Глава 1, в которой рассказывается история деревни Куфу, о стене, прозванной Перина Дракона, и о загадочном послании стража стены

Меня зовут Лу

Юй, но не путайте меня с автором известной «Книги Чая»* . Наша семья вполне обычная: десять детей, я — самый младший; и поскольку я силен и крепок, меня прозвали Десятый

Бык. Отец умер, когда мне исполнилось восемь. Через год и мать отправилась в подземное царство Желтого Источника. С тех пор я живу с дядей Наном и тетушкой Хуа в деревне Куфу, расположенной в долине Чо.

Мы все гордимся нашей землей. И особенно двумя жителями деревни, молва о которых распространилась так далеко, что люди из других мест приходят на них посмотреть. Именно с них я и начну свой рассказ.

Как-то раз оценщик Фан решил объединить силы с Хапугой Ма и, придя к нему в дом, подарил жене маленькую рыбешку, нарисованную на листке дешевой бумаги. Она приняла подарок и в ответ большим и указательным пальцами прочертила в воздухе круг.

В этот момент открылась дверь и в комнату влетел разъяренный Ма с криком: «Женщина, ты хочешь меня разорить? Ему бы хватило и половины!»

Конечно, возможно, все было и не так, но как говорит настоятель нашего монастыря: «порой басня куда более правдива, чем достоверный рассказ».

Оценщик Фан обладал поистине удивительным талантом. Ему всегда настолько точно удавалось определить минимальную сумму залога, что мне это казалось просто чудом.

Правда, настоятель рассказал мне его секрет. На столе Фана, расположенном в амбаре Ма, всегда лежал какой-нибудь гладкий сверкающий предмет, который служил ему зеркалом, позволяющим видеть глаза очередного несчастного.

— Дешево, очень дешево, не больше двухсот монет, — усмехался Фан, вертя предмет в руках.

Он косился на «зеркало» и, видя округлившиеся от изумления глаза, начинал по-другому.

— Хотя, отделка ничего, в старинном стиле, пусть будет, скажем, двести пятьдесят.

Глаза в «зеркале» все еще недоумевали, но уже много меньше.

— Сегодня годовщина смерти моей бедной супруги, и в такой день я не могу думать о делах, — хныкал Фан. — Триста, и ни монетой больше!

На самом деле никаких денег в нашей деревне не водилось. Все делалось на обмен.

И вот люди подписывали долговое обязательство и, выходя со склада, зачастую натыкались на раздосадованного Ма, который таращился на них и, не веря своим глазам, кричал Фану: «Безумец! Твоя чертова щедрость нас разорит! Кто будет кормить твоих выродков, когда мы вылетим в трубу? « После этого он обычно требовал, чтобы взявший в долг отдавал в шесть раз больше.

Оценщик Фан был вдовцом, и у него имелось двое детей — прелестная девочка, которую мы звали Олененком, и младший сын, прозванный Блохой. У Хапуги Ма детей не было, и когда его жена сбежала с торговцем коврами, расходы Ма сократились вдвое, и он был очень счастлив. Но больше всего Хапугу Ма и оценщика Фана радовал ежегодный сбор шелка. Причина была проста — яйца шелковичного червя можно купить только на деньги, а никто в деревне, кроме Ма и Фана, не имел ни гроша. Ма покупал яйца на рынке и отдавал их крестьянам, требуя в качестве оплаты долга шелк, и покуда оценщик Фан был единственным оценщиком шелка на много ли вокруг, они забирали две трети нашего урожая. Они увозили его в Пекин и возвращались с мешками, набитыми серебром, которое потом безлунными ночами закапывали у себя в саду.

Настоятель говорит, что деревня жива, покуда в ней есть кто-то, кого все любят до ненависти. Что ж, хвала Небу, мы имеем таких «любимцев».

Земля же наша поистине прекрасна, и мы горячо любим ее. Особенно мы гордимся озером и стеной, которые с древности служат предметом домыслов и слухов. Легенда гласит, что, когда наши предки появились в долине Чо, они тщательно обследовали местность, прежде чем заняться строительством. Поэтому сейчас мы абсолютно уверены — ни одно место в мире не имеет столь грамотной планировки. Деревня Куфу надежно укрыта от Черного Воина, огромной черепахи, обитающей в северных водах. Ее время года — зима, стихия — «вода». Лето — время Красной Птицы. Она живет на юге, ее стихия — «огонь», и мы всегда рады услышать хлопанье ее солнечных крыльев.

Восточные холмы — родина Лазоревого Дракона; он приносит весну, его стихия — «дерево». На западе же холмы чуть меньше, и это дом Белого Тигра; он олицетворяет осень и «металл»* .

Мудро продумана и форма поселка. Исходя из того, что глупо строить деревню в виде рыбы, если соседнее поселение имеет форму крючка, наши предки построили Куфу так, что своими очертаниями она напоминает единорога — доброе и послушное создание, не имеющее врагов. Однако где-то была допущена ошибка, и однажды в Куфу вдруг раздался страшный звук, земля содрогнулась, и через всю деревню пролегла глубокая трещина, разрушившая несколько хижин. Предки осмотрели ее, пытаясь понять, в чем дело, но безрезультатно. Причина была не ясна. И тут кто-то залез на самое высокое в округе дерево, посмотрел вниз и сразу все понял. По глупой оплошности пять рисовых полей на востоке по своей форме походили на огромного кровожадного слепня, примостившегося на боку единорога. Немудрено, что тот стал брыкаться, дабы прогнать назойливую муху.

Форму засаженных рисом участков изменили; и с тех пор подобных толчков больше не случалось.

Наши предки учли все. А потому они позаботились и о том, чтобы через Куфу не проходило прямых дорог или рек, способных забрать добрую энергию. Они запрудили узкий конец долины и, прорыв каналы по склонам холмов, создали маленькое озеро, удерживающее добрые силы, которые в противном случае непременно утекли бы в другие деревни. Никто не думал о красоте, запруда имела чисто практический смысл. Но озеро получилось столь великолепным, что когда пятьсот лет назад его увидел великий поэт Сыма Сян-жу, он остановился и написал своему другу такие строки: «В чистой воде здесь живут черепахи и рыбы Вместе с крылатыми стаями птиц благородных. Дикие утки и лебеди, гуси, гагары Важно ныряют и плавно скользят над волнами, Будто бы лодки, повсюду гонимые ветром, В медленном танце кружат по волнующей глади, Или, скрываясь в тени берегов камышовых, Лотос клюют, или с жадностью ряску глотают.»

Все и поныне так. И остановись Сыма Сянжу здесь в другое время года, он бы увидел еще и множество диких цветов, и пятнистых оленей, которые порой спускаются к воде, чтобы через миг исчезнуть, как дымка.

Еще более мы гордимся нашей стеной, прозванной Перина Дракона. О ней знают все, и стоит отметить, что среди людей ходит уйма историй о ее происхождении. Но мы в Куфу считаем достоверной только нашу версию.

Много веков назад одному военачальнику приказали построить стену, которую бы впоследствии соединили с Длинной стеной* . И увидел он как-то сон, будто призвали его на небеса, чтобы представить свой план Нефритовому Императору — августейшему владыке Небес. Уже позже, на суде по обвинению в измене, военачальник подробно рассказал обо всем.

Ему снилось, будто он в гигантском лотосе. И вот лепестки раскрылись, и он ступил на изумрудную траву рая. Небо было сплошь покрыто сапфирами, а тропа выложена жемчугом. И тут ива подняла ветвь и, словно перстом, указала военачальнику путь к Реке Цветов, что низвергалась со Скалы Великого Пробуждения. Там, в Бассейне Благоухания, купались и резвились в розовых лепестках наложницы Небесного Императора, столь прекрасные, что военачальник остановился как вкопанный, не в силах отвести взгляда. Но долг обязывал, и он отправился дальше. Тропа поднималась через семь террас ко дворцу.

Листья деревьев здесь были из драгоценных камней, издающих мелодичный звон под легкими порывами ветра, а птицы с ярким оперением порхали вокруг и пели божественными голосами. Тропа вела дальше, через фруктовые сады, где Мать-Правительница Ван выращивала Персики Бессмертия, и вскоре военачальник оказался у самых врат дворца Великого Владыки.

Слуги ожидали его и проводили в большую палату, где после трех обычных и девяти земных поклонов нашему гостю разрешили приблизиться к трону. На нем восседал Нефритовый Император, держа на коленях верховную книгу правосудия. На нем была большая плоская шляпа, украшенная тринадцатью жемчужными нитями, и одеяние из черного шелка, расписанное красными и желтыми драконами. Военачальник поклонился и покорно представил свой план постройки стены.

За троном Владыки сидел тяньгоу, небесный пес, чьи зубы столь остры, что могут пережевывать горы; а рядом с ним стоял Эрлан* — великий воин, который славен тем, что сразил саму каменную обезьяну* . Они стояли и испытующе смотрели на пришельца.

Военачальник опустил глаза и тут увидел скипетр предшественника повелителя — Высочайшего Императора Сокровенного Начала. Он лежал у ног Великого Владыки с левой стороны. С правой же стороны лежал другой скипетр — знак императорского наследника — Небесного Повелителя Нефритового Рассвета У Золотых Врат.

Военачальник был настолько ошеломлен ощущением безвременья и вечности, царящим в этом дворце, что у него закружилась голова. Он даже испугался, что ему станет дурно, но в этот миг увидел свой план, скрученный в свиток и аккуратно перевязанный шелковой нитью. План лежал на полу, и военачальник стал покорно ожидать божественной похвалы или порицания. Но ни того, ни другого не последовало. Нефритовый Император жестом показал, что разговор закончен. Не вправе подняться, наш полководец попятился назад, но тут его подхватили слуги и понесли прочь. Он очнулся уже на лугу, далеко от дворца, где его подняли на ноги и бросили в Небесную Реку* .

Довольно странно, но по какой-то причине он не испытывал страха. Шел дождь, и миллионы бриллиантовых звезд падали в бушующую реку, которая неистовствовала и рычала, словно тысячи тигров. Но душа военачальника была спокойна, он медленно погружался в глубину. Все глубже и глубже, пока мерцающий свет Реки совсем не пропал вдалеке. Так он дошел до самого дна и в этот миг проснулся. Он находился дома, в своей постели, и слуга только что принес завтрак.

Каково же оказалось его удивление, когда спустя некоторое время он развернул свиток и увидел, что Небесный Император, или кто бы это ни был, передвинул стену на 122 ли к югу в долину Чо, где она была совершенно не нужна.

Что было делать? Боясь ослушаться божественного наказа, военачальник приказал строить стену так, как показано на карте, из-за чего и был призван к ответу уже перед императором Китая. Услышав столь неправдоподобную историю, земной владыка снял обвинение в измене, приговорив военачальника к смерти за пьянство и пренебрежение долгом. И тогда отчаявшийся подсудимый сказал то, что навеки стало одним из самых удивительных оправданий в истории Поднебесной. Он сказал, что выполнил приказ и построил стену согласно требованиям императора. Но однажды туда прилетел дракон и заснул, уютно устроившись у стены. Мощное тело зверя отодвинуло стену, поэтому она и оказалась в долине.

Так появилась легенда о Перине Дракона; судьи изрядно посмеялись, но, будучи друзьями военачальника, хотели всеми силами спасти его от казни. Хитрые и не особо щепетильные в средствах, они подкупили придворного прорицателя императора, и тот объявил:

— О Сын Неба, я увидел на триграммах* , что по причине, ведомой лишь Небесному Владыке, эта часть стены — наиважнейшая из всех твоих укреплений! И столь важна она, что не смертным охранять ее. Похорони там заживо десять тысяч воинов, и пусть их души охраняют этот форпост.

Император был человеком гуманным и попросил прорицателя еще раз свериться с триграммами, дабы проверить, не закралась ли тут какая ошибка. И после очередного подкупа провозвестник изрек:

— О Сын Неба, да будет на то твоя воля, но триграммы ясно говорят, что нужно похоронить вань. Однако вань — это не только десять тысяч. Это может быть и имя одного конкретного воина! Решение очевидно, о Владыка, разве можно выбирать между жизнью одного человека и судьбой самой важной для Неба стены?

Император по-прежнему был недоволен, но выбора у него не оставалось. Поэтому он приказал своим слугам найти первого попавшегося Ваня и похоронить его под стеной.

Вань оказался воином и вел себя как герой, ведь ему сказали, что это большая честь, ибо он выбран самим Небом. Его семье выделили монет из императорской казны. Затем под стеной вырыли яму, положили туда Ваня и возвели над ней большую башню — Драконий Глаз, дабы отныне часовой вечно нес свою одинокую вахту.

Сам же император настолько устал от этого дела, что запретил даже упоминать о злосчастной стене и обо всем, связанном с ней. Что и сыграло на руку военачальнику, который был отпущен на свободу и преспокойно дожил свои дни в воспоминаниях и богатстве.

Целое столетие Перина Дракона являлась любимым зрелищем зевак. Поначалу, конечно, ее охраняли, однако практического значения она не имела и со временем пришла в запустение. Даже зеваки утратили к ней интерес; она поросла сорняками и частично обвалилась. Правда, это был рай для детворы и любимое место для игр, пока однажды не случилось нечто странное.

Как-то вечером, когда дети, как обычно, играли у стены, послышался странный звук.

Из Драконьего Глаза донесся глухой, безжизненный голос, словно из бамбуковой трубы в двести ли длиной. Дети тут же бросились врассыпную, но хорошо запомнили те странные слова.

Возможно, бедный Вань, и поныне охраняющий стену, хотел что-то сказать своему народу и для этого выбрал детишек нашей деревни Куфу? Как знать. Но ежели так, то это было очень странное послание. Покуда смысл его не смогли разобрать даже самые знаменитые ученые и мудрецы. Если почтенные читатели желают попробовать свои силы, то я дам им такую возможность:

Нефритовый серп, Шесть, семь. Чаша с огнем, Ночью как днем. Пламя как лед, Зло и добро, Золото и серебро.

 

Глава 2, в которой рассказывается о начале сбора шелка, о страшной беде, постигшей деревню, о том, как Лу Юй по прозвищу Десятый Бык отправляется в столицу на поиски мудреца и на улице Глаз встречает знак судьбы

Моя история начинается в год Тигра — 3337* , когда настало время сбора шелка.

Урожай обещал быть превосходным. Яйца шелковичного червя, которые раздал нам Хапуга Ма, были здоровые и черные как смоль, а листья шелковицы столь сочны, что се рощи напоминали гобелены, сотканные из толстой зеленой парчи. Всюду сновала детвора, распевая:

Лист шелковый столь хороший, что захлопаешь в ладоши.

Вся деревня гудела как растревоженный улей.

Девушки несли к монастырю на холме соломенные корзины, и монахи прокладывали их желтой бумагой. Настоятель благословлял корзины и жег фимиам, дабы умилостивить покровителей урожая. Крестьяне относили к реке бамбуковые решетки и корытца, где старательно их скребли. Кто-то собирал полевые цветы и перетирал их, кто-то маленькими кусочками нарезал фитильки свечей, а старики смешивали зубцы чеснока с мокрой землей и клали их на стены хижин. Если чеснок давал много побегов, это сулило щедрый урожай; и никогда еще в деревне не видали такого количества побегов.

Женщины на ночь клали яйца шелкопряда под перины, чтобы во время сна согревать их, а старики бросали горстки риса в котлы, поставленные на маленький огонь. Вода закипала, и, когда пар поднимался вверх, можно было начинать.

Пора!

Женщины очищали яйца гусиными перьями и клали в корзины. Затем все посыпалось тертыми цветами и порошком из фитильков, и корзины можно было ставить на решетки.

Гусиные перья аккуратно втыкались по краям корзин, и под решетками разводился огонь.

Все на коленях молились покровительнице шелка Даме Коньей Головы, и вскоре в каждой хижине появлялись новорожденные гусеницы.

Вылупившись, шелкопряды лениво извивались, наслаждаясь теплом от огня, но вскоре они начинали есть… Пока не увидишь шелковичного червя, трудно представить, сколько он ест, а ест он только листья шелковицы. Без преувеличения можно сказать, что чавкающие звуки прожорливых гусениц способны разбудить залегшего в спячку медведя, не говоря уже о человеке. Проходил же почти месяц, прежде чем гусеницы начинали плести кокон, и за это время было всего лишь три периода, когда они не ели: краткий сон, второй сон и долгий сон. После этого они погибали, если оставались без еды хотя бы час, и мы работали день и ночь, обдирая листья шелковицы и принося их в хижины. Детям, конечно, отводилось время для отдыха, но остальным едва ли удавалось сомкнуть глаза.

Поскольку шелкопряды постоянно нуждались в тепле, старшие в семьях попеременно поддерживали огонь, а дети, еще слишком маленькие, чтобы собирать листья, были предоставлены самим себе. Мы же обдирали все деревья до ветки и в конце концов усталые и истощенные приходили в рощу к оценщику Фану. Его листья стоили недешево, но у него росли самые сочные тутовые деревья.

Тем временем шелкопряды постепенно меняли цвет с черного на зеленый, затем на белый, потом становились прозрачными; и тогда старики ставили перед решетками специальные загородки, чтобы гусеницам было где спрятаться и плести нить.

Оглушительные чавкающие звуки плавно переходили сначала в рев, затем в звук, напоминающий далекий прибой, и в конце концов превращались в шепот. Тогда внезапно наступающая в деревне тишина казалась просто невероятной. Дела заканчивались, следовало лишь поддерживать огонь. И при благосклонности судьбы через три дня за загородками вырастали настоящие сугробы, называемые цветами шелкопряда. Они громоздились на решетках, и теперь эти шелковые нити, более тысячи чи* длиной, можно было брать и спокойно навивать на веретена.

Работа заканчивалась. Люди доползали до постелей или засыпали где попало.

Я проснулся на пятнадцатый день восьмого лунного месяца* , как раз в мой девятнадцатый день рождения. За окном шел тихий дождь, но облака уже начинали расходиться. Косые лучи света играли в серебряных капельках, и легкий туман лежал на полях, как вата. Вдалеке виднелся неясный силуэт Перины Дракона, а на берегу реки мальчишки дразнили дочурку Фана. Олененок каталась на буйволе под дождем, и промокшая рубаха четко вырисовывала маленькую грудь, которой еще месяц назад не было заметно. Мальчишки бегали за девчушкой, а она смеялась, явно довольная таким вниманием. Далеко на холме зазвонил колокол; я сладко потянулся на постели, чувствуя ароматные запахи чая и каши из кухни тетушки Хуа, и вдруг резко вскочил. Ребята на реке с выпученными от ужаса глазами смотрели на Олененка, которая внезапно побледнела как смерть. Она схватилась за горло, сдавленно крикнула и повалилась наземь.

Я пулей вылетел из хижины. Девочка лежала на траве, глядя вокруг испуганными большими глазами и не узнавая нас. Я нагнулся и проверил пульс. Он был слабым и неровным. На лбу выступила испарина. Тогда, велев ребятам бежать за ее отцом, я взял девочку на руки и отнес в монастырь на холме.

Настоятель был также и нашим доктором, он учился врачеванию в Академии

Ханьлинь, но болезнь Олененка озадачила его не меньше. Девочка практически не подавала признаков жизни. Ее тело не реагировало на уколы, и настоятелю даже пришлось поднести зеркало к ее губам, дабы удостовериться, что она еще жива. Глаза по-прежнему были открыты и смотрели куда-то в пустоту.

И тут вдруг она села, громко закричала и принялась царапать воздух, будто защищаясь от каких-то одной ей видимых врагов. Затем снова упала на постель, закрыла глаза и затихла.

— Демоны! — прошептал я.

— Хорошо бы, — мрачно ответил настоятель, — только боюсь, это бешенство, а если это так, то прощай, малютка.

В деревне же происходило что-то неладное. Отовсюду доносились громкие крики, и вскоре мы уже разбирали проклятия и жалобные вопли. Настоятель взглянул на меня и поднял бровь. Я выбежал из монастыря и остолбенел.

А началось все с тетушки Хуа. Она поддерживала огонь в хижине и внезапно почувствовала какой-то странный запах. Заглянув за загородку, где вили свои коконы шелкопряды, она к своему ужасу увидела не снежно-белую пряжу, а черную гниющую массу. Сбежались соседи, и вскоре по воплям отчаяния, доносившимся из каждой хижины, стало понятно, что впервые за всю историю деревни наша надежда на урожай потерпела полный крах. Но это было только начало. Большой Хун Кузнец выбежал из своего дома в диком ужасе, неся на руках сынишку, который, глядя вокруг невидящими глазами, кричал и царапал воздух руками. То же случилось и с дочкой Вана-торговца. Все больше родителей выбегали из хижин с пораженными странным недугом детьми и, не зная, что делать, бежали к монастырю.

Это было не бешенство. Это было какое-то проклятье.

И тут вдруг я заметил двух маленьких девчушек, стоящих в дверях дома мамаши Хо.

Еще недавно сестренки выглядели столь слабенькими и больными, что настоятель радел день и ночь, пытаясь хоть как-то их выходить. Теперь же они преспокойно сосали палец, и судя по всему, напасть обошла их стороной. Я мигом вбежал в дом. Мамаше Хо было девяносто два, и она угасала с каждым днем. Я осторожно приподнял край одеяла, но вместо того, чтобы увидеть скрюченное мертвое тело, получил сильнейший удар по носу.

— Да кем ты себя возомнил, негодяй? — закричала старуха. — Великим кобелем?

(Думаю, она имела в виду императора Уди, который был столь сладострастен, что и после смерти продолжал наведываться к своим возлюбленным. По преданию, пришлось даже пополнить гарем, и лишь когда число новоиспеченных жен достигло пятисот трех, ненасытный призрак успокоился и вернулся в свой склеп.)

Я оставил старуху и осмотрел другие дома. История выглядела все более запутанной.

Маленькие дети плакали, смеялись, но так или иначе были в полном порядке, что относилось и ко взрослым. Они угрюмо сидели возле решеток со сгнившим шелком, но сами были здоровы как лошади. Я вернулся в монастырь и рассказал об увиденном настоятелю, и когда мы составили список, результат превзошел все ожидания.

Ни один ребенок младше восьми лет, равно как и ни один взрослый или подросток старше тринадцати. не пострадал; но все до одного дети от восьми до тринадцати орали не своим голосом и отмахивались от невидимого врага.

Монастырь превратился в лазарет. Родители взывали к божествам и молили настоятеля о помощи, но он лишь в отчаянии разводил руками:

— Я не понимаю, как болезнь может определять возраст? Она умеет считать!

На помощь пришла тетушка Хуа. Она всегда была самой решительной в нашей семье и потому отвела меня в сторонку и сказала:

— Послушай, сынок, настоятель прав. Нам нужен мудрец, который бы объяснил, как болезнь может выбирать свою жертву по возрасту. Я слышала, остались еще такие люди.

Они живут в Пекине, на улице Глаз. Правда, они дорого берут.

— Тетя, потребуется неделя, чтобы выжать из оценщика Фана хотя бы несколько монет, даже если его дочка лежит при смерти! — ответил я.

Она кивнула и достала из кармана поношенную кожаную кошелку. Когда ее содержимое высыпалось мне на ладонь, я не поверил своим глазам — там было столько денег, сколько я еще не видел в своей жизни. Сотни медных монет, нанизанных на нить.

— Здесь пять тысяч медью, и никогда не вздумай говорить об этом твоему дяде, понятно? Никогда! А теперь ступай. Беги в Пекин, найди улицу Глаз и приведи нам мудреца.

Люди говорили, что тетушка Хуа в молодые годы была ветреной красавицей, и мне подумалось, что, возможно, она заработала эти деньги благодаря Пянь Цинлину, известному покровителю падших женщин. Но сейчас думать об этом не хотелось. У меня было мало времени, и я летел, как ветер.

Прибыв в Пекин, я оказался в центре водоворота. Мой день рождения совпадает с праздником луны, и пробиться через толпу на улицах было не легче, чем вырваться из зыбучих песков. Все шумело и гудело, и мне потребовалось собрать все силы, чтобы преодолеть этот ад и найти улицу Глаз.

Это была широкая улица, по обе стороны которой возвышались роскошные дома, и над каждой дверью была прибита табличка в форме большого глаза. «Истина раскрыта, — словно говорили они, — мы видим все».

Надежда затеплилась в моем сердце, и я постучал в ближайшую дверь. Мне открыл надменного вида евнух в расшитом золотом халате. Он презрительно окинул взглядом мою бамбуковую шляпу и сношенные сандалии, закрыл нос надушенным платком и спросил, чего я хочу. Евнух не моргнул и глазом, когда я сказал, что хотел бы спросить у его господина, как болезнь может считать, но стоило мне упомянуть о пяти тысячах медных монет, как он побледнел, прислонился к стене и полез за нюхательной солью.

— Пять тысяч медью? — просипел он. — Родной, мой господин берет пятьдесят серебряных монет, чтобы найти пропавшую собаку!

Дверь захлопнулась у меня перед носом, и когда я постучал в следующую, шестеро слуг просто выкинули меня вон, пока главный из них тряс кулаками и орал на всю улицу:

— И ты осмелился предложить пять тысяч медных монет бывшему главному сыщику самого Сына Неба? Убирайся в свою вонючую деревню, ты, жалкий крестьянин, и никогда здесь не появляйся!

Дом за домом результат был один — меня выставляли прочь. Правда, теперь я уже не был таким покорным. Сжимая кулаки, с горящими от гнева глазами, я был готов стукнуть очередного всезнающего мудреца по голове, засунуть его в мешок и силой доставить в Куфу, как вдруг увидел знак свыше. Дойдя до конца улицы, я уже собирался пойти обратно по другой стороне, как внезапно луч яркого света прорвался сквозь облака и, словно молния ударив в ближайший извилистый переулок, сверкнул на одном из наддверных глаз. Этот глаз был полуоткрыт. «Истина постижима, — словно говорил он. —

Что-то я вижу, а что-то нет».

Если это был и не знак судьбы, то по крайней мере мой последний шанс. Я свернул в переулок и быстро зашагал к дому.

 

Глава 3, в которой наш герой знакомится с мудрецом, у которого имелся один маленький недостаток, и возвращается с ним в родную деревню, где они пытаются открыть тайну «пьяного забытья»

Это была низенькая бамбуковая хижина, покосившаяся от времени, и когда я осторожно заглянул внутрь, то увидел поломанную мебель и старую глиняную посуду.

Пахло прокисшим вином, а на грязном матрасе спал хозяин дома.

Он выглядел очень старым и, очевидно, весил не больше ребенка. Пьяные мухи барахтались в лужицах разлитого вина и ползали по его лысой голове, путаясь в реденькой седой бородке. Лицо было настолько изъедено морщинами, что напоминало геологическую карту Китая, изо рта шел отвратительный запах, а в уголках рта то и дело появлялись маленькие пузырьки.

Я вздохнул и уже собрался уходить, как вдруг остановился и застыл как вкопанный.

Как-то раз наш монастырь посетил известный мыслитель. Он показывал золотой диплом, присуждаемый мудрецу, занявшему третье место на экзамене на ученую степень цзиньши, выявлявшем лучших из лучших в империи. В трактатах я видел рисунки из серебряного диплома, которым награждался занявший второе место. Но я даже и не предполагал, что когда-нибудь собственными глазами увижу цветок — диплом победителя. И вот теперь роза висела прямо передо мной! Я осторожно подошел к стене и, смахнув пыль, прочел, что «семьдесят восемь лет назад некий Ли Као стал первым из соискателей и получил звание ученого Императорской Академии».

Я повесил диплом обратно на стенку и с недоумением взглянул на старика.

Возможно ли, что этот человек — великий Ли Као, в свое время заставивший встать с колен всю империю? Как могло случиться, что ученый, некогда получивший высший ранг мандарина, теперь лежал на вонючем матрасе и по его голове ползали пьяные мухи? Пока я стоял в раздумьях, лицо спящего исказилось, морщины зашевелились словно волны; он открыл красные воспаленные глаза и облизнул сухие губы.

— Вина!

Я поискал неразбитый кувшин.

— Простите, почтенный господин, но боюсь, вина больше нет, — вежливо ответил я.

Его глаза метнулись в сторону потертой кошелки, лежавшей в луже.

— Деньги, — снова прохрипел старик. Я поднял кошелку и открыл.

— Боюсь, денег тоже не осталось.

Он закатил глаза, и я решил сменить тему.

— Могу ли я обратиться с просьбой к великому Ли Као, мудрейшему во всем Китае?

Нашу деревню постигла беда, но все, что я могу заплатить, — лишь пять тысяч медных монет, — печально сказал я.

Из рукава халата показалась костлявая рука.

— Давай! — просипел он.

Старик схватил нанизанные на нить монеты, но вдруг разжал пальцы.

— Возьми эти деньги, — простонал старик, — и принеси столько вина, сколько сможешь купить.

— Конечно, почтенный господин, — повиновался я.

Бесчисленное количество раз исполняя подобные поручения для дяди Нана, я уже имел опыт в подобных делах. Запрокинув голову старика, я лил ему в глотку вино, пока он сам не вцепился в кувшин. Вскоре на лице старика появились первые признаки жизни, и после второй порции вина он вполне пришел в себя.

— Кто ты? — продолжая пить, спросил мудрец.

— Меня зовут Лу Юй, но не путайте меня с автором «Трактата о чае». В деревне же меня зовут просто Десятый Бык, — ответил я.

— А меня зовут Ли Као, и у меня, как ты заметил, есть один маленький недостаток, — как бы между делом заметил он. — Что у вас случилось?

Я рассказал ему все. Ли Као слушал с интересом, и когда я закончил, он попросил пересказать все снова, потом поднял пустой кувшин и швырнул его в общую кучу. Через секунду он был на ногах, легкий и быстрый как лань.

— Десятый Бык, говоришь? Что ж, вообще-то значение мускулов часто переоценивают, но думаю, твои нам понадобятся. Нужно спешить, и тебе, возможно, придется свернуть кое-кому шею.

Я не верил собственным ушам.

— Мастер Ли, вы хотите сказать, что пойдете со мной в деревню и узнаете, как болезнь выбирает людей? — воскликнул я.

— Я уже знаю, как болезнь выбирает людей, — спокойно ответил Ли Као. — Нагнись.

Я был настолько ошарашен, что прогнулся назад вместо того, чтобы исполнить приказ.

Но мастер Ли резко наклонил меня вперед, молниеносно залез мне на спину, обхватил руками за шею и просунул сандалии в карманы моего халата. Он был легкий как перышко.

— Десятый Бык, мои ноги уже слегка не те, и боюсь, времени у нас в обрез. Поэтому быстро припоминай, где твоя деревня, и беги со всех ног, — произнес великий мудрец.

У меня захватило дух, но сердце преисполнилось надежды. Я понесся, как олень. В дверях Ли Као ловко пригнулся, я же, напротив, обо что-то стукнулся лбом; и уже в переулке, обернувшись, увидел, что это был наддверный глаз, который теперь вертелся, будто пытаясь заглянуть во все тайны Вселенной.

Не знаю, было ли это каким-то особым знаком, но сей образ не оставлял меня всю дорогу до нашей деревни.

Тетушка Хуа посмотрела на гостя довольно подозрительно, но вскоре ее мнение изменилось. От старика жутко пахло вином, его халат и борода были грязными, но в нем чувствовалась такая сила, что даже настоятель признал его авторитет.

Ли Као прохаживался между койками, приподнимал веки детей и довольно хмыкал, видя расширенные и «плавающие»  зрачки.

— Так я и думал. Вопрос не в том, как болезнь выбирает людей, а что ее вызвало.

Боюсь, у них повреждение мозга. А теперь мне нужны образцы листьев со всех рощ, но отделяйте их друг от друга, чтобы мы знали, откуда какие взяты.

Мы бросились исполнять приказ. Корзина за корзиной листья шелковицы доставлялись в монастырь, где мастер Ли помещал их в стеклянные пузырьки, добавляя в них какое-то вещество, пока настоятель поддерживал огонь. Когда восемнадцатая кучка листьев окрасила зелье в бледно-оранжевый цвет, старик начал работать с удвоенной быстротой, вываривая листья, добавляя больше этого вещества, все больше раздувая огонь и уменьшая количество жидкости. Бледно-оранжевый цвет стал зеленым. Когда жидкости почти не осталось, Ли Као поместил половину образовавшихся черных кристалликов в отдельную склянку и добавил немного бесцветной жидкости. После этого он выпрямился и устало потянулся.

— Еще немного, и все станет ясно, — сказал он и подошел к окну. В саду монастыря гуляло несколько детишек, и Ли Као указал на одного из них. — Смотрите.

Мальчик подошел к дереву, чисто инстинктивно сорвал листок, положил его в рот и стал жевать.

— Это делают все дети. И ваши не исключение. Понимаете, маленькие не работали.

Детки же постарше обдирали шелковицу и ели. Только чем старше ребенок, тем более он осознает, что делает. Он перестает есть листья. Вот почему болезнь распространилась на детей от восьми до тринадцати лет. Видите, дело не в возрасте, а в том, что кто-то хотел умышленно убить шелкопрядов.

Он отошел от окна и указал на склянку. Жидкость теперь была наизлейшего вида: склизкая и зеленая — как язва.

— Это яд ку, и противоядия от него нет, — мрачно произнес старик. — Он был на листьях, принесенных из рощи вашего оценщика Фана.

Яростная толпа ринулась к амбару Ма.

Но тот был закрыт. Настоятель крикнул: «Ломайте!»  и я вышиб дверь. Она отлетела до середины комнаты, и нашим глазам предстало жалкое зрелище. Хапуга Ма лежал на спине, и следы яда ку виднелись на его губах. Оценщик Фан был еще жив. Он пытался взглянуть на нас и бормотал:

— Мы хотели убить… лишь гусениц… если бы они погибли… мы бы… владели всем… но теперь… моя дочь…

Ему оставалось совсем чуть-чуть. Настоятель наклонился и, вложив ему в руку маленького нефритового Будду, стал молиться. Глаза Фана в последний раз открылись, он посмотрел на статуэтку и пробормотал:

— Дешево, очень дешево. Не больше двухсот монет… — Через миг он был мертв.

Ли Као посмотрел на тела, на его лице появилось странное выражение, и он передернул плечами.

— Так тому и быть. А теперь предлагаю оставить их в покое и вернуться в монастырь.

У нас есть дела поважнее.

Оценщик Фан и Хапуга Ма, можно сказать, погубили детей нашей деревни, но когда я уходил, в моем сердце не было гнева.

Настоятель шел впереди. Мы спускались подлинной винтовой лестнице в погреб, и наши тени скользили по стенам словно сказочные гиганты.

Монастырь был очень древним, здесь хранилось множество рукописей, постоянно пополняемых настоятелями. Медицинские трактаты исчислялись сотнями, и сейчас мы свиток за свитком перетаскивали их на длинный стол, где настоятель и монахи выискивали любые сведения о яде ку. Их оказалось очень много, поскольку этот яд применяли на протяжении почти двух тысяч лет. Но его действие всегда было неизменным: человек впадал в глубокий сон, его тело практически не подавало признаков жизни, и это могло длиться месяцами, пока не наступал конец. Противоядия не существовало.

Говорят, яд этот завезен из Тибета. Ли Као был единственный, кто понимал древние тибетские тексты, и все надежды возлагались только на него. Но не все было так просто.

Тибетские врачеватели удивительно точно описывали способы лечения, чего нельзя сказать о симптомах. Очевидно, в то время существовало табу на упоминание названия любого ядовитого вещества, возможно, потому, что их изобретали члены того же монашеского ордена. И поэтому определить, о какой болезни идет речь, было крайне трудно.

Другая проблема заключалась в том, что рукописи сохранились с незапамятных времен, и местами было совершенно невозможно разобрать написанное. Солнце уже успело зайти и снова появиться на небосводе, когда мастер Ли приступил к чтению Чжуд ши* , восьми ветвей четырех принципов врачевания.

— Здесь изображен символ «звезды», а рядом известный иероглиф, имеющий много значений, в том числе и «сосуд с вином»,  — пробормотал старик. — Что же получится, если соединить звезду и сосуд с вином?

— Получится иероглиф «проснуться от пьяного забытья»,  — ответил настоятель.

— Именно. И «пьяное забытье», если понимать фигурально, имеет столь широкий смысл, что может означать практически что угодно. Однако в этом тексте указаны припадки и судороги. Можем ли мы сказать, что наши дети сейчас пребывают в забытьи?

Он нагнулся над свитком и прочитал вслух:

— Дабы проснуться от «пьяного забытья», действенно лишь одно средство, но его может добыть только тот, у кого есть доступ к самым редчайшим и могущественным снадобьям. — Мастер Ли остановился и почесал голову. — Далее древний символ, обозначающий «женьшень», корень жизни, сопровождается весьма сложной конструкцией, которую можно понимать как Великий Корень Силы. Кто-нибудь слышал о женьшене, называемом Великим Корнем Силы?

Никто не ответил.

— Великий Корень Силы нужно очистить и переработать до получения эссенции и капнуть три капли на язык больного. Процедуру повторить три раза, и если это действительно Великий Корень, наступит немедленное выздоровление. Это единственный способ. Если же «сон»  будет продолжаться долгое время, он уже не закончится, и смерть неизбежна.

— Правильно, это как раз симптомы яда! — воскликнул настоятель.

Теперь монахи проверяли все, что связано с женьшенем, а это означало — почти все свитки, потому что данное средство прописывалось почти от любых болезней. Однако

Великий Корень Силы не упоминался нигде. Мы зашли в тупик.

И вдруг Ли Као ударил по столу и вскочил.

— Скорее обратно, на склад оценщика! — скомандовал он и бросился вверх по ступенькам. Мы побежали следом. — Гильдия оценщиков представляет вторую древнейшую профессию в мире, и их рукописи древнее костей оракула Шанъ-яна. Они содержат списки самых редких и ценных вещей, не известных обычному человеку.

Возможно, Великий Корень Силы, если таковой вообще существует в природе, стоит баснословную сумму и выглядит как чудо из чудес, а значит, должен быть там! Такой человек, как Фан, уж наверняка владел списком, чтобы надуть какого-нибудь бедолагу, которому в наследство достался сей ценный предмет.

Старик быстро добежал до амбара, влетел внутрь и совершенно спокойно пробежал мимо того места, где должны были лежать тела. Должны. Но их там не было.

— А… эти ребята? Они давно встали и унесли ноги.

Я схватил ученого за грудки, но Большой Хун и другие тут же обступили старика.

— Значит, ты знал, что эти убийцы подстроили свою смерть, и ничего не предпринял? — взревел я.

— Конечно, знал, но, по-моему, преждевременно обвинять их в убийстве. Насколько мне известно, они пока никого не убили и вряд ли собирались, — спокойно ответил мастер Ли. — К тому же вы не подумали о детях вашего оценщика? Его дочь, вероятно, умрет, но даже если нет, каково ей будет, когда она узнает, что отца разорвали на кусочки жители ее родной деревни? А ее маленький брат? Ему грозит позор уже в возрасте пяти лет, что, по-моему, тоже несправедливо. Конечно, если не найдется семья, которая возьмет к себе ни в чем не повинного ребенка и объяснит ему, что отец просто хотел улучшить шелк, но допустил ошибку и убежал.

Я виновато наклонил голову. Большой Хун тяжело откашлялся.

— Мы с женой возьмем мальчика, — прохрипел он, — девочку тоже, если она выживет.

У них будет чудесный дом, и мы будем их любить.

— Добрый человек, оставим в покое оценщика Фана и Хапугу Ма, — сказал мастер Ли. — Они сами накажут себя.

Такая жадность разъедает душу словно стая крыс, и когда они окажутся в аду, все мучения, посылаемые Великим Яо-ваном, им уже будут и так хорошо известны. Нас же ждет работа.

Рукописей у Фана имелось столько, что они занимали два ящика и сундук, и настоятель наконец нашел упоминание о корне силы. Правда, мы понятия не имели, был ли это именно Великий Корень Силы.

— Тридцать лет назад корень силы был продан прародительнице по цене триста юаней, — прочитал настоятель, — больше здесь ничего не сказано, так что, я думаю, он до сих пор находится у нее.

Ли Као посмотрел на нас так, будто его внезапно укусила рассерженная оса.

— Если эта женщина меня увидит, мне тут же отрубят голову, — печально произнес он. — Хотя, если подумать, это чудо, если она меня узнает. Ей едва исполнилось шестнадцать, когда меня вызывали в императорский дворец, а это случилось пятьдесят лет назад.

— Мастер Ли, вас вызывали в императорский дворец? — остолбенев, спросил я.

— Да, и не один раз. По-моему, при старом Вэньди, да-да, именно при нем. Когда-то, в дни моей беззаботной юности, я продал ему «кота в мешке».

Мы в недоумении уставились на него.

— «Кота в мешке»?

— Да-да. Я хотел выиграть пари, — объяснил старик, — Мы поспорили, насколько глуп наш император, и я обманул его. Я что-то наплел насчет шелка, и он поверил, хотел даже купить у меня рецепт. Когда же меня вызвали в суд, я думал, меня четвертуют, но император выбрал другое наказание. Дело в том, что в то время варвары хотели узнать тайну изготовления шелка и оказались довольно близки к истине. Император приказал:

«Ли Као, расскажи этим шакалам «тайну шелка», как ты рассказал ее мне». О, это были одни из самых ужасных дней в моей жизни.

Мастер Ли повернулся и быстрым шагом направился к двери. Мы, как овцы, послушно следовали за ним, и я понял, что у старика имелось намного больше секретов, чем казалось на первый взгляд. Я слушал его с восхищением.

— Вначале мне пришлось размягчить их мозги. Да-да, сделать жидкими, как кисель. И лучшим средством оказалось, конечно, вино. Каждый день я неотрывно смотрел на эти пьяные рыжебородые морды, преспокойно храпящие в лужах собственной рвоты, но дурман сделал свое дело. Правда, они были крепкие, как горные козлы, и прошло полтора месяца, прежде чем я убедил их, что шелк добывается из семени белого дракона, что живет далеко в монгольских ледниках. Перед тем как отправиться в путь, их вождь пришел ко мне. Это был неуклюжий болван по имени Прокопий, и вино явно не пошло ему на пользу. «О великий и могучий учитель Ли, открой мне секрет мудрости! « — прорычал он. На его лице плавала детская улыбка, а глаза походили на пару розовых голубиных яиц, брошенных в бататовый суп. Однако, к моей чести, я не моргнул и глазом.

«Возьми большую чашу, — сказал я, — наполни ее смесью из фактов и домыслов, историй и легенд, науки и суеверий, логики и безумия. Добавь по вкусу горьких слез и залпов смеха; брось все это в три тысячи лет цивилизации, вылей в кун вань, что по-китайски — «порожняя чашка», и выпей до дна». Прокопий уставился на меня. «И тогда я стану мудрым? « — спросил он. «Более того, — ответил я, — ты станешь китайцем».

Мы вернулись в лазарет. Ли Као долго ходил между рядами коек, глядя на детей.

Усталость взяла свое: он сгорбился, а покрытая морщинами кожа казалась почти прозрачной в ярких утренних лучах.

Дети спали мертвым сном и походили на маленькие мумии. Дочурка Фана, всегда веселая и прекрасная, сейчас выглядела как нефритовая статуэтка. Из нее словно выпили жизнь, сделав похожей на живой скелет. Рядом с ней лежала дочка лесоруба, которую все звали Соломенная Шляпка. Худенькая милая девчушка, по просьбе отца она сшила ему роскошное погребальное платье, которое он с гордостью надевал на каждый праздник.

Сейчас отчаявшийся отец надел на нее этот траурный халат. Девочка казалась крохотной и беззащитной в огромном одеянии, и вышитый на нем по традиции знак «долголетие»  выглядел как злая шутка.

Возле безжизненных ручек каждого ребенка лежали их любимые игрушки, родители молча сидели рядом, а из деревни доносился жалобный вой собак, ищущих своих маленьких хозяев.

Ли Као тяжело вздохнул, затем расправил плечи и кивком подозвал меня.

— Десятый Бык, послушай, я не имею ни малейшего понятия, чем отличается корень силы от Великого Корня. Насколько мне известно, все, что можно сделать с просто корнем — так это добавить в него клею, чтобы чинить сандалии, — тихо сказал он. — Но две вещи я знаю точно. Каждого, кто рискнет украсть у прародительницы что-нибудь ценное, ждет не очень приятная смерть, и я слишком стар, чтобы пойти на это в одиночку. Я взял твои деньги, пять тысяч медных монет, так что решать тебе. Будет, как ты скажешь.

— Мастер Ли, я готов! — воскликнул я.

Мне хотелось тут же кинуться на поиски корня, но старик остановил меня.

— Лу Юй, если дети умрут внезапно, мы ничего не сможем поделать. Но, судя по трактатам, они пробудут в забытьи еще долго. Худшее же, что мы можем сделать, это отправиться в путь усталыми и неподготовленными. Поэтому я собираюсь немного отдохнуть, а ты, если не хочешь спать, пойди к настоятелю. Уверен, он расскажет тебе много интересного. Женьшень — самое необычное, равно как и самое дорогое, растение на Земле.

Он зевнул и потянулся.

— Вначале мы вернемся в Пекин, чтобы взять немного денег, а потом сразу отправимся в дорогу.

Ли Као лег спать. Я же еще никогда не чувствовал себя таким бодрым. Настоятель отвел меня к себе показать рукописи, и то, что я узнал о женьшене, было настолько захватывающим, что на час я почти совсем забыл о постигшей нас беде.

 

Глава 4, в которой Десятый Бык узнает от настоятеля о корне молнии, о последнем императоре династии Суй, о жестокой прародительнице и об ошибке великого Тан Тайцзуна

По словам настоятеля жень-шень — самое спорное из всех лекарственных растений в мире. И в то время как одни маститые доктора утверждают, что он не полезнее крепкого чая, другие готовы поклясться, что это наипервейшее средство в лечении малокровия, истощения, золотухи, катара желудка, равно как и нарушений работы легких, почек, печени, сердца и гениталий. В давние времена, когда корня было много, крестьяне смешивали его с мозгом совы и черепашьим жиром и, втирая мазь в голову больных, лечили безумие. Также женьшень смешивался с истолченными рогами оленя, и этим порошком лечили туберкулез. Для искателей же корня и по сей день это не просто растение, а целый культ.

Они называют его чандянь чэнь, что значит «корень молнии», и верят, что он появляется только в том месте, где маленький горный источник был высушен ударом молнии. После трехсот лет жизни зеленый сок женьшеня становится белым и у него появляется душа. Отныне он может принимать облик человека, но никогда не станет им по-настоящему, поскольку лишен тщеславия и эгоизма.

Женьшень — истинное добро и с радостью пожертвует собой, чтобы помочь людям, чьи помыслы чисты. В человеческом же обличье он может появляться в виде мужчины или прекрасной женщины, но более часто его видят как пухленького загорелого ребенка с розовыми щечками и озорными искорками в глазах. Злые люди обнаружили, что, перевязав растение красной лентой, женьшень можно поработить, и вот почему теперь так сложно найти этот корень. Он вынужден прятаться от зла, и потому поиск женьшеня стал одним из самых опасных занятий на Земле.

Искатель женьшеня должен с самого начала показать чистоту своих помыслов, и потому, отправляясь на поиски, он никогда не берет с собой оружия. При себе у него есть только конической формы шляпа из березовой коры, сандалии из дубленой свиной кожи, смазанный маслом передник для защиты от росы и лоскут барсучьей кожи, чтобы сидеть на мокрой земле. Также искатель берет с собой два маленьких заступа из кости и два гибких ножика, совершенно непригодных для самообороны. Не считая небольшого запаса еды и вина, это — все, и теперь его путь лежит в дикие горы, где еще не ступала нога человека. Отныне на него могут напасть дикие животные или еще более странные и опасные твари, вроде крошечных сов, которые завлекают людей в Лес Забвения, откуда еще никто не возвращался. На обратном пути бандиты могут убить его и забрать драгоценный корень. Опасность повсюду.

Однако истинный искатель женьшеня не боится и следует за своей звездой. Если же, обыскав всю местность, он не находит ничего, искатель помечает кору деревьев као чу куа крошечными тайными знаками, говорящими другим, чтобы те не тратили попусту время.

Искатели никогда не обманывают друг друга, потому что они — не конкуренты, а братья одной веры. Там же, где был найден корень, воздвигается своего рода алтарь, куда всеми, кто ищет растение, кладутся пожертвования в виде камней или лоскутков ткани. Если кто-то находит женьшень, который еще недостаточно созрел, он огораживает его колышками со своим знаком. Другие помолятся и положат на святое место приношения.

Они скорее перережут себе горло, чем украдут драгоценный дар.

Но еще более диковинно и странно ведет себя тот, кто нашел, что искал.

Усталый, изможденный, умирающий с голоду искатель, продравшись сквозь колючий кустарник, вдруг видит маленькое растение с пятью веточками и красными ягодами посредине. И тогда, плача от радости, счастливчик падает на колени и широко разводит руки, дабы показать, что не вооружен. Затем он низко кланяется, бьется три раза головой о землю и произносит молитву: «О Великий Дух, не покидай меня! Я пришел с чистым сердцем, и в моей душе нет места дурным помыслам и злу».

Затем он закрывает глаза и так лежит много минут. Женьшень может не поверить человеку и, обернувшись красивой женщиной или румяным ребенком, убежать. И искатель не должен видеть это. Если же, открыв глаза, он по-прежнему видит чандянь чэнь перед собой, радость его безгранична, и не столько от факта, что он нашел драгоценное растение, сколько от осознания того, что он действительно чист в душе.

Теперь нужно взять семена и осторожно пересадить их в другое место, чтобы женьшень мог снова расти. Потом ободрать листья и цветы и произвести церемониальное сожжение, сопровождаемое многочисленными молитвами. И, наконец, при помощи маленькой костяной лопатки выкапывается сам корень, довольно ветвистый и по своей форме напоминающий человека. (Скептики считают, что именно из-за этого растение стало предметом культа.) Затем гибкими ножичками очищаются крохотные усики, называемые бородками, в которых, по поверьям, и сосредоточена основная лечащая сила.

Корень заворачивается в березовую кору, посыпается перцем, чтобы уберечь от насекомых, и счастливый обладатель женьшеня начинает долгий и не менее опасный путь домой.

— Где ему, возможно, перережет глотку кто-нибудь вроде Хапуги Ма, — угрюмо закончил настоятель. — Которого в свою очередь обманет какой-нибудь оценщик Фан, который продаст драгоценный корень прародительнице, которая как гигантская ядовитая жаба воссядет на том легендарном божестве, чья единственная цель — просто помогать добрым людям.

— Почтенный господин, мне неловко, но я никогда не слышал о прародительнице, — смущенно сказал я.

Настоятель откинулся в кресле и устало потер глаза.

— Ах, что за женщина, — произнес он с деланным восхищением. — Она начала свой путь одиннадцатилетней наложницей императора Вэньди и к шестнадцати годам настолько окрутила старика, что он сделал ее своей третьей женой. Затем прародительница отравила императора, задушила всех его жен, обезглавила всех сыновей, кроме безвольного младшего Яна, которого тут же посадила на трон, в результате чего стала практически полноправной правительницей Китая.

— Но, почтенный господин, я всегда думал, что император Ян — злобный и безнравственный правитель, который почти развалил империю, — воскликнул я.

— Так принято считать, приплюсовав сюда и отцеубийство, — сухо ответил настоятель. — На самом же деле Ян был тихим и славным малым. Реальным правителем являлась прародительница, присвоившая этот титул, дабы придать своему облику определенную конфуцианскую завершенность. А ее правление… Оно было кратким, но ярким, поверь мне. Она почти разорила империю, повелев, чтобы каждый лист из ее сада, упавший наземь, заменялся искусственным, сотканным из самого дорогого шелка. Ее прогулочная ладья была двести семьдесят чи длиной, имела четыре палубы, огромный тронный зал и сто двадцать кают, украшенных золотом и нефритом. Проблема состояла в том, чтобы найти подходящий по размеру водоем. Тогда она согнала три миллиона шестьсот тысяч крестьян и приказала им соединить Янцзы и Желтую реку, вырыв канал в сорок чи глубиной, пятьдесят чжанов шириной и тысячу ли длиной. С практической точки зрения Великий канал абсолютно бесполезен, но для прародительницы было важно другое. При строительстве погибло три миллиона человек, и такая цифра, по ее мнению, подтверждала ее божественную власть.

— Когда же канал был закончен, — продолжал настоятель, — прародительница пригласила своих друзей сопровождать се в очень важной поездке в провинцию Янчжоу.

Флотилия прогулочных лодок протянулась на шестьдесят ли, движимая девятью тысячами гребцов и восьмьюдесятью тысячами бурлаков, некоторые из которых остались в живых.

Важнейшей же миссией было посмотреть на цветение лунных цветов. Правда, сам император Ян их так и не увидел. Каприз прародительницы был исполнен от его имени, а он все время провел в каюте. Ян глядел в зеркало и сокрушался: «Ах, какая красивая голова. Интересно, кто ее когда-нибудь отрубит?»… Это сделали друзья великого воина Ли Шимина, который в конце концов взял себе имя Тан Тайцзуна и по сей день управляет империей. Судя по всему, он станет одним из величайших императоров в истории Китая, но я все же считаю, что он допустил огромную ошибку, обвинив юного Яна во всех грехах династии Суй и тем самым позволив прародительнице доживать свои дни в роскоши и богатстве.

Я был настолько ошарашен, что не мог вымолвить и слова. Настоятель наклонился и похлопал меня по колену.

— Сынок, ты отправляешься в путь с человеком, который рисковал своей жизнью по меньшей мере девяносто лет. И Мастер Ли знает все слабости прародительницы куда лучше, чем я. Так что, надеюсь, вам повезет.

Настоятель умолк и задумался. В теплом воздухе жужжали пчелы и мухи, и я думал, слышит ли он и стук моего сердца. Несколько минут назад я был готов помчаться в путь, как олень; сейчас же мне хотелось попросту зарыться в землю.

— Ты хороший парень, Десятый Бык, и я бы не позавидовал тому, кому придется помериться с тобою силами. Но ты почти ничего не знаешь о мире. По правде говоря, я не так волнуюсь за твое тело, как за твою душу, мой мальчик. Понимаешь, ты ничего не знаешь о таких людях, как мастер Ли. Он сказал, ему надо остановиться в Пекине, чтобы взять немного денег, тогда как на самом деле…

Он запнулся, словно подбирая нужное слово. Но, наверное, потребовалось бы несколько лет, чтобы мне все объяснить.

— Десятый Бык, мастер Ли — наша единственная надежда, — угрюмо сказал настоятель. — И ты должен во всем его слушаться. Ступай, я буду молиться за тебя.

С этим довольно тревожным благословением он отпустил меня, и я пошел попрощаться с друзьями и семьей. Чуть позже меня сморил сон. Я спал, и мне снились румяные детки женьшеня, которые резвились и прыгали вокруг, пока я пытался перевязать красной ленточкой волшебные растения, росшие в саду, где три миллиона шелковых листьев трепыхались на ветру, разносящем смрад трех миллионов мертвых тел.

 

Глава 5, в которой повествуется, как Десятый Бык узнаёт много нового о столичной жизни, об отрезанном ухе разбойника из Сучжоу, о золоте, козле и Скряге Шэне, о красотке Пин, игре «летящие бабочки»  и прочих способах близкого знакомства

«Весенний ветер подобен вину, — писал Чан Чоу, — летний — чаю; осенний ветер пахнет как дым, а зимний — горчица или имбирь». Ветерок, подметающий улицы

Пекина, был чаем с запахом дыма, а также ароматами сливы, мака, пиона, платана, лотоса, нарцисса, орхидей и диких роз, сладких листьев банана и бамбука. Но также здесь пахло потом, свиным салом и прокисшим вином, как и всеми теми людьми, коих было, наверное, больше, чем во всех других городах, вместе взятых.

Когда я впервые попал сюда, то был слишком занят поисками улицы Глаз, и мне было не до праздника луны. Сейчас же все было иначе. Что тут творилось! Я как завороженный смотрел на жонглеров, подбрасывающих булавы, и акробатов, кувыркающихся в воздухе.

Девушки, маленькие и изящные как фарфоровые статуэтки, на цыпочках танцевали на огромных искусственных цветках лотоса. Паланкины и повозки важных господ медленно проплывали по улицам. В открытых театрах разыгрывались спектакли, а игроки в кости кричали от восторга или кляли злополучную судьбу. Я ужасно завидовал этим элегантным и уверенным в себе богачам, которыми восхищались женщины. Они, как коты, грелись в лучах своей власти или не удовлетворенные и этим отправлялись на улицу Четырехсот Запретных Удовольствий, Вокруг, в расписанных яркими красками шатрах, юные красотки стучали в барабаны и пели песни бубнов и цветов. А почти на каждом углу старухи торговали питьем и фруктами в сахаре, крича и зазывая людей: «Эй! Подходите ближе, мои детки! Я расскажу вам легенду о великом Эрлане и о том, как его сожрал ужасный вепрь из загробного царства».

Мастер Ли ловко орудовал локтями. Мы без труда пробивались сквозь встречную толпу, и нам вдогонку неслись крики и брань. Старик чувствовал себя здесь как рыба в воде. Он объяснил, что для горожанина странные звуки города столь же понятны, как звуки природы для меня. Например, длинный протяжный звук камертона говорил о наличии поблизости лавки цирюльника; стук фарфоровых ложек о миску предвещал клецки в горячем сиропе; а звон медной посуды означал то, что где-то рядом продавалось питье из диких яблок и слив.

Ли Као уверенно шел вперед, а я по своей наивности полагал, что он собирается попросить денег у кого-нибудь из знатных друзей или одолжить их у ростовщика. Мне стыдно признаться, но я ни на мгновение не вспомнил ни бамбуковую хижину, где он жил, не представил его возможных друзей. И потому изрядно удивился, когда мы вдруг резко свернули с главной улицы и оказались среди помоев и нечистот. Крысы таращились на нас жадными злыми глазами, горы мусора перегнивали, пузырясь и источая жуткий смрад, а у стены в куче отбросов лежал «труп», который при ближайшем рассмотрении оказался мертвецки пьяным бродягой. В конце улочки стояла покосившаяся деревянная хижина, над которой висел голубой флаг виноторговца.

Позже я узнал, что винная лавка Одноглазого Вэна считалась самым злачным местом во всем Китае, но тогда увидел лишь мрачную комнату, где кишели мухи и сидел какой-то разбойник с нефритовой серьгой в разодранном ухе.

— И вы, слабаки, называете эту мочу вином? Да у нас в Сучжоу мы делаем такое вино, что вы лишь понюхаете — и уже свалитесь с ног! — орал он.

Одноглазый Вэн повернулся к жене, которая стояла за прилавком и месила какую-то дрянь.

— Надо добавить еще красного перца, моя голубка.

— Двести двадцать два проклятия! — завопила Толстуха Фу— Перец кончился!

— В таком случае, о свет моей жизни, добавим желудочного сока больной овцы, — спокойно ответил Вэн.

Разбойник выхватил кинжал и стал яростно рассекать воздух.

— И вы, слабаки, называете это мухами? Да у нас в Сучжоу такие мухи, что мы им подрезаем крылья, привязываем к плугу, и они у нас землю пашут! — вопил он.

— Вероятно, немного дохлых мух придадут букету особый аромат, — задумчиво произнес Одноглазый Вэн.

— Ты гений, о самый прыткий из всех жеребцов, но это слишком рискованно, — сказала Толстуха Фу. — Они могут перебить наш знаменитый привкус мореных тараканов.

Тут разбойник увидел Ли Као.

— И вы, слабаки, называете этих карликов мужиками? — снова заорал он. — Да у нас в Сучжоу мужики облака головой достают!

— Да? А в нашей скромной деревне мужики верхней губой лижут звезды, а нижней роют землю, — мягким голосом произнес мастер Ли.

Громила задумался.

— А где же у них тогда туловище?

— А нет у них туловища, — ответил старик, — они как ты — один сплошной рот.

В этот миг сверкнуло лезвие, брызнула кровь, и Ли Као спокойно бросил серьгу себе в карман вместе с отрезанным ухом бандита.

— Меня зовут Ли Као, и у меня есть один маленький недостаток, — учтиво поклонившись, произнес он. — А это мой уважаемый спутник, Десятый Бык, который сейчас размозжит тебе голову тупым предметом.

Я не очень хорошо понял, что значит «тупой предмет», но, к счастью, спрашивать не пришлось: громила сел за стол и зарыдал. Ли Као же обменялся непристойной шуткой с Одноглазым Вэном, ущипнул Толстуху Фу за зад и кивком пригласил меня присоединиться к ним распить кувшин вина, к счастью, уже не их собственного приготовления.

— Десятый Бык, мне кажется, в твоем образовании есть очень большой пробел, а потому я предлагаю это срочно исправить, — сказал он и положил на стол серьгу. — Чудесная вещь.

— Хлам, — усмехнулся Одноглазый Вэн.

— Дешевая подделка, — пропищала Толстуха Фу.

— Такое мог сделать только слепец, — усмехнулся Одноглазый Вэн.

— Самая худшая серьга, что я видела, — пропищала Толстуха Фу,

— Сколько? — спросил Одноглазый Вэн.

— Отдам за бесценок, — ответил мастер Ли. — Бесценок же — это мешок фальшивых золотых монет, два дорогих платья, роскошный паланкин и прилично одетые слуги — на время, тележка с отбросами и козел.

Одноглазый Вэн прищурился и что-то прикинул в уме.

— Козла не дам.

— Но мне нужен козел.

— Это не такая уж хорошая серьга.

— А мне не нужен такой уж хороший козел.

— Нет, козла не дам.

— Но ты получаешь не только серьгу, но и ухо в придачу, — сказал мастер Ли.

Они наклонились над столом, внимательно рассматривая окровавленное ухо.

— Не очень хорошее ухо, — усмехнулся Одноглазый Вэн.

— Ужасное ухо, — пропищала Толстуха Фу.

— Отвратительное, — усмехнулся Одноглазый Вэн,

— Самое худшее ухо, что я видела, — пропищала Толстуха Фу.

— К тому же какой в нем прок? — спросил Одноглазый Вэн.

— А ты посмотри на того мерзавца, которому оно принадлежало, и представь, сколько грязи оно слышало, — мастер Ли нагнулся над столом и прошептал: — Допустим, у тебя есть враг.

— Враг, — сказал Одноглазый Вэн.

— Он богат, и у него много земли.

— Земли, — сказала Толстуха Фу.

— Через нее протекает река.

— Река, — сказал Одноглазый Вэн.

— И вот полночь. Ты перелезаешь через забор, собаки тебя не почуяли, и ты тенью крадешься к истоку реки. Здесь ты озираешься, достаешь из кармана это отвратительное ухо и окунаешь его в воду. И из него вытекают такие грязные, жуткие, мерзостные слова, что рыбы на тысячи миль всплывают брюхом вверх. Коровы дохнут, едва попив из реки. Прекрасные сочные поля засыхают, а дети, искупавшись раз, заболевают проказой. И все это — за одного лишь козла!

Толстуха Фу закрыла лицо руками.

— Десять тысяч благословений той женщине, что родила на свет Ли Као, — запричитала она. Вэн же промокнул глаз грязным платком и хмыкнул:

— Ладно, твоя взяла.

В деревне моя жизнь шла размеренно, сезоны плавно сменяли друг друга. Теперь же меня подхватил ураган мира Ли Као, и, должен признаться, я пребывал в шоке. Но так или иначе следующее, что я помню — мы вместе с Ли Као и Толстухой Фу едем в роскошном паланкине по улицам Пекина, а Одноглазый Вэн идет впереди, разгоняя бедняков длинной тростью с золотым набалдашником. Одноглазый Вэн был одет как слуга из очень богатого дома, Толстуха Фу — как служанка, в то время как на нас с Ли Као красовались ослепительные халаты из тончайшего зеленого шелка, подпоясанные серебряными поясами, окаймленными нефритом. Жемчужные нити свисали с наших шляп и раскачивались на ветру, а мы важно сидели и обмахивались веерами.

Процессию замыкал слуга. Он волочил за собой груженную всяческими помоями тележку и паршивого козла, и это был тот самый разбойник, который еще недавно так браво размахивал ножом. Сейчас его голова была перебинтована., и он то и дело жалобно всхлипывал и стонал: «Мое ухо».

— Это дом Скряги Шэня, — Толстуха Фу указала на большой некрашеный дом, у входа в который курились дешевые благовония подле статуй бессмертного покровителя торговли, божественного искателя зарытых сокровищ, властелина богатства и всех прочих алчных божеств Небесной Канцелярии. — Скряга Шэнь — ростовщик и подлец. На него горбатятся в восьми районах города, у него есть шесть домов в шести разных городах, повозка, экипаж с шелковым балдахином, лошадь, три коровы, десять свиней, двадцать кур, восемь сторожевых собак, семь полуголодных слуг и юная наложница по имени Красотка Пин.

Впереди нас плелся старый крестьянин. Он вел тощего мула, который тянул допотопную телегу с каменными колесами, и на всю улицу кричал дрожащим скорбным голосом:

— Навоз! Свежий навооооооооооооооз!

В доме послышался странный звук, и неприятный резкий голос воскликнул:

— Каменные колеса? В Пекине?

Ставни распахнулись, и крайне отвратительного вида человек высунул голову.

— Великий Будда, каменные колеса! И впрямь! — прокричал он и тут же исчез в темноте дома. Через миг я услышал его вопли: — Повар! Эй, повар, живо сюда!

Тут входная дверь распахнулась, и Скряга Шэнь вместе с поваром выбежали на улицу и увязались за повозкой.

У них в руках были вилки, ножи, ложки, которые они тут же принялись быстро точить о медленно вращаемые колеса телеги.

— Удача-то какая! — кричал повар. — По меньшей мере, две медные монеты сэкономили!

— Мы счастливчики! — поддакивал Скряга Шэнь.

— Навоз! Свежий навоз! — молил старик.

Тут распахнулись другие ставни, и на улицу выглянуло милое личико с парой жарких миндалевидных глаз.

— Красотка Пин, — сказала Толстуха Фу. — У нее есть дешевый халатик, дешевая накидушка, дешевая шляпка, пара дешевых сандалий, дешевая расческа, дешевое кольцо и столько унизительных воспоминаний, что хватит на двадцать жизней вперед.

— Еще! — орал Скряга Шэнь. — Неси все! Мотыги, лопаты — шевелись!

— Что ни день, то райское блаженство, — вздохнула Красотка Пин и закрыла ставни.

— Навоз! Ну, купите свежий навооооооз! — стонал дед.

— Проклятая жара, — произнес мастер Ли и взмахнул веером. — И этот шум, эта жуткая вонь!

— Господин устал и изволит отдохнуть! — завопила Толстуха Фу.

— Подойдет и этот свинарник, — устало сказал Ли Као. Одноглазый Вэн остановился и тростью похлопал Скрягу Шэня по плечу.

— Эй, ты! — прохрипел он. — Тысяча благословений снизошла на тебя, ибо сам

Повелитель Ли из рода Као соблаговолил отдохнуть в твоем жалком жилище!

— Да? — удивленно сказал Скряга Шэнь, и золотая монета упала ему на ладонь.

— Господин Као Ли также требует отдельную комнату для своего спутника Повелителя

Лу из рода Юй!* — снова прорычал Вэн, и вторая монета упала в руки Скряге Шэню.

— Да? — сказал Скряга Шэнь, и за этим последовала третья монета.

— И похлопочи о комнате для козла! — проревел Одноглазый Вэн.

— Твой господин, должно быть, сделан из золота! — воскликнул Скряга Шэнь.

— Нет, — так, между делом, заметил Вэн, — это все его козел.

Спустя несколько минут мы отдыхали в лучшей комнате Скряги Шэня — я, Ли Као, козел и телега с помоями. Фальшивые золотые монеты были запиханы в рыбные головы и протухшее манго, которыми мастер Ли теперь кормил козла. Еще он дал ему чашку касторки, и через некоторое время, порывшись серебряными щипцами в куче дерьма на полу, извлек на свет две сверкающие монеты.

— Что?! — закричал Ли Као. — Всего две? Несчастное животное, да как ты посмел?

Глухой удар в коридоре означал, что подглядывающий за нами Скряга Шэнь упал в обморок. Ли Као немного выждал и, когда наш друг пришел в себя, повторил процедуру.

— Четыре? Четыре золотые монеты? — неистово закричал он. — Жалкое существо,

Великому Ли Као необходимо четыреста золотых монет, дабы жить, как он привык!

Глухой удар сотряс непрочную стену.

В третий раз гнев Ли Као не знал предела.

— Шесть? Всего шесть? Тупое создание, ты когда-нибудь слышал о геометрической прогрессии? Два, четыре — восемь, а не два, четыре — шесть! Я скормлю тебя собакам и отправлюсь в заповедную землю Золотого Зерна за новым козлом!

Очередной звук говорил о том, что Скряга Шэнь еще не скоро придет в себя, и мастер

Ли вывел меня в коридор. Мы перешагнули через распростертое тело, он взял меня за руку и с серьезным видом сказал:

— Послушай, Десятый Бык, если мы хотим вернуться живыми после встречи с прародительницей, ты должен запомнить, что лучшее лекарство от угрызений совести — это ее отсутствие. Перестань думать и убери эту постную мину с лица. С этими словами он взбежал по ступенькам на второй этаж и стал открывать все двери подряд, пока не нашел нужную.

— Кто вы? — вскрикнула Красотка Пин, укрываясь одеялом.

— Меня зовут Ли Као, и у меня есть один маленький недостаток, — ответил мастер Ли с учтивым поклоном. — А это мой уважаемый спутник, Десятый Бык.

— Но что вы делаете в моей спальне? — взволновалась Красотка Пин.

— Я приношу свои извинения, но мой друг собирается провести здесь ночь, — спокойно ответил старик.

— А где Скряга Шэнь?

— Скряга Шэнь, судя по всему, проведет эту ночь с козлом.

— Козлом?

— Да, очень дорогим козлом.

— Очень до… Что ты делаешь? — воскликнула Красотка Пин.

— Я раздеваюсь, — ответил я, ибо был слишком хорошо воспитан, чтобы осмелиться ослушаться приказа такого великого мудреца, как Ли Као. К тому же повиноваться наказал мне и настоятель, который сейчас молился за мою душу.

— Я закричу! — захныкала Красотка Пин.

— Искренне надеюсь. Ах, если б мне снова было девяносто, — с грустью в голосе сказал Ли Као. — Приятной ночи, друзья.

Мастер Ли развернулся и быстро вышел за дверь, а Красотка Пин уставилась на меня.

Шаги старика удалялись, и я улыбнулся этой девушке, чья семья попала в алчные лапы оценщика и чья красота стала ее же проклятием. Отныне она была обречена на жизнь с человеком, все достоинства которого составляли маленькие свинячьи глазки, лысая голова, острый горбатый нос, напоминающий клюв попугая, отвислые губы верблюда и огромные слоновьи уши, откуда торчали пучки жестких седых волос.

— Помогите, — уже тише сказала Красотка Пин.

Звуки внизу предполагали, что Скряга Шэнь занят покупкой козла, касторки и телеги с помоями, и нам с Красоткой Пин выпал случай познакомиться чуть ближе.

В Китае, когда молодые изъявляют желание познакомиться поближе, они обычно играют в игру, которая называется «летящие бабочки»* , ибо нет лучшего способа узнать кого-нибудь получше, чем сыграть в игру «летящие бабочки».

— Жри! — заорал внизу Скряга Шэнь.

После знакомства вы переходите к «соединенным пегим зимородкам», и, поверьте, после этого вы непременно станете близкими друзьями.

— Золото! — завопил Скряга Шэнь.

Потом хорошо выпить по кружке вина и обсудить достоинства друг друга, что обычно заканчивается «осенней собакой».

— Жри! — заорал внизу Скряга Шэнь,

Затем юноша играет на лютне, в то время как девушка исполняет танец, который бы вызвал столпотворение, исполняйся он на людях. И это неизбежно приводит к «шести голубям под крышей в дождливый день».

— Золото! — завопил Скряга Шэнь.

Теперь, когда дружба уж точно установлена, остается один шаг до того, чтобы стать близкими друзьями, и лучший способ, разумеется, феникс, порхающий в красной пещере.

— Жри! — заорал внизу Скряга Шэнь.

За этим следует вино, любовные поэмы и «снова летящие бабочки», но уже медленно, спокойно и даже хихикая и шутя. Так продолжается до рассвета, пока вы не успокоитесь настолько, чтобы проверить, например, подлинность золотых монет.

— Что означает этот жуткий запах, о самый совершенный и ненасытный из всех мужчин? — сладко зевнув, спросила Красотка Пин.

— Боюсь, это значит, что сюда идет Скряга Шэнь, о красота весеннего неба, — печально ответил я, поднимаясь с ложа и быстро надевая штаны.

— А что это за шум, о мой мучительно нежный тигр? — спросила Красотка Пин.

— Боюсь, Скряга Шэнь раздает дубинки своим семи полуголодным слугам, о лепесток редчайшей из роз, — вздохнул я, сгребая в охапку мои сандалии, халат, расшитый нефритом серебряный пояс, шапку с жемчужными нитями и украшенный золотом веер.

— Милостивый Будда! А что это за отвратительная масса течет мне под дверь? — закричала Красотка Пин.

— Боюсь, это козлиное дерьмо, о соблазнительница Вселенной. Прощай, — ответил я и выпрыгнул в окно.

На улице меня уже ждал Ли Као. Он прекрасно отдохнул и сейчас одобрительно смотрел на меня. Я нагнулся, он быстро забрался мне на спину, и я ринулся вон из города под дикий крик Скряги Шэня, который истошно вопил: «Верните мне мои пятьсот золотых монет!»

 

Глава 6, в которой рассказывается о некоторых опасностях супружества, о споре мастеров Триады, о спектакле на большой дороге и о гостеприимной хозяйке дворца

Путь к дому прародительницы пролегал через крутые горы, и большую его часть я тащил Ли Као на себе. Ветер пел в кронах высоких деревьев, и звук этот был подобен шуму прибоя. Поэты называли его сосновым прибоем, и сравнение с морем казалось очень удачным. Хвойные волны шумели, а облака напоминали огромные белые паруса, скользящие по бескрайней синей глади.

Мы проделали долгий путь, но все пути рано или поздно заканчиваются. Преодолев высокий хребет, мы спустились в равнину, и Ли Као указал на виднеющийся впереди невысокий холм.

— Там, за холмом, летний дворец прародительницы, — сказал он. — И, по правде говоря, мне не терпится снова увидеть ее.

Он улыбнулся.

— Знаешь, Десятый Бык, я слышал, она серьезно прибавила в весе, но пятьдесят лет назад это была самая красивая девушка из всех, кого я когда-либо видел. Но, несмотря на это, в ней было что-то настораживающее. Опасное. Старого Вэньди я, напротив, очень любил. Тем более что после случая с Прокопием и другими варварами я пришелся ко двору и мне даже позволили подходить к трону с запада или востока вместо того, чтобы, как все, ползти на коленях с южной стороны* . И вот как-то раз я подошел к императору и, лукаво подмигнув, сказал, что приготовил ему подарок и предлагаю посмотреть на новобрачных. Вэнь любил подглядывать, и вот мы на цыпочках пробрались в мою комнату, и я отодвинул занавеску.

«О, Сын Неба, — сказал я, указывая на пару, — на все твоя воля, но мне кажется, что женитьба на некоторых женщинах может обернуться весьма печальными последствиями».

Новобрачными оказалась пара богомолов. И пока жених сладострастно выполнял свой супружеский долг, смущенная невеста вытянула шейку и откусила возлюбленному голову.

Невеста съела ее, а нижняя часть тела жениха все еще продолжала свою работу, из чего становилось понятно, где у него находились мозги. На какой-то момент император задумался, стоит ли ему жениться, но прародительница была сильней. Вскоре меня сослали на юг, и следует признаться, мне повезло, поскольку благодаря этому меня не было поблизости, когда она отравила старика и начала уничтожать всех вокруг.

Мы добрались до вершины холма, и я не без страха взглянул вниз. Дворец напоминал военную крепость. Он занимал почти всю долину и был окружен высоченными параллельными стенами. В проходах между ними ходили стражники с собаками, и повсюду стояли солдаты.

— Представляю, как выглядит ее зимний дворец, — тихо сказал мастер Ли.

— И как же мы проникнем внутрь и украдем корень силы? — спросил я.

— Никак. Нам его не украсть при всем нашем желании, — ответил Ли Као. — Она сама нам его отдаст. Правда, для этого придется кого-нибудь убить, и, знаешь, мне бы не хотелось убивать кого попало. Так что молись, чтобы этим человеком оказался уж просто отъявленный негодяй.

Ли Као посмотрел вниз.

— Хотя, конечно, если она меня узнает, нас ждут отменные похороны, Лу Юй. Думаю, голову она нам не отрубит. Нас заживо сварят в кипящей смоле.

В городе мастер Ли купил роскошную повозку, и мы остановились на постоялом дворе. На следующий день Ли Као взял одну из золотых монет Скряги Шэня и прибил ее к доске у городской площади. Я думал, ее заберут, как только мы отвернемся, но мастер Ли нарисовал вокруг нее какие-то мистические знаки, и горожане, завидевшие монету, тут же бледнели и быстрее уходили прочь, бормоча себе под нос спасительные заклятия. Я не понимал ровным счетом ничего. В тот вечер через город шли разбойники — самые жуткие бандиты из всех, что я видел в своей жизни. Они остановились возле монеты, долго изучали написанные символы и в конце концов повернули к нашему постоялому двору. Ли Као предусмотрительно выставил в харчевне кувшины с крепчайшим вином, и теперь, вылакав все до капли, они сидели в нашей комнате с животной злобой в глазах и держа руки на рукоятках ножей. Дикие звуки наполняли воздух, но внезапно все смолкло.

Ли Као вошел в комнату и взобрался на стол.

Они словно проглотили языки и, выпучив глаза и побледнев, уставились на старика.

Главарь банды обливался потом, казалось, он вот-вот упадет в обморок.

Старика же я едва узнал. Сейчас на нем был ярко— красный длиннополый халат, расшитый таинственными символами, и такая же алая повязка на голове. Правая штанина была закатана, левая нет, и покуда левая нога была обута, как обычно, в сандалию, на правой была туфля. Левую руку мастер Ли держал на груди, оттопырив средний палец и мизинец, правая была спрятана в рукаве. И тут Ли Као зашевелил пальцами, и рукав заболтался, как висельник в петле. Четверо разбойников подтолкнули вперед главаря. Ван Оскопитель дрожал так сильно, что чудом держался на ногах, но тоже засунул руку в рукав и так же затряс пальцами. Мастер Ли ускорил темп, Ван Оскопитель тоже, и это безумие продолжалось несколько минут. Наконец, Ли Као вытащил руку и жестом приказал разбойникам убираться. Далее я не поверил своим глазам. Бандиты вместе со своим главарем упали на колени и на четвереньках поползли к выходу. Ли Као улыбнулся и, откупорив новый кувшин вина, пригласил меня к столу.

— Знаешь, Десятый Бык, что странно? Чем отвратительнее преступник, тем больше он боится тайных обществ и всякой магической чепухи, — довольно произнес он. — Ван почему-то решил, что я — великий мастер Триады и что его головорезам перепадет немалый куш, если они помогут нам в деле против прародительницы. Что ж, надо признаться, насчет последнего он прав.

Два дня спустя придворные дамы возвращались во дворец, когда на большой дороге на них напали бандиты. Разбойники выглядели столь ужасно, что «бесстрашные»  воины испугались и бросились наутек, оставив бедных дам на произвол судьбы. Но Небо сжалилось над ними, и откуда ни возьмись появились двое храбрецов, которые отважно ринулись на их защиту.

— На колени, трусливые псы, или вы узнаете гнев Повелителя Ли из рода Као! — кричал мастер Ли.

— Трепещите, мерзавцы, перед яростью Великого Лу из рода Юй! — восклицал я.

Тут, к несчастью, одна из лошадей поскользнулась, наша повозка опрокинулась, и мы повалились на полураздетых девиц. Честно признаюсь, вид прелестного нефритового медальона, висевшего на не менее прелестной груди, мало располагал к бою. Но нам все-таки удалось собраться с силами и отважно броситься на негодяев.

Ли Као рубил налево и направо мечом, я тоже дрался, как тигр. Разумеется, он не попал ни в кого, я же умышленно придерживал удары, да и разбойники прекрасно помнили, что на самом деле не собирались никого насиловать и грабить. Одним словом, спектакль удался. Правда, увлекшись поединком, я поскользнулся и ненароком сильно толкнул главаря.

Он рухнул наземь, но за общей шумихой и толкотней я забыл об этом, и вот бандиты уже бежали в страхе, а мы готовились выслушать благодарность спасенных нами дам, как вдруг… Дело заключалось в том, что Ван Оскопитель уже потерял нос и оба уха в уличных боях, и потеря еще и передних зубов совсем не радовала бедолагу. Он подкрался сзади, сжимая в руках здоровенную дубину.

— Подарок для Великого Лу Юя, — крикнул он и что есть мочи ударил меня по голове.

Перед моим взором вспыхнули оранжевые и пурпурные искры, и все померкло.

Я очнулся в роскошной спальне, окруженный прекрасными женщинами, которые отталкивали друг друга, борясь за право приложить холодный компресс к шишке на моей голове.

— Он проснулся! — заорали они истошными голосами. — Великий Лу Юй открыл свои божественные глаза!

Меня всегда учили быть вежливым, но это было уже слишком.

— Если вы сейчас же не прекратите этот гам, Великий Лу Юй задушит вас своими же божественными руками! — закричал я.

Но они не обратили на это ни малейшего внимания и продолжали гудеть, как пчелы.

Вскоре я начал ухватывать смысл. Мы с Ли Као спасли их от неминуемого разбоя и унижения, да и наши шапки, шелковые халаты, окаймленные нефритом серебряные пояса, веера и кошельки, набитые золотом Скряги Шэня, тоже говорили о многом. Так все и было задумано, только я оказался сильно озадачен постоянно повторяемым словом «жених»  и собрал все силы, чтобы расспросить их. Но это оказалось не так просто.

Мои раны оказались серьезнее, чем я думал. Пол ходил ходуном под ногами, кровать шаталась, а в голове гудело и пульсировало. Звук делался все громче, как вдруг девицы замолкли и на цыпочках выбежали в боковую дверь. Я услышал шаги и почувствовал мерзостный запах. Дверь в спальню распахнулась, и в комнату «вплыла»  женщина.

Пол трясся при каждом ее шаге, и, судя по всему, она весила не меньше пятисот цзиней* . Холодные колючие глаза, выглядывающие из-под складок серой дряблой плоти, сверкнули злобой, и мощная отекшая рука схватила меня за подбородок. Леденящий взгляд скользнул по лицу, и туша прорычала:

— Неплохо.

Затем она взяла мою правую руку и пощупала мышцы.

— Неплохо.

Громадина откинула одеяло и нажала мне на грудь.

— Устраивает.

Одеяло слетело на пол, и зловонная, покрытая язвами рука ткнула меня в пах.

— Подойдет.

Большой заплывший жиром палец угрожающе закачался перед моим носом:

— Тебя называют Повелителем Лу из рода Юй. Я знаю всех по имени Юй и среди них нет Повелителей. Твоего помощника называют Повелителем Ли из рода Као, но такого рода нет* . Вы — мошенники и искатели удачи, только ваши похождения меня не интересуют.

Она уперлась руками в бока и пристально посмотрела на меня.

— Ты приглянулся моей внучке, и я хочу правнуков. Как только твои раны заживут, вас повенчают. Вы подарите мне семь правнуков, и это будут мальчики. Я намереваюсь свергнуть династию Тан и восстановить династию Суй, и мальчики для этого подходят больше. Но учти: я не хочу видеть твою глупую рожу за исключением случаев, когда это крайне необходимо; и ты ни с кем не смеешь говорить до тех пор, пока не заговорят с тобой. При малейшем непослушании твоя голова тут же слетит с плеч.

Чудище развернулось и «выплыло»  из комнаты, громко хлопнув дверью.

Какое-то время я лежал не в силах пошевелить и рукой, потом быстро вскочил, подбежал к окну и вылез на карниз. Но увиденное удержало меня. Императорский дворец имел по меньшей мере семь садов, и один из них по традиции был точной копией обычной деревни. Я увидел соломенные крыши, водяные мельницы, зеленые поля, свиней, коров, кур и буйволов. Я смотрел на все это и чувствовал, как слезы катятся по моим щекам.

Моей деревне был нужен корень силы.

Я вернулся в постель и лежал, объятый отвращением и страхом.

 

Глава 7, в которой повествуется о методах воспитаниях юношества, о знакомстве со вторым ученым Китая и его несравненной дочерью и прелестях дворцовой жизни

Когда я понемногу пришел в себя и огляделся, то понял, что идея иметь семерых правнуков пришла в голову прародительнице уже давно. Я лежал в спальне для мальчиков, и, должен признаться, мне делалось дурно при одной мысли о том, какая участь ждет моих сыновей.

Семь кроватей были выставлены в ряд с геометрической точностью. Рядом с каждой стоял небольшой столик, и кисточки лежали точно в трех цунях от тумечниц. В этой холодной нечеловеческой комнате все находилось в идеальном порядке, а на стенах виднелись каллиграфические надписи. Отчасти это был кун куяо, табель провинностей, и я приведу вам выдержку из него.

Каждая провинность наказуема поркой березовыми прутьями

Похотливые мысли — 5 ударов

Показ наготы при оправлении нужды — 2 удара

Непристойные сны — 2 удара

Если они сбываются — 10 ударов

Пение фривольных песен— 5 ударов

Запоминание фривольных песен — 10 ударов

Не уступить дорогу женщине — 10 ударов

Взглянуть при этом на нее — 20 ударов

Страстно взглянуть — 30 ударов

Позволить себе непристойные мысли о ней — 40 ударов

Дерзость по отношению к женщине — 50 ударов

Дерзость по отношению к прародительнице — 500 ударов

При повторной дерзости — отсечение головы

На стенах также были написаны уроки, которые требовалось выучить и запомнить, и я в ужасе читал их. Вот, например; Эффективность действий метателей огня мэн хо юй можно повысить, если добавить в масло давленых бананов и кокосовых орехов, благодаря чему горючая смесь будет прилипать к телу врага…

Для получения ядовитого газа при взрыве в огненное зелье нужно добавить пять унций лянов, два с половиной ляна смолы, лян бамбукового волокна и три ляна мышьяка…

Для производства быстрого яда в полевых условиях надо вскипятить две корзины олеандровых листьев, очистить и переработать смесь до получения эссенции и добавить три ляна сушеных клубней аконита. На море необходимо взять пузырь рыбы и…

Хороший способ использовал Ван Шихэн, подбрасывая своим жертвам непристойные книги, предварительно смазав уголки страниц мышьяком. Жертва облизывала палец, дабы перевернуть страницу и…

Для кастрации берется нож, изготовленный из…

Для сохранения отрубленных голов нужно…

Я зарылся с головой под одеяло и так лежал, пока не услышал звук открываемой двери; знакомый голос сказал:

— Вот это удача! Твоя свадьба — это просто подарок свыше. И как тебе наша красавица, которая еще недавно правила Китаем?

Я вскочил и обнял старика.

— Мастер Ли, если моя невеста похожа на свою прабабку, я этого не переживу! — запричитал я. Но тут в моей голове мелькнула радостная мысль. — Хотя ведь если мы помолвлены, значит, я не увижу ее до свадьбы!

— В обычном случае так бы и было, но с тобой все немного иначе. Дело в том, что ты уже видел свою невесту, причем больше, чем надо. Она была одной из тех девиц, с нефритовым кулоном на прелестной груди, помнишь? Не волнуйся. Все, что тебе придется делать, — это иногда гулять с ней в саду, пока я не найду кого-нибудь, кого нам придется убить, чтобы получить корень силы.

— Но ведь…

— Не узнала она меня, успокойся, — усмехнулся Ли Као. — Когда она столкнулась с моей дурной привычкой вечно закатывать глаза, пускать слюни, хохотать и грязными пальцами ковырять в носу, ее природная неприязнь к бродягам лишь усилилась. Не думаю, что она станет искать с тобой встречи, а потому все, о чем тебе стоит волноваться, — это твоя невеста и ее отец.

Отец моей будущей супруги оказался милейшим человеком и блестящим ученым, по знаниям уступающим, наверно, лишь мастеру Ли. Хо Вэнь занял второе место на экзамене на ученую степень цзиньши. Правда, разница между ним и Ли Као была разительной.

Когда у Ли Као появлялась какая-нибудь идея, он «подбрасывал»  ее в воздух подобно монете и смотрел, как она расцветает буйными красками. Затем он «бросал»  другую идею, затем еще и еще; и когда они наконец «опускались»  на землю, то напоминали цепочку с точно подогнанными звеньями. Хо Вэнь же был дотошным и щепетильным, как жук. Его память была столь необъятна и удивительна, что даже Ли Као тут не мог с ним сравниться. Как-то раз я спросил его, как называется одна гора, и вот каков был ответ:

— В Китае есть пять знаменитых пиков: Хэншань, Чаншань, Хуашань, Тайшань — самый священный, и Суншань — центральный пик. Другие великие горы — это Юй, Удан, Тяньму, Тяньчу, Тяньма, Нюйши, Эмэй, Шунхэ, Чичуй, Чихуа, Кунтун, Чунью, Янтян, Тяньтай, Лунмэнь, Цюйку, Чу, Шихэй, Бакун, Уцюе, Волун, Нюйчуй, Паоту, Пэйяо, Хуан-шань, Пичи, Циньшу, Лянфу, Шуанлян, Маку, Тула, Пэйку, Циншань, Чаошань и Чуннань. Поскольку гора, о которой спрашиваешь ты, не является ни одной из них, то…

— Хо! — взмолился я.

— … несложно догадаться, что это может быть только Куанфу; только я прошу не передавать мои слова прародительнице, потому что за любую мельчайшую ошибку мне тут же отрубят голову.

Ли Као сразу смекнул, что это может нам дать. Он попросил Хо не обращаться к нам более как к «Повелителям», а называть просто Ли Као и Десятый Бык и при первом же удобном случае спросил Хо Вэня, что тот знает о женьшене. Глаза Хо загорелись, но прежде, чем он начал лекцию, которая бы длилась недели, Ли Као спросил, слышал ли он что-нибудь о Великом Корне Силы. Даже Хо Вэнь призадумался, а затем медленно и обдумывая слова произнес:

— Когда мне было четыре года, я посещал Великое книгохранилище у кузины в Лояне.

И на третьем этаже, в пятом ряду слева, на второй верхней полке, за Математикой Чу Би я отыскал книгу Чан Чи. Она называлась «Тиф и другие болезни». За ней стояли шестнадцать томов в пятидесяти двух свитках «Фармакопеи»  Ли Шичжэня, за которыми находилась мышиная нора. Я как раз хотел поймать мышь и, просунув руку в норку, отыскал клочок бумаги с красивой картинкой, на котором было написано «Великий Корень Силы». Но, к сожалению, бумага была так сильно изжевана, что я не смог определить, к какому виду относится корень.

Он прищурился и поджал губы, пытаясь вспомнить рисунок.

— Это был очень странный корень. У него имелись два маленьких усика под названием «ноги силы»; два других назывались «руки силы», и пятый — «голова силы».

Центральная часть была «сердцем силы»  и, судя по всему, являлась главной, основной частью. К сожалению, все пояснения съела мышь. Но я сильно сомневаюсь, что этот корень был женьшенем, потому что никогда в жизни не видел подобного женьшеня.

Женьшень у Хо Вэня вызывал особый интерес, и причина была таковой. Как-то раз на семейном кладбище рыли могилу, и лопата случайно наткнулась на что-то твердое. Это оказались осколки глиняных табличек, на которых виднелись древнейшие иероглифы. Хо Вэнь попросил могильщиков вырыть все осколки и задался невероятной целью. Собрать текст воедино было сродни сумасшествию, но он все равно решил его расшифровать. Хо Вэнь просто сиял от гордости, когда показывал нам свою мастерскую. Крошечные глиняные черепки каким-то хитрым математическим способом были сложены воедино и представляли собой часть текста. Хо работал над этим шестнадцать лет, и ему удалось расшифровать целых десять предложений, оказавшихся отрывком древней сказки. Еще через шестнадцать лет он надеялся разобрать уже четыре абзаца и, быть может, тогда разгадать тайну древнего послания.

Собственных денег у Хо не было. По своей наивности я полагал, что он настолько умен, что выше тех, чье положение определялось кошельком. Его должны были уважать и называть не иначе как господин Хо, или почтенный Хо, или второй из мудрейших. Но, как всегда, я оказался не прав. Хо Вэня называли Хо Размазня, и он до смерти боялся прародительницы, равно как и своей жены, ее семерых жирных сестер и собственной дочери, В этом дворце мудрец по рангу считался чуть выше мальчика, выносящего ночные горшки. Что же до моей невесты, она нисколько не походила на своего отца. Принцесса была ослепительно красивой девушкой, ее звали Падающая Звезда. Я полагал, что столь необычное имя взято из какой-нибудь поэмы, но все оказалось куда проще.

В нашу первую прогулку по саду нас сопровождали Ли Као и ее отец.

— Смотри! Кукушка! — крикнула девушка и остановилась, показывая пальцем на дерево.

— Нет, моя возлюбленная, это сорока, — усмехнувшись, ответил я.

Девушка бросила на меня обиженный взгляд и топнула маленькой ножкой.

— Кукушка!

— Нет, дорогая, это сорока подражает кукушке, вон, смотри, — ответил я, указывая на сороку на дереве.

— Нет, кукушка!

— Свет очей моих, — вздохнул я, — это сорока.

Тут «свет моих очей»  покраснела, потом побледнела, пошатнулась, схватилась за сердце и с криком «ты убил меня»  сделала несколько шагов влево, попятилась и грациозно шлепнулась в обморок.

— Шесть чи влево и два назад, — вздохнул Размазня Хо.

— И всегда точно так? — с неподдельным интересом спросил Ли Као.

— Плюс минус цунь. А так почти точно. Теперь, мой родной, тебе надо живо принести холодный компресс и, положив его на сей нежнейший лобик, на коленях просить прощения за свою грубость. Моя дочь никогда не бывает не права, и должен признаться, за всю жизнь ей никто ни в чем ни разу не отказал.

Мои почтенные читатели, если среди вас есть кто-нибудь, кто задумал жениться по расчету, я расскажу вам одну сцену из нашей жизни. Я ясно помню этот солнечный денек.

Слуга объяснял мне правила этикета, принятые во дворце, дражайшая супруга Хо Вэня и ее семь толстых сестер пили чай в саду Сорока Тончайших Ароматов, моя будущая супруга в галерее Павлинов смеялась над невежеством своих прислужниц, а прародительница орала на слугу, который нечаянно уронил чашку на террасе

Шестидесяти Блаженств.

— Гостю дают палочки и подставку для них, которая кладется с западной стороны от перечницы, — нараспев объяснял слуга. — Гость берет палочки правой рукой, ладонью внутрь, и кладет их на подставку.

— Голову с плеч! — орала прародительница.

— Затем, — продолжал слуга, — гость поворачивается на восток, будучи по-прежнему к западу от перечницы, и принимает угощение, которое соответствует его рангу. Первым признаком ранга является зонт, который держат его слуги.

— Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла! — болтали без умолку жена Хо и семеро ее толстых сестер.

— Зонт господина первого и второго ранга обшит желто-черным газом снаружи и красным шелком изнутри, имеет три яруса и серебряное острие. У зонта господина третьего и четвертого ранга острие красное, в остальном они схожи.

— Простите меня, о моя повелительница, конечно же, «Руководство по обращению с иголкой»  написал Конфуций! — причитала одна из приближенных моей будущей жены.

— Зонт господина пятого ранга, — не уставал слуга, — обшит синим газом снаружи и красным шелком изнутри, у него два яруса и серебряное острие. Начиная с шестого и по девятый ранг, верхняя обшивка голубая, из синего промасленного шелка, зонт имеет один ярус и серебряное острие.

— Выкиньте труп в свинарник! — кричала прародительница.

Думаю, этого довольно.

 

Глава 8, в которой рассказывается история любви Яркой Звезды и молодого офицера, о танце с мечами и о том, как доброе сердце Хо Вэня обрело покой

Однажды мы с Ли Као зашли в мастерскую Хо и застали его в слезах. Он держал в руке простой серебряный гребешок и громко рыдал. Успокоившись, он попросил выслушать его, сказав, что мы единственные, с кем бы он мог поделиться. Ли Као налил ему вина, и Хо Вэнь поведал нам о своей боли;

— Несколько лет назад я угодил прародительнице, и она милостиво позволила мне иметь наложницу, — начал свой рассказ Хо. — Но у меня не было денег, и претендовать на знатную даму или хотя бы ее служанку я, разумеется, не мог. Поэтому я выбрал танцовщицу из Ханчжоу. Ее звали Яркой Звездой, и это была самая прекрасная и отважная девушка из всех, кого я знал. Я очень любил ее; она же, естественно, нет, потому что я — старый уродливый червяк. Но я ни в чем не принуждал ее, и, думаю, она была счастлива со мной. Этот гребень я подарил ей в знак моей любви. Это простой гребешок, но я не мог купить другого, и она носила его в волосах, чтобы порадовать меня. Прежде я никогда никого не любил и по своей глупости полагал, что эта любовь будет длиться вечно.

Но однажды прародительница пригласила к себе во дворец нескольких воинов и среди них молодого капитана из столь знатной семьи, что все прочили его в мужья моей дочери.

Но разговор зашел о боевых искусствах, кто-то упомянул о Яркой Звезде, и капитан сразу оживился. Он сказал, что она необыкновенная девушка. Яркая Звезда стала легендой в Ханчжоу благодаря своему мастерству в танце с мечами; и молодой капитан, сам весьма известный фехтовальщик, был готов отдать что угодно за встречу с таким противником.

Поскольку в танце с мечами разница в общественном положении не имеет значения, прародительница приказала позвать девушку. Она повиновалась, и когда я увидел, как загорелись ее глаза, то все понял. В этом и был смысл ее жизни, ее счастье и свобода. Она взяла мечи, я натер ее тело маслом, и она гордо вышла к зрителям, юная и прекрасная как богиня.

Участвующие в танце с мечами носят только набедренные повязки, и я не мог позволить себе пойти туда. Я не присутствовал при поединке, но этого и не требовалось.

Дул ветер, и со стороны дворца доносился звон мечей. Звуки становились все громче и громче, быстрее и быстрее. Я слышал возбужденные крики толпы. Люди кричали во всю глотку, барабаны били, словно раскаты грома. И даже когда время боя-танца вышло, крики одобрения и восторга не смолкали еще минут десять. Судьи отказались назвать победителя. Они сказали, что только божества могут судить божеств, и присудили победу обоим танцорам.

В ту ночь я лежал и слушал всхлипывания моей любимой. Она без памяти влюбилась в молодого капитана, но что она могла поделать? Она была танцовщицей, и такой знатный господин, как он, не мог взять ее в жены. Ей бы пришлось видеть его каждый день после свадьбы с моей дочерью, видеть, не имея права даже прикоснуться. Она проплакала всю ночь, а на утро я пошел в казарму и долго говорил с капитаном, который, как и она, всю ночь не сомкнул глаз. Ему всюду виделись ее лицо, ее тело… Когда я вернулся, то надел ей на шейку золотую цепочку с нефритовым кулоном — подарок капитана и знак его любви.

Ну разве я не червяк? — Хо плакал, утирая слезы, — У меня так мало гордости, что я даже стал их пособником! Но на карту было поставлено ее счастье, и я пошел на это. Я узнал, что дважды в день проход между стенами остается без охраны. Очень ненадолго, но все же: на закате, когда уходит охрана, стражники ждут некоторое время, проверяя, все ли ушли, прежде чем спустить собак, и на рассвете, пока запирают собак перед тем, как заступить новой вахте. Во внутренней же стене в северном крыле дворца есть маленькая дверь, и я выкрал от нее ключ и отдал Яркой Звезде. В тот вечер на закате, удостоверившись, что в коридоре никого нет, я дал сигнал, капитан перелез через внешнюю стену, пробежал по проходу, и моя любимая открыла дверь. С восходом солнца он таким же способом вернулся в казармы.

Почти месяц они жили в раю.

Для меня это, конечно, был ад, но какое это имело значение по сравнению с их счастьем. А потом как-то раз я услышал отчаянный крик. Я бросился к стене и увидел, что

Яркая Звезда в панике пытается открыть дверь, но та не поддается. Она сказала, что открыла се, но услышала чужие шаги, испугалась и спряталась. А когда вернулась, дверь оказалась заперта, и кто-то унес ключ. Я ринулся на псарню, пытаясь сказать страже, чтобы они не спускали собак. Но было слишком поздно. Свора диких голодных псов мчалась по проходу…

Молодому капитану удалось убить многих… Но не всех. Яркая Звезда в ужасе дергала дверь, слыша, как ее любимого раздирают в клочья. Этого она не перенесла. Моя Звездочка бросилась в старый колодец рядом со стеной, и я не успел спасти и ее.

Это не был несчастный случай.

Солдаты знали, что капитан не ночует в казарме, а свидетели поединка видели, как горели его глаза. К тому же влюбленные были так счастливы, что этого нельзя было не заметить.

Но одного я не могу понять. Кто мог оказаться таким жестоким и бесчеловечным, чтобы закрыть дверь и забрать ключ? Это было преднамеренное злодейское убийство!

Хо Вэнь снова зарыдал и целую минуту не мог вымолвить ни слова.

— Но на этом все не кончилось, — все же собравшись с силами продолжил он, — Моя Звездочка хотела умереть, но ее судьба оказалась куда хуже. Так сильно хотела она увидеть своего капитана, что даже в смерти ей суждено пытаться открыть ту злосчастную дверь. Но сделать она этого не в силах!

На следующую ночь я пришел к колодцу и увидел, что моя возлюбленная попалась в ловушку танца призраков. И теперь, боюсь, это проклятие никогда не покинет ее, и ей придется страдать вечно.

Ли Као вскочил с места и громко хлопнул в ладоши.

— Ничего подобного! Можно разрушить оковы танца призраков! Хо, отведи нас на то место, и мы вместе поможем ей.

Стояла глубокая ночь, время духов, когда мы вышли в сад. Ветер печально вздыхал в кронах деревьев, вдали одиноко выла собака, а на фоне луны словно осенний лист маячил силуэт совы. Когда же мы пришли к стене, я увидел, что потаенной двери уже нет, а образовавшийся в стене проход заложен кирпичами. Старый колодец был завален камнями, и все поросло сорняком.

Ли Као повернулся ко мне.

— Десятый Бык, тебя когда-нибудь учили, как увидеть призрака? — тихо спросил он.

Я покраснел.

— Мастер Ли, — смущенно сказал я, — в моей деревне молодых не знакомят с миром мертвых, пока они не научатся уважать живых. Настоятель сказал, что я, возможно, буду готов к зиме.

— Не волнуйся, — ободряюще ответил Ли Као, — мир мертвых чрезвычайно сложен, но видеть духов очень просто. Посмотри на эту стену, где когда-то была дверь. Смотри внимательно и не отрывай взгляда, пока не увидишь что-нибудь необычное.

Я смотрел, пока у меня не заболели глаза.

— Мастер Ли, — в конце концов сказал я. — Я ничего не вижу, но не понимаю одного.

Вот эту тусклую тень над розовым кустом определенно не могут отбрасывать ни ветви, ни облака. Откуда она?

— Замечательно, — ответил старик. — Ты смотришь на тень призрака. А теперь слушай внимательно, ибо то, что я скажу, может показаться глупостью, но это вовсе не так. Когда ты видишь тень призрака, это значит, мертвые хотят что-то тебе показать. И ты должен представить, что это не тень, а мягкое теплое одеяло, которым ты хочешь укрыться. Это очень просто. Успокойся, не нервничай и не думай ни о чем, кроме теплого одеяла. Теперь дотянись своим воображением до него и словно накройся им. Полностью, с головой. Осторожно, мягко… Нет, не старайся слишком сильно. Здесь не надо прилагать усилий. Подумай лучше об уюте, тепле. И осторожно… осторожно… вот так. Теперь скажи, что ты видишь.

— Мастер Ли, кирпичи исчезли, и дверь снова на месте! Она открыта, и колодец тоже, и дорожка чиста от сорняков! — прошептал я.

Так оно и было — я видел это! Хотя все вокруг находилось словно в дымке, дрожащей перед моим удивленным взором. Где-то вдалеке стражник три раза постучал деревянной колотушкой о стену, и мы все сели на траву. Хо Вэнь дотронулся до моего плеча.

— Дорогой, сейчас ты узнаешь, что в этом мире есть красота, способная разбить сердце, — тихо и печально произнес он.

Небесная Река над нами светилась подобно алмазному ожерелью на шее иссиня-черного неба. Роса сверкала на листьях кассии, стена, казалось, была покрыта серебром, а стволы бамбука напоминали персты, указывающие на небо. Заиграла флейта. Но подобных звуков я еще не слыхал. Мелодия была грустной и простой, одни и те же ноты повторялись снова и снова, но с небольшими изменениями в тембре и высоте тона; и казалось, будто это лепестки, спокойно и нежно летящие вдаль. И тут среди деревьев я увидел странный дрожащий свет.

Я замер.

Призрак двигался в танце навстречу нам, подвластный музыке флейты. Яркая Звезда была такой красивой, что у меня захватило дух и сжалось сердце. На ней было длинное белое одеяние, вышитое голубыми цветами, и она танцевала с такой легкостью и грацией, что нельзя было оторвать глаз. Каждый ее жест, каждый шаг, каждое причудливое движение платья пронизывало совершенство; только глаза были полны отчаяния и боли.

Ли Као наклонился ко мне.

— Посмотри назад, — прошептал он.

Дверь закрывалась. Медленно, не спеша, но быстрее, чем неизменная мелодия флейты.

И я понял, что музыка стала цепью, сковавшей призрак. Глаза красавицы неотрывно смотрели на закрывающуюся дверь, и слезы, словно прозрачные жемчужины, текли по ее щекам.

— Быстрее, — молча взывал я, — прекрасная танцовщица, быстрее!

Но она не могла. Скованная ритмом музыки, она плыла навстречу нам, словно облако, едва касаясь земли и кружась в восхитительном и отчаянном танце. Развевающиеся полы платья напоминали струйки дыма, тонкие длинные пальцы рисовали в воздухе невероятные фигуры и в надежде тянулись к заветной двери. Но было слишком поздно.

Дверь закрылась с громким металлическим щелчком. Яркая Звезда остановилась, и волна отчаяния набежала на меня подобно леденящему ветру. Призрак исчез, музыка смолкла, колодец снова был завален камнями, кругом росли сорняки, а дверь в стене заложена кирпичом.

— Каждую ночь она танцует, и каждую ночь я молюсь, чтобы она успела прорваться за дверь к своему капитану, но она не может танцевать быстрее музыки, — тихо сказал Хо. —

Этот танец — ее проклятие и вечная судьба,

Ли Као задумался, тихо напевая мотив флейты, и вдруг улыбнулся и хлопнул себя по колену.

— Хо, обычно призрак сам попадает в ловушку. Но этой женщиной руководит нечто большее. Никакая сила на свете не заставит ее отказаться от своего искусства, и именно оно сможет ее освободить! Тебе придется украсть два меча и пару барабанов. А ты,

Десятый Бык… я бы пошел на это сам, будь мне хотя бы девяносто, но похоже, честь отрубить себе руки и ноги выпадет тебе.

— Честь сделать что? — чуть слышно переспросил я.

— Говорят, танец с мечами важнее жизни, и теперь настала твоя очередь это доказать, — ответил мастер Ли.

Мои колени задрожали, и я уже представил себя ползущим на тележке с чашей для подаяний в оставшихся двух пальцах, с причитанием: «Подайте несчастному! Подайте бедному безногому калеке…»

* * *

Каждый год влиятельные люди страны пытаются запретить танец с мечами, ибо он губит и калечит сотни, если не тысячи людей. И хотя его все равно не отменят, пока император Тан сидит на троне (Сын Неба ежедневно посвящает один час упражнениям с мечом), я все-таки опишу этот варварский обряд, который когда-нибудь тоже устареет и забудется.

В состязании принимают участие два соперника, два барабанщика и три судьи.

Барабаны играют огромную роль, и как только танец начинается, никто уже не вправе нарушить ритм. Соперники должны исполнить последовательность из шести обязательных фигур, где каждая следующая сложнее предыдущей. Все фигуры выполняются в прыжке, причем ни одна нога не должна касаться земли. Взмывая в воздух, соперники делают точные удары обоими мечами, рассекая воздух над головой, под ногами и вокруг тела, что оценивается в зависимости от точности и изящности удара, расстояния до тела и высоты прыжка. Обязательные фигуры — самая ответственная часть поединка, ибо по ним можно судить о мастерстве участников; и если кто-нибудь из соперников явно не готов к состязанию, танец немедленно приостанавливают.

Соперники начинают танец и с каждой фигурой сокращают дистанцию, в конце шестой фигуры оказываясь практически лицом к лицу. Теперь, если судьи удовлетворены, они дают сигнал барабанщикам к началу седьмого уровня, и тут состязание превращается в искусство, которое может закончиться смертью.

Фигуры седьмого уровня могут быть любыми, единственное условие — они должны быть очень сложными.

Участники пытаются выразить в танце всю свою душу, но здесь есть и забавный момент. Если вы выполняете прыжок и ноги еще не коснулись земли, вы можете, например, подрезать волосы на голове соперника. Он в свою очередь может защищаться или тоже атаковать, но опять же после выполнения фигуры и до приземления. Если танцор пытается нанести удар, коснувшись земли хотя бы пальцем, его немедленно выводят из боя. Настоящие мастера редко нисходят до того, чтобы побрить бороду или усы своему сопернику, а отрезанные уши или выколотые глаза являются лишь частью профессионального риска. Но люди есть люди. Если танцор запаникует и собьется с ритма, он наверняка погибнет, поскольку будет прыгать, когда надо приземляться, и вместо того, чтобы сбрить волосы, его соперник может попросту перерезать ему горло.

В ходе выполнения шести обязательных фигур барабанщики играют одновременно, но с началом седьмого уровня каждый задает собственный ритм; и говорят, что действительно хороший барабанщик равноценен третьему мечу. Вот пример разговора во время тренировок:

— Эй, я слышал, тебе бросил вызов Фан Ю. Кто будет твоим барабанщиком?

— Слепой Мэн.

— Слепой Мэн?! Великий Будда, мне следует продать жену и поставить на тебя все деньги. Ординарец, будь добр, купи цветов бедной вдове Фана Ю.

Бесспорно, это касается мастеров, а не простых любителей вроде Десятого Быка. Мечи такие острые, и вращать их надо с такой силой, что новичок должен светиться от счастья, если отрежет себе всего одну ногу.

Вообще-то практически невозможно словами описать красоту танца с мечами. Это мастерство и гордость, отвага, грация и красота, сплетенные воедино. И когда в поединке состязаются мастера, кажется, будто они способны летать. Их тела легко и свободно взмывают в воздух и словно замирают там. Лезвия с невероятной скоростью описывают сложнейшие фигуры и ночью, при свете факелов, похожи на светящиеся молнии. Лязг мечей, рев толпы… Каждая блистательно выполненная фигура побуждает противника танцевать еще лучше. И вот уже струится кровь, и толпа орет изо всех сил, но танцоры смеются; и когда песочные часы показывают окончание боя и барабаны смолкают, даже судьи вскакивают со своих мест и приветствуют бойцов, уже бросивших мечи и обнимающих друг друга.

Вы можете подумать, что подобные состязания требуют недюжинной силы, но это не так. Скорость и гибкость здесь значат намного больше. И хотя принято считать, что среди шестерых самых великих танцоров была всего одна женщина, я так не думаю. Клянусь, их было, как минимум, две.

* * *

С наступлением ночи мы вернулись к тропинке. Ли Као принес два острых меча. Они обязательно должны быть острыми, в противном случае опытная танцовщица в мгновение ока определила бы это, и наша затея не удалась бы. Размазня Хо пришел с двумя барабанами, а я — с дрожащими коленями и сердцем, готовым выпрыгнуть из груди. Моя кожа стала гусиной, как только я остался в набедренной повязке, а пальцы превратились в сосульки и напрочь отказывались брать меч. Ли Као и Хо Вэнь спрятались в кустах, я остался ждать на тропе; и никогда еще ночь не наступала так медленно и в то же время так быстро.

Но вот стражник простучал три раза, и обернувшись, я увидел тень призрака. Она легко окутала меня, и я разглядел открытую дверь, колодец и пустую тропинку.

Заиграла флейта, и лицо мое озарил свет. Прелестная девушка двигалась в танце навстречу мне.

И тут Хо Вэнь забил в барабан. Поначалу я не понял, что он делает. Это, определенно, не был вызов на бой. Но когда я прислушался к своему пульсу, то все понял. Хо Вэнь отстукивал ритм, который любил больше всего во Вселенной и который заучил за время долгих бессонных ночей — ритм сердца своей любимой. Барабан стучал все громче, и звуки в конце концов привлекли внимание Яркой Звезды. На ее лице появилось вопросительное выражение.

Тем временем Ли Као отстукивал обычный ритм, причудливо переплетавшийся с ритмом Хо, и в глазах призрака появлялось все больше удивления. Я шагнул ей навстречу и приветственно поднял мечи.

И вдруг я понял, что вызов к танцу, жажда танца действительно были сильнее смерти.

В ее прекрасных глазах вспыхнула искорка, и захваченная ритмами барабанов, звучащих все громче и громче, она подняла вверх руки, и ее длинное платье легко упало на землю.

Девушка стояла на тропе в одной набедренной повязке, с гребнем Хо в волосах и нефритовым кулончиком капитана на маленькой и нежной груди.

Яркая Звезда развела в стороны руки, и два призрачных меча тут же засияли в темноте.

Ритм сердца зазвучал громче, а Ли Као простучал призыв к первым шести обязательным фигурам.

Мастер никогда не будет состязаться с новичком. Это было бы убийство. А потому я глупо улыбнулся и, притворяясь, будто разминаюсь и это не стоит для меня никакого труда, взмыл в воздух, исполнив фигуры тигра, журавля, дракона, извергающего пламя, лебедя, змеи и ночного дождя. Яркая Звезда не подозревала, что я старался, как мог. Она засмеялась и с легкостью повторила все мои движения, вплоть до небольшой ошибки, которую я допустил после фигуры дракона. Мы сходились все ближе, и барабаны дали команду о переходе на седьмой уровень.

Я искренне помолился Нефритовому Императору и подпрыгнул, исполнив «селезня под мостом». Наверно, Нефритовый Император услышал меня, потому что мне удалось совершить восемь яростных взмахов мечом вокруг тела и под ногами и при этом не сделаться кастратом; но когда я увидел реакцию Яркой Звезды, то чуть не упал без чувств.

Она легко подпрыгнула и, выполнив «лавину, низвергающуюся с горной вершины»,  — фигуру, которую еще никому не удалось исполнить целиком, — побрила бы мне брови, будь ее мечи настоящими. В ответ я еле справился со «скакуном на лугу». Она ответила в три раза более сложными «штормовыми облаками», но подозрительно прищурилась, увидев, что я не собирался защищаться.

Момент настал — сейчас или никогда. Я взмыл в воздух с «плачем вдовы», и Яркая Звезда побледнела от ужаса. Я отступал! Но барабаны продолжали отбивать ритм, и она пошатнулась. Моя трусость была налицо, но судьи не остановили бой! Объяснение было только одно. Их подкупили, и танец с мечами оказался обесчещен. Ее унизили, и весь мир для нее сейчас рушился на глазах.

— Эй, ты сбилась с ритма. Что, боишься меня? — ухмыляясь, выкрикнул я.

Это сработало. Девушка издала яростный крик и, взлетев, в бешеном темпе завращала мечами, которые, как языки пламени, выделывали такие фигуры, что я бы никогда не поверил в возможность их исполнения, не увидь их собственными глазами. Я пыхтел и обливался потом, отходя все дальше к двери, но ничто на Земле не заставит танцора продолжать, если его соперник не закончит фигуру. И потому я задыхался и буквально резал себя на куски.

Хо Вэнь отбивал пульс так громко, что кровь сочилась из ладоней, а Ли Као в свою очередь прилагал все усилия, чтобы заглушить звук флейты. Их барабаны призывали:

«Быстрее! Быстрее!»

Я обернулся. Дверь была уже наполовину закрыта, и я ускорил темп, хотя в моих легких пылали угли, а черные пятна мелькали перед глазами. Мне как-то удалось выполнить «парящего орла», не отрубив себе обе ноги. На что Яркая Звезда презрительно ответила «орлом, убивающим ягненка»,  — фигурой, которая выполнялась раз пять за две тысячи лет истории танца с мечами. У нее еще оставалось время отрезать мне уши и мою мужскую гордость, будь ее мечи из реальной стали. Призрак негодовал. И сейчас она походила на большую прекрасную кошку с горящими глазами и взъерошенной шерстью на загривке. Она свободно и легко взмывала вверх, с безумной яростью вращая своим призрачным оружием, и, грациозно приземляясь, снова взлетала в воздух.

По сей день я порой вижу ее во снах и не верю, что удостоился чести быть ее соперником.

«Скорей!»  — командовали барабаны. Скорей! Скорей! Я попытался исполнить

«голубя и цаплю», но запутался в мечах, споткнулся и упал. Девушка перелетела через меня и уже собиралась «рассечь»  мое тело пополам, как вдруг барабаны смолкли. Яркая Звезда удивленно покачала головой, но внезапно ее глаза засветились удивлением и надеждой. Она стояла у самой двери, и та была еще открыта! Секунда, и призрак исчез в темноте коридора.

Ли Као и Хо Вэнь подбежали ко мне, и мы увидели, как капитан появился из мрака, отсалютовал нам мечом, после чего наконец прижал любимую к груди.

Затем призраки медленно растаяли в темноте, звуки флейты смолкли, дверь исчезла.

Колодец снова оказался завален камнями, мы стояли посреди заросшей сорными травами тропы и смотрели на заложенную кирпичами брешь в стене.

Руки мастера Ли и Хо Вэня кровоточили, а я вообще походил на потрепанную кошкой птицу. Не очень подходящий вид для столь важного обряда, но какое сейчас это имело значение. В мастерской Хо мы вырезали из бумаги силуэты влюбленных. И когда вернулись, развели костер, бросив в него бумажные деньги в качестве приданого и фрукты как угощение гостям. Затем мы разлили на земле вино, Хо сказал торжественную речь от имени невесты, я — от имени жениха, а Ли Као произнес свадебные клятвы. С первым криком петуха мы поблагодарили новобрачных за праздничный стол и оставили их наедине. Так Яркая Звезда и капитан поженились, а доброе сердце Хо наконец-то обрело покой. — Что ни говори, это была чудесная ночь, — сказал Ли Као на обратном пути, помогая мне доковылять до дворца.

 

Глава 9, в которой красота и жестокость идут рука об руку, а два ученых рассуждают об искусстве птичьего звукоподражания

Как только мои раны зажили, мастер Ли предложил мне рискнуть и еще раз прогуляться в саду с будущей супругой. Он и Хо опять сопровождали нас, но мы были немало удивлены, когда Ли Као привел нас к старому колодцу у стены, где еще совсем недавно влюбленным душам удалось вновь обрести друг друга. Падающая Звезда была в превосходном настроении,

— Ой, розы! Мои любимые цветы! — визжала она от восторга, показывая на близрастущие петунии.

Голос мастера Ли был сладким как мед.

— И впрямь розы, да какие! — поддакивал он. — Но, как сказал Чан Чоу, женщины — прекраснее любых цветов.

Падающая Звезда расплылась в глупой улыбке.

— Остановитесь! — воскликнул Ли Као. — Замрите возле этой отметки на песке, ибо свет так падает на вас, что вы никогда еще не были столь восхитительны и бесподобны!

Падающая Звезда встала и приняла заученную позу.

— Великолепно, — вздохнул мастер Ли, — прелестная женщина на лоне дикой природы. Вы — совершенство! Даже трудно поверить, что на этом месте когда-то произошла ужасная трагедия. Я слышал, тут погибли двое влюбленных.

— Глупый солдат и потаскушка, — холодно отрезала Падающая Звезда,

Лицо Хо исказилось от боли.

— Ну, не знаю насчет потаскушки, — вкрадчиво ответил Ли Као, — но солдат был и впрямь не умен. Ему выпала честь жениться на вас, о, сама грация, а он предпочел какую-то танцовщицу. Кроме того, он еще и подарил ей ценный нефритовый кулон, которые по праву должен был принадлежать вам!

Ли Као расплылся в улыбке, но глаза горели как два уголька.

— Я полагаю, это был первый раз в вашей жизни, моя дорогая, когда вы не получили желаемого. Вас отвергли; и знаете, когда тело бедной танцовщицы выловили из колодца, кулона на ней не оказалось. Не странно ли? Вряд ли бы она сама сняла его перед тем, как прыгнуть в колодец, если она вообще туда прыгнула… Мне, скорее, кажется, что кто-то нанял разбойников закрыть дверь, украсть ключ и сбросить бедную девушку вниз.

В это мгновение он протянул руку и быстро сорвал с шеи принцессы золотую цепочку

На ней висел нефритовый кулончик, и я только сейчас понял, что уже дважды видел его

— на ее груди там, в повозке, и на груди призрака Яркой Звезды. — Скажи, дитя, ты всегда носила этот кулон? — голос Ли Као стал холодным как лед.

Размазня Хо смотрел на свою дочь с ужасом и презрением, и, судя по всему, мое выражение лица было таким же. Принцесса растерянно посмотрела на старика.

— Но ты, конечно, не полагаешь… — начала она.

— Конечно, полагаю, — ответил мастер Ли.

— Ты же не можешь думать, что я…

— Опять неверно.

— Но это бессмыслица!

— Совсем наоборот.

Падающая Звезда покраснела, затем побледнела, схватилась за сердце, пошатнулась и, крикнув: «Ты убил меня!», сделала шесть шагов влево, два назад и… исчезла.

Ли Као многозначительно посмотрел на то место, где она только что стояла.

— Думаю, на сей раз ты совершенно права, — сказал он и повернулся к ее отцу. — Хо, ты, конечно, вправе слышать, что хочешь, но мне кажется, где-то сорока имитирует крики и всплески воды.

Хо Вэнь был бледен как мел, его руки дрожали, но он не пошевелился.

— Хитрая птица, — прошептал он. — Сейчас она кричит: «Помогите!»

Ли Као взял Хо за руку, и они медленно пошли прочь. Я поспешил следом.

— Какая талантливая сорока! — заметил мастер Ли. — Возможно ли, чтобы птица так хорошо имитировала звуки? Сейчас мне кажется, будто кто-то барахтается в воде и уже пускает пузыри.

— В мире много удивительных явлений, — прошептал Хо. — Например, ты.

— Ну, я не совершенство. У меня есть один маленький недостаток, — скромно ответил старик.

Когда через час мы вернулись к колодцу, сорока уже умолкла.

— Лучше я сотру эту отметку, а то кто-то задумается, почему она находится ровно в шести шагах от старого колодца, который вдобавок почему-то открыт, — сказал мастер

Ли. — Вот так. А теперь готовы?

— Готовы, — ответил Размазня Хо.

Через секунду мы бежали в сторону дворца, истошно крича: «Помогите! Беда!

Принцесса упала в колодец!»

Нам с Ли Као не очень-то доверяли при дворе, но, поскольку с нами находился Хо, никто не усомнился, что это был несчастный случай.

 

Глава 10, в которой приводится несколько примеров набожности, описываются пышные похороны и оживают мертвецы

Ли Као был рад, что убил того, кто действительно этого заслуживал. Необходимость этого поступка заключалась в том, что прародительница была по-своему очень религиозна. Примером ее набожности служила огромная усыпальница, которую она воздвигла для себя, веря, что когда-нибудь соблаговолит присоединиться к пантеону божеств. Гробница представляла собой громадную железную колонну более ста чи высотой, с погребальной камерой в центре и огромной иероглифической надписью на входе, служащей своего рода посланием потомкам. Надпись была, мягко говоря, странной, и ученым грядущих веков еще предстоит поломать голову, пытаясь понять ее смысл.

Небо дает человеку сонмы вещей; Человек же никогда ничего не отдает взамен; Убить! Убить! Убить! Убить! Убить! Убить!

Другим примером набожности прародительницы может послужить ее страсть к мумиям. Я не имею в виду статуи святых, каковых, например, в одних только пещерных храмах Луньмэня насчитывается сто сорок две тысячи двести восемьдесят девять. Я говорю о мумиях-лоянах .

Он сидит в позе лотоса, с вывернутыми ступнями и руками, безжизненно лежащими на коленях; и когда его находят, это считается добрым знаком свыше. Тело заворачивают в дерюгу, покрывают множеством слоев лака; и такая мумия сохраняется многие века.

(Если лак наложен правильно, а тело хранится в сухом помещении, то мумия вообще простоит вечно.) Подобные мумии — большая редкость, но прародительница обладала, по меньшей мере, двенадцатью. Злые языки, конечно, скажут, что многим из бедных святых, возможно, помогли навсегда попрощаться с телом, подкравшись сзади, пока они, ни о чем не помышляя, спокойно пребывали в медитации. Этого мы не знаем. Но прародительница очень гордилась своей коллекцией и при каждом удобном случае выставляла ее напоказ.

После смерти Падающей Звезды огромные толпы потянулись ко дворцу. Богачи разбивали шатры прямо возле дороги. Знать даже приводила с собой оркестры и труппы актеров и акробатов. И здесь и там сновали монахи, призванные денно и нощно молиться за здравие прародительницы; и вся обстановка отчасти напоминала карнавал. День похорон начался тревожно.

С самого рассвета заморосило, лиловые тучи затянули небосвод, было влажно и душно, и в воздухе пахло серой. Размазня Хо охотно согласился нам помочь и сейчас, подходя к каждому, бормотал о дурных предзнаменованиях и приметах. Он говорил, что крестьяне видели в лесу ужасных косматых чудовищ с горящими глазами. Слугам явились два призрака: женщина в белом и женщина в зеленом. Они предвещали появление демонов, и вскоре в одном из павильонов дворца кто-то и впрямь нашел деревянную фигурку демона с железным обручем на голове и цепью на шее. Возле Озера Пяти Ароматов якобы пролетел бронзовый канделябр. Хо жестикулировал и живо описывал, как семь свечей вдруг появились в летящем подсвечнике; думаю, в день похорон дочери старик откалывал такие номера, каких, наверно, не выкидывал еще никогда.

Но вот наступил священный момент, и гул барабанов известил о приближении похоронной процессии.

Впереди двумя рядами ехали всадники в траурных белых* одеяниях. За ними шли музыканты, исполняющие похоронную музыку, и слуги, несшие стяги с изображением феникса. Следом шли священники с зажженными золотыми курительницами и (как подобает принцессе) шестьдесят четыре носильщика, несшие гроб. Как убитый горем жених я тоже занимал почетное место подле гроба. За ним шли воины из армии прародительницы, которые несли необъятный балдахин из желтого шелка, вышитого изображениями «красной птицы». Под этим навесом монахи тянули двенадцать украшенных драгоценными камнями тележек, на которых в позе лотоса сидели вышеупомянутые мумии святых.

Лояны одобрительно смотрели на все происходящее и особенно на сокровища, служащие свидетельством истинной религиозности прародительницы и подтверждением ее неподдельной скорби. По случаю кончины внучки прародительница открыла свои сокровищницы, и теперь бесценные приношения лежали у ног мумифицированных святых. Разумеется, все отлично понимали, что старуха не собиралась хоронить драгоценности вместе с телом принцессы, но так полагалось по традиции, и вдобавок выставление своего богатства служило еще и верным способом заставить других позеленеть от зависти. Следом за лоянами шли четыре солдата. Они несли парадный зонт прародительницы, под которым шествовал ее главный евнух, несший на шелковой подушке большую корону династии Суй. За ним следовала сама «богиня». Ее паланкин, также накрытый балдахином из желтого шелка* с изображением фениксов, украшенный серебряными ремнями по бокам и золотой полусферой сзади, поддерживали бесчисленные слуги, которые надрывались и пыхтели под тяжестью «императорского»  веса.

Если же кто не понял, почему прародительница выбрала феникса, служащего символом супруги императора, нежели символ самого императора — дракона, я объясню.

Все очень просто. Драконами была вышита шелковая подушка, на которой торжественно восседала «Дочь Неба».

Я не стану детально описывать саму похоронную церемонию, поскольку тогда бы мне пришлось начать с описания три тысячи триста правил этикета чу. Замечу только, что тело моей «возлюбленной»  покрывали ртуть и «мозг дракона», который, к моему разочарованию, оказался всего лишь камфорным маслом.

Похоронить Падающую Звезду в усыпальнице прародительницы, разумеется, не могли.

Как и всех членов семьи, ее просто зарыли в землю подле великой гробницы. Я же, как и надлежало, рвал на себе волосы и вопил как сумасшедший, пока приглашенная на похороны знать отпускала критические замечания по поводу моего спектакля, а одетые в балахоны монахи стучали в бубны и гонги и во все стороны кадили фимиамом. Они ходили вокруг могилы, убитые горем и набожно сложив руки на груди, но вскоре я заметил одну странную вещь. Возле знатного принца Цу со старшим из монахов произошло чудо. Из складок его мантии вдруг показались другие, уже настоящие, руки, которые быстро исчезли в карманах вышеупомянутого принца.

Размазня Хо же сновал среди присутствующих, трезвоня о демонах и дурных знаках; и теперь уже никто не мог в этом усомниться. Вокруг происходило что-то ужасное.

Молнии зловеще мерцали вдали. Принц Хан Ли, еще минуту назад увлеченно беседующий с одним из монахов на тему Неба и сотворения Земли, был найден в канаве с шишкой на лбу и без некоторых предметов туалета, как-то: кошелек, украшения, красный кожаный пояс с изумрудами, серебряная шляпа с белыми кисточками и белый утренний халат, вышитый золотыми драконами о пяти когтях. Гневные крики слышались повсюду и особенно из шатров богачей, чьи ценные погребальные дары таинственным образом начали пропадать, А в довершение всему еще прошел слух: мол, кто-то видел, как жуткое чудище без носа и ушей утащило в кусты известную даму У, не уступающую по красоте легендарной правительнице Фэйянь.

Ну да, я, конечно, понимаю, у всех нас есть свои слабости, но, по-моему, Вану

Оскопителю не следовало бросать своих переодетых монахами друзей и тащить даму У в кусты. Он пропустил самое интересное.

Не оставалось сомнений, что предсказания Хо сбылись, и мы подверглись нападению демонов. Требовалось срочно отвадить злых духов, и Размазня Хо был просто неподражаем. Он храбро бросился на защиту людей и тут же привел Великого Мастера с сорока девятью помощниками, которые по счастливой случайности как раз пришли на похороны вместе с монахами; и вскоре все кладбище заполонил непроглядный чад.

Монахи кадили фимиамом, и пока Хо Вэнь отважно размахивал стягами, представляющими пять сторон Неба, мудрецы в космических мантиях и семи звездных тиарах поливали могилы святой водой. Барабаны заглушали все вокруг. Хо же вместе с магами храбро размахивал мечом, украшенным магическим рисунком Восьми Триграмм и Девяти Небесных сфер. Экзорцисты наповал разили невидимых духов и засовывали их в кувшины и бутыли, которые тут же закупоривали пробками и заливали сургучом.

А потом произошло то, что заставило бы любого поверить в чудо.

Одна из мумий исключительно святой наружности, созерцавшая украшенный бриллиантами скипетр у своих ног, очевидно, испугалась, что другие подношения могут быть осквернены демонами, и встала, дабы проверить сокровища. Слуги истошно завопили и попадали в обморок, даже прародительница, собиравшаяся, как обычно, заорать: «Голову с плеч!», отшатнулась и побледнела. Святой парил в наполненном фимиамом воздухе, и в тусклом свете душного дня лак, покрывающий тело, блестел, как алмаз. Мумия преспокойно осмотрела все подношения и, дойдя до последнего, помещенного в маленький нефритовый ларец, открыла крышку и довольно хмыкнула:

— Есть!

К сожалению, лак разгладил морщины на лице святого, и, приглядевшись получше, прародительница обомлела.

— Ты?! — воскликнула она. — Твои чертовы богомолы чуть не испортили мне все дело пятьдесят лет назад! Стража, схватить мошенника!

Мастер Ли вскочил и, прижав к груди ларец, пустился наутек. Я, тут же оставив могилу, помчался следом. Воины бросились в погоню, но на помощь пришел Ван Оскопитель.

Он вынырнул из кустов и вместе со своими людьми стал грабить все, что попало.

Смятение превратилось в настоящий хаос. Люди кричали и визжали, барабаны продолжали бить, вдобавок сверкнула молния, грянул гром и из клубившихся над головой туч полил проливной дождь, сыгравший нам на руку даже больше, чем облака фимиама.

Мы спокойно ушли от погони и скоро достигли убежища — небольшой пещеры на берегу реки. Там мы разделись, чтобы высушить одежду, и Ли Као открыл крышку ларца.

Внутри находился изумительный корень женьшеня, и немудрено, что прародительница выставила его наряду с другими сокровищами, как и думал мастер Ли.

От растения шел такой аромат, что у меня закружилась голова. Однако Ли Као волновало другое.

— Десятый Бык, корень, конечно, хорош, но нисколько не похож на тот Великий

Корень Силы, который описывал Хо. Конечно, Хо не уверен, был ли корень, виденный им, женьшенем вообще, и потому остается лишь надеяться, что мы нашли лекарство.

Я же был невероятно счастлив. Мы нашли корень силы! Следовало торопиться.

Дождь прекратился, тучи разошлись, и мы осторожно вышли из убежища. На кладбище по-прежнему стелился туман. Хо ждал нас у входа, и его глаза так же радостно сияли, как в тот миг, когда Яркая Звезда прошла через заветную дверь. Вскоре мы уже шли вдоль могил и вдруг недалеко от гробницы прародительницы услышали, как кто-то роет землю.

— Хо, похоже, кто-то из головорезов Вана выкапывает твою дочь, — задумчиво произнес мастер Ли, — По-моему, ее погребение собираются разграбить.

— А пускай, — ответил Размазня Хо. — Моя дражайшая жена и ее семь сестер положили в гроб уйму драгоценностей, которых моя дорогая дочь совсем не заслужила.

Хо оказался вовсе не таким мягким и беспомощным, каким выглядел на первый взгляд. Кто-то же по-прежнему копал могилу, и мы услышали, как отодвигают крышку.

— Ну, что скажешь? Это ценно? — спросил очень знакомый голос.

Наступило молчание, и потом другой, до боли знакомый голос ответил:

— Очень. Высший класс.

Туман достаточно рассеялся, и я увидел, как в темноте блеснуло лезвие.

— Давай ты, Я боюсь мертвецов, — сказал первый голос.

— Хо, мы не можем позволить им осквернить тело твоей дочери! — прошептал я.

— Волосы и ногти, — прошептал он в ответ. — Что?

— Им нужны волосы и ногти, — спокойно пояснил мастер Ли. — Это обычное дело.

Мародеры вырывают тела знатных женщин ради их шелковых волос и безупречных ногтей. Затем продают их по большой цене дорогим куртизанкам. Те в свою очередь дарят их как свои собственные какому-нибудь богатому любовнику. А он, польщенный таким даром (а это действительно ценный дар, поскольку любая ведьма может сделать что угодно с человеком, отдавшим свои волосы и ногти), готов отдать что угодно; и так прелести мертвой красавицы служат еще долго после ее смерти. Довольно интересная форма бессмертия, не правда ли?

Грабители уже закапывали могилу; я из любопытства высунул голову из кустов и чуть не проглотил от удивления язык.

— И кто, скажите мне, так копает? — недовольно проворчал оценщик Фан.

— Чтобы получить ответ, уважаемый коллега, я бы посоветовал вам помочиться на землю и внимательно посмотреть на брызги, — прошипел Хапуга Ма.

Ли Као хитро прищурил правый глаз.

— Странно, — задумчиво сказал он, — наверное, это судьба, так как оценщик Фан, по-моему, не тот человек, на которого можно вот так просто взять и наткнуться. Как я выгляжу?

— Что? — не понимая, переспросил я.

— Лак. Как мой лак?

Я осмотрел его с чувством легкого отвращения. Лак потрескался, и сейчас мастер Ли напоминал полугодовалый труп.

— Вы выглядите отвратительно.

— Спасибо, — ответил мастер Ли. Хапуга Ма выругался и отпрыгнул назад.

— Осторожней с лопатой, болван! Ты чуть не закопал в

могилу мою тень!

— Тогда почему бы тебе не привязать ее шнурком, как все благоразумные люди? — проворчал оценщик Фан.

— Ага. Суеверия! Это то, что надо, — довольно прошептал Ли Као и выпрыгнул из кустов.

— У-у-у-у-у-у-у-у! — завыла мумия.

Хапуга Ма тут же упал без чувств, оценщик Фан рухнул на колени и зажмурился, а зловещий призрак остановился и громогласно проговорил с легким тибетским акцентом:

— Я Цо Чжед Чон — покровитель женьшеня. Кто посмел украсть мой корень?

— Сжальтесь, милостивый призрак, — захныкал оценщик Фан. — Я знаю, что он находится у прародительницы, но, клянусь, не знаю, где она его прячет.

— Не просто корень, Великий Корень! — проревел покровитель женьшеня.

— О, Повелитель, во всем мире существует только один Великий Корень, и ни один оценщик не осмелился бы коснуться его, — пролепетал Фан.

— Где он? Говори!

— Я не смею! — заплакал Фан.

Цо Чжед Чон поднял к небу свое страшное лицо и вытянул вперед руку, дабы поразить презренного молнией.

— Хорошо, хорошо, я скажу, — закричал оценщик Фан. — Правитель Цинь… Великий Корень спрятан в его лабиринте!

Мумия постояла в задумчивости, а затем щелкнула пальцами.

— Ладно, сгиньте!

Обморок Ма оказался не очень глубоким. Увидев это, Хапуга тут же вскочил на ноги и пустился наутек, оставив Фана далеко позади. Ли Као же внимательно посмотрел на разрытую могилу, затем нагнулся и что-то поднял. Он повертел предмет в руках, потом вернулся к нам и протянул его Хо. Тот чуть не лишился дара речи. Это был осколок глиняной таблички, идентичный тем, над которыми Хо работал в течение шестнадцати лет, только этот был настолько большим, что содержал не отдельные предложения, а целые абзацы.

Налетел ветер, и мы услышали, как вдалеке кто-кто кричал. Это были жена Хо и ее семеро сестер. Похоже, они решили брать пример с прародительницы и сейчас во всю глотку вопили: «Голову с плеч! « Радость Хо мгновенно прошла, и, посмотрев на нас с надеждой, он спросил:

— Ли Као, тебе случайно не попадался поблизости еще какой-нибудь старый колодец?

— А по-моему, тебе нужен топор, — ответил старик.

— Топор? Топор… А ведь ты прав.

Мы покинули кладбище и теперь направлялись к стене возле старого колодца. Ли Као прокричал, как сова, и где-то собака три раза пролаяла в ответ. Пора было уходить.

Мы попрощались с Хо, и Ли Као, как обычно, залез мне на спину. Брешь в стене теперь хитроумно закрывал кусок холста, выкрашенного под камни; и отодвинув занавес, я быстро пересек коридор и начал по веревочной лестнице взбираться на противоположную стену.

Уже поднявшись, я еще раз оглянулся. Размазня Хо стоял на траве, в одной руке держа табличку, а другой сжимая воображаемый топор.

— Вот вам! — радостно кричал Хо, размахивая рукой. —

Вот вам всем! Получайте!

Вскоре его фигура растаяла в тумане, и я сбросил конец веревки головорезам Вана. На этих похоронах они награбили больше, чем за последние двадцать лет, и сейчас предложили Ли Као стать их главарем. Но у нас были другие дела. Не прошло и минуты, как я уже мчался по направлению к родной деревне, пока мастер Ли сидел у меня на закорках, сжимая в руках драгоценный корень силы.

 

Глава 11, в которой решается судьба экспедиции за Великим Корнем Силы, кости дракона дают неопределенный ответ, а мастер Ли рассказывает историю своего рождения

Был полдень и пылинки играли в лучах солнца, освещающего наш монастырь. Тишину нарушали лишь звуки птиц в саду да приготовления Ли Као, делающего заветный эликсир.

С тех пор как мы покинули деревню, дети не шелохнулись, и монахам оставалось лишь время от времени обтирать и переворачивать их. Дети не подавали никаких признаков жизни, и с трудом верилось, что они вообще живы. Они лежали без движения, а родители так же безмолвно сидели возле них.

Ли Као положил корень силы в пузырек с подслащенной водой и поставил на слабый огонь. Вскоре вода окрасилась в оранжевый цвет и корень приобрел медный оттенок, став при этом полупрозрачным, как янтарь. Прошло еще немного времени. Вода и корень покраснели, затем почернели. И когда почти вся жидкость испарилась, Ли Као довольно потянулся. Удивительно свежий и острый запах наполнил комнату, будто в горном лесу после дождя.

— Вот и все. Посмотрим, что выйдет, — спокойно сказал мастер Ли.

Теперь он вместе с настоятелем подходил к каждой койке, и пока настоятель открывал детям рот, Ли Као окунал почерневший корень в эликсир и осторожно выдавливал по три капельки на язык. Они повторили процедуру три раза, после чего в пузырьке не осталось ни капли раствора. Теперь оставалось только ждать.

За окном мычали коровы и кудахтали куры; ивы тихо царапали каменные стены, дятел стучал в саду. И вдруг щечки детей порозовели. Дыхание стало глубоким и ровным, в окоченевшие руки вернулось тепло. Олененок вздохнула, а на лице Соломенной Шляпки появилась широкая улыбка. Все дети довольно заулыбались, и я понял, что являюсь свидетелем чуда. Родители заплакали от счастья, дедушки и бабушки принялись танцевать, а монахи побежали на крышу и стали звонить в колокола. Настоятель вскочил и пустился в пляс, бормоча себе под нос: «Бодхисаттва Махасаттва». Не радовался только Ли Као.

Он ходил от койки к койке, бесстрастно осматривая каждого ребенка, и в конце концов подозвал меня. Попросив Большого Хуна на секунду отпустить сына, он наклонился над мальчиком и стал измерять его пульс: сперва на левом запястье, проверяя сердце, печень, почки, тонкую кишку, желчный и мочевой пузырь, потом на правом, отвечающем за легкие, желудок, толстую кишку, селезенку и три обогревателя* . Затем подозвал настоятеля, и они вместе еще раз проверили пульс. На лице настоятеля появилось сперва удивление, затем тревога и в конце концов отчаяние и страх. Он схватил свои иглы и принялся проводить акупунктуру и проверку болевых точек. Но реакции не последовало никакой. Маленький Хун выглядел прекрасно, пульс был в норме, и на лице сияла счастливая улыбка, но когда мастер Ли поднял его руку и отпустил, она осталась в том же положении. Дети напоминали глиняные статуэтки — с ними можно было делать что угодно без какой-либо реакции с их стороны.

Ли Као выпрямился и медленно подошел к печи. Все смотрели на него. Он выглядел невероятно усталым и, как мне показалось, подыскивал нужные слова, чтобы сказать, что не бывает чуда наполовину. Корень силы почти сделал свое дело, но этого оказалось недостаточно.

Если бы сейчас он посмотрел на меня, я бы не выдержал этого взгляда. Я знал, что он мог мне сказать. И это были слова из древнего тибетского манускрипта: «Дабы проснуться от забытья, действенно лишь одно средство — Великий Корень Силы, но его может добыть только тот, у кого есть доступ к самым редчайшим и могущественным снадобьям в мире». Я вспомнил испуганное лицо оценщика Фана. Он клялся, что во всем мире существует всего один Великий Корень, и я прекрасно помнил его крик: «Правитель Цинь! Корень спрятан в его лабиринте». Но если бы все было так просто. Любой деревенский мальчишка знал, что правитель Цинь в десять тысяч раз опаснее прародительницы, и за медные монеты никто на самоубийство не пойдет. А это значило, что отправиться за корнем мне придется одному, вот только из лабиринта Циня еще никто не возвращался живым. Я развернулся и быстро пошел прочь по длинным коридорам монастыря, которые знал как свои пять пальцев, быстрей и быстрей, пока не выпрыгнул из окна на траву и не побежал что было сил.

Иначе я не мог. Когда мне становилось плохо, я должен был бежать, карабкаться на скалы, преодолевать бурные реки, потому что только так мог забыться. Я бежал по холмам и долинам часами, без остановки, пока за мной не увязалась свора собак. Так я углубился в лес, поднялся по извилистой старой тропке и, пригнувшись, по узкому тоннелю пролез в маленькую пещерку. Собаки последовали за мной, и теперь мы сидели в темноте среди груды костей.

Их называли «костями дракона», потому что, согласно поверью, драконы меняют кости, как змеи кожу На самом деле это были просто кости домашних животных, которые мы использовали для гадания. Довольно странный и древний обычай, но настоятель говорил, что кости всегда говорят правду.

Считается, когда люди боятся, они возвращаются в детство. Не знаю, для меня это действительно так. В детстве мы с ребятами считали эту пещеру нашим штабом и часто гадали на «костях дракона». Мы находили ответы на свои вопросы и уже не чувствовали себя беззащитными и одинокими. Сейчас мне хотелось того же.

Я развел огонь, сунул в пламя кочергу и, выбрав гладкую кость, написал «Да»  с одного конца и «Нет»  с другого.

— Дракон, скажи, найду ли я Великий Корень Силы в лабиринте правителя Циня и вернусь ли оттуда живым или нет? — серьезно прошептал я.

Затем я обернул руку куском дерюги и, взяв кочергу, прислонил ее раскаленным концом к выбранной кости. Та зашипела, и черная трещина медленно поползла в сторону ответа. Но тут появилась еще одна трещина, и в то время как одна из них достигла отметки «Да», другая пронзила слово «Нет». Я в недоумении уставился на кость. Что бы это значило? Я найду Великий Корень, но погибну или останусь в живых, но не найду ничего? Я расстроился, но тут вспомнил, что мне уже не десять лет и пора бы наконец повзрослеть.

— Дурак, — пробормотал я и отбросил кочергу.

Уже стемнело. Свет далекой луны прокрался в пещеру и, упав на мою левую руку, осветил небольшой шрам на запястье. Кровные братья… Я запрокинул голову и засмеялся.

Друзья моего детства умерли бы от зависти, узнав, что их другу — Десятому Быку — суждено погибнуть в лабиринте правителя Циня. Я улыбнулся, откашлялся и торжественно произнес слова из далекого детства:

— Птичий хвост, мышиный хвост, мудрость бодхисатвы, станьте кости мертвеца стражем нашей клятвы!

— Ну, теперь нам никто не страшен, — одобрительно сказал знакомый голос. — Бьюсь об заклад, такая клятва сильнее военной присяги.

Мастер Ли погладил собак и сел рядом со мной.

— Вообще-то гадание на костях когда-то было обыкновенным мошенничеством, — заметил он. — Немного практики — и предсказатель мог сделать трещину какой угодно формы. Ты сам-то разве никогда не обманывал?

— Это было бы предательством, — промямлил я.

— Мудро. Настоятель сказал, я найду тебя здесь. Еще он сказал, что если тебя тут нет, надо просто сидеть и ждать, и ты обязательно придешь. Не бойся показаться ребенком, Лу Юй. Мы все порой должны возвращаться в детство.

Он достал большую фляжку и протянул ее мне.

— На, выпей, а я расскажу тебе одну историю.

Я сделал глоток и закашлялся. Ли Као улыбнулся и, забрав флягу, отхлебнул не меньше половины.

— Стояла темная мрачная ночь, — начал он, вытирая губы тыльной стороной ладони. — Лил дождь, выл ветер, словно дракон гремел гром, и молния сверкала подобно языкам пламени. Внезапно ветер донес звук колес и копыт, за которым последовал самый пугающий звук во всей Поднебесной — звук горна солдат Цинь.

На этот раз я поперхнулся даже без вина, и Ли Као учтиво похлопал меня по спине.

— По горной дороге с бешеной скоростью мчалась повозка, запряженная мулом, в ней сидели мужчина и женщина, — продолжил он. — Женщина была беременна; она сидела сзади и сжимала в руках большую сумку, в то время как мужчина погонял мула. За их спиной снова раздался зловещий звук горна, и туча стрел поднялась в небо. Мул споткнулся и упал замертво, а коляска опрокинулась в канаву. Очевидно, солдаты охотились за сумкой, поскольку мужчина пытался отобрать ее у женщины, чтобы принять погоню на себя; но та не хотела отдавать ее. Так они вырывали сумку друг у друга, пока не последовал новый залп. Мужчину сразило наповал, женщину же ранило в спину, но из-за дождя солдаты не заметили ее, и она сумела добраться до ближайшего монастыря Шу.

Мастер Ли вновь приложился к фляжке и сделал несколько больших глотков. Я понятия не имел, зачем он мне все это рассказывал, но так, по крайней мере, я мог немного отвлечься.

— Стрела сыграла свою роль, — сказал старик. — На древке был нарисован тигр — эмблема династии Цинь, а в монастыре ненавидели их. Монахи помогли женщине, и с первыми лучами солнца в стенах монастыря раздался крик новорожденного. Настоятель с повивальной бабкой сделали что могли для ребенка, но жизнь матери висела на волоске.

«Храброе сердце, — прошептал настоятель, вытирая пот с се лба. — Восстать против правителя Циня — истинный подвиг». Он поднял ребенка. «Тысяча благословений тебе, дитя, ибо ты дала жизнь прекрасному мальчику!»

Умирающая женщина шевельнулась и открыла глаза. Затем, превозмогая себя, она подняла руку и, указав на акушерку, произнесла:

— Као… Ли… Ли Као.

Я мотнул головой и в недоумении уставился на мастера Ли. Он лукаво посмотрел на меня и подмигнул.

Слезы нахлынули на глаза настоятелю. «Я слышу, дитя мое, — произнес он. — Твоего сына будут звать Ли Као».

— Као! — еле дыша, прошептала женщина, — Ли Као!

— Я понял, дочка. Я воспитаю Ли Као как собственного сына и сделаю все, чтобы он встал на праведный путь. Он познает мудрость и закон, и в конце безупречной жизни его дух непременно пройдет через Врата Великой Пустоты в Блаженную Обитель Ясности и

Чистоты.

Глаза женщины горели и как будто пылали гневом, но силы были на исходе. Она закрыла глаза, уронила руку, и ее дух унесся в Подземное Царство Желтого Источника.

Акушерка была так растрогана, что достала маленькую сафьяновую фляжку и сделала пару больших глотков; и тут сердце настоятеля похолодело. Запах наполнил комнату, и так пахнуть могло только одно вино на свете. Оно прекрасно выводило пятна на одежде, и все называли его каолин — Као Лин. Возможно ли, что умирающая женщина, протягивая руку к акушерке, вовсе не собиралась дать имя ребенку, а всего лишь хотела глоток вина?

Очень даже может быть, и как выяснилось потом, солдаты преследовали ее не как борца с тиранией. Отнюдь. Она с мужем украла какой-то важный документ из стана Циня, и он хотел его вернуть. Мои родители были самыми заядлыми жуликами во всей Поднебесной, Лу Юй, и мать легко бы ушла от погони, если бы ей еще не пришлось драться с отцом за сумку. Мастер Ли встряхнул головой.

— Знаешь, Десятый Бык, наследственность — удивительная вещь. Я никогда не знал моих родителей, однако уже в возрасте пяти дет украл серебряную пряжку настоятеля.

Когда мне исполнилось шесть, я сделал то же самое с его нефритовой чернильницей. В восемь лет я умудрился стащить золотые кисточки с его лучшей шапки, и я до сих пор горжусь своей ловкостью, поскольку он постоянно носил ее на голове. Когда мне стукнуло одиннадцать, я поменял бронзовую жаровню старика на пару кувшинов вина и напился в стельку на улице Мух, а в тринадцать «одолжил»  его серебряный канделябр и отправился прямиком на Улицу Четырехсот Запретных Удовольствий. Эх, молодость! — ностальгически произнес мастер Ли. — Как сладко, но быстро проходят лучшие годы нашей жизни.

Он снова поднял фляжку и довольно рыгнул. — Настоятель же монастыря Шу был истинным героем. Он поклялся вырастить меня как собственного сына и сдержал слово; причем настолько хорошо, что я занял первое место на экзамене на звание цзиньши.

Когда же я покинул монастырь, то отнюдь не пошел по пути мудрости и знаний. Вместо этого я стал мошенником и вором. И, как ни странно, вскоре понял — быть преступником так просто, что даже скучно.

Так время от времени я неохотно возвращался к науке и чисто случайно оказался ученым в Императорской академии. К счастью, мне удалось подкупить главного евнуха дворца, и он назначил меня военачальником, а то бы я до конца жизни строил планы посева риса. Так я стал полководцем, успешно проиграл пару сражений, меня сделали мудрым советником императора и, наконец, правителем провинции Ю. Наконец-то я мог отдохнуть. Правда, дела находились и тут. Помню, я пытался найти улики против военачальника У Саня, которого мне очень хотелось вздернуть за все его грехи. Но он оказался скользким, как червь, и я не мог ничего доказать. К счастью, Желтая река вновь разлилась, и мне удалось убедить людей, что единственное спасение — прибегнуть к ритуалу предков. Так У Сань, привязанный к брюху коня, скрылся в волнах, — мне, конечно, было жаль коня, но что поделать, таков обычай.

Так продолжалась моя жизнь, Десятый Бык. И постепенно я понял, что раскрыть преступление в тысячу раз сложнее, чем его совершить. Поэтому я повесил полуоткрытый глаз над своей дверью и никогда в жизни не сожалел об этом. Но, должен признаться, никогда и не останавливался на полпути.

Надежда засияла в моих глазах.

— Как думаешь, почему я тебе это рассказываю? — спросил мастер Ли. — У меня есть все причины сильно не любить правителей Цинь, и вдобавок жизнь как никуда лучше подготовила меня для подобных дел. Мы достанем этот корень.

Он похлопал меня по плечу.

— К тому же ты мне почти как правнук. И неужели ты думал, я отпущу тебя одного?

Поспи немного, на рассвете мы отправляемся в путь.

Слезы хлынули у меня из глаз.

Мастер Ли вылез из пещеры, позвал собак, и они радостно запрыгали вокруг него.

Вскоре я уже видел, как он удалялся по направлению к монастырю, пританцовывая и напевая:

 

Глава 12, в которой совершается небольшой экскурс в историю Поднебесной, впервые упоминается маска тигра, Лу Юй видит самую неприступную крепость в мире, а в голове у Ли Као созревает очередной хитроумный план

Хочу объяснить тем, кто не знает, — моя страна называется Чжунго, что означает

Срединный Мир, или Срединное Государство, кому как будет угодно. Причина же здесь проста: Китай находится точно в центре мира, и это единственная страна, которая лежит прямо под Небом. «Китаем»  же наше государство назвали варвары в честь первого императора Циня* , взошедшего на престол в год крысы 2447* , так как на их языке слово «Китай»  созвучно имени правителя.

Цинь Шихуанди провел множество реформ. Обычно тираны хорошие реформаторы, хотя реформатор не обязательно убийца.

«Мы в плену у прошлого! — кричал император Цинь. — И наша цель — начать новую жизнь!»

Не знаю, что он имел в виду, но фактически Цинь подавил все учения, существовавшие до него, и насадил новую политику, называемую «легизмом». Как говорит настоятель, первая заповедь Книги легизма звучит так: «Наказание порождает силу; сила порождает власть; власть внушает страх, а страх — добродетель; поэтому источник добродетели лежит в наказании». Думаю, зачитывать дальше не стоит.

Правление Циня началось триумфально. В первые годы он сжег все книги в империи, за исключением руководств по земледелию, медицине, гаданию и прочих, имеющих практическую пользу. Ученых ждала та же участь, и огромные запасы знаний навсегда исчезли с лица Земли. Также Цинь не признавал некоторые религии — в результате многие храмы и священнослужители исчезли в огне. Он не терпел и народных легенд — в итоге головы сказателей и поэтов полетели с плеч. Ведущих последователей конфуцианства заманили в ущелье, где их задавили камнями; наказанием за хранение хотя бы одной строчки из Канонов было немедленное четвертование. Но проблема всех казней в том, что их воздействие на умы преходяще. И тогда император придумал ловкий ход. «Я построю стену! « — решил он.

Не император Цинь начал строительство Великой китайской стены, равно как и не он закончил постройку. Но именно он погубил больше всего людей на принудительных работах. Несогласных с проектом сослали на необитаемые пустоши Севера; остальные же гибли миллионами, возводя грандиозный памятник истории, который иногда называют «величайшим кладбищем в мире». Еще больше людей умерло при строительстве резиденции императора — Великого замка-лабиринта. Территория дворца занимает семьдесят цинов земли, и на самом деле это не один замок, а тридцать шесть сооружений, соединенных подземным лабиринтом (Цинь хотел иметь тридцать шесть спален, чтобы его было невозможно подстеречь и убить). Замок возвели на скале, и, по поверьям, под искусственным лабиринтом находился настоящий, где обитало жуткое чудище, которому Цинь отдавал на съедение неугодных ему людей. Не знаю, правда ли это, но тех, кто попадал туда, живыми больше не видел никто.

Другим хитрым трюком владыки был приказ лучшим мастерам в империи сделать ему золотую маску тигра, которую он надевал на всяческих церемониях и вообще на людях.

Идея прижилась, и последователи императора продолжали носить ту же маску на протяжении целых восьми веков. И это был очень ловкий ход. Слезились ли у правителя глаза? Был ли у него слабый подбородок или какие-то дефекты кожи? Никто этого не знал. Все видели лишь злобный оскал тигра, внушающий трепет и страх.

Что ж, любая тирания всегда держалась на мистике и страхе. Не являлась исключением и империя Цинь, просуществовавшая почти сорок лет* . За это время страна превратилась в один сплошной крик отчаяния и боли, но в конце концов император совершил ошибку. Он настолько увеличил поборы, что крестьянам ничего не оставалось, как поднять восстание, дабы не умереть с голоду. Конечно, у них отнимали любое оружие, но Цинь не учел одну вещь. У крестьян не отняли бамбуковые рощи. И когда по всей стране начались волнения и вооруженная бамбуковыми копьями толпа стала сносить все на своем пути, император поспешно покинул столицу и забаррикадировался в своем дворце. Замок-лабиринт был неприступен, и поскольку Цинь по-прежнему имел лучшую армию в Поднебесной, крепость стала государством в государстве.

Императоры других династий сменяли друг друга, но династия Цинь продолжала существовать за стенами чудовищного города-замка, служащего оплотом власти и порока.

Сегодня от замка остались лишь руины, но громадина по-прежнему возвышается на скале, выходящей на Желтое море. Здесь самый сильный прилив в Китае, и волны с грохотом обрушиваются на прибрежные камни. Створки ворот поросли плющом, в тени банановых деревьев и бамбука таятся пауки, а в трещинах стен скрываются ящерицы с лазурными глазами и радужной кожей. Пауки, населяющие замок, большие, мохнатые, но безобидные, чего нельзя сказать о его прежних владельцах.

Когда я впервые увидел замок-лабиринт, он предстал передо мной во всем своем величии. Наше судно медленно плыло сквозь густой утренний туман по направлению к дворцу, и всюду слышались резкие крики команд, лязг оружия и оглушительный топот ног.

Когда же туман немного рассеялся, я увидел самую неприступную крепость в мире.

Громадина возвышалась на скале, ее башни, казалось, упирались в небо; огромные ворота блестели, как клыки зверя; а мост, перекинутый через ров, был настолько широким, что мог вместить четыре отряда солдат, выстроенных в ряд. На стенах крепости я увидел конных стражников и чуть не рассмеялся: снизу они походили на муравьев, сидящих на маленьких паучках. Кони гарцевали, и их кованные железом копыта выбивали камни, которые градом сыпались вокруг нас. Один из них попал по навесу, под которым «здоровым»  хмельным сном спал Ли Као. Он мигом проснулся и возник на палубе.

— Отвратительная архитектура, не так ли? — зевая, сказал он. — У первого императора не было никакого чувства стиля. В чем дело, Десятый Бык, тяжелое похмелье?

— Нет, просто слегка болит голова, — соврал я. Туман рассеивался, и тут мне показалось, что я схожу с ума. Впереди возвышалась мрачная громадина, но вдруг до меня стали доноситься веселые песни рыбаков и изумительные ароматы цветов. Когда же лодка подплыла совсем близко, я остолбенел. Передо мной лежал сказочный и невероятно красивый город.

— Удивлен? — засмеялся мастер Ли. — Это странно, но Цинь — бесспорно, самый красивый в мире город, к тому же это самое безопасное в Китае место. А причина всему жадность.

Старик отхлебнул вина и довольно рыгнул. — Все правители династии Цинь жили исключительно ради наживы, и их методы были хоть и жестоки, но эффективны, — пояснил он. — Раз в году правитель замка выбирал какую-нибудь деревню, ее сжигали дотла, а жителей казнили. После этого наместник Неба с армией отправлялся собирать дань. Их путь устилали трупы и нанизанные на кол головы; и крестьяне подвластных уездов были готовы отдать последнее, лишь бы остаться в живых. Однако рано или поздно должен был появиться хоть один умный правитель, и так и случилось. Он вошел в историю под именем Добрый Владыка. Как-то раз он обсуждал важные планы со своими министрами и вдруг вскочил, поднял вверх руку и громко крикнул: «Мертвые не могут платить! « Это божественное откровение изменило весь ход событий.

Ли Као предложил мне выпить, но я отказался. — Добрый Владыка и его преемники не перестали убивать крестьян ради наживы или просто так, а ежегодные поборы продолжаются и по сей день, но богатым отныне позволялось платить по своему желанию. Добрый Владыка превратил свой мрачный город-бастион в самое прекрасное и дорогое место развлечений на Земле. Знаешь, Лу Юй, нет ни одного увлечения или порока, какого бы ты не смог здесь удовлетворить. Конечно, цена баснословна, но люди довольны, поскольку в округе нет преступности. Правители обещали мир, и это весьма удобно, поскольку теперь богачам не надо нанимать собственные армии, чтобы защитить себя. В городе-замке, и только здесь, богатые живут без хлопот и забот. Покуда ты платишь, тебе нечего бояться, и без преувеличения, Десятый Бык, скажу, что мы въезжаем с тобой в самый настоящий рай на Земле.

Чуть позже я опишу сам город. Сейчас же должен напомнить, что нашей главной целью было найти кого-нибудь, кто бы провел нас в лабиринт и вывел обратно. И спустя час мы нашли такого человека.

Повсюду в городе во всех заведениях стояли большие железные сундуки с изображением тигра — эмблемы правителя. Что бы в них ни происходило — торговля или игра в кости, половина денег шла в этот сундук, половина в — карман владельца, и кто-то должен был отсчитывать долю правителя, О, это был высокий пост, и малого, который занимался этим, знали все. Его звали Ключник-Кролик, и вскоре я понял почему.

Это был маленький человечек с опухшими красными глазками и длинным носом, который жил в постоянном страхе и всюду носил с собой большую связку ключей.

— Ох, батюшки, батюшки, — причитал он, заходя в бордели, кабаки и игорные притоны. — Ох, батюшки, батюшки, — повторял он, выходя обратно.

Его сопровождал отряд солдат и две телеги, одна — для собранных монет и другая — для массивных свитков со сводами правил, установленных во владениях правителя.

Правда, жизнь бедняга нельзя было назвать сладкой. Поговаривали, случись ему ошибиться и не досчитать хотя бы одну монету, его бы тут же ждала мучительная казнь.

— Ох, батюшки, батюшки, — хныкал он, открывая очередную дверь и быстро подходя к сундуку, перебирал связку ключей, находил нужный, открывал замок, считал монеты, сверялся со свитками, расспрашивал, не утаил ли кто хотя бы монету, и, закрыв сундук, семенил дальше.

Когда же садилось солнце, его ждали в замке, где другие подданные подсчитывали деньги, и зачастую бедняге приходилось до самого утра опять пересчитывать их, дабы удостовериться, что никто из слуг не взял себе ничего. Несложно догадаться, что он сопровождал правителя на ежегодных сборах дани, и тоже был вынужден выжимать из каждого крестьянина до последнего зернышка, ибо в противном случае не сносить бы ему головы.

Такое положение любого бы повергло в уныние, но Ключник-Кролик не унывал.

Вместо этого он женился.

— Не поймите меня неправильно, — рассказывала нам старуха, знающая все сплетни и слухи в городе, — Цветок Лотоса — порядочная деревенская девушка и самое доброе на свете существо. Но она не устояла перед соблазнами города и стала жертвой алчности. Ее муж, который сам не владеет ни единой монетой, не может расслабиться и спокойно вздохнуть, в то время как за ней увиваются самые богатые люди на Земле. Она обдирает их до нитки, а он считает, что, наверно, совершил что-то ужасное в прошлой жизни.

На сей раз я точно знал, что мне скажет Ли Као.

— Ключ к лабиринту — Ключник-Кролик, а ключ к нему — его жена, — сказал он, когда мы шли по улице. — Я бы сделал это сам, будь я на десять лет моложе, но, увы,

Десятый Бык, похоже, Цветок Лотоса достанется тебе. Ты, правда, можешь успокаивать себя мыслью, что самая богатая женщина в мире окажется и самой красивой.

— Мастер Ли, я выполню свой долг, — храбро ответил я. — В этом-то я не сомневаюсь, — вздохнул Ли Као, — но только ты не произведешь на нее особого впечатления с тем, что у нас осталось от золота Скряги Шэня. Так что придется вновь испытать удачу.

 

Глава 13, которая полностью посвящена искусству приготовления дикобраза

Ли Као повёл меня на таможенный двор и через час нашел искомое. С любого судна, прибывшего или отплывающего из города, взималась огромная пошлина, и сейчас толстенный купец платил чудовищные деньги, чтобы благополучно отплыть. Его солдаты (редкая картина в городе-замке) словно статуи стояли рядом с четырьмя большими сундуками. Сам же купец, имея в запасе еще несколько часов, преспокойно отправился обедать.

— Десятый Бык, проследи за этим парнем и запомни, что он ест, — сказал мастер Ли,

— Что он ест?

— Да, что он ест.

Когда я вернулся, то с трудом связывал слова.

— Мастер Ли, вы не поверите, но для начала он попросил четыре здоровые миски супа с клецками, затем три плошки тушеного мяса, цзинь маринованной мальвы, два цзиня устриц, три тарелки крабов, две чашки конфет, десять пирожных с медом и арбуз. Хозяин спросил, не желает ли почтенный гость отведать еще шесть или семь шенов персиков в горячем сиропе, на что толстяк ответил, что он на диете и обойдется лишь доу зеленого чая с ананасом* .

— Где он сейчас?

— Принимает успокаивающую ванну, после чего его ожидают массаж и другие приятные процедуры.

— Отлично, — радостно ответил мастер Ли, — Пойдем, Десятый Бык. Нам надо раздобыть эликсир восьмидесяти зловоний у какого-нибудь безалаберного алхимика, а также срочно купить гроб.

Когда купец вернулся, перед его глазами предстала поистине чудовищная картина. Я, плача и причитая, валялся у гроба, в то время как Ли Као чуть поодаль истошно вопил и проклинал судьбу.

— О, горе! — орал я.

— Бедная невеста моего правнука! — плакал мастер Ли.

— Вернись ко мне, моя любовь! — кричал я, колошматя по крышке гроба.

— Десять миллионов проклятий тому повару, кто предложил мне приготовить на свадьбу дикобраза! — вопил Ли Као.

Толстяк тут же подбежал к старику.

— Дикобраза? Простите, вы сказали дикобраза?

— Дикобраза.

— Но, достопочтенный господин, вы знаете, что мясом дикобраза можно отравиться, если неправильно его приготовить?

Ли Као вскочил на ноги.

— Ты принимаешь меня за идиота? — вскипел он. — Я лично наблюдал за процессом, и все было сделано в точности с указаниями Ли Цзэнина.

— Простите! Ли Цзэнин — известный автор искусства приготовления дикобраза.

— Зачем бы еще я воспользовался его книгой, дурак? — огрызнулся мастер Ли.

Глаза купца заблестели.

— А это был молодой и свежий дикобраз? — робко прошептал он.

— Молодой, где-то год, и убит за день до свадьбы, — снова заплакал мастер Ли.

В животе купца громко заурчало.

— На реке Юшань? — прошептал толстяк.

— Естественно, — ответил мастер Ли.

Это было уже слишком. Толстяк подбежал к своим сундукам, открыл один из них, достал большого маринованного сазана, быстро проглотил и вернулся к нам.

— А соус? — воскликнул он. — Соус был приготовлен за год до торжества?

— Ровно за год, — ответил мастер Ли. — Из отборных соевых бобов.

— А вы уверены, что среди них не попалось черных или коричневых? Одного боба достаточно, чтобы отравить все блюдо!

— Все черные и коричневые бобы и даже бобы с фиолетовыми крапинками были выброшены лично мной! — сердито сказал Ли Као. — Оставшиеся же желтые просеяны сквозь сито пятнадцать раз. Я прекрасно осознавал опасность!

— Достопочтенный господин, — промямлил толстяк, — я ни в коем случае не обвиняю вас. Но где-то должна быть допущена ошибка, раз бедная невеста вашего правнука… а! кстати… не могли ли вы использовать рисовую муку?

— Не будьте ослом, молодой человек, — возмутился Ли Као. — Рисовая мука погубила бы всех гостей. Мы использовали только чистую пшеничную муку, слегка подсоленную и выдержанную на солнце в течение шести часов.

— И вы покрывали ее для защиты от пыли? Ведь одной соринки…

— Мы покрывали ее для защиты от пыли! Затем муку и бобы перетерли до состояния соуса, соус залили в кувшин, который в свою очередь покрыли фарфоровой миской и залили известью, и я не буду даже говорить, что мы использовали только чистейшую речную воду, поскольку попади туда хотя бы капля воды из колодца, это мгновенно привело бы к смерти.

— Не понимаю, — пролепетал купец. — Все. вроде правильно, и все же… Подождите, а какой это был месяц?

— Ты издеваешься? Приготовить соус для дикобраза не в июне равносильно самоубийству! — прокричал мастер Ли. Купец побледнел. До него дошло, что если он не выяснит, в чем ошибка, то сам уже никогда не сможет безбоязненно наслаждаться одним из самых вкусных на свете яств.

— Невероятно, — прошептал он. — Все было сделано в точности по инструкциям великого Ли Цзэнина, но все же погиб человек. Мы должны выяснить причину!

Достопочтенный господин, умоляю вас, опишите в точности, как повар готовил дикобраза.

Я поймал себя на мысли, что мне уже и самому стало невыносимо интересно. Но я мог все испортить. Мне нужно было стонать и плакать.

— О, горе! — с новой силой завопил я. — Всесильное Небо, за что?..

Ли Као сочувственно похлопал меня по плечу.

— И подумать только, что такая трагедия постигла единственного из моих правнуков, кто не дурак и имеет сердце, — всхлипнул старик. — Но ты прав, мы должны установить причину. Сначала повар удалил глаза, вытащил желудок и внутренние органы. Пока же он резал мясо ломтиками, мой бедный правнук собственноручно очищал их от каждого сгустка крови. Потом мы варили мясо в чистой речной воде…

— Не снимая кожу?

— Конечно, не снимая. Затем достали и положили на разделочную доску.

— Деревянную?

— Милостивый Будда, я прекрасно знаю, что, используй мы доску из керамики или металла, это убило бы всех нас! — сердито проворчал мастер Ли. — Дальше повар тончайшими палочками вытащил каждую ворсинку и иголку, нарезал мясо более мелкими ломтиками (естественно, квадратными) и поставил вариться в котел со свиным жиром. И только потом добавил соус и обжарил мясо в масле. Мы внимательно следили, чтобы в котел не попало ни единой пылинки. После этого повар обмакнул в соус кусочек бумага и поднес его к пламени свечи. Лишь когда он стал легко воспламеняться, процедура была закончена, и мы подали мясо к столу.

Ни единого изъяна. Ни одной ошибки. Мир купца трещал по швам. Он закрыл лицо руками, и, как ни странно, сейчас он напоминал мне Яркую Звезду, когда она увидела, как нарушили правила ее священного танца. Конечно, страсть толстяка была не столь благородной, но такой же искренней. Ли Као подошел ко мне и, пока не видел толстяк, поднял меня на ноги. Теперь я рыдал у него на плече, а он все так же утешительно хлопал меня по спине.

— Сколько людей погибло? — в конце концов спросил купец.

— Только моя невеста! О, горе! — опять заорал я.

— Только она из двухсот человек гостей, — всхлипнул мастер Ли. — И ведь я сам выбирал дикобраза! Я сам готовил соус! Правнук лично удалял все сгустки крови! И именно от того нежнейшего кусочка, что он протянул своей любимой, она умерла! А я… я…

— Подождите! — воскликнул купец и схватил меня за плечи. — Мой бедный мальчик, когда ты очищал мясо, какой палочкой ты пользовался?

Я был тронут до глубины души.

— Какой палочкой? О Небо, я не помню, — ответил я.

— Ты должен вспомнить! — настаивал толстяк. — Была ли это серебряная палочка?

— Да, была, — задумчиво произнес я. — Теперь я вспомнил. Это была палочка из чистейшего серебра, хотя когда остался последний кусочек, она упала, и я взял другую.

— Серебряную? — Толстяк затаил дыхание.

Я сдвинул брови, и мне показалось, что за эти секунды прошла вечность. Пора было заканчивать спектакль,

— Золотую, — наконец ответил я.

Настоятель всегда учил меня не судить о людях по их внешности, и купец оказался наилучшим тому примером.

Весь его грузный облик говорил о том, что этот человек ставит собственные интересы превыше всего на свете. Однако он не стал радоваться спасению своего мира. Толстяк зарыдал вместе со мной, и слезы потекли по его щекам.

— Бедный мальчик, — запричитал он, — мясо дикобраза не переносит золота. Это вызывает мгновенную смерть. И будто по наваждению именно золотой палочкой ты взял последний кусочек. Именно его ты и положил на тарелку своей любимой, и теперь…

— Теперь она умерла! Я убил ее! — заорал я пуще прежнего. — По моей глупости погибла моя невеста!

Я упал в обморок. Лежа на крышке гроба, я незаметно для всех открыл флакончик с эликсиром восьмидесяти зловоний, прикрепленный с другой стороны, и комнату стала наполнять жуткая вонь.

— Только подумать, мой правнук стал причиной такой ужасной трагедии! — сокрушался мастер Ли.

— Я слышал об отравлении мясом дикобраза, но, признаться, никогда не видел, как это происходит, — еле слышно произнес толстяк. — Это очень ужасно?

Солдаты и все, кто были в комнате, подошли поближе, с тревогой глядя на гроб.

— О да, — прошипел Ли Као. — Сначала она покрылась красными пятнами. Затем эти пятна позеленели.

Эликсир действовал безотказно, и ужасный смрад распространялся повсюду.

— Брррр! — Главный стражник закрыл рукой нос.

— Дальше отвратительный зеленый цвет стал черным, — не умолкал мастер Ли.

— Черным? — боязливо прошептал купец и отвернулся.

— Ну, говоря точнее, черным с зеленовато-фиолетово-желтыми пятнами по краям, — объяснил Ли Као, — а потом появился запах.

— Запах? — закашлялся главный стражник.

— Я не могу подобрать слов, чтобы описать этот отвратительный смрад, — с дрожью в голосе ответил мастер Ли. — Гости бросились врассыпную, мой же правнук набрался смелости и прикоснулся к телу невесты. О, ужас! Его пальцы вошли в ее тело, потому что ее гладкая и некогда столь прекрасная кожа превратилась в желе, из которого сочился зеленый гной. И запах… от этой жуткой вони собаки бились в агонии и даже птицы падали на землю!

Почему-то в следующую секунду таможенный двор опустел.

Вскоре мы тоже выбежали на улицу, шатаясь и закрывая руками нос.

Все остальные были здесь. Эликсир восьмидесяти зловоний вызывает дикую тошноту, и всех просто выворачивало наизнанку. В конце концов люди понемногу пришли в себя и решили выбросить нас в море вместе с гробом. Но, к счастью, Ли Као убедил их этого не делать, взывая к патриотизму, дескать, окажись этот фоб в воде, рыбу в Китае можно будет не ловить еще три тысячи лет. В итоге они согласились со стариком и, дав нам телегу, пару лопат и перепуганного до смерти монаха-слугу, наказали идти на кладбище, где хоронят прокаженных. Монах шел впереди, стуча в гонг и постоянно повторяя:

«Нечистая!», и при первой же возможности сбежал. Что, надо сказать, сделал и наш купец. Он схватил сундуки и поспешно отплыл подальше от страшного места, где люди не умеют правильно готовить дикобраза. Правда, один из его сундуков оказался нашим гробом, с которого чья-та шаловливая рука вовремя убрала траурное покрывало.

Мы же спокойно сорвали это покрывало с сундука, и я с нетерпением открыл крышку.

Внутри на холстине лежала небольшая сумочка, я высыпал ее содержимое на ладонь и в недоумении уставился на нее.

— Булавки? Мастер Ли, толстяк нанял целую армию солдат, чтобы сторожить дешевые железные булавки?

— Великий Будда, да этот малый работал не один! Он, наверное, представлял гильдию самых богатых людей Китая! — воскликнул Ли Као.

Я не понимал ничего. Старик отдернул холстину, достал оттуда странный предмет (каковых тут, как выяснилось позже, оказалось двести семьдесят штук) и начал осторожно прикреплять к нему булавки. Они в свою очередь каким-то чудодейственным образом легко прикреплялись друг к дружке: каждая следующая к концу предыдущей.

— Десять, — молил мастер Ли, — только бы десять. Если он выдержит десять булавок!

Семь… восемь… девять… десять… одиннадцать… двенадцать… тринадцать… четырнадцать!., пятнадцать!., шестнадцать!., семнадцать!!!

Восемнадцатая булавка упала на землю, и Ли Као обернулся ко мне, улыбаясь во весь рот и сияя, как звезда.

— Десятый Бык, заморские торговцы готовы продать душу ради китайских компасов, которые являются таким чистейшим магнитом, что выдерживают по десять дюймовых булавок. Здесь же сотни компасов, выдерживающих семнадцать булавок! Мой мальчик, в течение жизни мне, конечно, не раз удавалось отхватить немалый куш, но по сравнению с этим!.. Лу Юй, мы только что стали самыми богатыми людьми во всей Поднебесной! — с гордостью сказал он.

 

Глава 14, в которой наши герои подтверждают, что у богатых свои причуды, Десятый Бык влюбляется в самую дорогую женщину в мире, а колесо кармы продолжает свое неотвратимое движение

Первым делом следовало зарекомендовать себя людьми богатыми и знатными, и чего мы только ни делали, чтобы это доказать. Я лишь смутно припоминаю цветы, музыку, благовония и серебряные пояса, лодочные гонки и игры в кости, споры, званые обеды и мелькание легких женских ног. Мы плавали под парусом по лазурным озерам, видели странные пагоды, причаливали к загадочным островам, где бледные монахи в черных балахонах продавали какие-то таинственные магические предметы. Мы были богачами, да такими, что наш паланкин несли шестьдесят преданных слуг. Обнаженные танцовщицы вились вокруг нас, а мы брали пригоршни серебряных монет и бросали их толпам людей, всюду следующих за нами.

— Купите чистую одежду! — кричали мы. — И хорошего вина! Избавьтесь от этих ужасных вшей! Примите ванну!

— Долгой жизни господину Ли Као! — гудела толпа. — Долгой жизни господину Лу

Юю!

Возможно, вы подумаете, что я совсем забыл об истинной цели нашего путешествия.

Нет, это не так. Каждую ночь мне снились кошмары. Я видел бедных детей, они лежали все так же неподвижно, и смерть кружилась над ними. Меня жутко мучила совесть, и как я был рад, когда Ли Као наконец сказал, что мы уже достаточно зарекомендовали себя, и пора делать решающий ход. Старик решил, что лучшим способом привлечь внимание

Ключника-Кролика будет сжечь дотла наш дворец. Здание, разумеется, принадлежало правителю, и я как раз жарил на пепелище гуся, когда главный счетовод, учуяв неладное, заспешил к нам.

— Ох, батюшки, батюшки, — начал он, как обычно. — Правило 226, параграф Д, раздел Б: за непреднамеренное разрушение дворцов правителя…

— Преднамеренное, мне наскучил этот унылый вид из окна, — зевая, сказал мастер Ли.

— Раздел В: преднамеренное разрушение дворцов правителя. Возмещение полной стоимости дворца плюс 50 %, расходы за тушение пожара и уборку мусора, плюс тройной штраф за нарушение спокойствия, еще половина от всего за оскорбление правителя, плюс…

— Хватит скулить, болван, скажи общую сумму! — прохрипел Ли Као.

Я думал, беднягу хватит удар. Ключник-Кролик закатил розовые глазки и тонюсеньким голосом пропищал:

— Девятнадцать тысяч семьсот два ляна серебра!

Ли Као хмыкнул и показал пальцем на длинный ряд сундуков неподалеку.

— Возьми один из вон тех, синих, — безразлично ответил мастер Ли. — Вообще-то там по двадцать тысяч в каждом, но господа Ли Као и Лу Юй не станут требовать сдачу, Ключник-Кролик грохнулся в обморок. Понадобилось несколько минут, чтобы привести его в чувство, но, очнувшись, он сразу же решил не упускать шанс.

— Как жаль! Достопочтенным Ли Као и Лу Юю сегодня негде ночевать, и хотя мое скромное жилище вряд ли их устроит… видите ли, сегодня мне скорее всего придется остаться в замке считать деньги, и моя дражайшая супруга будет совсем одна. А это небезопасно, знаете ли, женщинам нужны защита, забота, внимание…

Он упал на колени и стал целовать наши сандалии.

— Жемчуг… нефрит!..

— Хочешь жареного гуся? — с улыбкой предложил мастер Ли. — Его лично приготовил господин Лу Юй, в отличном вине, с медом и абрикосами. Кстати, господин Лу Юй — ученик великого Чан Чоу, который сказал, что предпочитает собственную стряпню, но чужих жен.

— Конечно! — радостно воскликнул Кролик. — Совершенно верно!

* * *

В эту ночь мне предстояло встретиться с самой дорогой женщиной в мире. В небе луна играла в пятнашки с облаками, теплый ветер пах цветами, а в темном саду трещали сверчки. Дорожка из жемчуга и нефрита, которую я выложил перед домом Ключника-Кролика, сияла как отражение Небесной Реки, и у меня перехватило дыхание, когда я увидел бегущую мне навстречу девушку. Она кричала от восторга, подбирая блестящие стекляшки, и наконец подошла настолько близко, что я смог се разглядеть.

— Десятый Бык, — подумал я, — тебя безжалостно надули! Ее нельзя было назвать даже хорошенькой. Цветок Лотоса оказалась обычной крестьянкой, с большими ступнями, короткими толстыми ножками, большими квадратными ладонями и простым плоским лицом. Она остановилась и, задрав голову, посмотрела на меня так, словно была на сельской ярмарке и думала, стоит ли покупать этого коня. В конце концов она решилась. Ее глаза говорили: «Да, пожалуй, я возьму эту симпатичную вещицу». И тут она улыбнулась.

Не нахожу слов, чтобы описать ее улыбку. Словно вся нежность и радость, вся любовь и смех, которые только есть на планете, собрались в один большой кулак и ударили меня прямо в сердце. Через секунду я стоял перед ней на коленях и обнимал ее ноги.

— Меня зовут Лу Юй, только не путайте меня с автором известной «Книги Чая».

Вообще же друзья называют меня просто Десятый Бык, — промямлил я.

Она засмеялась и погладила меня по голове:

— Я буду звать тебя Пупсик.

То, насколько я был околдован, можно понять хотя бы из того, что мне это понравилось! Мне очень понравилось имя Пупсик, и я был готов ради нее на все.

— Знаешь, Кролик, — сказал я через пару дней, — твоя жена не отличается ни остроумием, ни умом; она не умеет ни читать, ни писать, не знает правил этикета и даже отнюдь не хороша собой. Но я готов целовать землю, по которой она ходит.

— Ага, вот так все и говорят, — вздохнул Ключник-Кролик.

— Мастер Ли, я сошел с ума? — спросил я.

— Ну, — усмехнулся старик, — почему? Знаешь, Десятый Бык, красоту слишком переоценивают. За свою жизнь я знал очень многих красивых женщин, поверь мне, и вот что я тебе скажу. Они все одинаковые. Красотка вынуждена спать до полудня, дабы хорошо выглядеть. Затем, после того как ее вымоют и вытрут, она распускает волосы каскадом манящих ив, красит брови в стиле далеких утренних гор, поливает себя ароматами «девяти изгибов горного потока», накладывает румяна, тушь, тени для век и горы пудры, влезает в расшитый цветами сливы халат, юбку и чулки, надевает четыре или пять цзиней украшений, долго смотрится в зеркало, пока не убедится, что ее лицо представляет собой застывшую маску, затем прыскается благовониями «небесные Духи дождя»  и крошечными шажками входит в новый день, который, как и все предыдущие, состоит из сплетен и пустой болтовни.

— Ах, если бы так! — ответил я. — Цветок Лотоса поутру выпрыгивает из кровати, окунает голову в кадку с холодной водой, истошно орет на всю комнату, наспех причесывается и смотрит по сторонам в поисках кого-нибудь, кто бы не против заняться любовью. Если таковой находится, она прыгает обратно в постель. Если же нет, то надевает что-нибудь оказавшееся поблизости и пулей вылетает из двери или окна, чтобы посмотреть, какие радости приготовил ей новый день. А поскольку она на все смотрит восхищенными глазами ребенка, то любой день обещает быть превосходным.

— Вот так все и говорят, — вздохнул Ключник-Кролик. — Ах, как бы я хотел сам владеть моей женой.

— Да твоей женой никто никогда не сможет владеть! — огрызнулся Ли Као.

По-своему он был прав. Правда, Цветок Лотоса не была падка на все драгоценности и украшения. Бриллианты не интересовали ее. Изумруды вызывали скуку. Как-то раз я подарил ей корзинку, наполненную серебром, и она тут же отдала ее служанке.

— Зачем ты это сделала? — спросил я. — Потому что ей она понравилась, Пупсик, — преспокойно ответила Цветок Лотоса, и я в ее глазах выглядел круглым болваном, задав такой дурацкий вопрос.

Но наполни я ту корзину жемчугом и нефритом!.. Ничто в мире не привлекало жену

Ключника-Кролика так, как жемчуг и нефрит. Ее глаза тут же округлялись, а руки самопроизвольно тянулись к драгоценному подарку. Тело тряслось, на лице сиял безудержный восторг, и она бросалась вам на шею, целуя и клянясь в вечной преданности и любви.

Понятное дело, любой мужчина был готов на все ради такой реакции, и в этом и заключался весь трюк. Спустя десять минут Цветок Лотоса напрочь забывала о вашем чудесном подарке и о вас вместе с ним. И если вы хотели снова привлечь ее внимание, способ был всегда один — жемчуг и нефрит.

— Вот так. Как и все надувательства на Земле, это — сама простота, — проворчал Ли Као.

— Но даже если она разорит нас до последней монеты, я преклоняюсь перед ее техникой, — ответил я.

— Вот так все и говорят, — вздохнул Ключник-Кролик.

Что же до него, мастер Ли и тут добился огромного успеха. Оставалось совсем чуть-чуть, прежде чем счетовод правителя провел бы нас в лабиринт и вывел обратно. Но пока мне следовало продолжать покупать его жене жемчуг и нефрит. Наши запасы серебра таяли, как снег в августе, и однажды утром я, не веря своим глазам, уставился на жалкую пригоршню монет. Это было все, что у нас осталось.

— Не расстраивайся, Лу Юй, — пришел на помощь Ли Као. — Девчонка ободрала нас как липку. Что ж, пора поразвлечься и нам.

Вскоре в дверь самого жадного оценщика в городе постучал молодой человек по имени Лу Красные Губы, одетый как слуга в богатом доме. За ним высился роскошный паланкин, на котором восседали два знатных господина. Рядом стояла телега с мусором и козел.

— Открывай! — прокричал Лу Красные Губы, — десять тысяч благословений снизошло на тебя, ибо сами Ли Као и Лу Юй решили остановиться в твоем жалком жилище!

Знаете, какое самое неприятное свойство колеса кармы? Оно никогда не останавливается.

Дверь распахнулась, и перед нами предстал человек, владеющий шестью домами в шести разных городах, всеми достоинствами которого были маленькие свинячьи глазки, лысая шишковатая голова, острый горбатый нос, напоминающий клюв попугая, отвислые губы верблюда и огромные слоновьи уши, откуда торчали пучки жестких седых волос.

— Что вы сделали с моими пятьюстами золотыми монетами?! — завопил Скряга Шэнь.

Лу Красные Губы тут же исчез из виду. Нам же с Ли Као повезло меньше. Пытаясь спрыгнуть с высокого паланкина, мы свалились на Ключника-Кролика и его солдат. Но это было еще полбеды. Каким-то образом мы запутались в цепи, висевшей у него на шее.

«Ох, батюшки, батюшки! « — завопил он, видно, решив, что мы намеревались украсть ключ от главного входа во дворец. Это был ключ в форме цветка с шестнадцатью бороздками, поворачивая который следовало прилагать строго определенное усилие, дабы открыть замок, и такой ключ, равно как и замок, был большой редкостью. Нас схватили и потащили в суд. Однако, поскольку Лу Красные Губы забрал телегу и козла, не осталось никаких улик. Скряге Шэню оставалось лишь сыпать проклятиями, но проблема заключалась не в нем. А в том, что у нас не оставалось денег, чтобы заплатить штраф за нарушение спокойствия, а за неуплату штрафа наказанием здесь служила смерть.

— О, горе! — причитал Ключник-Кролик. — О, горе! Из-за меня отрубят голову моему дражайшему другу и самому щедрому покровителю моей жены! О, горе!!!

Однако он нашел свои плюсы и в этой ситуации.

— Не беспокойтесь за Цветок Лотоса, — утешительно сказал он. — Я узнал, что Скряга Шэнь — самый богатый человек в городе. Я приглашу его на чай, и если моя жена еще не потеряла хватку, жемчуга и нефрита у нее по-прежнему будет вдосталь.

— Я очень рад, — мрачно ответил я.

Мое сердце разрывалось на части. Каждый раз, закрывая глаза, я видел умирающих детишек, молящегося настоятеля и убитых горем родителей, единственной надеждой которых оставались мастер Ли и Десятый Бык.

 

Глава 15, в которой Десятый Бык получает подарок из рук любимой, наши герои наконец попадают туда, куда так стремились, тигр смеется вместо того, чтобы замолчать навеки, а затем ревет, и странный призрак сообщает героям нечто важное

Цветок лотоса я видел ещё раз перед казнью. Осужденные каторжники, мы шли, скованные одной длинной цепью, и толпы людей, которые еще совсем недавно восхваляли нашу щедрость, на сей раз смеялись и бросали в нас мусор. Цветок Лотоса протиснулась сквозь толпу, проскользнула мимо солдат и, подбежав, что-то быстро надела мне на шею. Что это было, я не разглядел и из-за гула толпы расслышал лишь следующее:

— Когда мой жалкий муженек был пьян, он рассказал мне… Пупсик, я украла это, и если правитель будет в настроении…

Солдаты оттеснили ее в сторону. — Следуй за драконом! — кричала она. — Следуй за драконом!

Через миг она скрылась в толпе, и я так и не понял, что она хотела сказать. Звенели цепи, солдаты разгоняли зевак, и мы с каждым шагом все ближе подходили к замку.

Мне было так страшно, что я почти не помню, как мы шли. Лишь увидев сторожевые башни и громадный перекидной мост, я понял, где мы. Стальные ворота захлопнулись за спиной, и мы оказались во внутреннем дворе.

Он был такой большой, что мог бы вместить тысячи солдат, из бойниц на нас смотрели стрелы бесчисленных арбалетов, а из кипящих котлов вырывались языки пламени и черные клубы дыма. Лязг оружия, крики и оглушительный топот ног сводили с ума и, эхом отражаясь от каменных стен, сливались в один сплошной устрашающий гул.

Десяток раз нас останавливали для проверки, и стражники с солдатами обменивались условными знаками. Так мы добрались до больших железных ворот.

Когда они открылись, я увидел воинов, стоящих по обе стены коридора, и тусклый свет вдали, исходящий, как вскоре выяснилось, от массивной золотой двери. Еще миг, и она бесшумно открылась. Мы оказались в огромном лазурном зале, в конце которого возвышался золотой трон. Я дрожал от страха. Жуткая маска правителя яростно смотрела на нас, и сама его зловещая фигура казалась столь огромной, что была под стать маске тигра. Правитель недвижно восседал на троне. На нем были перчатки из золотой сетки и длинный плащ из перьев, и, подойдя ближе, я с ужасом заметил, что перья внизу плаща запачканы чем-то темным. У самых ног правителя стояли чурбан и большая каменная корзина, куда скатывались отрубленные головы.

По периметру зала замерли верные воины, а вблизи трона суетились советники и министры. Тут же стоял голый до пояса палач-монгол, держа наготове огромный топор.

Монах-слуга совершил необходимый обряд, и, как мне показалось, вся церемония прошла в какой-то зловещей постыдной спешке. Наши руки по-прежнему были скованы за спиной, но цепь, связывающую нас, сняли, и первого осужденного толкнули вперед.

Начальник охраны громко зачитал обвинение, воины правителя положили парня головой на чурбан, монах быстренько прочитал молитву и спросил, хочет ли обвиняемый что-нибудь сказать напоследок. Парень стал плакать и умолять о пощаде, но монах прервал его, кивнув палачу.

Монгол поднял топор, и все замерли. Глухой удар, фонтан крови, и голова с мерзким всплеском плюхнулась в корзину. Советники зааплодировали, а правитель издал довольный хрюкающий смешок.

К моему удивлению, Ли Као упал в обморок, но, приглядевшись лучше, я понял, что он попросту пытается дотянуться до левой сандалии. Когда солдаты подняли его на ноги, в кулаке он сжимал пару металлических отмычек, одну из которых тайком отдал мне.

— Послушай, Десятый Бык, судя по всему, живыми нам отсюда не выбраться, — прошептал он, — боюсь, нам не удастся спасти бедных детишек, но один из Циней убил моих родителей, и, если не возражаешь, мы попытаемся перерезать ублюдку горло.

Я-то не возражал, вот только отмычка была слишком маленькой и работать со скованными за спиной руками было, мягко говоря, нелегко. Палач снова и снова взмахивал топором, свита продолжала аплодировать, и моя очередь близилась. Правитель смеялся каждый раз, как голова очередного несчастного падала в корзину, а солдаты отпускали мерзкие шуточки, унося прочь обезглавленные тела. Иногда ноги убитого все еще продолжали дергаться, а кровь из переполненной корзины вытекала, разливаясь по начищенному до блеска полу.

Передо мной остался один человек — мужчина средних лет, худой и немного сутулый, с его лица не сходила странная в такой ситуации ироническая улыбка.

— Цинь Шэнцян, ты посмел не заплатить дань повелителю! Приговор — смерть! — прорычал начальник охраны.

Да, для этого требовалось мужество. Позднее я узнал, что Цинь Шэнцян был одним из самых талантливых писателей и критиков империи. Его имя буквально означало «Вздох Мудреца». Когда он родился, из храма Конфуция донесся гулкий протяжный вздох, поэтому мальчику и дали такое имя. Солдаты сбили его с ног, монах поспешно прочитал молитву и дал разрешение на последнее слово. На лице осужденного появилась усмешка,

— Ешьте больше репы с соей, — вежливо сказал он. — Это хорошо для цвета лица.

Жаль, что я не знал его раньше. Топор взметнулся ввысь, и голова человека, осмелившегося не заплатить дань, присоединилась к остальным. Следующим был я.

— Лу Юй, ты не заплатил штраф за нарушение спокойствия. Наказание — смерть!

Меня поставили на колени. Усмехающиеся глаза Шэн-цяна смотрели на меня из корзины, и пока монах бормотал молитву, я думал, что бы сказать напоследок.

— Твое последнее слово! — выпалил слуга.

Я был просто Десятый Бык и говорить красиво не умел. Поэтому я повернул голову к правителю и громко крикнул:

— Надеюсь, ты утонешь в моей крови, сукин сын!

Как ни странно, мне стало намного легче. Я даже перестал задыхаться от мерзкого сладковатого запаха крови. Но еще более странным было то, что произошло дальше.

Правитель поднял руку, остановив палача. Затем он кивнул, и солдаты подняли меня на ноги и подтащили к трону так близко, что я почти уткнулся носом в зловещую тигриную маску. Разумеется, великого правителя Циня интересовал не я. Кто такой Десятый Бык? Его внимание привлекла та вещь, которую Цветок Лотоса надела мне на шею. Человек в маске протянул затянутую в золотую перчатку руку и дотронулся до таинственного предмета, о котором я пока еще не имел ни малейшего представления. И тут я почувствовал, как глаза по ту сторону маски впились в меня. Цинь сверлил меня взглядом, и с нарастающим чувством ужаса я понял, что он проникает в мой мозг! Затем раздался резкий металлический голос:

— Так-так, значит, жена моего казначея дала тебе это. Что ж, он будет наказан за свою неосторожность.

Я чувствовал, как негодяй копается в моем разуме, вынюхивая и выискивая, словно зверь, почуявший добычу.

— Но ты не знаешь, что это. Ты вообще ничего не знаешь. Твои мысли — глупость и вздор. Я вижу глупого настоятеля, детей, чья смерть ничего не значит, потому что их и так слишком много. Я вижу танцующего призрака и твоего вечно пьяного старикашку. В твоей голове нет ничего важного, и хотя ты ищешь верный корень, ты преследуешь неверную цель!

Человек в тигриной маске поднял голову.

— Солдаты, продолжайте казнь! — скомандовал Цинь. Все это время мои пальцы отчаянно пытались открыть

колодки, и внезапно я почувствовал, как отмычка повернулась в замке.

— Мастер Ли! — крикнул я и, освободившись, бросился на солдат. Его руки тоже оказались свободны, и он цепью сбил с ног палача.

— Быстрее, Десятый Бык! Скорей!

Я схватил топор и, подлетев к трону, изо всех сил ударил по ненавистной мне фигуре.

Однако, к моему удивлению, тяжеленная секира отскочила от плаща, будто его покрывали не перья, а крепчайшая сталь. На мгновение я замешкался, но взмахнул топором и ударил снова. На этот раз правителю повезло меньше. Лезвие, пробив грудную клетку, вонзилось прямо в сердце, и я приготовился умереть как герой от стрел воинов охраны. Внезапно мне показалось, что я схожу с ума.

Солдаты смеялись. Советники смеялись. Слуга-монах мерзко хихикал. Палач встал на ноги и присоединился к остальным. Когда же я повернулся к трону, то застыл от удивления и ужаса. На нем сидел правитель Цинь с топором в груди и хохотал на весь зал.

— Эти глупцы годятся только на то, чтобы играть в игрушки! Но так уж и быть. Хотите играть — пожалуйста, — проревел он, и его пальцы сжали круглую рукоять на подлокотнике трона. Солдаты, стоящие рядом с нами, бросились врассыпную. — Вы ищете Великий Корень Силы? Удачи!

С этими словами пол под нами провалился, и мы полетели вниз.

* * *

— СПАСИТЕ!!!

Я падал вниз головой и уже потерял всяческую надежду на спасение, как вдруг оказался в ледяной соленой воде.

— Мастер Ли! — вынырнув, закричал я.

— Я здесь! — послышался знакомый голос сзади.

Ли Као схватил меня за пояс. Где-то вдалеке тускло горел свет. Подземное озеро было около сорока чи в диаметре. Я доплыл до края и, забравшись на каменный выступ, помог старику. Свет исходил от факела, и мастер Ли вытащил его из стены и поднял над головой.

Мы находились в большой пещере, высеченной в черном камне. Воздух был тяжелым и влажным, пахло чем-то гнилым. Впереди виднелась арка, и когда Ли Као поднес факел ближе, мы увидели заповедь первого императора Циня, высеченную над сводом:

Наказание порождает силу; сила порождает власть;

власть внушает страх, страх — добродетель.

Таким образом: источник добродетели — в наказании.

Мы прошли под аркой и оказались среди бесчисленных коридоров, расходящихся от центра подобно гигантской паутине. Повсюду валялись человеческие кости и стоял мерзкий запах гниющих тел, хотя самих трупов почему-то не было видно. Вокруг нас лежали лишь черепа да бедренные кости, трещавшие под ногами подобно сухому бамбуку.

— Мастер Л и, тот, кто это сделал, наверно, сильнее двадцати драконов! — прошептал я.

— О, и даже больше, — ответил старик и, протянув руку, дотронулся до стены.

Затем он поднял факел, и, когда я взглянул наверх, все стало ясно. Тела были словно вдавлены в потолок. На меня смотрели лица, еще истекающие кровью.

— Чудовище, обитающее в лабиринте — просто прилив, — спокойно сказал мастер Ли, — и если вода находит выход обратно, значит, справимся и мы. Кстати, Десятый Бык, тот топор… Он что, был ненастоящий, вроде тех мечей, какими дерутся на карнавальных представлениях?

— Нет, — твердо заверил я. — Самый настоящий топор, и, клянусь, он вошел Циню прямо в грудь.

Ли Као задумчиво почесал затылок.

— Странно, — пробормотал он, — если выберемся отсюда, надо еще раз попробовать его убить — так, в интересах науки.

— Мастер Ли, правитель умеет читать мысли, — с дрожью в голосе произнес я. — Он смотрел на меня, и я чувствовал, как его мозг овладевал моим. Он был липким и мокрым, и возникло такое чувство, будто к тебе прикасаются холодными, скользкими губами.

— В тебе пропадает великий поэт, — сказал Ли Као, явно не поверив ни одному моему «поэтическому»  слову— А что его заинтересовало?

Я почти забыл об этом. Теперь же наконец снял с шеи то, что дала мне Цветок Лотоса.

Это была серебряная цепочка с красивым ярко-красным коралловым амулетом. В нем имелись отверстия, и искусно вырезанный зеленый дракон причудливо оплетал медальон.

Странно, откуда такая красивая и дорогая вещь взялась у Ключника-Кролика? Я оглядел кулон в поисках какой-нибудь надписи, но тщетно.

Ли Као пожал плечами.

— Ладно, как ни крути, мы хотели попасть в лабиринт и попали. Только теперь надо как можно быстрее уносить отсюда ноги.

Он быстро зашагал вперед. Мы шли по главному тоннелю мимо влажных каменных стен, и в конце концов впереди забрезжил тусклый свет. Подойдя ближе, я увидел огромную, шесть чи в высоту, пасть тигра, копию той маски, которую носил правитель.

Это был тупик. Зверь злобно скалил зубы, а за ними виднелась большая черная дыра. Ли Као поднял факел и повернулся ко мне.

— Как интересно придумано. Десятый Бык, когда начинается прилив, вода проходит через дырку и, задевая за зубы, издает особый звук. По мере прибывания воды звук становится громче и в конце концов превращается в настоящий тигриный рев. А теперь давай-ка побыстрее отыщем выход, а то, когда мы этот рев услышим, боюсь, будет уже поздно.

Мы пошли обратно, и Ли Као внимательно смотрел на стены, пытаясь определить путь отступления воды. Мы свернули и оказались в одном из боковых тоннелей. Тел здесь было больше, а потолок нависал так низко, что мне приходилось пригибаться, чтобы не ударяться головой об очередной труп, впечатанный в потолок. Смрад стал просто невыносимым. Ли Као поворачивал то налево, то направо, и так мы шли, пока я напрочь не потерял ориентацию. Правда, я был все же твердо уверен, что мы все время шли вперед. Мастер Ли ориентировался по каким-то одному ему понятным знакам отлива и в конце концов довольно хмыкнул. Узкий тоннель, извиваясь, поднимался, и впереди мы увидели большую черную арку. Ли Као ускорил шаг, но вдруг замер, а я не поверил своим глазам. Перед нами находилась знакомая большая пещера и подземное озеро, а где-то над головой тронный зал правителя. Это означало, что мы пришли туда, откуда начали путь.

Вдалеке послышалось слабое шипение, и волосы на моей голове встали дыбом. По каменному полу забегали тени, и я знал, что это такое. Начинался прилив.

Ли Као стоял неподвижно, сдвинув брови и глядя в одну точку.

— Десятый Бык, что сказала тебе Цветок Лотоса, когда дала кулон? — тихо спросил он.

Я повторил ее слова, правда, по-прежнему не видя в них никакого смысла. Вода прибывала с ужасающей скоростью. Она уже доходила нам до лодыжек, и тигр в конце тоннеля заревел.

— Правитель Цинь живет исключительно ради богатства. Он копит сокровища, и кто, кроме него, знает доступ к ним? Кто собирает штрафы и считает дань? Конечно, тот, кого мы хорошо знаем — Ключник-Кролик. Очевидно, он по неосторожности рассказал жене о кулоне, и теперь понятно, откуда тот у него и для чего. Лу Юй, нагнись.

Я сделал, как он велел, и старик быстро залез мне на спину. В одной руке он держал факел, в другой амулет.

— Цветок Лотоса сказала, что если правитель окажется в настроении, нам нужно следовать за драконом, и когда Цинь бросил нас сюда, он предложил сыграть в игру.

Потому нам остается только надеяться, что этот амулет-своего рода карта и благодаря ему мы выберемся отсюда.

Мастер Ли поднес факел к кулону.

— Дракон проходит мимо первых двух отверстий и вползает в третье, ведущее влево.

Беги прямо, поверни налево у третьего тоннеля и, Десятый Бык, теперь беги что есть духу.

Я бросился вперед, но вода доходила уже до колен. Третий тоннель налево.

— Теперь второй направо!

Вода прибывала так быстро, что кости с треском проносились мимо нас, а тигр ревел так, что я едва слышал слова старика.

— Третий налево!.. Первый направо!.. Второй направо!.. Четвертый налево! Скорей!

Тигр яростно ревел за спиной. По грудь в воде я протиснулся в узкий проход и уткнулся носом в стенку. Тупик.

— Мастер Ли, мы повернули не туда! — заорал я и попытался повернуть обратно, но было поздно.

Вода доходила до подбородка, и прилив подобно гигантской руке прижал меня к стене. Кости, влекомые потоком, неслись нам навстречу, и одна из них выбила факел из рук старика. Мы оказались в кромешном мраке.

— Лу Юй, дальше дракон идет вверх! — прокричал мне в самое ухо Ли Као. — Не сопротивляйся потоку! Пусть он поднимет тебя!

Я так и поступил. Поток вдавил меня в стенку, и, подпрыгнув, я почувствовал, что поднимаюсь. Ли Као же тем временем лихорадочно искал выход, и в конце концов…

Над нами был узкий проход, ведущий наверх, и мы с трудом протиснулись внутрь.

Упершись ногами в стены, я стал взбираться, но вода опережала, заливая и поднимаясь выше головы. Я задыхался и уже думал, что потеряю сознание, когда наконец добрался до того места, выше которого вода уже не поднималась. Судорожно втянув воздух, я собрал последние остатки сил и полез дальше. Мне показалось, что прошли часы, пока высоко над нами не показались первые проблески света. Маленький светящийся круг тускло сиял над головой. Еще немного, и я добрался до края, подтянулся, и мы вползли в маленькую пещеру.

Солнце уже село, но пещера выходила на море, и в свете луны я увидел что-то блестящее. Когда же я пригляделся, то не поверил глазам.

— Великий Будда, видела бы это место Цветок Лотоса! — воскликнул я.

Да, золото, бриллианты, изумруды и рубины, каковых здесь имелись целые горы, она не любила. Но жемчуга и нефрита тут было больше всего. Тонны в прямом смысле слова.

Ни один правитель в мире за всю жизнь не смог бы накопить столько добра. Несметные сокровища являлись результатом правления всех правителей Цинь, включая первого императора, ведь что касается богатства, они не брезговали ничем.

Дешевые медные монеты лежали рядом с серебром, стекляшки соседствовали с настоящими драгоценными камнями. Поломанная деревянная кукла смотрела на скипетр, который стоил целого королевства, а рядом с роскошной императорской амуницией валялись искусственные зубы из слоновой кости. Ли Као, прищурившись, смотрел на этот жуткий памятник человеческой алчности, но вдруг повернулся и положил руку мне на плечо.

— Мне сложно представить, сколько людей полегло ради этого добра. Правда, похоже, кое-кто из них как раз хочет нам что-то сказать, — тихо прошептал он.

Я проследил за его взглядом и увидел, что он имел в виду. На вершине кучи сокровищ лежала тень, отбрасываемая непонятно кем. Ли Као взял меня за руку.

— Десятый Бык, не двигайся, пока мы не увидим, чья это тень. Это может быть очень важным предупреждением, — сказал он.

Я попытался успокоиться. Отрешился от всего и, представив теплое одеяло, как учил меня старик, накрыл им свой разум. Дальнейшее оказалось весьма странным.

Передо мной стояла девушка, которую, совершенно определенно, убили, поскольку кровь сочилась у нее из груди. Весь ее облик говорил о том, что она жила тысячи лет назад, и я каждой клеточкой чувствовал, что ей стоило громадных усилий появиться перед нами. Ее глаза умоляли, и когда она заговорила, я почувствовал, сколько боли ей пришлось перенести.

— Сжальтесь над бедной доверчивой девушкой, — прошептала она. — Разве тысячи лет недостаточно? — Прозрачные слезы потекли по ее щекам. — Клянусь, я не знаю, в чем моя вина! Сжальтесь и возьмите это в обмен на перья. Птицы должны прилететь.

Через миг она исчезла. Ли Као отпустил мою руку. Я же не понял ровным счетом ничего и, полагая, что, наверно, мне в уши попала вода, наклонился и попрыгал на левой ноге.

— Возьмите это в обмен на перья?

— Странно, но я слышал то же самое, — ответил мастер Ли, — И еще что-то о птицах, которые должны прилететь. Какие птицы? Куда? Птиц ей что ли мало?

— А по-моему, она что-то держала в руках. Я быстро забрался на гору сокровищ и вернулся с маленькой шкатулкой. Ли Као покрутил ее в руках так и этак, и когда наконец открыл крышку, я чуть не заплакал от счастья. Сильный аромат женьшеня ударил мне в нос. Вот только старик даже не улыбнулся. Он перевернул шкатулку, и два крошечных усика знакомой формы выпали ему на ладонь. — Ноги, согнутые в коленях, — вздохнул мастер Ли. — Судя по рассказам Размазни Хо, это «ноги силы». Нам остается только молиться, чтобы они оказались достаточно сильны и вывели детей из забытья. Десятый Бык, мне кажется, правитель расчленил корень и распихал его части по всему Китаю.

С этими словами он потряс шкатулку, и из нее выпала малюсенькая жестяная флейта, размером не больше мизинца.

— И что она хотела в обмен на перья, корень или флейту? — в недоумении спросил я.

— А что б я знал! — ответил старик. — Лу Юй, Цинь правда читал твои мысли?

— Правда, мастер Ли, клянусь Небом.

— Не нравится мне это. — Ли Као задумчиво посмотрел на то место, где недавно стоял призрак. — Ладно, возможно, лет через двести-триста мы это поймем, — в конце концов сказал он. — А теперь давай-ка отсюда выбираться.

Это было легче сказать, чем сделать. Идти назад в лабиринт было бы равносильно смерти, оставалось только прыгать в море. Правда, под ногами зияла бездна, и спуститься по скале без канатов и «кошек»  смог бы разве что призрак. Свирепые волны яростно бились о прибрежные острые камни, и лишь прямо под нами находилась небольшая бухта, правда, отсюда мне казалось, что по колено глубиной. Луна отражалась в воде, и дно насмешливо смотрело прямо на нас. Я посмотрел на старика.

— Знаешь, Десятый Бык, мне выпала столь суматошная жизнь, что, похоже, пора отдохнуть, — наконец сказал он. — Так что когда я попаду в ад, то попрошу Великого Яо-вана в следующей жизни сделать меня обезьянкой. А ты… кем бы ты хотел стать?

— Облаком, — смущенно ответил я.

У Ли Као имелся особый пояс с потайными карманами. Обычно он прятал там разные вещи и сейчас положил туда корень. Подумав, он прихватил с собой и флейту, я же набил карманы жемчугом и нефритом на случай, если когда-нибудь снова увижу Цветок Лотоса.

Затем Ли Као опять забрался мне на спину, и я с улыбкой подумал, что уже чувствую себя голым, если на мне, подобно плащу, не сидит этот забавный лукавый старик. Я встал на самый край обрыва и собрался с духом.

— Прощай, обезьяна!

— Прощай, облако!

Я закрыл нос и прыгнул. Ветер свистел в ушах, и мы с бешеной скоростью летели вниз навстречу уже казавшейся глубже бухте и… острому камню, который не заметили

раньше.

— Левее! Левее! — заорал мастер Ли и словно за узду дернул меня за цепочку на шее.

Я неистово замахал руками, как неуклюжий птенец, но напрасно. Водяная гладь неумолимо приближалась. Еще секунда, и… Мы пролетели на волосок от камня. Я облегченно вздохнул, и теплые воды Желтого моря приняли нас как старых добрых друзей.

 

Глава 16, в которой мастер Ли задумывается над смыслом детской игры, путешествие возобновляется, а Десятый Бык вновь встречается со своей возлюбленной

В монастыре стояла такая тишина, что, казалось, воздух звенел. Цвет жидкости в склянке уже сменился с шафранного на черный, и препарат был почти готов.

Ли Као снял склянку с огня, вытащил пробку. И когда они вместе с настоятелем вышли из облака пара, у них был такой вид, будто они только что родились на свет. Глаза блестели, на щеках играл румянец, а мое сердце стучало так сильно, что, казалось, выпрыгнет из груди. Даже самые скептически настроенные лекари признают удивительный эффект женьшеня на сердце. Правда, сейчас я думал не о себе. Мастер Ли с настоятелем подошли к первому ребенку, и я замер со смешанным чувством надежды и тревоги. Три капли на язык. По три раза… Родители затаили дыхание.

Эффект «ног»  Великого Корня Силы оказался весьма впечатляющим. Щечки детей порозовели, сердцебиение усилилось, ребята глубоко задышали и, к неописуемой радости родителей, сели и открыли глаза! Послышался радостный детский смех, а затем все мальчики стали подергивать плечами и делать резкие движения руками, как будто пытаясь что-то схватить. Девочки в свою очередь стали делать ответные жесты, и тут я понял, что сам неоднократно исполнял подобный ритуал.

Ли Као подошел к Соломенной Шляпке и помахал рукой у нее перед носом. Она даже не моргнула. Тогда старик взял свечку и поднес ее прямо к глазам девчушки, однако ее зрачки не сузились. Настоятель схватил мальчика, которого мы все звали Обезьяной, и хорошенько встряхнул, но в ответ… Дети продолжали хихикать, подергиваться и делать те же движения руками, совершенно не замечая нас. Они двигались, но оставались в каком-то странном, недосягаемом сне. Внезапно Соломенная Шляпка прекратила крутить руками и, довольно улыбаясь, села спокойно. Вскоре все девочки и несколько мальчиков последовали ее примеру. Только Олененок продолжала разыгрывать свою пантомиму, и мальчики удвоили свои старания. В конце концов она тоже успокоилась, дети довольно заулыбались, а затем все, кроме Олененка и Маленького Хуна, зажмурили глаза. Губы мальчика медленно и ритмично зашевелились, и тут все остальные опять захихикали и, не открывая глаз, принялись хватать руками воздух, будто нащупывая что-то в темноте.

Только Олененок все так же неподвижно сидела на постели.

Как я сказал, я узнал этот ритуал, но то, что произошло дальше, выглядело уже просто из ряда вон. Внезапно дети прекратили «щупать»  воздух и все как один повернули головы на восток. Их лица были сосредоточены, и мне показалось, будто они к чему-то прислушиваются. Соломенная Шляпка открыла рот. Когда же в тишине монастыря раздался ее тоненький детский голосок, все (включая Ли Као, который знал, наверно, все китайские истории и легенды) тут же посмотрели в окно, где вдалеке виднелись очертания Перины Дракона.

— Нефритовый серп, — прошептала Соломенная Шляпка.

— Шесть, семь, — ответил Маленький Хун.

— Чаша с огнем, — сказал Обезьяна.

— Ночью как днем, — пробормотал Третий Ван.

— Пламя как лед! — хором сказали все мальчики.

— Зло и добро! — ответили девочки.

— Золото и серебро! — прокричали все вместе.

Тут Маленький Хун отвернулся от окна и снова стал ритмично открывать рот, и светопреставление продолжилось с удесятеренной силой. Дети опять что-то хватали пальцами в воздухе, и лишь Олененок все так же сидела неподвижно. Смех стал громче, и все радостно повторяли: «Нефритовый серп, шесть, семь, чаша с огнем, ночью как днем, пламя как лед, зло и добро, золото и серебро! « Крики, суматоха, смех. Но вдруг Обезьяна поднял правую руку и энергично замахал ею. Один его палец коснулся лба Олененка, и Маленький Хун тут же прекратил шевелить губами. Все открыли глаза и радостно засмеялись, а на лице Олененка появилась довольная улыбка. Она лениво зевнула, закрыла глаза, легла на спину; и все детишки друг за другом последовали ее примеру, «Ноги силы»  почти сделали свое дело, но двух крохотных усиков не хватило на то, чтобы полностью излечить детей. Настоятель взял нас с Ли Као за руки и увел в свою комнату.

Его руки дрожали, лицо было бледным как мел. Он закрыл дверь и повернулся к мастеру

Ли.

— Вы ведь продолжите поиски, правда? — тихо спросил настоятель.

— Ну, на данный момент у меня никаких других планов нет, — пожал плечами Ли Као и криво усмехнулся. — Нет, по правде говоря, это дело меня уже настолько заинтересовало, что попробуй кто помешать мне, я заору как ребенок, у которого отняли новую игрушку. Правда, я бы чувствовал себя намного легче, если бы понял, что сейчас произошло.

— Они играли в жмурки-прыгалки, — ответил я.

— Во что?

— В жмурки-прыгалки, — повторил настоятель.

Он достал кувшин вина и налил нам с Ли Као по кружке.

— Это такая игра и, сколько себя помню, дети нашей деревни всегда играли в нее, — произнес настоятель. — Честно говоря, она не такая уж детская. Я объясню. Цель игры — отнять у девочки ее красную ленточку для волос. На земле рисуется большой круг.

Главное не выходить за черту. Мальчишки пытаются вырвать ленточки у девчонок, но тут есть одно условие. Мальчики должны прыгать на одной ноге, вот почему они дергали плечами, изображая прыжки. Девочки же при помощи лент пытаются сделать мальчишкам подсечку, и именно это они сейчас и пытались показать. Если это удается и мальчик падает, он становится заложником девочки и выходит из игры. В свою очередь девочка, потерявшая ленту, также становится заложницей мальчика и покидает круг.

Ли Као заинтересовался больше, чем я ожидал.

— Но поскольку мальчики прыгают на одной ноге, девочки легко могут победить, так?

— заметил он.

— Могут-то могут, только они прекрасно знают, что лучший способ победить — это поддаться. Выиграть-то, конечно, приятно, но истинная радость игры не в том. Смех, возня, касания друг друга. Я же сказал, это уже не детская игра. И потому обычно в нее играют долго. Но в конце концов остается одна девочка, и когда ее «ловят», она становится королевой, а мальчик, отнявший ленту, королем. В нашем случае это были Олененок и Маленький Хун. После этого остальные дети завязывают себе глаза. Король прячет королеву где-нибудь в пределах круга, и все начинают ее искать. Это вызывает еще большую суматоху, но тут есть ограничение по времени. Когда Маленький Хун шевелил губами, он считал до сорока девяти.

— А больше можно? — спросил мастер Ли.

— Нет, — ответил я.

— А они себя как-нибудь называют, типа король такой-то или королева такая-то?

— Нет.

— Странно только то, что они внезапно прекратили игру, прислушались и стали повторять ту чепуху, какую, по Преданиям, когда-то сказал дух Перины Дракона, — сказал настоятель. — В правила игры это не входит.

Ли Као налил себе еще вина и подошел к окну, глядя на темнеющую башню, где призрак Ваня нес свою вечную службу.

— Однако, когда они повторили эту, как вы сказали, чепуху, то смогли найти королеву, — задумчиво произнес он.

— Да, — ответил я. — Обезьяна дотронулся до лба Олененка до того, как Хун досчитал до сорока девяти, и она радостно улыбнулась, потому что выиграла игру.

Ли Као залпом допил вино и подошел к нам.

— Дети лежали без сознания. И что? Стоило им попробовать Великий Корень, как все до единого стали играть в жмурки-прыгалки и все как один прочитали то, что, по слухам, сказал когда-то бедный Вань. Похоже, то, что началось как обычные поиски женьшеня, скрывает в себе больше загадок, нежели таинственная пещера Ветров, где живет Белый Змей, сбивающий с толку путников. И поскольку я тоже схожу с ума, то не побоюсь сказать, что призрак убитой девицы имеет ко всему этому самое прямое отношение.

Он повернулся к настоятелю.

— Почтенный господин, изучая мифы и народные легенды, не слышали ли вы о деве-призраке, утверждающей, что птицы должны прилететь?

Настоятель отрицательно покачал головой.

— Или призраках, умоляющих обменять что-либо на перья? Что-нибудь вроде этого?

Ли Као открыл свой пояс и достал крохотную флейту. Настоятель заинтересовался вещицей, но помочь ничем не смог. Мастер Ли вздохнул и, поднеся флейту к губам, легонько дунул в мундштук. В тот же миг он бросил ее на пол, и мы все трое отскочили назад, словно увидели кобру.

Флейта не заиграла. Вместо этого мы услышали старческий женский голос — такой теплый и бархатный, что он мог принадлежать, наверно, самой старой женщине на Земле.

— Эй! Слушайте, дети мои! Я расскажу вам историю о бедной девочке, ее злой мачехе и доброй старушке, о волшебном крабе, повозке и маленькой туфельке, которая упала с ножки девочки и привела ее к прекрасному принцу!

Ли Као бросился к флейте, и когда он закрыл первое из четырех маленьких отверстий, голос умолк. Тогда он закрыл второе отверстие и снова подул.

— Подойдите ближе, мои дорогие! Сядьте в круг, и я расскажу вам о старой женщине и ее маленьком сыне, о корове, зерне и коробейнике и о бобовом стебле, который вырос до неба, и о том, что случилось, когда мальчик забрался по нему и попал в страну чудес!

Ли Као повторил процедуру несколько раз, закрывая разные отверстия, и каждый раз голос предлагал послушать одну из сказок, которые радовали китайских детишек на протяжении двух тысяч лет и даже распространились на варварские племена. Мастер Ли прервал рассказчицу и, недоумевая, уставился на чудо-флейту.

— Мастер Ли, мы можем обменять эту флейту на тонну перьев, — прошептал я.

— И остров Тайвань в придачу, — добавил настоятель. Мастер Ли перевел взгляд на детей и снова на флейту.

— Прекрасно! — сердито проворчал старик. — У нас есть правитель, который читает мысли и смеется, когда ему вонзают в грудь топор; пещеры сокровищ, спрятанные в лабиринте и предположительно охраняемые чудищами; флейты, рассказывающие сказки, призрак, пришедший, наверно, из одной из них, старая детская игра и послание духа Ваня из Перины Дракона. Знаешь, Десятый Бык, по-моему, нам не хватает только злой мачехи, правда, подожди, появится и она.

Он спрятал флейту и покачал пальцем перед моим носом.

— Ничто на этой Земле, я подчеркиваю, ничто так не опасно, как детские сказки, оказывающиеся правдой. И мы с тобой, мой дорогой, идем вперед с завязанными глазами.

Попомни мои слова! Если Ключник-Кролик все же проведет нас в другую сокровищницу правителя, на сей раз нас будет ждать какой-нибудь здоровенный крылатый червяк, плюющийся ядовитой слюной за двадцать ли, которого может убить лишь герой, родившийся в ясную погоду при полном затмении луны тридцать первого февраля!

Я покраснел и опустил глаза.

— Если вы не против, меня больше волнуют настоящие головы, скатывающиеся в переполненные кровью корзины, — тихо сказал я.

— Ты прав, — тяжело вздохнул мастер Ли. — Ладно, чудеса могут сильно действовать на нервы, пока их не объяснишь. Возможно, я и преувеличиваю. Пойдем, Лу Юй, помирать — так помирать.

* * *

Правитель Цинь вместе с Ключником-Кроликом и его женой отправились на ежегодный сбор дани, и мы нагнали их лишь в уезде Хуайян. Поселился казначей в высокой башне при дворце удельного князя, и проникнуть внутрь было нелегко. На башне не имелось ни лиан, ни выступов, и все входы и выходы охраняли солдаты. Однако мастера Ли это совсем не беспокоило.

— Знаешь, Десятый Бык, — сказал он, — когда меня сослали на юг, я вывел одну интересную научную закономерность. Когда муравей-охотник находит что-нибудь ценное, он хватает кусочек этого добра и мигом бежит обратно в колонию.

«Просыпайтесь! Вставайте! — кричит он. — Трубите в трубы и бейте в барабан! Я нашел несметные сокровища! « Вся колония тут же следует за ним к месту находки, но, как ты думаешь, что происходит дальше? Берут ли они то, что там лежит? Берут, только если больше ничего нет, Но ежели этот лакомый кусочек ведет к какой-нибудь более крупной добыче… они протопают хоть полмира, но обязательно найдут все. Понимаешь, о чем я?

— Нет, — честно признался я.

— Ничего, поймешь.

На базаре Ли Као купил большой кувшин меда и коробку с муравьями. Затем он подкупил служанку жены Ключника-Кролика, чтобы та передала ей кувшин с медом и записку; и в первую же ночь мы перелезли через стену дворца, незаметно проскользнули мимо охраны и подошли к башне. Я три раза ухнул, как сова. Цветок Лотоса, которая чертовски любила играть в игры, тут же открыла окошко и стала осторожно лить вниз мед. Сладкая тягучая жидкость потекла по стене, и, когда достигла нас, Ли Као открыл коробку. Муравьи накинулись на лакомство, тут же поняли, откуда ветер дует, и быстро полезли наверх.

Последний из них был самым большим и тащил на себе длинную шелковую нитку, которая весила не больше перышка. Когда муравей дополз до подоконника, Цветок Лотоса сняла с бедняги нить и, как мы и условились, дернула за нее три раза. Ли Као взял нижний конец нитки, привязал к нему тонкую длинную леску и тоже дернул три раза.

Девушка, увлеченная игрой, потянула ее вверх. Так мы и играли, пока не вытащили за леской струну, а за струной веревку, которую она закрепила у себя в комнате. Ли Као забрался мне на спину, и я в мгновение ока поднялся к окошку.

— Пупсик! — радостно воскликнула Цветок Лотоса. Мы перелезли через подоконник, и я положил весь мой жемчуг и нефрит к ее ногам.

— Мне надо столько тебе рассказать! — начал я, но Ли Као меня прервал.

— Потом, — прошептал он и бросил взгляд на дверь. В коридоре послышались шаги.

Мастер Ли мигом прыгнул мне обратно на спину, и мы вылезли в окно, держась за веревку. Краем глаза я увидел, как дверь распахнулась, и человек с одутловатым лицом ввалился в комнату, свалил гору жемчуга и нефрита поверх моих подарков, упал на колени и обхватил девушку за ноги.

— Меня зовут Ця Чэнь, и я, к несчастью, князь этой крысиной норы. Но как только вы улыбнулись мне сегодня утром, я забыл обо всем на свете. О, моя богиня! — простонал он.

Цветок Лотоса довольно засмеялась и погладила его по голове.

— Я буду звать тебя Мопсик, — сказала она.

 

Глава 17, в которой появляется много старых знакомых и происходит чудесное превращение, свобода выбора дарит свободу передвижения, а бывший скряга рассказывает историю своей жизни

В каком-то смысле нам повезло.

Правитель Цинь поехал дальше по своим владениям, и в отсутствие Владыки удельный князь вынес нам довольно деликатный смертный приговор. Но его можно было понять.

Мы ведь вторглись в его личную жизнь.

— Я оставляю вам право самим выбирать смерть! — важно заявил он.

Нас притащили на крышу самой высокой башни, а дверь заложили кирпичами. Теперь у нас имелся выбор — либо умереть мучительной голодной смертью, либо прыгнуть вниз с высоты шестьдесят чи и разбиться о камни. Я сел на краю крыши и закрыл руками лицо.

Бедные дети. Сколько они еще протянут? Два месяца? Три? Монахи проглядят все глаза, надеясь увидеть вдалеке две знакомые фигурки. Но все тщетно. Мы умрем здесь и обречем ни в чем не повинных детишек на верную гибель. Я рыдал, как маленький ребенок, пока не услышал странные звуки внизу. Что там происходит? Я открыл глаза, и надежда затеплилась в моем сердце. Солдаты размуровывали дверь.

Однако моя радость скоро прошла. Стража открыла дверь, но лишь для того, чтобы затолкать туда еще одного осужденного. Его привели на крышу, и, когда он подошел ближе, мы увидели знакомые маленькие свинячьи глазки, лысую шишковатую голову, острый горбатый нос, напоминающий клюв попугая, отвислые губы верблюда и огромные слоновьи уши, откуда торчали пучки жестких седых волос.

— Не изволите ли купить козла? — с вежливым поклоном спросил Ли Као.

К. моему огромному удивлению, Скряга Шэнь бросился к нам с распростертыми объятиями.

— Какая удача! — плакал он. — А я уже думал, что никогда так и не поблагодарю моих покровителей!

— Покровителей? — опешил я.

— Поблагодарить? — переспросил Ли Као.

— Да! Вы спасли мне жизнь! Ведь если бы не вы, Ключник-Кролик никогда бы не узнал о моем богатстве. А если бы он не узнал о моем богатстве, никогда бы не пригласил меня на чай. А если бы он не пригласил меня на чай, я бы по-прежнему оставался самым жалким скрягой в Китае! Атак… Цветок Лотоса… она изменила меня!

— Позволь, я догадаюсь, — сказал мастер Ли, — через неделю от твоего богатства не осталось и гроша.

— Отнюдь! — с гордостью сказал Скряга Шэнь. — Великий Будда, у меня скопилось столько добра, что отважной девушке потребовался целый месяц, чтобы лишить меня всего. Ну и, конечно, мне немного повезло, — скромно добавил он. — После того, как Цветок Лотоса заполучила все мое серебро, мне удалось выгодно продать свои дела, мои шесть домов, повозку, экипаж с шелковым балдахином, лошадь, трех коров, десять свиней, двадцать кур, восемь диких сторожевых собак, семь полуголодных слуг и даже о, Небо, вы помните мою прелестную юную наложницу?

— В ярких красках, — ответил я.

— Так вот, мне настолько повезло, что я продал ее в бордель и благодаря этому провел с Цветком Лотоса еще целых три дня! Правда, Красотке Пин тоже повезло. Один из посетителей борделя влюбился в нее и сделал своей третьей женой. Теперь она купается в роскоши и заботе, каких никогда не получала от меня. Бедная девочка, я так плохо с ней обращался, — с досадой вздохнул Скряга Шэнь. — Но тогда я не был человеком, ведь я еще не встретил ЕЕ!

— Нет, это потрясающе, — сказал мастер Ли. — И что ты сделал, когда тебе уже нечего было продать?

— Ну, я стал воровать… Знаете, в особенности я горжусь тем, что устроил на гонках драконьих лодок. Я узнал, что изначально соревнования проводились, дабы успокоить дух Цюй Юаня, который утопился в знак протеста против алчности императорского двора.

Однако со временем гонки превратились в обычный спорт, к тому же с большими ставками. Ну и вот, там была большая лодка, где собралась вся знать и прочие любители азартных игр. Драконьи лодки сорвались с места, и тут появляюсь я. Я шел прямо по воде!

Конечно, на ходулях, но никто же этого не знал. У меня были черная борода, длинный халат — точь-в-точь Цюй Юань.

«Жалкие псы! — закричал я. — Как смели вы воспользоваться моей смертью ради спортивной забавы? Я нашлю на вас тиф и бубонную чуму, я пошлю вам землетрясения, каких не видел свет!»

А вдобавок я намазал голову особой защитной мазью и поджег мою искусственную бороду, пропитанную дегтем. Когда богачи увидели Цюй Юаня да еще и с горящим нимбом над головой, они тут же со страху попрыгали в воду и поплыли кто куда. Я же снялся с якоря и уплыл на их лодке вместе со всеми деньгами. Я потратил все на жемчуг и нефрит, но, к несчастью, солдаты схватили меня прежде, чем я успел подарить это все моему Цветочку. Так я и оказался здесь.

Ли Као повернулся и посмотрел на меня.

— И этот веселый парень, да еще с талантом первоклассного жулика — Скряга Шэнь?

Десятый Бык, вот уж поистине чудесное превращение!

Он повернулся к Скряге Шэню и поклонился.

— Почтенный господин, позвольте представиться. Меня зовут Ли Као, и у меня есть один маленький недостаток; а это — мой уважаемый спутник Десятый Бык. Нам нужно сделать одно очень важное дело. И когда мы выберемся отсюда, вы бы оказали нам большую честь, если бы пошли с нами. Скряга Шэнь прослезился.

— Сорок лет никто никуда не звал меня с собой! Я с радостью, только, к несчастью, не вижу способа, как отсюда выбраться.

— Ничего. Что-нибудь обязательно произойдет.

Он был прав. Только когда это произошло, мастер Ли был удивлен не меньше меня. У ворот послышался шум, и во внутренний двор ввалилась толпа желающих видеть князя.

Когда он вышел (вместе с нашим знакомым купцом), толпа расступилась, и мы увидели разгневанного крестьянина, корову и двух человек подлой наружности. Все затараторили, загалдели, и постепенно мы разобрались, в чем дело.

Все началось с того, что как-то раз крестьянин услышал на пастбище шум. Выйдя посмотреть, он увидел лысого господина, который стоял возле его коровы и, плача, обнимал ее за ноги. Рядом стоял толстый господин и, держа в руках погребальную урну, тоже лил слезы. Когда крестьянин спросил, в чем дело, толстый уткнулся носом ему в плечо и, продолжая ныть, поведал следующее.

Случилось так, что мать лысого господина скончалась некоторое время назад, и, по завещанию, ее кремировали. Но однажды ее дух пришел к сыну во сне. Мать наказала похоронить своей прах у статуи святых в Луньмэне. И так лысый господин и его приятель отправились в долгий путь, но вдруг… Их путь пролегал как раз через эту деревню, и когда друзья увидели корову, лысый господин тут же узнал эти родные карие глаза.

— О мама! — воскликнул он, — Это ты! В новой жизни ты стала коровой!

Сцена была такой душещипательной, что и сам крестьянин пролил слезу. Корова нежно лизала лысину своего сына, и по ее морде текли слезы! А лысый господин, продолжая реветь, обнимал корову за ноги и с улыбкой бормотал:

— О мама! Как я рад снова тебя видеть!

Что оставалось делать крестьянину? Он чувствовал, что сделал истинно доброе дело, видя, как двое бедолаг в обнимку с коровой уходили прочь. Откуда ему было знать, что коровы всегда льют слезы, когда лижут соль.

— Он просто посыпал лысину солью! Жулики! — кричал возмущенный крестьянин.

— Да как ты смеешь? — вопил в ответ оценщик Фан.

— Мы требуем правосудия! — поддакивал Хапуга Ма.

Когда крестьянин понял, в чем дело, и бросился вдогонку, то обнаружил, что был далеко не единственным, кого обманули наши давние знакомые. И теперь пострадавшие кричали на всю округу, требуя вздернуть жуликов на самом высоком дереве.

— Это ложь! Гнусная ложь! — вопил оценщик Фан.

— Мы требуем компенсацию за клевету! — орал Хапуга Ма.

— Десятый Бык, ты прекрасно знаешь эту парочку, — проговорил наконец мастер

Ли. — Как думаешь, что они станут делать дальше?

— Продолжать обманывать и воровать, — ответил я. — Почему-то мне кажется, они прекрасно выберутся из этой переделки.

— Отлично. Тогда не будем терять времени и мы.

На крыше башни развевался большой шелковый флаг с эмблемой династии Цинь, и солдаты были слишком заняты переполохом во дворе, чтобы заметить, как я обрезал канат и осторожно снял знамя. Из старой клетки для голубей, которая валялась тут же, мы сделали корзину, куда можно было встать, и обрывком троса крепко привязали к ней флаг.

— Принцип здесь, как у падающего листа, — объяснил Ли Као. — Лист может долго и плавно парить, потому что сила тяжести компенсируется выталкивающей силой воздуха.

Надеюсь, флаг достаточно большой и выдержит нас, хотя, честно говоря, мне бы было намного спокойнее, будь эта башня на тридцать чи выше.

Внизу же творилось что-то непостижимое. Народ гудел и требовал правосудия, пчелы слетелись на наш вчерашний мед, и Хапуга Ма углядел длинный сладкий след, ведущий к окну высоко под крышей. Он тайком дотянулся до меда, лизнул палец и довольно улыбнулся. Тем же временем толстяк-купец, стоя в толпе и внимательно слушая весь рев и гам, держал в руках большую тарелку конфет, машинально кидая сласти в рот. Хапуга Ма, воспользовавшись переполохом, соскоблил немного меда, положил его на погребальную урну и незаметно подсунул ее под руку толстяку. Тот, не заметив подмены, продолжал уплетать сладкое, как вдруг…

— Чудовища! — завопил Хапуга Ма. — Фан, ты посмотри, что они делают! Сперва они хотели отнять у нас новую инкарнацию твоей матушки, а теперь пожирают ее священный прах!

— Людоеды! — заорал оценщик Фан. Он подлетел к толстяку, открыл ему рот и заглянул внутрь. — Мама, ты там?

Поговори со мной!

Хаос нарастал, солдаты пытались вмешаться и успокоить ревущую толпу. Мы незаметно подтащили флаг с корзиной к дальнему краю крыши, забрались внутрь, и я натянул трос. — Я решил, что когда попаду в ад, то попрошу великого Яо-вана в следующей жизни сделать меня обезьяной. Лу Юй же пожелал стать облаком. А как насчет вас, почтенный господин? Кем бы вы хотели стать? — спросил Ли Као у Скряги Шэня.

— Деревом. В этой жизни я только и делал, что наживался и богател. И потому в следующей я бы хотел, чтобы в моей тени отдыхали усталые путники, в кроне вили гнезда птицы, а люди срывали с меня вкусные плоды. А когда я состарюсь и стану дряхлым и бесполезным, пусть меня срубят и растопят большой костер. Обычно крестьяне дают имена любимым деревьям, и мое самое сокровенное желание, чтобы в следующей жизни Скрягу Шэня называли Деревом Щедрости.

— А я буду висеть на хвосте на одном из твоих суков, — мечтательно сказал мастер Ли.

— А я принесу тебе прохладу и дождь, — улыбнулся я.

— Как это трогательно, — всхлипнул Скряга Шэнь.

— Ладно, прощай, дерево.

— Прощай, обезьяна.

— Прощай, облако.

Я оттолкнулся, и мы камнем полетели вниз, словно клопы с булыжником на шее. Я уже отдал душу Небу, когда флаг вдруг раскрылся, и нас так дернуло, что мне чуть не оторвало руки.

— Хорошо бы где-нибудь остановиться и набрать жемчуга, — сказал Скряга Шэнь.

— Да, и нефрита, — согласился я.

— Нет, это поразительно, — вздохнул мастер Ли.

Нас подхватило ветром, и мы медленно полетели прочь, мимо крон высоченных деревьев, по направлению к зеленой лужайке, рядом с которой блестела река. Башня осталась далеко позади, мы мягко приземлились и в первой же деревне купили небольшую лодку и много вина.

Путь правителя Циня, как и всех его предшественников, пролегал через ужасную соляную пустыню; и после шести долгих дней плавания вниз по течению реки Ли Као нашел, что искал. От берега к небольшому холму вдалеке шла узенькая тропинка. К счастью, лодка была легкой, так что я смог нести ее на себе, пока мы снова не добрались до воды. Теперь это был быстрый поток. Правда, постепенно он становился все уже и мельче. Воздух делался жарче, наши лица все чаще покрывались испариной; и на четвертый день я вдруг обнаружил, что речка исчезла. Она растворилась среди трещин высохшей и мертвой земли. Нас окружали лишь жара и ослепительно белое пространство.

Лодка царапнула дно, мы вылезли, и Ли Као показал на горизонт.

— Соляная пустыня. Говорят, армия Циня доходит до этого места, а потом надолго попросту исчезает из вида.

Он снова внимательно пригляделся к земле и указал на тоненькую полоску, едва видневшуюся под залежами соли.

— Слишком прямая для творения природы, а? — сказал старик. — Соляные смерчи заметают следы ног и копыт, но если каждый год идти одним путем, тропинка останется.

— Вы думаете, она приведет нас к следующей сокровищнице Циней? — спросил я.

— Это неплохая идея, а даже плохая идея лучше, чем вообще никаких. Ошибка может в конечном итоге привести к истине, в то время как отсутствие мыслей приводит лишь к еще большему их отсутствию или хорошей карьере в политике. Скряга Шэнь, еще не поздно повернуть назад, и умный человек именно это бы и сделал. Если мы пойдем дальше, то, возможно, и увидим Цветок Лотоса. Однако соляные вихри засыпают целые караваны, и в этом случае наша смерть не будет очень приятной.

— Разве жизнь без НЕЕ— жизнь? — совершенно разумно спросил Скряга Шэнь. — К тому же, проведя жизнь в бесславии и позоре, мне остается хотя бы умереть достойно.

Меня до глубины души потрясла та разительная перемена, которая произошла с этим человеком. И глядя на Скрягу Шэня, я просто не верил собственным глазам. В эту ночь я много узнал про него.

Мы допили вино, наполнили кувшины водой, и я обрезал полотнище флага, чтобы сделать палатку. Затем мы пошли вперед по тропинке и незадолго до рассвета укрылись под тентом. Нам следовало переждать день, дабы не погибнуть от палящих лучей солнца; и не желая, чтобы мы плохо подумали о Цветке Лотоса, которая не отвергла любовь такого жалкого человека, как он, Скряга Шэнь попросил нас выслушать его историю.

— Много лет назад я был счастливым человеком. Я вел жизнь бедного крестьянина, но у меня имелось немного земли, любящая жена и маленькая прелестная дочурка. Знаете, это было самое прекрасное существо во Вселенной. У нас почти всегда доставало еды, и мы были вполне довольны. Но тут случилось несчастье. В наших краях началась засуха, а потом пошел такой дождь, что бурлящие потоки воды сломали плотины и размыли все посевы. Заболел скот, да вдобавок напали бандиты и унесли наш рис. Потом однажды мы узнали, что властитель Цинь, отец теперешнего правителя, удвоил взимаемую дань. Мы пришли в отчаяние, но мужчины собрали все, имевшееся в деревне, и послали меня молить правителя о пощаде.

Во дворце собралось много народу. Все умоляли снизить подати, и у меня было много времени, чтобы отрепетировать свою речь. Когда пришла моя очередь, я упал на колени перед троном и рассказал о всех трудностях, которые выпали на нашу долю. Я очень хорошо говорил и, когда поднял глаза, услышал резкий металлический голос. Но этот голос вселил надежду в мое сердце.

«Шэнь Чунли, — сказал повелитель, — сегодня я выслушал много рассказов тех, кто хотел обмануть меня, но, я знаю, ты говоришь правду. Я верю, что вы не можете заплатить мне дань, и потому сегодня окажу тебе одну услугу. Возвращайся домой и скажи всем, что отныне никогда более деревня Шэня Чунли не будет платить мне дань, покуда звезды сияют на небе и рыбы плавают в морях».

Я поцеловал пол перед правителем и попятился назад. Никогда еще не было мне так хорошо на душе. Я летел, не чувствуя ног… только кони все равно скачут быстрее. Когда я добежал до холма, то увидел лишь дымящиеся руины.

Правитель пообещал, что мы больше никогда не будем платить дань, и сжег дотла деревню в пример всем остальным. В живых остались лишь те, кто в это время отсутствовали — ловили рыбу или стирали на реке белье, и одной из них оказалась моя жена. Мы рыдали в объятиях друг друга, но, помните, я говорил, у меня была чудесная дочка? Ее звали А Чэнь, и я любил ее больше всего на свете… Она осталась в деревне и погибла вместе с другими.

Я был убит горем. Ее милое маленькое личико постоянно стояло у меня перед глазами, и по ночам казалось, я слышу ее голос. Он звал меня, и я вскакивал с постели и выбегал из дома, крича: «Не бойся, А Чэнь, папочка здесь! Папочка рядом!»

Мне сказали, что станет легче, если я буду молиться за нее. Но я не умел ни читать, ни писать, поэтому пошел к священнику, который написал мою молитву на листке бумаги и по обычаю сжег его, чтобы молитва попала в подземное царство, где сейчас судили мою бедную дочурку. Это не помогло. Мне не стало легче. Я не мог работать, не мог спать; и однажды один странник рассказал мне о чудесном старце, который живет в пещере в конце Медвежьей тропы высоко в горах Эмэй. «Его называют Старцем Гор, — сказал странник. — И он самый мудрый человек на свете. Он обязательно вернет к жизни твою дочку, но ты должен принести деньги. Много денег, ибо Старец Гор ничего не делает за так».

Денег у меня не было, и так я начал их добывать. Как все, кто хочет заполучить много денег, я стал обманывать и лгать. Друзья отвернулись от меня, но мне было все равно.

Мне требовалось собрать как можно больше денег, чтобы найти Старца и вернуть мою маленькую. «Мой господин, отпусти нашу дочку, — говорила мне жена, — Иначе ты сойдешь с ума». Но я ее не слушал. Вскоре она заболела, но я был слишком занят, чтобы позаботиться о ней. Она умерла, и я плакал, но цель свою не забыл. Деньги, только они теперь имели значение, и я не мог позволить себе потратить и одной монеты, поскольку все предназначалось Старцу. Я не понимал, что схожу с ума, и со временем все-таки забыл, зачем нужны деньги. Я все собирал, собирал, денег становилось все больше, но я убеждал себя, что их мало. Мне требовалось вдвое больше, втрое, вчетверо. Так я стал Скрягой Шэнем, самым жадным и отвратительным человеком в мире, и оставался бы им, если бы Цветок Лотоса не разорила меня и тем самым не привела в чувство.

Почтенные господа, есть женщины, которые могут заглянуть в самое сердце мужчины, и, поверьте, Цветок Лотоса никогда не любила Скрягу Шэня. Она приняла любовь бедного крестьянина, который так сильно любил свою дочку, что сошел с ума.

 

Глава 18, в которой мертвый город приоткрывает свои тайны, а Адская Рука хватает пустоту

Пустыня…

Мы шли ночью, спасаясь от жары; днем же спали, укрываясь под тентом. Палило солнце, выл ветер, и мне делалось дурно. От соли, от пыли. В глазах расплывались фиолетовые круги, и соляные смерчи метались по пустыне, отплясывая свой безумный танец. Даже ночью жара не отпускала нас, а поднятые ветром соли заслоняли небо.

Узкая тропинка бежала все дальше. Казалось, ей нет конца, и, когда начались миражи, я вздохнул с облегчением, потому что теперь нам хоть было на что смотреть. И тут начались чудеса. Иногда мне виделся громадный замок с серебряным куполом, стоящий посреди изумрудного озера. Но Скряга Шэнь не соглашался. «Нет, нет! — кричал он. — Это большая скала над рекой. Я даже вижу птиц — это чайки, хотя что чайки делают в пустыне? « Тогда мастер Ли ворчал и говорил: «Ничего вы не понимаете. По-моему, это большая прогулочная лодка. Она плывет по тихим волнам, а по берегам растут зеленые деревья».

Затем мираж исчезал, и мы снова оказывались среди бесконечного пространства ослепительно белой соли.

Мы видели то города и кладбища, то армии, готовые к бою. Но одно оставалось неизменным — зеленый оазис и вода. Свежая, чистая, прохладная.

Дни шли. И вскоре наши запасы воды стали истощаться, и нас начала мучить жажда. И вдруг как-то раз Скряга Шэнь остановился и указал вперед.

— Посмотрите на этот отвратительный мираж! — крикнул он.

— Мираж? — огрызнулся я. — Это не мираж, а ночной кошмар больного бабуина!

Ли Као внимательно пригляделся и сказал:

— Расскажите, что вы видите.

— Ну, я вижу обычный зеленый оазис, только он стоит посреди груды разбитых камней, — ответил Скряга Шэнь. — Из земли бьют гейзеры, и я чувствую отвратительный запах серы.

— Тут все окружено рвом, только вместо воды я вижу кипящую огненную жидкость, — сказал я.

— Друзья, к сожалению, должен признаться, я вижу то же самое, — мрачно ответил Ли

Као. — Это не мираж, и наш путь лежит прямо туда.

Подойдя ближе, мы обнаружили, что смотрим на руины некогда великого города. Но что за ужасная катастрофа произошла здесь? Стены обвалились. Узкий пролет перекидного моста пересекал ров, но вместо воды, белых лебедей и золотых рыбок во рву кипела раскаленная красно-черная лава. На той стороне находились огромные бронзовые ворота. Они были открыты, но смяты и искорежены, и когда мы пересекли мост и прошли внутрь, перед нашими глазами предстало поистине жуткое зрелище. Из земли, подобно дыханию дракона, со свистом вырывались клубы обжигающего пара; лава вздымалась и кипела, и казалось, будто ветер, завывающий в бойницах обвалившихся башен, стонал: «Смерть, смерть, смерть… « Из центра, подобно паутине, расходились многочисленные улицы (если, конечно, можно так выразиться, поскольку в округе не осталось ни одного целого здания). Вдалеке мы увидели большое нагромождение камней, вероятно, дворец правителя. Мы решили взобраться на крышу, чтобы найти тот оазис, который заметили издалека.

Да, когда-то это был дворец. Мы лезли по разбитым статуям и красивым каменным фризам и вдруг остановились как вкопанные. Перед нами возвышалась стена около двадцати чи в высоту, и мы все разом подумали об одном и том же.

— Эта стена не могла устоять при катастрофе! — воскликнул я. — Ее могли построить только позже, уже из обломков.

— Да, и честно говоря, я бы не хотел встретиться с ее создателем, — задумчиво произнес мастер Ли.

Думаю, этого бы не хотел никто. Какая-то непостижимая сила выворотила огромные каменные плиты и набросала их друг на друга, словно гальку. Большая дыра, представляющая собой ворота, смотрела на нас, будто раскрытая пасть, и пройдя внутрь, мы увидели гору человеческих костей. Скряга Шэнь побледнел.

— Клянусь Небом, этих людей словно сжевали! — простонал он.

Он был прав. Только огромная пасть могла так искромсать кости, и не только кости.

Доспехи тоже были перемолоты, и мы со Скрягой Шэнем облегченно вздохнули, когда Ли Као, осмотрев их, сказал:

— Такие доспехи носили пятьсот лет назад или даже тысячу. Так что кем бы ни было это чудовище, оно давно уже сдохло.

Мастер Ли нагнулся и осмотрел искромсанные скелеты. — Знаете, похоже, я знаю чудовище, которое могло сделать такое, — вдруг сказал он. — Его нашли замерзшим в монгольском леднике. Наполовину зверь, наполовину ящерица, он был метров тридцать в длину и имел зубы, прочные, как дверной косяк. Ученые хотели сохранить его ради науки, но в то время у нас был исключительно тупой император, и мне даже неловко сказать, что он сделал. Этот придурок приказал зажарить зверя и подать к столу. А то, что мясо воняло, как две тысячи затхлых сараев, и по вкусу напоминало жир бешеного кита, Сына Неба нисколько не волновало. Он наградил себя медалью «Героического Победителя Несъедобных Чудовищ»  и с гордостью надевал ее когда не лень. Мой взгляд привлекла большая плита.

— Мастер Ли, по-моему, тут что-то написано, но шрифт такой древний, что я не могу разобрать ни иероглифа, — сказал я.

Ли Као смахнул с плиты соль и с интересом принялся читать. Ветры и время разрушили часть надписи, но добрая половина осталась нетронутой. Правда, когда мы узнали, | что там написано, мои волосы встали дыбом.

— Вначале здесь идет молитва божествам, — сказал Ли Као. — Затем неразборчиво, и вот: «… наказаны за наши грехи, земля разверзлась со страшным ревом, и пламя поглотило город. Пошел раскаленный град, и восемь дней земля дрожала и сотрясалась, а на девятый из-под земли появилась невидимая Адская Рука».

— Что появилось? — с дрожью в голосе сказал Скряга Шэнь.

— Невидимая Адская Рука, только не спрашивайте меня, что это значит, — ответил старик. — Затем опять неразборчиво, и дальше: «… шестой день мы трудимся над постройкой стены, но сил остается все меньше. Мы молимся и 1 приносим жертвы, но божества, похоже, отвернулись от нас. Царица с придворными выбрали более легкую смерть и спрыгнули вниз, в кипящие камни. Мы не пытались им помешать. Рука приближается. Наши копья летят в никуда и возвращаются обратно. Стена скоро падет. Рука…»

Ли Као перестал читать и выпрямился.

— Это все, — тихо сказал он.

— Бр-р-р! — поежился Скряга Шэнь. — Не знаю, как давно это случилось, но я хочу побыстрее отсюда убраться.

О, как я был с ним согласен! Я взобрался на стену и огляделся.

— Вижу! Вижу оазис! — закричал я. — Но так к нему не подойти, там везде лава. Так что придется идти в обход.

Это было легче сказать. Мы постоянно заходили в тупики. Повсюду лишь пар из-под земли да кипящая лава. И, судя по всему, мы были не единственными, кто не мог найти дорогу. Раздробленные скелеты в своих бесполезных доспехах валялись повсюду.

— Чем бы это ни было, аппетит у него хороший, — нервно сказал Скряга Шэнь.

Мы пробовали так и этак, но в конце концов вернулись на прежнее место. Ли Као посмотрел на бронзовые ворота, остатки моста, ведущего в город, и пожал плечами:

— Может, выйти из города и поискать, нет ли других ворот?

Мы пошли к выходу, но тут же замерли на месте. Ворота закрывались! Они весили тонны, но по какой-то причине закрывались… сами собой! Послышался лязг металла, и на земле появилась странная отметина. Прошло какое-то время, прежде чем мы опомнились.

На засыпанной солью земле ясно виднелся отпечаток огромного большого пальца, за которым показались другие четыре и длинный след от ладони. Громадная невидимая рука ползла прямо навстречу нам!

Скряга Шэнь и я от страха вросли в землю, и если бы не Ли Као, не знаю, долго бы мы протянули. Он оглянулся, посмотрел на расходящийся лабиринт улиц и громко крикнул:

— Десятый Бык, скорее подними нас!

Я схватил обоих в охапку; мастер Ли взял медальон, висевший у меня на шее, и быстро нашел то место, где мы остановились в прошлый раз.

— Мне стоило сразу догадаться, что это место — продолжение лабиринта.

Поворачивай на второй улице направо, и скорее!

Теперь я тащил двоих, но все равно летел, как ветер. Да что там два человека? Я был готов нести хоть тибетского снежного барса, лишь бы убежать от этой проклятой руки. Но вот это как раз было не так легко. Рука двигалась ничуть не медленнее меня, ее пальцы были по двадцать чи в длину, и расстояние между нами только сокращалось.

— Первая улица налево! — кричал мастер Ли. — Вторая налево! Четвертая направо!

Третья налево! Первая направо!

Я несся, как лань, перепрыгивая через кипящие рвы и канавы, и вскоре увидел верхушки зеленых деревьев. Дракон вел нас к оазису. Спасение близилось. Но тут…

— Милосердный Будда, спаси наши бедные души! — простонал Скряга Шэнь.

Прямо перед нами лежал прекрасный зеленый оазис, но его окружал раскаленный дымящийся ров. Вдалеке находился мост, слишком тонкий, чтобы рука перешла по нему, но было слишком поздно. Рука отрезала нас от переправы и сейчас неминуемо приближалась к нам. Невидимые пальцы скребли землю, и клубы соли вздымались позади.

Я в панике огляделся. На краю рва стояла старая, наполовину обвалившаяся башня. От нее остался практически один столб, но это было то, что надо. Особо не церемонясь, я сбросил наземь Скрягу Шэня с Ли Као и, подбежав к столбу, навалился плечом. Я старался изо всех сил, и в конце концов башня поддалась. Она накренилась, я налег еще больше и услышал треск. Вначале мне показалось, это треснул мой позвоночник. Но, к счастью, все обошлось треск исходил от плиты, поддерживающей столб. Он разломился, башня рассыпалась на множество камней и с грохотом рухнула в ров.

Кипящая лава была достаточно твердой, и камни тонули медленно. Я схватил Ли Као и

Шэня, подбежал к краю и прыгнул. Толчок, еще… Я скакал, как серна, убегающая от леопарда, Сандалии дымились, я задыхался от испарений серы, но вот впереди остался последний камень. Правда, он уже практически скрылся в огне. Я послал молитву Великому Небесному Владыке и прыгнул. Наверное, Нефритовый Император благоволит чудакам, а потому и в этот раз он услышал мою молитву и дал мне хороший пинок. Я перелетел через ров и плюхнулся лицом в траву.

Какое-то время я еще видел, как мастер Ли и Скряга Шэнь кричали мне в уши и стучали по спине. Но вскоре мир вокруг закружился, и меня поглотила приятная прохладная темнота.

 

Глава 19, в которой становится ясной дальнейшая цель путешествия, великий Чжан Хэн обретает достойных учеников, а «Бамбуковая Стрекоза»  отправляется в полет

Когда я очнулся, Ли Као улыбался, а Скряга Шэнь пытался напоить меня чистой родниковой водой из тыквы. Живительная влага моментально привела меня в чувство. Я поднялся и с любопытством огляделся по сторонам. Маленький оазис представлял собой прекрасный парк. Здесь росли кусты и деревья со всех уголков империи, и в таком количестве, что разбегались глаза. Когда-то на ветках висели серебряные колокольчики, издавая волшебный звон; бумажные фонарики мерцали в ночи, как светлячки, и влюбленные, держась за руки, гуляли среди благоухающих цветов. А потом… Потом случилось землетрясение и появилась невидимая адская рука. Я думал, что сделали жители города, чтобы заслужить столь ужасную судьбу, но понял, что лучше мне этого не знать. На другом берегу дымящегося рва невидимые пальцы яростно скребли соль. Рука выжидала. Здесь же среди диких цветов пролегала тропинка. Она вела к пагоде с бронзовой крышей, и мы пошли в ее сторону. Подойдя ближе, я с удивлением заметил, что пагода не пострадала от огня благодаря каменным стенам. Лишь деревянные двери прогнили и отвалились. Солнце уже скрылось за горизонтом, в небе ярко светила луна, и ее лучи, освещая проход в пагоду, выхватывали внутри что-то, мерцавшее таинственным слабым светом. Когда же мы зашли внутрь, Скряга Шэнь разрыдался. Груда сокровищ была даже больше той, что мы видели в подземном лабиринте Циней.

— Наконец-то! — плакал от радости Шэнь. — Я не был уверен до конца, но теперь знаю. Я излечился! Меня больше не интересует богатство, кроме разве жемчуга и нефрита для любимой.

Конечно, он ничего не знал. Мы же с Ли Као пригляделись получше и тут же увидели на верхушке горы драгоценностей тень призрака. У меня уже хорошо получалось видеть привидения, и вскоре теплое одеяло окутало мое сознание. Передо мной стоял все тот же призрак! Нет, возможно, не тот же самый, но одетый в точности так же и с той же смертельной раной в сердце. Я опять почувствовал, каких усилий требовалось девушке появиться перед нами и сколько скопилось боли в ее бедной усталой душе.

— Сжальтесь над бедной доверчивой девушкой, — плакала она, — Разве не достаточно тысячи лет? Клянусь, я не знаю, в чем моя вина! Сжальтесь и возьмите это в обмен на перья. Птицы должны прилететь. Через миг она исчезла.

Скряга Шэнь не видел ничего и потому удивленно смотрел на наши ошеломленные лица. Я недовольно поморщился и полез на гору сокровищ.

Там лежала такая же в точности шкатулка. Я открыл крышку.

Сердца силы внутри не было. Там лежали лишь еще два крохотных усика, судя по всему, «руки силы». Главный же корень — «сердце силы»  — был спрятан, очевидно, где-то еще. Что же до «рук»… Если «ноги»  не смогли вынести детей из забытья, я сомневался, что «рукам»  это под силу. От отчаяния и крепкого аромата женьшеня у меня заслезились глаза, и я перевернул шкатулку. Маленький предмет выпал на землю.

Ли Као нагнулся и поднял крохотный хрустальный шар, размером с нашу волшебную флейту.

— Скряга Шэнь, советую тебе сесть, ты станешь свидетелем весьма необычного явления, — с серьезным видом сказал старик. Затем поплевал на ладони, взял шар и осторожно потер его.

Шар засветился странным мерцающим светом, исходившим как будто изнутри. И тут…

Шар начал расти. Он быстро увеличивался, пока не достиг нескольких чи в диаметре.

Внутренний свет усилился, и мы вскрикнули от удивления. Внутри появилась картинка и раздались звуки.

Перед нами возник небольшой сельский домик, внутри которого на стуле дремала старая женщина. Мы слышали ее мирное похрапывание, во дворе кудахтали куры и хрюкали свиньи. Где-то журчал ручеек. Пели птицы, в залитом солнцем воздухе сонно жужжали пчелы, и листья деревьев шелестели на ветру.

И вдруг в поле зрения появился муравей. Он тащил крошку хлеба, когда непонятно откуда взялся таракан и бросился за ним. Из своей норки показалась крыса и кинулась за тараканом. Крысу заметил кот. Он выгнул спину, припал к земле и погнался следом, но его увидела собака и также побежала за котом. Вся процессия пробежала под стулом, на котором мирно спала женщина; он опрокинулся; старуха, кряхтя, поднялась, громко выругалась и, схватив метелку, пустилась в погоню за собакой, которая гналась за котом, что преследовал крысу, пытающуюся поймать таракана, бегущего за муравьем, на спине которого лежала крошка хлеба. Это сложно описать словами, но сиена, разворачивающаяся перед нашими глазами, выглядела чертовски смешной. Все бегали друг за другом, описывая круги, выбегая из двери и вбегая обратно через окно, пробивая хрупкие стены и возвращаясь через дырку в потолке. Они разнесли мебель в щепки, и всевозможным вариациям этой сумасшедшей погони не было конца. Мы покатывались со смеху, а неутомимые охотники, как назло, все больше подливали масла в огонь. В какой-то момент женщина взмахнула метлой, и вся посуда, полетев на пол, упала так, что из разбитых осколков сложилась статуя Будды. Потом все выбежали во двор и с разбегу ухнули в пруд; когда мы увидели их снова, на голове старухи сидела большая жаба и бесстыдно квакала на всю округу.

Мы со Скрягой Шэнем, наверное, умерли бы со смеху, если бы Ли Као вовремя не спохватился и не коснулся диковинного шара. Картинка пропала, свечение погасло, звуки затихли, и шар снова вернулся к своим прежним размерам.

— Шэнь, ты когда-нибудь видел нечто подобное? — спросил мастер Ли, все еще улыбаясь и держась за живот.

Скряга Шэнь почесал затылок.

— Пожалуй, нет. Правда, однажды я видел фреску, на которой был изображен маленький хрустальный шар вроде этого. Фреска находится в Пещере Колоколов, и на ней нарисован старый хромой коробейник. Он стоит спиной к зрителям и смотрит на трех молодых девушек, одетых в платья, какие носили раньше. В одной руке он держит три перышка…

— Перышка?! — завопил мастер Ли. — Старинные платья?!

— Да. В другой руке он держит шар, напоминающий этот, колокольчик и крохотную флейту.

Ли Као крякнул от удовольствия и полез в свой хитрый пояс.

— Такую?

— В точности, — воскликнул Скряга Шэнь и взял в руки флейту.

— Я не помню подробностей, но говорят, фреска обладает магической силой, а старый коробейник считается чуть ли не божеством. Пещера Колоколов стала его храмом, и небольшой орден монахов ухаживает за ней.

Ли Као положил флейту обратно в карман на поясе, куда затем последовали шар и «руки силы».

— Давайте спать. Утром мы выберемся с острова и первым делом отправимся в

Пещеру Колоколов, — радостно заявил старик.

Идея была хорошей.

Однако, когда наутро мы обошли оазис, оказалось, что это и впрямь остров. Вокруг кипела лава, и единственным выходом служил тот самый узенький мост. Правда, невидимые пальцы по-прежнему скребли соль, и я вдруг осознал, что нам никогда не выбраться отсюда. Дети моей деревни обречены на жуткую смерть! На вечный тяжкий сон.

Я был безутешен. Мне казалось, мир ополчился против нас, и нет никакого выхода. Что бы мы ни делали, все заканчивалось неудачно!

Так я рыдал, когда ко мне подошел Скряга Шэнь.

— Знаешь, Десятый Бык, — сказал он, отводя глаза, — это не такое плохое место, чтобы провести здесь остаток жизни. Свежие фрукты, ягоды, родниковая вода. Мы будем жить как императоры, пока в мире царят войны, голод и болезни.

«И смерть»,  — подумал я. Я уже слышал плач матерей и похоронные колокола и видел вереницу маленьких гробов, опускающихся друг за другом в землю.

— Хотя, конечно, в том мире еще есть Цветок Лотоса, — задумчиво произнес Скряга Шэнь.

— Вот-вот. И радость, и счастье, и любовь…

Мы сидели на траве, прислонившись спиной к высокой пальме. Вдруг я увидел Ли Као. Он подошел к нам, сел рядом, и я понял, что он нашел выход. Его глаза словно смеялись.

— Друзья, что вы знаете о великом Чжан Хэне? — спросил он.

Я смутно вспомнил школьные уроки.

— Это он изобрел сейсмограф пятьсот лет назад?

— И порох, — заметил Скряга Шэнь.

— Правильно, — сказал мастер Ли, — и его достижения на этом не заканчиваются.

Великий Чжан Хэн был еще прекрасным поэтом, талантливым художником и изобретателем, блестящим астрономом и величайшим в мире исследователем полетов. Он усовершенствовал понятия длины и ширины, определил величину л, создал модель небесной сферы и построил воздушного змея, который мог перенести человека. А как все началось? Однажды он сидел, прислонившись спиной к дереву, так же, как мы сейчас, и что-то коснулось его лица.

Мастер Ли разжал пальцы, и мы увидели на его ладони маленький круглый предмет.

— Семечко платана? — улыбнулся Скряга Шэнь.

— Именно, — ответил мастер Ли. — Чжан Хэн тысячу раз видел семена платана, но ни разу ему не приходило в голову внимательно приглядеться. Однако чем дольше он смотрел, тем больше убеждался, что перед ним — самое настоящее чудо света.

Мы уставились на семечко. Крошечный стебелек и круг веерообразных листьев.

— Смотрите, — сказал Ли Као.

Он осторожно подул на ладонь. Веерообразные листья закружились, и семечко поднялось в воздух. Его подхватил ветер, и вскоре оно уже парило высоко над деревьями, постепенно исчезая вдали.

— В ладони Чжан Хэна лежала модель летающей колесницы, и он тут же принялся конструировать аппарат, способный перенести по воздуху человека. Император милостиво предоставил в его распоряжение каторжников, осужденных на смерть, и одного за другим бедняг запихивали в «седло»  и сталкивали с обрыва. Одному из них посчастливилось-таки поймать поток ветра, и он действительно пролетел несколько сотен чи. Но и все. Результат всегда оставался одним. Лопасти не могли вращаться настолько быстро, чтобы противостоять весу «летающей телеги», и жертвы науки неминуемо падали и разбивались насмерть. И тогда… Вы знаете, что придумал Чжан Хэн?

— Откуда? Мы свое имя-то написать не можем, — вздохнул Скряга Шэнь.

— Великий Чжан Хэн смешал серу, селитру и древесный уголь и получил порох.

Сейчас мы в основном используем его для фейерверков, но у него были другие мысли.

Добавив смолы, Чжан Хэн получил смесь, которая не взрывалась, а горела. Он залил ее в длинные бамбуковые трубки, сплел из прутьев корзину и прикрепил ее к вращающемуся шесту. Наверху шеста помещались лопасти, а внизу находилось колесо, соединенное с трубками. В один прекрасный день весь императорский двор собрался посмотреть на захватывающую казнь, и орущего осужденного привязали ремнями к сиденью корзины. Чжан Хэн поджег фитиль. Пламя с ревом вылетело из трубок, и черное облако дыма заволокло все вокруг. Когда же дым рассеялся, ошеломленные зрители увидели, как вся конструкция, бешено вращая лопастями, поднималась в воздух. За ней стелился длинный хвост дыма и огня, и обезумевшая толпа захлопала в ладоши, заглушая крики осужденного и наблюдая, как «колесница дракона»  удаляется по направлению к башне дворца. Чудо света с жутким грохотом врезалось в башню, и люди говорили, что кусочки бедного пилота потом еще неделю падали на землю, хотя туг, наверно, они все же преувеличили. Однако Чжан Хэн не унывал. Он заперся у себя в мастерской и спустя месяц явил миру свое самое невероятное изобретение: «Бамбуковую Стрекозу». Ли Као довольно улыбнулся.

— Чертежи которой я видел в Академии культуры в Хань-лине.

Наступила тишина.

— Но вы же не хотите сказать, что… — испуганно прошептал Скряга Шэнь.

— Прямо над нами висят пальмовые листья — легкие, крепкие и по форме напоминающие веер, — торжественно произнес мастер Ли.

— Вы же серьезно не думаете, что… — запнулся я.

— Бамбука здесь предостаточно, равно как и смолы. В лаве много серы. Залежи селитры встречаются по всему Китаю, и скорее всего мы найдем их и здесь. А что касается древесного угля, то если Скряга Шэнь и вправду был крестьянином, он прекрасно знает, откуда тот берется.

— Но это же самоубийство! — вскричал я.

— Безумие! — поддержал меня Скряга Шэнь.

— Форменное, — согласился мастер Ли. — У нас нет ни малейшей надежды остаться в живых. Десятый Бык, твоя задача — пальмовые листья, смола и бамбук. Уголь мы поручим Шэню, а я поищу селитру и добуду немного серы. И советую поторопиться, потому что я уже в преклонном возрасте и в любой день могу отдать концы.

Целую неделю остров сотрясали взрывы, сопровождаемые громкими криками Ли Као.

Его борода почернела от дыма, а брови опалились. От тысячи искр одежда выглядела так, будто старика покусала туча мошкары, но в конце концов он нашел правильную формулу — и бамбуковые трубки заработали. Мы с Шэнем в свою очередь очень гордились нашей работой. Сплетенная нами корзина была просторной и удобной, а лопасти из пальмовых листьев быстро вращались вокруг шеста. Колесо мы сделали из того же бамбука, и хотя в «колеснице»  еще отсутствовал двигатель, ею можно было управлять, правильно перемещая вес.

— Нет, и все же это безумие, — сказал я, забираясь внутрь.

— Идиотизм, — поддержал меня Скряга Шэнь.

— Совершенно верно. Мы полностью сошли с ума, — согласился Ли Као и поджег фитиль.

Я зажмурился и приготовился к смерти. Из труб повалило пламя, корзина закачалась, колесо закрутилось, и лопасти наверху бешено завращались. В какой-то момент я приоткрыл один глаз и сквозь облако черного дыма увидел, как трава внизу заходила ходуном.

— Мы поднимаемся! — завопил я.

— Мы падаем! — заорал Скряга Шэнь.

Каждый из нас был по-своему прав. Поначалу мы быстро взмыли вверх, а теперь так же быстро падали обратно. К тому же мы еще и сдвинулись чуть влево и потому падали прямо в дымящийся ров.

— Отклонитесь назад! — крикнул мастер Ли.

Мы отклонились, и произошло чудо. «Бамбуковая Стрекоза»  выровнялась и полетела прямо. Под нами проплыл ров, и я был готов закричать от радости. Мы летели! Но тут… Я посмотрел вниз и увидел знакомые жуткие следы. Рука поняла, что происходит, и бросилась в погоню.

Нам повезло. Невидимая лапа рассекла воздух и срезала одну из лопастей, но, к счастью, их было больше, чем надо. Стрекоза накренилась, затем выровнялась и теперь плавно и спокойно парила в воздухе. Только… кругами. Мы медленно облетали город, пока невидимые пальцы неистово взметали ввысь клубы соли, пытаясь добраться до нас.

— Эта тварь лезет на крышу дворца! Смотрите! Если мы и дальше будем двигаться по кругу, мы просто врежемся в нее! — заорал Скряга Шэнь.

Он был прав, но поменять курс мы не могли. Клубы дыма и огня вырывались из труб, и мы летели прямо навстречу Адской Руке.

— Снимайте одежду! — крикнул мастер Ли. — Постараемся использовать ее как руль!

Мы быстро скинули халаты и расправили их наподобие крыльев. Как ни странно, это сработало. Едва не долетев до крыши дворца, «Стрекоза»  повернула влево, и рука, наверно, попыталась нас сбить, поскольку плиты на краю крыши накренились и начали осыпаться. Но удача на этот раз была на нашей стороне. Стена с грохотом обвалилась, и что-то огромное шлепнулось в кипящую лаву, подняв фонтан из тысячи раскаленных камней.

Чудище медленно всплыло на поверхность. Теперь невидимка был покрыт черной лавой, и мы с ужасом увидели громадную мохнатую руку, шестидесяти чи в длину. Ее пальцы были сжаты в кулак, но тут чудовище дернулось, и я открыл от удивления рот. Это оказались не пальцы. Перед нами корчился в агонии гигантский паук, чьи лапы мы приняли за пальцы невидимой руки! Он смотрел на нас своими многочисленными глазами, а огромные хелицеры судорожно хватали воздух. Природа оказалась сильней.

Кипящая масса залила пасть чудовища, и невидимая Адская Рука навеки скрылась в раскаленной кипящей лаве.

«Бамбуковая Стрекоза»  продолжала плавно лететь, и город скорби постепенно отдалялся, превращаясь в маленькую точку. Мы сидели ошеломленные, не произнося ни звука, и в конце концов Ли Као нарушил тишину:

— Подозреваю, что это был гигантский сородич самого обычного паука, — сказал он. — Живя под землей, он обладал острым зрением и казался невидимкой, пока землетрясение не выгнало его наверх. Существа на планете удивительно умеют приспосабливаться к окружающей среде, и есть много подземных тварей, которые стали настолько прозрачными, что их практически нельзя разглядеть.

Он обернулся и посмотрел на удаляющийся город.

— Жаль, правда, мы не смогли сохранить его тело. Я бы был не прочь узнать, чем питалось это насекомое и когда у него появились глаза, до или после катастрофы.

Интересный экземпляр! Редкий вид. Хотя мы не станем жалеть о его смерти.

 

Глава 20, в которой Ли Као продолжает размышлять над природой детских игр, а Пещера Колоколов принимает очередных посетителей

Время шло, лопасти вращались у нас над головой, и, выбрасывая клубы дыма,

«Бамбуковая Стрекоза»  продолжала мчаться над ослепительной поверхностью пустыни.

Корзину бросало ветром, смерчи, словно грифы, кружили вдалеке. Жара стояла столь невыносимая, что я думал, сойду с ума. Но вот наступил вечер, солнце скрылось, и Скряга

Шэнь вдруг оживился и указал на темную полоску на горизонте.

— Деревья! — воскликнул он. — Смотрите, деревья! Пустыня заканчивается!

Он был прав. На востоке начали собираться облака. Где-то далеко сверкнула молния, и я подумал, что дождя в этих местах не случалось, наверное, уже тысячу лет.

— Друзья, если корзину зальет водой, у нас будут серьезные неприятности, — предостерег Ли Као.

Мы вытащили несколько бамбуковых прутьев из днища корзины, и помимо дырки в нашей «колеснице», сквозь которую могла протекать вода, мы получили превосходные

«зонтики». Прутья служили каркасом, а «крышу»  заменяли наши же собственные штаны.

Мы успели как раз вовремя. Сверкнула молния, грянул гром, и полил проливной дождь.

— Я всегда мечтал пролететь по небу в грозу! — радостно крикнул Ли Као.

— Потрясающе! — в один голос ответили мы.

Но это и впрямь было удивительно. Мне даже стало немного обидно, когда дождь прошел и на ночном небе показались звезды. В ушах свистел ветер, и вдалеке серебряной лентой мерцала река. Из труб по-прежнему вырывались клубы дыма, и «Бамбуковая Стрекоза»  продолжала свой полет по иссиня-черному небу Китая — крошечная точка среди мириад сияющих звезд.

Вскоре Скряга Шэнь задремал, затем уснул и Ли Као, а я еще долго смотрел то на небо, то вниз, на освещаемую лунным светом землю. Ощущение полета отличалось от тех, которые я часто испытывал во сне, и, сказать по правде, летать во сне мне нравилось куда больше. Там я, подобно птице, парил на крыльях ветра и мог лететь куда угодно. Я был свободен. Здесь же я оказался всего лишь пассажиром и, по правде, ужасно бранил себя за недовольство. Мне выпала честь полетать на удивительном чуде света, а я…

Ли Као тоже бранил себя, правда, по другой причине. Он что-то бормотал во сне, и я прислушался.

— Глупец. Ты слеп, как крот. Где твоя голова?.. — он заворочался и почесал нос.

— Почему не на острове? На той стороне моста. Глупость какая-то. Ничего не понимаю.

Он снова замолчал, и я подумал, что если он говорил о невидимой руке, то это и впрямь непонятно. Если паук охранял сокровища правителя, как прилив — лабиринт, то почему не посадить чудовище на острове? Невидимый, он бы спокойно ждал на том конце моста, и каждый желающий забрать сокровища тут же стал бы добычей голодного паука.

Это все равно, что принести завтрак в постель.

— Дети, — снова проворчал Ли Као. — Игры. Глупости или нет? Маленький мальчик!

Он вздохнул, дыхание стало ровным, и вскоре старик мирно захрапел. Скряга Шэнь тоже спал, и по его крючковатому носу катилась слеза. Он что-то бормотал, и я наклонился поближе.

— А Чэнь, — шептал он, — папочка здесь, папочка рядом. Больше он ничего не говорил, и вскоре заснул и я. Проснувшись, я увидел розовые и оранжевые облака, бледнеющие на лазурном небе, и горные пики вокруг. Мы летели по узкому проходу между скалами, и мои спутники, сняв халаты, рулили «колесницей». Повсюду росли диковинные деревья, и их ветви, казалось, пытались поймать облака. Я сладко зевнул и, скинув халат, принялся помогать им. В какой-то момент мы пролетали так близко от скалы, что я высунул руку и зачерпнул пригоршню снега. Он был свежим и превосходным на вкус.

Но вот горы остались позади, и под нами распростерлась прекрасная зеленая долина.

На полях крестьяне жгли сорняки, и струйки дыма поднимались с земли, а в воздухе пахло травой и цветами.

Ближе к полудню «Стрекоза»  начала фырчать, лопасти замедлили ход, и мы постепенно стали опускаться по направлению к небольшой деревне, примостившейся возле реки. Можете не сомневаться, что жители на несколько ли в округе сбежались посмотреть на странную огнедышащую птицу, спускающуюся с неба. Мы торжественно пролетели над деревенской площадью, «Стрекоза»  выбросила последний сноп дыма и огня, конструкция плавно приземлилась, и перед обалдевшей толпой предстали трое полуголых людей с набитыми сокровищами поясами и «зонтиками»  над головой.

— Меня зовут Ли Као, и у меня есть один маленький недостаток, — учтиво кланяясь, произнес мастер Ли. — А это мои уважаемые спутники — Десятый Бык и Дерево Щедрости, ранее известное под именем Скряга Шэнь. Мы приносим в дар вашей деревне невероятную «Бамбуковую Стрекозу», и лично я советую поставить вокруг нее хороший забор и брать деньги со всех, кто захочет на нее посмотреть. Думаю, голод вам не грозит лет триста. А теперь покажите нам, где тут ближайшая винная лавка. Мы собираемся напиться вусмерть.

Мы действительно устали, и это была неплохая идея, но по счастливой случайности

«Стрекоза»  приземлилась недалеко от цели нашего пути. Пещера Колоколов находилась совсем близко, и времени на отдых не оставалось. Следовало спешить.

Мы купили лодку, спустили ее на воду и через два дня оказались на месте.

— Гора каменных колоколов, — сказал Скряга Шэнь, указывая вперед, — вход в пещеру со стороны реки, так что мы сможем спокойно заплыть внутрь.

Ли Као толкнул меня локтем.

— Десятый Бык, я слышал, Цинь каждый год проезжает мимо этой горы. И если фреска в пещере действительно выглядит так, как ее описал Шэнь, то я знаю, зачем правитель навещает пещеру.

Наша лодка медленно вплыла в большой проход в скале, и, помня, что еще в деревне сказал старик, я глядел во все глаза, ожидая увидеть крылатого червя длиною в триста чи.

Но вместо этого чуть не вскрикнул от удивления и восторга. Мы словно оказались в подводном царстве буддийских сказок. Как здесь было восхитительно! Солнечные лучи, проникающие снаружи, освещали изумрудную воду, и казалось, будто она горит зеленым огнем. А затем… Отражаясь от поверхности воды, свет падал на стены, и, усыпанные хрусталем, они светились всеми цветами радуги! С потолка свисали странные камни, а из воды навстречу им росли такие же, и, признаюсь, даже во снах я не представлял ничего подобного. Ли Као никогда не был в этой пещере, но, судя по всему, знал о ней довольно много.

— Это камни-колокола, — прошептал он, — когда начинается прилив, вода бьет по основанию камня, и тот издает мелодичный звук, напоминающий колокольный звон.

Возникает вибрация, и камни на потолке начинают звучать в ответ. Это явление называется «симпатический резонанс». Дальше в пещере есть камни из более мягкой породы, и в них имеются маленькие отверстия. Вода проникает в них и вызывает новую музыку. Су Дунпо* написал об этом интересную книгу.

Мы причалили к деревянному пирсу и привязали лодку. Далее каменные ступеньки вели в большую пещеру, где, судя по всему, и находился храм. Сегодня мы были единственными посетителями. Правда, вскоре я заметил четырех монахов. Трое — в длинных черных балахонах, четвертый носил малиновую рясу, и сейчас он быстрым шагом семенил к нам.

— Благослови вас Будда, — писклявым голосом произнес маленький человечек и низко поклонился. — Я — настоятель храма, мои братья принадлежат к родственному ордену. В тоннеле слева вы увидите священную фреску божества нашей пещеры. Это очень древняя фреска, и ни я, ни мои предшественники так и не смогли разгадать ее мистический смысл. Но она, несомненно, божественна, и я горячо надеюсь, что однажды кто-нибудь из гостей объяснит нам ее смысл. И пусть ими окажетесь вы. — Он снова поклонился. — Простите, я не смогу составить вам компанию, у нас с братьями сейчас слишком много дел.

Коротышка быстро зашагал прочь, а мы тут же пошли в указанном направлении. В конце тоннеля горели факелы, и Скряга Шэнь взволнованно показал на освещаемую ими стену.

— Вот фреска, о которой я говорил.

Как только я увидел ее, то тут же принялся выглядывать духов. Без сомнения, они присутствовали здесь. Фреска говорила сама за себя. На ней был изображен старый коробейник. Он стоял спиной к зрителям, как и рассказывал Скряга Шэнь, и смотрел на девушку, чей призрак мы видели в лабиринте. Слева от нее была нарисована девушка, которую мы видели на острове, а справа — еще одна, их сестра, судя по внешнему сходству.

Ли Као взял факел и стал внимательно разглядывать фреску. Халат коробейника украшали триграмма цянь, состоящая из трех сплошных черт, цветной жемчуг и цветы лотоса, сам же старец стоял спиной к нам, опираясь на деревянный костыль. Он протягивал к девам руки, держа в одной три перышка, а в другой — маленькую флейту, шар и бронзовый колокольчик. Флейта и шар были точь-в-точь такие, какие имелись у нас, а сама фреска действительно выглядела очень древней. Вот только что она означала?

— Знаки на его халате ясно символизируют небо, из чего мы можем заключить, что это, возможно, Ли Тегуай, четвертый бессмертный, — задумчиво произнес мастер Ли. — Но две детали не совпадают, и одна из них напрочь отметает такое толкование. Ли Тегуай должен иметь за плечами бутыль из тыквы-горлянки и опираться уж явно не на деревянный костыль. В конце концов, его не зря прозвали Ли-Железный Костыль* .

Ли Као вплотную подошел к стене.

— С другой стороны, знаки на халате могут символизировать и просто сверхъестественные силы, не исключая злых. Мы знаем, что двоих девушек убили, и я сильно сомневаюсь, что третья спокойно умерла во сне. Вот только тут явно не хватает одного предмета, который просто обязан здесь находиться!

Я вопросительно посмотрел на него.

— Женьшеня. Лу Юй, по какой-то непонятной причине наши поиски Великого Корня Силы оказались тесно связанными с убийством этих красавиц, равно как и с играми детей вашей деревни, Периной Дракона, странными стишками, перьями, птицами, которые должны куда-то прилететь, правителем Цинем, всей его династией, и один Будда знает, чем еще.

Ли Као выпрямился и пожал плечами.

— Если мы когда-нибудь это разгадаем, получится удивительная история. Ну а пока…

Пойдем посмотрим, может, монахи нам все же как-нибудь помогут.

Монахов в черном мы не нашли. Зато четвертый еще как помог.

— Нет, мы не смогли разгадать загадку трех безделушек и перьев, — сказал он. —

Особенно перьев. Это непостижимая тайна, особенно учитывая, что дальше в горе есть еще одна пещера, где изображены перья. Она такая древняя, что большая часть красок стерлась. Но на оставшемся фрагменте четко видны перья и созвездие Ориона. Однако я и тут не знаю, что это значит.

Глаза Ли Као засияли от радости.

— Десятый Бык, в древние времена крыша, три луча света и цифра три образовывали идеограмму, означающую Орион. Но она же использовалась для обозначения женьшеня, а лучи символизировали сердце. Сердце Великого Корня Силы, Лу Юй!

Монах улыбнулся и дал нам факелы. Мое сердце радостно застучало в груди, и мы, не теряя ни секунды, пошли в указанном им направлении.

— Вы найдете фреску в конце бокового тоннеля, а заодно и узнаете, почему эта пещера волшебная. Вам повезло, вы прибыли в сезон дождей, и вода как раз начала подниматься. Скоро зазвучат колокола, и поверьте, такая музыка может нисходить только с Неба. Камни находятся глубоко под тоннелем, но благодаря боковым проходам вы сможете хорошо слышать их звон.

В прошлый раз Скряга Шэнь побывал в пещере не в самый подходящий момент. Он не слышал музыки и потому сейчас был настроен довольно скептически. Мы спускались в длинный темный тоннель, и звук наших шагов сопровождался ударами волн о камни. Но вдруг… Вода поднялась достаточно высоко, и мы поняли, что монах не преувеличивал.

Каменный колокол зазвенел. И когда эхо почти стихло, ему ответил второй колокол.

На сей раз звук был мягче, нежнее, он как будто проходил сквозь мед. Следующий колокол звенел выше, яснее и красивее; и тут началось. Колокола запели — большие, маленькие, громкие, тихие. Их звук был то ясным и четким, то приглушенным и туманным, и мы шли, завороженные этой райской, неземной музыкой, а длинные тени играли на каменных стенах.

Я не нахожу слов, чтобы описать эту волшебную песню. Вода поднялась еще выше, камни из более мягкой породы запели в ответ, и к звону колоколов прибавились тысячи серебряных лютней, сопровождаемые хором жужжащих пчел! Мне было так хорошо, что, я думал, душа покинет тело. Но тут мы свернули и увидели вход в тоннель, о котором говорил монах. Казалось, музыка лилась оттуда, и мы бросились навстречу восхитительной песне. Скряга Шэнь плакал. Слезы струились по его щекам, и он бежал, раскинув руки, навстречу музыке.

Он обогнал нас и первым влетел в тоннель. В эту секунду я увидел, как камень под его ногой слегка осел, и в воздухе раздался резкий металлический звук.

Скряга Шэнь отлетел назад и упал прямо мне на руки. Из его груди торчала длинная железная стрела.

 

Глава 21, в которой происходит прощание с другом, коварство получает по заслугам, а герои продолжают следовать за драконом

Мы бросились на пол, но стрел больше не последовало. Я посмотрел на Скрягу Шэня и пощупал пульс. Сердце еще билось, но едва заметно.

— Это ловушка, — прошептал мне на ухо Ли Као. — Акустика в тоннелях позволяет слышать, что говорят даже в самых отдаленных уголках, и когда мы упомянули правителя, монахи в черном тайком пробрались сюда и подложили арбалет.

Он осторожно поднял факел, поводил им вокруг и в конце концов увидел, что искал.

Арбалет был искусно спрятан в стене на противоположной стороне пещеры и нацелен точно на середину проход».

— Вот только почему один? Всего один, — пробормотал мастер Ли и пощупал рукой под камнем, на который наступил Скряга Шэнь. Под ним оказался железный стержень, уходящий глубоко вниз. — Десятый Бык, видишь тот большой белый камень? Он слегка приподнят, и я готов поспорить, что, убегая, мы бы непременно наступили на него.

Я поднял беднягу Шэня, мы на цыпочках обошли злосчастный камень и вышли в главный тоннель. Опасность миновала. Ли Као взял несколько булыжников и стал швырять их, пытаясь попасть в большой плоский камень. С третьей попытки булыжник коснулся мишени, и тут же огромная часть свода пещеры с грохотом обрушилась вниз.

Поднялась туча пыли, и окажись мы в этот момент там, нас бы раздавило, как муравьев.

— Говори как можно тише, — прошептал Ли Као мне в самое ухо. — Монахи наверняка поджидают нас. Позади. Остается идти дальше и надеяться на удачу.

Он пошел вперед, держа в одной руке факел, а в другой сжимая нож. Тоннель вел вверх, и прелестная музыка колоколов становилась все тише. Лишь потрескивал факел, да наши сандалии шлепали по каменному полу. Скряга Шэнь застонал. Он открыл глаза, но не узнал нас. Мы остановились, и я посадил его на землю, прислонив спиной к стене. Ли

Као наклонился над умирающим.

— Вы священник? Мою дочурку убил правитель Цинь, и мне сказали, надо послать ей молитву, но я не умею писать.

— Да, я — священник, — тихо ответил Ли Као. — Я запишу твою молитву. Говори.

Губы бедняги беззвучно задвигались, и я понял, что он репетирует. Наконец, наш друг собрался с духом, хотя это и требовало невероятных усилий:

— О, велико мое горе. Тебя зовут А Чэнь, и когда ты родилась, я не слишком обрадовался. Я крестьянин и больше хотел сына, который бы помогал мне работать в поле. Но не прошло и года, как ты покорила меня. У тебя резались зубки. Ты говорила «мама»  и «папа». Когда тебе исполнилось три, ты, бывало, подбежишь к двери, постучишь и убегаешь. А потом выйдешь и спрашиваешь: «Кто там?»

Или, помню, твой дядя приехал к нам, и ты разыгрывала хозяйку. Помнишь? Ты подняла кружку и словно тост произнесла: «Цин!»  (»П рошу! «), а мы покатывались со смеха. Тогда ты покраснела и смущенно закрыла ручками лицо, но я знал, что ты очень гордилась собой. Теперь мне говорят, я должен тебя забыть, но я не могу.

У тебя была корзина для игрушек. И низенький стул, на котором ты сидела и ела кашу.

Ты повторяла Великое Учение и кланялась Будде. Ты играла в «угадайки»  и шныряла по всему дому. Ты была очень храброй и, когда падала и разбивала коленку, никогда не плакала. Ты всегда была опрятной, а случись найти яблоко или грушу, то прежде чем съесть, всегда сперва оглядывалась, как бы спрашивая разрешения.

Милая моя, помнишь, как мы волновались, когда дождем залило наши посевы и погиб скот? А потом правитель Цинь еще увеличил поборы, и меня послали рассказать ему о нашей беде. Но крестьяне, не платящие дань, лишь обуза, и он приказал солдатам сжечь нашу деревню дотла. Ты погибла по моей глупости. Прости меня. Теперь ты под землей, и я знаю, ты очень боишься. Но будь смелой и не кричи громко, потому что ты не дома.

А Чэнь, помнишь тетушку Ян? Она часто приезжала к нам. Она очень любила тебя. Ее тоже убили, и, поскольку у нее не было детей, постарайся ее разыскать. Я уверен, она позаботится о тебе. А когда ты предстанешь перед Великим Яо-ваном, сложи ручки и скажи: «Я молода и невинна. Я родилась в бедной семье и всегда довольствовалась малым. Я всегда следила за туфельками и одеждой, была послушной и опрятной и не потратила впустую ни зернышка риса. Если злые духи станут обижать меня, защитите, великий владыка».

Ты должна это сказать в точности такими словами, и тогда, уверен, Великий Яо-ван обязательно тебя защитит. А Чэнь, я приготовил тебе в дорогу суп и сжег бумажные деньги. А теперь священник запишет мою молитву. Если ты слышишь меня, приди ко мне во сне. А если тебе уготовано заново родиться на свет, возвращайся опять в утробу твоей мамы. Прости меня и, пожалуйста, помни, твой папочка всегда с тобой.

Скряга Шэнь замолчал и какое-то время не произносил ни звука. Я даже подумал, что он умер, но вдруг он снова открыл глаза.

— Я все правильно сказал? — сипло прошептал он. — Я долго тренировался и хотел все сделать верно, но сейчас. мне кажется, я что-то напутал.

— Ты все сказал превосходно, — с теплой улыбкой ответил Ли Као.

Скряга Шэнь улыбнулся в ответ. Затем его глаза закрылись и дыхание стало едва заметным. Он закашлялся, кровь закапала из уголка губ, и его душа покинула этот бренный мир.

Мы склонились над телом друга и прочитали молитву. В моем сознании образ малютки А Чэнь сразу вызвал воспоминание о детишках нашей деревни, и я зарыдал, не в силах сдерживать слез. Но голос Ли Као был спокойным и твердым.

— Мир с тобой, Скряга Шэнь, — сказал он. — Теперь ты освободился от бренного тела, и твой дух воссоединился с душой маленькой А Чэнь. Уверен, Великий Яо-ван обязательно выполнит твое желание, и в следующей жизни крестьяне станут звать тебя Деревом Щедрости. Я перестал плакать.

— Скряга Шэнь, если мне суждено вновь увидеть Цветок Лотоса, я обязательно расскажу твою историю, и она будет плакать по тебе и никогда-никогда не забудет. И еще клянусь: покуда я жив, ты всегда будешь в моем сердце.

Мы снова вознесли молитвы и совершили символическое жертвоприношение. Потом мы попросили прощения за то, что не можем его похоронить, поклонились, и Ли Као поднял факел.

— Мастер Ли, если вы сядете мне на плечи, так будет быстрее, — сказал я.

Старик забрался мне на спину, и мы двинулись в путь.

Тоннель уходил все дальше вверх, и вскоре прекрасная музыка камней совсем затихла.

(Кстати, если кому-нибудь из вас посчастливится оказаться поблизости от Пещеры Колоколов, непременно посетите ее. Это поистине небесная музыка, просто дурные люди заставили ее служить своим гнусным целям.) Красивая мелодия умолкла, и я как раз завернул за угол, когда факел вдруг высветил из темноты знакомую фигуру. Перед нами стоял маленький монах в малиновом балахоне и довольно ухмылялся.

— Остановись, идиот! Неужели смерть Шэня ничему тебя не научила? — закричал мне Ли Као, но было поздно.

Я бросился душить монаха и тут же наступил на циновку из тростника, искусно покрашенную под камень. Раздался треск, и мы вверх тормашками полетели вниз. Факел упал вслед за нами.

Когда же я поднял его, то увидел — мы находились в большой яме, около пятнадцати чи в глубину и десяти в ширину. Стены вокруг были из каменных плит, точно подогнанных друг к другу. Тут наверху я услышал металлический лязг, и когда поднял голову, сердце захолодело у меня в груди.

Коротышка тянул длинную цепь, и железная крышка медленно ползла, закрывая яму.

Ли Као быстро потянулся к правому уху.

— Это тебе за Скрягу Шэня! — крикнул он, и в свете факела я увидел сверкнувшее лезвие.

Монах схватился за горло и закатил глаза, кровь фонтаном брызнула из раны, и он камнем полетел вниз. Я уже собирался его поймать, но тут его ноги запутались в цепи, и он безжизненно повис в воздухе. Только хорошего в этом было мало. Под тяжестью тела крышка быстро закрыла яму. Раздался резкий лязг, и мы оказались в западне.

Я тут же забрался на висящего монаха и изо всех сил постарался поднять заслонку, но тщетно. Тяжеленная «дверь»  даже не шелохнулась.

— Мастер Ли, не поддается! — отчаянно крикнул я и спрыгнул вниз.

Факел пока горел. Но вскоре свет станет оранжевым, потом фиолетовым, а потом погаснет. И последнее, что мы увидим, перед тем как задохнуться, — непроглядная тьма подземелья.

Я до смерти боюсь маленьких замкнутых пространств. «Сапара, тарата, мира, прахна, пара…»,  — забормотал я. — Перестань нести эту чушь! Лучше помоги мне! — огрызнулся мастер Ли. — Я ничего не имею против буддизма, но ты или бормочи на понятном языке, или хоть эти-то слова произноси верно.

Он поднял несколько камней и дал мне один. Затем мастер Ли начал внимательно простукивать стены, желая отыскать хоть какую-нибудь лазейку, а я забрался на цепь и стал делать то же самое, только выше. Вдруг он услышал легкое эхо и остановился. Ли Као пригляделся и увидел, что одна из плит подогнана не совсем плотно и по краям виднелась известковая замазка.

Я спрыгнул, а Ли Као обернулся и вежливо поклонился мертвецу.

— Премного благодарен, что вы соизволили вернуть мой нож, — сказал он и выдернул кинжал из горла монаха. Кровь хлынула на пол.

Через полчаса мы удалили известку, и теперь оставалось вытащить плиту. Вот только как? Мои большие неуклюжие пальцы явно не влезали в узкие щели, и даже Ли Као это было не под силу. Он попытался подцепить плиту ножом, но тот лишь сломался. Мы потерпели неудачу, а проклятый монах висел и, казалось, ухмылялся. Я огрызнулся и что есть силы саданул негодяя по лицу. Труп заболтался в воздухе, и цепь издала противный скрежещущий звук, очень напоминающий смех.

Ли Као посмотрел на монаха и прищурился.

— А ну-ка ударь его снова, — сказал он.

Я повторно ударил мертвеца, и массивная цепь «засмеялась»  еще громче.

— Понял! — закричал мастер Ли. — Я чувствовал, наш приятель нам еще пригодится!

Похоже, он просто рожден доставать из стены камни!

Я пододвинул монаха к плите, и его тонкие пальцы пролезли в щель. Это был наш единственный шанс. Я не помню, сколько пришлось ждать, пока тело окоченело, но мне показалось, прошла целая вечность. Пламя факела стало фиолетовым. Оставалось совсем немного. Я с силой потянул на себя безжизненное тело монаха, и вцепившиеся мертвой хваткой пальцы без труда вынули плиту.

Однако радоваться было рано. Свежий воздух не наполнил яму, как мы ожидали.

Вместо этого мы увидели коридоры, привычной паутиной расходящиеся во все стороны.

— Это снова лабиринт, Десятый Бык, но мои старые легкие больше не протянут, — задыхаясь, сказал Ли Као; его лицо было синее, как пламя факела, и я серьезно испугался за старика. — Привяжи меня к спине поясом монаха, и еще… Нам придется потушить факел, так что следуй за драконом наощупь.

Я сделал, как он велел, и мы с трудом протиснулись в дырку. Темнота тяжелым покрывалом окутала нас, и я осторожно пополз вперед. Воздух был спертым и душным. Я наощупь продирался в этом кошмаре, в то время как пальцы лихорадочно ощупывали красный кулон, пытаясь проследить движение дракона. Третий поворот налево… первый налево… четвертый направо… Ли Као уже был почти без сознания и бормотал какую-то бессмыслицу:

— Это не тигр, а маленький мальчик… игры… правила игры…

Он вздохнул и замолчал. Я едва слышал, как бьется его сердце, но приходилось ползти дальше. Вперед и вперед. Я, словно рыба, выброшенная на берег, хватал ртом воздух и думал, что еще немного, и я тоже упаду без чувств. Второй направо… второй налево…

— Мастер Ли, путь обрывается! Дракон никуда больше не ведет!

Ответа не последовало. Всезнающий Ли Као лежал без движения, и теперь я мог полагаться лишь на мою безмозглую голову. Куда теперь? Амулет завел меня в тупик, и выхода не было. Коралл закончился, дракон дополз до самого края, и что оставалось делать мне? Возвращаться обратно было бы самоубийством, и я в панике стал ощупывать все вокруг. Стены, сплошные стены… Лишь в полу я нашел маленькую дырочку, но в нее могла бы пролезть разве что только мышь. Мы попались. Никаких плит с известковой замазкой, ни единой. зацепки к разгадке. Я опустил голову и расплакался.

Не помню, сколько прошло времени, но вдруг я вспомнил, что бормотал Ли Као.

«Почему не на острове? На той стороне моста? Это не тигр, а маленький мальчик! Игры… « Не хотел ли он сказать, что правитель Цинь на самом деле — всего лишь мальчишка, и посади он паука на острове, у любого, желающего взять сокровище, не осталось бы шансов, и это бы просто испортило игру?

В ушах звенело, и казалось, будто голова набита ватой. Я увидел лицо умирающего Шэня. Его губы шевелились, и он повторял: «Ты играла в «угадайки»… «угадайки»… «

А как называлась игра, в которую играл с нами Цинь? «Следуй за драконом»  — вот как она называлась. А если так, то какое основное правило в ней имелось? Следуй за драконом! Не сомневайся и не отступай. Вперед и только вперед. Да, дракон дополз до края кулона, и что? Почему должен останавливаться я?

Внезапно меня осенило, и я подполз к маленькой дырочке в полу. Она была несколько цуней в длину и имела форму овала. Видимо, от недостатка воздуха я и сам превратился в мальчишку… и по-детски захихикал, когда снял с шеи кулон. Он был овальной формы и точно пролезал в дырку.

— Следуй за драконом! — засмеялся я и выпустил кулон из рук. Он упал в отверстие, и я затаил дыхание, пока не услышал вдали слабый щелчок, похожий на звук открываемого замка. Потом раздался второй щелчок, уже ближе, и пол начал подниматься.

Он накренился, отбросив меня к стене, и вскоре передо мной открылся проход наружу, под звездное небо, там, где был воздух. Мои легкие словно обожгло огнем, а мастер Ли застонал, и я почувствовал его глубокое дыхание.

Мы скатились на что-то блестящее. Луна светила в небе, и я увидел, что мы оказались на небольшой прогалине, укрытой среди гор, а под ногами блистали несметные сокровища. Инстинктивно мои глаза отыскали вершину горы, и я увидел третью девушку, с полным отчаяния взором и смертельной раной в груди.

— Сжальтесь над бедной доверчивой девушкой, — прошептала она. — Разве не достаточно тысячи лет? Клянусь, я не знаю, в чем моя вина! Сжальтесь и возьмите это в обмен на перья. Птицы должны прилететь.

Через секунду ее не стало.

Я быстро забрался на вершину и сорвал крышку с маленькой шкатулки, которую сжимал в руках призрак. Аромат женьшеня ударил мне в нос, но это было не «сердце силы». В шкатулке лежали голова корня и бронзовый колокольчик.

Я устало опустил голову, закрыл глаза и заснул, как ребенок.

 

Глава 22, в которой продолжаются поиски ключа к разгадке, а Му Юю снится странный сон

В деревне Куфу идёт дождь, прозрачные нити падают с неба и, сверкая в свете луны, мокрым одеялом покрывают мир. Журчит вода, где-то скребется мышь, а я сижу у окошка и пытаюсь описать свои чувства. Опять неудача. Опять провал. «Руки»  и «голова силы»  разбудили детей, но усиков корня не хватило на то, чтобы целиком вернуть их к жизни.

Опять жмурки-прыгалки, опять смех и этот странный стишок из Перины Дракона. Но все закончилось, как прежде. Дети сладко зевнули и в который раз погрузились в глубокий непробудный сон.

Родители почти потеряли надежду на нас и перепробовали все, что знали. Они привязывали к лбам детишек зеркала, чтобы демоны болезни увидели свое отражение и в страхе умчались прочь. Отчаявшиеся отцы выкрикивали детские имена и размахивали игрушками, надеясь привлечь странствующие души ребят, пока матери стояли наготове с веревками, которыми надеялись привязать души к телу. Народом двигали отчаяние, суеверия и страх. Я вбежал в комнату к настоятелю и сильно хлопнул дверью.

Вся надежда оставалась лишь на «сердце силы». Только эта часть корня могла пробудить спящих, но где ее искать? Я поднял глаза и увидел цитату из древнего учения мудрых:

У всех деревьев есть корень и листва, У всех событий — начало и конец; И тот, кто поймет, что следует за чем, Обретет Дао-Путь.

Я был слишком далек от Дао. Сейчас я думал совсем о другом. Детские игры и глупые стишки, корни женьшеня и перья, птицы и говорящие флейты, правители в жутких масках и духи-призраки — все смешалось в моей голове и требовало ответа. Я находился в растерянности и вообще боялся, что сойду с ума.

В этот момент послышались шаги, дверь отворилась, и в комнату вошел Ли Као. Он залпом осушил три кружки вина, сел напротив меня и, достав бронзовый колокольчик, позвенел им.

Послышалась барабанная дробь, и хорошо поставленный женский голос начал сказ про молодую куртизанку, которая состарилась и вышла замуж за купца. За вторым звуком колокольчика последовал веселый и непристойный рассказ о девушке по имени Золотой

Лотос. Когда же Ли Као в третий раз позвенел колокольчиком, голос поведал грустную историю о ученом Пи Хане, которого злой император приказал казнить, дабы проверить, правду ли говорят, что у мудреца семь дырок в сердце.

Ли Као отхлебнул еще вина и задумчиво уставился в пол.

За окном светило солнце, пели птицы, а мне казалось, будто это один большой кошмарный сон. У нас имелась флейта, рассказывающая сказки, магический шар, показывающий смешные картинки, и, наконец, колокольчик, исполняющий сказы под барабан. Не было у нас одного — ключа к разгадке.

Мастер Ли поднял глаза и посмотрел на меня.

— Я разгадаю эту загадку, даже если придется перевернуть гору Тайшань, переплыть Небесную Реку и открыть Ворота Великой Пустоты. Десятый Бык, мы найдем этот корень, и мой маленький недостаток пойдет нам только на пользу. Этот мир полон зла и несправедливости, в нем так много неправильного. Но во мне тоже многое неправильно, и именно это дает мне силы противостоять несправедливости вокруг. Понимаешь? А вот с тобой сложнее. Ты, наоборот, настолько чист в мыслях и душе, что… — он запнулся, — что, честно говоря, я тебе даже завидую.

— Мастер Ли, я пойду с вами до конца, и никакая сила меня не устрашит! — ответил я как можно тверже. Правда, по выражению глаз Ли Као было понятно, что прозвучало это не так уж и уверенно. — К тому же мы ищем Ключника-Кролика, а стало быть, и его жену, а вот за право обладать ею я готов сразиться даже с голодным тифом!

К моему удивлению, я почувствовал себя намного лучше. Мысль о Цветке Лотоса вдохновила меня настолько, что у меня не просто перестали трястись руки. Я был готов драться хоть с целой стаей голодных тигров, о чем тут же и заявил старику.

Он с любопытством посмотрел на меня и улыбнулся своей мягкой лукавой улыбкой. За окном послышались возня котов и ворчание тетушки Хуа, метелкой разгоняющей забияк.

Мастер Ли подошел ближе и постучал пальцем мне по лбу.

— Лао-цзы сказал: «Благословенны незнающие, ибо они самые счастливые люди на свете». Ладно, пусть это и самоубийство, но чему быть, тому не миновать. Мы отправляемся завтра утром.

Я поклонился и вышел во двор. На улице было светло и жарко. Лучи солнца приятно грели спину, и погода как нельзя лучше подходила для весеннего праздника «обметания могил». Я взял в сарае мотыгу и грабли и отправился на могилу родителей.

Здесь я прибрал мусор, подстриг кусты и вымел опавшие листья, оставил еды и вина и положил в чашу для приношений серебряный пояс и красивые кисточки от шляпы, оставшиеся от наряда, который я носил во дворце прародительницы. После этого я помолился и попросил родителей дать мне силы и храбрости в предстоящем нелегком пути.

«Мы отправляемся завтра утром… « Что ж, до утра оставалось еще много времени, и я побежал к восточным холмам.

Долина на востоке целые столетия принадлежала великому роду Ли. Большой дом и до сих пор возвышается на вершине холма, но его хозяева редко навещают свое владение.

Сады же по-прежнему цветут, и я всегда считал этот парк самым прекрасным местом под солнцем. Так думал не только я. Великие писатели Чжао Цзюньцин и Као Но тоже восхищались этими садами и написали много прекрасных строк, воспевая их красоту. Для меня же это попросту был рай, и я знал его как свои пять пальцев.

Тропинка, стена… Я пролез по потайному тоннелю и очень скоро оказался среди цветов и благоухающих трав. Алые пионы трепетали на ветру, а тополя и осины шумели пышной листвой. С вершины холма бежал холодный стремительный поток и обрушивался водопадом в голубое озеро. По берегам цвели персиковые деревья, а в бамбуковых зарослях пели иволги и соловьи.

Я спустился к озеру и, пройдя абрикосовую рощу, очутился на глухой, заросшей травами тропке, тянувшейся вдоль ущелья. Здесь повсюду вились лианы, а камни поросли сизым мхом. Тропинка же бежала дальше, мимо стройных кипарисов и прибрежной Бухты Цветущей Чистоты, где я обычно прятал лодку. Отвязав канат, я быстро прыгнул внутрь и оттолкнулся от берега веслом.

Плакучие ивы склонялись надо мной и шептали свои тайны, а ярко-голубое небо отражалось в холодной и чистой воде. Перебравшись на другой берег, я поднялся по склону холма и, нырнув в чащу, полез в горы. Здесь росли орхидеи, и кузнечики стрекотали в траве. Сверху открывался чудесный вид, и у меня захватывало дух от нахлынувших чувств и переживаний. Вперед, вперед… Вскоре я увидел небольшой деревянный мост, на другой стороне которого начиналась ивовая роща. Я вошел под сень деревьев и быстро отыскал небольшую могилу, укрытую среди диких цветов.

Здесь была похоронена дочка садовника. Ее звали Ветер Юга, но из-за застенчивости и скромности ей дали имя Мышка. У нее были самые красивые в мире глаза, и она вовсе не стеснялась, когда мы играли в жмурки-прыгалки. Мышка почти всегда оставалась до конца игры и становилась королевой. И так же без тени смущения и страха однажды она сказала мне, что когда-нибудь мы станем мужем и женой.

Она заболела в тринадцать лет. Я сидел у постели умирающей, и ее последними словами стали слова Мэй Фэй: «Я пришла из Земли Благоухания, в Землю Благоухания и вернусь…»

Я присел у надгробного камня.

— Мышка, это я, Десятый Бык, и я кое-что тебе принес. Я положил на могилу веер, который когда-то так понравился Красотке Пин, помолился и рассказал ей все. Солнце медленно садилось за горизонт, ветер пел над головой, и почему-то я был уверен, что

Мышка не сердилась на меня из-за Цветка Лотоса и всех моих приключений. Напротив, признавшись во всем, я почувствовал такую легкость на душе, что мне стало хорошо и свободно.

В ту ночь я видел странный сон. Поначалу передо мной кружились знакомые картинки: Размазня Хо с серебряным гребнем в руках и Яркая Звезда, исполняющая свой магический танец; Скряга Шэнь, Пещера Колоколов и Адская Рука. Я метался по лабиринту правителя Циня в поисках выхода и вдруг очутился в просторной белой комнате. Здесь было тепло и уютно, и, казалось, стены состояли из светящегося молока. Я поднял голову и увидел, что навстречу мне идет Мышка. Она улыбалась и, держа в руках мой веер, смотрела на меня своими прекрасными глазами. В ее взгляде было столько понимания и любви, что я засмеялся и бросился к ней.

— Я так счастлива! — нежно сказала она. — Знаешь, когда мы были маленькими и, держась за руки, пели сиротские песни, я уже тогда знала, что ты полюбишь Цветок

Лотоса.

— Мышка, я люблю тебя тоже, — ответил я.

— Ты должен доверять своему сердцу. Лу Юй, ты вырос и стал большим и сильным.

Теперь же тебе придется собрать все свои силы, чтобы найти Королеву раньше, чем счет достигнет сорока девяти. Пятьдесят означает «уже никогда»…  — Мышка таяла, растворялась в слепящей белизне. — Разве тысячи лет не достаточно?.. Птицы должны прилететь… прилететь… прилететь…

Она исчезла, и мне ужасно захотелось узнать, где я оказался. Что это за комната? Белая комната… белая… молочно-белая… Внезапно я понял. Я находился внутри огромной жемчужины!

Тут все закружилось, и я проснулся. За окном ярко светило солнце, и соловьи радостно встречали новый день.

 

Глава 23, в которой Доктор-Смерть рассказывает историю своей жизни, рыба заглатывает приманку, но избегает крючка, а наши герои в очередной раз убеждаются, что встреча со старыми знакомыми не всегда бывает приятной

Короче, судя по всему, единственное, что может спасти детей, — это «сердце силы», и правитель Цинь никогда бы не спрятал его в одной из своих сокровищниц, — сказал мастер Ли. — Он носит его где-нибудь на теле, так что нам придется его убить, чтобы забрать лекарство.

Мы шли мимо Перины Дракона, воздух наполнял аромат цветов, и буйволы паслись на лугах, подозрительно глядя на нас.

— Но, мастер Ли, как мы сможем убить того, кто смеется, когда ему в грудь вонзают топор? — спросил я.

— Нам придется экспериментировать, мой мальчик. И первым делом следует отыскать какого-нибудь чокнутого алхимика, что, впрочем, не очень сложно, поскольку в Китае их пруд пруди.

В городе Пинду мы зашли на базарную площадь, и Ли Као без труда нашел того, кто смог бы нам помочь. Старуха торговала грушами, и у нее на лице было написано, что она знает все слухи и сплетни на тысячи ли вокруг.

— Покорно прошу прощения, — улыбнулся Ли Као, — но нам очень нужно разыскать одного известного ученого, который, возможно, живет неподалеку. Он истинный книжник, немного потрепанный и странный на вид, и его дом скорее всего находится недалеко от кладбища или скотобойни.

— Вам нужен Доктор-Смерть, — прохрипела старуха и испуганно покосилась на ветхую лачугу, которая стояла на вершине холма. — Но только сумасшедший захочет идти туда, потому что живыми оттуда не выходят.

Ли Као поблагодарил торговку и заспешил к дому на холме.

— Готов поспорить, это клевета, — невозмутимо сказал он. — Жизнь алхимиков почти всегда окружена тайной, и это понятно. Великий даос Чжуан-цзы, например, учил, что смерть и жизнь, начало и конец — все равно что смена дня и ночи. Но, с другой стороны, гений-ученый чаще всего становится просто сумасшедшим, поглощенным идеей бессмертия или чего-нибудь в этом роде. Он не замечает ничего вокруг и может погубить целый мир, хотя умышленно не обидит и мухи. К тому же, — добавил старик, — сегодня отличный день для прогулки, не правда ли?

Тут он был прав. Денек действительно выдался как нельзя лучше для того, чтобы навестить сумасшедшего алхимика. Деревья на кладбище стонали, словно души умерших, а возле скотобойни печально выла собака. Небо было затянуто черными тучами, и молния яростно сверкала в перерывах между раскатами грома. К тому же налетел ветер и полил сильный дождь, серой пеленой застилающий глаза.

Мы подошли к дому, открыли дверь и вошли. В комнате стоял жуткий запах, повсюду валялись тела людей и животных и возле стола дремучий старик с запачканной кровью бородой колдовал над лежащим на столе человеческим трупом. Рядом стояли многочисленные склянки с какой-то желтой и зеленой гадостью, а Доктор-Смерть, что-то бормоча себе под нос, суетился возле стола.

— Живи! — завопил он, и молния сверкнула за окном. Труп явно отказывался повиноваться. Тогда доктор взял склянку с голубой жидкостью и побрызгал из нее на уже давно остывшее тело.

— Живи! Кому сказал! Живи!.. Проклятье, — он обернулся и увидел нас. — А вы кто такие?

— Меня зовут Ли Као, и у меня есть один маленький недостаток, — как обычно, ответил мастер Ли. — А это мой почтенный спутник Лу Юй, Десятый Бык.

— Замечательно, а меня зовут Ло Чань, и у меня тоже есть маленький недостаток — Я НЕ МОГУ ОЖИВИТЬ ЭТОТ БЕЗМОЗГЛЫЙ ТРУП!

Доктор Смерть вдруг успокоился, опустил глаза и чуть не заплакал.

— А если я не могу оживить его, то как же я смогу вернуть к жизни мою любимую жену…

Снова грянул гром, но глуше и тише.

— Знаете, она не была красавицей, но я так любил ее. Она была самая лучшая в мире жена. Ее звали Чан Чао, мы жили бедно, но она могла приготовить самый вкусный в мире обед просто из риса и трав, собранных в лесу. Она шила платья богатым дамам, чтобы у нас были деньги и я мог заниматься наукой; а когда мне становилось плохо, пела чудесные песни. Мы были так счастливы, и я знаю, мы снова окажемся вместе! Не волнуйся, дорогая, я вытащу тебя из гроба! Осталось совсем чуть-чуть.

Он повернулся к нам.

— Мне просто надо найти чистейшие компоненты, а так формула превосходна. Берете десять цзиней персиковой кожуры…

— Десять цзиней черепашьего жира, — продолжил Ли Као. — Десять цзиней сливовых косточек, десять цзиней куриных клювов, ложку ртути, ложку олеандрового масла, две большие ложки оксида мышьяка — и готово. Токсин производит антитоксин, и смерть вновь сменяется жизнью!

— Коллега! — радостно закричал Доктор-Смерть и бросился Ли Као на шею. —

Скажите, достопочтенный, вы не знаете какого-нибудь более верного способа? Этот, конечно, абсолютно верный, но процесс слишком долгий, и я боюсь, моя бедная жена уже устала ждать.

— Увы, я знаком только с классической формулой, — вздохнул мастер Ли. — Я тоже делаю эликсир бессмертия, но по глупости оставил дома некоторые ингредиенты. Потому мы и пришли к вам.

— О, вам повезло. Дражайший коллега, я как раз только что приготовил смесь!

Он порылся в ящиках стола и выудил на свет запыленный флакончик со странной фиолетовой жидкостью.

— Одна ложка после еды и две перед сном — и вы будете жить вечно! Только, думаю, не стоит вам напоминать, что эликсир имеет побочные действия, так что вначале лучше испробуйте его на мышах.

— Или на котах, — сказал мастер Ли.

— Да-да, или на вороне.

— Или на буйволице.

— Хотя, конечно, если у вас под рукой есть гиппопотам…

— Или слон…

— Вот-вот. Это будет как раз, — одобрительно сказал Доктор-Смерть.

Мастер Ли достал большую кучу слитков серебра и плюхнул их на стол.

— Небольшое пожертвование. Наймите могильщика, все-таки самому вырывать все эти тела — большая работа.

Доктор-Смерть посмотрел на серебро, и его взгляд стал отрешенным и печальным.

— Когда-то давно на свете жил бедный ученый, который хотел купить книги. Но у него не было денег. И тогда он продал все, что у него было, и купил кусочек золота из страны Вежливости* . Он пошел в дом к богачу и убедил его, что может превращать свинец в золото. Богач дал ему много денег, чтобы он нашел способ, как превратить в золото горы свинца, но ученый пошел в город и купил на все деньги книги. Но когда он вернулся домой…

О его опытах узнали грабители и, пока его не было, ворвались в дом. Они схватили его возлюбленную и стали пытать, желая выведать, где ученый прятал золото. Но она ничего им не сказала.

Он держал ее в объятиях, когда она умирала, но бедняжка уже не узнавала его.

«Простите, — лишь вымолвила женщина. — Вы же не убьете меня. Мой муж — великий ученый и добрейший человек, но если я умру, кто же будет за ним присматривать? « С этими словами она умерла.

Доктор-Смерть повернулся к гробу.

— Любимая, не печалься, еще немного, совсем чуть-чуть, и мы снова окажемся вместе!.. Понимаете, моя жена не была красавицей, но я так ее любил. Ее звали Чан Чао, и она могла приготовить самый вкусный на свете обед просто из риса и трав!..

Он уже напрочь забыл про нас, и мы на цыпочках вышли из дома. По-прежнему лил дождь, и Ли Као, судя по всему, и впрямь собрался испробовать эликсир на слоне.

Бедное животное таскало поваленные деревья у подножия холма, и похоже, его хозяин не был последователем Конфуция. На шее слона виднелись большие кровавые рубцы, и, видимо, он не ел уже много дней. Мы подошли ближе, и Ли Као капнул одну каплю эликсира бессмертия на лезвие ножа.

— Вы не возражаете? — мягким голосом спросил он у слона.

Слон посмотрел на нас, и его глаза словно говорили:

— Ради всего святого, освободите меня, чтобы я мог родиться вновь молодым и здоровым!

— Как пожелаете, — ответил мастер Ли и осторожно приложил лезвие к открытой ране.

Какую-то секунду слон удивленно смотрел на нас. Потом икнул, подпрыгнул вверх, упал на спину, посинел и спокойно отошел в мир иной.

Мы переглянулись.

— Гениально! — воскликнул Ли Као и посмотрел на покосившийся дом на холме. Лил дождь, и ветер доносил до нас печальную песню алхимика:

В саду, под окном

Посадил я цветы,

Где ветер склоняет камыш;

В саду, под окном

Похоронена ты,

И прошлого не возвратишь…

Я закрыл глаза и увидел океан слез. А над ним в ослепительно синем небе мерзко скалила зубы огромная маска тифа. Теперь сомнений больше не осталось. Правитель Цинь должен был умереть.

Мы нагнали правителя в городе Циндао, где он остановился у одной весьма знатной дамы, чей старший сын был князем уезда. Ли Као, как всегда, удалось подкупить стражников, и мы прошли мимо ворот к главной башне дворца. Моя душа ушла в пятки, когда мы карабкались вверх, хватаясь за лианы, но вдруг я уловил знакомый аромат, и мое сердце затрепетало.

— Цветок Лотоса! — воскликнул я и чуть не упал вниз. — Мастер Ли, я должен ее увидеть.

Ли Као, разумеется, согласился (а что ему еще оставалось делать?), вскоре мы добрались до верхнего окна, и я увидел ЕЕ.

Цветок Лотоса была совсем одна, и я уже собрался броситься к ней, как вдруг опешил и грустно потупил глаза.

— Что случилось? — недоумевая, спросил старик.

— Я не могу. Я забыл жемчуг и нефрит, — захныкал я. Ли Као недовольно поморщился, покопался в карманах своего широкого халата и достал черную жемчужину с белым пятнышком в форме звезды.

— На, держи, — проворчал старик. — Я сохранил ее, потому что она редкая. Теперь доволен?

Конечно, я был доволен. И не просто доволен. Я был счастлив! Теперь я мог предстать перед моей любимой! Я перегнулся через подоконник, и маленькая жемчужина покатилась к ногам девушки. Вот сейчас она поднимет голову и…

Цветок Лотоса подняла голову — только не в мою сторону. В коридоре послышались шаги, дверь распахнулась, в комнату влетел какой-то мужлан и высыпал гору нефрита и жемчуга к ногам довольной «царицы».

— Не бойся, любимая, твой Пу-Пу принес тебе еще подарки! — заорал удельный князь, и мне ничего не оставалось, как обиженно прикусить губу и молча слезть вниз.

— Пу-Пу? — голос Ли Као был веселым и едким, как соль. — Ты, конечно, извини, но я бы не советовал вступать в близкие отношения с женщиной, которая называет своих любовников собачьими кличками.

— Она любит домашних животных, — пояснил я.

— Я заметил, — ответил Ли Као. — Надеюсь, она вас хоть в конуре держать не будет, а то представляешь, сколько шуму будет во время кормежки? Ладно, а теперь, если не возражаешь, может, мы все-таки вернемся к нашим баранам? Правитель Цинь, помнишь такого? А?

Я долез до окна правителя и, не дыша, заглянул в комнату. Правитель был один. Он держал в руках счеты и подсчитывал добычу. Сейчас в свете свечи он казался не таким могущественным и громадным, хотя мое сердце по-прежнему учащенно билось, как тогда перед казнью. На Цине была все та же маска, тот же плащ из перьев, но золотые перчатки висели рядом на стуле, и его руки показались мне очень маленькими. Ли Као прищурился и наклонился ко мне.

— Он живет ради денег. Что ж, из-за них ему и придется

умереть.

Ли Као достал из кармана большой алмаз и огляделся. Рядом с окном вилась дикая роза, и мастер Ли положил камень возле острых шипов. В небе ярко светила луна, и алмаз горел, словно глаз тигра. Старик ухмыльнулся и, открыв флакончик с эликсиром бессмертия, вылил его на колючий цветок.

Мы притаились в тени лиан, и Ли Као начал водить ножом по стене. Звук был отвратительным, и вскоре мы услышали скрип половиц и тяжелые шаги тирана.

Я затаил дыхание. Ужасная маска показалась из окна, втянула воздух и заметила сияющий холодным огнем камень. Цинь вытянул руку и взял алмаз. Я совершенно отчетливо видел, как острые шипы вонзились ему в кожу, и, по моим подсчетам, в кровь попал яд, способный умертвить весь Китай и половину Кореи и Японии в придачу.

Однако произошло совсем другое. Цинь поднес камень к «лицу», покачал головой и довольно хмыкнул.

— Холодный, — проскрипел металлический голос, — очень холодный…

Я был настолько обескуражен, что отпустил руки, и мы вместе с Ли Као полетели вниз.

Цинь не заметил нас, зато до земли оставалось совсем немного, когда мне удалось снова схватиться за лиану. Внизу у ворот стояли солдаты, и нам пришлось срочно забраться в первое попавшееся окно.

В комнате кто-то громко храпел, и мы на цыпочках подошли к двери. Ли Као еле слышно повернул ручку, но тут же закрыл дверь. В коридоре стояла стража, и мы услышали чьи-то шаги. Бежать!.. Скорее бежать…

Я кинулся обратно к окну, как вдруг в комнате что-то заворочалось, и, оглянувшись, мы увидели знакомую большую фигуру.

— Куда вы дели мой женьшень? — проревела прародительница и быстро заспешила навстречу нам.

 

Глава 24, в которой колесо кармы делает очередной поворот, а мастер Ли оказывается близок к разгадке

Меня подтащили к трону и перед глазами вновь появилась постылая тигриная маска.

Как и прежде, я почувствовал, как липкий холодный мозг Циня окутал мой; но что-то изменилось. Правитель вздрогнул и в страхе отпрянул назад.

Из-под устрашающей маски потекла слюна, и руки в золотых перчатках задрожали. Он был до смерти напуган.

— Я вижу трех призраков! — прошептал металлический голос. — Я вижу шар, флейту и колокольчик! Я вижу «ноги», «руки»  и «голову силы»… Но я не вижу ни птиц, ни перьев. Одни лишь дети и верные поиски ради неверной цели! Ты и твой старикашка прошли там, где не проходил никто. Вы сокрушили непобедимых стражей и даже не поняли, что сделали! Вы не имеете ни малейшего понятия, куда идете и почему! — металлический голос довольно хмыкнул. — Но вы надоели мне. И теперь познаете мой гнев! Вам предстоит долгая смерть в железных рубашках!

Он повернулся к солдатам.

— Отведите их в подземелье.

Такой приговор мог вынести только правитель Цинь.

Дело в том, что железные рубашки были отменены уже давно, и по всему Китаю такая пытка считается пережитком прошлого. Это особая «одежда», если можно так сказать, сделанная из стальной сетки, которую одевают на голое тело и туго затягивают. В результате кожа как бы выдается вперед, после чего берут что-нибудь твердое, например камень, и начинают скрести по телу, сдирая кожу вместе с мясом. Затем кровь останавливают, слегка передвигают «рубашку», и на следующий день все начинается, как говорится, «с нового места». Умелый палач может мучить человека месяцами, и единственная надежда умирающего — попросту сойти с ума.

Нас с Ли Као заковали в цепи, да так, что мы пальцем не могли пошевелить, и солдаты потащили нас вниз по нескончаемым лестницам замка. Один пролет, другой. Воины хрипели и пыхтели, воздух становился все более мерзким и затхлым, но в конце концов большие двери открылись, и мы оказались в подземелье пыток. Здесь со стен капала скользкая жидкость и повсюду пахло кровью.

Палач встретил нас нерадостно. Это был крепкий малый с большой лысой головой, красным носом и двумя зубами во рту.

— Опять! — Он что-то пробормотал себе под нос и злобно уставился на нас. — Опять работа. Ни минуты покоя. Вы понимаете, что железная рубашка шьется отдельно для каждого. Нужно снять мерку, подогнать размер. А знаете, сколько времени требуется на это? Два дня, не меньше. А знаете, сколько времени дал мне правитель? Два часа! Он отошел и негодующе покачал головой. — А посмотрите на эти цепи! Потребуется час, чтобы их снять, а у меня, между прочим, еще один клиент, и его тоже надо четвертовать по-человечески. И когда я все это успею?! Мне же тоже надо отдыхать. Обо мне кто-нибудь подумал?

Подобная проблема явно беспокоила не его одного.

— А мы? — заворчали солдаты. — Мы стоим на страже, пока осужденный не умрет, и, если все сделано правильно, это длится месяцами. А начальник охраны еще и отказался выдать затычки для ушей, так что мы тут оглохнем от воплей и криков. Да что там крики!

Вы посмотрите на этих тараканов, этих пиявок, эти вонючие стены. Единственная радость — вернуться домой к жене, да и тут веселого мало. Мы каждый день таскаем вниз этих бедняг, а на них одевают столько цепей, что от переноски тяжестей нас уже и мужчинами назвать нельзя. Превратились в евнухов на этой поганой службе.

Похоже, сегодняшний день был днем жалоб.

— Ох, батюшки, батюшки! — послышался знакомый голос. — И что у меня за доля!

Мало того, что не спишь неделями из-за этих проклятых денег, да еще надо и присутствовать на казни лучших друзей. Приветствую вас, почтенные господа, правитель приказал мне наблюдать за пыткой.

Ключник-Кролик вытер рукавом лоб и недовольно заворчал.

— А я уже не могу смотреть на пытки! Мне кровь уже снится! Мне делается дурно в мясной лавке. Я чуть не падаю в обморок, когда порежу палец. Недавно меня стошнило прямо на одного очень знатного господина, а почему? Он хотел познакомить меня со своим кровным братом! А теперь мне придется наблюдать за самой кровавой пыткой на свете! Ох, батюшки, батюшки!

Палач грубо оттолкнул бедолагу и принялся делать сеть. Нас же отнесли в соседнюю камеру, где на полу сидел человек и ел из миски рис. Он был прикован за ногу к стене, и судя по всему, это и был тот несчастный, которого собирались четвертовать.

— А ты-то что тут делаешь? — спросил Ли Као.:

— В данный момент ем рис, — ответил Размазня Хо. — Добрый вечер, Ли Као.

Добрый вечер, Десятый Бык. Рад вас видеть. Хотите рису? Мне, кстати, даже дали кувшин вина. Довольно порядочно с их стороны, не так ли?

— Да, насчет вина я согласен, — ответил мастер Ли. — Только мы и пальцем пошевелить не можем, поэтому будь любезен, пожалуйста, помоги.

Когда мое опаленное горло вновь почувствовало влагу, я немного пришел в себя и даже улыбнулся. Это и впрямь было отличное вино. Оно называлось уфань и было приторно-сладкое и черное как смоль.

— А тебя действительно хотят четвертовать? За что? — поинтересовался я.

— О, это очень печальная история, — вздохнул Размазня Хо. — Помните, я говорил вам, что шестнадцать лет работал над глиняными табличками? Я пытался расшифровать текст.

— Древней сказки о женьшене?

— Да. И помните, как те мародеры случайно откопали очень большую табличку? Так вот, она оказалась ключом ко всему тексту! Работа пошла так быстро, что я потерял счет времени. Целые дни проводил в мастерской. И вот однажды я вернулся с прогулки и увидел, что все мои таблички исчезли. Я не находил себе места, бегал и кричал как ненормальный. Думал: где они? А все оказалось очень просто: прародительница решила, что возиться с глиной — фривольное занятие и недостойно взрослого мужчины, и моя дражайшая супруга велела выбросить таблички в реку.

— Да я бы перерезал ей горло! — возмутился Ли Као.

— А я так и сделал.

— Серьезно? Ты шутишь?

— Нисколько. Помните, вы посоветовали мне взять топор и… ну, я и взял. Догнал жену и порубил на кусочки. Вместе с сестрами. Это было так здорово! Я хотел и прародительницу зарубить, но солдаты схватили меня, вот потому я и здесь.

— Ну, ты молодец! — воскликнул Ли Као.

— Вы правда так думаете? Не знаю, некоторым бы мое поведение показалось грубым и жестоким. Но я себя не помнил от ярости. Ведь оставалось совсем чуть-чуть расшифровать. И речь там шла о двух божествах, о которых я ничего не слышал раньше, хотя и знаю весь китайский пантеон. Мои бедные таблички…

Ли Као задумчиво закусил бороду, что не удивительно, поскольку ничего другого ему делать не оставалось. Мы оставались связаны по рукам и ногам.

— Погоди, Хо, а ты случайно не знаешь о божестве по имени Коробейник? Он носит халат, расшитый небесными или просто какими-то магическими знаками, флейту, шар и колокольчик и опирается на деревянный костыль.

— Ну, насколько мне известно, Коробейник не входит в число основных божеств китайского пантеона, которых насчитывается шестьсот. Но наше знание о небожителях далеко не полное. Ведь первый император Цинь уничтожил множество храмов и казнил тысячи служителей разных культов. И потому можно предположить, что Коробейник находился в числе тех божеств, которым поклонялись раньше и о которых забыли, как о тех двух из моих табличек. Но я все равно уверен, что в народе их любят и помнят, и крестьяне никогда не забудут о самом красивом божестве на Небе и самой прекрасной девушке на земле, короне, перьях и…

— Что? Перьях? — Ли Као чуть не подпрыгнул от радости.

— Да. Короне, перьях…

— И трех доверчивых девушках, так?

— Ну, не знаю, были ли они доверчивыми, но девушками они были точно. В табличках говорилось об этом. Их звали…

— Хо, погоди, — прервал его мастер Ли. — Давай ты нам все расскажешь по порядку.

Я не сомневаюсь, что ты запомнил все в точности до последнего слова, и не вижу ничего лучшего перед смертью, чем послушать хорошую сказку.

— Серьезно? Вам правда хочется ее услышать? Мне так хотелось ее кому-нибудь рассказать, и я даже не надеялся. Ладно. Слушайте.

В соседней комнате палач готовил железные рубашки, а я лежал на холодном сыром полу подземелья и думал, что еще никогда в жизни не слушал сказку в таком «подходящем»  для этого месте.

* * *

Давным-давно в одной маленькой деревне жила девочка, и звали ее Нефритовая Жемчужина. Родители очень любили дочурку, но однажды на деревню напали бандиты и увезли девочку с собой в город. Они хотели продать ее в рабство, но в городе завязалась драка, и девочке удалось сбежать.

Жемчужинка осталась совсем одна и не знала, что делать. Кругом сновали незнакомые люди, и ей было очень страшно. И тогда она зашла в парк, села возле прекрасного цветка и заплакала. Она не знала, что этим растением была Королева Женьшеня. Ее тронули слезы малютки, и когда Жемчужина открыла глаза, перед ней стояла высокая женщина с кожей цвета меда и доброй улыбкой.

— Малышка, ты потерялась? — спросила женщина. Девочка рассказала ей свою историю, и Королева сказала:

— Не плачь, я отведу тебя домой.

Спустя два дня они вернулись в деревню.

Родители, увидав свою дочку живой и здоровой, закричали и бросились навстречу, но когда девочка обернулась, желая представить им свою спасительницу, Королевы и след простыл. Она вернулась в свой сад. Но не прошло и дня, как Королева Женьшеня поняла, что сильно полюбила маленькую красавицу и очень по ней скучает.

И вот однажды, когда Нефритовая Жемчужина гуляла в лесу, она услышала свое имя.

Кто-то звал ее. Девочка прибежала в бамбуковую рощу и увидела Королеву. Та стояла и улыбалась как прежде. Так Королева Женьшеня стала крестной матерью маленькой Жемчужины и часто навещала ее, благодаря чему девочка выросла здоровой и красивой.

Когда ей исполнилось восемнадцать, она была самой прекрасной девушкой в мире, хотя сама и не знала этого. Но как-то раз. Здесь я должен сказать, что во время дождей Небесная Река сильно разливается, и молодое божество по имени Звездный Пастух денно и нощно следит, чтобы звезды благополучно плыли по течению. Когда же на небе сухо, он свободен и проводит время в праздности. И вот решил он как-то раз навестить Землю.

Взял свой длинный багор, которым вылавливал звезды, сел в лодку и приплыл как раз к нашей маленькой деревне. Долго бродил Пастух по окрестным лесам, восхищаясь красотами природы, и в конце концов набрел на бамбуковую рощу. Увидев тропинку, юноша пошел по ней и вскоре вышел на солнечную полянку. Здесь росли дикие цветы, а посреди прогалины блестело маленькое озеро, где купалась прекрасная Жемчужина.

Когда Пастух увидел ее нежную кожу цвета слоновой кости с медовым отливом, черные с золотыми искорками глаза, шелковые волосы, его сердце затрепетало, и он подошел ближе. Девушка обернулась и вскрикнула, но Пастух улыбнулся ей — так самая красивая девушка на свете встретила самое прекрасное божество с Неба.

Шли дни, и однажды один старый слуга пошел на Небесную Реку половить рыбу. На

Небе как раз начинались дожди, и не прошло и минуты, как старик прибежал во дворец и упал перед троном Нефритового Императора.

— О Великий Владыка, — простонал он. — Небесная Река выходит из берегов, а Звездный Пастух так и не вернулся с Земли! Перепуганные звезды сталкиваются друг с другом, их выносит на острые камни, а некоторые, — он прикрыл рукой рот и в ужасе прошептал, — некоторые даже утонули!

Нефритовый Император не мог поверить, что его любимый племянник так низко пал, и сам пришел к реке, дабы проверить, не наврал ли старик. Но когда властитель увидел все своими глазами, Небо затряслось от страха. Разгневался Великий Владыка, закричал страшным голосом, сошел на Землю и, под громовые раскаты ворвавшись в бамбуковую рощу, схватил юношу за волосы и забросил аж на созвездие Орла.

— Возвращайся к своим обязанностям, несносный щенок! И клянусь именем моего предшественника, Высочайшего Императора Сокровенного Начала, никогда более ты не ступишь на Землю!

С этими словами он повернулся к Нефритовой Жемчужине и прокричал:

— А ты приготовься увидеть гнев Неба!

Но девушка не испугалась. Она упала на колени и, сложив руки на груди, произнесла:

— О, Владыка, не гневайтесь на бедную женщину. Я отдала свое сердце юному божеству, и если мне никогда не суждено его больше увидеть, лучше убейте меня. Я не хочу жить.

Нефритовый Император посмотрел на девушку и вспомнил, что когда-то тоже был молодым. Он пригляделся получше, и ему в голову пришла странная мысль, что его племянник, похоже, самый разумный бог на Небе. Когда же Владыка в третий раз посмотрел на девушку, ему вспомнилась жена, Мать-Правительница Ван, которая накладывала горы румян и пудры, однако все равно безуспешно, и он отвел глаза и громко выругался.

Вздохнув, император сел на травку подле озера и позвал Жемчужину.

— Поди сюда, дочь моя, сядь рядом, — сказал он.

Девушка повиновалась и села рядом с ним. Владыка посмотрел вокруг, увидел прекрасных рыбешек, которые стайками резвились в воде, дикие цветы на поляне и сказал:

— Нефритовая Жемчужина, я поклялся именем Высочайшего Императора

Сокровенного Начала, что мой племянник никогда более не покинет Небо, а такую клятву я нарушить не могу.

Девушка горько заплакала.

— Но ты бы видела, что он наделал с Небесной Рекой! Теперь потребуется уйма времени, чтобы вылечить бедные звезды. Как он мог!

Нефритовая Жемчужина продолжала лить слезы, и сердце Владыки растаяло. Он пожал плечами и пробормотал:

— Ладно, пусть я об этом пожалею, но так тому и быть. — С этими словами он махнул рукавом, и у него в руках оказалась маленькая золотая корона. — Дитя мое, покуда Звездный Пастух не может навещать тебя здесь, на Земле, ты отныне сможешь приходить к нему на Небо!

— Но, Владыка, я не заслужила такой чести! — ответила скромная девушка.

— Это точно, и я боюсь думать, что случится, когда моя возлюбленная жена, Мать-Правительница Ван, узнает об этом. Хотя, по-моему, Небу совсем не помешает увидеть, что такое настоящая красота, а моя супруга у меня и так в долгу после позора с этими ее персиками бессмертия, так что не бойся ничего.

Великий Нефритовый Император взмахнул другим рукавом и вытащил три белых перышка, которые положил поверх короны.

— Какой сегодня день?

— Седьмой день седьмого лунного месяца, — ответила Нефритовая Жемчужина.

— Отлично. Тогда слушай меня. Эти перья — дар царей птиц, и покуда ты носишь их на короне, ты их Царица и все птицы будут слушаться тебя. В седьмой день седьмой луны ты сможешь созвать их, и они построят мост, по которому ты спокойно взойдешь на Небо.

Но в первый же день первой луны ты обязана вернуться обратно, ибо таков небесный закон. С наступлением нового седьмого дня ты можешь снова подняться к звездам, и так будет длиться вечно, потому что если мой племянник не подарит тебе персик бессмертия, значит, он полный дурак. Но не забудь! В седьмой день седьмого месяца! Отныне это закон, и если тебя в этот день не будет на Небе, божества больше не смогут тебя защитить, и только смертный сможет вернуть тебя на Небо, но это, знаешь, один шанс из миллиона.

Ты поняла?

— О да, Великий Владыка.

С этими словами девушка встала на колени, и Нефритовый Император надел ей на голову корону.

— Встань, Царица Птиц! — сказал он, и когда Жемчужина поднялась, она не поверила глазам. Ее платье светилось ослепительным божественным светом. — А теперь позови их!

И когда она сделала, как велел Император, послышалось волшебное пение, и тысячи птиц слетелись на зов. Они несли в клювах прутики и ветки и быстро построили мост, по которому Царица поднялась к звездам. Ее возлюбленный ждал ее, они упали друг другу в объятия, и он сделал ее своей женой и подарил персик бессмертия. Так они были вместе, пока в первый день первой луны им не пришлось расстаться. Девушка плакала, но выполнила наказ, вновь позвала птиц, и они вернули ее на Землю.

С тех пор божества заботились и охраняли Царицу. Она ни в чем не нуждалась и целыми днями пела песни и плела венки. Жители деревни отныне тоже жили в достатке, а у нее имелись три служанки, козел, кот и щенок. Служанок звали Снежинка, Малютка Пин и Осенняя Луна, и они вместе коротали время, пока не приходил долгожданный день.

В седьмой день седьмой луны Нефритовая Жемчужина прощалась со всеми, созывала птиц и в ореоле света поднималась по мосту к своему мужу. И жили они…

* * *

Размазня Хо обреченно вздохнул.

— Долго и счастливо, наверное, но этого я не знаю, потому что на этом месте я и остановился. Хотя, если они жили долго и счастливо, не пойму, о чем тогда рассказывала другая половина таблицы, которую я так и не успел расшифровать. Может, конечно, о женьшене, а может… Не знаю, ты как думаешь, Ли Као?

— Не думаю, а уверен, что долго и счастливо они не жили. На твоей табличке вовсе не сказка была записана, Хо. Просто порой мы забываем, как все случилось на самом деле, и реальные истории превращаются в мифы и легенды. Однако одно я знаю точно, если бы мы нашли недостающие части этой головоломки, мы бы раскрыли большую тайну.

Мастер Ли лукаво подмигнул мне.

— А теперь, Хо, послушай меня… Мы с Десятым Быком скованы цепями, ты привязан к стене, стены подземелья сделаны из прочнейшего камня, в коридорах охрана, над нами сотни метров земли. Дворец прародительницы охраняется день и ночь, плюс повсюду стража Циня. И все же мы с Лу собираемся уносить отсюда ноги. И, если ты не против, мы бы хотели взять тебя с собой.

— Пo-мoeмy, это отличная мысль, — ответил Размазня Хо.

 

Глава 25, в которой описывается звездный час Размазни Хо

Вы, несомненно, уже знаете по меньшей мере шесть или семь способов, как выбраться из неприступного замка, но, если вам все же интересно, что придумал Ли Као, предлагаю на секунду представить себя на месте воинов стражи.

Допустим, вы — солдаты, и ваша прямая обязанность — стоять как проклятому в глухом подземелье, где со стен капает какая-то гадость, повсюду кишат тараканы и не продохнуть от смрада гниющих и разлагающихся тел. И вдруг… Ни с того ни с сего раздается жуткий крик! Ключник-Кролик тут же падает в обморок, вы следом за палачом вбегаете в камеру и видите такую картину.

Скромного вида пожилой человек, за ногу прикованный к стене, ходит кругами по камере, дергаясь всем телом и мертвой хваткой держась за горло. Его лицо и руки покрыты чем-то отвратительным и черным, а изо рта течет черная слюна. Вот еще один круг, и он падает навзничь, закатывает глаза и начинает биться в агонии. Он корчится в судорогах, бьет кулаками по полу и в конце концов застывает с жуткой гримасой на лице.

В это время другой, еще более пожилой человек, скованный по рукам и ногам цепями, с диким ужасом смотрит на стену и в панике кричит:

— Тараканы! Смотрите! Тараканы!

Вы переводите взгляд на стену и…

Здесь я немного отвлекусь и скажу, что вино уфань черное, а потому, если его разлить, допустим, на черном полу, видно его не будет. Вдобавок оно очень сладкое. Но вы этого не знаете. Равно как не известно вам и то, что Размазня Хо разлил вино и нарисовал им на стене несколько безобидных иероглифов.

Что же до вас, вы лишь видите «мертвеца»  в углу и кучу тараканов, ползущих по стене и образующих весьма радостное послание:

Трупная чума! Спасайтесь, кто может!

Честно говоря, сильно сомневаюсь, что вы останетесь стоять и отпускать критические замечания по поводу тараканьей каллиграфии. Думаю, вы сделаете то, что написано на стене.

Так и произошло. Палач тут же развернулся и бросился наутек. Но «мертвый»  Хо чуть вытянул ногу, палач споткнулся о цепь и упал. Его тут же затоптали стражники, которые ринулись кто куда, подхватили Ключника-Кролика и с криками: «Это трупная чума! спасайтесь, кто может! « — бросились вон из подземелья. Мы лишь слышали, как затихали их шаги на лестнице. Тогда Хо встал, достал из того, что было палачом, ключи и быстро снял цепи.

— По-моему, я немного переборщил со слюной, а? — виновато пробормотал он.

— Все хорошо, Хо, это было великолепно, — ответил я.

— Ты правда так думаешь? Я боялся переиграть.

Я потянулся и расправил плечи. Пора было выбираться. Мы вошли в главную камеру пыток и огляделись. Повсюду валялось оружие, и я взял копье и меч. Ли Као набил пояс кинжалами, а Хо, конечно, сразу же потянулся к огромному топору. Правда, тот был таким тяжелым, что Хо еле-еле его поднял, и потому решил обойтись алебардой с лезвиями на обоих концах.

— Не спешите, — прошептал мастер Ли, — сейчас охрана подземелья оповестит стражников на лестницах, и когда они ворвутся во дворец, это уже будет огромная кричащая толпа. Далее те, кого не затопчут, ринутся во двор, а затем в ближайший город, и если от него останется хотя бы булыжник, жители тоже примкнут к ним. Поэтому теперь, я думаю, мы не встретим ни единого человека аж до Хуан-чжоу.

Его расчет оказался верным. Правда, в нем имелся один маленький недочет. На лестницах действительно остались лишь затоптанные тела, но стоило открыть двери тронного зала, как мы лицом к лицу встретились с огромной жирной тушей.

— Нет такой трупной чумы! — заорала прародительница. — Схватить этих жалких щенков!

Стражники кинулись выполнять приказ, и не сносить бы нам головы, если бы не Размазня Хо. Он, словно зверь, долго сидевший в клетке, издал боевой клич и радостно бросился вперед, крутя над головой алебардой и вопя: «Зарублю!»

Сейчас он очень напоминал «Бамбуковую Стрекозу»  в полете, но солдат было больше. Длинные копья вонзились в тело, и я мысленно попрощался с нашим другом. Солдаты наступали, и как Ли Као ни метал ножи, шансов оставалось все меньше. Пора было уносить ноги.

— Мастер Ли, влезайте мне на спину! — крикнул я, и как только старик забрался мне на плечи, я перепрыгнул через прародительницу и бросился бежать.

К несчастью, мы знали замок куда хуже, чем солдаты. Я бежал изо всех сил, пока Ли Као отбивался от погони, швыряя в солдат вазы и все, что попадало под руку. Но вскоре мы уперлись в тупик. Массивные бронзовые двери были заперты, и к нам приближалась целая орда воинов.

Их копья сверкали, как горные пики, и я мысленно уже отдал душу Великому

Нефритовому Владыке, как вдруг…

В холл влетел слон.

Вернее, не слон, а прародительница, за которой гнался Размазня Хо, вертя алебардой и по-прежнему вопя: «Зарублю!»

Это было невероятно. Кровь лилась у него из ран, но он, словно заведенная игрушка, бежал во всю прыть, расчищая перед собой путь. Прародительница истошно орала:

«Спасите!», но всякий, кто пытался это сделать, тут же падал под тяжестью ее веса.

Не теряя более ни секунды, мы ринулись в атаку. Я разил мечом налево и направо, Ли Као сновал между перепуганными и ошеломленными солдатами, лилась кровь и лязгали мечи, но главной ударной силой был, конечно, Размазня Хо.

Еще круг, и он настиг-таки ненавистную тушу. «Зарублю!»… От нее осталось лишь мокрое место, и скоро бой закончился.

Шатаясь, мы вышли в зал. Хо лежал на полу, и кровь струилась у него из ран. Он попытался подняться, но обессиленно упал.

— Я догнал ее? — прошептал он.

— Хо, ты порубил ее на мелкие ломтики! — гордо ответил мастер Ли.

— Я так рад. Теперь на том свете мои предки будут мной гордиться.

— Ты вновь увидишь Яркую Звезду, — сказал я, но сердце мое сжалось от горя.

— О нет, это было бы слишком большим счастьем. Все, что я хочу это в следующей жизни стать прекрасным цветком, который бы сорвала какая-нибудь прелестная танцовщица и украсила им свою прическу.

Ли Као ласково улыбнулся и ободряюще похлопал меня по плечу.

— Не плачь, Десятый Бык, я так устал от жизни, что с радостью вернусь в круговорот превращений. Бессмертие — для божеств. Не знаю, как они его выносят.

Он закрыл глаза, топор выпал из рук, и душа Хо Вэня покинула тело.

Мы вынесли его в сад. Моросил дождь, было пасмурно и прохладно. Я вырыл могилу, мы похоронили друга и преклонили колени.

— Мир с тобой, Хо Вэнь, — сказал Ли Као. — Теперь твоя душа свободна, и я уверен, на том свете тебя встретят как героя. Ты сокрушил ужасное чудовище, и, думаю, Великий

Яо-ван обязательно позволит тебе увидеться с Яркой Звездой. А когда ты родишься вновь, то непременно станешь прекрасным цветком, и какая-нибудь очаровательная танцовщица будет носить его в волосах.

— Хо, — всхлипнул я. — Я буду скучать по тебе, приятель, но я знаю, мы обязательно встретимся. Мастер Ли будет обезьяной, Скряга Шэнь — деревом, я — облаком, а ты — цветком, и однажды мы все увидимся в каком-нибудь прекрасном, дивном саду.

Возможно, даже очень скоро.

Мы прочитали молитвы, совершили ритуальный обряд, и Ли Као устало потянулся.

— Бессмертие — для божеств. Не знаю, как они его выносят. А знаешь, Десятый Бык, слова Хо можно понимать по-разному. И еще… Если сосчитать на пальцах все те

«случайные»  совпадения, которые произошли с нами, мне пальцев не хватит. Да к тому же я слишком стар, чтобы верить в случайные совпадения. Нас ведет какая-то звезда, и подозреваю, наша встреча с Хо тоже не случайна. «Бессмертие — для божеств». Кажется, я знаю, к кому нам теперь стоит обратиться.

— К кому, мастер Ли?

— К тому, кто знает ответы на все вопросы. Помнишь, Скряга Шэнь рассказывал о

Старце Гор, живущем в конце Медвежьей Тропы у подножия горы Эмэй?

— Мы отправимся к старцу?

— Да, отправимся. Только сперва нужно хорошенько обчистить этот дворец. Помнишь,

Старец ничего не делает за просто так. Нам нужны сокровища.

Дождь еще лил, но тучи на востоке рассеялись, и через все небо протянулась радуга.

Вскоре мы были готовы следовать дальше, но прежде чем уйти, я собрал с пола все, что осталось от прародительницы, погрузил на телегу и отвез на псарню. Справедливость была восстановлена. «Глаз за глаз».

 

Глава 26, в которой Десятый Бык узнает о трех видах мудрости, а Ли Као находит разгадку

Медвежья тропа. Подножие горы Эмэй.

У входа в пещеру высился каменный столб, на котором висели медный гонг и железный молот. Иероглифы на столбе говорили сами за себя:

Здесь живет Старец Гор. Ударьте в гонг и скажите, что вам надо. Секреты старца стоят недешево. Шутить с ним опасно.

Думаю, любой на моем месте хорошо бы подумал, прежде чем взять железный молот.

Но нам отступать было некуда. Мы пришли за ответом и собирались его получить.

Позади нас стояли усталые мулы и телега с алмазами. Ли Као достал свою любимую фляжку и отхлебнул вина.

— Какая потрясающая краткость, — сказал он, указывая на надпись, — ни одного лишнего слова.

Мастер Ли поднял молот, ударил в гонг и громко крикнул:

— Старец Гор! Выходи, я пришел купить секрет бессмертия!

Эхо многократно повторило «бессмертие», «бессмертие», «бессмертие»  и затихло в темноте пещеры. Мы слышали лишь завывание ветра да далекий крик орла. И вот…

Вдалеке послышалось шарканье ног, и вскоре мы увидели, как из пещеры вышел человек.

— И почему всем нужен секрет бессмертия? Я знаю столько прочих секретов. Смешных и печальных, прекрасных и жутких, а вам все одно подавай…

Старец Гор походил на самую старую и безобразную обезьяну на свете. Из спутанных волос торчала солома, борода и халат испачканы какой-то едой. Лицо было настолько изъедено морщинами, что он выглядел даже старше Ли Као, но глаза… Они были черные как смоль и будто сверлили насквозь. Старец прищурился и, презрительно посмотрев на меня, перевел взгляд на мастера Ли.

— Так-так, мудрец, у которого есть один маленький недостаток, — беззубый рот оскалился, и Старец довольно хихикнул. — И тебе нужен секрет бессмертия? Зачем? Я могу научить тебя превращать друзей в цветы, а врагов в тараканов. Тебе станут подвластны любые превращения, души мертвых и даже подземные твари! Ты сможешь лечить и насылать болезни, а тебе подавай секрет бессмертия. Это ведь так просто!

— Я отдам тебе все, что у меня есть, за этот секрет!

С этими словами мастер Ли подошел к повозке и отдернул холстину. Тысячи алмазов засверкали в лучах солнца, и Старец довольно захохотал.

— Холодные! — Он заулыбался, окунув руки в сокровища, словно в лоханку с водой. — Давненько я не трогал таких холодных алмазов. Они такие холодные, что я расскажу тебе секрет прямо сейчас. Даже не буду с тобой играть, как обычно люблю делать.

Ли Као любезно поклонился и предложил ему фляжку.

Старец отпил и вытер рот бородой.

— Ты когда-нибудь видел одеяния божеств? Их пояса или золотые короны… Божества часто навещают Землю, и все, что надо сделать, это выкрасть такой «сувенир». А дальше все просто: пока он у тебя, ты не будешь стареть. Только советую тебе поспешить, потому что мне, например, перевалило за двести, когда я украл серебряный пояс божества, а никто, даже Старец Гор, не знает, как вновь стать молодым.

Мастер Ли запрокинул голову и громко засмеялся.

— Ты принимаешь меня за дурака? Какой смысл никогда не стариться, если от укуса комара или удара по голове можно преспокойно отдать концы? Бессмертие не означает не стариться. Бессмертие — это быть неуязвимым! Похоже, ты лукавишь, мой друг. И такой ли уж ты мудрец?

Старец моргнул одним глазом и отдал ему флягу.

— Ты нарываешься на грубость! Думаешь, я не знаю, кто ты? Думаешь, мне не известно о полуоткрытом глазе у тебя над дверью? Или, по-твоему, мне невдомек, что на самом деле ищет старый лис? — Он повернулся и посмотрел на меня. — Парень, подойди сюда.

Черные как смоль глаза впились в меня, и я почувствовал, что не подвластен себе.

Какая-то сила тянула меня вперед, и я послушно подошел к Старцу. Теперь я напоминал игрушку, и чары Циня по сравнению с этими казались сущим пустяком.

— Ага! — просипел Старец Гор. — Девы-призраки, флейта, шар и колокольчик, перья и корона. Вы хотите украсть Великий Корень Силы! Вы, наверное, выжили из ума!

Он отпустил меня, я попятился и чуть не упал.

— Пусть этот упрямец ворует свой корень. Зачем тебе это? — Он вновь повернулся к Ли Као. — Он еще сосунок, а ты… Укради что-нибудь у божества и в следующий раз приноси в десять раз больше алмазов, и если они будут такие же холодные, я расскажу тебе секрет неуязвимости, без которого, как ты правильно заметил, нет бессмертия.

Ли Као передал ему флягу.

— Но есть ли такой секрет, старик? Ведь всех, кто имеет сердце, можно убить. И хотя легенды говорят о людях без сердца, я думаю, они имеют в виду скорее их душевные качества, нежели конкретное строение тела.

— Ты прав, мой друг. Ни одна из этих сказок не глаголит истины, ибо только я раскрыл тайну бессмертия! Но ежели ты не веришь мне, что ж, трепещи перед человеком, достойным могущества божества!

Тут он распахнул халат, и я чуть не упал в обморок. У старика действительно не было сердца! В его теле зияла дыра, и сквозь нее виднелись каменный столб, стоящий позади, и вход в пещеру.

— Поразительно, — с восхищением сказал Ли Као. — Ты и впрямь самый мудрый из всех, и я преклоняюсь перед тобой.

Старец Гор самодовольно улыбнулся и отдал флягу.

— Однако мне кажется, твое сердце все же должно где-то находиться, — задумчиво произнес мастер Ли. — Где-то оно есть и по-прежнему бьется. Ведь преврати ты его в снежинку или камень, это уже было бы не сердце. Так?

— Так, — одобрительно кивнул Старец Гор. — Нельзя превратить сердце в снежинку, не превратив в нее и самого человека. Если оно перестанет биться, ты умрешь. Но его можно спрятать! Конечно, все зависит от надежности, но это уже дело вкуса. И ума. Ты не поверишь, какие глупые у меня были ученики. Например, один из этих болванов спрятал сердце в теле ящерицы, ее посадил в клетку, а клетку спрятал в кроне дерева, которое день и ночь сторожили дикие львы. Другой, да покарай меня Будда, коль я вру, положил сердце в яйцо, яйцо в утку, утку в корзину, корзину в сундук, а сундук зарыл на острове посреди еще не нанесенного на карту океана! Думаю, не стоит говорить, что обоих «гениев»  убил первый же попавшийся герой.

Надеюсь, ты будешь умнее. Принеси мне сокровища такие же холодные, как эти, и я вытащу тебе сердце, и ты спрячешь его. Только пусть это будут очень холодные сокровища, человек без сердца любит все холодное, а нет ничего холоднее сокровищ. И нет ничего страшнее смерти.

Внезапно я понял, каких невероятных усилий требовалось Ли Као, чтобы держать себя в руках. Он гневно сжимал кулаки и в конце концов сорвался.

— Поверь, есть вещи куда страшнее смерти!

Старец Гор подозрительно посмотрел на нас. Его глаза засветились холодным пламенем, и я в страхе отпрянул назад.

— Мои секреты стоят недешево! — зловеще прошептал он.

Тут Старец топнул ногой, и земля за нами разверзлась. Бедные мулы и телега с бриллиантами полетели в пропасть. Несдобровать бы и нам, если бы мудрец не взмахнул рукавом халата. Земля закрылась, как ни в чем не бывало.

— И шутить со мной нельзя!

Он поднес к губам ладонь и подул.

На небе появилось странное облако, поднялся жуткий ветер, и вдруг откуда ни возьмись налетел смерч. Я закричал и попытался хоть как-то уберечь Ли Као, но было поздно. Нас подняло в воздух, закружило и понесло вдоль хребтов гор, все дальше и дальше, пока ураган не стих и мы не грохнулись на землю.

Придя в себя, я увидел, что мы лежим в кустах на вершине утеса, еще несколько чи, и нас бы ждала неминуемая гибель. Утес отвесно уходил вниз, вдалеке виднелась река и притаившаяся за лесом деревня. На берегу сидел мальчик и кидал в воду гальку. Издалека доносилась печальная песня дровосека, пахло костром, и я будто снова вернулся в детство.

Наступали сумерки. Я повернул голову и увидел Ли Као. Он сидел рядом, скрестив ноги, и, не моргая, смотрел вниз. Вдалеке вздымались хребты гор, и мне показалось, я услышал скрипучий смех Старца.

— Мастер Ли, простите за дерзость, но мне кажется, если поиск мудрости неизбежно приводит к старцу гор, то, по-моему, лучше оставаться тупым.

— Есть несколько видов мудрости, Лу Юй. Есть мудрость, которую покупают, есть мудрость, которую продают, но есть еще и тайны Неба, и эти тайны обычно непостижимы для человека. — Он помолчал, а потом быстро вскочил на ноги, — Только на сей раз, похоже, мы их все-таки постигнем!

Я взглянул на старика и не понял, что творится. Он сиял от радости, как маленький мальчик, получивший подарок.

— Размазня Хо помог нам разгадать треть загадки, а Старец Гор подсказал вторую треть! — Ли Као засмеялся и указал вниз. Там уже собралась целая ватага детей.

Мальчишки радостно смеялись и бегали по мелководью.

— Что они делают?

Я посмотрел вниз и в недоумении пожал плечами.

— Играют.

— Именно! Детские игры! Ритуалы, глупые стишки! — Он подпрыгнул и, к моему изумлению, замахал фляжкой, крича прямо в небеса. — Нефритовый Владыка, ты старый мошенник!

Я зажмурился, ожидая немедленного разряда молнии, которая бы сразила нас наповал, но ничего не произошло.

— Вставай, Десятый Бык, нам надо спешить. Мы возвращаемся в деревню за последней частью головоломки!

* * *

Смерч занес нас так далеко, что я совершенно потерял ориентацию. Вокруг простирались безжизненные степи, вдалеке, словно огромные сказочные грибы, виднелись пики гор, и лишь ветер был нашим верным спутником. Нас встречали ураганы и ливни; суслики, стоя на задних лапах, смотрели нам вслед, и мне казалось, что пути домой нет. Все это лишь сказка, ночной кошмар, вечные поиски далекой и неясной звезды.

А однажды я увидел, как нам навстречу неслась целая стая крыс. Я приготовился броситься наутек, но, приглядевшись, рассмеялся. Это были не крысы, а корни перекати-поля, вечные странники, гонимые ветром на край земли.

Но всему приходит конец.

Постепенно на нашем пути стали появляться деревья, и мрачный степной ландшафт стал узнаваемым и родным. Еще холм, и я с радостью увидел очертания Перины Дракона.

Мы были дома.

Правда, я очень обрадовался, когда мастер Ли сказал, что мы направляемся не в деревню. Мы ведь не достали корень, и я бы не смог взглянуть в глаза родителям, для которых мы оставались последней надеждой.

Наступил вечер. Лиловые тени накрыли долину, когда мы подошли к крепости. Вскоре мы были уже наверху, и Ли Као сел посреди будки Драконьего Глаза и стал молча есть рис, купленный в соседней деревне. Он не произносил ни звука, и мне оставалось лишь ждать. В конце концов старик облизнулся, вытер рукавом рот и посмотрел на меня.

— Знаешь, Десятый Бык, тайны перестают быть тайнами, если на них посмотреть под правильным углом. И чтобы ответить на вопрос, нам всего лишь нужно кое-что вспомнить. «Верные поиски ради неверной цели! « — эти слова неоднократно повторял

Цинь. Но что он имел в виду? Не хотел ли он сказать, что, отправившись на поиски корня, мы, сами того не понимая, вступили еще на какой-то неведомый нам путь? Что если мы неосознанно подобрались к чему-то очень важному, и именно это так напугало правителя?.. Но что может напугать такого тирана, как Цинь?

На край бойницы села птица, и Мастер Ли указал на нее палочкой.

— Давай допустим, что сказка Размазни Хо на самом деле не сказка, а достоверная история, со временем превратившаяся в миф. Давай представим, что когда-то действительно была такая богиня, которую все называли Царицей Птиц, и она на самом деле носила корону, украшенную перьями. И что тогда? Тогда мы — полные дураки, раз не догадались, почему правителя невозможно убить! А все ведь очень просто! Цинь ходил к Старцу Гор и первым делом захотел стать бессмертным. Что для этого надо? Правильно.

Требовалось украсть что-то, принадлежащее божеству, что он и сделал. Цинь заманил к себе и убил прислужниц Нефритовой Жемчужины, похитил ее и украл ее корону. Затем Старец вытащил ему сердце, и поэтому мы не смогли его убить. И не только мы. Десятый

Бык, правитель Цинь — это не потомок древней династии. Это самый первый император Цинь, который когда-то жег книги и возводил стену! Цинь Шихуанди! Это все то же чудовище, скрывающееся за маской в своем замке-лабиринте уже восемьсот с лишним лет!

А ведь он был прав! Старец предлагал Ли Као власть над душами мертвых и подземными тварями, но разве не подземной тварью была Адская Рука? Разве человека, чьим единственным желанием была власть, не привела бы судьба к Старцу Гор?

При воспоминании о гигантском пауке мне стало не по себе.

— Но корона — не единственная ценность, которой обладала Нефритовая Жемчужина.

— Ли Као вновь взял палочку и показал ею куда-то вдаль. — У нее была крестная! Королева Женьшеня. И, разумеется, алчный правитель не устоял перед соблазном похитить и это самое могущественное растение в мире! А теперь представь, что Королева Женьшеня и есть тот Великий Корень Силы, который мы так давно ищем! Что наши поиски корня случайно приоткрыли завесу над другой, более страшной тайной! Но тогда напрашивается вопрос — а так ли уж все случайно? Знаешь, Десятый Бык, почему в Китае самые могущественные божества? Потому что даже они подчиняются закону! Великие небесные правители обязаны следовать правилам, записанным в Верховной Книге Правосудия, и случись кому ошибиться и сделать необдуманный шаг, его мигом удалят. На его место посадят другого, и так один небесный владыка сменяет другого, Великий Нефритовый Император пришел на смену Высочайшему Императору Сокровенного Начала, а на место Нефритового Владыки уже давно метит его наследник Небесный Повелитель Нефритового Рассвета У Золотых Врат. Когда любимая богиня Августейшего Правителя не поднялась на Небо в назначенный день, она потеряла все свои привилегии, и божества оказались не в силах ей помочь. Помнишь, что рассказывал Размазня Хо? Это ЗАКОН, и она его ослушалась. И что оставалось делать нашему Владыке? Прямое вмешательство было бы слишком опасным, и потому он решил схитрить!

Ли Као расхохотался так, что слезы брызнули у него из глаз.

— Он слукавил, наш Повелитель. Ты только представь. Вот он сидит, в который раз перечитывая Книгу, и думает, как бы незаметно обойти Закон. И тут некто по имени Ли Као и некто по имени Десятый Бык отправляются на поиски Великого Корня! Да он, наверно, подпрыгнул там, на Небе! К тому же что плохого в том, чтобы спасти ни в чем не повинных детишек? В конце концов, разве не для того на свете существует добро! «Зло и добро… « — помнишь стишок? Так вот, мы отправляемся на поиски корня, и тут появляются оценщик Фан и Хапуга Ма и открывают нам секрет: корень находится в лабиринте Циня! Кроме того, они чисто случайно вырывают могилу и вместе с ней глиняную табличку! «А что? — говорит Нефритовый Император, — совпадение! Не бывает, что-ли?»

А дальше оценщик Фан и Хапуга Ма появляются во второй раз, впрочем, как и Скряга Шэнь, и «Бамбуковая Стрекоза»  приносит нас прямо к Пещере Колоколов. Опять совпадение! Тут мы находим фреску, а потом Размазню Хо, который рассказывает нам древнюю сказку. «Совпадение! — утверждает Нефритовый Владыка, — да к тому же я просто пытаюсь помочь этим ребятам спасти бедных детей!»

А теперь давай посмотрим на это еще под одним углом и увидим еще более хитрую придумку нашего небесного друга. К слову, мы сейчас как раз на ней сидим. На том, что он сделал.

Я встал и огляделся, но кроме пустой миски из-под риса подо мной не было ничего.

— Давным-давно военачальнику приснился сон — помнишь? — и когда он проснулся, то передвинул стену в вашу долину. Так? Затем под стеной замуровали бедного Ваня, и спустя много веков как раз под этой стеной играла местная детвора.

А теперь смотри. Император Цинь уничтожил любые упоминания о Царице Птиц, когда сжег книги и обезглавил сказителей и поэтов. Но он забыл об одном — о детских играх. Лу Юй, есть такая вещь, как память народа, в которой события сохраняются долго после того, как сами они канули в Лету. Но ничего не исчезает бесследно, игры и народные песни — лучший тому пример. В тот день детишки, как обычно, пришли поиграть в свои любимые жмурки-прыгалки, которые есть не что иное, как пересказ древней легенды! Я удивленно уставился на старика.

— Нефритовая Жемчужина была ребенком женьшеня, в том смысле, что ее крестная была Королевой Женьшеня, правильно? А что мы делаем, если хотим «поймать»  женьшень?

— Перевязываем его красной ленточкой, — ответил я.

— Верно. А как Цинь сумел заманить прислужниц Царицы?

Я почему-то вспомнил фреску в пещере и ответил:

— Превратившись в хромого Коробейника.

— Правильно. А теперь вспомни игру. Мальчики прыгают на одной ноге, пытаясь сорвать с девочек ленту! Понимаешь? Последняя девочка, которая остается, — это Жемчужина, но ее нельзя убить, потому что она съела персик бессмертия, и мальчик прячет ее. Теперь он — император Цинь, а дети, пытающиеся на ощупь найти Царицу, — это птицы, ослепленные потому, что Цинь украл корону. Они пытаются найти свою госпожу, но есть ограничение во времени. Сорок девять. Почему?

Обычно я не отличаюсь умом, но тут ответ словно вспыхнул у меня в голове:

— Семь раз по семь. Значит, Царица сможет выбраться из плена, если взойдет на Небо раньше седьмого дня седьмого месяца. Но, мастер Ли, почему не найти десятка других толкований игры?

— Потому что. Как только дети почувствовали вкус женьшеня, они начали самопроизвольно дергать плечами и имитировать игру. Но самое интересное в другом. Как только дети прочитали стишок, они нашли Царицу! Обезьяна дотронулся до лба Олененка, и это не случайность.

Ли Као взял миску и стал палочками отбивать ритм.

— Духу бедного Ваня, наверно, было очень одиноко. Духи обладают прекрасной памятью, и, увидев, как дети играют в жмурки-прыгалки, Вань сразу понял смысл игры.

«Как найти Царицу? « — вот вопрос, и он знал на него ответ. Но ответить следовало по правилам, то есть в виде ребуса или загадки. И он ответил, да так, что, думаю, наш Вань был не просто героем.

Нефритовый серп, Шесть, семь. Чаша с огнем, Ночью как днем. Пламя как лед, Зло и добро, Золото и серебро.

Мастер Ли бросил палочки в миску и подмигнул мне.

— Как Ян Ванли назвал луну? Помнишь?

— Нефритовый серп, — ответил я, — плывущий по вечному морю…

— А говоря о луне, что можно сказать про цифры шесть и семь?

— Шестой день седьмой луны.

— А по-другому?

— Седьмой день шестой луны. Подождите, так это же сегодня! — опешил я.

— Верно. А что о чаше с огнем? Что она тебе напоминает?

— Солнце?

— Солнце. А следующая строчка?

— Ночью как днем… Ну, не знаю, может, солнечное затмение.

— Что-то я не припомню, чтобы солнечное затмение случалось в седьмой день шестого лунного месяца. Попробуй еще.

— Закат. Солнца уже нет, но еще светло.

— Умница! И что мы имеем? В игре дети спрашивали: «Где искать Царицу? « и дух

Ваня ответил, что если они посмотрят из башни на закат в седьмой день шестого месяца, то увидят, где Коробейник спрятал Царицу. Конкретно они увидят нечто, похожее на холодное пламя, серебро и золото. И именно их нам и следует высматривать сейчас.

Я покраснел и сердито сказал:

— Мастер Ли, мы ищем Великий Корень Силы, а не какую-то пропавшую богиню

Нефритового Владыки!

— Не кипятись. Думаешь, он сам этого не понимает? Подожди немного. Еще пару минут.

Солнце медленно садилось за горы, и облака уже окрасились пурпурными красками заката. Однако ничего похожего на холодное пламя я не видел. Становилось все темнее, на небе появились звезды, и, по правде, я подумал, что на этот раз мудрый Ли Као допустил промах.

Но тут солнце ушло за горизонт, последний яркий луч прорезал долину и упал на восточные горы. В любой другой день солнце бы находилось под другим углом к земле и этого бы не произошло, но сегодня… Свет упал на склоны гор, и я с удивлением увидел блестящее пятно. Оно светилось ледяным пламенем, затем стало серебряным, потом тускло-золотым и исчезло.

Мастер Ли поднялся и сложил на груди руки. — Ай да Вань! Ты с блеском выполнил миссию, данную Небесным Владыкой, и, уверен, теперь он обязательно позволит тебе подняться к звездам. Там будет много детей, которые захотят поиграть с тобой, и богиня

Нюйва непременно сделает тебя своим верным стражем.

Мы помолились, поклонились духу Ваня, и Ли Као лукаво прищурился.

— Десятый Бык, а как ты думаешь, что мы найдем там, куда указывало солнце?

— Место, где Коробейник спрятал Царицу Птиц. А разве нет?

— Бесспорно. Он наверняка прятал ее там, возможно, для того, чтобы найти Королеву Женьшеня. Но зачем нам искать Царицу Птиц? Если у Циня есть хоть немного мозгов, он наверняка отвел и ее к Старцу Гор. Жемчужину нельзя убить, но можно превратить во что угодно: в капельку росы или песчинку. Нет, Лу Юй, мы с тобой найдем там не Царицу. А то, что поможет и нам, и Нефритовому Владыке, — то, ради чего Цинь отдаст и Великий Корень, и звездную принцессу.

Ли Као сладко потянулся и почесал бороду.

— Нам надо немного поспать. Завтра на рассвете мы отправляемся за ледяным сердцем Цинь Шихуанди.

 

Глава 27, в которой Озеро Мертвых приоткрывает свои тайны

На четвёртый деть мы достигли предгорий.

Лето осталось позади, и нас встретил мрачный серый ландшафт.

Здесь было холодно, как в аду. Ни зеленых деревьев, ни журчания ручейка — лишь голые скалы да мрачный лес. Как будто кто-то своим морозным, мертвым дыханием убил всю жизнь вокруг. Мы шли час за часом, не встретив ни белки, ни орла. Лишь холод и одиночество.

А потом я увидел водопад. Вернее, не водопад, а скудный ручеек, падающий с отвесной скалы. Мы влезли наверх и с удивлением обнаружили, что скала являлась частью огромного оползня, давным-давно обрушившегося в долину. Вдалеке виднелся другой водопад, и обширное пространство между ними превратилось в озеро.

Это было самое холодное и мертвое озеро из всех, которые я когда-либо видел. Мало того, от него просто веяло злом.

Ли Као присел на камень и стал что-то прикидывать в уме.

— Десятый Бык, судя по всему, его мы и видели с Драконьего Глаза. И похоже, я знаю, что таится на дне.

Все оказалось куда сложнее. Мы смастерили плот и доплыли до середины озера, вот только дна у него не оказалось. Мы связали уйму лиан, привязав к концу камень, но как ни старались, все шло прахом. Камень дна не достигал, и Ли Као не выдержал и огласил округу вселенским сквернословием, благодаря которому три года подряд становился победителем всеимперского состязания в хуле и брани, проводимого когда-то в Ханчжоу.

Старик стал красным, как перец, и не находил себе места. Но в конце концов остыл и предложил забраться на дальний утес, чтобы посмотреть на проблему под другим углом.

Мы добрались до другого берега и стали взбираться на скалу.

Это было нелегко!

Вся скала состояла из глиняного сланца, руки скользили, нас чуть не смыло водопадом.

Вершина же вообще была сплошь из какой-то мягкой пористой породы, за исключением русла горной реки. Оно было из прочного камня, и Ли Као подошел к краю, ухватился за корягу и посмотрел вниз. Под нами серебрилась мертвая гладь озера, и хотя до него было шестьсот чи, я почувствовал, как мурашки подбежали у меня по спине.

— Ладно, — вдруг воскликнул старик, — если мы не можем опуститься ко дну, придется поднять дно к нам. Только сперва понадобятся сильные руки. Пойдем, Лу Юй, у нас мало времени.

Ближайшая деревня находилась за несколько ли от озера, и жители ни в какую не хотели даже приближаться к проклятому месту. Крестьяне называли его Озером Мертвых и боялись пуще демонов ада.

— Раз в год, на пятый день пятой луны, к озеру подходит караван, — рассказывала пожилая женщина. — И как-то раз, еще давно, несколько мужчин пошли посмотреть, кто, мол, такие. Так вот, их потом нашли со вспоротыми животами и без голов! С тех пор каждый пятый день пятой луны мы прячемся под кровати и молимся Небесному Владыке!

Мастер Ли посмотрел на меня, и я понял, что он хотел сказать. В пятый день пятого месяца Цинь завершал свой поход, после чего возвращался в замок. Это же место было для него священным.

Крестьяне ничего не хотели знать. И лишь увидев столько сокровищ, сколько бы не увидели еще двадцать жизней, с трудом согласились. Мы взяли кирки и лопаты и отправились к дальнему берегу.

Вскоре мы поднялись на скалу, к горной реке, и, прорыв длинный ров, соединяющий поток с ущельем, проложили новое русло. Оставалось только повалить деревья и запрудить реку. Крестьяне работали невероятно споро, желая как можно быстрее убраться отсюда, и вскоре все было готово. Река зарычала, зашипела и неохотно побежала в ущелье.

Мы раздали людям драгоценности, и теперь оставалось только ждать.

Правда, сколько, мы не знали, а потому спустились к озеру и, переправившись на другой берег, разбили палатку. Пора было готовиться к нырянию. Копья для зашиты от подводных тварей, воздушные мешки из пузыря свиньи, трубки из кишок да камни в пояс халата, чтобы легче уходить под воду.

Уже стемнело, и пока я смотрел на утес, Ли Као сидел под тентом и писал на бумаге песни. И вдруг началось.

Фонарик задрожал и поехал по столу. Задрожала земля, и мы увидели, как скала на том берегу озера зашевелилась, заскрипела и с жутким грохотом полетела вниз в озеро.

Порода оказалась такой пористой и мягкой, что горная река быстро разъела почву и отделила добрую половину скалы. Сейчас эта половина с высоты шестисот чи летела вниз, и мы вовремя ухватились за ближайшее дерево.

Вначале раздался оглушительный удар, а потом появилась волна. Она медленно приближалась к плотине на том берегу и наконец обрушилась в соседнюю долину. Нас обдало ледяным ветром, мертвый лес мгновенно скрылся под водой, а огромные валуны полетели, словно песчинки. Под ногами ходуном заходила земля, камни загремели, и не ухватись мы вовремя за дерево, не видать бы нам ни сердца Циня, ни Корня Силы, ни солнца над головой. Разъяренная стихия бушевала словно раненый тигр, наше дерево трещало и гнулось, но выстояло. Холодный туман окутал берег, и в конце концов все затихло.

Туман рассеялся, и…

Из оставшейся в озере воды торчали шпили и купола, словно мертвые пальцы убитого гиганта. Это было не озеро, а затопленный город.

Ли Као радостно завизжал и, схватив меня за талию, принялся танцевать. Я смутился и даже обиделся. Перед нами лежал мертвый город, и как он мог! Но радость старика была столь чистой и неподдельной, что стала передаваться и мне. Мы находились на верном пути. Где-то там было спрятано сердце!

Наступило утро, и солнечные лучи слегка согрели наш плот.

Но только не воду! Озеро по-прежнему оставалось ледяным, и я хорошо проверил свое снаряжение.

— Готов? — крикнул мастер Ли.

— Готов, — ответил я, взял в рот дыхательную трубку, прикрепленную к пузырю, проверил канат и прыгнул в воду.

Было жутко холодно, но я предварительно намазал тело свиным жиром и потому мог оставаться под водой. Правда, сколько? Я быстро шел ко дну, как вдруг меня подхватило ледяным подводным течением. Я даже увидел, как посинели мои пальцы, но течение закончилось, и вскоре мои ноги коснулись земли.

Я ожидал оказаться в кромешном мраке, но просчитался. Фосфоресцирующие камни зловеще светились в темноте, и имея возможность видеть, я быстро поплыл вперед по затопленным улицам города. Поворот, еще…

Воздух в первом пузыре подходил к концу, но у меня имелось еще два запасных. Вскоре я подплыл к какому-то дому и заглянул в окно. То, что я там увидел, поразило меня до глубины души.

Я метался туда и сюда, заглядывая в окна, и везде видел ту же картину.

Воздух заканчивался.

Я дошел до места, где канат вертикально уходил вверх, выкинул из-за пояса камни и всплыл на поверхность.

— Мастер Ли! Мастер Ли!

Старик велел мне закрыть рот, и лишь когда вытащил меня из воды, насухо вытер полотенцем и дал выпить вина, позволил рассказать об увиденном.

Я не знал, с чего начать. Ледяное течение. Город.

— А потом в окне я увидел скелеты женщины и ребенка. И он лежал в колыбели!

Мастер Ли, это озеро появилось не сразу, но люди в городе умерли мгновенно! Я видел игроков, застывших над столом, кузнеца с молотом в руках, женщину со сковородкой.

Мастер Ли, если это дело рук Циня, у него, наверно, самое холодное в мире сердце!

Ли Као схватил меня за руку.

— Повтори, что ты сказал.

— … если это дело рук Циня, у него, наверно, самое холодное в мире сердце, — промямлил я.

Выражения лица Ли Као я не понял. Но оно мне напомнило кота, подкрадывающегося к ничего не подозревающей мышке. Затем он взглянул вниз и просиял.

— Десятый Бык, это место — продолжение лабиринта, но кулона у нас больше нет.

Правда, у меня есть одна мысль. Помнишь, когда Старец Гор говорил о глупости своих учеников, рассказывая, где кто спрятал сердце; уж не имел ли он в виду нашего общего знакомого? Хоть и косвенно, но не говорил ли он о нем?

Ли Као быстро намазался жиром и взял воздушные мешки.

— Ведь вряд ли бы он стал гордиться тем, кто спрятал свое сердце в затопленном городе, тем более так откровенно указав нам путь. А ну-ка, Десятый Бык, покажи мне это ледяное подводное течение, что-то мне подсказывает, что я знаю, куда оно ведет.

 

Глава 28

Мы погрузились в зловещую воду и через минуту я нашел глубинный поток. Он был настолько ледяной, что мы замерзли бы насмерть, если бы Ли Као не пришла в голову очередная гениальная мысль. Поток обнаруживал себя по обильному скоплению пузырьков, и плывя параллельно им, мы могли не сбиться с пути.

Так прошел не один час. Раз за разом мы поднимались на поверхность, чтобы отдохнуть и пополнить запасы воздуха, и наконец добрались до середины озера, где, окруженный четырьмя башнями, виднелся медный купол. Осколок падающей скалы пробил в нем большую брешь, и каково же было мое счастье, когда я увидел, как пузырьки вели прямо внутрь затопленного храма.

Мы нырнули и оказались в святая святых Циня. Это была самая большая сокровищница, и драгоценностей здесь имелось, наверное, раз в десять больше, чем во всех других хранилищах вместе взятых.

Алмазы и жемчуг, золото и нефрит, серебро и изумруд… и, как обычно, разинутая пасть тигра. За зубами виднелось небольшое углубление, и когда я подплыл поближе, мое сердце неистово забилось в груди. Среди разбросанных драгоценных камней лежала золотая шкатулка, и пузырьки исходили как раз из дырки замка. Я радостно замахал Ли Као и уже собирался взять ее, когда старик остановил меня и многозначительно посмотрел на маску. Пасть была открыта.

Я нырнул чуть глубже, выворотил каменную плиту и сунул ее в пасть. Стальные челюсти сомкнулись на плите и принялись жевать камень. К счастью, плита оказалась довольно прочной. Я быстро взял шкатулку и только успел отдернуть руку, как гигантские зубы раскололи камень.

Я засунул шкатулку в мешок, привязал его к поясу, и мы быстро поплыли обратно. Но тут мое сердце бешено застучало, и, не будь у меня трубки во рту, я бы закричал.

Нам навстречу двигались призраки убитых прислужниц Царицы. Они плыли, словно рыбы, и длинные волосы развевались позади. Но глаза! В них было столько ужаса и мольбы!

Отступать было некуда. Волосы, словно щупальца осьминога, метнулись в нашу сторону, вырвали наши трубки и полезли в рот. Мы насилу отбились, поменяли пузыри с воздухом и, выставив копья, попытались прорваться.

Бесполезно. Глаза «русалок»  молили о прощении, но волосы не подчинялись. Вторая попытка, третья… Последняя трубка вылетела у меня из рук, и следовало срочно что-то предпринимать.

Я схватил Ли Као и погреб обратно к башням. С помощью копья мне удалось выбить еще одну плиту и, протиснувшись внутрь, я заложил образовавшуюся брешь, выкинул из-за пояса камни и из последних сил стал всплывать. Мои легкие разрывались, в ушах стучало, жутко болели глаза, но еще секунда, и наши головы показались над водой. Мы очутились под самым куполом. Воздух словно обжигающий пар ворвался в мои легкие, и я закричал. Ли Као же не издал ни звука. Его глаза были закрыты, и он не двигался.

Я заметался как загнанный зверь, и тут увидел, что стена слева наполовину разрушена.

Я подплыл к ней, пробил дырку и вытащил Ли Као на крышу.

Он по-прежнему не шевелился. Я перевернул его на живот и стал делать искусственное дыхание. Ну же! Ну. Неужели все? Неужели поздно?!

Старик закашлялся, вода полилась у него изо рта, и он сделал первый вздох. Я без сил упал на спину, и так мы лежали какое-то время, словно рыбы, выброшенные на берег…

Когда я понемногу пришел в себя, то понял, что радоваться нечему. До берега было больше четырех ли, а вокруг нас, словно акулы, плавали прислужницы Царицы.

— Десятый Бык, сейчас мы с тобой свидетели настолько тяжкого преступления, что это выше всяческого понимания. Правитель Цинь не просто убил бедных девушек. Он силой колдовства заставил их охранять его сердце! А поскольку сам-то он, судя по всему, собрался жить вечно, бедные призраки, обречены на ВЕЧНОЕ проклятие!

Ли Као аж побагровел от злости.

— Никто на свете, даже Нефритовый Владыка, не может обрекать на ВЕЧНОЕ проклятие! Но Цинь смог! Надеюсь, когда этот негодяй наконец-то попадет в ад, великий Яо-ван встретит его как подобает!

Я достал из мешка шкатулку и поднес к уху. Изнутри доносилось гулкое биение ледяного сердца.

— И как ее открыть? — спросил я.

Как сказал бы настоятель, риторический вопрос. Мы резали шкатулку кинжалом, били ее о камни, сломали все отмычки, имевшиеся у Ли Као, но бесполезно. Острейшее лезвие не оставило даже следа, а замок был столь сложным и редким, что Ли Као безвольно опустил руки. Я отложил шкатулку, и мы тупо уставились на нее. И тут из мешка вдруг выкатилось несколько драгоценных камушков из сокровищницы, которые я, видимо, прихватил с собой. Ли Као поднес один из них поближе, и на его лице появилось такое выражение, какого я еще не видел.

— Шах и мат! Я ж говорил, что Нефритовый Владыка на нашей стороне. Нам пора спешить, Десятый Бык, но перед этим надо принести торжественную клятву.

Я понятия не имел, о чем он говорил.

— … превратить в капельку росы или в песчинку. Какой же я идиот! Мои мозги настолько размякли, что я не понял самого важного! Ладно, Десятый Бык, покуда я уже не могу полагаться на свою память, будь добр, напомни, как звали этих бедных служанок?

— Снежинка, Малютка Пин и Осенняя Луна. Мастер Ли спрятал драгоценные камни и подошел к краю крыши.

— Снежинка! Малютка Пин и Осенняя Луна! Выслушайте меня. Наши поиски подошли к концу. У нас есть флейта, шар и колокольчик; и я знаю, где найти перья, корону и Царицу Птиц! Пропустите нас! Я знаю, как это трудно, но вы должны собрать все свои силы и побороть заклятие! Если вы это сделаете, я клянусь всем святым на свете, что птицы прилетят! В седьмой день седьмого лунного месяца птицы со всего Китая прилетят и построят мост!

Никогда я не видел ничего более героического, чем то, что произошло потом. Голос Ли Као эхом отразился от сводов мертвого города, и вдруг призраки закружились. Сперва мне показалось, они попросту сошли с ума, но потом я все понял.

Девушки закручивали вокруг себя непослушные волосы, и если я и не слышал криков, то чувствовал их глубоко в сердце. Это был не просто бой. Вода бурлила, и казалось, будто немыслимая битва происходила под водой, словно само Небо схватилось с легионами демонов. Я подхватил Ли Као, и мы быстро ринулись к берегу. Двести чи, сто…

Мои ноги коснулись дна, и мы устало плюхнулись на прибрежный камень. Ли Као посмотрел вдаль и почтительно склонил голову.

— Десятый Бык, мы поклялись, и теперь наступило время проверить силу твоих мускулов. До замка-лабиринта чуть ли не полстраны, но мы должны успеть туда не позднее седьмого дня седьмой луны. Справишься?

— Мастер Ли, полезайте мне на спину, — ответил я и, когда он забрался на плечи, помчался что было сил.

* * *

В полдень седьмого дня седьмой луны мы стояли на песчаном берегу и созерцали возвышающийся на той стороне пролива утес, на котором, словно коршун, притаился замок-лабиринт. Солнце золотило волны Желтого моря, но ветер метался над замком, и чайки, словно снежинки, кружили в небе, предвещая грозу. Надвигалась буря, и переплыть пролив мне было не под силу.

— Мастер Ли, что же делать? Мы не успеем.

— Успеем, по-моему, у нас сегодня счастливый день, — ответил старик и засмеялся.

Навстречу нам двигалась целая флотилия лодок.

Вернее, не просто двигалась, а гналась за маленькой рыбацкой лодкой с красным парусом. Из других лодок летели копья и стрелы, и ветер доносил до нас обрывки фраз:

— Мой кошелек!.. Моя нефритовая ваза!.. Сокровища моей прабабушки!.. Жулики!

Помет летучих мышей не лечит артрит!.. Верните мои сережки!.. Держите воров!..

Маленькая лодка причалила к берегу, и двое людей подлой наружности выбрались и замахали кулаками.

— Как вы смеете обвинять нас! — возмущался оценщик Фан.

— Мы вам еще покажем! — орал Хапуга Ма.

Флотилия приближалась, и двое жуликов пустились наутек. Вскоре они скрылись из виду, мы сели в лодку, и ветер понес нас прямо к замку. Мы находились уже почти на той стороне, когда сверкнула молния и полил проливной дождь. Следовало спешить, пока не начался прилив.

Камни были очень скользкие, но с третьей попытки мне все же удалось закинуть крюк, и по веревке мы поднялись в ту пещеру, откуда когда-то прыгали в море. Я надежно закрепил крюк, и по той же веревке мы спустились в лабиринт.

— Жаль, у нас больше нет кулона, — сказал мастер Ли. — Ах, была бы у меня память как у Хо…

У него не было памяти как у Хо, но того, что имелось, хватило за глаза и за уши. Разум

Ли Као был для меня все равно что сокровенные мысли Будды: я не то что не мог постичь его, я понятия не имел, как вообще ему такое удается. Цинь, судя по всему, не терял зря времени, и в потолке виднелись новые искореженные тела. Я напрягал слух, ожидая услышать знакомый рев тигра. А мастер Ли, не колеблясь, спокойно шел вперед, ориентируясь одно Небо знает, по каким признакам. Он довольно улыбнулся, когда мы прошли под арку и оказались у водоема под тронным залом.

По полу заметались тени, и тигр вдалеке зарычал.

Я привязал две веревки по обе стороны тоннеля, обмотал их вокруг пояса и сделал скользящий узел. Теперь мы могли подниматься, будучи уверенными, что нас не унесет потоком, и когда воды прибавилось, Ли Као забрался мне на плечи, и нас потащило вверх.

Все выше и выше. Мастер Ли держал в руках факел и вскоре увидел потаенную дверь. Я слышал, как он пыхтел, пытаясь отодвинуть засов. Потом раздался мерзкий скрип, и дверь с шумом распахнулась, чуть не ударив меня по голове. Я подтянулся, и мы выбрались в тронный зал.

Из случайно брошенной реплики Ключника-Кролика мы знали, что на ночь зал закрывался и никто, кроме правителя, не имел права здесь находиться. Снаружи у дверей ходили солдаты, я слышал лязг оружия и мерные шаги. Но тут на небе показалась луна, и я остолбенел.

На троне сидел правитель Цинь, и зловещая маска в упор смотрела на нас.

Однако Ли Као не моргнул и глазом.

— Не бойся, это всего лишь пугало, — прошептал он. — Костюм.

Он был прав. Подойдя ближе, я увидел, что спинка трона проглядывала сквозь пустые отверстия для глаз. Циня здесь не было. Это были всего лишь маска и плащ из перьев, одетый на металлический каркас.

— Итак, мы дали клятву и должны ее выполнить, прежде чем найдем Корень Силы, — серьезным тоном сказал мастер Ли. — А это значит, у нас осталась пара часов на розыск перьев, короны и Царицы, а также ключа к шкатулке. Так что поехали. Вспомни-ка, когда ты ударил его в первый раз и топор отскочил, куда ты попал?

Я протянул руку, и мои пальцы коснулись трех маленьких перышек, искусно вплетенных в плащ.

— Не может быть! — воскликнул я. — Мастер Ли, это те самые перья?

— Сейчас узнаем. Попробуй их вытащить.

Мы не смогли их ни вытащить, ни срезать, ни даже просто подпалить. Перья держались самым непостижимым образом.

Тогда Ли Као достал из-за пояса волшебные безделушки Коробейника. Я взял флейту, положил ее на ручку трона и потянул за первое перышко. Через миг оно лежало у меня на ладони.

Мы проделали то же самое с шаром и колокольчиком, и остальные перья с легкостью отделились от плаща. Ли Као спрятал их в пояс и тревожно посмотрел на небо.

— Теперь нам потребуется помощь.

Мы подождали, пока вода ушла из лабиринта, и тем же путем выбрались из замка.

Море уже успокоилось, и я вплавь добрался до берега, перетащив на спине Ли Као.

В городе кипела жизнь.

Отовсюду слышались смех и песни. Танцовщицы и куртизанки, моты и игроки всех мастей кружились в вечном колесе жизни; город праздно суетился, готовясь вступить в новый день.

Скорее.

Мы забрались в маленький сад, пробежали мимо собак, прекрасно знающих нас и потому не поднявших шума, и залезли в окно дома, где кроткий хозяин со своей ненасытной до нефрита и жемчуга супругой тихо грелись у семейного очага.

— Пупсик! — радостно воскликнула Цветок Лотоса.

— Привидения! — завопил Ключник-Кролик и нырнул под кровать.

 

Глава 29, в которой взгляд на мир через полуоткрытый глаз дает свои плоды, тигр рычит в последний раз, и сбрасываются все маски

Вытащить его было нелегко. Но после того, как мы убедили милое семейство, что нам, дескать, удалось-таки выжить и мы не заболели трупной чумой, Ключник-Кролик с трудом выбрался из-под кровати и даже оказался столь любезен, что принес нам вина из своих скудных запасов.

Когда же он успокоился и перестал дрожать от страха, Ли Као мягко улыбнулся и как можно более спокойно сказал:

— Цветок Лотоса, пожалуйста, держи своего мужа, но мы с Десятым Быком надумали убить правителя Циня.

Она поймала его как раз вовремя. Наш друг закатил глаза и тут же повалился в обморок. Лишь стакан вина и нюхательная соль смогли привести его в чувство.

— Вот. И вы поможете нам. На этот раз он все-таки упал.

Опять вино, опять нюхательная соль, и вот на щеках бедняги появился румянец, он вытер вспотевший лоб и уставился на нас, моргая опухшими глазами.

Ли Као подошел к окну.

— Наверное, сперва стоит объяснить, почему мы решились на столь странный поступок, — сказал он. — Вам понравится эта история, особенно тебе, Цветок Лотоса, потому что она о самом прекрасном божестве Неба и самой красивой девушке на Земле.

— И о ее злобной мачехе, правда? — радостно воскликнула она.

— Увы, но на сей раз мачехи не будет. Но ты не переживай, тебе все равно будет интересно.

— Слава Небу, я ужасно боюсь мачех, — успокоившись, прошептал Ключник-Кролик.

— Просто коленки дрожат.

Ли Као разлил вино и рассказал все точь-в-точь, как поведал нам Хо.

Звездный пастух, Царица Птиц… Цветок Лотоса слушала, как ребенок. Она постоянно ерзала на стуле, смеялась и хлопала в ладоши и даже прослезилась, когда Нефритовый Владыка надел на голову Царицы корону и Нефритовая Жемчужина вознеслась к звездам.

Было совершенно очевидно, что простой крестьянской девушке так хотелось оказаться самой первой красавицей на свете и, сделавшись богиней, подняться по лестнице в небо.

— … и жили они… — Ли Као допил вино и лукаво посмотрел на всех. — Жаль, но я не могу завершить сказку так, как хотелось вам. Они не жили долго и счастливо после этого, потому что одному злобному господину захотелось жить вечно. Он прознал, что если украсть что-нибудь у божества, некий старец, живущий у подножия горы Эмэй, сделает так, что человек не состарится и не умрет. За умеренное вознаграждение он вытащит тебе сердце, и ты будешь жить вечно. Так наш приятель решил похитить самую невинную и доверчивую богиню.

— О нет! — вскрикнула Цветок Лотоса.

— О да, — ответил Ли Као. — У Царицы Птиц имелись три служанки, и вот наш злодей купил у старца гор три волшебные безделушки и три перышка, точь-в-точь такие, как у Царицы. После этого он превратился в хромого Коробейника и предложил девушкам сделку. Он сказал, мол, сам давно поклонялся Царице Птиц и очень бы хотел на старости лет иметь хоть что-нибудь из ее вещей. «Отдайте мне всего три перышка с ее короны, — сказал он, — а взамен я дам вам такие же в точности перья. Вы подмените их, и никто ничего не узнает. Но кроме того…»

С этими словами он наверняка вытащил свои волшебные побрякушки, и у доверчивых бедняжек загорелись глаза. О Небо — флейта, рассказывающая сказки, волшебный колокольчик, магический шар! Но перья все-таки принадлежали их госпоже, и тогда они спросили, смогут ли вернуть обратно все эти чудные подарки, если Царица все же узнает о подмене? «Конечно»,  — поклялся Коробейник.

— Но это неправда! — заплакала Цветок Лотоса. — Они бы ни за что не отдали перья Царицы!

— Конечно, не отдали бы! — ответил Ли Као. — Если бы знали, как они важны. Но вспомните, это случилось почти тысячу лет назад, а тогда перья носили почти все. Почти в любом головном уборе имелись птичьи перья, и служанки не подозревали о силе этих перышек. Они купились на уговоры старого Коробейника, после чего он хладнокровно заколол их кинжалом и был таков.

— Бедные служанки, — всхлипнула Цветок Лотоса. — Бедные доверчивые глупышки.

— И бедная Царица Птиц, — ответил мастер Ли. — Представьте, как было больно ей.

Негодяй наверняка выкрал перья как раз на седьмой день, чтобы божества не смогли предупредить Царицу. И вот в седьмой день… Она надела корону и стала звать птиц, но они не слышали ее, ибо перья были фальшивые. Она заметалась в панике, глядя на Небо, где ждал ее любимый, но тщетно… Закон оказался нарушен, и отныне божества не могли помочь ей. Нетрудно догадаться, что после этого нашему злодею не стоило большого труда отнять и корону.

— Ужасная трагедия! — затрясся Ключник-Кролик. — Не люблю трагедий, мне от них делается страшно.

— Боюсь, дальше будет только страшней, — вздохнул мастер Ли. — Злодей вернулся к старцу гор, и тот вытащил у него сердце. И много секретов рассказал своему ученику.

Его власть усиливалась день ото дня, и ты, мой дорогой, как никто другой знаешь его, ибо это тот самый правитель, который столько лет скрывается в замке, прячась за страшной маской тигра.

Я чудом не дал бедняге упасть.

— Правитель Цинь — это не кто иной, как Цинь Шихуанди? — запричитал он после того, как пришел в себя. — Столько лет! О Небо, лишь бы увидеть его лицо под маской!

Ведь это, наверное, самое ужасное лицо!

— Боюсь, ты не прав, — со странной интонацией в голосе произнес мастер Ли. —

Ведь мы говорим о весьма необычном человеке. Он сжег все книги в Империи, чтобы уничтожить любые упоминания о легенде, и убил миллионы людей, но чего, спрашивается, он боялся? Он стал неуязвим, а Нефритовая Жемчужина была уже больше не богиня. Он построил себе тридцать шесть замков, чтобы убийцы не смогли вычислить, где он остановится, но зачем человеку бояться смерти, если он будет жить вечно? И еще…

Цинь живет исключительно ради денег, но хранит ли он свои богатства в неприступных камерах и замках, охраняемых легионами солдат? Отнюдь. Его сокровища охраняют чудища из детских сказок, и хоть, возможно, они и впрямь ужасны, не такие уж они хорошие сторожа! Великий Будда, любой мало-мальски соображающий солдат мог бы придумать в тысячу раз более надежный способ, как сохранить богатство!

— Думаешь, он ненормальный? — прошептала Цветок Лотоса.

— О нет, совсем нет. Этот парень воздвиг вокруг себя мир страшной сказки, что, конечно, глупо, если думать о нем как о великом императоре и полководце. Но это отнюдь не глупо, если представить его таким, какой он есть на самом деле: маленьким трусливым мальчиком, забирающимся с головой под одеяло и видящим чудовища в каждом темном углу. Друзья мои, он, конечно, вырос, но вряд ли повзрослел, поскольку пошел даже на то, чтобы вытащить собственное сердце, лишь бы только избежать холодных лап смерти! — Мастер Ли выждал паузу. — Но самое странное…

Тут он порылся в своем хитроумном поясе и достал драгоценные камушки, которые я «выловил»  из озера вместе со шкатулкой.

— Взгляните на эти камни. Мы говорим о человеке, живущем исключительно ради богатства. Он трясется над каждой монетой, и тем не менее, — старик многозначительно посмотрел на сидящего напротив Ключника-Кролика, — он нанимает тебя. Ты обязан назначать штрафы, сопровождать правителя во всех его поездках, каждую ночь подсчитывать деньги! Алчный правитель Цинь устроил так, что его счетовод проводит с его сокровищами больше времени, чем он сам! Странно, не правда ли?

— Цветок Лотоса права, — твердо сказал я. — Он ненормальный!

— Отнюдь. Все зависит от того, что мы думаем увидеть под рычащей маской тигра. —

Голос мастера Ли стал холодным, а глаза засверкали, как у кобры. — Зловещий оскал тирана… или испуганные красные глазки КРОЛИКА!

Ли Као подал мне знак, и я, словно барс, прыгнул через стол и сбил Ключника-Кролика с ног.

Теперь нам могло помочь только Небо. Я придавил злодея к полу, Ли Као подбежал и сорвал с его шеи длинную цепь, на которой висел ключ в форме цветка с шестнадцатью бороздками. Он достал шкатулку, и ключ точно вошел в замок. Оставалось только открыть.

Но это оказалось нелегко. Требовалось строго определенное усилие, чтобы провернуть ключ в замке, и я молил Небеса, чтобы у нас получилось, как вдруг комнату прорезал пронзительный крик.

Кричала Цветок Лотоса, и было понятно почему. Подо мной лежал не маленький человечек с красным носом, а рычащий оскалившийся тигр.

Я яростно схватил его за шею, вцепился зубами в загривок и мы стали кататься по полу. Тигр рычал и бил лапами воздух, но я не ослаблял хватки. Скорее, мастер Ли, скорее!

Время неумолимо двигалось к полночи, собаки лаяли в саду, почуяв неладное, но Цинь и впрямь оказался самым глупым учеником Старца Гор.

Поняв, что в образе тигра ему со мной не справиться, он превратился в змея, потом в дикого кабана, затем стал огромным пауком, и я молил Нефритового Императора:

«Пожалуйста, Владыка, пусть только этот кретин не вспомнит о скорпионах! « Я уже представлял, как гигантский хвост протыкает меня насквозь. «Ради всего святого, сделай так, чтобы он забыл о кактусах, дикобразах, зыбучих песках или попросту лужах воды! Еще хоть немножко! « Не знаю, помог ли мне Нефритовый Владыка, но Цинь определенно не читал мои мысли, потому что превратился в крокодила. К сожалению, довольно большого, и если я все еще держался у него на загривке, то мастеру Ли повезло меньше.

Гигантский хвост опрокинул стол, и тот придавил Ли Као. Шкатулка выпала у него из рук и отлетела в другой конец комнаты.

Я выплюнул клочки шерсти, волос и чешуек и заорал во все горло:

— Цветок Лотоса, открой шкатулку!!!

Девушка потянулась за ларцом, и Цинь превратился… в обезьяну, затем в валун, и мы с грохотом рухнули на пол. Я видел, как на серой поверхности камня появилась пара розовых глаз, и скрипучий голос Ключника-Кролика протрещал:

— Я могу стать больше! Еще больше!!!

Мои ребра трещали, перед глазами расплывались круги, но я не сдавался. Скорее, любимая, скорее! Цветок Лотоса, высунув язык, напряженно пыталась открыть замок и сейчас походила на ребенка, первый раз продевающего нитку в иглу. Я закричал от боли, и камень ехидно захихикал:

— Еще больше! Я раздавлю тебя! Я повешу вас у себя над кроватью, и каждую ночь летучие мыши станут прилетать и выедать вашу печень, и ваши крики будут помогать мне заснуть!!!

Комната заходила ходуном у меня перед глазами, и я думал, что это конец. Камень увеличился еще, но тут я бросил взгляд на Цветок Лотоса. Она вскрикнула, и открытая шкатулка упала на пол. Из нее выкатилось мокрое ледяное сердце.

В ту же секунду камень вновь стал Ключником-Кроликом. Он взвизгнул и бросился спасать свою жизнь, но было поздно. Цветок Лотоса быстро подхватила сердце и с размаху швырнула его в открытое окно, где на него тут же набросились голодные псы.

Ключник-Кролик замер, потом повернулся к «жене»  и, протянув руку, открыл рот. Он хотел что-то сказать, как вдруг стал быстро осыпаться. Плоть клочками отваливалась от костей, и великий император, давший имя целой стране, прямо на глазах превратился в пыль. Раздался странный звук, будто колесо истории сделало большой оборот, и халат, расписанный драконами, упал на пол.

 

Глава 30, последняя, где заканчиваются все поиски и торжествует красота

Я поднял стол и Ли Као, кашляя и шатаясь, подошел к окну и осушил сразу полкувшина.

— Великий Яо-ван поди заждался! Что ж, удачи, приятель, тебя ждет теплый прием!

Он передал кувшин нам.

Мы переглянулись, залпом допили вино, и ужас в глазах девушки сменился выражением крайнего удивления. Ли Као поднял халат и достал оттуда маленькую золотую корону.

— Что может быть надежнее, нежели спрятать самые бесценные сокровища в мире там, где должно быть сердце, — сказал старик, и я обомлел. В другой руке он держал заветный Корень Силы!

— Мастер Ли, — воскликнул я. — Значит, наши поиски закончены?

— Не совсем, — ответил Ли Као. — Это и вправду Великий Корень Силы, но мы не должны забывать, что это также Королева Женьшеня, а ее величество нельзя заставить излечить детишек. Она должна это сделать по доброй воле, и лишь ее крестница может передать нам ее слова.

Он поклонился Цветку Лотоса и почтительно сложил руки на груди. — То есть вы, госпожа Царица Птиц. Я чуть не упал.

— Мастер Ли, вы серьезно?

— Я никогда еще не был столь серьезным, мой мальчик.

— Я — Царица Птиц? — воскликнула Цветок Лотоса. — С моими-то короткими ножками и простым деревенским лицом? Звездный Пастух полюбил самую красивую девушку на Земле!

— Фигурально выражаясь, да, моя дорогая. Но красоту часто переоценивают, и если бы

Звездный Пастух искал лишь ее, он бы мог выбрать любую богиню. Но он выбрал тебя, простую девушку, в чьих глазах скрывается вся радость, надежда и любовь мира и чья улыбка может наповал свалить быка. — Он рассмеялся и подмигнул мне. — Спроси этого быка, например. Его-то уж ты точно околдовала. Только, когда мы вернемся домой, Лу

Юй, напомни мне, пожалуйста, чтобы я по меньшей мере на девять десятых закрыл свой полуоткрытый наддверный глаз. Мне следовало догадаться, что Цветок Лотоса и есть богиня, как только Скряга Шэнь отреагировал на нее так же, как ты!

Цветок Лотоса сердито топнула ногой.

— Я не верю ни единому вашему слову!

— Конечно, не веришь, — ответил Ли Као. — Цинь водил тебя к Старцу Гор, и тот попросту забрал твою память.

Он вынул перья, и они словно живые выпорхнули из рук и божественной триадой накрыли корону.

— Правду говорят, что рыба гниет с головы. Если бы у меня еще остались мозги, я бы заметил, что Скряга Шэнь совсем не ревновал к тебе, Десятый Бык, равно как и ты к нему.

Ваши поклонники, госпожа, нисколько не ревновали друг к другу И это странно, если речь идет о любви. Но это нисколечко не странно, если мы говорим о поклонении!

Собратья по вере никогда не ревнуют друг к другу, а истинно чистый душой всегда распознает богиню. Я уже говорил о твоей чистоте, Десятый Бык; Скряга Шэнь же глубоко внутри тоже оставался прекрасным и добрым человеком. Мы оцениваем людей по внешности, но ведь самое главное — их душа! Все твои поклонники, Цветок Лотоса, были хорошими людьми, несмотря на то, что с ними сделала жизнь. А я, болван, не догадался. — Он поднял с пола камушек и протянул его нам. — Но это все поставило на свои места. Цветок Лотоса — это очень редкая жемчужина, черная с белым пятнышком в форме звезды, и Десятый Бык бросил ее к твоим ногам там, в замке Циндао. Спустя некоторое время мы нашли ее в затопленном городе рядом с заветной шкатулкой.

Правитель Цинь, несомненно, был глуп, но в одном поступил очень мудро. Старец Гор наверняка предлагал ему превратить тебя в каплю росы или лепесток розы, но жадный до денег Цинь поступил куда лучше. Его интересовало только богатство, и он смекнул, что такая, какая есть, ты принесешь ему намного больше сокровищ. Понимаешь, такова природа. Люди склонны поклоняться красоте, а богини, в свою очередь, не видят ничего дурного в том, чтобы принимать подарки. И никто из них не совершает греха. Мужчинами движет не похоть, равно как и тобой никогда не руководила жадность. Только единственное, что и вправду забавно… — тут старик согнулся пополам и истерически захохотал, — что самому жадному человеку на Земле досталась в жены самая непритязательная девушка в мире! Тебе были не нужны эти драгоценности и побрякушки, и Цинь наверняка не спал ночами, пока не нашел твое уязвимое место. Подумай об этом, Лу Юй, подумай о жемчуге и нефрите, потому что теперь ты должен сделать решающий шаг.

Он наполнил мою кружку, и я попытался собраться с мыслями. Но бесполезно. Мой мозг отказывался работать, и я просто закрыл глаза и вдруг вспомнил свой сон.

Я стоял в молочно-белой комнате, и со мной была Мышка.

— Знаешь, когда мы были маленькими и, держась за руки, пели сиротские песни, я уже тогда знала, что ты полюбишь Цветок Лотоса, — тихо сказала она. — А теперь, Лу Юй, ты должен доверять своему сердцу. Ты вырос и стал большим и сильным. Теперь тебе придется собрать все свои силы, чтобы найти Королеву раньше, чем счет достигнет сорока девяти. Пятьдесят означает «уже никогда»… Разве не достаточно тысячи лет?.. Птицы должны прилететь… прилететь… прилететь…

Образ исчез, и я вспомнил, почему мир вокруг меня был таким белым. Я находился в огромной жемчужине, и внезапно я все понял.

Я открыл глаза. Ли Као внимательно смотрел на меня.

— Десятый Бык, скоро наступит полночь и седьмой день седьмой луны подойдет к концу. В тысячный раз Звездный Пастух посмотрит вниз на Землю и в тысячный раз заплачет горькими слезами. И так будет длиться вечно, потому что, по словам Нефритового Императора, шанс вернуться на Небо после ослушания выпадает лишь раз в миллион лет. Конечно, если сейчас не наступил этот день.

Ли Као протянул мне корону. Слезы навернулись мне на глаза, а Цветок Лотоса в страхе отпрянула.

— Нет, я не согласна, — прошептала она, — я люблю тебя, а ты любишь меня, и мы можем найти какой-нибудь необитаемый остров и жить там вечно.

— В том-то и дело, что не можем. Ты можешь, я нет.

— Мне страшно, Пупсик, я не хочу меняться.

— Хочешь, любимая, еще как. Вспомни, как я подарил тебе корзинку с серебром и ты отдала ее первой же служанке. Ты не любила ни изумруды, ни серебро, тебе были не нужны ни золото, ни алмазы. У тебя никогда не было приличного платья, ты не нуждалась ни в деньгах, ни в славе. Но стоило мне принести тебе жемчуг и нефрит!.. Твои глаза округлялись, ты вытягивала руки и, не замечая ничего, бежала навстречу жемчугу и нефриту, навстречу себе. Моя Царица Птиц, моя Нефритовая Жемчужинка.

Я смахнул слезы и надел ей на голову маленькую золотую корону.

Думаю, нечасто простому смертному удается спасти богиню, но если моим уважаемым читателям когда-нибудь выпадет такой шанс, не упустите его. Это великое благословение.

Как только корона коснулась головы моей любимой, невиданной силы свет заполнил комнату, и, ослепленный, я упал на колени. Прищурившись, я видел, как Цветок Лотоса вышла в сад, и яркий нимб над ее головой освещал все вокруг. Это был самый яркий свет, который я когда-либо видел.

— Сейчас ей надо о многом подумать. — Ли Као похлопал меня по плечу. — Выпей со мной.

Цветок Лотоса подняла голову к Небу и издала странный звук, одновременно похожий и на крик, и на птичий зов, и когда эхо многократно повторило ее призыв и угасло вдалеке, упала на колени и сложила на груди руки. Она смотрела на Великий Корень Силы и беззвучно разговаривала с ним. А потом…

Девушка направила корень в сторону замка-лабиринта, и мастер Ли поспешно схватил очередной кувшин.

— Дай мне свою кружку, Десятый Бык, нас ждет захватывающее зрелище! — сказал он и пододвинулся поближе к открытому окну.

— Мастер Ли, я не могу больше пить.

— Ерунда! Скажи: «сорок четыре мертвых каменных льва»* .

— Сорок четыре мертвых каменных льва.

— Вот видишь! Ты трезв, как Конфуций. С ним было трудно спорить.

Сейчас мы были не единственные, кто смотрел на замок-лабиринт. Громадина зашевелилась и затряслась, люди на улицах упали на колени и стали молить Небо о пощаде. Куртизанки и игроки, пьяницы и воры плакали и клялись навсегда оставить свой тернистый безнравственный путь.

А замок таял на глазах. Некогда неприступные стены оплывали как свечи, массивные каменные плиты осыпались вниз словно карточный дом, а стальные двери разлетались как обрывки хрупкой бумаги. Перекидные мосты обрушились в ров, и высоченный столб воды поднялся над замком и с грохотом обрушился в море. Тигр в лабиринте рычал в последний раз.

Огромное облако пыли поднялось в небо и градом низверглось на город. Осколки застучали по крышам, и через несколько минут от неприступной крепости смерти остались лишь жалкие руины.

И тут я увидел птиц.

Сперва послышался легкий шум, будто дождь забарабанил по листьям. Он нарастал, становился глубже, ярче, пока громадное облако не заслонило небо. Птицы со всех концов

Китая, все до единой, даже те, которые сидели в клетках, теперь были свободны и летели на призыв своей Царицы. Поднялся невиданный ветер, и люди бросились врассыпную.

Миллионы цветов закружились в воздухе, и все утонуло в этом звенящем поющем водовороте.

Первой летела птица феникс, и ее огненные перья светились на ночном небе подобно падающей звезде. За ней летели орел и альбатрос — цари птиц суши и моря. За ними следовали: сова — царь ночи, жаворонок — покровитель дня, лебедь — царь рек, журавль

— повелитель болот, попугай — властелин пернатых в джунглях, буревестник — брат бури и ворон — черный пророк. Их было так много, что мне бы не хватило и двадцати страниц, чтобы перечислить всех. За царями птиц летели бесчисленные легионы разных пернатых, и у каждой пташки в клюве была веточка или прутик.

Непередаваемый аромат зелени и весны наполнил все вокруг, и я был готов заплакать от того неописуемого счастья, которое владело моим сердцем. Цветок Лотоса снова крикнула, и могучий сокол, царь охоты, слетел с неба и сел на траву. Он был размером с крупную лошадь, когти сверкали, как мечи, а глаза светились подобно двум факелам.

Цветок Лотоса подбежала к птице, обняла ее и положила голову ей на грудь. Так она простояла несколько минут, потом повернулась к нам, и мы шатающейся походкой вышли из дома. Девушка подошла ко мне и отдала Великий Корень Силы.

— Крестная хочет пойти с вами, — нежным голосом сказала Цветок Лотоса. — Она столько страдала и теперь хочет сделать то, ради чего появилась на свет. Она поможет вам, а сокол быстро доставит вас в деревню.

Тут она повернулась к Ли Као.

— И еще. Я не совсем поняла, но Нефритовый Император просил передать, что уже уготовил тебе место в созвездии Скорпиона, где ты будешь красной звездой Антарес, конечно, при условии, если не попытаешься продать Владыке очередного «кота в мешке».

— Условия, условия, — проворчал старик, но я видел, как засияли его глаза.

Мы забрались на спину соколу, Цветок Лотоса встала на цыпочки и поцеловала меня в щеку.

— Я никогда тебя не забуду, — тихо прошептала она и в последний раз подарила мне свою ослепительную улыбку— Никогда.

Сокол взмахнул огромными крыльями, издал победный крик, и мы взмыли в воздух. Я оглянулся и сквозь слезы увидел, как птицы строят мост, а Царица делает свой первый шаг к звездам. Я больше никогда ее не увижу. Никогда больше она не заснет в моих объятиях, никогда больше я не услышу ее смеха. Я рыдал как маленький мальчик и вдруг услышал мягкий спокойный голос.

— Почему ты плачешь, Десятый Бык? — спросил сокол. — Царица поклялась вечно помнить о тебе, а ни один смертный еще не удостаивался такой чести.

Великолепный мост птиц все выше поднимался к звездам, и крестьяне выбегали на улицу с детьми на руках и смотрели в небо.

— Видишь? — говорили они своим детям. — В Китае возможно все. Верьте в чудо, и тогда оно тоже поверит в вас!

Мы пролетели над горным хребтом и чуть снизились над долиной, и я в который раз удивился и рассмеялся. Оценщик Фан и Хапуга Ма не теряли времени даром.

Воспользовавшись случаем и суматохой, они уже ловко чистили карманы тех, кто еще минуту назад гнался за ними. Глаза сокола горели, как два маяка, и вскоре под нами показались знакомая крепостная стена и старый колодец.

Сокол был прав. Зачем я плакал? Яркая Звезда пролила много больше слез, но теперь улыбалась и счастливо махала рукой. Капитан обнимал ее за талию, а с другого конца неба пожилой человек с мягкой улыбкой приветствовал их.

Прощай, Размазня Хо, прощай, милый друг.

Сокол расправил крылья, и под нами замелькали реки и долины, горы и города, пока мы снова не замедлили полет над невысоким горным хребтом. На нем сидели трое и неотрывно смотрели на встающий над горами мост.

— Знаете, я почему-то чувствую, что как-то причастен к этому. Странно, — задумчиво сказал Скряга Шэнь. — Не могу представить, что нечто такое прекрасное связано с таким уродливым и безобразным человеком, как я.

— Папа, это не правда, ты красивый, — прошептала малютка А Чэнь, а жена ласково поцеловала его в щеку.

Прощай, старина.

Мы помчались дальше. Горы, долины, облака. Мы яркой точкой мчались по круглому небу Поднебесной, как вдруг сокол снизился над кладбищем, где одинокий старик брел среди надгробий, волоча на плече очередного мертвеца.

— Вот посмотри, — проворчал Доктор-Смерть, — раз птицы могут выкидывать такие штуки, почему ты не можешь всего лишь воскреснуть! Возможно, ты просто не понимаешь, насколько это важно. Но тогда я тебе расскажу. Моя жена не была красавицей, но я так любил ее. Она была самая лучшая в мире жена. Ее звали Чан Чао, мы жили бедно, но она могла приготовить самый вкусный в мире обед просто из риса и трав, которые собирала в лесу. Она шила платья богатым дамам, чтобы у нас были деньги и я мог заниматься наукой; а когда мне становилось плохо, пела чудесные песни. Мы были так счастливы, и я знаю, мы снова окажемся вместе! Непременно!

Сокол камнем ринулся вниз и расправил когти. Раздался глухой удар, старик упал наземь, и мы увидели, как его душа поднялась вверх и радостно засияла. Другой призрак бежал ему навстречу с распростертыми объятиями.

Сокол снова взмыл в облака.

Звезды мерцали над головой, а под нами с безумной скоростью проплывали знакомые картины — соляная пустыня, Пещера Колоколов. И вдруг Ли Као захохотал: внизу показался каменный столб с привязанным к нему молотом и гонгом. Старец Гор стоял у входа в свою берлогу и пристально смотрел вверх. Его глаза сияли радостью, а в руках блестели маленькие алмазы.

— Холодные… — мурлыкал старец, — холодные-прехолодные…

Затем он повернулся и шаркающей походкой побрел назад в пещеру.

Снова реки, снова холмы, снова люди, показывающие пальцем в небо. И вдруг мы посмотрели вниз и разом закричали:

— А как же они! Неужели они не заслужили прошения?

Мы пролетали над Озером Мертвых, и призраки-русалки все так же кружили в холодной воде. Сокол повернул голову.

— При жизни они совершили страшную ошибку, но после смерти доказали свою преданность и доброту. Сейчас великий Яо-ван решает их судьбу. Не волнуйтесь.

Внезапно призраки пропали, и мы с Ли Као почувствовали небывалую радость, когда души Снежинки, Малютки Пин и Осенней Луны пролетели мимо нас навстречу своей госпоже.

Вскоре огромная птица стала плавно снижаться. Я открыл глаза и почувствовал, как мое сердце радостно застучало. Вдалеке угадывались знакомые очертания Перины

Дракона!

Во дворе уже собралась вся деревня, и монахи били в колокола, приветствуя нас. Сокол сделал круг и мягко опустился на землю.

Мы с Ли Као почтительно поклонились птице.

— Я не прощаюсь, — спокойно сказал царь-сокол. — Ворон сказал, что мы еще увидимся, когда настанет время сразиться с Белым Змеем, живущим в Пещере Ветров. А Ворон никогда не ошибается. — Он взмахнул крыльями и быстро исчез в облаках.

Настоятель бежал нам навстречу.

— Мы нашли корень! — закричал я и бросился к монастырю. — Мы нашли Королеву Женьшеня, и она согласилась помочь! Скорее!

Мастер Ли стал быстро готовить эликсир, а я бегал от кроватки к кроватке и громко называл имена детей. Не знаю, зачем я это делал, но, помня рассказ Хо, полагал, что лучше, если Королева Женьшеня узнает всех по именам. Они потерялись, как бедная Нефритовая Жемчужинка, и теперь им следовало найти дорогу домой.

— Маленький Хун из деревни Куфу, Олененок оценщика Фана… — я дошел до окна, как вдруг сильный аромат женьшеня наполнил лазарет. Он был настолько крепким и целебным, что мать Хо выбросила костыль и с тех пор больше никогда не хромала.

Наступил решающий миг.

По три капли на язык…

С первого же раза дети сладко потянулись, на щечках заиграл румянец, они сели и принялись играть в привычные жмурки-прыгалки. Второй обход… Все замолчали и, напряженно глядя на Башню Дракона, прочитали заветный стишок. И наконец — финал…

Три раза по три капли.

Дети замолчали и тихо опустили глаза. Все затаили дыхание.

Наступила такая тишина, что я слышал, как бьется сердце. И тут не выдержал большой Хун. Он подбежал к сынишке, стал трясти его и кричать.

Ничего.

Большой Хун упал на колени и громко зарыдал.

И тут…

Мастер Ли считает, что то, что произошло с нами, слишком драматично для дворцовых евнухов и прочих писак, и невероятное событие, произошедшее в седьмой день седьмого лунного месяца 3338 года дракона* , скорее всего, либо совсем исчезнет из истории, либо будет объяснено как-то иначе. Возможно, люди придумают какую-нибудь легенду, дабы объяснить этот праздник. Но для нас этот день навсегда останется днем великого исцеления. Королева Женьшеня собрала все свои силы, и смертоносный яд ку ослабил хищную хватку. Маленький Хун зашевелился и открыл глаза.

— Почему ты плачешь, папа? — раздался тихий голосок. Один за другим дети очнулись, но были еще слишком слабы, чтобы до конца побороть болезнь.

— На улицу! — скомандовал мастер Ли. — Вынесите их на улицу!

Длинный ряд кроваток заполнил двор, и детишки в изумлении уставились на ослепительное сияние, идущее из-за Перины Дракона. И тут мы увидели мост. Он поднимался из-за высокой башни, и ослепительное пятнышко следовало по нему все выше и выше к звездам. Отовсюду неслось дивное пение, в воздухе пахло зеленью, и яд ку отступил. Он, словно змей, скорчился и трусливо уполз прочь. Дети были спасены.

В воздухе заиграли радуги, Звездный Пастух бросил свой багор и, забыв обо всем на свете, помчался по волнам навстречу восходящей на Небо богине. Засияли тысячи звезд, божества застучали в барабаны, и небесная мелодия пролилась на землю. Дети повскакивали с кроваток и стали танцевать вместе со счастливыми родителями, монахи зазвонили в колокола, и старый Ли Као радостно запрыгал вокруг меня, потому что момент наступил. Царица Птиц поднялась на Небо и упала в объятия своему любимому звездному принцу!

Я складываю руки на груди и кланяюсь четырем сторонам света.

Пусть ваши деревни никогда не узнают беды и несчастий, пусть ваши сыновья будут сильными и отважными, а дочери прекрасными и счастливыми, и пусть и вас коснется вечная бессмертная КРАСОТА.

До свиданья!