Надо отдать должное руководству французских социалистов, они умеют проигрывать даже заведомо беспроигрышные ситуации. Если перед началом избирательной гонки они явно лидировали, то по итогам первого тура сравняли шансы с правыми, а во втором туре проиграли.

Для большинства политических комментаторов это было несколько неожиданно. Ведь кандидат правых Николя Саркози имел очень высокий «негативный рейтинг». Иными словами, изрядная часть избирателей готова была голосовать за кого угодно, только не за него.

Левые считали его расистом, а многие правые презирали как «не настоящего француза» - потомка иммигрантов, выходца из Восточной Европы. Успех центриста Франсуа Байру в первом туре тоже свидетельствовал о неприязни граждан к официальному кандидату правых. Тем более что Байру, не сумев прорваться во второй тур, явно отказал Саркози в поддержке, призвав голосовать против него (и, следовательно, за кандидата социалистов Сеголен Руаяль). Даже лидер крайне правого Национального фронта Жан-Мари Ле Пен предпочел призвать к бойкоту выборов.

Формальная политическая арифметика явно говорила против Саркози во втором туре. Однако, как показал опыт, у избирателей и у политологов арифметика разная.

В современной политике граждане голосуют не за кандидатов, а против них. Это хорошо известно руководителям партийных штабов и стратегам избирательных кампаний. Именно из этого исходили социалисты, планируя кампанию Руаяль. Сама по себе эта дама ни как кандидат, ни как политик, ни просто как человек не вызывала симпатии даже у собственных сторонников, но всеобщая неприязнь к Саркози должна была решить исход дела. Партия выдвинула на пост президента безликого функционера, причем - по соображениям политкорректности - из массы таких же безликих функционеров была избрана женщина. Не то чтобы социалисты всерьез верили, будто француженки дружно проголосуют за Руаяль, руководствуясь женской солидарностью. Но партия хоть как-то должна была продемонстрировать свою «прогрессивность» и левизну. Поскольку ни политическая, ни социально-экономическая программы партии ничем не отличаются от программы правых, единственный выход состоял в том, чтобы, выдвинув кандидатом женщину, бросить вызов «ценностям патриархального общества».

Беда в том, что за время избирательной кампании Руаяль обнаружила способность отталкивать избирателей в еще большей мере, нежели ее противник. Безликость, невнятность и невыразительность кандидата оказались серьезной проблемой. Причем для традиционного левого электората Руаяль оказалась даже более неприятной, чем Саркози для традиционного правого. Разумеется, большинство левых в день голосования пришли к избирательным урнам и скрепя сердце проголосовали за кандидата соцпартии. Но одно дело самим голосовать, другое - агитировать людей, убеждать соседей, родственников и коллег по работе. Именно такая агитация на бытовом уровне была всегда сильной стороной левых, которые неизменно жаловались на дискриминацию со стороны телевидения и крупных газет, контролирующихся правыми. В конце 1970-х годов такая «агитация снизу» существенно влияла на исход борьбы. Однако сейчас никто не мог заставить себя сказать хоть одно хорошее слово о кандидате социалистов.

Население, не особенно вдающееся в тонкости партийно-политических раскладов, рассуждало иначе. Не всегда приятный, но, по крайней мере, выразительный Сарко все более выигрывал на фоне Руаяль. Люди предпочитали неприятную личность полной безликости. Спорные и многих пугающие взгляды Сарко все же имели преимущество над полным отсутствием всяких взглядов, которое демонстрировала Руаяль. Тем более что невнятность позиций соцпартии воспринимается многими как угроза. Неспособность Руаяль разъяснить свою повестку дня наводит на подозрение, что некий план все же есть, но только его не решаются оглашать, боясь потерять голоса. Именно социалисты больше всех преуспели в деле приватизации и отмены социальных прав населения (или привилегий, как говорят журналисты из либеральной прессы). Правда, здесь нужно сделать оговорку. Правые правительства пытались делать то же самое, но, сталкиваясь с сопротивлением граждан, отступали. Так было, например, с законом о первом найме. Напротив, социалисты, изящно маневрируя, создавая видимость уступок, зачастую просто обманывая своих «социальных партнеров», как-то протаскивали намеченные реформы. В этом, кстати, важнейшее культурное отличие соцпартии от голлистов. Если политическая повестка дня у них похожая, то поведение разное. Голлисты говорят правду, а социалисты лгут. Первые наживают себе врагов тем, что честно признаются в своих намерениях, вторые пытаются свои намерения скрыть, но, поскольку обман неизменно выходит на поверхность, вызывают презрение.

Чувствуя себя все менее уверенно, команда Сеголен Руаяль не придумала ничего лучше, как радикально сменить имидж кандидата. На телевизионных дебатах безликой Руаяль предписали, во-первых, изобразить эмоции и чувства, а во-вторых, симулировать левизну. Результат превзошел все ожидания: теледебаты обернулись полномасштабной политической катастрофой.

Если до дебатов у кандидата социалистов оставались достаточно высокие шансы на успех, то после того, как вся Франция посмотрела это шоу, она вызвала отвращение даже у многих из тех, кто в итоге все-таки проголосовал за нее.

Обычно после дебатов свои взгляды меняют 2-3% избирателей, и это считается для победителя достижением. Здесь же речь шла как минимум о полутора десятках процентов.

Когда человек с твердыми правыми взглядами пытается изобразить левый радикализм, выходит не только неубедительно, но и комично. Кандидат в президенты не могла правильно подобрать слова, путалась в собственных заявлениях, смысла которых сама, видимо, не понимала, рассуждала о своем «гневе», но не могла толком объяснить, чем этот гнев вызван. Апофеозом абсурда было предложение создать новую государственную службу для охраны полиции от населения. Этого не могли выдержать даже видавшие виды французские избиратели.

Нет ничего более самоубийственного для политика, чем некомпетентная демагогия. Лжецы нередко добиваются успеха, но, когда слушатели с самого начала знают, что им лгут, лжец становится жертвой собственных усилий. Он начинает путаться, противоречит себе, вызывает смех.

По окончании теледебатов Сеголен Руаяль была политическим трупом. Можно было выносить тело.

Что и сделали избиратели несколькими днями позже. Не помогли ни огромные затраты на избирательную кампанию, ни поддержка Байру, ни даже неприязнь значительной части французов (не только левых) к Саркози.

Между тем победа Саркози оказалась пирровой. Примерно половина Франции не просто относится к нему отрицательно, но просто ненавидит. Эти люди, преодолевая отвращение, заставили себя проголосовать за Руаяль, но все оказалось напрасно: Сарко все равно стал президентом. Несложно догадаться, насколько острым было чувство разочарования и фрустрации на следующее утро.

В условиях, когда Социалистическая партия повержена, Сарко остался один на один с обществом, которое не желает принимать обещанные им рыночные реформы. И если теперь, когда подобные меры еще только обсуждаются, половина французов решительно против, нетрудно догадаться, что произойдет, когда от теории перейдут к практике.

Молодежь выразила свой гнев уже привычным способом, громя магазины и поджигая машины (напомню читателю, что все это имущество застраховано, так что удар приходится не по частным лицам, а по государству и страховым компаниям). Потомки иммигрантов и коренные французы в данном случае действовали заодно, в очередной раз показав, что социальная общность важнее религиозных и этнических различий. Вслед за уличными волнениями начались студенческие забастовки. Однако это не более чем мелкие беспорядки, которые вряд ли могли бы изменить ситуацию, если бы все участники событий не сознавали, что самые серьезные конфликты - впереди.

Понимая, что придется нелегко, Саркози намекает на возможность привлечь в правительство центристов и Социалистическую партию. Консолидация всех политических сил в «большой коалиции» (по немецкому образцу) обеспечит новой администрации стабильное большинство в парламенте, какой бы состав ни избрали на предстоящих летом выборах. Но именно эта солидарность «политического класса», если она будет открыто продемонстрирована, приблизит страну к гораздо более серьезному кризису: объединенным элитам придется столкнуться с объединившимися против них общественными силами. А это уже предвещает закат всей системы созданной де Голлем Пятой республики…