— Я всегда говорила, что эти ступеньки опасны, — вскрикнула Лоррейн, вся белая и дрожавшая от ужаса. — Эти маленькие дурацкие края 2, 0они совсем не похожи на перила! Но я все-таки не понимаю, как она умудрилась упасть, хоть и в темноте. Ведь в темноте любой должен быть сверхосторожен!

— Полагаю, она почувствовала себя дурно, — сказал Тайсон. — Возможно, именно из-за этого спускалась вниз. Взять таблетку аспирина или чего-нибудь ещё у Гасси. Вся их аптечка в её комнате.

— Ты полагаешь, она не додумалась бы посидеть спокойно? Ах, люди слишком безрассудны…

Очевидно, напуганная Лоррейн считала Миллисент Бейтс виновной в абсолютно необдуманных поступках. Теперь, когда первый шок прошел, её чувства были ближе к злости, чем к печали.

Прошел час с тех пор, как Дэни подняла на ноги спящий дом. Все сидели в гостиной в ожидании доктора, скорой помощи и полиции. Все, кроме Гасси у той была истерика, ей дали успокоительное и горячую грелку — и Найджела Пойнтинга, который поехал в город, чтобы информировать полицию и привезти врача.

Тело Миллисент положили на кровать Дэни, поскольку её комната оказалась ближе всех. Там оно и лежало в в строгой пижаме и стареньком шерстяном халатике, открытый рот безмолвно скалился в потолок.

Лэша разбудила машина, на выезде из гаража осветившая фарами его комнату. Увидев дом, сияющий огнями, он накинул халат и отправился узнать, что случилось.

Амэлфи не проснулась от шума и была разбужена только криками Гасси. Она присоединилась к напуганным обитателям дома, когда Тайсон с Ларри Доулингом втаскивали обмякшее тело Миллисент в комнату Дэни. Амэлфи вела себя удивительно спокойно, именно она предложила способ прекратить истерику Гасси: просто взять кувшин с водой с тумбочки Дэни и вылить его содержимое на багровое лицо миссис Бингхэм.

Сейчас Амэлфи сидела на диване. На ней был изумительный атласный халат цвета персика, отделанный кружевом. Выглядела она так уравновешенно, спокойно и аккуратно, как будто это был нормальный светский вечер. Она беседовала с Лэшем и попивала черный кофе, который приготовила Лоррейн. Но больше никто из присутствовавших подобным самообладанием не отличался.

Лэш даже не пытался притворяться, что слушает. Он выглядел расстроенным и явно был в дурном расположении духа. Больше всего его интересовал рисунок на ковре, но иногда он отрывал от него взгляд и смотрел на раздраженного Тайсона Фроста, который без устали расхаживал по комнате, похожий на заблудившегося ловца жемчуга с южных островов.

Лэш смотрел на него и мечтал, чтобы он успокоился. Он решил, что если даже волосяная поросль на груди и является признаком мужественности, слишком густая шерсть доказывает, что Дарвин был прав, когда говорил, что все мы произошли от обезьяны. Тайсон вел себя как лев в клетке, и это начало действовать Лэшу на нервы. Если бы он постоял спокойно хотя бы пять минут!.. А Амэлфи замолчала бы минут на десять!

Взгляд Лэша остановился на Дэни, и он нахмурился.

Дэни единственная из всех была полностью одета. Заметив это, Лэш покосился на часы и непонятно почему забеспокоился. Два часа ночи. А все разошлись по комнатам вскоре после половины двенадцатого. Дэни явно ещё не ложилась — на ней было то же платье, что и вечером, и она даже не сняла чулки. Вряд ли она могла одеться в спешке, вместо того, чтобы спуститься вниз в халате, как это сделали все остальные. Лэш заметил, что она исподтишка изучает Ларри Доулинга, и его взгляд стал ещё более сердитым.

Сама Дэни, свернувшись калачиком в глубине широкого кресла, изнемогала от озноба и усталости. Она гадала, как Ларри умудрился успеть вернуться в свою комнату и надеть пижаму и халат. Ведь всего за несколько минут до падения Миллисент она видела его на веранде под своим окном в пиджаке. Или между этими двумя событиями прошло больше времени, чем она представляла? Сколько же она простояла у окна, любуясь лунным светом, после того как он ушел с веранды? Точно не больше десяти минут. И все же Ларри выглядел так, словно его разбудили среди ночи: волосы были всклокочены и он непрерывно зевал. Однако Дэни обратила внимание на спокойные наблюдательные глаза. Не верилось, что ему хоть капельку хотелось спать.

Эдуардо ди Чиаго, особенно эффектный в пижаме розового шелка и искусно отделанном халате, галантно подал Лоррейн кофе. Но он тоже был заметно рассеян, и непрерывное хождение хозяина взад и вперед его раздражало и нервировало не меньше, чем Лэша.

Лоррейн, заметив это, сказала:

— Тайсон, дорогой, сядь, пожалуйста! Ты всех нас нервируешь. Почему бы нам всем не вернуться в постели?

— Лично я, — ответил Тайсон, — должен дождаться приезда врача и полиции. Больше ни у кого из вас нет причин здесь торчать. Единственные, с кем они захотят побеседовать, — это со мной и мисс… э… мисс…

— Китчелл, — подсказал Лэш. Тайсон повернулся к нему, нахмурился, потом сказал:

— В конце концов, ничто не мешает вам подняться к себе. Мы вас не задерживаем. Вас даже не было здесь, когда все произошло, и я не знаю, какого черта вы сейчас здесь делаете.

— И я не знаю, — угрюмо буркнул Лэш, но не двинулся с места. Он снова посмотрел на Дэни — долгим, задумчивым, тяжелым взглядом.

Амэлфи заметила его и проследила направление. Ее глаза сузились, симпатичный пухлый ротик стал менее очаровательным, поскольку губы вытянулись в жесткую линию. До сих пор она просто не замечала Дэни, но теперь уставилась на неё в упор.

Дэни сидела в странной неловкой детской позе, которая только подчеркивала её стройную фигуру и выделяла длинные красивые ноги. Дэни все-таки сделала что-то со своими волосами. Зачесала их назад, избавилась от ужасной челки. И сняла очки. Без них она выглядела очень юной. Настолько юной, чтобы заставить Амэлфи вспомнить о собственном возрасте. Складка прорезала мраморный лоб миссис Гордон. Она резко отвернулась и посмотрела на Лэша. Но Лэш снова изучал ковер и, казалось, был погружен в собственные мысли, судя по выражению его лица, не из приятных.

Эдуардо тоже посмотрел на Дэни, потом на Амэлфи Гордон. Его темные глаза были одновременно весьма встревоженными и настороженными. Он резко бросил, будто отвечая Тайсону:

— Тогда я удаляюсь в свою комнату. Вы правы, мне никто не станет задавать вопросы, и я могу показаться назойливым. Наверное, вы знали мисс Бейтс много лет. Для вас это очень печально. Я вам сочувствую. Вы извините меня, Лоррейн?

Он поцеловал руку ей, потом — Амэлфи, хотя с меньшей галантностью, чем обычно — и, выразив сочувствие Тайсону красноречивым взглядом, вернулся в свою комнату. Никто больше его примеру не последовал, даже Ларри Доулинг, который отнюдь не мог себя причислить к числу старых друзей семьи. Все остались в комнате, пока не прибыл Найджел с врачом и старшим инспектором полиции.

Процедуры, последовавшие за этим, были короткими. Вердикт врача подтвердил их собственный, и очень просто было понять, как произошел несчастный случай.

Мисс Бейтс, спускаясь по лестнице в темноте, либо почувствовала себя дурно, либо пропустила ступеньку, поскользнулась и, упав через перила на веранду, сломала шею. Все было до ужаса просто.

Тайсон все рассказал и показал, где лежало тело. Дэни расспрашивали совсем мало. Врач осмотрел Гасси и рекомендовал отдых и ещё успокоительного, если понадобится. Потом они с инспектором перенесли тело Миллисент Бейтс в машину скорой помощи, посочувствовали и уехали.

Луна зашла, на востоке небо уже бледнело от первых лучей восхода. Дэни наконец опустила москитную сетку над своей постелью. Простыни были смяты, подушка все ещё хранила отпечаток головы мисс Бейтс. Но никто не подумал предложить ей другую кровать, а сама она слишком устала, чтобы переживать, что придется спать там, где лежало мертвое тело. Слишком устала, чтобы беспокоиться о чем бы то ни было…

Она спала так крепко, что не слышала стука служанки, которая в восемь часов принесла поднос с утренним чаем. Часом позже в дверь постучалась Лоррейн и спросила, проснулась ли она. И, в конце концов, разбудил Дэни Лэш.

Он стучался в дверь её спальни все громче и громче, пока она, наконец, не открыла. Увидев её, заспанную и смущенную, он с жаром воскликнул:

— Благодарю тебя, Господи!

— За что? — удивилась Дэни и уставилась на него, — разве что-то случилось?

— В общем, нет, — ответил Лэш, казавшийся бледным и напряженным. — Но когда ты не спустилась, и Лоррейн сказала, что твоя дверь заперта и ты не отвечаешь, я решил пойти и удостовериться.

— В чем? — спросила озадаченная Дэни.

— Что ты действительно спишь. Я думаю, вчерашнее несчастье было всего лишь несчастным случает, но все же…

— Мисс Бейтс! — выдохнула Дэни. Воспоминание словно хлестнуло по лицу. — Я… Я забыла. Она… О, Лэш. О, бедная мисс Бейтс. Бедная миссис Бингхэм… С ней все в порядке?

— Миссис Бингхэм? Полагаю, да. Она, похоже, вполне оправилась и съела плотный завтрак, судя по подносу, который несла служанка. Как твои дела? Ты собираешься спускаться вниз?

— Конечно! А который час?

— Десять.

— Десять! Боже мой!

Дверь захлопнулась перед его носом, а снизу донесся серебристый голосок:

— Поешь серенады секретарше, дорогой?

Амэлфи поднималась по лестнице и сладко улыбалась, глядя на него. Но над прелестным изгибом рта её глаза были холодными и твердыми, и в них не было ни следа смеха. Лэш заглянул в них, и внезапно испытал шок, будто неосторожно наткнулся в темноте на что-то твердое.

Он не знал, что Амэлфи может так улыбаться. Лэш почувствовал себя неудобно, как-то неуверенно. И на её вопрос промямлил:

— Мы говорили о делах…

— Правда? — голос Амэлфи был таким же сладким, как её улыбка. Кружева и нейлон — это её обычная рабочая одежда? Весело, наверное, вам, бизнесменам, вести дела!

Она весело засмеялась, а Лэша очень удивило, что он разозлился, как никогда.

Он внимательно посмотрел на Амэлфи, будто не знал её раньше, и заметил многое, чего раньше не замечал: возраст, который она тщательно пыталась скрыть; лед, который блестел в русалочьих глазах; злобу, звеневшую в теплом, заботливом голосе. За этой очаровательной, безответственной, детской слабостью скрывался стальной характер…

Длинные ресницы Амэлфи затрепетали и опустились, а когда они снова поднялись, глаза её были такими трогательными, а голос просто умоляющим:

— Я ужасно ревную, дорогой!

— Правда? — хмуро буркнул Лэш. — У меня опять появился шанс.

Он повернулся и начал спускаться по изгибающейся лестнице во двор, даже не обернувшись, чтобы посмотреть, идет она за ним или нет.

Мистер Кардью из полиции, прервав свой воскресный отдых, утром снова позвонил в Дом Теней, и Тайсон привез его, чтобы показать место несчастного случая.

Мистер Кардью неблагосклонно отозвался об абсолютно неподходящих перилах, сказал, что лестница опасна, предложил как можно скорее установить прочное железное ограждение и вернулся в город, забрав с собой Тайсона, Дэни и Гасси Бингхэм, чтобы выполнить ряд утомительных формальностей в связи со смертью Миллисент Бейтс.

Его офис помещался в высоком квадратном четырехэтажном здании, выходившем на море, с массивными резными дверьми и башенными часами. Бет-эль-Аджанб, Дом Чудес, был построен известным султаном Саидом Баргашем-бен-Саидом под дворец, а теперь там разместились местные власти.

Дом Чудес был построен намного позже, чем Дом Теней. Он занимал гораздо больше места, но планировка была схожа: комнаты с верандами вокруг центрального двора. Но здесь двор был не под открытым небом, а перекрыт стеклянной крышей, как на вокзале.

Дэни оставила Тайсона с сестрой беседовать с мистером Кардью, а сама вышла, чтобы посмотреть на порт, где стояло на якоре судно из Пембы, и на три старинных орудия, выставленных перед Бет-эль-Аджанбом. На пушках стояло португальское клеймо, они были частью трофеев, взятых у персов при падении Ормуза.

Она разглядывала полустертые надписи на раскаленном солнцем металле, когда на пушки упала тень и Дэни увидела араба, который был с ними накануне в самолете из Найроби. Найджел представил его как Саида Омар-бен-Султана.

На оливковом лице Саида Омара сверкали прекрасные зубы. Он поклонился и сказал:

— Доброе утро, мисс Китчелл. Как приятно увидеть вас снова! Я вижу, вы уже осматриваете город. Вам нравятся наши орудия? Они очень старые. Возможно, им лет четыреста, или больше.

— Да, я знаю, — кивнула Дэни. — Я читала про них перед тем, как приехать сюда. Что говорят эти надписи? Они арабские, верно?

— Персидские, — поправил Саид Омар и провел по изящной вязи тонким коричневым пальцем…

«Во имя Господа и во славу Мухаммеда и Али, передана истинным правоверным, собравшимся на войну, с пожеланием успеха и победы… В царствование шаха Аббаса, Саджави, владыки земли и времени, чья сила прирастает…»

Палец дрогнул и остановился. Араб не стал читать остаток длинной надписи, но посмотрел на неё и повторил тихим голосом, в котором сквозили нотки страха (или, возможно, зависти), великолепный титул: «Владыка земли и времени…»

— Как чудесно! — воскликнула Дэни, очарованная ритмом слов. Благодарю вас.

Саид Омар медленно опустил руку и улыбнулся. Голос его снова стал обычным и любезным:

— Да, интересный титул, верно? Но сейчас носить его некому. Наши великие времена ушли, наши искусные поэты тоже… И кто знает, вернутся ли они когда-нибудь? Что вы здесь делаете одна, мисс Китчелл? В одиночку осматриваете город?

— Нет, боюсь, нынче утром мне не придется осматривать достопримечательности. Мы — мистер Фрост, миссис Бингхэм и я — приехали сюда… по делам.

— О? — брови Саида Омара выразительно изогнулись. — Это слишком скучно. Я надеялся, ваш первый день на Занзибаре будет веселее. Хотел бы предложить себя в качестве гида, но у меня самого здесь деловая встреча. С полицией.

— С полицией? — Дэни казалась озадаченной. — И у нас тоже. С мистером Кардью.

— А! По поводу смерти моего знакомого, я думаю? Салим Абейд, который умер вчера в аэропорту Момбасы… Но я не думаю, что вы сможете оказать им больше помощи, чем я.

Салим Абейд… Дэни, услышав это имя, испытала некоторый шок, поскольку смерть Миллисент отодвинула другую трагедию в глубины её памяти. Но сейчас она снова все вспомнила; вспомнила, что видела, как Салим Абейд разговаривал с тем человеком в аэропорту Найроби примерно за час до того, как тот умер.

— Возможно, это политическое убийство, — говорил Тайсон. У Джемба было много врагов среди аристократии и владельцев больших плантаций — таких, как сам Саид Омар-бен-Султан. И Саид Омар был в том же самолете…

Полуденное солнце нагрело ступени Дома Чудес, но по спине Дэни пробежал холодок, и она вспомнила бесчисленные истории о жестокости Востока, начиная с арабских ночей и кончая недавними зверствами Мау Мау.

Остров Гвоздики, как показывала его история, был прекрасно знаком с жестокостью и насилием, и к убийству активиста сейчас относились так же, как к смерти дюжины рабов в те дни, когда суда работорговцев причаливали, где сейчас стояло на якоре суденышко из Пембы. А экипаж выбрасывал тела на эти же пляжи.

Дэни вздрогнула, Саид Омар заметил это и заботливо сказал:

— Это вас напугало. Мне очень жаль, что ваше первое утро на нашем острове испортила смерть человека, которого вы даже не встречали. Хотя, мне кажется, он летел с вами из Лондона. Я прав?

Вопрос был задан мимоходом, как абсолютно неважный, но Омар ждал ответа.

Дэни кивнула:

— Да. Но я не была с ним знакома.

— А мистер Доулинг его знал, — мягко заметил Саид Омар. И, конечно, ваш… секретарь вашего хозяина встречал его раньше. Мистер Пойнтинг. Я удивлен, почему мистер Кардью захотел побеседовать не с ним, а с вами и с миссис Бингхэм.

— Но мы здесь не по этому поводу, — поспешила уверить его Дэни. Вчера в Кивулими произошел ужасный несчастный случай. Компаньонка миссис Бингхэм, мисс Бейтс, упала с лестницы и сломала шею.

— Вы хотите сказать — она мертва? — спросил Саид Омар.

— Да.

Это слово поставило все на свои места. Мисс Бейтс была мертва. Действительно мертва. До этого все было нереально: история, которую ей кто-то рассказал, а она не совсем поверила. Но теперь это было правдой…

Она услышала, как Саид Омар присвистнул.

— Это ужасно! Я сожалею. Я безумно вам сочувствую. Такая печальная поездка… Дурное предзнаменование. Я только надеюсь, что из-за этого вам не перестанет нравиться наш остров и вы не захотите уехать.

Дэни не успела ответить, поскольку в этот момент к ним присоединились Тайсон с сестрой, и Саид Омар выразил им свои соболезнования.

Они стояли в ослепительно ярком солнечном свете на фоне пылающих тропических деревьев, темных теней и прогуливающихся мужчин в белых костюмах, и говорили о Миллисент: сильный, бородатый и нетерпеливый Тайсон; Гасси, которая внезапно постарела лет на десять; потрясенная и сморщенная тень вчерашней уверенной в себе разговорчивой матроны; Дэни с крашенными волосами и в очках; и Саид Омар-бен-Султан, взволнованный и сочувствующий. Реквием британской старой деве…

Саид Омар отказался от приглашения присоединиться к ним за ланчем в Английском клубе, и Тайсон, Гасси и Дэни вернулись к машине. Потом их повезли по узкой улице к длинному старому зданию, которое смотрело на море. Название кратко сообщало о нем все: «Аванпост империи».

— У всех домов такие красивые двери, — заметила Дэни, глядя на белые стены вдоль улицы. — Такая резьба, и длинные медные шипы…

— Это чтобы боевые слоны не могли бить в дверь, — пояснил Тайсон. Красиво и полезно.

— Слоны? Что за глупости! Ни в одну из этих улиц слона не засунешь.

— Да, так и есть, — кивнул Тайсон. — Это смешно, но шипы у арабов на дверях именно потому. Дни боевых слонов ушли, а двери остались. Вы правы по поводу улиц. Очень сложно проехать. Если машина едет в одну сторону, а навстречу — котенок, кому-то придется остановиться. А на Занзибаре машине придется уступить дорогу котенку.

Найджел присоединился к ним в клубе, где подали здоровый английский ланч. В огромном, высоком зале было совсем немного народу и непрерывно жужжали электрические вентиляторы.

Ни Гасси, ни Тайсон не были настроены разговаривать, поэтому поддерживать некое подобие беседы пришлось Дэни и Найджелу. Найджел был болтлив, как никогда, Дэни оставалось только через разумные промежутки времени вставлять «да» и «нет».

Ее мысли были далеко от скандалов в римском обществе, и она не слишком прислушивалась, пока Найджел не сказал:

— Старая маркиза, бабушка Эдуардо, дергает за все мыслимые ниточки. А её возможности беспредельны! И конечно, это касается бедного Эдди. Это слишком его расстраивает. И потом дорогая Лоррейн попросила его присмотреть за Эльф в Лондоне — и вот! Новая великая страсть, которая обречена разбиться о те же старые скалы. Слишком ужасно для них обоих, если подумать.

— Почему? — небрежно поинтересовалась Дэни.

— Ну, моя дорогая! Это очевидно. Бедная, бедная Эльф — такая романтичная и абсолютно неделовая. Ухнуть целое состояние в пустоту… Она так старалась урегулировать денежные проблемы и затащить Холдена — младшего в ближайшую брачную контору, а тут рядом вдруг оказывается Эдуардо. Его латинский шарм, да впридачу титул маркиза, и, очевидно, нет проблем с деньгами. Естественно, бедняжка начала колебаться. Ну, я имею в виду, есть очевидный романтический ореол в возможности вышивать маленькие коронки на нижнем белье, и обычное «миссис Холден» не имеет такого очарования как «сеньора маркиза ди Чиаго». И конечно, изобилие лир и долларов… Это всегда играет свою роль. Но думаю, у них ничего не выйдет. Дорогой нашей Эльф кто-то просто должен все испортить.

— Кто-то это уже сделал, — буркнул Тайсон, впервые вступив в разговор.

Найджел, казалось, был удивлен:

— Да? Вот и слава Богу… А то прошлой ночью меня уже начало интриговать, чем все кончится. Я думаю, вы поможете бедному Эдди. Просто шепните ему и предупредите…

— Эдди, — перебил Тайсон, — может сам о себе позаботиться.

Гасси положила себе солидную порцию пудинга с почками и спросила:

— О чем вы говорите? Кого и о чем предупредить?

— Эдуардо, — ответил Найджел, — насчет нашей дорогой Амэлфи. Что она может выглядеть очень платежеспособной, но все это — с помощью стекляшек. Она очень хитрая, если не сказать вредная. Прекрасные фальшивки, конечно, она сделала их в Париже. Но я случайно узнал, что она заложила бриллианты и изумруды Чабби. Все семья была вне себя, моя дорогая! Но ничего не могли поделать. В конце концов, кое-кто малышке симпатизирует. У неё есть все причины верить, что её бросили; должно быть, ужасно быть в подчинении у разных родственников, которые стоят в очереди за своим кусочком — и получают его! Слишком ожесточается душа. Кто-то может спросить, а стоит ли овчинка выделки? Нет, спасибо. Не думаю, что я хочу попробовать этот пудинг. Лучше я возьму сыру.

Миллисент похоронили чуть позже в тот же день, потом последовали поминки, где присутствовали все, кроме Амэлфи. Та пожаловалась на головную боль и сказала, что у неё аллергия на похороны.

Служба была очень короткой, а для Дэни — трагичной. Не потому, что она была привязана к мисс Бейтс — Миллисент она практически не знала — а потому, что Миллисент Бейтс презирала все восточные штучки и терпеть не могла Восток. А теперь она навсегда останется здесь. Ей придется до Страшного Суда лежать в одиночестве в этой горячей чужой земле среди звуков прибоя, пассатов и шелеста пальм. Бедная мисс Бейтс! Ей так хорошо жилось в маленьком английском городке, она совсем не хотела на Занзибар!