Голоса можно считать произвольно, если не считаться с населением

Запад любит Путина. Вот уже несколько дней репортажи основных международных информационных служб полны восторгами по поводу того, какими замечательно честными и свободными были прошедшие российские выборы. Даже тот факт, что трое из четырех ведущих кандидатов публично обвинили власть в фальсификации уже в ночь после голосования, не вызывает у западных экспертов по свободным выборам ни малейшего интереса. Иностранные наблюдатели заявили, что все было исключительно честно и правильно.

«The Moscow Times» посвятила деятельности наблюдателей специальную заметку, где подробно объяснила принципы их деятельности. Оказывается, наблюдатели должны посещать участки, исследуя вопрос о том, как расположены урны, есть ли занавесочки для тех, кто хочет сделать свой выбор более интимно, есть ли на участках ручки или, не дай Бог, карандаши. Подсчетом голосов наблюдатели не занимаются…

Ну, разумеется, в этом смысле у нас с советских времен полный порядок. Вообще надо отметить, что за последние десятилетия не было известно ни одного случая, чтобы международное наблюдение где-либо предотвратило массовую фальсификацию. Наиболее скандальным был случай Албании - незадолго до того, как там началось народное восстание. Выборы были совершенно издевательскими, но тогдашний правитель страны Сали Бериша пользовался столь беззаветной любовью Запада, что международные наблюдатели сообщили о триумфе демократии, не дожидаясь закрытия участков! Хотя, с другой стороны, у Бериши тоже все занавесочки были на месте…

Ясное дело, доказать избирательную фальсификацию в полном объеме практически невозможно, ибо для этого нужно затратить огромные средства и проверить каждый участок и каждую комиссию. Стопроцентная ясность в этом вопросе имела место лишь один раз в истории, когда правительство Либерии выиграло выборы, получив более 120% голосов избирателей (еще 15% досталось оппозиции). Либерия попала в «Книгу рекордов Гиннесса».

Более скромные подтасовки оказываются и более эффективными. Можно подать урны уже с бюллетенями. Можно вбросить их в последние десять минут (самая любимая тактика провинциальных чиновников в России и Латинской Америке), можно фальсифицировать протоколы, можно наконец напутать при подведении общих итогов. Ну а «мертвые души» (в Латинской Америке их называют «призраками») являются просто стратегическим резервом власти. Чем больше смертность, тем выше гражданская активность населения. В этом плане, кстати, напрасны опасения некоторых граждан, что именно их бюллетени в случае неявки могло использовать бессовестное начальство. У него всегда есть возможность обойтись и без вас.

Во всех этих случаях фальсификацию можно выявить, но если власть сильна, она просто игнорирует претензии своих оппонентов. Обычно при проведении избирательной фальсификации неизбежно начинается путаница с цифрами. Итоги не сходятся. Классический метод выявления фальсификации - анализ динамики явки избирателей. При честном проведении выборов число избирателей максимально велико утром, затем неуклонно снижается, а перед самым закрытием немного повышается, но эта активность не может превышать 1 - 2%.

Массовая явка в последний час просто физически невозможна, ибо в этом случае на избирательных участках выстраивались бы огромные очереди, и люди просто физически не успевали бы проголосовать до закрытия. В тех немногих случаях, когда нечто подобное имеет место, избиркому приходится принимать срочное решение о продлении выборов на дополнительный час.

У нас в России неуклонно повторяется одно и то же: массовая явка обнаруживается в последние 30 минут, когда вдруг на участки, если верить отчетам, вдруг врывается 15 - 20% избирателей. Поскольку эти люди на участках просто физически не могут разместиться, а голосование никто не продлевает, возникает естественный вопрос: откуда они берутся и куда они деваются?

Изучение избирательных протоколов тоже может быть увлекательным занятием. Число проголосовавших может не совпасть с количеством бюллетеней, а со списками избирателей непременно происходит какая-то чертовщина. Людей становится то меньше, то больше. И в самом деле, тысячи работников избирательных комиссий не могут все быть сплошь профессорами математики. Если результаты не сходятся, то и компьютеры не помогают.

В 90-е годы вся Мексика смеялась, когда при подведении итогов очередных президентских выборов вдруг отказала сверхсовременная компьютерная система. После первых подсчетов уверенно лидировал кандидат левой оппозиции. Затем компьютеры дружно вырубились, и на экранах телевизоров появился бледный председатель Центризбиркома, заявивший: у нас система рухнула. Мексиканцы почему-то понадеялись, что он имел в виду политическую систему, но, ко всеобщему разочарованию, рухнула лишь система автоматизированного подсчета голосов (у нас, как мы помним, в декабре 1993-го, когда пошли нехорошие результаты, компьютеры тоже забарахлили).

Все пересчитали вручную, и на выборах уверенно победил кандидат правящей партии. Оппозиция запротестовала, но Запад твердо заявил: фальсификация не доказана. Есть некоторые подозрения, однако это не основание отказать мексиканскому режиму в легитимности. Он же выполняет требования МВФ! Вскоре после этого случился очередной крах мексиканского песо, а затем в штате Чьяпас началось вооруженное восстание. Индейцы, чуждые современной цивилизации, так и не поняли шутку с политически сознательными компьютерами.

В России все до сих пор сходило по двум причинам. Во-первых, оппозиция сама порой не чиста на руку. В «красном поясе» с выборами те же странности, что и в других местах. А губернаторы, в 1999 году поддерживавшие «Отечество - Всю Россию», почти все были замешаны в очень серьезных нарушениях (чего стоят хотя бы безальтернативные выборы в Татарстане). Иными словами, кричать «держи вора» было некому. Во-вторых, само общество было не готово защищать свои права.

В России много «электората», но мало граждан.

Между тем выборы 2000 года могут оказаться переломными. Тема фальсификаций стала обсуждаться, а оппозиции хватило смелости заявить об избирательных подтасовках. Оппозиционные политики понимают, что правила игры меняются, если они не заявят о своих правах сейчас, завтра с ними вообще никто не будет считаться.

Другое дело, как господа Зюганов и Явлинский собираются бороться за свои права. В Мексике оппозиция в ответ на фальсификации выводила своих сторонников на улицы. Правые либералы объединялись с левыми радикалами, чтобы вместе отстаивать свои гражданские права. У нас никто ничего резкого не совершит. Зюганов не призовет коммунистов на демонстрации, а Явлинский не выразит солидарности с Зюгановым, хотя как последовательный демократ и правозащитник он вполне мог бы это сделать. ЛИБЕРАЛЬНАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ ДО СИХ ПОР УВЕРЕНА, ЧТО УЩЕМЛЕНИЕ ПРАВ КОММУНИСТОВ НЕ НАНОСИТ УЩЕРБА ДЕМОКРАТИИ. В итоге под крики о строительстве «свободного общества» получаем сначала Ельцина, потом Путина. Что же, с идеей либеральной демократии у нас происходит то же, что и с идеей коммунизма: больше всего ее дискредитируют собственные сторонники.