Василий Колташов

Во времена Ельцина было принято много писать и говорить о «среднем классе». Его объявили «опорой демократии», а рост его численности должен был служить подтверждением правильности избранного экономического курса. Конечно, когда десятки миллионов жителей России едва ли не находились на пороге голодной смерти, спасаясь натуральным хозяйством, к «среднему классу» могли быть причислены все, кто хоть как-то стабильно получал зарплату.

В ходе капиталистических преобразований в 1990-е годы рухнули целые отрасли, когда-то считавшиеся становым хребтом советской экономики. Но в то же время образовались новые хозяйственные секторы, прежде всего связанные с торговлей и банковской сферой. Занятые в них люди оказывались в относительно благополучном материальном положении. И если бывших инженеров, ставших продавцами на рынке или мелкими предпринимателями, нельзя было назвать выигравшими от реформ в чистом виде, то, с точки зрения линейки доходов, говорить о них как о проигравших тоже было трудно. Сотрудники банков и вовсе казались победителями.

Вот эти социальные группы — начиная от наёмных работников отраслей, выживших и возникших в ходе неолиберальных реформ, и заканчивая кругами мелкой буржуазии — и объявлялись «средним классом». Действительно, они кое-что приобрели в ходе перемен: открылись условия для карьеры в новых институтах, появилась возможность ездить отдыхать за границу, хлынувший в страну поток товаров создавал ощущение изобилия у тех, кто мог покупать. Но главное состояло в ином. Представители профессий, востребованных на рынке, сами ощущали себя средними слоями общества. И хотя их материальное положение подчас было далеко от «среднего класса» в западном понимании, в этом не было никакого самообмана. Царившая вокруг нищета только усиливала почтение к собственной успешности.

«Средний класс» — не социальная, а экономическая категория. Верхние, нижние и средние классы в риторике буржуазных мыслителей не идентичны марксистским общественным классам, которые определяются как группы людей, имеющих своё место в исторически определённой системе общественного производства. Классы различаются в зависимости от их отношения к средствам производства, роли в общественной организации труда. Говоря об «общественных классах», мы затрагиваем два процесса: создание и распределение материальных благ. От того, какую роль играет здесь та или иная группа людей, зависит её классовая принадлежность. «Средний класс» объединён только одним показателем: материальным положением. К нему могут быть в равной мере причислены и представители буржуазии, и наёмные работники. По сути «средний класс» — очень удобная для капитала категория. Но это, увы, не повод, чтобы отрицать его существование в действительности.

Дефолт августа 1998 года и последовавший за ним экономический подъём принёс в жизнь российского «среднего класса» серьёзные перемены. Обвал рубля, который последовал за крушением пирамиды долговых обязательств потерявшего платёжеспособность государства, похоронил под собой благополучие «успешного поколения реформ». Разорялись малые и средние предприятия, выжили далеко не все банки. Многие из тех, кто считал себя победителем, оказались в рядах проигравших.

Последовавшие затем рост промышленного производства и оформление российских монополий принесли немало серьёзных перемен. В первые годы нового века экономика России ожила. Растущие и возрождающиеся отрасли создали миллионы новых рабочих мест. Хронические невыплаты зарплаты стали постепенно уходить в прошлое, материальное положение трудящихся начало меняться к лучшему. В этих условиях вырос и «средний класс». Он оказался уже несколько иным по своему составу, но факт расширения «опоры демократии» почему-то не вызвал бурных восторгов среди идеологов капитала.

Чем больший рост демонстрировала экономика и чем сильнее подскакивали прибыли российских сырьевых монополий, тем меньше раздавалось голосов, апеллировавших к «среднему классу». Правительство просто подводило итог сухих цифр, даже не пытаясь навязать средним слоям ощущение значимости, а либералы, оказавшиеся в оппозиции Путину, вообще отмахнулись от своей «опоры». Новый «средний класс» почему-то не нравился тем, кто ещё несколько лет назад объявлял его социальной базой реставрированного капитализма. Но и сам «средний класс», переставший кичиться своим особым местом, почему-то не особенно рвался поддерживать сложившийся строй. Власть делала ставку на бюрократию, а правая оппозиция вообще не знала, где искать базу. Что же произошло с российским обществом и его средними слоями в последние годы?

К 2007 году, когда экономические успехи уже приблизили правительство к абстрактной мечте о двукратном увеличении ВВП, картина начала проясняться сама собой. «Средний класс» на тот момент состоял из следующих групп: офисные работники, квалифицированные промышленные рабочие, специалисты, связанные с компьютерными технологиями, частично медики и работники сферы услуг. Значительно сократилась прослойка мелкой буржуазии. Из «среднего класса» выпали в первую очередь продавцы, которые все 1990-е годы считались хорошо оплачиваемой категорией. Владельцев маленьких магазинов, ларьков и палаток тысячами пожирал монстр торговых сетей. Бюрократический монополизм не давал мелким лавочкам возможности расти.

Оформившийся к этому времени капитализм перестал казаться какой-то аномалией «дикого рынка». То, что представало взгляду общества, выглядело вполне понятно. Это был динамично растущий монополистический монстр. На его политической вершине громоздилась внушительная бюрократия и класс собственников, а в самом основании лежали массы бесправных рабочих-нелегалов.

Сердцевиной российского общества оказался, как и положено, «средний класс». Но вот представляет ли он собой класс только в экономическом виде? Если рассмотреть его материальное положение в современной России, то, по общепринятым представлениям, в Москве к нему можно причислить человека с месячной заработной платой от 800 долларов (максимальный предел оценивают в 2 тысячи). В Петербурге цифра будет немного ниже, в крупных региональных городах — ниже уже в 2–3 раза.

По меркам столицы ежемесячный доход в 1000 долларов совсем не велик. Уменьшенная вполовину, эта сумма выглядит скромной даже для многих провинциальных областей. Но если сопоставить её со 100 долларами в месяц (а иногда и ниже) — базовой зарплатой приезжего рабочего-строителя в той же Москве — разница говорит сама за себя.

Однако материальное положение не определяется только доходом. Важны и расходы. Складываются они из следующих составляющих: питание, одежда, жильё, бытовая техника, транспорт, отдых, учёба детей и медицинское обслуживание. Сюда нужно ещё добавить покупку необходимых бумаг (регистрации по месту пребывания или проживания) — это касается не только иммигрантов, но и всех «некоренных» российских граждан, работающих в Москве и ряде других городов.

В отличие от «благополучных» для «среднего класса» 1990-х годов, когда система социальной поддержки ещё не была окончательно разрушена, все перечисленные статьи — рыночные. Радость это может доставить, пожалуй, только идеологам неолиберализма. В современной России за всё надо платить. Страховая полисная медицина, якобы действующая у нас стране — бюрократическая фикция. Даже в Москве, которую считают «капиталистическим раем», местный полис практически ничего не даёт. Всюду требуется платить. А если добавить, что рабочий день редко составляет менее 9 часов даже у «привилегированных слоёв», то к бесплатному врачу и пойти некогда.

Медицина, по сути, оказывается платной от начала и до конца. Больной зуб оборачивается пломбой в 50 долларов, а если случается что-то большее, то на одни лишь анализы могут уйти тысячи. Где взять такие деньги?

Продукты питания и одежда не являются для российских средних слоёв большой проблемой. Денег на них хватает. А вот бытовую технику и компьютеры приобретают не без напряжения: требуется длительная экономия. Ещё сложнее — с учёбой детей. Родители с высшим образованием хотят, чтобы их дети выросли образованными и «востребованными», и это вполне логично. Но даже «бесплатный» детский сад приводит к серьёзным материальным трудностям, а обойтись без него люди, проводящие на работе (включая дорогу) по 10–12 часов в день, не могут. Ребёнок становится для семей «среднего класса» финансовой катастрофой. На этом фоне призывы правительства к увеличению рождаемости звучат как издевательство.

Оплатить учёбу дочери или сына в университете, имея доход на трёх членов семьи в 2000 долларов в месяц, нереально. Количество бесплатных мест в высших учебных заведениях продолжает сокращаться, а коррупция, связанная с их распределением, растёт. А нужно ещё давать взятки, чтобы ребёнка не забрали в армию! Денежные аппетиты коррумпированных сотрудников военкоматов хорошо известны. Избавление от армии, в которой людей уродуют физически и морально, да ещё и убивают, стоит порядка тысячи долларов.

Жильё — самая дорогая статья в бюджете «среднего класса». Сейчас для многих пар она уже превышает 50 % всех расходов. В Москве стоимость съёма однокомнатной квартиры составляет 500–600 долларов. Покупка своего жилья невозможна даже для верхнего среднего слоя общества: с одной стороны, из-за высокой цены, с другой — из-за безумных условий предоставления банковского кредита (не считая огромных процентов).

В погоне за астрономической прибылью строительные компании возводят только дорогие дома. Строительный рынок не только монополизирован, но и крепко защищён чиновниками, связанными с крупным капиталом. Доходных домов, где представитель «среднего класса» мог бы снять квартиру, практически нет. Вкладывать в них деньги считается глупым, выгодней продавать элитное жильё, получая прибыль сотнями процентов. Искусственно сохраняемый квартирный дефицит поддерживает высокий уровень цен, с каждым годом экономического подъёма всё сокрушительней бьющий по «среднему классу».

Аналитики спорят о том, будет ли дальше продолжаться рост цен на жильё или произойдёт обвал. Однако практика опережает выводы экспертов. Многие представители «среднего класса» уже не могут снимать квартиры (даже однокомнатные) и вынуждены переселяться в комнаты. На зарплату в тысячу долларов теперь очень трудно жить одному, а самостоятельность и материальная независимость — важные признаки «среднего класса». Их потеря рассматривается многими как катастрофа. Однако работодателей и государство такие пустяки не беспокоят.

Отдых за рубежом был первым «предметом роскоши», который либералы подарили «среднему классу» в начале 1990-х годов. О нём говорилось, как о важном достижении капиталистических реформ. Однако средние слои могут позволить себе только недорогие поездки. А по мере того, как численность «среднего класса» выросла, обнаружилось, что отдых в Турции или Египте утратил былую элитарность.

Сфера услуг также представляет собой предмет неудовольствия «среднего класса». Бары, кафе и рестораны годы изображались в 1990-е как завоевания рынка. В определённый период это действительно выглядело достижением. Но, парадоксальным образом, чем лучше чувствовала себя экономика, тем меньше свободных денег оказывалось в кармане у «среднего класса». К 2007 году тенденция прорисовалась со всей очевидностью: бутерброды медленно, но верно, пожрали ланч.

Личный автомобиль — весомый признак «среднего класса» на Западе — в России для многих является слишком дорогим удовольствием. В Москве и других больших городах он часто ещё и не даёт выигрыша во времени, затраченном на дорогу. Многие представители средних слоёв предпочитают пользоваться общественным транспортом, который тоже дорожает вместе с другими услугами и товарами на рынке. Отказываясь от поддержания общественного транспорта, государство способствует повышению цен на билеты. Здесь, кстати, средний слой российского общества проходит интересную школу. Исчезает типичная для старшего поколения иллюзия, что государство — это всегда хорошо. Буржуазное государство оказывается не только не лучше буржуазии, но подчас и хуже. Помощи от государства «средний класс» не ждёт, и правительство тоже на него не рассчитывает. Государство обслуживает лишь интересы корпораций. Эта связь далеко не всегда понятна «среднему классу», но, чтобы открыть её, вряд ли необходимо много времени.

Часто представители «среднего класса», получающие зарплату в долларовом эквиваленте или наличной валютой, имеют серьёзные проблемы в связи с так называемым укреплением рубля. Этот восхваляемый официальными политиками и экономистами процесс бьёт их по карману с нарастающей силой. Доллар постоянно (почти три года) падает по отношению к рублю, а цены в рублях непрерывно растут. И хотя темпы инфляции не превышают 20–30 % в год (официальные цифры, конечно, ниже), заработную плату никто не повышает.

В первые годы экономического подъёма в Москве в ряде фирм вошло в привычку регулярно повышать сотрудникам зарплату. Некоторым это казалось подарком от руководства или проявлением корпоративной солидарности. Конечно, это был самообман. Компании повышали оплату труда, стремясь сохранить своих работников, поскольку конкурирующие фирмы тоже испытывали потребность в специалистах. В регионы такая политика пришла чуть позже, и в ряде областей страны уже замедлилась или прекратилась, демонстрируя, что вместо дефицита на рынке труда теперь имеется избыток рабочих рук.

Поначалу зарплата могла подскакивать в два и даже в три раза за год (первоначальный уровень был очень низким), но теперь даже пятипроцентное повышение выглядит невероятным. Компании, в особенности фирмы-гиганты, заканчивают год с фантастическим ростом прибыли, но на собраниях коллективов руководство уверенно говорит: повышения зарплаты не будет, не нравится — ищите другое место. Офисный «средний класс» разводит руками и обижается на корпоративную этику, в которую его уже почти заставили поверить. Вместо родной семьи компания оказывается классовым врагом.

Смена места работы — самое простое решение задачи. Но все фирмы предлагают примерно один уровень зарплаты. Тратить приходится больше — зарабатывать меньше. Неизменное состояние зарплаты по многим, ещё несколько лет назад очень перспективным профессиям в Москве делает их далеко не такими выгодными.

В уравнении рынка труда есть ещё одна интересная составляющая, о которой представители «среднего класса» почти ничего не знают. Это уровень оплаты промышленного труда. Чем выше зарплата рабочих на заводах, тем выше должна быть зарплата в других, смежных либо надстроечных, областях. Когда рабочие (их верхний слой тоже относится к «среднему классу») добиваются от капитала повышения зарплаты, то работодатели вынуждены повышать оплату и надстройке, а с ней — и смежным секторам. Иначе менеджмент потеряет интерес к своей деятельности, а аналитики просто разбегутся. Рабочая профессия, не требующая университетского диплома, окажется существенно выгодней.

Сегодня по договорённости с «ночным сторожем» отечественного капитала — российским государством — на внутренний рынок допускаются иностранные фирмы. Намечен срок вступления во Всемирную Торговую Организацию. Сращиваются национальные монополии и зарубежный капитал. Капитал приумножает себя. Между тем, ничего не выиграв от экономического роста, но, существенно увеличившись, этот экономический класс задаёт себе резонный вопрос: «Кто я такой?»

Первое, что можно сказать в ответ, знает каждый представитель среднего слоя: «Ты — наёмный труд». Но что это означает? Ответ «да» означает важную стадию в росте классового сознания, только, очевидно, не «среднего», а другого класса. Если человек продаёт свою рабочую силу — и это, и только это, является источником его существования, — то социально-экономическая сущность такого человека — рабочий, пролетарий. В этом определении не так важно, составляет его заработная плата 50 или 1000 долларов в месяц. Принципиально, что средством существования работника является продажа им своих способностей, навыков — своей рабочей силы.

Вульгарное представление о рабочем классе сводит его только к занятым в промышленности. В действительности пролетариат сегодня охватывает все сферы человеческой деятельности: практически любые профессии уже имеют рабочий характер. Иными словами, наёмный труд, благодаря дальнейшему мировому развитию монополистического капитализма, вытеснил «свободные» профессии на обочину экономики. Мелкая буржуазия в корпоративной системе хозяйства России продолжает сокращаться быстрым темпом. На смену не продающему свою рабочую силу человеку приходит рабочий, вынужденный её продавать. Имеет место широчайшая пролетаризация общества.

Верхний слой класса наёмного труда в России вполне можно назвать «средним классом». Но это не изменит тех отношений, которые складываются у такого «среднего класса» с тем классом, который его нанимает. Конечно, в американском варианте «среднего класса» на верхнем уровне могут оказаться люди, получающие не только зарплату, но и долю от прибыли. Это менеджеры компаний разного уровня. Однако в России после разорения многих мелких предпринимателей речь идёт преимущественно о рабочем классе, его верхнем слое.

Правительство неслучайно несколько лет назад стало забывать о «среднем классе». Опора, которую буржуазия придумала себе в 1990-е годы, начала обретать собственное сознание. Прежде всего экономическое сознание, основанное на понимании своих интересов. Эти интересы расходились с интересами капитала тем больше, чем дальше шёл экономический рост. Равняясь на мировой рынок, о котором отечественный «средний класс» всё ещё имеет представление новорождённого, российские монополии не желали баловать свой персонал, а сам он не осознавал, что любое улучшение жизни нужно вырывать у капитала с боем. Нелиберальные реформы, вновь затеянные правительством, вместе с финансовой политикой «укрепления рубля» ухудшали положение наёмного труда в России. Бизнес избавлялся от ненужных хлопот с прямым понижением зарплаты. Государство брало на себя основную работу. Бюрократический аппарат и капитал выигрывали: «средний класс» нёс всё новые и новые нагрузки.

Власти бравурно говорили о переполнении бюджета и при этом ликвидировали все остатки социальной защиты населения. «Средний класс» не сопротивлялся. Чиновники цинично продумывали операцию «Преемник», призванную сохранить стабильность. Либералы отчаянно метались в поисках новой демагогии, способной, ничего не меняя в обществе, привести их к власти. Выборы и официальные партии становились пустым звуком. И чем дальше бюрократизировалась страна, тем лучше средние слои начинали понимать, что союзников наверху у них нет.

В сознании «среднего класса» начали происходить перемены. Первыми проявили желание разобраться в ситуации квалифицированные рабочие. Уже 2004 год дал кратный рост забастовок. Представление о работодателе как отце-благодетеле рушилось. На предприятиях, возникших в ходе эры путинского благополучия, стали создаваться независимые профсоюзы. Рабочие требовали улучшений условий труда и повышения его оплаты. Руководство компаний не шло на уступки — разворачивалась борьба. Всё это вело к слому старой психологии рабочего класса в России. Но разрушение прежних представлений происходило далеко не повсеместно и отнюдь не одновременно даже с точки зрения «среднего класса». Большая его часть — в основном офисные работники — прибывали в непрерывной депрессии 9-часового рабочего дня: события, выводившие из себя руководство именитых фирм, были им неизвестны.

Светские новости в буржуазной прессе не торопились сменяться описанием интересов и потребностей наёмного труда, его требований и борьбы, но даже в самом задавленном офисом работнике шли внутренние перемены. Они начались со скептического отказа верить во власть. «Средний класс» России на практике убеждался, что политическая система в стране сделана как будто специально против него. Вера в корпоративный союз с руководством тоже уменьшалась. Невольно — с этого начинался главный перелом в сознании средних слоёв — возникало понимание что «средний класс» вовсе не избранное сообщество, основа и опора всего, а только верхний слой огромной общности наёмных рабочих. Возрождалось чувство солидарности с бедствующими массами, почти отсутствовавшее у «среднего класса» 1990-х годов. Но этот процесс не везде шёл одинаково быстро.

Как ни странно, прийти к выводу о собственной «неизбранности» средним слоям помогало чувство уважения к себе, к своим знаниям и навыкам. Гораздо менее задавленные морально, чем их собратья по классу, верхние слои пролетариата имели больше возможности сопоставлять своё положение с прогнозами либералов, а свои перспективы — с реальностью. Становилось ясно: что-то можно изменить только собственными усилиями. Не наваливая на себя больше работы, а как-то иначе. Но как? Необходимым оказывался переход от осознания своих экономических интересов к политическим выводам.

Опыт классовых сражений прошедших эпох наглядно учит, что изменение настроений средних слоёв общества — верхней прослойки пролетариата — неизменно сказывается на отрезвлении всех групп угнетённого класса. Что характерно, именно такой сценарий распространения революционного сознания имел место в России начала ХХ века. Теперь снова есть очень веские основания для того, чтобы эволюция мысли пролетариата повторилась на новом уровне. Первый шаг уже сделан, отыграть обратно у капитала и его бюрократии не получится. «Средний класс» недоволен своим материальным положением и не видит перспектив в рамках системы.

Левые должны сделать вывод: пропагандистскую работу в рядах верхнего слоя рабочих нужно начинать с экономических вопросов, причём поставленных радикально. Необходимо говорить о сокращении рабочего дня, расширении прав работника, увеличении оплаты труда, продолжительности и периодичности отпуска. Даже вопросы образования и здравоохранения пора ставить наступательно.

Рабочий класс не деморализован, как в 1990-е годы. Сегодня идут противоположные процессы. Капитал лишил пролетариат выбора, положительной перспективы. Формально «среднему классу» открыт доступ к достижению потребительских стандартов, но его представители понимают: даже если экономический рост будет продолжаться, им он ничего не даст. «Средний класс» ещё только формирует своё экономическое сознание, но он уже делает революционный вывод: жить по-старому нельзя.

Изменить ситуацию в рамках системы невозможно. В России практически нет демократических институтов. Режим имеет отчётливо выраженные черты, хоть и мягкой, но диктатуры. Власть передаётся президенту-преемнику. Уступки, которые правительство может сделать под напором снизу, нельзя закрепить. Президент способен отменить своё решение в любую минуту. Легальные, зарегистрированные (разрешённые правительством) партии бессмысленны. Перспектива эволюции протестного сознания продиктована самой властью. Любая попытка качественных изменений в жизни людей упирается в существующие институты государства. А борьба за экономические интересы и социальные права упирается в необходимость политических перемен.

Даже самые умеренные требования улучшения жизни угнетённых слоёв на фоне вопиющего бесправия масс кажутся ультрарадикальными. Жёсткие условия России не сдерживают процесс классового созревания, а только подталкивают трудящихся к осознанию необходимости борьбы. «Средний класс» объективно оказывается здесь впереди. Но и верхние слои рабочего класса ещё далеки от осознания необходимости «политики». Расстояние между экономическим недовольством и политическими выводами в сознании российского рабочего достаточно велико. Но этот путь может быть пройден очень быстро.