Свиток первый. Снежинка, упавшая на ладонь

Новый год я встретила, если можно так выразиться, на работе. Нас пригласили на корпоративную вечеринку в загородный пансионат. Крупная строительная компания сняла его на все время новогодних праздников.

В девять часов вечера мы появились в полном составе. Гости были уже разгорячены алкоголем. Увидев нас, они на миг затихли, потом дружно закричали: «Вот это да! Супер!» и почему-то «Ура!». Смешливая Ханако тихо прыснула, я строго на нее глянула, и она тут же прикрыла губы веером. Мы выдержали паузу, застыв в эффектных позах и позволяя гостям насладиться зрелищем. Я придумала такой выход и знала, как экзотично мы выглядим, стоя близко друг к другу. В центре нашей группы обычно находилась я, по бокам располагались Сакура и Идзуми. Несколько месяцев назад в нашем коллективе появилась юная Ханако. И сейчас она дополнила картину.

Я словно увидела нас со стороны. На мне было ярко-алое кимоно, сплошь затканное золотой нитью. Широкий пояс-оби из черной с золочением парчи перетягивал стан от талии до груди, в руках я держала раскрытый шелковый веер. На его черном фоне алели большие маки. Справа от меня стояла Сакура. Ее кимоно больше соответствовало новогодней теме. Оно было нежно-голубым с серебряными ладьями по подолу. В руках Сакура держала неизменный для выступления гейш сямисэн. Слева от меня находилась Идзуми. Ее густо-синее кимоно с бледно-сиреневыми ирисами прекрасно сочеталось с нежно-лазоревым нарядом Ханако, расписанным светло-розовыми цветочками сакуры.

Наши яркие шелковые наряды всегда вызывали восхищение зрителей, тем более все кимоно были подлинные, привезенные специально для меня из Японии. Стоили они немало, но любая уважающая себя гейша должна иметь их целую коллекцию, несмотря на то, что по сей день это самая дорогая одежда в мире.

Мы были в полном гриме, то есть наши лица, шеи и часть груди густо покрывал слой белил, глаза были подведены черным и красным, а губы нарисованы маленькими бантиками. Парики традиционной прически гейш симада довершали образы. Но я невольно улыбнулась, представив, как странно мы выглядим на фоне огромной, сверкающей украшениями и переливающейся разноцветными огоньками гирлянд елки, которая находилась позади нас.

— Милая Аямэ, вы уже доставили нам необычайное удовольствие своим эффектным появлением! — громко сказал распорядитель вечера, невысокий полный мужчина, подходя к нам. — Располагайтесь, для вас выделен специальный столик.

Мы поклонились и молча последовали за ним. Присутствующие проводили нас любопытными взглядами.

— Рассредоточиваемся, — тихо сказала я. — Все, как обычно. Через полчаса Сакура сыграет на сямисэне. Затем Ханако исполнит танец. А там очередь дойдет и до Идзуми.

— Хорошо, — улыбнулась она.

— Танюша, а есть-то нам можно? Все-таки новогодний вечер! Тут столько всего вкусного! — неожиданно сказала Сакура.

— Да ты и так толстая, — заметила Ханако и засмеялась, ущипнув ее за бок.

— Это еще что такое! — строго произнесла я. — И потом, сколько можно повторять, что на работе общаемся только под псевдонимами!

Это было одно из правил нашего бизнеса. В жизни меня зовут Таня, Ханако — Рита, Идзуми носит имя Нари, а Сакура — Майя. Но на работе, да и на репетициях мы всегда обращаемся друг к другу по псевдонимам, чтобы легче войти в образ и чувствовать себя настоящими гейшами.

— Извини, — покаянно ответила Сакура и потупилась.

Она одна из нас была светловолосой и сероглазой. Но грим и парик неузнаваемо ее меняли.

— Если гости будут наливать, лучше отказываться, — продолжила я более мягко. — К тому же о нас, как видите, позаботились.

И мы одновременно глянули на столик, на котором были выставлены шампанское и закуски. По правилам гейшам запрещалось есть за одним столом с гостями. Они должны лишь подливать спиртное и не давать никому скучать. Но на таких массовых мероприятиях трудно было следовать правилам. Тем более мы находились не в Японии.

Когда я, чуть больше года назад, открыла агентство «Аямэ», предоставляющее услуги гейш, то даже и представить не могла, каким спросом это будет пользоваться. На огромную Москву нас явно не хватало. А уж в новогодние праздники сутки были расписаны по часам.

«Нужно расширять дело и набирать новые кадры, — в который раз подумала я, наблюдая, как Ханако подошла к соседнему столику, за которым сидели одни мужчины и, склонившись, что-то весело им говорила. — А то теряю огромные деньги, особенно в такие массовые праздники»

Но как раз с кадрами было крайне трудно. Девушки приходили по объявлению, но почти все отсеивались в процессе обучения. К тому же в народе гейша по-прежнему ассоциировалась с проституткой. И когда я на собеседовании говорила, что наше агентство не предоставляет интимные услуги, что необходимо постоянно учиться и ежедневно репетировать, многие кандидатки тут же вставали и уходили. От гейши требовалось умение играть на музыкальных инструментах, петь, танцевать на профессиональном уровне. Эти три кита искусства в Японии назывались одним термином — gei. Собственно говоря, от него и пошло название гей-ся. Но главное и основное — это умение непринужденно вести беседу, быть своей в любом обществе и создавать для мужчин атмосферу легкости и ненавязчивого эротизма.

Я являлась и директором агентства и педагогом. К тому же приходилось постоянно участвовать в вечеринках в образе гейши Аямэ. По правде говоря, меня уже не хватало на все. Кроме этого я преподавала танцы в русско-японской школе.

«Хватит! — неожиданно решила я, глядя, как Сакура подсаживается за стол, устраиваясь между двух молодых парней. — После новогодних каникул уйду из школы. А то зарплата там мизерная, а хлопот полон рот. Нужно предупредить руководство».

На миг мне стало грустно, ведь я проработала в школе почти два года и очень привязалась к детям, но я понимала, что это единственно верное решение.

Увидев, что ко мне приближается директор компании, я мгновенно приняла приветливый вид и выбросила из головы все мысли о работе. Мои губы непроизвольно сложились в улыбку, ресницы опустились, а пальцы раскрыли веер. Принимать безмятежный вид стало своего рода рефлексом, потому что гейша из века в век олицетворяла собой женский идеал и была подобна произведению искусства.

— Я хочу пригласить вас, милая Аямэ, за наш столик, — сказал директор. — Украсьте своим присутствием нашу компанию.

— С удовольствием, — мягко ответила я и последовала за ним.

Я присела на краешек стула, незаметно запахнув разъезжающиеся полы кимоно, под которым у меня был надет дзюбан светло-серого цвета. По традиции у японцев одежда многослойная, и в прошлые века женщины надевали до двенадцати различных кимоно.

Директор познакомил меня с сидящими за столом. Я мельком глянула на его жену, полную круглолицую даму с ямочками на щеках, потом перевела взгляд на мужчину средних лет и его спутницу. Она заинтересовала меня больше остальных. Мужчина являлся аналитиком компании, его жена преподавателем в институте. Звали ее Ёсико.

— Ёсико большой специалист по японской культуре, — сказал, улыбаясь, директор, — я думаю, Аямэ будет интересно поболтать с тобой. Не так ли?

— Да, несомненно, — ответила Ёсико, приветливо на меня глядя.

Она была явно японских кровей. Об этом говорил разрез темно-карих глаз, желтоватая кожа с неярким румянцем, прямые тяжелые черные волосы. Ну и, конечно, японское имя.

— А что оно означает? — поинтересовалась я, когда мужчины вышли покурить, и мы остались одни.

— «Хороший ребенок», — усмехнулась Ёсико. — Но я, и правда, всегда была примерной ученицей и послушной дочкой.

Как оказалось, Ёсико родилась и выросла в Москве. Ее отец был русским, а мама — японкой. Они познакомились, когда он работал в Киото по контракту. Поженились, и он увез молодую жену в Москву. И сейчас Ёсико ездила в Японию раз в год навещать родных.

— Но гены — сильная вещь, — говорила Ёсико с улыбкой. — Я влюблена в нашу культуру и, естественно, выбрала соответствующую профессию.

— Да, японская культура очень интересна и непривычна для европейского мышления, — задумчиво проговорила я, глядя в карие глаза Ёсико.

— Я не люблю посещать все эти корпоративы, — сказала она. — Но когда узнала, что будут гейши, то, сами понимаете, не могла упустить такой возможности и приехала с мужем сюда. И очень рада нашему знакомству.

В этот момент раздались звуки сямисэна. Мы замолчали и повернулись. На середину зала вышла Сакура. Она заиграла мелодию «Сливы в весеннем цвету», и все затихли. Когда она закончила и поклонилась, раздались дружные аплодисменты и одобрительные возгласы.

— Надо же, — заметила Ёсико, — не ожидала, что наши подвыпившие товарищи оценили игру на таком специфическом инструменте.

— Просто звучит экзотично, хотя это обычный щипковый трехструнный инструмент, — сказала я. — А как-то в Токио я играла для гостей на балалайке. В сочетании с костюмом гейши это всегда производило фурор.

— Как интересно! — повернулась ко мне Ёсико. — Вы профессионал. Я даже не ожидала! А сямисэн настоящий?

— О, да! И обтянут кошачьей кожей, как положено, — улыбнулась я. — У нас есть и цитра кото. И сделана она из павлонии. Мне привез их один друг из Токио.

— Я приятно удивлена, — заметила после паузы Ёсико. — Все-таки кото имеет тринадцать струн, и играть на ней довольно сложно. А что ваши девушки используют и «когти» из слоновой кости? Насколько я помню, чтобы играть на кото, нужно их надеть на большой, указательный и средний пальцы.

— Да, конечно, — улыбнулась я. — У нас все по правилам.

— Прекрасно! — восхитилась она. — А знаете, Аямэ, что кото очень древний инструмент? Существуют глиняные фигурки музыкантов, датируемые третьим веком до нашей эры, у которых в руках именно эти цитры. Кроме этого, в «Кодзики», нашем сборнике мифов, есть упоминание о «Говорящем Небесном Кото».

— Все это необычайно интересно, — заметила я.

И внимательно поглядела на раскрасневшуюся Ёсико. Видно было, что этот разговор доставляет ей удовольствие.

«Такой увлеченный преподаватель наверняка отлично преподносит материал, — подумала я. — И почему не воспользоваться таким удачным знакомством?»

Я улыбнулась и сказала:

— У нас в агентстве проводятся чайные церемонии. Хотелось бы пригласить вас.

— Я с радостью! — тут же воодушевилась она. — Звоните, и я обязательно приеду.

Из тетради лекций Ёсико:

«Японцы и японки периода Яёй (V век до н. э. — IV век н. э.) носили шелковые и конопляные наряды под названием «кину». Это были длинные, перехваченные поясом рубашки с рукавами, подвязанными у запястий и локтей. Мужчины надевали к ним свободные штаны «хакама», а женщины — распашные юбки «мо».

Именно тогда началась активная торговля Японии с Китаем и другими странами. И японцы поневоле заимствовали у соседей образцы их национальной одежды. Влияние китайской моды было настолько сильным, что ношение чиновниками «мешковатых одеяний с высокими разрезами с двух сторон» было установлено законом.

Но в VIII веке, с переездом императорского двора в новую столицу Хэйан (Киото), в противовес иноземной моде появился многослойный стиль «кокуфу». Мужчины носили длиннополые одеяния «сокутай» с широкими рукавами, а женщины облачались в целый каскад из кимоно: одно кимоно надевалось поверх другого так, чтобы из-под верхней одежды выглядывали краешки всех нижних слоев.

Потом власть перешла от аристократии к военному сословию, и на первом плане оказался боевой костюм самурая. Появилось много новшеств: например, кофта «хаори» и носки «таби». Мода диктовала аскетичный стиль одежды.

XVII век стал поистине золотым веком кимоно. Оно стало универсальной одеждой. Простота покроя этого прямого халата без застежек, воротников и прочих лишних деталей восполнялась красотой и многообразием наносимого орнамента. Простым японцам-горожанам запрещалось иметь одежду из тканей яркой расцветки. Но они выходили из положения, подшивая скромное неяркое кимоно пышной парчовой подкладкой или надевая под него штуки три богатых и дорогих.

В XVII веке возникла новая эстетика, проповедовавшая изысканность и элегантность. Она породила новый вариант одежды — ансамбль из нескольких кимоно, подвязанных поясом. Молодые побеги бамбука, нежные азалии, белоснежная сакура и хризантема — символ императорской Японии — подобные картины украшали парчовые и шелковые кимоно японских принцесс и придворных дам. Мужские кимоно были вышиты свирепыми драконами и иероглифами, которые обозначали «всегда первый», «рост», «слава», «успех» и «богатство».

Пояс, которым подвязывают кимоно, называется «оби». Мужчины фиксируют его на бедрах, женщины — на талии или выше. Издавна он считается амулетом, хранящим душу, а узел или бант на нем — символом верной любви. Члены одного рода завязывали пояса одинаковыми узлами, которые были своего рода прототипами фамильных гербов.

Кимоно делятся на верхние и нижние. Есть домашние из хлопка — «юката», их носят с простыми деревянными шлепанцами «гэта». Нижние, вроде нательного белья, называются «дзюбан». Верхние кимоно с рукавами до полутора метров — это «фурисодэ». Раньше такие рукава, свисающие до пола, носили незамужние девушки. Считалось, что этим они привлекали к себе внимание мужчин. К такому наряду принято надевать носки «таби» и шлепанцы «дзори», обтянутые шелком или парчой.

К свадебному белому шелковому кимоно с вытканными журавлями полагался головной убор «цуно-какуси» (в переводе — «укрытие рогов»). Он символизировал усмирение женской ревности, поскольку японцы считают, что рога вырастают у ревнивой жены, а не у обманутого мужа. После свадьбы рукава подбирались, и новый наряд «томесоде» («подобранные рукава») символизировал жизненный опыт и женственность.

Одежда кимоно является частью Традиции, поэтому в любом произведении японского искусства мы видим его присутствие. Вот, к примеру, отрывок из текста Окада Сёги, автора XIX века, в котором он описывает, как проводила время гейша со своим возлюбленным:

«Они ходили по Эдо, наслаждаясь как ясной погодой, так и временами накрапывавшим дождем. Она была в тщательно подобранном двенадцатислойном кимоно стиля Хэйан, а на нем было накидка с длинными рукавами, популярная у молодых модников.

Они любовались вишневыми цветами у Асукаяма и коснулись там знаменитого памятного камня, что должно было принести удачу. Они ходили по взморью в Синагава, садились в опасно узкую лодку, плыли, опустив ладони в воду, мимо деревянных боков коричневых кораблей, буксировавшихся по быстрому соленому течению…

Он купил ей букет оминаэси — маленьких желтых бутонов, называвшихся «женскими цветами»; иногда их называли цветами продажных девок. Два адониса в горшках, сказал он, гарантированно являлись «совершенными символами счастья и долголетия».

Она смотрела на него так, как если бы каждый такой взгляд доставлял ей удовольствие, и она все никак не могла наглядеться на этого человека, понемногу становившегося хорошо известной фигурой на улицах Эдо. Уличные девушки в центральном районе Хондзё отпускали в его адрес веселые замечания. Продавец конопляных кимоно был горд тем, что шил для него одежду…»

Ёсико приехала к нам в агентство утром второго января. Ее встретила Лиза, моя незаменимая помощница и самая близкая подруга. Я появилась чуть позже.

— А у нас гостья, — сказала мне Лиза, когда поздоровалась. Но тут же с тревогой посмотрела в мое лицо и тихо добавила: — Ты ужасно выглядишь! Бледная и под глазами круги! Хочешь, кофе сварю?

— Спасибо, — улыбнулась я. — Это то, что мне сейчас жизненно необходимо! С этими праздниками никакого продыху! И девушки тоже устали. Мы вчера, вернее сегодня, лишь в пять утра освободились. А с трех часов снова выступления, и нужно успеть в шесть мест. Я им позволила поспать подольше, так что приедут лишь к часу.

Лиза уселась за свой стол, внимательно меня слушала, кивая, но ее взгляд не отрывался от монитора компьютера.

— Заявок на ваши выступления очень много, — вздохнула она. — Даже не знаю, что придумать, как вам помочь. Хоть сама гейшей становись, — улыбнулась она.

— Что ты, дорогая! А кто же тут дела вести будет? Да и не для тебя все это! — заметила я.

Лизе осенью исполнилось девятнадцать. У нее была хрупкая изящная фигура. Ее утонченное лицо с нежной кожей, большие темно-карие глаза, тонкий нос, розовые, красиво очерченные губы, длинные каштановые волосы притягивали взгляд. Ни один мужчина не мог остаться равнодушным к ее красоте. Лиза вполне могла бы работать гейшей, но существовало одно «но». Кое-какие драматические события прошлого наложили неизгладимый отпечаток на ее психику. Мы познакомились, когда обе оказались в сексуальном рабстве. После освобождения я смогла справиться с психологическими проблемами, но Лиза неожиданно для меня превратилась в настоящую госпожу. Меня это тревожило, так как она была мне больше чем сестра. Я пыталась как-то помочь, что-то изменить, но проблема пока не решалась. У Лизы был свой раб. Она звала его Григорий, хотя настоящее имя этого человека Павел Николаевич. Он занимал довольно высокий пост в одном министерстве, обладал немалым капиталом, но полностью подпал под жестокую власть Лизы. После пребывания в рабстве она возненавидела весь мужской род и вымещала это на своей жертве. Но рабу Григорию такой образ жизни доставлял необычайное удовольствие. И эта пара жила в гармонии. В прошлом году дошло до того, что Лиза заявилась на одну закрытую вечеринку в сопровождении своего раба. При этом он полз за ней на четвереньках, пристегнутый за ошейник. Мне эта ситуация не давала покоя, но я пока не видела никакого выхода.

— Я проводила гостью в помещение для тяною, — сказала после паузы Лиза. — Она сказала, что ты пригласила.

Тяною — японская чайная церемония, и Лиза для ее проведения оформила нашу репетиционную комнату.

— Да, Лизонька, хочу предложить Ёсико, так зовут нашу гостью, поработать у нас, поучить наших девушек. Да и сама я с удовольствием послушаю лекции. Она преподает в институте японскую культуру, — сказала я. — Я одна просто уже не справляюсь, и думаю, что наш бюджет вполне позволяет такие траты. Если Ёсико согласится, то оформи с ней типовой договор.

— Прекрасная идея! — явно обрадовалась Лиза. — А то ты совсем вымоталась.

— И знаешь еще что, — продолжила я, — хочу уйти из школы. Жаль, конечно, мою танцевальную студию, но у меня абсолютно нет на нее времени. Нужно развивать дело, набирать новые кадры. Сама видишь, сколько заказов. Мы пока единственные гейши в Москве.

— И тут ты права! — поддержала она меня. — Я тебе еще в прошлом году говорила, что не потянешь такую нагрузку!

— Аямэ? — раздался в этот момент голос Ёсико, и она вошла в приемную. — Вас и не узнать без грима и костюма! Но все равно вы очень хороши собой! — заметила она и улыбнулась.

— Здравствуйте, Ёсико, — улыбнулась я в ответ. — Очень рада, что вы приехали! У меня к вам важный разговор. С Лизой уже познакомились?

— Да, — ответила она. — И я посмотрела вашу чайную комнату. Все устроено без нарушения традиций, даже имеется ниша токонома, без которой невозможно ни одно японское помещение. И в ней прекрасная икебана.

— Это Лиза старается, — заметила я.

— Пойду сварю кофе, — сказала Лиза. — А вам, Ёсико, может, чай?

— Нет, мне, если можно, тоже кофе.

Мы устроились у меня в кабинете. Ёсико внимательно выслушала мое предложение и, не раздумывая, согласилась.

— Я спокойно смогу совмещать работу здесь с преподаванием в институте, — сказала она. — И буду делать это с удовольствием. Мне очень нравится ваше дело, и я вижу большие перспективы.

— Хотелось бы, чтобы мои девушки получили разносторонние знания о Японии, — заметила я. — Но, сами понимаете, все-таки акцент должен быть на всем, связанном с гейшами.

— Да, несомненно, — согласилась Ёсико. — И мне самой будет интересно подбирать материал по этой теме.

На прощание Ёсико преподнесла мне фигурку могучего воина в полном самурайском снаряжении.

— Это Бясимон, бог богатства и процветания, — пояснила она, — один из семи богов Удачи.

— А почему он с таким большим копьем? — поинтересовалась я, изучая фигурку.

— По преданию он охраняет северный край земли от вторжения демонов, — ответила Ёсико.

Все дни до старого Нового года были заняты бесконечными выступлениями. Меня утешало только то, что после каникул не нужно было выходить на работу в школу. Директор Михаил Феликсович уговаривал меня не бросать студию среди учебного года, но я была непреклонна. И как-то с утра приехав в школу, написала заявление об увольнении. Он внимательно на меня посмотрел, задумался, но потом все-таки подписал.

Тепло с ним распрощавшись, я вышла на улицу и вдохнула морозный воздух полной грудью. В этот момент услышала, как сигналит машина, и повернула голову. У тротуара притормозила серебристая Тойота. Она принадлежала моему очень хорошему другу господину Ито. Это был японец лет пятидесяти, низкорослый и полный. Он уже много лет жил в Москве, так как имел здесь свой бизнес. Я познакомилась с ним в школе после выступления воспитанников студии на одном из праздников. Директор школы и он были стародавними друзьями. Господин Ито скучал по родине, по привычному для него образу жизни и предложил мне поработать гейшей. А потом я организовала свое дело. И он мне в этом очень помог. Одно время мы были в близких интимных отношениях, да и сейчас, хоть и виделись намного реже, сохраняли нежную связь.

Дверца распахнулась и я, улыбнувшись, направилась к машине. Когда забралась внутрь, то вскрикнула от радостного изумления. Вместе с господином Ито в машине сидел Хаттори Митихиро.

— Охаё: годзаимас, Ито-сан, — поздоровалась я, видимо от растерянности, на японском, — …и Хаттори-сан, — добавила я и наклонила голову. — Как я рада вас видеть!

Я подняла глаза, посмотрела в его покрасневшее лицо и улыбнулась.

— Я счастлив, — ответил он.

Господин Хаттори, молодой японец, адвокат по профессии, был моим давним другом. Он постоянно жил в Токио. Когда я ездила туда в прошлом году, мы встречались.

— Удивлена? — улыбнулся Ито-сан. — Господин Хаттори прилетел вчера. И очень хотел встретиться с тобой. Мы направлялись в офис. И тут ты, Танечка! Вот мы обрадовались! Ты была в школе? — живо спросил он.

Долго живя в нашей стране, господин Ито прекрасно говорил на русском. Его офис и съемная квартира находились в Замоскворечье, недалеко от школы.

— Да, Ито-сан. Но я уволилась, — ответила я, глянув на Митихиро.

Он пристально смотрел на меня и улыбался.

— Вот, значит, как, — задумчиво проговорил господин Ито. — Этого следовало ожидать. Дела идут все лучше? Я понимаю, что ты не успеваешь. И, естественно, выбрала то, что для тебя наиболее выгодно и перспективно. У нас говорят: «Если уж укрываться, так под большим деревом».

— Да, что-то типа того, — пробормотала я. — Пришлось выбрать, иначе ждала неудача и здесь и там.

— Ты огорчена? — спросил Митихиро.

Его небольшие черные и блестящие глаза смотрели ласково и участливо.

— Жаль студию. Дети расстроятся, когда после каникул узнают, что занятия прекращены.

— Ничего, Таня, — успокаивающе проговорил господин Ито, — я думаю, Михаил Феликсович найдет достойную замену. А тебе нужно смотреть вперед и думать о будущем. Но ты, как я вижу, совсем не отдохнула в эти праздники? Глаза грустные, личико утомленное, несмотря на раннее утро.

— Знаете, Ито-сан, я уже с трудом понимаю, когда утро, а когда вечер. Мы едва успеваем выполнять заказы, спрос неимоверно большой. Я сегодня спала всего два часа.

— Бедная моя птичка! А мы хотели пригласить тебя на ужин.

— В другой раз, — мягко ответила я и опустила ресницы.

Мне было неприятно отказывать ему, но на этот вечер у нас снова были назначены выступления.

— Я понимаю, — улыбнулся господин Ито ободряюще и поцеловал меня.

— Еще увидимся, — сказала я, глянув на Митихиро, и покинула машину. — Передавайте привет господину Кобаяси.

— Обязательно, — ответил господин Ито, высунувшись из окна. — Правда, он сейчас с семьей в Токио.

— Надолго?

— Нет, через три дня вернутся.

Господин Кобаяси был секретарем посольства, и являлся мне почти таким же другом, как и господин Ито. Я знала, что в любой момент могу к ним обратиться.

Но когда я вышла из машины, Митихиро неожиданно последовал за мной.

— Я не могу вот так отпустить тебя, — мягко сказал он, беря меня под локоть. — Если ты не можешь поужинать с нами, то хотя бы позавтракай со мной.

— У меня есть пара часов, — ответила я и улыбнулась.

— Вот и отлично! — явно обрадовался он. — Мы так давно не виделись! Хочешь, пойдем ко мне?

— В смысле? — удивилась я. — Ты разве не в «Рэдиссон — Славянская»? Ты же там останавливаешься. И ты, вообще, надолго?

— На пять дней, — ответил Митихиро, прижимая мою руку. — Ай! — вскрикнул он, поскользнувшись и теряя равновесие.

Я попыталась удержать его, и в результате мы оба упали. Тут же расхохотались, барахтаясь на обледеневшем тротуаре. Когда поднялись и начали отряхивать снег друг с друга, Митихиро негодующе заметил:

— И почему у вас тротуары не чистят? И еще столица называется!

Но меня разбирал неудержимый смех. Он посмотрел на меня и снова начал смеяться.

— Так что, пойдем? — спросил он, когда мы успокоились. — Ито-сан решил поселить меня у себя в квартире на эти дни. Я, конечно, отказывался. Но он настоял. Сказал, что его все равно почти никогда дома не бывает, а квартира огромная. Так что я там обитаю.

— Отлично! — обрадовалась я. — Тут идти два шага.

— Два шага? — удивился Митихиро.

— Не обращай внимания! — вновь рассмеялась я. — Ты же знаешь, русские словосочетания не означают буквально смысл сказанного.

— О, да! — улыбнулся он, беря меня под локоть.

Я невольно прижалась к нему, чувствуя нежность. В Токио мы состояли в интимных отношениях, и мне всегда было с ним хорошо. Я невольно вспомнила, как Митихиро однажды принес мне пион, а потом рассказал народную сказку о принцессе, в которую влюбился дух этого цветка и превратился в юного самурая, чтобы приблизиться к ней. Я повернула голову и глянула в его сияющие глаза. Он смотрел на меня, улыбаясь. Потом поднял мою руку, загнул край перчатки и поцеловал запястье. Такое проявление чувств на улице для японца было экстраординарным.

Когда мы пришли в квартиру господина Ито, я сразу сбросила шубку и направилась в ванную. Здесь я бывала неоднократно, так что ориентировалась хорошо. Приведя себя в порядок, я скинула одежду, распустила волосы и набросила мужское кимоно, висевшее на крючке в ванной. Но в этот момент в дверь тихо стукнули.

— Да, входи, — сказала я, приглаживая волосы.

Мне безумно захотелось нежности, близости, ласки. Последнее время я только работала и совсем разучилась отдыхать.

Митихиро зашел, и я невольно улыбнулась, увидев, что он тоже разделся. Я глянула на его стройное мускулистое тело, на узкие бедра, обтянутые короткими трикотажными шортами, невольно задержала взгляд на выпирающем из них бугорке. Я помнила, что «нефритовый стебель» был довольно скромных размеров. И Митихиро всегда отличался излишней застенчивостью. Поэтому меня удивило, что он в этот раз ведет себя так раскованно.

— Ито-сан установил фуро, — сказал он. — Я что-то замерз, вот решил вначале погреться. Ты не возражаешь?

— Нет, конечно, — улыбнулась я, направляясь к высокому округлому чану, выложенному внутри керамической плиткой.

Это и была традиционная ванна фуро. Японцы обожают находиться в нестерпимо горячей воде, сидя на корточках. Часто в такой ванне сделана внизу приступочка, служащая узкой скамейкой. Когда я попробовала впервые посидеть в фуро, то не смогла выдержать и минуты. Но постепенно привыкла и даже начала получать удовольствие, потому что горячая вода странно расслабляла и тело и психику.

Я сполоснула ванну и набрала воду. Митихиро спокойно стянул трусы и забрался внутрь, погрузившись в воду по плечи и счастливо вздохнув.

— И ты, — прошептал он. — Места достаточно для двоих.

Я внимательно посмотрела на его покрасневшее лицо, на влажные губы и тихо засмеялась.

— Танечка, — ласково сказал он, — ты же сама говорила, что устала. Иди сюда, сразу почувствуешь облегчение.

— С удовольствием, — ответила я, скидывая кимоно.

— О! — прошептал Митихиро, — как ты прекрасна! Я скучал по тебе и часто вспоминал тебя, моя принцесса.

— Я тоже вспоминала тебя, — ответила я, забираясь в фуро и невольно вскрикнув.

Вода буквально обжигала. Митихиро подхватил меня за талию и аккуратно опустил к себе на колени, обняв и сжав грудь. Я поерзала, устраиваясь удобнее, и тут же почувствовала его вставший «нефритовый стебель» под своими ягодицами. Он коснулся языком моей шеи сзади, спустился вниз и начал целовать спину. Его пальцы медленно сжимали и оттягивали мои соски. Я закрыла глаза, откинулась назад и развела колени. «Нефритовый стебель» скользнул снизу между бедер и прижался к «яшмовым воротам». Я начала тереться об него. Но узкое пространство фуро позволяло лишь движение вверх-вниз. Я двигалась все быстрее, вцепившись пальцами в край фуро, уже изнемогая и не сдерживая стонов. Пальцы Митихиро сжимали соски, губы не отрывались от моей шеи… Наши «фрукты» лопнули одновременно.

— Как хорошо, — прошептал Митихиро и глубоко вздохнул, отпуская меня.

— Мне тоже, — тихо ответила я, вставая.

Но когда оперлась о край ванны руками, чтобы выбраться, почувствовала, как влажный язык коснулся «яшмовый ворот». Повернувшись, я молча подняла Митихиро из воды и, обхватив пальцами нефритовый стебель, начала «крутить стебелек». Он откинул голову назад, закрыл глаза. Потом вдруг отстранился, выбрался из фуро и потянул меня за собой. Я непонимающе посмотрела в его затуманенные глаза. Митихиро схватил махровое банное полотенце, бросил его на пол. Я тихо засмеялась, подумав, что в спальне было бы удобнее. Но он уже лег.

— Бутон к бутону? — прошептал Митихиро.

Я кивнула и устроилась рядом. Мы приняли позу 69. Я тут же почувствовала его язык, забирающийся в «яшмовые ворота» и, обхватив пальцами «нефритовый стебель», начала нежно ласкать…

Из тетради лекций Ёсико:

«В Японии, как и во многих других странах Азии, секс и все с ним связанное не являлись запретными темами. И даже дети часто были свидетелями пикантных подробностей любовных утех своих родителей.

Широко практиковалось совместное с женщиной мытье в традиционной ванне фуро. Поочередное мытье друг друга постепенно переходило в половой акт, совершаемый прямо в воде. Японцы нередко занимались любовью, глядя на совокупляющихся животных и стараясь им подражать. Одним из изысков любовной игры считалось музицирование женщиной на каком-нибудь музыкальном инструменте. В этот момент она сидела верхом на лежащем на спине мужчин, а нефритовый стебель находился внутри яшмовых ворот. Гейши часто использовали этот способ, сидя верхом на покровителе и наигрывая ему на сямисэне.

Очень интересен также половой акт, называемый в древности «жемчужины удовольствия». Перед тем как мужчина и женщина вступят в сношение, им в анальные отверстия заправляются специальные нити с нанизанными на них бусинами так, что снаружи остаются лишь концы нитей. Во время «лопанья фрукта» — оргазма — служанки очень медленно вытягивают «жемчужины удовольствия» из анусов любовников.

Еще одной неординарной стороной сексуальной жизни японцев было пристрастие к определенному виду зоофилии. Владельцы «веселых домов» зачастую держали уток, с которыми посетители часто вступали в половой контакт, используя для этого утиную яйцекладку.

В наше время кроткие по нраву японские женщины смело и достаточно откровенно отвечают на вопросы связанные с их сексуальной жизнью. Из тысячи опрошенных японок почти половина рассказали национальному еженедельнику WaiWai, что предпочитают заниматься сексом в течение недели, а не в выходные дни, тогда как 33 % предаются плотской любви лишь раз в две недели, а 23 % два раза в те же две недели.

Некоторые женщины критично относятся к своим партнерам. «Однажды я занималась с ним оральным сексом и посмотрела вверх. Каково же было мое разочарование, когда я увидела, что он заснул», — сказала 30-летняя медсестра.

21-летняя студентка рассказала, что ее выводит из себя, когда ее парень «надевает на себя мой бюстгальтер, а свои трусы себе на голову, и хочет, чтобы мы в таком виде занимались сексом».

Некоторые женщины признались, что чаще всего настроение для занятий любовью у них появляется, когда они чувствуют себя одинокими, тогда как у других любимое время для секса наступает непосредственно перед менструацией, после тяжелой работы или во время просмотра мелодрам.

Как оказалось, японских женщин в партнерах больше всего привлекает грудь, большие руки и гибкие пальцы.

Около 70 % опрошенных испытывают оргазм, однако 27 % во время стимуляции не испытывают разрядки. На просьбу описать оргазмические ощущения, одна женщина сказала, что «кровь начинает по всему телу течь в разных направлениях», а другая описала это как «морской бриз в голове».

Опрос на тему секса 973 японских женщин дал неожиданные результаты: в среднем за всю жизнь у них было от 2,9 партнеров (девушки в возрасте от 20 до 29) до 4,5 (от 25 до 29 лет), а у женщин от 30 до 34 лет, в среднем, было 4,2 мужчины».

Когда я приехала в агентство, все уже были на месте. Лиза кивнула мне, улыбнулась и вновь уткнулась в монитор. Ханако вылетела из чайной комнаты и, громко смеясь, начала рассказывать, как Сакура примеряла кимоно, удивляясь, что оно кажется ей меньше, чем раньше.

— Скажи ей, Таня, чтобы не ела так много сладкого, а то она растолстела! И мне не верит! Но на всех вечеринках нас сейчас закармливают всякими вкусностями.

— Успокойся, Ханако, — строго сказала я, проходя в чайную комнату, которая служила нам репетиционной, когда там не проводили тяною. — Ты просто придираешься к ней. Ничего она не толстая, все пока в меру.

— Именно пока! — не унималась Ханако.

Ей было восемнадцать лет, но выглядела она намного моложе. Худенькая, низкорослая, но пропорционально сложенная, с узким изящным лицом, на котором сияли карие миндалевидные глаза, с очаровательными ямочками на розовых щеках Ханако производила на клиентов неизгладимое впечатление. К тому же она пока ходила в ученицах и наряды я ей подбирала соответствующие. Она приехала в Москву из Волгограда прошлой осенью. Ее привезла Идзуми, считая, что из нее может получиться гейша. Тем более образование у нее было подходящее: культпросвет училище, оркестровое отделение. Она играла на различных инструментах. Кроме этого с раннего детства занималась танцами и много выступала. Так что опыт работы перед зрителем, несмотря на юный вид, у Ханако имелся приличный. А живой задиристый характер был только плюсом для подобного рода деятельности. Ханако быстро училась и на новогодних праздниках выступала наравне с нами, что явилось для меня незаменимым подспорьем.

— Сегодня мы разделимся, — сказала я ей. — Ты будешь в паре с Сакурой, так что смотри, особо ее не доставай.

— Да я что? — засмеялась Ханако, вскинув тонкие черные брови. — Я на самом деле всех вас очень люблю!

— Знаю, знаю, — улыбнулась я, заходя в чайную комнату.

Сакура сидела на циновке, щипала струны сямисэна и тихо, ритмично напевала, периодически поглядывая в тетрадь, лежащую перед ней. Ее русые волосы были заплетены в косу, серые глаза опущены. Старинный сямисэн на фоне ее голубого свитера с рисунком белых оленей и синих джинс смотрелся немного странно. Идзуми медленно кружилась в танце. Ее изящная фигурка на фоне раздвижной перегородки фусума с изображением горы Фудзи казалась легкой и напомнила мне почему-то порхающего мотылька. Возможно, из-за ярко-голубого кимоно, полы которого развевались в такт движению. Увидев меня, она замерла, с поднятой рукой, на пальце которой быстро крутился голубой веер.

— Доброе утро, — поздоровалась я.

— Привет, Танечка! — ответили они практически одновременно.

— А я сегодня уволилась из школы, — сообщила я новость.

— Давно пора! — поддержали меня девушки.

— И еще…, — начала я и замолчала, изучая какэмоно, висящий в нише.

На узком вертикальном свитке была изображена мифологическая птица-феникс Хо-о.

— Это Лиза сегодня принесла и повесила, — сказала Ханако, проследив за моим взглядом. — Она сказала, что ей это подарили, и пояснили, что эта птица в Японии символ счастливого предзнаменования.

— Дорогой подарок, — пробормотала я, подумав, что он явно от раба Григория.

— А что ты начала говорить? — поинтересовалась Идзуми, подходя к нам.

— Ах, да, — спохватилась я. — Значит так, мои красавицы, я решила, что мы отлично поработали, поэтому предоставляю всем трехдневный отпуск.

— Ура! — закричала Ханако и запрыгала на месте. — Можно, я смотаюсь домой?

— Но в отпуск уходим не все одновременно, — добавила я. — Вначале Идзуми и Ханако, так как они из одного города, а затем мы с Сакурой. И для дела так будет лучше.

— Отлично! — захлопала в ладони Ханако и повисла на шее у Идзуми. — Мы сгоняем в наш город! Очень хочется с родными повидаться! А завтра с утра уже можно уехать? — громко спросила она и подскочила ко мне.

— Можно, — ответила я, гладя ее по блестящим волосам. — Деньги получите у Лизы. И можете сейчас.

— Бежим! — закричала она и, схватив, Идзуми за руку, понеслась к выходу, таща ее за собой.

Сакура аккуратно положила инструмент в футляр и подошла ко мне.

— А ты можешь уехать через три дня, как только они вернутся.

Она опустила глаза и, сложив пальцы, привычно поклонилась. Я улыбнулась в ответ, подумав, что девушки все больше становятся похожими на настоящих гейш. Видимо, непрекращающаяся учеба, постоянные репетиции, выступления в образах влияли на подсознание, и в нем закреплялся устойчивый стереотип. Этого я и добивалась. Если мои ученицы начинали в душе чувствовать себя японками, то вели себя на вечеринках в образах гейш естественно и непринужденно. А это главное условие для создания гармонии.

Следующие три дня мы выступали вдвоем с Сакурой. Но пресыщенные праздниками граждане уже пытались войти в рабочую колею, поэтому количество заказов пошло на убыль. Я знала по прошлому году, что такое затишье, наступающее практически сразу после старого Нового года, продлится не больше недели, а потом нас вновь начнут активно приглашать. Поэтому и решила именно в эти дни дать возможность всем отдохнуть.

С Митихиро я встретилась еще несколько раз. А ночь перед его отъездом, вернее уже утро, потому что последнее выступление закончилось лишь в половине третьего, он провел со мной. Митихиро заехал за мной в агентство и терпеливо ждал, пока я смою грим и переоденусь. Я попрощалась с охранником, забралась в машину и вопросительно посмотрела на Митихиро. Его глаза были грустными.

— Ты, наверное, очень устала, Таня, — нерешительно проговорил он. — Так поздно!

— Поедем ко мне, — предложила я и вздохнула.

По правде говоря, мне хотелось очутиться дома, поскорее забраться в постель и уснуть. Но Митихиро выглядел таким печальным, что я решила провести остаток ночи с ним. Услышав мое предложение, он явно обрадовался и начал улыбаться.

Когда мы поднялись в квартиру, я сразу прошла на кухню. Приготовив легкую закуску и достав бутылку красного сливового вина, я поставила все это на поднос и вернулась в гостиную. Митихиро сидел на полу, подогнув ноги.

— Ты бы разделся, — сказала я, улыбнувшись, ставя поднос на пол и устраиваясь рядом. — Так будет удобнее.

— Ты права, — согласился он.

— А давай переоденемся в халаты, — предложила я, вставая.

Митихиро поднялся вслед за мной. Я пошла в спальню и открыла шкаф. Потом сняла с вешалки два шелковых халата. И начала расстегивать блузку. Но Митихиро неожиданно рванул ее с моих плеч. Я замерла, глядя в его расширившиеся зрачки. Митихиро всегда был сдержанным и даже робким. И такое проявление страсти меня немного позабавило. Я начала улыбаться. Но он опрокинул меня на кровать, навалился, тяжело дыша и задирая юбку. Мне стало смешно. Я ерзала под ним, пытаясь освободиться и смеясь. Но это словно свело его с ума. Скоро юбка оказалась у меня чуть ли не на голове. Митихиро даже не стянул мои трусики, а лишь отодвинул серединку и вогнал «нефритовый стебель». Он двигался быстро, с шумом втягивая воздух сквозь стиснутые зубы и постанывая. Его энергетика завела меня. И я мгновенно возбудилась. Юбка мешала мне, но не хотелось отпускать его. Митихиро стонал все громче, двигался все стремительнее. И скоро я изогнулась в острейшем оргазме.

Когда мы немного успокоились и пришли в себя, Митихиро встал и вышел. Я в недоумении посмотрела, как он скрывается за дверью. Но мне было так хорошо, я чувствовала такое расслабление, что лень было даже окликнуть его. Скоро Митихиро вернулся и сел рядом. Я с улыбкой смотрела на какую-то коробочку, которую он поставил рядом со мной.

— Это тебе, — тихо сказала он. — Я привез из Токио.

— О! — восхитилась я. — Ты такой милый. Всегда меня балуешь.

В первый мой приезд в Токио Митихиро подарил нитку дорогого черного жемчуга, который добывается в Окинава. И я с удовольствием носила это ожерелье. Приподнявшись на локте, я с любопытством взяла коробочку. Она была деревянной, продолговатой и на вид антикварной. На крышке золотились два иероглифа, но позолота была вытерта явно от времени.

— Это настоящие рин-но тама, — тихо сказал Митихиро. — Продавец уверял меня, что они принадлежали известной гейше Мамецуку, жившей в Эдо в XIX веке.

— Не может быть! — рассмеялась я. — Ведь это сугубо интимная вещь. Каким образом шарики могли попасть в антикварную лавку?

— Не знаю, — пожал плечами Митихиро. — Родственники продали. А как же еще?

Я раскрыла коробочку. На синем атласе матово поблескивали два шарика размером с голубиное яйцо. Я достала их. Они выглядели, как будто были сделаны из тонкого медного листа. Один шарик был более тяжелым. Я знала, что он назывался раньше «маленьким человечком». В такой шарик обычно вставляли другой из металла, или вкладывали в него несколько металлических язычков. Реже помещали некоторое количество ртути. Второй шарик был явно пустотелым, так как казался намного легче. Рин-но тама использовали следующим образом: первым в «яшмовые ворота» очень глубоко вводился пустой шарик, затем «маленький человечек». Шарики удерживались специальным тампоном. Малейшее движение органов побуждает металлический шарик (или ртуть) перекатываться, что производит приятное чувственное возбуждение, мягкое щекотание, похожее на слабый электрический разряд. Гейши постоянно использовали рин-но тама. Во-первых, таким образом они тренировали мускулатуру «яшмовых ворот», а во-вторых, испытывали непрекращающееся легкое возбуждение, что придавало их облику еле сдерживаемую чувственность и усиливало эротическое обаяние ики.

Митихиро смотрел на меня, не отрываясь. Потом облизнул губы и перевернулся на спину. Его пальцы обхватили вялый «нефритовый стебель». Я улыбнулась, встала, стянула одежду. Митихиро пристально наблюдал за мной. Его рука начала двигаться более активно.

— Момент, — сказала я и, взяв шарики, удалилась в ванную.

Тщательно вымыв их, я ввела и тихо засмеялась, почувствовав, как они словно ожили внутри «яшмовых ворот». Вибрация была еле ощутимой, но непрерывной. Я вернулась в спальню. Митихиро вопросительно на меня глянул. Я легла рядом.

— Смешаем росу? — тихо спросила я, начиная гладить себя.

— С удовольствием, — ответил он, придвигаясь и направляя на меня «нефритовый стебель».

Я начала ласкать «зернышко» пальцем. Шарики, вибрирующие внутри меня, невыносимо возбуждали. И уже через мгновение я извивалась от необычайно сильных ощущений. Митихиро не спускал с меня глаз. Его пальцы двигались все быстрее. И в тот момент, когда я больше не могла себя контролировать и громко вскрикнула, выгибаясь дугой, Митихиро застонал, и семя брызнуло на мой живот.

Когда вернулись из отпуска Ханако и Идзуми, я отпустила Сакуру. И подумала, что моей незаменимой помощнице также необходим отдых.

— Вот что, Лиза, — сказала я поздно вечером, когда мы вышли из агентства и попрощались с нашими двумя охранниками. — Давай-ка сейчас поедем ко мне, посидим в спокойной обстановке.

— Давай! — явно обрадовалась она. — А то ты совсем заработалась! Устроим пост новогодний ужин.

— Какой? — рассмеялась я.

— Таня! Новогоднюю ночь ты провела на работе, а я с рабом Григорием. Потом ты беспрерывно разъезжала по вечеринкам. Мы с тобой вместе даже и не подняли по бокалу шампанского.

— А ведь ты права! — нахмурилась я. — Непорядок!

— И вот еще что, — добавила после краткого раздумья Лиза, — нужно Тима позвать!

— Точно! — одобрила я. — Негоже забывать старых друзей. Попытаемся его найти. Иди звони!

Тимур, или, как мы его звали, Тим, оказался в городе и на наше счастье свободен сегодня вечером. А так как он работал стриптизером в ночном клубе «Мэн», то можно считать, что нам повезло. Я познакомилась с ним случайно, когда приезжала в родной город. Зайдя в культпросвет училище, хореографическое отделение которого я закончила, я столкнулась в танцклассе с Тимом. Оказалось, что он тоже там учился, только двумя годами раньше меня. После окончания он отправился в Москву искать свое счастье. Но счастье в его понимании — это свое жилье и много денег. Однако, танцуя в стриптизе, столько не заработаешь. И Тим решил получить все это за счет богатой дамы. В стриптиз клубе их тусовалось немало, и многие буквально сходили с ума от красоты Тима, его артистичности и ненавязчивой, но несомненной сексуальности. В данный момент он жил с некоей Ингой, дамой далеко за пятьдесят, деловой женщиной, имеющей собственный бизнес. Но с нами он не прекращал дружбы, и мы с Лизой его очень любили. К тому же он по разным причинам периодически жил у меня.

Когда мы вышли из такси возле моего дома, Тим, к нашему радостному удивлению, уже был на месте. Я поняла это, увидев свет в окне кухни.

— Как хорошо, что у него есть ключ от моей квартиры, — заметила я. — Тебе, Лизка, тоже не мешало бы иметь!

— Так он чаще у тебя живет, чем я, — возразила она. — Странно, что его Инга тебя все еще не «заказала». А то ведь ревнивая баба хуже атомной войны.

— Ну что за глупости ты сегодня говоришь! — ответила я, открывая громоздкую дверь подъезда.

Я жила в высотном сталинском доме недалеко от метро «Аэропорт». Купила эту квартиру не так давно, Лиза все в ней устроила, сделала ремонт, и мне мое жилище казалось уютным и удобным.

Когда мы вошли, Тим появился в коридоре, сияя нам ярко-синими глазами и, казалось, всеми своими тридцатью двумя нереально белыми зубами. Работа стриптизера научила его улыбаться не хуже голливудских кинозвезд. Его красивые длинные волосы на этот раз имели темно-шоколадный цвет. Тим часто менял имидж в интересах бизнеса, и я видела его то блондином, то рыжим, то жгучим брюнетом. Заметив, что он в одних узких трусиках и моем цветастом фартуке с оборками, надетым на голое тело, мы с Лизой дружно расхохотались.

— Привет! Ты как всегда! — сказала я, когда успокоилась. — Красив и обнажен!

— Привет, девчонки! — ответил он, не переставая улыбаться. — Лучше целуйте меня быстрей! Я уже на стол накрыл!

— Стремительно, — заметила Лиза. — Я ведь тебе звонила чуть больше часа назад.

— А вы что, не заметили у подъезда мою новую тачку? Белый Ровер, 825 Люкс, совсем новенький, только с завода. Мне Ингуля на Новый год подарила! — быстро проговорил Тим. — Его там что, уже нет?! — испуганно воскликнул он, метнувшись в кухню.

Мы устремились за ним. Тим, выглянул в окно и радостно произнес:

— Стоит мой красавец! Хорош так же, как и я! Поглядите, девочки.

— Верим на слово, — сказала Лиза, обозревая стол, на котором уже стояли закуски и бутылка шампанского. — Да ты тут, и правда, постарался на славу!

Она взяла кружочек колбасы с тарелочки и быстро отправила в рот.

— Эй, подруга! — возмутился Тим. — Мыть руки и за стол. Нечего таскать с тарелок!

— Ладно, ладно, — проворчала она и улыбнулась, подмигнув мне.

Но вначале мы поздравили друг друга с наступившим годом и обменялись подарками. Тим преподнес мне винтажное праздничное кимоно «цукесагэ» густого сине-фиолетового цвета с рисунком в виде маргариток, цветов сакуры, пионов и хризантем. Оно было ручной работы на шелковой двухцветной подкладке. Я замерла от его красоты и ярких сочных красок узора. Потом расцеловала довольного Тима. А Лиза подарила объемную записную книжку. Она была с золотой обложкой, на которой каллиграфически чернел иероглиф «Тацу», обозначающий мой зодиакальный знак дракона.

— Это тебе для новых записей, — тихо проговорила она.

Лиза знала, что я люблю собирать всевозможные изречения японских авторов, понравившиеся мне пословицы, афоризмы. Я уже заполнила до конца несколько книжек. И новая была весьма кстати.

«А в эту буду записывать все, что узнаю о тайных умениях гейш», — почему-то подумала я, прижимая книжку к груди и неприметно улыбаясь.

Из золотой записной книжки с изображением иероглифа «Тацу» на обложке:

Секреты гейш. Запах.

«Сигналы от рецепции запахов напрямую поступают в стволовые структуры головного мозга, а именно в лимбическую систему, которая отвечает за мир ощущений. Здесь определяются симпатии и антипатии, сексуальное возбуждение или безразличие. Восприятие запахов вызывает эмоции и определяет их в качестве ощущений.

Что переносит запах? Вода, воздух, тело. Гейша, придавая своему телу нужный запах, употребляет беспроигрышные, проверенные временем возбуждающие ароматы: «Moschus» (мускус), «Zibeth»(циветта), «Ambra» (амбра), «Bibergeil»(бобер). Все они раньше добывались из выделений половых желез животных, в частности, течных самок циветты, кабарги, бобра. И стоили баснословных денег. Особой популярностью пользовался мускус. Его тяжелый густой дразнящий аромат не оставлял ни одного мужчину равнодушным.

«Мускус — самый благородный и возбуждающий в любви аромат. Поэтому его хорошо применять как до, так и после акта любви. Смешанный с ладаном и миррой и рассеянный над тлеющими углями жаровни-хибати, мускус увеличивает силу любви», — записано в одном дневнике гейши прошлого века. И дальше она открывает один очень интимный секрет: «Необыкновенно возбуждающе на всех мужчин, будь то самурай или важный сановник, действует моя маленькая хитрость. Я наношу на запястья и за ушами капельку сока из моих яшмовых ворот, а затем сверху чуть сдабриваю маслом розы или жасмина. И все мужчины притягиваются ко мне странной и непонятной им самим силой»

Это для выступлений. Но для приема покровителя гейша, кроме запаха своего тела, услаждает обоняние любовника ароматом воздуха, напоенного благовониями. Здесь она действует, исходя из настроения мужчины. Если он раздражен и утомлен, гейша использует масло лимона, апельсина, лаванды, если она хочет поднять его боевой дух, то в ход идет масло розы и жасмина. Если же ее целью становится усилить половое влечение, то масло иланг-иланг мгновенно тонизирует вялого гостя.

Кроме этого в арсенале ее средств ароматические ванны. Поняв состояние мужчины, она предлагает ему погрузиться в горячую воду с морской солью и несколькими капельками масла. Пять капель масла розмарина, три — пихты способны мгновенно снять физическую усталость, а сочетание аниса и иланг-иланг настроят его на эротический лад.

Недаром гейш зовут мастерицами. Вот строки дневника одной из них:

«Я собираю лепестки роз и высушиваю их. Моя прозрачная стеклянная ваза постепенно заполняется ими доверху. Капнув розового масла на эти лепестки, я перед приходом гостя встряхиваю ее, и по комнате плывет тонкий сладкий аромат. А недавно я купила понравившуюся мне причудливую морскую раковину. Дома вложила в ее раскрытую часть бутон темно-бордовой розы, высохший целиком и отлично сохранивший свою форму. И, естественно, капнула на него масла. Получилась необычная и изысканная ароматическая ракушка, которую я положила у изголовья футона. Мой друг был в восторге, и, глядя на его удовольствие от созерцания этой безделицы, я чувствовала радость».

Окруженный ароматами, расслабленный гость погружается в изысканную атмосферу, кардинально отличающуюся от привычного мира. Даже слова, которые употребляет гейша для обозначения всем известных действий, взяты из древних поэтических текстов. Они звучат необычно, но их смысл понятен любому японцу.

«Умащивание птички в гнезде» — совокупление.

«Кручение стебелька» — феллатио или оральная стимуляция мужских гениталий.

«Поиск зернышка» — куннилингус или оральная стимуляция женских гениталий.

«Разрезание дыни» — совокупление сзади.

«Смешение росы» — взаимная мастурбация.

«Дерево плоти» — эрекция.

«Черный мох» — лобковые волосы.

«Бутон к бутону» — поза 69.

«Лопающийся фрукт» — оргазм».

Когда мы выпили бутылку шампанского и окончательно расслабились, я предложила перейти в комнату. Тим, который так и сидел в фартуке, снял его, аккуратно повесил и, весело посмеиваясь, вышел из кухни.

— Домой что ли поехать? — задумчиво проговорила я. — А то свободных три дня! И Тима прихватить.

— Что ты, Танечка, — возразила Лиза, ставя чашки с горячим кофе на поднос. — В клубе сейчас самый сезон. Кто же его отпустит?

— Да, ты права, — сказала я, разрезая торт и укладывая куски на блюдо. — А ты куда поедешь? Или в Москве останешься?

— Послушай, — ответила она, поворачиваясь ко мне и сияя заблестевшими глазами, — а давай с нами! А?

— Куда это с вами? — нахмурилась я. — С этим ненормальным? Твоим, а когда-то моим рабом?

Хочу пояснить, что первоначально госпожой у Павла Николаевича была я. Но это напоминало скорее игру, тогда как с Лизой у них все было по-настоящему. Я знала, что они даже заключили что-то типа договора, взяв за основу историю писателя Захер-Мазоха и его жены Ванды. После этого он и стал называться рабом Григорием.

— Да, ситуация пикантная, — сказала Лиза. — Он с ума сойдет от счастья, если окажется в компании с двумя госпожами!

— Ну уж нет, моя дорогая! — возмутилась я. — Хочу напомнить, что я в эти игры больше не играю.

— Знаю, знаю, — улыбнулась она. — Но поехать с нами отдохнуть и развеяться, это вовсе не означает вновь становиться госпожой, не находишь?

— И куда вы едете?

— Трехдневный тур в Париж. Он вчера меня умолял позволить ему купить путевки.

— Что, с группой? — испугалась я.

— Нет, индивидуальный, со своим гидом.

— Идиотка! — раздался в этот момент возмущенный голос Тима, и он влетел в кухню, держа сотовый телефон плотно прижатым к уху. — Я же говорю, что я в гостях у девчонок! Ты их прекрасно знаешь! Да-да! Таня и Лиза. Да успокойся ты! Ни с кем я не развлекаюсь! Тихо-мирно кофе пьем.

Он посмотрел на нас немного беспомощно. Его синие глаза повлажнели, красивые яркие губы скривились в презрительной усмешке. Мы с Лизой перестали говорить и внимательно смотрели на него. Тим закусил губу и отставил телефон от уха. Даже нам был слышен визгливый голос Инги.

— Совсем баба спятила! — прошептал он. — Скоро к фонарному столбу ревновать будет, на который я случайно посмотрю. Все сказала? — громко поинтересовался он, вновь прикладывая телефон к уху. — Пока, зануда!

Тим отключил телефон и бросил его на стол.

— Пей кофе, — предложила Лиза, садясь. — И успокойся.

— Чего это с ней? — тихо спросила я, устраиваясь напротив поникшего Тима.

Он облокотился локтями о стол и вперил неподвижный взгляд в кусочек торта.

— Инга раньше вроде рассудительной была, да и к нам с Лизкой никогда не ревновала.

— Так то раньше, — ответил он, пододвигая к себе чашку с остывшим кофе. — Но последнее время будто с цепи сорвалась. Особо ее злит, что я не бросаю стриптиз. Недавно прямо в клубе скандал устроила, орала, что все бабы суки и чтоб не смели пялиться на меня, ее законного парня, потом хрустальной пепельницей запустила в нашу постоянную клиентку, жену, между прочим, директора одного банка. Меня оштрафовали, — грустно добавил он.

— Тебя-то за что? — усмехнулась Лиза.

— Правила нарушил. Привел в клуб свою девушку. А это не приветствуется. Мы же всегда в образе свободных роскошных сексуальных красавцев.

— Тоже мне девушка! — заметила я. — Скорее, бабушка! Тебе сколько? Двадцать три? Ты ей вполне внуком мог бы быть!

— Скажешь тоже, — улыбнулся Тим.

— Давай я поговорю с Ингой, — предложила я. — Я же ей нравилась, она легко со мной общалась.

— Боже упаси! — не на шутку испугался он. — Она и тебя сейчас ненавидит. Недавно возмущалась твоим бизнесом и говорила, что агентство «Аямэ» — настоящее гнездо разврата. И пригрозила, что если узнает, что я у вас бываю, то откусит мне, сами понимаете что.

— А мы тебе давно говорили, что все это ненормально, — сказала Лиза. — Возишься со старухой и думаешь, что все так просто.

— Ладно вам! — отмахнулся Тим. — Какая она старуха! Всего-то пятьдесят шесть, а выглядит лет на десять моложе! Но крыша едет!

Он замолчал. Мы переглянулись с Лизой. Она пожала плечами, потом пододвинулась к нему и обняла.

— Брось ты ее, — тихо сказала Лиза. — Сколько можно? Все надеешься, что она тебе квартиру купит?

— Уже нет, — еле слышно ответил Тим и положил голову ей на плечо. — Инга после смерти Иры так изменилась. Темное это дело, скажу я вам, хотя следствие признало несчастный случай.

— Забудь ты об этом! — заметила я. — Только зря нервы себе мотаешь!

Осенью прошлого года Тим ухитрялся встречаться одновременно с двумя. Ира была еще старше Инги и явно богаче. А так как она имела возможность не работать, то изводила Тима постоянной слежкой и ревностью. Между женщинами возникло что-то наподобие соревнования. Ира подарила ему дорогущую спортивную модель Феррари, но сама вскорости разбилась на ней на Рублевском шоссе. На Тима это произвело ужасное впечатление, и он нам как-то признался, что почти уверен, что аварию подстроила Инга. К тому же ему казалось, что она связана с каким-то тайным обществом.

— Знаете, девочки, — тихо проговорил Тим, — мне уже самому хочется развязаться с ней. Моя жизнь стала невыносимой.

— А мы тебя предупреждали, — хмуро проговорила Лиза.

В этот момент в дверь позвонили.

— Не иначе Инга, — усмехнулась я и пошла открывать.

— Может, не стоит? — нервно спросил Тим и зачем-то потянулся за фартуком. — Запросто она! Приперлась проверить, чем я тут занимаюсь.

Это была действительно Инга. Когда я открыла дверь, она, не здороваясь, быстро вошла и скинула шубу из соболя прямо на пол. Пригладив золотистые кудри, она грозно на меня пострела стальными серыми глазами. Увидев ее расширившиеся зрачки и побелевшее лицо, я внутренне содрогнулась.

— Добрый вечер, Инга, — вежливо произнесла я, пытаясь успокоиться. — А мы тут решили собраться тесной компанией. Давно не виделись.

— Втроем покувыркаться надумали? — усмехнулась она и, оттолкнув меня, прошла на кухню. — Где этот неблагодарный щенок?

Я смотрела ей в спину с изумлением. Раньше Инга казалась мне милой, умной и воспитанной женщиной. И выглядела она, несмотря на свой возраст, всегда отлично. Но сейчас ее бледное лицо, большие глаза с темными кругами под ними, неровно нанесенная помада на крупных чувственных губах производили отталкивающее впечатление. Но дело было даже не в этом. Общее выражение нервозности, жесткий взгляд, прерывающийся, какой-то лающий голос вызывали желание держаться от нее подальше.

Подняв шубу, я аккуратно повесила ее на плечики и пошла в кухню. Тим по-прежнему сидел за столом, но зачем-то взял кухонный нож, которым Лиза разрезала торт, и нервно крутил его в пальцах. Инга стояла перед ним и молчала. Внезапно она резко наклонилась и сдернула с его колен фартук.

— Хотя бы в трусах, — глухо произнесла она. — А то я уж, грешным делом, подумала, что ты трясешь своим достоинством перед этими курочками.

— Может, кофе? — неожиданно миролюбиво предложила Лиза.

Я с удивлением глянула на нее. Ее лицо было спокойным, улыбка мягкой. Но я очень хорошо знала Лизу и заметила холод в глубине ее глаз.

«Добром все это не кончится, — начиная пугаться, подумала я. — Лиза, постоянно общаясь с рабом, поневоле стала жесткой и даже жестокой. И, несмотря на свой хрупкий изнеженный вид, наверняка, в состоянии сломать кого угодно».

— Я что, сюда приехала чаи да кофеи распивать?! — грозно спросила Инга. — Я за этим щенком вообще-то! Ему пора домой!

Инга схватила Тима за руку и подняла его.

— Вот что, дамочка, — сухо и четко произнесла Лиза, — вы не у себя дома, так что ведите себя прилично.

— Кто бы тут рассуждал о приличиях! — расхохоталась Инга. — Какая-то дешевая девка, работающая в сомнительном заведении!

— Инга, что с вами? — попыталась я вмешаться. — Пожалуйста, успокойтесь.

— Заткнись, японская подстилка! — сказала она, резко разворачиваясь ко мне. — Это ты Тимку с толку сбиваешь! Только и слышу: Таня то, да Таня сё, да лучше Тани и Лизы и во всем мире никого не найти.

— Хватит, — спокойно произнесла Лиза, но встала, — вы достаточно сказали. А сейчас извинитесь и уходите по-хорошему.

— А иначе что? — усмехнулась Инга, надвигаясь на нее.

— Замолчи! — визгливо закричал Тим и зажал уши руками. — Иди в машину, я спущусь через минуту, только оденусь.

— Хорошо, хорошо, мой любимый котенок, — вдруг залепетала она. — Только не огорчайся так! Все будет, как ты хочешь. Жду тебя! Побыстрей! А то каждая секунда без тебя причиняет мне боль, ты же знаешь.

Инга, не попрощавшись, быстро вышла из кухни. Мы услышали, как хлопнула входная дверь. Тим вздрогнул, открыл глаза и опустил руки.

— Простите ее, — тихо сказал он. — Видите сами, в каком она состоянии. Ее любовь похожа на патологию. Нет ничего страшнее жадной любви стареющей женщины! Как я устал!

Когда Тим ушел, мы с Лизой долго сидели на кухне. Но разве мы могли чем-нибудь помочь ему?

— Добром все это не кончится, — хмуро сказала Лиза. И неожиданно добавила: — Поехали с нами в Париж!

Я улыбнулась такому странному повороту ее мыслей.

— А что? Тебе необходимо сменить обстановку! В общем, это дело решенное! Сейчас позвоню Григорию и прикажу все устроить в максимально короткие сроки.

— Ладно, делай как хочешь, — махнула я рукой. — Мне, и правда, пора уехать хотя бы на три-четыре дня. Девчонки сами справятся.

Париж встретил нас мягкой, но сырой погодой. Мы улетели первым утренним рейсом и были в аэропорту Руасси — Шарль де Голль в десять утра по местному времени. Павел Николаевич, все-таки мне удобнее его называть Григорий, почти все время молчал, робко поглядывая то на Лизу, то на меня. Его холеное моложавое лицо со светло-голубыми глазами, гладкой кожей и капризным ртом вызывало у меня неприязненное чувство.

«Ему должно быть за сорок, — думала я, глядя в иллюминатор и невнимательно слушая оживленную речь Лизы. — Но видно, как он тщательно следит за собой. Наверное, маски делает, массаж, крем втирает. Что-то во всем этом противоестественное для мужского характера. Хотя, — я невольно усмехнулась, — о чем это я? Он уже давно не мужчина, а игрушка в руках Лизы».

— Смотрю, ты уже улыбаешься, — заметила в этот момент она, придвигаясь ко мне. — Как приятно это видеть! И как я рада, что все-таки уговорила тебя поехать!

— Да, дорогая, — мягко ответила я и погладила ее руку. — Мне необходим отдых, сейчас я это очень хорошо понимаю!

Мы поселились в отеле «Амбассадор» практически в центре города. Он находился в 9-ом округе Парижа в двух шагах от «Гранд-Опера». Недалеко было метро с таким же названием: Opera. В пределах пешеходной прогулки располагались такие известные места, как Лувр, площадь Согласия, Вандомская площадь. Внутри отеля сохранялась и поддерживалась изысканная атмосфера 20-х годов с инкрустированной мебелью, пушистыми коврами и хрустальными люстрами. Но номера выглядели вполне современно. Григорий заказал два двухместных номера, расположенных рядом. Лиза сразу решила, что будет жить со мной.

— Но, дорогая, — умильно прошептал он, когда она забросила свою сумку в мой номер и встала в коридоре перед ним с довольно суровым видом.

— Что?! — громко спросила Лиза, придвигаясь к нему. — Ты вздумал, гаденыш, обсуждать мои решения?! Марш к себе! И жди, когда я соизволю тебя навестить.

— Да, госпожа, — еле слышно произнес Григорий и опустил глаза.

Когда мы вошли в номер, Лиза упала на диван и расхохоталась. Я глянула на нее с улыбкой, потом подхватила свою сумку и понесла ее в спальню. Там остановилась в задумчивости. По центру располагалась большая двухместная кровать, застеленная синим в узорах покрывалом. Да и вся спальня была выдержана в синих и голубых тонах. Мой взгляд скользнул с темно-синего ковра, устилающего пол, на стены с сиреневато-голубыми обоями в крупную строгую вертикальную полоску. Потом я посмотрела на две картины, висящие над темным деревянным изголовьем. Это были эскизы двух очаровательных девушек. Вернее их головы, повернутые в профиль. Они также были выполнены в серо-голубых тонах. Но мебель и рамы на этих картинах были шоколадно-коричневыми. Я заметила на круглом столике возле огромного окна, занавешенного голубоватым тюлем, белую округлую керамическую вазочку со свежими белыми розами и невольно улыбнулась, подумав, что розы по идее должны быть голубыми.

— Лиза, — громко сказала я. — Ты с какой стороны будешь спать?

Но она не ответила. Я открыла шкаф и начала укладывать вещи.

— Лиз! Ты где? — через какое-то время вновь позвала я.

Потом в недоумении выглянула из спальни. Лизы в гостиной не было, только работал телевизор. Я посмотрела на экран. Шел какой-то боевик, судя по бегающим между машинами людям в масках и с оружием в руках. Звук был очень тихим. Я заглянула в ванную, там все было в безупречном порядке. Два белоснежных махровых халата висели на стене, ряд белых полотенец расположился на позолоченных вешалках, маленькие флакончики с шампунями, жидким мылом, тюбики с зубной пастой сияли матовыми позолоченными крышечками из хрустальной подставки.

«Наверное, Лиза пошла навестить раба», — усмехнулась я.

И зачем-то отправилась в соседний номер. Постучав и не услышав ответа, я приоткрыла дверь и заглянула. Лиза сидела в кресле, откинувшись на спинку и улыбаясь явно злорадно. Григорий стоял перед ней на коленях и медленно, едва касаясь, целовал ее ноги. Я не стала входить и вернулась в свой номер. На душе стало грустно.

Из тетради лекций Ёсико:

«Японская культура многое переняла у китайской. Две тысячи лет назад, если не намного раньше, китайские исцелители — даосы писали откровенные, ясные книги о любви и сексе. Секс, считали они, необходим для физического и умственного здоровья как мужчин, так и женщин. Придерживаясь этой философии, они обращали большое внимание на мастерство секса. Поэтому любовь и секс рассматривались как важная ветвь медицины. Его польза отнюдь не умаляет его удовольствий, как раз напротив. Существенная идея Дао-любви в том, что любовь и секс только тогда, собственно, полезны, когда приводят к полному удовлетворению. Древние тексты Дао любви подробны и откровенны.

Из диалогов императора Хуан Ди и его советницы Су Ню:

«Хуан Ди: — Ты имеешь в виду, что все эти различия в размере и форме нефритового пика совершенно не влияют на удовольствие общения?

Су Ню: — Различия в разнице и форме есть только внешняя видимость. Подлинная красота и удовольствие — от общения во внутренних чувствах. Если мужчина вступает в общение с любовью и уважением, а затем совершает соитие с подлинным чувством, то может ли небольшая разница в размере и форме неблагоприятно повлиять на процесс?

Хуан Ди: — А разница в жесткости и мягкости?

Су Ню: — Короткий и маленький, но жесткий, предпочтительнее длинного и большого, но мягкого. Однако гораздо лучше быть мягким и слабым, но осторожным и полным сочувствия, чем быть жестким и твердым, но грубым и насильственным. Самое лучшее — находится посередине. Иначе говоря, инструмент не должен доходить во всех отношениях «до крайности».

Хуан Ди: — Как мужчина наблюдает удовлетворение женщины?

Су Ню: — Есть пять признаков, пять желаний и десять указаний. Мужчина должен наблюдать эти признаки и реагировать соответственно. Пять признаков таковы:

1. Лицо ее краснеет и уши горячие. Это значит, что мысли о занятиях любовью охватили ее разум. В этот момент мужчина должен умеренно начинать сношение в дразнящей манере, не очень глубоко ввести и ждать, наблюдая за последующей реакцией.

2. Ее соски набухают. Это значит, что огонь ее страсти несколько повысился. Нефритовый стебель может войти в глубину «Собственного желоба» (12 см), но не глубже этого. Мужчина должен ждать усиления страсти перед тем, как двигаться дальше.

3. Когда ее голос понижается и из горла вырываются хриплые звуки, ее страсть усилилась. Глаза закрыты, язык высовывается, она дышит часто и заметно. В это время нефритовый стебель может свободно входить и выходить. Половое общение постепенно достигает экстаза.

4. Ее яшмовые ворота обильно смазываются и огонь страсти близок к вершине, а каждый толчок вызывает истекание сока. Его нефритовый стебель легко касается «Долины Водно-Каштановых Зубов» (5 см). Теперь он может использовать такой метод: один толчок влево, один вправо, один медленно и один быстро, или какой-нибудь другой, в зависимости от желания.

5. Когда ее «Золотой Лотос» (ноги) поднимается так, как будто она хочет обнять ими мужчину, ее огонь и страсть достигли вершины. Она оборачивает свои ноги вокруг его талии и двумя руками держит его за плечо и спину. Язык остается высунутым. При появлении этих признаков мужчина может глубоко войти в «Долину Глубокой Камеры» (14 см). Столь глубокие толчки позволяют ей достичь экстаза всем телом».

Мы пообедали прямо в отеле в ресторане «16 Haussmann».

— А сейчас гулять! — радостно сказала Лиза. — Погода чудная! И не верится, что январь! В Москве снега полно и мороз, а тут просто весна!

— Скорее поздняя осень, — неожиданно ворчливо заметил Григорий. — К тому же сыро и туманно. И как-то голо. У меня может спина заболеть от этого промозглого воздуха.

Он поежился и нахмурился. Я с удивлением глянула на его капризный вид. Сейчас он выглядел, как избалованный мужчина, привыкший к комфорту и покою. Но как только Лиза остановила на нем строгий холодный взгляд, он сразу весь сжался и опустил глаза.

— Ты что, собрался в номере валяться после такого плотного обеда? — сурово поинтересовалась она. — Порция лукового супа, фрикасе из кролика с шампиньонами, крем — брюле! Это огромное количество калорий! А у тебя и так пузо растет, только дай тебе поблажку!

— Прости, прости, — залепетал он. — Ты же знаешь, что я люблю вкусно покушать! Это одна из моих слабостей.

— Ты и так одна сплошная слабость, — сухо заметила она.

— Слушай, Лизавета, — встряла я, — давай одни прогуляемся. Зачем он нам?

Она посмотрела на меня задумчиво. Потом тряхнула волосами и засмеялась.

— Если ты так считаешь, то тогда идем одни. Слышь, придурок, — повернулась она к замершему Григорию, — а где наш персональный гид? Мы же не знаем французский!

— Он ждет вызова, — ответил Григорий оживленно. — По звонку сразу прибудет к нам.

— Я английский отлично знаю, — вмешалась я. — Может, обойдемся? Или ты хочешь на экскурсии?

— Не сегодня! — ответила Лиза. — Думала по магазинам побегать. Шоппинг — лучшее средство от женской хандры и усталости.

— Это точно! — обрадовано заметил Григорий и даже выпрямился, приняв прежнюю осанку достойного уважаемого мужчины. — Но вечером у нас посещение оперы. Билеты уже у меня.

— Вот же скотина! — тут же возмутилась Лиза. — Что ж ты раньше не предупредил? Нам необходимо купить соответствующие наряды!

— Я говорил тебе, дорогая, и не раз. Но ты, видимо, не обратила внимания.

— Что?! — вскрикнула она и встала, нависая над ним.

Григорий закрыл глаза и вжал голову в плечи. Я заметила, что на нас начинают обращать внимание клиенты ресторана.

— Лиза, нам пора! Чего ты время зря тратишь?

— Действительно, — хмыкнула она и вновь начала улыбаться. — Я с ним вечером разберусь после спектакля. Все узнаешь, гаденыш! — прошипела она.

— Хочу этого больше всего на свете, — еле слышно ответил Григорий и поклонился ей. — Буду ждать с нетерпением твоего возвращения, госпожа.

— Расплатись, а мы пошли! — ответила Лиза. — Пока свободен.

Она направилась к двери, изящно покачивая бедрами в узкой, обтягивающей юбке.

Короткий жакет выгодно подчеркивал линии ее великолепной фигуры. А сапоги на высокой шпильке делали ноги еще длиннее и стройнее. Я заметила, что многие мужчины оторвались от своих тарелок и невольно провожают ее восхищенными взглядами.

«Красивая, умная, юная, — подумала я, идя за ней, — но несчастная. И почему? Может, все-таки встретит еще свое счастье!»

То что я, будучи чуть старше Лизы, тоже была одинока и жила вот уже несколько лет без любви, в тот момент меня не тревожило.

Мы вышли из ресторана и направились по улице без всякой цели, глазея по сторонам. Город выглядел размытым из-за туманного сырого воздуха. Дома были здесь в основном старинные и высокие, украшенные лепниной, колоннами и небольшими скульптурами, потемневшими от времени. Народу было немного, как, впрочем, и машин. Между тротуаром и проезжей частью росли одинаковые на вид деревья. У основания их стволов были оставлены совсем небольшие круги незакрытой плитами земли.

«Boulevard Haussmann» — увидела я табличку на стене дома с названием улицы, по которой мы шли.

— Надо же этот бульвар называется так же, как ресторан отеля, Хаусманн, — пробормотала я.

— Что ты сказала? — спросила Лиза, поворачиваясь ко мне и запахивая полы короткого пиджака из голубой норки.

— Гида нужно было взять, — немного ворчливо заметила я. — Он бы нам все объяснял и показывал.

— Еще чего! — хмыкнула она. — Путался бы под ногами и мешал наслаждаться прогулкой по Парижу. К тому же Григорий мне сообщил, если тебе так уж интересно, что бульвар, на котором находится наш отель, назван в честь барона Хаусманна, префекта Парижа позапрошлого века, кажется, который тут все фанатично перестраивал. Григорий подготовился к поездке и проштудировал соответствующую литературу на всякий случай, чтобы меня лишний раз не злить.

— Понятно. И все-таки я люблю учиться и узнавать что-то новое. И персональный гид…

— Танька! — громко воскликнула Лиза, не дав мне договорить. — Ты становишься занудой! Ведь мы в мировой столице моды и любви!

— Ого, красавица моя, — засмеялась я, — как ты заговорила!

— Посмотри лучше, какие кадры нам навстречу идут! — оборвала она меня.

В этот момент нам подмигнули два парня и что-то быстро проговорили на французском. Кроме слова «мадемуазель» я ничего не поняла. Лиза отрицательно покачала головой. Тот, что был повыше, вновь что-то сказал. Его карие глаза искрились весельем, губы улыбались. Я ответила на английском, что мы не понимаем. Парни раскланялись и ушли. Лиза оглянулась им вслед и задумчиво улыбнулась.

— Я рада, что ты интересуешься противоположным полом, — заметила я. — А то зациклилась на играх с этим жалким Григорием и никого вокруг не замечаешь!

— Сама не знаю, что на меня нашло! Но эти парни такие симпатяги! — ответила Лиза, останавливаясь возле витрины небольшого магазина одежды и внимательно изучая вывеску со словом «soldes».

— Слушай, Танюх, что-то я слышала об этих зимних сольдах, — с воодушевлением заявила она. — Это же знаменитые январские распродажи с умопомрачительными скидками. Пошли, а? К тому же продавцы, наверняка, должны понимать английский.

И мы открыли дверь магазина. Через час выкатились оттуда, нагруженные бумажными сумками с покупками.

— Придется в отель вернуться, — сказала я. — Чего ты не захотела воспользоваться доставкой?

— Просто собираюсь все это сейчас же примерить! Не забывай, что вечером в оперу! Обязательно надень бархатное темно-синее платье, которое ты примеряла предпоследним. Помнишь? У него такое шикарное декольте! И разрез сбоку! А я буду в красном с золотой вышивкой.

— Но туфли? — спохватилась я. — Не пойдем же мы в сапожках!

Мы вновь зашли в магазин. Отдав пакеты и записав, куда их доставить, мы вышли на улицу и облегченно засмеялись. Следующий час ушел на то, чтобы найти обувной магазин и подобрать туфли под наряды. На наше счастье, свернув в один из переулков, мы наткнулись на фирменный магазин Egle. Увидев выставленные на витрине изящные красные лодочки на высоченной шпильке, Лиза схватила меня за рукав и потащила внутрь. Отправив выбранную обувь в отель, мы, чрезвычайно довольные, вышли на улицу.

— Супер! — сказала Лиза. — И у нас еще масса времени! Может, окультуримся?

— Что ты имеешь в виду? — рассмеялась я.

— Ну, в Лувр сходим. Тут недалеко. Посмотрим на великие произведения.

— Думаешь? — неуверенно произнесла я. — Только давай для начала перекусим где-нибудь!

Мы пошли по улице, внимательно изучая вывески в надежде найти какое-нибудь маленькое уютное кафе. Остановившись на перекрестке и ожидая, когда загорится зеленый, мы весело болтали о всяких пустяках. Мне нравилось оживление Лизы. Она явно получала удовольствие от всего, что видела.

— Как мне симпатичен этот город! — с восторгом говорила она, вертя головой. — Такой чистенький, ухоженный и в тоже время старинный, даже, я бы сказала, древний. Чувствуешь себя на подобной улице, словно героиня романа Дюма, какая-нибудь графиня де Монсоро.

— Смотри, — прервала я ее излияния, — вот там что-то в японском стиле. Я вижу подобие каменного фонаря торо у входа. Пойдем туда!

Мы не стали переходить улицу, а свернули вправо и пошли по узкому переулку. И действительно через несколько метров увидели небольшой японский ресторан.

— Якитори, — прочитала я вывеску и повернулась к Лизе. — Если название соответствует, то мы найдем здесь маленькие шашлычки из куриного мяса и кальмаров. В Токио они были восхитительно вкусными.

Зал был оформлен в традициях Японии, что меня порадовало. Стены обшиты панелями из натурального дерева, украшены какэмоно с каллиграфией, с потолка свешивались бумажные фонари с иероглифами на боках. Но столы были обычными европейскими. Правда, на каждом красовалась композиция икебана в красивых глиняных вазах. В углу зала я заметила небольшой полукруглый подиум и подумала, что здесь, видимо, бывают выступления артистов.

«Неужели что-нибудь японское?» — обрадовалась я, идя за администратором, который, как только мы вошли, бросился к нам, низко кланяясь и улыбаясь. Он был в накидке хаори. Но на вид скорее кореец, чем японец.

— Коннитива, — поздоровалась я на всякий случай на японском.

Это означало «добрый день». Но он глянул на меня равнодушно. И пригласил нас за столик на двоих недалеко от подиума. Почти все остальные места были, к нашему удивлению, заняты. Нам подали меню. Меня порадовало то, что оно было на трех языках: японском, французском и английском.

— О! Здесь есть настоящие японские блюда, — сказала я, изучая меню. — И множество соусов на основе сои.

— И знаменитое васаби? — поинтересовалась Лиза.

— Да вот же, — тихо засмеялась я, — перед тобой прибор стоит. Васаби в таких ресторанчиках обычно подается бесплатно, так же как и соль. Но смотри, это зеленый хрен, крайне острая приправа!

— Хорошо, учту! — улыбнулась она и мельком оглядела зал. — А тут довольно уютно. Надеюсь, все эти сушеные сверчки и склизкие водоросли придутся мне по вкусу.

— Глупая! — тихо рассмеялась я. — У тебя странное представление о японской кухне. Закажу-ка я тебе…, — я вновь начала изучать меню, — фирменное блюдо «Якитори». Это шашлычки из куриного мяса и морепродуктов, поджаренные на бамбуковых шпажках. Кроме этого возьмем салат из водорослей вакаме и консервированного тунца, морские гребешки под соусом тофу, а на десерт папоротниковые лепешки «Варабимоти» и мороженое из зеленого чая.

— Язык сломаешь такими названиями, — заметила Лиза. — Надеюсь, все это вкусно!

Скоро нам принесли заказ. Меня порадовало, что посуда была соответствующая: простые на вид однотонные керамические тарелки, чашки и, естественно, хаси, палочки для еды. Но также подавались обычные столовые приборы. Лиза взяла вилку и внимательно начала изучать свою тарелку. На темно-зеленом фоне керамики красиво смотрелись цветные водоросли, сложенные аккуратной кучкой с краю и коричневые ломтики тунца, выложенные по центру в виде маленькой рыбки с хвостиком из зелени.

— Н-да, — задумчиво протянула Лиза, трогая вилкой водоросли, — даже жаль разрушать такую красоту.

— Вначале нужно получить наслаждение от созерцания, а затем приступать к еде, — сказала я. — Приятного аппетита!

Я взяла хаси и подцепила листик салата.

В этот момент на подиум вышли три девушки в ярких кимоно, и я невольно замерла с поднятыми палочками. Сбоку подиума заняли место музыканты. Их было трое. Я увидела цитру кото, флейту хаяси и барабан цудзуми. Девушки поклонились, музыканты заиграли, и начался какой-то неизвестный мне танец с веерами. В руках каждой исполнительницы их было по два. Весь номер был построен на синхронных движениях рук, быстром верчении вееров на пальцах, одновременных взмахах и поворотах. Девушки мало передвигались по подиуму, в основном, оставаясь на местах. Эффектной концовкой этого стилизованного танца был переброс вееров по кругу. Казалось, что шесть больших разноцветных бабочек вспорхнули над головами девушек. Посетители ресторана дружно ахнули, когда они взлетели вверх, потом начали бурно выражать восхищение и даже хлопать в ладони, когда девушки ловко поймали веера.

«Оригинальный номер, — подумала я. — Нужно запомнить и использовать в моих постановках».

— Но ведь это не гейши, — заметила Лиза. — У них лица нормального цвета.

— Конечно, не гейши, — улыбнулась я, глядя на нее. — Это даже не японки, а просто танцовщицы с восточной внешностью. Но номер очень красив.

— Да, — согласилась она, беря шпажку с шашлычком. — А как красив вон тот парень! Он просто не спускает с тебя глаз! — добавила она.

Я повернула голову вправо и тут только заметила, что недалеко от подиума сидит художник и быстро зарисовывает танцовщиц, поставив на колени небольшой мольберт.

— Надо же, — заметила я, — и не увидела сразу. Но с чего ты взяла, что он на меня смотрел? Он, по-моему, весь поглощен своим делом.

Но в этот момент художник действительно оторвался от мольберта и повернул голову. Наши глаза встретились, и странный холодок побежал по моей спине. Я даже невольно вздрогнула от этого непонятного ощущения.

Его звали Кристиан. Он оказался моим ровесником. Ему было, как и мне, 21 год. Как позже выяснилось, Крис даже родился со мной в один месяц, только я пятого сентября, а он десятого.

Когда он подошел к нашему столику и вежливо поздоровался на французском, я все еще была под странным впечатлением от его взгляда и не сразу ответила. Лиза толкнула меня под столом коленом, и я пришла в себя.

— Простите, вы что-то сказали? — спросила я почему-то на русском.

— Товарищ не понимает, — прошептала Лиза и улыбнулась немного беспомощно.

— Не беспокойтесь, понимаю, — ответил он на отличном русском, словно был нашим соотечественником.

— О! — воскликнули мы одновременно с Лизой и рассмеялись.

— Присаживайтесь, — предложила я.

Крис неторопливо прислонил мольберт к стене, потом взял свободный стул и перенес его к нашему столику. Я украдкой наблюдала за ним. Его невысокая гибкая фигура, изящные движения оставляли впечатление некоторой изнеженности и утонченности. К тому же странное сочетание больших черных глаз, четко очерченных черных бровей с необычайно белой кожей лица, нос с горбинкой и бледно-розовые губы выглядели аристократично. Густые короткие волосы были почему-то при таких черных бровях и глазах очень светлыми, почти белыми. Его одежда казалась нарочито небрежной — синие вытертые джинсы, мешковатый свитер, шарф с помпонами, переброшенный через плечо, белый мягкий берет, надетый чуть набок. Хотя все это ему необычайно шло. Я обратила внимание, что короткая челка по цвету почти сливалась с белым беретом.

Когда Крис уселся, то зачем-то вновь поставил мольберт на колени и взял толстый черный карандаш. Мы представились друг другу.

— Извините за назойливость, — сказал он и обворожительно улыбнулся, — но я восхищен необычной красотой Тани. И не мог не подойти к вам. Я тут типа постоянного мазилы при этом заведении, выполняю заказы желающих. Сейчас это очень модно, по крайней мере, в Париже, делать не фотографии, а вот такие моментальные зарисовки с натуры. Но для вас могу бесплатно, так как действительно очарован. Просто я помешан на всем японском. Поэтому и устроился сюда. Раньше я вообще на бульварах рисовал. Таня на вид настоящая японка, к тому же необычайно красивая. Что-то в глазах… И я удивлен, что она русская.

— Понятно, — оборвала его излияния Лиза. — А я, значит, вам не особо понравилась? — лукаво добавила она.

— Нет, что вы! — заулыбался Крис. — Вы тоже замечательная красавица, но совсем другого плана. Так что, я могу начинать?

— Да вы, вроде, и так уже начали, — наконец, обрела я дар речи. — И в какой манере пишете?

— В разной, — ответил он после паузы, во время которой быстро двигал карандашом по желтоватому листу плотной бумаги. — Но ваш портрет я вижу в простом, но изысканном стиле великого японского художника Утамаро. Кстати, француз Тулуз-Лотрек, не менее знаменитый, чем Утамаро, просто обожал его картины. И, я думаю, его «бордельный» цикл был навеян идеями японского мастера.

Я заметила, как Лиза вздохнула украдкой и глянула на меня умоляюще.

— Все это очень интересно, — мягко проговорила я, — но дело в том, Кристиан, что мы сегодня еще идем в театр, так что сами понимаете.

— О! Как жаль! — искренне огорчился он.

Карандаш замер в его пальцах, глаза повлажнели и стали походить на огромные черные агаты. Я внимательно посмотрела на него и вновь почувствовала странное волнение. После небольшого колебания записала номер гостиничного телефона в углу листа бумаги. На желтоватом фоне уже проступали очертания девушки с опущенными глазами и грустной улыбкой.

Из тетради лекций Ёсико:

«В древней Японии, эта мода пришла из Китая, женщин нередко изображали крепкими, с пухлыми лицами и большой грудью, с тонкими талиями, но тяжелыми бедрами. Такой тип давал представление о материнстве. Мужчины, соответственно, изображались мужественными или воинственными, с густыми бородами и сильными телами. Но к XVII веку китайские идеалы кардинально изменились. Японские художники в поздних картинах укиё-э стали изображать женщин хрупкими, даже эфемерными, с нежными овальными лицами, которые теперь считались эталоном красоты.

В то время эротическое искусство достигло масштабов и высот, неизвестных любому другому обществу. Самыми массовыми и востребованными стали «укиё-э» («картины быстротечной жизни») — серийные цветные оттиски с резных досок. «Э» — значит «картина», а сложный буддийский термин «укиё» понимался как «жизнь сейчас». Это явление прекрасно охарактеризовал в 1661 году новеллист Асаи Реи: «Жить всегда единым мигом, тратить все время на удовольствие от созерцания луны, снега, вишневых цветов и кленовых листьев; петь песни, пить саке, ласкать друг друга, плыть, плыть… Никогда не расстраиваться, если нет денег, никогда не быть грустным в глубине сердца; всегда походить на растение, движимое речным потоком, — вот что зовется укиё, свободно плывущим миром».

Неудивительно, что самой популярной литературой того времени стали укиё-дзоси — богато и откровенно иллюстрированные рассказы о повседневной жизни горожан. Некий прообраз комиксов, а точнее — японских эротических манга. Интересно, что постоянными клиентами граверных лавок были не только домохозяйки, проститутки, гейши, актеры, игроки и торговцы, но и самураи, которым появляться в подобных местах запрещалось. Одной из ведущих тем этих повествований в картинках был секс.

Художник — гравер Моронобу подошел к теме «весенних картинок» конкретно, изображая не только любовников в различных сексуальных позах, но также и всех остальных персонажей Текучего мира: маленьких служанок, слуг — мужчин, балагуров, содержателей публичных домов и даже драки пьяных гостей. На протяжении более двух столетий уличные сцены Ёсивара, абуна-е (непристойные картины), сюнга, знаменитые гейши, куртизанки и актеры Кабуки изображались многими художниками. В буквальном переводе «сюнга» означает «весенние картинки» и считается термином для эротической японской графики XVII–XX веков, но слово давно используется как синоним традиционной японской эротики вообще.

Киёнобу (1664–1729) был известен своими эротическими гравюрами и изображениями танцев в Кабуки. За ним последовал Масанобу, развивающий эту же тему, но несколькими десятилетиями позже.

Гениальный Хокусай прославился на родине отнюдь не пейзажными видами, а целыми альбомами с изображениями половых актов. «Веселые кварталы» того времени нередко превращались в артистические колонии, а художники рисовали то, среди чего обитали.

Например, в самом крупном столичном квартале Ёсивара почти постоянно жил великий Китагава Утамаро. Он изображал выдающихся куртизанок и дочерей богатых торговцев, фавориток незарегистрированных чайных домиков и проституток самого низкого пошиба. Утамаро рисовал великих гейш. На его гравюрах мы видим, как женщины играют в волан, созерцают цветущую вишню, сидят у реки, любуются луной, ловят светлячков, пьют сакэ на снегу, идут в храмы, совершают прогулки к живописным местам, посещают театр и увеселительные заведения. Он также рисовал женщин в домашней обстановке: они готовят еду, занимаются шитьем, кормят шелковичных червей. Он запечатлел их в различных позах: вот они выщипывают брови, подкрашивают лицо, отдыхают под пологом от москитов, пробуждаются утром, моют руки, занимаются рукоделием. «Весенние картины» Утамаро (сюнга) стали знамениты, а его серия из двенадцати цветных гравюр, известная под названием «Поэма-сонник с картинками», считается величайшей из всех эротических укиё-э».

— Зачем ты дала ему телефон? — немного недовольно поинтересовалась Лиза, когда мы вышли из ресторана.

— Сама не знаю, — тихо ответила я. — Наверное, понравился.

— Непонятный тип какой-то, — продолжила она и зачем-то остановила такси.

— Пешком дойдем, — попробовала я возразить, но она уже открыла дверцу и сказала на русском: «Амбассадор».

Таксист ее прекрасно понял, улыбнулся и кивнул.

— Посмотри на часы, — сказала она, когда мы забрались в такси. — Нам же нужно привести себя в порядок. Да и надоело мне пешком таскаться!

— Ах, ах! Какие мы принцессы! — рассмеялась я.

Таксист обернулся и тоже радостно засмеялся. Мы непонимающе на него посмотрели, но он только подмигнул и вновь стал смотреть на дорогу.

— Ненормальный какой-то, — тихо заметила Лиза, с подозрением глядя на его аккуратно подстриженный затылок. — Как и этот твой новый ухажер!

— Ну почему сразу ненормальный? — спросила я и не смогла сдержать улыбки, глядя на ее недовольное лицо. — Просто у него настроение хорошее и он радуется таким красоткам, как мы с тобой.

— Да Бог с ним, с водилой, — ответила она. — Но этот Кристиан! Та еще штучка! Так тебя и ел глазами! Просто до неприличия пялился!

— Лиза! Да ведь он художник!

— Но все-таки странно. Имя не наше, а говорит, как наш. Лицо тоже явно не русское. Но, конечно, хорош! Ты, часом, не влюбилась?

— А тебе жалко что ли? — усмехнулась я.

— Господи! — не на шутку испугалась она и развернулась ко мне всем корпусом. — Только этого мне не хватало! Мы в чужой стране, непонятно, что за парень! Мы ничегошеньки о нем не знаем!

— Да успокойся ты! Он и не позвонит! Эскиз у него есть, мы с ним даже расплатились, хотя непонятно за что.

— Вот именно, — нахмурилась Лиза, — ты сама сказала, что эскиз у него есть. А, значит, он может написать картину. Вот и повод принести ее тебе в гостиницу.

— И прекрасно! — отмахнулась я. — Давай закроем эту тему.

Лиза отодвинулась в угол и нахохлилась. Таксист вновь зачем-то повернулся к нам и опять подмигнул.

— И у этого явно нервный тик, — тихо заметила она. — Ох, эти французы! Добра от них не жди!

Спектакль начинался в половине восьмого. Мы приехали в отель около шести. Лиза мгновенно скрылась в ванной, даже не зайдя в номер Григория. Я скинула одежду и улеглась на диване, потягиваясь всем телом. Чувствовала явную усталость, и даже в оперу идти не хотелось.

«Что там сегодня за спектакль? — подумала я и вяло потянулась за билетами, лежащими в конверте на столике.

Я поняла, что это опера Моцарта, но название «Cosi fan tutte» мне ничего не сказало.

«Может, отказаться и остаться в номере? — подумала я, бросив билеты на пол и перевернувшись на спину. — Приму ванну, поваляюсь на диване, просто отдохну».

— Иди, ванная свободна! — раздался в этот момент приглушенный голос Лизы из приоткрытой двери.

— Сейчас, — ответила я, но не подумала встать.

Лиза скоро появилась в халате и с мокрыми волосами.

— Ты чего разлеглась? — возмутилась она. — Быстро приводи себя в порядок! У нас почти нет времени.

— Успеем, — равнодушно ответила я. — До Гранд-Опера два шага.

— Что это за настроение? — затормошила она меня. — Собирайся, кому говорю!

В дверь постучали.

— Не иначе твой раб явился, — заметила я и встала, накинув халат.

Лиза пошла открывать, что-то недовольно бурча себе под нос.

Но это оказался Кристиан. Я буквально онемела, когда его увидела.

— Но каким образом? — начала я и, к своему удивлению, почувствовала, что краснею.

— Решил лично, — мягко ответил он. — Не возражаете?

— Пойду Григория потороплю, — сказала Лиза, выглядывая из-за его спины, и тут же скрылась.

Я нервно запахнула халат и пригласила его присесть. Крис снял короткое серое пальто, шарф, но почему-то остался в берете. Он подошел к дивану и поднял валяющиеся билеты.

— О! Опера Моцарта! — проговорил он, кладя билеты на стол и не сводя с меня глаз.

— Наверно, — ответила я, тоже неотрывно глядя на него. — Только я совсем не знаю французский.

— Ее полное название «Так поступают все женщины или Школа влюбленных», — тихо сказал Крис и сел рядом со мной. — Она в двух действиях, участвуют оркестр и хор национальной Парижской оперы. Сюжет довольно тривиален. Два молодых итальянских офицера решили проверить верность своих невест. Они переоделись в албанцев и начали их соблазнять. И так далее. Я видел пару месяцев назад. Вам должно понравиться.

— Возможно, — сказала я и улыбнулась. — Но откуда вы здесь, Кристиан?

— Соскучился! — спокойно ответил он. — К тому же мне необходимо видеть модель, иначе рисунок будет неточен.

— Но, — начала я и замолчала.

— Ты все понимаешь, — тихо проговорил он и придвинулся ко мне.

Его черные глаза неотступно смотрели на меня и, казалось, гипнотизировали.

— А мы уже перешли на «ты»? — задала я стандартный вопрос и отодвинулась, запахивая разъезжающиеся полы халата.

— Конечно, — уверенно сказал Крис и улыбнулся, не отводя от меня взгляда.

— Но я ничего про тебя не знаю! Как, впрочем, и ты!

— Хочешь узнать? — спросил он и улыбнулся шире.

И от этого его лицо стало выглядеть совсем мальчишеским. Холодноватый аристократизм, присущий всему его облику, мгновенно исчез, стертый этой подкупающей искренней улыбкой.

— Значит, я тебе небезразличен, — добавил он, не услышав моего ответа.

— Меня зовут Таня Кадзи, я живу в Москве, — начала я спокойно. — Здесь мы всего три дня, и один из них, считай, уже закончился. Ты принял меня за японку, но я являюсь ей лишь на четверть. Мой дед родом из Нагасаки. В Москве у меня свое дело, связанное с гейшами. Я и сама выступаю в этом качестве. Дважды я побывала в Токио и прошла там обучение. Вот, собственно, и все. Сейчас ты, — добавила я после паузы, во время которой Крис смотрел на меня, не переставая улыбаться.

— Меня зовут Кристиан, — в тон мне ответил он и замолчал.

Потом порывисто встал и заходил по гостиной, заложив руки в карманы джинс.

— Сними берет, — почему-то предложила я.

— Что? — удивленно спросил Крис и остановился передо мной. Но берет сдернул и бросил его на пол. — А ты замужем? — неожиданно поинтересовался он.

— Нет, не была и не собираюсь, — ответила я и смущенно улыбнулась.

Ситуация начала меня напрягать, и я подумала, что не мешало бы Лизе вернуться.

Крис вдруг упал на колени и взял мои руки в свои. Они у него были холодными и немного дрожали.

— Таня! Я не знаю, что со мной происходит! Честно! Но как только я сегодня увидел тебя… Понимаешь, я зарисовывал танцовщиц, мои мысли улетели далеко, в Страну Восходящего Солнца. Я словно вдыхал сладкий аромат цветущей сакуры, видел очертания великой Фудзи на фоне удивительно синего неба, наблюдал за неторопливо идущей прекрасной девушкой в ярком расписном кимоно с длинными, свисающими почти до щиколоток рукавами. И вдруг что-то отвлекло меня, я повернул голову и замер. Недалеко от меня, за столиком сидела девушка с глазами, как черные вишни, с прямыми темными волосами, матово блестевшими под светом цветного фонарика, в изумительно красивой блузке лазоревого цвета с летящими на ней розовыми и голубыми мотыльками. Она в этот момент повернула изящную голову и приподняла тонкими длинными пальцами палочки для еды. Ее коралловые губы приоткрылись, и я пропал!

Крис замолчал и уткнулся мне лицом в колени. Вздрогнув, я услышала, как он всхлипнул. Я начала гладить его густые короткие волосы. Он замер.

«Как все это странно, — немного испуганно думала я. — И какой чувствительный парень. Но ведь он художник! Мне ли не знать, что такое творческая натура».

— И вдруг эта девушка, словно сошедшая с гравюр Утамаро, оказывается моей соотечественницей, — сказал он, поднимая голову. — Представляешь, что я испытал, когда ты заговорила на русском? Ну а когда ты оставила телефон отеля, я был на седьмом небе от счастья!

Я молча вытерла мелкие слезинки с его щек. Он схватил мои руки и начал страстно целовать их.

В этот момент вошла Лиза и замерла, глядя на нас с явным возмущением. Крис встал с колен и сел рядом со мной.

— Татьяна! — сказала она. — Ты все еще не готова? А нам скоро выходить. Григорий уже спустился купить сигарет и ждет нас в вестибюле через полчаса!

— Извините, — тихо сказал Крис. — Я вас покидаю. Приятного вечера, сударыни.

Он поднял с пола берет, подхватил пальто и стремительно покинул номер.

— Ну, знаешь, — возмущенно начала Лиза, скидывая халат и бросаясь в спальню. — Не ожидала! И поторопись!

— Буду готова через пару минут, — ответила я, не переставая улыбаться.

Я встала, вытащила бархатное синее платье из плоской коробки и быстро натянула его на себя. Затем надела туфли и пошла в ванную. Подняв волосы в простой гладкий узел, я украсила их своей любимой перламутровой заколкой в виде бабочки. Потом чуть подкрасила ресницы и нанесла темно-розовые румяна и розовую перламутровую помаду. Оглядев свое отражение, осталась довольной. Мои глаза сияли какой-то затаенной радостью, губы улыбались. Я, не переставая, думала о признании Криса.

Когда я вышла из ванной, Лиза уже стояла в гостиной. Выглядела она великолепно. Темно-красное платье с глубоким квадратным вырезом плотно облегало ее изящную фигуру, словно было сшито специально для нее. Густые и очень длинные каштановые волосы она завила в крупные локоны, и от этого ее тонкое нежное лицо выглядело так, будто Лиза была барышней XIX века, собравшейся на бал.

Она придирчиво меня оглядела и метнулась в спальню. Тут же появившись, Лиза подала мне длинный и широкий шарф, словно сотканный из серебристой паутины.

— К твоему наряду подойдет идеально, — заметила она. — Пошли, а то опоздаем на начало!

Мы спустились вниз и увидели раба Григория, в нетерпении расхаживающего по красному покрытию у входа в отель.

Когда мы подъехали к зданию оперы, до начала оставалось двадцать минут. Лизе было смешно, что Григорий решил отвезти нас, хотя от отеля действительно идти пешком буквально несколько минут.

— Не хочу, чтобы ваши прелестные ножки устали идти по мостовой на таких высоких шпильках, — ответил он на замечания Лизы. — К тому же хоть и достаточно тепло, но все равно не лето!

Когда такси остановилось, Григорий помог нам выбраться, подхватил под руки и гордо повел к освещенному входу. Я успела поднять голову и увидеть колонны и лепнину этого старинного здания. Внутри меня поразила роскошная широкая лестница, отделанная белым мрамором. А в зале Григорий обратил наше внимание на плафон под потолком. Он сказал, что в 60-е годы его расписал сам Марк Шагал. Мы заняли места в партере. Я с любопытством оглядывала публику, но мысли периодически возвращались к Кристиану, и я вновь начинала невольно улыбаться и смотрела лишь на бархатную спинку стоящего передо мной кресла.

— Гляди-ка, — зашептала мне на ухо Лиза, — вон на той даме настоящее бриллиантовое колье. Видишь, как сверкает? А вон сидят явно наши соотечественники. Видно по выражениям их лиц. А там какой красавец! Похож на Алена Делона! Видишь?

Она слегка толкнула меня локтем в бок.

— Вижу, вижу, — прошептала я, чтобы от нее отвязаться.

Но сама ждала только одного, чтобы быстрее началось представление, и я смогла сосредоточиться на приятных мыслях. Я так и видела черные блестящие глаза Криса и его мягкую улыбку.

Спектакль прошел мимо моего сознания. И я вздохнула с облегчением, когда мы вышли на улицу.

— Может, поужинаем в каком-нибудь ресторанчике? — неуверенно спросил Григорий и опасливо глянул на Лизу. — Или вы устали? И хотите быстрее вернуться в отель?

— Да подожди ты! — сердито ответила она, расправляя запутавшийся локон. — Не видишь, я пока думаю.

— Жду, госпожа, — тихо ответил он и опустил голову.

— Ну так что, Танюха? — спросила Лиза и взяла меня за руку. — Отправимся на боковую?

— Что вы! Как можно! Ночь только начинается! — раздался сзади нас голос, и мы одновременно повернулись.

— Этого следовало ожидать! — недовольно сказала Лиза. — Париж — город маньяков!

Возле нас стоял Крис и безмятежно улыбался. Он был одет в черное шерстяное полупальто. Оно было распахнуто, я увидела, что свитер тоже черный, а вот брюки были почему-то светло-серыми. Но все это выглядело элегантно и необычайно шло ему. В руках он держал два букетика светло-сиреневых фиалок.

— Я не маньяк, — мягко произнес он, не сводя с меня глаз. — И даже не знаменитый призрак Оперы, который по преданию как раз живет в подвалах этого здания. Жаль, если разочаровал вас. А это для мадемуазель, — сказал он, протягивая нам цветы. — Вы позволите? — спросил он у Григория.

Тот растерянно кивнул, но промолчал. Лиза взяла фиалки и в упор на меня посмотрела.

— Я погуляю с Крисом, — тихо произнесла я, замирая от странного волнения и необычайно острого желания, огнем охватившего меня.

Давно я не испытывала такой мгновенной и сильной страсти. Я спрятала покрасневшее лицо в букетик и вдохнула тонкий едва уловимый запах фиалок. Крис улыбнулся и взял меня за руку.

— Мы пошли, — сказал он. — Au revoir!

— До свидания, — растерянно ответила Лиза. — Но…

— Не волнуйтесь, ваша подруга в полной безопасности!

Из золотой записной книжки с изображением иероглифа «Тацу» на обложке:

Секреты гейш. Драматургия отношений .

«Гейш учат с детства, что все в мире развивается по своим законам, и что развитие — это процесс со своей внутренней динамикой и построением, а вовсе не ровное непрерывное течение событий. Поэтому самое главное — взаимоотношения с мужчиной — гейша предпочитает выстраивать по четким канонам, чтобы получить нужный результат, а не пускать события на самотек, как делают обычные женщины. Это жесткая, веками неизменная схема, которая выглядит следующим образом:

«Взгляд с вершины Фудзи». (Экспозиция).

Выбор объекта. Из множества поклонников гейша выбирает того, кто для нее наиболее выгоден. Идеально, когда этот человек вызывает у нее нежные чувства. Но чаще всего выбирается покровитель из пожилых высокопоставленных и обеспеченных чиновников. Ведь гейша всегда должна думать о своем будущем, потому что эта профессия несовместима с бедностью. Для поддержания статуса гейше требуются немалые средства. Напомним, что кимоно всегда во все времена было самой дорогой одеждой в мире. Одно кимоно в наше время стоит от тысячи евро. А у гейш их целая коллекция на все случаи жизни. И вот объект выбран.

«Сеть из лунных лучей». (Завязка).

Гейша прекрасно знает, что человек больше всего любит тех, кто им искренне восхищается. И она дает возможность мужчине показать себя в самом выгодном свете. Если мужчина кичится своей проницательностью, она подстроит так, что он явится перед ней во всем блеске ума. Если он храбр, она даст ему возможность проявить себя настоящим героем. Тут можно нанять мнимых бандитов, от которых объект защитит прекрасную незнакомку. Или вдруг на его глазах красавица падает из перевернувшейся лодки в воду. Или… да мало ли можно создать ситуаций. Но здесь главное правило — гейша должна вызывать не жалость, а вожделение. Спасаясь от бандитов, она быстро семенит на высоких гэта, ее кимоно распахивается, позволяя увидеть стройные ножки. Рукава поднимаются, обнажая запястья, предмет соблазна для японских мужчин. И объект теряет голову от желания. После падения в воду промокшая одежда облепляет фигуру. Верхнее кимоно необходимо скинуть, нижний тонкий шелковый дзюбан прекрасно подчеркивает выступающую грудь, напрягшиеся соски… Мужчина после этой встречи уже не может думать ни о ком другом. Тем более он ощущает себя героем, спасителем этого прекрасного создания.

«Прогулка вдвоем под цветущей сакурой». (Развитие сюжета).

Объект на крючке, и начинается очень тонкая игра, которая зачастую гейше доставляет необыкновенное удовольствие. Первым делом она создает ощущение, что их соединяют невидимые нити судьбы. Тут всё годится: гейша приставляет к объекту шпионов, собирает о нем сведения, а потом все это использует в общении. Когда объект необычайно заинтересован и уже изнемогает от желания, она дразнит его, являя нешуточного соперника. Объект впадает в отчаяние и без конца говорит себе, что все пропало и эта изумительная женщина для него недосягаема, как луна на небе. Вот тут-то гейша и устраивает, совершенно неожиданно, короткое свидание. И показывает себя во всем блеске сексуального искусства. Объект на вершине блаженства.

«Громы и молнии в безоблачном небе». (Кульминация).

На этой пиковой точке отношений гейша изобретает причину необходимого расставания, вызванного какими-нибудь непреодолимыми трудностями. И эта разлука после того, как он вкусил райское блаженство в ее объятиях, привязывает мужчину крепче любых цепей и словно лишает рассудка.

«Совместное любование восходом солнца». (Развязка).

И вот гейша, преодолев выдуманные трудности, возвращается к убитому горем объекту. Наступает полное счастье. И уже от нее зависит, сколько оно продлится, потому что мужчина сейчас словно кукла бунраку в ее умелых руках, и она знает, как правильно ею управлять».

 

Свиток второй. Отблеск огня на зеркале льда

Я открыла глаза и задумчиво посмотрела на низкий, скошенный к окну потолок, оклеенный светло-голубыми обоями в мелкий синий цветочек. Потом лениво перевела взгляд на стену с такими же обоями. Между двух раскрытых шелковых вееров висел вертикальный свиток какэмоно, на вид старинный и подлинный. Очертания горы, извилистая тропка, ведущая наверх. По ней поднимается путник в остроугольной шляпе. Изогнутый ствол сосны. Все нарисовано схематично, тонкой кисточкой, но в тоже время необычайно искусно. На веерах, один из них был ярко-красный, а другой — васильково синий, также были изображены изогнутые веточки сосны. Мой взгляд переместился на еще одно синее пятно, и я поняла, что это мое платье, висящее на спинке стула. Я вздохнула и улыбнулась, чувствуя приятную ломоту во всем теле. Давно у меня не было такого бурного секса.

Повернувшись на бок, я невольно засмеялась, так как увидела Криса, сидящего на огромной цветной циновке, застилающей пол. Он, естественно, рисовал. При этом был полностью обнажен.

— Добрый день, бисёдзё, — тихо сказа Крис, не отрывая взгляда от листа бумаги.

«Бисёдзё» в переводе с японского означает «красавица».

— Привет, бисёнэн, — в тон ему ответила я.

— А что это? — удивленно спросил он и вскинул на меня глаза.

— Красавчик, — расхохоталась я.

— Ты мне льстишь, — мягко проговорил Крис и непритворно засмущался.

Его рука, с кусочком угля в пальцах, замерла. Глаза неотрывно смотрели на меня.

— Ты прекрасна, как раскрытые цветы камелии. Так бы и писал тебя целыми сутками!

Я невольно натянула на себя простыню и пробормотала:

— Надеюсь, не в голом виде?

Крис развернул ко мне лист. Я увидела девушку, присевшую на скамью, которая стояла под низкорослой изогнутой сосной. Девушка склонилась и поправляла ремешок дзори на высокой платформе. Ее нога была видна между разошедшихся краев кимоно. Рядом на скамье лежал раскрытый гофрированный зонтик с неясным рисунком.

— Красиво, — задумчиво проговорила я, изучая эскиз. — Это я?

— А разве непохожа? — встрепенулся Крис. — Но я еще не закончил!

— Не волнуйся так, — мягко сказала я. — Но, знаешь, настоящая японка никогда не станет поправлять ремешок обуви на улице и тем более показывать ногу. Это неприлично.

— А если гейша? — спросил он и улыбнулся.

— Исключено. Тем более она у тебя не в образе. Это просто стилизованный наряд, передающий распространенное мнение о японках. К тому же гейши носят таби. Ну ты знаешь, это такие носочки с выделенным большим пальцем. С босыми ногами они не ходят.

— Почему? — удивился Крис.

— Потому что босоногими ходят лишь проститутки, — пояснила я.

— О! — только и сказал он и вновь начал что-то быстро рисовать. — А если так? — спросил он через какое-то время и показал мне рисунок.

Я невольно рассмеялась, потому что Крис уже нарисовал носочки. К тому же огородил участок с сосной и скамьей под ней невысоким забором, сложенным из неровных камней.

— Она у себя дома, и никто, к сожалению, не видит ее прелестной ножки, пусть и в носочках, — пояснил он.

— Но так проигрывает композиция, — резонно заметила я. — К тому же такие заборы не вполне соответствуют японской традиции.

— И что я буду делать без таких ценных замечаний, когда ты покинешь меня? — спросил Крис и вздохнул.

Он аккуратно положил лист на циновку, вытер тряпочкой пальцы, испачканные углем, и бросился в постель. Упав на меня, Крис начал целовать мои губы, не отрываясь. Я обхватила его руками, прижалась, ерзая напрягшимися сосками по его груди.

— Придется приехать в Москву, — сказал, задыхаясь, Крис, на секунду оторвавшись от меня и глядя затуманенными глазами.

— Молчи, — прошептала я и нашла пальцами его вставший «нефритовый стебель».

Закинув ноги ему на поясницу, я тихо застонала, почувствовав, как он резко вошел в меня. Когда наши «фрукты лопнули» практически одновременно, Крис вскрикнул, но не выпустил меня. Он продолжил выполнять ходы любви, правда, делал это медленно и нежно. Странно, но его «нефритовый стебель» все еще был эрегирован. Я моментально возбудилась и невольно начала двигать бедрами в такт его движениям. Крис вышел, но тут же перевернул меня, поставил на четвереньки и «разрезал дыню». Его пальцы вцепились в мою талию, он двигался все быстрее, «нефритовый стебель» входил очень глубоко. И вот Крис замер, прилипнув ко мне и войдя до отказа. Я почувствовала, как все вибрирует внутри меня. Крис громко застонал, сделал рывок вперед, и его «фрукт» лопнул во второй раз.

В мансарде оказалась крохотная кухонька со всем необходимым. Я накинула мужское кимоно из плотного шелка стального цвета, потом приготовила зеленый чай и бутерброды. Мы сидели в комнате на полу, медленно попивая чай из красивых керамических пиал и беседуя, словно были знакомы тысячу лет. Крис оказался на четверть французом, хотя родился и вырос в Питере.

— Моя бабушка, ее, кстати, зовут Кристин, все еще жива, — неторопливо рассказывал он, сияя мне глазами. — Она родом из Бордо. Слышала, наверное? Это на юго-западе Франции. Но у этой ветви семьи не винный бизнес, хотя в Бордо, по-моему, живут одни виноделы. Мои родичи содержат лавку антиквариата, что тоже приносит неплохие деньги. Так что я совсем не бедный художник, как ты, наверное, решила. Просто мне нравится так жить. Когда мне было семнадцать, я уехал из Питера, потому что родители разбежались и каждый занимался устройством своей жизни. Им до меня и дела не было.

Крис замолчал и встал. Подойдя к шкафу с раздвижными дверцами, он достал маленький фотоальбом в потертой кожаной обложке и подал его мне.

— Вот посмотри, — сказал он и улыбнулся. — Здесь все мои родные.

Я раскрыла альбом и стала разглядывать незнакомые мне лица. Крис лег на пол и положил голову мне на колени.

— И после окончания школы я решил, что с меня хватит всех этих треволнений из-за родителей, — продолжил он, — не стал никуда поступать, а уехал к бабушке. Сколько крику было, ты бы слышала! Отец мечтал, что я стану морским офицером, а мать видела меня успешным финансистом. Но я всегда обожал рисовать и много лет посещал студию. Около года я жил у бабушки и даже брал уроки живописи. А потом мотанул в Париж, снял эту мансарду и веду такой образ жизни, какой мне нравится. А пару лет назад съездил с одной подружкой в Киото и Токио и просто потерял голову от японской культуры и искусства. Влюбился на всю жизнь. И с тех пор стал изучать японскую школу живописи.

— Понятно, почему ты работаешь в том ресторане, — заметила я, отложив альбом в сторону и мягко проводя пальцами по его волосам. — Слушай, а в Париже есть настоящие гейши?

— В Париже есть все! — немного хвастливо заметил Крис. — Не забывай, что это столица мира! Хочешь посмотреть?

— Еще бы! — улыбнулась я. — Это всегда познавательно. Один из способов обучения — наблюдение. Юные ученицы постоянно присутствуют на вечерах, выступлениях и т. д. И словно губки впитывают мастерство старших сестер. Но я считаю, что этот способ и опытная гейша не должна отвергать. И потом это так интересно! К тому же обязательно запоминаешь что-то новое для бизнеса.

— Ты и читаешь, наверное, много по теме? — спросил Крис, с любопытством на меня глядя.

— Когда есть время и подходящая литература, — ответила я и улыбнулась, проведя пальцем по красивой линии его губ.

Он легко укусил меня за палец и вскочил.

— Где-то у меня была одна книжка, и там такой интересный фрагмент, — бормотал Крис, копаясь в шкафу. — Но разве в этом бардаке что-нибудь можно найти?

— Что за книжка-то? — спросила я, вставая и подходя к нему.

— Воспоминания Мирей Матьё, — ответил он, продолжая искать. — Слышала о такой?

— Конечно! Певица? Она была очень популярна в шестидесятые. У моих родителей даже пластинка с ее песнями сохранилась. Но…

— Сейчас, сейчас… Ага! — радостно воскликнул он и повернулся ко мне с потрепанной книжкой в руках. — Не знаю, вышла ли она в России. Этот экземпляр, естественно, на французском. Но я тебе переведу. Здесь небольшой отрывок.

Крис сел на пол, быстро перелистывая книгу. Я устроилась рядом, заглядывая в страницы. Мне было так хорошо с ним, что, в принципе, мало интересовало, что он хочет прочитать или сказать. Я наслаждалась тем, что Крис рядом. И пока не анализировала ситуацию, а просто плыла по течению, поддаваясь возникающим чувствам.

— Вот! — оживленно сказал он. — Слушай!

Отрывок текста в переводе Кристиана:

«Это был банкет, который я не могу забыть. Гейши в национальных, изысканно красивых платьях были обворожительны. Рядом со мной сидела гейша, и я не могла отвести глаз от искусной вышивки на ее тканом платье. Она свободно говорила по-английски и почти также по-французски. Это обстоятельство позволило нам беседовать о Париже. Она сказала, что много читала об этом городе. А потом, к моему смущению, гейша прочитала наизусть несколько стихотворений Клоделя. От нее исходил аромат «Шанель № 5», она была в курсе французской моды и даже, думаю, из вежливости, упомянула о моих пластинках. У нее были тонкие гибкие руки, которые обращали на себя внимание, когда она обмахивалась веером или наливала в рюмку рисовую водку. Словом, все в ней было прекрасно. Я чувствовала себя в ее обществе до того легко, что к концу обеда не побоялась спросить, что за изумительная у нее косметика. Лицо, казалось, покрывал белый лак, глаза искусно подведены, но больше всего восхищала прическа. Сложное сооружение, где цветы соседствовали с позолоченными нитями, блестевшими как бриллианты. И в тоже время прическа колыхалась при самом легком движении головы… Я не представляю, сколько времени нужно потратить, чтобы так выглядеть. Должно быть, целый день! Гейша, сидевшая рядом с тетей Ирен, делилась с ней кулинарными секретами, а та, что сидела возле Джонни, рассуждала об экономической политике Японии. Когда мы закончили есть, гейши начали петь, аккомпанируя себе на струнных инструментах, а потом и танцевать. И я по сей день не могу понять, как это им удавалось делать с таким изяществом в пышных тяжелых нарядах…»

— Здорово! — сказала я, когда он закончил читать. — И очень точно. А то ведь многие думают, что гейши — проститутки. Знаешь, я обычно не говорю, кем работаю. И сама удивилась, когда тебе все сообщила.

— Глупенькая, — тихо засмеялся Крис, — я же сразу сказал, что люблю японское искусство. А гейши — часть его.

Он отбросил книгу в сторону и начал целовать меня. Я ответила, но тут же отстранилась.

— Что ты? — спросил он и обиженно надул губы. — Не нравится, как я тебя целую?

— Я совсем забыла о Лизе! — с отчаянием произнесла я. — Который час?!

— Половина первого, — нехотя ответил Крис. — Но ты не беспокойся, пожалуйста. Я проснулся рано и сразу позвонил в отель.

— И что? — поинтересовалась я и начала невольно улыбаться, представив, что он услышал.

— Именно! — рассмеялся Крис, обнимая меня. — Твоя подруга очень темпераментна и так к тебе привязана! Как она на меня кричала! Mon Dieu!

— Мне пора возвращаться, милый, — ласково сказала я.

И увидела, как глаза Криса наполняются слезами.

— Но зачем? Останься со мной! Мы сейчас пойдем на бульвар, погуляем, затем где-нибудь перекусим, — начал торопливо говорить он. — Можем в кафе «Святой Жан» здесь на Монмартре. Правда, там вечно полно народу и так накурено, что можно задохнуться. Зато много моих друзей-художников постоянно тусуются в этом кафе. Познакомлю тебя со всеми!

— Крис, милый, — сказала я и, освободившись из его объятий, отошла к окну. — Я в растерянности. Все произошло так быстро!

Я отодвинула ситцевую занавеску с оборками и выглянула на улицу. Остроконечные крыши соседних домов тонули в тумане. Невдалеке за ними поблескивал высокий купол какого-то собора. Улица с нашего самого верхнего этажа казалась глубоким узким ущельем, по темному влажному дну которого двигались люди.

— И хорошо, что быстро, — ответил Крис, подходя ко мне и оттаскивая от окна. — Ты жалеешь?

— Пока не знаю, — честно ответила я, пытаясь вырваться и начиная смеяться.

Мы упали на кровать, заскрипевшую под тяжестью наших тел. Крис стащил с меня кимоно, практически разрывая шелковую ткань. Я уже изнемогала от желания, вновь захлестнувшего меня. Я перевернулась на живот и чуть приподняла бедра. Почувствовав, как конец «нефритового стебля» мягко упирается между ягодиц, перестала о чем-либо думать и сама насела на него. Крис громко застонал и начал двигаться стремительно и ритмично. Его руки скользнули под мой живот, губы уткнулись в шею. Ощутив влажность его языка на своей коже, а пальцы на «зернышке», я содрогнулась от необычайно острого оргазма. Потом мы уснули в объятиях друг друга.

Из тетради лекций Ёсико:

«Когда нужно разъяснить вариации стиля и глубины толчков, нет лучшего учителя Дао любви, чем врач седьмого века Ли Тун Сянь. Его книга «Тунь Суань Цзы» частично посвящена технике толчков. Из шестнадцати глав семь описывают именно ее. Книга различает шесть стилей:

«1. Войти в контакт и втискивать нефритовый стержень челночным движением взад и вперед, распиливая нефритовую субстанцию, как если бы мы раскрывали устрицу, чтобы достать сверкающие жемчужины.

2. Толкать вниз к нефритовой субстанции и выдергивать золотой нож (клитор) как бы раскалывая камни в поисках прекрасного нефрита.

3. Он использует свой нефритовый стержень, чтобы сильно толкать в направлении клитора, как если бы толок железным пестиком в медной ступке.

4. Он двигает свой нефритовый стержень туда и обратно, ударяя в левую и правую сторону «смотрового зала» (стороны наружных органов), как кузнец придает форму железу пятью молотами.

5. Нефритовый стержень и нефритовые ворота трутся сильно и тесно, словно смешавшиеся лавины.

6. Он ударяет своим нефритовым стержнем взад и вперед короткими и медленными ударами внутри наружных органов, как фермер готовит почву для поздней посадки»

Дао любви рекомендует энергичную разработку этих разнообразных стилей толкания и правильное число ударов в идеальном сношении. В древних текстах часто говорится о «тысяче любовных толчков», которые необходимы для полного удовлетворения женщины. Конечно, такое внимание к числам можно понять слишком буквально, и «тысяча любовных толчков» может показаться для мужчины, не знающего Дао любви, скорее тяжким трудом, чем сексуальным удовольствием. Но для того, кто опытен в Дао любви, это совсем не тяжкая работа, и он может легко выполнить ее за полчаса или 1000 секунд в весьма медленном ритме. Есть особое удовольствие для мужчины в знании, что он может дать такую степень полового удовольствия своей партнерше. Знание того, что он может удовлетворить самую страстную женщину, достаточно, чтобы увеличить его уверенность в себе.

Девять мелких толчков и один глубокий, по-видимому, — метод, предпочитавшийся учителями Дао и одинаково популярный у женщин всех возрастов. С точки зрения Дао это наилучшая комбинация, и пара получает максимальную пользу. Женщины находят его доставляющим много удовольствия. Сначала они чувствуют, что их дразнят ложными надеждами, затем удовлетворяются. Имеется много иных последовательностей толчков: три мелких и один глубокий, пять мелких и один глубокий и т. д. Мужчина может выбрать, какие комбинации и вариации подходят лучше всего ему и его партнерше. Важно помнить, что оба партнера должны получать наибольшее удовольствие, но в то же время мужчина должен оставаться под контролем, так чтобы он не эякулировал слишком быстро или слишком часто».

— Ты обещал познакомить меня с гейшами, — сказала я, когда Крис открыл глаза и улыбнулся мне сонно и мягко.

— Давно не спишь? — спросил он.

— Минут двадцать назад встала и даже спустилась вниз и позвонила Лизе от консьержки. Та, правда, пристала ко мне с расспросами, но ведь я не понимаю по-французски, — лукаво добавила я.

— И что Лиза?

— Хочет познакомиться с тобой поближе.

Крис потянулся и сел. Увидев, что его «нефритовый стебель» вновь начинает наливаться, я засмеялась и отрицательно покачала головой.

— Но я так сильно хочу тебя, — прошептал Крис. — Видишь?

И он опустил глаза вниз, выразительно подняв брови.

— Прекрати! Я договорилась, что мы встречаемся с Лизой через час возле метро «Опера». Это недалеко от нашего отеля.

— Уж мне можешь не рассказывать, где находится это метро, — расхохотался он и встал.

Но я сразу отбежала в угол комнаты, продолжая смеяться.

— Слушай, — сказал Крис с воодушевлением, — у меня идея!

Он бросился к шкафу и вытащил большую плоскую картонную коробку. Увидев, что он достает из нее сложенное кимоно в прозрачном пакете, я подошла и взяла его.

— Примерь! Я привез это из Киото. Есть и пояс, как он называется-то?

Крис наморщил лоб.

— Оби, — тихо ответила я.

— Есть и это, купленное там же, — добавил он и протянул мне гэта на высоких перекладинах и носочки-таби с выделенным большим пальцем.

— Ты будешь в образе гейши, — радостно сказал он. — И так мы и поедем в чайный дом моей знакомой.

— У тебя есть знакомая владелица чайного дома? — удивилась я. — И ты все еще молчал?

— Не успел, — покаянно ответил Крис. — Но это не совсем традиционное заведение. Кое-что мадам Ватанабэ переделала на потребу моде. Все-таки мы в Париже!

— Понятно, — усмехнулась я, разглаживая пальцами шелковые узоры оби. — И как называется сие заведение?

— Как я говорю, «До в Эдо», — серьезно ответил Крис.

— Как? — расхохоталась я.

— «Путь в Эдо», конечно, — пояснил он. — Ты должна знать, что Эдо это старое название Токио, а «до» по-японски означает путь.

— Знаю, знаю, — весело ответила я и после паузы заметила: — Но ведь мне нужна прическа и грим.

— Сообрази что-нибудь! — отмахнулся он. — Пойду, позвоню твоей Лизе и приглашу ее. А то придумали у метро встречаться! Возьмем такси и подберем ее у отеля. Хорошо, Таня?

— Делай, как хочешь. А я пока попробую загримироваться.

Крис вернулся через полчаса, когда я уже начала раздражаться. Но он молча протянул мне коробочку с театральным гримом, и я сразу заулыбалась.

— Тут неподалеку есть театр и при нем небольшая специализированная лавка, — сказал он, садясь на кровать и неотрывно на меня глядя.

Я уже облачилась в кимоно, затянула оби и заколола волосы в высокую прическу. Деревянные перекладины гэта делали меня выше. Шелк кимоно был травянисто-зеленым с золотисто-коричневыми веточками бамбука. Внутренняя подкладка рукавов — золотой. Оби — черным со сложными переплетениями золотых и бирюзовых нитей. Крис смотрел на меня молча. Потом встал и, аккуратно обойдя меня, достал с верхней полки шкафа деревянный футляр. В нем лежало несколько вееров. Он выбрал золотисто-коричневый с узором из темно-зеленых листьев и протянул его мне. Я взяла, поклонилась, заученным движением резко раскрыла его и спрятала улыбку за волнистым шелковым краем.

— Бесподобно, — тихо произнес он и, попятившись, опустился на кровать, по-прежнему не сводя с меня глаз.

— Мне нужно наложить грим, — мягко сказала я, складывая веер.

— Да-да, — пробормотал Крис и потянулся за листом картона и карандашом.

Я улыбнулась и перестала обращать на него внимание.

Когда мы спустились вниз, консьержка даже вышла из своей каморки к входной двери и замерла, в изумлении на меня глядя и прижав полные руки к груди. Потом что-то быстро залопотала. Я поняла лишь «месье Кристиан» и «мадемуазель japonaise». Крис ответил ей и улыбнулся. Потом вывел меня на улицу, держа под локоть.

— Мадемуазель японка, у нее просто шок от твоего вида, — сказал он, смеясь. — Надо бы и в кафе зайти. То-то мои друзья обрадуются при виде гейши! Стой, Таня, сейчас такси поймаю.

— Аямэ, — тихо проговорила я, прикрывая набеленное лицо веером. — Попрошу сейчас ко мне так обращаться. И ни в какое кафе я в таком виде не пойду.

Но Крис не слышал последнее замечание. Он уже остановил машину и о чем-то договаривался с шофером. Усадив меня, он метнулся к продавщице цветов, которая неподалеку поправляла букеты, стоящие в пластиковых вазонах у витрины магазинчика. Я наблюдала, как он что-то говорит ей, жестикулируя и улыбаясь. Она улыбнулась в ответ, кивнула и скрылась в магазине. Крис обернулся и махнул мне, широко улыбаясь. Я смотрела на его стройную фигуру в строгом темно-сером костюме. Под расстегнутым пиджаком чернел джемпер. На улице, несмотря на январь, была плюсовая температура, но воздух был сырой и промозглый.

«Нужно было заставить его надеть пальто, — почему-то подумала я. — А то, не дай Бог, простудится. Надо же! — невольно улыбнулась я своим мыслям. — Я о нем беспокоюсь, словно добропорядочная жена. Но ведь он тоже заставил меня накинуть поверх кимоно мою шубку, как я не упиралась. Хотя короткий песочный мех колонка неплохо сочетается с зеленым шелком кимоно».

Я увидела, что Крис уже расплатился за цветы и идет к машине. Когда он сел рядом со мной на заднее сидение, то, отложив в сторону букетик маргариток, первым делом, воткнул мне в прическу раскрытый цветок орхидеи. Таксист обернулся и что-то восхищенно сказал, улыбнувшись мне. Крис закивал.

— Он говорит, что ты словно персонаж японской сказки, и он в восхищении, что в этот туманный день видит такую яркую красоту.

— Мерси, — сказала я, опуская веер на колени.

Таксист вновь обернулся и энергично закивал мне, улыбаясь до ушей.

Когда мы подъехали к нашему отелю, Лиза и Григорий уже стояли возле вестибюля. Увидев ее недовольное лицо, я не смогла сдержать улыбки. Лиза явно была рассержена, но сдерживалась на публике. Хмуро поздоровавшись, она уселась рядом со мной.

— Маргаритки для вас, прекрасная Елизавета, — сказал ей Крис.

— Спасибо, — улыбнулась она ему и резко повернулась ко мне. — Ты, я вижу, вновь превратилась в Аямэ, — констатировала Лиза. — А кто-то хотел отдохнуть! Не можешь без работы, да?

— Дорогая моя, — мягко ответила я. — Ты же знаешь, что гейша это стиль жизни. И мне хотелось сделать Крису приятное.

— О нем мы поговорим позже, — сухо сказала Лиза, — когда останемся наедине.

Григорий глянул на нее с явным испугом и сжался в углу. А Крис, сидящий впереди, обернулся и подмигнул мне.

— Никто тебя не боится, — улыбнулась я и сжала ее пальцы. — И мы едем отдыхать и веселиться. Крис знаком с владелицей чайного дома. Тебе тоже полезно будет посмотреть. Все-таки ты моя правая рука в агентстве. Может, что интересное для бизнеса увидишь.

— Вот-вот, — заметила Лиза, — а я о чем? Одна работа на уме!

Такси остановилось возле старинного здания в стиле барокко. Чайный дом занимал, по всей видимости, его первый этаж. Мы увидели светящиеся иероглифы названия, большие окна, закрытые бамбуковыми жалюзи и темные массивные деревянные двери, на которых были вырезаны очертания гор и ветки сосен. По обе стороны висели фонари. Между резных деревянных перекладин была натянута расписанная пейзажами ткань, которая красиво подсвечивалась изнутри. Ковролин темно-зеленого цвета закрывал тротуар от дверей до проезжей части.

— Надеюсь, обувь снимать не нужно, — проворчала Лиза, подавая руку Григорию и выбираясь из такси.

— Нет, конечно! — рассмеялся Крис. — Мы же в Париже, а не в Японии. Здесь все адаптировано, даже традиция!

Когда мы вошли внутрь и оставили верхнюю одежду в гардеробной, я приблизилась к большому зеркалу и глянула на себя. Прическа, конечно, была не традиционной, но все остальное вполне соответствовало.

«Все-таки хозяйка — японка, и не просто японка, а ока-сан! — подумала я, поправляя орхидею в волосах, — хотелось бы не ударить в грязь лицом».

Ока-сан — это «матушка» гейш.

Крис распахнул перед нами дверь, и мы вошли в зал. С удивлением я увидела, что это обычный ресторан, стилизованный под Японию. К нам бросился администратор и провел за свободный столик. Крис что-то спросил. Я услышала «мадам Ватанабэ». Администратор улыбнулся и кивнул. Григорий взял меню и, приподняв брови, стал изучать его. Лиза повернулась ко мне.

— А тут неплохо. И обычный на вид ресторан, — заметила она. — Я-то боялась, что нас усадят на пол, ноги калачиком, и вручат палочки для еды.

— Здесь есть еще несколько залов, — с улыбкой сообщил Крис.

— Да? — удивилась я. — И для чайной церемонии?

— Естественно, — кивнул он.

В этот момент к нам подошла пожилая японка и, поклонившись, спокойно сказала:

— Коннитива.

Она поздоровалась на японском, при этом смотрела на меня. Ее черное парадное кимоно с гербами было великолепно. Я молча наклонила голову. Крис встал, непринужденно поцеловал ее в щеку и что-то сказал. Она улыбнулась. Он быстро нас представил, причем меня, как Аямэ. Мадам Ватанабэ присела за наш стол, что меня немного удивило. Как оказалось, она прекрасно говорила на английском и французском. Дальше наше общение стало непринужденным и забавным, потому что мы, словно, жонглеры, перебрасывались словами на разных языках. При этом мадам Ватанабэ со мной говорила на английском, с Крисом на французском. А мы, что успевали, переводили для Лизы и Григория.

Как я поняла, это заведение состояло из нескольких залов. Непосредственно сам ресторан, в котором мы сейчас находились, помещение для проведения чайной церемонии, где обычно выступали ее гейши, и еще два зала для «VIP — клиентов», как выразилась мадам Ватанабэ. Когда официант принес кувшинчик с сакэ и крохотные, красиво оформленные бутерброды, она удалилась, пожелав нам приятного аппетита.

— Так оригинально оформлены стены, — заметила Лиза, оглядываясь по сторонам. — Я даже вначале решила, что это настоящий расписной шелк.

— Это тканевые обои под шелк, — пояснил Крис. — Как говорит мадам, у клиентов должно создаваться ощущение, словно они внутри огромного кимоно, которое охватывает их со всех сторон и держит в плену своей красотой. А светильники под потолком похожи на веера.

Мы дружно подняли головы вверх. Действительно, матовые стеклянные светильники напоминали формой раскрытые разноцветные веера, распластанные по потолку.

— Но чайная комната выдержана в традициях, — добавил Крис. — Там все по-настоящему и нужно снимать обувь при входе.

Он лукаво глянул на Лизу.

— Мы заглянем, конечно, — усмехнулась она, — просто, чтобы посмотреть убранство. Но внутрь не пойдем.

— Ты не хочешь поприсутствовать на тяною? — удивилась я.

— Знаешь, нет, — ответила она и улыбнулась. — Я приехала отдохнуть, Но сейчас мне кажется, что я снова на работе. Это, видимо, из-за твоего образа Аямэ.

— Прекрасного образа, — тихо заметил Крис и поцеловал мои пальцы.

— А что это за VIP-залы? — неожиданно спросил молчавший до этого Григорий.

И мы в изумлении на него посмотрели.

— А тебе никто слова не давал, — прошипела Лиза. — Ты же скотина бессловесная, так что закрой пасть!

Крис поперхнулся сакэ и начал кашлять. Я похлопала его по спине и тихо сказала:

— Не обращай внимания. Это такая игра.

— Интересная игра, — заметил он, когда отдышался. — Я думаю, Лизе будет любопытно наведаться в один из залов. Там как раз собираются подобные игруны.

— Правда? — развернулась к нему Лиза. — Так чего мы тут сидим?

— Момент, — сказал Крис и подозвал администратора.

Скоро мы спустились в его сопровождении по лестнице, покрытой красной ковровой дорожкой, в подвальное помещение. Я увидела две двери, одна черного цвета, а вторая почему-то красного. На обеих золотились огромные нарисованные драконы.

— Мы пойдем смотреть живое кино, — сообщил Крис, беря меня за руку и подходя к черной двери. — А вам, господа, лучше пройти туда.

— Ну-ну, — тихо сказала Лиза. — И что там?

— Увидите, — загадочно произнес Крис и подмигнул мне. — Я думаю, все необходимое для вашей пары.

Я заметила, что Григорий мгновенно оживился, а его глаза заблестели. Лиза нервно сжала губы и вопросительно на меня посмотрела. Но я находилась в образе Аямэ и не смела перечить своему спутнику. Закрыв лицо веером, я отвернулась и пошла вместе с Крисом в открывшуюся перед нами черную дверь.

Мы оказались в маленьком кинозале с очень высокой полукруглой сценой возле экрана.

— Сейчас начнется сеанс, — сказал мне на ухо Крис. — Он обычно длится около часа. Это развлечение придумала мадам Ватанабэ специально для пресыщенных клиентов и назвала его «живое кино». Оно идет по специальному тарифу. Но для нас бесплатно, как бонус прекрасной Аямэ.

Он усадил меня в широкое и очень глубокое кресло второго ряда, если можно так выразиться, этого зала. И устроился рядом. Такие двухместные кресла стояли полукругом возле сцены в четыре ряда. И почти все они были уже заняты. Мы оказались с краю, но экран и сцена были отлично видны. Скоро свет погас и я, с веселым изумлением увидела, что на экране появилась рисованная заставка. Начался самый настоящий мультфильм. Но как вскоре выяснилось, это был «хентай», причем предельно откровенный. Сцены полового акта были тщательно прорисованы. Распахнутые «яшмовые ворота», преувеличенно большие «нефритовые стебли», груди с торчащими сосками, смена поз — все выглядело возбуждающе и реалистично. Я почувствовала, как Крис приник ко мне и засунул руку под полу кимоно. Но не посмела отодвинуться. К тому же сама уже очень возбудилась от зрелища на экране. Его пальцы скользнули дальше, но наткнулись на серединку трусиков. Я лукаво улыбнулась, почувствовав, как они замерли.

— Но по правилам гейши не носят нижнего белья, — прошептал мне на ухо Крис.

Он убрал руку, но обнял меня за талию, забравшись кончиком языка в ухо. Мне было щекотно, но желание накатило с новой силой. Я хотела лишь одного — оказаться с ним наедине и в постели. Бесконечные половые акты на экране не давали успокоиться. Но, как оказалось, это было еще не все.

Примерно через полчаса на сцену поднялись парень и девушка. Они начали медленно раздеваться, танцуя и извиваясь гибкими телами в неровном освещении, идущем от экрана. Когда они остались полностью обнаженными, я решила, что стриптиз на этом закончился. Но не тут-то было. Актеры устроились прямо на сцене на ковре и в точности стали копировать позы, которые принимали рисованные персонажи на экране. Это выглядело так реалистично, что мне показалось, что они по-настоящему занимаются сексом. Услышав сбоку шумное пыхтение, я выглянула из-за высокого подлокотника кресла. Наши соседи, видимо, не выдержали. Парень сидел, откинувшись на спинку кресла. Его брюки были спущены до ботинок. Девушка, устроившись на нем сверху, но лицом к экрану, активно насаживалась и тихо стонала.

«Понятно, почему здесь такие глубокие двойные кресла с высокими спинками, — подумала я, отворачиваясь. — Все предусмотрено».

Я увидела, как Крис жадно на меня смотрит, но отрицательно покачала головой. Он сник, но тут же зашептал мне на ухо:

— После сеанса поедем ко мне! И никаких возражений!

Я кивнула, спрятав улыбку за раскрытым веером.

Когда все закончилось, причем актеры покинули сцену минут за пять до окончания мультфильма, мы поднялись и отправились к выходу. Я заметила, что нашему примеру последовало всего две пары, а остальные остались.

«Так можно тут весь вечер просидеть, — подумала я, идя за Крисом к выходу. — Наверное, эта услуга недешево стоит. Но в Москве, конечно, подобные развлечения исключены».

Я увидела, что Крис устремился по лестнице наверх, и тихо окликнула его. Он развернулся и глянул на меня с недоумением. Я кивнула в сторону красной двери, и он расплылся в улыбке.

— Ах, да, я совсем забыл, — сказал он. — Предупреди своих друзей и поехали быстрее домой, а то я умру от перевозбуждения!

Я улыбнулась, подошла к красной двери, приоткрыла ее и заглянула. На черной стене помещения горели светильники, имитирующие факелы. Пол устилал красный ковер. Я не полностью открыла дверь и поэтому увидела лишь небольшой участок стены, возле которой находилась полуобнаженная девушка, прикованная за шею позолоченной цепью. Она стояла, опустив голову, свесив длинные светлые волосы. Крупный мужчина в черном кожаном костюме мягко хлестал ее по ягодицам плеткой. Я замерла, не зная, что предпринять. Но потом все-таки закрыла дверь и пошла к Крису. Он ждал меня наверху лестницы.

— Предупредила? — спросил он и хитро улыбнулся.

— Не стала мешать, — ответила я. — Оставлю Лизе записку на входе. Думаю, передадут.

— Естественно! Значит, мы можем ехать? — заулыбался Крис. — Только попрощаемся к мадам Ватанабэ.

Мы нашли ее в ресторане. Она сидела с двумя мужчинами и что-то весело им рассказывала. Мы приблизились, и я, поклонившись, поблагодарила за прекрасный вечер.

— Надеюсь, вы еще посетите нас, — вежливо ответила она. — Например, завтра будет дневная чайная церемония. Выступят мои гейши.

— Аригато, — поблагодарила я на японском и добавила на английском: — К сожалению, завтра вечером я улетаю в Москву.

Мадам Ватанабэ поклонилась, и мы ушли. На улице сразу сели в такси. Но Крис попросил остановить у ближайшего цветочного магазина. Он решил послать букет мадам Ватанабэ.

Из тетради лекций Ёсико:

«Когда заходит разговор о японских мультфильмах, часто можно услышать слова «хентай», «аниме» и «манга». Что это такое? Если упрощенно, то манга — это японские комиксы, аниме — это японская анимация (мультипликация) манги, а хентай — это японские же комиксы, но эротического характера.

Однако наиболее распространено как в самой Японии, так и за ее пределами искусство эротического рисунка — хентай (hentai), развившееся в порнографическую японскую мультипликацию. Слово «хентай» в японском языке означает «извращенное». И только за пределами Японии этим термином обозначается все эротическое в японской культуре.

Одним из предшественников считаются откровенные эротические гравюры на дереве «сюнга» (shunga) — «весенние картинки». Они и аналогичные книги и гравюры активно создавались в Японии времен сёгунов (военных правителей) Токугава (1603–1867), поскольку приключенческое и эротическое творчество тогда полностью заменило запрещенную «политику».

Современные комиксы ориентированы на разную аудиторию. Подростковая манга для юношей (сёнэн-манга) создается, в основном, для школьников старших классов и студентов. Ее герои — тоже школьники и студенты Секс в ней играет хотя и значительную, но подчиненную роль, а в основе сюжета лежат более важные и сложные темы, чем просто откровенный показ сексуальных актов. Кроме манги, для подростков также снимается аниме и делаются компьютерные игры на эротическую тематику. Манга для взрослых (сэйнэн-манга) гораздо проще и утилитарнее. Ее цель — доставить читателю сексуальное наслаждение. Сюжеты в этой манге примитивны и схематичны, полностью ориентированы на показ сексуальных сцен, часто весьма извращенных. Стиль графики сильно отличается от подростковой манги, он фотореалистичен, женщины часто изображаются уродливыми.

Кроме коммерческой манги, существует и любительская манга, «додзинси» (dojinshi), которую рисуют непрофессиональные художники. Большинство ее — это хентай-додзинси, часто исключительно откровенная и «извращенная». Многие додзинси представляют собой переделки известных коммерческих произведений, большей частью — хентайные. Такие переделки противоречат японскому законодательству об авторских правах, но правовладельцы редко подают на нарушителей в суд. Исключение составляют случаи «особого цинизма» переделки. Классический случай — хентайная додзинси о любви Сатоси, главного героя ТВ-сериала «Карманные чудища» [Pokemon], и его покэмона Пикатю.

По степени откровенности додзинси-хентай делится на:

Хана-хентай (hana-hentai) — «цветочный хентай», основной акцент на романтические отношения персонажей. Не применяется для описания однополых додзинси.

Лемон-хентай (lemon-hentai) — «лимонный хентай», основной акцент на изображение сексуальных отношений персонажей. Не применяется для описания однополых додзинси.

Г-хентай (G-hentai, от «graphical») — «откровенный хентай», изображается исключительно жесткий и извращенный секс.

Среди прочих направлений хентай-манги и додзинси значительную часть занимают комиксы мета-жанра «яой» (yaoi) — «однополая мужская любовь». Начали появляться и додзинси, посвященные однополой женской любви. По имени героини книжного и ТВ-сериала «Dirty Pair», ставшего популярным источником сюжетов такого рода, этот жанр получил название «юри» (yuri). В яой-додзинси нет границ для запретного и невозможного. Постоянно встречаются различные формы садомазохизма и инцеста. Иногда действие переносится в фантастическую реальность. Как и в классическом коммерческом яое, в додзинси-яое обычно не бывает «хэппи-энд». Отношения между персонажами либо кончаются смертью одного из них, либо трагическим разрывом. Это, с одной стороны, протест против предопределенности хэппи-энда обычной сёдзё-манги, с другой стороны — отражение неоднозначности отношения к однополой любви в японской культуре».

Когда мы оказались в мансарде, Крис не дал мне даже смыть грим и переодеться. Он опрокинул меня на кровать, и через секунду мое кимоно было распахнуто, трусики стянуты. Я лежала, отвернув лицо, чтобы не испачкать Криса белилами. Но скоро забыла обо всем от необыкновенного сильного наслаждения и только чувствовала тяжелое дыхание Криса, его быстрые пальцы, скользящие по открытым участкам тела, его «нефритовый стебель», входящий все глубже, и терпкий свежий запах измятой орхидеи, которая так и осталась в моих волосах.

Достигнув одновременно высшей точки, мы вскрикнули и так сильно обхватили друг друга, что на миг слились в одно существо. Потом расслабились. Крис упал рядом, закрыв глаза. Его приоткрытые губы улыбались.

— Ты — чудо, — через минуту прошептал он, поворачиваясь ко мне.

И вдруг начал смеяться. Я глянула вопросительно в его блестящие глаза.

— Слегка смазанное чудо, — тихо сказал он, не сводя с меня глаз. — Но что-то в этом есть модерновое. Этакий живой «сюр», модель для Дали.

Я не стала дослушивать, соскочила и бросилась в туалет. Глянув на себя в зеркало, рассмеялась. Грим размазался и смешался, волосы растрепались, измочаленная орхидея повисла над ухом.

«Хороша гейша! — не переставая улыбаться, подумала я. — Видела бы меня сейчас госпожа Цутида! Пришла бы в ужас».

Это была моя наставница, владелица чайного дома в Токио. Она дала мне первые уроки и ввела в курс дела. Когда я приехала во второй раз, то не упустила возможность и, хоть недолго, всего месяц, но еще поучилась у нее и даже приняла участие в вечеринках в образе необычной «рашн» гейши Татиана.

Я тщательно смыла грим, потом разделась и забралась под душ. Когда вышла в комнату, Крис все еще лежал на кровати и явно ждал меня. Правда, он снял одежду. Увидев валяющиеся на полу брюки и черный джемпер, я подняла их и аккуратно повесила в шкаф. Он не сводил с меня взгляда.

— Из тебя получится отличная жена, — тихо проговорил он.

Я невольно вздрогнула. У меня были вот такие импульсивные связи, но обычно они быстро заканчивались, и о браке речь никогда не заходила.

— Гейши не могут быть замужем, — ответила я и ясно ему улыбнулась. — И ты это должен знать.

— Уйдешь из профессии, — спокойно проговорил Крис.

— Это преждевременный разговор, — сказала я и легла к нему.

Он мягко поцеловал мой лоб и встал. Я видела, что Крис отчего-то так сильно огорчился, что чуть не плачет. Он, насколько я могла судить, был вообще человеком крайне импульсивным и нервным. Но натура художника ничего другого и не предполагала.

— Кофе будешь? — сухо спросил он.

— Я сварю, — ответила я и тоже встала, накинув его серое кимоно.

— Я сам, — сказал он и скрылся в кухоньке.

Я пожала плечами, чувствуя, как начинает портиться настроение.

«Неужели он ожидал, что я брошусь ему на шею и скажу, что мечтаю выйти за него замуж? — думала я, подходя к стене и отодвигая многочисленные, прислоненные к ней холсты. — Но ведь он и не сделал мне предложение по всей форме, как положено. Просто заметил, что из меня получится хорошая жена. Чего он тогда так нервничает?»

Я взяла квадратный небольшой холст и повернула его. На нем изображалась одна из улочек осеннего Парижа с каменной мостовой, фонарями, смутно желтеющими сквозь желтую же листву, с высокими старинными домами нечетких очертаний. Краски картины были мягкими и словно забеленными сыростью воздуха. И на этом общем туманном неярком фоне кричащим алым пятном выделялась фигурка быстро идущей девушки. Кроме нее на улице почему-то никого не было. Девушка была изображена в красном плаще с разлетающимися полами, с красно-белым шарфом, концы которого развевались за плечами, с красным зонтом над головой. Ее лицо белело нежным овалом под этим зонтом, глаза были большими и темными, губы улыбались. Мне показалось, что она похожа на меня. Я прислонила картину к стене и села на кровать.

В этот момент вошел Крис с подносом в руках. Он остановился и посмотрел на холст с таким выражением, будто видел его впервые. Я встала, взяла поднос из его рук и опустила его на кровать.

— Как же она похожа на тебя! — нервно воскликнул Крис, не сводя глаз с холста. — Это старая картина, я ее написал два года назад. Случайно увидел эту девушку на одной из соседних улочек и потом почему-то долго не мог забыть ее большие черно-вишневые глаза. Даже пытался найти и спрашивал у местных лавочников. Но таких девушек здесь много, сама понимаешь. И я написал по памяти.

— Очень красивая картина, — тихо заметила я. — И мне тоже показалось, что у твоей модели есть сходство со мной.

— Вот видишь! — громко сказал Крис. — Это знак свыше!

«О, господи! — подумала я, начиная отчего-то раздражаться. — Сейчас начнет подтасовывать факты, придавать значение всякой ерунде!»

Я вообще-то верила в предопределение, но сейчас меня все это отчего-то раздражало и нервировало.

— А потом я увлекся японской культурой и, само собой, японским типом красоты, — продолжил он, переведя взгляд на меня. — И вдруг встречаю тебя!

— Это еще ничего не значит! — сухо ответила я, наливая кофе из коричневого керамического кофейника в чашки.

— Не значит?! Ты, и правда, так считаешь? — воскликнул Крис.

Я подняла на него глаза. Он стоял возле кровати и смотрел на меня с такой болью, словно я его ударила.

— Давай кофе пить, а то остынет, — предложила я, не ответив на вопрос и протягивая ему чашку.

— Давай, — согласился он после паузы и сел рядом со мной.

Мы пили кофе в молчании. Потом я унесла поднос на кухню и вымыла посуду. Когда вернулась, он копался в коробке со старыми газетами и журналами.

— Знаешь, я собираю такие вещи, — сказал он, увидев мой удивленный взгляд. — У бабушки обнаружил целый склад. Есть очень интересные иллюстрации, особенно в изданиях начала века. Для художника это кладезь. Тогда множество неординарных идей появлялось. А ты должна знать, что самое ценное в мире — новая идея. И самое дорогое.

— А сейчас что ищешь? — поинтересовалась я, усаживаясь рядом.

— Да было тут где-то несколько экземпляров русского журнала «Осколки» за тысяча девятьсот четвертый год. Помню, видел там комикс о гейше. Хотел тебе показать. Иллюстрации в стиле того времени, преувеличенно уродливые, да и текст соответствует. Ага! — радостно воскликнул Крис, вытаскивая потрепанный журнал. — Это именно он, номер одиннадцать. Вот, посмотри. Дарю!

Я, чувствуя недоумение, взяла журнал и начала осторожно перелистывать пожелтевшие страницы. И, правда, наткнулась на комикс. Он назывался «История японской гейши», был коротким и довольно злым. Привожу здесь полный текст:

«Однажды гейша мирно сидела в своем чайном домике, подвернув ноги калачиком, обмахиваясь веером и бросая коварные улыбки проходившим мимо окна иностранцам любых национальностей. Как вдруг гейшу, неожиданно для всех, укусила в самый нос большая ядовитая муха. И одного укуса довольно было для того, чтобы гейша моментально вскочила на ноги и, схватив кочергу, выбежала как угорелая на улицу. Иностранцы в испуге шарахались в стороны. Только американец да англичанин, желая еще больше раззадорить метавшуюся гейшу, плеснули на нее с двух сторон купоросной кислотой. Гейша теряет всякое сознание. Исступление ее теряет всякие границы, и она бросается в море. Переплыв проливы, мокрая, растрепанная, страшная, она выкарабкивается на берег Кореи и пускается бежать дальше. Мирные и глуповатые корейцы, вообразив, что гейшу искусала бешеная собака, прячутся под корыта. Но у неистовствующей гейши нет сил остановиться! Как бомба или стрела она продолжает лететь вперед и, наконец, с налету наскакивает на острую казачью пику и пронзенная насквозь, дрыгая ножками, тут же испускает дух».

Прочитав это и просмотрев сопровождающие текст картинки-карикатуры, я подняла глаза на Криса. Он полулежал на кровати и улыбался явно ехидно. Казалось, ему доставляет удовольствие моя реакция. Я поморщилась и отложила журнал в сторону.

— Это просто злой комикс и ничего общего с гейшами не имеет, — не удержалась я от комментария.

— Не забывай, что тогда как раз началась русско-японская война, — заметил Крис, не переставая улыбаться, — и такие тексты были, конечно, заказными.

— Не забываю, — тихо ответила я и встала. — Знаешь, а ведь мне пора. Лиза, наверняка, сердится, что я ее покинула и все время провожу с тобой.

Улыбка сбежала с лица Криса, он вскочил, схватил мое платье и, подбежав к окну, распахнул его. Я с испугом на него смотрела, не понимая.

— Ты остаешься здесь! — четко произнес он и выбросил мое платье из окна. — Если уйдешь, я умру!

— Что ты делаешь? Зачем? Хочешь, чтобы я в шубке на голое тело пошла по улицам?

Крис расхохотался, как безумный, и схватил мою шубу. Я подбежала к нему.

— Не волнуйся, давай все обсудим, — спокойно сказала я, хотя сердце колотилось.

Он посмотрел на меня беспомощно, его губы дрожали, шуба из разжатых пальцев упала к ногам. Я взяла его за потную холодную ладонь, подвела к кровати. Мы легли и обнялись, прижавшись друг к другу.

— Мне плохо без тебя, — тихо сказал Крис, когда успокоился и перестал дрожать. — Мне так плохо! Я совсем один в этом мире, никому до меня нет дела, живу, как трава, расту сам для себя, никто меня не любит! Мои картины выставлялись всего один раз и то в каком-то маленьком захудалом салоне на окраине Парижа.

— Да? Это интересно, — попыталась я перевести разговор на близкую ему тему. — И как? Успешно?

— Для новичка да, так все мне сказали. Даже продано было несколько работ. А Жак Нувер, это наш местный мэтр, его все знают на Монмартре, прочил мне блестящее будущее как художнику жанровых сценок. И очень неодобрительно отзывался о моем увлечении Японией. Он сказал, что это тупиковый путь для меня и напрасная потеря времени. Но если мне нравится?! — с жаром спросил Крис, отодвигаясь от меня и приподнимаясь на локте. — Что тогда? Мне надоело писать улицы, людей, пейзажи.

— Конечно, нужно писать лишь то, что возбуждает, — заметила я.

— Вот! Ты меня понимаешь! Ты одна меня понимаешь!

— Я думаю, что ты преувеличиваешь, — ласково проговорила я. — Ведь у тебя есть родители, родственники здесь.

— И что?! — истерично спросил он и соскочил на пол. — Это все не то! Ты же знаешь, о чем я! Ну почему, почему ты так бесчувственна?!

— Послушай, Крис, я не бесчувственна. Дело в другом, — медленно проговорила я, но замолчала.

Последнее время я старательно пыталась забыть о кое-каких событиях моей жизни, и ворошить прошлое мне совершенно не хотелось.

— Что, милая? — прошептал он и упал на колени возле кровати.

Крис положил голову возле моей руки, его длинные черные ресница опустились. Я придвинулась и стала нежно перебирать его густые белые волосы.

— Расскажи мне то, что хотела, — попросил он и вздохнул. — Пожалуйста!

— Когда мне было восемнадцать, — начала я, все еще испытывая неуверенность в необходимости этого рассказа, — я полюбила парня на десять лет старше меня. Он приехал в наш провинциальный городок, сама я не москвичка, в командировку. Увидев афишу нашего самодеятельного театра Кабуки, Петр, так его звали, пошел на спектакль. Там мы и познакомились. Наша любовь вспыхнула, словно порох от огня. Потом он уехал в Москву, и я через какое-то время, наперекор родителям, отправилась за ним, потому что поняла, что не могу без него жить. Я как раз закончила обучение в культпросвет училище. Я по образованию хореограф. Это был январь. Мы стали жить вместе в его квартире. И хотели пожениться. Но…

У меня от волнения перехватило горло, и я замолчала. Крис поднял голову и внимательно на меня посмотрел. Его черные глаза показались мне двумя безднами. Он, видя, что я молчу, забрался на кровать и прижал меня к себе.

— Я так и знал, что за этой очаровательной мягкой улыбкой скрывается какая-то печальная история, — прошептал он. — Ведь даже когда ты улыбаешься, на самом дне твоих прекрасных глаз прячется грусть.

— Мой любимый оказался саманом секты «Аум Синрикё», о чем я понятия в то время не имела, — продолжила я ровным безжизненным голосом и прижалась к его плечу, тут же почувствовав, как его губы мягко коснулись моего виска. — Мы оказались в Японии в марте, а потом произошли «зариновые» теракты в токийском метро. Петр в этот момент был в Токио, а я в Наха, столице Окинава. Мы там жили в квартире его друга. Наутро после терактов он вернулся и на моих глазах сделал себе харакири.

Я не выдержала и всхлипнула. Крис крепко прижал меня, тихо приговаривая:

— Не нужно больше, не говори ничего. Тебе тяжело! Прости меня!

— Все в порядке, — ответила я, отстранилась от него и села, скрестив ноги и опустив плечи.

— Прости меня, — повторил он.

Я увидела, что из его глаз текут слезы.

— После его смерти осталась записка и сумка с деньгами, которые позволили мне уехать в Токио. Пройдя через отчаяние горя и ненависть к секте, я решила жить, чтобы отомстить. Вот так я и стала гейшей, потому что думала тогда, что гейша может проникнуть к самым высокопоставленным чиновникам.

— Я слышал, что главу секты посадили, — тихо сказал Крис и вытер слезы.

— Асахара Сёко по сей день под следствием и не наказан должным образом, — ответила я. — Знаешь, я практически забыла обо всем этом и убедила себя, что прошлое — сон. И хочу жить, понимаешь? Просто жить! Наслаждаться солнцем, воздухом, вкусной едой, хорошей музыкой, общением с прекрасными людьми. И плыть, плыть по течению, ни о чем особо не задумываясь. У меня в Москве свое хорошо поставленное дело, любимые друзья. Жизнь продолжается! Но сильных чувств я боюсь.

— Не люби меня, — тут же проговорил Крис. — Но позволь мне любить со всей силой и страстью, на какую я способен!

— Ты живешь здесь, а я в Москве, — улыбаясь сквозь слезы, ответила я.

— И что?! — вскочил он на колени. — Это не помеха!

— Знаешь, по-любому завтра мы улетаем. Я оставлю тебе все координаты, созвонимся, спишемся, а там видно будет.

— О! — радостно воскликнул он. — У меня есть надежда!

— А сейчас, — строго проговорила я, но тут же улыбнулась, — будь добр, позаботься о моей одежде.

— Прости! Я куплю тебе другое платье, еще красивей прежнего! И не только платье, а все, что ты захочешь. Позволь искупить свою вину!

Крис умоляюще сложил руки на груди и захлопал ресницами, состроив уморительно смешную гримасу. Я невольно рассмеялась. Он обнял меня и начал целовать глаза, лоб, нос, губы. Скоро мы окончательно потеряли голову. Поздно вечером, наконец, оторвавшись друг от друга, мы провалились в сон, не разнимая рук.

Крис поехал провожать нас в аэропорт, хотя я была категорически против. Но он обещал вести себя сдержанно. Он сидел рядом с таксистом, а мы устроились на заднем сидении. Лиза хмуро наблюдала за мной, но я безмятежно улыбалась. Крис периодически поворачивался к нам и рассказывал анекдоты. Его губы улыбались, но глаза были влажными и грустными.

Перед отъездом, когда мы бегали с Лизой по магазинам, я купила ему гладкое золотое кольцо, похожее на обручальное. Мне оно понравилось тем, что на его поверхности была вставка из черного агата в виде крохотного иероглифа «Ай», обозначающего на японском «любовь». Лиза, увидев мою покупку, от комментариев воздержалась. Крис заехал за нами на такси, мы погрузились и поехали, с сожалением глядя на улицы Парижа. Дарить кольцо сейчас мне показалось неудобным, и я решила сделать это в аэропорту.

И вот Лиза с Григорием двинулись к стойке регистрации, а мы с Крисом отстали. Мы стояли в зале, мимо нас сновали люди, диктор объявляла рейсы, но мы были словно одни. Я видела только его глаза, неотрывно на меня глядящие. Из них беспрерывно текли слезы, но лицо странно застыло. Лишь побелевшие губы нервно подрагивали. Наши пальцы переплелись, Крис сильно сжимал мои, но я не замечала.

— Звони, — прошептала я, не отводя от него глаз.

— Oui, oui, — почему-то на французском твердил он.

— Таня! — раздался голос Лизы. — Прощайся быстрее!

Я отстранилась от Криса и торопливо открыла сумочку.

— Я тут тебе…, — сбивчиво говорила я, доставая коробочку с кольцом.

Подняв голову, я увидела, что Крис достал из кармана пальто маленький хрустальный футляр, похожий на прозрачный цветок.

— Я тоже тебе, — сказал он, беря меня за руку.

Мы одновременно раскрыли коробочки и одновременно глянули в глаза друг друга. И обменялись кольцами, будто на свадебной церемонии. Потом он начал целовать меня, и время остановилось.

— Я, конечно, извиняюсь, — раздался над моим ухом голос Лизы, — Но мы опоздаем на самолет. Крис! Отпусти же ее!

— До встречи, — прошептал он в мои раскрытые губы.

— До встречи, — тихо повторила я и, опустив голову, пошла за Лизой.

У стойки обернулась. Крис стоял неподвижно с белым застывшим лицом. Но увидев, что я обернулась, он через силу улыбнулся, поцеловал кольцо на пальце и поднял руку. Я махнула ему, едва сдерживая слезы, и отвернулась.

Только в самолете я рассмотрела кольцо Криса. Оно было тоже золотым и гладким. На его поверхности сиял небольшой бриллиант в форме сердца, рядом была крохотная гравировка с одним словом: «Крис».

Мы прилетели в десять вечера, и утром, как обычно, я была в агентстве. Но Лиза меня опередила, и уже восседала за своим столом с обычным деловым видом.

— Привет, Татьяна, — как ни в чем ни бывало поздоровалась она и хитро на меня глянула. — Как спалось?

— Отлично, — ответила я. — А что?

— Да так, — нарочито равнодушным тоном проговорила Лиза, но губы ее улыбались. — Вчера подумала, как ты без своего возлюбленного сможешь уснуть? Прямо всю ночь этот вопрос мучил!

— Лизка! — грозно сказала я. — Получишь у меня!

— Вы такая трепетная пара, — не унималась она. — Все вчера в «Руасси» слезами умывались, глядя на ваше душераздирающее прощание. Никогда не видела, чтобы парень столько плакал!

— И что? — обиделась я. — Увидела, наконец?

— Я пошутила, — тут же сменила тон Лиза. — А то, смотрю, и ты сейчас заплачешь. Потом поговорим. А сейчас нужно работать.

Она уткнулась в монитор и приняла серьезный сосредоточенный вид. Я погрозила ей пальцем и ушла в свой кабинет.

Скоро появились девушки в полном составе. Они ворвались ко мне с сияющими возбужденными лицами и засыпали вопросами:

— Как тебе Эйфелева башня? Посетили «Мулен Руж»? Были ли в «Фоли Бержер»? Или в «Лидо»?

— Девочки! — прервала я этот поток. — Ни в одном из варьете мы не были. Только сходили на оперу Моцарта и все. А Эйфелеву башню видели лишь с балкона нашего номера и то в изрядном отдалении.

— Странно, — заметила Ханако и хитро на меня посмотрела. — А Елизавета говорит, что Эйфелева башня вблизи потрясающе выглядит.

— Отстаньте! — ушла я от ответа. — Лучше расскажите, как вы тут без меня работали.

— Как всегда, замечательно, — сказала Сакура. — На нас большой спрос. Так что вы вовремя вернулись. Тут, кстати, вчера какая-то нервная дама заходила, хотела поговорить с тобой или Лизой. Но она не представилась.

— Да, крайне истеричная, — встряла Идзуми. — Пошла в чайную комнату, хотя ее никто не приглашал, даже во внутренний дворик выглянула. И без конца что-то под нос себе бормотала.

— Я ее вежливо попросила удалиться, так как мы в этот момент репетировали новый танец, — добавила Ханако, — но она заорала, что «всякие шлюшки» ей не указ и она еще с нами разберется.

— Как она выглядела? — насторожилась я.

— Высокая блондинка с серыми глазами, полноватая, но в меру, где-то за пятьдесят. Видно, что при деньгах. Приехала на серебристом Пежо.

«Неужели Инга? — мелькнула мысль. — Но что ей понадобилось? Нужно немедленно связаться с Тимом!»

Я посмотрела на взволнованные лица девушек и улыбнулась.

— Не тревожьтесь, — спокойно сказала я. — Я разберусь. А сейчас примите безмятежные выражения и за работу! У нас сегодня, насколько я знаю, четыре выступления. Давайте распределим, кто куда поедет.

— Я с тобой в паре! — тут же сказала Ханако и прижалась ко мне, заглядывая в глаза.

— Хорошо, — ответила я, а сама все думала о загадочной посетительнице.

В перерыве я попыталась связаться с Тимом. Но его сотовый был «вне зоны». Я зашла к Лизе в приемную. Глянув на мое встревоженное лицо, она молча закивала.

— Тебе уже тоже рассказали? — спросила я, садясь возле ее стола и оглядывая пышно цветущие кустики роз, стоящие недалеко от монитора.

«Надо же! И не вянут! — почему-то подумала я. — А говорят, что компьютер вреден для цветов. Но у Лизы все всегда растет и пахнет! Даже цветы ее любят».

— И я уже поговорила с нашим охранником, — сказала Лиза. — Уверена, что это Инга. Видимо, с Тимуром нелады. Но мы-то тут причем?

Она пожала плечами. Ее тонкие темные брови нахмурились.

— У меня в квартире его нет, — задумчиво проговорила я. — Вчера, приехав из аэропорта, я была уверена, что Тим дома меня ждет. Он же любит такие сюрпризы. Всегда стол накрывает, цветы покупает. Но его и след простыл. Он даже не позвонил и не поинтересовался, как мы долетели. Очень на Тимку непохоже, — добавила я и почувствовала, как холодок заползает в душу.

— Началось! — строго сказала Лиза. — Сейчас ты напридумываешь всяческих ужасов!

— И телефон отключен, — прошептала я и всхлипнула неожиданно для себя.

— Таня! Прекрати немедленно! После общения с этим ненормальным художником ты стала крайне нервной. Он-то хоть позвонил?

— Да, — ответила я и улыбнулась сквозь слезы. — Я с ним перед сном долго говорила.

— Ну и слава Богу! — вздохнула Лиза. — Вот что, — решительно проговорила она, — у тебя до полуночи выступления. Потом ты возвращаешься сюда, и мы вместе едем в его клуб. Там на месте все выясним. Поняла?

— Хорошо, — сказала я, вытирая слезы. — Извини, но какие-то предчувствия нехорошие.

— Соберись, все будет в порядке! Ты, смотрю, теряешь профессиональные навыки. Забыла, что гейша парит над всеми житейскими мелочами, словно прекрасная бабочка над цветущим лугом? Это ты всегда говорила? Так что будь добра соответствовать!

Я кивнула, приняла безмятежный вид и пошла в чайную комнату, где меня ждали девушки.

Из золотой записной книжки с изображением иероглифа «Тацу» на обложке:

Секреты гейш. Оригами .

«Одно из главных умений гейш — это способность увлечь мужчину и заставить его не думать о повседневных делах и проблемах. Если клиент рассеян, мало пьет сакэ, не следит за танцами, не отвечает на шутки, то можно попробовать перейти к развлечениям, позволяющим заставить его обратить внимание на нежные девичьи пальцы, на ее будто случайно обнажившиеся запястья, коснуться его руки. Для этой цели гейшами издревле использовалось оригами. Для оригами требуется лишь листок бумаги, что делает его одним из наиболее доступных искусств.

Историки не сомневаются, что бумага была изобретена в Китае. Однако, несмотря на существование небольшого числа поделок из бумаги, традиционно считающихся китайскими, родиной оригами стала именно Япония. Возможно, это объясняется тем, что там процесс складывания удачно иллюстрировал некоторые мировоззренческие идеи философии Дзен. Немаловажным оказалось также сходство звучания японских слов «бумага» и «Бог» — «ками». Слово «оригами» образовано от японского «oru» (складывать) и «kami» (бумага). Таким образом, у японцев возникала связь между религиозным ритуалом и складыванием фигурок из бумаги. Не случайно первые оригами появляются в синтоистских храмах. Один из ритуалов состоял в изготовлении небольших бумажных коробочек Санбо. В них складывали кусочки рыбы и овощей, которые предназначались в дар богам.

Оригами в его классическом варианте только квадрат, никаких надрезов. Дзен-буддизм практикует выработку взгляда на природу как на гармоничное единство, где привычные для европейца противоречивые части и составляющие неразрывно слиты в единое целое. В этом, вероятно, истоки иероглифической письменности, в которой каждый вписанный в квадратную рамку знак означает целостный символ.

Поэтому квадрат в качестве рамки для иероглифов-символов и как основа для складывания фигурок оригами выбран не случайно. На Востоке он является не просто геометрической фигурой, а важным мировоззренческим символом. В Древнем Китае квадрат олицетворял смыкающуюся с космосом землю, пределы которой были необозримы. Необъятность Вселенной, в основе которой лежит квадрат, блестяще подчеркнута в афоризме Лао-Цзы: «У великого квадрата нет углов». Таким образом, в дзен-буддизме квадрат является воплощением Вселенной с ее пустотой космоса и в то же время бесконечными возможностями созидания. Именно поэтому в квадрат вписаны все мандалы — священные буддийские изображения. Родившиеся на востоке игры — шахматы, го, танграм — также имеют квадратные очертания. Они как бы отражают игру, которая происходит во Вселенной. Таким образом, выбор квадрата как основы для оригами, был далеко не случаен. Плодотворное развитие игры с этой формой лишний раз подчеркивает, что в геометрии квадрата действительно кроются гораздо большие возможности чем, например, в круге или треугольнике. И складывая оригами, мы постоянно иллюстрируем этим процессом знаменитое высказывание дзен-буддизма: «В мире постоянны только перемены».

В периоды Камакура (1185–1333) и Муромати (1333–1573) оригами выходит за пределы храмов и достигает императорского двора. Аристократия и придворные увлекаются новым искусством и модернизируют его. Записки, сложенные в форме бабочки, журавля, цветка или абстрактной геометрической фигуры, превращаются в дополнительное доказательство дружбы или более нежных чувств. Ими удавалось порой выразить больше внимания, любви, чем это можно сделать словами. Умение складывать стало одним из признаков хорошего образования и изысканных манер. Знатные семьи стали использовать фигурки оригами как герб и печать. В период Адзути — Момояма (1573–1603) и Эдо (1603–1867) оригами из церемониального искусства превратилось в популярный способ времяпрепровождения. Именно тогда изобретается ряд новых фигурок, которые позже становятся классическими: «Водяная бомбочка», «Шлем самурая», «Вертушка», «Бабочка», «Цикада».

Вслед за аристократами оригами увлеклось и простое население. А в «цветочных кварталах» особым шиком для гейш и куртизанок стало считаться умение сложить для клиента какой-нибудь любовный символ. Таким образом появились бумажные сердечки, розы, фигурки девушек и даже… нефритовые стебли и яшмовые ворота. А некоторые искусницы ухитрялись складывать из одного квадрата бумаги, не надрезая его, портреты своих возлюбленных. В домах гейш, следуя новой моде, ввели новый предмет обучения — оригами, и даже приглашали специальных учителей.

Международным символом оригами является японский бумажный журавлик. Эта птица в Китае и Японии считалась символом удачи и долгой жизни. Японцы с любовью и тщательностью складывали журавликов на протяжении как минимум двух сотен лет. В 1797 г. в Киото была даже издана книга «Сембацуру ориката» — складывание тысячи журавлей. В ней приводились различные варианты складывания пар и гирлянд журавлей из одного квадрата бумаги».

После выступлений я действительно вернулась в агентство, хотя время было уже заполночь. Но нашего водителя отпустила. Лиза сидела у меня в кабинете и задумчиво изучала эротические картины сюнга, висевшие на стенах и слабо освещенные настольной лампой в виде бумажного фонарика. Я зашла и села в кресло напротив нее.

— Ты хоть бы переоделась и грим смыла, — тихо заметила она, — а то с этим белым лицом и в полумраке напоминаешь привидение.

— А чего ты верхний свет не включила? — устало спросила я.

— Думаю, — непонятно ответила Лиза и, оторвавшись от созерцания сюнга, повернулась ко мне.

— И что надумала?

— Ты права, — ответила она. — Нужно поехать в клуб и у ребят выяснить. Я недавно туда позвонила, но мне сказали, что Тим взял неделю за свой счет и пока не работает. Ты так и поедешь? — немного раздраженно заметила Лиза. — Или все-таки примешь человеческий вид?

— Не волнуйся, дорогая, — нарочито спокойно сказала я, — не думаю, чтобы с Тимуром что-нибудь случилось.

Но сердце у меня екнуло. Примерно через полчаса мы вышли из агентства и сели в такси. До клуба добрались быстро. Увидев освещенный бегущей рекламой вход, я почему-то вновь начала волноваться. Лиза решительно вытащила меня из такси и двинулась к дверям. Мы заплатили за вход и вошли в зал, как обычные посетительницы. Представление было в разгаре. Владелец клуба постоянно менял интерьер и сейчас все было выдержано в черно-белых тонах окраски зебры. Даже меховые чехлы на креслах казались спинами этих животных. Пол был белым, а круглые столики — из черного стекла. Мы сели за свободный и заказали по коктейлю.

На сцене в этот момент танцевали два, уже практически обнаженных парня. Зрители, в основном это были женщины, бурно реагировали и без конца кричали имена, вернее, псевдонимы выступающих стриптизеров. Я мельком глянула на них, один был брюнет, второй рыжий, оба подтянутые, в меру накачанные и, естественно, красавцы, и перевела взгляд на Лизу.

— Чего мы тут расселись? — недовольно спросила я. — Пошли в гримерную.

— Хочу оценить обстановку, — сказала Лиза, оглядывая зал. — Вдруг эта ненормальная здесь?

— И что? И потом тебе же сказали, что Тим не выступает. Откуда здесь Инга возьмется в таком случае?

В этот момент перед нашим столиком появился парень в узких трусиках и начал танцевать, активно двигая бедрами. Я его сразу узнала. Это был друг Тима, они даже какое-то время жили вместе, снимая крохотную комнату. Он, как я видела, тоже узнал меня.

«Кажется, его зовут Макс», — подумала я и улыбнулась, кивнув.

Он тоже кивнул. Когда музыка закончилась, Макс тихо сказал:

— Приходи в гримерку после моего номера.

— А сейчас на сцену ворвется бесподобный Тайфун! — объявил ведущий. — Встречайте!

Зазвучала музыка, и Макса словно ветром сдуло, так стремительно он понесся, ловко лавируя между столиками и тянущимися к нему руками разгоряченных женщин. Взлетев на сцену одним длинным прыжком, он замер в поклоне под оглушительные аплодисменты и восхищенные крики. Потом начал танцевать.

— Это друг Тима, — сказала я Лизе. — Мы после номера зайдем к нему.

Лиза молча кивнула, не сводя глаз со сцены. Макс двигался быстро, периодически замирая в эффектных позах. Его гибкое тело изгибалось, словно под давлением ветра, давая возможность зрителям полюбоваться красивыми линиями. В конце номера Макс быстро начал вращаться на одном месте. Затем резко остановился спиной к зрителю, поигрывая великолепными ягодицами. Женщины завизжали. Макс, не повернувшись и не поклонившись, полетел со сцены.

— Наш Тайфун умчался, унеся с собой не одно сердце, — произнес ведущий, — а на его место приходит обворожительный Сандал.

— Пошли, — сказала я. — Или жаждешь посмотреть на Сандала?

— Нет, что ты! — улыбнулась Лиза. — Хотя, сама не ожидала, но получила удовольствие. Парни тут все красавцы!

— Да уж получше твоего раба Григория, — не удержалась я.

Но Лиза оставила это замечание без ответа.

В гримерной Макс был не один. На диване сидел юный на вид блондин с большими томными голубыми глазами. Он лениво на нас глянул и зевнул.

— Слышь, Олег, оставь нас на пару минут, — сказал Макс, накидывая махровый халат.

— А не многовато сразу две? — спросил он, но встал. — Учти, босс недоволен будет, что ты клиенток сюда приглашаешь.

— Это сестрички Тима, — спокойно ответил Макс, — так что свои люди.

— Ага, сестрички, — ответил Олег непонятным тоном и медленно встал.

Он прошел мимо нас словно модель на подиуме, хотя был в одних трусиках-стрингах. Его гибкое тело с белой кожей выглядело изнеженным. Лиза проводила его взглядом, потом стала молча наблюдать, как он накидывает на себя длинный шелковый халат голубого цвета.

— О, господи, — пробормотала она, — совсем мужики выродились.

Олег глянул на нее непонимающе и вышел за дверь, плотно притворив ее за собой.

— Где Тимур? — напрямик спросила я.

— Да! — добавила Лиза и подошла к Максу.

Тот посмотрел на нас и заулыбался.

— Все еще не пойму, почему Тим вас обеих не поимел, — заметил он. — Вы необычайно красивые девушки!

— Мы просто дружим, извращенец. Ясно тебе? — усмехнулась Лиза.

Макс покопался в сумке, лежащей на стуле, и протянул нам сотовый телефон и записку.

— Здесь его новый адрес, — сказал он. — А телефон он просто забыл. Можете передать.

— В смысле новый адрес? — удивилась я.

— Он решил жить самостоятельно, — сказал Макс. — И снял квартиру. Со своей бабой жутко поругался. Вот и взял недельку за свой счет, чтобы переехать, устроиться и в себя прийти.

— Странно все это! — задумчиво произнесла Лиза и положила телефон и бумажку с адресом к себе в сумочку.

— А чего странного-то? — неожиданно расхохотался Макс. — Инга ему всю морду расцарапала. Как он на сцену в таком виде выйдет? Никакой грим не спасет. Вот и пришлось пока отдыхать. Босс отругал его и даже оштрафовал. Она тут все это устроила, в этой гримерке. Даже два зеркала разбила. Тим потом за все платил. А мне сказал, что с него хватит. И нашел квартиру. Уже перебрался, я думаю. Вот такие дела, девочки.

— А телефон-то там есть? — поинтересовалась я.

— Что вы! Читайте адрес: Коровинское шоссе. Это где-то на окраине в новых домах. Там и метро, наверняка, далеко.

Мы вышли из клуба и остановились в раздумье. Скоро возле нас притормозило такси.

— Ну что, дамочки, поедем? — весело поинтересовался высунувшийся из окна парень.

— По домам? — спросила Лиза.

— Места себе не нахожу от беспокойства, — сказала я и пошла к машине.

Лиза двинулась за мной.

— Коровинское шоссе, — решительно проговорила я.

— О’кей, — ответил таксист и тронулся с места.

— Ты уверена? — поинтересовалась Лиза. — Время около двух ночи.

— Пока не увижу собственными глазами, что с ним все в порядке, не успокоюсь, — ответила я, запахивая шубку.

На улице явно подмораживало. Я отвернулась к окну. Машин было мало. В домах кое-где светились окна. Необычно яркие для Москвы звезды сияли высоко в черном чистом небе. Лиза взяла меня за руку и слегка сжала пальцы.

— Успокойся, Танюша, ты вся дрожишь, — тихо проговорила она. — Было бы из-за чего расстраиваться!

— Инга крайне опасна, — ответила я, повернувшись к ней и заглядывая в глаза. — То, что у нее свой бизнес и деньги, это полбеды. Но как-то я оказалась совершенно случайно загородом в районе Речного вокзала. Со мной был Акира. Помнишь, в прошлом году… наш клиент и друг господина Ито?

Лиза молча кивнула.

— Мы сбежали с вечеринки господина Ито, для которой он арендовал яхту. И уплыли на лодке, сами не зная куда. Было уже очень поздно. Мы высадились в каком-то лесу. Пошли искать шоссе и наткнулись на одиноко стоящий дом. Место показалось мне странным. Я решила посмотреть в освещенные окна первого этажа. И что ты думаешь?

Я замолчала. Лиза ждала продолжения. Я почувствовала, как ее пальцы, держащие мою руку, сжались. Ее лицо стало серьезным, темные глаза расширились.

— Мы увидели двух женщин в вечерних платьях и двух мужчин. Они играли в карты. Одна из женщин, как ты догадываешься, была Инга. Я не сводила глаз с ее затылка. Ее визави был весьма примечателен. Властное лицо с холодным взглядом и приметным родимым пятном на виске. Казалось, что это кровавый подтек от удара. Знаешь, есть такие лица, которые внушают ужас и мгновенно западают в душу. Акира обратил мое внимание на странный светильник в виде черепа на камине.

— Странно, — сказала Лиза.

— То-то и оно, — заметила я. — И Тим говорил, что она входит в какое-то подозрительное общество, хотя она ему об этом, понятное дело, никогда не говорила. Но если общаешься с человеком так тесно, то поневоле…

— А знаете, милые девушки, — вдруг сказал молчавший до этого таксист, — я тут недавно читал заметку в одной газете, что в Москве есть какая-то организация под названием «Черные драконы». Вы извините, что вмешиваюсь, но невольно слышал, что вы тут обсуждаете.

— И что это за организация? — быстро спросила Лиза, навалившись на спинку переднего сидения и заглядывая в повернувшееся лицо таксиста.

Он радостно ей улыбнулся и продолжил:

— Да обычный криминал, каких сейчас полно. Правда, там было написано, что они связаны то ли с якудзой, то ли еще с кем-то из этих узкоглазых. И они все обставляют в восточном духе: ритуалы посвящения, клятвы, запугивания и все такое. У меня двоюродный брат в милиции, так он как-то говорил об этих «драконах», что там большие деньги крутятся. Так что, может, я вам в тему все это говорю. Вы извините, девушки, но мы же ночью едем к кому-то там. Я не хочу ни во что такое вмешиваться, вот и подслушал ваш разговор.

— Да понятно все, не волнуйтесь, — сказала Лиза, — а за информацию спасибо.

— Я почему вспомнил, — продолжил после паузы таксист, — братан говорил, что у них отличительный знак такие светильнички из черепов. Даже брелки такого вида они носят. За ними много темных дел. Они даже девушек поставляли за кордон. Якобы на работу устраивали танцовщицами, но, сами понимаете, куда те попадали. Не думаю, что это такой уж секрет. О таких делах писали, и по телеку я передачу видел.

Мы с Лизой одновременно вздрогнули и глянули друг на друга.

— Вот ваш номер, — сказал в этот момент таксист и затормозил у обычного на вид высотного дома.

— Смотри, вон белый Ровер Тима стоит, — сказала Лиза.

Я вытянула шею. Таксист тоже посмотрел в ту сторону и присвистнул.

— Недурно, — заметил он. — Это дорогая модель.

— Может, подождете нас? — вдруг спросила Лиза. — Мы только удостоверимся, что с вашим другом все в порядке и уедем.

— Но, девушки, милые…, — начал таксист.

— Двойной счетчик, — сказала я и улыбнулась.

— Хорошо, жду, — кивнул он.

Но в этот момент открылась дверь подъезда и появился Тим собственной персоной. Яркий свет фонаря отлично освещал его лицо, и мы невольно прыснули, увидев красные царапины на носу и щеках. Но несмотря на это, Тим выглядел словно принц из сказки. Длинные распущенные темные волосы красиво разметались по его белому песцовому полушубку. Белые брюки обтягивали стройные бедра. Белый длинный шарф довершал картину. Я начала открывать дверцу, чтобы позвать его. Но из подъезда выпорхнула Ханако в своей короткой красной курточке и вязаной шапочке, из-под которой торчали две смешные косички.

— А она что тут делает?! — одновременно спросили мы с Лизой.

Тим схватил ее за руку и, смеясь, потащил к Роверу. Они уселись и захлопнули дверцы.

— Сейчас двигатель прогревать будет, — заметил таксист и повернулся к нам.

Он улыбался довольно ехидно.

— Что делать будем? — тихо спросила я Лизу. — Я уже что-то ничего не понимаю.

— Что делать, что делать? — неожиданно расхохотался таксист. — Снять штаны и бегать! Да ваш парнишка просто отрывается с хорошенькой девчонкой! А вы тут переживаете невесть из-за чего! Давайте, я вас по домам развезу. Не нужно портить парню удовольствие!

И не дожидаясь ответа, он тронулся с места.

— Действительно, — сказала Лиза, — не за ними же ехать! Завтра с Ханако поговорим, в агентстве. А потом и с Тимом!

— Да, так будет лучше, — согласилась я и назвала таксисту свой адрес.

Когда мы подъехали к моему дому, я распрощалась с Лизой и вышла из машины. От подъезда ко мне метнулся какой-то человек в черном пальто, и я испуганно отпрянула. Лиза сразу выбралась из такси и встала рядом. Это был Крис. Он подлетел к нам и замер, глядя на меня во все глаза.

— Я так и знала! — хмуро произнесла Лиза. — Завтра можешь не приезжать на работу. Привет, Кристиан, — бросила она и пошла к машине.

— Здравствуй, Лиза, — пробормотал он, не сводя с меня взгляда.

Я услышала, как хлопнула дверца такси. Крис мгновенно схватил меня в объятия и начал жадно целовать.

— Пойдем, — сказала я, с трудом оторвавшись от него.

Мы поднялись на мой этаж. Я увидела у двери дорожную сумку и огромный букет орхидей, валяющийся прямо на полу.

— Я тут сижу уже несколько часов, — сказал Крис, заходя за мной в квартиру. — Звонил, но никто не отвечал. Позвонил в твое агентство, но с тем же результатом. Я чуть с ума не сошел. Потом решил, что ты у любовника и хотел уже отправляться в аэропорт и менять билет. Но подумал, что дождусь и хотя бы просто посмотрю на тебя. А то жизнь стала совсем уж невыносимой.

— Но ведь мы лишь позавчера расстались, — улыбнулась я, снимая шубу и вешая ее в шкаф.

— Разве? — удивился он. — Я думал, что около сотни лет назад.

Я села на пуфик, но Крис упал на колени и расстегнул мои сапоги. Потом осторожно снял их и начал целовать мои ноги.

— Подожди, — слабо сопротивлялась я. — Давай разденемся, чаю хотя бы выпьем. А то мы всю ночь за этим ненормальным Тимуром ездили.

— За кем? — оторвался от меня Крис и поднял глаза.

Я провела рукой по его влажным от растаявшего снега волосам. Он схватил мои пальцы и начал целовать их. Потом отстранился, оглядывая их. Его черные брови нахмурились.

— Ты не носишь мое кольцо, — грустно сказал он. — Оно тебе не понравилось?

— Ну что ты, милый, — ответила я. — Просто сегодня у меня была работа и не в одном месте. А к костюму гейши не очень-то подходит такое колечко. Вот я и оставила его дома.

— Да? — радостно спросил он и засиял мне черными глазами.

— Конечно, — улыбнулась я и встала.

Крис тоже встал, сбросил пальто на пол, потом туда же полетел шарф, джемпер, брюки. Он схватил меня и потащил в комнату.

— Да погоди ты! — смеялась я, но сопротивлялась слабо.

— Умру, если ты немедленно не оживишь меня, — шептал он, толкая меня на диван.

Через секунду мы были голыми и в объятиях друг друга. Его страсть невыносимо возбуждала. Он действовал на меня, как огонь. Я быстро загорелась и поддалась его натиску. Никаких предварительных ласк не требовалось. Когда Крис упал на меня, я уже изнывала от нетерпения. Мне казалось, что если я немедленно не почувствую его внутри, то сойду с ума от желания. Крис застонал и вошел до отказа, на миг застыв. Я сильно сжала мышцы, отпустила, снова сжала. Крис громко вскрикнул, и я ощутила, как хлынуло семя. Выйдя, Крис лег рядом на диван и пробормотал:

— Извини, что так быстро. Но я взрывался от желания со вчерашнего дня.

— Ничего страшного, — тихо ответила я. — Сейчас выпьем чай и продолжим.

— Ага, — сказал он и вновь на меня навалился.

Его «нефритовый стебель» был в полной боевой. И мы продолжили.

Под утро, совершенно обессиленная, я сползла с дивана и поплелась в ванную. Встав под душ, начала смеяться.

«А ведь мне в агентство, — думала я, поворачиваясь под струями горячей воды. — И как я сегодня буду работать? Нужно выяснить, насколько он приехал».

— К тебе можно? — раздался голос, и разлохмаченная голова Криса показалась в проеме двери.

Я вздохнула и ничего не ответила. Он тут же забрался под душ и прижался ко мне.

В агентство я опоздала на час. Лиза была на месте и встретила меня ехидным взглядом.

— Как голубки провели остаток ночи? — поинтересовалась она. — Могу поспорить, что ты не сомкнула глаз. Таня, так нельзя! У тебя под глазами темные круги!

— Ничего, под белым гримом не видно будет.

— А он надолго?

— Завтра утром улетает обратно, — тихо ответила я.

— И слава Богу! — вздохнула Лиза с облегчением. — Вечно с тобой какие-нибудь истории случаются!

— А может, я влюблена? — улыбнулась я и закрыла глаза, вспоминая мягкие губы и черные глаза Криса.

— Ладно, потом поговорим, — ответила она. — Не забывай, что на первом месте история с Ханако.

— Да-да, — задумчиво проговорила я. — Она уже здесь?

— А как же! В чайной комнате с девчонками. У вас же сегодня шесть выступлений.

— Помню я! Ты вот что, Лизавета, пригласи ее в мой кабинет.

Она молча кивнула. Я пошла к себе. Сняв шубу, пригладила волосы и села за стол. Почти тут же появились девушки. Лиза плотно прикрыла дверь и села в кресло. Ее вид не предвещал ничего хорошего. Ханако остановилась напротив стола и с удивлением на меня посмотрела. Потом перевела взгляд на хмурую Лизу.

— Что случилось? — тихо спросила она.

Ее карие миндалевидные глаза смотрели пристально, пухлые губы приоткрылись.

«Господи, — с непонятной тоской подумала я. — До чего она хорошенькая! И о чем я могу с ней говорить? Ей уже восемнадцать!»

— Маргарита, — начала я, назвав ее настоящим именем, — расскажи нам с Лизой в каких отношениях ты с Тимуром.

Ее тонкие брови дрогнули, глаза расширились.

— Отпираться бесполезно, — сказала Лиза. — Мы вас вчера видели возле его нового жилья.

— И очень поздно, — добавила я. — Случайно.

— Он за мной ухаживает, — тихо ответила Ханако.

Ее длинные ресницы опустились, щеки зарделись.

— Что он делает?! — расхохоталась Лиза от неожиданности.

— А что? — агрессивно спросила Ханако и резко повернулась к ней. — Он очень хороший, милый и несчастный. А эта старая сука его терроризирует! Сколько можно?!

— Рита! — одернула я ее. — Выбирай выражения!

— Да вы не бойтесь, — сказала она уже спокойнее, — у нас и не было ничего. Таня знает, что я еще девственница. Ей и остаюсь пока. Мы просто встречаемся. Он в кино меня водит, конфеты покупает.

— Нет, все это не поддается никакому объяснению! — проговорила Лиза и встала. — Надеюсь, Инга не знает ни о чем.

— Я тоже на это надеюсь, — прошептала Ханако и хитро улыбнулась. — Когда она сюда заявилась, я думала, что рожу ей расцарапаю, если начнет приставать. Но обошлось, — добавила она уже громче.

— Ладно, иди, — хмуро сказала я.

Ханако привычно поклонилась и скрылась за дверью.

— Остается одно, — после паузы предложила Лиза, — поговорить с Тимуром. И как это у них все вышло? Ведь девчонка совсем не в его вкусе. Он же всегда специализировался на взрослых и богатых.

— Сама не понимаю, — заметила я. — Но ситуация кажется мне взрывоопасной. То-то он решил уехать от Инги! Неужели по-настоящему влюбился? — улыбнулась я.

— Запросто! — подтвердила Лиза. — Ритка умная, живая и красивая. К тому же танцует изумительно. Ты же сама на ее дебюте посадила их рядом. Забыла?

— Ну давай, вали все на меня! — отмахнулась я.

Когда Ханако выступала впервые на публике в нашей чайной комнате, я действительно велела ей ухаживать за Тимом, которого мы тоже пригласили. Тогда они и познакомились. Но разве можно было предположить, что все так обернется?

— Да что мы, в самом деле? — громко сказала я. — Радоваться нужно, что Тим влюбился в молодую девушку и, наконец, избавится от пристрастия к зрелым, вернее, перезрелым ягодкам!

— Сама же знаешь, что ситуация не простая, — ответила Лиза.

— Может, Тим развлекается? — предположила я.

— Что ты! Он развлекается лишь с такими, как Инга. А тут, видимо, все по-настоящему.

После этого разговора я на репетиции внимательно наблюдала за Ханако. Но она выглядела безмятежной, как всегда. Во второй половине дня мы разъезжались по разным местам.

— Я домой на часок, — сказала я Лизе. — Время вполне позволяет.

— Я вообще удивлена, что ты сегодня появилась, — улыбнулась она.

Я улыбнулась в ответ и быстро надела шубу.

Крис спал, когда я вошла в квартиру. На полу валялась книга, которую он, видимо, читал перед тем, как заснуть. Я осторожно подняла ее и посмотрела название. Это была известная драма Тикамацу «Самоубийство влюбленных на острове Небесных Сетей» о любви куртизанки Кохару и торговца бумагой Дзихэя. Он был женат, имел двоих детей, но не имел нужных средств, чтобы выкупить свою любимую из цветочного квартала.

Смерть — наш неотвратимый долг», — прочитала я про себя, когда открыла книгу.

Потом глянула на Криса и увидела, что он пристально смотрит на меня.

— Ты уже не спишь? — тихо спросила я, закрывая книгу. — Я на минутку заехала проведать тебя. Но скоро ухожу. Сегодня много выступлений и все в разных местах.

— «О чем скорбеть? Мы в этом бытии дороги не могли соединить. Но в будущем рождении, я верю, мы возродимся мужем и женой. О, и не только в будущем рождении, но в будущем… и будущем… и дальше — в грядущих возрождениях, всегда. Мы будем неразлучны!» — медленно продекламировал Крис, не спуская с меня горящих глаз.

— Наизусть знаешь? — еле слышно поинтересовалась я, чувствуя неприятный холодок, пробежавший по спине.

— Это моя любимая пьеса, — ответил он и прижал меня к себе. — Всегда мечтал о такой смерти! Умереть на пике любви, что может быть прекраснее?

— Ты слишком увлекся японской культурой, — ответила я, отстраняясь. — Прекраснее жить вместе долго и счастливо.

— Но настоящая взаимная любовь недолговечна, — мягко возразил он. — И примеров тому масса. Взять хоть Ромео и Джульетту, Тристана и Изольду и так далее. Длинный и грустный список.

— Крис! Мне не нравится твое настроение! Давай пообедаем вместе, и я поеду.

— Давай, — легко согласился он и спрыгнул с дивана.

Я глянула на его обнаженное гибкое тело, начинающий напрягаться «нефритовый стебель» и почувствовала прилив возбуждение. Крис понял это, видимо, по моим глазам. Он поднял меня и медленно раздел.

— У нас полчаса, — успела прошептать я и перестала о чем-либо думать.

Из тетради лекций Ёсико:

«Смерть и самоубийство в японской культуре всегда занимали ключевое место. Поэтому неудивительно появление традиции «синдзю» (букв. «внутри сердца») — двойного самоубийства влюбленных.

Эпидемия таких самоубийств распространилась в Японии во второй половине 17 века. К 1703 г. был даже составлен целый свод таких самоубийств с указанием имен, возраста и других подробностей. Считается, что ввел в литературный обиход новое слово «синдзю», — новеллист Ихара Сайкаку (1642–1693), финалом целого ряда эротических повестей которого является именно самоубийство влюбленных. «Синдзю» первоначально имело значение «верность в любви» и являлось жаргонным словечком публичных домов. Сайкаку, а позднее великий драматург Мондзаэмон Тикамацу (1653–1725) придали этому слову возвышенный смысл: «верность даже в смерти». «Синдзю» практически стало синонимом старого поэтического понятия «дзёси» («смерть во имя любви»).

Однако новое веяние получило развитие в мещанской, а не аристократической среде.

Теперь эта новая любовь кончалась не охлаждением и прекращением встреч (как описано в эталонной хэйанской литературе), а самоубийством влюбленных в самый разгар их чувств. Влюбленная пара умирает, ибо силою обстоятельств не может соединиться брачными узами в этом мире. Тогда она переносит свою любовь в иной мир. Синдзю происходило, как правило, вне человеческого жилья. Влюбленные бегут глубокой ночью в какое-то безлюдное место и на рассвете посреди пробуждающейся природы, с первыми ударами храмовых колоколов гибнут.

Неудивительно, что наибольшее распространение этот обычай получил в среде «веселых кварталов». Там весь образ жизни предполагал повышенную чувствительность, истеричность, погружение в мистику, мечту о великой любви. Если законная жена могла быть уверенной в своей спокойной и обеспеченной старости, то куртизанки и гейши понимали, что их будущее весьма туманно. Поэтому заманчивым выглядела перспектива умереть молодой на вершине любви.

Вот что писала в своей исповеди знаменитая гейша Накамура Кихару:

«Особенно меня потрясла история Тиёумэ, бывшей значительно старше меня и покончившей из-за любви. Она умерла в своем роскошном танцевальном кимоно вместе с гениальным пианистом Кондо Хакудзиро, после того как исполнила танец адзума. Оба тела были связаны красным крепдешиновым поясом, словно не хотели расставаться, и действительно, у них было такое умиротворение на лицах, будто они просто спят. Тогда для меня смерть от любви представлялась исполнением всех страстных томлений. И я постоянно твердила, что более всего жажду умереть от любви»

Наиболее знаменитая пара влюбленных — самоубийц обрела бессмертие в 1703 г. в пьесе «Влюбленные — самоубийцы в Сонэдзаки», которую написал Тикамацу. Это были мелкий чиновник Токубэй и обычная проститутка Охацу, убившие себя на территории храма Сонэдзаки. Эта пьеса для кукольного театра в стихах имела колоссальный успех в театре Такэмото.

Художники Ёсивара, обслуживавшие куртизанок и гейш, часто запечатлевали знаменитые пары, бросающиеся в воду с моста или в кратер горы Фудзи в объятиях друг друга.

Обычай «синдзю» потрясал общество на протяжении полувека (с 80-х гг. XVII в. до 30-х гг. XVIII в). Он был настолько распространен, что правительство повело с ним активную борьбу. Но искоренить его полностью не удалось, и в современной Японии он время от времени дает о себе знать во всех слоях общества. Так, знаменитый писатель XX в. Дадзай Осаму утопился с возлюбленной, а первая большая актриса театра современной драмы Сумако Мацуи покончила с собой после смерти любимого человека.

Вот что писал об этом обычае Якумо Коидзуми:

«Собственно, это — брак, свидетельством которого является смерть. Они дают друг другу обет любви в присутствии богов, пишут прощальные письма и умирают.

Никакой обет не может быть более глубоким и священным, чем этот. Поэтому, если случится, что посредством какого — то внезапного внешнего вмешательства, или усилиями медицины, один из них оказывается выхвачен из объятий смерти, он становится связанным самыми серьезными обязательствами любви и чести, требующими от него уйти из этой жизни при малейшей представившейся возможности. Разумеется, если спасают обоих, все может закончиться хорошо. Однако лучше совершить любое жесточайшее преступление, караемое пятьюдесятью годами заключения, чем стать человеком, который, поклявшись умереть с девушкой, отправил ее в Светлую Землю одну. Женщину, уклонившуюся от исполнения своей клятвы, могут частично простить, однако мужчина, выживший в дзёси из — за внешнего вмешательства и позволивший себе продолжить жить далее, не повторяя попытки, до конца своих дней будет считаться предателем, убийцей, жалким трусом и позором для всей человеческой природы».

 

Свиток третий. Невольный танец стрекоз в порывах ветра

Я с трудом успела переодеться перед первым выступлением, потому что Крис увязался за мной. Когда мы примчались в агентство, девушки, полностью готовые к выходу, стояли возле Лизы и с нетерпением смотрели на дверь. Наше появление вызвало улыбки на их набеленных лицах, но они были в образах, поэтому от комментариев воздержались, прикрыли улыбки веерами и поклонились. Крис замер, потом начал зачем-то аплодировать и восклицать:

— Шик! Чудо! Браво!

— Лиза, займись нашим гостем, — быстро сказала я и исчезла в кабинете.

Через полчаса вышла оттуда в черном кимоно с меховой опушкой, при полном гриме и в парике. Шофер подогнал наш микроавтобус ко входу. Крис поспешил за нами.

— Кристиан, а ты куда? — крикнула ему вслед Лиза, но он сделал вид, что не слышит.

— Ты не сердишься? — прошептал он в машине мне на ухо и сжал за локоть. — Но ты опять проездишь до ночи, а завтра утром я уже улетаю. Зачем же терять время? Просто побуду рядом и полюбуюсь на мою прекрасную гейшу.

— Боюсь, что тебе придется сидеть в гримерной, — заметила я. — Мы сейчас в полном составе едем на день рождения директора одного крупного банка. Там пробудем два часа. И тебя, Крис, никто не приглашал, сам понимаешь.

— Ничего страшного, — улыбнулся он, внимательно изучая Ханако, сидевшую напротив.

Она подняла длинные накрашенные ресницы, глянула на Криса, потом посмотрела на меня и тут же прикрыла лицо раскрытым ярко-голубым веером. Ее темно-синее кимоно было сплошь расшито серебряными узорами, а ворот отделан полоской белого меха норки, и Ханако казалась японской Снегурочкой. Но я заметила, что ее глаза грустны.

«Необходимо срочно встретиться с этим балбесом Тимом, — подумала я, глядя на белые цветы хризантем на ее раскрытом подрагивающем веере, — и выяснить, в конце концов, что между ними происходит».

Я перевела взгляд на шушукающихся Сакуру и Идзуми. Они периодически смотрели на Криса с нескрываемым любопытством. Скоро мы приехали, потому что ресторан, в котором проходило торжество, располагался в одном из арбатских переулков недалеко от нашего агентства на Кропоткинской. Крис помог нам выйти, по очереди протянув руку каждой из девушек. Администратор сопроводил нас в служебное помещение, превращенное на время в гримерную. Дальше все шло по плану. Приведя себя в порядок, мы отправились в зал, где веселье было в полном разгаре. Нас встретили криками и аплодисментами. После представления мы рассеялись по залу, занимаясь своим делом. Мужчины общались с любопытством, женщины настороженно. Я знала, что в нашем обществе по-прежнему бытует мнение, что гейши — это японские проститутки. И этот устойчивый стереотип трудно было поломать только нашими выступлениями. Для огромной Москвы мы были как песчинки в пустыне.

Вскоре в центр зала вышла Сакура и исполнила номер на сямисэне, напевая в такт музыке старинную японскую песню. Все затихли, слушая непривычные звуки и незнакомые слова. Странно было видеть девушку в красном кимоно, с высокой прической, с коралловыми канзаси, со старинным инструментом в руках среди обычных мужчин и женщин. Она выглядела, как ожившая гравюра, случайно попавшая в этот ресторан. Когда она закончила и поклонилась, ей стали аплодировать и шумно выражать одобрение. Один из гостей бросился к Сакуре с рюмкой водки в руке и настойчиво начал уговаривать выпить. Она поклонилась, улыбнулась и отказалась.

— По правилам гейше не полагается пить с гостями? — услышала я и резко повернулась.

Возле меня, чуть сзади, стоял Крис и довольно улыбался. В его руке был длинный фужер с шампанским.

— Ну что с тобой поделаешь? — вздохнула я.

— Ничего, — тихо ответил он. — Просто люби меня.

После этого торжества мы должны были разделиться. Сакура и Идзуми поехали на юбилей одного известного артиста, а мы с Ханако на корпоративную вечеринку в юридическую компанию. Хуже всего было то, что оттуда мы должны были отправиться в загородный особняк господина Ито. Я предполагала, что мы там переночуем, а утром вернемся домой. Но Крис не отставал, и я не знала, что делать. Знакомить его с господином Ито совершенно не хотелось.

Но на вечеринке меня ждал еще один неприятный сюрприз. Ханако исполняла танец с зонтиком, я сидела за столиком возле пожилого мужчины, периодически подливая ему виски и мило болтая ни о чем. Крис дипломатично устроился за соседним столиком, делая вид, что он один из гостей. Когда Ханако закончила и замерла в эффектной позе с раскрытым, медленно вращающимся на плече зонтиком, присутствующие зааплодировали. Она поклонилась, сложила зонтик, и в этот момент к ней подошла Инга. Я увидела, как Ханако вздрогнула. Но она тут же взяла себя в руки и, мило улыбнувшись, что-то ответила. Потом, быстро семеня на гэта, направилась ко мне. Инга шла за ней, что-то раздраженно говоря.

— Добрый вечер, — вежливо сказала я, вставая.

— Вы вдвоем? — удивилась Инга. — Привет, Аямэ! — все-таки поздоровалась она.

Я извинилась перед мужчиной, с которым сидела, поклонилась ему и неторопливо отошла от столика, спокойно улыбаясь. Инга и Ханако двинулись за мной. Я увидела, как Крис приподнялся, но строго на него глянула. И он, будто читая мои мысли, опустился на место. Мы остановились возле окна.

— А где еще две? — усмехнулась Инга, беря бокал с подноса проходившего мимо официанта.

— В другом месте, — ответила я, глядя ей в глаза.

Инга была явно нетрезва и сильно взвинчена.

— А ты здесь каким образом? — поинтересовалась я с видимым равнодушием.

— Пользуюсь иногда услугами этой юридической конторы, — нехотя ответила она. — Есть пара друзей, они и пригласили. А ты Тима давно видела? — неожиданно спросила она.

Ее большие серые глаза повлажнели, крупные губы поджались. Я увидела, как побелели ее холеные пальцы, сильно сжавшие ножку бокала.

— Довольно давно, — сказала я, — уж и не помню когда. Мы уезжали отдыхать.

— Он меня бросил, — хмуро сообщила Инга. — Паршивец! Съехал с квартиры в мое отсутствие, да еще и в клубе не появляется вот уже несколько дней. И телефон постоянно «вне зоны».

Она резко повернулась к Ханако.

— Тебе известно что-нибудь об этом?

Та отодвинулась и спокойно ответила:

— Откуда? Я его плохо знаю. Так, иногда видела. Поэтому вопрос не ко мне.

— А твоим подружкам? — не отставала Инга. — Если узнаю, что он с кем-то из вас шашни завел…, — угрожающе начала она.

— Ханако, — сказала я, — иди к гостям и займись делом. Вон видишь, за тем столиком господа явно скучают.

— Хорошо, — ответила она и поклонилась, тут же отходя от нас.

— Послушай, Инга, все к лучшему, не находишь? Если Тим решил уйти, то не препятствуй. Оставь ты парня в покое. Пусть живет, как хочет!

— А, может, это ты с ним кувыркаешься все это время, — хмуро проговорила она, будто меня и не слышала. — Очевидное, как правило, мы и не видим! А вы всегда так нежно относились друг к другу! И потом из одного города! А может у вас любовь с детских лет, да вы ловко все это скрываете, а?! — агрессивно спросила она, придвигаясь ко мне.

Краем глаза я увидела, что к нам направляется Крис, и вздохнула с облегчением. Инга была явно не в себе. Он подошел, непринужденно обнял меня за талию и поцеловал за ухом. Я укоризненно на него глянула и тихо сказала:

— Милый! Не при всех же! Не забывай, что я в образе.

Инга перестала бормотать и посмотрела на Криса.

— Извините, — сказала я и улыбнулась, — я вас не представила. Мой близкий друг Кристиан, а это Инга.

Крис склонился и поцеловал кончики ее пальцев. Глаза Инги приняли более осмысленное и дружелюбное выражение.

— Я выйду ненадолго, — сказал он. — Решил предупредить, а то вдруг ты меня потеряешь. До свидания, мадам, — повернулся он к Инге. — Вы великолепно выглядите.

Крис ушел, а я невозмутимо посмотрела на нее.

— Что за красавчик? — заинтересованно спросила Инга.

— Друг, — кратко ответила я. И чтобы окончательно ее успокоить на мой счет, добавила: — Замуж зовет и хочет, чтобы я ушла из профессии.

— Вот значит как, — задумчиво проговорила она. — И мне нужно искать в другом месте.

— Зачем? — спросила я. — Отпусти Тимура, тебе самой так будет легче.

— Ты меня будешь учить?! — вновь разозлилась Инга. — Со своими кобелями я уж как-нибудь разберусь сама! Жорж! — громко позвала она.

Я обернулась и увидела, что к нам приближается высокий мужчина в черном костюме и черной рубашке. Его лицо показалось мне знакомым. Заметив большое родимое пятно на его виске, я невольно вздрогнула. Инга кратко нас представила, просто назвав имена, причем меня как Аямэ. Жорж посмотрел на меня пристально и тут же отвел взгляд. Его крупное лицо выглядело словно обветренным. Кожа была грубой и покрасневшей. Седые, очень коротко подстриженные волосы полностью открывали виски. Родимое пятно действительно напоминало кровавый подтек от удара. Я порадовалась, что на мне слой белил, потому что почувствовала, как кровь приливает к щекам от невольного и неприятного волнения. Жорж вызывал явный страх, от него необъяснимо веяло угрозой.

«Идеальный типаж хладнокровного убийцы для какого-нибудь триллера. Просто находка для режиссеров. И куда они смотрят?», — почему-то подумала я и невольно улыбнулась, чувствуя, что начинаю успокаиваться.

— До свидания, Аямэ, — сказала в этот момент Инга. — Мы уходим. Увидишь Тима, передай ему, что прятаться бесполезно. Все равно найду и яйца откушу.

Я не стала отвечать, только наклонила голову. Жорж молча кивнул, остро на меня глянул и пошел вслед за Ингой. Я вздрогнула, заметив, что он крутит в пальцах маленький металлический поблескивающий череп.

В загородный особняк господина Ито мы приехали к десяти вечера. Я уговорила Криса отправиться домой и чувствовала облегчение. Но пообещала, что обязательно вернусь сегодня. Ханако всю дорогу приставала ко мне с расспросами об Инге.

— Ты же видела, что она не в себе, — сказала я. — Так что ты подумай по поводу Тимура.

— А, может, я в него влюбилась? — тихо проговорила она. — И он в меня? Что, такое быть не может?

— И сломанная сакура может зацвести, — ответила я. — Но Тим натура сложная, творческая, к тому же стриптизер!

— А я не творческая? — резонно заметила Ханако и надула губы. — Может, это первая любовь в моей жизни?

— С ума я сойду с вами! — сказала я и вздохнула. — Ты же мне говорила, что больше любишь взрослых мужчин, что тебя к ним тянет. Забыла?

— Так это когда было? — рассмеялась она. — Все течет, как вода, и так же изменяется. Вон Тимка тоже взрослых любил. А сейчас мы нашли друг друга! И все встало на места! Разве не так?

— Это что, все так серьезно? — испугалась я.

— Ага, — подтвердила Ханако. — Но не волнуйся так, ведь мы пока на платонической стадии.

«Нет, все-таки стоит вмешаться и побеседовать с Тимом, — подумала я, глядя на сияющие глаза Ханако. — Он сам не понимает, насколько эта ситуация взрывоопасна. Инга неадекватна и пойдет на все. А уж этот ее дружок Жорж! Ужас!»

Я вновь вспомнила поблескивающий череп в его пальцах и решила, как только приедем, позвонить Лизе.

Господин Ито встречал нас у дверей, кутаясь в длинную лисью шубу. Он поспешил подать мне руку и помог выйти из машины.

— Здравствуй, моя милая Аямэ! Как я рад тебя видеть! — сказал он, легко касаясь моей щеки губами. — И как хорошо, что вы уже в гриме. Можно сразу пойти в гостиную.

— Да, конечно, Ито-сан, мы готовы, — ответила я, поклонившись.

Гости, как всегда встретили нас с воодушевлением. Я увидела много знакомых лиц, потому что у господина Ито выступала с самого начала работы. Это был мой первый и самый верный клиент. Ханако сразу подошла к трем мужчинам, стоящим у окна, и начала что-то весело щебетать, играя веером. Они дружно засмеялись и придвинулись к ней.

— Как твои дела? — спросил господин Ито, улыбаясь и сияя мне черными щелочками глаз.

— Прекрасно, — ответила я. — Заказов много, а в новогодние праздники мы заработали очень прилично. Но зачем я вам об этом говорю? — сказала я и потупилась. — Ведь сейчас перед вами Аямэ, а не директор агентства Татьяна Андреевна.

— О, да! — рассмеялся он. — Позволь предложить тебе отличного вина мирин. Я думаю, что ничего страшного не случится, если ты немного выпьешь со мной.

— Спасибо. Пожалуй, немного стоит.

— Ты устала? — заботливо поинтересовался он. — Хочешь, пойди приляг. Для тебя, как всегда, приготовлена комната наверху.

— Вы так добры, Ито-сан, — ответила я. — Но ведь я на работе до полуночи. Вы оплатили два часа.

— Я думаю, Ханако сама справится. Она очень способна и скоро станет настоящим бриллиантом. Под твоим руководством, конечно, — добавил он. — А тебе настоятельно рекомендую отдохнуть хотя бы полчаса.

Я глянула в его узкие блестящие глаза, на круглые лоснящиеся щеки и вдруг поняла, что он испытывает возбуждение. Но как истинный японец не показывает обуревающие его желания. И я уступила. Господин Ито всегда был безупречен по отношению ко мне и выручал в трудные минуты. Кроме этого я испытывала к нему уважение, смешанное с нежными чувствами.

— Хорошо, Ито-сан, я сейчас поднимусь наверх. Но после полуночи мы вернемся в Москву, — тихо произнесла я.

— Вы хотели переночевать у меня, — удивленно заметил он.

— Обстоятельства изменились.

— Я жду тебя наверху, — после паузы сказал господин Ито.

Он пошел к лестнице, а я подозвала жестом Ханако.

— Я отлучусь на полчасика, — тихо сказала я. — Мне нужно поговорить с господином Ито наедине.

— А как же Крис? — спросила она и глянула на меня укоризненно.

— А при чем тут Крис? — строго сказала я. — Ты о чем подумала?

— Сама знаешь, о чем, — ответила Ханако. — Или гейши все так поступают? И не могут быть верными только одному возлюбленному?

— И чем только забита твоя голова? — улыбнулась я. — Или это так Тимур на тебя влияет?

— Он самый лучший парень на свете! — запальчиво проговорила Ханако, отвернулась и пошла к гостям.

«Надо же, как она все тонко чувствует! — подумала я. — Сразу поняла, что я иду заниматься сексом. И зачем гейшам слова?»

Я повернулась к лестнице и замерла, услышав разговор двух мужчин, которые стояли с той стороны перил.

— Писали про «Черных драконов», — говорил один из них высоким и явно пьяным голосом. — Но журналисты, как всегда скоры на выдумки. На самом деле они называют себя «Череп дракона», но чаще попросту «Черепа».

— И что за группа-то? — громко спросил второй и икнул. — Опасны?

— Бог мой, да как все им подобные! Так, мелочь по сравнению, скажем, с Центральной, Солнцевской или Останкинской группировками. Но точно есть связи с китайской триадой. Этим и выделяются из общей массы им подобных. Хотя обычный криминал, но с романтичным налетом, чтобы привлечь молодежь. Даже организовали несколько секций каратэ. А дела, как у всех: рэкет, шантаж, продажа девок за рубеж и т. д.

— Понятно, — сказал второй. — А ну их! Давай лучше выпьем.

— Точно! Все идет своим порядком. Одних сажают, другие тут же на их месте возникают. Круговорот преступности в природе, — засмеялся первый.

— И в твоем ведомстве полно работы!

Они дружно расхохотались, а я начала подниматься по лестнице. Зайдя в комнату, где обычно останавливалась, я первым делом позвонила Лизе. Она долго не подходила. Когда ответила, то ее голос был раздраженным. Но услышав, что это я, Лиза тут же сменила тон.

«Не иначе с рабом Григорием развлекалась», — подумала я, здороваясь.

— Виделись уже, Танюха, — засмеялась она. — Все в порядке? Крис-то твой при тебе?

— Нет, слава Богу, — ответила я. — Домой отправила. Слушай, тут такое дело. У юристов мы столкнулись с Ингой. Такое ощущение, что она специально приехала. Знаешь, она крайне взвинчена. Настоящий допрос мне устроила и на Ханако косилась.

— Кошмар какой! — заметила после паузы Лиза и вдруг громко и зло проговорила: — Пошел вон, скотина! Лежать, кому говорю!

— Лиза, — позвала я, слушая какую-то возню. — Ты где?

— Здесь, не волнуйся. И что дальше было?

— Ну, я ее успокоила, как могла. Но я тебе не поэтому звоню. Ты не могла бы напрячь своего Григория, чтобы он выяснил по поводу той организации. Помнишь, таксист говорил о «Черных драконах»?

— Помню, — тихо ответила она.

— Раб твой — работник министерства, связи огромные везде. Пусть выяснит у нужных людей, а потом нам расскажет.

— Хорошо, — ответила она. — Завтра же займется. Думаешь, Инга связана с чем-нибудь подобным?

— А Бог его знает. Так, на всякий случай. А то Тим-то, и правда, ушел от нее окончательно. Ладно, завтра обо всем поговорим. А меня ждет господин Ито.

— Передавай ему от меня привет, — сказала она и положила трубку.

В этот момент в дверь постучали.

— Да, да, — ласково сказала я и начала развязывать оби.

Потом села на кровать.

Господин Ито быстро вошел и закрыл дверь на ключ. Он был в халате на голое тело. Я молча легла на кровать и распахнула полы кимоно. Тут же почувствовала его нетерпеливые пальцы, скользящие по моим ногам. И вот уже мягкий влажный язык забрался мне между ног. Господин Ито обожал «искать зернышко». Я раздвинула ноги и согнула их в коленях. Но господин Ито переместился, и я поняла, что он хочет устроиться в позе «бутон к бутону».

— Подождите, Ито-сан, — тихо засмеялась я. — Я вас испачкаю белилами.

— Ничего, — глухо ответил он и застонал сквозь сжатые зубы.

Я увидела его большой напряженный «нефритовый стебель» прямо перед глазами и, обхватив пальцами, направила в рот. Но вдруг белое лицо Криса, его черные глаза всплыли из памяти. Я замерла. Все внутри непроизвольно сжалось. Господин Ито оторвался от меня, и я услышала его приглушенный голос:

— Что-то не так, Таня?

Усилием воли я прогнала видение и начала ласкать. Господин Ито мгновенно активизировался.

«Здесь и сейчас, — вспомнила я слова госпожи Цутиды, моей японской наставницы. — Гейша должна научиться наслаждаться жизнью сиюминутно и не забивать себе голову романтическими бреднями».

Из тетради лекций Ёсико:

«Издревле и по сей день у гейш существуют различные варианты взаимоотношений с мужчинами. Всегда имели место искренние привязанности, потому что практически все гейши по натуре влюбчивые и необычайно страстные женщины. Хорошо, когда такое искреннее чувство вызывал постоянный покровитель, без которого не обходится ни одна из них. Обычно это мужчина намного старше и занимающий видное положение в обществе. Но современная гейша может быть и абсолютно свободной, ибо ее заработки позволяют быть независимой. К тому же сейчас у них есть возможность получать побочные доходы, скажем, подрабатывая на выставках, радио и телевидении и, зачастую, в качестве фотомоделей.

Но во все времена считалось нормой, если гейша жила на содержании у своих патронов, которые могли позволить себе обеспечить и семью, и гейшу. Просто для каждого японского мужчины такая модель стала своего рода Традицией. Но не каждый японец может себе это позволить. Современные бизнесмены признаются, что на содержание гейши может уходить в год от 300 тысяч долларов и более. Однако некоторые могут позволить себе брать на содержание несколько гейш. Что характерно, все женщины фактически считаются его женами — второй, третьей, четвертой. Их союзы длятся долго, порой всю жизнь, и отличаются нежностью и теплотой отношений. А вот спать с мужчинами за деньги, как делают проститутки, всегда означало для гейши моральное падение. Бывает, что клиент желает переночевать в доме гейш. Но это не означает, что ему позволят сделать что-нибудь предосудительное. Наставница разрешит лечь рядом с гейшами, но сама всю ночь проведет, не сомкнув глаз, чтобы клиент не перешел границы. Но мужчины в восторге даже от чисто платонического сна в окружении прекрасных женщин. Им доставляет наслаждение сам факт их присутствия в течение ночи.

А как же японские жены относятся к существованию гейш? Нам кажется странным, но они даже рады этому. Статус жены в обществе чрезвычайно высок. По данным опросов многие довольны, что муж не мельтешит перед глазами во время выходных, а просто приносит деньги и уходит в чайный домик. У жены слишком много забот, чтобы у нее еще находилось время развлекать мужа. Японская жена ведет домашнее хозяйство, на ее плечах дом, семейные финансы, дети. Она полновластная хозяйка, и если, к примеру, ей захочется купить новую машину, она вовсе не должна спрашивать разрешения у мужа. Муж зарабатывает деньги, а жена тратит их по собственному усмотрению. Как говорит популярная японская поговорка, лучший муж — тот, кто здоров и кого не видно поблизости. А потому количество разводов в стране и сегодня гораздо меньше, чем на Западе. Вместо того чтобы удовлетворять каждое желание мужа, японская жена с радостью разделяет обязанности с «соперницей» и испытывает чаще всего не ревность, а чувство облегчения, когда муж оставляет ее в покое и отправляется в дом гейши».

Мы вернулись в Москву во втором часу ночи. Шофер отвез Ханако, а потом меня. Когда я поднялась в квартиру, то увидела, что Крис все еще не спит. Он бросился ко мне и начал страстно целовать в коридоре, размазывая грим.

— Подожди, милый, — отстранилась я. — Устала и хочу вначале в ванную.

— Да, да, — шептал он и не думал отпускать меня.

Я рассмеялась и вырвалась из его объятий.

— Таня, я умираю от мысли, что уже через несколько часов мне нужно уезжать! — сказал он.

— Но что поделаешь? — тихо ответила я, снимая одежду. — Я все тебе сказала еще в Париже.

— Выходи за меня замуж! — страстно воскликнул Крис и упал передо мной на колени. — Я влюбился в тебя мгновенно, как только ты вошла в то кафе. Я жить без тебя не могу!

Он обхватил мои колени и начал целовать ноги. Я мягко освободилась и подняла его.

— Но ведь я никогда не говорила, что люблю тебя, — сказала я. — И ничего не обещала.

— А разве нужны слова? — улыбнулся он сквозь слезы. — Я это чувствую на энергетическом уровне. Будет так, как хочешь ты! У меня двойное гражданство. Можем уехать во Францию, или останемся здесь. Ты по-прежнему будешь работать гейшей, если не можешь без этого. А я все так же буду писать картины.

Его глаза засияли, губы улыбались все шире. Я смотрела в его радостное лицо и тоже почему-то начала улыбаться. Потом провела рукой по густой короткой челке и тихо проговорила:

— Позволь мне для начала принять душ.

— Да! — вскрикнул он и подхватил меня на руки.

В ванной мы быстро оказались голыми. Я глянула в зеркало и невольно расхохоталась, увидев свои плечи, грудь нормального цвета и неестественно белые лицо и часть шеи. Наклонившись, начала смывать грим. И тут же почувствовала, как Крис обхватывает меня сзади. «Нефритовый стебель» уперся между ягодиц. Я с трудом развернулась, стянула полотенце с вешалки и вытерла лицо. Крис подхватил меня за талию и усадил на край раковины лицом к себе. Чтобы не упасть, я поставила ногу на бортик ванной, и тут же ощутила, как входит «нефритовый стебель». Я вскрикнула, обхватила Криса руками за шею, закрыла глаза и перестала о чем-либо думать.

Утром я не поехала провожать Криса.

— Ты прости, — сказала я в коридоре, когда он уже был готов к выходу. — Но я не могу. Ненавижу прощания! К тому же я так устала за эти дни. Я почти не сплю. А сегодня вновь выступления.

— Я понимаю, Танечка, — прошептал он, обнимая меня и крепко прижимая к себе. — И не прощаюсь! Скоро вновь прилечу к тебе!

— Буду ждать, — ответила я, глядя в его влажные глаза.

Странная нежность, смешанная с какой-то сладкой болью, затопила сердце. Крис поцеловал мои губы, и мне вдруг захотелось попросить его остаться. Он словно почувствовал что-то и глубоко заглянул мне в глаза.

— Я знаю, что мы странно связаны, — прошептал он. — И ты тоже знаешь это.

— Да, — ответила я, гладя его щеку. — Береги себя.

Он посмотрел так, словно сейчас лишится сознания, потом подхватил свою сумку и стремительно покинул квартиру.

Я бросилась на балкон. Его фигура в черном распахнутом пальто скоро показалась внизу. Он шел, не оглядываясь и напоминая большую черную птицу, скользящую по белому снегу. Птицу, улетающую от меня…

— Тим, черт тебя подери! — услышала я возмущенный голос Лизы, как только вошла в агентство.

— Они у вас в кабинете, — ответил охранник на мой удивленный взгляд. — Дверь не закрыли.

Я быстро отправилась туда. Когда вошла, увидела, что Тим сидит на моем месте за столом с невозмутимым видом, а Лиза бегает вдоль кабинета.

— Привет всем! — сказала я, снимая пальто.

— Нет, ты подумай только! — начала Лиза, поворачиваясь ко мне. — Тим, видишь ли, явился сюда, чтобы повидать свою любимую Ритулю, как он выразился.

— Не вижу криминала, — пожал он плечами и улыбнулся мне. — Привет, Танюшка! Отлично выглядишь!

— Значит так, — строго проговорила Лиза и плотно закрыла дверь. — Григорий навел справки, позвонил кое-кому из своих приятелей. Действительно, в Москве есть организация под названием «Череп дракона». Это обычные бандиты, но во главе стоят люди с положением и властью. Таких шаек сейчас полно, время такое. Но эти стопроцентно связаны с китайской триадой. Свои обычаи уже завели. В частности, тех, кто предал, ожидает незавидная участь. Им выкалывают глаза. Одним из руководителей считается некий Жорж, человек жестокий и с большими деньгами. Отличительный признак — большое родимое пятно на виске. Никого не напоминает? — ехидно спросила она.

Я глянула на Тима и увидела, как он мгновенно побледнел.

— И почему его не посадят? — после паузы спросил он.

— Ишь ты, какой быстрый, — усмехнулась Лиза и села в кресло. — Не за что, значит. За руку пока не схватили, а может у органов свои причины. Нам это неведомо. Ну как, Тимка, эта информация не наводит тебя на размышления? Догадываешься, в какое осиное гнездо ты попал?

— Я всегда вам говорил, что Инга связана с какими-то темными делами, — прошептал он. — И смерть Иры, бывшей ее соперницы, неслучайна, я в этом уверен. И мужика этого с родимым пятном я с Ингой видел.

— Не ты один. Поэтому оставь Ханако в покое, — сказала я. — Или хочешь на нее беду накликать? А если Инга узнает, что ты за ней увиваешься?

— Господи, девочки! — воскликнул он с отчаянием в голосе. — Только я понял, что могу быть счастливым, любить, как все нормальные парни! И отказаться? Рита такая милая, нежная и наивная! Она словно глоток родниковой воды для меня. У нас и секса-то пока с ней не было!

— А ты вообще в курсе, что она девственница? — тихо поинтересовалась я.

— Не может быть! — опешил Тим.

— Точно, — кивнула я.

— Боже, — пробормотал он, сжав виски руками, — эта девушка сводит меня с ума!

— Вот что, — начала Лиза, — если у тебя все так серьезно, то мы только рады. Но лучше временно вам не встречаться и даже не перезваниваться. Пусть Инга остынет и поймет, что ты ушел не конкретно из-за какой-то девушки, а просто потому, что разлюбил ее.

— Да я в любви ей никогда не признавался! — тут же возмутился Тим. — Всегда говорил, что это всего лишь сделка. И Инга соглашалась и даже радовалась, утверждая, что браки по расчету всегда прочнее браков по любви.

— Скажи, что устал и хочешь пожить один, — предложила я.

— Я вообще с ней не общаюсь, — ответил он. — Но вы правы. Лучше пока с Риткой нам не видеться. Можно, я сейчас ей все скажу сам, а потом уйду?

Лиза кивнула и вздохнула.

— Но быстро, — сказала я. — У нас репетиция, потом лекция Ёсико, потом выступления в пяти местах.

Тим быстро выбрался из-за стола и ринулся из кабинета.

— Думаешь, смогут удержаться? — спросила Лиза.

— А у них выхода нет, — ответила я.

Но как выяснилось уже вечером, спохватились мы поздно. Последний вызов в тот день отрабатывали мы с Ханако. Никогда не забуду этого перехода из безмятежного состояния, в котором мы обе пребывали, возвращаясь в агентство, в неописуемый ужас при виде огня, вырывающегося из наших окон. Шофер резко затормозил и вылетел из машины.

— Позвоню «ноль один» из автомата, — крикнул он на бегу. — Не подходите к зданию!

Я увидела, что редкие прохожие останавливаются в отдалении, глядя на разгорающийся пожар. Какой-то парень достал сотовый телефон. Видимо, хотел сообщить о пожаре. Несмотря на предостережение водителя, мы, как безумные, побежали к дверям. Они были распахнуты, внутри полно дыма. Но мы вбежали внутрь.

— Лиза! — закричала я и вдруг увидела, как из задымленного коридора вынырнули люди в масках и схватили Ханако.

Она завизжала. Ей тут же накинули мешок на голову.

— Оставьте ее! — крикнула я и бросилась к ним.

— Бери и вторую, — услышала я голос.

И тут же темнота навалилась на меня, и стало трудно дышать. Я забилась, пытаясь освободиться. Но меня сжали словно тисками. Почувствовав холодную иглу шприца, легко уколовшую меня, я вздрогнула от ужаса. И почти мгновенно отключилась.

Из тетради лекций Ёсико:

«Дома с нехорошей славой, прибежище проституток, разбросаны по всему городу: тут, там, во всех направлениях! По вполне понятным причинам, это вредит общественной морали и добропорядочности ‹…›

При настоящем положении, когда некто посещает публичный дом, он может снять себе юдзё и развлекаться с ними как заблагорассудится, предав всего себя удовольствиям и плотским утехам до такой степени, что становится трудно определить его социальное положение и достаток, или предотвратить забвение им своего положения и занятий. Он часто остается в доме на несколько дней, совершенно отдавшись похоти и наслаждениям. До тех пор, пока у него не кончились деньги, владелец дома продолжает ублажать его, как гостя. Соответственно, это приводит к забвению долга в отношении вышестоящих, к растратам, воровству и вещам еще более опасным. ‹…› Тем не менее, владельцы публичных домов позволяют таковым оставаться у них и получать удовольствия, покуда те платят деньги.

Хотя законом запрещено похищение детей, все же даже в этом городе некоторые грязные и беспринципные мерзавцы похищают девочек и сманивают девушек из родительских домов под предлогом оказания помощи. Непреложный факт — что некоторые злонамеренные персоны сделали своим обычным занятием увод дочерей из бедных семей под тем предлогом, что принимают их как своих детей, однако, когда девушки подрастают, их отсылают трудиться наложницами или проститутками, и, таким образом, «принявшие» их пожинают золотой урожай.

Если бы публичные дома были все собраны в одно место, то любое похищение детей и ложное принятие в семью можно было бы тщательно расследовать, и, в случае, когда выявилось бы какое — либо преступное действие, информация об этом была бы немедленно передана властям.

Хотя состояние в стране умиротворенное, еще не так давно было осуществлено подчинение провинции Мино, вследствие чего повсюду бродят многочисленные ронин [самураи, лишившиеся господина], ищущие возможности нарушить порядок.

Содержатели публичных домов обратят на это особое внимание и проведут специальное расследование в отношении лиц, которых, возможно, обнаружат слоняющимися без дела в квартале проституток. При появлении любого подозрительного лица, они непременно донесут об этом властям.

Если высочайшие повелители удовлетворят это прошение во всей полноте своей щедрой снисходительности, это предстанет для всех великим облегчением»

(Из записки содержателя дома свиданий Сёдзи Дзинъэмона, XVII в)

Я очнулась в полной темноте от каких-то неясных криков. С трудом перевернувшись на спину, с облегчением поняла, что свободна. Тело ныло, голова была словно в тумане. Я поняла, что лежу на полу. Сев, я нащупала рукой стену и прислонилась к ней, пытаясь разглядеть помещение, в котором находилась. Постепенно глаза привыкли. Я различила дверь. Встав, пошла к ней. Но голова кружилась, ноги дрожали. Навалившись на дверь, я попыталась открыть. Но она была заперта. Моя рука наткнулась на выключатель сбоку. Когда загорелся верхний свет, я вскрикнула, так как увидела Ханако, лежащую на полу в углу. Я пошла к ней, держась за стены. Но сознание туманилось, и я упала рядом.

Холодная вода, льющаяся мне на губы, привела в чувство. Открыв глаза, я увидела склонившееся ко мне желтоватое лицо мужчины с узкими глазами и большим лягушачьим ртом. Он радостно заулыбался и что-то сказал на непонятном гортанном языке.

— Где мы? — спросила я на русском и медленно села.

Он что-то залопотал, размахивая руками. Потом повернул голову к двери и крикнул.

Появилась женщина средних лет, одетая в строгий брючный костюм. Она тоже была с узкими глазами и желтой кожей, присыпанной белой пудрой.

— Do you speak English? — спросила она, строго на меня глядя.

Инстинктивно я решила сделать вид, что не понимаю. Я смотрела на нее и молчала.

— Раша? — после краткого раздумья поинтересовалась она.

Я кивнула.

— Но она не понимает английский, — крикнула она, поворачиваясь к двери.

— А ей это и не нужно! — засмеялся вошедший в этот момент мужчина.

Они говорили на английском, и я внимательно слушала, приняв отсутствующий вид. Мужчина выглядел обычно. Маловыразительное лицо с небольшими голубыми глазами, светлые волосы, серый костюм ни о чем мне не сказали.

— Но, Джон, эти девушки прекрасно выглядят. Они обе юны, хорошо сложены, с красивыми личиками. А если привести их в порядок, то можно получить совсем другие деньги, чем просто отдать их в дешевый бордель, как нам рекомендовали, — сухо сказала женщина. — И если хочешь знать, та, что помоложе, ей на вид около пятнадцати, вообще нетронута.

— Да что ты? — обрадовался Джон.

— Врач мне сказал после осмотра.

— Вот даже как? Что ж, Фэн, это в корне меняет дело. Заплати, сколько скажут, и забирай их отсюда. И дай им какие-нибудь имена. А когда они придут в себя, я решу, что дальше. У них были какие-нибудь вещи, документы?

— Нет, только то, что на них.

— Купишь все необходимое, Фэн.

Тут только я обратила внимание, что и я и все еще лежащая без движения Ханако одеты в медицинские на вид, но серые от грязи халаты.

Джон подошел ко мне и наклонился, подняв мое лицо за подбородок. Я смотрела спокойно. Потом улыбнулась и опустила ресницы.

— Очень хорошенькая, — заметил он. — А ты уверена, что они русские? Тип лица скорее японский.

— Но их доставили именно из России, так мне сказали, Джон, — ответила Фэн и пристально на меня посмотрела.

«Бог мой! — с тоской подумала я. — А мы сейчас где?»

Ужасная догадка заставила меня вздрогнуть. Я мгновенно вспомнила разговор двух мужчин в доме господина Ито о продаже девушек за рубеж, связала все это с Ингой, ее ненормальной ревностью и ее зловещим дружком Жоржем. Потом вспомнила пожар в агентстве, и невольные слезы побежали по моим щекам. Я знала, что Инга была способна на все. И если она узнала о встречах Ханако и Тима, то такая месть была для нее особенно заманчивой. Я тут же вспомнила, что люди в масках вначале схватили именно Ханако.

«Я даже не знаю, что произошло с Лизой, жива ли она, где были в этот момент Сакура и Идзуми», — подумала я и всхлипнула.

— Но, но, — быстро сказал Джон и погладил меня по голове. Потом добавил на ломаном русском: — Карашо?

Я кивнула и вытерла слезы.

— По крайней мере, она не впадает в истерику, — заметил он, вставая и подходя к Ханако. — А это в нашем деле главное. Значит, покладистая девушка и быстро поймет, что от нее требуется.

Он склонился к Ханако и перевернул ее. Она открыла глаза и села, в изумлении на меня глядя. Потом перевела взгляд на улыбающегося Джона и вздрогнула.

— Таня, где мы? — спросила Ханако.

Ее миндалевидные глаза расширились и стали похожи на две влажные сливы.

— Пока не знаю, Рита, — как могла более спокойно ответила я, назвав ее настоящим именем. — И потом мы обе не понимаем по-английски, — добавила я, — так что выяснить это пока невозможно.

— А мы не понимаем…, — повторила она.

Я удовлетворенно улыбнулась. Рита, так же, как и я, отлично знала этот язык. Но я решила, что лучше будет не открывать этого. Так мы могли получить намного больше информации.

— Они, кажется, говорят на русском, — заметила Фэн, которая внимательно прислушивалась к нашему разговору.

— У меня в баре есть уборщица туалетов. Помнишь, эту старую шлюху и алкоголичку? Так вот, она русская. В Гонконге живет почти десять лет. Так что, если понадобится, то будет переводить, — сказал Джон. — В общем, мы обо всем с тобой договорились. Я уехал. А ты займись выкупом и перевозкой. До встречи.

Джон вышел, а мы переглянулись с Ритой. Слово «Гонконг» обе прекрасно расслышали. И я видела, что Рита, как и я, в шоке.

«Этого просто не может быть!» — ужаснулась я, все еще не веря.

— Слушай, эта баба все равно нас не понимает, — сказала в этот момент Рита. — Так что можем спокойно говорить.

Фэн повернула голову на звук ее голоса. Рита улыбнулась ей. Та закивала и улыбнулась в ответ.

— Ишь как обрадовалась, что мы тут в истерике не бьемся, — сказала Рита, продолжая улыбаться.

Но вдруг всхлипнула, опустив голову. Я обняла ее за плечи.

— Из любого положения есть выход, — тихо сказала я. — Главное, не терять голову.

То, что мы предназначались для самого дешевого борделя, я ей не сообщила.

— Мы должны вести себя крайне осторожно, — продолжила я, — понять обстановку и наши перспективы и максимально их улучшить. Чем дороже мы будем выглядеть, тем в лучшие условия попадем, ты должна это понимать.

— Что ты говоришь, Танюша? — испуганно спросила Рита, подняв на меня влажные глаза.

— Нас продали, и будут продавать дальше, — тихо сказала я. — Мы товар. Так что соберись. Прими безмятежный вид. Думай, что ты на выступлении в качестве гейши. И все будет хорошо.

Я пригладила ее растрепанные волосы.

— А это мысль, — слегка оживилась Рита. — Давай сообщим, что мы гейши.

— Вначале нужно понять, к кому мы попали, — заметила я. — И на месте решать, что предпринять.

Фэн в этот момент хлопнула в ладони. Мы повернули к ней головы.

— Момент, — сказала она на английском. — Ждите.

Она вышла за дверь. Мы услышали, как защелкнулся замок. И сразу встали. Обе, не сговариваясь, ринулись к плотно зашторенному окну. Отодвинув портьеру, осторожно выглянули.

— Мама дорогая! — воскликнула Рита и беспомощно на меня глянула.

Мы находились в каком-то небоскребе на одном из верхних этажей. Вид открывался захватывающий. Между неимоверно высоких узких домов блестела гладь воды, видны были суда и небольшие лодочки.

— Смотри, — удивленно сказала Рита, — вон там маленькая узкая лодочка с настоящим алым парусом!

— Вижу, — пробормотала я. — Но неужели мы в Гонконге?

— Ты же слышала, — ответила Рита, поворачиваясь ко мне.

Ее лицо стало грустным.

— И на улице практически лето, — добавила она и всхлипнула.

— Успокойся, — тихо проговорила я и погладила ее по щеке. — Нужно собраться с силами и сделать все, чтобы вернуться на родину.

— Не представляю, как это возможно, — ответила она и расплакалась. — У нас нет ни документов, ни денег, и мы принадлежим этому Джону. Мы пропали!

— Прекрати немедленно! — сурово ответила я. — Для него мы товар, поэтому нужно оценить обстановку и понять, что для него наиболее выгодно. И предложить ему это. Так что будь добра, улыбайся, прими безмятежный вид, постарайся выглядеть как можно лучше. А там посмотрим.

— Я попытаюсь, — кивнула Рита, но вновь начала плакать, приговаривая: — Бедный мой Тимка! Он с ума сойдет от горя!

— Неизвестно, что ему сообщат, — резонно заметила я. — Господи, что с Лизой? Жива ли она? Ведь она всегда ждала нашего возвращения с выступлений!

Я почувствовала, как слезы застилают глаза. Рита обняла меня и прижалась к груди. Наплакавшись вдоволь, мы постепенно успокоились, отошли от окна и сели на пол.

— Я в туалет хочу, — сказала Рита. — Может, в дверь постучать?

— Лучше потерпи, — посоветовала я. — Эта Фэн скоро должна появиться.

И, действительно, минут через двадцать она пришла. Улыбаясь, дала нам большой пакет. В нем оказалось два простеньких длинных платья, пластиковые шлепки и что-то типа шерстяных пончо. Фэн вывела нас из комнаты, и по узкому коридору мы попали в туалетную комнату. Она осталась у двери. Мы привели себя в порядок, переоделись и стали чувствовать себя более уверенно. Фэн одобрительно кивнула, когда мы появились перед ней с расчесанными волосами и в этих платьях. Пончо держали в руках. Она жестом показала, чтобы мы надели их и следовали за ней.

Мы спустились на лифте и вышли через какое-то складское помещение на улицу. Я сразу начала оглядываться, но кроме узкого, напоминающего колодец дворика с помойными баками почему-то разных цветов, ничего интересного не увидела. У выхода на улицу нас ждала машина. Фэн села за руль, а мы устроились сзади.

— А она не боится, что мы ее по голове чем-нибудь ударим? — прошептала мне на ухо Рита.

— И что дальше? — усмехнулась я. — Мы не в кино с Джеки Чаном, а в реальной жизни. Она прекрасно понимает, что деваться нам некуда в чужой стране, без документов и денег.

— Ты права, — вздохнула Рита и стала смотреть в окно.

Машина ехала довольно быстро, а стекла были затемненными.

Мы свернули на более широкую улицу и поехали чуть медленнее, пристроившись за двухэтажным автобусом. По обе стороны дороги высились плотно стоящие друг к другу небоскребы, нижние этажи которых сияли сплошными яркими витринами огромных магазинов. Пешеходные застекленные мосты, перекинутые через дорогу, казалось, начинаются прямо в этих магазинах. И почти возле каждой двери розовели какие-то странные деревца, увешанные разноцветными развевающимися на ветру ленточками. Рита тоже обратила внимание на них.

— Это, видимо, что-то типа новогодних елочек, — предположила я. — У них ведь новый год наступает позднее, обычно в конце января. Так что совсем недавно отпраздновали.

Фэн, когда я начала говорить, обернулась и вопросительно на нас посмотрела. Но я кивнула головой и улыбнулась. Она тоже улыбнулась и отвернулась.

— По крайней мере, она не злобная, — заметила Рита.

— Не обольщайся, — ответила я. — Не забывай, что мы товар и должны быть в прекрасном состоянии.

Скоро мы выехали на набережную, и какое-то время двигались вдоль воды. Неимоверное количество судов, маленьких прогулочных яхт, каких-то старинных на вид лодочек с изогнутыми носами и украшенных разноцветными фонариками сновали по проливу. Мы въехали на огромную многоуровневую развязку и направились в тоннель, расположенный, как я подумала под проливом. Когда вынырнули на поверхность, Фэн обернулась и произнесла, как мне показалось, с гордостью:

— Kowloon.

— Видимо, место, куда мы приехали, — сказала Рита.

Позже я узнала, что огромный город делится проливом Виктория на две части. Та часть, из которой мы приехали, называется Сянган и находится на острове, а вторая, в которой мы оказались, Коулун и занимает она южную оконечность полуострова с таким же названием.

Мы продолжили движение вдоль грузовых терминалов морского порта. Количество контейнеров впечатляло. От главной магистрали практически под прямым углом отходили вдаль внутренние проезды. Затем мы увидели здание циклопических размеров с какой-то надписью, которую я не успела разобрать. Миновав грузовой порт, мы замерли, увидев подвесные мосты. Они были нереально длинными. Их поблескивающие перекрытия терялись в голубизне морской дали.

Через какое-то время мы свернули с широкой улицы в переулок и минут через двадцать остановились возле узкого высотного дома, внизу которого располагался большой магазин и ресторан. Меня удивило, что поперечные вывески с яркими иероглифами соседствовали с большими экранами, на которых постоянно шла реклама. Фэн достала из сумочки крохотный телефон и позвонила. Мы с Ритой навострили уши.

— Мы на месте, — сказала она. — Все в порядке. Девушки ведут себя образцово. И они очень миленькие. Куда сейчас?

Она выслушала ответ и закивала, говоря:

— Хорошо, немедленно доставлю.

Фэн тронулась с места, а мы одновременно вцепились друг другу в руки.

— Главное, сохранять спокойствие, — тихо сказала я. — Что бы ни случилось!

Машина направилась за дом в очень узкий проезд и свернула в крохотный внутренний дворик. Там я тоже увидела баки разных цветов.

— Для красоты что ли, — заметила я, толкнув Риту локтем и указывая ей на баки. — Но заметь, какая чистота кругом! Даже возле помойки.

Она непонимающе посмотрела на меня и судорожно вздохнула.

— Не знаю. И тебе не все равно? — сказала Рита и отвернулась к окну.

Как позже выяснилось, в Гонконге отходы сортировались, чтобы легче было их утилизировать, и поэтому баки были разных цветов.

— Необходимо отвлекать себя от мрачных мыслей, — ответила я. — Будет лишь то, что должно быть, помни это.

Фэн остановила машину возле небольшой оцинкованной двери. Мы выбрались. Я закуталась в пончо, потому что воздух был сырой и прохладный. Мне показалось, что не выше 14–15 градусов. Судя по освещению, день начал клониться к вечеру. Подняв голову, я увидела лишь стремящиеся вверх запредельно высокие зеркальные стены домов и кусочек чистого голубого неба между ними.

Фэн привела нас по длинному полутемному коридору в небольшое помещение, напоминающее гостиничный номер. Она кивнула, улыбнулась и скрылась за дверью. Мы услышали щелчок замка и, не сговариваясь, кинулись к окну. Белые жалюзи закрывали его. Но за стеклом была решетка. Правда, она напоминала красивые металлические кружева, такой ажурной была ковка. Напротив окна была стена.

— Пока все складывается не так уж плохо, — произнесла я. — Главное, нас не разлучили. Я боялась этого больше всего.

— Не приведи господи! — с жаром воскликнула Рита и бросилась ко второй двери.

За ней оказался туалет и душевая кабина.

В комнате стояли две кровати, между ними столик и тумбочка. В углу находился большой шкаф-купе с зеркальной дверцей. Пол застилал цветастый тонкий ковер. В шкафу мы обнаружили постельное белье, одежду и обувь. В тумбочке косметические наборы и фен. Когда мы все осмотрели, Рита сняла с вешалки короткий зеленый халатик и сказала, вздохнув:

— Я в ванную. Очень хочется помыться!

— Хорошо, — кивнула я. — Я после тебя.

Рита скрылась за дверью. В этот момент щелкнул замок. Я замерла, готовясь к худшему. Но это был пожилой китаец с подносом в руках. Он молча поклонился, поставил поднос на столик и ушел. Увидев упаковки с едой, я вдруг почувствовала, насколько голодна. Тут же стояли две бутылки с минеральной водой. Не дожидаясь пока Рита выйдет из ванной, я открыла продолговатую пластиковую коробочку. В ней находилась тонкая лапша с каким-то соусом и кусочками мяса. Блюдо было уже подогретым. Открыв упаковку с пластмассовыми приборами, я принялась за еду. Во второй упаковке лежало два крохотных кекса. Стоящий рядом плотно закрытый пластиковый стакан был хитро устроен. Надписи на нем были на китайском. Но стрелки на картинках ясно давали понять, что необходимо нажать на дно, что я и сделала. В стакане был кофе, который от этого простого движения мгновенно нагрелся. Я съела кексы, выпила кофе и почувствовала себя значительно лучше. Когда Рита появилась из душа, я объяснила ей устройство стакана. Она улыбнулась и принялась за еду. Но в ее упаковке оказался рис, правда, с тем же соусом и мясом.

После того, как я тщательно помылась и высушила волосы, мы решили переодеться и заглянули в шкаф. Рита выбрала голубые, свободно сидящие джинсы и тонкую белую трикотажную кофточку с огромным декольте. Впрочем, все наряды были сильно открыты. Я надела костюм из плотного хлопка, состоящий из узкой короткой юбки и приталенного пиджака. Костюм был песочного цвета. Под него нашелся белый атласный топ. То, что все вещи были явно ношенными, вначале смутило нас. Но выхода не было. Мы тщательно расчесались и нанесли макияж. Я оглядела Риту и осталась довольной. Она тоже смотрела на меня. Но глаза были грустными.

— Ты походишь на деловую женщину даже в этом сомнительном костюме, — заметила она.

— Вот и отлично, — ответила я. — Главное, чтобы мы не походили на дешевых шлюх.

За дверью в этот момент раздались голоса. Мы притихли. Голоса явно приближались. Я увидела, как побледнела Рита, и взяла ее за руку. Дверь открылась, и вошли двое мужчин. Один из них был знакомый нам Джон, второй — китаец средних лет. Они плотно притворили дверь и остановились, глядя на нас. Китаец был некрасивым, но обаятельным. Его плоское желтое лицо с удлиненными карими глазами и приплюснутым носом совершенно изменилось, когда он улыбнулся. Пухлые красные губы растянулись до ушей, появились ямочки на впалых щеках, блеснули ровные белые зубы. Я улыбнулась в ответ.

— Но ни обе замечательные красавицы, — сказал он, поворачиваясь к Джону. — И совсем не походят на проституток.

— А никто и не говорил, что они шлюхи, Чжао, — ответил Джон, пристально изучая Риту.

Потом перевел взгляд на меня.

— Этой, должно быть, уже есть восемнадцать, а вот малышке не больше пятнадцати, — сказал он. — И нужно быть осторожными. Все-таки, законы у вас весьма расплывчатые. Но товар отменный.

— Я думал отправить их в один из наших массажных салонов в Монг Кок, — задумчиво проговорил Чжао. — Но эти девушки явно способны на большее. И, конечно, нужна проверка, прежде чем принять решение.

Его глаза блеснули.

— Учти, что малышка девственна, — улыбнулся Джон.

— Не может быть? — явно обрадовался он. — Это большие перспективы. Я должен подумать. Кто займется этой? — спросил он, кивнув на меня.

— Э, нет, — рассмеялся Джон и замахал руками. — Я вчера побывал у знаменитой Китти, с меня хватит! Я просто истощен.

— И зачем ты к ней поехал? — заулыбался Чжао. — Своих работниц мало? И бесплатно!

— Так получилось, — уклончиво ответил Джон. — В общем, я уехал. Потом скажешь, что решил.

Он вышел за дверь, а Чжао внимательно на меня посмотрел. Я внутренне сжалась, так как прекрасно понимала, что сейчас последует.

«Но не здесь же, — тоскливо подумала я, наблюдая за его лицом и продолжая улыбаться. — Не при Ритке же!»

Чжао постоял в раздумье, потом взял меня за запястье и повел из комнаты. Рита вскрикнула и вцепилась в меня.

— Успокойся, — сказала я. — Ничего страшного не произойдет, и я скоро вернусь. Или ты хочешь, чтобы он устроил проверку прямо на твоих глазах?

Рита тут же отпустила мою руку. Чжао глянул мне в глаза и одобрительно улыбнулся, что-то пробормотав на китайском. Мы прошли по коридору, потом свернули и оказались возле лифта. Когда поднялись на 10 этаж и вышли, я увидела обычный коридор с дверями по обе стороны. Пол застилала зеленая ковровая дорожка, кое-где вдоль стен стояли вазы с красивыми пышными цветочными композициями. Мы подошли к одной из дверей. Чжао открыл ее магнитной карточкой и пропустил меня вперед.

«Я просто общаюсь с обычным мужчиной, — сказала я себе. — Это обычная ситуация. И у него хорошая улыбка. Так что нужно доставить ему удовольствие и самой получить его».

Но несмотря на эти мысли, я начала дрожать от неприятного волнения и желания расплакаться.

«Если я плохо покажу себя, то он отправит меня в этот неизвестный Монг Кок в массажный салон, — думала я, оглядываясь по сторонам. — А там, насколько я понимаю, обычный бордель. И неизвестно, что станет с Ритой. Я должна произвести впечатление, прежде всего ради нее».

Эта мысль помогла мне взять себя в руки. Я прошла в большую комнату, убранную с роскошью. Остановилась возле квадратной банкетки на изогнутых позолоченных ножках в виде голов драконов. Она была застелена покрывалом, расшитым золотыми драконами. Чжао остановился напротив меня и улыбнулся. Я мило улыбнулась в ответ и опустила ресницы. Он сел на диван, стоящий возле банкетки, поднял пульт, и в комнате зазвучала какая-то классическая мелодия, явно европейского автора. Я удивилась, мне стало почему-то смешно, и это помогло расслабиться.

«Не заставит же он меня сейчас танцевать какое-нибудь балетное па де де», — подумала я.

Но Чжао кивнул мне и показал жестами, чтобы я разделась.

— Стриптиз под классическую музыку! — нежно произнесла я и невольно засмеялась.

Он вздернул голову и раздул ноздри при звуках моего голоса. Я увидела, что его глаза загорелись, губы приоткрылись. Тогда я начала медленно расстегивать пиджак. Чжао замер, созерцая. Я подошла и остановилась перед ним. Скинув пиджак, я спустила лямочки топа. Он медленно соскользнул вниз, и я осталась в одной юбке.

— О! — воскликнул Чжао, неподвижным взглядом уставившись на мою грудь.

— Я хороша, не правда ли? — спросила я, наклоняясь к нему.

Он беспомощно глянул в мои глаза, потом схватил меня за талию и притянул к себе. Я расхохоталась и быстро расстегнула его рубашку. Когда мы оба оказались голыми, Чжао потащил меня в соседнюю комнату. Это оказалась огромная спальня с квадратной кроватью посередине, над которой свисал балдахин. Спальня была выдержана в синих с золотом тонах. Чжао откинул край балдахина, и мы упали на постель. Он положил руки мне на голову и слегка надавил, показывая, чтобы я сместилась вниз. Я скользнула к его уже стоящему «нефритовому стеблю» весьма скромных размеров и взяла пальцами. Потом начала сосать. Он чуть не кончил мне в рот, я поняла это по напряженному и подрагивающему стволу, но сдержался и отстранился. Потом откинулся на спину, заложив руки за голову. Меня это удивило. Обычно мужчины не сдерживают себя. Я легла рядом, улыбаясь. Мне показалось, что мы все равно были в полной гармонии, и поэтому оба получили удовольствие. Через какое-то время Чжао повернулся ко мне и легко сжал груди, играя сосками. Я посмотрела на его «нефритовый стебель», но он был вялым. Поиграла с ним пальцами, губами, но он наливался медленно. Я заметила, что Чжао начинает нервничать, хотя всеми силами старается этого не показывать. Тогда я села на него сверху и обхватила мягкий ствол «яшмовыми воротами». Потом начала массировать засасывающими движениями. При этом сама возбудилась и невольно застонала. Чжао мгновенно откликнулся, стал двигать бедрами, а пальцами сжимать мои напряженные соски. Я ускорила ритм сокращений мышц. Чжао вздрогнул и громко вскрикнул. Он на миг освободился, протянул руку под подушку и достал презерватив. Я натянула его и вновь села сверху. Потом нашла пальцами нужные точки внизу его живота и легко нажала несколько раз. Заметила, как Чжао удивленно на меня глянул. Потом он заулыбался и сказал:

— Карашо!

— Еще бы, — по-русски ответила я. — Сейчас получишь такой оргазм, какой в жизни не испытывал.

Одной рукой я слегка оттянула его сосок, другой, чуть прогнувшись назад, надавила на участок в области точки «джи» и начала его слегка массировать. Одновременно мои интимные мышцы заработали в бешеном темпе. Чжао замер, закрыв глаза и постанывая сквозь зубы. И вот он сделал бедрами рывок вверх, вцепился скрюченными пальцами в простыню и громко вскрикнул.

Через пару минут он пришел в себя и открыл глаза.

— Super sexy! — пробормотал он.

Я легла рядом и мягко потеребила его соски. Чжао повернул голову и внимательно на меня посмотрел. Потом улыбнулся и энергично закивал.

— Super, super, — твердил он.

Мне стало смешно.

— Именно так занимаются сексом гейши, — спокойно проговорила я на английском.

Чжао приподнялся на локте.

— Что ты сказала? — спросил он, с изумлением глядя мне в глаза.

— Гейши, — повторила я. — Меня зовут Аямэ, мою подругу Ханако. Мы профессиональные гейши и глупо было бы вам, господин, терять хорошие деньги, заставляя нас заниматься обычной проституцией. Время гейши в Японии стоит дорого. Не знаю, как с этим в Гонконге.

— Но ведь твоя подруга девственница, — сказал он, взяв себя в руки и стараясь принять обычный непроницаемый вид, так свойственный китайским мужчинам.

Но после секса мужчина любой национальности поневоле вначале расслаблен, и ему трудно натянуть на себя привычную маску.

— Она пока ученица, но весьма способная, — ответила я. — К тому же девственность гейши в Японии стоит неимоверно дорого.

— Я должен подумать, — пробормотал Чжао и встал. — Она тоже знает английский? — поинтересовался он, накидывая длинный синий халат, сплошь расшитый золотой нитью.

Я соскользнула с кровати и встала перед ним.

— Да, — тихо сказала я и опустила глаза.

— Я должен подумать, — повторил он.

Из золотой записной книжки с изображением иероглифа «Тацу» на обложке:

Секреты гейш. Игра интимными мышцами .

«Искусство управления интимными мышцами — тайна великих обольстительниц мира. Издревле, в любой из культур, владение подобным навыком считалось настоящим искусством. Ему обучались храмовые жрицы Египта, Индии, Таиланда, греческие гетеры и, конечно, японские гейши. Умение осознанно управлять интимными мышцами автоматически переводило женщину в разряд «избранных».

Еще в школе юную гейшу учили этому нехитрому секрету, который, однако, позволяет доставлять мужчине незабываемые ощущения. Девочки занимались тем, что в течение дня около тридцати раз сжимали мышцы влагалища. И это упражнение они делали всю свою жизнь ежедневно. Когда девочка превращалась в женщину, для тренировки использовались специальные шарики. Раньше это были шары из слоновой кости, внутрь которых помещались металлические бусинки. Такой шар вводился во влагалище, и девушка должна была удерживать его, как можно дольше, постоянно сжимая мышцы. Если же шар вдруг неожиданно выпадал и выкатывался из-под кимоно, то наставница могла наказать провинившуюся, так как это свидетельствовало, что ученица ленилась ежедневно делать упражнение на сжатие мышц. Затем девушки удерживали металлический, более тяжелый шар. А впоследствии носили в себе по два шарика, называющиеся рин-но тама. Иногда устраивались представления для своих покровителей. Гейша могла раскурить влагалищем сигару, задуть свечи или подержать птичку внутри и потом выпустить ее на радость удивленному мужчине. Она могла набрать воды внутрь и выбросить ее фонтаном до метра высотой, или выстрелить из влагалища огурцом.

В наше время это искусство не забыто и превратилось в своего рода спорт, который называется вумбилдингом. Некоторые активистки до такой степени развивают кольцевую мускулатуру интимных мышц, что могут удерживать внутри шар, к которому подвешена трехлитровая банка, наполненная водой.

Для всех остальных женщин тренеры рекомендуют обязательные упражнения на сжатие. Они просты и доступны, помогают поддерживать интимные мышцы в постоянном тонусе, избавляют от многих заболеваний и доставляют партнерам сильные ощущения во время любовных игр.

Упражнения:

Ритмично, с силой напрягайте мышцы на 8-10 секунд. В первую неделю делают по 5-10 сокращений 6 раз в день. За 6 недель доходят до 50 сокращений также по 6 раз в день. А затем для поддержания тонуса ежедневно выполняют примерно по 20–25 сокращений. После укрепления мышц можно начать применять эротические шарики, которые продаются во всех интим-магазинах.

Сегодня создатели изысканной интимной техники установили в такие «бусы любви» вибрирующие моторы так, что при помощи них можно создавать равномерные, гармоничные и плавные движения. У этих современных моделей часто от провода, соединенного с пультом управления, отходит лишь один шарик. Но существуют также модели и с двумя шариками, способные вызвать ощущения, схожие с теми, которые возникают при игре с пока еще непревзойденной оригинальной моделью шариков гейши с перекатывающимися внутри бусинками».

Чжао отвел меня в нашу комнатку. Рита, как только мы вошли в дверь, сразу вскочила с кровати, на которой она сидела, и бросилась ко мне.

— Хэлло, Ханако, — сказал ей Чжао и улыбнулся.

Она непонимающе глянула на меня.

— Я сказала, что мы гейши, — ответила я по-английски на ее немой вопрос, — так что можешь общаться с господином.

— Да, да, — закивал он. — Как ты себя чувствуешь?

— Спасибо, хорошо, — ответила она и опустила глаза.

Чжао подошел к ней и приподнял пальцами за подбородок ее покрасневшее лицо. Ханако смело глянула ему в глаза. Он провел рукой по ее щеке, помял в пальцах прядь волос, словно щупал дорогую ткань. Потом наклонился и вдохнул запах.

— Прекрасное дитя, — сказал он. — Я должен подумать.

Чжао отстранился, глянул на меня, потом пошел к двери.

— Вы довольны, господин? — спросила я вслед.

— О, да, — ответил он и, кивнув нам, удалился.

— Что это было? — хмуро спросила Ханако. — Обнюхал меня, как собака.

— Прикидывает, как нас более выгодно использовать. Надеюсь, в сауны не отправит.

Примерно через час нам принесли ужин. И судя по его качеству, а это были уже не полуфабрикаты быстрого приготовления, а хорошо прожаренные отбивные с крупным желтым рисом, свежие овощи и фрукты, Чжао понял нашу ценность для его бизнеса.

На следующий день Чжао явился рано утром. Мы только проснулись и еще не успели привести себя в порядок. Он остановился у двери, глядя, как мы быстро накидываем халаты, и улыбаясь.

— Сейчас вам принесут завтрак, — сказала он. — А потом собирайтесь, так как мы уезжаем.

— И куда, господин? — осмелилась я задать вопрос.

— Я решил поместить вас на время в дом гейш. Есть тут один неподалеку в районе Тсим Ша Тсун. Его владелица, госпожа Лю, моя давняя подруга. Она пообщается с вами около недели, проверит на профессиональные качества. А потом посмотрим, что вы за гейши.

Мы с Ритой радостно переглянулись. Такая перспектива превосходила все наши ожидания. Чжао вышел. И почти тут же появился пожилой китаец и молча поставил поднос с завтраком.

Когда Чжао зашел за нами, мы были уже готовы к выходу. Я глянула на взволнованное лицо Риты, сжала ее руку и тихо сказала:

— Улыбайся, всегда улыбайся. Это поможет выровнять внутреннее состояние, ты же знаешь!

Чжао посмотрел на нас и сухо сказал:

— Хотелось бы, чтобы вы при мне говорили на английском.

— Извините, господин, — ответила я и поклонилась.

Мы вышли на улицу. У дверей стояла машина с открытой дверью. Мы забрались на заднее сидение. Чжао сел за руль, и мы поехали. Я сразу стала смотреть в окно, но ничего особо примечательного не увидела. Мы двигались по довольно узкой улице, которая напоминала ущелье между отвесных стен небоскребов. Я обратила внимание, насколько чистым выглядел тротуар. Потом уже узнала, что в Гонконге налагается огромный штраф за бросание мусора на улице. Людей было много. Начал накрапывать мелкий дождик, и людской поток расцветился множеством ярких раскрытых зонтиков. Я обратила внимание, что китайцы в своей массе одеты неброско. Почти у всех одежда была темных тонов. Иностранцы на их фоне сразу бросались в глаза цветными куртками, яркими джинсами, какой-то небрежностью во всем облике, за исключением, естественно, «белых воротничков».

«По любому, — думала я, — местные гейши должны отличаться от японских. Да и неизвестно, японки ли это. У владелицы, насколько я поняла, китайская фамилия. А вот клиенты, наверняка, все те же: мужчины в возрасте и при деньгах».

Я посмотрела на Риту, молча сидевшую рядом. Ее лицо приняло грустное выражение. Глаза повлажнели.

«Бедная девочка! Лучше бы Тим сделал с ней это! — почему-то мелькнула мысль. — И ей этого не избежать. Девственность всегда была предметом купли-продажи в среде гейш. Чжао, наверняка, хочет извлечь из этого обстоятельства наибольшую выгоду для себя».

Мне стало на миг невероятно тоскливо, но я усилием воли заставила себя улыбаться. Давно уже поняла, что даже самое плохое настроение можно исправить искусственно создаваемой улыбкой. Губы улыбаются, и мысли странным образом словно следуют за мимикой. И смотришь, уже через какое-то время на душе становится легче и радостнее.

Я взяла Риту за руку, она глянула на меня. Слезинки побежали из ее глаз.

— Ну-ну, дорогая, успокойся, — сказала я. — Ничего плохого с нами не происходит. Сейчас будем работать в привычном образе, только и всего. Постарайся, прошу тебя. Ведь нам устраивают своего рода экзамен.

— Да, я понимаю, — ответила она.

Мы говорили на английском, помня о пожелании Чжао. Он в этот момент повернул голову, прислушиваясь. Потом сказал:

— Бэби зря огорчается. Это, и правда, будет экзамен, только и всего. Должен же я знать, с кем имею дело.

— Да, господин, — ответила я и сжала руку Риты.

— Да, господин, — словно эхо повторила она.

Чайный дом оказался двухэтажным небольшим зданием, стилизованным под пагоду и словно втиснутым между двумя небоскребами. Благодаря своей красной изогнутой крыше, он сразу бросался в глаза. Называлось это заведение «Заснеженная деревня». Чжао не остановился у главного входа, над которым висело два круглых красных бумажных фонаря, испещренных черными иероглифами, а проехал дальше. Миновав несколько домов, он свернул и двинулся по неимоверно узкой улице, по которой едва могла пройти одна машина. Но и на этих задворках царила необычайная чистота. Мы скоро остановились возле входа в крохотный квадратный дворик все с теми же цветными мусорными баками. Дверь в глубине его, как я поняла, вела в чайный дом с другой стороны.

«Видимо, служебный вход», — решила я, открывая дверцу и выбираясь из машины.

Чжао пошел впереди нас. Зайдя внутрь, мы оказались в узком коридоре. Справа была лестница наверх, и Чжао направился к ней. Мы молча двинулись за ним.

На втором этаже он остановился возле приоткрытой деревянной двери и вежливо постучал. Ему что-то невнятно ответили. И мы вошли. Комната оказалась небольшой и обставленной по-европейски обычной на вид офисной мебелью. Возле окна стояла пожилая сухонькая китаянка в роскошном черном, расшитом золотыми павлинами кимоно. Подкладка рукавов была ярко-алой. Она обменялась приветствием с Чжао, потом подошла к нам и сказала:

— Ни хао ма.

— С вами здороваются, — перевел Чжао, — спрашивают, хорошо ли вам. И сам ответил:

— Хао сесе.

Как потом я узнала, это был обычный ответ, означающий «хорошо, спасибо». Мы молча поклонились. Чжао что-то начал говорить ей на китайском, при этом обращаясь «Лю нюйши». Обращение «нюйши» с китайского переводится «госпожа».

Мы переглянулись с Ритой. Если мадам не понимала английский, то каким образом мы будем с ней общаться?

Но когда Чжао ушел, госпожа Лю неожиданно обратилась к нам на английском и говорила она довольно неплохо. Я вздохнула с облегчением и улыбнулась.

— Господин Жень, — сказала она, — сообщил мне, что вы гейши. Он хочет удостовериться в этом с моей помощью. Вы проживете здесь неделю и будете слушаться меня во всем. Я госпожа Лю, владелица окия и ока-сан моих гейш. Моя окия совмещена с отяя «Юкимура», — добавила она, — поэтому вы будете работать в отяя, не выезжая.

Госпожа Лю позвонила по телефону и что-то сказала. Скоро появилась девушка в простеньком хлопковом кимоно юката. Она вошла и поклонилась. Госпожа Лю кивнула, мы отправились вслед за девушкой.

— «Юкимура» японское название и переводится «Заснеженная деревня», — тихо сказала я Рите. — Это чайный домик и, как ты слышала, он тут вместе с домом гейш. Его название я заметила на вывеске этого заведения.

Девушка обернулась и заулыбалась, что-то сказав на китайском. Я отрицательно покачала головой. Дойдя до конца коридора, она открыла дверь комнаты и жестом пригласила нас войти. Потом поклонилась и исчезла.

Мы вошли и огляделись. Комната была крохотной, но обставлена в японском стиле. И мы машинально сняли обувь у порога. Пол застилали коричневые циновки, у окна стоял туалетный столик с зеркалом, одну стену занимал раздвижной шкаф, в котором я обнаружила свернутый матрас футон. В стене напротив шкафа имелась даже традиционная ниша. В ней стояла плоская коричневая ваза из необожженной керамики с веточкой каких-то приятно пахнущих мелких белых цветов. Сбоку имелись традиционные полочки для книг тана. На них стояли раскрашенные глиняные фигурки. Возле двери находились сдвинутые ширмы. Их бамбуковые перекладины были обтянуты плотной желтоватой бумагой. Рядом находился еще один столик, очень походивший на традиционный косметический столик кэсёдай. Я подобный видела в Токио у госпожи Цутиды.

— Комната явно рассчитана на одну девушку, — заметила я. — Но лучше, что мы остались вместе.

— Еще бы! — согласилась Рита. — Будем спать на футоне вдвоем, он довольно большой. Смотри, здесь есть косметика, — сказала она, открывая ящик кэсёдай.

Я подошла, взяла плоскую коробку и прочитала на этикетке, которая была на английском, что это специальная косметика для гейш. Открыв ее, я увидела, что это самый настоящий грим, причем почти половину коробки занимала какая-то белая вязкая масса.

— Это белила, — сказала я, подцепив массу ногтем и размазывая по запястью. — Довольно ровно ложатся. Хорошо хоть, нам предложили не соловьиный помет, — пошутила я.

— Ну мы же не в древней Японии, — засмеялась Рита. — Интересно, какие здесь кимоно?

— На хозяйке было очень дорогое и красивое. Ты заметила?

— Еще бы! Натуральный шелк и ручная вышивка, видно невооруженным взглядом, — ответила Рита, садясь за столик и внимательно изучая себя в зеркале. — Слушай, а как они нас проверят?

— Скорее всего, на какой-нибудь вечеринке в чайном доме в соответствующем виде. И, естественно, с англоговорящими гостями. Знаешь, — понизила я голос почти до шепота, — я заметила, что здесь много всяких автоматов. Все-таки в технике они нас сильно обогнали.

— Да, — повернулась ко мне Рита и внимательно глянула в глаза.

— Видела, в офисе у хозяйки есть ноутбук?

Она кивнула, не сводя с меня расширившихся глаз.

— Ты разбираешься в этом? Наверняка, здесь легко выйти в интернет. Ты знаешь адрес нашей почты?

Рита даже покраснела от радости и быстро закивала.

— Слава Богу! — вздохнула я с облегчением. — А то я в этом ничего не понимаю. Если с Лизой все в порядке, то, думаю, она ждет — не дождется весточки от нас.

— Сомневаюсь, — мгновенно погрустнела Рита. — Неизвестно, что там происходит. Может, они все уверены, что мы погибли? Бедный мой Тимка! Бедные родители и Идзуми!

— Прекрати впадать в уныние! — сказала я. — Это единственный шанс для нас сообщить, где мы.

— У меня дома есть инет, — задумчиво произнесла Рита. — Могу и туда написать. У мамы есть свой емейл.

— Осталось ждать возможности забраться в интернет. Но, думаю, за нами будут постоянно наблюдать.

В этот момент дверь открылась, и в комнате появилась высокая изящная девушка, на вид китаянка. Она была одета в синие брюки и серую вязаную кофточку. Ее длинные черные волосы поднимались в высокий хвост, глаза светло-орехового цвета казались большими из-за умело подкрашенных век и ресниц. Девушка была красива, но ее ужасно портил нос, видимо, когда-то сломанный и неправильно сросшийся. На вид ей было около тридцати.

— Hello, — сказала она и улыбнулась.

Но глаза остались холодными. Она явно изучала нас.

— Добрый день, госпожа, — поздоровались мы и поклонились.

— Я Дэн нюйши, дочь Лю нюйши, — начала она на странной смеси английского и китайского, но тут же осеклась и спокойно поправилась: — Я госпожа Дэн, дочь госпожи Лю, владелицы этого заведения. Я управляю гейшами. Вы будете под моим началом эту неделю. Ваши имена?

— Аямэ и Ханако, — ответила я и поклонилась.

Брови госпожи Дэн приподнялись.

— Для меня вы Лао, — сказала она и указала на меня ладонью, — и Сяо.

Она показала на Риту.

— А что это означает? — поинтересовалась я.

— Ничего, — улыбнулась госпожа Дэн. — Просто «первый» и «второй».

— А для клиентов? — не унималась я.

— А они будут? — ехидно спросила она.

Ее яркие пухлые губы скривились в усмешке. Я на миг задержала взгляд на ее искривленном носе. Он был, видимо, когда-то перебит посередине.

«Как будто нельзя сделать пластическую операцию, — почему-то подумала я. — Такое красивое личико и такая дисгармония из-за этой кривой линии носа. Поэтому она такая злая. Ее остается лишь пожалеть».

Я опустила глаза.

— В полдень у нас чайная церемония для важных господ, — продолжила госпожа Дэн после паузы, во время которой все молчали. — Вы будете присутствовать. Сейчас я пришлю сяоцзе, она вам доставит все необходимое. И учтите, одежда стоит много денег. Запачкаете, порвете, будете отрабатывать ущерб.

Ее глаза прищурились, губы сжались. Мы вновь поклонились. Госпожа Дэн вышла за дверь, оставив ее приоткрытой.

— Вот же гадина! — в сердцах сказала Рита.

— Тише ты, — ответила я и на цыпочках подошла к двери.

Осторожно выглянув, оказалась лицом к лицу с госпожой Дэн. Она стояла у стены у самой двери.

«Какой смысл подслушивать, — подумала я, — если она не понимает по-русски?»

— Что тебе, Лао? — спокойно спросила она.

— Хотела уточнить по поводу еды, — сказала я первое, что пришло в голову.

— Гейши едят отдельно, — ответила она, усмехаясь. — Но вы будете есть с обслуживающим персоналом. Внизу имеется ресторан, за кухней есть подсобное помещение для рабочих, уборщиков, мойщиков посуды. Завтрак вы уже пропустили. Обед в два. Но вы будете на чайной церемонии.

— А ужин? — вдруг встряла Рита, выглянувшая из-за моего плеча.

— Ужина для служащих нет. Еще что-то, Сяо? — невозмутимо сказала она.

И глянула на нас явно недружелюбно. Потом отвернулась и пошла по коридору. Я закрыла дверь.

— Говорю же, гадюка еще та! — сказала Рита. — Мы что тут, должны с голоду умереть?

— Успокойся, — улыбнулась я. — Все образуется, вот увидишь. А пока начинай гримироваться. Интересно, что делать с волосами? Или нам дадут традиционные парики?

— Кто их тут разберет? — пробормотала Рита, высоко поднимая волосы и закалывая их.

Скоро в дверь постучали, и появилась невысокая худощавая китаянка неопределенного возраста. Мы вежливо поздоровались, назвав ее «Сяоцзе» и думая, что это имя. Как позже выяснилось, это было просто обращение, сродни нашему «девушка». Она вкатила тележку и молча сняла с нее коробки с кимоно, парики традиционных причесок с массой бусинок и искусственных цветочков. Меня удивило, что они были почти одинаковыми.

— Видимо, ты будешь выглядеть, как обычная гейша, — сказала я Рите, не обращая внимания на китаянку. — Парики симада, гэта одинаковой высоты. Я-то думала, что у тебя будет вид ученицы.

— Мне все равно, — хмуро ответила Рита, раскрывая коробку и доставая нежно-голубое кимоно.

На нем были искусно вышиты полураспустившиеся бутоны ирисов бледно-сиреневого цвета.

— Весеннее, — заметила я, — а на дворе начало февраля.

— И что? — усмехнулась Рита. — Не думаю, чтобы здесь строго соблюдались традиции.

Сяоцзе тем временем сняла с тележки последние коробки и удалилась. Мы сели гримироваться. Косметика оказалась отличной. Она легко наносилась и приятно пахла. Скоро наши лица, шеи и часть груди покрывал ровный белый слой. Какие-то добавки делали кожу гладкой и словно покрытой лаком.

— Идеально, — заметила я. — Интересно, где производят эту косметику?

— Не знаю и знать не хочу, — ответила Рита, подводя уголки глаз красным карандашом.

Она взяла черный карандаш и повернулась ко мне. Ее белое лицо с пока белыми губами выглядело, как безжизненная маска.

— Не нравится мне твое настроение, — тихо заметила я. — Соберись! Мы сейчас будем работать, как обычно.

— Ты уверена? — спросила она.

— Абсолютно, — спокойно подтвердила я и взяла тушь для ресниц. — И должны произвести самое наилучшее впечатление.

Когда через час госпожа Дэн зашла за нами, то невольно остановилась, оглядывая нас с ног до головы. Рита надела голубое кимоно, а я — красное с белыми хризантемами и голубыми маргаритками по подолу. Мы уже были при полном парадном макияже, то есть наши лица выглядели белыми, как снег. При ее появлении мы обе синхронно поклонились и опустили глаза.

— Что ж, вы выглядите достойно, — сказала она после паузы. — На инструментах играете?

— На сямисэне и кото, — ответила я. — Так же поем и танцуем.

— Прекрасно, — невозмутимо произнесла госпожа Дэн. — Идите за мной.

Она вышла за дверь, и мы засеменили за ней на высоких гэта. Я оглядела ее стройную фигуру в черном вечернем платье и подумала, что, видимо, гостям будет представлять нас она. Но прежде чем спуститься в чайный дом, мы зашли в кабинет госпожи Лю. Она, когда нас увидела, оторвалась от монитора и кивнула. Госпожа Дэн что-то быстро сказала ей. Мы молча ждали, стоя неподвижно.

«Две фарфоровые интерьерные куклы, — подумала я, отчего-то ясно увидев нас с Ритой со стороны, — не понимающие ни слова на китайском».

Очевидная глупость этой мысли вызвала невольную улыбку, и я машинально подняла веер, раскрыла его и заслонила нижнюю часть лица. Госпожа Лю перестала разговаривать и глянула на меня с интересом. Я опустила глаза.

— Вы будете представлены гостям, как гейши Юй, — проговорила госпожа Лю и кивнула мне, — и Пань.

Она перевела взгляд на Риту.

— Да, госпожа, — нежно ответила та. — А можно узнать, что означают наши новые имена?

— Яшма и Ожидающая, — ответила госпожа Лю.

— Это на несколько раз для клиентов, — усмехнулась ее дочь. — А так вы по-прежнему Лао и Сяо.

Мы поклонились. Смысл имени Риты мне не понравился.

«И странно все это, — подумала я, глянув на улыбающуюся госпожу Дэн, — гейши с китайскими именами. Но ведь мы в Гонконге! И пока ни одной японки я в этом заведении не увидела. Так чему я удивляюсь? Главное, запомнить, что я теперь Юй, что означает «яшма».

Из тетради лекций Ёсико:

«Японцы многое переняли у китайской цивилизации. Например, лечебный аспект полового акта. Рассматривая секс как оздоровительное средство, японцы использовали его для уравновешивания мужских и женских начал, то есть для гармонизации Инь и Ян, а также в качестве фактора, необходимого для продления жизни.

Вот несколько способов половых актов, используемых в Японии в целях оздоровления:

Концентрация семени — женщина ложится на бок и широко раздвигает бедра. Мужчина располагается между ее ногами и осторожно вставляет нефритовый стебель. Прекратить акт следует после совершения мужчиной 18 ходов любви. При помощи этого метода возможно концентрировать семя, а также излечить любое женское кровотечение. Это следует практиковать 2 раза в день в течение 15 дней.

Успокоение духа — женщина ложится на спину, под ягодицы подгладывается подушка. Мужчина вводит нефритовый стебель, устроившись между ее бедрами на коленях. После 27 ходов любви ему следует остановиться. Так можно излечить простудные воспаления в области женских половых, органов. Практиковать рекомендуется 3 раза в день в течение 20 дней.

Укрепление костей — лежа на боку, женщина подтягивает колено к груди, вторая нога остается выпрямленной. Мужчина ложится на нее сверху, при этом ему следует разместить вес тела равномерно по всему туловищу. После введения своего орудия он должен дать ровно 45 ходов любви. Благодаря этому гармонизируются мужские суставы, а также излечиваются различные застои в теле женщины. Для достижения желаемых результатов практиковать надо в течение 10 дней ежедневно.

Улучшение состава крови — для получения пользы мужчине надо лечь на спину, женщина встает коленями на него. Она поднимает ягодицы, и партнер глубоко вводит нефритовый стебель. 63 хода любви должны быть получены путем движения женщины вверх и вниз. Существует еще один вариант позы для достижения улучшения состояния здоровья. Он состоит в том, что женщина садится на корточки. Благодаря этому методу увеличивается мужская сила. Происходит излечение сбоев менструации у женщины. Практиковать 7 раз ежедневно в течение 10 дней.

Польза для внутренних органов — женщина, лежа на боку на полу, сгибает или поднимает обе ноги. Мужчина располагается поперек нее (под прямым углом). Он вставляет ствол сзади. До прекращения акта должно произойти 36 ходов любви. Метод воздействует на внутренние органы обоих партнеров. Практиковать надо ежедневно по 4 раза в течение 20 дней.

Гармонизация кровообращения — ложась на пол, женщина подгибает правую ногу и вытягивает левую. Опираясь на руки, мужчина опускается на нее. Нужно совершить 54 хода любви. Результатом является улучшение кровообращения. Производит положительный эффект при лечении болезней женских половых органов. Практиковать рекомендуется 6 раз ежедневно в течение 20 дней.

Настройка всей физической системы — женщине следует лечь на спину. При этом она подгибает ноги под себя так, чтобы ягодицы оказались на ступнях. Требуется 81 ход любви. Следствием метода является укрепление костей и оживление тела, а также излечение женских болезней. Практиковать ежедневно 9 раз, 9 дней подряд.

В Японии многие переняли постулат даосской китайской практики оздоровления: семяизвержение во время оргазма вредит организму и действует разрушающе на физическом и энергетическом уровнях. По их убеждению, половой акт должен заканчиваться оргазмом без выброса семени, что способствует накапливанию семени внутри организма и совершенствованию мужского начала. Последователи Дао любви полагали, что оптимально для мужского организма, если на десять половых актов возможно только два семяизвержения. Соблюдая такой порядок, считали они, можно привести свой разум, дух и тело в гармоничное состояние.

Но подобное учение в Японии не практиковалось широкими слоями населения. И через какое-то время последователи Дао любви в подавляющем большинстве переставали практиковать секс без выброса семени, рассматривая свое семяизвержение во время любви как жертву богам».

В сопровождении госпожи Дэн мы спустились вниз и вошли в зал. Он был оформлен как классическая чайная комната. Гости уже собрались. Они сидели на полу на циновках. Я быстро оглядела их. Трое были китайцами, почти одинакового возраста, где-то за пятьдесят и явно «белые воротнички», двое — европейцы чуть помоложе, и один, самый молодой, по виду японец. Возле «белых воротничков» уже сидели две гейши. При нашем появлении они искоса глянули из-под раскрытых вееров, но тут же отвели глаза и обратились к гостям. Те смотрели на нас и улыбались.

— Господа, прошу внимания, — сказала госпожа Дэн на английском. — У нас сегодня появилось два новых цветка и они к вашим услугам.

Она незаметно, но больно толкнула меня локтем в бок. Я сделала шаг вперед и низко поклонилась.

— Это Юй.

Затем настал черед Риты. Она встала рядом.

— Это Пань, — представила нас госпожа Дэн.

Для Риты предназначался молодой японец, я подсела к европейцам. Когда Рита мелко семеня, подошла к нему и опустилась рядом на циновки, он, по-моему, ошалел от счастья и не сводил с нее восхищенных глаз. Она что-то тихо сказала ему и опустила глаза. Он наклонился и ответил практически ей на ухо. Я заметила, как гейши исподтишка поглядывают на нас. Европейцы, возле которых сидела я, были уже сильно навеселе. И это облегчало задачу. К тому же они все происходящее воспринимали, как экзотику, а я была элементом этой экзотики. Дальше все развивалось по плану. Появилась госпожа Лю в роли тядзин, хозяйки чайной церемонии. На ней был высокий парик и кимоно густо-фиолетового цвета. Европейцы при ее проявлении начали шумно выражать восторг и аплодировать. Я наклонилась к ним и тихо сказала:

— Шум ветра и плеск волн заглушает шорох раскрывающихся цветочных лепестков и мешает насладиться их красотой.

Они сразу замолчали и в недоумении посмотрели на меня, видимо пытаясь понять смысл моих слов. Потом закивали и шепотом произнесли:

— О’кей.

Один из них схватил меня за руку и сжал пальцы. Я мягко высвободилась. Он вновь в недоумении на меня посмотрел, видимо, ожидая, что я скажу. Но я лишь улыбнулась и опустила ресницы. Он шумно вздохнул и притих.

Пока госпожа Лю взбивала первый густой чай в специальной чашке, я обдумывала возможность поговорить с европейцами, выяснить, кто они, чем занимаются, попросить их сообщить о нас. Но в данной ситуации, я понимала, это было невозможным. Они были пьяны. К тому же, чтобы я им сказала? Что мы с Ритой пленницы, что мы из России и что нам нужна помощь? Ничего, кроме мгновенного скандала такое заявление бы не вызвало. К тому же госпожа Дэн сидела неподалеку на низкой банкетке и не сводила с нас глаз. Ее гейши тоже украдкой наблюдали за нами.

После распития первого чая, все немного расслабились и оживились. А когда Рита сыграла на сямисэне и исполнила незамысловатую народную песенку с весьма игривым содержанием, гости окончательно расслабились.

— А сейчас Юй исполнит нам танец, — неожиданно произнесла госпожа Дэн, ехидно на меня глянула и подала два больших веера.

«Могла бы и предупредить», — подумала я.

Но только улыбнулась и вышла на середину. Гейши взяли флейту и маленький барабан и заиграли неизвестную мне мелодию с каким-то прерывистым ритмом. Она не совсем подходила под стилистику вееров, но я быстро приспособилась. И когда барабан начинал звучать беспрерывно, удар за ударом, я просто останавливалась в эффектной позе и быстро раскручивала веера на пальцах. Мне даже стала доставлять удовольствие эта импровизация. Я неожиданно вспомнила, как в японском кафе в Париже танцовщицы перебросили веера друг другу. И в конце танца швырнула их вверх. Они закрутились разноцветными дисками. Гости дружно ахнули. Но я ловко поймала веера и замерла, держа их раскрытыми, словно трепещущие крылья бабочек. Все зааплодировали. Я заметила, что даже госпожа Лю несколько раз хлопнула в ладони. Европейцы не выдержали и закричали:

— Браво, Юй! Супер!

Я поклонилась и села на место. Европейцы не сводили с меня восхищенных глаз.

— Ты великолепна, — сказал один из них и вновь взял меня за руку, сильно сжав пальцы.

— Вы очень добры, господин, — заученно ответила я и улыбнулась ему.

— А можно с тобой встретиться? — продолжил он и облизнул влажные губы.

— Гейши не встречаются с гостями, — ответила я.

— Можно, — раздался голос за моей спиной. — По особому тарифу.

Это была госпожа Дэн. Она что-то написала на квадратном листочке и показала гостю. Он вздернул брови и расхохотался.

— Не многовато ли? — спросил он.

— Как хотите, — невозмутимо ответила госпожа Дэн, скомкала листочек и отошла.

— Эй! Подожди, — громко сказал он.

Госпожа Дэн быстро вернулась. Он что-то прошептал ей на ухо. Она задумалась. Потом что-то прошептала ему. Я наблюдала, как ведется торг, и начинала нервничать. Но что я могла сделать? Наконец, госпожа Дэн кивнула и заулыбалась. Гость вскочил в нетерпении и потянул меня за руку.

«Вот это чайная церемония! — возмутилась я про себя. — Хуже, чем в борделе!»

Я глянула на Риту. И она и японец с изумлением смотрели на нас. Я улыбнулась ей и последовала за гостем и госпожой Дэн. Мы прошли по коридору и спустились по лестнице вниз. Я увидела, что огромное подвальное помещение полностью оборудовано и образует целый нижний этаж. Коридор был застелен красной дорожкой, и даже стояли цветы в напольных вазах. Мы прошли мимо нескольких закрытых дверей в самый конец. Госпожа Дэн открыла дверь, обитую коричневой тисненой кожей. И жестом пригласила гостя внутрь.

— Простите, господин, — сказала она, — мне нужно сказать Юй пару слов.

— Только недолго, — заметил он, — а то я взорвусь от нетерпения.

Он вошел, а госпожа Дэн открыла небольшую дверку рядом и втолкнула меня туда. Мы оказались в продолговатой полутемной комнате. У одной стены находился большой диван, а когда я глянула на противоположную, то невольно вздрогнула. Она оказалась прозрачной. Я увидела комнату, обставленную по-европейски. Огромная кровать занимала ее середину. Гость уже сидел на ней и расстегивал рубашку. Его пиджак валялся на низком пуфике, стоящем возле кровати. Я увидела, как он скинул рубашку, потом похлопал по карманам брюк. Его лицо озарилось довольной улыбкой, он достал упаковку презервативов и засунул ее под подушку. К моему удивлению, я не только видела, но и слышала все, что происходило в этой комнате.

— Ты все поняла, Лао? — спросила госпожа Дэн, наблюдая за мной. — Не вздумай говорить что-нибудь лишнее. Я все услышу и все увижу.

«Господи, она еще и извращенка, — с тоской подумала я. — Но выхода нет».

— Слушаю, госпожа, — ответила я и поклонилась.

— Иди и как следует удовлетвори гостя. Он должен быть доволен.

Она уселась на диван, а я вышла в коридор. Там никого не было. Инстинктивно захотелось убежать. Но я понимала, что это бессмысленно. К тому же я не могла оставить Риту. И я вошла в комнату. Клиент сразу вскочил с кровати и ринулся ко мне. Он был уже голым. Я глянула на свисающий живот, на вялый «нефритовый стебель» и почувствовала неконтролируемое отвращение. Но мысль, что госпожа Дэн наблюдает за нами, заставила сосредоточиться. Помогло то, что клиенту дела не было до каких-либо изысков. Он хотел быстрого механического удовлетворения. Я начала развязывать пояс-оби, но клиент не стал ждать. Он перевернул меня животом на кровать, задрал кимоно на спину.

— Бог мой, тут еще одно! — пробормотал он и поднял дзюбан.

Я лежала неподвижно и просто ждала продолжения. Никакого искусства от меня и не требовалось. Двигался он быстро, пыхтел мне на ухо. Я повернула голову и глянула на зеркальную стену напротив кровати.

«Она сидит с той стороны и наблюдает, — подумала я. — Буду молчать. Тем более, все быстро закончится».

Я смотрела на наше отражение. Мое тело, завернутое в сбившееся кимоно, напоминало бесформенную груду цветного шелка, с одной стороны которого белело лицо, а с другой — ноги и часть ягодиц. Я увидела, как лицо моего клиента покраснело, глаза закатились. Он вскрикнул, замер, поддавшись бедрами вперед. Потом судорожно вздохнул и упал рядом, закрыв мне зеркало. Я перевернулась на спину и опустила полы кимоно. Клиент глянул на меня и пьяно улыбнулся.

— Эта белая краска на твоем лице мешает, — пробормотал он. — Как-то странно видеть девку с намазанным лицом. Хотя есть такие страшненькие, что это даже лучше. Но ведь ты красавица.

— Я гейша, — тихо ответила я, — а не девка.

— Есть разница? — рассмеялся он, лег на бок и приподнялся на локте.

Его голый живот свесился на постель, словно огромный мяч. Своим крупным телом он полностью закрыл меня от зеркала. Я удовлетворенно улыбнулась, подумав, что госпожа Дэн, наверняка, бесится, не имея возможности наблюдать за мной.

— Есть, — ответила я, — но в Японии.

— Может, — засмеялся он, — но мы в Гонконге. И я думаю, что твой имидж лишь для поднятия цены. Но ведь ты не китаянка?

— Нет, — прошептала я. — А вы откуда?

— Из Мюнхена, — ответил клиент. — Здесь по делам.

— Вы прекрасно говорите на английском.

— А ты откуда, девочка?

— Я русская, — сказала я.

— Да? — равнодушно спросил он.

Но в этот момент дверь приоткрылась. Клиент недовольно оглянулся и сел.

— Простите, господин, время вышло, — сказала вошедшая госпожа Дэн.

— Как это? — возмутился он.

— Вышло, — упрямо повторила она.

— Я доплачу за дополнительное, — улыбнулся он и, взяв брюки, достал бумажник.

Я увидела, что госпожа Дэн задумалась. В ее душе явно боролись стремление к очевидной выгоде и опасение, что я скажу что-нибудь лишнее. Но второе взяло верх. Она улыбнулась и твердо проговорила:

— На Юй второй заказ уже оплачен. Время пошло. Извините, господин.

— Что ж, — смирился он, — как-нибудь в другой раз.

Он погладил мою руку и подмигнул. Потом быстро оделся и вышел.

Как только за ним закрылась дверь, госпожа Дэн подскочила ко мне и отвесила оплеуху. Я не удержалась на ногах и упала на кровать. Она начала бить меня.

— Я тебе что сказала, а?! — кричала она. — Ни в какие разговоры с клиентами не вступать! Я все слышала! Ах ты, дрянь!

Не понимаю, что на меня нашло в тот момент. Я полностью утратила самообладание и вместо того, чтобы молча выждать, соскочила с кровати и врезала ей что есть силы по лицу.

— Заткнись, уродина! — закричала я в ответ, но на русском. — Кривоносая дура! Тварь!

Госпожа Дэн сразу замолчала и замерла с широко раскрытыми глазами. Я знала, что она не поняла моих слов, но интонация ей ясно сказала, что я ее оскорбляю. Она придвинулась ко мне и угрожающе проговорила:

— Ты сама напросилась, Лао. Ты и твоя подружка в полном моем распоряжении. Сегодня же будете участвовать в нашем представлении театра теней. Это тебе послужит хорошим наказанием. Будешь впредь покорней. А если нет, то я скажу Жень сяньшэн, что вы обе никакие не гейши и место вам в самой дешевой сауне в квартале Монг Кок.

Жень сяньшэн — господин Жень. Как я потом поняла, это была фамилия Чжао, который привез нас сюда.

После ее слов я мгновенно осознала, что наделала, поддавшись порыву. Но я так устала сохранять спокойствие все эти дни, так боялась за судьбу Риты, что долго сдерживаемое напряжение прорвалось наружу. Я попыталась хоть как-то исправить то, что натворила, неимоверным усилием воли взяла себя в руки, растянулась на полу лицом вниз и умоляюще проговорила:

— Простите меня, госпожа. Это от страха перед побоями. Больше этого не повторится. Простите!

Она отстранилась и отошла к двери, задумчиво на меня глядя.

— Поднимись, Лао, — после паузы сказала она.

Я встала и глядя в пол медленно проговорила:

— Вы же понимаете, что мы отличные гейши и принесем вам немало денег. Зачем нас наказывать? Тем более Сяо! Она тут не причем.

— Да, я вижу, что вы профессионалы в своем деле, — ответила госпожа Дэн. — И нашему заведению могли бы принести большую выгоду. Но ты строптива!

— Больше этого не повторится, — тихо произнесла я.

— Хорошо, — сказала после очень долгого раздумья госпожа Дэн. — Сяо не трону, тем более она пока девственна, а это сулит огромную выгоду, а вот ты получишь свое наказание. Это заставит тебя раз и навсегда понять, кто есть кто.

 

Свиток четвертый. Пляска теней бушующей бури

Когда я вернулась в нашу комнату, Рита была уже там. На ее все еще загримированном лице темнели дорожки от слез. Как только я вошла, она сразу бросилась ко мне.

— Все в порядке, дорогая, — сказала я. — Ничего ужасного не произошло.

— Меня тоже хотели, — ответила Рита. — Но госпожа Лю разрешила лишь посмотреть на меня голую.

Она всхлипнула. Я застыла, ожидая продолжения.

— Меня привели в какую-то маленькую комнатку. Один из пожилых гостей, китаец, остался со мной. Госпожа Лю уселась в кресло, словно в театре и приказала мне все снять с себя.

— Кошмар какой, — пробормотала я и обняла ее за плечи.

— Пока я развязывала оби, гость уселся на постель и спокойно расстегнул ширинку. Когда я полностью разделась, он уже дергал свой йенг, как ненормальный. Эта старая сволочь Лю сидела и наблюдала за нами. Потом он что-то умоляюще заговорил. Но она лишь отрицательно покачала головой. Я стояла на месте и уже дрожала от страха и стыда. Тогда гость схватил бумажник и достал доллары. Она взяла часть денег. Потом толкнула меня на кровать и развела мои ноги. И так держала, пока он мастурбировал. Но меня он не коснулся.

Я, выслушав это, вздохнула с облегчением. Рита продолжила ровным безжизненным голосом:

— Когда он ушел, она похвалила меня и сказала, что торг начался. И что этот клиент очень богатый уважаемый господин. Я не поняла, сколько он предложил за мою девственность, они говорили на китайском. Но, думаю, немало, судя по хищному блеску глаз этой мерзкой ведьмы.

Я молчала. Сердце сжималось от всяких нехороших предчувствий, но я старалась сохранять спокойствие.

— А почему ты все еще в гриме и не переодета? — спросила я, решив сменить тему.

— А тебе разве не сказали? — удивилась Рита. — Мы сегодня еще будем выступать.

— Тогда выровняй белила, — заметила я, — и поправь контур глаз. Думаю, сегодня ничего плохого уже не случится.

Я не стала говорить Рите о том, что меня ждало наказание в каком-то неведомом мне театре теней.

Только мы привели себя в порядок, как за нами пришла сяоцзе, та же, что и утром. Она молча поклонилась и показала жестами, чтобы мы шли за ней. У входа нас ждала машина, в которой на переднем сидении рядом с шофером сидела улыбающаяся госпожа Дэн. Она переоделась в ярко-синий костюм с серебряной вышивкой по вороту пиджака и краю юбки. На ее изящных узких ножках серебрились туфельки на шпильке.

«Так, — подумала я, — парадный выход. Значит, опять высокие гости. Как бы не закончилось аналогично сегодняшнему тяною».

Я поежилась от невольного волнения.

Но на этот раз все прошло довольно невинно. Мы приехали на какую-то вечеринку, где были одни мужчины. Заведение походило на закрытый мужской клуб. Они пили, играли в карты и курили сигары. Госпожа Дэн представила нас, и мы занялись обычным делом гейш. Подливали напитки, болтали на различные темы — практически все мужчины говорили на английском — подносили зажигалки. Потом Рита спела, аккомпанируя себе на сямисэне, а я исполнила танец с зонтиком. Госпожа Дэн сидела за столиком с каким-то молодым китайцем очень привлекательной наружности. Его длинные черные волосы были заплетены в косичку, глаза миндалевидной формы влажно поблескивали, когда он смотрел на Риту. Это мне, естественно, не понравилось. Когда госпожа Дэн взяла сигариллу, я подошла, щелкнула зажигалкой и поднесла язычок пламени к концу. Она изумленно на меня глянула, но не отстранилась. Ее спутник, откинувшись на спинку дивана, внимательно посмотрел мне в лицо. Я улыбнулась и опустила глаза. Госпожа Дэн, выпустила дым, нервно раздувая деформированные ноздри, и ехидно улыбнулась.

— А ведь я тебя не звала, Юй, — проговорила она.

— Такая прекрасная бабочка может лететь, куда захочет, — сказал ее спутник и улыбнулся, показав белые ровные зубы.

— Момент, — ответила она и встала. — Мы отлучимся.

Он кивнул и вновь широко улыбнулся.

Госпожа Дэн вышла в коридор и остановилась недалеко от дверей.

— Ты зачем подошла? — сухо поинтересовалась она. — Оуян сяньшэн обратил внимание на Сяо. Решила отвлечь?

— Не понимаю, госпожа, — тихо ответила я.

— Оуян сяньшэн уважаемый и богатый деятель кино. Он частый гость в резиденции самого Джеки Чана, его друг и коллега. Слышала о таком?

— Да, — сказала я, поклонившись, — и видела его фильмы. Он великолепен.

— Сяо не избежит своего пути, — после паузы проговорила госпожа Дэн. — Как и все мы, — еле слышно добавила она.

Ее глаза на миг затуманились. Но лицо тут же снова приняло жесткое выражение.

— Так что не вставай ни на чьем пути, — добавила она. — Не трать свои силы. Они тебе самой скоро пригодятся.

— Слушаюсь, госпожа, — ответила я и вновь поклонилась.

Мы вернулись в зал. Я увидела, что Рита сидит возле двух пожилых мужчин и о чем-то с ними весело болтает. Когда я вошла, она сразу посмотрела на меня, но я безмятежно улыбнулась, и она вновь обратила внимание на мужчин. Господин Оуян все так же сидел за своим столиком и потягивал виски. Госпожа Дэн вернулась к нему, а мне велела исполнить что-нибудь на сямисэне.

Пробыли мы в этом заведении пару часов. Оттуда отправились в гавань. Там пересели на небольшое судно, похожее на плавучий дом в старинном стиле. Уже начало темнеть и изогнутые контуры красной крыши, узкого приподнятого носа озарились множеством крохотных лампочек. Разноцветные бумажные драконы развевались на шестах, стоящих на носу этого причудливого судна. Мы прошли под крышу, там оказался ресторан. Госпожа Дэн представила нас немногочисленным гостям. Как я поняла, это была какая-то корпоративная встреча.

— Ужасно хочется есть, — шепнула мне на ухо Рита. — С утра маковой росинки во рту не было.

Я посмотрела на столики, на которых были расставлены блюда с разнообразными закусками, и тоже почувствовала приступ голода.

Госпожа Дэн представила нас. Гости синхронно закивали, потом повернулись друг к другу и словно забыли о нашем существовании. Вечеринка, судя по всему, проходила уже давно. Многие были пьяны. Госпожа Дэн села за столик и перестала обращать на нас внимание. Рита присоединилась к двум мужчинам, стоящим возле окна. Они пили и весело о чем-то переговаривались. Она непринужденно включилась в разговор. Потом закивала. Я увидела, что они поднесли ей какой-то коктейль, вычурно украшенный фруктами по краю стакана. По правилам гейшам пить с гостями не полагалось. Но ведь мы были не в Японии, к тому же в заведении госпожи Лю не соблюдались японские традиции. На первой встрече я обратила внимание на ее гейш. И мне показалось, что все они китаянки. Рита выпила коктейль и поклонилась. Один из мужчин взял со стола тарелочку и протянул ей. Она взяла крохотный бутерброд.

«Надеюсь, она не сама попросила ее покормить», — машинально подумала я, глядя голодными глазами на столы.

Возле меня сидела молодая пара. Они громко смеялись и без конца подталкивали друг друга локтями. Так как китайцы ведут себя обычно более скромно на людях, я поняла, что эта пара прилично пьяна. Я не присаживалась, так как госпожа Дэн сказала, что я сейчас буду выступать по ее знаку. Но она, как я видела, уселась в конце зала с каким-то пожилым мужчиной и что-то нашептывала ему на ухо. Он заинтересованно смотрел на Риту и, неприметно улыбаясь, кивал.

«Весь сегодняшний вояж, — подумала я, — служит одной цели: показать Риту и определить, сколько можно получить за нее денег».

Я видела, что госпожа Дэн потягивает виски. Ее глаза были ненормально расширены, она наваливалась на мужчину, но он не возмущался, а, наоборот, был даже рад. В полумраке ресторана, освещенного лишь несколькими круглыми фонариками, уродство ее носа так в глаза не бросалось. Я подождала немного, но она словно забыла о нас. Тогда я, с трудом удерживая равновесие, потому что судно мерно раскачивалось, и стараясь изящно двигаться на высоких гэта, подошла к Рите. Поклонившись мужчинам, я сказала ей:

— Дэн пьяна, пойдем на воздух.

Рита глянула на меня испуганно, но кивнула.

— Мы на минуту отлучимся, — сказала я мужчинам.

Они улыбнулись и закивали. Мы спокойно вышли из ресторана. Уже было темно, и пролив выглядел фантастически. Множество судов освещались рекламой, фонариками, рядами маленьких лампочек. Подвесные мосты, соединяющие полуостров Коулун и острова, четко выделялись разнообразными подсветками и движущимися лучами фар проезжающих машин и автобусов. Воздух был свежим, пропитанным ароматами моря, но очень сырым. Я поежилась в тонком шелковом кимоно. Но Рита раскраснелась.

— Выпила коктейль, — сказала она, облокачиваясь о бортик и глядя на темную воду.

— Я видела, — ответила я.

— Лучше стало, так прогрел изнутри.

Я глотнула слюну. Голод все сильнее давал о себе знать.

В этот момент мимо нас проходил юный на вид китаец в синей униформе. Он нес пустой поднос в опущенной руке. Внимательно глянув на нас, осклабился.

— Простите, — сказала я.

И он остановился, как вкопанный.

— Проводите нас на камбуз, мы хотим есть.

Парень задумался. Видимо, английский он если и понимал, то с трудом, а ответить вообще не мог. А может, просто оробел. Тогда Рита показала жестами мою просьбу. Он заулыбался шире, кивнул и показал на ресторан. Но мы отрицательно покачали головой. Он снова кивнул и быстро ушел.

— Будем терпеть, — сказала Рита. — Но эта кривоносая гадина Дэн могла бы подумать, что мы не птички небесные и должны питаться.

Мы замолчали, глядя на воду.

— Так и тянет броситься, — пробормотала Рита, вцепившись в бортик.

— И что дальше? — хмуро спросила я.

— Бог знает, — ответила она и беспомощно на меня глянула.

— Интересно, а на судне есть интернет? — тихо поинтересовалась я.

— Не знаю! — тут же оживилась Рита. — Хотя эти китайцы в технике очень продвинутые, так что у них все может быть. И мне кажется, что у них все давно компьютеризировано.

— Плиз, — раздалось в этот момент сзади нас.

Мы развернулись и увидели парня в синей униформе. Он протягивал нам поднос и широко улыбался. На большой плоской тарелке я увидела креветки, зимний бамбук, черные древесные грибы, зеленые кружочки огурцов, половинки яиц. Рядом стояли два пластиковых стакана с зеленым чаем. Мы поклонились, взяли тарелку и стаканы и сразу принялись есть прямо руками, хотя на подносе лежали упаковки с палочками для еды. Парень не уходил. Он с любопытством наблюдал за нами и периодически что-то щебетал на китайском. Все съев и выпив чай, мы поставили тарелку и стаканы на услужливо протянутый поднос и поклонились. Он протянул нам бумажные салфетки и удалился. Мы с Ритой облегченно рассмеялись. Настроение сразу улучшилось.

В этот момент из ресторана высыпали посетители, что-то шумно обсуждая. Они встали у бортика, не обращая на нас внимания, и дружно посмотрели в небо. Я заметила госпожу Дэн. Она нетвердо стояла на ногах, да еще наше судно периодически сильно раскачивалось. Все тот же пожилой китаец, с которым она беседовала в ресторане, крепко держал ее за локоть. Она оглядывалась по сторонам. Видимо, искала нас. Когда увидела, то начала пробираться между людей. Я заметила, что когда она нечаянно опиралась на кого-нибудь, или задевала руками, то многие поворачивались с весьма недовольным видом. Видимо, китайцы очень не любят, когда их касаются посторонние люди. Наконец, госпожа Дэн и ее спутник добрались до нас.

— Вот вы где! — злобно проговорила она. — А я уж думала, что нырнули в воду и уплыли, как рыбы-оборотни.

— Мы вышли подышать ненадолго, — спокойно ответила я.

Она подозрительно на нас посмотрела, потом повернулась к своему спутнику. Он, не отрываясь, изучал Риту. Госпожа Дэн сразу довольно заулыбалась.

В этот момент над лесом высотных зданий в небо взметнулись тысячи разноцветных лучей. Публика явно обрадовалась. Мы тоже подняли глаза в небо, увлеченные красочным зрелищем. Постепенно цветовая гамма изменялась, лазерные лучи начали выписывать в небе причудливые узоры. Зрители следили за ними, не отрываясь. Я глянула на госпожу Дэн. Она тоже подняла глаза в небо и радостно улыбалась, следя за игрой лучей. Но ее спутник по-прежнему не отрывал глаз от Риты.

По проливу медленно двигались огромные ярко освещенные круизные лайнеры, проносились небольшие прогулочные корабли, почти все выполненные в старинном китайском стиле, преимущественно красной окраски с золотом, с загнутыми вверх краями крыш и сплошь увешанные разноцветными фонариками, сновали маленькие джонки, проплывали узкие лодочки, с сидящими в них парочками. Все это освещалось переменчивыми огнями лазерного шоу, звучала музыка, смех. Но я не чувствовала эту атмосферу праздника, сердце сжималось от тоски. Отчаяние начинало заполнять душу, как я с ним не боролась.

Из тетради лекций Ёсико:

«Три понятия составляют реальную основу древнекитайской философии любви. Она называется Дао любви. Эти понятия не только помогли партнерам приблизиться к соответствующим их желаниям частым и долгим занятиям любовью, но также дали древнему Китаю сексуальную свободу и естественность, которая процветала столь долго, сколь долго доминировал Даосизм. Даосы были уверены, что сексуальная гармония приводит нас к единению с бесконечной силой природы, которая, по их мнению, несомненно, имеет сексуальную основу. Земля, к примеру, женщина или элемент Инь, а Небо — мужчина или Ян. Взаимодействие между ними составляет мир в целом. Посредством развития союз мужчины и женщины также создают единство. И одно также важно, как и другое.

До недавних времен в китайской философии не было, чтобы женщины снижались до второстепенного уровня. Важность женщины пространно иллюстрировалось в текстах по Дао любви.

Первое понятие. Мужчина должен найти правильный порядок эякуляции в соответствии со своим возрастом и физическим состоянием. Это должно усилить его так, что он сможет заниматься любовью, как только это отвечает его желанию и желанию его партнерши, и продолжать занятия так долго (или возобновлять их так часто) как нужно для достижения партнершей полного удовлетворения.

Врач седьмого века Ли Дун-Сянь, писал в своей книге «Туя Сянь Цзы» следующее: «Мужчина должен развивать способность к задержке эякуляции до полного удовлетворения партнерши… Мужчина должен открыть и развить свою собственную идеальную частоту эякуляции. И она не должна превышать двух-трех раз за десять сношений». (Ли Дун-Сянь, глава медицинской школы в Чжан-ань, столице Империи).

Второе понятие. Древние китайцы считали, что эякуляция — особенно неконтролируемая — не самый экстатический момент для мужчины. Зная это, мужчина способен открыть многие другие более приятные радости секса. Это, с одной стороны, облегчит для него контроль за испусканием семени.

Что же такое эякуляция? Очевидно, что ответ на этот вопрос таков: освобождение от напряжения взрывным путем. Как крик ярости или взрыв смеха есть также освобождение энергии.

Если это так, то секс без эякуляции есть также освобождение энергии, но без взрыва. Удовольствие мира, а не насилия, чувственный и всецело удовлетворяющий переход во что-то более великое и трансцендентное, чем мы сами.

А мастурбация для мужчины, по даосским понятиям, есть потеря мужской сущности, не компенсируемая ростом женской эссенции.

Нет гармонии Инь и Ян — и акт бесполезен.

Третье понятие. Важность удовлетворения женщины.

В соответствии с Дао, единственный случай, когда занятия любовью могут повредить женщине в любом возрасте — это если любовник неопытный и постоянно оставляет ее неудовлетворенной. Вот почему Дао отмечает женское удовлетворение как один из своих кардинальных принципов. Однако Дао предостерегает, что мужчина может попасть в рискованную ситуацию, если его женщина постоянно призывает эякулировать. Наиболее важная часть этой теории — контроль эякуляции — разработана в попытке согласовать благополучие мужчины и удовлетворение женщины.

Японцы многое переняли у китайцев в этом вопросе. Но разница между китайским и японским подходами к роли женщины в занятиях любовью очевидна. Она легко прослеживается при изучении эротического изобразительного искусства. На китайских картинках видно, что мужчина упрашивает женщину вступить с ним в половую связь. В противоположность этому, в японском эротическом искусстве сдержанность или сопротивление женщины преодолевается мужской агрессивностью, доходящей иногда до сношения с применением силы. А вот в китайской эротике изнасилование является очень редким фактом. Несомненно, для китайских даосов, мужчина не мог получить пользу от занятий любовью, пока он и его партнерша не в гармонии».

Когда мы вернулись в дом гейш, было уже к полуночи. Мы обе настолько устали, что не чувствовали под собой ног.

— Можете смывать грим, — сказала госпожа Дэн, когда мы поднялись в ее сопровождении в свою комнату. — Он вам сегодня уже не понадобится. Лао, я зайду за тобой через час.

Я вздрогнула и удивленно на нее посмотрела.

— Отработаешь свое безобразное поведение в театре теней, — усмехнулась она, поймав мой взгляд. — Я ничего не забываю. И твое наказание никто не отменял.

— Слушаю, госпожа, — еле слышно ответила я, с трудом преодолевая желание расплакаться.

Госпожа Дэн вышла. Рита испуганно на меня посмотрела.

— Все в порядке, — сказала я и без сил опустилась на циновку.

— Что ты сделала? — тихо поинтересовалась она.

— По роже ей съездила со всей силы, — нехотя ответила я, начиная развязывать оби. — Но она первая меня ударила.

Рита неожиданно начала улыбаться. Я сняла носочки-таби и вытянулась на полу на спине.

— Все тело ноет, — сказала я.

— Удовольствие хоть получила, когда врезала ей? — спросила Рита, снимая кимоно и аккуратно складывая его. — Я бы ей всю морду расцарапала. А что это за театр теней?

— Понятия не имею, — с видимым равнодушием ответила я.

Но на душе вновь стало тоскливо. Ничего хорошего ждать от всего этого не приходилось. Я встала, разделась догола и пошла в крохотную душевую, которая, слава Богу, имелась при нашей комнатенке. Тщательно вымывшись, почувствовала прилив бодрости. Но когда вышла, то даже вздрогнула от неожиданности. В комнате стояла госпожа Дэн и явно ждала меня. Рита сидела на коленях возле туалетного столика и молчала.

Госпожа Дэн вновь переоделась. Красное платье плотно обтягивало ее фигуру, большие круглые вырезы на боках открывали тело. Волосы она убрала в высокую прическу. Украшением служил крупный красный цветок герберы, воткнутый в узел. Но было видно, что госпожа Дэн все еще пьяна. Я вышла из душевой голая, но не смутилась, а спокойно пошла к шкафу, чтобы достать халатик.

— Надень вот это. Нижнее белье не нужно, — сказала госпожа Дэн и положила пакет на туалетный столик. — И потом, насколько мне известно, настоящие гейши всегда ходят без него, — ехидно добавила она. — Потом зайдешь в кабинет. И поторопись!

Она вышла. Рита испуганно на меня смотрела. Я ласково улыбнулась ей и взяла пакет. В нем оказалось белое прозрачное одеяние, напоминающее длинный балахон без рукавов. Я накинула и подошла к зеркалу. Ткань ничего не скрывала. Изгибы моего тела, розовые выпирающие соски, «черный мох» внизу живота прекрасно просматривались. Я вздохнула и достала со дна пакета открытые белые сабо на очень высокой платформе. Надев их, расчесала волосы.

— Отдыхай, Ритуля, — ласково произнесла я. — Не думаю, что это надолго. И, видимо, театр в этом же заведении, раз мне принесли такой откровенный наряд.

— Ты не знаешь, что это будет? — встревожено спросила она.

— Нет. Скорее всего, какое-нибудь эротическое представление. Возможно, просто стриптиз. Не волнуйся и ложись отдыхать.

— Ты же знаешь, что я не засну, — грустно ответила она.

Я ободряюще ей улыбнулась и быстро вышла за дверь.

Когда я, предварительно постучав, вошла в кабинет, госпожа Дэн стояла у стола и копалась в красной картонной коробке. Она окинула меня с ног до головы быстрым взглядом, кивнула и вновь запустила пальцы в коробку. Я остановилась.

— Выглядишь, как нужно, — заметила она после паузы. — А вот это возьми с собой. Будешь раздавать гостям.

Она достала из коробки и протянула мне несколько квадратиков бумаги. Я молча взяла. Это был плотный картон, с одной стороны черно-белый. На черной половине были белые буквы, на белой — черные. Я увидела название «Black&White».

— Выпей чай для бодрости и иди за мной, — сказала госпожа Дэн и возбужденно заулыбалась, раздувая ноздри.

Я увидела на столе пластиковый стакан с коричневой жидкостью. На вкус она оказалась приятной и напоминала травяной чай.

Мы спустились в подвальное помещение и вошли в одну из дверей. Там оказался обычный на вид бар. Но посетителей было немного, от силы человек десять — пятнадцать. И все мужчины. Я заметила среди них, а в основной своей массе это были китайцы, господина из Мюнхена, который развлекался со мной днем. Он оторвался от стойки бара и радостно уставился на меня пьяными глазами. Потом расплылся в довольной улыбке и поднял кружку с пивом. Я удивилась, что он сразу узнал меня без грима.

— Раздашь карточки гостям и выйдешь вон в ту дверь сбоку от стойки, — тихо сказала госпожа Дэн, не переставая улыбаться посетителям бара.

— Слушаю, госпожа, — ответила я, чувствуя облегчение от такой несложной задачи.

— И не давай себя щупать. Когда будешь раздавать, двигайся изящно и смотри с холодным достоинством. Это их сводит с ума, — добавила она и вышла из бара.

Я подошла к стойке.

— Рад тебя видеть, Юй, — громко сказал господин из Мюнхена и придвинулся ко мне. — Дай мне карточку.

Я протянула ему квадратик. Он взял и плотоядно на меня посмотрел. Его взгляд скользнул с моей груди вниз, и он облизнулся.

— Обязательно приду в театр, хотя стоит это бешеные деньги даже для Гонконга. Но ради тебя! Без всех этих цветных тряпок и белил ты выглядишь еще аппетитнее.

Я ничего не ответила и протянула квадратик его соседу, пожилому китайцу. Но он, к моему удивлению, отказался. Я не знала правил этой игры, поэтому решила не настаивать и перешла к следующему. Это был молодой худощавый китаец. Его глаза беспрерывно бегали по моему телу, просвечивающему сквозь прозрачную ткань. Когда я протянула карточку, он смутился, замер на секунду, но потом все-таки, видимо, решился и взял. Я посчитала количество карточек. Их было 12. Столько же было и гостей в баре. Я раздала восемь. Четверо отказались. И я не настаивала.

Странная легкость появилась в моих мыслях, в теле явно ощущался прилив бодрости, чувство голода исчезло. К тому же меня охватило сильное, плохо контролируемое возбуждение. Видимо, такое состояние вызвал травяной чай с неизвестными мне добавками.

Выполнив то, что требовалось, я вышла в дверь, указанную госпожой Дэн. И попала в узкий коридор. В конце его была еще одна дверь. Я открыла ее и увидела что-то типа гримерной, но очень небольшой. Узкий столик вдоль зеркала на стене, пара табуреток, шкаф-пенал в углу. На столике сидел парень, возле него пристроилась девушка. Она болтала ногами и тихо хихикала. На табуретке сидели еще две девушки. Возле шкафа стоял второй парень. Когда я вошла, они сразу замолчали и посмотрели на меня. Парень, стоящий возле шкафа что-то быстро спросил. Но так как он говорил на китайском, то я не поняла ни слова. В этот момент в дверь заглянула госпожа Дэн.

— Ты уже здесь? — спросила она. — Сколько карточек осталось?

— Четыре, — ответила я.

— Не произноси вслух! — вскрикнула она. — Почему столько осталось у тебя?! Лао вай принесет нам несчастье!

Я изумленно на нее посмотрела. И тут вспомнила, что в Японии число «четыре» ассоциируется со смертью. Видимо, в Китае существовало это же поверье. Хочу также пояснить, как позже я узнала, что китайцы между собой частенько называют всех иностранцев кличкой «лао вай», что переводится как «заморский дьявол».

Госпожа Дэн подскочила ко мне, выхватила оставшиеся карточки из рук и начал их рвать, бросая на пол. Ребята столпились у шкафа, глядя на нее с явным испугом. Она что-то сказала им. Парень открыл шкаф и быстро достал оттуда весьма странные костюмы. Это были черные кофты, длинные рукава которых переходили в перчатки, а ворот в мешок, плотно обтягивающий голову. Для глаз были очень узкие отверстия, зато рот открывался полностью. Мне он протянул такую же кофту, но на груди белели контуры большого цветка.

— Это знак, — сообщила мне госпожа Дэн, когда я взяла кофту и с недоумением разглядывала ее. — По нему гости определят, что это ты раздавала приглашения. Одевайся и на сцену.

— Но что я должна делать? — тихо спросила я.

— Полная импровизация, — усмехнулась она. — И никаких выходок! Надеюсь, тебе понравится! — ехидно проговорила она. — Ведь раздав эти карточки, ты пригласила всех желающих попользоваться твоим телом. И за очень большие деньги, уверяю! — добавила она и громко расхохоталась.

Госпожа Дэн вышла, а я, чуть не плача, посмотрела на ребят. Они закивали мне, и что-то начали говорить. Затем, к моему изумлению, спокойно разделись догола. Одна из девушек показала жестами, чтобы я делала, как она. Я скинула прозрачный балахон и натянула на себя кофту. Она доходила мне до талии. Я посмотрела в разрезы для глаз и увидела, что ребята тоже оделись в кофты. Тонкая трикотажная ткань плотно обхватывала тела, оставляя низ открытым.

«Вот оно, черное и белое, — подумала я, вспомнив надпись на карточках и глядя на белые обнаженные нижние части тел. — Надеюсь, мы просто походим по сцене», — утешала я себя, стараясь не думать о словах госпожи Дэн.

Но все оказалось намного хуже. Когда я вслед за актерами вышла на сцену, то увидела, что в зале темно. Небольшой полукруглый подиум освещался лишь снизу мягким рассеянным светом. На нем кроме трех квадратных кушеток, обтянутых красной тисненой кожей, ничего не было. Как только мы появились, заиграла тихая тягучая мелодия. Актеры стали просто двигаться в такт музыке без всякой композиции. Я последовала их примеру. Зрелище было странное. Верхние части тел, одетые в черное, словно не существовали, тем более задник у сцены был тоже непроницаемо черным. Зато все, что было от талии, ярко выделялось обнаженной белизной. Актеры были не подбриты, и «черный мох» четко контрастировал со светлой кожей. Я заметила, что у парней началась эрекция. И они, ничуть не стесняясь, активно помогали себе руками. Затем две пары устроились на кушетках. А я осталась посередине между ними с этим ярким белым цветком на груди. Я так и увидела, как медленно танцует нижняя часть моего тела, над которой в черноте резко белеют контуры цветка. Актеры занялись настоящим сексом. Из зала это выглядело, видимо, как совокупление каких-то мутантов без верхней части туловища. Оставшаяся девушка подошла ко мне, присела на колени и начала ласкать. Я вздрогнула, но не противилась. Надеялась, что этим все и ограничится. Пары по бокам поменяли позы. Я заметила, что они стараются лечь так, чтобы это выглядело эффектно и зрителям было все видно. Парни убыстрили движения, они тяжело дышали, а девушки постанывали и вскрикивали.

В этот момент на подиум из зала вспрыгнул молодой китаец, один из посетителей бара, которому я отдала карточку. Он на ходу расстегивал ширинку. Оттолкнув девушку, он оттеснил меня к свободной кушетке и поставил коленями на пол, придавив рукой. Я упала животом на кушетку и с трудом сдержала слезы…

Под утро я вернулась в нашу комнату. Я плохо соображала и хотела лишь одного — не быть. Рита не спала. Как только я вошла, она бросилась ко мне. У меня не было сил лгать ей, и я горько разрыдалась в ее объятиях. Когда успокоилась, то мгновенно провалилась в сон, похожий на мучительное забытье.

…Я увидела, что нахожусь в воде. Вокруг плавали большие разноцветные рыбы, покачивались водоросли. И вот появилась какая-то тень. Я с испугом увидела огромное странное существо, похожее на осьминога. У него было человеческое лицо с узкими глазами и большим ртом, но вместо тела шевелились многочисленные щупальца. Возле него крутились два таких же, но намного меньше. Осьминог подплыл ко мне и медленно обхватил щупальцами. Я хотела закричать, но подумала, что захлебнусь, и плотно сжала губы. Но оборотень сжимал меня нежно, его шершавые щупальца скользили безостановочно по моему обнаженному телу. И вот одно из них забралось мне между ног…

— Танечка! Проснись! — услышала я словно сквозь толщу воды глухой голос Риты и с трудом разлепила глаза.

— Что это? — прошептала я, оглядываясь по сторонам.

Увидев знакомую комнату и испуганное лицо Риты, вздохнула, окончательно приходя в себя.

— Ты так ужасно кричала и билась всем телом, — сказала она. — Тебе снился кошмар?

— Да, — пробормотала я. — Эта тварь Дэн напоила меня каким-то странным чаем. Видимо, в нем были какие-то наркотические добавки.

— Все хорошо, — прошептала Рита, обнимая меня. — Постарайся еще поспать.

Я кивнула и закрыла глаза.

Но спали мы всего около часа, так как в семь утра сяоцзе постучалась и, махая сложенными пальцами, как крылом бабочки, показала, чтобы мы шли за ней.

— Момент, — сказала я, сползая с футона и толкая спящую рядом Риту.

Мы быстро натянули платья и отправились вслед за сяоцзе. Она спустилась по лестнице на первый этаж и узким коридором привела нас на кухню ресторана. И тут же ушла.

— Слава Богу, — проворчала Рита, — вспомнили, что нам тоже есть нужно.

Мы прошли через кухню, наблюдая как повара готовят еду и глотая слюну. Они не обращали на нас никакого внимания. Подсобное помещение оказалось крохотным. В углу был втиснут раздвижной шкаф для униформы, возле него находился узкий стол, заставленный грязными тарелками и стаканами. Юный на вид паренек стоял возле стола и торопливо жевал, запивая еду чаем. Он с удивлением посмотрел на нас и отчего-то засмущался. Потом одним глотком допил чай и вылетел из помещения.

— И что тут есть? — спросила Рита, оглядывая тарелки с остатками еды.

Я взяла тонкий кусочек хлеба их плетеной вазочки и неожиданно для себя расплакалась. Рита испуганно на меня посмотрела и вышла за дверь. Я опустилась на табуретку и постаралась успокоиться. Но слезы бежали непроизвольно. К тому же я чувствовала странную слабость, голова периодически начинала кружиться, сердце сильно колотилось, а потом вдруг куда-то пропадало. И сразу прошибал пот.

Скоро Рита появилась в сопровождении молодого китайца в синем поварском колпаке и фартуке.

— Он ни бельмеса не понимает, — сказала она и обворожительно ему улыбнулась.

Повар залился краской до корней волос. Рита с возмущением показала на грязные тарелки. Потом жестами, что мы хотим есть. Он отрицательно покачал головой. Она повторила и состроила гневную гримасу. Потом прижала руки к животу. Повар задумался.

— Принеси нам хоть что-нибудь! — сказала она.

Он пожал плечами и вышел за дверь. Рита села рядом со мной и беспомощно на меня глянула.

— Хлеб давай есть, — сказала она. — И вон, стоит нераспечатанная бутылка с водой.

Я кивнула, с трудом удерживая вновь набежавшие слезы.

— Танечка, успокойся, — тихо произнесла она. — А то я тоже сейчас начну плакать.

— Но ведь госпожа Лю сказала, что нас будут кормить завтраком и обедом, — ответила я. — Знаешь, это скотина кривоносая на нас взъелась из-за чего-то и наверняка ее рук дело, что мы постоянно без еды.

— А давай ее мамаше пожалуемся, — предложила Рита. — Все-таки она тут главная.

— И что? — всхлипнула я. — Будет только хуже.

В этот момент в дверь вошел парнишка лет десяти-двенадцати. Его голова была повязана голубой косынкой. В руках он с трудом удерживал поднос. Рита взяла его и поставила на стол. Парнишка смущенно захихикал, снял с него тарелки с едой, чашки и чайничек, упаковки с палочками и быстро глянул на нас. Потом заулыбался. Его и без того узкие глаза превратились в две черные щелочки.

— Спасибо, — сказала Рита и поклонилась.

Он, все также хихикая, составил грязную посуду на освободившийся поднос, и удалился.

— Вот видишь, — радостно заметила Рита, — все не так плохо. И не зря я так распиналась перед поваром.

Мы налили из чайничка горячий зеленый чай и принялись за еду.

Когда поднялись на второй этаж, то Рита остановилась возле двери в кабинет и решительно постучала.

— Не делай этого, — попробовала я ее остановить.

Но Рита уже вошла внутрь. Мне ничего не оставалось, как последовать за ней. Госпожа Лю сидела за открытым ноутбуком. Ее дочь стояла у окна и курила тонкую коричневую сигарету. Мы вежливо поздоровались и остановились напротив стола.

— Чего вам? — сухо поинтересовалась госпожа Лю, отрывая взгляд от ноутбука.

— Мы хотели выяснить, почему нас не кормят, — спокойно проговорила Рита.

Госпожа Лю в первый миг растерялась и глянула на дочь. Но та сделала отсутствующий вид.

— Но ведь вы сейчас завтракали, — заметила госпожа Лю.

— Для нас ничего не оставили, — ответила Рита. — Пришлось умолять поваров, чтобы они дали нам еду.

Краска выступила неровными пятнами на щеках госпожи Лю. Но она сдержалась.

— Я поняла, — после паузы сказала она. — Что-нибудь еще?

— Я стала плохо выглядеть, — медленно произнесла я. — Вы хотите испортить наш товарный вид?

Я увидела, как госпожа Дэн раздула ноздри и гневно на меня глянула.

— Я вижу, что у тебя круги под глазами, — ответила госпожа Лю. — И лицо осунувшееся и бледное. Ты плохо спала?

— Не плохо, а мало, — сказала я. — Я вернулась в комнату в пять утра. А до этого времени была в вашем заведении под названием «Черное и белое».

Госпожа Лю удивленно приподняла брови, потом повернулась к дочери и что-то резко ей сказала на китайском. Та дернула плечами и ответила не менее резко. Мы молча ждали.

— Вы должны через два часа участвовать на утренней чайной церемонии, — сказала госпожа Лю. — Юй, наложи грим погуще, твоя усталость станет незаметна. Сегодня еще три выступления. Но с полуночи до шести утра будете отдыхать.

Мы поклонились и вышли за дверь. Когда оказались у себя, я грустно улыбнулась.

— Зря ты, Рита. Сейчас увидишь, что будет. Дэн это так не оставит. Тем более мать наверняка ей сейчас все выскажет. Видела, как она на нее возмущенно поглядывала?

— Да у них не поймешь, — ответила Рита. — Лица плоские, глазки узкие, эмоции не видны.

— Менталитет такой, — заметила я, ложась на футон. — Давай поспим хотя бы час.

Рита легла рядом. Но тут дверь открылась и вошла госпожа Дэн.

— Как она предсказуема, — спокойно заметила я и не подумала вставать.

— Значит, жаловаться на меня вздумали?! — угрожающе начала она, наклоняясь над нами. — Ах вы черепашьи яйца! Еще пикните, обе будете отрабатывать в театре теней!

Я подняла глаза и с трудом удержалась, чтобы не дернуть ее за лодыжку, находящуюся в соблазнительной близости от моих рук. Рита, как я видела, тоже с трудом сдерживается. Госпожа Дэн неожиданно наклонилась и схватила меня за волосы. Я заметила, что Рита стремительно выпрямилась и раздула ноздри. Боясь того, что может последовать дальше, я встала и скороговоркой произнесла:

— Простите нас, госпожа, больше этого не повторится. Мы всем довольны, госпожа.

Она отпустила мои волосы и внимательно на меня посмотрела. Я тут же опустила глаза.

— Не верю в ваше раскаяние, — сухо сказала она. — Но учтите, еще раз что-нибудь скажете Лю нюйши, сразу отправлю в театр.

— Не скажем, госпожа, — ответила я, не поднимая глаз.

— В десять тяною здесь, а затем выезд. Так что будьте готовы. Сяо, сделай прическу «разделенный персик». Пусть клиенты видят, что ты готова расстаться с девственностью.

— Но самим трудно соорудить такую прическу, — не удержалась я от замечания и увидела, как у госпожи Дэн гневно раздулись ноздри. — К тому же в Японии эта прическа совсем не для…

— Мне наплевать, что там в Японии, — резко оборвала она меня. — Смысл этой прически понятен без объяснений. В раздвинутом узле волос видна красная полоска подложенной внутрь ткани. Правильно, а? Что молчишь, гейша?

— Да, госпожа, — тихо подтвердила я.

— Вот пусть мужчины полюбуются и представят то, что хотят. Это усилит их желание. И торг станет активнее. Лао, сделай ей такую прическу пусть и без соблюдения канонов. Не к парикмахеру же вас везти!

Госпожа Дэн помолчала, сурово глядя на нас. Потом бросила на футон кусок красной атласной ленты, улыбнулась и вышла.

— Убила бы, — начала Рита.

— Я посплю, — сказала я. — И тебе советую.

Но только я задремала, в дверь постучали.

— Кого там еще черти несут?! — возмутилась Рита.

Мы увидели все ту же молчаливую сяоцзе. Она вкатила тележку. Мы приподнялись, с любопытством на нее глядя. Сяоцзе сняла большое блюдо с разнообразными фруктами и поставила его на пол возле футона. Затем тарелку с какими-то сладостями, обложенными маленькими, ароматно пахнущими булочками. После этого она вынула из токонома вазочку с уже засохшими белыми цветочками. Достала их, потом деловито проследовала в душевую и, судя по звукам льющейся воды, вымыла вазочку. Рита прыснула и тихо спросила:

— Она что, и икебана нам составит?

— Не знаю, — ответила я, улыбаясь и не сводя глаз с еды.

Сяоцзе скоро появилась. Она поставила влажную вазочку на пол, потом сняла с тележки сосновую веточку и положила рядом. Поклонившись, она вышла за дверь, таща за собой тележку.

— Видимо, икебана мы должна делать сами, — заметила Рита, не переставая улыбаться. — Но ведь нам предоставили всего одну ветку сосны. Смешно даже! Чего она сама-то ее в вазу не воткнула?

— Что ты! — ответила я и тоже начала улыбаться. — Это особое искусство и наша привилегия. А вдруг она поставит ее не под тем углом? Или, не дай Бог, оборвет не те иголки?

Рита засмеялась, потом взяла булочку, кисточку крупного черного винограда и с удовольствием принялась за еду. Я присоединилась к ней.

Из золотой записной книжки с изображением иероглифа «Тацу» на обложке:

Секреты гейш. Икебана.

«Икебана — японское искусство оформления букета. Слово «икебана» означает «живые цветы». Другое японское слово для того же понятия — kado («путь цветов»). Корни икэбана уходят вглубь истории Японии. Они связаны с древним обычаем преподношения цветов умершим предкам и божественным духам, которые, согласно религии Синто, находятся в каждом предмете. На смену религиозной системе синтоизма в VI веке в стране был введен в качестве государственной религии буддизм. С построением буддийских храмов появился и ритуал преподношения цветов Будде. Считается, что принц Сётоку (574–662), содействовавший установлению буддизма в Японии, положил начало и цветочной аранжировке.

Когда в стране господствовал синтоизм, икэбана основывалась на философии противостояния двух сил — света и тьмы, символизирующих Небо и Землю. Соответственно, конструктивную основу аранжировки составляли два главных элемента (две ветки), но в середине VII в., после посещения Китая монахом Сэнму и под влиянием конфуцианства, к этим двум веткам в структуру икэбана был привнесен третий элемент, символизирующий Человека. Тем самым выражалась идея гармонии человека и природы. Первые композиции из растений, которые строил Сэнму и ставил в храме, были очень простыми и состояли из трех элементов (веток или цветов). Дом Сэнму называли «хижиной у пруда» — икэнобо. Этим именем через восемь столетий была названа первая школа искусства икэбана. Трехветочная икэбана заложила основу для старейшего стиля рикка (стоящие цветы).

Постепенно икебана развилась в отдельную школу, обучение в которой было сродни священнодействию. Во время обучения учитель соблюдает полное молчание, а ученики должны полностью сосредоточиться на процессе составления букета, который является своеобразной медитацией. Ученик должен суметь слиться с духом цветов, чтобы полностью выразить себя посредством букета. Основное правило, сопровождающее аранжировку букета, заключается в следующем: кто говорит, тот не знает; кто знает, тот не говорит. Составные части букета образуют собой символы, а их расположение указывает на жизнь и движение.

Но под влиянием учения буддийской школы Дзен (1141–1215), икебана перестала быть только религиозным атрибутом, а процесс ее создания священнодействием. Композиции рикка, достигшие к XII в. монументальности и помпезности, становятся теперь меньше по размеру, более тонкими в расцветке. Икэбана постепенно оказывается частью повседневного быта человека, она начинает создаваться не только для храмов, но и для дворцов аристократов, а затем для военной знати. Наряду со стилем рикка и в противовес ему появляется другой, собирательный, стиль аранжировки нагеирэбана. Нагеирэ отражает естественный рост растений, цветы стоят в вазе непринужденно, не стесненные какими-либо правилами; стебли их свободно опираются о края сосуда. Нагеирэ имеет очень много форм, композиция бывает прямостоячей, наклонной, свисающей, настенной, лежачей. И благодаря этому этот стиль стал популярным во всех слоях населения.

И, естественно, этот стиль вошел в моду в «цветочных кварталах». Знаменитые куртизанки начинают украшать свои жилища цветочными композициями. И даже стали брать уроки по аранжировке цветов. Гейши также не отстают от моды. И вносят в стиль нагеирэ утонченность и изысканность. Вскоре в чайных домах появляется обычай украшать нишу токонома простым и изящным букетом, часто ставится всего один цветок. И новый стиль чайных домов получает название тябана, называемый иногда икэбаной одного цветка. Тябана, в соответствии с особой атмосферой, в которой проходила чайная церемония, отличался простотой, скромностью и самих цветов, и вазы: они не могли быть яркими и броскими, всего 1–2 цветка и листик.

Икебана становится для гейш не только способом гармонизировать пространство, но и создать особую атмосферу для клиента, рассказать ему без слов о своем настроении. Создаются устойчивые символы, сочетания цветов и веток несут всем понятный смысл. Гость, едва переступив порог, смотрит на букет и понимает, какую информацию он несет.

Так, ива и сосна означают долголетие и выносливость, бамбук — жизнестойкость, цветущая ветка сливы — смелость и энергию, ирис — честь. Композиция из веточек криптомерии оберегает от нечистой силы, сосна и роза символизируют вечную молодость, сосна и сакура — преданность и рыцарство, слива и пион — молодость и процветание, пион и бамбук — процветание и мир».

Еда и сон сделали свое дело, и я почувствовала себя намного лучше. Утренняя чайная церемония не принесла никаких неприятных сюрпризов. Она проходила здесь же, но гости были другие. Один из них, очень пожилой на вид китаец с неприятным землисто желтым лицом, не сводил глаз с Риты. Госпожа Дэн довольно улыбалась, видя его явную заинтересованность. После окончания тяною он подошел к ней и что-то начал шептать на ухо. Она кивала и улыбалась все шире. Потом подозвала Риту. Я с трудом сдерживала волнение, внезапно охватившее меня.

«Неужели торг закончился? — с тревогой думала я. — И Рита достанется этому высохшему желтому сморчку?»

Госпожа Дэн вышла из зала, Рита и китаец следовали за ней. Я машинально отправилась следом, не сводя глаз с тонкой белой шеи Риты, низко открытой приспущенным воротом кимоно. Но у выхода меня остановила госпожа Лю.

— А ты куда? — ласково спросила она, но глаза были настороженными.

— В свою комнату, — ответила я. — Хочу отдохнуть перед следующим выходом.

— За тобой уже приехали, — сказала она. — Особый заказ.

— Какая же ты мразь, — ответила я, нежно улыбаясь и глядя ей в глаза. — А твоя кривоносая дочурка — дрянь последняя. И заведение твое сплошное убожество. Чтоб вы обе сдохли в страшных муках!

Но я говорила на русском, и госпожа Лю, естественно, ничего не поняла. Она замерла, вслушиваясь в чужую речь, потом ответила:

— Юй, твои слова не понимаю.

— Простите, госпожа, — ответила я, — машинально заговорила на родном языке. Я спросила, что за особый заказ.

— Жень сяньшэн возьмет тебя с собой на несколько часов. Но ты не говори…

Она осеклась и задумалась. Потом улыбнулась и пошла впереди меня.

«Боится, что нажалуюсь, — подумала я, идя следом. — А может и стоит рассказать Чжао, как тут с нами обращаются. Хотя, конечно, нет. Они связаны делами. А я просто товар».

— Вы довольны нами, госпожа? — спросила я, когда мы пошли по коридору. — Мы оправдали наше звание гейш?

— Да, вы уже принесли нам хорошую прибыль, — ответила госпожа Лю, не глядя на меня и быстро идя к двери. — И, надеюсь, принесете еще большую. Я подумаю и, может, выкуплю вас у Жень сяньшэн для своего заведения, — неуверенно добавила она.

Я внутренне содрогнулась, представив такую перспективу.

Чжао уже ждал нас у служебного входа. Как только мы появились, он распахнул заднюю дверцу, и я села в машину. На заднем сидении увидела футляр сямисэна. Госпожа Лю что-то быстро сказала Чжао, он кивнул.

— Добрый день, Аямэ, — радостно поздоровался он, когда мы поехали.

— Добрый день, господин, — спокойно ответила я.

— Лю нюйши довольна вами, — продолжил он после паузы, во время которой выворачивал из переулка на широкую улицу. — Возможно, я заберу вас раньше, чем планировал.

«И неизвестно куда мы попадем», — подумала я, но промолчала.

— Сейчас у тебя будет индивидуальный клиент, — сказал Чжао. — Это наш партнер, он японец, очень богатый и очень нужный мне человек. Ты сегодня будешь сопровождать его.

«Если он японец, — с надеждой подумала я, — то не будет требовать от гейши интимные услуги».

Господин Танака оказался пожилым и представительным на вид мужчиной. Мы приехали в какой-то ресторан, где он, как я поняла, уже заканчивал обедать. Ему только что принесли чай, и господин Танака пригласил нас присоединиться. Чжао представил меня, как гейшу Аямэ. Я поклонилась и вежливо поздоровалась на японском:

— Коннитива, Танака-сан.

Он явно обрадовано посмотрел на меня и вновь пригласил присесть рядом. Я опустилась на стул и взяла чайничек. Когда наливала ему чай, рукава кимоно сползли и мои запястья оголились. Господин Танака пристально посмотрел на них, но тут же отвел взгляд. Чжао исподтишка наблюдал за нами. Потом они начали что-то неторопливо обсуждать на китайском, довольно посмеиваясь. Я сидела молча и периодически подливала им чай. Чжао достал сигарету, я взяла зажигалку, лежащую возле его чашки, и поднесла огонь. Он прикурил, но при этом придержал мои пальцы. Господин Танака остро глянул на мою руку и облизнулся.

«Без секса сегодня не обойдется, — с тоской подумала я, мельком посмотрев в его черные замаслившееся глазки. — Он меня, по-видимому, как настоящую гейшу и не воспринимает».

Чжао что-то сказал подошедшему в этот момент официанту. Тот записал и удалился. Скоро он принес графинчик с сакэ, а передо мной поставил сливочный десерт с фруктами.

— Для тебя, прекрасная Аямэ, — учтиво проговорил господин Танака. — Угощайся.

— Аригато: годзаимас, Танака-сан, — вежливо поблагодарила я и поклонилась.

Но первым делом налила им сакэ. Они выпили и вновь начали что-то обсуждать. Я взяла крохотную серебряную ложечку и осторожно взяла на кончик взбитых сливок. Когда поднесла ко рту, господин Танака искоса глянул на мои губы. Я слизала сливки. Он замер, потом глотнул и что-то еле слышно сказал улыбающемуся Чжао. Тот закивал.

Когда они допили сакэ, господин Танака встал и, улыбаясь, предложил мне сопровождать его. Я молча поклонилась. Чжао пошел впереди. На улице мы уселись в машину господина Танака. У него был, как я поняла, личный водитель. Чжао принес сямисэн из своей машины и поехал с нами. Он был уже сильно навеселе и настроен весьма игриво. Господин Танака занял переднее сидение. Мы устроились сзади. Как только поехали, я тут же почувствовала руку Чжао под полой кимоно. Он смотрел прямо перед собой с отсутствующим видом, но его рука уже забралась непозволительно глубоко. Я сохраняла спокойствие. Не поворачивая головы, тихо спросила:

— Куда мы едем, господин?

Рука остановилась.

— В район Монг Кок, — ответил он после паузы. — Там у нас сеть массажных салонов. Господин Танака высказал пожелание расслабиться.

— Да, да, — закивал тот, обернувшись к нам.

— Но зачем вам гейша? — не унималась я, чувствуя, как пальцы вновь зашевелились, и невольно сжимая бедра.

— Не волнуйся, Аямэ, — улыбнулся Чжао и вынул руку. — Ты будешь просто петь и играть для господина. Ему приятно твое общество.

Он понюхал пальцы, потом облизал их и хитро на меня глянул. Но я сделала равнодушное лицо. И стала смотреть в окно. Мы ехали по какой-то очень оживленной улице. Народ густо заполнял тротуары. Сплошные витрины магазинов пестрели вертикальными вывесками с цветными иероглифами, огромными экранами, на которых постоянно менялись рекламные ролики, множеством фонариков самой различной величины и формы.

Чжао, к моему изумлению, достал из кармана плоскую фляжку и глотнул. Запахло виски. Он убрал фляжку и привалился ко мне.

— Это похоже на Гиндзу, — сказала я, отодвигаясь. — Есть в Токио такой район, где сосредоточены рестораны, выставочные залы, дорогие магазины.

— Да, да, — обрадовано подтвердил господин Танака.

— Мы на Натан роад, — ответил Чжао. — Еще эту улицу у нас называют «Золотая миля». Здесь сосредоточено множество ювелирных магазинов. Ты любишь украшения? — тихо спросил он мне на ухо.

Я вежливо улыбнулась, но не ответила.

Через какое-то время мы свернули и поехали по не менее оживленной улице. Скоро остановились у обычного на вид небоскреба, весь первый этаж которого занимал торговый центр. Он соединялся стеклянными переходами со зданием, стоящим рядом и, видимо, имел там продолжение. Мы вышли и направились в торговый центр, что меня несколько удивило. Пока мы шествовали по залу среди снующих покупателей, я мельком оглядывала витрины с самым разнообразным товаром. На нас никто не обращал внимания, потому что публика была самой разношерстной. И японец в сопровождении гейши в кимоно и с набеленным лицом, видимо, ни у кого не вызывал удивления. Чжао следовал чуть впереди. Он нес футляр с сямисэном, словно мой слуга, и меня это несколько забавляло.

Мы прошли в конец торгового зала и оказались у лифтов. Поднялись на третий этаж и, как я поняла, оказались непосредственно в салоне. От стойки ресепш, как только мы появились, к нам ринулся маленький вертлявый китаец с гарнитурой на ухе. Он начал быстро кланяться и приветствовать «высоких гостей». Чжао что-то сказал ему на китайском, и он замер, внимательно слушая с подобострастным видом. Потом заулыбался и кивнул. Тут же, словно из-под земли, появилась китаянка в короткой синей плиссированной юбочке и узкой обтягивающей майке. Чжао неожиданно попрощался с нами, сказав, что мы в надежных руках и пообещав заехать за мной через два часа. Он протянул немного удивленной девушке футляр с сямисэном и удалился. Она захихикала, прикрыв рот ладонью, и пригласила нас к лифту в конце коридорчика. Мы поднялись на четвертый этаж и оказались, как я поняла, в раздевалке со множеством узких шкафчиков. Но девушка там не остановилась и провела нас в отдельное помещение. Она осторожно положила сямисэн на кожаный диванчик, поклонилась и удалилась, закрыв за собой двери.

Помещение было, по всей видимости, раздевалкой для VIP-клиентов. Здесь также имелся шкафчик, но он был из темного полированного дерева, довольно вместительный и с зеркальной дверцей. Господин Танака явно был здесь не первый раз. Он спокойно открыл шкаф и достал с полочки шорты-трусы в полиэтиленовой упаковке. Я стояла возле диванчика и не знала, что мне делать. Тут он словно вспомнил о моем существовании. И проговорил:

— Располагайся, Аямэ. Прошу тебя поиграй мне.

— Хорошо, Танака-сан, — ответила я и села на диван, открыв футляр.

Пока я собирала сямисэн, он разделся и аккуратно повесил одежду в шкаф. Потом натянул шорты и сел рядом со мной. Я начала наигрывать незамысловатую мелодию и тихо напевать. Господин Танака вздохнул, радостно заулыбался и откинулся на спинку дивана. Его лицо приняло умиротворенное выражение. Я играла около получаса одну мелодию за другой, а он все сидел и словно медитировал. Наконец, его внутреннее состояние, видимо, пришло в норму. Господин Танака посмотрел на меня и удовлетворенно заметил:

— Ты чудесно играешь. Это то, что мне сейчас нужно. К тому же так приятно смотреть на тебя.

— Рада доставить сам удовольствие, Танака-сан, — сказала я и поклонилась.

— Прошу тебя, — умоляюще начал он, — не прекращай играть.

И я вновь начала щипать струны.

В этот момент в дверь постучали. Заглянула давешняя девушка-китаянка и пригласила нас за собой. Зайдя в соседнее помещение, мы оказались в душевой с маленьким круглым бассейном. Я села на запятки и продолжила игру, пока господин Танака фыркал под сильными струями душа, а потом плавал. Когда он вышел из воды, девушка, которая тенью замерла у двери, метнулась к нему и подала длинный махровый халат. Из душевой мы проследовали в массажную. Там нас встретил огромный мужчина с накачанным торсом. Он молча положил господина Танака на стол и начал массировать так, что я явственно слышала хруст костей. Он его мял и крутил, словно тесто. А я продолжала, как заведенная кукла, играть на сямисэне и тихо напевать. После массажа мы вернулись в раздевалку. Девушка принесла чашку ароматно пахнущего чая и предложила его господину Танака. Он медленно выпил и счастливо заулыбался.

Примерно через полчаса мы зашли в квадратное небольшое помещение. Я по знаку господина Танака присела на пуфик в углу и вновь начала играть. А он устроился на узком массажном столе с отверстием для головы. Девушка удалилась. И тут же появилась другая, очень на нее похожая. На ней была, как и на первой, синяя плиссированная юбочка и майка. Она перевернула господина Танака лицом в отверстие и начала легко массировать его спину. Потом зачем-то быстро натянула колготы, которые достала из тумбочки, и забралась на стол. Она начала ходить по спине господина Танака, потом вновь массировала его руками.

А я все играла на сямисэне, наблюдая за ее действиями. Но, похоже, она не обращала на меня никакого внимания. Видимо, и не такое тут видела.

Затем девушка быстро и на удивление легко перевернула его грузное обмякшее тело на спину и стала нажимать на точки внизу живота, при этом что-то приговаривая и сексуально постанывая. Я увидела, как «нефритовый стебель» начинает наливаться. Она выдавила из тюбика гель, смазала руки и начала медленно массировать. Но господин Танака никак не мог войти в нужное состояние. Я видела, как его ствол обмяк и повис в ее маленьких пальцах. Она убыстрила движения, потом вновь помассировала точки внизу живота. Но безрезультатно. Я с интересом наблюдала за ее манипуляциями.

«В ее обязанности, видимо, входит удовлетворить клиента любой ценой, — думала я, глядя, как ствол то наливается, то опять обмякает. — И что она предпримет дальше?»

Девушка, не переставая улыбаться и хихикать, освободилась от одежды и, быстро сказав: «Mister, look», уселась на кушетку. Господин Танака повернул голову, и она широко раздвинула ноги и показала ему «яшмовые ворота». Затем приняла несколько соблазнительных поз и вновь раскрылась. У нее все там было начисто выбрито. Она поиграла пальцем со своим «зернышком» и застонала громче. И это возымело мгновенное действие. «Нефритовый стебель», наконец, встал и налился. Девушка радостно защебетала и, продолжая стонать, кинулась к нему. Она начала тереться маленькими грудками о его тело. Фонтан семени, хлынувший вскоре, поразил меня своей мощью и количеством жидкости. Девушка, не переставая щебетать, тщательно вытерла все салфетками и поклонилась.

Когда мы спустились на третий этаж, Чжао уже был там. Он привалился на стойку ресепшн и о чем-то весело разговаривал с юной на вид девушкой. Она также весело отвечала ему, но не забывала периодически смотреть в экран стоящего перед ней монитора и отвечать на телефонные звонки. Увидев нас, Чжао радостно осклабился и пошел навстречу. Я поняла, что он прилично пьян.

— Вы довольны? — спросил он.

— Вполне, — ответил господин Танака. — Я, пожалуй, вернусь к себе в отель. На сегодня с меня хватит.

— Прекрасно, — явно обрадовался Чжао. — Сейчас вызовут вашу машину.

— Я могу отвезти Аямэ, — после паузы любезно предложил господин Танака.

— Не стоит, — ответил Чжао. — Я отвезу ее сам.

Мы спустились на лифте на первый этаж и вышли на улицу. Господин Танака распрощался с нами и уехал, а я глянула на Чжао. Он смотрел на меня весьма недвусмысленно.

— Ты голодна? — неожиданно поинтересовался Чжао.

Я молча кивнула. Он остановил такси. Но потом вдруг передумал.

— Пройдемся, — предложил он. — Здесь неподалеку есть ресторанчик. Его управляющий мой хороший друг.

Я засеменила рядом с ним на высоких гэта, проклиная в душе все на свете. Чжао, правда, взял у меня футляр с сямисэном.

— Как вам живется в окия? — спросил он, закуривая и поглядывая на меня.

— Хорошо, — ответила я.

— А Дэн нюйши не очень строга? — после паузы продолжил он расспросы.

— Нет, — сказала я, с трудом преодолевая желание послать и его и всех остальных куда подальше.

— Удивительно, — тихо заметил он, выпуская дым через ноздри.

Мы завернули за угол здания и оказались практически у входа. Судя по оформлению, это был ресторан с национальной кухней.

Как только мы вошли, администратор сразу подошел и вежливо поздоровался. Он проводил нас за столик, помог мне сесть, отодвинув стул. Я украдкой вытянула ноги под длиной скатертью стола и пошевелила затекшими пальцами.

«Господи, что там сейчас происходит с Ритой?» — с тоской размышляла я.

Весь день я старалась об этом не думать, отгоняя плохие мысли прочь. Но сейчас, усевшись на стул и немного расслабившись, дала волю предчувствиям. Душа сразу заныла. Я заставила губы улыбаться и глянула, как Чжао изучает меню. Он оторвался от него и в задумчивости на меня посмотрел.

— У меня тут есть любимые блюда, — сказал он. — Но просто не знаю, что заказать для тебя.

— На ваш выбор, господин, — ответила я.

— Тогда пошли со мной.

Я удивленно на него глянула, украдкой всунула ноги в гэта, и встала. Мы прошли в конец зала. Там за двумя колоннами, похожими на толстые жгуты из красных и черных канатов, стояли в два ряда клетки. В них сидели собаки. Как только мы подошли к ним, возле нас появился молодой китаец в коричневой униформе.

— Какую выберешь? — спросил Чжао, показывая на клетки.

Я вначале не поняла, но когда смысл его предложения дошел до меня, я не смогла сдержать дрожь отвращения.

— Вон эта выглядит очень мясистой, — сказал он, подходя к одной из клеток и изучая рыжую собачку с симпатичной мордашкой и круглыми черными глазками.

Она подняла мордочку и начала принюхиваться.

— Да, я беру эту, — решил Чжао и что-то сказал парню в униформе.

Тот кивнул и вытащил клетку.

Чжао вернулся за столик. Я семенила за ним, преодолевая чувство тошноты. К нам подошел официант. Чжао сделал заказ.

— Наше блюдо будет готово через сорок минут, — сказал Чжао, повернувшись ко мне. — А пока предлагаю выпить.

— Я не люблю блюда из собак, — мягко произнесла я. — Если можно, то закажите мне что-нибудь более диетическое. К примеру, куриное мясо.

Чжао посмотрел на меня немного раздраженно. Потом перевел взгляд на мои губы. Я машинально улыбнулась. Он обратился к официанту. Но тот отрицательно покачал головой. Чжао усмехнулся и что-то сказал ему. Он кивнул. Скоро нам принесли виски и блюда с закусками. Я с тоской смотрела, как Чжао пьет. Он и так уже был на взводе. Он предложил мне виски, но я отказалась. Тогда Чжао вновь подозвал официанта, и для меня принесли ароматное вино из орехов личи. Я вздохнула и решила, что в любом случае не мешает подкрепиться.

— Ты красивая девушка, — сказал Чжао, глядя на меня.

— Спасибо, господин, — ответила я и глотнула вина.

— Я опасался, что Дэн нюйши испортит твое милое личико, — продолжил он. — Она ненавидит хорошеньких девушек. А ведь когда-то даже заняла третье место в конкурсе красоты.

Чжао уставился мутными полуприкрытыми глазами в стакан виски. Я молча ждала продолжения.

— Она высокая, выше китайского стандарта, с длинными стройными ногами и отличной фигурой, — медленно проговорил он. — Видела бы ты, какое красивое лицо у нее было! Она снималась в журналах, и даже в эпизоде романтического фильма у одного режиссера из Пекина. Какое будущее все ей прочили!

Он вновь замолчал. Потом начал раскачивать стакан, глядя на колышущуюся жидкость.

— И что произошло? — позволила я себе нарушить молчание после очень затянувшейся паузы.

— Да дуры вы все, — зло ответил Чжао и выпил виски. — Мозги, как у самой мелкой птицы, а передок, как у черепахи, открыт для любого и всегда доступен. В один прекрасный день Дэн нюйши потеряла голову от любви. Он был актером кукольного театра теней. И она вначале влюбилась в тень его куклы, которой он управлял. А потом стала и сама такой куклой в его руках. Зарабатывала она тогда даже больше матери Лю нюйши, и все деньги тратила на любовника. Он решил, что так и должно быть и скоро бросил театр и стал жить за ее счет. Но, как говорят в народе, скачущему на тигре трудно слезть. Дэн нюйши влюблялась все сильнее, а он познакомился с невероятно богатой одинокой дамой. И разбил Дэн нюйши не только сердце, но и все лицо, когда она попыталась помешать ему уйти. Она попала в больницу, а он укатил со своей новой в Макао, где и живет по сей день.

Чжао замолчал. Он полез рукой под стол и задел мое колено. Я вздрогнула и отодвинулась.

— Не люби никого, девочка, — проговорил он и ухмыльнулся. — Любовь — змеиный яд, а так как она жалит прямо в сердце, то может вызвать паралич или даже смерть.

Я опустила глаза. Потом все-таки спросила:

— А почему госпожа Дэн не сделает пластическую операцию?

— Не хочет, — не раздумывая, ответил он. — Она мне как-то сказала, что это увечье постоянно напоминает ей о любовнике, словно он все еще с ней.

— Садо-мазо, — пробормотала я на русском.

В этот момент к нам подошел официант и поставил на стол блюда. Мое выглядело странно: закрытый крупный цветок, возвышающийся на тарелке в окружении листочков зелени. Я взяла палочки, раскрыла лепестки и невольно вздрогнула. Внутри лежала жаба. Ее кожа выглядела золотистой и хорошо прожаренной.

— Это лучшее блюдо ресторана, — пояснил Чжао и довольно заулыбался. — Жаба, запеченная в цветке лотоса. Это вкусно. Попробуй, намного нежнее курятины.

Я смотрела на жабу, испытывая смесь голода и отвращения. Потом отделила толстую заднюю лапку и, закрыв глаза, отправила ее в рот. Вкус оказался очень похожим на куриное мясо, но, действительно, намного нежнее. Внутри лапки вместо косточек была начинка, напоминающая грибной паштет.

После ресторана мы поехали в какой-то отель. Чжао, плотно поев собачьего мяса, больше не пил. И трезвел прямо на глазах. В такси он прижался ко мне, потом зашептал, что его раздражает мое белое лицо, что это цвет смерти и что актеры традиционного китайского театра цзинси, выступающие в амплуа негодяев, используют только белый грим. Он задумчиво посмотрел на меня, потом отстранился, достал телефон и куда-то позвонил.

Когда мы приехали в отель, персонал встретил нас подобострастно. Как пояснил Чжао, его родной дядя был владельцем этого отеля. Мы поднялись в роскошный номер.

— Иди в ванную и все с себя смой, — предложил Чжао. — Меня все больше раздражает твоя белая маска.

Я и сама устала от двух кимоно, поясов-оби, высокого парика и толстого слоя грима. С удовольствием все это с себя сняв, я отправилась в ванную и тщательно помылась. Накинув розовый махровый халат, вышла в спальню. Но Чжао там не было. Я упала на огромную постель, покрытую розовым бельем, и мгновенно уснула.

Из тетради лекций Ёсико:

«Мужчина принадлежит Ян.

Ву Сынь

Особенность Ян в том, что он легко возбуждается, Но он и легко отступает.

Женщина принадлежит Инь. Особенность Инь в том, что ее трудно возбудить,

Но столь же трудно насытить».

Метод торможения эякуляции, который использовали древние китайцы, описан Ву Сынем в такой последовательности шагов:

«1. Метод запирания похож на попытку остановить рукой желтую реку… Внимательно изучайте данный метод около месяца и тогда драгоценное сокровище мужчины (семя, цзин) будет в полной безопасности.

2. Преимущество метода запирания в легкости его выполнения. К примеру, если мужчина выполняет стадию трех мелких и одного глубокого толчков, он может закрыть глаза и рот, и дышать глубоко и спокойно через нос, так что он не начнет задыхаться. Когда же он почувствует, что вскоре может потерять контроль, он может одним быстрым движением поднять свою талию и вытащить свой нефритовый пик до одного дюйма или больше и оставаться в таком положении без движения. Затем он может глубоко вздохнуть диафрагмой, и в то же время втянуть низ живота, как если бы он контролировал себя во время поисков туалета. Размышляя о важности сохранения своего цзин, и о том, что его нельзя беспорядочно тратить при глубоком дыхании, он вскоре успокоится. Затем он снова может возобновить толчки.

3. Важно запомнить, что он должен отступить, как только возбудится. Если он отступает уже очень возбужденным и пытается отвести свой цзин назад, то цзин уже не вернется, а поступит в его пузырь и даже в почки. Если такое случится, он может пострадать от некоторых болезней, таких, как боль в пузыре и тонких кишках или увеличение боли в почках.

4. В заключение следует сказать, что метод торможения превосходен, но мы должны практиковать его, когда только что почувствовали возбуждение. Намного лучше отступить слишком рано, чем слишком поздно. Практикуя этот метод, мужчина будет в силах контролировать свою эякуляцию даже с удобствами, ибо не позволит своему нефритовому пику упасть…»

Метод торможения Ву Сыня, переведенный в современные термины, действительно легок. Когда мужчина чувствует чрезмерное возбуждение, он просто вытаскивает свой ствол на время от 10 до 30 секунд. Он может затем войти вновь и возобновить толчки. Он может поступать так с желаемой частотой. Обретая опыт, он обнаружит, что нуждается в отступлении все реже. Со временем ему будет надо поступать так лишь в редких случаях.

В «Тайнах нефритовой камеры» имеется диалог по этому поводу между императором Хуан Ди и его советницей Су Ню:

«Хуан Ди: — Я хочу услышать о пользе любви при редких эякуляциях.

Су Ню: — Когда мужчина любит без потери семени, он усиливает свое тело. Если он любит дважды без потери его, его слух и зрение станут более острыми. Если трижды — исчезнут все болезни. Если четырежды — мир будет в его душе. Если пять раз — обновятся его сердце и кровообращение. Если шесть раз — сильной станет поясница. Если семь раз — сильнее станут его бедра и ягодицы. Если восемь раз — кожа станет гладкой. Если девять раз — он достигнет долголетия. Если десять раз — он станет подобен бессмертным».

Но есть опасность, что мужчина может далеко зайти по другой дороге и не эякулировать достаточно часто. Это опять же вопрос здравого смысла.

Если он почувствует какое-то неудобство и давление в мошонке, то это может быть плодом воображения и, если он эякулирует только раз за три сношения, то так оно и есть.

Если он занимается любовью раз или два в день в течение недели без эякуляции, то пришло время, когда он должен разрешить эякуляции случиться. Время от времени усталость или утомление могут быть симптомами слишком малого, а не слишком большого числа эякуляций.

Никто не должен позволять себе становится рабом одной частоты эякуляции и жестко придерживаться ее. Частота зависит также и от внешних факторов. Если мужчина в течение недели должен особенно много работать, он, возможно, меньше захочет эякулировать. Если он расслабился на досуге, он может захотеть большего числа эякуляций.

Нет необходимости бояться, если вы почувствуете боль в яичках на ранних стадиях эякуляции. Слишком многие мужчины пугаются этого и оставляют усилия. Контроль эякуляции такое же искусство, как и другие, и требует практики для того, чтобы стать специалистом. Основательно потренировавшись, тело приспособится, и контроль эякуляции станет естественным».

Я проснулась оттого, что Чжао лег рядом и крепко обнял меня. Он что-то ласково зашептал мне на ухо на китайском. Я не ответила и даже глаза не открыла. Не хотелось выходить из состояния сна, и вновь возвращаться в реальность.

«Пусть делает, что хочет», — сонно подумала я, перевернулась на бок и прижалась к нему спиной. Он тут же обхватил меня и вонзил сзади «нефритовый стебель». Но двигаться не стал. Просто прилип ко мне и замер. Я почувствовала, как ствол внутри меня подрагивает. И невольно начала ритмично сжимать его мышцами. Чжао часто задышал мне в шею, но по-прежнему лежал неподвижно. Я ускорила игру «яшмовых ворот»… Потом мы уснули. Нефрит так и остался в яшме.

 

Свиток пятый. Туман, подсвеченный встающим солнцем

Когда мы проснулись, было уже темно. Чжао вскочил и посмотрел на часы.

— Вставай, — сказал он. — Пора возвращаться в окию. Я должен был привезти тебя час назад.

«Бедная Рита, — подумала я, соскакивая с постели и бросаясь в ванную, — она волнуется, не знает, что со мной!»

Когда я вышла из ванной, Чжао пристально посмотрел на мое обнаженное тело. Его глаза расширились, ноздри дрогнули. Я потянулась за кимоно, лежащее на кресле. Но он улыбнулся и протянул мне объемный пакет.

— Это я заказал для тебя.

С удивлением я взяла пакет. Там оказался брючный костюм темно-синего цвета, голубая с кружевными вставками блузка и туфли на шпильке.

— Спасибо, — улыбнулась я и начала быстро одеваться.

Чжао с любопытством наблюдал за мной. Вещи оказались мне впору и сидели отлично.

— Ты очень красива, — заметил он. — Лю нюйши предлагает за вас огромные деньги, — после паузы добавил он.

Я вздрогнула и, неожиданно для себя, расплакалась. Он соскочил с дивана, подошел и внимательно посмотрел мне в глаза.

— Я так и думал, — пробормотал он.

— Простите, господин, — ответила я и вытерла глаза.

— Хорошо, Аямэ. Окончится неделя, и я вас заберу. Тебя, по крайней мере, точно.

— Не разлучайте нас с подругой, — умоляюще проговорила я. — Прошу вас! Мы будем работать для вас, как гейши, и принесем хорошие деньги.

— Не плачь, — мягко ответил Чжао. — А то твои красивые глаза стали красными. Заберу обеих.

— Спасибо, господин, — улыбнулась я сквозь слезы.

Но страх по-прежнему не отпускал душу. Перспектива остаться на веки вечные в окия госпожи Лю под началом ее ненормальной дочери вызывала отчаяние.

Чжао привез меня к служебному входу. Я взяла пакет с вещами, сямисэн и пошла к двери.

— Скоро заберу вас, — сказал он мне вслед.

Но я даже не обернулась. У меня буквально подгибались ноги, а слезы жгли глаза. Хотелось лишь одного — спалить все вокруг или взорвать. Я почему-то увидела себя, словно в китайском боевике, где главная героиня владеет дзюдо, ушу и тому подобным. Я мгновенно представила, как пинком открываю дверь в офис и ударом ноги переламываю позвоночник Дэн. Я даже услышала хруст треснувших костей. А затем все крушу на своем пути. Эти картинки вызвали восторженную ярость в душе, слезы сразу высохли. Я внутренне подобралась, словно действительно мне сейчас предстоял рукопашный бой.

Но в коридоре мне никто не встретился. Я прошла в нашу комнатку и, открыв дверь, сразу увидела Риту, сидевшую на полу у стены. Она сжалась в комочек, отвернув лицо. Когда я вошла, она резко повернулась и вскрикнула, задрожав всем телом. Слезы побежали по ее щекам. Я бросила вещи на пол и кинулась к ней.

— Рита, что случилось? — ласково спросила я, обнимая ее за плечи и разворачивая лицом к себе.

«Неужели это случилось? — подумала я, глядя в ее влажные глаза с сильно расширившимися зрачками. — Бедная моя девочка!»

Она всхлипнула, уткнула лицо в ладони и горько разрыдалась. Я налила воды и подала ей.

— Выпей и успокойся, — сказала я, сама уже с трудом сдерживая слезы.

Рита послушалась, взяла кружку и попыталась пить. Но ее зубы стучали о край, вода расплескивалась.

Через какое-то время она успокоилась.

— Тебя так долго не было, — медленно проговорила Рита, приваливаясь спиной к стене и вытягивая ноги. — Я с ума сходила от отчаяния. Решила, что тебя куда-нибудь увезли.

— Ты из-за этого так расстроилась? — чувствуя облегчение, спросила я. — Глупенькая! Разве можно так?

— Когда ты уехала, — монотонно без всякого выражения начала Рита, — эта мразь Дэн пришла за мной. И через час в образе гейши я спустилась вниз по ее приказанию. Там есть такая комната с зеркальной стеной, через которую все видно.

Я невольно закусила губу и с жалостью посмотрела на Риту.

— Она велела мне остаться в спальне и ждать, а сама отправилась наблюдать в соседнюю комнату. Извращенка! Я села на постель. Скоро вошел пожилой китаец. Я его видела на одном из тяною. Он радостно на меня уставился, потом начал ощупывать сквозь ткань кимоно мое тело. И опрокинул меня на спину, подняв одежду мне на лицо.

Рита вновь всхлипнула. Я погладила ее по волосам и тихо сказала:

— Если тебе тяжело это вспоминать, то не рассказывай.

— Но ничего не было! — истерично расхохоталась она. — Когда его мерзкий язык коснулся меня, я с такой силой толкнула его, что он опрокинулся на спину. «Не трогай меня, козел вонючий», — заорала я на русском. И в этот момент ворвалась разозленная до предела Дэн. Она помогла ему встать, отвесила мне оплеуху и зашипела: «Дура, этот господин не покушается на твой цветок. Он лишь немного развлечется. Он заплатил, так что будь добра, веди себя хорошо!» Но господин больше не захотел, — рассмеялась она. — Дэн была в ярости, когда он что-то сердито сказал ей и ушел.

— Слава Богу, — заметила я. — А то я боялась самого худшего.

Рита посмотрела на меня и грустно улыбнулась.

— Но это еще не все, — после довольно продолжительной паузы сказала она. — Я осталась в этой комнате, а Дэн ушла. Но скоро вернулась в сопровождении другого китайца. Помнишь, наверное, был один на тяною с желтым противным лицом, очень пожилой на вид.

Я молча кивнула.

— Дэн посмотрела на меня, — продолжила Рита, — и сказала: «Будешь плохо себя вести, отправлю вас обеих в театр теней и устрою спектакль про лишение девственности. И заработаю на этом нереальные деньги». И я знала, что она это сделает. Поэтому решила терпеть. Я кивнула, она злорадно улыбнулась и положила на постель тюбик с каким-то гелем. Клиент уже дрожал от нетерпения. Дэн удалилась. Он тут же бросился ко мне, задрал кимоно и начал шумно обнюхивать. Я закрыла глаза и решила терпеть. Потом…, — Рита замолчала и всхлипнула.

Я протянула ей кружку с водой. Но она отрицательно покачала головой.

— Рита, если тебе трудно все это рассказывать, то лучше не стоит, — медленно проговорила я, чувствуя, как слезы набегают на глаза.

— А больше и рассказывать нечего, — еле слышно ответила она. — Невинности лишилась моя бедная попка. Эта кривоносая тварь решила продавать меня по частям. Когда клиент ушел, она появилась с довольной улыбкой на лице и сказала, что, несмотря на то, что во мне уже побывал мужчина, я по-прежнему остаюсь нетронутой, и мой девственный цветок пойдет с аукциона за бешеные деньги.

Рита вновь всхлипнула и отвернулась к стене.

Но на следующий день судьба, наконец, решила улыбнуться нам. В полдень нас отвезли в ресторан через два квартала от окия для обслуживания какого-то корпоративного собрания. Это был небольшой междусобойчик, и мы не нанесли полный парадный макияж, а только слегка набелили лица и подкрасили глаза и губы. Госпожа Дэн почему-то не поехала с нами, и мы были в сопровождении молчаливого охранника. Он уселся у дверей на стул, стоящий за высокими растениями в горшках, и уткнулся в газету.

— Самое время сбежать, — с тоской прошептала Рита, доставая части сямисэна из футляра.

— Во-первых, он сидит у самой двери, — тихо ответила я. — Во-вторых, куда мы с тобой без документов и денег?

— Найдем русское посольство, — упрямо ответила она.

— Думаешь, оно есть в Гонконге? — засомневалась я и украдкой глянула на дверь.

Охранник по-прежнему сидел на стуле и читал.

— Или найдем компьютер, — продолжила Рита, собирая инструмент. — И отправим сообщение по емейлу.

— Где мы его найдем? — удрученно заметила я. — Выйдем из этого зала и начнем искать офис этого ресторана?

— Хотя бы! — ответила она.

Но дальше события развивались неожиданно. Удача, наконец, нашла нас. Рита начала петь, аккомпанируя себе на сямисэне. А я присоединилась к группе мужчин, сидящих в углу зала и что-то обсуждающих. Увидев их серьезные лица, я решила разбавить сугубо мужское общество своим присутствием. Они явно обрадовались. Подливая вино в их полупустые бокалы, я мягко подтрунивала над ними. Они пригласили меня присесть за их стол и поднесли бокал вина. Я согласилась.

— А вот и Тони, — сказал один из них.

Я машинально обернулась и не поверила своим глазам. К столику подходил Антон. Я сразу отвернулась и прикрыла лицо веером, пытаясь справиться со смятением.

С Антоном я познакомилась в первый мой приезд в Токио. Это было около трех лет назад. Я тогда была в жутком состоянии после гибели моего любимого Петра, жила в европейской гостинице «Шервуд» в районе Мегуро и пыталась как-то справиться со своим горем. Когда я начала выходить на прогулки по окрестностям, то наткнулась на русский ресторан. Там я и познакомилась с Антоном. Он работал официантом. Увидев его круглолицее добродушное лицо со вздернутым носом и серыми глазами, я обратилась к нему на русском. А потом мы стали хорошими друзьями и даже больше, чем друзьями. Антон помог мне прийти в себя. Его неунывающий характер, неуемная жажда жизни притягивали. Он влюбился в меня, и я вновь начала радоваться жизни. В свой второй приезд в Токио я попыталась найти его, но ребята из ресторана сообщили, что Антон женился на богатой китаянке, у отца которой имелся собственный винный бизнес, и уехал с ней в Шеньжень.

И вот сейчас я видела его прямо перед собой. Антон выглядел отлично. Он немного пополнел, одет был строго и дорого. Когда-то вечно топорщившиеся волосы он сейчас зачесывал назад и укладывал, по-видимому, гелем, так они блестели. От этого его добродушное простоватое лицо выглядело более серьезным и значительным. Антон поздоровался со всеми и взял сигару. Я моментально протянула ему зажигалку. Тут только он глянул на меня и замер. Я увидела, как его лицо начинает краснеть, и спокойно проговорила на английском:

— Огонька, господин?

— Спасибо, — ответил он, не сводя с меня глаз.

— Тони, наверное, никогда не видел гейш, — заметил один из гостей, и все довольно заулыбались и закивали. — А это модно в Гонконге.

— Ага, — пробормотал он, — как в России модно иметь арфистку в ресторане.

— Господин из России? — спокойно спросила я и улыбнулась.

Антон испытующе на меня глянул, видимо, соображая, что происходит и в каком я тут качестве.

— Да, я русский, но постоянно живу в Шеньжене, — ответил он. — И по делам частенько наведываюсь в Гонконг. Тут на машине всего час езды.

Он повернулся к мужчине, сидящему рядом с ним, и сказал:

— Какая милая японская куколка. К тому же умеет говорить.

Все дружно рассмеялись. Он продолжил:

— И, могу поспорить, что она умеет не только говорить. Купить ее можно хотя бы на час?

Мужчины начали переглядываться и понимающе улыбаться. Его сосед после паузы нехотя ответил:

— Скоро должна приехать Дэн нюйши. Поговори с ней.

— О'кей, о’кей, — радостно проговорил Антон и глянул на меня.

Но я незаметно покачала отрицательно головой. Он задумался. Потом сделал вид, что потерял ко мне всякий интерес, отвернулся и начал разговаривать с мужчинами на посторонние темы. Я особо не прислушивалась. Сообщение о том, что госпожа Дэн скоро должна появиться, сильно встревожило меня. Как только она поймет, что Антон мой соотечественник, то сразу прекратит любой контакт между нами. Терять нельзя было ни минуты.

Я увидела, что Рита закончила выступление и отложила сямисэн. Она поискала меня глазами. Я издали кивнула ей. По программе я должна была выступить с веерами. Я извинилась, поклонилась и отошла от стола. Коробка с веерами находилась у охранника. Я подошла к нему, он оторвался от чтения газеты и с недоумением посмотрел на меня. Я улыбнулась и показала на коробку. Он подал ее и вновь уткнулся в газету. Я отвернулась, достала красный шелковый веер и незаметно переломила бамбуковую перекладину. Затем вытащила синий, но портить его не стала. Сделав огорченное лицо, я вернулась за стол.

— Простите, что беспокою вас, — грустно проговорила я, — но танцевать я сегодня перед вами не смогу.

Мужчинам явно было все равно, буду я выступать или нет. Они посмотрели на меня с улыбкой. Я показала сломанный веер.

— Нам не нужен танец, Юй, — проговорил один из них. — Посиди лучше с нами. Твои шутки и твой нежный смех доставят нам радость.

— Но Дэн нюйши строга и мне попадет за это, — ответила я и состроила огорченную гримасу.

— Да, твоя хозяйка имеет жесткий характер, — заметил другой. — Но мы скажем, что ты не виновата.

Антон внимательно вслушивался в этот разговор. Видимо, он уже понял, в каком я отчаянном положении. Неожиданно он взял веер из моих рук и сказал:

— Прекрасная Юй, я сейчас куплю такой же и твоя хозяйка ничего не заметит.

Он встал. Мужчины заулыбались. Один из них сказал, что Тони нашел лучший путь к моему сердцу.

— Но, господин…, — нерешительно начала я.

Антон спокойно пошел к выходу, держа в руках сломанный веер. Я засеменила за ним, держась чуть сзади. Краем глаза заметила, что Рита, сидящая за соседним столиком, провожает нас удивленным взглядом. До выхода было несколько шагов, и я быстро проговорила:

— Мы в плену. Не поможешь, погибнем. Ни документов, ни денег. С хозяйкой тебе лучше не встречаться. Она не допустит, чтобы мы общались.

— Адрес? — еле слышно спросил он, продолжая двигаться к выходу.

— Чайный дом «Юкимура», — ответила я.

— Найду.

Мы остановились у двери из зала. Я сделала умоляющее лицо и взялась за веер. Антон улыбнулся и невозмутимо спросил:

— Мы?

— Заметил вторую гейшу?

Он молча кивнул и сдвинул брови, вырвав у меня веер. Некоторые из мужчин с любопытством за нами наблюдали, повернув головы и пересмеиваясь между собой. Зато охранник, на мое счастье, все также изучал прессу.

— Там есть служебный выход? — спросил Антон.

— С другой стороны здания маленький дворик и дверь.

— Выходите в пять утра.

Я кивнула, и Антон ушел. Веер остался у меня в руках.

Я вернулась к столу.

— Он тебя уговорил, Юй? — начали спрашивать мужчины и хитро заулыбались. — Назначил встречу? Он вернется с веером?

— Нет, господа, — ответила я, опуская глаза. — Наоборот, я попросила не покупать новый веер.

— А ты станцуй с этим. Он целый, — предложил один из них.

Я посмотрела на стол и увидела, что второй веер лежит на нем, словно огромная синяя бабочка с одним крылом.

Примерно через час появилась расфуфыренная госпожа Дэн. Я испугалась, что мужчины расскажут ей об интересе Антоне ко мне, о сломанном веере, но они, видимо, уже забыли об этом маленьком происшествии. Она была настроена на удивление благодушно.

Уехали мы из этого ресторана около четырех часов и отправились в следующее место. Я с трудом справлялась с волнением, боясь, что ночью мы можем оказаться не в окия, а где-нибудь на вечеринке.

«Но не до пяти же утра, — успокаивала я себя. — В это время мы всегда на месте».

Я знала, что служебный вход никогда не закрывается, так как постоянно сновали поварята, уборщики без конца мыли полы даже в ночное время, привозили продукты для ресторана, который работал круглосуточно.

«Господи, помоги, — без конца повторяла я про себя, — пусть Антон приедет, и мы сможем выйти. Пусть в этот момент никого не будет на нашем пути!»

Я умоляла о помощи неведомо кого, так как не принадлежала ни одной религии, но умоляла от всей души.

Рита периодически на меня поглядывала. И я сразу принимала безмятежный вид. Сказать я ей не могла, так как, во-первых, госпожа Дэн исподтишка наблюдала за нами, а во-вторых, я боялась, что Рита не сможет справиться с волнением. Около восьми вечера мы оказались в небольшом кафе, похожим скорее на закрытый мужской клуб. Оно находилось на пятом этаже одного из небоскребов. Его интерьер поражал обилием позолоты, лишь кое-где разбавленной блестящей чернотой лакированного дерева. Казалось, что мы попали в золотую коробку. Когда мы вошли, госпожа Дэн пристально посмотрела на Риту и велела ей «сиять, как полная луна в ясную ночь», так она выразилась.

— Здесь собираются самые богатые господа, самые влиятельные и уважаемые, — тихо добавила она. — Ты должна заинтересовать кого-нибудь из них.

«Все никак не успокоится, — зло подумала я, глядя, как ее глаза заблестели, словно в них отразился весь золотой блеск этого заведения. — Все хочет подороже продать Риту».

— Улыбайся, девочка, — еле слышно проговорила я, видя, что Рита нахмурилась и поникла. — Не зли ее. Только не сегодня.

Она внимательно глянула на меня поверх раскрытого веера. И что-то увидела в моих глазах, потому что сразу изменила выражение лица, расправила брови и выпрямила спину.

Госпожа Дэн представила нас. Мужчины явно заинтересовались и начали, не стесняясь, изучать наши фигуры и лица, словно мы были неодушевленными предметами. Потом все пошло как обычно. Мы с Ритой весь вечер сидели довольно далеко друг от друга и практически не пересекались. Но я была в ударе. Эротическое обаяние, называемое в Японии ики, так и сияло во мне, и мужчины невольно тянулись к нему. Когда мы покинули это заведение, госпожа Дэн довольно на меня смотрела и даже позволила себе заметить, что я имела необычайный успех. Но Рита также очаровала нескольких мужчин, и госпожа Дэн уже предложила им участие в аукционе.

— Все пока идет отлично, — сказала она. — Вы обе очень талантливы.

Мы молча переглянулись.

В окия госпожа Дэн привезла нас к полуночи, высадив у служебного входа. Замирая от радости, я поняла, что она собирается уезжать.

— Отдыхайте, — милостиво сказала она. — Завтра у нас много работы. Вы уже пользуетесь популярностью. И количество заказов все увеличивается.

Она кивнула нам, захлопнула дверцу машины и уехала.

— Что это за парень-то был? — тут же тихо спросила Рита, заходя в дверь.

— Только не волнуйся, — еле слышно ответила я. — В комнате говорить об этом не будем, вдруг нас сяоцзэ подслушает?

— Кто?! — удивилась она. — Тут по-русски никто не понимает.

— А вдруг кто-нибудь понимает, а мы не знаем? — ответила я.

— Таня, ты сама сильно нервничаешь!

— Я знаю только одно: мы должны в пять утра быть возле этой двери.

Она даже остановилась, и я на нее невольно налетела.

— Я же сказала, сохраняй полное спокойствие, — прошептала я.

Рита двинулась к лестнице. Поднявшись в свою комнату, я сразу бросилась к шкафу.

— Где наши вещи, в которых мы сюда приехали? — спросила я, лихорадочно перебирая вешалки.

— Внизу в коробке, — ответила Рита. — Ты можешь толком объяснить, в чем дело?

— Тихо! Мы должны быть наготове и в пять утра спуститься во двор. И клянусь, если кто-то попадется нам на пути, то я способна его убить! Все! Больше ни о чем не спрашивай! А сейчас смывай грим и ложись отдыхай.

— Да разве я усну после такого заявления?! — нервно проговорила она.

— Ага, вот они! — обрадовалась я, найдя наши брюки и блузки. — Хорошо, что на улице прилично потеплело, аж до семнадцати градусов. Я видела огромный уличный термометр возле того золотого кафе. А то теплых вещей у нас и нет.

Когда мы умылись и переоделись, то выключили свет и сели на пол, прижавшись друг к другу.

— Это глупо, — прошептала я. — Вдруг кто-нибудь войдет и увидит, что мы не спим и даже футон не достали.

— Никто не войдет, — ответила Рита. — У Дэн свои планы на эту ночь, ты же видела. Вон она как сегодня разоделась! Она, в принципе, красотка. Если нос чем-нибудь прикрыть, конечно. И чего операцию не сделает?

Я улыбнулась, вспомнив, что мне рассказал Чжао, и, прильнув к уху Риты, поведала ей эту историю. Она слушала молча. Потом вздохнула и тихо проговорила:

— Понятно сейчас, чего она такая злобная.

— И ее остается только пожалеть, — заметила я, чувствуя, что мне действительно становится ее жаль.

— Тань, а что в пять утра? Что это за парень? — после паузы нетерпеливо спросила Рита. — Или ты хочешь, чтобы я умерла от неизвестности?

— Это мой друг, он русский, зовут Антон, — еле слышно прошептала я. — Представляешь, как я ошалела, когда его увидела?

Рита в волнении схватила меня за руки. Ее пальцы были холодными и дрожали.

— Не спрашивай больше ни о чем, — умоляюще сказала я. — Не дай Бог, сглазим удачу.

Мы замолчали и вновь прижались друг к другу, глядя в темноту.

Из тетради лекций госпожи Цутиды:

«При всем внешнем великолепии в жизни гейш были и свои мрачные стороны. На гравюрах мы видим однообразие и скуку их повседневной жизни в окия: они гладят кошек, возятся друг с другом, глядят из окон на луну. Часто они пребывали в плену меланхолии, которая зачастую сменялась истеричной возбудимостью и затяжными неврозами. Об этой стороне жизни гейш практически ничего не писалось. Но были болезни, случалось много истерик и психических надломов из-за жесткого обращения ока-сан. Излишнее усердие в учебе, бесконечные уроки и беспрерывные выезды, особенно когда гейша входила в моду, приводили к туберкулезу и расстройствам пищеварительного тракта. Уровень сердечных заболеваний был высоким; алкоголь собирал свою жатву, отнимая красоту (а иногда и жизнь). Венерические болезни существовали и до того, как американцы открыли Японию миру в конце XIX в., однако их количество взлетело до небес, когда моряки всех стран стали клиентами проституток. Реальные цифры трудно обнаружить даже в официальной статистике, так как японцы их занижали. Не избежали этих заболеваний и гейши, так как частыми клиентами в те времена у них были иностранцы.

Судя по медицинским записям больницы в Ёсивара от 1898 г. 6,5 % женщин страдали венерическими заболеваниями. Уровень таковых среди дзигоку (независимых и незаконных проституток) и ётака («ночных бабочек») неизвестен. Больные девушки могли выехать на носилках, называвшихся каго, для посещения доктора и для лечения. Храмовый колокол в Асакуса служил сигналом: им следовало вернуться в Ёсивара к 17:30.

Правила в Ёсивара иногда были строгими, а иногда не очень. И поток посетителей не уменьшался даже ночью. Существовал хикэ или час закрытия, установленный на 22:00. Тем не менее, когда большие ворота, О — мон, закрывались на замки, гостей часто потихоньку впускали через небольшую дверцу, прорезанную в воротах. В полночь стучали друг о друга прямоугольными кусками дерева, давая понять, что с этого момента Ёсивара была накрепко отрезана от мира. В один из периодов куртизанки были разделены на тех, кто принимал хиру (дневных) гостей и тех, кто принимал ёру (ночных). Приглашенные гейши также присутствовали на этих банкетах и днем и ночью.

Такая жизнь часто приводила к болезням и срывам. Если гейша была популярной и знаменитой, поразительно, до чего мог дойти ее покровитель ради ее излечения. Он не только предоставлял ей лучшие врачебные услуги, но также перевозил в пригород на свежий воздух и устраивал со всевозможной роскошью. Иногда он отправлялся в какой-нибудь известный храм, чтобы молиться о ее выздоровлении.

Но были и гейши-неудачницы. По каким-либо причинам они не пользовались спросом и проводили дни в забвении в окия, прислуживая более удачливым товаркам. Некоторые из них совсем опускались, зачастую начинали пить, и тогда хозяйка прибегала к курагаэ, «смена седла». То есть гейша переходила в разряд проституток, причем, как правило, такая опустившаяся девушка попадала в самые дешевые публичные дома.

Девушки из домов средней руки и ниже сталкивались с серьезными трудностями. Если они заболевали, их пользовал какой-нибудь коновал, их помещали в заброшенном чулане, и там они выздоравливали или умирали. Если девушка умирала, и никто не забирал останки, ее хоронили на специальном кладбище для нищих и бродяг Дотэцу.

Случались и побеги. Большинство беглянок были замешаны в любовных историях. Эти женщины были настолько одурманены сексом, что бросались иногда даже за малейшим признаком искренней привязанности, бывая очарованными одним ласковым словом или добрым поступком. Они были сентиментальны, зачастую даже слишком, и строили воздушные замки на пустом месте.

Некоторые убегали, запутавшись в долгах. Поддерживать свои костюмы в должном состоянии было делом недешевым; многие, не представляя себе правил денежного обращения, попадали в силки займов и процентов по выплатам. Если девушку ловили, но через какое-то время она вновь убегала, от нее старались избавиться и перепродавали.

Общество гейш и успешных куртизанок часто называлось «плывущим миром», но о жизни обычных проституток часто говорили, как о кугай — «мире страданий».

Без десяти пять мы спустились вниз. На наше счастье нам никто не встретился. Да и время было самое тихое. Клиенты под утро расходились, на кухне наступала передышка, повара старались поспать, музыканты уходили обычно около трех-четырех, уборщики дневной смены начинали около семи. Так что время для побега было идеальным. Я осторожно открыла дверь и выглянула на улицу. И тут же увидела, как подъехала машина. Я так обрадовалась, что позабыла о всякой осторожности, и уже хотела выбежать во дворик. Но Рита вовремя схватила меня за руку и прошептала:

— Куда? А вдруг это не он?!

На наше счастье в Гонконге практически не бывает темного времени суток, потому что улицы, небоскребы, круглосуточные торговые центры, многочисленные рестораны и бары беспрерывно сияют огнями рекламы и всевозможными подсветками от маленьких фонариков до огромных прожекторов.

Мы затаились за дверью и стали смотреть в узкую щелку. Машина остановилась, и из нее, к нашему неописуемому ужасу, вышла, сильно шатаясь, госпожа Дэн. Она громко хохотала и что-то говорила, наклонившись к открытой дверце машины.

— Мы пропали, — прошептала Рита.

Но я почувствовала внезапный прилив сил и твердо проговорила:

— Все равно уйдем. Я больше не могу! Если даже Антон не приедет, сами уйдем отсюда, куда глаза глядят. Ты же сама предлагала найти российское посольство.

Госпожа Дэн в этот момент чуть ли не наполовину скрылась в машине.

— Надеюсь, это поцелуй на прощание, — заметила я, внимательно наблюдая.

И, действительно, она выпрямилась, махнула рукой отъезжающей машине и зигзагообразно направилась во дворик. Мы метнулись под лестницу и замерли, буквально вжимаясь в стену. Дверь открылась, и госпожа Дэн начала подниматься, что-то весело бормоча себе под нос и периодически спотыкаясь.

«Только бы ей не вздумалось зайти к нам в комнату», — с запоздалым испугом подумала я.

Мы услышали, как громко хлопнула дверь на второй этаж, и ринулись к выходу. Выглянув, я с облегчением увидела, что у входа во дворик стоит машина и возле нее Антон в чем-то светлом.

— Быстро! — шепнула я Рите, и мы вылетели на улицу.

Мне показалось, что уже через секунду мы оказались в машине Антона, которая мгновенно рванула с места. Когда машина выехала из узкого переулка на улицу, Рита внезапно оглянулась и всхлипнула. Я обняла ее за плечи.

— Все в порядке, девочки, — сказал Антон, до этого не проронивший ни слова. — И мы едем в Шеньжень.

Антон постоянно жил в Шеньжене, городе практически вплотную прилегающему к Гонконгу. Мы доехали до границы за час. В прошлом году, как сообщил нам Антон, Гонконг присоединился к Китаю в качестве SAR — особой административной области. Но таможня осталась.

— И как мы проедем без документов? — испуганно спросила Рита и всхлипнула.

— Да не волнуйтесь, девочки, — уверенно ответил он. — Вы даже не представляете, насколько коррумпирована здесь таможня, как, впрочем, и полиция. Я тут уже не первый год, мой тесть очень влиятельный бизнесмен, так что связи имеются. И на таможне свои люди. Не забивайте этим головы.

И, действительно, мы проехали без сучка без задоринки.

Город выглядел практически как Коулун. Целый лес небоскребов, огни рекламы и подсветок, но народу на улицах и машин на шоссе было поменьше. Антон явно расслабился и чувствовал себя свободнее. Но все равно я заметила, с какой нескрываемой жалостью он иногда на нас поглядывает, периодически поворачиваясь и спрашивая, как мы себя чувствуем.

— Все хорошо, — отвечала я.

Но началась реакция, и меня била крупная дрожь.

— Представляете, Шеньжень еще десять лет назад был крохотной деревушкой, — начал рассказывать Антон, увидев, что слезы побежали по моим щекам и, видимо, пытаясь отвлечь от грустных мыслей. — Она была удобно расположена в дельте реки Жуцзян и прекрасно подходила для создания новой свободной экономической зоны. И вот за такой короткий промежуток времени вы видите, какой вырос огромный и цивильный город с населением, между прочим, около пяти миллионов человек и даже со своим аэропортом.

— Надо же, — вяло сказала Рита и поглядела в окно.

Я видела, что она вновь начала плакать.

— Но на самом деле, я думаю, что населения здесь намного больше, — громче продолжил Антон.

— Почему? — через силу спросила я, но не сдержалась и всхлипнула.

— По законам можно иметь лишь одного ребенка, — сказал он, не поворачиваясь и делая вид, что не слышит, как мы плачем. — Но рожают совсем не одного. И получается, что первенца регистрируют как положено. Он имеет право получить образование, потом устроиться на хорошую работу. А его брат или сестра абсолютно бесправны, потому что они как бы не существуют. Их рождение утаивается. Вырастая, они не умеют ни читать, ни писать и вынуждены работать поломойками, забойщиками скота, уборщиками туалетов. В общем, на грязных, мало оплачиваемых работах. Или им приходится вообще ничем не заниматься и поневоле попрошайничать.

Мы свернули с шоссе и поехали между обычными на вид многоэтажными панельными домами.

— У меня тут квартирка имеется, типа холостяцкой, — сказала Антон, — я вас там размещу. Но она небольшая.

Квартира оказалась очень даже приличной. Она находилась на пятом этаже 12-этажного дома и состояла из двух спален, холла и кухни. Окна были огромными, от пола до потолка. Когда мы вошли в дверь, то сразу услышали какой-то щебет. Оказалось, что на довольно большой лоджии помещены клетки с попугаями.

— Это тут обычные домашние птички, — пояснил Антон, видя наше изумление. — Увидите, что почти на всех балконах есть клетки с ними. Танюша, вы тут осмотритесь и располагайтесь. В холодильнике полно продуктов, так что подкрепитесь. И лучше поспите. А я скоро приеду. Нужно решать с вашими документами.

Я поцеловала его в щеку и вновь не удержалась от слез. Рита тоже начала плакать.

— Ну-ну, девочки, — мягко сказал Антон, — вы так мне в квартире потоп устроите. Все будет хорошо.

Он улыбнулся и быстро вышел за дверь.

Мы проспали до обеда и даже не услышали, как вернулся Антон. Я очнулась от какого-то шума и запаха жареной рыбы. Накинув махровый халат Антона и глянув на спящую Риту, я вышла в кухню. Антон стоял возле сковороды и деловито переворачивал скворчащую рыбу.

— Привет, — сказала я и улыбнулась.

— Привет, моя дорогая, — ответил он. — Сейчас вас покормлю и вновь уеду.

— Рита спит еще.

— Ну и не буди. Пусть отдыхает. А сама давай, начинай есть. Пока рыба горячая. И салат бери. Я накромсал, как сумел.

Антон выложил последнюю рыбину на блюдо, быстро ополоснул сковороду, вымыл руки, испачканные в муке, и сел напротив меня. Он с явным удовольствием смотрел, как я ем.

— А сам-то чего? — спросила я.

— Завтракал уже и даже обедал, — улыбнулся он.

Когда я выпила чашку зеленого чая, Антон предложил выйти на балкон. Он прихватил сигареты. Мы уселись на раскладные деревянные стулья среди клеток с вертлявыми покрикивающими попугаями.

— Таня, расскажи мне все, что произошло, — серьезно проговорил он. — Я, по правде говоря, все еще пребываю в шоковом состоянии.

Я глубоко вздохнула, сосредоточилась и поведала ему все, начиная от безумной ревности Инги и пожара в агентстве до нашей жизни в окия госпожи Лю.

— Господи, — в заключении тихо проговорила я, — если бы не наша поистине чудесная встреча, то Ритку уже…

Я не выдержала и расплакалась.

— Ну-ну, Танечка, — мягко сказал Антон, — успокойся. Не нужно было заставлять тебя все это рассказывать. Но должен же я понимать положение вещей.

— И за что? — спросила я сквозь рыдания. — Что я кому плохого сделала?

— Успокойся, — ласково ответил он. — Ты же знаешь местную мудрость: у каждого свой путь, и идущему он до конца неведом. Знаешь, первое, что мы сейчас сделаем, это позвоним твоей Лизе. Помнишь ее телефон?

Слезы мгновенно высохли, и я с радостью посмотрела на Антона.

— А это возможно? — все еще не веря, спросила я.

— Господи, Татьяна! Мы же не в тундре, где до ближайшего телефона на оленях нужно добираться. Говори номер.

Я назвала номер телефона ее квартиры.

— Так, разница четыре часа. Значит, в Москве сейчас девять утра. Надеюсь, она дома, — говорил Антон, нажимая на кнопки крохотного сотового телефона.

Он приложил его к уху. Подождал, потом спокойно проговорил:

— Доброе утро. Мне нужна Лиза. Ах, это вы! Очень приятно. Сейчас с вами будут разговаривать.

Антон протянул мне телефон. Я взяла его задрожавшей рукой и, с трудом преодолевая невыносимое волнение, произнесла охрипшим голосом:

— Лиза? Это Таня.

Но мне не ответили. Я послушала тишину и осторожно позвала:

— Алло! Лиза?

— Таня! Таня! — закричала она и начала всхлипывать. — Где ты?!

Я тоже не выдержала и разрыдалась. Антон взял у меня трубку и строго проговорил, хотя глаза его улыбались:

— Лиза! Говорите быстрее, а то вообще-то минута стоит дорого. Все-таки мы в Китае!

Он вернул мне телефон.

— Да-да, извините, — услышала я и сказала:

— Лизонька, не волнуйся. С нами все в порядке. Мы в Шеньжене. И я и Рита. Быстро говори, что с вами, что с агентством.

— Господи, какое счастье! — громко произнесла она. — Какое счастье! Я не верила, что ты погибла, что пропала без вести! Я знала, что ты жива! Я тут всех на уши поставила. Вы в Китае?! Каким образом?

— Лиза, я ничего не знаю. Когда мы после выступления в тот злополучный день вернулись в агентство, то увидели разгорающийся пожар. Вошли внутрь, как дурочки. Тут на Ритку накинули мешок какие-то люди в масках, я вмешалась, забрали и меня. Очнулись мы уже в Гонконге. Все остальное расскажу при встрече. А сейчас мы у друга в Шеньжене. Вы там как? Говори быстрее, а то, и правда, минута дорого.

— Прекрати, — встрял Антон. — Я не бедный, так что можете говорить хоть целый день.

Я улыбнулась ему одними глазами.

— Наше агентство сгорело, — начала рассказывать Лиза. — Натуральные материалы этому поспособствовали. И зачем я все оформила в традиционном стиле? Весь этот бамбук, циновки, ширмы, шелковые кимоно, веера оказались прекрасным горючим материалом. К тому же, как потом сообщил мне следователь, поджигатели все облили бензином.

— Значит, их нашли? — перебила я ее.

— Кого, Танюша? Ты же понимаешь подоплеку всей этой истории? Следствие пришло к выводу, что это обычное дело, связанное с рэкетом. Типа мы не уплатили своей «крыше», вот нас и подожги. А ваше исчезновение объяснили обычным страхом за свою шкуру. Следователь так и сказал, что ты на время исчезла, но по-любому объявишься. А то, что пропала и Рита, их вообще мало занимало. Она же из Волгограда. «Сбежала от ужаса домой», — заявил следователь. И дело закрыли.

Лиза замолчала. Я подождала, потом осторожно спросила:

— Что с девушками?

— Сакура вернулась в родной Питер.

Она вновь замолчала. Я терпеливо ждала, машинально глядя на разноцветных попугаев в клетке напротив. Они сцепились клювиками и переступали по жердочке, словно пританцовывая.

— Идзуми…, — продолжила Лиза чуть охрипшим голосом, — погибла.

— Нет! — вскрикнула я и уставилась в пол.

— Я тогда уехала, а она осталась в агентстве, ждала Риту, чтобы вместе домой отправиться, — продолжила Лиза. — И, видимо, когда поняла, что происходит что-то не то, спряталась в туалете. А потом не смогла выбраться, там и сгорела. Может, сознание потеряла, может, задохнулась от дыма, кто сейчас узнает. Ты Рите сама скажешь? Как она? — ровным голосом поинтересовалась Лиза.

— Все в порядке, — ответила я, с трудом удерживая слезы.

Антон внимательно на меня глянул, затушил сигарету, которую он в этот момент курил, и погладил меня по голове. Я подняла влажные глаза.

— Все будет хорошо, — сказал он. — Необходимо успокоиться.

— Да, Таня, — сказала Лиза, — господин Ито очень волновался и предлагал любую помощь. Если что, ты можешь к нему обратиться.

— Но я в Китае, — напомнила я.

— Ах, да, чего это я? Совсем голову потеряла. Просто господин Кобаяси сейчас в Токио. Он все-таки посольский работник.

— Лиза! Я в Шеньжене!

— Да-да, — потерянно произнесла она. — Извини, я не в себе последнее время.

— Тим как? — спросила я после паузы.

Но Лиза не ответила. Сердце мгновенно сжалось от плохих предчувствий. Мне стало дурно, голова закружилась.

— Я сейчас принесу тебе воды, — испуганно проговорил Антон, внимательно на меня глянув.

— Не нужно, — тихо ответила я, судорожно вздохнув и приходя в себя.

— Таня? — позвала Лиза.

— С Тимуром что? — повторила я вопрос. — Говори все, как есть.

— Когда все это произошло, он словно застыл, — начала рассказывать она. — А потом неожиданно вновь сошелся с Ингой. Я была в шоке. А потом поняла, что он хочет выяснить таким образом судьбу Риты и твою. Он как-то заявился ко мне не вполне трезвый и сказал, что Инга раскололась, как он выразился. Он много занимался с ней сексом, в перерывах они пили, потом он уверял ее в верной и вечной любви. Она неожиданно размякла, расчувствовалась и сказала, что ей жаль эту бедную дурочку Ритку и что она, по всей видимости, зря продала ее. Тим попытался выяснить куда, но Инга сразу замкнулась, словно поняла, что сказала лишнее.

— Я ни секунды не сомневалась, что все это ее рук дело, — заметила я. — Знаешь, попадись она мне, рука бы не дрогнула!

— Инга мертва, — после паузы тихо сообщила Лиза. — Три дня назад они с Тимом попали в аварию. Она была за рулем, и Ровер ни с того ни сего на недопустимой скорости врезался в фонарный столб. Инга умерла мгновенно от перелома шейного позвонка. А Тим выжил. Он каким-то образом ухитрился открыть дверцу и вылететь на обочину за несколько секунд до удара. Я вчера была у него в больнице. Он пока без сознания. Врач сказал, что имеются переломы ребер, левой ноги, сотрясение мозга, но все это пустяки, и он обязательно поправится. Лицо повреждено, но только глубокие царапины и ссадины.

— Он убил ее, — мрачно произнесла я. — И, видимо, сам хотел умереть. Но в последний момент испугался и выскочил.

— Не знаю, — осторожно ответила Лиза. — Возможно.

— Это точно, — сказала я. — Ты же сама это понимаешь. Может, толкнул ее или еще что, вот она и врезалась.

— Но они оба были в нетрезвом состоянии, — заметила она.

— Сильно пьяны?

— Кто был сильно пьян? — раздался сонный голосок Риты, и она появилась в дверях балкона.

— Я тебе позже перезвоню, — быстро сказала я и отключила телефон.

— С кем это ты? — спросила Рита и ясно улыбнулась.

Я видела, что она выспалась и чувствует себя явно лучше. Но сразу вываливать ей все новости побоялась. Антон глянул на нас и спросил:

— Может, кофе?

— Хорошо бы, — ответила Рита и неприметно зевнула. — Какие птички смешные, — заметила она, подходя к клетке.

Попугаи сразу заинтересовались и начали просовывать клювики сквозь прутья. Один из них ущипнул Риту за палец, она вскрикнула и рассмеялась.

— Я сейчас говорила с Лизой, — сказала я.

Рита резко развернулась, села напротив меня и пристально посмотрела в глаза. Я рассказала ей основное, умолчав о смерти Идзуми.

— Значит, эта тварь мертва? — радостно спросила она. — Туда ей и дорога! Бедный Тим! Но как же наше агентство?

— Здание восстанавливается, — ответила я. — Но все наши дорогущие кимоно, инструменты, да и все остальное погибло безвозвратно, сама понимаешь. Так что агентство «Аямэ» существует лишь на бумаге, — грустно добавила я.

— И чем девчонки занимаются? — поинтересовалась Рита.

— Об этом я не успела поговорить, — слукавила я. — Позже еще позвоню. Но я всем передала от тебя привет и просила успокоить. Думаю, Лиза первым делом сообщит твоим родителям, что ты нашлась.

— Да я сама немедленно маме отправлю письмо, — быстро проговорила она и встала. — Я там видела у Антона ноутбук. Наверняка, инет подключен. Тут у них с этим просто.

— Отличная мысль, — одобрила я. — Но давай вначале кофе выпьем.

— Единственное, о чем я сейчас жалею, что не увидела выражение лица этой сволочи Дэн, когда она обнаружила, что мы исчезли, — неожиданно сказала Рита и начала хохотать. — Наверное, решила, что мы превратились в птиц — оборотней и улетели.

После того, как мы выпили кофе, Рита сразу засела за ноутбук. Антон накинул куртку и сказал, что отлучится на какое-то время.

— Таня, вам лучше еще поспать, — посоветовал он, стоя в коридоре. — Я вернусь через пару часов. И никуда без меня не выходите.

— Что ты? — удивилась я. — Куда мы? Будем сидеть тут, как мышки в норке, и носа не высовывать.

Но Антон приехал только под вечер. Вместе с ним в квартиру вошла высокая крашеная блондинка европейского типа. Мы испуганно запахнули большие не по размеру халаты Антона и молча посмотрели на нее.

— Здравствуйте, мои дорогие гостьи, — сказала она на очень приличном русском и улыбнулась.

— Здравствуйте, — растерянно ответили мы.

— Это моя жена, — представил Антон. — Зовут Бахар, что в переводе значит «весна». Но я называю Марина, уж и не знаю почему. Но она привыкла. Да, Марина?

— Да, дорогой, — подтвердила она.

Марина оказалась по национальности уйгурка. Эта народность живет, в основном, на севере Китая. И многочисленные родственники Марины по-прежнему обитали там. Но у отца было свое дело, очень успешный винный бизнес, и он обосновался в Шеньжене. Вместе с ним работали его дети: Марина и два ее старших брата. Она получила лингвистическое образование и владела несколькими языками, в том числе и русским. Марина оказалась на редкость милым и общительным человеком. И мы скоро почувствовали себя в ее обществе легко. Я украдкой наблюдала за ней и Антоном, и сложилось впечатление, что они вполне искренно любят друг друга. Несмотря на высшее образование и европейскую модель поведения деловой женщины, Марина оказалась вполне традиционной китайской женой, которая призвана всячески ублажать мужа, как высшее существо. Она хлопотала вокруг него, даже пожурила, что он позволил себе приготовить для нас еду, и попеняла, почему сразу же не пригласил ее.

— Но ведь было всего шесть утра, — с улыбкой объяснял Антон. — Не хотел тревожить.

— Все равно нужно было позвонить, — ответила она, ласково нам улыбаясь. — Я бы примчалась, приготовила еду, привезла бы девушкам все необходимое. А то они в твоих халатах, а это некомфортно.

— Спасибо, но нам удобно, — ответила я.

— Но мне неудобно, что я так плохо принимаю гостей моего дорогого мужа, — сказала Марина.

— А вы где живете? — решила я перевести разговор на другую тему.

— На другом конце города, — ответила она. — Там есть охраняемая территория. У нас отдельный дом с бассейном и садом. Мы все вместе там. Брат с женой, второй брат, он пока холост, и мы с Антоном. Но дом огромный, так что мы не каждый день видим друг друга, — добавила она и хихикнула в сложенную ладонь. — Простите, — неожиданно сказала она, — пойду приготовлю ужин.

— А. может, поедем в ресторан? — спросил Антон.

— Нет, нет, девушки явно устали и им не до поездок, — мягко воспротивилась Марина. — Я все приготовлю сама.

Она скрылась на кухне, а Антон улыбнулся.

— Понятно, почему ты женился, — заметила я. — И это всегда так выглядит?

— Всегда, — подтвердил он. — Они так воспитаны. Ласковы, услужливы и никаких капризов. Но есть свои минусы.

— Не может быть! — рассмеялась я.

— Марина спокойно отправляет нужду на унитазе при открытых дверях. Причем сидит «орлом». Я вначале был шокирован, а потом перестал обращать внимание. Так что я вас предупредил.

Мы с Ритой переглянулись и звонко расхохотались. Антон довольно заулыбался.

— Слава богу, что вы уже не плачете из-за каждого слова, — тихо заметил он.

— Как мы попадем на родину? — поинтересовалась я.

— Вариантов несколько, — после паузы, став серьезным, ответил Антон. — Отсюда, обычным путем через наше консульство. Но нужно будет все объяснять, сами понимаете. Или придумать правдоподобную историю, почему вы оказались в Шеньжене без документов.

— Приехали по турпутевке. Документы потеряли, украли сумку, — предложила Рита.

— Нет, так не получится. Сделают запрос, и сразу станет ясно, что въездную визу вы не получали, — ответил Антон.

— Тогда расскажем, что работали шлюхами, но сбежали и хотим уехать, — сказала я. — А документы отобрал сутенер сразу, как только приехали сюда.

— Все равно должны быть документы, подтверждающие, что вас брали на работу по контракту танцовщицами или в бары официантками. Хотя, насколько я знаю, часто рабочая виза вообще не оформляется. Девушек вывозят по туристической, а потом они попадают в настоящее рабство. Обычно так наши девушки попадают в бордели. Но, заметьте, что проституция здесь запрещена законом.

— Что ты предлагаешь?

— У меня тут много знакомых, — после паузы ответил Антон. — Но сделать русские паспорта? Сомневаюсь. Мне намного легче сделать вам китайские. А, кстати, где ваши обычные паспорта? Надеюсь, они были в момент похищения не при вас?

— Мой остался у Лизы, — ответила Рита.

— А мой лежит в моей квартире в Москве, — сообщила я.

— Отлично! Вам нужно просто попасть обратно в страну. И вы вновь законные граждане Российской Федерации. Через китайскую границу что ли вас переправить?

— О, господи! — вздохнула я и сникла.

— Ничего, Танюха! — ободряюще сказал Антон. — Что-нибудь придумаем!

Из тетради лекций Ёсико:

«В средневековом Китае традиционно бордели назывались «синими домами». Как и в соседней Японии, обитательницы, зачастую, попадали туда из бедных семей, их продавали родители. Но нередки были и случаи кражи детей.

Будущую проститутку с детства начинали обучать пению, танцам, игре на музыкальных инструментах, рисованию, поэзии, театральному искусству. А дальше ее пытались продать «ценителю» за высокую сумму. Если это не удавалось, она поступала в бордель. Проститутки, таким образом, были в Китае единственными представительницами «образованных» женщин, в отличие от добропорядочных домохозяек, не получавших никакого образования.

Но из-за таких умений проституток профессии танцовщицы, певицы, актрисы и т. п. пользовались в Китае дурной репутацией. Так, закон запрещал членам высшего государственного совета жениться на комедиантках, певицах, танцовщицах. Дальше в этом списке стояли проститутки.

Кроме «синих домов» в Китае были плавучие бордели, так называемые «цветочные лодки». Во время празднеств в «цветочных лодках» хозяин борделя предлагал каждому из гостей проститутку, которая развлекала бы его пением и музыкой, и, естественно, не только этим.

Несколько европейских путешественников (уже в XIX веке) оставили нам описания путешествий в «цветочных лодках».

Вот как описал увиденное англичанин Макс Даутендей:

«Круглые двери из розового стекла были открыты, и внутри сидели проститутки с громкими именами, пришедшие в лодки вместе со своими друзьями, чтобы поужинать…

Целый ряд освещенных окон открыт в сторону берега, а внутри на полу сидят милые девушки, тесно прижавшись друг к другу, как стадо овечек на лугу.

Они смеются, болтают, делают знаки и ждут, чтобы их позвали в чайную, где они подают кушанье и рисовое вино и декламируют стихи, рассказывая легенды о китайских героях из древней истории страны. Они хрупкие и нежные, как если бы они были из фарфора…

Раздается хихикающий смех девушек, и всюду милая суета, как если бы здесь под лампами и свечами был рынок. И всюду одинаковое ожидание со стороны нарумяненных лиц с черными волосами…

Иной из пестрой толпы подымает маленькую женщину и сажает ее к себе на колени. Оба еще раз кланяются друг другу с чашкой чая в руках, прежде чем поднести напиток к губам.

Старшая из маленьких женщин, еще полудетей, окруженная младшими девушками, поет со страстными жестами. Глубоко погруженная в свою песню, она опьянена, точно сомнамбула, и воспевает поступки и любовь великих героев. И этот женский ротик, напоминающий красные вишни, воспевает любовь… Все женщины улыбаются и чувствуют себя в тонких шелках, по которым пробегает электрическая искра от прикосновения, еще более голыми, чем когда они раздеты».

Но японцы, которые многое переняли у китайцев, выделили мастериц искусств из общей массы женщин для утех в особую прослойку, и появились гейши. Они, хоть и не являлись проститутками, но все равно существовали именно в этом мире, постоянно пересекаясь и взаимодействуя с жизнью «веселых кварталов».

Двумя основными видами организованной проституции древней Японии были чайные домики (сатэн) и бани (сэнто). Девушки, соответственно, были по совместительству официантками и банщицами. Было также множество «индивидуалок». Традиционно близкими к полусвету были актеры театра кабуки (напомним, что ими были только мужчины). Некоторые из них по совместительству были проститутами-гомосексуалами.

1957 году были окончательно ликвидированы «веселые кварталы», а проституция была полностью запрещена. Но такая мера просто заставила их снова уйти в подполье бань, баров, чайных домиков и т. д. В связи с запретом открытых публичных домов большую популярность получили легальные заведения «фудзоку» («дополнение»). В них девушки оказывают клиентам эротические услуги, не связанные с половым сношением — стриптиз, эротический массаж и так далее.

Также популярна запрещенная подростковая проституция. Ей обычно занимаются «когяру» — девушки-тусовщицы, зарабатывающие таким образом на модную одежду, косметику, сотовые телефоны и так далее. Зачастую они становятся «огяру» — тусовщицами-бродягами, которые уходят из дома и переходят на полное самообеспечение. Главная беда огяру — венерические и кожные заболевания от беспорядочного секса и несоблюдения личной гигиены.

Многие проститутки начали подрабатывать, снимаясь в порнофильмах. Коммерческая японская «порнография» — это, как правило, эротические фильмы с известными и популярными девушками-моделями, для которых этот бизнес — основной источник доходов. Секс в коммерческой «порнографии» обычно лишь имитируется. Но наряду с ней все большее развитие получает «любительская» порнография, в которой снимаются девушки, таким образом только подрабатывающие. В этих фильмах секс — самый настоящий. И именно в таких фильмах часто снимаются проститутки.

Многие из них весьма молоды (младше 21 года). Актеры, с другой стороны, часто бывают (или выглядят) пожилыми — это реализация популярного японского стереотипа «сексуально озабоченный старик и юная девушка».

Последнее время отмечен рост фильмов, эксплуатирующих тему «экспериментов» с девушками — садомазохистская (S&M) и фетишистская порнография. Еще одной особенностью является то, что взамен настоящих половых членов часто используются «реалистичные» или, наоборот, самые невероятные вибраторы».

После ужина я вновь позвонила Лизе. Ее голос был уже совершенно другим, оживленным и радостным.

— Танечка, я связалась с твоими родителями и успокоила их. И, конечно, с родителями Риты. Но они уже все знали, так как получили ее письмо по электронной почте.

— Спасибо, дорогая, — сказала я. — Много же им пришлось пережить!

— Кроме этого Тим пришел в себя, — продолжила она. — Но пока к нему не пускают. Сказали, что в лучшем случае завтра можно будет его увидеть. Подумаю, как осторожно сообщить ему о вас.

— Подумай, — ответила я. — Но такая новость окажется для него лучше всяких лекарств.

— Это точно, — тихо засмеялась Лиза. — Как там Ритуля?

— Рядом сидит и меня взглядом сверлит. Сейчас дам ей трубку.

Я протянула телефон изнывающей Рите и ушла на кухню. Антон сидел за столом и пил сок. Марина мыла посуду.

«Бог мой, классическая семейная идиллия! — подумала я, — А еще говорят, что китаянки с неохотой выходят замуж за иностранцев. Хотя Марина уйгурка. Еще и ребенка родят. Неужели Антона не тянет на родину?»

Я глянула на него, потом перевела взгляд на Марину. Они оба мне улыбались. Ее большие орехового цвета глаза смотрели ласково, короткие, высветленные добела волосы были зачесаны назад, открывая высокий гладкий лоб. Тонкий нос с изящным вырезом ноздрей придавал ее лицу определенную породистость. Но губы были чувственными, полными и сочными.

«Она очень интересная, — невольно подумала я. — Понятно, почему Антон увлекся».

— Хочешь сок? — спросила Марина.

— Спасибо, нет, — ответила я и села за стол. — Решила не мешать Рите.

— А может, действительно поехать развеяться? — спросил Антон. — Да и вещи вам нужно купить.

— Зачем? У нас же есть брюки и блузки.

— На улице вообще-то не лето, — усмехнулся он. — А середина февраля. Конечно, температура плюсовая, но сами чувствуете, какая сырость.

— Антон, — нерешительно проговорила я, — мне и так неудобно…

— Ты с ума сошла? — оборвал он меня. — Ничего не хочу слышать!

— И правда, Таня, — поддержала его Марина. — Поехали по магазинам. Здесь все очень дешево, не думай. Это же свободная экономическая зона. В ресторане пообедать стоит один американский доллар.

— Правда что ли? — удивилась я. — В Гонконге, как я поняла, цены запредельные.

— Сравнила! Это же еще в прошлом году отдельное государство было.

— Может, действительно, стоит прокатиться? — задумчиво проговорила я. — А то мы с Риткой, как вдвоем остаемся, так сразу плакать начинаем.

— Конечно! — с воодушевлением сказала Марина. — Иди, одевайся. И первым делом купим вам что-нибудь из верхней одежды.

Но когда я вошла в спальню, то увидела, что Рита лежит на постели и тихо плачет, уткнувшись в подушку. Я бросилась к ней.

— Почему ты мне не сказала, что Идзуми погибла? — сквозь всхлипывания спросила она и повернула ко мне мокрое от слез лицо.

— Сама не знаю, — ответила я. — Думала, позже сообщу, когда ты придешь в себя. Лиза сказала?

— Случайно получилось, — ответила после паузы Рита, начиная успокаиваться.

— Вот что, моя дорогая, — решительно проговорила я, — изменить ничего уже нельзя. А нам нужно думать о том, чтобы не впасть в депрессию. А она не замедлит последовать, уверяю. И очень скоро. Реакция психики неизбежна. Но мы должны сопротивляться. Сейчас поедем по магазинам, вещи купим, город посмотрим.

— Не хочу я ничего смотреть, — хмуро ответила Рита. — Я эти рожи узкоглазые видеть не могу!

— Хорошо, — не стала я настаивать. — Тогда только купим самое необходимое и вернемся сюда.

Рита кивнула и встала с кровати. Потом взяла телефон, протянула его мне и тихо сказала:

— Совсем забыла! Лиза просила тебя позвонить сейчас. Она ждет.

Я схватила трубку и набрала номер.

— Таня? — тут же ответила Лиза. — Извини, Риту расстроила. Я забыла, что ты решила пока не сообщать ей о смерти Идзуми.

— Все в порядке. Может и лучше, что она сразу узнала.

— Я еще вот что хотела тебе сказать: Крис здесь.

— Как? Он все знает?

— А ты что хотела? Он тут тебе названивал, никто не отвечал, он сразу и примчался. Нашел меня. Я, конечно, все ему рассказала. Крис твой обезумел. Никогда не видела, чтобы парень так рыдал. Извини, но я поселила его в твою квартиру.

— Правильно сделала, — ответила я, чувствуя странную радость.

Мне показалось, что я увидела, как серый зимний день заплетает зеленый вьюнок и превращает его в летний, теплый и солнечный.

— Так Крис все еще там?

— Он заявил, что никуда не уедет, пока не разыщет тебя. Уж и не знаю, что он делал. Но я с ним ежедневно созванивалась, рассказывала последние новости. Ты позвони ему. Скорее всего, он сейчас дома. Но осторожно. Крис крайне неуравновешенный товарищ со взрывным характером.

— Знаю, — сказала я и тут же начала набирать свой домашний номер.

— Алло! — раздался его взволнованный голос.

— Крис, милый, это я.

— Таня, Таня, Таня, — начал он повторять, как заведенный, — я умру от счастья. Лиза мне только что звонила и сказала, что с тобой все в порядке. Я знал! Я верил, я молился…

Потом мы говорили довольно бессвязно о последних событиях. Крис без конца переспрашивал, все ли со мной в порядке. Рите надоело все это выслушивать, и она ушла на кухню.

— Все, милый, — сказала я после очередной порции вопросов о моем здоровье, — неудобно больше говорить. Скоро я буду в Москве.

— Ты позвонишь еще? Пожалуйста!

— Позвоню. Нежно тебя целую.

— Береги себя, — ответил он и всхлипнул.

Я положила трубку и села на постель, невольно улыбаясь. На сердце становилось все теплее. Только сейчас я поняла, в каком напряжении жила все это время и как на самом деле устала.

«Скоро начнется реакция, — думала я. — И нельзя поддаваться. Единственное средство — напрочь забыть об этом отрезке своей жизни, словно его никогда не было. И сейчас действительно лучше отправиться по магазинам. Антон прав!»

Мы поехали на машине Марины, спортивной желтой Тойоте. Вначале она привезла нас в огромный торговый центр. Нагрузившись покупками, мы в довольно веселом расположении духа выкатились оттуда лишь через пару часов.

— Все-таки шопинг для женщин лучше всякого психоанализа, — заметил обрадованный Антон, глядя на наши раскрасневшиеся оживленные лица.

— Еще бы! — улыбнулась Марина, помогая нам сложить упаковки в багажник. — Отлично развлеклись. А сейчас в бар. Тут есть неподалеку очень приличный и с европейскими напитками. А то от нашей местной водки, боюсь, у девушек кишки сведет.

— Тут ты права, дорогая, — засмеялся Антон.

Бар выглядел обычным. Я заметила много европейцев. Они здоровались с Мариной и Антоном, как со старыми знакомыми.

— Я вижу, ты здесь стал своим человеком, — с грустью заметила я, сидя за стойкой рядом с Антоном и потягивая «Маргариту».

— Мне нравится этот город, — ответил он. — Здесь спокойно, для европейца безопасно, к тому же я женат на местной. А это уже совсем другое отношение. Да и в семейном деле участвую, оброс связями, сама понимаешь.

— Домой не тянет?

— Тянет, — сказал Антон. — Но что я там буду делать? Я же тебе говорил еще тогда, что не закончил институт. И кому я нужен, инженер-недоучка? Вот, хочу маму сюда перевезти. На следующий год планируем с Маришкой ребенком обзавестись.

Мы замолчали. Я допила коктейль и глянула на Риту. Она сидела рядом с Мариной и слушала, что та ей говорила. Но глаза были грустными. Антон тоже посмотрел на них.

— Давайте покатаемся, — неожиданно предложил он.

Мы вышли из бара и поехали по широкой освещенной улице, которая разительно напоминала улицы Гонконга по обилию небоскребов, светящейся рекламы и толпе местных вперемежку с иностранцами. Через какое-то время Марина привезла нас в парк. Мы вышли и двинулись по аллее. Многочисленные фонари освещали ее, а обилие вечнозеленых деревьев давало ощущение лета. Тем более погода стояла сухая, хотя это время было самым ветреным и дождливым для Шеньженя, как сообщил Антон. Температура воздуха была около пятнадцати. Скоро мы оказались возле самого настоящего мавзолея, точной копии мавзолея на Красной площади. Но он был крошечных размеров и выглядел, как игрушка. Чуть поодаль я заметила освещенную копию Эйфелевой башни.

— Антон любит здесь гулять, — пояснила Марина, останавливаясь. — В этом парке собраны копии достопримечательностей мира. Он так и называется «Парк архитектурных копий». Видите, и ваш мавзолей сюда попал.

— Как настоящий, — вяло заметила Рита, подходя к нему и наклоняясь. — Даже из настоящих красных кирпичей.

Мы побродили по этой площадке, изучая копии знаменитых зданий, потом покинули парк.

— Я вижу, что девочки устали, — заметил Антон. — Давай-ка отвезем их домой.

— Хорошо, — согласилась Марина.

— Мы, и правда, валимся с ног, — сказала я. — Какая-то ненормальная усталость.

— Неудивительно после такого напряжения, — тихо проговорил Антон, усаживаясь в машину.

Когда мы поднялись в квартиру, они сразу ушли, пожелав нам спокойной ночи. Раздевшись, мы вначале кинулись примерять обновки, но скоро почувствовали, что засыпаем прямо на ходу, и отправились на боковую.

— Понимаете, девочки, мне очень просто сделать вам китайские документы, — сказал Антон на следующий день. — Я уже упоминал, что полиция здесь крайне коррумпирована, у тестя везде свои люди. Хотите, поедем со мной в Токио? Я должен скататься туда на неделю по делам. Ты говорила, Таня, что твой хороший друг господин Кобаяси работает секретарем посольства в Москве и что он сейчас в Токио, как сообщила тебе Лиза.

— Да, — задумчиво ответила я. — И он действительно всегда прекрасно ко мне относился. Как и господин Ито. Понимаешь, я же гейша, хоть и русская. А у них в крови восхищение нами и поклонение. Японские мужчины считают делом чести холить и лелеять подругу-гейшу и могут пойти на многое ради ее благополучия.

— Может, тогда лучше для вас поехать в Японию? — предположил Антон. — И даже если ничего не получится, то кто вам мешает вернуться со мной обратно в Шеньжень? И тогда уже обратиться в консульство обычным порядком?

Сейчас мне такой ход мыслей кажется странным, но тогда я решила, что так будет действительно лучше. Хотя, видимо, роль сыграло мое тогдашнее отвращение к Китаю вообще и к китайцам в частности и желание быстрее покинуть эту страну. Рита только хмыкнула на предложение Антона и весело заметила, что «для бешеной собаки сто верст не крюк». И уже через три дня мы были в Токио под видом китаянок и сотрудниц фирмы Антона. Марина осталась в Шеньжене. Она тепло распрощалась с нами в аэропорту, поцеловала Антона и уехала.

Токио встретил нас дождливой погодой. Из аэропорта мы поехали на рейсовом автобусе до вокзала, потом пересели на такси. Я смотрела в окно на залитые дождем улицы и все еще не верила, что вновь оказалась в Японии. Настроение стало тоскливым. Невольно нахлынули воспоминания о том, как я жила здесь после смерти Петра. Но Рита очень оживилась. Он вертела головой, показывала мне на изогнутые многоярусные крыши пагод, на ворота-тории, на современные здания, привлекшие ее внимание. Мы ехали довольно долго. Но когда я увидела, что таксист останавливается возле гостиницы «Шервуд», где я тогда жила, то невольно вздрогнула и посмотрела на невозмутимого Антона. Он расплатился, мы вышли. От дверей гостиницы к нам сразу бросился швейцар с огромным черным раскрытым зонтом и проводил нас до входа.

Но я остановилась, не в силах войти, и неожиданно для себя бурно разрыдалась. Антон испугался и не знал, что делать. Рита начала меня успокаивать. Но у меня началась самая настоящая истерика. Я изнывала от стыда, что так недостойно веду себя на людях, но остановиться не могла и рыдала все сильнее. Швейцар что-то спрашивал у Антона, тот не отвечал, прижав меня к себе. Остановилось такси, и Антон быстро повел меня к нему. Швейцар вновь раскрыл зонт и семенил рядом с нами, держа его над моей головой. Они усадили меня на заднее сидение, дали воды.

Через какое-то время мы остановились возле обычной на вид панельной пятиэтажки. Я уже практически успокоилась, только сильно дрожала и периодически начинала всхлипывать. Антон вывел меня из такси, и мы поднялись в квартиру, которая оказалась на третьем этаже.

— Извини, Танюша, — тихо сказал Антон, открывая дверь, — как-то я не подумал. Не хотелось вас сюда везти. Я тут обычно живу, когда приезжаю. Но квартира маленькая, для одного как раз.

— Это ты меня извини, Антош, — ответила я, снимая по привычке обувь, — сама не знаю, что на меня нашло. Первый раз такое. И сдержаться не могла никакими силами.

— Это понятно, — ответил он. — Обувь, девочки, можно было и не снимать. Это не традиционное японское жилище, а скорее русское.

Мы с Ритой переглянулись и вошли. Квартира состояла из двух смежных комнат, кухни, совмещенного санузла и необычайно напоминала наши стандартные хрущевки. К тому же мебель была вполне в стиле: в спальне — полированный коричневый шкаф и тахта-полуторка, в гостиной — сервант, диван и два кресла, обитые гобеленом. И никаких ширм, раздвижных перегородок и ниш токонома. Более того, в спальне на стене висела икона Владимирской богоматери, а на серванте стояли расписные матрешки. Ковер на полу также был привычным: короткий шерстяной ворс зеленого цвета с какими-то бежевыми завитушками.

— Ну, ты даешь! — удивилась Рита, падая на диван и улыбаясь. — Прямо как в Москве очутилась, в какой-нибудь стандартной квартирке.

— Я тут уединяюсь иногда, — нехотя ответил Антон, — и представляю, что в России. Ладно, вы располагайтесь, а я чайник поставлю.

Он скрылся в кухне, а мы понесли сумки в спальню. Приняв душ и переодевшись в халатики, мы перекусили на кухне, вымыли посуду и с выжиданием посмотрели на Антона.

— Первым делом, Татьяна, свяжись с твоим японским другом, — предложил он и протянул мне телефон. — Надеюсь, номер знаешь?

— Да-да, сейчас возьму в сумке, — торопливо проговорила я. — Мне Лиза продиктовала перед отъездом и домашний и служебный. Господин Ито дал. Он, кстати, уже сообщил ему о нашем приезде сюда. Так что, я думаю, господин Кобаяси ждет с нетерпением моего звонка.

И действительно, он ждал и очень обрадовался, услышав мой голос. Я почему-то вновь чуть не расплакалась, когда он начал расспрашивать о моем здоровье. Антон с беспокойством смотрел на мое лицо, потом налил воды и протянул какую-то таблетку.

— Прими, Таня, — тихо сказал он. — Это транквилизатор. Тебе необходимо успокоиться.

Я кивнула и проглотила таблетку.

— Тебе нехорошо? — раздался в трубке испуганный голос господина Кобаяси.

— Нет, все в порядке, — ответила я, стараясь взять себя в руки. — И я вас внимательно слушаю, Кобаяси-сан.

— Таня, ты ни о чем не беспокойся, пожалуйста, — сказал он. — Продиктуй мне сейчас ваши данные и забудь обо всем. Я все сделаю и обещаю, что через неделю мы вместе полетим в Москву.

Я почувствовала, как волнение вновь охватило меня, губы начали дрожать, неудержимо потекли слезы. Рита взяла у меня телефон, сказала, что все продиктует сама, и вышла из кухни. Антон передвинул табуретку ко мне, обнял меня за плечи и начал молча гладить по голове. Я закрыла глаза и попыталась успокоиться. Но слезы текли и текли.

Рита скоро вернулась, глянула на меня и решительно проговорила:

— Таня, у тебя же здесь куча знакомых! Ты говорила о госпоже Цутиде, владелице чайного дома с гейшами, которая обучала тебя. Не хочешь меня с ней познакомить? У нас впереди целая неделя, как сказал твой Кобаяси. Почему бы не использовать это время более рационально, чем сидеть здесь и кукситься?

— Правильно! — поддержал ее Антон. — Тебе нужно переключиться! В Токио ты ориентируешься неплохо, сейчас всего три часа дня. Я отлучусь до вечера по делам. А потом мы сможем куда-нибудь съездить. Помнишь, Танюха, наши походы по злачным местам в квартале Кабуки-тё?

Он подтолкнул меня локтем и заулыбался.

— Я тоже хочу! — радостно заявила Рита.

— Вечером что-нибудь сообразим на троих, — засмеялся Антон и подмигнул ей. — А пока пусть Таня покажет тебе знаменитую Гиндзу. И можете не стесняться и покупать все, на что положите глаз.

— Ну конечно, — пробормотала я, выходя из оцепенения. — Только не в Гиндзе! Там цены нереально завышены.

— Позвони свой Цутиде, — сказал Антон.

— Как?! Я же не помню ее номер здесь, — удрученно заметила я.

— Тоже мне проблема! — усмехнулся Антон и достал телефон. — Где твоя записная книжка?

— В Москве, где же еще!

— Я слышал о некоем Кристиане, — лукаво сказал он.

— Ах, да! — облегченно рассмеялась я и начала набирать номер.

Крис мгновенно ответил, словно сидел у телефона. Я успокоила его, что мы долетели благополучно, и попросила достать из тумбочки записную книжку. Он продиктовал мне телефон госпожи Цутиды. И уже через двадцать минут я разговаривала с ней. Она очень обрадовалась, что я вновь в Токио и пригласила меня и Риту на шестичасовую чайную церемонии в качестве почетных гостей.

— Отлично, — обрадовался Антон. — У вас еще есть время, чтобы собраться. А где это территориально?

— Асакуса, — ответила я, чувствуя, что мое настроение начинает улучшаться.

— Лучше возьмите такси, — сказал Антон.

Потом он глянул на часы и забегал по квартире, собираясь на деловую встречу и бурча себе под нос, что такие красотки как мы кого хочешь заставят опоздать. Он на бегу чмокнул нас и вылетел из квартиры.

— Да, побродить по старым местам было бы неплохо, — тихо проговорила я. — В Токио столько всего интересного можно увидеть! И не только злачные места!

— Надеюсь, ты не будешь таскать меня по всевозможным музеям? — испуганно спросила Рита.

— А почему бы и нет? — рассмеялась я. — А то в прошлые приезды я только училась и работала гейшей, да с Антоном по всяким подозрительным заведениям шастала. Хотелось бы посмотреть какие-нибудь старинные гравюры, настоящие сюнга, древние нэцкэ, глиняную утварь.

— Ты же сама говорила, что сюнга здесь запрещены, — хитро улыбнулась Рита.

— Да, как стопроцентная порнография. Но кроме них есть другие очень интересные произведения живописи.

— О, нет! — простонала она. — А можно без меня?

— Но гейше полезно постоянно учиться, видеть что-то новое и прекрасное.

Рита скорчила недовольную гримасу, потом ласково проговорила:

— Если только мы поездим по специализированным магазинам и прикупим какие-нибудь офигительно красивые кимоно для выступлений. Это тоже можно считать культурной программой?

— Возможно, — ответила я и невольно улыбнулась.

Из тетради лекций Ёсико:

«Японский буддизм принял множество изначально мужских божеств Китая и Кореи, которые вскоре трансформировались в женские. Об этих идеализированных божествах буддийские художники создали много милых и весьма чувственных произведений.

Один из наиболее впечатляющих образцов — многочисленные, искусно изготовленные, сидящие статуэтки богини Бензайтен. Деревянные скульптуры этого женского божества, относящиеся к XIII веку, представляют собой обнаженное тело во всех подробностях, включая женские половые органы с тщательно выделенными анатомическими деталями. В последующие века (вплоть до нашего времени) статуэтки стали изготавливать из камня и фарфора, с явным намерением вызвать сексуальное возбуждение.

Однако, вопреки новой буддийской религии, древний японский фаллический культ продолжал сохраняться. Более того, до сих пор в деревнях на народных праздниках часто используются символы фаллических божеств. Сохранились они и в фольклоре.

Буддизм, особенно его тайные ответвления — секты Сингон и Тачикава, — развивал почитание сексуальных божеств по индийским и тибетским образцам, внедряя свои понятия красоты и чувственности в японское сознание. Эти божества изображались обнимающимися со своими супругами. Если это были домашние боги или храмовые статуи, с ними обращались, как с «секретными Буддами», редко демонстрируя публично. Эта скрытая сторона японского буддизма всегда содержала в высшей степени положительное и вполне естественное отношение к любым вариантам реализации сексуальности, которое никакая официальная цензура и подавление не могли искоренить. Особенно заметно свободное проявление сексуальности в произведениях искусства.

Ранние японские сюнга VII и VIII веков свидетельствуют о широком распространении сексуальных знаний в те времена в образованных слоях населения. Например, из официального Кодекса Тайхо 701 года известно, что они служили иллюстрированным наставлением по сексу, и что их должен был знать каждый врач. Существовало множество сюнга в виде точных таблиц, показывающих, например, половые органы женщины в разном возрасте.

Почти шестьсот лет спустя, в 1288 году, другой учебник секса Эйсей Хийо-шо — «Избранные секреты гигиены», — обзор ранних китайских текстов, был преподнесен трону, как по обычаю поступали с важнейшими трудами по искусству и обучению.

К сожалению, все старейшие свитки сюнга погибли в войнах и пожарах. Но то, что известно о них из случайно сохранившихся отдельных листов, говорит о том, что это были интересные и наполненные юмором, высокохудожественные произведения.

Первое, что отмечает всякий созерцатель сюнга — японские любовники не стремятся друг друга раздеть. Отношение японцев к обнаженному телу радикально отличается от китайского и индийского. В Японии дореформенных лет само по себе обнаженное тело не считалось остро возбуждающим. Женщины не придавали особого значения обнажению груди, так что мужчины в общественных банях и во время совместных купаний на горячих источниках обычно носили что-то вроде фартука на животе, а женщины раздевались полностью.

Эротически важными представлялись гениталии. Они изображались подробно и анатомически точно со всеми сосудами, морщинками и волосками, как правило, преувеличенные до исполинских размеров. С тем же натуралистическим пристрастием показывалось, как изливаются «соки любви», брызжет сперма (что, например, недопустимо для Китая). Вокруг японских любовников обязательно разбросаны смятые салфетки-ханагами для впитывания любовных соков. Большое количество таких комочков говорило о неутомимости пары. Полностью обнаженными любовники изображались довольно редко. На классических сюнга периода Эдо женщины тщательно одеты и причесаны. На виду лишь половые органы, иногда грудь (чаще просто широко раскрыт ворот кимоно) и обязательно ножки. В противоположность крошечным «крючкам лотоса» китайских красавиц, которым с детства бинтовали ступни (и часто изображали красавиц обнаженными, но обутыми), ступни у японки должны быть маленькими (но ни в коем случае не карликовыми) и голыми. Обычно мужчины и женщины изображаются именно босыми, изредка в однопалых носочках-таби.

Сюнга демонстрирует небывалую широту представлений о том, что такое человеческий секс вообще. Мы видим панорамные пейзажи с клубком любовников где-то на отшибе или задумчивые соития у открытого окна во время созерцания сезонных красот или картины детально-физиологичные, порой жестокие, порой забавные, почти сюрреалистические. Редкостная сюнга школы Утамаро изображает двух лесбиянок в момент бурных ласк. На одной из них художник со всеми подробностями нарисовал прикрепленную к «яшмовым воротам» маску тэнгу с длиннющим носом, при помощи которой она ублажает свою подружку.

Также тщательно зарисовывались комплекты эротических игрушек: «заменители мужчины». Мы видим искусственные «нефритовые стволы» — хариката со сквозной дырочкой в основании. В нее продевался шнурок, одним краем которого эта вещь привязывалась к пятке. Другой конец, намотанный на руку, служил чем-то вроде поводьев. Кроме хариката население пользовалось двунаправленными фаллоимитаторами, ребристыми чехлами, вагинальными шариками «рин-но-тама». И еще невероятное множество удивительных предметов японского секс-инвентаря, изысканно нарисованного и откомментированного, представляют нам древние сюнга».

— Что наденем для тяною? — перевела разговор Рита на другую тему.

— Хотелось бы появиться в образах, — улыбнулась я. — Но у нас нет ни кимоно, ни грима. И к тому же мы приглашены в качестве гостей.

Мы двинулись к шкафу. Рита решила надеть темно-серый брючный шерстяной костюм, а я плотное трикотажное платье золотистого цвета. Это были наши самые теплые вещи. В Шеньжене мы также купили плащи с капюшонами. Только у Риты он был скорее удлиненной курткой элегантного приталенного силуэта и черного цвета. Тогда как у меня свободным и длинным, спокойного фисташкового цвета. Этот цвет прекрасно гармонировал с золотистым тоном платья. Оглядев себя в зеркало, я осталась довольна. Рита также выглядела вполне достойно.

— Только не будем говорить, каким образом мы здесь оказались, — предупредила я Риту. — Госпоже Цутиде это знать необязательно.

— Но ведь она все равно спросит, — ответила Рита, стоя у зеркала и подкрашивая губы розовой блестящей помадой.

— Навряд ли, — засомневалась я. — Учти, что японцы крайне сдержанны и с расспросами никогда не пристают, в отличие от нас, русских. Я, пожалуй, сама скажу, что мы приехали на неделю в отпуск. Она знает, что у меня свое агентство «Аямэ». Так что представлю тебя именно в качестве моей гейши.

— Да, Таня-сан, — сказала Рита, поклонилась и заучено улыбнулась одними уголками губ.

— Но хотелось бы преподнести ей подарок, — задумчиво проговорила я. — Пожалуй, заедем в Гиндзу. Я знаю там один магазинчик русских сувениров. Но вначале вот что…

Я замолчала и взяла телефон, который оставил нам Антон. Набрав номер господина Кобаяси, я с удовольствием услышала его заботливое:

— Да, Таня, я тебя внимательно слушаю.

— Вы хотели сегодня увидеться, — сказала я.

— Конечно, дорогая! Ты определилась со временем? Можно сейчас?

— Да, но ненадолго. Мы приглашены на тяною к моей знакомой к шести часам. Кобаяси-сан, вы не моги бы одолжить мне доллары? В Москве я вам верну.

— Без вопросов, Таня. С удовольствием! Я сам хотел предложить тебе это при встрече, но ты меня опередила. Вы куда поедете? — поинтересовался он.

— В Асакуса.

— А сейчас вы где?

— В Мегуро. Но я хотела заехать еще в Гиндзу, — после паузы сказала я.

— Прекрасно! Давай встретимся возле бронзового льва. Помнишь, который стоит возле универмага «Мицукоси»? Мы там встречались в прошлый твой приезд в Токио.

— Помню, конечно, — улыбнулась я.

Мы договорились о времени. Я выключила телефон и взяла сумочку.

— Рита, мы немедленно едем в Гиндзу. Господин Кобаяси через полчаса будет ждать нас там.

Рита быстро всунула ноги в туфли, и мы вышли из квартиры. Такси поймали практически сразу. На наше счастье дождь прекратился, и даже разъяснило. Я смотрела на мокрые улицы с поблескивающими тротуарами, на спешащих черноволосых в своей основной массе людей, на загнутые крыши пагод, краснеющие между темно-зеленых ветвей криптомерий, и чувствовала, что мое состояние начинает выравниваться. Рита вертелась, выглядывала в окна и без конца комментировала увиденное. Но когда мы въехали в Гиндзу, она только восхищенно вздыхала, изучая сверкающие витрины и разномастную толпу.

Когда мы подошли к статуе бронзового льва, господин Кобаяси уже ждал нас. Видно было, что он с трудом скрывает волнение. Но когда мы появились и радостно ему улыбнулись, он явно успокоился, мельком окинув меня с ног до головы.

— Вы обе отлично выглядите, — заметил господин Кобаяси. — И я очень этому рад. Но как же мы все волновались из-за вашего исчезновения! Ито даже связывался со знакомыми из Интерпола. Но вижу, что все обошлось! Лиза мне вкратце рассказала по телефону, что произошло.

— Не нужно об этом, Кобаяси-сан, — тихо сказала я и опустила глаза.

— О! Прости! Но я действительно волновался.

— Мы ценим это, — ответила я.

— Позвольте вас пригласить на кофе, — сказал он. — Мы вполне успеем выпить по чашечке, прежде чем вы поедете на тяною.

— С удовольствием, — ответили мы с Ритой одновременно и рассмеялись, глянув друг на друга.

— И если можно, то в европейское кафе, — добавила я.

— Понимаю, что соскучились по привычным на вкус пирожным, — улыбнулся господин Кобаяси. — Но Рита еще не пробовала местных лакомств из уваренных белых бобов.

— Здесь неподалеку есть кафе, — вспомнила я, — меня туда приглашала в прошлый мой приезд госпожа Цутида. — Там как раз удачно совмещены и японские и европейские сладости.

— Покажешь, где это.

В кафе мы заняли столик и сделали заказ. Господин Кобаяси старался говорить на отвлеченные темы, беспрерывно шутил. Я окончательно расслабилась и почувствовала себя комфортно, пожалуй, впервые за последнее время. После кафе мы, по его просьбе, сделали моментальное фото в автомате.

— Вот и все, что мне требовалось, — довольно заявил он, целуя меня в щеку. — Вам не терпится, наверное, побежать в универмаг? — лукаво улыбаясь, спросил он.

Потом протянул мне сверток.

— Вот, Таня, наличные, — сказал господин Кобаяси, — сколько ты просила.

— Спасибо, — ответила я и поклонилась.

Он ушел, а мы быстро двинулись ко входу в универмаг.

— Антон точно обидится, когда узнает про деньги, — заметила Рита.

— Но мне так спокойнее. Лучше я буду тратить свои. Слушай, — остановилась я, — а зачем мы идем в «Мицукоси»? Там бешеные цены. К тому же я хотела в лавку с русскими сувенирами.

— А там, можно подумать, цены меньше, — проворчала Рита, с сожалением глядя на огромные стеклянные витрины и провожая взглядом женщин с нарядными цветными пакетами в руках, выходящих из универмага.

Я быстро пошла по улице, потом свернула в нужный переулок. Рита не отставала. Она, правда, успевала все разглядывать и комментировать. Ее лицо раскраснелось, глаза блестели. Магазинчик по-прежнему функционировал. Ряды раскрашенных матрешек, начищенные до блеска самовары, и даже расписные балалайки красовались за стеклом витрины. Когда мы вошли, продавец, молодой японец в красной косоворотке, бросился к нам, беспрерывно кланяясь. Я выбрала большой малиновый павлопосадский платок с чудесными яркими цветами.

— Сколько, сколько? — переспросила Рита, когда продавец назвал цену.

— Здесь торговаться бесполезно, — улыбнулась я ей. — И у нас абсолютно нет времени искать что-то еще. Так что я плачу.

Я кивнула продавцу. Он заулыбался и поклонился.

— И красивую стильную упаковку, — добавила я.

Увидев, что он достает оберточную бумагу белого цвета, испещренную красными серпами и молотами, мы дружно рассмеялись.

— Нет, такое не подойдет, — сказала я удивленному продавцу. — Какую-нибудь красивую бумажную коробку. Я знаю, у вас тут есть такие.

Он поклонился и нагнулся, копаясь под прилавком. Потом выложил перед нами плоскую картонную коробку, на которой красовалась фотография Красной площади.

— Берем эту, — решила я. — Упакуйте платок.

Взяв коробку, мы вышли из магазина. Поймав такси, поехали в Асакуса. Успели вовремя. Чайный дом госпожи Цутиды был устроен по всем правилам. При нем был небольшой сад, к нему вела дорожка, выложенная камнями. Уже стемнело, и вдоль нее мягко сияли желтоватым светом каменные фонари торо. Возле ее окончания находился каменный колодец для омовения рук. Рядом лежал деревянный ковш с длинной ручкой. Единственное отступление, вернее уступка времени, которую допустила госпожа Цутида, это два входа. Один традиционный, очень узкий, потому что по поверью, входя на чайную церемонию, следовало оставить за стенами все мирские заботы. И самураи вынуждены были снимать мечи, чтобы беспрепятственно пройти по узкому коридорчику. А второй вход был обычным, с раздвижными дверьми. Он, в основном, служил для европейских гостей. Но мы наклонились и скользнули в узкий вход. Госпожа Цутида уже ждала нас. Она даже обняла меня и поцеловала, хотя для японки такое проявление чувств было необычным. Я поклонилась и подала ей упаковку с платком. Потом представила Риту. Госпожа Цутида цепко на нее глянула, поклонилась и улыбнулась, пригласив нас в помещение, где непосредственно проходила тяною. Мы прошли через раздвижные двери, поклонились присутствующим, это были трое мужчин и пожилая женщина в парадном черном кимоно с гербами, и уселись на циновки. Скоро появилась тядзин, хозяйка чайной церемонии. И действие стало развиваться в соответствии с неизменным веками ритуалом. Рита с любопытством наблюдала за неторопливыми движениями тядзин, пила чай, поддакивала восхищенным замечаниям по поводу красоты пиалы для первого густого чая, улыбалась мне. Ее глаза сияли. Она явно получала удовольствие от всего происходящего.

Как только появились гейши, Рита все внимание переключила на них. Их было две, и обе мне незнакомы. Когда они начали танцевать, Рита неприметно вздохнула.

— Ты чего? — шепнула я.

— Знаешь, даже выступать захотелось, — ответила она. — Я ведь не могу без этого.

— Вот восстановим наше дело, и будешь выступать, — ответила я.

— Так когда это еще произойдет! — грустно заметила она и вновь начала наблюдать за гейшами.

Антон заехал за нами в Асакуса. Он ждал нас в машине и, когда увидел наши лица, обрадовано заметил:

— Все-таки тяною творит чудеса. У вас совершенно другой вид. Приятно посмотреть.

— Это своего рода медитация, — ответила я, улыбаясь. — И очень помогает разгружать психику.

— А я так вообще в полном восторге! — проговорила Рита, забираясь в машину. — Это что-то необыкновенное! Никогда в жизни я не испытывала такого наслаждения.

— Но ведь мы постоянно проводили чайные церемонии в агентстве, — заметила я, усаживаясь рядом с Антоном на переднее сидение.

— Танечка! Это совсем другое! Ты только посмотри вокруг. Эти красные пагоды среди деревьев парков, эти странные ворота-тории, которые ведут непонятно куда, может, в потусторонний мир, и от этого кажутся мистическими, эти буддийские статуи с устрашающими физиономиями, эти колышущиеся на ветру и развешанные возле каждого дома и даже над входом метро бумажные фонари, эти девушки в кимоно, спокойно идущие по улице.

— Но ведь мы в Токио, — улыбнулась я.

— То-то и оно! — ответила Рита. — И тяною словно входит во все это и дополняет. А у нас что? Идешь по не очень-то чистой улице с обычными домами, меж которыми мелькнет округлый золотой купол церковки, проходишь мимо какого-нибудь пивного ларька со стандартной троицей шатающихся граждан, отирающихся возле него, услышишь вслед пару лестных замечаний, состоящих их местных идиоматических выражений, а потом попадаешь к нам на чайную церемонию. Конечно, это всегда воспринималось мной, как экзотический момент среди обыденной жизни. Причем, часть бизнеса. А здесь все так естественно, все сосуществует в полной гармонии. И я все воспринимаю по-другому.

— Вот и хорошо, — ласково сказала я. — Когда вернемся, ты будешь отличной гейшей. Всегда хотела вывезти сюда девчонок на стажировку.

— Да, — тихо отвела Рита и отвернулась к окну. — Но как бы я хотела остаться здесь!

Мы ехали минут двадцать, потом Антон остановился возле какого-то бара. Мы вышли, с недоумением на него глядя. К нам тут же бросился зазывала в синей униформе и что-то начал говорить, протягивая флаерсы. Это заведение называлось довольно тривиально «Цветы сакуры». Но то, что оказалось внутри, выглядело неожиданно и шокирующе. Роль столов выполняли обнаженные девушки. Креветки, дольки дыни, горстки риса и прочие закуски были разложены на их животах, плечах, ногах, груди и даже на чисто выбритых лобках.

— Это из ряда вон! — прошептала Рита. — Но здесь почти одни мужчины!

— Еще бы! — хохотнул Антон. — Представляете это утонченное удовольствие вкушать с тела прекрасной девушки?

Мы стояли у входа в нерешительности. Администратор упорно кланялся нам и приглашал пройти за «свободный столик». Я видела, что Антон, как, впрочем, и Рита не прочь таким образом поужинать. Но сама я испытывала странное неприятие и даже отвращение при виде всех этих голых грудей, животов и прочего. Я заметила, как официанты тщательно вытирают испачканные пищей участки тел, прежде чем накрыть «стол» для нового гостя.

— Я не могу, — тихо пробормотала я и увидела, как Рита состроила недовольную гримасу.

— Тогда пойдем куда-нибудь в другое место, — вздохнул Антон.

Мы вышли на улицу.

— Чего ты не захотела? — заныла Рита. — Это так прикольно выглядело!

— Знаю я, чем заканчиваются подобные ужины! — ворчливо заметила я.

— А вот и ошибаешься, — улыбнулся Антон. — Эти девушки, заменяющие столы, все без исключения девственницы.

— Иди ты! — воскликнула Рита и тихо присвистнула.

— Точно! — закивал Антон и заулыбался.

На следующий день Рита изъявила желание выступить в качестве гейши у госпожи Цутиды.

— Но подожди, дорогая, — начала я, — во-первых, тебя никто не приглашал, во-вторых, я думала, что ты хочешь отдохнуть, прийти в себя, посмотреть город.

— Одно другому не мешает, — ответила она. — И потом я вчера уже переговорила. И Цутида-сан очень заинтересовалась. Она мне сообщила, что в свое время «рашн» гейша Татиана, то бишь ты, пользовалась большим успехом. И потом многие клиенты интересовались, куда она пропала.

— Господи, и когда ты только успела?

— Танечка! Я очень хочу выступить!

— Тщеславная девчонка! — пробормотала я. — Поступай, как знаешь!

Днем мы посетили синтоистский храм Мэйдзи и погуляли по великолепному парку вокруг него. Таблички на его аллеях гласили, что здесь посажено более ста тысяч деревьев благодарными японцами в память о правителе Мэйдзи. Погода благоприятствовала. Все еще было сухо и довольно тепло. Но Рита хмурилась.

— Давай еще посетим императорский дворец Кокё? — сказала я, когда мы вышли из парка.

— Таня! Я все это терпеть не могу! Я думала, что мы походим по магазинам, что-нибудь подберем для моего выступления. Хотя госпожа Цутида обещала мне все предоставить. И даже зачем-то балалайку, — хихикнула она.

— Это потому, что я иногда выступала с ней и даже пела наши частушки, — улыбнулась я. — Все это воспринималось как экзотика, и гости были счастливы.

— Слушай! — воодушевилась Рита. — Я знаю такие смешные частушки! «Парень вышел на крыльцо почесать свое яйцо…», — пропела она и расхохоталась.

— Рита! — остановила я ее. — Не думаю, что это удачная идея.

— Так они все равно русский не понимают!

— А вдруг кто-нибудь понимает?

— Ну и ладно! — недовольно ответила она. — В общем, не хочу я таскаться по достопримечательностям.

— Так дворец все равно закрыт для посещения. Я хотела просто посмотреть на него, — сказала я. — И там недалеко Гиндза.

— Да? — тут же оживилась Рита.

И мы отправились на дворцовую площадь. Токийский императорский дворец является официальной резиденцией японского императора и открыт лишь в его день рождения и 2 января, когда семья правителя принимает официальные поздравления с Новым годом. Мы увидели отвесные стены из огромных серых камней. Они поднимались из рвов, наполненных водой. За этими стенами были видны лишь ветви деревьев. Рита оглядела площадь и ехидно спросила:

— Ну и чего ты так сюда стремилась? Дворец за деревьями, его и не видно вовсе. Пошли лучше в Гиндзу!

Я вздохнула, и мы пошли по мощеному тротуару. Рита вертела головой и болтала без умолку. Из-за угла ближайшего здания вывернул рикша. В тележке сидела гейша. Рита мгновенно замолчала и остановилась, не сводя с нее восхищенных глаз. Красное кимоно, отделанное по вороту белым коротким мехом, белое невозмутимое лицо с подведенными миндалевидными глазами и словно приклеенным красным бантиком губ, высокая прическа, украшенная бусами — она выглядела словно большая кукла, посаженная в повозку. Но когда она поравнялась с нами, ее глаза расширились, зрачки сдвинулись, глядя на замершую в восхищении Риту. Улыбка приподняла уголки губ. На меня это произвело странное и неприятное впечатление, словно я увидела ожившую куклу — персонажа фильма ужасов. Но Рита была в полном восторге.

— Господи! — простонала она, проводив взглядом рикшу. — Как я хочу быть на ее месте! Она, наверняка, едет по вызову, сейчас будет выступать и знает, что ее ждут, что высоко ценят ее время.

— Ты тоже сегодня будешь выступать в таком же виде, — сказала я.

— Но ведь я русская девчонка! И ничего более, — грустно заметила Рита. — К тому же пока ученица.

Из тетради лекций госпожи Цутиды:

«Современная гейша должна свободно ориентироваться во всех новых веяниях времени, но и не забывать старые, веками устоявшиеся традиции. Она должна в течение всей жизни впитывать все, что относится к ее искусству, постоянно развиваться и совершенствоваться. Только в этом случае гейша станет сама как произведение искусства. Она должна посещать выставки, музеи, показы мод, концертные залы, дискотеки, представления традиционных театров. Но ей полезно не только много смотреть и слушать, но и много читать. Для ее домашней библиотеки обязательны мемуары, заметки, дневники представительниц этой профессии. Из них она многое может почерпнуть для совершенствования своего искусства. Какие-то мелочи быта, привычки, обычаи ее предшественниц, их мысли, чувства, изложенные на бумаге, события их жизни окажут неоценимую услугу в становлении ее характера и приобретении высокого профессионализма.

Вот выдержки из книги знаменитой гейши Накамура Кихару:

«Теперь мне хотелось бы немного остановиться на особых нравах, которые были столь присущи миру гейш, поскольку современному человеку они, похоже, покажутся весьма странными и поэтому представляют определенный интерес.

Например, мы получали так называемые аид-зё — «послания о встрече».

Там указывались чайные домики, куда следовало прийти гейше. Эти записки называли еще тэмбэ-ни — «небесный пурпур» — из-за их красного окаймления.

В пьесах кабуки письма, идущие из увеселительного квартала, всегда должны были помечаться красной каймой. Она символизировала красный отпечаток женских губ и выражала ее желание…

К вечеру в разрезе платья гейши скапливалось несколько таких посланий. Они, естественно, служили свидетельством ее популярности.

Другой особенностью была гёкудай, «плата за драгоценный камень», означающая гонорар гейши, известный в Кансай еще как ханадай, «плата за цветы». У гейш была повременная оплата, и поэтому их гонорар раньше называли осэнкодай, «плата за ароматичные курительные свечи». Тогда не было часов, и само время свидания определялось количеством сгоревших курительных свечей.

Молодых девушек тринадцати-четырнадцати лет называли хангёку, «полудрагоценный камень». Гейша зарабатывала пять тысяч йен в час, хангёку же — две с половиной тысячи, отсюда и прозвище «полудрагоценный камень».

Хангёку именовали также осяку-сан, «прислужницы». Поскольку те были еще детьми, им поручалось исключительно невинное занятие — потчевать посетителей.

В то время всех детей, родившихся до 31 марта, считали одногодками. По этой причине некоторые ходили в школу уже с шести лет и заканчивали обязательное шестилетнее обучение в двенадцатилетнем возрасте. Таким образом попадались и двенадцатилетние хангёку.

«Полудрагоценные камни» носили длинные кимоно с широкими рукавами. Их оби завязывался не обычным, так называемым барабанным узлом, а в виде ниспадающего банта. Их волосы укладывали на манер персиковой прически (разновидность задранного вверх пучка) и украшали множеством цветов.

К шестнадцати или семнадцати годам из «полудрагоценных камней» выходили уже «драгоценные камни», когда девушки становились «одиноко стоящими деревцами», т. е. настоящими гейшами, и с той поры получали полную повременную оплату.

Хангёку не носили долгополых кимоно. Лишь после их дебюта укорачивались рукава и опускался подол. Оби теперь они носили в виде барабанного узла, а оби с ивовым узлом разрешалось носить только по особым праздникам.

Впрочем, у киотских маико была другая прическа, и их оби завязывался так, что одна его часть свешивалась, подобно небольшому шлейфу. В четырнадцать или пятнадцать лет они уже носили длиннополые кимоно. Сегодня есть молодежь, которая уверена, что маико вообще-то является ученицей-гейшей, однако настоящих маико встретишь лишь в Киото.

Кроме того, в Канто пользуются словом гейша, тогда как в Кансай говорят о гэйко. Я, собственно говоря, мало знаю, что собой представляет гейша в Кансай, но я полагаю, что у них много отличий».

Дебют, если можно так выразиться, Риты прошел на «ура». Она была явно в ударе. Тщательно загримированная, одетая в лазоревое кимоно с розовыми и белыми цветами среди зеленых веточек, перепоясанная золотистым оби, Рита практически не отличалась от гейш госпожи Цутиды.

Нас пригласили на вечеринку для узкого круга, которая проходила в одном из кафе Гиндзы. Старые клиенты госпожи Цутиды, в основном пожилые японцы, занимающиеся государственной деятельностью, отлично говорили на английском. И это очень облегчило задачу Риты. Я не стала выступать в качестве гейши, хотя госпожа Цутида настойчиво мне предлагала. Но я чувствовала странную опустошенность и апатию, и мне совершенно не хотелось портить впечатление, потому что унылая гейша — это нонсенс.

Когда мы приехали на место, нас провели в специальную комнату, служащую гримерной для актрис стриптиза, который входил в программу развлечений этого заведения. Я помогла Рите одеться. Она отчего-то начала сильно нервничать. Но когда пришли другие гейши, сразу успокоилась и со всеми познакомилась. Это были совсем молоденькие девушки, на вид ровесницы Риты. Они вначале немного смущались, но видя, что мы с удовольствием общаемся, расслабились и уже через несколько минут весело смеялись над шуточками Риты. Обе прекрасно изъяснялись на английском, так что языкового барьера не возникало. Я вышла, чтобы им не мешать. Войдя в зал, заметила госпожу Цутиду, которая сидела за столом с одним из мужчин. Я остановилась в дверях, не зная, как мне себя вести. Черное приталенное платье, чуть прикрывающее колени, туфли на высоком каблуке, высоко поднятые волосы отчего-то делали меня скованной.

«Надо же, — подумала я, — как я привыкла к белой маске гейши. И сейчас чувствую себя на этой вечеринке явно не в своей тарелке. Я просто не знаю, как себя вести».

Но госпожа Цутида, заметив мое замешательство, кивнула мне и улыбнулась. Я подошла к ее столику. Она представила меня, как свою гостью и коллегу, добавив, что я открыла в Москве свое дело с гейшами. Мне стало приятно, что меня представляют в таком статусе, и сразу мое черное элегантное платье показалось уместным. Мужчина, сидевший за столом, поклонился и пригласил меня присесть. Он смотрел на меня с едва скрытым восхищением. Я опустилась на стул, машинально поправив край короткого подола.

— Как представить гостям твою гейшу? — спросила госпожа Цутида.

— Ее зовут Ханако, — ответила я.

— Дитя цветка? — улыбнулась она. — Прекрасное имя. Что она может предложить из своих умений?

— Ханако вполне профессионально танцует, играет на сямисэне и кото, поет. Кроме этого у нее веселый живой характер.

— Замечательно! И она очень хорошенькая, — задумчиво проговорила госпожа Цутида.

И эта задумчивость мне отчего-то не понравилась.

Скоро появились гейши. Они выглядели словно три ярких цветка в своих шелковых разноцветных кимоно. Мужчины сразу оживились. Дальше все развивалось по плану. Рита танцевала с веерами, госпожа Цутида не спускала с нее глаз. Затем выступали ее девушки. Через какое-то время госпожа Цутида извинилась и подошла к Рите. Она что-то сказала ей на ухо. Я увидела, как Рита улыбнулась и поклонилась. Принесли балалайку. И госпожа Цутида объявила заинтригованным мужчинам, что Ханако это шкатулка с секретом и что на самом деле она настоящая гейша из России. Гости зааплодировали и шумно выразили одобрение. Рита вышла на середину и настроила балалайку.

«Только бы не про парня, который чесал яйцо, — с тревогой подумала я, наблюдая за ее лукавой улыбкой. — А то позора не оберешься, если вдруг кто-нибудь из гостей понимает русский».

— «Ах, милка моя, шевелилка моя, что ж ты только шевелишь, мне засунуть не велишь?» — запела Рита, притопывая в такт деревяшками гэта.

Мужчины сразу перестали разговаривать, и все внимание обратили на нее. Я покраснела от возмущения, но что можно было предпринять? Госпожа Цутида с любопытством прислушивалась и постукивала в такт пальцами по столу. Я сверлила Риту взглядом, но она продолжила с воодушевлением:

— «Ах, ты, Сеня, милый Сеня, свое счастье ты проспал: сколько раз тебе давала, ты ни разу не попал!»

Она исполнила еще несколько частушек и все подобного содержания. Я с трудом сидела на месте.

— У нее очень мелодичный голос, — заметила госпожа Цутида, когда Рита закончила и поклонилась. — И я вижу, что мои гости получают большое удовольствие. Маленькие отступления от традиций иногда полезны. Они оживляют искусство.

Я кивнула и глянула на довольную Риту. Она в этот момент подошла к соседнему столу и присела, скромно опустив глаза.

— Это у вас называется «частинки»? — спросил один из мужчин, глядя на Риту замаслившимися щелочками глаз.

— Частушки, — на русском ответила Рита и продолжила на английском, — это из-за частого плясового ритма.

— А о чем эти песенки? — не унимался он.

Рита глянула на меня, и я мгновенно сдвинула брови. Она поджала губы от явного желания расхохотаться и серьезно пояснила, что это песни о любви. Мужчина внимательно слушал и кивал, не сводя с нее глаз.

— Очень живая милая девочка, — услышала я голос госпожи Цутиды и повернулась к ней. — И несомненное обаяние ики, что так важно для успеха гейши.

Она пристально посмотрела на улыбающуюся Риту.

После вечеринки Антон заехал за нами и предложил поужинать в ресторане.

— Но только не с голыми девушками вместо столов, — сказала я.

— Конечно, не волнуйся, — улыбнулся он.

— Ты стала такой занудой, — заметила Рита.

После сегодняшнего успеха она выглядела необычайно довольной. Ее личико так и сияло.

Антон привез нас в ресторан с национальной кухней, мы заняли столик и заказали традиционные блюда из морепродуктов и белое столовое вино. За ужином говорили о всяких пустяках. Но мое настроение вновь резко упало. Антон поглядывал на меня, потом предложил отвезти домой.

— Вы устали сегодня, — заметил он. — И нужно хорошенько отоспаться.

— С чего ты взял?! — искренне возмутилась Рита. — Если Танька не в духе, то это не значит, что все устали. Я хочу как следует повеселиться.

— Знаешь, Антон, — спокойно проговорила я, — вы поезжайте куда-нибудь развлекаться. А я на такси доберусь. Мне, и правда, что-то не по себе.

— Но, Таня…, — начал он.

— Никаких но, — улыбнулась я. — Могу я, в конце концов, хоть немного побыть одна?

Антон посадил меня в такси.

Когда я оказалась в квартире, то сразу начала плакать. В принципе у меня не было причины для слез, но они сами собой текли безостановочно. Я отчего-то реально видела госпожу Дэн с ее злобным взглядом и кривым носом, комнатку в окия. Я рыдала все сильнее. Меня трясло, я плохо соображала, где я, кто я. Понимая, что все это закончится истеричным припадком, я попыталась взять себя в руки.

«Нужно прибегнуть к медитации, — подумала я, вытирая слезы и всхлипывая. — Это должно помочь. Если не получится, тогда приму транквилизатор».

Я умылась, потом села на пол, скрестив ноги. Техника медитации — это умение остановить поток мыслей, прекратить этот извечный диалог внутри нас. Если полностью погрузиться в открывающееся ничто, в безмолвную пустоту, то может наступить сатори, то есть миг просветления и озарения какой-нибудь важной истиной.

Я погрузилась в пустоту, сидя неподвижно и не закрывая глаз. Передо мной была лишь безмолвная темнота. Не знаю, сколько я так просидела. Слезы еще какое-то время холодили щеки быстрыми дорожками, но постепенно они высохли. Лицо успокоилось, все внутри замерло. Я погрузилась в прострацию, словно моя душа отделилась от тела и путешествовала по беззвучному, темному и пустому пространству. И вдруг передо мной возникло лицо Криса. Оно выглядело мертвенно-бледным. Я вздрогнула, темнота рассыпалась, звуки окружающего мира ворвались в уши с многократным усилением. Я услышала шум проезжающих машин, разговоры прохожих, смех какой-то девушки, лай собаки.

— О, господи, — вздохнула я и встала.

Но на душе стало легче. Я выпила чай, потом позвонила Крису. Он сразу ответил.

— Привет, дорогой, — ласково сказала я. — Как ты там?

— Люблю тебя безумно, — ответил он. — И счастлив, что ты скоро будешь в моих объятиях. Ни о чем другом думать не могу. И как сумасшедший, день и ночь убираю твою квартиру и забиваю холодильник чем-нибудь вкусненьким.

— Крис! — засмеялась я, чувствуя, как теплеет на душе и она начинает оживать. — И зачем ты это делаешь?

— Все должно быть безупречно. Я тут намусорил немного, потому что писал, как ненормальный, твои портреты. Иначе сошел бы с ума.

— Бог мой, — сказала я. — Ты превратил мое жилище в мастерскую?

— Нет, что ты, любимая! Я на кухне творил.

Мы поговорили еще немного о всяких пустяках, потом я начала прощаться, сказав, что устала и хочу спать.

— Тимур тебе привет передавал, — внезапно вспомнил Крис. — Мы сегодня утром с Лизой были в больнице.

— Да? — обрадовалась я. — И как он?

— Получше. Переломы срастутся. Врач сказал, что лицо останется без изменений. Но сейчас он выглядит неважно. Все лицо ободрано, отекшее и синее. Извини, Лиза просила не беспокоить тебя и не рассказывать подробностей.

— Ничего! Все равно скоро сама все увижу. Рита расстроится, — задумчиво добавила я.

Но Рита не увидела Тима в таком состоянии. На следующий день нас пригласила госпожа Цутида в свой офис.

— У меня к тебе, Таня, деловое предложение, — начала она, когда мы поздоровались и присели за стол.

— Я слушаю, — сухо ответила я и глянула на покрасневшую Риту.

— Ханако могла бы остаться на какое-то время в Токио? Это возможно?

— Еще бы! — встряла Рита.

И я незаметно толкнула ее коленом под столом. Она тут же замолчала и опустила глаза.

— Но в каком качестве? — спросила я.

— Хочу подписать с твоим агентством договор, — ответила, улыбнувшись, госпожа Цутида. — И пригласить Ханако поработать у меня в качестве гейши.

— Но я сейчас не могу оплатить ее проживание и костюмы, — сказала я.

— Я буду вычитать из ее жалования, — подумав, ответила госпожа Цутида. — Кимоно и парики она возьмет у меня напрокат, пока не обзаведется своими. Все это решаемо, если мы в принципе договоримся.

Когда мы поставили подписи на необходимых документах, Ханако была безмерно рада. Мы выпили чаю с госпожой Цутидой и покинули офис.

— Но как же Тим? — спросила я, выходя на улицу и глядя на красные крыши многочисленных храмов, которых так много в Асакуса.

— Он пока болен, — ответила Рита, — ты же сама говорила. И потом мы с ним лишь влюблены были, только встречаться начали. И потом, — быстро говорила она, вертя головой по сторонам и разглядывая все, что попадалось нам на пути, — все это из-за него! Как вспомню этого противного желтого старикашку китайца с его противным йенгом, так тошнить начинает. Ты же понимаешь, если бы не это старая ревнивая дура Инга, ничего бы не было. Но у каждого свой путь, — лицемерно вздохнула она. — И я рада, что оказалась здесь.

— Не говори плохо о покойных, — заметила я.

— Надеюсь, она в аду, — упрямо сказала Рита и остановилась, взяв меня за руки и заглядывая в глаза.

Я увидела, что несмотря на всю свою кажущуюся беззаботность, Рита немного напугана таким поворотом событий и ей страшно оставаться в незнакомой стране.

— Мне очень хочется поработать у госпожи Цутиды, — тихо сказала она, — пожить в этом замечательном городе, в который я влюбилась в первого взгляда. Почему бы не попробовать, если представилась такая возможность?

— Конечно, девочка, — ответила я, глядя в ее карие миндалевидные глаза, — но…

Я замолчала, не зная как начать разговор о том, что она пока девственна, несмотря на неприятный опыт анального секса.

— Я понимаю, о чем ты беспокоишься, — сказала Рита.

Она отпустила мои руки и вновь пошла рядом. Мы миновали парк храма Сенсодзи и свернули на узкую улочку с невысокими каменными зданиями, укрытыми многочисленными вишнями и сливами. Кое-где на голых ветках я заметила высохшие почерневшие плоды. Я остановилась возле каменного фонаря, изучая его форму и поглаживая шероховатую поверхность серого в светлых прожилках гранита.

— Но когда-то это должно случиться, — тихо добавила она, видя, что я молчу.

— Понимаешь, Рита, — сказала я, — хоть и говорят, что лишь раньше был обычай «мизуаге», то есть лишение девственности ученицы-гейши посредством аукциона среди уважаемых клиентов, но негласно он существует и поныне. Ты должна это понимать.

— А что означает это слово?

— Мизуаге? Дословно — «поднимающаяся вода».

— Знаешь, Таня, — решительно произнесла Рита, — если я не захочу, то никакого аукциона не будет. Мы ведь не в окия этой гадины Дэн. И госпожа Цутида кажется мне весьма здравомыслящей особой.

— Но как же Тим? Он ведь любит тебя.

— Любит? Это еще вопрос! После того, что случилось, неизвестно, что он думает и чего хочет. Танечка! — внезапно взмолилась она, сложив руки и заглядывая мне в глаза повлажневшими глазами. — Не хочу я сейчас никого видеть! Ты, видимо, сама не понимаешь, что на самом деле будут думать о нас. Разве кто-то поверит, что нас в Гонконге не имели круглосуточно во все отверстия?

— Но ведь кроме близких никто не знает, где мы были. И я не собираюсь об этом рассказывать.

— Близких? — усмехнулась она. — Господа Ито и Кобаяси, Лиза и ее раб Григорий, Тимур, Кристиан, Сакура и еще бог знает кто! Не говоря о наших родных. И все они думают одинаково. Просто нам не скажут из жалости. Не хочу! И лучше пока поработаю здесь. Время — идеальное средство, чтобы забыть о чем угодно.

 

Свиток шестой. Цветочный лепесток, танцующий в водовороте

Весь перелет от Токио до Москвы я делала вид, что сплю, хотя просто дремала с закрытыми глазами. Господин Кобаяси не приставал ко мне с расспросами. Он сидел рядом и читал какую-то книгу. И я ему была очень благодарна. У меня из головы не выходили слова Риты, что в действительности думают окружающие о нашем пребывании в Гонконге. И я не могла не признать, что она права. Поэтому общаться с господином Кобаяси было выше моих сил.

Он довольно хмуро глянул в аэропорту Нарита на Антона, который поехал меня провожать. Рита плакала у меня на плече, Антон не знал, кого утешать в первую очередь. Когда нас пригласили на регистрацию, Рита вцепилась в меня и разрыдалась.

— Антон, сделай что-нибудь, — взмолилась я. — Это невыносимо.

Он оторвал ее от моего плаща, встряхнул и сурово проговорил:

— Сейчас купим тебе билет, и отправитесь вместе.

Рита перестала плакать и, отрицательно затрясла головой.

— Позаботься о ней, — сказала я Антону и поцеловала его.

— Обязательно, — ответил он. — Я часто езжу в Токио, так что глаз не спущу с этой девчонки. И если что, отправлю обратно в окию госпожи Лю.

Рита вздрогнула и оцепенела. Но Антон, поняв, что переборщил, засмеялся, обнял ее за плечи и сказал:

— Глупенькая! Никто тебя туда не отправит!

— Всем передавай привет, — сказала она мне вслед.

Я обернулась и улыбнулась им, с трудом сдерживая слезы.

Когда мы вышли из самолета, я вдохнула полной грудью морозный воздух и невольно закуталась в плащ. Господин Кобаяси снял с шеи шарф и повязал его мне, хотя с трапа было два шага до автобуса. Багажа у нас не было. Мы благополучно прошли таможенный контроль, я начала вглядываться в группы встречающих и тут увидела бледное лицо Криса с расширенными черными глазами. Казалось, что он сейчас упадет в обморок. Возле него стояла Лиза и тоже смотрела на меня довольно напряженно, словно ожидала увидеть что-нибудь ужасное. Я заулыбалась. Крис бросился ко мне и, не обращая внимания на удивленного господина Кобаяси, схватил в объятия, покрывая поцелуями мое лицо, волосы, руки.

— Любимая, милая, единственная, — бормотал он.

— Дай хоть поздороваться, — услышала я насмешливый голос Лизы.

Крис отпустил меня. Я расцеловалась с Лизой и виновато глянула на стоящего рядом господина Кобаяси.

— Познакомьтесь, пожалуйста, — сказала я и представила их.

Крис с жаром начал благодарить его за заботу обо мне и неоценимую услугу в помощи с документами, пожимая руки и беспрерывно кланяясь. В заключение он добавил, что Кобаяси-сан отныне для него самый важный человек и может рассчитывать на вечную благодарность и даже, если понадобится, распоряжаться его жизнью. Господин Кобаяси, по-моему, опешил от такого бурного проявления чувств, потом поклонился и сказал, что он просто выполнил свой долг.

— Вы на машине? — спросил он Лизу. — А то, может, вас довезти?

— Нет, спасибо, — ответила она.

Мы подошли к стоянке. Господин Кобаяси распрощался с нами и уехал на служебной машине. А мы подошли к черному BMW раба Григория. Я вздохнула, потому что совсем не хотела его сейчас видеть. Но оказалось, что за рулем Крис, который ездил по доверенности.

— Может, ко мне? — предложила я Лизе.

Она задумчиво на меня посмотрела, потом перевела взгляд на взбудораженного Криса.

— Вы, наверное, хотите побыть вдвоем, — сказала она.

— Успеем, — улыбнулась я.

— Но ты устала после перелета.

— Лиза! — строго сказала я.

— Хорошо, заеду на пару часов, — согласилась она. — Нет, но Ритка какова! Решила стать настоящей японской гейшей! Кто бы мог подумать! Я в шоке. Бедный Тим! Я ему еще не сообщила. И чего она решила там остаться? Мы и тут неплохо работали. Скоро восстановим дело. Денег на счету достаточно. И заживем по-прежнему!

Но ее глаза были грустными. Лиза смотрела на меня так, словно хотела что-то спросить, но было видно, что не решается, не хочет меня тревожить.

«Наверняка, думает, как сказала Рита, что меня там имели с утра до ночи и с ночи до утра», — решила я, глядя на ее осунувшееся лицо с темными кругами под глазами.

Мы с Лизой уже побывали в сексуальном рабстве. Я об этом упоминала. И Лиза до сих пор не пришла в себя и полностью отвергала нормальные отношения между мужчиной и женщиной.

«Мнительный разум рождает демонов», — вспомнила я японскую поговорку. — Нужно будет рассказать Лизе, как все было на самом деле. Иначе Бог знает, чего она себе вообразит. Но лучше умолчать о ночи в театре теней».

На душе стало муторно, я с трудом удержалась от слез и отвернулась в окно, наблюдая за заснеженным пейзажем и потоком машин на Ленинградском шоссе.

Из золотой записной книжки с изображением иероглифа «Тацу» на обложке:

Секреты гейш. Мужчины любят глазами.

«В программу обучения гейш обязательно входят уроки психологии. Им с детства внушается одно золотое правило: мужчина — разум, женщина — чувство. Поэтому их восприятие окружающего мира кардинально отличается. Мужчина видит лишь то, что он видит. В токийском университете на кафедре психологии был проведен эксперимент. Пригласили группу мужчин и женщин, посадили их перед телевизором и показали два фрагмента новостей. В первом случае текст читал диктор мужчина, во втором — женщина. Затем опросили присутствующих. Женщины пересказали новости в обоих случаях без каких-либо затруднений. Мужчины, все без исключения, запомнили лишь то, что говорил диктор мужчина. И ни один из них не смог вспомнить, о чем шла речь, когда новости читала женщина. Зато они безошибочно указали цвет ее волос, глаз, форму бровей, описали блузку, в которой она была. Поистине, мужчина любит глазами.

Гейши сызмальства знают о такой особенности мужского восприятия и удачно используют это. Поэтому они всегда так безупречно выглядят, поэтому они умеют вовремя приоткрыть запястья или приспустить ворот кимоно сзади, чтобы обнажилась шея. Традиционно в Японии женские запястья, руки и шея — предмет наибольшего вожделения мужчин, гейши отлично знают это.

При первом же знакомстве гейши незаметно используют один беспроигрышный прием — они «зеркалят» мужчину, то есть повторяют его позы, жесты и мимику. Психологи утверждают, что копируя нового знакомого проще всего добиться его расположения. Наверно, налаживание контакта происходит подсознательно, на основе древних инстинктов, которые до сих пор можно подсмотреть у животных. Собеседник принимает тебя за члена своей стаи, вы словно вместе выполняете некий ритуальный танец. Контакт имеет и обратную связь. Ты начинаешь лучше понимать собеседника, а значит, лучше соответствуешь его ожиданиям.

Гейши умеют так посмотреть в глаза мужчине, что он чувствует, словно его ударили прямо в сердце. И сладкая боль одного только взгляда гейши преследует мужчину и заставляет сильнее биться сердце при воспоминании о ней. Гейше слова не нужны. Она умеет обольщать картинкой, которую искусно создает своими движениями, повадками, костюмом, прической, гримом, всем своим стилем поведения, выработанном годами. Мужчина видит, запоминает, возбуждается и желает.

После Первой Мировой войны в Японии на английском языке появился буклет о гейшах, написанный журналистом Акияма Айсабуро. Вот отрывок из этого текста:

«Нечего и говорить, что почти все гейши прекрасно осведомлены в том, что именуется мужской психологией, поэтому они чрезвычайно искусны в ублажении мужчин с различными характерами, мыслями и темпераментами, вне зависимости от их возраста и социального положения. Вполне можно сказать, что зрелая гейша могла бы работать квалифицированным преподавателем социологии, — разумеется, для мужской аудитории».

В моей квартире было полно цветов. Я, как только вошла, сразу почувствовала сладкий запах свежих роз, смешанный с ароматами живой зелени и нежными тонами кустовых гвоздик. Белые, розовые и красные гвоздики огромной охапкой стояли прямо в коридоре у двери.

— Боже мой, — пробормотала Лиза, — твоя квартира превратилась в цветочный магазин.

— Я решил таким образом украсить интерьер к приезду Танечки, — сказал Крис. — Кроме этого отбить запах красок, потому что я много писал.

Я повесила плащ на вешалку и убрала в шкаф, но не могла сдержать слез. Я все еще не верила, что вновь нахожусь в своей квартире, что все закончилось благополучно, что рядом со мной друзья.

Лиза внимательно на меня посмотрела и внезапно решила, что ей нужно уехать. Она поцеловала меня и тихо проговорила:

— Отдыхай, приходи в себя.

— Мы встретимся завтра и обо всем поговорим, — сказала я. — Мне необходимо выспаться.

Когда за ней закрылась дверь, Крис подхватил меня на руки и понес в комнату. Там тоже было необычайно много цветов. Они стояли везде и благоухали.

— Дурачок, — тихо сказала я, проводя рукой по его густым волосам. — Как мы будем спать? Голова наутро заболит или вообще угорим от таких сильных ароматов.

— Знаешь, — ответил он странным тоном, опуская меня на диван и садясь на пол. — У Эмиля Золя есть повесть «Проступок аббата Муре». Я одно время ее обожал и перечитывал много раз. Там главная героиня покончила с собой весьма экстравагантным способом. Она заполнила маленькую часовню, которая находилась в глубине заброшенного сада, невероятным количеством цветов, плотно закрыла двери и уснула на этих густо пахнущих охапках вечным сном. Как ты выразилась, угорела.

Я почувствовал, как неприятной холодок побежал по спине. Черные глаза Криса неотрывно смотрели на меня и словно гипнотизировали.

— Но в спальне лишь орхидеи, которые практически не пахнут, — после паузы заметил он.

— Меня там не насиловали беспрерывно, как ты думаешь, — неожиданно сказала я и заплакала. — Все было намного мягче, и мы с Ритой работали подневольными гейшами, только и всего.

— Что бы там ни было, это позади, — после паузы ответил он и сжал мои руки. — Главное, что ты здесь, со мной. И посмотри, что я тут делал без тебя.

Крис вскочил и вылетел из комнаты. Слезы по-прежнему текли из моих глаз. Но когда он вернулся, держа в руках листы картона, холсты на подрамниках и начал все это расставлять передо мной, слезы высохли. Я приподнялась и с любопытством смотрела на многочисленные изображения девушки в разных позах, по-разному одетой и причесанной, нарисованной в разной манере, но везде с моим лицом. Несколько работ были выполнены в старинной манере японских художников. Я стояла под изогнутой веткой цветущей сливы в цветастом кимоно и смотрела вдаль. На другом листе я сидела в лодке под зонтиком, опустив руку в воду. На следующем — лежала на футоне и читала книгу при свете квадратного бумажного фонаря.

Но когда Крис поставил передо мной две работы, где я участвовала в сеансах шибари, я вздрогнула. Ни разу я не говорила ему, что когда-то действительно была моделью для мастера шибари. И этим мастером являлся господин Кобаяси. Он связывал меня и даже подвешивал по всем канонам этого японского ответвления BDSM-практик. Мы были в полной гармонии, поэтому мне это понравилось и необычайно возбудило.

На одном полотне, выполненном в стиле старинной цветной гравюры, я висела на веревках, зацепленных за толстую ветку дерева. Мое тело изгибалось, обхваченное обвязкой, одна нога была заведена назад, обнажая живот, руки связаны за спиной, голова с распустившимися черными волосами закинута. Лицо выглядело страдальческим, глаза были закрыты. Алая накидка, сползающая вниз, открывала грудь с торчащими розовыми сосками. Меня поразило то, что Крис нарисовал дерево без листвы. Всю картину испещряли белые точки снега. И это обнаженное белое тело, связанное и подвешенное к ветви дерева в сочетании с летящим снегом вызывало крайне тревожное чувство и явную жалость к модели. На другом полотне я висела вниз головой с согнутыми и связанными под коленями ногами. «Яшмовые ворота» казались темно-красным цветком между белых бедер. Волосы свисали вниз темной ровной массой и почти касались земли. Лицо было искажено гримасой боли. Возле меня Крис изобразил стоящего мужчину с типично японской внешностью, в коричневой накидке хаори и с длинным шестом в руке. Мужчина подпирал концом шеста мое бедро, словно хотел проткнуть его. И опять фоном служил явно зимний пейзаж.

— Мне они кажутся великолепными, — торопливо заговорил Крис, видя, что я молчу. — На эти работы меня натолкнули твои фотографии, которые я совершенно случайно обнаружил.

Тут я вспомнила, что, действительно, в прошлый мой приезд в Токио господин Кобаяси попросил меня участвовать в фотосессии. Его друг был профессиональным фотохудожником. И часть работ были выполнены с использованием техники шибари. Видимо, Крис в мое отсутствие обнаружил именно эти фотографии.

— Прости, Таня, — сказал он. — Я так тосковал по тебе, что захотел увидеть твое милое личико хотя бы на фото, вот и нашел. Случайно получилось. И мгновенно вдохновился.

Я внимательно смотрела на картины. Они были необыкновенно хороши. Но я, глядя на свое искаженное мукой лицо, на веревки, врезающиеся в кожу, неожиданно почувствовал неизъяснимый ужас. И разрыдалась, закрыв лицо руками.

— Дурак! Какой же я дурак! — в отчаянии закричал Крис и забегал по комнате, пиная картины ногами.

Потом он упал передо мной на колени, схватил мои руки и отвел их. Его лицо побледнело до голубизны.

— Прости! — прошептал он. — Что я наделал?!

Я встала и ушла в ванную. Там, закрывшись, долго рыдала, не отвечая на настойчивые просьбы Криса впустить его.

Но когда успокоилась и отправилась спать, то, поворочавшись с боку на бок, не выдержала и позвала Криса. Он мгновенно заглянул в спальню, как будто сидел у двери.

— Ложись со мной, — попросила я. — Не могу уснуть. Разница во времени и все такое, понимаешь?

Он молча кивнул, не сводя с меня глаз. Потом быстро разделся и нырнул под одеяло.

— Ты простила меня? — тихо спросил Крис, прижимая меня к себе.

— Не за что, — ответила я, с удовольствием ощущая тепло его тела. — Я тебя понимаю. Эти работы настолько хороши, что ты не мог не похвастаться ими, забыв обо всем, как истинный художник.

— Mon Dieu! — прошептал он. — Никто так меня не понимал. Никогда. Но как я мог? Я сделал тебе больно. И обещаю, что ты их больше не увидишь.

Я отстранилась и испуганно посмотрела в его серьезное лицо.

— Что ты задумал? — строго спросила я. — Оставь эти картины в покое. У них уже своя, отдельная от нас жизнь. У меня просто реакция, психика начала расслабляться, вот и плачу по любому поводу. Это пройдет.

Крис обнял меня. Я закрыла глаза, ерзая и устраиваясь удобнее. Но услышав, как участилось его дыхание и почувствовав его скользящие пальцы на своем теле, внезапно ощутила необычайно сильный приступ желания. Я замерла, не веря себе. Крис гладил мое тело, его губы нежно коснулись моей шеи. И я поняла, что уже изнемогаю. Я развернулась к нему, обняла и припала к губам. Крис мгновенно откликнулся. Он застонал и «нефритовый стебель» скользнул в «яшмовые ворота».

Мы разжали объятия только под утро. До этого Крис практически не выходил из меня. Мы лишь иногда меняли позы. Я боялась, что у меня может развиться вагинизм на нервной почве. Но ничего подобного не произошло. «Яшмовые ворота» раскрывались навстречу проникновению, никаких спазмолитических явлений ни разу не было. И это наполняло меня уверенностью и радостью. Кода мы почувствовали, что физически больше не можем, то отпустили друг друга и практически мгновенно уснули, не разжимая рук.

Утром я проснулась около девяти. Крис посапывал рядом с безмятежным выражением лица. Я легко поцеловала его висок и встала. Выпив кофе, решила, что нужно встретиться с Лизой и навестить Тимура. Открыв шкаф, задумалась, что надеть. Погода стояла морозная, за окном кружились снежинки.

— Ты куда это собралась без меня? — услышала я испуганный голос.

Крис стоял у дверей и укоризненно смотрел на меня.

— Не хотела тебя будить, — улыбнулась я. — Ты так сладко спал. Хочу к Тиму в больницу съездить.

— А я?

— Милый, зачем тебе? Оставайся дома. И если можешь, приготовь мне обед. Соскучилась по простой домашней пище. Можешь щи сварить?

Крис неожиданно расхохотался.

— Никогда ничего подобного не делал, — признался он. — Но ради тебя попробую.

— Уверена, что получится, — ответила я, доставая шубу. — Талантливый человек, как правило, талантлив во всем.

Он бросился ко мне, помогая надеть шубу.

— А ты думаешь, я талантлив? — с сомнением спросил Крис и потерся щекой о мое плечо.

— Несомненно.

Я взяла сумочку, поцеловала его и вышла за дверь.

С Лизой мы встретились возле нашего бывшего агентства. Это она предложила. Я вначале очень боялась туда идти. Но здание выглядело отремонтированным. Штукатуры внутри занимались отделочными работами. Мы постояли в бывшей приемной. Но у меня от запаха краски начала болеть голова, и мы вышли на улицу.

— Видишь, все не так страшно, — сказала Лиза. — Я ждала твоего возвращения, чтобы решить, как нам быть дальше. Ты в состоянии сейчас это обсуждать?

Я беспомощно на нее глянула и опустила глаза. Лиза выглядела возбужденной, видно было, что ей не терпится приступить к работе. Но я даже думать пока об этом не хотела.

— Прораб твердо меня заверил, что через две недели мы можем въезжать, — продолжила она, видя что я молчу. — Так что я могу начать закупать все необходимое. Средства позволяют. Мы отлично заработали. У тебя, кстати, как с наличными? Может, выдать тебе зарплату за два месяца?

Я невольно улыбнулась.

— Ох, Лиза! Ты неугомонна. Не волнуйся, деньги у меня есть. Я же всегда хранила дома целое состояние в долларах. И Крис, на мое удивление, пока его не пустил на ветер.

Я пошутила, но Лиза восприняла это всерьез и раздраженно заметила:

— Ох уж мне эти художники! Ты с ним поосторожней. Он какой-то ненормальный! Видела бы ты, в каком отчаянии он тут пребывал все это время. Мне приходилось утешать его, как малое дитя. Как будто своих проблем мало было!

— Не ворчи, дорогая, — ответила я и поскользнулась на ледяном накате, припорошенном снегом.

Лиза подхватила меня, мы расхохотались, потеряв равновесие и чуть не упав. Из проезжающей мимо машины высунулся парень и весело предложил помочь двум таким очаровательным девушкам.

— Спасибо, сами справимся, — задорно крикнула ему Лиза и помахала рукой.

— А то могу подвезти, — не унимался парень.

Его курносое краснощекое лицо расплылось в улыбке.

— Проезжай, помощничек, — ответила Лиза и взяла меня под руку.

— Совсем отвыкла от зимы, — пробормотала я.

— Ну, так что ты решила? — вернулась Лиза к теме агентства.

— Знаешь, я пока не в состоянии что-либо решать, — призналась я. — Даже думать не хочу о гейшах, выступлениях, клиентах.

Она внимательно на меня посмотрела. Глаза стали грустными.

— Я понимаю, — еле слышно проговорила Лиза.

«Вот, — с тоской подумала я, — какие у нее стали грустные глаза! Наверняка уверена, что я подвергалась ежедневному насилию. Как же Ритка была права! Никому ничего не докажешь!»

Мое настроение мгновенно испортилось, слезы обожгли глаза.

«Уехать что ли на время? — пришла неожиданная мысль. — Куда-нибудь в Сочи на недельку. И вернуться в другом настроении».

— Знаешь, Лизавета, — начала я, — давай ты все возьмешь на себя.

— Что все? — испуганно поинтересовалась она, заглядывая мне в глаза.

— Восстановление агентства. Я напишу на тебя доверенность на ведение всех дел.

— Таня?!

— Может, я уеду на недельку, — неуверенно ответила я.

— Домой? Правильно! А то родители с ума сходят, — одобрила Лиза.

— Посмотрим, — уклончиво сказала я.

Мы зашли в кафе, потому что Лиза очень хотела черный кофе. Я взяла себе капучино и пирожное. Но вкуса почти не чувствовала. Странная апатия навалилась на меня. Я хотела почему-то лишь одного: вернуться в квартиру, прижаться к Крису и ни о чем не думать.

«Нужно уехать и взять его с собой, — думала я, помешивая ложечкой пену в чашке и наблюдая, как Лиза высыпает из бумажного пакетика сахар в кофе. — Это должно помочь. Сегодня же выясню насчет билетов. А вот в родной город, нет уж, увольте! Родители все равно буду расспрашивать. И смотреть так же жалостливо, как сейчас смотрит на меня Лиза».

Когда мы приехали в больницу, Тим встретил нас в коридоре, стоя у окна. Одна нога у него была в гипсе, лицо все еще отекшим. Часть лба и всю левую щеку закрывали марлевые повязки. Тим сильно похудел, и синий больничный халат болтался на нем как на вешалке. Увидев нас, он попытался улыбнуться. Я не выдержала, слезы потекли по лицу. Он испуганно на меня глянул и сказал охрипшим голосом:

— Привет, Танюха! А ты отлично выглядишь!

— Здравствуй, — всхлипывая, ответила я и поцеловала его в синюшную отечную щеку.

— Вот оно, лучшее лекарство, — пробормотал он и улыбнулся, тут же поморщившись.

— А ты почему не в палате? — строго спросила Лиза. — Тебе же предписан полный покой.

— Так, вышел пройтись и пособлазнять молоденьких медсестер. Хотя стриптиз я им каждый день устраиваю… на процедурах, — хихикнул он. — Моя попка пользуется особым успехом. Правда, она вся в синяках от уколов, зато ежедневно ее протирают спиртом, и нежные девичьи пальцы касаются моей задубевшей кожи.

— Ты неисправим, — улыбнулась я сквозь слезы.

Тим перестал говорить, посмотрел на меня, и неожиданно его синие глаза повлажнели.

— Таня, ты простишь меня когда-нибудь? — тихо спросил он. — Ведь первопричина всего этого — я!

— Прекрати, — сказала Лиза. — Ты-то тут причем?

— А кто? — хмуро ответил он. — Рита прекрасно это поняла и даже не захотела вернуться. А, значит, не простила. Как она, кстати?

— Отлично, — ответила я. — И никто тебя не винит. Просто Ритка решила стать настоящим профессионалом. И если ей представилась возможность стажироваться в Японии, то почему она должна ее упускать?

— Это правда? — тихо спросил Тим, внимательно на меня глядя.

— Конечно. А ты что подумал? Не волнуйся, приедет твоя красавица. Мы договор на полгода подписали. Ты позвони ей и сам все спроси, если мне не веришь.

Тим опустил голову.

— А ты сам чем думаешь заниматься, когда выздоровеешь? — спросила я после паузы.

— Домой уеду, — ответил он.

— Как? — в один голос спросили мы с Лизой. — Ты не хочешь вернуться в стриптиз?

— С этим покончено. Буду в родном городе учить детишек танцам.

— Может, это и правильно, — поддержала я его.

Когда мы вышли из больницы, снег прекратился и выглянуло солнце. Я посмотрела в голубое небо с редкими белыми облачками, на искрящиеся снежинки, слетающие с крыш домов и веток деревьев, на раскрасневшееся лицо Лизы и почувствовала, что я вернулась домой и что все будет хорошо. Я заулыбалась, подняв лицо и прищурившись, и вдохнула полной грудью морозный воздух.

— Ты чего распахнулась? — ворчливо проговорила Лиза, застегивая ворот моей шубки. — Ты пока акклиматизируешься, так что нужно быть осторожнее.

— Ничего со мной не случится, — ответила я, улыбаясь. — Лиза! Я хочу уехать.

— В родной город? И когда?! — мгновенно испугалась она и даже побледнела от волнения.

— Нет, куда-нибудь на юг в пансионат на неделю. Мне необходимо прийти в себя. А ты пока делами спокойно займешься.

Она вздохнула и после паузы поинтересовалась:

— Этот ненормальный художник поедет с тобой?

— Скорей всего, — ответила я.

На душе при воспоминании о Крисе и сегодняшней бурной ночи сразу потеплело.

— Господи! Ты только вернулась и сразу хочешь уехать! — с тоской произнесла она.

— Так будет лучше, ты же понимаешь. Пока я не втянулась в дела, могу себе это позволить. Мне нужно снова стать самой собой…. Я все еще…

Я не договорила и всхлипнула. Потом истерично проговорила:

— Не мучай ты меня! Ты так смотришь! С такой жалостью! Меня это выводит из себя! С самого моего приезда! Оставьте все меня в покое!

— Успокойся, дорогая, — ласково ответила Лиза, но глаза у нее стали испуганными. — Поезжай, отдыхай, за агентство не беспокойся. Я всем займусь сама и с удовольствием. Ты же знаешь, что без работы я не могу.

Уехали мы через две недели, и почти все это время я практически не выходила из квартиры. И чувствовала себя все хуже. На два дня приехали мои родители. Я попросила Криса пока пожить в гостинице. Совершенно не хотелось их знакомить. Он не возражал, хотя глаза стали грустными. Эти два дня для меня превратились в настоящее мучение. Я видела, что родители переживают и даже страдают из-за меня, но вопросы задавать боятся. И сама рассказывала им, как мы прекрасно отдыхали в Гонконге. Но, конечно, они не верили ни одному моему слову. Когда они уехали, я почувствовала невероятное облегчение. Крис тут же вернулся, и мы всю ночь занимались сексом.

Секс для меня превратился в необходимый наркотик. Я забывала обо всем в объятиях Криса и сразу начинала чувствовать себя комфортно. Эндорфины, гормоны удовольствия, которые в огромном количестве вырабатываются в организме во время занятий сексом, были мне сейчас жизненно необходимы. И, как я сейчас понимаю, я просто использовала страстную любовь Криса, подсознательно пытаясь таким образом достичь внутреннего равновесия. Но мне тогда казалось, что я тоже страстно, безумно в него влюблена.

В одну из суббот я встретилась с господином Ито. Он пригласил меня вместе поужинать. Крис рвался сопровождать, но я объяснила ему неуместность нашего совместного появления. Он обиделся и больше не настаивал. Господин Ито решил поужинать дома, он просто заказал блюда из японского ресторана. Я сидела напротив него в его квартире за низеньким столиком и пыталась поддерживать беседу. Но непонятная тоска, так часто возникающая в последнее время и вызывающая невольные слезы, вновь заполнила душу. Господин Ито вел себя безупречно, он ничего не пытался выяснять у меня, старался, чтобы я чувствовала себя удобно, рассказывал всякие смешные истории. Постепенно мне стало легче, а несколько чашечек сакэ привели меня в возбужденное состояние.

— Так скучаю по моей гейше Аямэ, — сказал господин Ито, подливая мне сакэ.

— Думаю, что скоро мы вновь начнем работать, — ответила я, улыбаясь. — Лиза развила бурную деятельность.

— Но как же с кадрами? — спросил он.

— Вот тут-то самая большая проблема, Ито-сан, — нахмурилась я. — Рита осталась в Токио, Идзуми погибла, Сакура сейчас у себя в Питере. Осталась я одна. Так что опять начинать с нуля.

— Ты справишься, — поддержал он меня. — У тебя талант.

Он замолчал, опустив голову. Я в недоумении смотрела на его покрасневшее лицо.

— У вас что-то случилось? — после паузы тихо спросила я.

— Таня, я завтра уезжаю. И не могу сказать, когда вернусь.

— Что произошло? — испугалась я, почувствовав, как кровь отхлынула от щек.

Последнее время мне постоянно мерещились разные ужасы. Господин Ито поднял голову и заулыбался.

— Что ты, дорогая! Успокойся! Просто в Иокогаме умер мой родной дядя. И ему было уже за девяносто. Мне нужно поехать по делам наследства.

— Примите мои соболезнования, — сказала я и облегченно вздохнула.

— Вот и решил с тобой поужинать сегодня, посмотреть на тебя перед отъездом. А то ты сейчас живешь затворницей. Но я все понимаю…

Господин Ито замолчал. Я почувствовала прилив нежности. Он всегда оставался моим другом, что бы ни случилось.

— Ты составь список необходимых вещей, и я постараюсь все привезти, — сказал он после паузы. — И если хочешь, что-нибудь передать Рите, то не стесняйся.

— Вы так добры, Ито-сан.

Он посмотрел мне в глаза. Слова были не нужны, я прекрасно понимала, что он хочет провести эту ночь со мной. Но меня ждал Крис, поэтому я поднялась и мягко проворила:

— Уже поздно и мне пора.

Господин Ито грустно глянул на меня, потом тоже встал и проводил до двери. Я поцеловала его в полную мягкую щеку и пожелала удачной поездки.

Когда я открыла дверь в квартиру, то сразу увидела Криса. Он лежал на полу у двери, как пес. Я вошла, он поднял голову и посмотрел влажными глазами прямо мне в глаза.

— Ну, вот я и дома, милый, — ласково произнесла я.

— Хорошо повеселилась со своим япончиком? — хмуро спросил он, вставая. — Я тут чуть с тоски не умер.

— Прекрати! — недовольно ответила я. — Я же отсутствовала всего пару часов. Мы поужинали, поговорили о делах, только и всего.

— Да? А вот я сейчас проверю!

Крис схватил меня и потащил в спальню. Я отбивалась, смеялась, но все было бесполезно. Он бросил меня на постель и начал лихорадочно стаскивать с меня платье, колготы, белье. Скоро мы сплелись в объятиях и катались по кровати, жадно целуя друг друга. Но когда Крис перевернул меня на живот и вошел сзади, я вдруг почувствовала боль внизу живота. В такой позе «нефритовый стебель» проникал необычайно глубоко. Но я не сказала ему, потому что сгорала от желания. Боль скоро прошла, и я забыла обо всем, полностью отдаваясь страсти.

Из золотой записной книжки с изображением иероглифа «Тацу» на обложке:

Секреты гейш. Изысканность секса.

«Частая смена поз чрезвычайно важна. Тогда занятия любовью не будут терять ни одну из своих прелестей из-за бессмысленных повторений, и партнеры не будут надоедать друг другу. Найти наиболее подходящую позу для обоих партнеров жизненно важно. Мужчина не может практиковать различные стили и типы толчков, если он или его партнерша испытывают неудобство. Ошибочно полагать, что мужчина и женщина автоматически окажутся в наилучшей для обоих позе. Если они продолжат экспериментирование, они смогут открывать все лучшие и лучшие позы.

«Шелковичный червь, запрядающийся в кокон» — женщина обеими руками обнимает шею мужчины и сплетает ноги на его спине.

«Вращающийся дракон» — мужчина левой рукой закидывает ноги женщины за ее груди. Правой рукой он помогает нефритовому стеблю войти в яшмовые ворота.

«Две рыбы рядом» — лицом к лицу с женщиной в глубоком поцелуе мужчина одной рукой поддерживает ее ноги.

«Сплелись мандариновые утки» — женщина лежит на боку, изгибая ноги так, чтобы мужчина мог войти со спины.

«Пара летящих уток» — женщина скрестила ноги, оплетая мужчину. Оба двумя руками держат друг друга за талию.

«Бамбуковые палки у алтаря» — мужчина и женщина стоят лицом к лицу, обнимаясь и целуясь.

«Скачущие дикие лошади» — ее ноги на его плечах. Он может глубоко войти в нее.

«Галопирующий конь» — женщина лежит навзничь, а мужчина сидит на корточках. Его левая рука держит ее за шею, а правая обнимает ее ноги.

«Копыта лошади» — она лежит навзничь. Он кладет одну из ее ног на свое плечо, другая нога покачивается естественно.

«Темная цикада цепляется за ветку» — она лежит на животе, вытянув ноги. Он держит ее плечи и входит в нее сзади.

«Коза смотрит на дерево» — мужчина сидит на стуле. Женщина сидит на нем спиной к его лицу, тогда как он держит ее за талию.

«Феникс порхает в красной пещере» — она лежит навзничь и руками держит свои ноги поднятыми вверх.

«Громадная птица парит над темным морем» — мужчина держит ее ноги на своих предплечьях, а руками держит ее за талию.

«Поющая обезьяна держится за дерево» — мужчина сидит как будто на стуле. Женщина на манер верховой езды сидит на его колене лицом к нему, держась за него обеими руками. Он поддерживает ее одной рукой за ягодицы, а другая его рука на постели».

Мы прилетели в аэропорт Краснодара, а оттуда автобусом отправились в Горячий Ключ. Поселились в санатории «Изумрудный». Это Лиза настояла, чтобы я отдыхала именно в санатории.

Номер был двухместным и очень уютным. Но меня сразу, как только мы приехали, начало тошнить. Крис испуганно смотрел, как я убегаю в ванную, зажав рот. А когда вышла оттуда, то бросился ко мне.

— Ты плохо перенесла перелет? — заботливо спросил он, протягивая мне стакан с водой.

— Не знаю, в чем дело, — ответила я. — Раньше такого не было.

— Поспи, — предложил Крис. — А на обед можно не ходить.

Он разобрал постель и уложил меня, укутав одеялом, словно маленькую. Я действительно скоро уснула, а когда проснулась, то чувствовала себя нормально. Крис сидел на полу возле кровати и внимательно смотрел на меня. Я улыбнулась и потянулась.

— Я вижу, что тебе явно лучше, — радостно произнес он.

— Да, не беспокойся.

Крис прилег рядом и обнял меня. Я начала целовать его, он тяжело задышал и навалился на меня. Но когда он вошел, я вновь ощутила легкую боль. Отстранившись, села, прислушиваясь к себе.

— Таня, что с тобой? Тебе вновь нехорошо?

— Не пойму, — ответила я, — какое-то странное недомогание.

— Тебе не здоровится? — испуганно спросил он. — Может, ваши женские дела скоро?

Я не ответила. До меня неожиданно дошло, что время «этих дел» уже миновало, и у меня задержка. Я тут же вспомнила, как пьяный Чжао после посещения ресторана привез меня в отель, как он не воспользовался презервативом из-за сильного опьянения.

«Господи! — с тоской подумала я. — Только не это! Я не хочу родить китайчонка! Нет!»

— Таня, с тобой все в порядке? — все больше пугаясь, спросил Крис и взял меня за руки.

Я посмотрела на него остановившимся взглядом. Потом резко встала и начала одеваться. Он не сводил с меня глаз. Я натянула джинсы и джемпер, взяла сумочку.

— Милый, — решительно проговорила я, — ты оставайся здесь. Вещи разбери, а я в аптеку.

— Я с тобой! — сказала Крис, хватая свою куртку.

— Нет, не нужно. Я посоветуюсь с фармацевтом. Это, наверняка, желудок. У меня бывает на нервной почве. Куплю лекарства и вернусь. А ты тут пока похозяйничай. А то мы сумки бросили, вещи раскидали.

Я накинула куртку и, не дожидаясь ответа, вышла из номера.

Аптека оказалась за углом. Я купила тест на беременность и засунула его в кармашек куртки. Для отвода глаз приобрела какие-то витамины и травяной чай. Потом немного погуляла по улочке, глазея по сторонам. Город выглядел тихим и уютным. Множество деревьев с уже набухающими почками, газончики с прошлогодней, тускло зеленой травой, птицы, оглушительно заливающиеся на ветках, малочисленные прохожие. В марте был не сезон, и отдыхающих приезжало немного. Погода стояла теплая, но сырая. Низкие темные тучи наползали с востока и явно несли с собой дождь. Я поежилась и вернулась в санаторий.

Крис все прибрал, сложил вещи в шкаф и ждал меня с довольным видом.

— Какой молодец! — похвалила я.

— Старался для тебя, любимая.

— Я купила витамины и лекарственный чай, это просто желудок барахлит, — спокойно проговорила я, бросая пакетик из аптеки в кресло. — Так что ты зря волновался. На улице к вечеру явно будет дождь. В санаторской столовой неохота питаться. Пошли в город, кофе попьем. Очень хочется.

— Но с больным желудком кофе нельзя, — заметил Крис, но заулыбался.

— С молоком можно, — улыбнулась я в ответ. — Собирайся. Успеем до дождя. Я тут неподалеку кафешку видела. Я на минутку в ванную, а потом пойдем.

Я прошла в ванную и закрылась. Тест оказался положительным. Я неподвижно смотрела на проявившееся две полоски, означающие беременность, и лихорадочно думала, что предпринять.

«Только не говорить Крису! — решила я. — Он и так последнее время не в себе. Хотя, он постоянно не в себе, — усмехнулась я, — творческая сумасшедшая натура. Но такое известие окончательно сведет его с ума».

Когда я вышла из ванной, Крис стоял в гостиной и разговаривал с медсестрой. Я поздоровалась.

— Вы на какие запишетесь процедуры? — оживилась она. — А то ваш спутник не знает.

— А что у вас есть? — равнодушно спросила я.

— Светолечение, лазерная терапия, теплолечение, гидротерапии, это душ-массаж и различные ванны, магнитотерапия, суджок терапия, рефлексотерапия, — начала монотонно перечислять медсестра. — А также в санаторном парке имеется питьевой бювет. Очень советую. Минеральная вода у нас отличная.

— А проспект есть? — поинтересовалась я.

— Да, конечно. Я вам оставлю распечатку с расписанием процедур. Кстати, питание у нас отличное, шестиразовое по диетам. Вы на полдник уже опоздали. Так что прошу на ужин в столовую.

— Спасибо большое, — ответила я и улыбнулась.

— Отдыхайте, — сказала медсестра и вышла из номера.

— Пошли в кафе, — решительно сказала я. — Еще не хватало на диетах сидеть!

Крис рассмеялся и натянул куртку.

Прошла неделя нашего пребывания в санатории. Вначале мы много гуляли, потом и санаторий и сам городок до смерти надоели. Мы вновь начали пить много вина, закрываясь в номере. Крис постепенно впадал в черную меланхолию. Я, постоянно думая о беременности, достигла этого состояния еще быстрее, чем он. Странно, но мне нравилась такая жизнь. Мы занимались сексом, потом пили, потом вновь занимались сексом и снова пили. Иногда начинали плакать на плече друг друга, потом утешать. Это заканчивалось, естественно, сексом. Иногда в минуты просветления выходили из номера, но лишь для того, чтобы посетить два местных бара, находящихся на территории санатория. Но там вновь начинали пить и скоро уходили к себе в номер. Я стала находиться в постоянном одурманенном состоянии, но мне так было легче не думать о беременности и пока не принимать никаких решений. И как только начинало наступать отрезвление, я снова наливала вино. Процедуры мы, естественно, не посещали. Медсестра зашла еще раз, но мы от всего отказались.

К тому же погода стояла дождливая. В один из туманных дней, когда дождь на время прекратился, мы встали со смятых простыней и, шатаясь от опьянения и слабости после многочасового секс-марафона, выползли на балкон. Крис завернулся в плед, накрыв одним концом меня и крепко прижав к себе. Он свесился за перила и стал смотреть вниз. Номер находился на пятом этаже, но потолки были высокие, около четырех метров, так что мы находились довольно высоко от земли.

— Что ты там увидел? — безразлично спросила я, прижимаясь к нему, подрагивая от промозглого воздуха и чувствуя, как в голове проясняется.

— Вижу, как мы с тобой, обмотанные в плед, летим вниз, как приближается асфальт и дальше — рай, где нет боли и страдания, где мы всегда вместе и никакие глупые и жестокие земные игры не смогут нас разлучить. Ты — христианка? — неожиданно спросил Крис, поворачиваясь ко мне.

Взгляд его непроницаемо черных глаз ожег меня как огонь.

— Нет, — ответила я, дрожа. — Я вообще не принадлежу ни к какой религии.

— И я, — усмехнулся он. — Странно, правда? Родители у меня православные, хотели и меня окрестить. Бабушка католичка, она тоже пыталась. Но я сопротивлялся. Зачем? Должен же я сам определить для себя, как устроен мир, и кто есть Бог.

— А мой дед японец принадлежит к религии синто, — тихо произнесла я.

— Япония удивительная страна, — пробормотал Крис и посмотрел на меня с непонятным выражением. — А ведь ты не испугалась, когда я описал, как мы летим вниз, — заметил он после паузы.

— Нет, — равнодушно ответила я. — Я ничего не боюсь. И мне, по большому счету, все равно после того, что со мной было в жизни!

Крис обнял меня и повел в комнату, приговаривая, что я вся дрожу и, не дай Бог, простужусь. Меня и правда била крупная дрожь.

— Может, я и хочу именно этого: простудиться и умереть! — истерично заявила я и начала хохотать.

Потом разрыдалась.

— Что с тобой, девочка? — испугался он, бережно усаживая меня в кресло и подавая стакан с вином.

Крис снял мои тапочки и начал растирать ступни горячими пальцами. Я сидела неподвижно, потом сделала глоток, посмотрела ему в глаза и неожиданно начала рассказывать о том, как мы попали в Гонконг и что с нами там происходило. Я говорила и говорила, вспоминая все до мелочей и ничего от него не утаивая. Его пальцы замерли, потом он закрыл глаза, положил голову мне на колени и замер. Рассказав все, в том числе, что я беременна, я встала и ушла в ванную, закрыв дверь на задвижку. Но Крис не беспокоил меня. Проплакав около часа, я внезапно ощутила необычайную легкость, словно избавилась от тяжелого изнуряющего меня груза. Умывшись, я вышла. Крис сидел все так же на полу и держал в руках какую-то книгу. Я остановилась перед ним. Он лег у моих ног на спину и начал медленно читать:

— Что это? — после паузы спросила я.

— Я тебе уже говорил, что это моя любимая пьеса великого Тикамацу «Синдзю на острове Небесных Сетей». Как необыкновенно торжественно и печально звучат эти строки! У меня всегда мороз пробегает по коже и начинает бешено колотиться сердце.

Крис поднял голову от книги и, глядя мне в глаза, начал читать наизусть:

Проговорив это, Крис закрыл глаза и замолчал. Я легла на пол и прижалась к нему.

— Я всегда мечтал о такой смерти, — еле слышно сказал он, гладя мои волосы. — Что наша жизнь? Грязь, бессмысленная жестокость, бесполезные страдания. И умереть вот так, на пике любви и по своей воле — разве это не прекрасно? Умереть молодыми, красивыми и страстно влюбленными — разве это не высшее счастье, которое доступно смертным?

Я слушала его со странным удовольствием. И почему-то вспомнила погибшего Петра. Я так сильно любила его, так необычайно страстно.

«Зачем я тогда не сделала вслед за ним харакири? — тоскливо подумала я. — Вся моя жизнь после его смерти — одни несчастья».

В этот момент мне казалось, что все именно так.

— Но самое лучшее, — сказал Крис, — это прыгнуть вместе со скалы в реку и утонуть. А еще лучше прямо в водопад, чтобы наверняка. Здесь даже есть подходящий, — тихо добавил он.

— Крис, что ты говоришь? — попробовала я сопротивляться своим собственным мыслям и неожиданно возникшему желанию умереть именно таким образом.

— И все закончится, — страстно продолжил он. — Представляешь? В один миг мы развяжемся с этой постылой жизнью и умрем в любви. Боли не будет, не бойся. Я уверен, что мы просто пройдем сквозь толщу воды и выйдем на прекрасной поляне, залитой солнцем. И будем любить друг друга вечно в окружении пышных благоухающих цветов, поющих птиц и порхающих разноцветных бабочек. И никакой грязи. Лишь чистота, свет и тишина.

— Ты так уверен в этом?

— Абсолютно, — ни на секунду не задумавшись, ответил он. — Одевайся!

Крис встал и подал мне руку. Я медленно поднялась с пола. У меня кружилась голова и вновь начало поташнивать.

«Чистота, свет и тишина, — подумала я. — И никакой беременности».

Крис налил вина, и мы выпили. На улице вновь пошел сильный дождь. Мы молча оделись и покинули санаторий.

Я плохо помню дорогу до водопада. Вначале нас подвез какой-то веселый парнишка, который без конца подшучивал под ненормальными туристами и их тягой к необычным местам.

— Мы мечтаем увидеть водопад, — сказал Крис. — Я в проспекте читал, что он тут неподалеку.

— Так ведь дождь на улице, — рассмеялся парень. — Это опасно, воды много прибыло.

— Мы закаленные путешественники, — ответил Крис.

— Я скоро вас высажу, — проговорил парень, — но даже не знаю, как вы доберетесь. Там есть удобная тропа от памятника солдатам. Я вас смогу высадить возле него, так как он расположен на трассе. И где-то в пяти километрах есть красивый водопад на ручье Тамбовская щель. Это правый приток реки Каверзы. Мы его так и называем Большой Каверзный. Он около десяти метров. Очень красив. Но при такой погоде не представляю!

— Еще красивее, — сказал Крис. — Я художник и люблю все неординарное и по-настоящему стихийное.

— Тогда понятно, — улыбнулся парень и притормозил возле памятника солдатам. — Но чуть дальше есть более живописный водопад Псечиако, — добавил он. — Вода падает по ступеням. Знаете, такие живописные четыре каскада в окружении скал с гротами и нишами. Супер!

— А что означает его название? — заинтересовалась я, выходя из заторможенного состояния.

— Псечиако? Пасть Дьявола, уж и не знаю почему, — усмехнулся он.

Я вздрогнула. Крис расплатился с парнем, вышел из машины и подал мне руку. Дождь превратился в мелкую водяную пыль, которая беспрерывно сеяла с неба.

Мы начали подниматься по тропе. Скоро она уперлась в шаткий, крайне ненадежный на вид мостик, переброшенный через бурный ручей. Мы молча перебрались и пошли по широкой, сильно размытой дороге. Она свернула вправо.

— Но нам нужно вверх, — тихо заметил Крис и крепко взял меня за руку.

Его ладонь была мокрой и холодной. Он решительно свернул с дороги и двинулся по узкой неудобной тропке, идущей вдоль русла ручья. Скоро мы оказались на небольшой полянке. Видно было, что здесь место стоянки. Короткие, ровно обрезанные разномастные пеньки торчали из земли. Я уселась на один из них. Он был широким, но мокрым. Крис остановился рядом, глядя вдаль.

— Мне кажется, я слышу шум падающей воды, — сказал он.

— Навряд ли, — устало ответила я. — Это шум дождя.

— Но ведь дождя нет, только пыль сеется, — улыбнулся он.

Я оторвалась от созерцания высоких пихт, росших выше на склоне, и посмотрела на Криса. Он был необычайно бледен. И с этим белым лицом, на котором выделялись большие черные глаза и полоска губ, он показался мне похожим на какое-то существо из потустороннего мира. Я вздрогнула и встала.

Реальность странно изменилась, словно я оказалась по ту сторону живого мира. Темно-серое разбухшее от влаги небо почти касалось мокрой земли. Очертания валунов вдоль ручья, поваленных деревьев, стройно стоящих пихт и каких-то пушистых кустов, сплошь покрытых капельками воды, выглядели размытыми от сгущающего голубовато-серого тумана. Вода ручья бежала и бурлила, и ее брызги разбивали туманное марево. Казалось, с холма сползает слой из серой ваты, постоянно меняющий свою форму из-за бурлящего под ним ручья. И на этом фоне четко выделялся силуэт Криса в черной куртке и черных джинсах. Белый длинный шарф, обмотанный вокруг его шеи, вдруг показался мне японским оборотнем «иттан-момэн». Буквально это переводится как «штука хлопковой ткани». По древней легенде «иттан-момэн» — это длинная белая летающая полоса ткани, появляющаяся по ночам и душащая своих жертв, обертываясь вокруг шеи и головы.

Крис озирался по сторонам с таким видом, словно он был единственным обитателем этого влажного серого мира. Я вдруг вспомнила, как в один из моих приездов в Токио посетила гору Осорэ, что в переводе означает «страх». Там я искала душу своего любимого, потому что по преданию именно в кратере Осорэ в определенные дни собираются души умерших, что именно там существует путь в Страну мертвых, где правит князь Эмма.

«Мне кажется, — подумала я, начиная испытывать страх, — что путь в Страну мертвых есть и у нас. И мы идем по нему. Может, душа Петра находится именно здесь?»

И я, не оглядываясь на Криса, пошла вверх по ручью, с трудом перелезая через поваленные деревья.

Время тогда будто остановилось, поэтому не могу точно сказать, когда мы увидели водопад. Шум воды мы услышали намного раньше, а затем нашему взору открылся мутной поток, низвергающийся с ровной, словно край стола, площадки. Ниже была еще одна такая площадка, похожая на широкую ступень, Там вода стекала широким слоем и неслась в ручей. Слева мы заметили узкую шаткую лесенку, ведущую наверх, и молча устремились к ней. На мне были короткие резиновые сапожки, и ноги постоянно соскальзывали. Я с завистью смотрела на Криса, который предусмотрительно надел высокие кроссовки на ребристой подошве. И вот мы поднялись по этой ненадежной лесенке, которая, казалось, разваливается прямо под нами.

Остальное я помню плохо. Мы стояли по колено в воде, с левого края водопада, с трудом удерживаясь на ногах. Но Крис непременно хотел выйти на середину. Мы словно обезумели и, по-моему, уже не соображали, что делаем и зачем. Рев воды, сгущающиеся сумерки, серый туман, сеющая сверху влага словно проникли внутрь меня и неожиданно начали изливаться слезами. Из моих широко раскрытых глаз они текли безостановочно. Отчаяние охватило меня. Я вдруг поняла, что все неправильно, что так нельзя, что Крис сам не понимает, что делает, идя на поводу своей безумной идеи и странных фантазий, что наша жизнь не может вот так закончиться. Я с трудом оторвала руку от его цепких ледяных пальцев и хотела повернуть обратно. Но он, видимо, неправильно истолковал мой жест.

— Не бойся, любимая, — закричал он, наклоняясь ко мне. — Мы у цели! И я счастлив! Еще миг, и мы навсегда уйдем из этого мрака в вечный свет!

Крис размотал шарф и затянул узел на шее, потом протянул длинный конец ко мне, чтобы я сделала тоже самое. Но я поскользнулась на резиновой подошве. И полетела в водопад. Странно, но я не потеряла сознание от ужаса, и все отчетливо понимала. Падение показалось мне похожим на затяжной прыжок. Я словно катилась вниз на огромной пружинящей струе воды, задавливаемая сверху другой струей. К тому же меня без конца поворачивало в разные стороны. Я даже вначале не зажмурилась и видела водяные завихрения потока, в котором падала, мельчайшие брызги, образующие над основной массой воды подвижную легкую накидку. Я помню, как удивилась, почему Крис не летит вместе со мной. Когда я шлепнулась в бассейн под водопадом, меня сразу отнесло к порогу. Я была в длинной стеганой куртке из плотного водонепроницаемого материала, к тому же с надетым на голову почти до бровей и туго завязанным капюшоном. Куртка в воде как-то странно раздулась, поэтому я осталась практически невредимой. Единственное, что меня испугало, это резкая спазматическая боль внизу живота в момент падения. Меня снесло вниз и влево и прибило к куче поваленных деревьев. Я выбралась на берег, села и начала истерично хохотать.

— Крис! — закричала я, с трудом преодолев очередной приступ смеха. — Вот это синдзю! Жаль, что никто не снял на камеру! Это был просто сюжет для кассовой комедии в японском стиле.

Я вновь расхохоталась и никак не могла остановиться. Потом начала кататься по берегу буквально в пароксизме хохота. Случайно мой взгляд уперся во что-то болтающееся в струях водопада. Я замерла. Потом с трудом поднялась, вглядываясь. Это был Крис. Он висел на поваленном толстом и длинном стволе пихты, который стоял наклонно, одним концом упираясь в отвесную стену с края водопада. Крис болтался, раскачиваясь, как огромная реалистичная кукла бунраку. Конец шарфа, по всей видимости, зацепился во время падения за торчащий вверх обломок ветки. Я начала пробираться к нему и громко кричать. Но тут резкая боль пронзила живот, и я потеряла сознание.

Над водопадом оказалась так называемая Университетская пещера. На мое счастье там остановились туристы на ночлег. Это были молодые парни, местные студенты. Они и нашли меня. Я смутно помню их лица, горячий чай, которым они пытались меня напоить, испуганные голоса, которые звали меня. Потом меня подхватили и понесли.

Очнулась я в больнице через несколько часов. Медсестра так обрадовалась, будто я была ее ближайшей родственницей. Она тут же вызвала врача, а сама все гладила мою руку и приговаривала:

— Ну вот и славно, миленькая! Ну вот и хорошо! Все будет в порядке.

Я в недоумении на нее смотрела, не понимая, почему она отводит глаза и улыбается как-то беспомощно. Но тут появился врач, полный мужчина средних лет, осмотрел меня, задал вопросы о самочувствии, потом после небольшого раздумья осторожно сообщил, что я потеряла ребенка. Медсестра тут же поднесла мне какую-то успокаивающую микстуру, и я покорно проглотила.

— Вы молодая, здоровая, — говорил врач увещевающим тоном, — так что все будет в порядке. И у вас, несомненно, еще будут дети.

— Да, да, — твердила ему в унисон медсестра и жалостливо на меня смотрела.

— А мой друг? — задала я вопрос, когда они перестали успокаивать меня Медсестра отвела глаза. Врач задумался, внимательно на меня глядя, словно решая, что мне стоит сообщить, а о чем лучше умолчать.

— Он погиб? — настаивала я.

— Голубушка, — начал врач и шумно вздохнул, — вы сейчас в таком состоянии. Вам лучше поспать.

— Значит, погиб, — тихо сказала я.

— Ваш друг умер мгновенно, не мучаясь, — решился он сказать мне правду. — Завтра с утра к вам приедут из милиции, и вы все расскажете. Хотя, понятно, что это был несчастный случай. И ведь вы оба были в нетрезвом состоянии, — мягко, но укоризненно добавил он и вздохнул. — Ох, уж эти мне туристы! Мы даже в проспектах указываем, что это время самое неблагоприятное для посещения водопадов. Голубушка, вы отдыхайте. Только сообщите мне координаты родных погибшего, чтобы мы вызвали. Тело необходимо забрать.

— Да, да, — пробормотала я и всхлипнула.

 

Свиток седьмой. Золото лучей в лазури небосвода

Я вернулась в Москву через неделю. Лиза встречала меня в аэропорту. Выглядела она ужасно. Но увидев, что я улыбаюсь, она недоверчиво улыбнулась в ответ и бросилась мне на шею.

— Таня! Все это так невероятно страшно!

— Не волнуйся, — ответила я, гладя ее по голове, — я в порядке.

— Как ты себя чувствуешь? Ты можешь сказать, что же все-таки произошло?! Я тут чуть с ума не сошла! Все, моя дорогая, больше я тебя никуда не отпущу. Это просто рок какой-то. Будешь у меня работать, как миленькая. Дел полно! — тараторила она сквозь всхлипывания.

— Дома поговорим, — сказала я. — А то в ушах после перелета шумит.

— Прости, дорогая, — тут же спохватилась Лиза. — Поехали!

Мы поймали такси. И всю дорогу, в основном, говорила Лиза.

— Здание уже отремонтировали, — рассказывала она, — самое время заняться декором и набирать кадры. Дел невпроворот, а главная гейша, видишь ли, вздумала с водопадов прыгать.

Я невольно улыбнулась.

Мое состояние после падения в водопад странно изменилось. Словно моя психика освободилась от ненужного, разъедающего меня изнутри напряжения. И даже смерть Криса не влияла на этот процесс. Мне казалось, что я перешла какую-то черту и стремительно удаляюсь от того, что за моей спиной. Мне виделось, что это яма, темная, грязная, наполненная чудовищами, которые тянут ко мне свои лапы и раскрытые пасти. Но я иду от нее все быстрее навстречу зеленому лесу, залитому солнцем. А пребывание в Гонконге, сумасшедшая страсть Криса, прервавшаяся беременность остались там, за чертой. И моя память старательно стирала эти образы.

Когда мы приехали в мою квартиру, я вскрикнула от радостного изумления, увидев Тима. Он выскочил в коридор, по своему обыкновению полуголый, и бросился мне на шею.

— Танюха! — восторженно закричал Тим. — А ты совсем неплохо выглядишь.

— Ты тоже, малыш! — расхохоталась я.

Тим похудел, его роскошные волосы были очень коротко острижены, на лице еще оставались розовые следы заживающих царапин, но в целом, он не изменился.

— А мне три дня назад гипс сняли, — довольно сообщил он. — И я в порядке, только ноют сросшиеся кости.

— И уже скачешь, я смотрю, — заметила я.

— А как же? Как всегда, накрыл на стол к твоему приезду.

Я пошла в комнату, чтобы переодеться. Лиза следовала за мной по пятам.

— А где картины Криса? — удивилась я, не увидев его многочисленных работ, которые до отъезда буквально заполонили мою квартиру.

— Тим решил убрать, — нехотя проговорила Лиза. — Подумал, что тебя они будут огорчать, вызывать печальные воспоминания.

— Глупости! — ответила я. — Ладно, я потом сама их развешаю.

Когда я вышла из ванной, стол уже был накрыт. Лиза и Тим сидели с радостными лицами. Я увидела бутылку шампанского.

— Тебе можно? — осторожно поинтересовался Тим, беря бутылку и снимая фольгу.

— А почему нет? — улыбнулась я. — Не нужно обращаться со мной, как с больной! Дорогие мои, я выздоровела и чувствую себя отлично!

Тим кивнул и разлил шампанское. Они начали сообщать мне последние новости, но старательно обходили тему моего пребывания в санатории. Тогда я сама им рассказала, как мы с Крисом по пьяному делу потащились осматривать водопад, как я поскользнулась в резиновых сапогах и чудом осталась жива. Про беременность я умолчала, чтобы их не расстраивать. К тому же я старательно вычеркивала этот факт из памяти, словно никакой беременности никогда не было.

— За телом Криса приехал его отец, — напоследок сообщила я. — Но я его даже не видела. Я почти все время спала от лекарств.

— Ну и правильно! — одобрила Лиза. — Зачем тебе лишнее напряжение?

Мы замолчали.

— А ты снова в стриптиз? — после затянувшейся паузы перевела я разговор на другую тему.

— Навряд ли, — ответил Тим и ясно глянул мне в глаза. — Хочу все-таки вернуться в родной город. Денег я тут накопил, хватит на квартиру. Сама знаешь, цены у нас, не то что в столице. Однушку вполне могу себе позволить и не самую плохую. Даже на мебель останется.

— А скучно после такой бурной жизни не будет? — усмехнулась Лиза. — Не проще здесь устроится на приличную работу? Можно ведь в какой-нибудь престижный танцевальный коллектив, скажем, балет «Тодес» Аллы Духовой.

— Не знаю, девочки, — после долгого раздумья ответил Тим и налил шампанского. — Надоело все до чертиков, вся эта богемная тусовка. Хочу учить детишек танцам, зажить простой тихой жизнью.

— В одиночестве? — спросила я, лукаво улыбаясь.

— Ну почему? — сказал он. — Ритка же не навечно в Японии. Вот вернется и переедет ко мне.

— Как ты уверен! — заметила Лиза.

— Да я вчера с ней по телефону говорил. Любит она меня, сказала, что очень скучает. И я ее, наверное, люблю. Будет у нас японские танцы преподавать или в нашем самодеятельном театре Кабуки работать режиссером. А, может, откроем на пару собственную окию и составим конкуренцию Танюхе.

— В Москве что ли конкурентами станете? — рассмеялась я. — Не думаю, что в нашем городке этот бизнес может получить развитие и принести прибыль. Ты же знаешь, что услуги гейш стоят немалые деньги. А кто в провинции такое может себе позволить?

— Да я так, к слову, — ответил Тим, улыбаясь. — Но мне нравится твой активный настрой. Узнаю прежнюю Татьяну. Ты всегда была генератором идей. Слушай, а тебе такой отдых пошел явно на пользу. Или купание в ледяной воде так повлияло на просветление ума?

— Тимур! — одернула его Лиза и с тревогой на меня глянула.

— Все в порядке, — улыбнулась я. — И я так рада, что снова дома, с вами. Я отлично себя чувствую.

Из тетради лекций госпожи Цутиды:

«От японских гейш без ума были многие великие люди. Чарли Чаплин, Федор Шаляпин, Жан Кокто побывали в Японии и присутствовали на вечеринках с гейшами. Они были в восторге от этого чисто японского феномена и оставили записи о своих впечатлениях.

Жан Кокто, знаменитый французский прозаик, поэт, художник, сценарист, драматург, режиссер был гомосексуалистом. Женщины его никогда не интересовали. Любовью всей его жизни являлся актер Жан Марэ. Но приехав в Японию в 1936 году, Кокто встретил известную гейшу Кихару и был настолько очарован ей, что по возвращении во Францию написал знаменитые стихи-впечатления. Он воспел три драгоценности Японии: борьбу сумо, театр кабуки и, главное, гейшу Кихару. Кокто дословно перевел ее имя — Цветущая Весна — на английский и французский. В сердце этого гения нашлось место лишь для одной женщины. И это была именно гейша.

Но после Второй мировой войны популярность этой профессии резко упала. Число гейш неуклонно сокращалось, и становилось все труднее найти ученицу, готовую потратить, по меньшей мере, пять лет на постижение искусств музыки, танца и остроумной беседы. В середине XIX века в Киото, родине этой профессии, было около тысячи майко и гейко, как на местном диалекте называется профессиональная гейша. Через сто лет их количество сократилось до 500, включая 200 майко. В 97 году в городе оставалось всего 58 учениц.

Не зная, как привлечь в эту профессию юных девушек, несколько домов гейш решили воспользоваться современными методами. Они создали свои сайты, через которые занялись поиском майко. И дома гейш в древней столице Киото снова процветают благодаря тому, что начали вербовать новое поколение учениц таким нетрадиционным способом. Информация, которая размещается на сайтах, разнопланова. Это и какие-то занимательные лекции по истории профессии, и цитаты из дневников гейш, и древние тексты о жизни Ёсивара, и рисунки великих японских художников. На сайте девушки могут прочитать основные требования к кандидаткам. Они просты, адаптированы для современного мышления и выглядят следующим образом:

«А вы смогли бы стать гейшей?

Это не работа с 9 до 18. Кандидатки в гейши должны быть готовы к пяти годам непрерывной учебы.

Оптимальный возраст — 15 лет. После окончания школы начинать уже поздно.

Максимальный рост — 160 см. Более высокий рост не позволяет женщине выглядеть грациозно во время танца.

Идеальный вес — от 43 кг, чтобы быть в состоянии танцевать в тяжелом кимоно.

Соискательницы должны иметь разрешение родителей (если оно вам не нужно, вы уже слишком стары).

Кандидатки должны быть готовы вести традиционный японский образ жизни, включая ношение кимоно и сон на тонком матрасе, а не на кровати.

Модельная внешность не обязательна (макияж наносится очень толстым слоем)».

«Быть японцем снова круто, и гейши — часть этой тенденции, — говорит Питер Макинтош, канадец, который занимается организацией вечеров с гейшами для иностранцев в Киото. — Сегодня многие девушки не хотят работать в скучных компаниях. Если ты майко, то люди платят большие деньги за то, чтобы увидеть тебя и поговорить с тобой, ты встречаешься с кинозвездами, и куда бы ты ни пошла, люди тебя фотографируют. Это довольно приятная жизнь».

На следующее утро я проснулась в прекрасном настроении. На улице было необычайно тепло. Мартовское солнце заливало окна золотым светом. Я умылась, сварила кофе и, накинув куртку, вышла на балкон с чашкой. Облокотившись о широкие перила, с наслаждением вдыхала свежий воздух, щурила глаза от солнечных лучей, наблюдала за суматошными воробьями, которые явно ошалели от такого яркого теплого дня.

«Скоро апрель, — подумала я, — пора бы позаботиться о новых весенних нарядах».

Эта мысль показалась мне глупой, но доставила явное удовольствие. Я выпила кофе и позвонила Лизе.

— Ты чего так рано поднялась? — удивилась она.

— Хочу приехать на работу, — решительно проговорила я. — Надоело без дела слоняться.

— Нет, — воспротивилась она. — Ты вчера прилетела, нужно хотя бы пару дней отдохнуть.

— Короче, я выезжаю, — ответила я и положила трубку.

Лиза ждала меня в приемной с недовольным лицом. Я вошла и поцеловала ее, оглядываясь по сторонам. Здание полностью восстановили, Лиза уже завезла мебель. Я увидела, что первым делом она позаботилась о своем рабочем месте. В углу приемной на прежнем месте стоял стол, на нем возвышался новенький монитор, рядом горшки с цветами. Увидев их, я расхохоталась.

— Ты как всегда! Без зелени и цветов не можешь!

— Конечно, — ответила она, тоже начиная улыбаться. — Это создает мне нужное настроение. Но ты все-таки зря приехала. Твой кабинет еще не готов. Там сейчас как раз рабочие.

— Вот и хорошо, — сказала я, снимая плащ. — Зато сама все проконтролирую. А то прошлый интерьер казался мне претенциозным и несоответствующим духу гейш. Ты мебель для него уже привезла?

— Нет, и даже не заказала. Решила тебя дождаться.

— Да? — задумчиво произнесла я и вновь начала улыбаться.

— Ты чего? — осторожно поинтересовалась Лиза.

— Да вот думаю, может, оформить в традиционном минималистском японском стиле.

— Это что?! — с возмущением заговорила Лиза. — Циновки на пол, никакой мебели, раздвижные ширмы и ниша токонома? С ума ты сошла! А как же с клиентами? Будешь предлагать нашим бизнесменам обувь при входе в твой кабинет снимать?

И мы обе невольно прыснули.

— Ты права, — сказала я. — Будет обычная офисная мебель.

— Ну, это скучно, — улыбнулась Лиза. — Добавим какие-нибудь эксклюзивные японские вещички.

— Знаю я твои замашки! Прикупишь подлинную гравюру Утамаро или Хокусая, а потом доложишь мне, что деньги на счету закончились!

— Таня! — искренне возмутилась она. — Разве такое когда-нибудь было?

— Нет, нет, я неудачно пошутила. Распечатай мне лучше баланс счета. Надо прикинуть, что мы сейчас можем себе позволить.

— Момент! — ответила Лиза и вернулась за стол.

Я прошла в свой кабинет. Два молодых парня, на вид молдаванина, заканчивали клеить обои. Они вежливо со мной поздоровались и вернулись к работе. Обои были тканевыми, бежево-коричневыми и напоминали старинный гобелен. На полу уже настелили паркет. И это мне понравилось.

«Все-таки натуральные материалы намного приятнее, — подумала я, — не сравнить с линолеумом или плиткой».

Из кабинета я отправилась в репетиционную. Там все было уже готово. Стены оштукатурены, пол был также паркетным. Меня порадовало то, что в стене напротив входа сделали настоящую нишу.

— Как тебе? — услышала я голос Лизы и обернулась.

— Отлично! Осталось декорировать. Оставим эту комнату для тяною, как было раньше.

— Вот тебе распечатка, — сказала она, протягивая лист.

Я с любопытством глянула. Сумма впечатляла.

— Слушай, а все не так плохо, как я думала, — обрадовалась я.

— Конечно! Поэтому, госпожа директорша, жду ваших указаний. Танечка, — совсем другим тоном заговорила она, — я тут присмотрела одну классную вещицу для ниши в художественном салоне. Знаешь, такая керамическая фигурка гейши, очень изящная. И еще пару расписных вееров, но они подороже, так как подлинные из Японии и прошлого века. Кроме этого…

— Лиза! — остановила я ее, нахмурив брови, хотя мне было отчего-то смешно, — хоть у нас средств на счету немало, не забывай, что основное — это сямисэн, без которого мы никуда, кимоно, гэта, парики и специальный грим.

— Так сямисэн привез перед отъездом господин Ито и две коробки с кимоно. Я тебе разве не сказала?

— Нет, — ответила я и заулыбалась. — Какой он все-таки замечательный друг!

— Татьяна Андреевна, здравствуйте! — раздался радостный голос, и мы повернулись к двери.

В проеме стоял, переминаясь с ноги на ногу и смущенно улыбаясь, наш бывший охранник Слава.

— Вячеслав! Как я рада, — сказала я и пожала ему руку. — Ты решил снова у нас работать?

— А как же! Лиза мне позвонила и сказала, что я могу приступать хоть завтра. Вот я и приехал. Как хорошо, что все у вас образуется.

— Да, слава Богу, — проговорила Лиза. — И водитель тот же будет. Наш микроавтобус в порядке. Хоть он не сгорел тогда. Пойдем, возобновим договор.

Они удалились, а я прошла через репетиционную и остановилась у двери во внутренний дворик. Распахнув ее, я увидела, что там ничего не пострадало. Кованый фонарь возле небольшого прудика, две скамейки, дорожка, выложенная цветным гранитом, кованая ажурная ограда выглядели как новые. Я поняла, что металл недавно покрасили в черный цвет.

«И когда только Лиза все успела? — с удовлетворением подумала я. — Так быстро все восстановила! Осталось дело за кадрами и можно приступать к работе»

— Танюша, — позвала она меня в этот момент и выглянула из-за двери. — Ты тут?

— Смотрю, как все у нас замечательно. Даже работать быстрее захотелось!

— Я по поводу вывески, — сказала она, улыбаясь. — Оставим такую же? «Аямэ»?

— Конечно! К чему менять? Нас в Москве знают именно под таким названием. И не забудь сбоку символ: два тюльпана.

— Которые так напоминают число 69, — расхохоталась она. — Пошли чаю выпьем. Я только что заварила.

Мы устроились в небольшой комнате, которая раньше служила нам кухней, прямо на подоконнике, потому что мебели в ней пока не было. На полу стоял электрочайник, рядом картонная коробка, на которой громоздились чашки и сахарница. Лиза разлила зеленый чай и села на подоконник.

— Завтра Сакура приезжает, — сообщила она. — Сегодня утром ей звонила. Говорит, что с ней будут две девчонки, профессиональные танцовщицы, как и она. Сакура много им рассказывала о гейшах, и они очень заинтересовались. Обе из Питера.

— Это же замечательно! — тут же воодушевилась я и поставила чашку на подоконник. — Если они нам подойдут, то обучаться будут в процессе. Лиза! Ты не представляешь, как я соскучилась по нормальной работе!

Она глянула на меня засиявшими глазами и широко улыбнулась.

В начале мая помещение агентства было полностью обставлено, даже чайную комнату Лиза оборудовала необходимым инвентарем. Девушки, которые приехали с Сакурой, оказались просто находкой. Они танцевали, пели и обе играли на гитарах. Научить их щипать три струны сямисэна оказалось несложно. Они быстро переняли технику и с удовольствием ежедневно репетировали.

Одна из них, ее звали Маша, получила псевдоним Харуко, что означает «Дитя весны». Это была миловидная русоволосая девушка с большими серыми глазами и круглым личиком. Я задумалась, когда впервые ее увидела. Но Сакура тоже была светлоглазой, ярко выраженного славянского типа. Однако парик и макияж неузнаваемо ее меняли. К тому же Харуко оказалась необычайно музыкальной с нежным приятным голоском. Вторую девушку звали Катя. Она с первого взгляда чем-то неуловимым напомнила мне Риту. Возможно карими миндалевидными глазами и тоненькой гибкой фигуркой. И я придумала ей псевдоним Минами, что означает «Южная красота». Обе девушки танцевали вполне профессионально, что тоже меня порадовало. Сакура первое время была немного грустной и часто вспоминала погибшую Идзуми. Но постепенно втянулась в работу и вновь стала улыбчивой и жизнерадостной. Пока у нас было лишь по одному кимоно. Парики пришлось заказать в Москве. И сделали их на удивление правильно и красиво. Получились настоящие традиционные прически гейш симада.

К майским праздникам мы были практически готовы. На это время, как и на новогодние каникулы, всегда приходилось самое большое количество заказов. Но для начала я провела тяною, и пригласила экспертом господина Кобаяси. Господин Ито все еще находился в Иокогаме.

Девушки очень волновались, но выступили отлично. Господин Кобаяси остался доволен и сказал, что, за исключением некоторых огрехов, они вполне могут сойти за настоящих японских гейш. А при условии постоянных репетиций и выступлений на публике скоро станут профессионалами. Мне показалось, что он преувеличивает, чтобы поддержать меня.

После окончания тяною я пригласила его к себе в кабинет. Лиза принесла его любимое абрикосовое вино и удалилась. Господин Кобаяси огляделся, потом сел в кресло и вперил внимательный взгляд в картины Криса. Я решила несколько повесить у себя в кабинете.

— А ведь это ты, Таня, — сказала он после паузы. — Очень хорошие работы. Особенно вот эта, где ты стоишь в кимоно под деревом сливы и смотришь вдаль. У тебя такое нежное лицо и мечтательный взгляд. Кто это написал?

— Один мой друг, — нехотя ответила я. — Вы его как-то видели.

— Да? — удивился он.

— Он встречал нас в Шереметьево.

— Ах, да! Это такой утонченный молодой человек с белым лицом и черными глазами? Талантливый художник. А ему можно заказать…

— Прошу прощения, Кобаяси-сан…, — прервала я его.

Господин Кобаяси удивленно на меня глянул, потом сказал после паузы:

— Но я заплачу хорошие деньги.

— Он погиб, — тихо ответила я.

— О, это ты меня прости, Таня! — тут же огорчился он. — Я не знал!

Мы замолчали. Мне стало необычайно грустно, но, усилием воли, я подняла себе настроение и начала улыбаться. Потом машинально подлила вино в рюмку господина Кобаяси.

— Аригато, — рассеянно поблагодарил он на японском, не сводя глаз с картин.

— Знаете, Кобаяси-сан, у меня дома есть еще его работы, — сказала я после паузы. — И две из них навевают на меня тоску. Я с удовольствием расстанусь с ними. И если они вам понравятся, то прошу принять их в подарок.

Он глянул внимательно на меня, подумал и кивнул.

— Можно сегодня, — добавила я, — если вы не заняты. Я скоро поеду домой. Предлагаю вам присоединиться, Кобаяси-сан.

— С удовольствием, — улыбнулся он.

Мы приехали ко мне около десяти вечера. Погода стояла изумительная. Было тепло и сухо. Воздух от запаха уже зацветающих вишен, от раскрытых молодых и чистых листочков деревьев, от сочной травы и множества раскрывшихся одуванчиков казался необычайно ароматным, словно мы находились не в мегаполисе, а в деревеньке, затерянной в лесной глуши. Когда господин Кобаяси помог мне выйти из машины, я остановилась и вдохнула полной грудью. Возле моего дома росли пышные кусты сирени и несколько вишневых деревьев. Искорки звезд ярко горели в чистом темно-синем небе. Тонкий серебряный серп луны мягко мерцал сквозь ветки высокого тополя. Я отчего-то неожиданно остро ощутила красоту этого майского вечера, сердце заныло, странная нежность наполнила душу. В глубине двора на скамейке сидела парочка и тихо посмеивалась, прижимаясь друг к другу. Я мельком глянула на них и улыбнулась. Потом медленно пошла к своему подъезду. Господин Кобаяси молча следовал за мной. Мне было приятно ощущать его рядом.

Господин Кобаяси отличался сдержанностью, воспитанностью и каким-то врожденным аристократизмом. Его высокая сухопарая фигура, карие глаза, мягкая улыбка всегда вызывали симпатию у женщин. И в тоже время явная чувственность иногда сквозила в его облике, и придавала ему еще большую притягательность. Но я знала его секрет. Господин Кобаяси являлся мастером шибари. Я уже писала об этом. И оба сеанса, которые он провел со мной, оставили неизгладимое впечатление. Мне вдруг остро захотелось секса. Я неприметно вздохнула и направилась в подъезд.

Когда мы поднялись в квартиру, я пригласила господина Кобаяси пройти в гостиную. Он машинально снял туфли у двери, и я невольно улыбнулась. Усадив его на диван, я принесла две картины Криса, где изображалась связанной. Поставив их перед ним, я извинилась, поклонилась и ушла на кухню. Открыв холодильник, задумалась. Хотелось приготовить что-нибудь необычное, но легкое. Я достала креветки и цветную капусту и обжарила их на оливковом масле. Темно-розовые креветки и светло-зеленая капуста красиво смотрелись на коричневых керамических тарелках. Я разложила эту смесь маленькими горками в середине тарелок. И посыпала измельченным чесноком. Потом с одной стороны мелко натерла японскую редьку дайкон и украсила ее полоской отварной моркови, свернутой узлом. А с другой выложила на салатный листочек половинки ядрышек грецких орехов, капнув на них кунжутного масла. Осмотрев блюда, осталась довольной. Я знала, что это не только красиво, но и вкусно. К тому же почти все эти продукты способствовали сексуальному возбуждению. Особенно чеснок влияет таким образом на мужчин. Но немногие женщины знают это. Поставив тарелки и бокалы с белым вином на поднос, я отнесла его в гостиную.

Господин Кобаяси, когда я вошла, все еще сидел на диване и, не отрываясь, смотрел на картины. Я поставила поднос на пол и пригласила его присоединиться.

— Это удивительно хорошо! — сказал он, когда выпил вина.

— Вы о еде, Кобаяси-сан? — лукаво поинтересовалась я.

— Спасибо, Таня, — спохватился он. — Это действительно вкусно. Но эти картины! Твой друг был знаком с техникой шибари?

— Нет. Просто он очень увлекался всем, связанным с Японией. Однажды он нашел фотографии, которые сделал ваш друг. Помните? Я там связана и обнажена.

Господин Кобаяси неприметно улыбнулся и кивнул.

— И они его вдохновили на создание этих картин. К тому же я тогда была в Гонконге, и он ничего обо мне не знал.

— Я хочу заплатить за них, — после паузы сказал господин Кобаяси.

— Они не имеют цены, — тихо ответила я. — Повторяю, это мой подарок для вас.

— Но, Таня, эти работы стоят деньги и немалые, уверяю тебя. Мне неудобно принимать это от тебя.

Я растерялась. Но потом начала улыбаться. А что я хотела? Господин Кобаяси был высокопоставленным чиновником, человеком далеко не бедным, и меня он воспринимал, как гейшу. Это было не вполне в Традициях принимать от меня такие дорогие подарки, тем более без всякого повода.

— Хорошо, Кобаяси-сан, — согласилась я. — Оцените и заплатите, сколько сочтете нужным.

Он кивнул и облегченно улыбнулся.

«Интересно, а без предварительного связывания он может сексом заниматься?» — пришла в голову неожиданная мысль.

Я не смогла сдержать улыбки и пристально на него глянула. Господин Кобаяси сразу как-то подобрался и тоже вперил в меня внимательный взгляд. Я отодвинула поднос и пересела к нему поближе. Мне всегда нравились его темно-карие блестящие глаза. Они были довольно большими и красивой формы. Я погрузила в них взгляд, чувствуя, как начинает нарастать желание. Господин Кобаяси придвинулся ко мне и обнял за талию. Он тоже не отрываясь смотрел мне в глаза. И вот его рука забралась в вырез моей блузки, и пальцы нервно сжали грудь. Я вздрогнула и не смогла сдержать стона. Он прижал меня к себе и начал целовать. Его язык двигался внутри моего рта, пальцы крутили соски. Моя рука скользнула вниз, и я начала гладить бугор, выпирающий из его брюк.

«Да он явно может и без сеанса шибари», — подумала я и улыбнулась.

Но его губы тут же вновь приникли к моим. Он опрокинул меня на спину, быстро поднял юбку и навалился. Господин Кобаяси двигался стремительно. Стиль его секса оказался напористым, грубоватым и необычайно страстным. Но мне это нравилось. Такая здоровая мужская самость мгновенно возбуждала. К тому же я ожидала другого. После сеанса обвязки господин Кобаяси был мягок, нежен и обращался со мной, словно с дорогой хрустальной вазой, которую он боялся разбить. Он двигался плавно, входил не так глубоко, сжимал более нежно. Казалось, что всю агрессию и излишнюю страстность он вкладывал в процесс обвязки, а секс служил лишь дополнением. Но сейчас все выглядело совершенно по-другому.

Когда «фрукт лопнул», мы разжали объятия и легли на спины. Я привыкла к японской сдержанности, поэтому когда господин Кобаяси заговорил, очень удивилась.

— Я в растерянности, — сказал он после непродолжительного молчания. — Давно, ты не представляешь насколько давно, я не делал это вот так. Мне казалось, что такой обыденный акт неинтересен и примитивен. Я испытывал настоящее наслаждение, лишь в момент, когда обвязывал женское тело, создавая из него произведение искусства. Но сейчас понимаю, что был не прав. Ты необыкновенная женщина. Сегодня с тобой я испытал необычайно тонкое и изысканное удовольствие, что-то совершенно новое.

— Все новое, это хорошо забытое старое, так у нас говорят, — заметила я и погладила его покрасневшую щеку.

— О! Как это верно, — живо ответил он и повернулся ко мне, глядя заблестевшими глазами.

Потом обнял меня, его пальцы скользнули к «яшмовым воротам». Я закрыла глаза и приникла к нему.

Из золотой записной книжки с изображением иероглифа «Тацу» на обложке:

Секреты гейш. Кулинария.

«Любая гейша знает, как правильно устроить романтический ужин. Во-первых, нельзя перекармливать мужчину, потому что кровь прильет к желудку, и перегонять ее в нужный момент к нефритовому стеблю организму будет проблематично. Поэтому блюда должны быть легкими, красивыми и обязательно вызывающими возбуждение. В природе немало продуктов, содержащих афродизиаки. И гейши знают, какие. Во-первых, практически все морепродукты, во-вторых, чеснок и лук, в-третьих, орехи, особенно кедровые и грецкие.

Есть два проверенных временем рецепта гейш: «кедровое молочко» — полстакана очищенных кедровых орехов измельчаются в густую смесь. Этого достаточно, чтобы у мужчины наступила длительная и мощная эрекция. И второй рецепт: «камень нефрита» — равные части грецких орехов, меда и кинзы.

Также афродизиаки содержатся в желтках яиц, красной икре, шоколаде.

Для заинтересованных привожу еще три рецепта, которыми со мной поделилась госпожа Цутида:

Салат «Неудержимость дракона»

Смешайте 1 столовую ложку редьки дайкон, натертой на мелкой терке, с нарезанными ломтиками яблока, добавьте мелко нарубленные 2 цветка шиповника. Приправьте салат кислым молоком (1/2 стакана), смешанным с рубленым чесноком (2 зубчика). Добавьте 1 столовую ложку перловой крупы, предварительно измельченной в кофемолке.

Салат «Нефрит в яшме»

Дыню и дайкон (по 200 г) порезать соломкой. Дайкон отжать, добавить чайную ложку имбирного сока и оливкового масла, перемешать и дать постоять 5 минут. Горсть очищенных грецких орехов бланшировать в кипятке, крупно порезать. Один красный болгарский перец освободить от семян и порезать тонкой соломкой. Выжать сок половинки розового грейпфрута и одного апельсина. Смешать его с ложкой оливкового масла. Выложить смесь дыни и дайкона в салатник, добавить болгарский перец, перемешать, полить цитрусовой заправкой и засыпать сверху орехами. Потереть на салат свежий черный перец и немедленно подать.

Напиток «Роса на нефрите»

Смешайте мелко нарезанное яблоко, 1 столовую ложку ромашки аптечной, по 1 чайной ложке сухих листьев смородины, тертой редьки, сухих листьев одуванчика и 1 столовую ложку сахара. Залейте водой (3 л), доведите до кипения и настаивайте 15–20 мин. Отвар следует слить и пить любовникам в горячем виде в течение дня.

Во время ужина главное найти правильный тон. Секс заканчивается в постели, а начинается с мыслей и разговоров, доверия и совместных переживаний. Мужчины занимаются любовью мозгами, а не «одним местом», как считают многие женщины.

Жаловаться мужчине — последнее дело. Как правило, женские проблемы кажутся им незначительными и смешными, а жалобы — капризами. Вот у них, мужчин, проблемы настоящие, о них можно говорить часами. И гейша с удовольствием выслушает, если мужчина захочет поделиться с ней.

Еще одно заблуждение обычных женщин — мужчины не любят умных. Но дело в том, что не умных, а тех, кто чрезмерно демонстрирует свой ум, указывая мужчине на пробелы в его знаниях. Гейша никогда не покажет, что она умнее, не подчеркнет свое превосходство в чем бы то ни было.

Она незаметно превратит совместный ужин в приятный отдых для обоих. Ее беседа такая же, как и блюда на столе: красивая, легкая и, несомненно, возбуждающая. Гейша знает, что не страстность женщины, а ее желание льстит мужскому самолюбию. Поэтому словно невзначай даст понять, что это желание вызывает именно он.

Самые прочные сети невидимы. Именно ими искусная гейша оплетает тело, душу и мозг мужчины».

На майские праздники мы возобновили свои выступления. Лиза поместила рекламу в интернете еще в апреле. И сразу начали поступать заказы. К тому же все наши прежние клиенты необычайно обрадовались, что агентство «Аямэ» вновь приступило к работе.

— Если так пойдет и дальше, то мы скоро покроем все расходы, связанные с ремонтом, — довольно заявила Лиза через неделю работы. — И я немедленно повешу объявления в интернете о приеме новых девушек. Вы явно не справитесь.

— Но скоро лето, — возразила я. — Деловая жизнь затихнет, ты же знаешь. Многие разъедутся в отпуска.

— Да? — усмехнулась она. — Что-то я не помню по прошлому году, что это кого-то остановило. Спрос не уменьшился. Вспомни сама! А если все-таки вдруг будет меньше выступлений, ты сможешь более плодотворно заниматься с ученицами. Кстати, вчера звонила Ёсико и интересовалась, не нужны ли нам еще ее лекции.

— Как замечательно! — обрадовалась я. — Конечно, пригласи ее! И на тех же условиях.

— Уже пригласила. После праздников обещала приехать и начать работу, — ответила Лиза.

— Как я рада, что все постепенно налаживается, — заметила я.

— А я как рада! — расхохоталась Лиза. — Но Тим все-таки собрался уезжать, — невпопад добавила после паузы она.

— Да? — огорчилась я. — И что может повлиять на его решение?

— А бог его знает! — пожала она плечами.

Но седьмого мая нас ждал сюрприз. Накануне вечером позвонил господин Кобаяси. Мы только вернулись с выступления. Я буквально валилась с ног. И хотела лишь одного — быстрее снять тяжелое расшитое бисером кимоно и скинуть гэта. Харуко и Минами еще чувствовали себя не совсем уверенно, и вся нагрузка ложилась на нас с Сакурой. Я с чего-то решила, что господин Кобаяси решил встретиться сегодня со мной, но была без сил и тихо сказала Лизе, что не могу с ним говорить. Она кивнула и спокойно ответила, что я только что уехала домой. Потом она молча слушала, что он говорит, плотно прижав трубку к уху, и улыбалась.

— Чего он хотел? — поинтересовалась я, когда Лиза положила трубку.

— Так, — уклончиво ответила она, не переставая улыбаться, — спрашивал, как у тебя дела, передавал привет.

Но на следующий день около полудня в агентстве появилась сияющая Рита. Я в этот момент стояла возле Лизы и внимательно глядела в монитор. Лиза показывала мне рекламу, помещенную ей на каком-то сайте, и спрашивала мое мнение.

— Таня! Лиза! — раздался звонкий голосок, и мы одновременно подняли головы.

В двери вбежала Рита, за ней шел улыбающийся Слава.

— Вот кто к нам приехал! — сообщил он, будто мы не видели сами.

— Ритка! — закричали мы в один голос и бросились к ней.

— Ты как тут?! Что ж не сообщила? — спрашивала я со слезами на глазах и тормошила ее.

— Так вчера Кобаяси должен был сказать. Я с Ито прилетела, он нас даже встречал в Шереметьево.

— Ито-сан? Он тоже здесь?

— Здравствуйте, мои дорогие, — раздался его голос.

И господин Ито появился в приемной с коробками в руках. Сзади шли нагруженные Слава и господин Кобаяси.

Я буквально онемела от неожиданности и восторга. Потом расцеловала смущенного господина Ито.

— А я знала, — сказала мне Лиза.

— Вот ты какая! Могла бы мне сообщить! — повернулась я к ней.

— Ага! Чтобы ты всю ночь не спала! Ты и так вчера устала!

— Ну, чего мы тут застряли? — спросила я гостей. — Пройдем ко мне в кабинет.

— Мы на минутку, Таня, — ответил господин Ито. — Только с самолета, сама понимаешь. Ханако завез, да покупки. Тут кимоно, веера, обувь для вас.

— Спасибо, Ито-сан, — сказала я и поклонилась.

— Вы тут все привели в порядок! Как я рад! — продолжил он, оглядываясь.

— Я сообщил, что вы уже выступаете, — сказал господин Кобаяси.

— Да, — кивнул господин Ито. — Поэтому сразу заказ от меня. Сверьтесь с вашим расписанием и найдите время. Приглашаю всю компанию в мой загородный дом. Расценки остались прежними? — серьезно поинтересовался он, повернувшись к Лизе.

— Для вас, Ито-сан, специальное предложение, — улыбнулась она. — Одно выступление бесплатно, а все последующие с пятидесятипроцентной скидкой.

— Отлично! Буду ждать. А сейчас мне пора.

Мы расцеловались с ними.

Когда они ушли, мы с Лизой одновременно повернулись к Рите и сказали:

— Ну? Рассказывай!

— Может, чаю дадите с дороги? — спросила она.

— Важная стала! — рассмеялась Лиза. — Сейчас приготовлю.

— Но я не насовсем, — сказала Рита, глядя на меня и снимая джинсовую куртку. — «Золотая неделя» окончилась, я работала все праздники очень активно, и госпожа Цутида решила отпустить меня на неделю повидаться с родными. А тут как раз господин Ито собрался в Москву. Вот я с ним за компанию и полетела.

«Золотой неделей» в Японии называется период с 29 апреля (праздник День Зелени) по 5 мая (старинный праздник ирисов, ставший в наше время Днем Детей). У японцев это время — традиционная пора отпусков.

— Ты в Волгоград поедешь? — спросила я.

— Да, через три дня. Тут у вас побуду, потом с родителями хочу повидаться. А затем назад в Токио улечу.

— Понятно, — немного грустно произнесла Лиза.

— Я могу выступать, если хотите, — неожиданно предложила Рита. — Самой охота вспомнить старые добрые времена. Сейчас, поди, самый разгар?

— А то! — улыбнулась Лиза.

— Но, смотрю, вы тут все отремонтировали, так классненько! Еще лучше, чем было. И охранник тот же! А девушки?

— Сейчас придут, познакомишься.

Рита провела рукой по столу, по монитору, понюхала цветы. Ее глаза стали на миг грустными.

— Я позвоню Тиму? — осторожно спросила она.

— Конечно, — улыбнулась Лиза и протянула ей телефон. — А мы пока в репетиционную пойдем и разберем подарки.

Потом мы сидели в кабинете, пили чай и слушали Риту. Она была чрезмерно возбуждена и болтала без умолку. Я обратила внимание, что она часто в речь вставляет японские слова.

— Ты стала изучать японский? — спросила я.

— А как же! Раз я там живу. Прикольный такой язык! Мне нравится. Но, конечно, писать иероглифами не умею. Танечка! — неожиданно воскликнула она и порывисто ко мне прижалась. — Я так по тебе скучаю!

— Я тоже, Ритуля, — ответила я, обнимая ее.

Лиза глянула на нас и, пробормотав, что сделает еще бутербродов, удалилась из кабинета.

— Антон тебе привет передает, — сказала после паузы Рита. — Он подарок прислал. Сейчас отдам! Там пиалки такие маленькие в наборе с чайничком из фиолетовой китайской глины.

— Успеешь отдашь, — остановила я ее. — Как хорошо, что ты здесь!

— Знаешь, — зашептала Рита, — я ведь не только повидаться со всеми приехала.

Она отстранилась от меня и посмотрела округлившимися глазами. У нее был такой забавно серьезный вид, что я прыснула.

— Ничего смешного, — сказала Рита. — Вот что я тебе скажу, Танюха, обычай «мизуаге» и в самом деле все еще существует.

Я сразу перестала улыбаться, и встревожено на нее посмотрела.

— Да не пугайся ты так! — улыбнулась она. — Ничего со мной пока такого не произошло. Но госпожа Цутида уже несколько раз прозрачно мне намекала, что, сохраняя девственность, я все еще выгляжу как ребенок. И мое эротическое обаяние ики не развивается. А без него гейше никуда! Сама знаешь! Но я подумала и решила, что все-таки это дело интимное и добровольное. Почему я должна служить предметом купли-продажи даже для очень уважаемых мною господ? У меня уже есть свои поклонники. Они, правда, приличные мужики и при деньгах и очень ласковые. Подарками меня заваливают. И когда смотрят на меня, то только что не облизываются. Умора!

Рита замолчала и отпила остывший чай. Я смотрела на нее и не знала, что сказать, понимая, что мизуаге для нее неизбежно. Но Рита все, оказывается, решила по-своему.

— Так я вот что придумала, — сказала она и хитро улыбнулась, — лишусь девственности с Тимом. И приеду уже далеко не такой невинной овцой! Весь кайф им обломаю!

От такого неожиданного хода ее мыслей я невольно расхохоталась. Рита всегда поражала меня живостью мышления.

— Чего смешного-то? — слегка обиделась она и надула губы. — Зато по любви и с красивым молодым парнем, а не с каким-нибудь пожилым японцем.

— Это, и правда, неплохой вариант, — заметила я. — Тим-то знает о предстоящем счастье?

— Что ты! Смотри, Танька, никому ни слова! Я только тебе призналась, что надумала. Пусть все произойдет естественно. Сейчас он за мной приедет, и мы отправимся к нему на квартиру. Романтический ужин и все такое! Ох! Как я этого хочу! И по Тимке ужасно соскучилась!

— Там Тимур явился, — раздался в этот момент голос Лизы, и она заглянула в кабинет.

— Ой! — вскрикнула Рита и прижала руки к запылавшим щекам. — А он хоть все такой же красавец? Или после аварии все лицо изуродовано, да вы молчите из жалости?

— Рита! — строго сказала я.

— Рита! — раздался громкий голос Тимура, и он влетел в кабинет.

Они схватили друг друга в объятия. Мы сразу вышли, прикрыв за собой дверь.

«Как бы не получилось прямо сейчас у меня в кабинете на столе», — подумала я и не смогла сдержать смешка.

Лиза глянула на меня и тоже прыснула.

Мы зашли в приемную. Лиза с серьезным видом уселась за стол. Почти тут же появились Сакура. Мы сообщили новости.

— Где она? — засмеялась Сакура.

— В кабинете у меня, — нехотя ответила я. — Но там Тимур, так что лучше им не мешать.

— Успеют еще! — сказала она и пошла в кабинет.

Скоро мы услышали визг, смех, и Рита с висящей на ней Сакурой, появилась в приемной. Сзади шел счастливый Тим.

— Нет, — возмущенно говорила Рита, — Сакура еще больше растолстела! Таня, куда ты смотришь?! Она же просто неподъемная!

— Враки! — смеялась Сакура. — Я даже сбросила три кило!

На шум появились Минами и Харуко. Я их познакомила.

— Хорошо бы нам устроить праздничный ужин, — сказала я.

— Но сегодня выступления в пяти местах, — заметила Лиза.

— То-то и оно, — вздохнула Сакура. — И последнее закончится в три часа ночи.

— Можно, я с вами? Только чур, в паре с Аямэ! — встряла Рита.

— Начинается! — проворчал Тим. — Нет, чтобы со мной больше времени провести!

— А мы можем устроить ночную чайную церемонию, — предложила Лиза. — Тань, ты же говорила, что у японцев есть такая.

— Да, точно! — обрадовалась Рита. — Я сама присутствовала. Осоловевшие гости потом вместе встречают рассвет. Так прикольно!

— Жду вас всех здесь после работы, — решила Лиза. — Я все приготовлю. Тим, можешь остаться и мне помочь.

— А куда я денусь? — пожал он плечами. — Придется сидеть и ждать эту неугомонную девчонку.

И действительно, когда мы около четырех утра после выступлений собрались в агентстве, Лиза и Тим ждали нас. Мы, как были в гриме и кимоно, уселись на циновки в чайной комнате, освещенной лишь свечами, спрятанными в красные фонарики, и огнем каменного очага. Лиза вела церемонию. Она по очереди поднесла нам первый пастообразный зеленый чай, который тут же прогнал усталость и сон. Вначале мы сидели чинно и перебрасывались замечаниями, как положено, о красоте весны, об изяществе пиал и икебана. Но потом все расслабились, стали чувствовать себя непринужденно. Появилось вино и замысловатые бутерброды, которые приготовил Тим. Рита льнула к нему, они постоянно о чем-то шептались, их глаза сияли.

Я смотрела на них и радовалась, что для Риты все закончилось не так страшно, как могло бы, что Тим, кажется, действительно любит ее. Я видела довольное лицо Лизы, которая улыбалась мне. Я смотрела на девушек в ярких кимоно и с набеленными лицами, на убранство чайной комнаты, на тонкую изогнутую веточку цветущей яблони в узкой керамической вазе, стоящую в нише, и ощущала, как восстановленная гармония заполняет душу счастьем.

 

Послесловие

Из золотой записной книжки с изображением иероглифа «Тацу» на обложке:

Секреты гейш. Ощущение счастья .

«Великая тайна японских гейш в умении всегда светиться счастьем. Девочек, раньше ученицами становились с десяти лет, обучали радоваться жизни. Ценить приятные мелочи и наслаждаться ими! И они вырастали в счастливых женщин.

Именно таковыми их воспринимали гости и клиенты. Они излучали радость, свет. На лице непременная улыбка. Тон голоса музыкально-напевный. Движения плавные, как у довольной собой кошки. Мысли только светлые, бодрые, энергичные. Этой дисциплине ума придавали огромное значение.

И гейша вырастала готовой наслаждаться жизнью во всем и всегда. Будь это подливание клиенту саке в чашку или утонченная беседа за совместным распитием чая. Будь это прогулка под дождем по улице или в ясную погоду под цветущими ветками сакуры. Поход в лавку за какими-нибудь пустяками. Взгляд, брошенный на летящую в небе птицу. Извлекать удовольствие из всего. Превращать в приятное событие даже пустяк. Во всем искать плюс и стараться не видеть минус. Вот чему учили девочек в первую очередь в школах гейш.

Американские офицеры после войны вывезли на родину невероятное количество японских жен. Что их привлекало? Вот что написал один из женившихся на гейше офицеров: «Неукротимая готовность наслаждаться жизнью! Просыпаться и засыпать с улыбкой на лице. Шутить. Смеяться. Радоваться по любому поводу. Вначале это удивляет. Потом поглощает тебя целиком. Быть рядом с такой женщиной — праздник рассудка и тела…»

Именно в этом ощущении счастья, которое тщательно культивируется, а потом щедро отдается мужчинам, и есть суть древнего искусства гейш».