1) Как Вы определяете глобализацию, какова на Ваш взгляд, ее основная характеристика?
Термин «глобализация» как и большинство терминов, введенных в оборот современными средствами массовой информации глубоко демагогический, двусмысленный и принципиально вводящий в заблуждение. Капитализм был глобален всегда в этом одно из его принципиальных отличий как экономической системы. Капитализм возник сначала именно как система международной торговли, а лишь затем сложились национальные рынки и (на этой основе) современные буржуазные нации.
История капитализма циклична, она включает в себя не только фазы конъюнктурных кризисов и подъемов, но также и открытые Кондратьевым «длинные волны» развития (периоды роста и стагнации). Точно также включает она в себя и циклы интернационализации и локализации капиталов. Наиболее выразительным примером предшествующих фаз интернационализации был период 1870-1914 годов, закончившийся Мировой войной. Затем последовал период укрепления национального государства и консолидации национальных рынков («общество потребления» и т.д.). Сейчас мы переживаем очередной цикл интернационализации, ничего принципиально нового в этом нет.
Другое дело каковы характеристики этого цикла. Во-первых, преобладание развития информационных, коммуникационных технологий над производственными, а финансового капитала над промышленным. И лишь во-вторых, более интенсивная интернационализация процессов производства и обмена под контролем крупнейших транснациональных корпораций. Кстати показательно, что международный товарный обмен вырос не больше, чем он рос в предшествующие периоды подъема на основе «национального капитализма». Если сейчас мировая конъюнктура ухудшится, то резко сократится и международный товарообмен.
Другое дело, что термин «глобализация» - глубоко идеологичен и введен в оборот для того, чтобы оправдать господствующую политику, точнее, создать иллюзию, что интересы и решения господствующих финансовых олигархий представляют собой выражение некого «объективного» и «позитивного» процесса. Само по себе введение в оборот термина «глобализация» было пропагандистским ответом элит на протесты против неолиберализма. После того как термин «неолиберализм» стал в большинстве стран мира почти ругательным, нужно было новое идеологическое обоснования власти транснациональных корпораций. С середины 90-х вместо термина «неолиберализм» начинает употребляться термин «глобализация».
Этот термин имеет целый ряд преимуществ. В отличие от термина «неолиберализм», он характеризует происходящее не как определенную политику или идеологическую доктрину, а как некий «нейтральный» и объективный процесс. Соответственно все противники этой политики выглядят идеологическими оппонентами, а личностями, пытающиеся выступать против «естественного» развития экономической жизни. К тому же их немедленно начинают называть «анти-глобалистами».
У неискушенной публики складывается представление о них как о людях, выступающих против свободного международного движения товаров и информации, хотя на самом деле речь идет о протесте против авторитарной международной бюрократии.
Кстати, одно из требований «анти-глобалистов» - соблюдение Декларации Прав человека, требующей свободного передвижения людей, в то время как западные правительства, отстаивающие «глобализацию» возводят все новые барьеры на пути мигрантов из бедных стран. Причины этой кажущейся непоследовательности понятны. Дешевая рабочая сила должна быть сосредоточена в странах «периферии» (будь то Россия, Китай или Бразилия) и только косвенно давить на рынок труда в странах Западной Европы. Это делает рабочих более сговорчивыми, но не дестабилизирует обстановку, что случилось бы если бы сотни миллионов мигрантов могли бы беспрепятственно хлынуть в «цивилизованные страны». Другое дело, что решение проблемы с точки зрения оппонентов голобализации не в массовом переселении, а в изменении правил игры, когда люди получают возможность достойно зарабатывать и чувствовать себя уверенно в собственной стране.
Терминологическая подмена, которую осуществляет часть «большой прессы», атакуя критиков глобализации, заставляет вспомнить об истории СССР, где господство обкомов партии называлось «советской властью», а противники партократии - «антисоветчиками». Как всегда бывает в таких обстоятельствах господствующие силы вполне могут навязать свою терминологию, но не могут таким образом защитить свои идеологические позиции по существу. Точно так же как за партийным правлением в СССР закрепилось название «советской власти», так и неолиберализм с конца 90-х годов стал называться «глобализацией».
2) Как воздействует глобализация на Россию, считает ли Вы это воздействие позитивным или негативным? Если позитивным, то в чем именно, и как следует воспользоваться открывающими возможностями? Если негативным, то как свести к минимуму последствия этого для страны?
«Воздействие глобализации на Россию» обсуждать бессмысленно, поскольку никто ни на кого не воздействует. Вопрос сводится к месту, которое Россия заняла в новом международном капиталистическом разделении труда. Это место периферийной, полуколониальной, сырьевой экономики. Никакого иного места в капиталистической миросистеме мы занимать и не можем, поскольку наше место определяется не тем, чего мы хотим, а объективной логикой системы, объективным спросом и реально имеющимися в системе свободными нишами.
Место России в капиталистической миросистеме было бы точно таким же, даже если бы уровень интернационализации был бы меньшим - мы в этом убедимся, если под влиянием мирового спада тенденция переменится, усилится протекционизм и международный обмен сократится.
Обсуждать, противопоставляя друг другу, «позитивные» и «негативные» аспекты глобального капитализма достаточно бессмысленно, ибо одно без другого не существует. Вернее, их можно обсуждать лишь в смысле диалектическом, а именно: без рабства негров в Америке и русского «просвещенного» крепостничества (тоже порождений «глобализации» XVII-XVIII веков) не было бы развития текстильной промышленности в Англии, передовой философии в Германии, великой русской литературы.
В историческом плане глобализация невероятно позитивна: она готовит крах мирового капитализма. Но во-первых, это не оправдывает морально ни рабство, ни крепостничество, ни нищету современного «третьего мира». А во-вторых, понятия «хорошо» и «плохо» принципиально субъективны. То, что хорошо для русского олигарха или чиновника, плохо для всех остальных и так далее.
Вы спрашиваете: как следует воспользоваться открывающими возможностями глобализации? Ответ прост: те, кто может, уже вовсю пользуется. Речь, в конечном счете, не только о «новых русских», анархисты и радикалы тоже пользуются Интернетом, этим побочным продуктом американского военно-промышленного комплекса. Когда бунтовщики со всей Европы собираются в Праге или Ницце, чтобы блокировать буржуазные элиты и забросать камнями полицию, это тоже использование возможностей глобализации. Кому-то это кажется ее «издержками», а кому-то ее главным позитивным результатом.
Что касается «особых» возможностей для России, то обсуждать их так же бессмысленно, как пытаться выработать индивидуальную стратегию поведения для одного из пассажиров «Титаника». Кстати, надо уточнить, что корабль еще не столкнулся с айсбергом, но столкновение абсолютно неизбежно и от нас как пассажиров на этом корабле его курс не зависит. То есть, теоретически можно сбросить за борт капитана и изменить курс, но на практике это маловероятно. Скорее всего капитана утопят вместе с кораблем. Другое дело, что пассажиры все-таки выживут. 150 миллионов не смогут сразу потонуть.
3) Какую парадигму следует положить в основу международной (глобалистской) политики России в обозримом будущем: взять ли курс на форсированную интеграцию в международные экономические, политические и информационные структуры или занять сдержанную позицию, ориентируясь на постепенное присоединение к ним (сопряжение с ними) по мере созревания необходимых предпосылок?
Трудно представить себе, что в современной России вообще возможна политика. Для этого нет никаких условий, по крайней мере на уровне официального «общества».
Никакую осознанную политику российская элита проводить не в состоянии в принципе, а потому бесполезно и обсуждать то, чего быть не может. Любой серьезный разговор об альтернативных стратегиях развития для России может начаться только после революционного свержения нынешнего режима. Отсюда вовсе не следует, что подобная революция неизбежна. Более того, очень может быть, что никакой революции в России не будет. Но надо понимать, что в этом случае не будет и «будущего» как чего-то отличающегося от «настоящего».
Разумеется есть разные варианты политической демагогии, которые могут быть взяты на вооружение элитами. В 90-е годы они говорили в положительном смысле о «присоединении к мировой цивилизации», об интеграции с «цивилизованным миром» (т.е. эксплуататорами). В 2000 году, когда все это уже порядком себя дискредитировало, будут врать про национальные интересы, «сдержанную позицию» и т.д. Естественно, на практике от этого ровным счетом ничего не изменится.
Что касается международных структур, то присоединение к ним России зависит только от самих этих структур, Россия является для них заурядным объектом управления. Не потому, что они нас не любят, а потому что они так устроены. От воли наших элит не зависят ни сроки, ни формы интеграции. Восточная Европа и Китай стараются форсировать интеграцию, но их сдерживают. Китай упорно не может вступить во Всемирную торговую Организацию, Восточная Европа не может присоединиться к Евросоюзу. И дело не в том, что положение Китая улучшится со вступлением в ВТО. Как роз наоборот, оно резко ухудшится, но для бюрократии ВТО работы тоже прибавится.
Надо помнить, что речь идет о громоздких и неэффективных, сверх-централизованных бюрократических структурах, по сравнению с которыми наши советские ЦК и Госплан - просто детские игрушки. А потому они крайне медлительны и никакие «форсированные» варианты здесь невозможны в принципе. Значит и обсуждать нечего.
4) Каковы место и роль России в политической игре мировых «центров силы»? Какие здесь возможны варианты и какой из них представляется Вам оптимальным для России и мирового сообщества?
Интеграция России в международные структуры зависит не от политики России, а от сложившейся конъюнктуры, спроса на наши ресурсы и политического вектора, заданного странам «периферии» Международным Валютным Фондом, Мировым Банком и Всемирной Торговой Организацией.
Россия является периферийной страной с полуколониальной экономикой и активную роль играть не может. Она может лишь иметь правительство и интеллектуалов, которые активно врут населению про «нашу самостоятельную роль».
Другой вопрос, каковы перспективы развития глобального капитализма? Здесь существуют реальные альтернативы. Назревающий системный кризис ставит вопрос о серьезных реформах на национальном и международном уровне. Надо уточнить: как и в 40-60-е годы XIX века, как и в 30-е или 50-е годы ХХ века, реформы проводятся в значительной мере правящими классами отдельных стран на «национальном» уровне, но эффективны они постольку поскольку выражают некую общую, глобальную тенденцию, подталкивают друг друга.
Здесь возможен своего рода «эффект мультпликатора. Период неолиберальной политики заканчивается, итог ему подведет глобальный кризис. Для того, чтобы в полной мере проявились закономерности нового политико-экономического цикла потребуется примерно 20 лет. Все это время мы буде наблюдать чередование более или менее успешных реформистских попыток «сверху» со вспышками протестного и революционного движения «снизу». Свободный рынок в очередной раз будет «скорректирован» государственным регулированием, другое дело, что форма этого регулирования в очередной раз изменится и станет, скорее всего более радикальной (точно так же как Кейнсианство, считавшееся «умеренным» ответом на кризис капитализма, было куда радикальнее английского фабричного законодательства XIX века, казавшегося Марксу чуть ли ни шагом к социализму).
Многие программные требования левых критиков «корпоративной глобализации» были сформулированы во время дискуссий в Праге в сентября 2000. Надо не только списать долги развивающихся и бывших «коммунистических» стран, но и выработать новые правила международного кредита, в частности запрещающие финансовым институтам выдвигать «кондиции» ограничивающие суверенитет (в том числе и в таком вопросе как право народа самому выбирать свою экономическую систему и хозяйственную политику); заменить МВФ и Мировой Банк системой региональных банков, построенных на демократической основе, подотчетных всем странам участникам в равной степени; поскольку на самом деле международные финансовые институты являются не частными, а общественными агентствами, необходимо разделить общественный интерес и частные прибыли - иными словами, ни цента, ни пенни, ни копейки общественных денег частному сектору.
Последний тезис нуждается в развитии. До сих пор крупный транснациональный капитал заставляет нас жить по законам рынка, сам же от негативных последствий рынка страхуется через международные финансовые институты. Надо изменить ситуацию с точностью до наоборот. Те, кто хотят рынка пусть сами живут по его законам. Общественные деньги (не важно - на национальном или транснациональном уровне) не должны идти никуда кроме непосредственно общественных, социализированных проектов. Необходимо создать сеть региональных и транснациональных агентств развития, которые осуществляли бы под демократическим контролем и в условиях полной открытости крупные проекты в интересах большинства. Аргументом приватизаторов в 90-е годы было то, что национальные банковские, транспортные, телефонные и т.п. компании слишком малы для глобального рынка. Правда, после приватизации большинство из этих компаний крупнее не стали. Но аргумент в принципе верен. Для того, чтобы общественный сектор работал в новых условиях он должен быть интегрирован транснационально.
Совершенно ясно, что такая программа, как и любая альтернативная реформистская программа, выработанная без учета интересов господствующей олигархии, реализована не будет. А если что-то будет осуществлено на практике, то это будет либо нечто куда более умеренное, либо наоборот, нечто еще более радикальное (в случае полного поражения господствующих элит).
И все же реформа международных институтов назрела не только с точки зрения левых, но и с точки зрения самого глобального правящего класса. С одной стороны, массовые протесты заставляют относиться к оппозиции всерьез - элиты понимают , что одними репрессиями проблему не решить, нужны реальные уступки «умеренным», раскалывающие движение. С другой стороны, глобальная финансовая система находится сейчас в столь плачевном состоянии, что реформы настоятельно требуют не только левые, но и такие представители капиталистической олигархии как Джордж Сорос. Биржевые кризисы в равной степени ударяют по Турции, России и США, а потому коллективный интерес финансовых паразитов требует принятия каких-то мер, иначе скоро паразитировать будет не на чем.
Реформа будет проведена всерьез, другой вопрос насколько она будет успешна. И в любом случае эта будет не та реформа, которую бы хотели критики системы. Реформы будут сугубо охранительные. Другое дело, чем все это кончится. Зачастую, очень умеренные перемены, тактические уступки «диссидентам» заканчиваются лавинообразными неконтролируемыми процессами, уничтожающими собственных инициаторов. Строго говоря, так начиналось большинство революций.
Вполне возможно, что международные финансовые институты в принципе нереформируемы и попытка их преобразовать приведет систему к краху, как перестройка привела к развалу СССР. Однако это выяснится позднее, а пока финансовая олигархия пытается восстановить управляемость в системе и вновь овладеть инициативой.
Проблема в том, что насквозь коррумпированная российская элита к проведению «анти-рыночных» реформ не будет способна, даже если от нее этого будет требовать Запад. Во-первых, она в принципе не способна к эффективному управлению, у нее нет соответствующих структур и она в этом не заинтересована. А с другой стороны, российский капитализм олигархичен по своей структуре. В сегодняшней России нет национальнoй буржуазии, а потому нет и государственности, выражающей буржуазное понимание национального интереса. Бюрократ-буржуазия пост-советского образца должна быть устранена «как класс» для того, чтобы стало возможно какое-либо осмысленное изменение структур.
Даже если все олигархи эмигрируют или будут посажены в Бутырку, ничего не изменится, поскольку структурная реформа немыслима без разрушения действующего режима собственности. Иными словами, без экспроприации. Причем экспроприация сама по себе тоже ничего не даст, она может быть лишь предпосылкой качественного изменения социального, экономического и нравственного порядка в обществе.
Парадоксальность ситуации состоит в том, что если Россия в ближайшие 10 лет радикально не изменится, она будет вызвать постоянную критику западных финансовых и политических центров, а если она и в самом деле изменится, то результаты этих перемен вызовут на Западе самую настоящую истерику. Опять же никакого «одностороннего варианта» для России здесь нет. Выгодные для себя внутренние преобразования наша страна успешно не сможет произвести в одиночку. Но она может своими революционными потрясениями спровоцировать более глубокий кризис миросистемы и подтолкнуть процессы перемен в других странах.
Русская революция 1917 года привела к массе изменений на Западе. Начиная от введения всеобщего избирательного права в «отсталых» (для того времени) странах - например в Швеции, заканчивая введением «социальной рыночной экономики», Welfare state в Западной Европе и, до известной степени, даже в Соединенных Штатах. Можно сказать, что возможная задача России состоит в том, чтобы опять своими «великими потрясениями» подтолкнуть мировое развитие. Более того, это наш единственный шанс.
Перефразируя Столыпина, можно сказать: нам не нужен кровожадный бред о «великой России», нам нужны великие потрясения.