно любил это делать для начальства.

4 ноября 2004 года в газете «Время новостей» под броским названием «Адъютант его превосходительства» было опубликовано интервью с бывшим порученцем начальника ГРУ Игорем Поповым, который в течение двадцати пяти лет верой и правдой служил Родине и своему начальнику.

В интервью сообщается, что предатель Резун, оказывается, неоднократно посещал приемную начальника ГРУ. Но предоставим слово самому Игорю Попову: «Резун-Суворов приходил. Дело в том, что дочь Петра Ивановича [Ивашутин Петр Иванович — начальник ГРУ.] была замужем за дипломатом и работала в Женеве, где под „крышей“ советского представительства в ООН в это же время трудился и будущий писатель Виктор Суворов. Так вот, Резун возил Ирине Петровне посылочки от отца — черный хлеб, селедка, колбаса, бутылочка водки и так далее. Резун приходил в приемную и скороговоркой, услужливо и даже заискивающе говорил: „Игоречек, я все передам, конечно, передам, все сделаю…“ Раза два или три он возил эти посылки. Петр Иванович с ним не общался. Потом, когда в 1978 году Резун сбежал в Англию, Петр Иванович говорил возмущенно: „Этот деятель [Слово „деятель“ было самое ругательное в устах начальника ГРУ.] мало что сбежал, так он еще и книжку написал, где все переврал“».

Адъютант его превосходительства, называя предателя Родины писателем, откровенничает дальше, сообщая, что и матерый предатель генерал Поляков тоже, оказывается, посещал святая святых — приемную начальника ГРУ, и не с пустыми руками. На вопрос журналиста о генерале Полякове бывший порученец отвечает: «Да вот его подарок на стене висит (Игорь Попов подводит журналиста к двум висящим на стене полуметровым фигуркам английских колониальных солдат из Индии, мастерски вырезанных из дерева дорогой породы). Видимо, он вез подарок Петру Ивановичу, но тот был в отъезде. Ладно, — говорит мне, — вот тебе подарок».

Прочитав эти совершенно лишние откровения бывшего порученца о всеми уважаемом в ГРУ Петре Ивановиче Ива-шутине, мне вспомнилась одна старая нашумевшая история о «жучке» в гербе США, который был установлен умельцами КГБ в кабинете посла США в СССР Аверелла Гарримана в 1945 году и в течение десяти лет при четырёх послах США передавал все секретные переговоры, имевшие место быть в кабинете посла.

Только через десять лет американцы обнаружили в полом деревянном гербе США подслушивающее устройство.

Американцы нашли его, но не знали принцип его действия. В гербе находилось пассивное устройство, похожее на головастика с маленьким хоботком. В этом устройстве была применена технология, не встречавшаяся ранее, и ученые ЦРУ испытывали затруднения в ее расшифровке.

Соединенные Штаты хранили это неприятное для них открытие в секрете почти десять лет.

И только в 1960 году представитель США в ООН Генри Кэбот Лодж открыл и показал герб США и установленное в нем миниатюрное подслушивающее устройство на сессии Совета Безопасности.

ЦРУ затаило злобу на КГБ и мечтало ответить ударом на удар, работая над созданием эффективных средств проникновения в секреты СССР.

Рассказанная адъютантом ГРУ Поповым история об английских колониальных солдатах наводит меня на грустные мысли. А сколько деревянных солдат могли попасть в кабинеты и квартиры бывших высоких руководителей нашей страны? Об этом никто не знает. И что интересно. Мои попытки узнать, а кто, собственно, направлял Резуна с посылками в высокие кабинеты, окончились безрезультатно. Никто!

Ещё будучи слушателем академии, Резун увлекался изучением истории масонства и сионизма и даже пытался что-то написать по этой теме. Наблюдая за Грантом Тиграновичем во время его многократных приездов в Швейцарию, Владимир пришел к выводу, что наша партия в принципе ничем не отличалась от масонской организации. В ней была категория лиц, так называемая номенклатура, которая посвящена во многие секреты. Эти люди правили, а рядовые члены партии исполняли роль «вольных каменщиков», которые ничего не решали, ничего не знали, а были простыми исполнителями воли посвященных. Организационно партия представляла из себя масонскую пирамиду, на вершине которой сидел иудейский царь. Степень посвящения зависела от занимаемой должности функционера партии. Вершина пирамиды находилась, конечно, на Старой площади, а может быть, где-то ещё. За долгие годы комсомольской и партийной работы Грант Тифанович прошел через огонь, воду и медные трубы и стал одним из посвященных высокой степени. Ни один паук не смог бы сплести такую паутину, которую сплел Абрамян за свою жизнь из человеческих отношений. Кто только не сидел у него на крючке: министры, начальники главков, директора заводов, высокопоставленные работники КГБ, МВД, Министерства обороны, ученые, артисты, врачи, деятели искусства и культуры, работники ЦК'КПСС. Он опутал своими нитями по рукам и ногам сотни, а может быть, тысячи людей самых разных профессий.

 

По лезвию бритвы

В апреле 1977 года в жизни и в работе Резуна, как ему показалось, забрезжил свет в конце туннеля. Наконец-то что-то обозначилось в организационной, вербовочной работе. На горизонте засветился маленький, едва заметный огонек, который мог разгореться и согреть честолюбивую душу разведчика, делавшего первые шаги в агентурной работе. Ощутить и почувствовать еще на уровне подсознания, что ты вдруг, наконец, попал в яблочко после стольких бесплодных поисков и нашел бриллиант, который вот-вот засверкает в твоих руках. Это ли не счастье для молодого разведчика?

Конечно, Резун видел свое призвание в аналитической работе. Писать информационные шифровки, получать положительные отзывы из Центра и ходить после этого гоголем, чувствовать себя героем среди товарищей. Особенно если резидент на собрании офицеров не только похвалит, но и поставит в пример остальным. Резун чувствовал себя на седьмом небе. У него появилась уверенность, что и он может работать в добывании, как он любил выражаться. «Ещё неизвестно, кто из нас трус, — думал Резун. — Цыплят по осени считают. По оценкам Центра выходит, что моя информация представляет интерес. А если получится с „палкой“, то некоторым передовикам и вовсе придется прикусить язык и поджать хвосты».

И все-таки Резун понимал разницу между стрижкой газет и боевой работой «в поле». Разведчика, добившегося успехов в оперативной работе, ценили куда больше. И вот, наконец, у него появился, как ему казалось, шанс закончить командировку с «палкой», как выражаются разведчики в ГРУ, то есть с вербовкой. Сделать вербовку в первой командировке редко кому удается, да еше в такой стране, как Швейцария, да еще англичанина. Это не шутка. Конечно, многое зависит от страны, от времени действия и от многих других факторов. И, конечно, от удачи. Ее тоже нельзя сбрасывать со счетов. Цитированный нами уже генерал КГБ Леонов приводит такую любопытную статистику в своей книге «Лихолетье»: «Работа разведчика лучше всего выражена в словах поэта: „В грамм добыча — в год труды“. Мы даже исходили одно время из простой десятеричной системы: из каждых ста первичных контактов, может быть, начнется десять разработок, а из этого десятка может получиться одна хорошая вербовка».

Трудно не согласиться в принципе с генералом Леоновым. Но приведенные им соотношения могут меняться в зависимости от конкретной страны. Иногда может и из тысячи первичных контактов ничего не получиться, а можетудачаулыбнуться и с первого контакта. Но в любом случае следует исходить из того, что удача, как правило, на стороне тех, кто упорно трудится.

Разведчики «в поле», или, как их называет известный английский писатель Джон ле Карре, разведчики «на холоде», — это те бойцы «невидимого фронта», которые каждодневно рискуют не только карьерой и собственной жизнью, но и постоянно отвечают за безопасность своей страны; это те, кто встречается с агентами, получает ценную информацию; это те, кто вербовал и обеспечивал связь с Эймсом в условиях жесточайшего контрразведывательного режима США. Они не думают о наградах и званиях. Они думают только о выполнении своего долга перед Родиной. И когда они попадаются, чаще всего из-за предательства, то, вернувшись на Родину, скромно живут среди нас. И мы часто не знаем и не замечаем их.

Но была и другая категория разведчиков, которые волей случая сразу прошли в дамки: став начальниками, они ни разу не побывали «в поле», не простудились «на холоде».

Окончив престижные вузы, они сразу попали в обойму неприкасаемых, устроившись переводчиками, советниками от разведки КГБ у высоких советских партийных бонз, когда те посещали заморские страны.

Познакомившись с редактором английского издания журнала «Международное военное обозрение» англичанином Фурлонгом, Резун возликовал. Ему показалось после нескольких встреч с англичанином, что он ухватил жар-птицу за хвост. Когда после третьей встречи с Фурлонгом Резун приехал в резидентуру, вынул из своего кейса полученные в редакции журнала материалы и стал их просматривать, сердце его наполнилось радостью. Опытный глаз информатора сразу определил, что в привезенных материалах масса информации для прекрасных содержательных телеграмм, которые, по его мнению, будут наверняка доложены командованию. Резун принялся за привычное для него дело — обработку материалов. И результат не заставил себя ждать. Из Центра посыпались положительные отзывы.

Резидент после доклада Резуна о Фурлонге вспомнил, вероятно, свою лихую боевую молодость, успешную работу в Англии и решил всячески поддержать работу молодого разведчика. Он поставил задачу Резуну активизировать работу с англичанином, глубже изучать его агентурные возможности, нащупать пути подхода к нему, выяснить его интересы, отношение к СССР. Короче, установить мотивы его использования в качестве источника информации по военным вопросам. В качестве зацепки рекомендовал использовать увлечение англичанина нумизматикой.

Прежние успехи резидента в Англии подстегивали его, будоражили память, вызывали приятные воспоминания, хотелось повторить успех через своего подчиненного. Да и времени до окончания командировки оставалось в обрез. Надо было спешить, чтобы возвратиться на Родину со щитом.

Резун зачастил к Фурлонгу в редакцию. Но где-то на пятой или шестой встрече с англичанином Резун почувствовал какой-то дискомфорт в отношениях с ним. Фурлонг как-то невзначай прикоснулся к нему, провел рукой по плечу. Прикосновение Фурлонга мгновенно перенесло Резуна на несколько лет назад. Ему показалось, что перед ним не Фурлонг, а его бывший начальник, только в штатской одежде.

От прикосновения Фурлонга по телу Резуна пробежала дрожь, словно его ударило током. Он почувствовал такое искушение, устоять перед которым у него не было никаких сил.

А дальше все пошло так, как всегда. Его, как наркомана к дозе, потянуло к Фурлонгу. Сначала Резун хотел использовать эту любовную связь в своих интересах для получения результатов в вербовочной работе, храня ее в глубокой тайне от всех. Ему казалось, что в этом нет какой-либо угрозы для него. Никто ведь об этом не узнает. Он слышал, что разведка иногда использует в качестве компромата гомосексуализм. «Но с какой стати Фурлонг будет сообщать кому-либо о своих сексуальных контактах», — думал Резун. Он знал, что разведчиков-гомосексуалистов в английской разведке по головке не гладят.

В этот период произошла смена резидентов. Вместо генерала Глотова приехал Александров, которого Резун знал только по слухам, стажируясь в ГКНТ перед поездкой в Швейцарию. Старая площадь прислала своего человека. В партийных коридорах он чувствовал себя как рыба в воде. В Швейцарии у него была масса друзей. Перед тем как отправиться в длительную загранкомандировку, он долго выбирал, прикидывал, в какую страну поехать. Наконец выбор пал на Швейцарию, хотя ему предлагали и другие престижные страны. Женеву Александров выбрал потому, что там освобождённым секретарем партийной организации работал его закадычный друг по Старой площади. Да и до Москвы рукой подать. В любое время жена может слетать домой, проведать родных и близких. Все удобства. Однако в ГРУ возникли непредвиденные препятствия. На место резидента в Женеву планировался другой человек, офицер, опытный оперативник, начальник направления, который курировал женевскую резидентуру, раньше работал в Швейцарии и хорошо знал страну. Казалось, ему и карты в руки. Но не тут-то было. Коса нашла на камень.

Старая площадь была истиной в последней инстанции. Там лучше знали, кого и куда посылать. Конечно, времена романтических честных Давыдовых, когда коммунисты по призыву партии и зову сердца ехали поднимать колхозы, строить заводы, первыми шли в атаку, были готовы умереть ради идеи, давно канули в Лету. Теперь со Старой площади охотнее ехали в теплые страны послами, освобожденными секретарями, советниками, резидентами. И стране долго придется ждать, когда вновь возродятся из пепла новые Давыдовы и поведут страну к забытым победам. И это будет. Обязательно будет.

На выездной комиссии ГРУ кандидату в резиденты в Женеву капитану первого ранга Калинину было заявлено, что он нужнее здесь, в Центре, а в Женеву поедет генерал Александров.

Но произошло непредвиденное: начальник управления категорически отказался подписывать протокол выездной комиссии с рекомендацией направить генерала Александрова резидентом в Женеву. Конечно, это было ЧП, но местного масштаба. Как известно, в то время для партии не было крепостей, которые она не могла бы взять. Каким-то образом дело было улажено, и Александров вскоре отправился в Женеву, а строптивого заслуженного генерала, начальника управления, не поставившего свою подпись под протоколом, вскоре отправили на пенсию. Руководство ГРУ крайне негативно относилось к назначению Александрова Б. А. резидентом ГРУ в Швейцарии.

Высокое начальство со Старой площади, которое направляло генерала Александрова резидентом советской военной разведки в Женеву, конечно, никогда не читало ни Аллена Даллеса, шефа ЦРУ, ни Райнхарда (BND — Bundesnachrichten Dienst). Вот, например, что писал в своих воспоминаниях Гелен по вопросу подбора кадров на руководящие должности: «При назначении на руководящие должности в разведке должны учитываться только профессиональные и деловые качества, а не партийные и тактические мотивы».

Резуну при Александрове вначале было не так уж и плохо. Новый резидент за долгие годы работы на Старой площади превратился в барина, и денщик для него пришелся как раз кстати. Резун функции денщика знал превосходно: возил шефа и его жену по городу. Жена Александрова активно знакомилась с западным миром: культурой, достопримечательностями страны, но больше всего ее интересовали различные шопы, рынки, барахолки. Она никогда до этого не была на Западе, и он ей показался привлекательным. Не устраивала ее только автомашина Резуна — старая «Тойота». Ей очень хотелось разъезжать по городу в престижной «Вольво». Иногдаже-ны резидентов пытаются командовать личным составом. Такие командирши — настоящая беда для офицеров, не дай бог не понравиться такой Кабанихе: загонит за Можай. Супруга Александрова была не из их числа: в служебные дела не лезла, но любила, когда мужчины уделяли ей повышенное внимание. Да и кто из женщин не любит этого?

Александров не вникал в оперативную работу, передав этот участок своему заместителю. Резун продолжал активно заниматься анализом информации, и его поддерживал шеф. Из Центра продолжали идти положительные отзывы на информационные телеграммы, исполненные молодым, подающим надежды офицером.

Александрова не интересовали взаимоотношения в офицерском коллективе. Работники резидентуры сразу раскусили нового шефа. За границей это происходит очень быстро. Офицеры между собой сравнивали Александрова с прежним шефом, вспоминали его добрым словом. Новый был очень резок и груб с подчиненными, он не терпел никаких возражений. Иногда и Резун попадал под горячую руку своенравного начальника. Ему трудно было угодить, приспособиться к нему, он всегда чем-нибудь был недоволен, никогда не улыбался. Резун очень переживал, когда шеф обрушивался на него с какой-нибудь претензией. А Александров это часто делал, грозился прервать его командировку и отправить на родину. Страшные картины рисовались Резуну. В такие минуты ему казалось, что шеф знает о его сексуальных контактах с Фур-лонгом. Ужас охватывал его, когда Александров вдруг говорил, что соседи имеют кое-какие претензии к нему. При этом шеф не говорил, о каких претензиях шла речь. Резун замечал, что Александров частенько о чем-то беседовал с офицером КГБ по безопасности. Резуну в таких случаях всегда казалось, что именно он является предметом разговора офицеров, у него надолго портилось настроение, он замыкался в себя, становился молчаливым и грустным, думая, что вот-вот с ним должно что-то случиться.

Доходило и до того, что он впадал в депрессию, выпив дома после работы пару рюмок спиртного. Резун вдруг, как маленький ребенок, мог без видимой причины расплакаться, начинал в чем-то себя упрекать, раскаиваться, доводя себя почти до обморочного состояния. В конце 1976 года резидент по указанию Центра на несколько месяцев убыл в Союз. Вместо него в Женеву временно исполнять обязанности резидента прибыл из Центра начальник направления капитан 1 ранга Калинин В. П.

Калинин поручил Резуну по утрам просматривать прессу и докладывать ему о наиболее важных и интересных событиях в стране и в мире.

Прошло несколько дней, но Резун с докладом не являлся. Калинин был строгим, требовательным к себе и подчиненным офицером. Через неделю он вызвал молодого офицера и поинтересовался, почему тот не выполняет порученное ему задание. Вопрос Калинин Резуну задал обычным тоном, в нём отсутствовали какие-либо ноты недовольства, угрозы, которые впоследствии отличали будущего резидента Александрова.

Калинин был опытным офицером, много повидавшим на своем веку на флоте, но такого он увидеть не ожидал. Он заметил вдруг на глазах разведчика слезы. Крупные детские слезы катились по его пухлым щекам.

Калинин сам растерялся от неожиданности и не знал, что делать.

Когда он попытался его успокоить, Резун вдруг разрыдался, стал просить прощение, оправдываться, что совсем забыл о порученном деле, и заверять, что впредь это никогда не повторится.

После этой сцены Калинин долго думал о случившемся, пытаясь найти причины такого поведения молодого разведчика. Никому об этом случае не стал докладывать.

По иронии судьбы после бегства Резуна стрелочником оказался капитан 1 ранга Калинин, который получил строгий выговор, его направили из центрального аппарата в другое подразделение с аттестацией о нецелесообразности дальнейшего использования на работе за рубежом. На этом закончилась карьера перспективного заслуженного офицера ГРУ, награжденного за предыдущие успехи в работе боевым орденом Красного Знамени.

После поездки в Цюрих в редакцию журнала «Армада» и беседы с англичанами Резуна охватила настоящая паника, он заметался, многие сослуживцы заметили его депрессивное состояние. В это время он отчетливо понял, что попался в ловушку к спецслужбам СИС, стал судорожно искать выход из создавшегося положения. Было ясно: англичане переиграли его на том, на чем он сам хотел сыграть. То ли Фурлонг был кадровым работником СИС, то ли спецслужбы умело воспользовались его нетрадиционной сексуальной ориентацией.

Дальше события развивались по совершенно неожиданному и никем не предвиденному сценарию.