Когда надеваешь зимнюю одежду — кажешься себе значительным! Зато в конце зимы хочется ее скорее сбросить и снова почувствовать легкость и обновление. Так и человек — он всегда меняется, он должен меняться. И если он упорно цепляется за отжившие стереотипы — либо он стареет, либо болеет, либо борется с проблемами. И когда это происходит, он все равно не остается прежним.
В Мурманске зимнюю одежду надевают рано.
Осень была теплой, как все последние годы. И хотя листья рано расстались с деревьями, земля отдавала остатки тепла. Снова и снова Станислав Громов собирал свой видавший виды рюкзак и уходил в сопки. Ему уже давно надлежало вернуться в Москву, он получил телеграмму… Утренний воздух отдавал морозцем, снег вот-вот обрушится тяжелым покрывалом на согретую землю, а он каждое утро наливал в термос чай, добавляя немного коньяку — в резиновых сапогах по сопкам в эту пору никто не ходил — и шел. Возвращаться надо было рано — световой день заканчивался часов в шесть: на севере начиналась полярная ночь.
Глядя, как дрожащее голубое марево отделяло землю от остального мира, шагая по мокрым кочкам или по мшистым камням, он начинал понимать, что значит «прирасти к северу». Дорога манила его, как любимая женщина, он уходил все дальше, досадуя, что не может остаться на ночлег — не было ни палатки, ни спальника. Уже давно собран был научный материал, уже описаны все эксперименты, а он все тянул и надеялся, что однажды она отзовется на его звонок, он приходил к тому дому, куда провожал ее, но не мог встретить.
Какая разноцветная здесь осень! — удивлялся Стас. — Любую краску найдешь, если захочешь. Мох, например, он здесь белый, бурый, красный, изумрудный, пастельного цвета… Самый красивый — голубой, он встречается высоко в горах, в его пушистых веточках то и дело вспыхивает брусника, и тогда бордовые блестящие ягоды на голубом поле выглядят сказочно-нереальными.
Брусника удивляла его своей жизненной стойкостью: где только она не растет — во мху, в кустах, на голых скалах, на маленьких головокружительных уступах. Как высоко ни взбирался Стас — везде была брусника и чем выше, тем изобильнее.
Ему нравились сопки. Когда ползешь по узким карнизам, когда взберешься наверх — встанешь на краю обрыва, посмотришь в сырую лощину, вдохнешь чистый прозрачный воздух, отведешь солнце рукою, оно, бывает, снизу светит и… закричишь от переполняющего тебя счастья, от восторга — то ли ты миром владеешь, то ли он — тобой!
Сверху Стас видел, как бесконечен мир, как независим он от человека, здесь на севере он понял грандиозность природы, это было другое ощущение окружающего, чем то, которое у него было раньше, в ограниченном рафинированном климате его родного города. Он чувствовал себя головастиком, выпущенным из удобной банки в незнакомую холодную, но чистую речку.
День медленно угасал, и человек заторопился, он знал, что день опрокидывается внезапно и сразу наступает ночь.
Последние несколько дней в ее квартире никто не поднимал трубку, а до этого вежливый мужской голос отвечал, что Виктория здесь больше не живет, а ее адреса и телефона он не знает и знать не желает.
Перекусив бутербродами, Стас направился к вахтеру студенческого общежития, которая разрешала ему звонить в любое время дня и ночи, мобильник Стаса был зарегистрирован в Москве, и звонки с него были слишком дорогими.
— Алло! — безнадежно сказал Стас.
— Да! — ответил женский незнакомый голос.
— Понимаете, — волнуясь, сказал он, — я ищу девушку, которая дала мне этот номер. И мне очень важно ее найти!
— Как зовут вашу знакомую?
— Виктория!
— Мы недавно купили эту квартиру у Виктории Новиковой, через агентство, разумеется. Так что, я ее не знаю и не видела, она жила в другом месте.
— А телефон? У вас не сохранился ее телефон?
— Надо поискать, — сказала женщина, и в трубке раздались короткие гудки.
Он тупо положил трубку на рычаг и долго смотрел на телефон, словно ожидая, что тот сам позвонит.
— Что? Опять? — спросила сердобольная вахтерша, которая была в курсе.
— Нет! Женщина взяла, но трубку бросила, — сказал Стас.
— А ты позвони еще раз, может, случайно разговор прервался, — участливо посоветовала она. — Давай, давай, звони, — настаивала она, видя его колебания. — Упустишь свое счастье — не поймаешь! А то, давай, я позвоню…
Стас не раз убеждался, насколько люди на севере приветливее и отзывчивее, чем в столице. Теплота душевная нарастает обратно пропорционально цивилизации или суровости климата?
— Нет, я — сам! — он машинально набрал наизусть выученный номер. — Извините… что звоню еще раз…
— Хорошо, что вы догадались позвонить, — прервала его женщина. — У нас ребенок шалит, нажимает рычаг. Записывайте номер.
Теперь, когда номер был у него, он заколебался — а вдруг это не она, а вдруг она не захочет с ним говорить, мало ли с кем приходиться встречаться в горах и случается говорить по душам…
Он спрятал номер в карман и ушел в свою комнату, где долго рассматривал клочок бумаги. Наконец набрал номер на мобильном телефоне и… сразу услышал ее голос, который он узнал бы из тысячи голосов… это было похоже на чудо…
— Я слушаю, — сказала она.
Он молчал, справляясь с волнением.
— Виктория? — произнес одними губами.
— Стас? — сразу же откликнулась она. — Я думала, ты… вы уехали…
— Я искал тебя, Вика! Я звонил! Я каждый день звонил! И вот теперь только мне сказали телефон… люди, которые там живут.
— А разве мой муж, мой бывший муж, разве он не сказал мой телефон? Я ведь просила его… Ах, какая теперь разница!
— Вика! Мне надо увидеться с тобой!
— Приходите завтра к нам домой! — просто сказала она и назвала адрес.
Он не спал, он мечтал о будущем, только теперь до него дошло, что она развелась с мужем, что ей пришлось продать квартиру. А что значили ее радостные слова — да какая теперь разница? Заснул только под утро и проспал до обеда. Он пришел за час до назначенного времени и долго бродил вокруг дома, вглядываясь в светлые квадраты окон.
— Дядя Стас? — мальчуган, открывший дверь, улыбался ему всем своим беззубым ртом. — Ведь ты — дядя Стас?
— Я — да! А ты кто?
— Роман Новиков! — он протянул руку.
Стас серьезно пожал маленькую ладонь, такими их и увидела вбежавшая в прихожую Виктория, ее радостно-возбужденные глаза говорили о многом.
— Рома, поставь цветы в вазу, пожалуйста! — она протянула сыну принесенные Стасом розы. — Не говорите моим родителям, где мы познакомились, они не поймут. Скажите, что у Юли, что вы — ее дальний родственник.
— Договорились! — улыбнулся Стас. — Я уже боюсь ваших родителей. А это что за зверь? — он показал на Черри, который, вальяжно развалившись, и ухом не повел при появлении незнакомца.
— Это тоже член нашей семьи. Черри, дай лапу!
Черри лениво отвернулся.
— Я ему не нравлюсь?
— Нет, он такой сам по себе. Он у нас очень давно, еще Ромки не было…
— Неправда! — возмутился невесть откуда возникший Роман. — Я всегда был! Когда ты была, тогда и я был!
— Ну конечно, был, — легко согласилась Вика. — Ты бы лучше пригласил гостя в гостиную.
— Я бы пригласил, — вздохнул Ромка, — но вы тут все шепчетесь. Пойдем, гость! — он взял Стаса за руку.
На следующий день Стас сделал Вике предложение.
Она смеялась:
— Разве так зовут замуж?
— А как? Я впервые это делаю!
— В следующий раз советую изучить свою будущую жену получше…
— А будет следующий раз? — испугался Стас. — Я не хочу!
— Да шучу я, шучу, — смеялась она.
— Господи! — он схватил ее на руки и закружил по двору. — Господи! Помоги мне жениться один-единственный раз и желательно счастливо!
— Пусти, глупый! — отбивалась Вика. — Что люди скажут?
— Люди скажут, что я счастлив! Так я не понял, ты выйдешь?
— Мне надо подумать… посоветоваться…
— С родителями?
— Нет, это бесполезно, ты их совершенно очаровал, особенно маму.
— С кем же ты собираешься думать?
— С Ромкой!
— А-а, это серьезно. А можно, я с ним сам посоветуюсь? — спросил Стас. — Все-таки мужчины лучше понимают друг друга…