Христианин во Христе, Который объял его, соединен со всеми своими братьями: с теми, что на земле, и с теми, что на небе. Их духовные богатства принадлежат ему, а его — им. Вместе с ними он сознает себя ответственным за все человеческие существа, которые еще не знают Отца Небесного. Только в Церкви, в молитвенном собрании всех детей Господних, можем мы встретить Бога и молиться Ему. В ней каждый молится от имени всех, и все — от имени каждого (1. Локоть к локтю). — Таким образом, в молитве мы располагаем гораздо большим, чем наши личные возможности, а именно, теми неисчерпаемыми возможностями, каковы суть любовь и молитвы всех членов семьи Божией (2. Дочурка органиста). — Но в час молитвы нужно соединяться не только с Церковью земной, но и с Церковью небесной, присоединяться к великой небесной литургии, литургии ангелов и святых (3. Лествица Иаковля). — В центре же великого собрания всех детей Божиих — Мария, Матерь, и наша молитва смешивается с Ее молитвой! (4 и 5: Присутствие Марии). — Соединяться с Церковью для молитвы не означает отстраняться от множества людей, не знающих Бога или Его отрицающих. Возможно ли созерцать сияние, всемогущество, отечество Божие, и не испытывать при этом непреодолимого стремления открыть их другим? (6. Атеизм и молитва). — Одним только своим молчаливым присутствием человек молитвы трудится над делом Божиим, которое заключается в том, чтобы «рассеянных чад Божиих собрать воедино» (Ин 11,52) (7. Черная Мимуна). — Но кроме того, он предстательствует за мир, чтобы тот был сохранен от кары, какую призывают вопиющие грехи людей (8. «В проломе»). — Предстательствовать значит намного больше, чем защищать дело своих братьев, это означает дать пройти через себя всемогущей любви Бога, горящего желанием установить Царствие Свое (9. С простертыми руками). — Так через молитву человек содействует осуществлению дела Божия, и не только в себе, но также и во всем мире (10. Молиться значит сотрудничать).

 

61. Локоть к локтю

Чтобы найти Бога, нам следует явиться туда, где Бог ожидает нас. Ибо Он Сам назначил нам место для встречи. Для евреев во время их странствования в пустыне это была «Скиния собрания». После водворения в Ханаане таким местом стал Иерусалим и внутри Иерусалима — Храм. Нигде вне него нельзя было приносить жертву. Храм — это «Дом Божий», который пророки зовут также «Домом молитвы». И даже те молитвы, которые каждый творит у себя дома или в синагоге, направлены ко Храму. Так, пророк Даниил всегда держал открытым окно в своей верхней комнате, которое смотрело в сторону Святого Града. Но Храм был только образом, предвосхищением того подлинного дома Божия, каким является Церковь, это великое собрание всех верных земли и неба. Церковь есть «Храм святый», как говорит св. ап. Павел, «Дом духовный», новый «Дом молитвы».

Если желаешь молиться, следует быть в Доме Божием, следует войти в Церковь, я хочу сказать, осознать свою принадлежность к Церкви. Тот, кто обосабливается, никогда не встретит Бога, ибо только в Церкви, мистическом Теле Сына Своего, Бог ожидает нас. «Вне Церкви нет спасения» — потому что вне Христа, вне семьи Божией, вне Дома Божия мы не сумеем отыскать Бога. Я боюсь, не поддались ли вы искушению некоего духовного индивидуализма, и не этим ли объясняется ваше уныние? Молитесь же в Церкви, единясь духовно со всеми вашими братьяМолитесь посреди них, присоединяйте ваш голос к их голосам, к молитвам священников и верных, к молитвам всех людей вчерашних, сегодняшних и завтрашних. Молитесь также от их имени, рассматривайте себя, как состоящего на службе, предоставьте ваш голос, вашу душу всей христианской общине, которая хочет через вас обращаться к Богу. Разве Христос не призывал нас говорить: «Отче наш… Дай нам…»? Христианин не должен молиться только от своего собственного имени и просить для себя одного. Но это еще не все. Вам следует также молиться через ваших братьев. Знайте, что в великой братской общине вы располагаете ими. Клодель неподражаемым образом выразил это в своем «Поэте, взирающем на Крест». Послушайте: «Мы располагаем не только нашими собственными силами для того, чтобы любить, постигать и служить Богу, но силами всех вместе, начиная от Блаженной Девы, благословенной в вышних небесах, и вплоть до того убогого африканского прокаженного, который с колокольчиком в руках своим наполовину сгнившим ртом произносит ответы Мессы. Все творение, видимое и невидимое, вся история, все прошлое, все настоящее и все будущее, вся природа, все сокровища Святых, умноженные благодатью, все это в нашем распоряжении, все это есть наше продолжение и наше чудесное орудие. Все Святые, все Ангелы принадлежат нам. Мы можем воспользоваться разумом св. Фомы, десницей св. Михаила и сердцем Жанны д'Арк и Екатерины Сиенской, и всеми сокрытыми возможностями, которых нам стоит только коснуться, чтобы они пришли в движение. Все, что только совершается благого, великого и прекрасного от одного края земли до другого, все, что только совершается святого, все это как бы дело наших рук. Героизм миссионеров, вдохновенность наставников, отвага мучеников, гений художников, пламенная молитва кларисок и кармелитов, все это — словно бы это были мы, и это, действительно, мы! От Севера до Юга, от Альфы до Омеги и от Восхода и до Запада, все это составляет одно с нами, мы облачаемся во все это, мы все это приводим в действие». Вступите же в игру, по праву и отважно. Не начинайте никогда вашей молитвы без того, чтобы соединиться со «Христом всецелым», со всею массой верных, поклоняющихся Отцу; без того, чтобы не ощутить себя стоящим локоть к локтю вместе с вашими братьями повсюду. И затем молитесь вместе с ними, через них, ради них. Сколь часто вы будете изумлены, обнаружив, насколько стали вы богаче и сильнее, тогда как приступали вы к молитве, удрученные своею слабостью, своею нищетой и одиночеством!

 

62. Дочурка органиста

Однажды вечером я ужинал в семье Мориса, и он презрительно пожал плечами, когда заговорили о почитании святых. Я удивился и стал его расспрашивать. Он объяснил: недавно, во время молодежных реколлекций , в которых он участвовал, проповедник призывал их оставить почитание святых старухам… Морис был прекрасный парень шестнадцати лет, живой, как огонь, прямой, как тростник, разумный и жертвенный. Когда после беседы я стал прощаться, он попросил меня написать о том, что я ему сегодня рассказал, прибавив: «Я прочитаю это друзьям». Несколько дней спустя я отправил ему письмо, которое привожу сейчас здесь. Оно послужило отправной точкой для нашей переписки, открывшей мне в нем неожиданную духовную зрелось. Но переписка эта, к несчастью, внезапно оборвалась: через шесть месяцев Морис погиб в катастрофе. Мой дорогой Морис, помню, как велико было твое изумление в тот вечер, когда я признался, что люблю молиться святым. Ты недоумевал: уж не сидит ли перед тобой какой-то пережиток «темных веков»? Но я не согласен утратить твое уважение. Поэтому я защищаюсь. И прежде всего, позволь мне дать тебе один совет. Я бы хотел, чтобы ты следовал ему в течение всей твоей жизни, как не перестает смотреть на компас тот, кто путешествует в непроходимых джунглях. Когда ты слышишь какую-либо мысль, которая противоречит почитаемой, бесспорной, существенной традиции Церкви, начинай всегда с предположения, благоприятного традиции. Так вот, в нашем случае именно так и обстоит дело: почитание святых занимает весьма заметное место в жизни Церкви на протяжении двадцати веков; почти что каждый день литургия славит того или иного из них; один раз в год они празднуются все вместе; и во время наиболее торжественных церемоний, например, при рукоположении во священство, поются литании святым, в которых испрашивается их молитвенное за нас заступничество.

Как же могли тебе сказать, будто вера в предстательство святых не имеет никаких библейских оснований? Перелистай Евангелие, ты там увидишь, что чудеса весьма часто совершаются именно по молитвенному предстательству: центурион ходатайствует перед Христом за своего больного слугу, мать докучает Господу, чтобы добиться исцеления своей дочери… Так почему бы вдруг утратили силу предстательства тех, кого Господь призвал находиться вместе с Ним? И неужели Та, Которая в Кане добилась первого чуда от Своего Сына, сегодня больше не имеет к Нему доступа? Один из моих друзей вернулся с войны в Алжире, где он пережил страшные дни. Я спросил его: «Находили ли вы помощь в молитве?» — и вот что он ответил: «Да, но не в моей собственной, а в молитве моей семьи. В иные дни, полностью изнуренный физически и морально, я бывал неспособен ни к малейшей молитве; и тогда я вспоминал прощальные слова моего отца на вокзальном перроне, когда я покидал Лилль: “Если порой ты не сможешь больше молиться, вспоминай тогда, что молитва всей нашей семьи принадлежит тебе, и просто говори Богу: Господи, я не могу больше молиться, но услышь молитву моей семьи, собравшейся сегодня вечером, чтобы молиться вместе”». Что же, Морис, неужто тебе трудно допустить, что эта молитва за сына, за любимого брата, находившегося в сущем аду, имела великую силу пред Господом? Сколь жалостна судьба того, у кого нет семьи, о которой он мог бы подумать: «По крайней мере, они все молятся обо мне!» Это — самое безнадежное одиночество. Но, по правде говоря, нет ни одного христианина, который бы находился в столь плачевном положении. Церковь есть та семья, которая молится за всех детей Божиих. Нет ни одного, который был бы исключен из ее помыслов, из ее забот. Но, говоря о Церкви, я имею в виду одновременно Церковь как земную, так и небесную. Какая ошибка — рассчитывать только на нашу личную молитву, пренебрегая молитвой всей нашей семьи! Ты скажешь мне: «Вы отводите Церкви роль, которая принадлежит Христу. Есть ли мне нужда в чьей-либо еще молитве, кроме Его?» — Ты прав, Христос есть великий Ходатай. Послание к Евреям представляет нам Его, как «всегда живущего, чтобы ходатайствовать за нас» (Евр 7,25). Ходатайства Его вполне довольно. И лишь Его молитве внемлет Бог. Но, строго говоря, что есть молитва Церкви, как не молитва Христа? Ты веришь св. Павлу, когда он возвещает: «Уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал 2,20); почему же ты не допускаешь мысли, что это Христос молится в Павле, в Петре, во всех Своих братьях, когда они вступаются за меня? «Сравнение не доказательство», но я, тем не менее, хочу привести тебе один случай. Это старое воспоминание. Я осматривал один из знаменитых наших французских соборов, ведомый органистом, которого сопровождала его дочурка лет шести. Дав мне насладиться видом портала, куполов, витражей и прочего, он привел меня к огромному органу. Мирей, его дочурка, обратилась к нему с просьбой, которую он сначала словно бы не услышал. Но затем, наконец, он уступил и включил мотор. Девочка, с важным видом усевшись на сидении органиста, одновременно взволнованная и отважная, взяла аккорд. И вот, все древние каменные святые, патриархи, пророки, мученики, девы пробудились; собор задрожал от основания до острого кончика своего шпиля. И оказывается, что крошечная изумленная девочка располагает для молитвы к Богу не только своим хрупким голоском: она располагает огромным хором всех святых, которых она пробудила, могущественным голосом древнего собора, внезапно выведенного из безмолвия. Это зависит от тебя, Морис, от твоей веры, чтобы все чада Божии, все святые неба, почитаемые или скрытые, все братья Церкви, добродетельные или грешники, принялись ходатайствовать за тебя. Таков закон общения святых: каждый предоставляет себя в распоряжение всех, каждый располагает всеми. Св. Иоанн от Креста прекрасно это выразил: «Мои небеса, и моя земля, и для меня народы; праведники для меня, и для меня же грешники; ангелы для меня, и для меня Матерь Божия, и все вещи, и Сам Бог есть мой и для меня, ибо Христос мой, и все ради меня».

 

63. Лествица Иаковля

Мой дорогой Франсуа, я счастлив был услышать, что ты никогда не молишься «в одиночку», что с самого начала твоей молитвенной практики ты заботишься о том, чтобы войти в связь с братьями по всему миру и призвать к совместному молению все творение. Действительно, христианин не одинок. Через крещение открывается ему великое вселенское Единство: если он молится, то отныне это будет происходить только в Церкви, с Церковью, от имени всей Вселенной. Но не только с земною Церковью надлежит тебе соединяться для молитвы, но также и с небесным Иерусалимом. Отвори же дверь Града Божия, войди: праздничное собрание примет тебя, собрание ангелов и святых, поклоняющихся Богу Живому. Св. Иоанн в Откровении великолепно описывает эту небесную литургию:

«И вот, престол стоял на небе, и на престоле был Сидящий… И вокруг престола двадцать четыре престола; а на престолах видел я сидевших двадцать четыре старца, которые облечены были в белые одежды и имели на головах своих золотые венцы… И перед престолом море стеклянное, подобное кристаллу; и посреди престола и вокруг престола четыре животных, исполненных очей спереди и сзади… и ни днем, ни ночью не имеют покоя, взывая: свят, свят, свят Господь Бог Вседержитель, Который был и есть и грядет. И когда животные воздают славу и честь и благодарение Сидящему на престоле, Живущему во веки веков, тогда двадцать четыре старца падают пред Сидящим на престоле, и поклоняются Живущему во веки веков, и полагают венцы свои перед престолом, говоря: достоин Ты, Господи, приять славу и честь и силу: ибо Ты сотворил все, и все по Твоей воле существует и сотворено» (Откр 4,2-11). Но вот, в лоне этой хвалы раздается «песнь новая». Она прославляет Воплощение, Смерть и победу Сына Божия, пришедшего явить людям бесконечную любовь Отца: «И я видел, и слышал голос многих ангелов вокруг престола и животных и старцев, и число их было тьмы тем и тысячи тысяч, которые говорили громким голосом: достоин Агнец закланный принять силу и богатство, и премудрость и крепость, и честь и славу и благословение. И всякое создание, находящееся на небе и на земле, и под землею, и на море, и все, что в них, слышал я, говорило: Сидящему на престоле и агнцу благословение и честь, и слава и держава во веки веков. И четыре животных говорили: аминь. И двадцать четыре старца пали и поклонились Живущему во веки веков» (Откр 5,11–14). Таким образом, Христос находится в центре этой литургии. Как же и Церкви не быть там же? Где находится верная невеста, если не возле своего Жениха? И не только Церковь, называемая торжествующей, но и Церковь странствующая, труждающаяся, воинствующая, Церковь земная. Каждая префация святой Мессы напоминает нам об этом: «Через Него же величие Твое славят Ангелы, Господства поклоняются, Могущества трепещут, Небеса и Силы небесные в ликовании совместном величают. С ними же и нашим голосам да разрешить изволишь, умоляем, взывать, смиренно исповедуя: Свят, Свят, Свят Господь Бог Саваоф!»

Уразумей как следует: Sanctus («Свят») святой Мессы есть нечто бесконечно большее дальнего отголоска празднества небесного; он означает, что народ христианский соединяется теперь с ликующим сонмом, что литургия земная включается в литургию ангелов, что грешники, какими мы являемся, имеют право присоединиться к небесному культу в честь Святости Божией и Славы Христа победителя. Не думай, что я уклонился от темы. Я не забыл, что речь у нас идет о личной молитве, а не о молитве литургической. Но как раз личная молитва находится в тесной взаимосвязи с ангельским миром. Весьма выразительную тому иллюстрацию мы встречаем в Библии. Иаков во время странствования засыпает ночью, положив под голову камень. Собственно говоря, речь здесь идет скорее о некоем мистическом сне, подобном тому, каким спал Адам при сотворении женщины, или каким спал Авраам при заключении Завета, о молитвенном сне: «Я сплю, а сердце мое бодрствует» (Песн 5,2). И вот Иаков видит лестницу, установленную на земле, ее вершина достигает небес, и по этой лестнице ходят ангелы, поднимаются вверх и спускаются вниз. Точно так же, когда молится христианин, ангелы тотчас же вздрагивают и слетаются к нему; они летят, чтобы пригласить его на великую литургию, и по-братски его ту да сопровождают. Здесь нет ничего удивительного: не Сам ли Христос молится в том, кто творит молитву? Ведь Он сказал: «Истинно, истинно говорю вам: отныне будете видеть небо отверстым и ангелов Божиих, восходящих и нисходящих к Сыну Человеческому» (Ин 1,51).

 

64. Присутствие Марии

Чтобы понять место Пресвятой Девы Марии в нашей молитвенной жизни, нужно сперва рассмотреть молитву Марии. Было бы весьма самонадеянным пытаться проникнуть в сущность любви бесконечного святого и совершенного Бога и Пречистой Девы: это — ненарушимое Святое Святых; можно стать лишь на пороге, поклоняться и безмолвствовать. Но при этом не запрещено, не нарушая тайны, стараться разглядеть некоторые аспекты молитвы самого святого из творений. И прежде всего, не думайте о молитве Марии, как о чем-то отдаленном во времени и в пространстве. Нет ничего более актуального, более к нам относящегося. Дерзнем же приблизиться, влиться в Ее молитву, как вступают в тень часовни. В присутствии Всевышнего Величества, Она, маленькая Дочь человеческая, поклоняется — сосредоточимся же и мы; мы входим в соприкосновение с Тайной… Она также поет, Она воспевает чистейшую песнь хвалы Тому, Кто благоволил призреть на малость Ее и сотворил в Ней и через Нее великое. Она молится за Своих бесчисленных детей или, вернее, Она молится от их имени — превосходный способ молиться за тех, кого любишь. Сколько же из этих детей забывают своего Бога, перестают благодарить Его за бесчисленные Его щедроты, перестают испрашивать Его прощения, признавать Его верховную власть! Но, к счастью, здесь есть Мать, и то, чем они пренебрегают, Она совершает вместо них. Полная внимания к каждому, Она вступается за каждого перед Своим Сыном, принося Ему молитвенное бормотание одного, нестойкую добрую волю другого; Она предстательствует за всех: и за того, кто страдает, или кому грозит искушение, и за того, кто отвергает Бога, и за того, кто стоит на пороге смерти… Она молится так, как молятся матери. Я хочу сказать, что Она приносит к Богу Своих детей, Она их жертвует Ему, как некогда принесла Она на руках Того Младенца, Который был Сыном Всевышнего. На ваш вопрос: какое место занимает Мария в молитве католиков? — я отвечаю, прежде всего, как видите, тем, что указываю, какое мы занимаем место в Ее молитве. Дело в том, что лучшая наша молитва та, которую

Пресвятая Дева творит за нас и от нашего имеИтак, христианин, желающий молиться, должен прежде всего опуститься на колени возле своей молящейся Матери. И когда, достигнув с Ее помощью сосредоточения, он войдет через молитву в общение с Богом, настает черед Марии войти в его молитву. Ибо если есть зрелище на земле, способное тронуть и обрадовать Ее материнское сердце, то это, прежде всего, вид одного из Ее детей, старающегося говорить с Господом и слушать его. И как двумя ладонями защищают от ветра слабенький огонек, так Мария Своей всемогущей молитвой охраняет молитву Своего чада.

 

65. Присутствие Марии (продолжение)

Сегодня вместо меня беседовать с вами о молитве будет маленький Бруно. С радостью я привожу вам письмо, которое мне прислала его мать. «Господин Аббат! «Христианин, желающий молиться, должен прежде всего опуститься на колени возле своей молящейся Матери», — написали вы в вашем августовском выпуске. Эти слова, несомненно, не нашли бы во мне такого отклика, если бы чтение примечательным образом не совпало с одним семейным происшествием, о котором я и хочу вам рассказать. Наши четверо детей (8-ми, 7-ми и 5-ти лет и 1-го года 10-ти месяцев) вернулись после долгого вечера, проведенного у родни в загородном доме; было уже очень поздно — половина одиннадцатого, и глаза у всех слипались. Укладывая их, я им сказала: «Сегодня вечером, как исключение, помолитесь, сидя у себя в кроватях». Сама я села в ногах одной из кроватей. Я начала молиться и, медленно произнося «Отче наш», сосредоточилась настолько, что даже не заметила сразу, как самый маленький, Бруно, вскочил, стал на колени в своей кроватке, как раз напротив меня, и оттуда, раздвинув мои руки, просунул свои ладошки меж моих и произнес: «Иисус!» Я продолжила молиться, взволнованная, он же стоял, не шелохнувшись. Старшие тут же стали мне объяснять: «Он смотрел, смотрел на тебя, а потом вдруг вскочил». Не прочти я случайно ваших слов десять минут спустя, у меня бы осталось только сладостное воспоминание о милом открытии младенца. Но теперь мне чудесным образом стало легко молиться вместе с Марией».

 

66. Атеизм и молитва

«Господин Аббат, в католических кругах, в которых я вращаюсь, много говорят об атеизме с тех пор, как Отцы Собора затронули эту тему, так, словно бы все только сейчас внезапно осознали этот новый и пугающий феномен. Краткое высказывание монсиньора Хнилицы, словацкого епископа, вышедшего из концентрационного лагеря, произвело шок: «Треть мира находится под влиянием атеизма, который не скрывает своего намерения захватить и весь остальной мир». Реакция на это, которую я наблюдаю вокруг себя, не менее разнообразна, чем реакция Отцов во время 136-й Генеральной Сессии II Ватиканского собора. Столь же разнятся и причины, которые приписывают этому печальному феномену. Но меня удивляет, что почти не упоминается то, что, по-моему, является одной из главнейших причин успеха атеизма, по крайней мере, в странах Запада: молчание о Боге. Я не единственный, кто это заметил. Горькому высказыванию, что я сейчас вам приведу, более двадцати лет: «Уже давно религия не имеет никакого отношения к Богу». В течение последних лет я имел возможность разбирать анкеты опросов, проводимых среди верующих, о доминиканских проповедях: та же констатация. Один романист, о котором я, впрочем, не знаю, является ли он практикующим католиком, замечает тот же пробел. В его последнем романе можно прочитать нижеследующий пассаж, который — еще бы! — возбудил негодование благомыслящей прессы: «Поистине, дело в том, что о Боге больше не говорят. Никто не говорит больше о Боге, и церковники в первую очередь, как и их издания… В эпоху, когда эта тема важна, как никогда, не пророки ли нужны прежде всего? Люди, которые вовремя и не вовремя говорили бы о Боге, Творце и Вседержителе мира и всего живого?.. О, мы бы охотно позволили священникам сбросить сутану, и пусть бы даже они одевались, как танцовщицы, только бы один лишь Бог был у них на устах!» (Р. Безюс). Как могут христиане надеяться, что распространение атеизма будет остановлено, что Царство Божие установится на земле, если они прежде не сделают Бога известным миру, если

Бог в их речах остается всегда “вечным подразумеваемым”?» Дорогой Отец! Не беспокойтесь, ваше письмо нимало меня не смутило. Мне самому очень часто приходится отмечать подобное. Я скажу вам, что встречаясь со священниками на досуге — а мне не раз это случалось, — я не часто слышал, чтобы разговор хоть сколько-нибудь долго или серьезно касался Бога, Его внутренней жизни и Его совершенств. Но почему же о Нем говорят так редко? — Вот важный вопрос. Ответ на него, по-моему, не вызывает сомнения: они Бога не знают. Не знают Его в смысле, который Писание придает этому слову: действительно, «знать» для библейского человека означает пережить конкретный опыт общения с каким-либо существом; знать кого-то — значит быть с ним в личных отношениях. «Вкусите, и увидите, как благ Господь!» — восклицал псалмопевец: он знал Бога. Св. Иоанн писал позднее: «Сия же есть жизнь вечная (открывшаяся на земле), да знают Тебя, единого истинного Бога» (Ин 17,3). И мы знаем, что для него подобное познание было «приобщением». Только тот хорошо говорит о Боге, кто знает Бога, кто знаком с Ним по опыту (будь то священник со своей паствой, отец или мать со своими детьми, или же профессор богословия…). Только слово такого человека достигает внутреннего «я» слушателя, «сердца» в библейском смысле, «центра души», как говорят мистики. Такое слово способно пробудить, стимулировать развитие понимания Бога в том, к кому оно обращено. Но тогда встает второй вопрос: почему же так мало этих «знающих Бога», способных говорить о Нем, жаждущих сделать Его известным? Я не колеблюсь ответить: потому что молитва находится в пренебрежении, особенно та форма молитвы, которую на протяжении веков великие учители и духовные авторы называли «созерцанием». Сегодня это слово вызывает критику у многих. Я допускаю, что оно способно возбудить недоумение. Действительно, Бога нельзя созерцать, словно картину. Не существует расстояния меж созерцателем и Богом, Которого он созерцает; Бога он находит в себе самом, он переживает в самой глубине души Его присутствие, Его любовь, Его свет. Но какое значение имеет слово! — Факт налицо, грубый факт; молитва находится в пренебрежении, созерцание обесценено. Человека, избравшего молитвенную жизнь, и даже такого, кто просто посвящает некоторое время молитве, обвиняют в дезертирстве, в забвении интересов человечества, в оставлении великих и срочных апостольских нужд. Настолько, что можно видеть даже траппистов , испытывающих угрызения совести и спрашивающих себя, не следует ли им отправиться работать на завод? Как же мы далеки теперь от убеждений великих учителей Церкви, от Августина, Григория, Фомы Аквинского…, которые отважно утверждали примат созерцания: созерцания, как избранного способа жизни, т. е. в монашестве, но также, и прежде всего, созерцания индивидуального, которое есть познание Бога, проникновенное и сладостное. Сколько раз комментировали они слова Христа о Марии, сестре Марфы: «Мария избрала благую часть, которая не отнимется у нее» (Лк 10,42)! Св. Августин сделал это в знаменитой краткой формуле: Martha turbabatur, Maria epulabatur — перевести ее не так-то просто: «Марта хлопочет, Мария вкушает». Нужно совершенно не знать истории Церкви, чтобы утверждать, что созерцатели относились к числу бесполезных людей. Разрушители созерцательной жизни скоро переменили бы мнение, если бы прочитали жития св. Бернара, св. Екатерины Сиенской, св. Марии от Воплощения и многих и многих других. Именно во время созерцания все самые мужественные и пламенные апостолы Церкви всегда исполнялись новой миссионерской энергией. И один только Бог знает, сколь многим обязано Его Царствие тому множеству скрытых и безвестных созерцателей, которые, кстати, вовсе не все живут в затворе; мне известны многие мужчины и женщины, которые в самой гуще мирской жизни являются куда более подлинными созерцателями, чем иные монахи. Итак, я твердо убежден: когда в Церкви слабеет созерцательная жизнь, возрастают всевозможные формы заблуждений, такие, как воинствующий атеизм, о котором один из Отцов Собора сказал, что это есть «самое серьезное заблуждение, смертельная болезнь нашего времени». Эти бушующие волны, угрожающие затопить всю землю, будут остановлены лишь в том случае, если Церковь предпримет колоссальное усилие, чтобы созерцательная жизнь вновь расцвела в ее лоне, чтобы во всех слоях общества появились подлинные созерцатели. Тогда не придется жаловаться на недостаток проповедников Слова Божьего, тогда умножатся пророки Бога Живого.

 

67. Черная Мимуна

Итак, ваши «юные дикари» проводят время в ссорах! И вы, их мать, страдаете из-за этого. И, говорите вы мне, чем дальше, тем становится все хуже (я, впрочем, нахожу ваших четверых парнишек весьма симпатичными ребятами!). В методе ли воспитания тут дело? Я не так убежден в этом, как вы. Впрочем, я далек от намерения отвращать вас от изучения трудов о воспитании. Но я боюсь, как бы вы не потратили много времени зря, следуя иллюзорной педагогике. Вы напоминаете мне такого врача, который безуспешно применяет всевозможные средства, потому что ошибается в определении причины недуга. Почему бы вам не задуматься сперва об истинных причинах ситуации, прежде, чем изыскивать средства ее улучшить?

Позволите ли вы мне высказать предположение, что причины эти или, по меньшей мере, одна из них заключается в вас самой? Рассказ, заимствованный из волшебной легенды о мусульманских святых, позволит вам понять мою мысль лучше долгих рассуждений: «Абдальвахид ибн-Сеид пожелал узнать, кто будет его соседом в раю, и ему было сказано: “О, Абдальвахид! Твоей соседкой будет Черная Мимуна”. — “И где же она, эта Черная Мимуна?” — продолжал он свои расспросы скорее с настойчивостью, нежели со скромностью. — “У Бану Ун-Тель, в Куфе”. Он отправился тогда в Куфу и справился там о Черной Мимуне. Ему ответили, что это одна дурочка, пасущая овец неподалеку от кладбища. Он нашел ее погруженной в молитву. Стадо паслось совершенно самостоятельно, и это было тем более чудесно, что овцы паслись вперемежку с волками, и волки не трогали овец, а овцы не боялись волков… “Как же произошло, — спросил тогда ибн-Сеид, — что волки так хорошо обращаются с овцами?” — “Я улучшила мои отношения со Всевышним, — отвечала Мимуна, — и Всевышний улучшил отношения овец и волков”.» Всякая мать семейства, столкнувшись с непослушанием своих детей или с их взаимным несогласием, должна всякий раз спрашивать себя, не в том ли истинная тому причина, что она сама пренебрегает своими отношениями с Богом? То, что верно в семейном плане, верно также и в плане социальном. Одни только человеческие средства, знание психологии, педагогические дарования, авторитет и престиж бессильны осуществить единение людей, в которых страсть разделения обитает со времени первородного греха, — и особенно то единение в любви, которого Христос требует с такой настойчивостью. Единство детей Божиих — дело, совершить которое может один только Христос и которое Он совершает в нас посланием Духа Святого. Только после Пятидесятницы сказано было об учениках, что они имели единое сердце и единую душу. Никто не в силах способствовать единству, если он не откроется широко Духу Божию. Каким образом? Через принятие таинств прежде всего, но также и через молитву. Без нее Дух Святой, Которого мы получаем через таинства, бьется в нашей душе о запертые двери. Благодаря же ей, проникновение в нас Духа Святого делается с каждым днем все более глубоким и понемногу воцаряется единение, сперва в нас (ибо именно в нас прежде всего царит сумятица и разделение), а затем и вокруг нас. И тогда оказываются плодотворными апостольские усилия, те усилия, которые не состоят лишь в том, чтобы побуждать наших братьев каждого в отдельности лучше служить Богу, но также и в том, чтобы осуществлять то единство сынов Божиих, о котором Христос прежде, чем покинуть Своих учеников, во время великой Своей молитвы, говорил, как о самом глубоком Своем желании. Предоставьте же более широкое место молитве в вашей жизни, и, я уверен, вы сможете вскоре мне написать: «Я улучшила отношения между мною и Всевышним, и Всевышний улучшил отношения между моими “юными дикарями”, которых я не оставляю надежду вскоре назвать “юными ангелами”!»

 

68. «В проломе»

В самый разгар дневного зноя, сидя у входа в свой шатер, патриарх поднял глаза и увидел троих ангелов, посланцев Ягве. Он встал, простерся перед ними, и предложил им свое гостеприимство. И Ягве повторяет Свое обетование дать ему потомство и открывает ему, что идет вершить суд над Содомом и Гоморрой. И тогда Авраам предстает перед Богом заступником преступных городов, и его молитва, первая, которую мы читаем в Библии (Быт 18) есть ходатайство в пользу виновных, ходатайство доверчивое, настойчивое, дерзновенное. Таким образом, Авраам открывает длинный ряд ходатаев, которые на протяжении веков сменяют друг друга в Израиле. Веков через шесть это будет Моисей — можно сказать, образец ходатая. Когда, выведенный из терпения неверностью Своего народа, Ягве объявляет ему: «Итак, оставь Меня, да воспламенится гнев Мой на них, и истреблю их, и произведу многочисленный народ от тебя» (Исх 32,10), то мы понимаем с первых же слов, что Моисей не тот, кто легко позволил бы Богу поступать по собственной прихоти. Не отказывается он также и от солидарности со своим народом, хотя бы даже ради более славного поприща. Он — предводитель этого народа, поставленный Богом, и он будет его заступником, ходатаем даже перед Самим Господом. Судьи, цари, пророки вслед за Авраамом и Моисеем вступаются в свою очередь за этот «народ жестоковыйный», и многократно добиваются для него милосердия. Но горе тем векам, в которые Бог не находит заступника: «Искал Я у них человека, который поставил бы стену и стал бы предо Мною в проломе за сию землю, чтобы Я не погубил ее, но не нашел» (Иез 22,30). Взгляните на эту характеристику или, скорее, на портрет заступника: это человек, который возводит укрепления, чтобы защищать своих братьев, и стоит в проломе, через который может придти кара. Но, по существу, все эти ходатаи нашей Библии суть только образы, наброски великого, единственного Ходатая: Иисуса Христа. Вот Он, Тот Человек, Которого ищет Бог: Стоящий в проломе, с простертыми руками, Он противостоит грядущей каре. Более успешно, чем Авраам, Он вступается за преступный мир, и поскольку Он солидаризировался с человеческой природой вплоть до того, что нерасторжимо соединился с нею в Воплощении, — Et Verbum caro factum est — «И Слово стало плотию» (Ин 1,14), — отныне человеческая природа примирена с Отцом. Раз и навсегда Христос принес Себя в жертву, раз и навсегда Он установил мост между человечеством и Божеством. В этом смысле Его миссия Ходатая завершена. Но равным образом верно и то, что Он желает присутствовать в каждом отрезке времени и пространства, чтобы вплоть до скончания века продолжать на земле Свое заступничество. И в совершении этого Он рассчитывает на нас, Своих учеников. Нам теперь, в свою очередь, надлежит стать в проломе, бодрствовать на посту, вступаться за все бесчисленные человеческие толпы, но прежде всего и в особенности за тот участок земли и отрезок времени, за тот кусочек человечества, где мы призваны воплощать Христа и следовать Его ходатайствованию. Много раз за время моей священнической жизни у меня бывало чувство, что я разгадал стратегию Господню. Она заключается в том, чтобы воздвигнуть молитвенную душу в лоне грешной семьи или среди обитателей отошедшего от Христа селения. И Он благословляет то место, ту общину людей, где у Него есть любимое дитя, будь то юный калека, смиренная крестьянка, бедный сельский кюре, пламенеющий молитвой… Молитва этих заступников составляет одно целое с молитвой Самого Христа, иначе она ничего бы не стоила, иначе ее и не было бы. Молитва Христа, производимая в них Духом Христовым, Тем Духом, одно из собственных имен Которого есть Параклет — Утешитель: Защитник, Заступник, Ходатай. И, несомненно, Дух Святой вступается за тех, в ком Он пребывает, но в то же время в них и через них Он ходатайствует за все человечество. То, что все ходатаи, побуждаемые Духом, испрашивают на своем убогом человеческом языке на земле, Христос прославленный, Сидящий одесную Отца, переводит на язык небесный: ибо Он, Господь Воскресший, есть «ходатай за нас пред Отцем», и «всегда жив, чтобы ходатайствовать за нас», утверждают св. Иоанн и св. Павел (1 Ин 2,1; Евр 7,25). «Ходатайствовать» — это одно из величайших слов молитвенного словаря, функция поистине весьма высокая. Она свидетельствует одновременно и о великой любви Божией, и о великой любви человеков.

 

69. С простертыми руками

Я только что перечитал в «Лице моего брата» индийского писателя Мукерджи страницу, которая прекрасно иллюстрирует силу молитвы. Вот ее содержание: Под конец своей жизни, чтобы успешнее искать Бога, один святой человек удалился в горную пещеру. Окрестные крестьяне не забывали приносить ему фрукты и сухари, а молодежь протестовала против такой благотворительности по отношению к человеку совершенно бесполезному. Но старики возражали этим молодым рационалистам: «Следует посылать дары святому человеку независимо от того, приносит он или нет своей жизнью пользу. Святость — жемчужина бытия!» Прошло двадцать лет, и вот однажды его нашли мертвым на пороге его пещеры. Шесть недель спустя, в деревне произошло страшное преступление. Вся округа была охвачена ужасом и отвращением. Старики предались посту и молитве. И вот внезапно один из них воскликнул: «Я понял, в чем тут дело!» И когда крестьяне сбежались к нему, он объяснил: «Правда, что святой человек, пока он жил в своей пещере, ни разу и пальцем не шевельнул, чтобы нам в чем-нибудь помочь, не позаботился ни о бедном, ни о больном. Но добродетель порождала добродетель, святая жизнь производила лучшую жизнь. Все у нас шло хорошо. Никто не лишил жизни своего ближнего за все время, пока жил святой. Вывод ясен: он никогда не работал для нас, но его присутствие, как присутствие льва, отгоняло от наших дверей волков несчастья». Этот рассказ вызывает в памяти одно место из Библии, в 17-й главе Исхода: «Пришли Амаликитяне, и воевали с Израильтянами в Рефидиме. И сделал Иисус, как сказал ему Моисей, и пошел сразиться с Амаликитянами; а Моисей и Аарон и Ор взошли на вершину холма. И когда Моисей поднимал руки свои, одолевал Израиль; а когда опускал руки свои, одолевал Амалик. Но руки Моисеевы отяжелели, и тогда взяли камень и подложили под него, и он сел на нем. Аарон же и Ор поддерживали руки его, один с одной, а другой с другой стороны. И были руки его подняты до захождения солнца. И низложил Иисус Амалика и народ его острием меча» (Исх 17,8.10–13). Воины Амалика не понимали, что за сила противостоит их неистовым атакам. Войско евреев, плохо вооруженное и необученное, не могло бы само по себе так сопротивляться… Но они и не подозревали, что человек, едва различимый вдали, стоящий на вершине холма и вовсе безоружный, является причиной их поражения. В нем, поскольку он молится, присутствует Бог. И всемогущество Божие, истекающее из него, укрепляет сражающихся мужей, охраняет их, как невидимая и нерушимая стеОба эти рассказа приобретают полный смысл лишь в свете Евангелия. На другом холме, другой Человек простирает руки. Два гвоздя их поддерживают. И от Него Божественная Сила излучается на весь мир: ничто ни в пространстве и ни во времени не избегнет воздействия этой Силы. Она поддерживает в борьбе всех тех, кто открывается навстречу этой Силе и предается ей. В них Она действует могущественно, и через них Она держит на почтительном расстоянии демонов и их приспешников. Если молитва Моисея, как и молитва святого индуса, была действенна, то это потому, что с Голгофы к ним приходила Сила, которую они призывали, не зная Ее по имени. Если молитва христиан обладает могуществом, то потому, что истекает она из неисчерпаемого источника божественной Энергии, каково есть сердце Распятого, творящего великую Свою Сыновнюю молитву.

 

70. Молиться значит сотрудничать

Читая ваше письмо, я сказал себе: «Почему бы не ответить на вопросы протестанта… с помощью протестанта?» И я достал со своей книжной полки томик, много раз мною перечитанный. Всякий раз, читая его, я черпал новый порыв к молитве. Эта книга — «Проблема молитвы» Фернана Менегоса. Разумеется, я далек от того, чтобы разделять все положения автора. Но какова его пламенная убежденность, какова вера в первостепенное значение молитвы! — То значение, которое, как вы пишете, ускользает от вас. Основная тема его книги восходит к самой чистой библейской традиции. Вот ее суть, выраженная в одном из многочисленных определений молитвы, которыми богата его книга: «Христианская молитва это крик сердца, которое, будучи охвачено благодатью Бога Всевышнего, знает теперь одну только высшую радость

— сотрудничать с Богом и видеть торжество божественного спасительного дела в человеческом обществе». Существует опасность принять это определение, не осознав всего его значения. Автор же использовал свои обширные познания, чтобы обосновать это определение на протяжении пятисот страниц своей книги. Прежде всего, он выступает против заблуждения, которое считает самым опасным и которое заключается в том, чтобы говорить о христианской молитве только с человеческой точки зрения, как если бы она была только простой человеческой деятельностью среди многих других; как если бы человек, предоставленный самому себе, был способен ее производить; как если бы Бог был равным партнером и собеседником, к которому обращаются с просьбами, но который остается вне нас, как и мы вне его, каждый со своей стороны, хотя бы мы и были с ним в наилучших отношениях. Фернан Менегос принуждает нас изменить нашу точку зрения. Чтобы понять молитву, — повторяет он нам на все лады, — нужно исходить не из человека, но из Бога. Из Бога, действующего в мире и в каждом из нас, из Бога, Который совершает Свое дело, дело спасения, то, которое св. ап. Павел в волнующем синтезе представляет нам в послании к Ефесянам: собирание в Своем воскресшем Сыне всех тех людей, которые через веру открываются Его благодати. Сей Бог, непрестанно прощающий, возрождающий и спасающий, предлагает верующим работать вместе с Ним. Молитва именно и есть сотрудничество с Богом. Прежде всего в том, чтобы в каждом из нас осуществилось дело Божие, чтобы святилось имя Его, чтобы наступило Царствие Его, чтобы осуществилась воля Его. Подобная молитва по сути своей бескорыстна, «она противопоставляет принципу, направленному на то, чтобы превратить Божество в слугу человека, противоположный принцип, превращающий человека в слугу, полностью зависящего от Бога. Эта молитва — “к обнаружению славы Господа неба и земли” и не просит для человека ничего, кроме того, чтобы способствовать сиянию этой славы». Но своей молитвой христианин помогает не только действию Бога в нем, но также — действию Бога Всевышнего и Всесвятого во всем мире. Молитва — больше, чем труд, она — духовная борьба. Христианин, однако, не остается без поддержки в этом труде и в этом сражении: Дух Христов одушевляет его, ведет, поддерживает, влечет. И когда Фернан Менегос вглядывается в будущее христианства и человечества, эрудит в нем обретает пафос пророков, чтобы возвестить нам, что если теология закоснеет в непризнании важности молитвы, если христиане замкнутся в эгоцентрической молитве, направленной на удовлетворение их собственных интересов — будь то материальных или духовных, — и, более того, если, под влиянием философских учений, враждебных молитве, они от нее откажутся, — наш век погрузится в духовную ночь, в ученое варварство. «Или христианство осуществит покорение мира через молитву, или оно погибнет». «В этом вопрос жизни и смерти для христианства». Зато, если подлинная христианская молитва, та, что исходит исключительно из славы Божией и дела Божия, будет вновь обретена христианами, тогда христианство познает новую чистоту и новый расцвет. Благодаря ей, человечество поднимется на новую ступень цивилизации. «Христианство побеждает… только в общинах, в которых продолжает распространять свое действие дерзновенный первохристианский дух евангельской молитвы». «Молитва — апостольский феномен по преимуществу». «Церковь молящаяся — единственная подлинно цивилизующая сила». «Ecclesia orans — Церковь молящаяся — является единственным источником подлинного, глубокого и длительного прогресса, прогресса, возрождающего вместе с индивидуальной личностью также и общество».

Но почему же молитва обладает такой великой силой? Потому, что, повторяю еще раз, она не просто действие человека, но действие Бога в человеке, к которому человек присоединяется. Христос говорил: «Отец Мой доныне делает, и Я делаю» (Ин 5,17). Человек, который молится, соединяется в себе самом со всемогущим действием Божиим, предается ему, сотрудничает с ним, предоставляет ему средства проникнуть в мир, который иначе был бы для него закрыт.