Борис Кагарлицкий.

Эпоха упадка и крушения империй редко бывает спокойной. И похоже, нам довелось жить в одну из таких эпох.

Последнее десятилетие XX века было триумфом Америки, оказавшейся после краха СССР не только единственной сверхдержавой, но и гарантом нового мирового порядка, получившего символическое название «Вашингтонского консенсуса». Военно-политическое господство Соединённых Штатов опиралось на готовность правящих кругов большей части стран проводить неолиберальную экономическую политику, включавшую приватизацию государственного сектора, демонтаж социального государства, снижение заработной платы во имя «конкурентоспособности», открытие границ для иностранных товаров и капиталов, отмену любых ограничений на финансовые спекуляции. Именно таков был образ «свободы», воцарившейся в глобальном масштабе, и если эта «свобода» не совсем совпадала с демократией, то тем было хуже для демократии.

Мировой экономический порядок предполагал гегемонию США как нечто само собой разумеющееся. Причём не только на военно-политическом уровне, но и на уровне культурном, идеологическом, социальном. Все страны должны были стремиться стать похожими на Америку и ради этого отказаться от многих институтов, сложившихся в ходе их собственной истории.

Наиболее травматично «переформатирование» общества проходило в бывшем Советском Союзе и странах Восточной Европы, но по-своему не менее драматические перемены переживал и европейский Запад, где на протяжении последней четверти века систематически разрушалось то, что ещё недавно считалось важнейшими демократическими и цивилизационными достижениями социальные права, завоёванные в ходе классовых битв и народных восстаний предыдущих двух с половиной столетий, постепенно отбирались либо лишались конкретного содержания.

Эти перемены вызывали недовольство и недоумение, часто протест, но они всё равно продолжались. Не только потому, что после крушения СССР старые рабочие организации, профсоюзы, левые партии, равно как и интеллектуальные критики системы были деморализованы (а часто и коррумпированы), но и потому, что мировая экономика сохраняла инерцию роста. «Вашингтонский консенсус» предлагал обменять социальные гарантии, демократические права и национальный суверенитет на потребление. И до тех пор пока потребительские соблазны работали, срабатывал и этот механизм, на морально-идеологическом уровне подкрепляемый постоянно повторяющимся тезисом «альтернативы нет».

Правда, рост потребления на фоне демонтажа социальных прав и экономической политики, ориентированной на максимально возможное удешевление труда, не мог быть устойчивым. Он обеспечивался двумя факторами. С одной стороны, производство перемещалось в страны с более дешёвой рабочей силой, с низкими налогами и ещё более низкими экологическими стандартами. Тем самым, даже в условиях, когда рост заработной платы всячески сдерживался, люди в «богатых» странах, могли купить больше товаров — не обязательно хороших, но, конечно, разных. С другой стороны, финансовый капитал, освобождённый от ограничений государственного регулирования, предлагал населению кредит в беспрецедентных масштабах.

В конечном счёте, экономика «освобождённых финансов» развивалась по принципу пирамиды. Мировой рынок должен был непрерывно расти, в него должны были постоянно вливаться всё новые и новые массы дешёвых работников, чтобы эта система продолжала сохранять устойчивость. Со своей стороны, большинство правительств теперь соревновалось за то, чтобы, создавая «хороший инвестиционный климат», привлекать иностранный (по большей части — американский) капитал.

Именно эти иностранные инвесторы и обслуживающие их интересы структуры (Всемирная торговая организация, Международный валютный фонд, Всемирный банк) теперь оказывались хозяевами положения. Их мнением правительства интересовались куда больше, нежели мнением собственных граждан, именно они давали оценку кабинетам министров, экономической и социальной политике государства. А поскольку снижение социальных стандартов и сдерживание роста заработной платы являлось важнейшим требованием инвесторов, то в «отличниках» оказывались именно те, кто хуже других обращался с собственными гражданами.

Однако, диктуя всему миру подобную политику, Соединённые Штаты сами оказались её жертвой. Американский финансовый капитал выигрывал, но американское общество проигрывало. Рабочие места перемещались в Мексику, оттуда в Восточную Азию, наконец — в Китай. Заработная плата американских рабочих снижалась, задолженность домохозяйств росла. Если в 1950-60-е годы («золотой век» послевоенной Америки) зарплаты одного рабочего хватало на то, чтобы обеспечить семью из 4 человек по потребительскому стандарту, который был на тот момент самым высоким в мире, то к началу XXI века для того, чтобы нормально обеспечить семью, должны были работать уже двое взрослых. А «социальный сектор», серьёзно облегчающий жизнь работающим семьям в Европе, в США развит очень слабо. В рамках «Вашингтонского консенсуса» и Европа постепенно сводила на нет свои социальные достижения, но от этого трудящимся американцам жить было не легче.

Трудящимся «старых индустриальных стран» досталась в новом глобальном разделении труда роль потребителей, но потребителей всё хуже зарабатывающих и затрачивающих всё больше усилий для того, чтобы поддерживать заданный уровень потребления. Пирамида кредита и потребления могла сохранять устойчивость лишь до того момента, пока в мировой экономике продолжался рост. Но, увы, сами установленные «Вашингтонским консенсусом» правила, естественным образом, подталкивали мировое хозяйство к усилению диспропорций и к глубокому структурному кризису.

Вовлекая в орбиту мирового рынка всё новые страны и социальные группы, глобализация неминуемо вела и к изменению пропорций в международной экономике, что, свою очередь, вело к новому соотношению сил. Индустриализация в странах Азии и Латинской Америки была прежде всего ориентирована на обслуживание их экспортным сектором западного спроса, но, в конечном счёте, создала в этих регионах новый промышленный потенциал, который не мог не повлиять на «удельный вес» этих стран в мировой политике. Точно так же промышленное развитие в Китае создало дополнительный спрос на энергоресурсы, что укрепило позиции России.

Журналисты заговорили про страны БРИКС — Бразилию, Россию, Индию и Китай, к которым вскоре примкнула Южная Африка. Оставаясь крупнейшей экономикой мира, Соединённые Штаты теперь обеспечивали свой спрос в значительной мере за счёт импорта. А в Западной Европе политика интеграции, направленная прежде всего на открытие рынков и повышение мобильности капитала, превратила значительную часть континента в рынок для сбыта немецких товаров и сделала как правительства, так и миллионы людей в самых разных странах должниками германских банков.

Оставаясь доминирующей мировой силой, Соединённые Штаты теряли контроль над процессами, запущенными по инициативе их собственной элиты. Америку охватил острый экономический кризис, быстро сделавшийся мировым. Этот кризис разом выявил все проблемы и противоречия, а главное, показал, что никакая держава-гегемон уже не способна справиться с подобными кризисами. Не имея возможности управлять ситуацией, политики и дипломаты в Вашингтоне всё чаще вынуждены плыть по течению, оказываясь заложниками процесса.

В свою очередь региональные игроки, местные элиты, социальные классы и общественные движения, активность которых ещё недавно была скована внешним контролем, начинают действовать самостоятельно, всё более решительно и напористо отстаивая собственные интересы. Это столкновение многочисленных сил, высвобождающихся из-под пресса глобального контроля, зачастую приобретает хаотический характер и далеко не всегда создаёт условия для перемен к лучшему. На смену порядку очень часто идёт не новый порядок и даже не более или менее рациональное преобразование, а самый обыкновенный беспорядок, хаос, анархия. Но в любом случае ясно, что порядок «Вашингтонского консенсуса» у нас на глазах рушится.

Разумеется, хаос пугает. Он лишает нас определённости, делает события непредсказуемыми и всё более опасными. Но постепенно через хаотическое взаимодействие и противостояние сил начинает выстраиваться новая логика.

Забавно наблюдать, как многие российские публицисты, охваченные конспирологическим задором, сам процесс ослабления американской глобальной гегемонии изображают в виде очередного американского заговора, говорят об «управляемом хаосе» и пытаются трактовать очевидную слабость Вашингтона как доказательство его мистической и всеобъемлющей силы. В ход идут всевозможные хитроумные построения, суть которых, независимо от аргументации и приводимых фактов (а чаще — фантазий и домыслов), сводится к тому, что Америка по-прежнему контролирует всё, управляет всем. За этими теориями скрывается глубоко укоренившееся чувство бессилия и стремление обосновать своё бездействие.

Природа хаоса состоит именно в том, что он принципиально неуправляем. Но это не значит, будто в хаотическом процессе нет логики, ибо хаос возникает из стихийного столкновения разнонаправленных сил и тенденций, каждая из которых в отдельности вполне может быть понята, проанализирована. На этот процесс можно воздействовать, смещая вектор силы в ту или иную сторону, преодолевая хаос и создавая в нём элементы нового, посткризисного порядка, построенного на иных, чем докризисное общество, основаниях. Новая эпоха чревата не только опасностями, но и возможностями. В том числе — для России. Но возможности, открываемые кризисом, не могут быть использованы и даже осознаны, если нет трезвого понимания опасностей.

Конфликты сегодняшнего дня отличаются своей многомерностью. На самом деле большие противостояния прошлого тоже никогда не были однозначными и простыми. Лишь задним числом удавалось выстроить линейную структуру, где были чётко прорисованы два доминирующих полюса — прогресс и реакция, буржуа и пролетарии, «красные» и «белые», фашисты и «наши».

При ближайшем рассмотрении мы обнаруживаем, что каждый из великих исторических конфликтов оказывается гораздо сложнее и многомернее, в нём обнаруживаются дополнительные участники, третьи и четвёртые стороны, нюансы и детали, не вписывающиеся в простую линейную структуру «мы — они». И всё же нынешняя эпоха даёт нам пример исключительной запутанности и многомерности конфликтного поля — ничего подобного, пожалуй, мир не знал со времён позднего Средневековья.

Многолетнее пребывание мирового порядка под прессом гегемонии одной сверхдержавы, к тому же не слишком обременённой историческими традициями и ответственностью, привело к тому, что разнородные противоречия и конфликты, не находя себе разрешения, всё больше запутывались.

Глобализация всё соединила, перемешала, но ничего не упорядочила, не выстроила ни структуры смысла, ни иерархии ценностей, если не считать высшей ценностью возможность приобретать брендовые товары в кредит. Социальные кризисы накладывались на культурные различия, политическая слабость левых сил наложилась на обострение классовых противоречий, но сами структуры традиционных классов пережили трансформацию под влиянием новых технологических и экономических условий, связи стали глобальными, что ничуть не уменьшило остроты локальных противоречий.

Ослабление гегемона и экономический кризис высвобождают энергию противоречий и конфликтов, которые, вырываясь наружу, нередко приобретают разрушительную и катастрофическую форму. Неуклюжие попытки приходящей в упадок сверхдержавы вмешиваться в процесс только усугубляют дело. Ставка на принципы свободного рынка, экономическая политика, направленная на защиту интересов транснациональных корпораций и прежде всего финансового капитала, попытки решить все вопросы на уровне сговора элит, без учёта реальных потребностей общества — всё это явно работает на усугубление кризиса. Что, в свою очередь, ведёт к новым вспышкам конфликтов, насилию, войнам. Иногда — к революциям.

Разрешение противоречий требует конструктивного и осмысленного действия, основанного на трезвом и рациональном понимании природы противостоящих друг другу интересов, логики процесса и динамики развития. На практике же кризис очень часто порождает «катастрофическое сознание», эмоционально-иррациональную реакцию на происходящее. Причём не только среди обывателей, но и среди интеллектуалов.

Именно поэтому нужна трезвая и профессиональная дискуссия, коллективный поиск ответов, программирование необходимых преобразований (слово «реформы» с некоторых пор вызывает у людей ассоциацию с разрушением и воровством, причём — не только в России).

В марте 2013 года в Тунисе на Всемирном социальном форуме была создана Инициатива «Постглобализация», задачей которой является именно организация такого обсуждения на международном уровне. Идея была сразу же поддержана экспертами и организациями из разных стран, такими как амстердамский Транснациональный институт (Transnational Institute) и московский Институт глобализации и социальных движений.

К проекту присоединились исследователи и активисты из Соединённых Штатов Америки, Великобритании, Канады, Франции, Польши, Бразилии, ЮАР, Италии, Индии, Китая и многих других стран. Тем самым можно говорить о подлинно глобальной инициативе.

Разумеется, эксперты «Постглобализации» далеко не во всём сходятся. Но именно поэтому и необходимо вести дискуссии, обсуждения, в ходе которых нужно не только поставить диагноз больной системе и обсудить ключевые идеи антикризисной политики, но и сформулировать определённые представления о будущих контурах посткризисного мира. Глобализация в том виде, как она реализовалась в рамках неолиберального проекта и под эгидой Вашингтона, потерпела крах, приведя мир к тому кризисному состоянию, в котором он сейчас находится, но это вовсе не значит, будто можно просто вернуться назад. Да и стоит ли пытаться?

Термин «постглобализация» получил одобрение участников дискуссии именно потому, что он отражает двойственность открывающейся перед нами исторической перспективы.

С одной стороны, необходимо преодолеть структурные и системные противоречия, порождённые курсом «Вашингтонского консенсуса», но с другой стороны — опираться на более высокий уровень глобальной интеграции, достигнутый на планете за последние два десятилетия.

Менее чем за год в рамках Инициативы «Постглобализация» было проведено несколько конференций и семинаров — в Москве, Киеве, Тбилиси, Берлине, организован ряд публичных лекций, дискуссий, подготовлены и изданы статьи и доклады ведущих экспертов из разных стран мира.

Кульминацией первого этапа работы Инициативы явился Контрсаммит в Петербурге 3–4 сентября 2013 года, ставший альтернативой встрече лидеров «Большой двадцатки». Если официальная «двадцатка», представляющая правящие круги наиболее значимых в экономическом плане стран мира, обсуждала, как выйти из кризиса, по возможности ничего не меняя, то альтернативная дискуссия была ориентирована на поиск реалистических сценариев социально-экономических перемен.

Критики современной общественной системы зачастую ограничиваются красивыми декларациями, общими словами и моральным осуждением. Утопические мечтания о всеобщем счастье могли быть необходимым этапом пробуждения коллективной фантазии и творческого мышления. Подобные мечты помогают преодолеть горизонт узкого прагматизма и поверить, что мир в принципе можно изменить к лучшему. Но практические перемены начинаются лишь тогда, когда на смену мечтам приходит рационально-конкретное мышление. В этом смысле задача «Постглобализации» состояла в том, чтобы не только критиковать сложившееся положение дел и анализировать разворачивающийся у нас на глазах кризис гегемонии, но и в том, чтобы содействовать преодолению декларативно-утопического мышления в среде самих критиков.

В настоящем сборнике читатель получит своеобразный аналитический каталог конфликтов нашего времени, сделанный экспертами Инициативы «Постглобализация». Его авторы не во всём единодушны, но сходятся в главном — современный мировой экономический порядок находится в кризисе, и это не только очередное ухудшение экономической конъюнктуры, а глубокий системный кризис, который не может быть «вылечен» косметическими мерами.

Многие эксперты, такие как Иммануил Валлерстайн, Самир Амин, Сьюзан Джордж или Уильям Энгдаль, хорошо известны российскому читателю. В качестве одного из основателей «школы миросистемного анализа» Иммануил Валлерстайн с полным основанием может быть назван выдающимся социологом и историком. Его четырёхтомное исследование «The Making of Modern World-System» давно уже стало классическим текстом (к сожалению, на русском языке издан только первый том).

Начинал Валлерстайн в качестве исследователя Африки (любопытно, что с африканистики начинали свою научную карьеру ещё двое из авторов книги — Самир Амин и Джеффри Соммерс), но очень быстро обнаружил, что без анализа общемировых экономических процессов разобраться в том, как развиваются постколониальные общества «чёрного континента», невозможно. С 1976 года, работая в университете Бинхэмптона (штат Нью-Йорк), он публиковал одну за другой несколько книг, радикально изменивших существующие в научном сообществе подходы к экономической истории. Валлерстайн являлся членом редколлегий целого ряда авторитетных журналов, преподавал в Колумбийском университете и Йеле, в канадском университете МакГилл, возглавлял Американскую социологическую ассоциацию, выступал с лекциями по всему миру и стал одним из вдохновителей Всемирного социального форума. В 2004 году ему была присвоена премия Николая Кондратьева за развитие общественных наук.

Занимаясь теоретическим анализом, Валлерстайн одновременно публикует и актуальные политические комментарии, которые выделяются на фоне современных дискуссий не только резкой критикой внешней политики США, но и умением автора поставить текущие события в контекст больших исторических процессов (таких как развитие и кризис глобальной гегемонии, эволюция мирового капитализма).

«Миросистемная школа» представлена в книге ещё одним своим выдающимся представителем — Самиром Амином, а также двумя наиболее известными авторами, принадлежащими к её более молодому поколению: Джеффри Соммерсом и Георгием Дерлугьяном.

Египтянин Самир Амин большую часть жизни провёл во Франции в качестве политического эмигранта. Как экономист он получил признание уже в 1957 году после публикации своей диссертации, посвящённой теоретическому исследованию механизма, порождающего так называемые «недоразвитые экономики». Работая во Франции и в Африке, Амин сочетал преподавание с исследовательской и общественной деятельностью, консультировал правительства и выступал на митингах. В 1980 год он занял должность директора Форума Третьего мира в Дакаре. Многочисленные книги Амина, посвящённые экономике арабских стран, выходили на французском языке, на русский переведена его книга «Вирус либерализма».

Джеффри Соммерс, в настоящее время профессор университета Милуоки в США, начинал свою научную карьеру как ученик ещё одного из классиков «миросистемной школы» Андре Гундер Франка, позднее много лет работал в Латвии, изучая последствия реформ, проведённых этой страной под диктовку международных финансовых организаций.

Георгий Дерлугьян много лет сотрудничал с Иммануилом Валлерстайном в Центре имени Фернана Броделя по изучению экономик, исторических систем и цивилизаций в Бинхемтоне, затем преподавал макроисторическую социологию в Северо-Западном университете Чикаго, а в настоящее время является профессором Нью-Йоркского университета, работая в его отделении в Абу-Даби.

Экономист Сьюзан Джордж известна российскому читателю по ряду статей, посвящённых ситуации в Европейском Союзе и проблемам долгового кризиса, и книге «Доклад Лугано» (при публикации в настоящем сборнике использованы фрагменты перевода Д. Жутаева). Переехав из Америки во Францию, она стала там основателем антиглобалистского движения АТТАК. В академических кругах она сделала себе имя в середине 1980-х годов исследованиями, посвящёнными долговому кризису.

Сьюзан Джордж, как и её коллега по амстердамскому Транснациональному институту Уолден Белло, являются, пожалуй, двумя самыми популярными экономистами из числа «критиков глобализации». В середине 2000-х годов они бросили вызов господствующим течениям экономической аналитики, предсказав и во многом даже заранее описав нынешний экономический кризис. Их усилия сыграли немалую роль в организации первого Всемирного социального форума.

Профессор университета Галифакса (Канада) Уолден Белло достиг успехов не только в академической карьере, но и на поприще общественной деятельности. Переехав с родных Филиппин в Таиланд, он возглавил там международную неправительственную организацию «Focus on the Global South». Однако на Филиппинах его не забыли. После того как разразился мировой кризис, он был избран депутатом филиппинского парламента.

К числу авторов, хорошо известных российскому читателю, можно отнести и Уильяма Энгдаля, чьи книги по энергетической политике переводились у нас в стране. Закончив Принстонский университет (США) в качестве политолога, он защитил докторскую диссертацию по сравнительной экономике в Университете Стокгольма (Швеция). Последние двадцать лет Энгдаль живёт в Висбадене (Германия) и преподаёт в Университете Прикладных наук. Он является также научным сотрудником канадского «Центра исследований глобализации».

Американо-палестинский журналист Рамзи Баруд, публикующийся как в ведущих газетах Ближнего Востока, так и в англоязычной прессе, заслужил репутацию серьёзного и непредвзятого, но ни в коем случае не бесстрастного аналитика и комментатора происходящих в мире процессов.

Британский социолог Джон Риз являет собой пример весьма редкого в России сочетания научной и общественно-политической деятельности. Он не только известный аналитик, но и один из наиболее популярных в Англии лидеров антивоенного движения. К примеру, когда администрация президента Дж. Буша младшего при поддержке Лондона разворачивала агрессию против Ирака, возглавляемая Джоном Ризом коалиция против войны (Stop The War Coalition) сумела вывести на улицы британской столицы более миллиона демонстрантов. При этом Риз не прекращал вести в Лондонском университете исследования по социальной истории Английской революции XVII века, изучая движение левеллеров.

Аналитиком и политическим активистом в одном лице является и Юрий Петропавловский, ставший одним из основателей Партии «За права человека в единой Латвии» (ЗаПЧЕЛ). В настоящий момент Юрий Петропавловский является сотрудником Европейского парламента.

Круг авторов книги показателен сам по себе. Он демонстрирует, насколько масштабной и разноплановой является проблема современного кризиса, сколь важна она с точки зрения исследователей, серьёзно обеспокоенных будущим общества. Разумеется, в одной книге невозможно представить полный и исчерпывающий обзор всех конфликтов, раздирающих современный мир, всех аспектов мирового экономического кризиса или кризиса гегемонии. Для этого понадобился бы не один сборник, а целая энциклопедия.

Задача Инициативы «Постглобализация» в данном случае скромнее, но она, возможно, не менее важная — дать читателю представление о взаимосвязи между экономическим кризисом, кризисом американской гегемонии и социально-политическими конфликтами современности, о реальных механизмах и пружинах, приводящих в движение стихийные процессы, и о том, как внутри этих стихийных процессов зарождаются тенденции общественного преобразования.

В конце 1990-х годов, выступая в Москве, Иммануил Валлерстайн пророчески заявил, что старая мировая система подходит к своему концу и в течение полувека на её место придёт новая. Она не обязательно будет лучше, но она, несомненно, будет другая. События последующих лет продемонстрировали правоту мыслителя — старый глобальный порядок рушится у нас на глазах. Это не даёт основания для безудержного оптимизма, но ясно, что возврата к докризисному порядку уже не будет. И задача современной эпохи состоит в том, чтобы работать на создание новой глобальной системы, насколько хватит сил, поскольку она должна быть не просто иной, по сравнению с прошлой, она должна быть намного лучше прежней.