Христианская молитва — это не просто человеческое действие, но таинственная, божественная реальность: молитва Самого Сына Божия, привитая к человеческому сердцу. Знаем мы это или нет, мы участвуем в молитве Христовой. Творить молитву значит занять наше место в сердце Христа молящегося (1. «Я молился о тебе»). — В часы уныния, расслабленности или растерянности, когда пересыхают источники молитвы, возможность молиться остается, тем не менее, всегда: молиться о том, чтобы Христос обратился от нашего имени к Отцу (2. Он непрестанно ходатайствует за нас). — Но Христос желает большего. Не довольствуясь тем, что молится за нас, Он стремится соединить нас с Собою в любви, чтобы мы жили Его жизнью и молились Его молитвой (3. «Если бы ты знала дар Божий!»). — Итак, молитва состоит в том, чтобы полностью предать себя освящающей силе Христа прославленного, непрестанно действующего и созидающего из всего творения безмерное и единое Тело, целиком пронизанное сыновней молитвой (4. «И осветит тебя Христос»). — Так, что в молитве каждого христианина, какой бы убогой она ни казалась, Отец распознает молитву Самого Сына Своего Возлюбленного (5. Уже не я молюсь…). — Эта молитва Христа в нас как семя среди терний.

Наше дело — непрестанно способствовать его возрастанию, выпалывая буйно растущие мысли и желания, которые грозят его задушить (6. Семя среди терний). — Мало-помалу и по мере того, как мы будем соглашаться на это всем нашим разумением и всем сердцем, молитва Христа усилится в нас и овладеет всем нашим существом (7. Христос молится во мне). — Творить молитву, тем самым, означает не столько молиться самому, сколько внутренне присоединяться к совершенной молитве, к живой молитве Христа (8. Его молитва есть моя молитва). — Вот она здесь, вся проникнутая трепетом сыновней любви Сына к Своему Отцу; она дает нам возможность обращаться к Отцу с невообразимым дерзновением: «Авва, Отец возлюбленный!» (9. Отец возлюбленный…). — Отождествиться со Христом нам надлежит в Духе Святом так, чтобы мы могли сказать поистине: я живу, я молюсь, но это уже не я, это Христос живет и молится во мне (10. Прииди).

 

41. «Я молился о тебе»

Мне страшно начинать это письмо. Есть такая скорбь, перед лицом которой ничего невозможно сделать, кроме как только молиться и безмолвствовать: любой совет грозит причинить больше зла, чем добра. Ведь так легко давать советы… Я ограничусь потому лишь тем, что расскажу об одной откровенной беседе, которой однажды удостоил меня старый миссионер, у которого за плечами было добрых сорок лет жизни в джунглях. В то время, когда мы встретились, он уже несколько месяцев отдыхал на ферме у своего брата, в департаменте Высокой Юры. Пока мы прогуливались с ним по тамошним местам, суровым и прекрасным, по пастбищам и еловым лесам, он с удивительным воодушевлением делился со мной своими воспоминаниями о джунглях, захватывающими, как приключенческий роман. Но однажды, рассказывая мне об одном эпизоде своей жизни, он внезапно сделался серьезным. Он не стал бы говорить со мной об этом, если бы не мои вопросы о месте молитвы в жизни миссионера. «Я уже в течение шести лет находился в Миссии, — сказал он, — когда внезапно мощная волна искушения накатила на меня, как на лодку, брошенную на прибрежном песке. Оно неодолимо подхватило меня, приподняло, бросило, вновь меня охватило… Я попытался молиться и не сумел: отчаявшийся ребенок хочет побежать к своему Отцу и не может… Я не знаю, как и почему, но после многих дней изнурительной борьбы у меня из груди буквально вырвалась молитва, столь же внезапно, как вот эта куропатка слетела с куста. Я воззвал к Иисусу Христу: «Ты видишь, что я не могу больше молиться! Значит, это Тебе следует сейчас молиться. Молись же, молись за меня!» Почти мгновенно установился мир. Я не мог в это поверить. Я сперва принял его за затишье перед еще более свирепым натиском. Но затем, очень скоро, пришла уверенность, что я был услышан, что Христос сказал мне, как некогда Петру, чудесные ободряющие слова: «Я молился о тебе; и ты некогда, обратившись, утверди братьев твоих» (Лк 22,32). И правда, я знавал в дальнейшем и другие часы искушений, но никогда более я не испытывал этого гнетущего чувства — быть игрушкой яростной и всемогущей бури. Слова плохо передают напряженность этого переживания. Я не в силах выразить, сколько в моем крике, обращенном ко Христу, было спонтанного, требовательного и даже, рискну сказать, повелительного: “Молись же за меня!” Если бы вы знали, как велика разница между тем, чтобы узнать из книг, что Христос молится за всех людей, и тем, чтобы внезапно обнаружить посреди отчаянной ситуации, что Он здесь, что Он действительно стоит рядом со мной, и вместо моей немощной молитвы Он, Сын Возлюбленный, молится за меня, Сам вступается за меня перед Отцом! “Я молился о тебе”. С тех пор мне достаточно в самые горькие часы вспомнить эти слова, чтобы вновь обрести мир в глубине души».

 

42. Он непрестанно ходатайствует за нас

Вам не следует беспокоиться из-за того, что, завершив молитву, вам случалось обнаружить, что вы не молились конкретно ни за вашего мужа, ни за ваших детей. Сосредоточиваться на Боге вовсе не значит пренебрегать своими близкими, что-либо отдавать Ему не означает лишать этого других. Я не хочу этим сказать, что бесполезно молиться за тех, кого любишь. Напротив, это настоятельный долг, пример Христа не оставляет в этом никаких сомнений. Но я прошу вас не упрекать себя в тех случаях, когда молитва ваша протекает так, как если бы на свете были только Бог и вы. Да и найдется ли лучший способ молиться за своих, чем забывать обо всем, включая их самих, чтобы пройти возможно дальше в поисках Бога, чтобы достигнуть наибольшей близости с Ним?

И разве Бог не сумеет отыскать тех, кого вы будто бы покинули, в вашем супружеском и материнском сердце? Чем ближе вы к Богу, тем ближе к Богу и они. Маленькое «мистическое тело», каким является ваша семья, все целиком ищет Бога через вашу молитву и воспевает Ему хвалу, оно все целиком в вашей молитве прибегает к Источнику Жизни. Если вы хорошо уразумели то, что я вам сейчас сказал, то вы приблизились к пониманию более высокой тайны, тайны молитвы Христа. Точно так же, как Отец умеет найти в вашем сердце всех тех, кого вы любите, Он видит в безграничном Сердце Своего молящегося Сына всех людей, за которых Сын отдал Свою жизнь. Вот почему молитва Христа так важна для нас. Через нее мы сами приближаемся к Отцу и воздаем Ему хвалу. Через нее мы преисполняемся Святого Духа, о Котором говорится в Апокалипсисе, что Он изливается, как бушующий поток живой воды, из единения Отца и Сына. Если молитва матери уже представляет собой великую поддержку для ее детей, насколько же больше молитва Христа представляет наше неоценимое богатство! В какой бы мы чувствовали себя безопасности, если бы поистине верили, что Христос во славе, сидя одесную Отца, непрестанно ходатайствует за нас, как заверяет нас Послание к Евреям (7,25)!

Приступать к молитве — значит присоединяться к молитве Христа, занимать свое место в сердце Христа, молящегося Своему Отцу.

 

43. «Если бы ты знала дар Божий!»

Никогда не забывайте: для того, чтобы идти к Богу, нужно пройти через Христа. Слово «пройти» может ввести вас в заблуждение: речь не о том, чтобы на пути к Богу нужно было миновать Христа, как если бы Бог ожидал нас где-то вне. Но только лишь через Христа, со Христом и во Христе мы можем найти Отца. Итак, невозможно сделать ничего лучшего, как только любить Христа. Вот почему вам незачем бояться, что молитва ваша, как вы мне пишете, будучи диалогом со Христом, отдаляет вас от Отца. «Филипп, разве ты не знаешь, что видевший Меня видел Отца?» (ср. Ин 14,19). Таким образом, предоставьте дружбе Христовой, столь непредвиденно возникшей в вашей жизни, охватить вас и проникнуть в вас. Но постарайтесь хорошо ее понять.

Вы найдете в ней все богатства дружбы человеческой, ибо Христос — истинный Человек; Его человеческая природа не была просто маскарадным костюмом, надетым на время, а затем сброшенным после тридцати трех лет земной жизни. Сын Божий поистине воплотился, и Он любит вас сердцем из плоти, а не какой-то любовью не от мира сего, о которой можно было бы спросить, в чем же она состоит? Или лучше так: Он любит вас любовью иной, нежели любовь человеческая, любовью божественной; но любовь эта, чтобы сделаться для вас доступной, позаимствовала человеческое сердце и выразилась на человеческом языке, — слово «язык» следует понимать здесь в самом полном смысле: Он не только сказал нам о Своей любви при помощи слов («Я не называю вас рабами, но Я назвал вас друзьями», Ин 15,15), но Он и явил нам это Своими делами и поступками. Вспомните: Женщины пришли ко Христу, подталкивая перед собой своих детей, чтобы Он их благословил; апостолы, как люди серьезные, у которых нет времени на пустяки, не давали им приблизиться; но тогда Иисус привлек к Себе этих взъерошенных ребятишек и взял их на руки, как бы в знак протеста: почему вы лишаете Меня такой отрады — общаться взглядом и словами с самыми маленькими? (Мк 10,13–16). Не правда ли, в такой реакции Христа выражается Его чисто человеческая нежность? И когда Лука показывает нам, как Он останавливает скорбную процессию, сопровождавшую на кладбище единственного сына вдовы, когда он говорит нам, что «Иисус сжалился», то как можно сомневаться в том, что при виде слез этой матери Христос вздрогнул от сострадания (Лк 7,11–17)? Еще более выразителен эпизод, который приводит св. Иоанн: Иисус при виде Марии, сестры Марфы, охваченной скорбью из-за смерти своего брата, «воскорбел духом и возмутился… прослезился» (Ин 11,33.35), и тогда стоявшие там Иудеи справедливо сказали: «Смотри, как Он любил его». Сколь же человечным предстает перед нами на стольких страницах Евангелия сердце Иисуса! Намного более человечным, чем наше собственное сердце, которому так трудно держаться верной середины между чересчур человеческой, легко приходящей в расстройство чувствительностью, и бесчеловечным самообладанием, когда оно ожесточается, чтобы не уступать. Когда вы приближаетесь ко Христу в молитве, пусть ваша вера стремится распознать Его дружбу, благоговеет, созерцая неизмеримые сокровища Его милосердия; ибо Он любит вас, Он желает вашего присутствия, и Он не может не затрепетать от радости, когда вы приходите; поскольку Он любит вас, Он с нетерпением желает наделить вас Своими благами, ибо Он Сам сказал, имея в этом опыт: «Блаженнее давать, нежели принимать» (Деян 20,35). И еще блаженнее прощать, нежели давать. И поскольку Он вас любит, Он сочувствует — в самом прямом смысле слова — Он приобщается всем вашим чувствам. Дерзните поверить, что в любви Христовой содержатся все элементы человеческой любви: что она трепетная, сердечная, пылкая, нетерпеливая, состраждущая; так вы воздадите честь истине Воплощения. Вот чего не увидел Грэм Грин, когда писал в «Силе и славе»: «Любовь Божия! Она ведь запалила огнем кустарник в пустыне, не так ли? Она отверзла могилы, разбив их плиты, и силою ее могущества мертвые и восстали и шествовали впотьмах! О! Такой человек, как я, пробежал бы не одну милю, скрываясь от этой любви, если бы только почуял, что она рыщет где-то рядом». Сказано великолепно и в определенном смысле верно; но для писателя осталось недоступным то, что эта любовь, именно для того, чтобы приблизиться к нам, не ошеломляя, чтобы приучить нас к себе, чтобы приручить, хочется мне сказать, явила нам свое Сияние, смягченное человеческим обликом, предоставила нам свои богатства через человеческое сердце.

Не возражайте, что, мол, Христос-то ведь воскрес. Если воскресение избавило Его от необходимости служить смертной плоти, от усталости и жажды, от печали и скорби, то оно не лишило Его человечности, нежной и великодушной. Благодать не разрушает природу, но совершенствует ее. Так что тем более необходимо приближаться ко Христу с тем же доверием, с каким бежали к нему палестинские ребятишки, которых не смущали тычки апостолов. Но остережемся, тем не менее, искать у Него только лишь изумительную человеческую дружбу. Он предлагает нам больше; стало быть, и мы должны надеяться на большее, приходя к Нему. «Если дружба не находит равенства, она создает его». Христос придал особый смысл старой пословице: Его любовь велит Ему поделиться с нами присущим Ему несравненным достоинством Сына Божия. Он желает сотворить из тех детей земли, какими мы являемся, детей Божиих. Но для этого нам необходимо возродиться. Возродиться от воды и Духа; открыть себя через участие в таинствах и через молитву обожествляющему действию Христову; возродиться, и не только единократно, но каждый день и каждое мгновение; вот почему нам нужно сохранить связь с Ним, ту связь, которую устанавливает одна только любовь, и только она одна ее поддерживает. Связь, в которой молитве принадлежит исключительное значение. Почему же христианам так трудно бывает соединить между собой два вида отношения ко Христу: то, при котором видят в Нем брата, друга с отзывчивым и великодушным сердцем, и то, при котором почитают Его, как Единородного Сына Вечного Отца, источника всякой святости? Христос есть Бог и человек одновременно. Не надо делить и выбирать, и прибегать то к Его человеческой дружбе, то к Его обожествляющему воздействию, переходить от одного к другому. Поскольку благодать склоняет вас искать дружбы Христа, не колеблитесь; приблизьтесь к Нему, откройтесь любви Его кроткого и смиренного, нежного и сильного Сердца. И не отправляйтесь куда-либо еще, чтобы обрести высочайшие дары Божии: именно через человеческую любовь Христа хлынет на вас поток божественной жизни. Ибо такова воля божественной любви — жизнь, вечно бьющая в лоне Божественной Троицы, сообщается нам через человеческое сердце Христа.

 

44. «И осветит тебя Христос»

Ваше письмо лежит на моем столе. Я долго колебался, прежде чем ответить. Визит одного друга вывел меня из затруднения: мне показалось, что его опыт может быть для вас полезным. Мы с ним не виделись в течение года, поскольку он живет на юге Франции и редко бывает в Париже. Во время нашей предыдущей встречи он говорил мне, что испытывает затруднения в своей молитвенной жизни. Но он сохранил молитве верность: каждый день он посвящает ей полчаса, несмотря на большую нагрузку практикующего врача и отца семейства. «В молитве — моя сила и мое равновесие», — сказал он теперь. «Но, помнится, год назад вы утверждали, что это были жестокие и бесплодные усилия. Откуда же такая перемена?» — «От святого Павла… от непрестанного,

снова и снова чтения его посланий, писанных в узах: к Ефесянам и Колоссянам». Заинтригованный, я долго его расспрашивал. И как бы я хотел передать вам его тон горячей убежденности, чтобы показать, как мысль великого Апостола, достигшая на склоне жизни, в римской тюрьме, изумительной зрелости, может просветить и повести за собой вашу молитву! В который уже раз противодействие, угроза ереси подстегнула размышление Павла и вознесла его к новым вершинам. В Колоссах некоторые верные поддались соблазну безрассудных умствований, навеянных эллинистическими философскими системами, которые приписывали небесным существам, посредникам между Богом и людьми, великую власть над происходящим в мире. Эти теории грозили затемнить и принизить роль Христа. Но подвергать сомнению первенство Христа значило задеть святого Павла за живое. Его мысль мгновенно встрепенулась, пришла в движение. Он проникает, как никогда доселе, в тайну и миссию своего Господа; он создает мощный синтез. Достигнув никогда прежде невиданных вершин, его восхищенное созерцание замирает перед новыми чудесно раздавшимися горизонтами. В центре этого синтеза — Человечество Христа, победоносное, прославленное, в котором «обитает вся полнота Божества телесно» (Кол 2,9). Это Человечество излучает свет, и для всей вселенной оно есть духовное солнце, ни один человек не сокрыт от его лучей. Вся освящающая сила Божества как бы сконцентрирована во Христе Воскресшем. Сконцентрирована, но не заключена, как в темнице. Сконцентрирована, чтобы безмерно распространиться, чтобы охватить всех людей, отдающих себя ее воздействию, сотворить из них существа новые, обожествленные, и составить из них единое безмерное трепещущее Тело, проникнутое Духом Сына Божия и молитвой, которую вдыхает в нас Сей Дух: «Отче! Отче!» Я сказал: всех людей, — но это самоё вселенную, всю целиком, видит св. Павел подверженной действию Христа, движимой Им. Это божественное могущество, сконцентрированное в прославленном Человечестве Христа, стремится распространиться до последних пределов космоса, чтобы всем овладеть и все привести к Отцу.

Вот соображения, которые преобразили молитву моего друга. Те, кто имеет перед глазами этот великий Павлов синтез — или, точнее, те, кто сознает, что повсюду и всегда они находятся в присутствии Христа Прославленного, — знают, что молиться означает главным образом предавать, предоставлять себя с широко раскрытыми сердцем и разумом Его непрестанному воздействию, Его охвату. Дерево, благодаря хлорофилловым зернам, питается светом; душа, благодаря молитве, извлекает из Христа свое пропитание, свою спаянность и свое единство, «чтобы осуществлять свое возрастание в Боге». И постепенно все области ее внутренней вселенной будут проникнуты и охвачены приливом жизни Того, Который хочет быть «всем во всех». Я желаю вам, чтобы эти перспективы стали также и для вас большой поддержкой. И я оставляю вас над стихом из послания к Ефесянам, о котором думают, что он является фрагментом гимна первой Церкви: «Встань, спящий, и воскресни из мертвых, и осветит тебя Христос» (Еф 5,14).

 

45. Уже не я молюсь…

Я хорошо понимаю чувства, заставившие вас написать мне: «Моя каждодневная молитва кажется мне убогой. Я не могу себе представить, чтобы это молитвенное бормотание ничтожного творения могло интересовать бесконечно совершенного Бога». У вас обостренное сознание ничтожности творения и величия Божия: вот воззрение веры, драгоценное и существенное; здесь, несомненно, не обошлось без благодати. Но есть и другое воззрение, с которым я хотел бы вас познакомить, чтобы дать высокое представление о вашей каждодневной молитве, какой бы убогой она вам ни казалась. Для начала давайте немного отступим назад. Прежде, чем говорить о вашей молитве, поговорим о молитве Христа. Беруллий в одном отрывке, который я очень люблю, превозносит исключительный характер молитвы Иисуса: «От

века существовал Бог, бесконечно достойный поклонения, но не было еще бесконечного поклоняющегося; существовал Бог, достойный бесконечной любви и служения, но не было ни одного человека и ни служителя, бесконечно способного воздавать служение и бесконечную любовь. Но Ты Сам еси ныне, о Иисусе, тот Поклоняющийся, тот Человек и тот Служитель, бесконечно могущий и бесконечно достойный исполнить в совершенстве сей труд и воздать сию божественную честь. Ты еси тот Человек любящий, поклоняющийся и служащий Вышнему Величию так, как Оно заслуживает, чтобы Ему служили, любили Его и почитали». Этот текст приводит нам на мысль Иисуса, удаляющегося в одиночестве в горы ночью, чтобы молиться. И прежде всего, Иисуса на Голгофе, где совершенный Поклоняющийся воздает Богу совершенное поклонение. Может возникнуть вопрос, не сделало ли это совершенное поклонение Сына, эта молитва Иисуса, бесполезной молитву людей, окончательно заместив ее? На него можно сразу ответить, что эта молитва Христа, отнюдь не устраняя человеческих молитв — всего молитвенного лепета от самых истоков человечества, всех жертвоприношений всех религий и всех времен, — напротив, притягивает их к себе, включает их в себя, преподносит их Богу и дает им обрести в себе и через себя удивительный смысл и действенность. Но существует ответ еще более прекрасный. Христос желает, чтобы Его молитва разносилась по всей вселенной, от тропических джунглей до полярных льдов, от крайнего Востока до крайнего Запада. Он желает, чтобы самый скромный из христиан, молясь, имел, что принести в жертву, кроме двусмысленных слов и неловких чувств, чтобы он располагал молитвой Самого Сына Божия. Он желает, чтобы все люди могли включиться в Его молитву, сделать ее своей и преподнести ее Богу. Но и этим сказано еще не все. Иисус Христос хочет не только того, чтобы Его молитва стала нашей, словно некое сокровище в наших руках, которым мы можем располагать. Он хочет вкоренить, внедрить ее в самую глубину, в самую сердцевину нашего существа, в душу нашей души, чтобы мы могли поистине повторять вслед за св. ап. Павлом: «Уже не я живу…» Я молюсь, но молюсь уже не я, — молится во мне Христос. Молится Дух Сына, Дух Святой, и это благодаря Ему звучит во мне призыв сыновней любви: «Авва, Отче!» Так молитва Христова, отнюдь не вытесняя молитвы человеков, придает ей несравненную ценность. Подобно тому, как в Пасхальную ночь в темной церкви пламя пасхальной свечи передается постепенно множеству маленьких свечек в руках у верных, так и Христос через крещение приобретает людей одного за другим, распространяясь по миру, и вызывает в их душах, из их душ Свою сыновнюю молитву. В каждом крещеном Отец узнает Своего Сына; в их молитве, столь убогой по видимости, молитву Сына Своего приемлет Бог.

 

46. Семя среди терний

Ваше желание научиться молитве, найти совет в трудах великих духовных авторов заслуживает полного одобрения. Но мне кажется, что к вашему энтузиазму примешана некоторая лихорадочность, что он несколько преувеличен. Похоже, что вы действуете так, как если бы молитва была чисто человеческим предприятием, тогда как она — прежде всего благодать Христова. Он пришел к нам, чтобы научить нас молиться. Не только чтобы дать слова молитвы, хотя бы это были слова молитвы «Отче наш»; Он хотел преподать нам Свою молитву, которая прежде, чем стать молитвой в Его устах, уже была порывом Его души, хвалой, сыновней любовью, предстательством. Что я говорю: «преподать нам»? Сообщить нам, влить в нас Свою молитву. Он не перестает осуществлять среди нас Свою незримую миссию: укоренять в наших сердцах эту молитву, единственную, которая поистине может быть услышана Отцом. Вся душа целиком, находясь в состоянии благодати, есть способность к молитве. Достаточно ей приступить к молитве, чтобы молитва Христа, в ней и через нее, устремилась к Отцу. Но эта молитва Христова, сообщаемая нам крещением, есть в нас только семя — подобно семени из притчи, которое, будучи меньше всех других семян, может вырасти в больше дерево. Не надо возражать, что в этой притче говорится не о молитве Христа в человеческой душе, но о Царстве Божием в мире. Вам хорошо известно, что Царство Божие есть присутствие Христа, овладевание Христом той частью человечества, которая отдает себя Ему, а, стало быть, и вашею душою. Но кто говорит о присутствии Христа, о жизни Христа, тот говорит и о молитве Христа, ибо жить для Христа значит молиться. Итак, если молитва Христа в нас есть семя среди терний, то приобщение к молитве состоит главным образом в том, чтобы осознать присутствие в себе этой молитвы и способствовать ее возрастанию. Будем, однако, скромными: не почва производит семя, не труды садовника производят цветы и плоды: почва и садовник, самое большее, предоставляют условия и надлежащие вещества для цветения и произрастания растений. Не христианин производит молитву, ту молитву, которая одна угодна Отцу, молитву Сына. Она есть дар Божий, но при этом она хиреет, если мы не даем на нее согласия и не содействуем ей всем нашим существом, если мы не прибегаем к таинствам, ее питающим. Тернии способны заглушить ее, если мы не будем в молитвенном труде выпалывать буйные ростки мыслей, чувств и пожеланий, переполняющих нас. Но если мы исполним свою часть дела, то нам больше нет нужды беспокоиться и суетиться: «Царство Божие подобно тому, как если человек бросит семя в землю; и спит, и встает ночью и днем; и, как семя всходит и растет, не знает он» (Мк 4,26–27). Будем доверчивы. Будем иметь веру в молитву Христа, совершающуюся в нас; будем иметь веру, подобную вере крестьянина в то, что посеянные им семена дадут всходы. И будем иметь также терпение этого крестьянина, который терпеливо ожидает лета, чтобы собрать свой урожай и убрать его в житницы.

 

47…Но Христос молится во мне

Приступая к молитве, возбудите веру в таинственное присутствие Христа в вас, о котором свидетельствует Писание: «Вы узнаете, что Я в Отце Моем, и вы во Мне, и Я в вас» (Ин 14,20); «Христос верою вселился в сердца ваши» (Еф 3,17). Если живой Христос обитает в вас, Он обитает, молясь. Ибо для Христа жить это значит молиться. Присоединитесь к нему; овладейте Его молитвой, или, скорее, — поскольку мои слова слишком подчеркивают вашу собственную активность, — дайте этой молитве охватить вас, вторгнуться в вас, вознести вас и увлечь к Отцу. Я вам не обещаю, что вы ощутите это; я только прошу вас в это верить и в течение молитвы давать и подтверждать ваше полное на то согласие. Уступите ей место, все место. Да проникнет она во все фибры вашей души, как огонь проникает в дерево и делает его пылающим. Молиться — значит отвечать на требование Христа: «Отдай Мне твой разум, твое сердце, все твое существо, все, что в человеке только способно сделаться молитвой, чтобы Я мог исторгнуть из тебя великую хвалу Отцу. Не для того ли Я пришел, чтобы возжечь на земле великий огонь, который будет все более распространяться, охватывать все новые пространства, преображая все деревья человеческого леса в живые факелы? Этот огонь — Моя молитва. Прими этот огонь». Христос присутствует в крещеном младенце, как и в великом мистике. Но жизнь Христова в том и в другом не находится на одной и той же стадии развития. Если в душе новоокрещенного уже трепещет молитва Христова, она еще, тем не менее, только зернышко, искра огня. Лишь в течение всего нашего существования, по мере нашего содействия, она усилится и понемногу овладеет всем нашим существом. Наше содействие состоит прежде всего во всецелом согласии всей нашей воли на Христову молитву в нас. Но заметьте хорошенько тот весьма важный смысл, какой я придаю слову «согласие». Оно здесь означает не безвольное позволение, принятие устами, но всецелый дар: так полено бросают в огонь, чтобы и само оно стало пламенем. Наше содействие состоит еще и в том, чтобы исследовать с помощью всей силы нашего разума, что такое молитва Христова в нас, каковы ее великие составляющие: хвала, благодарение, самоотдача, предстательство… — чтобы присоединиться к ним наиболее совершенным образом. — Вы просили у меня тем для размышлений: лучших я вам предложить не могу. Но человек еще долго не ощущает в себе эту молитву Христову, лишь вера свидетельствует о ее присутствии, а размышление позволяет все лучше ее познавать. Однако наступает день — и происходит это не обязательно во время молитвы, — когда он открывает ее в своей душе. Он умолкает тогда; он боится ее вспугнуть, как боятся вспугнуть птичку, прилетевшую на подоконник… Затем внезапно он замечает, что она неизвестно как исчезла, может быть, во время секундного невнимания. Это удручает его. Было так отрадно найти эту молитву в глубине себя; теперь он ждет, что вновь сумеет ее найти — утром ли, едва проснувшись, или в течение дня, прервав на время свою работу. Пусть он не отчаивается: молитва Христова всегда здесь, даже когда ее не ощущаешь. Необходимо возвращаться к ней через веру и, главное, не стараться во время своей молитвы вновь пережить те же чувства. Ибо было бы непочтением к Богу — приступать к молитве ради даров Божиих, а не ради Самого Бога. Господь, согласно Своему обетованию (Ин 14,21), будет являться нам гораздо чаще, если мы будем не более привержены к Его дарам, нежели к Нему Самому. Несомненно, благодать ощущения в себе молитвы Христовой возобновится. Возможно даже, что, прирученная, эта молитва больше уже не упорхнет от нас — но не прежде, чем мы откажемся от намерения схватить рукой пугливую птичку. Когда душа совершенно освободится от всего, умрет для самой себя, она испытает тогда то, что св. Игнатий Антиохийский выразил в незабываемых словах в своем послании к Римлянам, написанном на склоне его долгой апостольской жизни, на корабле, который влек его на мученичество: «Страсти мои распяты, и нет у меня более стремления к земным вещам. Но вода живая журчит внутри меня и шепчет мне: “Иди к Отцу”».

 

48. Его молитва есть моя молитва

Я испытываю глубокую печаль при виде тех людей, которые хотели бы молиться, в которых обитает тайная тоска по молитве, но которые оставляют свои усилия, потеряв надежду на успех. Эта тоска по молитве, тем не менее, сохраняется у них в течение всей жизни. Они напоминают мне несчастных заблудившихся детей, которые никак не могут найти дорогу к отчему дому. Я вспоминаю одного старого священника, заявившего мне: «Я никогда не умел молиться»; я вспоминаю стольких мужчин и женщин, которые мне повторяли: «Я не умею творить молитву», «Для чего упорствовать, если у меня все равно ничего не получается?», «Молился ли я хоть раз по-настоящему?» Что же, станете ли и вы множить ряды всех этих потерявших надежду научиться совершать молитву?

Поймите, наконец, что дело не столько в том, чтобы «творить» молитву, сколько в том, чтобы «достичь» той молитвы, которая уже есть в вас, полностью осуществленная. Христианская молитва прежде всего есть дело не человека, но дело Бога в человеке. Со дня вашего крещения и с момента, как вы находитесь в состоянии благодати, молитва живет в вас. Разумеется, она живет не на уровне ощущений, чувств или представлений, но гораздо глубже, в той интимной сфере вашего существа, в той внутренней крипте, где дышит Дух Святой. Не знаете вы разве, что вы есть храм Духа Святого (ср. 1 Кор 6,19), что Он приходит на помощь вашей слабости, как свидетельствует о том св. ап. Павел, что Он ходатайствует за вас и в вас воздыханиями неизреченными, что ходатайство Его отвечает воле Божией? (ср. Рим 8,26–27). Сей Дух Святой есть Дух Христов. Вот почему Его молитва есть прежде всего сыновний зов, полный любви. Тот же ап. Павел утверждает: «Бог послал в сердца ваши Духа Сына Своего, вопиющего: «Авва, Отче» (Гал 4,6). Это «Авва» было на народном языке криком радости и любви маленьких детей, которые бросались на шею своему отцу: «Авва, любимый папочка!»

Но вы, возможно, скажете: «Зачем же вы тогда побуждаете меня практиковать молитву, если она уже есть во мне, полностью осуществленная и постоянная, будучи делом не моим, но Духа Святого?» — Да, она есть в вас, как пламя светильника. Но нужно еще, чтобы масло питало это пламя, чтобы оно не зачадило и не погасло. И это масло, которое питает молитву Духа в вас, есть ваша любовь к Богу. Под любовью к Богу я понимаю не какие-либо религиозные переживания, какие-либо чувства, но глубокое согласие нашей воли с волей и действием Духа Господня в нас. У разных христиан это согласие бывает очень разным. У одного оно неявное, хилое, колеблющееся. У святого оно сияющее, крепкое, пылающее, вдохновленное горячей верой и любовью. Качество нашей молитвы соответствует качеству нашего согласия на молитвенное действие в нас Духа Святого. И если необходимо посвящать определенное время практике молитвы, то это потому, что наше внутреннее согласие с Богом в течение нашей жизнедеятельности посреди людской толпы, под влиянием забот, радостей и огорчений, весьма быстро расслабляется и уменьшается. Когда мы приступаем к молитве, наше существо бывает рассеявшимся, как стайка воробьев, которые расселись на кустах и деревьях: нам необходимо внутренне собраться, сосредоточиться. Это требует времени, но при этом наше согласие укрепляется по мере того, как усиливается наша вера в присутствие Бога в нас, как актуализируется наша любовь к НеНесомненно, наступит день, когда — не скажу: отпадет необходимость посвящать определенное время молитве, — но когда это внутреннее согласие на молитву Духа Христова в нас станет постоянным, живым, непрерывным. Наши занятия уже не будут ему помехой. Порыв Духа тогда будет возносить, одушевлять нас, будем ли мы ходить, работать или разговаривать, и даже когда мы будем спать: «Я сплю, а сердце мое бодрствует», — восклицает невеста из Песни Песней (5,2). Вот какова та постоянная молитва, о которой гласит совет Христа ученикам: «Дóлжно всегда молиться» (Лк 18,1), совет, который св. ап. Павел давал Фессалоникийцам: «Всегда радуйтесь. Непрестанно молитесь. За все благодарите» (1 Фес 5,16–18). У тех, кто достиг такой внутренней и постоянной молитвы, молитва Духа Святого — это уже не просто тлеющая головешка под пеплом, но пламя, которое охватывает все их существо целиком. Святой есть живая молитва. Теперь вам понятно, что я говорил в начале моего письма: дело не столько в том, чтобы «творить молитву», сколько в том, чтобы «достичь» в себе, благодаря усилию веры, молитвы Христа, Его Духа, примкнуть к ней. Если вы будете действовать таким образом, с терпеливой настойчивостью, отважно, с непоколебимой надеждой, вы сможете однажды написать мне, зная это из собственного опыта: «Христос есть моя жизнь, и Он не только молится со мною, но и во мне, и через меня. Его молитва есть моя молитва. Нет двух молитв, одна прежде другой, есть единственная молитва: Его и моя одновременно. Одна молитва на двоих».

 

49. Отец возлюбленный

«Бог послал в сердца ваши Духа Сына Своего, вопиющего: “Авва, Отче!”» (Гал 4,6). Говоря о христианской молитве, нужно всегда возвращаться к этим словам из послания к Галатам, которые определяют ее тайную природу. Но нужно еще хорошо их прочитать и не проскочить мимо главного слова. Если Павел счел за благо сохранить в греческом тексте арамейское слово «авва», то это заслуживает внимания. Он не поступил бы так, если бы греческое слово patèr передавало его достаточно точно. Он написал Римлянам (8,15) примерно в то же время: «Вы приняли Духа усыновления, Которым взываем: “Авва, Отче!”». И то же самое слово мы встречаем в Евангелии от Марка. В час невообразимой скорби Христа в Гефсимании, именно это слово слетает с Его уст: «Авва Отче! все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня» (Мк 14,36).

Экзегеты, и притом самые выдающиеся, сделали из употребления этого слова Павлом и Марком тот вывод, что первохристианские общины хранили его с большим благоговением, бесконечным почтением. У них не было реликвий Христа, но у них было нечто гораздо лучшее: то самое слово, которое во время Его беседы с Богом вырвалось из Его сердца: «Авва!». Отрадно было первым христианам употреблять, говоря об Отце, слово из родного языка Иисуса Христа. Но это было не только сердечной потребностью. Их словарь не содержал термина, способного выразить точный оттенок слова «авва», этого уменьшительно-ласкательного, каким пользовались арамейские ребятишки, обращаясь к своему отцу. Это слово кричал ребенок Иисус Иосифу, возвращавшемуся с работы: «Авва, авва!..». И плотник брал на свои сильные руки радостного мальчугана и нежно целовал его. Если мы хотим передать доверительный и родственный оттенок этого «авва», нам следует переводить его как «любимый папочка», «дорогой папочка». Поняли вы теперь, почему это слово было так дорого первой Церкви? Апостолы и ученики находились под сильным впечатлением того, что Христос употребил его, молясь «Господу неба и земли» (Мк 14,36). Какой Иудей в те времена дерзнул бы воззвать так к Богу, от святости Которого трепетали Серафимы и пророки? Случалось, что к Нему обращались «Отче наш» (abinou на еврейском, abunan на арамейском) или, более редко и более торжественно, «Отче мой» (abi), но никогда, воистину никогда, никто бы не употребил слова столь по-простому доверчивого, как «авва». Для Христа же воспользоваться словом «авва» для обращения к Богу было способом выразить, утвердить перед Своими Свое богосыновство. Но Христос не оставил за Собой монополию на такую сыновнюю доверчивую близость, Он учил ей Своих учеников. Св. Лука и св. Матфей в своих Евангелиях передают нам каждый свою версию молитвы «Отче наш»: более краткую у Луки, более пространную и торжественную у Матфея. Обыкновенно считается, что Лука дает первоначальную формулу, ту, которой научил нас Сам Иисус. В греческом тексте Евангелия она начинается так: «Отче! Да святится имя Твое! Да приидет Царствие Твое. Хлеб наш…» (Лк 11,2). Экзегеты думают, что первое слово здесь было: «Авва! Отец возлюбленный! (Папочка любимый!)» Таким образом, ученики могут, как и Учитель, обращаться к Богу с сыновней сердечностью. Действительно, таково великое откровение, которое Иисус Христос принес в мир: те, кто верует в Него, суть дети Божии. И не в каком-то переносном смысле, но прямо и непосредственно. Ибо они «зачаты от Бога», «рождены от Бога», «причастники Его природы». Что за дивное откровение! Первые христиане не могли произнести слов «Отец возлюбленный» без того, чтобы их сердце не взыграло от радости. А мы?.. Тому, кто так молится, Бог, в свою очередь, говорит, как Иисусу: «Ты Сын Мой Возлюбленный». Но Иисус сделал еще больше, а не только научил Своих учеников словам, которыми они должны пользоваться для молитвы. Со дня Пятидесятницы Он посылает Духа Своего, Который в глубине сердца каждого христианина шепчет: «Авва!». Если бы мы умели жить внутренней жизнью, мы не могли бы не узнать Его голоса. Следует признать, что те, к кому обращался св. ап. Павел, были восприимчивее нас ко внушениям Святого Духа. Действительно, для того, чтобы напомнить им о том, что они суть дети Божии, апостол не колеблется им написать (я чуть-чуть перефразирую его слова): «Не правда ли, что стоит только вам сосредоточиться, как некое слово, некое восклицание вырывается из глубины вашего сознания: “Авва!”. Это не должно вас удивлять: вы приняли Духа Святого, Который, как вы хорошо знаете, есть Дух Сына Божия. Дух Сына возбуждает в вас чувства Сына и исторгает с ваших уст возглас Самого Христа: “Авва, Отец возлюбленный!”. Какого еще могли бы пожелать вы лучшего доказательства вашего богосыновства?» Ввел ли св. Матфей в свой текст молитвы «Отче наш» добавление «Сущий на небесах» из опасения, как бы сыновняя доверительность христианина не выродилась в развязность? — С таким напоминанием устраняется опасность ставить Бога на равную ногу с земными отцами, забывая о Его сугубом величии. Но это уточнение не преследует цель умерить нашу сыновнюю доверчивость, как раз наоборот, оно нас заставляет осознать ту изумительную реальность, что Бог наш — Бог недостижимый, непостижимый, святой, вечный, всемогущий, — а мы призваны обращаться к Нему ласково, как маленькие дети: «Авва, Отец возлюбленный, Авва, любимый Папочка!»

 

50. Прииди

Нужно ли молиться Святому Духу? — спрашиваете вы у меня. Перелистайте ваш молитвенник, он вам ответит, предлагая дивные молитвы третьему Лицу Пресвятой Троицы. И среди прочих, в молитвах на Пятидесятницу, гимн на литургию Veni Sancte Spiritus, и на вечерню — Veni Creator1, тот Veni Creator, который Церковь призывает нас воспевать и в самых торжественных случаях, например, при открытии великих церковных собраний… Вы, конечно, помните, как пели Veni Sancte Spiritus перед занятиями в школе; как я упрекаю себя сейчас за то, что столько раз механически отчитывал этот гимн в коллеже перед уроками английского, где мы баловались, или же математики, где мы помирали со скуки, от1«Прииди, Дух Святый»; «Приди, Создатель» (лат.): начальные слова латинских гимнов. — А. М.

читывал, даже не подозревая о богатстве слов, которые произношу. Veni, прииди. Так начинаются эти молитвы. Начинаются словами, которые обращают к тому, чьего присутствия желают. И такова действительно воля Божия, чтобы Дух Святой был нашим гостем, чтобы мы были Его жилищем, Его храмом (ср. Рим 8,9; 1 Кор 3,16; 6,19). Молитвы к Самому Лицу Святого Духа в нашей латинской литургии встречаются реже, чем на Востоке. Но чего испрашивают главным образом наши молитвы к Отцу и Сыну, как не дарования Духа Святого, Которого Бог обещал на всем протяжении истории народа Божия? Всякая молитва не предназначена ли для нашего освящения? Но ведь именно Дух Святой делает нас сынами Божиими, усыновляет наши души, из которых вырывается призыв любви и упования: «Авва, Отче!» (ср. Рим 8,14). Молясь Святому духу, мы говорим Ему: «Veni», обращаясь ко Христу или к Отцу, мы просим Их: «Emitte» — пошлите Духа Святого, пошлите нам, пошлите в нас Духа, Который один может глубоко и полностью преобразить нас, восстановить, согласно дивному пророчеству Иезекииля: «Я дам вам сердце новое, и дух новый дам вам; и возьму из плоти вашей сердце каменное, и дам вам сердце плотяное.

Вложу внутрь вас Дух Мой, и сделаю то, что вы будете ходить в заповедях Моих» (Иез 36,2627). И не только каждая отдельная личность, но и вся вселенная должна быть обновлена через Его пришествие. Краткий стих псалма прекрасно выражает это: «Пошлешь Дух Твой — созидаются, и Ты обновляешь лице земли» (Пс 103,30). Нужно ли мне еще убеждать вас молиться Святому Духу? Что до затруднений, какие вы испытываете, обращаясь к Нему, то не вызваны ли они тем, что вы ищете Его как кого-то, находящегося вне вас, тогда как Он внутри? — Не собеседник, который разговаривает с вами извне, но порыв, который изнутри возбуждает, поддерживает, ведет вашу молитву, вашу живую веру, вашу любовь к Богу и к вашим братьям. Очень хорошо поняла это одна девочка-подросток, которая перед тем, как принять таинство миропомазания , пока ее мать прикрепляла к ее головке белую вуаль, сказала: «Мама, я думаю, что я Его уже получила. — Кого это, доченька? — Святого Духа! — Почему же ты так думаешь? — Я все время чувствую желание поступать хорошо». Дух есть Учитель, Который наставляет нас из Своего тайного обиталища в нас, в глубине нашей души, где Он обитает, и наставляет не посредством слов, но вливая в нас Свое учение. Именно так следует понимать обетование Христово: «Он научит вас всему, Он напомнит вам все» (Ин 14,26). Он наш Учитель молитвы, Который не предлагает нам механических формул, но исторгает из нас молитву, как вопль к Богу. Наш Друг, он поддерживает нас, но не так, как друзья земные: помощь Его приходит изнутри; Он есть та сила, которая укрепляет нас и утверждает нашу волю, тот огонь, который делает пламенным наше сердце. «Любовию Твоей воспламени нас». И самое меньшее, чего мы можем ожидать от Него, есть полное наше обновление. Литания прошений гимна в праздник Пятидесятницы исключительно выразительна: «Омой… исправь… исцели… умягчи… воспламени… восставь». В средоточии нашего существа, Он есть поистине Дух Создатель, Вос-создатель. Почему же мы столь мало преображены Им? Потому что, бесконечно почитая нашу свободу, Он ни в коем случае не хочет врываться в нас силой, помочь нам без нашего на то согласия. Он всемогущ лишь в том существе, которое желает быть нищим, внимательным, послушным, восприимчивым, мягким, податливым, управляемым… С таковым Он совершает великое. Но даже и этих свойств следует ожидать от Него же Самого: «Сотвори меня послушным, и наставляй меня; покорным, и веди меня». Апостолы получили Духа Святого лишь потому, что в ожидании Его прихода «пребывали единодушно в молитве, с некоторыми женами и Мариею, Матерью Иисуса» (Деян 1,14). От вас зависит, чтобы каждая ваша молитва стала новой Пятидесятницей.